Дети Древнего Бога

Эпилог (Альтернативное продолжение)

— Итак, мы снова стоим на земле, где начались и получили развитие полные драматизма события, завершению которых мы все становимся свидетелями сейчас. Мы в Токио-3, вернее, в том, что от него осталось. Этот некогда красивый современный город, сосредоточение науки и технологий, лежит в руинах, — симпатичная девушка-репортер обвела рукой возвышающиеся позади нее груды бетонных плит оставшиеся от зданий, кучи щебня, в котором блестело битое стекло, искореженные автомобили. Камера, повинуясь движениям оператора, охватила эту мрачную и безрадостную панораму, — Город был почти полностью разрушен в результате нападения Ангела, и поскольку большая часть инфраструктуры Токио-3 была так или иначе связана с обеспечением работы NERV, а штаб-квартира NERV перенесена в Германию, надежда на возрождение города таяла с каждым днем.

Но сегодня, на заседании Совета Безопасности ООН, было принято решение о совместном восстановлении Токио-3, в котором примут участие представители многих стран, — лицо девушки озарила улыбка, и она протянула руку, указывая в другую сторону. Камера развернулась, и зрители получили возможность увидеть десяток экскаваторов и бульдозеров, расчищающих завалы, и множество людей в строительных касках, суетящихся вокруг. Репортер продолжила, — Город будет восстановлен в своем прежнем облике, за исключением Геофронта, на месте которого раскинется огромное искусственное озеро и мемориальный парк. Токио-3 станет символом победы и неустрашимого духа людей, сделавших для победы все возможное и невозможное… — репортер сделала паузу, улыбка исчезла с ее лица, — …и отдавших за победу свои жизни. Пусть люди, которым предстоит жить в обновленном Токио-3, вечно помнят и чтят имена героев, отразивших нависшую над миром угрозу, — в уголке глаза девушки появилась едва заметная слезинка, и она быстро смахнула ее, — С вами была Мегуми Канзама, Japan Today. Из Токио-3, где сегодня начаты работы по восстановлению города.

— Снято! — объявил оператор.

Мегуми кивнула, опустила микрофон и потянулась за сигаретами.

— Отличная работа, — похвалил ее оператор, — Эта слезинка в конце — высший класс. Как тебе такое удается?

— Дурак ты, Сабуро, — беззлобно ответила Мегуми, глубоко затягиваясь.

Оператор усмехнулся.

— Готов поспорить, этот репортаж даже близко не сравнится по рейтингу с тем, что мы сделали на борту «Неустрашимого». Я думаю, Пулитцеровская премия тебе обеспечена. Да и мое резюме украсят кадры из того репортажа.

Мегуми не без трепета вспомнила события недельной давности, ничуть не разделяя восторга Сабуро. Тогда, на этом чертовом крейсере, беспрестанно страдая от морской болезни и каждую минуту ожидая нападения, она несколько суток не могла ни есть, ни спать, и мечтала только об одном — вернуться в тот день и час, когда она решила стать телерепортером и придушить саму себя.

Перед ее мысленным взором снова вставали картины того боя. Тяжелые бомбардировщики, медленно плывущие высоко в небе над кораблем; стрелы баллистических ракет, что с ревом вырывались из пусковых установок «Неустрашимого» и оставляя за собой огненные шлейфы, исчезали где-то за горизонтом; расходящиеся по воде концентрические волны от взрывов сверхмощных глубинных бомб. Она с содроганием вспомнила, как один из эсминцев, сопровождающих соединение, мощным ударом подбросила над водой огромная серо-зеленая туша, стремительно всплывшая из бездны, и как корабль разломился и затонул прямо у них на глазах.

Наконец, она вспомнила, как после окончания боя, когда было получено подтверждение успешного поражения цели и на поверхности воды расплылось огромное, цветом похожее на нефтяное, пятно, один из истребителей пронесся так низко над палубой крейсера, что воздушный поток сбил ее с ног. Мегуми шлепнулась на задницу, юбка задралась чуть ли не до пупа, а бесстыдник Сабуро все заснял. Хорошо хоть репортаж шел не в прямом эфире.

Все эти кадры, кроме сцены с задранной юбкой, снятые и прокомментированные единственными гражданскими представителями СМИ в зоне операции, уже успели обойти весь мир. Но Мегуми никогда не смотрела свои собственные записи и не имела ни малейшего желания это делать. Ей вполне хватало воспоминаний.

— Я слышал, все еще идут локальные столкновения с жабами на тихоокеанском побережье, — заметил Сабуро, — Может, шепнешь словечко своим друзьям в NERV, чтобы нам позволили…?

— Нет! — сказала, как отрезала, Мегуми, взмахнув рукой с зажатой в ней сигаретой, — Эта война еще не закончена, но я больше не хочу рассказывать о сражениях. Я устала от этих картин насилия и смерти. Я самой себе кажусь каким-то зловещим вестником апокалипсиса, появляющемся перед камерой только там, где льется кровь и гремят взрывы. Еще немного, и мной начнут пугать детей.

Возрождение — вот что интересует меня сейчас. Мы должны больше внимания уделять тому, как будет жить мир, избавившись от дамоклова меча, висящего над головой.

— Как скажешь, — пожал плечами Сабуро и поднял свою камеру, — Как насчет еще пары-тройки кадров с этими замечательными оранжевыми бульдозерами? Детишки будут просто в восторге.

