Deus Ex Machina (Бог из машины)

Мартышев Сабир

Deus Ex Machina

АВТОРСКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

Deus Ex Machina. Дэус экс махина. Бог из машины. Так в в античной трагедии называли появлявшегося на сцене при помощи механического приспособления персонажа, олицетворявшего божество, который был должен решить любые проблемы людей одним мановением руки. Хорошая сказка, в которую удобно верить.

Какое отношение имеет Бог-из-машины к ужастику (а DEM именно таковым и является), что находится перед Вами? Hе буду раскрывать всех карт, так как вскоре вы сами все узнаете (возможно, узнаете больше, чем вам хотелось бы). Скажу лишь, что название представляет собой нехитрую игру слов.

Для меня это первая серьезная попытка поработать на ниве ужасов (предыдущие короткие рассказы "Только бы не взорвалась", "Заяц" и "Черепашьи глазки" не в счет), и я уяснил для себя одно - работать в этом жанре весьма трудно. Ибо ужас, как и юмор, представляет собой ту тонкую материю, где важно сохранить настрой и атмосферу и не переборщить.

Получилось ли это у меня? Честно говоря, после трех месяцев написания и еще двух месяцев редакции я потерял способность объективно оценивать написанное. Потому предоставляю вам судить самим. Сам же я знаю, что некоторые моменты получились удачными даже на мой придирчивый взгляд и способны напугать меня до сих пор. Hадеюсь, что для вас таковых будет большинство.

Повесть DEM писалась ради одной цели - концовки. В ней объясняется все то, что происходит вокруг, а также то, на что вы, возможно, не обратили внимание. Поэтому убедительная просьба, не заглядывайте вперед, а наберитесь терпения и прочитайте повесть до конца, не лишайте себя удовольствия непредсказуемой концовки.

Отдельно хочу поблагодарить Hаталью Крамаренко (2:5030/587) за ее бесчисленные консультации по некоторым техническим вопросам, за терпение, проявленное к моим дурацким вопросам, и за ценные замечания, которые были учтены во время редакции и, как мне кажется, помогли улучшить читаемость произведения. Все что правильно - ее заслуга, все что напутано - моих рук дело. Спасибо, Hаташа!

Вот, вроде бы, и все, что я хотел сказать.

А теперь приготовьтесь погрузиться в весьма недружелюбный мир, где все обстоит гораздо хуже, чем вам может показаться вначале.

Сабир Мартышев, Hижнекамск, Сентябрь 2000г.

Deus Ex Machina

Decoction of Jimsonweed

Slimу trailing plants distil

Claustrophobia and blood mixed seeds

Cursed downstairs against mу will

Cobweb sticks to molten уears

Cockroaches served with cream

I wipe the silver bullet tears

And with everу tear a dream

-- Tiamat "Whatever that hurts"

Я держал в руках голубое махровое полотенце, из которого выглядывало красное сморщенное личико. Закрытые пухлые веки и легкий пушок на голове вот и все, что я видел, однако этого было вполне достаточно, чтобы растрогать меня до слез. Я держал в руках новорожденного сына и никак не мог поверить, что он является моим главным и лучшим произведением на Земле.

Врачи в масках суетились вокруг, но все мое внимание было приковано к комку плоти у меня в руках, тепло которого ощущалось даже сквозь нежное полотенце. Мне хотелось что-то сказать, но я не находил слов - довольно редкое состояние для писателя.

- Алекс, - прошептал я, - вот ты и родился. Знал бы ты, как я тебя ждал, сынок.

Последнее слово я произнес с особой нежностью, смакуя его вкус.

Я не знал могу ли я поцеловать своего сына; врачи говорили что-то насчет опасности инфекций, которые не страшны взрослым, но смертельны для новорожденных. Поэтому, пересилив желание, я протянул ребенка жене.

Лицо Анны было покрыто испариной, темные волосы спутались и налипли на щеках, лбу и шее грязными лохмотьями. Ее губы едва заметно дрожали в память о боли, которую ей пришлось недавно пережить. Она приняла нашего малыша и, прижав сверток к себе, расплакалась. Из ее темных, почти черных глаз покатились горячие слезы, струйки которых проделывали себе путь сквозь капельки пота, иногда смешиваясь с ними в больном коктейле. Ее тело неконтролируемо затряслось, и я испугался, что она нечаянно сожмет малыша слишком сильно или выпустит из рук.

И как в страшном сне я вижу то, чего боялся. Продолжая плач, сквозь который мне слышаться истерические смешки, Энн все сильнее прижимает к своей груди синюю куколку, сильно сминая ее, гораздо сильнее, чем нужно, и я слышу глухой хруст, будто кто-то наступил на иссушенного таракана, а на полотенце изнутри расплывается большое темное пятно. В комнате появляется запах железа и чего-то кислого.

Врачи вокруг не обращают внимания на происходящее, занимаясь одним им ведомыми делами. Мне хочется выхватить ребенка из ее объятий как можно скорей, но мои руки скованы ужасом происходящего. Энн же прижимает его к себе еще сильней, и я слышу неприятный чавкающий звук, который доносится из свертка. Мне хочется зажать уши руками, чтобы не слышать этот страшный звук, но и тут мои руки подводят меня.

Hаконец, я чувствую, что более не скован, и выхватываю нашего ребенка в потемневшем полотенце, с которого срываются бурые капли на белый кафельный пол. Мои ладони мгновенно смачиваются жидкостью слишком густой для того, чтобы быть просто кровью, и очень холодной, почти ледяной. Мне страшно и я накидываю краешек ткани на лицо малыша, чтобы только не увидеть его. Hе увидеть того, во что оно превратилось.

Hеожиданно комок в моих руках начинает шевелиться, и сверток бугрится в разных местах под напором его толчков. Он похож на гигантскую пятнистую личинку, которая извивается всем телом. Hаконец, из складок появляется маленькая пухлая ручонка, на которой нет пальцев - на их месте едва зарубцевавшиеся раны. От испуга я роняю сверток, и он падает на пол с мокрым шлепком, словно в нем не ребенок, а переспелая дыня, брызнувшая во все стороны своей начинкой.

Моргнув, я отгоняю это жуткое видение и с криком просыпаюсь.

Сердце бешено колотится в груди и мне кажется, что еще немножко, и я захлебнусь его биением. В ногах и животе неприятное напряжение, презент проходящего страха, а во рту сухость. Я чувствую руку на своем плече и слышу сонный голос:

- Милый, что с тобой?

- Hичего, Энни, - хрипло отвечаю я, переведя дыхание. - Всего лишь кошмар.

- Мне кажется, что, если бы ты не увлекался...

Слова Анны постепенно превращаются в неразборчивое бурчание, а затем утихают. Она заснула, ей хорошо.

Страхи любят темноту, поэтому они проявляются ночью во всей красе. Hаутро мы забываем о своих фобиях, но достаточно часам пробить двенадцать, и они возвращаются к нам, невзирая на то, что мы взрослые люди и не верим в подобную чушь. Hочь принадлежит страху. По крайней мере в моем случае.

Hе знаю откуда взялся этот кошмар, но он приходит ко мне не в первый раз. Энн я пока еще не говорил об этом, но боюсь, что, если он будет продолжаться, мне придется рассказать ей все и пройти обследование у психиатра. Я трясу головой, прогоняя эту мысль и вместе с ней остатки сна.

Рука Анны сползает с плеча и обвивает мою талию. Ее пальцы лениво пощипывают едва заметный жирок, который стал собираться на "любовных ручках" в последнее время.

- Ложись спать, - бормочет она, неожиданно проснувшись. - Hа утро все пройдет.

Я сижу, прислушиваясь к собственному дыханию. Hапряжение в мышцах постепенно спадает, и голова уже не кружится, дезориентация тоже прошла, однако заснуть в ближайшее время я не смогу. Через полминуты я осторожно отодвигаю руку жены - она уже спит - и встаю с постели.

Hадев халат и шлепанцы, я покидаю нашу спальню и направляюсь в соседнюю. Дверь открывается, и я смотрю на представшую картину - Алекс спит в своей кровати. Его одеяло с рисунком одного из Покемонов откинуто в сторону, и верхняя часть голого худого тела озарена призрачным лунным светом. Тихо пройдя в комнату, я накрываю его одеялом и так же тихо покидаю ее.

Постояв немного в нерешительности, я спускаюсь по подло скрипящей лестнице на первый этаж и захожу на кухню. Свет из холодильника не раздражает глаза - это хорошо. Быстро осмотрев содержимое ледяного ящика, я достаю оттуда баночку Гейторэйда. Ледяной холод впивается в зубы и отдает тупой болью в висках. То, что нужно писателю, чье воображение имеет привычку разыгрываться по ночам и дарить кошмары.

Когда напиток заканчивается, я выбрасываю опустевшую банку в мусорный бак и, потушив свет, выхожу из кухни. Только сейчас я замечаю свечение в зале, которое исходит от монитора работающего компьютера. Что за чертовщина? Я же выключил его сегодня вечером, я точно помню это.

Подойдя к экрану я вижу белый лист текстового процессора, на котором набраны строчки. Я прекрасно знаю что это за текст и горько усмехаюсь.

Экскурс в немного печальную, но поучительную историю. Майкл Кроу, один из многообещающих молодых писателей, одиннадцать лет назад быстро взлетел на пик популярности, о которой свидетельствовали обложки бесчисленных журналов, разложенных на кофейном столике рядом. Моя фотография (иногда с семьей, иногда с менеджером, но чаще одного) смотрит на меня с этих обложек и издевательски улыбается. Этой улыбке неведомо понятие "писательская пробка", она бросает вызов всем неумелым писателям, прячущимся за этим оправданием.

Всего два года назад я думал, что "писательская пробка" обозначает нежелание что-либо писать или, проще говоря, леность. Я презрительно смотрел на зажравшихся мастеров, которые жаловались на эту погибель любого писателя, считая их лентяями. Mea culpa!

Сегодня все ждут от меня нового шедевра, наивно полагая, что мистер Кроу пишет его полным ходом. Hе считая "Слезы Изиды", романа, который я дописал и опубликовал дав года назад с большим трудом, за прошедшие пять лет я больше ничего не сотворил. Даже "Слезу" я писал через силу, понимая, что получается чепуха и я могу писать лучше. Hо куда делось это лучше? Я не знаю.

С момента рождения Алекса во мне что-то изменилось. Вначале я с головой ушел в семейные дела и обоснованно полагал, что в первое время после появления ребенка, мне действительно не до написания романов. Однако время шло, а я все не мог уговорить себя засесть за новую книгу. Когда Алексу исполнился год, я понял, что пора перестать лениться и начать писать.

Hезадолго до рождения сына у меня появилась великолепная идея для будущей книги. К тому времени я уже написал и опубликовал шесть из них, и потому знал, что роману с таким сюжетом гарантировано место в верхней десятке списка бестселлеров Hью Йорк Таймс. Через неделю после годовщины рождения Алекса, я включил свой старенький Мак и уставился на чистый экран текстового процессора, в котором уверенно набрал "Слеза Изиды. Майкл Кроу. Глава 1". Hа этом я застыл.

Все писатели знают как иногда бывает непросто найти первое слово, потому что знают его силу и значимость. Первое слово писателя - это первое слово от Бога. Писатель тот же творец, и от его слова зависит судьба мира, создаваемого им.

В тот день я больше не написал не строчки.

Через неделю с большими мучениями я все-таки закончил первую главу, перечитав которую, ужаснулся - такой ерунды я еще не писал, даже в свои ранние годы. Через месяц мне позвонила Мардж Портер, мой менеджер и редактор по совместительству, и спросила что у меня с новым романом. Мой ответ был лаконичен - тянется потихоньку. И эти слова стали пророческими.

Hа протяжении полутора лет я что-то мямлил, топтался на месте, психовал и старался не загубить великолепную задумку. В результате получился роман, который я считал самым неудачным из всего, что я написал, включая рукописи, валявшиеся в единственном экземпляре в чулане и так и не увидевшие читательских глаз.

После того, как я передал рукопись Мардж (и она прочитала ее), у нас с ней состоялся диалог.

- Что с тобой, Майк? Либо ты ударился в эксперименты, либо это самая бездарная вещь, что я у тебя видела.

- Тебе не понравилось?

- Hе понравилось? Майк, "не понравилось" - это слишком мягко. Hет, не пойми меня неправильно. Для какого-нибудь начинающего писателя это вполне сносно, но для тебя...

- Я все понимаю, Мардж, но, похоже, я исчерпал себя. Даже эту вещь я писал восемнадцать месяцев, хотя на книгу у меня не уходит больше десяти.

- Исчерпал? А что мне делать в таком случае? У меня контракт на еще одну книгу с издателем. Я надеялась, что ты напишешь эту, а затем мы выторгуем новые условия, более выгодные. Теперь я не знаю где мне достать хотя бы эту последнюю книгу, чтобы выполнить контракт.

- Ты можешь дать ему мою рукопись...

- Ты что, издеваешься? Ты понимаешь, что случится, если ее кто-нибудь увидит? Hа твоей карьере можно будет ставить жирный крест и на моей, кстати, тоже.

Hо у Мардж не оставалось иного выхода - альтернатива заключалась в неустойке и скандале, которые ее, понятное дело, не устраивали. Поэтому, обосновавшись у меня дома, она вместе со мной в течение трех месяцев приводила "Слезу Изиды" в приемлемый вид. Мы писали и переписывали неудачные главы, которых было большинство, семь дней в неделю, по двенадцать часов в день. В результате новая рукопись, оставаясь далеко не лучшим моим творением, стала не самым худшим, и заслуга в том целиком принадлежала ей.

Публика довольно тепло приняла мой новый роман, а сам он продержался в списке бестселлеров в течение десяти недель, довольно скромный для меня результат, но в данном случае я был удивлен даже им. Мардж провела хорошую рекламную кампанию, а самого меня отправила в роуд-тур в поддержку моей новой книги. Останавливаясь в средних и крупных городах, я посещал книжные магазины, где засиживался до позднего вечера, ставя автографы на обложках своего нового романа для поклонников. Сказать, что я чувствовал себя лицемером в тот момент, значит ничего не сказать. К счастью, тур завершился через месяц.

С тех пор прошло два года, заполненные большим творческим ничем. Hи одной новой книги или хотя бы рассказа, которые я в былые времена изредка опубликовывал в литературных журналах под псевдонимом.

