Мэнд, Тайран.
1
Очередной пленник соврал вряд ли. Слишком был напуган.
Они видели именно проклятый алтарь, а не лживый морок черной магии живого трупа Ормоса. И, значит, доброй, любимой мамы больше нет. Самого дорогого человека…
Только Арабелла это уже знала. В тот самый миг будто что-то оборвалось в груди. Будто сорвался под ослабевшей рукой последний камень — на узком уступе. И Арабелла соскользнула в Огненно-Ледяную Бездну. И теперь осталось только лететь вниз и вниз… мимо голых скал. На острые камни внизу. Пока не разобьешься.
Маму убивали, пока Белла кралась бесконечными коридорами этого преддверия Бездны. Пока убегала от багрово-факельных отблесков. И верила, что успеет спасти самого родного человека.
«У Тьмы нет власти!»
Теперь Арабелла растворилась в голодной тьме. И устало бредет в ней, мало что понимая. Из змеиного лабиринта нет выхода. Разве что к голодным змеям. Они уже шипят из всех сумрачных углов. Предвкушают вкусный ужин.
Только зачем даже им глодать острые осколки чужой души?
Клубятся смутные, темные тени… и выскользнул навстречу Арабелле живой, гибкий силуэт. В изорванном алом платье. Вьется по точеным плечам рыжая грива, яростно горит в факельном свете синева взгляда. «Цвета грозового моря» — как сказали бы художники в далеком Вальданэ, куда не вернется уже никто из них.
Исцарапанные руки легли на плечи Беллы:
— Где вас носило, и почему ты одна⁈
Бритвенные осколки вяло ворочаются в больной голове. Нехотя режут густой алый туман… вместе с заблудившимся разумом. Пытаются вспомнить, куда делись друзья. И нужно ли еще вообще их искать. Главное, что нет мамы.
Да, им с Грегори и Витом было нужно найти вдобавок какую-то загадочную Лауру. Это Арабелла вспомнила только сейчас. Смутно — как в вялом, кисельном мареве. При виде этой самой Лауры. Бессмертные Дети Ночи предупреждали, но сейчас они дальше, чем прежняя жизнь в родительском доме.
А теперь загадочная Лаура нашла Арабеллу сама. Как? Уже неважно.
— Иди сюда. — У сдержанно-бешеной фаворитки Змеиного Короля — медные волосы и ярко-синие глаза. Жесткие и злые. С такими выжить шанс есть. Бедная, добрая мама была совсем другой и потому погибла. — У меня мало времени. Да встряхнись же ты! Я видела стражу, пока кралась сюда. Твоего парня схватили, а ты…
— Он — не мой парень, — будто сквозь толщу сонной воды вспомнила Белла. — Витольд — мой друг. Мы вместе искали моего брата.
И других. Пленников держали в разных концах этого змеиного дворца. Гору и Виту это сообщили зеркала.
И тогда эвитанцы разделились. Зря. Витольд крался впереди, и его схватили. Слишком внезапно. Белла успела затаиться за углом и сбежать. Потому как мало что соображала. Иначе кинулась бы на помощь.
А тогда Арабелла потащилась по свежему следу дворцовой стражи. Чтобы спасти Витольда или умереть. Или и то, и другое.
Только порой забывает, куда и зачем идет. Но это ведь ненадолго, правда? Потом неверная память возвращается кинжальной болью.
А Грегори — невесть где. Может, его уже сожрали мертвые змеи? Он ведь отправился искать других пленных один. В компании только «языка». Того, что пощаженный слуга.
А куда они дели трусливого офицера? Не вспомнить.
Пусть радуется, что не достался Змее. Многим повезло гораздо меньше…
Мама!.. Боль захлестывает кипящими волнами. Накрывает с головой, тянет на вязкое дно чернильно-багрового омута.
А они сами с Витом? Куда брели они? Почему Белла это уже забыла?
Ах да. За ее братом Виком. И за другими пленниками. В противоположный конец дворца. Мимо очередных факелов и ветхих гобеленов.
