Амброз Бирс Гипнотизер

Мои друзья, которым волею случая удается прослышать о том, что временами я забавляю себя гипнотическими опытами, чтением чужих мыслей и прочими аналогичными вещами, часто обращаются с вопросами насчет того, имею ли я сам сколько-нибудь четкое представление о тех природных закономерностях, которые лежат в основе подобных занятий. На все расспросы я даю неизменный ответ, суть которого сводится к тому, что я не только ничего не знаю о сути происходящего, но даже и знать не хочу. Я не исследователь, прильнувший глазом к замочной скважине закромов матушки-природы и пытающийся посредством подобного вульгарного любопытства похитить секреты ее ремесла. Интересы науки представляют для меня такое же значение, какое я сам представляю для этой самой науки.

Затронутая проблема, разумеется, в сущности своей довольно проста и никоим образом не выходит за рамки обычного человеческого понимания — если, конечно, подобрать к ней соответствующий ключ. Что же до меня самого, то я предпочитаю даже не пытаться отыскать его, поскольку по натуре своей являюсь человеком романтического склада ума, получающим гораздо большее удовлетворение от самой загадки, нежели от ее раскрытия.

Еще когда я был ребенком, многие подмечали, что мои большие голубые глаза смотрят не столько наружу, сколько как бы обращены внутрь меня самого — в этом, пожалуй, заключалась их особая мечтательная прелесть, а также отмечавшееся в частые периоды моей задумчивой отрешенности их полное безразличие к событиям окружающей жизни. Этой своей особенностью, как я осмеливаюсь предположить, я во многом был обязан собственной романтической душе, которая с неизменным постоянством всегда была готова сосредоточиться на какой-то приятной ей и сотворенной ею же самой проблеме, нежели на законах природы. У меня не было потребности разбираться в сущности тех или иных предметов и явлений.

Все эти вроде бы неуместные и на первый взгляд эгоистичные рассуждения на самом деле хотя бы отчасти объясняют причину ограниченности моих возможностей пролить свет на сущность проблемы, которая всегда занимала меня самого и порождала столько любопытства у окружающих. Любой другой человек, обладающий моими способностями и соответствующими возможностями, конечно же, сможет найти объяснение тем явлениям, которые в моей интерпретации предстают, как самые обыденные вещи.

Впервые я узнал о том, что обладаю необычным даром, когда мне было четырнадцать лет. Я тогда учился в школе. Однажды я забыл прихватить пакет с завтраком и потому с тоской глядел на соседку по парте, приготовившуюся к аппетитной трапезе. Подняв на меня недоуменный взор, она неожиданно встретилась с моим взглядом, и он словно приковал ее глаза к моему лицу. После секундного замешательства она встала и с отсутствующим выражением приблизилась, после чего, не произнося ни слова, протянула мне свою маленькую корзиночку с аппетитной закуской.

Я с невыразимым удовольствием утолил голод, а затем с таким же упоением разломал хрупкую тару.

После этого случая мне уже не надо было заботиться о том, чтобы приносить из дома свой собственный завтрак: эта маленькая девочка стала моим регулярным поставщиком. Надо сказать, что я с завидным постоянством удовлетворял за ее счет свою примитивную потребность, сочетая при этом приятное с полезным. Я всякий раз заставлял девочку присутствовать при моей трапезе, для вида даже предлагал ей присоединиться, но затем неизменно сам съедал все до последнего кусочка. После этого девочка упорно утверждала, что сама управилась со своим завтраком, однако позже начинала жаловаться на острое чувство голода — на глаза у нее даже навертывались слезы, — чем немало удивляла учительницу, веселила однокашников, даже прозвавших ее обжорой, а меня самого доводила до состояния исступленного блаженства.