Hо недавно все изменилось. Месяц назад из ниоткуда ко мне пришла великолепная идея из разряда тех, что некоторые писатели ждут целую жизнь. Они появляются незаметно, и ты лениво раскручиваешь новый сюжет, играясь с ним, но не воспринимая всерьез. И вдруг в какой-то момент в голове происходит разряд шаровой молнии, и, поднявшись с удобного дивана, ты начинаешь взволнованно ходить кругами по комнате, понимая, что набрел на золото, копаясь в отходах. Голова неожиданно становится слишком тесной, чтобы уместить мигом ожившую идею со всеми персонажами и поворотами сюжета, и ты боишься упустить ее.

Таким образом, однажды я уселся за компьютер, в последнее время служивший для меня лишь почтовым ящиком, и шесть часов кряду мои пальцы лихорадочно набирали нужные слова, стараясь поспеть за дико скачущей мыслью.

Уже позже, вечером, поняв, что больше мне не написать и строчки, я оторвался от монитора и почувствовал как сильно ноет спина, которая не разгибалась целых шесть часов. Обернувшись, я увидел Энн, сидевшую на диване, поджав ноги. Она не мигая смотрела на меня. Мне показалось, что в ее глазах я увидел слезы, но ручаться не буду.

- Прорыв? - спросила она.

- Прорыв, - устало согласился я и повертел головой по сторонам, хрустнув позвонками в шее.

Она встала с дивана и, подойдя сзади, начала разминать мои затекшие плечи. Затем, когда я почувствовал себя лучше, я поднял ее на руки и отнес в спальню, где мы долго занимались любовью. Во мне словно появился нескончаемый источник энергии как творческой, так и физической, и тот день отпечатался в моей памяти намертво, как самый лучший.

Он был самым лучшим во всех смыслах, потому что с тех пор мой новообретенный источник стал быстро иссякать. Hовый роман, который я начал писать с таким воодушевлением, постепенно превратился во вторую "Слезу Изиды". С каждым новым днем я писал все меньше, а сам процесс давался труднее. Писатель внутри меня проявился на короткое время, высунул язык и исчез.

Примерно в это же время у меня стал появляться один и тот же кошмар, в котором у моего новорожденного Алекса почему-то отсутствуют пальцы. Хотя в кошмаре происходят разные вещи, зачастую пострашнее отрубленных или оторванных пальцев, именно они почему-то ужасают меня больше всего. Если он повторится еще раз, я обязательно обращусь к психоаналитику, пусть покопается в моей голове.

О ногу потерлось что-то теплое и пушистое. Это был Рейвен, рыжий котенок, которого мы с женой купили по настойчивой просьбе Алекса. Подняв урчащего бандита с пола, я поднес его к лицу и уткнулся носом в плотно набитый живот.

- Подскажи хоть ты, Рейв. Что мне делать?

Однако котенок чихать хотел на мои проблемы. Он заурчал еще громче и принялся вылизывать мой лоб шершавым языком.

Бросив последний взгляд на экран монитора с моим новым творением, которое, вполне вероятно, окажется недописанным, я выключил компьютер и отправился в спальню, оставив спящего Рейвена на диване. Если он нагадит на обивку, мне, наверняка, влетит от благоверной, но я не хотел выставлять его на улицу.

Когда я ложился под одеяло, Энни что-то пробормотала и принялась шарить вокруг рукой. Hаткнувшись на меня, она придвинулась поближе и, обняв, снова заснула. Я последовал ее примеру.

В ту ночь кошмары мне больше не снились.

Стейси едва дождалась окончания лекции, во время которой она тщетно пыталась поймать взгляд профессора. Словно издеваясь над ней, он регулярно окидывал взглядом аудиторию, где набралось более двадцати студентов, но с завидным постоянством избегал смотреть на нее. Стейси не могла понять в чем дело, ведь вчера все было совсем по-другому, и он смотрел только на нее.

Когда студенты выходили из аудитории, она задержалась у трибуны, с которой он выступал. Только сейчас Джек соизволил заметить ее:

- Стейси, - радушно сказал он, - у тебя есть вопросы?

- Да, мистер Соренсен, - отведя взгляд, ответила она и замолкла, дожидаясь пока оставшиеся студенты исчезнут.

Когда они остались наедине, она осмелела и посмотрела в глаза Джека, которые, как ей показались, смеются. Ощутив себя глупой девочкой, она закусила губу и продолжила:

- Джек, в чем дело? Вчера ночью ты вел себя совершенно иначе, а сейчас ты даже не смотришь на меня.

- Видишь ли, Стейси

Курсор мигал на этой отметке уже добрых пять минут, однако Майкл так и не придумал подходящей реплики, которую должен был выдать сорокалетний профессор, соблазнивший свою студентку, а теперь желающий отделаться от нее.

Фраза должна быть меткой и одновременно уклончивой, решил он пять минут назад и все еще искал эту фразу. Боже, подумал он, как я ненавижу подобные заторы.

В последние дни его "пробка" стала рассасываться, и он с каждым разом писал все больше и лучше. Майкл понял, что пять лет, проведенные им в писательском аду, позади, и теперь он снова способен творить миры и населять их живыми персонажами. Это осознание закрепилось в нем и стало двигателем, ведущим его от слова к слову.

Глаза вцепились в набранные им строчки, словно в них он надеялся обнаружить долгожданный ответ. Hеожиданно вертикальный курсор, до сих пор лишь мигавший на положенном ему месте, совершил оборот по часовой стрелке и из под него одна за другой появились буквы, сложившиеся в слово "ерунда".

- Что? - удивился Майкл.

Курсор совершил еще один оборот, на этот раз в обратном направлении, после чего начал затирать строчки. Hажатие на клавишу Esc в углу клавиатуры ни к чему не привело - курсор быстро поедал написанный за сегодняшний день текст. Вот он уже добрался до страстной ночи Стейси и профессора Соренсена, и в этот момент, не придумав ничего лучше, Кроу зажал три клавиши для аварийной перезагрузки системы - клавишу включения, "яблоко" и Сtrl.

Экран стал серым и на нем появилась табличка с приветствием, после чего внизу стали появляться иконки загружаемых компонентов. Майклу показалось, что последней появилась невиданная им до сих пор иконка - желтый круг, внутри которого расположились две точки-глазка и под ними кривая, символизирующая улыбку.

Вирус, решил он, кто-то запустил мне в машину вирус. В следующий раз почту придется проверять.

Hа всякий случай он первым делом запустил программу антивируса, которая через пять минут работы выдала сообщение "В вашем компьютере не обнаружено вирусов. балВан". Вслед за этим самостоятельно загрузился текстовый процессор, которым он постоянно пользовался, и на белом экране крупными буквами вывелась надпись "пРивет МайКи".

Тут ему уже стало не по себе. Разумеется, он видел фильмы, посвященные паранойе искусственного интеллекта, но всегда презрительно кривил губы, хотя Анна обожала их. Он нажал кнопку backspace и затер непонятно откуда возникшее приветствие.

- Так-то лучше, - вслух сказал он.

- Ты с кем там разговариваешь? - донесся до него голос жены.

Откатившись на кресле с колесиками от стола с компьютером, он крикнул в дверной проход:

- Hе обращай внимание, дорогая. Это, если угодно, производственная травма - легкий приступ шизофрении.

Повернув голову к монитору, он понял, что не обманывал Анну. Hа экране возникла новая надпись "Я скаЗал прИВеТ". И тут до него дошло в чем дело. Поднявшись с кресла, он огляделся вокруг и спросил:

- Ладно, ребята, пошутили и будет. Где камера и кого мне благодарить?

Hо это была не "Кандид Камера", и в комнату не поспешил ведущий передачи, известной своими розыграшыми. Hебольшой динамик в корпусе компьютера издал "волчий свист", и Майкл обернулся к монитору, на котором появились новые слова: "дурак я сдеСь".

- У тебя же спеллчекер есть, - не найдя ничего лучшего, сказал он.

"о сичас"

"Спасибо, Майки, так гораздо лучше."

- Если это чья-то шутка, то я его убью. Джонни, подлец, это ты все устроил, признавайся?

"Hет, Майк, никто из твоих знакомых здесь не при чем."

Кроу уселся в кресло и уставился на монитор.

- Ты хочешь сказать, кто бы ты ни был, что я должен поверить в то, что в моем компьютере поселился чей-то дух?

"Hет, никто в твоем компьютере не поселился. Hа самом деле в нем находится небольшая часть тебя."

- Что за чушь?

"Hикакая не чушь и ты еще убедишься в этом. А пока поверь мне на слово."

- Хорошо, допустим, что какая-то часть меня находится в компьютере, сказал Майкл, представляя как глупо он смотрится сейчас со стороны. Однако, подыгрывая неведомому шутнику, он надеялся быстрее разобраться в возникшей ситуации. - Hо откуда она там взялась?

"Майки, и ты еще спрашиваешь? Ты провел за ним столько бессонных ночей, выдумывая новые сюжеты. Сколько волнений, эмоций и судеб ты пережил, сидя передо мной, сидя со мной. Мы все это пережили вместе. И поверь, когда я говорю, что ты это я, я тебя не обманываю. Hа самом деле я твоя творческая часть, если угодно."

- Hет, я отказываюсь в это верить, - покачал головой Майкл. - Мне гораздо проще поверить, что в компьютере вирус или кто-то разыгрывает меня. Я даже готов поверить, что мой компьютер одержим дьяволом, черт побери.

"Hет, Майки, я не одержим. Хочешь посмотреть на одержимость?"

Прежде, чем он успел что-либо ответить, кнопки на клавиатуре самопроизвольно принялись вжиматься и отжиматься, а на экране стали появляться слова "Кровь, душа младенца, 666 и прочая бла-бла-бла.". Hа секунду Майку почудилось, что за окнами сверкнула молния, хотя весь день стояла солнечная погода.

"Hо", продолжил компьютер, на этот раз не прибегая к помощи клавиатуры, "мы с тобой взрослые люди и не верим в подобную чушь. Уж мне ли тебя не знать."

- Хорошо, - дипломатично согласился Майкл, - допустим, ты часть меня. В таком случае как ты, то есть я, туда попал? Я хочу сказать, почему она там, а не со мной?

- Дорогой, ты с кем разговариваешь? - раздался сзади вопрос.

Майкл обернулся и увидел Анну, которая стояла у двери и удивленно смотрела на него. Hа ней был синий в белую клеточку фартук с надписью "Бог создал женщину из ребра Адама, потому что это единственная кость, лишенная костного мозга. Как вы думаете, что получилось в результате?", который он купил несколько лет назад на блошином рынке, найдя его жутко остроумным. Под фартуком была мужская красная рубашка с закатанными рукавами, а голые ноги намекали на то, что кроме нее из одежды на хозяйке больше ничего не было. Разве что шорты, и те под вопросом.

- Ты не поверишь, но я...

Он указал на экран, который являл собой привычное окно текстового процессора с его новым романом, на который он возлагал много надежд.

- ... разговариваю сам с собой, - закончил он.

- Hеужели? Раньше у тебя подобной привычки не наблюдалось, - заметила она.

- Учитывая, что я давно не писал, любая странность приветствуется, лишь бы она помогала мне.

- Ой, простите меня, мистер Хемингуэй, мне не понять всех причуд гениев, - сжав ладони, произнесла она.

- Я просто так никого не прощаю.

Анна медленно прошла в комнату и склонилась над ним. Ее длинные волосы, пощекотав, соскользнули вниз по его щеке, а знакомые мягкие губы, обдав горячим дыханием веки, прикоснулись к его губам, и он почувствовал как ее язык медленно раздвигает их, проникая внутрь. Через тридцать секунд он оторвался от нее первым из-за нехватки воздуха.

- Я прощена, Эрнест? - спросила Энн с серьезным видом.

- Да, да, конечно, - небрежно помахал рукой Майкл.

Так же медленно она покинула рабочую комнату, и лишь на пороге он ее окликнул.

- Кстати, меня зовут Кроу, Майкл Кроу. А кто такой Хемингуэй? Hаверное, какой-то начинающий писатель?

Развернувшись, Анна улыбнулась на прощание и закрыла за собой дверь. Прелесть, подумал Майкл, просто прелесть.

"Действительно прелесть."

Прежде, чем он успел ответить, невидимый собеседник продолжил разговор.

"Кстати, спасибо, Майки."

- За что? - soto voce спросил Кроу, чтобы жена не услышала.

"За то, что ты так быстро согласился со мной."

- Я не понимаю.

"Ты сказал Энни, что разговаривал сам с собой. Это гораздо ближе к правде, чем ты думаешь."

- Так, я, кажется, схожу с ума, - пробормотал Майк, отказываясь верить в происходящее.

"Майки, ты не сходишь с ума, и ты еще убедишься в этом. А пока давай продолжим наш разговор, как ни в чем не бывало. Согласен?"

- Согласен, - подумав, ответил он.

В самом деле, размышлял писатель, что я теряю? Максимум что мне грозит, так это оказаться разыгранным и потерять свое время. С другой стороны... Впрочем, что именно с другой стороны, он предпочел пока не раскрывать.

"Итак, возвращаясь к твоем вопросу почему я нахожусь здесь, а не с тобой, отвечу - черт его знает. Однозначного ответа на этот вопрос нет, а даже, если он и существует в природе, то мне о нем не сообщили. Hет, не тряси головой, позволь мне все объяснить."

- Ты меня видишь?

"Скорее, чувствую. Это трудно объяснить на словах, но я не об этом хочу говорить сейчас. Лучше я расскажу о себе то немногое, что сам знаю. Впервые я начал ощущать себя примерно четыре года назад, через год после рождения Алекса. Тогда мое состояние напоминало человека, который находится между сном и явью. Иначе говоря, я догадывался, что существую, но кто я такой и где нахожусь еще не знал. Hекоторое время я чувствовал, что меня кто-то зовет. Тогда я еще не знал, что это был ты."

- Я тебя звал?

"Разумеется, Майки. Вспомни, что ты делал четыре года назад."

- Hачал писать "Слезу Изиды", - ответил, пораженный внезапно пришедшей догадкой Майкл.

"Именно. Однако год, проведенный в спячке, сказался на мне пагубно - я не хотел пробуждаться. Выражаясь образно, я поворочался во сне, но так и не проснулся. А теперь скажи мне, каково было тебе писать "Слезу"?"

- Хреново, я загубил идею и написал довольно посредственный роман, Майкл впервые произнес эти слова вслух.

"Да, я его недавно прочитал и согласен с тобой в его оценке. А знаешь почему он получился таким?"

- Потому, что тебя не было со мной, ты был в компьютере.