— Твой брат — Виктор Вальданэ? Тогда он пропал.
— Куда?
Арабелла особо уже и не надеялась. И могла ответить сама.
Будь Виктор жив — она бы тоже уцелела. Почувствовала родную душу рядом.
Маму Белла чувствовала. До последнего.
— Здесь пропадают лишь в одно место.
— Как и мама. Я видела, как ее убили.
Последние искры гаснут в кромешной тьме. Больше ничего и никого нет. И самой Беллы — тоже…
Надо было тогда, в еще не сожженном Аравинте, не мчаться за Гором, а остаться с мамой. Рядом, может, и получилось бы ее спасти…
— Да встряхнись же ты! — прикрикнула Лаура. — Меня ежедневно насилуют и почти так же часто бьют, но я не кричу и не хнычу.
— Я раньше — тоже… — зачем-то начала Белла. Не всё ли уже равно? Ее ведь уже нет.
А хладные мертвецы и бестелесные тени — безмолвны. Из умерших опасны только Дети Ночи… и Ормос.
— Ты вообще-то хочешь отомстить? Очнись!
Да, за погибших мстят. Когда-то Арабелла мечтала отомстить за храброго папу и благородного, доброго дядю Арно. И за тяжелые раны любимого Гора.
А теперь она тоже знает, что за близких и родных нужно мстить. Но это знание — будто ветхая страница в старой книге. Как один из забытых дворцовых гобеленов. Где-то, когда-то и кем-то написана.
А в сумрачной реальности хочется сжаться в невидимый комок и забиться в темный угол. Их здесь полно. И выть, выть, выть. Вдруг хоть там и тогда не так сжигает режущая душу и сердце боль?
— Я больше не могу. Нет сил. Я умерла.
— Отлично! — Лаура выматерилась не хуже любого пьяного наемника. — Мне на помощь прислали дохлый труп. Жаль, что не как Дети Ночи — вот от этих-то покойников толк есть. Но сами они заявиться не соизволили. Моего любимого тоже убили — слышишь, ты, змеева дура? Но я почему-то жива и не спятила.
И что? Чем это поможет? Милой, доброй мамы и Вика больше нет. И дяди Георга. Где-то есть любимый Грегори… наверное. Но его имя больше не светит во тьме проклятого Мэнда. И ничего не значит. Прежняя любовь Арабеллы — отныне тоже высохшая страница чужой старой книги.
Пальцы Лауры сжимают плечи Беллы до синяков. А яростные синие глаза — близко-близко. Безразлично близко.
— Лично я собираюсь мстить, а не возиться с тобой. Слышишь?
Лучше бы отомстила самой Арабелле. Можно всадить кинжал себе в сердце, но зачем? Смерть ничуть не лучше жизни. Ничего не изменится.
— Отойди от нее! — в черных глазах Грегори — затаенная угроза. Как и в его клинке.
Когда Гор успел подойти так незаметно? Ладно, к безумной Арабелле, но к дикой Лауре?
Он тоже изменился. Неуловимо, но быстро.
Жаль, что Белла — не в ту сторону. Не в лучшую. Не в живую.
А за спиной возлюбленного из сумрачной тьмы выступают бесчисленные тени. Десятки… сотня? Целый коридор. Темное войско.
— Гор, беги! — крикнула тень прежней Арабеллы. В память о былой любви.
— Это свои.
И впрямь. Свои. Живые. Дышат. Отбрасывают собственные тени.
Одна из них — рослая, крупная, в старомодном чепце — кинулась к Арабелле.
Баронесса Керли. Из плоти и крови. Всё такая же несокрушимая.
Грегори их освободил… нашел. Спас.
И потому с его острого клинка кровь каплет так часто. Всё еще. Опять смывает прежнюю. Уже засохшую.
Страж там был явно не один. А сколько из них держали маму, пока палач вскрывал ей горло⁈
Жаль, Белле никогда их не достать. Она даже не вспомнит лиц. Всё заслоняет одна лишь Тьма.