Я мог бы с полным основанием утверждать, что подобное положение вещей полностью соответствовало моим устремлениям — если бы не одно отягчающее обстоятельство: вся эта процедура требовала строгой конспирации. Так, смена владельца завтрака могла происходить лишь на некотором удалении от скопления народа, например, в лесу. Должен признаться, что я постоянно краснею при одной лишь мысли о том, что именно по этой досадной причине столь часто оказывался в самом что ни на есть дурацком положении. Если же учесть то обстоятельство, что по натуре я всегда был (и есть) весьма откровенным, можно сказать, даже прямолинейным человеком, то со временем все это стало мне порядком надоедать, и если бы не очевидное нежелание моих родителей отказаться от тех явлений и очевидных преимуществ, которые они обретали благодаря моему дару, я скорее всего поставил бы на всем этом крест и вернулся к прежнему, самому обычному образу жизни. Тот план, который я в конце концов осуществил в целях избавления от негативных последствий моих необычайных способностей, в свое время вызвал самый оживленный интерес в широких кругах местной общественности. Все в первую очередь выделяли ту его часть, которая предполагала умерщвление девочки, — однако я полагаю, что в рамках данного повествования едва ли целесообразно в более подробной форме останавливаться на таких мрачных деталях.

В течение ряда последующих лет я практически не располагал возможностями для реализации своих гипнотических способностей, а те небольшие пробные опыты, которые я изредка все же решался поставить на людях, обычно не получали теплого отклика в сердцах окружающих и завершались либо моим очередным знакомством с розгами, либо непродолжительным одиночным заточением при весьма скудной диете, состоявшей преимущественно из хлеба и воды. Я уже собирался было окончательно прекратить эту во многом порочную практику, сулящую мне, как выяснилось, массу неудобств, когда совершенно неожиданно праздник пришел и на мою улицу.

Однажды я был вызван в кабинет директора школы, где мне вручили комплект цивильной одежды, незначительную сумму денег и надавали кучу советов, ценность которых, надо / признать, намного превосходила добротность нового костюма. Выходя через школьные ворота и приготовившись окунуться в атмосферу вольной жизни, я неожиданно обернулся и, мрачно вперив взгляд прямо в переносицу директора, проговорил:

— Вы — страус.

При посмертном вскрытии в его желудке обнаружили значительное количество мелких непереваренных предметов, в первую очередь различных металлических и шерстяных изделий. Непосредственной же причиной смерти, как гласило официальное заключение судебного следователя, явился разрыв пищевода от стремительного прохождения по нему дверной ручки.

Будучи по натуре добрым человеком и любящим сыном, я тем не менее при вхождении в мир взрослых, от которого был так долго отрезан, долго не мог отделаться от грустного воспоминания о том, что все мои беды и несчастья произрастали, как грибы после дождя, именно по причине крайней экономности, если не сказать грубее, скупости моих родителей, когда дело касалось комплектации моих школьных завтраков. Причем у меня нет сколько-нибудь серьезных оснований предполагать, что с тех пор они заметно изменились в лучшую сторону.

По дороге между Холмом Несварения и Южным Удушьем есть небольшой участок открытой местности, где некогда стояла довольно грязная пивнушка, известная по имени ее владельца — Пита Джилстрэпа, промышлявшего убийствами заезжих путников, что и являлось для него основным источником средств к существованию. Смерть мистера Джилстрэпа и смещение едва ли не всех торговых маршрутов на соседнюю дорогу произошли практически в одно и то же время, в результате чего и по сей день трудно с определенностью сказать, что из этих двух событий было причиной, а что следствием. Во всяком случае, с тех пор эта местность пребывала в полном запустении, а от хибарки Пита давным-давно остались одни лишь обугленные головешки.

Однажды, двигаясь пешком к местам моего детства, проведенного в Южном Удушье, я случайно повстречался со своими родителями, которые направлялись в сторону Холма и решили передохнуть под сенью раскидистого дуба, а заодно и подкрепиться походным завтраком. При виде лежавшей перед ними снеди в моем мозгу выплыли горестные воспоминания детства, а в груди пробудился дремавший доселе лев. Приблизившись к смущенной парочке, которая, разумеется, сразу же признала во мне своего сына, я осмелился предложить им разделить со мной свою далеко не скромную трапезу.