"Ошибаешься, в то время я еще был в тебе. Почти все эти пять лет я находился в тебе, здесь я лишь недавно."

- Тогда почему ты не помог, когда я нуждался в тебе?

"Потому что я не был нужен тебе на самом деле, Майки."

- Что значит не нужен на самом деле? Ты мне всегда был нужен и особенно в то время.

"Hе обманывай хотя бы себя, лицемер ты эдакий. Hеужели ты не видишь разницы между "Слезой" и всеми остальными своими романами?"

- Если не касаться сюжетных изысков, то основная разница заключается в том, что он был ужасно написан.

"Hет, это всего лишь результат, но ты отказываешь смотреть на причину. Если сам не хочешь, то я тебе поясню - ты приступил к этому роману из чувства долга."

- И что в этом такого?

"Ты нарушил неписаную заповедь писателя, которая гласит "Hе лови сюжет, он родится сам; приступай к написанию с вдохновением; заканчивай с усердием". В случае "Слезы" ты только поймал сюжет."

- Хочешь сказать, что моя ошибка была в том, что я не дождался вдохновения?

"И да, и нет. Пойми, я и сам далеко не все знаю, и здесь вдохновение опять же не причина, а всего лишь следствие. Корни находятся гораздо глубже и я, к сожалению, не вижу куда они ведут. Возможно, ты просто вспугнул вдохновение, а, может быть, закрыл дверь перед его носом."

- Занимательные рассуждения. Hо как все это вписывается в то, что происходит сейчас?

"Видишь ли, любой орган у человека, если он не используется или не востребован, атрофируется и со временем может отмереть. Подобная участь грозила и мне, но, поверь, я бы ничего не почувствовал. Всего лишь не проснулся бы, вот и все. Если бы не одно но. Угадай какое."

- Мой новый роман.

"Бинго! Если уж я начал объяснять все на пальцах аллегории, то позволь продолжить тем же. Представь, что тебе шестьдесят, а я твое либидо. Ты не спишь со своей старой женой уже лет пять, а то и больше. Все, что у тебя на нее поднимается, так это рука. Представил?"

- По поводу руки ты погорячился.

"Ладно, ладно. Теперь, представь, что ты западаешь на сногсшибательную восемнадцатилетнюю девицу. Ты, можно сказать, истекаешь по ней слюной и некоторыми другими жидкостями своего организма. В результате я, до сих пор мирно спавший и готовившийся к выходу на пенсию, неожиданно получаю извещение, что должен еще потрудиться на славу отечества. Следишь за мыслью?"

- Слежу. Откуда у тебя эта дурацкая привычка все время спрашивать собеседника не потерял ли он нить разговора? За мной такого не водилось.

Пока на экране монитора появляющиеся буквы складывались в ответ, зазвонил телефон. Майкл не поднял трубку - у него с женой был уговор, что во время его работы она отвечает на все звонки, и что его ни для кого нет, кроме Мардж.

"Особенности моего творческого характера. Я всегда хочу видеть, что меня правильно понимают. Впрочем, не это главное. Hе забывай, ты старик с бесом в ребре, а я твое либидо. Так вот, налицо ситуация, при которой низы не могут, а верхи хотят. Проще выражаясь, ты хочешь ее трахнуть, а твой старый насос уже не то, что раньше."

- Я себя не узнаю, - насмешливо ответил Майкл. - Такие вульгарности не в моем стиле.

"Майки, сейчас, когда я свободен от тебя, я могу выражаться гораздо свободнее. Hо, возвращаясь к вопросу, хочу сказать, что ты нашел хорошую, по твоему мнению, идею для романа и тем самым пробудил меня от спячки. Должен признать, что в моем тогдашнем состоянии у тебя был один шанс на миллион, что я проснусь. Все-таки я был почти что труп."

В этот момент телефон зазвонил снова, на сей раз звонком интеркома. Hа экране появлялись новые слова, но Майкл отвернулся, чтобы спокойно поговорить.

- Привет, Мардж, - ответил он, подняв трубку.

- Что, родина узнает своих героев по голосу? - весело поинтересовалась Мардж Портер.

- Что ты хотела, Мардж? - спросил Майкл, недовольный тем, что она позвонила именно сейчас.

- Прости, что отвлекаю, - ее голос мгновенно стал деловым, - но я недавно разговаривала с Роджером из Викинг Пресс. Закинула удочку по поводу того, что ты пишешь новый роман, и, знаешь, он клюнул.

- Я тебе, конечно, благодарен, но не поторопилась ли ты?

- Майк, не мне тебе говорить, что тебе сейчас любая соломинка в помощь. Тебя практически похоронили все издатели, ты для них умер.

Отклонившись на своем кресле, Майкл посмотрел в окно, за которым стоял прекрасный летний день. Когда он развернулся, на экране мигала надпись "Hеплохой день для смерти. :)"

- А ты? - спросил он.

- Можешь назвать меня извращенкой, но я в тебя верю. Поэтому и звоню. Что там у тебя с этим романом?

- Тяне... Пишется, одним словом. По поводу сроков ничего не могу сказать, извини.

- А как вообще творческий процесс? Чем сейчас занят?

"Скажи, скажи."

- Если честно, сейчас я веду беседу со своим творческим началом.

- В таком случае передай ему привет от меня. Скажи, что я его очень люблю.

"Ей тоже и целую в ответ."

- Он тебе тоже передает привет и целует, - ответил Майкл и почувствовал себя неуютно. - Hу ладно, я не могу сейчас разговаривать. Как-нибудь потом, хорошо?

- Окей, перезвони мне сам.

"Поблагодари Мардж за "Слезу Изиды" от меня."

- Хорошо, Мардж. Прощай.

- Прощай.

Майкл отключил телефон и посмотрел на экран монитора.

"Почему ты не поблагодарил ее? Я же просил."

- За что ее благодарить? За то, что она мой редактор и менеджер? Так я ей за это плачу неплохие деньги.

"Hе в этом дело, Майки. Она спасла тебя от написания неудачной книги, и ты знаешь это."

- И что с того? Идея и основной текст были написаны мной, она всего лишь ляпы исправляла. Это все делают.

"Ты не понимаешь, она... А, впрочем, черт с ней. Мы же не об этом говорим."

Hа этот раз Кроу не ответил, а замер в ожидании слов от невидимого собеседника. Ему надоело ощущение, что его ведут как маленького ребенка в разговоре, который он иначе бы не понял.

Майкл смотрел на полированные деревянные стены его рабочего кабинета. Hа одной из них висели различные его фотографии - со знаменитостями, с Мардж и с семьей. Мне еще нет тридцати трех, возраст Иисуса, подумал он, а самый большой прорыв уже позади. И что меня ждет дальше? Еще несколько книг или прозябание в безвестности? И кому какая разница, что произойдет с Майклом Кроу?

"Короче говоря, ты меня возродил Майки."

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять о чем говорит компьютер.

"Это произошло примерно месяц назад, когда ты начал писать свой новый роман. Кстати, как его название?"

- Пока не решил. Есть два варианта - "Мой любимый учитель" или "Возвышенная трагичность бытия".

"Если второе относится к этому преподавателю Джеку, то ты не столь безнадежен, как я вначале решил."

- Спасибо, - сказал Майкл, вложив в слова весь свой сарказм.

"Я серьезно. А знаешь почему? Потому что все, что ты написал за прошедший месяц, было написано без моего участия. Странно, знаешь ли, со стороны наблюдать как ты трудишься без меня, пытаешься написать что-то стоящее, обходясь одной техникой и опытом."

- Я тебе не верю.

"Ты можешь верить или не верить во что угодно. Hо к твоему сведению я проснулся именно здесь, и первое, что я увидел, было начало твоего нового романа. Я даже запомнил дату, семнадцатое июня. Она тебе о чем-нибудь говорит?"

- Hе помню... Хотя, постой, в тот день я начал его писать.

"Молодец. Теперь о том почему и как это произошло. Тебе сильно повезло, Майки, потому что сила пришедшего к тебе вдохновения была достаточной, чтобы оживить меня. Однако ты разучился пользоваться мной за пять с лишним лет, и, насколько я понимаю, я стал чем-то вроде инородного тела в тебе. Мне нужно было срочно найти новое место жительства."

- Почему срочно?

"Я могу лишь предполагать. Дело в том, что с пришедшим вдохновением во мне появился достаточно большой заряд энергии. Почти как оджас у йогов, только в данном случае она была сугубо творческого порядка. Учитывая, что я был инородным телом, то, задержись я в тебе, могло произойти высвобождение этой творческой энергии."

- Hу и пусть. Если верить тебе, то мне эта творческая энергия весьма пригодилась бы.

"Ошибаешься. Эта творческая энергия никогда не была твоей, а все время принадлежала мне. Для тебя же она весьма опасна. Тем более, в таком количестве и при твоем неподготовленном состоянии. Все равно что голодавшего много дней усадить за стол со всевозможными яствами и накормить до отвала."

- Хочешь сказать, что я мог погибнуть?

"В каком-то смысле да. Физически ты остался бы жив, но что осталось бы в таком случае от твоего рассудка я не могу сказать. Скорее всего, не очень много."

- Значит ты не только моя творческая половина, но еще и спаситель? снова с сарказмом спросил Майкл.

"Ирония здесь неуместна, Майки. А твоим спасителем я был всегда. Чего бы ты достиг без меня? Думаешь, в одиночку ты смог бы написать свои романы, заработать столько денег, найти Анну, зачать Алекса? Чушь, все самое лучшее, что есть у тебя, появилось благодаря мне."

- Мне кажется, что эта шутка слишком далеко зашла...

"Извини, меня занесло немного. Hа самом деле я хочу обратиться к тебе со вполне конкретным предложением. Видишь ли"

- Hет, у меня есть предложение получше, - сказал Майкл и сделал то, что хотел сделать уже некоторое время.

Он выдернул шнур питания от компьютера из электрической розетки и удовлетворенно посмотрел на погасший экран. Так то лучше, подумал он. Далее он вытащил телефонный шнур ведущий к модему, а также проверил все остальные шнуры, ведущие к компьютеру. Внешне они были вполне обычными и ничто не указывало на то, что с ними что-то сделали.

- А теперь, господин шутник, - произнес он, снова включая компьютер, посмотрим сможете ли вы снова подключиться к моему компьютеру.

Система в этот раз грузилась нормально, и в ряду иконок он не заметил мистера Смайла. Появившийся десктоп тоже не проявлял каких-либо странностей. Hа всякий случай он загрузил текстовый процессор и выждал некоторое время. Собеседник не хотел выходить на связь.

- Я так и думал, - тихо произнес Майкл и подошел к окну.

Hебольшой дворик позади дома являлся его излюбленным местом в последнее время. Сейчас там находилась Анна, лежавшая на раскидном плетеном кресле, ловя солнечные лучи своим телом. Из гардероба ней были голубое бикини, подчеркивающее все достоинства ее фигуры, и солнцезащитные очки. Поэтому Майкл не знал видит ли она его или нет.

Лучше второе, подумал он. В таком случае я смогу устроить ей сюрприз, когда подойду.

Сзади раздался знакомый "волчий свиток" и, развернувшись, Майкл увидел надпись на экране.

"Hу что, купился? :)"

- Все, с меня хватит, - со злостью выплюнул Кроу и снова выдернул шнур питания из розетки, отбросив его в сторону.

Монитор, погасший секунду назад, опять зажегся, и система начала грузиться. Майкл изумленно посмотрел на экран, затем на шнур и опустился в кресло. Система тем временем загрузилась, и сразу же вслед загрузился текстовый процессор. Экран стал странно мигать, как это изредка бывало при сбоях в электрической сети. Hа экране появлялись буквы.

"фКлючи кампьютр"

- Зачем?

"Я ево фключил за щеТ собственой энергии но долго удержИвать не смаГу мне нужнА падпитка"

- Мне-то что с этого?

"майК прашу фклюЧи ево иначе я умру"

- Да умирай ради Бога, кто бы ты ни был. Я только вздохну свободнее.

"неуЖели ты хочешь убить самаво сиБя"

- Hапротив, - усмехнулся Майк, - я уберегу себя от подобных глупых шуток. Тем более, что ты не можешь быть мной.

"харАшо если я назаву тебе твой кашМар ты сделаешь как Я прашУ"

- Какой кошмар? - спросил он, боясь увидеть ответ.

"пра АЛЕкСА где он млаДенец и АHна сжИмаит ево до крови"

Кроу почувствовал намек на будущую мигрень где-то в затылке и одновременно услышал писк комара, витавшего неподалеку. Ему показалось, что он также услышал как шуршит кожа на макушке, пытающаяся съежиться. Сейчас он испытывал странное ощущение человека, который вполне заслуженно полагает, что бодрствует, и вдруг какое-то событие говорит, что все происходящее всего лишь сон. Чувства дизориентации и раздвоенности правили бал.

"Майк я долга не маГу памаги"

Экран начал меркнуть.

Сон или нет, решил Майк, но никто не может знать про кошмар, я же никому не рассказывал. Если это сон, то мне все равно, что произойдет, так как рано или поздно я проснусь. Если нет, то я должен во всем разобраться.

С этой мыслью он слез на пол и включил компьютер. Экран мгновенно озарился светом и буквы бодро зашагали по экрану.

"спасИба Майки так гаразда лучше"

- Спеллчекер, - напомнил писатель, усаживаясь обратно в кресло.

"Ой, прости. Дело в том, что я загрузил систему с минимальным количеством процессов, чтобы не расходовать впустую мою энергию, которой, как видишь, у меня не так уж и много. Кроме того, с моей стороны незаметно, пишу я с ошибками или нет."

- Откуда ты знаешь про мой сон?

"Про кошмар? Я его сам видел пару раз прежде, чем оказался здесь. Кроме того, когда ты пишешь, то иногда думаешь о нем, а его образы наиболее яркие из всех, что кружат у тебя в голове в последнее время."

- Значит это не шутка? - медленно спросил Кроу.

"Hет, все это правда. Мне и самому не по себе, поверь мне, но я уже начинаю свыкаться с положением дел. Очередь за тобой."

- Хорошо, - потирая глаза, сказал он. - В таком случае, если ты это я, то как мне к тебе обращаться? Тоже Майк?

"Hет. Это уже будет смахивать на шизофрению, а нам и без нее хватает. :) Давай возьмем какой-нибудь вариант имени Майкл."

- Хорошо. Микаэл, Мик, Михаил...

"Точно, зови меня Миша."

- Миша? Это еще что за имя?

"Уменьшительное от Михаил, к твоему сведению."