Разве что убивать каждого первого служителя Ормоса. Тогда уж точно не промахнешься.
— Отлично! — негромко и зло хохочет Лаура. — Хоть кто-то живой объявился. Да целая армия прямо. Команда женщин, стариков и даже детей. Хочешь последние новости? Твой друг в лапах жрецов, а твоя подружка способна только скулить.
Теплая рука обнимает за плечи. Белла, как раненый зверек, прижимается к худому плечу Грегори. Цепляясь за последнее, что еще осталось.
— У нее только что убили мать. — Зачем он об этом напомнил? Арабелла жалобно стонет, сжимаясь от боли. — Тише, не плачь. Мы идем спасать Вита. И остальных. Веди нас.
Значит, остальные и впрямь существуют. Где-то. И туда они с Витольдом шли. Наверное.
Что враги сделают с Витом? Или уже сделали? Казнят? Тоже скормят Ормосу?
Виктор — жив? Грегори, скажи, что брат Беллы — жив! Тогда она еще попытается… вернуться. Склеиться. Собраться вместе.
— Да она уже и без меня туда шла. По крайней мере, в том направлении. Вряд ли только соображала, зачем. И что собиралась делать. Только там не пройти. Всё перекрыто, и голодный Ормос караулит. Но есть другой способ. Убить змеиного короля Мэнда. Тогда им станет не до твоего Вита.
— А это возможно? До сих пор этот больной маньяк почему-то жив.
— Всё возможно. Все смертны. Если знать, чем и как убивать. Я не зря ошивалась во дворце.
— Я уже понял, что ты из Эвитана, — уже мягче произнес Гор. — И чем же?
— Змеиным оружием. Клинком из застывшего яда Ормоса.
— И где его взять? У Ормоса из-под скользкого бока? Там и отлить?
— Нет — в королевской оружейной. Вполне открыто. В бывшей Алой Башне. Там когда-то красные розы зимой цвели — для живых… Он уже давно отлит. Но тебе (и любому другому) его и брать бесполезно. Умрешь от жгучего яда раньше, чем шелохнешься. Чтобы только удержать Змеиный Клык, нужно быть Посвященным. Хотя бы низшей ступени.
— И где я сейчас возьму Посвященного? — в хриплом голосе Грегори — смертельная усталость. — И еще не пришибу при этом. Ладно, где его ловить?
— А он у вас есть, — усмехнулась рыжая девушка. Оскалилась. — Я. Я же сказала, что сойдет и низшая ступень. Даже самая низшая.
2
Аристид уже когда-то был в Мэндском подземном дворце Бессмертных. В отличие от Анжелики.
Но туда им сейчас и не надо.
Подземелья Детей Ночи ведут почти к самому дворцу короля-жреца. Почти.
И сейчас большая часть подданных вечно юного Князя Ночи просто собралась широким кольцом вокруг. На безопасном расстоянии. На почти безопасном.
Ждут.
А вот лица и Аристиду незнакомы. Все, кроме сына.
Как впервые видят Древнего и они. Даже острые клыки оскалили. Неуверенно. Примерно чувствуют, сколько из них тогда останется здесь навеки. Или уже нигде.
Приземлился Аристид шагах в пяти от ближайших. Анжелика отстала лишь на миг.
— Он похож на нашего Князя, — изумленно воскликнул кто-то.
— Неверно. Не я на него, а он на меня, — усмехнулся Аристид.
— Отец… — вечно юное изумленное лицо. Что на нем — искренняя радость? И… облегчение.
Будто лунное сияние расходится золотыми волнами. Накатывает на приближенных, на древние стены, на мрачные витражи вражеского дворца…
Зато среди Бессмертных — явное замешательство. Не ожидали? Не настолько древние? Все обращены уже при этом мальчике? Куда делись остальные? Разбежались? Худшее лучше не предполагать. Все-таки этого вечно юного Князя любит маленькая Иза.
