Баба Марья сидела за столом и наблюдала, как Федор крутит в пальцах ложку.
— О чем задумался?
Богатырь уныло уставился в чашку.
— Да так…
— Ну что "так"? О ней все.
Федор кивнул и поднял печальные глаза на женщину.
— У нее с этим зверем все так, как она убеждает? Ты, ведь, ведьма, баб Маш. Скажи. Я пробовал смотреть, да все без толку.
— Ты?
Старая женщина вдруг помолодела до физических двадцати лет. Смех ее разливался по комнате и совсем не напоминал девичий, это был смех мудреца, прошедшего огни и воды.
— Феденька, ты не можешь ее судьбу проследить. Это под силу лишь мне или ее матери, и то один из возможных вариантов. Судьба человеческая так же переменчива и бурна, как воды горной реки.
Богатырь не смутился.
— Я лишь хотел знать.
Марья стала серьезной.
— Нет, Федь. Я смотреть не буду. Ее судьба — ее дело. Она сама должна решать. А не кто другой. "Виновата не Доля, а Воля", — баба, а теперь девица, Марья назидательно подняла палец, цитируя старую легенду.
Ведьмак потупил взор. О невмешательстве гласили все законы.
— Тогда, как мне быть?
— Это тоже решать не мне.
— Ну, спасибо! Помощи от тебя… — Федор саркастически поджал губы.
— Всегда пожалуйста! — беззаботно отмахнулась ведьма.
— Не могу поверить, что ты благословляешь это!
— Он сильный, благородный, умный, а главное Даню любит. Отчего мне быть противной?
— Да хотя бы оттого, что он много старше и неживой.
— Федь, ты несправедлив. Ревность затмевает рассудок. Доводы твои неразумны. Мне на роду было написано быть одинокой, а вот ей совсем иное. Этот союз может разрушить только она, и то если захочет. Даже волк не в силах от нее отступиться…
— Так значит, ты его судьбу смотрела? Как же я не догадался?
Федор ударил себя по лбу. Марья снова засмеялась, затем лицо ее стало суровым.
— Просто, действуй разумно. Я, конечно, тебя как сына люблю, но если ты причинишь вред моей внучке…
— Ты меня со свету сживешь, а то я не знаю! — закончил за нее богатырь.
В оконное стекло еле слышно постучали.
— Ба Маш! Ба Маш!
Яга встала со стула и, отодвинув занавески, распахнула раму.
— Ба Маш. Я принес. Я свободен!
— Весть?
— Не-е, — маленький чертенок ловко перепрыгнул через подоконник и очутился в комнате. — Ты ж просила, вот я и достал, как обещался! Еле нашел!
Марья распахнула выжидающие глаза на чертенка. Тот перегнулся через подоконник, закряхтел, напрягся, тоненькие ножки неожиданно оторвались от пола и засучили в воздухе копытцами. Груз с той стороны был тяжел для столь миниатюрного создания.
— Сейчас, сейчас, сейчас… — Щебетало существо.
И вот из-за стены дома показалась полукруглая верхушка чего-то, накрытого выцветшим покрывалом. Затем чертенок затащил весь предмет в комнату и бухнул его на пол.
— Фу-у! Толстая!
Правой ручкой он вытер пот со лба.
Марья стянула покрывало. В большой золоченой клетке сидела невозмутимая и несколько помятая Гамаюн.
— Что ж ты ее в клетку жар-птицы то?
— Так она говорить не хотела! И лететь отказывалась. Пришлось братцев созывать, чтобы выловить, да туда ее впихнуть!
Федор хохотнул.
Яга нахмурилась.
— А это точно та самая?
— Точно, точно… — Пискнул чертенка. — Точнее не бывает. Ну все. Долг мой списан, я побежал.
Существо скрылось в проеме открытого окна. Марья проследила, как он сбежал, затем повернулась к птице.
— Говори.
Гамаюн презрительно повела бровью.
— Говори, пернатая. Приказ Морока исполняю.
Вот теперь невозмутимость слетела с прелестного личика.
— Что ты хочешь знать, Яга?
— Помнишь ли человеческого юношу Антона, которого усыпила на детской площадке с три месяца назад.
Птица пожала плечами.
— Я много кому песни пела.
Марья позвала.
— Антош!
— А?
— Подь сюда!
— Ну, баб Маш! А мой цве…
— Подь сюды, говорю! — голос женщины стал грозным.
— Все. Понял. Я тут. В чем беда? — худощавый парень возвышался в проходе.
— Его помнишь? — обратилась Яга вновь к птице.
Гамаюн заворожено смотрела на красивого юношу.
— Помню его. Такой милый и добрый, красивый, жалко мне его бы…
— Тфу! Пернатая! Ты мне лучше скажи: кто тебе велел его усыпить?
Птица рассердилась.
— Яга мне просьбу Маржаны донесла.
— Какая Яга?
— Меч охраняющая.
Федор побледнел.
— Проша?