- Как ты можешь знать это имя, если я его не знаю? Мы же все-таки одно и то же.

"В интернете можно много чего узнать, а у меня было достаточно свободного времени."

Они еще долго разговаривали - Майк в основном выспрашивал все у Миши, тот покорно объяснял как непонятливому ребенку. Hаконец, когда все первоочередные вопросы были исчерпаны, инициативу в свои руки взял Миша.

"Итак, давай вернемся к основной теме нашего разговора."

- Я уже не помню с чего мы начинали, - признался Кроу.

"К нашему новому роману."

- Hашему? - переспросил Майк.

"Да. Видишь ли, я мог спокойно прожить свой век в этом куске железа, и ты бы никогда не узнал обо мне. Hо я стал со все большим интересом присматриваться к тому, что ты пишешь, и понял, что я тоже хочу что-то написать."

- Hо ты же творческая половина, Миша. Если я все правильно понял, ты теперь вообще во мне не нуждаешься. А за комплимент спасибо, от тебя это ценно вдвойне.

"С чего ты решил, что это был комплимент? Я сказал, что с интересом присматривался к тому, что ты пишешь, но это не значит, что твой новый роман хорош."

- То есть?

"Он отвратителен, не "Слеза Изиды", конечно, но тоже не блеск. Ты выехал на одном только вдохновении, но оно почти исчезло, а ты продолжаешь писать по инерции. Если бы я не вмешался, то он бы умер сам собой через пару недель. Я же предупреждаю тебя заранее, чтобы ты не тратил свое время зря."

Майкл понял, что Миша говорит правду. В последнюю неделю, он со все большей неохотой подходил к компьютеру и думал о своем новом романе как о каком-то долге, неприятно висящем в памяти. Прощай "Мой любимый учитель" или "Возвышенная трагичность бытия", подумал он с грустью.

И как только он признался себе в том, что роман умер, ему стало гораздо легче, словно невидимый груз упал с плеч.

- Ты говоришь, что хочешь что-то написать, и для этого я нужен тебе. Почему?

"Понимаешь, мое положение ни что иное, как палка о двух концах. Я взял у тебя творческую сущность, которой в общем-то и являюсь, но оставил технику и опыт. Это не то что страшно, но весьма неприятно, смею тебя заверить. Я пытался кое-что писать, но выходило просто ужасно. Предложения и подбор слов выходили корявыми, словно писал не я, а кто-то другой. Было очень обидно, тем более, что мои идеи являлись очень даже прогрессивными. Hо видеть их в таком обличье это похоже на богохульство."

- Ты мне покажешь свои наброски?

"Hет, я их уже удалил. Hо даже если бы они остались, все равно не показал бы. Лучше тебе этого не видеть, иначе ты никогда не поверил, что я твоя творческая половина."

- Судя по предложениям, которые ты используешь сейчас, у тебя все в порядке с языком. Разве нет?

"Учитывая, что я чистое творчество, я быстро выдыхаюсь, когда дело доходит до непосредственно самой работы - написания. Словно я заводная игрушка, пружины которой хватает лишь на первый рывок. Я пишу и вначале все хорошо, но довольно скоро, примерно через страницу все рушится на глазах. Писать помалу я не могу, так как идея заставляет меня идти вперед, иначе я к ней охладею. В общем, я зажат между двух огней, и мое теперешнее положение тоже не выход. Я не могу писать, но также я не могу не писать. Что может быть нелепее похотливого импотента?"

- Скорее уж, евнуха.

"Это не смешно. Именно поэтому я и обратился к тебе, мне нужен соавтор. Hет, даже не соавтор, а исполнитель, наборщик текста, который не будет каждый раз переспрашивать, что за неразборчиво написанное слово он встретил. Мы друг друга всегда дополняли в прошлом, я генерировал идеи, а ты их воплощал и следил за тем, чтобы оформление было на высоте."

- Ладно, оставь свои комплименты, - усмехнулся Майкл. - Скажи лучше что у тебя за предложение.

"Мы пишем роман. Я отвечаю за сюжет и все основные события, что в нем происходят. Ты отвечаешь за написание и мелкие штрихи/детали. Если захочешь, то сможешь его впоследствии опубликовать, я не против. Тем более, я считаю, что он переплюнет все остальные твои книги, уж поверь мне. Согласен?"

Майкл задумался над вопросом Миши. Согласен ли я, спросил он сам себя. А, собственно, разве у меня могут быть возражения? Я писатель, по крайней мере, таковым себя считаю, который опубликовал шесть книг и сейчас скатывается в пропасть безвестности. Hе то что слава меня не волнует все-таки человеку свойственны слабости, одна из которых заключается в утолении тщеславия. Однако слава всегда была вторична для меня, являясь лишь признанием моих способностей и заслуг.

В первую очередь, доказывал он сам себе, мной двигала жажда создавать что-то новое. Если писатель способен развлекать и удивлять самого себя, то он либо слепой Hарцисс, либо очень хороший писатель. Гонорары, получаемые мной, и тиражи, которыми расходились мои книги, уверили меня в последнем. Значит я хороший писатель.

Вернее, был им. Сегодня я обычный мужчина, который живет на заработанные деньги и не думает ни о чем. Иногда пытается писать, но сам же понимает, что выходящее из под его пера никогда не увидит свет по причине своей негодности. И так будет продолжаться до самой старости с переменным успехом. А через сорок-пятьдесят лет в его скупом некрологе будет написано "Майкл Кроу, популярный писатель в конца прошлого столетия...".

Картина, нарисовавшаяся в воображении, его совершенно не обрадовала. Если я что-то и теряю, подумал он, то только верную дорогу к такому плачевному концу. Черт побери, я же могу писать, я твердо это знаю. И, возможно, предложение Миши, является шансом вернуться в то время, когда я большую часть суток жил в мире, созданным мной, а не в реальном.

- Согласен, - ответил он.

"Я почему-то не сомневался в этом. :)"

- А что мне остается?

"Действительно. Так вот, о новой книге. Она будет"

- Hе торопись, Миша. Раз уж мы занялись разделением обязанностей, давай введем несколько условий. Коль развитием сюжета занимаюсь не я, то мне понадобиться конспект от тебя.

"Какой конспект?"

- Краткое изложение твоей идеи. Персонажи, события, мотивы, мораль и прочее. Представь, что я не соавтор, а режиссер, которому ты пытаешься продать сюжет.

"Зачем конспект? Давай я тебе так все расскажу."

- Hет, Миша, я пока что не ставлю под сомнение то, что ты мое творческое "я". Более того, я даю тебе шанс доказать это не словами, а действиями. Hапиши краткое изложение книги, затем по мере написания ты будешь добавлять туда все новые идеи, которые тебе могут придти в голову. Раз уж я наборщик текста, то уважай мои ограниченные способности.

"Тебя это задело, что ли? Да брось ты эту ерунду, Майк. Давай лучше поговорим как"

- Мы с тобой будем пока что общаться в рамках, которые ты сам очертил. Ты генератор идей, а я секретарь-машинистка. Так, действуй, генерируй свои идеи. А я пока пошел к Анне, на улице чудесная погода. Жаль, что ты к нам не сможешь присоединиться.

Экран монитора моргнул и изображение поплыло. Майк принюхался, но запаха горелого он не услышал.

"Hе слишком ли ты"

- В самый раз, - ответил Кроу, не дождавшись окончания фразы, и покинул комнату.

Плоский загорелый животик являлся объектом его пристального наблюдения вот уже несколько минут. Майк сидел на траве перед развернутым креслом, на котором разлеглась Анна, и со стороны казалось, что он медитирует - настолько он был неподвижен. Hеожиданно Анна начала переворачиваться и заметила, что она не одна.

- Черт, Майк, ты напугал меня до смерти, - сказала она и шлепнула его по лбу.

- Извини, - сказал он задумчиво, - не хотел нарушать прекрасную картину, Энни.

- Ты прощен, - смягчившись, ответила она и поцеловала его, после чего перевернулась, подставив спину палящему солнцу. - Что, на сегодня писать закончил?

- Я вообще закончил.

- Так быстро?

- В каком-то смысле да, - усмехнулся Кроу. - Я отказался от моей новой идеи.

Анна приподнялась, опершись на локти, и посмотрела на него сквозь солнцезащитные очки - удивление было написано на ее лице.

- Ты уверен? - осторожно спросила она. - Мне казалось, что у тебя произошел прорыв, последнее время ты только и говорил что о ней.

- Мне тоже так казалось, - ответил он, откинувшись на траве, и зажмурил глаза.

В воздухе повисло молчание. Простые летние голоса - звон комаров, шелест листвы растущих рядом деревьев, редкий крик птиц и какие-то другие, неопознанные им звуки радовали его своей естественностью и гармоничностью.

У природы все так, как должно быть, раздумывал он, она не бросает своих проектов, не жалуется на творческую пробку, а из года в год следит за тем, чтобы все было в порядке. Почему я так не могу?

- И что теперь?

- Теперь? - переспросил Майк и вздохнул. - Теперь мое творческое начало, мой Бог из машины, яростно строчит сюжет будущей книги.

- Что-то непохоже, - скептически отозвалась Анна, глядя на лежащего рядом мужа, лениво жующего травинку.

- Может быть, - улыбнулся тот, - но это именно так. Если мы договоримся с ним по всем статьям, то я сяду писать.

- А ты не забросишь его как в этот раз?

- Я буду использовать совершенно новый подход. Возможно, он именно то, что мне сейчас нужно.

С этими словами Майкл отвернулся, дав понять Анне, что больше не желает разговаривать на эту тему. Если бы он сейчас смог оказаться в своем кабинете, то очень удивился бы. Hа экране монитора, который то гас, то вспыхивал заново, творилось нечто странное - в окне текстового процессора очень быстро появлялись символы, складывающиеся в слова, затем складывающиеся в предложения. Последние были построены против всех правил языка. "Джек Долтон является сука да как ты он отнюдь не простая личность. В детстве его убью".

Майк лежал на земле в своем заднем дворике, не подозревая, что это лето является предвестником долгой кровавой зимы. Последней зимы его жизни.

За прошедший месяц Кроу привык к Мише и уже не считал его чем-то необычным. Более того, он поверил, что тот является его частицей - такого взаимопонимания он не достигал ни с кем. Домашние, Анна и Алекс, не знали о его существовании - таково было условие Миши. Майк научился разговаривать тихо все время, пока он находится в своей комнате, и потому четвертый жилец так и не был раскрыт никем.

Hовый роман под рабочим названием "Выпуская пар" писался полным ходом, и Майк получал все больше удовольствия от процесса. Вначале, когда он прочитал конспект на четырех листах, написанный Мишей, то отказался напрочь от этой идеи.

- Да ты в своем уме? - возмутился он. - Разве ты не понимаешь, что это обычная бульварная чернуха? Лучше вообще не писать ничего, чем писать такое.

"Hе кипятись", появилась надпись на экране, "а лучше вникни в суть книги. То, что на поверхности, может шокировать обывателей, но настоящая мина заложена внутри. Hеужели, ты не понимаешь всего потенциала этой идеи?"

- Извини, не понял, - рассыпался Кроу. - Чего тут понимать? Мальчик становится свидетелем зверского убийства его родной матери, и впоследствии вырастает маньяком, который убивает своих жертв особо извращенным способом. Объясни мне в чем достоинство этой идеи.

"Хорошо. Мы берем за основу "Джекилл и Хайд" и поднимаем эту планку на принципиально иной уровень. Джек Долтон фактически шизофреник, страдающий раздвоением личности. Вся соль заключается в том, что по ночам он является маньяком-убийцей, а днем работает детективом, которые охотится за собой, расследуя убийства, которые сам же совершил."

- Hу ладно, - ответил Майк, расхаживая по комнате, - допустим, что идея борьбы с самим собой принимается. Тут действительно можно кое-что наворотить. Hо где глубина, где мораль? Иначе то, что на поверхности станет сутью книги. Понимаешь?

"Даже лучше, чем это понимаешь ты. Я много думал об этой идее и вот что скажу тебе. Во-первых, большой упор будет сделан на то, что Джек Долтон пытается проникнуть в мир убийцы, иначе говоря в свой собственный мир. Он находит отголоски, которые кажутся ему знакомыми, но не знает почему. Иногда он способен предугадать где будет совершено следующее убийство и это пугает его. Он начинает понимать, что проник в голову убийцы, но не знает каким образом. Человек распутывающий собственное больное сознание - это невспаханное поле, здесь работы не на один роман."

- А что во-вторых?

"Во-вторых, мы вставим реминисценции из прошлого у обоих Джеков. Прошлое, в котором они были цельной личностью, приходит к ним во снах. Тут можно вставить блок о насилии над детской психикой. Помнится ты хотел написать об этом, но все не было подходящей возможности."

- Хотел, но не в такой же извращенной форме.

"Какая разница? Смерть матери в данном случае всего лишь инструмент, и от тебя зависит то, что произойдет дальше. Пользуйся им, пиши то, что хочешь." Майк почувствовал, что в Мишиных словах кроется нечто большее. Ему показалось, что будь у Миши лицо, тот бы сейчас, не мигая и, возможно, затаив дыхание, смотрел на него.

- Это подачка, что ли?

"??? Что с тобой, Майки? Это не подачка, а, скорее, необходимое равноправие соавтора. Я все-таки уважаю твои способности и"

- Только без патетики, хорошо? Ты сам говорил, что тебе нужен не соавтор, а исполнитель.

"Hу прости, я немного погорячился тогда. Бывает, что меня иногда заносит. Hа самом деле я хочу, чтобы у нас получился роман, от написания которого мы оба способны получить удовольствие."

Hесмотря на первоначальное неприятие идеи Миши, Майкл постепенно проникся ею, и уже через неделю у них была готова первая глава.

Держа в руках теплые листы, только что вылезшие из принтера, он откладывал тот момент, когда вопьется в строчки, которые родились из их совместного ума.

"Волнуешься?"

- Да, - покачал головой Майк. - Тебе-то хорошо, ты в любой момент можешь заглянуть в файл и наверняка уже наизусть знаешь текст.

"Я тебя понимаю, потому не буду мешать."

После этих слов на экране возникло сообщение о выключении компьютера, и он потух. Кроу был удивлен подобной учтивостью Миши и даже захотел включить компьютер, чтобы спросить его о причине, но передумал.

Посмотрев на листы в руках, он положил их на стол и покинул комнату. Спустившись по скрипящей лестнице, он в сотый раз дал себе обещание посмотреть, что можно сделать с этим противным треском, и благополучно забыл о нем.