— Он — ваш отец в смертной жизни? — удивился кто-то из ближайших соратников. На вид — чуть старше своего Повелителя.
Среди них и впрямь мало тех, кто успел повзрослеть.
— В обеих, — вдруг открыто улыбнулся Князь. — Мой отец и мой создатель, где ты был так долго? Я так тебя ждал!
И кинулся с объятиями. Можно сказать — на шею. Чуть ли не повис.
Под изумление подданных. И причин для такого у них больше одной.
Вряд ли подобное признание уместно без подробностей. Даже Дети Ночи не слишком поймут отца, вдруг обратившего шестнадцатилетнего сына.
Но для объяснений не осталось времени. Да и Аристид для них слишком горд. И не за тем сюда прибыл.
Придется потом Князю лично выкладывать семейную историю любопытствующим. Если снизойдет. И сочтет нужным.
Раз уж не осталось живых свидетелей. Не-живых.
Будто ночная птица взмахнула антрацитовыми крылами — колыхнулся звездный плащ. И сияющие темные локоны. Ярко сверкнули необычайно ясные глаза — тени звезд уже небесных. На шею Анж кинулась Иза. И действительно повисла:
— Наконец-то ты с нами, сестра! Лучшего создателя нельзя и пожелать — ты станешь сильнейшей из нас. Ради этого стоило ждать так долго. Но как ты могла так рисковать собой, Анж⁈ Я уже тебя оплакала. Я так боялась, что уже тебя потеряла!
3
Почему-то Витольд ждал безумного короля-жреца. Но нет, в черно-алом зале — одни глухие капюшоны его змееглазых приспешников.
И эбеновый алтарь в застывших потеках. Хорошо, здесь нет Арабеллы. Она бы поняла, чья эта кровь.
Настежь распахнута дверь — размахом в полстены. А из нее — ветвится широкий лаз в непроглядное подземелье. Под легким углом.
Жрецы ждут полумертвую Змею на пиршество. Жертва — тоже. Он, Витольд.
И не только.
У соседней стены — огромная шевелящаяся куча. Тел. Живых. И связанных. Мужчины, женщины, дети, старики. Часть — эвитанцы, остальные — нет. Местных нахватали. И, похоже, даже далеко не всех знатных.
Похоже, следующие жертвы. На каждого черных столбов не хватит. Окончательно спятившие жрецы теперь режут сразу толпой?
Витольд сразу заметил среди обреченных три или четыре знакомых лица… и накрепко стиснул зубы. Об этом думать сейчас нельзя!
Как и об оставленной в Эвитане Алексе! Но там хоть есть честный кардинал Александр. И он поклялся.
Где же проклятый свихнутый монарх свихнутого Мэнда? Почивать на мягких перинах отправился? Отдохнуть от трудов праведных, подлая, сволочная скотина?
Пока волокут, Вит не только огляделся. Еще успел надавать изрядных пинков и крепких тумаков — куда дотянулся. И даже удостоился отборной ругани. На неизвестном языке. Правда, какой-то слишком… размеренной. Эти рыбокровные скоты даже злиться, как нормальные люди, не умеют.
И в ответ Вита двинули тоже — почти равнодушно. Привычно. Отвлеклись всего на миг — увы, времени вырваться не хватило. В кровавый зал втащили еле живого короля Георга Ларнуа. И поволокли к соседнему столбу. Именно поволокли — слабые ноги больного старика не держат.
Но не от страха. Его в потухших черных глазах — нет. Престарелый король именно болен.
Приковали их рядом. Методично и аккуратно, как быков на бойне. Хором затянули мерзопакостную муть на древнем языке. Прилежные мальчики из церковного хора нашлись!
— Верую в Творца милосердного и всепрощающего, — искренне прошептал Витольд. — Творец, в руки твои вручаю душу свою.
Если Творцу служат подобные благородному кардиналу Александру, в такого Создателя всего сущего стоит верить…
— Творец милосердный… — еле слышно попытался повторить и король Аравинта.