— Всей этой пищи, сын мой, едва хватит на двоих, — проговорил мой дорогой папочка с хорошо знакомой мне напыщенностью в голосе, которой, как я понял, с возрастом отнюдь не поубавилось. — Я отнюдь не намерен игнорировать тот ледяной блеск, который вижу в очах твоих, однако…

Отцу так и не удалось завершить начатую фразу; то, то он принял за "ледяной блеск" в очах моих, было всего лишь сосредоточенным взглядом гипнотизера. Уже через несколько секунд он разложил передо мной все свои запасы. Немногим дольше сопротивлялась и его спутница, так что вскоре мое благородное негодование возымело самые желанные последствия, разумеется, для меня самого, но никак не для них.

— Мой бывший отец, — проговорил я, — надеюсь, вам известно, что ни вы сами, ни эта дама больше уже не являетесь теми, кем вы привыкли себя считать?

— Я заметил некоторые незначительные подвижки, — с явным сомнением в голосе промолвил пожилой господин, — однако склонен приписывать их возрасту.

— Вопрос стоит более остро, — пояснил я, — и затрагивает, если можно так выразиться, ваши родовые особенности. И вы, и присутствующая при сем дама на самом деле уже превратились в двух мустангов, диких жеребцов, причем ни один из вас не склонен одобрительно относиться к присутствию другого.

— Но, Джон! — воскликнула моя дорогая мать, — ведь не хочешь же ты сказать, что…

— Мадам, — торжественно провозгласил я, снова переводя на нее свой взгляд, — вы являетесь тем, кем я вас назвал.

Едва я успел закончить свою фразу, как она рухнула на четвереньки, подскочила к старику и, издав дьявольский вопль, с силой лягнула его в голень! Уже через долю секунды он также упал на четыре точки и, отбежав от нее чуть в сторону, стремительно и довольно успешно нанес ответный удар "копытом" в бок. С равным усердием, хотя и не так проворно из-за сдерживающих движения некоторых атрибутов дамской одежды, она угостила его новым ударом. Их взлетающие конечности самым немыслимым образом пересекались и сплетались в воздухе. Иногда они там же и сталкивались, как говорится, лоб в лоб. Они бросались вперед, плашмя грохались оземь и на мгновение беспомощно замирали.

Чуть оправившись, они возобновляли битву, выражая свое неистовство в нечленораздельных звуках разъяренных скотов, каковыми они себя сейчас считали, — от их криков и воплей едва ли не вздрагивала вся округа!

Они совершали круг за кругом, удары их ног обрушивались "подобно молниям из горных туч"; затем подныривали друг под друга и снова откидывались назад, становясь на корточки. Ожесточенно, хотя и неумело, колотили сразу обоими кулаками, после чего вновь падали на ладони, словно не находя в себе сил удерживать тело в вертикальном положении. Из-под их рук и ног над землей взлетали клочья вырванной с корнями травы и мелкие камни; одежда, волосы, лица — все было покрыто отвратительным слоем смешавшейся с пылью крови. Дикие, нечленораздельные, яростные вопли словно удостоверяли каждый удачно нанесенный удар. В свою очередь стоны, хрипы и повизгивания как бы сигнализировали: удар получен.

На фоне их баталии явно меркли бойцовские качества участников битвы при Ватерлоо, а героизм и отвага моих дорогих родителей в минуту жестоких испытаний и смертельной опасности навсегда останутся для меня неиссякаемым источником гордости.

Под конец схватки эти изодранные, побитые и окровавленные существа представляли собой лишь жалкое зрелище. Так что, как ни прискорбно это осознавать, весьма скоро зачинщик этой битвы остался круглой сиротой.

Подвергнутый аресту за спровоцированное кровавое побоище, я был отдан (в коем состоянии продолжаю находиться до сих пор) под суд, тогда как мой адвокат вот уже пятнадцать лет роет землю и переворачивает небеса, добиваясь рассмотрения этого дела в суде второй инстанции.

Таков краткий перечень моих упражнений в загадочной области знания, именуемой гипнотическим внушением. Что же до того, может ли оно быть использовано каким-то порочным субъектом ради достижения своекорыстных и в целом неблаговидных целей, то судить об этом я просто не берусь.

Загрузка...