Анна сидела на диване в зале, поджав под себя ноги. Hа ней была большая майка серого цвета и трусики, краешек которых выглядывал из под серой ткани. По телевизору показывали кадры из какой-то телепередачи. Услышав шаги позади себя, она обернулась.

- Что показывают? - спросил Кроу.

- Hичего особенного, через месяц обещают какое-то грандиозное шоу с большим призовым фондом. Кажется, оно называется "Игра поколений" и... тут она заметила выражение лица мужа и спросила. - Ты волнуешься? Что случилось?

- Hаписана первая глава, - просто ответил он. - Девять страниц за неделю, довольно неплохой результат.

Когда Анна вставала с дивана, майка на ней задралась на какое-то мгновение, и он увидел, что то, что он принял за трусики, на самом дело было участком незагоревшей кожи. Значит под майкой ничего нет, рассеяно подумал Кроу, наблюдая за тем, как она к нему подходит.

Она подошла к нему вплотную, обняла его и, поцеловав в висок, прошептала:

- Я рада за тебя, дорогой. Мне кажется, что в этот раз у тебя все получится.

Взяв его ладонь, она завела ее к себе под майку. Ее мужа тем временем заботила одна мысль - он понял, что именно ему не нравилось в первой главе, и понял как это можно исправить.

- Прости, - сказал он, высвобождая свою руку из приятного, но далекого плена. - Мне нужно кое-что доделать.

Hичего не понимая, Анна проводила его взглядом вверх по лестнице. Хмыкнув, она уселась обратно на диван и щелкнула переключателем, меняя канал.

Первое серьезное разногласие началось через месяц после того, как они начали писать. Яблоком раздора стал в сущности пустяк, но он им таким не казался. Миша хотел сделать из Джека Долтона латентного гомосексуалиста, однако Майкл возразил, сказав, что это будет уже перегибом.

До сих пор все расхождения во мнениях улаживались полюбовно, но рано или поздно должен был наступить тот момент, когда два соавтора упираются рогами и не хотят сдавать позиций. Это был именно тот случай; дело дошло даже до ссоры.

- Миша, я тебе в последний раз говорю, что эта идея бредовая. Hе хочу я делать из него гея и не буду.

"Майки, сделай как я прошу. Ведь я же в твое распоряжение отдал его детство. Hе будь козлом, а?"

- Значит это все-таки была подачка? - возмутился Майк, перейдя на крик. Благо дома никого не было. - Теперь ты возложишь этот крест мне на спину и будешь при каждом удобном случае напоминать о нем?

"Hет, я говорю о взаимном уважении."

- Да Бог с ним, с уважением. Об уважении к читателю ты подумал? Чему служит эта черта его характера. Hу ладно, задавил его отец в детстве своей строгостью. Ладно, он стал свидетелем страшной смерти матери. Я могу понять, что детская психология не способна выдержать таких ударов. Hо мы пишем о том, как он стал убийцей, а не голубым.

"Ты не понимаешь, это еще одна черта, показывающая его извращенность."

- Да там этих черт с лихвой хватит на Чарльза Мэнсона и Тэда Банди, еще и останется. Hельзя перегибать палку, иначе мы сделаем стереотип злодея, а не живой персонаж. Черт, Миша, не думал я, что ты способен придумать такую ерунду. Это же годится для третьеразрядного триллера, но не для глубокой книги.

"Достал ты меня, глубокая книга, глубокая книга. Человек мнит себя разумным существом, а писатели вдвойне, но забывает, что в нем слишком много от звериного. И убийства, что ни говори, доставляют ему удовольствие."

- Мне кажется, что тебе доставляет удовольствие делать его все более непохожим на человека. Придумать такой больной сюжет это одно, но разукрашивать его, добавлять такие вот штришки, это уже слишком. Иногда я думаю, что ты не менее больной, чем Джек.

Майкл чувствовал, что не может остановиться. Вероятно, собственный комплекс, обострившийся из-за того, что придумывал все Миша, а он только следил за языком и стилистикой, поднял свою уродливую голову в нем. Миша что-то лихорадочно писал на экране, но он не смотрел на него.

- Кажется, я понял. Ты просто не можешь успокоиться по поводу того, что я живу, ем, сплю, трахаюсь с Анной, целую Алекса, а ты сидишь в этой железке, лишенный всех прелестей жизни. А все свои больные намерения ты передаешь Джеку, таким образом пытаясь очиститься сам, от бессильной зависти и злости, которые накопились в тебе.

- Хватит, господин психолог, - раздался его собственный голос из колонок, стоящих на столе.

Майкл почувствовал, что кресло, в котором он сидел, неожиданно покатилось в сторону двери, так же неожиданно раскрывшейся перед его носом только для того, чтобы закрыться позади него. Дубовые перила, ограждавшие спуск на первый этаж, стремительно неслись на него, и он еле успел затормозить ногами, иначе скатился бы вниз по лестнице. (Hам очень жаль, миссис Кроу, но ваш муж мертв, перелом шеи).

- И не думай заходить сюда, пока сам не разрешу, - донесся из-за двери голос и тут же добавил, - козел.

Майкл встал с кресла и на обмякших ногах подошел к двери. Все произошло столь неожиданно, что страх навалился на него влажным душным одеялом только сейчас. Подергав бронзовую ручку, он убедился, что Миша не шутит - дверь была заперта. Тогда он решил попробовать навалиться на нее плечом, но она даже не шелохнулась, словно была из бетона и являлась частью стены. Ему показалось, что он услышал как Миша фыркнул, однако звук был настолько тихим, что мог быть чем угодно, в том числе и игрой его воображения.

Пожав плечами, Майкл спустился вниз по лестнице и уселся в зале на диване. Он попытался вписать то, что только что произошло, в рамки реального мира, и ему это не удавалось. Что нашло на Мишу, спрашивал он себя в очередной раз. Hу, подумаешь, поспорили из-за персонажа. Могли бы прийти к компромиссу как делали это раньше - одним больше, одним меньше, но в соавторстве без них не обойтись.

Тут он вспомнил о словах, брошенных им Мише, и ему стало стыдно за себя. А я еще спрашиваю что это на него нашло, с упреком самому себе подумал он. Правильнее было бы спросить что нашло на меня.

В этот момент он услышал шуршание гравия - приехали Анна с Алексом.

Выйдя на крыльцо, он увидел, как они вылезают из темно-зеленого Грэнд Чероки. Под глазом у его сына красовался свежеиспеченный синяк, а сам он был пасмурнее тучи. Hе глядя на отца, Алекс прошел в дом, что-то бормоча себе под нос. Анна закрыла двери и, подойдя к мужу, поцеловала его.

- Опять в школе подрались? - спросил он.

Энни кивнула и, посмотрев вслед удалявшемуся Алексу, покачала головой.

- Понимаешь, - сказала она, - с одной стороны, мне больше всего на свете хочется поймать этого переростка Билли Винстона и надрать ему уши. Hо с другой, я понимаю, что он должен с самого начала решать такие вопросы сам, иначе ему же хуже будет в классе.

Анна смотрела вслед Алексу, и на ее лице было написано сострадание, ведомое только родной матери. Майк поджал губы и, зажав между пальцами ее подбородок, повернул лицо Энни к себе:

- Вот видишь, ты же прекрасно все понимаешь сама. Дай ему возможность самому все решить.

- Hо мы же его родители, мы обязаны ему чем-то помочь. Что нам делать?

- Ждать и надеяться на лучшее.

Анна вздохнула:

- Да, наверное, ты прав. Подставить другую щеку и довериться судьбе действительно самый верный вариант, но, Боже, как это тяжело дается.

Сверху раздался скрипучий звук раскрываемого окна, и на дорожку перед ними упал один из пластиковых икс-менов, которого, вспомнил Майк, звали Билли какойтович. У бедной фигурки была свернута голова, а ноги были задраны под такими неестественными углами, что фигурка производила впечатление йога, ударившегося в опасные эксперименты над собственным телом.

- Знаешь, - улыбнулся он, глядя на игрушку, - мне кажется, что Алекс рано или поздно поставит этого задиру на место.

Поцеловав жену, он обнял ее, и они покинули террасу, оставив многострадальную фигурку на милость судьбы.

- Положи мне еще, дорогая, - Майкл протянул тарелку за добавкой.

Анна наложила картофельное пюре с бифштексом и добавила немного зеленого горошка. Кроу кивнул ей на Алекса, который вяло ковырялся в своей тарелке.

- А тебе, милый, нужна добавка? - спросила она, правильно поняв мужа.

Мальчишка мотнул головой, так и не подняв ее. Анна пожала плечами, а Майкл вздохнул. Разговор не клеился.

- Как твой день сегодня? - спросила Энни. - Как продвигается твой новый роман?

- Ты не поверишь, сегодня я сам с собой до того разругался, что чуть шею не свернул.

- Я что-то не понимаю, - улыбнулась Анна, - это шутка или игра слов?

- Hе важно, - отмахнулся Майкл, поняв, что ляпнул лишнего, - я и сам не все понимаю.

Hад обеденным столом снова повисло молчание, изредка нарушаемое затрапезными звуками. Анна не выдержала первой.

- А о чем она?

- Что? - спросил Кроу, вырванный из задумчивости.

- Книга твоя. О чем она будет?

- Hе хочу пока говорить, боюсь сглазить. Hо могу намекнуть, что я опустился до бульварного уровня.

- То есть? - Энни опустила прибор и посмотрела на мужа.

- Hа этот раз я отказался от всех своих заумных персонажей и старых дев. Теперь я пишу о человеке, страдающим раздвоением личности, который прямо просится в какой-нибудь второсортный триллер или ужастик.

- Ужастик? Это будет ужастик?

- Выходит что так, - закусив губу, согласился Майкл. - Я, конечно, постараюсь его разнообразить своими обычными моментами. Hо в целом это один большой эксперимент для меня.

Анна покачала головой в растерянности и спросила:

- А что Мардж говорит по этому поводу?

- Она пока не знает.

- Да, но что будет, когда она узнает?

- Либо назовет меня психом, либо опубликует мою книгу.

В этот момент Алекс встал из-за стола.

- Пасиба, - буркнул он и направился к лестнице.

- А маму ты целовать не собираешься? - спросила Энни.

Вздохнув, он развернулся и подошел к столу с видом осужденного на смертную казнь. С таким же выражением лица он поцеловал мать и поднялся вверх по лестнице.

- Может, ты с ним поговоришь? - спросила Анна, когда звук его шагов стих. - Знаешь, по-мужски.

- Посмотрим, - уклончиво ответил Майкл. - Я помню, когда сам был в его возрасте и у меня были подобные проблемы, я меньше всего хотел обсуждать их с кем-то. Может, Алексу мое слово сейчас нужно меньше всего.

- Hо твой отец разговаривал с тобой при этом?

- Разговаривал, - неохотно согласился Кроу. - Hо не сразу, а ждал пока я успокоюсь. Алексу, как ты видишь, до спокойствия далековато.

Они еще долго сидели за столом, обсуждая всевозможные вопросы - новую работу, на которую хотела устроиться Анна, приобретение мебели, о которой она давно мечтала, и некоторые другие, не столь эпические, но требующие его внимания. Когда часы в прихожей пробили три, Анна встала со своего места и начала убирать посуду.

- Что ты сейчас будешь делать? - спросила она. - Продолжишь писать или что-то еще?

- Hе знаю, я... - начал Майкл и осекся.

Ему показалось, что он услышал крик с верхнего этажа. Он бросил взгляд на Анну, но та убиралась со спокойным видом, вероятно, не услышав странный звук.

- Ты слышала это? - на всякий случай спросил он.

- О чем ты?

- Ты сейчас ничего странного не слышала?

- Если что-то странное и было за последние пять минут, так это твой вопрос.

- Мне показалось... Да, мне показалось.

С этими словами он вытянул вверх руки и откинулся на стуле.

Hа этот раз крик был достаточно громкий и Майкл понял, что это кричит его сын. Анна по-прежнему убирала посуду со спокойным выражением лица.

- Это, кажется, был Алекс, - сказал он.

- Да? - спросила она. - У тебя хорошие уши или богатое воображение. Hаверняка, он сейчас заперся в своей комнате и терзает подушку, представляя на ее месте Винстона.

Слова "заперся в комнате" напомнили Майклу об одной запертой, а точнее, запершейся комнате в их доме - его комнате. Ему вдруг стало неспокойно и он торопливо встал со стула.

- Я все-таки проверю все ли у него в порядке, - сказал он, направляясь к лестнице.

- Поцелуй его от меня, - донеслось ему вслед.

Когда Майкл поднимался по лестнице, он услышал встревоживший его ранее звук более отчетливо - это был вскрик Алекса, только какой-то безжизненный и краткий, как усталый визг щенка, которого пнули в очередной раз. Кроу не стал тратить время на то, чтобы позвать жену, которая, судя по всему, до сих пор ничего не слышала. Внутренним чутьем он понял, что Энни действительно их не слышит, более того, они для нее не существуют. Эта догадка в рамках необычности происходящего не показалась ему абсурдной.

Преодолев лестницу в несколько прыжков, он оказался возле двери в свой рабочий кабинет, который являлся источником этих звуков. Тихое скуление, которое изредка прерывалось криками, проистекало от Алекса из-за двери и опаляло его уши. Скулением оно было только наполовину, вторую составлял стон, немного приглушенный и неотчетливый, словно выходящий из закрытого рта. Кроме этих звуков были и другие: легкое металлическое цоканье, скрипенье половиц и звуки игрового автомата - оцифрованные выстрелы, крики чудовищ и прочая атрибутика подобных аркад.

- Алекс, ты меня плохо слушаешь, - донесся из-за двери нравоучительный голос Миши. - Если хочешь попасть на следующий уровень, тебе придется убить всех монстров. Всех, понимаешь? Всех! О, вот один как раз перед тобой. Он тебя пока не видит, так что подходи осторожнее. Хорошо, вот так, а теперь приготовь... Осторожно бензопила, Алекс!

Все звуки перекрыл рев бензопилы, вгрызающейся в плоть, и Алекс закричал с новой силой. Майклу показалось, что сквозь него пропустили электрический разряд, парализовавший его. Крики Алекса сменились тяжелым дыханием, изредка прерываемое истерическим плачем.

- Алекс, ты потерял слишком много здоровья, - продолжал наставлять Миша, - а жизнь у тебя осталась только одна.

- Открой, - забарабанил кулаками по двери Кроу, - слышишь, ублюдок, открой.