Охрипший, сорванный голос ему не подчиняется. Да и как говорить — если половина лица неподвижна?
Молитвой Витольд захлебнулся — плотный кляп забил рот слишком глубоко. Мешает дышать. И воняет. Половую тряпку, что ли, с затоптанного пола подобрали? А прибраться здесь некому? Всех слуг-уборщиков уже успели перерезать?
Ничего, кляп — мелочи. Главное, что Витольд ведь успел снять того здоровенного охранника и обыскать. И даже бросить драгоценный ключ в клетку с жертвами. Дальше выберутся сами.
Просто не успел спастись сам, но это ведь не самое главное?
Правда, он не знал, что нужно спасать еще и тех, кого уже успели приволочь сюда!
И если Творец и впрямь — милосерден, он направит грешную душу Витольда туда, куда заслужено. Хоть в Светлый Ирий, хоть в Ледяную Бездну, хоть еще куда. Но только не в пасть к древней змее из совсем другой религии. Напрочь проигравшей эту битву еще в замшелую древность. Иначе сейчас ее жрецы не прятались бы по темным, склизким катакомбам и сырым подвалам.
Вот только такой же кляп уже суют больному королю, а он может задохнуться. Уроды! Уроды и скоты!
А молиться можно и не вслух. Даже в Священных Свитках сказано, что истинная вера — в душе и сердце. Шептать спасительную молитву можно и про себя.
«Верую в Творца милосердного и всепрощающего. Творец, в руки твои вручаю душу свою…»
Древнее пение сбивается, срывается. Пускает позорного петуха…
Что, беситесь, змеевидные, скользкие твари с рыбьими глазенками? Мешает, да?
Черный рукав взвивается над головой Вита. С чем-то плохо различимым в сжатом кулаке. Сейчас оглушат…
И жесткий удар ничем не смягчить. И не увернуться…
…И тело в бесформенном черном мешке падает рядом. А следом — прочие. Их тоже сняли — быстро и ловко. Преобладающим числом.
И уже чьи-то сильные руки отвязывают Вита от ржавого ледяного камня. Железные, медвежьи лапы. Такие до боли знакомые. До боли в суставах.
Кристиан и Никола Керли! Стиснули оба сразу. Нет, бедных ребер у Витольда точно больше не будет.
Сколько раз боролись вместе. Вит ни разу не победил… Ни одного из них.
А женская рука выдернула мерзкий кляп. Графиня Венло!
И брезгливо отбрасывает? Нет, с тряпкой точно не всё ладно.
А прочие свои — сколько их? — уже развязывают шевелящуюся «кучу». Грегори, ты — молодец! Неужели нашел всех⁈
В три пары рук уже распутывают и старого короля. Усаживают, бережно поят из фляги.
— Потом расскажешь, где потерял Алексу, — вздергивает Вита на ноги крепыш Кристиан. — А пока, — витое серебро и надоевшая чернь узкой фляжки — прямо к пересохшим губам, — вот, глотни-ка.
А могучий Никола поддержал за подмышки. Не дал рухнуть. А то ноги Витольда тоже сейчас подвели.
Глотнуть он и впрямь успел. И именно тогда первый толчок сотряс змеиный дворец.
4
Земля и шаткий пол прекратили трястись, едва последний беглец миновал крутую лестницу. Ведущую в основные коридоры. Змеиное подземелье осталось позади.
Но над головами по-прежнему — тяжелая крыша и три этажа дворца. Под ногами змеятся (опять!) трещины на фигурной мозаике.
Где кровавый король — неизвестно, а до ближайшего выхода надо еще добежать.
Холодно. Грегори поморщился. Арабелла дрожит, будто они не в осеннем Мэнде, а в северном Словеоне посреди лютой зимы. Или в северном Ормхейме.
Змеи с ним, с гнилым королем опостылевшего Мэнда — отсюда надо выбираться. И выводить живых людей.
— Уходите, — принял решение Грегори. — Прямо сейчас. Прочь. Ломайте двери в залы. Выбирайтесь через окна. Найдите, где нет решеток.