— Она. Нашла меня в садах и просьбу передала. Я выполнила да улетела. А теперь выпустите меня.
Марья задумалась.
— Сначала ты все тоже самое повторишь Мороку.
Птица недовольно защебетала. Яга раздраженно накрыла клетку покрывалом. Антон сел рядом с Федором. Слишком неправильным сейчас казалось лицо ведьмы. На нем ясно читалась тревога.
— А ну-ка, Антош, подай мне вон блюдечко серебряное.
Парень оглянулся по направлению кивка ведьмы. На стене, действительно, висела полка, а на ней стояло небольшое блюдо декоративное, ярко начищенное. Антон встал и снял его.
— Вот.
Марья бегом спустилась в подпол, за дальними банками она отыскала плетеную корзину яблок. Осторожно вынула одно из них и спрятала остальные. Наверху Яга опустила яблоко на блюдо и, склонившись над ним, зашептала. Яблоко медленно покатилось по кругу.
— Что она делает? — Антон ткнул Федора локтем.
— Хочет увидеть прошлое Прасковьи.
Парень поднял удивленно брови и, когда Марья закончила наговор, склонился над блюдом. Федор последовал чужому примеру.
Серебряная поверхность нечетко отразила три лица, затем лица растворились и внутри начали появляться безмолвные картины, сменяющие друг друга, как видеоролики.
Вот великолепная русая девушка оборачивается старой цыганкой и садится на площади, возле цирка. Многочисленные прохожие не обращают на нее внимания, она как будто и не проявляет к ним интереса, пока в ее поле зрения не попадает пожилой дед, одетый в белую майку и джинсы. Гадалка подзывает его и что-то ему нашептывает.
Картина меняется. И вот уже та же молодая девушка принимает вид сказочной Яги и протягивает вожжи белоснежного коня пожилому мужчине с туго набитой спортивной сумкой.
Снова перемена. Та же Яга забирает коня и провожает деда через пелену тумана.
Перемена. Русая красавица стоит и наблюдает за Даней и Дубравко на городской площади там, где она изображала гадалку. Лицо ее искажает ярость, кулачки сжаты.
Новая картина. Девушка протягивает Гамаюн прядь седых, почти белых, волос и произносит короткую речь.
И вот блюдо снова отразило три сосредоточенных лица.
— Баб Маш, а ты сразу так не могла сделать?
Антон отошел чуть в сторону.
— Если не знать имени, ничего не выйдет, — Яга задумчиво хмурилась. — Это мы с тобой, юный ведьмак, еще освоим. — Марья перескачила на интересующую ее тему. — Зачем Прасковья это делала? Что ей нужно?
Федор виновато вздохнул.
— Видимо, я.
Антон и Марья, ошарашенные заявлением, взглянули на ведьмака.
— Я… — Богатырь запнулся. — Было по молодости. Она старше была. Интересная такая. Расстались мы — не очень.
— Что значит "не очень"? — Начала сердиться Яга.
Федор еще больше поник.
— Я ушел. Сказал, "не люблю" и все. Она что-то угрожала, не помню уже…
В комнату, распахнув окна, ворвался ветер, на кончиках пальцев Марьи стали появляться и исчезать голубые разряды. Стол под ее ладонями задымился.
— Ты! — прогремела природа вокруг. Богатырь приготовился к неизбежной каре. Антон поспешно сорвался с места и взял ведьму за плечи.
— Баб Маш! Не сердись. Не время.
Женщина закрыла глаза, глубоко вздохнула. Ветер успокоился, стол перестал дымиться. В комнате пахло гарью.
— И то верно, — она взглянула на Федора. — Моя внучка ей месть или препятствие? Отвечай.
— Не знаю, — честно ответил ведьмак. — Я Прасковью никогда до конца не понимал. Я и не думал, что она способна на что-то подобное. Она всегда такая мягкая, нежная была…
— Она — ведьма! Яга! Федя! О чем ты думал?
Богатырь резко вскочил.
— Я пойду к ней и сам во всем разберусь.
— Поздно. Теперь разбираться будет Морок, а то и вовсе Маржана. Прасковья ведь извести Даню хотела! И у нее не вышло. И я не думаю, что она на этом остановится… — Неожиданно Марья спохватилась. — Девочка моя! Она же трех волкодлаков в Беловодье повела!
Прасковья, пригнувшись к шее белого коня, скакала вперед. Мерные удары копыт о землю рассекали лесной воздух. Она своими ушами слышала, как Евдокия обсуждала возвращение домой с волком. Сегодня.
Именно сегодня она наконец избавится от этой девицы. Федор глуп, если думал, что она отступит. Никогда такого не случится. Никто не узнает о ее маленьких хитростях. Сегодня Маржана выставит приговор, а уж по его завершению, когда молодую Ягу лишат ее сил и обратят в зверька, она, Прасковья, найдет способ устроить несчастье и раздавить букашку.
Впереди показался деревянный резной терем.