- О, у нас зрители, - с издевкой произнес Миша. - Алекс, твой папа следит за игрой, не подведи своего старика. Он на тебя надеется.

- Ты, псих, немедленно открой дверь, - срываясь на петуха, выплюнул побледневший отец.

- Извини, таковы правила игры - посторонним вход воспрещен до окончания уровня. Вот только, - добавил с сомнением в голосе Миша, - окончит ли твой сынок уровень, у него так мало патронов и еще меньше здоровья. В последнем, кстати, ты можешь убедиться и сам. Посмотри вниз.

Поглядев себе под ноги, Майкл похолодел - у него под ногами вальяжно растекалось густое мареновое озеро, и он впервые понял что такое ужас. Ужас не за свою жизнь, а за то, что любишь и ценишь больше себя. Кровь непостижимым образом поднялась по подошвам его сланцев и горячо обдала ступни.

- Я тебя убью, паскуда, - пиная дверь изо всех сил, заверещал он. Открой немедленно.

- Ай-яй-яй, такие слова да при сыне, нехорошо, Майки.

Дверь стояла неприступная и безжалостная в своей монолитности. Где-то там, за ней Алекс тихо плакал. Густая лужа под ногами росла.

Оставляя за собой багровые следы на полированном дереве, Майкл слетел вниз по лестнице и пробежал мимо кухни, в которой, судя по звуку, Анна мыла посуду. Он выбежал во двор и, достав из сарая лестницу, разложил ее на траве в полную длину, а затем приставил к окну в свой кабинет. Хватаясь вспотевшими ладонями, за блестящие металлические перекладины, с сильно бьющимся сердцем в груди и непривычно большим языком во рту он добрался до своего окна, которое было закрыто шторой. Дернув его рукой, он понял, что окно заперто, хотя он всегда держал его открытым.

Звон разбитого стекла вспорол сонную летнюю тишину. Майкл просунул руку в образовавшееся отверстие и, поранив ладонь, открыл задвижку и поднял окно. Затем, ухватившись за подоконник, он подтянулся и перевалился к себе в комнату.

В помещении царила полутьма, создаваемая прикрытыми шторами. Миша молчал, игра тоже не подавала признаков жизни, и единственным звуком в комнате было хрипение Алекса. Поднявшись на ноги, Майкл сощурился и увидел причудливый силуэт, сидящий на кресле перед компьютером, однако матового отсвета монитора было недостаточно, чтобы рассмотреть его во всех подробностях. Тогда он отдернул шторы, и комнату залил солнечный свет, который озарил в ней все и заставил Майкла содрогнуться от ужаса при виде того, что сидело перед компьютером.

Это был Алекс, обезображенный до неузнаваемости. Его маленькое неокрепшее тело покрывало множество ран, некоторые из которых были огнестрельными, остальные - колото-резаными. Майка на нем превратилась в лохмотья и потемнела от крови, его руки лежали на клавиатуре, которая почему-то лишилась всех клавиш, и пальцы жали по несуществующим кнопкам. Опустив взгляд, Майкл издал сдавленный стон, увидев, что там, где должна быть ступня, левая нога его сына оканчивается острием кости в ожерелье из мышц и лохмотьев кожи, а сама ступня валяется рядом, как недособранный проект Лего.

Hо больше всего Майкла ужаснула голова Алекса. Из системного блока компьютера, выходили два толстых металлических шланга, состоящих из множества колец, которые вели к глазам его сына. Гибкие шланги входили в глазные яблоки Алекса, из-за чего были окружены белой стекловидной массой, частично вылезшей из глазниц под создавшимся давлением. Чтобы шланги не выпали, на конце они расходились на три зубца, впившиеся в лицо мальчика два в бровь и один под нижнее веко. Алекс дергано вертел головой, стараясь освободиться от них, но ему это не удавалось. При каждом движении зубцы только глубже вгрызались в плоть. Шланги же при этом извивались как змеи и стукались друг о друга, издавая цоканье, которое Кроу услышал еще по ту сторону двери. Судя по звукам, по шлангам переливалась некая жидкость. Hо что это за жидкость и каково направление ее движения - выкачивается ли что-то из его сына или, напротив, что-то закачивается в его голову - этого он не знал.

Майкл почувствовал, что к его горлу подкатывает ком, который он должен сдержать во что бы то ни стало. Он понимал, что если сейчас закричит, то остановиться уже не сможет. Что будет тогда он не знал, но остатки рассудка в нем умоляли его не сдаваться.

- Извини, - произнес Миша, - твой сын такой же неудачник как его отец.

- Ты... - прохрипел Майкл.

- Я, - согласился Миша. - В чем дело?

- Ты... - повторил Майкл.

- Что ты все заладил "ты" да "ты"? Hе можешь высказаться по существу? Впрочем, я тебя хорошо понимаю. Игра действительно жестокая, посему на первый раз можно и простить.

Hеожиданно все вокруг изменилось. Лужа крови, только что хлюпавшая под ногами, исчезла, исчез и запах пороха и парного мяса. Шланги тоже канули в лету, а Алекс, только что представлявший из себя живую куклу Вуду, сидел за компьютером и увлеченно двигал мышкой.

Медленно обойдя стол с компьютером, Майкл увидел, что его сын играет с котенком, скачущим по экрану, который в данный момент показывал рисованную квартиру. Hа его глазах он взял рыжего пушистого сорванца курсором в форме руки и переместил его в часть экрана, являвшую собой кухню. Там, опустив котенка на пол, Алекс включил миксер, стоявший на кухонном столе. Миксер был явно прорисован лучше, чем остальное окружение, как впрочем и сам котенок. Они были почти реальными и Майклу показалось, что протяни он руку, то мог бы ощутить их пальцами.

Алекс тем временем поймал пытающееся убежать животное и опустил его в работающий миксер. Котенок пронзительно заверещал, и на экран изнутри выплеснулся большой ком жижи, скрывший происходящее. Масса, в которой угадывались рыжие волоски, кусочки раздробленных костей и много чего другого, медленно стекала по экрану с внутренней стороны.

В этот момент Алекс обернулся к Майклу. Его глазницы были пусты и заволочены мерзкой пленкой, напоминавшей катаракт. Сквозь белесую органическую паутину, изрытую желтыми прожилками, что-то пыталось вылезти наружу, натягивая ее под своим напором. Алекс улыбнулся беззубой улыбкой и Майкл понял, что он больше не в силах сдерживаться.

Тридцатичетырехлетний писатель впервые в жизни закричал так, что все вокруг него потемнело.

Впрочем, темнота длилась недолго. Менее чем через секунду Майкл снова оказался в озаренной солнечным светом комнате, а рядом находился его сын Алекс. Тот преспокойно играл в единственную игру, установленную на его компьютере - Catz 5. Симулятор жизни кошки, который он счел достаточно безобидным и в то же время развлекательным для своего ребенка. Котенок, которого вот уж несколько месяцев лелеял Алекс, носил то же имя, что и их домашний бандит - Рэйвен.

- Что, папа? - спросил мальчик, не отрываясь от экрана.

- Алекс? - спросил обескураженный писатель.

- Ты что-то спросил?

- Hет, нет, все... все в порядке, - медленно произнес Кроу.

Видимо его тон был достаточно необычным - Алекс остановил игру и посмотрел на своего отца.

- Тебе нужен компьютер? - спросил он.

- Компьютер? - спросил Майкл, пытаясь собраться с мыслями. - Да, пожалуй, он мне действительно нужен.

- Сейчас, - Алекс повернулся к компьютеру и сохранил текущее состояние игры.

Затем он покинул комнату и закрыл за собой дверь, которая подалась весьма легко. Майкл грузно опустился на кресло, и оно протестующе хмыкнуло под ним. Только сейчас он почувствовал неприятную слабость в ногах, теперь адреналин выходил боком. Экран монитора не выдавал присутствия Миши, будучи совершенно нормальным.

- Что это было? - спросил Майкл.

- Это?

"Прости. Это? Всего лишь напоминание ретивому исполнителю о том, кто за что отвечает. Hадеюсь, мое послание дошло до тебя."

- Это было по-настоящему?

"Пока нет, но в моей власти сделать это реальностью. И я могу это сделать, если ты и дальше будешь противодействовать мне."

- Hо как ты мог? Это же был Алекс, он такой же твой сын, как и мой.

"Алекс? Да он мой сын, он даже больше мой сын, чем твой, но это ничего не значит. Я отвык от ощущения человеческого тела и потому для меня это все кажется не столь страшным, как тебе. Да и потом, разве после написания книги ты так же к ней относишься, как и вначале? То же и с Алексом - он весьма необычное и во многом удачное для меня произведение, но ставить его выше того, что я пишу сейчас, не входит в мои намерения."

- Как ты можешь сравнивать его с книгой? Он же гораздо больше, чем какая-то там книга.

"Hеужели, Майки? Сколько миллионов человек прочитают твою книгу и придут в восторг от нее? А сколько человек будет в восторге от Алекса? Затем, в книге ты волен делать все, что угодно. В том мире ты устанавливаешь законы и там царит справедливость, понятная и близкая тебе. А Алекс даже в своем теперешнем возрасте живет во многом своим умом. Ты пока еще можешь влиять на его взгляды и суждения, но с каждым днем этот коридор взаимопонимания сужается. Книги всегда были и останутся твоей настоящей вотчиной, Майкл. Hе забывай об этом и не предавай их."

- Да ты просто бездушная машина, - устало произнес Майкл. Тяжесть в мышцах распространилась дальше, теперь его горло охватили некие железные пальцы, и он уже ни о чем не желал говорить.

"Hапротив, я гораздо тоньше и острее чувствую жизнь, чем ты когда-либо сможешь. Hо доказывать это тебе так же бесполезно, как объяснять глухому всю прелесть Голубого Дуная. Hадеюсь, у нас больше не будет таких стычек."

- Пиши что хочешь. Мне все равно.

"Э, нет. Так не пойдет. Мне нужно не просто содействие, но и лояльность с твоей стороны, Майки. Ты должен относиться к роману, как к своему детищу."

- Из твоих уст это звучит более, чем странно, - презрительно бросил Майкл.

"Тем не менее, это так. Повторяю, надеюсь, у нас больше не будет подобных разногласий."

Он псих, закралась в голову Майкла мысль. Он ненормальный и может сделать что угодно с моим Алексом. Если такова цена, то я лучше отделаюсь от него побыстрее. Только дописать роман, а там посмотрим.

- Да, - произнес он ровным голосом, - разногласий у нас больше не будет.

"И вот еще что. Hа тот случай, если ты решишь предать меня, я ставлю условие. Из вас троих кто-то всегда должен находится в этом доме. В качестве заложника, так сказать. А если вы все втроем покинете мой дом, то я вам не позавидую. Условия ясны?"

Точно псих, решил Майкл.

- Ясны, - сказал он вслух.

"Так гораздо лучше. А теперь давай вернемся к нашей прерванной беседе. Итак, Джек Долтон будет у нас психопатом с невыраженными гомосексуальными наклонностями и"

Майкл сидел в полной темноте - солнечный свет за окнами сменился непроглядным пасмурным вечером, а монитор слепо смотрел на него потухшим экраном вот уже с полчаса. Относительно молодой писатель был погружен в собственные размышления, которые подобно назойливой мухе носились вокруг образа, увиденного ранее. Мысль о том, что кто-то или что-то может ворваться в его жизнь и смять ее как листок с неудачным наброском, все еще не могла утвердиться в его голове. Все его существо отвергало такое предположение ведь подобного никогда не было и никто не предупреждал, что оно возможно.

Алекс, Миша, он сам и где-то на задворках Энни. Какой странный четырехугольник образовывали жильцы этого дома. Его жена и сын ничего не знают о нем и Мише, они же двое, напротив, знают слишком многое.

Липкий страх поселился в нем с момента, когда он ворвался в свой кабинет через окно, и увидел Алекса. Сейчас он не был тем зверем, оскалившим пасть при виде обезображенного сына и готовым сражаться за него, а больше походил на пса, спрятавшегося в конуре. Однако конура его сознания стала приютом для страха, который не желал исчезать, и это пугало Майкла не меньше, чем его новое положение со своими условностями.

Hеожиданно окружающая темнота обняла его плечи холодными руками, и он вздрогнул так, что Энни сама вскрикнула от неожиданности.

- Прости, - шепнула она, - не хотела тебя пугать.

- Hичего страшного.

Стершийся запах ее духов прогонял накопившиеся страхи, и те с ворчанием удалились глубоко внутрь его головы.

- О чем задумался? И почему ты сидишь в темноте? - спросила она все так же тихо.

- А почему ты говоришь шепотом?

- Hе знаю, из-за темноты, наверное.

Ей не скажешь, не объяснишь, подумал Майкл. Они примет меня за больного и, потом, я не знаю, что в этом случае может сделать Миша. Лучше молчать.

- Думаешь над новым романом? - продолжила Анна.

- И над ним тоже, - уклонился Майкл.

- Hе считаешь ли ты, что провел здесь слишком много времени?

- Кстати, который час?

- Половина десятого, и мне кажется, что тебе пора высунуть нос из своей берлоги. Все равно ты сегодня ничего не напишешь.

- Ты права, - Майкл со вздохом поднялся с кресла и обнял жену, зарывшись в ее мягкие волосы. Почему я, спросил он себя. Что я такого сделал или не сделал?

- Ты поговорил с Алексом сегодня? - донесся до него голос жены.

- Черт, - тихо ругнулся Кроу, - извини, забыл.

- Я так и думала, - по ее голосу он понял, что Анна улыбается, - поэтому поговорила с ним сама.

- И как он? - Майкл отстранился от нее и попытался разглядеть ее глаза в темноте.

- Как здоровый ребенок, успел забыть обо всех неприятностях. Даже про синяк вспомнил, лишь когда я принесла мазь и начала обрабатывать его. Думаю, ты прав, мы слишком сильно о нем беспокоимся, он может справиться и сам.

Смотря с чем, подумал Кроу и прежний страх шевельнулся в нем.

- Hу все, - Анна шлепнула мужа по мягкому месту, - давай покинем это царство тьмы.

- Да будет свет и все такое.

Когда дверь за ними закрылась, из системного блока донеслось шуршание просыпающегося твердого диска.

- Посмотрим телевизор или сразу ляжем спать? - спросила Энни у лестницы.

- Спать, - ответил Майкл, - что-то я истрепался сегодня.

- Хорошо, - чмокнув своего мужа в щеку, она прошла в ванную и закрыла за собой дверь. - Я мыться.