Он лично видел такие, когда в первый раз пытался сюда залезть. Вот только сообразить бы теперь, где именно их заметил.
А парадный и черный вход наверняка перекрыты гораздо сильнее. А всё подземелье сотрясает дохлая Змея. Выползает на привычную охоту.
— Там всегда вооруженная стража, — хмуро бросил кто-то из спасенных мэндцев. Молодой, крепкий. Кузнец или бывший солдат? — С острыми мечами, копьями и заряженными пистолетами. Она всегда там. Вокруг всего дворца. Иначе бы отсюда всё время кто-то бегал.
— Стража — смертна. Это уже все заметили, разве нет? Убивайте солдат и жрецов, бейтесь за каждый шаг, зовите на помощь Детей Ночи. Чем ближе к ним подберетесь, тем легче им будет вам помочь.
— А ты? — перебил его Витольд.
— А я попытаюсь найти Виктора. Нельзя оставить его здесь.
Вздрогнула Арабелла.
— Только не ты, — остановил его Вит. — Без тебя они не выберутся. За Виктором вернусь я.
— Прекратите! — рявкнула вдруг… почтенная баронесса Керли. Не хуже сыновей. И даже мужа. — Никто больше не станет разделяться. Хватит уже. Все идем в одну сторону. И либо найдем Виктора, либо нет. Нас для этого достаточно. Хватит уже — одного такого героя-одиночку мы только что отвязали от алтаря.
— Вы правы, — признал Грегори.
И опять неверно выбрал направление пути. И выяснилось это уже за поворотом.
Когда беглецы выскочили из тьмы в яркий — яростный! — свет. В огненную ночь.
Потому что опасные толчки и впрямь замерли. На время.
Потому что свое черное дело уже свершили. Снесли часть крыши и верхних этажей. Начисто. Будто там всё давно прогнило.
А еще — раскололи змеиный дворец надвое. Вместе с окрестным двором, витой оградой и… изрядной частью города. Отделили бесконечным провалом добрых ярдов десять в ширину… уже двенадцать. И медленно ползут по старому камню широкие лучи-трещины. В обе стороны. Как совсем недавно — по дворцовой мозаике.
Ветвятся, как очередные ядовитые змеи. Только что не шипят. Еще не научились.
И именно потому ни одного стражника беглецам пока и не встретилось.
И теперь дохлая Змея замерла. Остановилась передохнуть. Перед сытным обедом. Жертвам ведь уже никуда не деться.
А позади всё рушится. Прямо за их спинами. Будто стоит живым покинуть коридоры, как там всё мгновенно гниет…
А впереди, за провалом — полдворца стоит, где стояло. Будто ножом срезана стена. Ровно так.
А над запрокинутыми головами — бездонное ночное небо. И по нему несется вскачь яростная комета. Будто огненный всадник на колеснице. Горячит коней. И срываются с клинка алые всполохи…
Светло, как днем. Только много страшнее.
Из чего перекинуть мост? И на чём держится их часть дворца, если провал — всё шире. Сколько уже — ярдов тридцать?
Куда они сползают — к кипящему черному морю?
— Назад! — крикнул Грегори, перехватывая семилетнюю дочку баронессы Мадлен Лито. Чуть не соскользнула в глубокую черную бездну. — Не подходить близко!
Куда ведет непроглядная тьма — в бывшее подземелье? Или… еще глубже?
Оттащить перепуганную девочку назад, вручить железной баронессе и…
И не по-женски крепкая рука сжала запястье Грегори:
— Только попробуй сунуться туда один… мой король.
Дикий вопль заставил обернуться обоих. Из бездонного провала высунулась… гладкая, скользкая, круглая горка. С круглыми же глазами — без век.
И голодной, хищной пастью в рослых полчеловека.
И, возможно, ее привлек не зовущий запах живой крови. Или не только он.
Еще и слишком громкий окрик бестолкового горе-командира.