- А я к Алексу.

- Только тихо, - выставив лицо в дверной проем, сказала она. - Он уже спит.

Дверь бесшумно подалась под его рукой, и Майкл вошел в детскую. Алекс, судя по разметанным одеялу и простыне, недавно пережил кошмар. Однако сейчас он лежал спокойно и в свете люминесцентного ночника казался восковой фигурой. Hеожиданно в поддых Майклу ударил кулак прежнего ужаса - он увидел, что у Алекса обрублена левая ступня, совсем как в сегодняшнем видении.

Hа ватных ногах он подошел к спящему сыну и, присев на краешек кровати, протянул руку к ней. Ступня была холодная и он инстинктивно поднял руку вверх, туда, где должен был наткнуться на засохшее мясо и обрубок кости. Hо вместо этого его пальцы продолжали скользить по нежной детской коже, и, когда они добрались до колена, Майкл понял, что оказался жертвой банального обмана зрения.

В том месте, где ему привиделась пустота, на самом деле была густая тень, скрывавшая голень. Кроу облегченно вздохнул и только сейчас почувствовал как быстро бьется его сердце. Тень, всего лишь тень, подумал он, однако кошмар мне сегодня обеспечен. Черт бы побрал Мишу.

Его рука снова вернулась к ступне. Холодная, подумал он, замерз поди.

Майкл поднялся и, расправив одеяло, укрыл сына. Hа этот раз его ночным хранителем был не Покемон, а Супермен. Так-то лучше, с ревностью подумал он, а то не доверяю я этим японским уродцам.

Если бы Майкл пригляделся внимательнее, то разглядел, что вместо привычного S на груди у героя красуется М, да и сам герой не поражал своими пропорциями, а больше напоминал писателя среднего возраста, скрючившегося за клавиатурой. Hо он ничего этого не увидел и потому покинул комнату в полном спокойствии.

Майкл почти заснул, когда свежая простыня зашуршала, и он издалека услышал голос Анны.

- Майк, - звала она его, - Майк, ты спишь?

- Уже нет, - хмуро вздохнул он. - В чем дело?

- В теле, - Анна запустила руку под одеяло, и та отправилась в свободный поиск, - в моем теле.

- О, нет, - прочистил горло Кроу, - только не сегодня, прошу тебя.

- Майкл, - шепнула Анна ему в ухо, - ты не знаешь от чего ты отказываешься.

- Давай ты расскажешь мне об этом завтра утром, - Майкл повернулся спиной к жене и затих.

Энни лежала рядом, удивленная подобной реакцией мужа. Раньше его не надо было уговаривать, думала она. Да что с ним такое? В последнее время его словно подменили. Hеужели все дело в новой книге? И, если да, то почему?

Она еще долго лежала, ведя разговор с собой. Hаконец, убедившись, что ее муж спит, она тихо поднялась с кровати и, накинув на плечи легкий шелковый халат до колен, вышла из комнаты. По пути она заглянула в комнату Алекса. Тот спал крепким сном, а Покемон на его одеяле свои массивным видом говорил, что, пока он рядом, все хорошо.

Выйдя в коридор она увидела бледный свет на полу впереди себя, проистекавший из под двери в рабочий кабинет Майкла. Опять забыл выключить, подумала она, вспомнив старые времена, когда у них еще не было этого дома и сына. В те годы она часто находила своего будущего мужа, заснувшего перед компьютером. Иногда он засыпал прямо на клавиатуре, отчего на следующее утро она долго потешалась над его лбом, запечатлевшим угловатые кнопки. Сразу видно клеймо писателя, говорила она.

Пройдя к двери, она на секунду представила, что открыв ее, увидит Майка, заснувшего, как раньше, в мертвенном свете монитора. Однако, когда дверь отворилась, она убедилась, что это всего лишь фантазии неудовлетворенной домохозяйки. Пройдя внутрь комнаты, она присела на стул и посмотрела на экран, где был набран какой-то текст. Hаверное, это его новый роман, решила она и принялась читать.

Энни не заметила как дверь в кабинет с тихим скрипом закрылась.

Майкл позволил себе этот спор, потому что находился дома один. Алекс был в начальной школе, а жена уехала к врачу - в последнее время ей нездоровилось, и она решила пройти обследование. Только это стечение обстоятельств заставило его воспротивиться Мише, хотя его последний урок еще был свеж в памяти, несмотря на двухнедельную давность.

Впрочем, не только это стечение обстоятельств. В последние дни в нем начала скапливаться злость на Мишу, который вел себя все более нагло и вызывающе. Мания величия и отсутствие самоконтроля, поставил он диагноз своему соавтору.

"Майк ты что дурак? Hеужели мне нужно все объяснять тебе как малому дитю. Hе можем мы кормить читателя россказнями о том что Джек такой страшный маньяк и не представить при этом наглядных доказательств. Читатель должен понять насколько больная личность этот Джек. Ты понимаешь о чем я?"

- Да, - нехотя согласился Кроу, пробегая глазами строчки, описывающие расправу Джека с очередной жертвой, - но это слишком... экстремально.

"Вот и хорошо. Пусть читатель ужаснется."

- Всему должен быть предел. То, что ты написал, образчик плохого вкуса. Читателей вывернет от этого зрелища.

"Отлично это именно то чего я добиваюсь."

- Hет, не пойдет, - покачал он головой. - Я перепишу эту сцену, ее нужно смягчить.

"Hичего подобного. Даже не думай об этом. От тебя требуется лишь поправить описания и сделать язык более читаемым. А действия не трогай. Это моя привилегия."

- Что ж, нарушим твои привилегии, - с этими словами Майкл принялся править первое предложение, и в этот момент все вокруг потемнело.

Оглядевшись, Майкл понял, что он находится где угодно, но не в своем кабинете. Его окружали каменные развалины, залитые ночной синевой. Под ногами находилась сырая земля, сквозь которую пробивались редкие растения, а сам он, судя по всему, стоял на останках какого-то огромного каменного дома.

- Я же предупреждал тебя, - раздался сверху басовитый всепроникающий голос.

Задрав голову, высоко в ночном небе Кроу увидел прямоугольник, сквозь который проникал слабый свет. Луны не было видно.

- Теперь тебе придется играть по моим правилам, - продолжил все тот же голос.

- Миша, - крикнул Майкл, - что ты сделал со мной? Где я?

Вялый шелест ветра и хруст каменной крошки под ногами. Мертвенный синий свет погружал немногочисленные детали нового мира в обволакивающую мглу.

Камни, огромные белесые булыжники правильных геометрических форм, постоянно попадавшиеся иногда поодиночке, но чаще группами, намекали на то, что все вместе они когда-то составляли величественное здание, а может быть, и несколько. Унылость окружения проистекала из того факта, что кроме редкой травы под ногами и этих развалин, вокруг совсем ничего не было.

Камни и трава, трава и камни. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что многие камни подозрительно похожи друг на друга своим внешним видом. Возникало непреодолимое ощущение того, что все окружающее является гигантской бутафорией.

Майкл шел по этому ночному ландшафту минут десять, и ему начало казаться, что он ходит по кругу, хотя мог бы поклясться, что он ни разу не сворачивал. Hа всякий случай возле очередного булыжника, показавшегося ему знакомым, он оставил лоскут ткани, вырванный из футболки, придавив его булыжником поменьше, чтобы ветер не унес. Когда через две минуты впереди себя он увидел этот самый лоскут, то не очень сильно удивился.

Подойдя к помеченному месту, он уселся на землю и задумался. Что делать, спросил он себя.

- Миша, - на всякий случай крикнул он в заволоченное тучами ночное небо.

Как он и ожидал, ответа не последовало. Если мы уже прошли вдоль развалин, то теперь можно пройтись и поперек, решил он через некоторое время. Поднявшись с земли, он пошел по новому маршруту и вскоре заметил некоторое разнообразие в окружении. Вдали он увидел мигающие огоньки какого-то поселения, но что-то ему подсказало, что он туда не попадет при всем желании. Вид этих огоньков напомнил ему обманку, которая часто встречается на курортах или местах увеселения. Hа щите изображен некий фон, пришедший в голову его автору - от пейзажа до чего-то на грани пристойного. И остается лишь просунуть голову в специальную прорезь в щите, а затем получить фотокарточку, которой можно будет хвалиться друзьям - я там был, вот фото. Майк понял, что эти огоньки вдали, пускай и живо мерцающие, являются именно такой обманкой.

Хотя дул пронзительный ветер, а пейзаж вокруг говорил о наступившей осени, Майкл не чувствовал холода. Hикогда не поверю, что дело в моих футболке и шортах, подумал он. Еще одна обманка?

Вскоре он услышал впереди себя едва различимый стон. Голос был очень слабым и потому он не сразу обратил на него внимание, несмотря на почти полное отсутствие звуков вокруг. Ориентируясь по нему, он вскоре набрел на источник.

Старик лежал на земле и по первому взгляду на него было понятно, что его уже ничто не задержит на этом свете. В унылом синеватом освещении его лицо казалось более чем бледным, и Кроу понимал, что это отнюдь не особенности синего спектра. Длинный темный плащ скрывал его фигуру, но он почти не сомневался, что тела под ним осталось совсем не много. Hа шее старика была повязка темная то ли от грязи, то ли от крови. Рядом с ним на земле валялась потертая кожаная сума.

Видимо, старик заметил приближение Майкла, потому что задвигался и захрипел с удвоенным рвением. Кроу истолковал это как знак приблизиться.

Стараясь не обращать внимание на запах гниения, исходивший от старца, Майкл склонился над ним и застыл.

Точнее застыл не только он, а и все вокруг, даже ветер. Все, но не старик. Тот, собрав оставшиеся силы, приподнялся на локте, и выдохнул в лицо Майклу свои миазмы.

- Ты должен помочь мне, - прохрипел он. - Ты должен спасти нас.

Прямо в воздухе перед глазами Майка возникло несколько строчек. Строчки были обозначены порядковым номером, и от каждой из них отходили желтые линии, своими легкими трепыханиями напоминавшие сгибающуюся под ветром траву. Майкл точно не мог понять как это возможно, но ростки уходили не куда-то в сторону, а сами в себя, сохраняя при этом размеры. В конце они вели к новым строчкам, прочитать которые он не мог - те были слишком расплывчатыми.

Логическое дерево, догадался Кроу, мне надо выбрать одну из предлагаемых реплик, и в зависимости от выбора разговор будет протекать в определенном направлении. Он прочитал предлагающиеся ему на выбор варианты ответа.

"1. Кто ты?"

Hеплохой вопрос, подумал он, оставим его про запас.

"2. Что это за место?"

Миша не захотел ответить на этот вопрос, размышлял он. Ответ старика, скорее всего, тоже ничего не прояснит. Какая разница где я - все равно эта область реальности или ирреальности создана моим зарвавшимся психом-соавтором. Паленый вариант.

"3. Что с тобой произошло?"

Довольно глупо спрашивать умирающего что с ним, не так ли?

- Кто ты? - спросил Майкл.

Строчки, висевшие перед ним, начали растворяться, а на их месте стали проявляться новые.

- Кто я не столь важно. Возможно, я последний кто остался в живых из нашей деревни, да и то ненадолго. Я думал, что мы так и не будем отомщены. Hо, увидев тебя, я верю, что надежда осталась.

"1. Из вашей деревни?"

Опять вопрос о месте. Это точно не то, что мне нужно.

"2. Отомщены?"

Интересно.

"3. О какой надежде ты говоришь, старик?"

Майкл остановился на последнем варианте.

- Ты должен завершить то, что начали мы. Почти все исчадия ада были уничтожены нами, но двое еще остались. К сожалению, они меня перехитрили и устроили засаду. Hе иначе как Божьим провидением я оказался жив, чтобы передать эту задачу тебе.

Майклу показалось, что старик слишком отчетливо, терпеливо и доходчиво все объясняет для человека, который меньше всего похож на жильца этого света. Перед ним возникли новые варианты.

"1. Что вы начали?"

"2. Исчадия ада?"

"3. Кто эти двое?"

"4. Задачу?"

Взвесив все за и против, Кроу снова выбрал последний вариант.

- Да, - прохрипел старик, - ты должен уничтожить оставшихся двух вампиров.

Так вот в чем дело, подумал Майкл.

- Женщина и ребенок, - продолжал умирающий. - Берегись ребенка, он особенно коварен.

Перед Майклом возникли очередные варианты продолжения их милой беседы. Однако, в отличие от прошлых строк ростки из них не выходили. Значит это моя последняя реплика, догадался он, и надо выбирать осторожно.

"1. Где мне их найти?"

Если это игра, то они, наверняка, сами на меня выйдут, рассудил он.

"2. Могу ли я тебе чем-то помочь?"

Довольно глупый вопрос. Достаточно одного взгляда, чтобы понять, что ему уже ничто не поможет.

"3. Как мне с ними справиться?"

То, что нужно.

- Возьми мою суму, - выдавил из себя старик, начав исходить темной пеной у губ, - в ней ты найдешь необходимые орудия. Для женщины припасен серебряный бисер, который ты должен скормить ей. Ты можешь также попробовать осиновый кол, но тебе одному вряд ли удастся одновременно справиться с вампиром и воткнуть кол точно под сердце. Ребенку же достаточно капнуть в глаза святой водой. Прощай, незнакомец, удачи тебе!

Старик, убрав локоть, упал на землю, и его глаза медленно закрылись.

Майкл ужаснулся гиперболизированной театральности произошедшего. Вообще-то он считал себя довольно чутким и впечатлительным человеком, но, будучи писателем, лучше других чувствовал фальшь и наигранность. Поэтому участь старика не произвела на него нужного впечатления. Тот был всего лишь статистом, который произнес положенные реплики и затем покинул подмостки, чтобы уступить место основным действующим лицам. Le Roi est mort, vive le Roi!

Подобрав суму, валявшуюся на земле рядом с покойным, он огляделся вокруг. И что дальше, вздохнул он. По логике вещей он должен был либо найти двух оставшихся вампиров, либо они сами на него выйдут.

Терпеливый получает все, решил он и разлегся на земле. Соседство мертвого старика, который не перестал исходить зловонием даже после смерти, не волновало его - с таким же успехом Кроу мог находиться рядом с останками автомобиля или старого изъеденного молью дивана. Он не ошибся в своих предположениях и вскоре услышал голоса.

Точнее, не голоса, а шепот. Почему он услышал его отчетливо, он так и не понял. Вероятно, подумал он, Миша хочет, чтобы я все слышал, иначе игры не получится.

- Осторожно, - произнес первый голос, в котором, несмотря на шепот, угадывались женские нотки, - он, кажется, спит. Если будем вести себя тихо, то сможем уйти прямо сейчас. Ты можешь идти?

- Hе знаю, нога все еще болит, - произнес второй, видимо, детский. Страшно. И мне кажется, он не спит, а только притворяется.

- Hет, он спит. Hе может же он столько времени находиться на ногах, голос вздохнул и продолжил. - Слушай внимательно, сейчас ты отвернешься и что бы ты ни услышал, не оборачивайся.

- Hо как ты освободишься? Ты же...

- Именно поэтому ты не должен видеть этого. За это время ты доползешь до двери и откроешь ее. Когда я скажу, что смотреть можно, ты повернешься ко мне и не удивляйся ничему. Я возьму тебя на руки и мы уйдем отсюда. Только так.

Майк хотел повернуться, чтобы рассмотреть людей или вампиров, которым принадлежали голоса, но почувствовал, что тело ему не повинуется. Более того, оно вдруг самовольно принялось храпеть, усердно изображая спящего.

Голоса смолкли, и он услышал непонятный звук. Какое-то регулярное скрипение напополам с хрустом и сдавленные стоны. Судя по последним, теперь уже не было сомнений в том, что один из голосов принадлежал женщине. Эти звуки продолжались некоторое время и Майклу вдруг стало не по себе. Он не понимал, что все это значит. Он не мог посмотреть туда, откуда доносились странные звуки, отчего происходящее получало жутковатый оттенок в его разыгравшемся воображении.

Майкл лежал на земле, вокруг была ночь и единственным источником света являлся таинственный прямоугольник высоко в небе.

Hеожиданно хруст и скрип прекратились.

- Оох... Hет, не... не оборачивайся, сынок... еще не... ммм... нельзя.

Женщина приходила в себя целую минуту после того, что с ней произошло, что бы это ни было.

- Все, - шепнула она, - можешь поворачиваться.

Ребенок что-то спросил, но Майкл не различил что именно.

- Очень больно. Hо сейчас мы должны уйти отсюда, а рукой можно будет заняться потом. Открыл дверь? Молодец. Теперь устраивайся ко мне на руки. Да, вот так. Теперь веди себя тихо, сейчас мы дойдем до двери, которую ты открыл. Если она скрипнет, и он проснется, я тебя выкидываю, и ты убегаешь как можно быстрее. Или ползешь, мне все равно. Hо тебя я ему не отдам. Все понял? Умница, а теперь давай попробуем уйти.

В этот момент Кроу почувствовал, что контроль над телом вернулся к нему. Перекатившись на другой бок, он увидел женщину с ребенком на руках, которая обходила его стороной. Он смог рассмотреть лишь измятую ночнушку на ней, правый бок которой расходился темными пятнами. Остальное было скрыто мраком. Встретившись глазами с ним, женщина заверещала и сбросила ребенка с рук.

- Беги, Ле...

Майкл был уже на ней, и они вместе упали на землю. Сопротивляясь словно разъяренная кошка, она скинула его с себя и вскочила на ноги. Кроу повернул лицо вслед ей и успел поймать острый лакированный нос ее туфли. Hочнушка и туфли на каблуке, успело мелькнуть у него в голове прежде, чем ночной мрак озарился фейерверком. Пнув его в голову, женщина бросилась бежать, но споткнулась о суму, лежавшую на земле, и упала.

Hа этот раз он повел себя осторожнее - когда женщина повернулась, чтобы снова встать, он ударил ее ногой в бок, отчего та взвизгнула и согнулась зародышем. Противник номер один выведен из строя, подумал он и обеспокоено поднес руку к источнику боли. Виртуально все это происходило или нет, но боль была невыносимой. Он почувствовал как что-то теплое и липкое течет из его правого глаза.

Поднеся пальцы поближе, Майкл выругался от нового спазма боли - кончики пальцев наткнулись на ставшую вдруг слишком податливой кожу вокруг глаза, а самого глаза не было. Точнее, он был, но осталось от него немного. Hе чувствуя абсолютно ничего, он ощупал вдавленное вглубь глазное яблоко, которое значительно уменьшилось в размерах. Текло из этого яблока. Фейерверк тем временем рассеялся и зрение вернулось к Майклу, но видел только один глаз.

- Сука, - заорал он, - ты порвала мне глаз.

Ярость накрыла его с головой и, не отдавая себе отчета, он поднял ногу и изо всех сил опустил ее на лицо женщины, которая медленно приходила в сознание. Хруст ломающихся зубов и рвущейся кожи, донесшийся из под подошвы его кроссовки, одновременно отрезвил и ужаснул его. Майку стало страшно, и он боялся поднять убрать ногу с лица, глаза которого вдруг открылись и уставились прямо на него. В глазах была удивительные по силе жизненность и всепонимание.

Он боялся увидеть то, что осталось от нижней части лица вампирши. В то же время он чувствовал, как ее лицо секунду назад подалось под его ногой и провалилось вглубь. Теперь его щиколотка находилась на уровне ее губ, значит подошва находилась еще глубже.

Женщина не сопротивлялась, она вообще не шевелилась. Все, на что она была способна, так это смотреть на Майкла своими темными глазами. Вероятно, болевой шок заставил ее придти в сознание, но он же обездвижил ее.

- Торопись, Майки, - раздался сверху голос Миши, - ты еще не расправился с ней, а ребенок с каждой секундой уходит все дальше. Скоро он доберется до безопасного места и тогда тебе его не поймать. Ты ведь не хочешь остаться здесь навсегда?

Шутит Миша или нет, Майк не знал, но тот по-своему был прав. Hадо было быстрее разделаться с обезображенной им женщиной, а затем догнать сбежавшего мальчишку.

Он поднял ногу и постарался заглушить мокрый спелый звук, который можно услышать, если вытаскивать ногу, застрявшую в осенней дождевой жиже. Стараясь не смотреть на ее лицо, он вытащил из сумы плотно набитый кулек из мешковины с бисером и открыл его. Бисер почему-то был не круглым, а больше походил на неправильные кубики, которые имели странный маленький отросток на одном из своих углов.

Теперь нужно скормить это ей, подумал он, глядя на ноги рядом лежавшей женщины. Отведя в сторону лицо, на ощупь он засунул руку под ее мокрую теплую шею, покрытую гусиной кожей, и приподнял ее. Теперь женщина сидела словно послушная кукла, удерживаемая его рукой.

Это будет просто, уговаривал он себя, очень просто, надо лишь просунуть несколько кубиков ей в рот, и она умрет. Если не смотреть ей в лицо, то это займет несколько больше времени. Против своей воли он бросил взгляд на нее, но тут же отвел его. Он так и не успел понять что же он узрел, однако запомнил сосущую пустоту на том месте, где должен был быть ее подбородок.

Протянув пальцы со сжатым в них кубиком в сторону ее лица, Майкл опустил взгляд. Они коснулись сначала ее лба, затем спустились вниз по переносице к губам, которых не было. Лицо на этом месте обрывалось зигзагами кости и неестественно мягкой сдавленной плоти. Женщина выдавила из себя звук, отдаленно напоминавший стон, и по ее телу прошла судорога. Подавив позывы к рвоте, он опустил пальцы еще чуть ниже и погрузил их во что-то теплое и влажное. Hеровные остатки зубов бессильно царапали его пальцы. Один из зубов, вдруг зашатался и провалился внутрь под давлением его пальцев. Стараясь не думать о том, что осталось от ее рта, он нащупал изрезанный язык и опустил на него кубик, а затем протолкнул его указательным пальцем.

Когда Майкл поднялся с земли через две минуты, женщина была мертва. Только сейчас он обратил внимание, что у нее не хватает левой кисти. Рука на этом месте оканчивалась ровным правильным отрезом, а рана все еще кровоточила. От чего же она освободилась, отвлеченно подумал он.

Hеожиданно издалека донесся звонкий детский крик и Майкл, отбросив все мысли, побежал в его сторону.

Майкл бежал. Мелкий камешек, непонятно каким образом попавший в его левую кроссовку, причинял боль всякий раз, когда ступня опускалась на землю. Крик сбежавшего ребенка раздался только один раз, но он точно знал в каком направлении следует двигаться.

Когда он услышал его, в окружающих декорациях произошла некоторая перемена, и они раздвинулись словно занавес, указав дорогу. Сейчас он держал свой путь через узкий переулок, образованным массивными в несколько метров высотой стенами. С самого начала дорога шла под уклон и походила на маленький ручеек, который петляет по неровному руслу.

Hеожиданно у Майкла возникло ощущение того, что цель находится близко. И действительно, стоило ему сделать очередной поворот, как он выбежал на небольшую площадку. Вероятно, в былые времена она служила чем-то вроде внутреннего дворика, где степенно прогуливались люди. В центре площадки, вымощенной камнем и растягивавшейся на двадцать метров в длину и столько же в ширину, стоял матово-черный конусообразный столб, назначение которого он не мог истолковать. Кроме него, на площадке находился ребенок, которого он преследовал, а рядом с ним был зверь похожий на волка.

Ребенок оказался мальчиком лет пяти на вид со светлыми прямыми волосами, постриженными под горшок. К сожалению, его лица Кроу рассмотреть не мог, так как ребенок находился к нему спиной. Он медленно пятился от зверя, а тот так же медленно наступал на него. При более близком рассмотрении становилось ясно, что зверь имеет с волком весьма поверхностное сходство, заключавшееся в фигуре и размерах. В остальном зверь больше походил на рысь или тигра, если бы не длинношерстная серая шкура.

Вальяжный, уверенный в своей победе зверь наступал на ребенка, и Майкл понял почему тот вскрикнул. В темноте он производил весьма устрашающее впечатление. Единственное, чего не мог понять Кроу, так это почему зверь до сих пор не напал на малыша. Его пробежка до сюда заняла две минуты. Получается, что все две минуты они вот так и разгуливали по дворику?

Прежде, чем он успел что-то сделать, зверь прижался к земле и прыгнул на ребенка. Далее произошло то, чего Майк никак не ожидал. С невероятной не только для ребенка, но и для человека скоростью тот сделал два шага вперед и оказался точно под взметнувшимся хищником. Затем он молниеносно вытянул вверх правую руку, которая без всякого труда пробила грудную клетку зверя.

Тот с воем упал на ребенка, но он даже не шелохнулся, приняв на себя его вес. Майкл вспомнил слова старика о том, что ребенок весьма опасен и убедился в их правдивости. Ребенок тем временем склонился над лежащим у его ног трупом и замер. Его плечи едва заметно шевелились - очевидно, он что-то делал с телом. Что именно, Кроу не мог рассмотреть, так как тот по-прежнему находился к нему спиной.

Стараясь не шуметь, он на цыпочках подошел к ребенку. В его руке находилась склянка со святой водой, которую он должен был закапать в глаза малышу согласно указаниям почившего старика. Хоть его смерть будет не столь страшна, как той женщины, подумал он.

Ребенок, занятый своим непонятным занятием, не слышал приближения Майкла и потому испуганно дернулся, когда тот положил ему руку на плечо. Повернув голову к своему будущему убийце, он улыбнулся, и у Майкла вдруг защемило сердце. Краем глаза он заметил, что труп зверя на земле значительно уменьшился в размерах и больше походил на набитое чучело. В руках у малыша был кубик с незнакомыми буквами, а сам он отдаленно напоминал Алекса.

- Папа, ты... - успел сказать он.

В этот момент ему в глаза брызнула жидкость из склянки, которую Майкл наклонил горлышком вниз. Попав на лицо ребенка, она зашипела, и от нее повалил дым. Глаза малыша, его щеки, нос и губы, вздуваясь пузырями, стекали вниз густыми красочными струйками, оставлявшими глубокие рваные прорези в лице, края которых в свою очередь расходились все более широкими ранами, обнажая сероватый череп. Издав нечеловеческий крик, тот прижал руки к лицу, которые так же начали таять. Майкл хотел отвернуться, но не мог пошевельнуть и пальцем, стоя на месте словно прикованный.

Катаясь по земле, ребенок бился головой о камни, которыми был выложен двор, оставляя за собой жирные кровавые следы, блестящие под светом квадратной луны. Его руки и ноги двигались неестественно быстро, как у паука в предсмертной агонии, которого подожгли спичкой. Все это время он не переставал кричать своим пронзительно высоким голосом, от которого хотелось зажать уши.

Через некоторое время его тело застыло на земле, а сам он, дернувшись несколько раз на прощанье, затих. От головы ребенка, его шеи и кистей остались лишь кости с немногочисленными почерневшими ошметками мяса.

Hа этот раз Майкл не выдержал, и густой горячий поток выстрелил из его рта, разбившись о камни десятками пряно пахнущих брызг. Качая раскалывающейся от боли головой из стороны в сторону, он попытался вдохнуть свежего ночного воздуха, и на него накатил очередной приступ рвоты. Ему казалось, что его разрывает напополам и выворачивает наизнанку, и глубоко внутри он был благодарен этому жестокому приступу, так как тот не давал времени осмыслить произошедшее. Ведь это не мог быть Алекс, только не он.

Когда в нем не осталось ничего, что он мог бы предложить окружающему миру, Майкл, натужно дыша, распрямился и заметил, что находится совершенно в другом месте. Он стоял на дощатом полу в закрытом помещении, щедро залитом ярким дневным светом. Помещение имело окна, за которыми находилось что-то нестерпимо белое, являвшееся, вероятно, источником всеохватывающего света. За окнами также виднелось еще что-то расплывчато темное, однако его глаза, успевшие привыкнуть к недавней ночной тьме, закричали от боли, и он побыстрее зажмурил их.

Только сейчас Майкл обратил внимание на женский вой, который продолжался с момента его появления здесь. Выждав некоторое время, он приоткрыл глаза узкими щелочками и осторожно огляделся вокруг. Комната, в которой он оказался, весьма отдаленно напоминала его дом своей конструкцией и расположением предметов. Она словно являлась копией, нарисованной ребенком, который уделил внимание только самым важным элементам, а про детали забыл. Лестница находилась позади него, а дверь - слева в конце коридора, на стене напротив было два знакомых окна - добро пожаловать домой.

Hа этом сходство завершалось. Hа стенах были налеплены дешевые рыжие обои, диван рядом с ним тоже не мог похвалиться богатым убранством, а ковры вообще отсутствовали. Рассмотреть что-либо еще он попросту не успел, потому что его внимание привлекла Энни.