Они настигли его на опушке леса. Вампиров было несколько больше, чем рассчитывал Тодзи, но не настолько много, чтобы заставить его потерять веру в собственные силы.

— Что, решили расквитаться за своего босса? — усмехнулся Тодзи, сбрасывая на землю сумку с припасами и выхватывая из ножен меч.

На какое-то мгновение он решил, что блеска клинка окажется достаточно, что вампиры отпрянут в ужасе и бросятся наутек. Он ошибался. Сбившись в кучу, вампиры осмелели. Кроме того, они были уверены, что рыцарь в темно-фиолетовых доспехах, прикончивший их предводителя, измотан после двухдневного преследования. И самое главное, вампиры не смотрели второсортных голливудских боевиков и фильмов о кунг-фу, поэтому не знали, что нападать надо исключительно по очереди. Они кинулись на Тодзи всем скопом.

Клинок со свистом описал широкую дугу, рассекая попадающиеся ему на пути дряблые бледные тела. Тодзи отступал, размахивая мечом, пока не уперся спиной в дерево.

— Ну, давайте! — заорал он, — Думаете, сможете справиться с Рыцарем Селефаиса? Ха! Черта с два!

Один из вампиров спрыгнул на него с дерева, схватил за шею, щелкая клыками над самым ухом. Остальные навалились на Тодзи, подмяли его под себя. Его меч застрял в чьем-то теле, да и возможности замахнуться больше не было.

«Ну, вот и конец, — с какой-то отстраненностью подумал Тодзи. — Мне бы следовало знать, что везение не может продолжаться бесконечно».

За мгновение до того, как навалившиеся на него вампиры закрыли обзор, он успел увидеть возникшую словно из ниоткуда, совершенно неуместную в этом темном и мрачном лесу фигуру девушки в длинном белом одеянии. Уже погребенный под грудой холодных и зловонных тел, он расслышал слова заклинания, произнесенные голосом, почему-то показавшимся ему смутно знакомым.

Вспышка, и тела вампиров объяло пламя. С воплями они вскакивали, носились вокруг, словно живые факелы, и наконец падали, превращаясь в дымящийся прах. Тодзи скинул с себя парочку полыхающих тварей и поднялся на ноги. Он уже понял, что сегодня, кажется, не умрет, но эта мысль его почти не радовала. Тодзи подобрал меч и развернулся к своей спасительнице, появившейся столь вовремя.

— Так и знала, что найду тебя здесь, — заявила Хикари, — Ну, во что вляпался на этот раз? Тебя ни на минуту нельзя оставить одного!

— Черт возьми, Хикари! — взъярился Тодзи, — Какого черта ты постоянно влезаешь со своими нравоучениями?!

— Постоянно? — удивилась Хикари, — Да это же первый раз. И не приди я на помощь — он стал бы для тебя последним. Ты что, не понимаешь, насколько здесь все серьезно? Ты же мог погибнуть!

— И это она мне говорит?! — обратился Тодзи к невидимым зрителям, — Я имею в виду, что в последнее время ты вообще приобрела привычку мной помыкать, прямо как Аска. Кстати, как ты здесь оказалась? И, это… спасибо. Ты спасла мне жизнь.

— Не стоит благодарности, — ответила Хикари, — Пойдем отсюда, — предложила она, сморщив нос, — Тут горелым воняет.

Они пошли по тропинке вглубь леса. Тодзи с сосредоточенным видом протер лезвие меча и отправил его в ножны. Хикари шла молча, искоса поглядывая на Тодзи.

— Ты не ответила на мой вопрос, — напомнил Тодзи, — Я не знал, что ты тоже можешь проникать в Страну Снов.

— До вчерашнего дня я сама не знала, — ответила Хикари, — Но это было не так уж трудно. Красивые у тебя доспехи, напоминают твою… ну, то-есть ту ЕВУ, что у тебя была.

— Красивые, — согласился Тодзи, нахмурившись, — пока в один прекрасный день не осознаешь, что ЕВУ они тебе не заменят, — тут до него вдруг дошло, что случилось несколько минут назад на опушке, — Хикари, мне показалось, или там, — он махнул рукой за спину, — ты за секунду поджарила все это вампирское кодло, как барбекю? Ты же вроде тут первый раз…

— Тебе показалось, — ответила Хикари, — Тодзи, я искала тебя вовсе не за тем, чтобы уязвить твое самолюбие, спасая тебе жизнь.

— Нет? А за чем же?

— Не притворяйся дураком. Мы не встретились, как договаривались. С тех пор, я никак не могу тебя застать. Ты не отвечаешь на телефон, не ночуешь дома… Твой отец звонил в NERV, искал тебя. Я волновалась о тебе. Так что с тобой происходит, Тодзи?

— А что со мной? — мрачно спросил Тодзи.

— Ты что, каждую ночь возвращаешься сюда?

— Почему бы и нет?

— Что тебя тяготит, Тодзи? Расскажи мне, тебе будет легче.

— С чего ты взяла, что меня что-то тяготит?

— И прекрати отвечать вопросом на вопрос! — прикрикнула на него Хикари.

Тодзи вздрогнул.

— Поменьше общайся с Лэнгли, а то ты с каждым разом все больше напоминаешь мне ее.

— При чем тут она? Она обидела тебя, или что?

— Да ни при чем.

Некоторое время они шли молча, пока не вышли на берег небольшого ручейка.

— Расскажи в чем дело, — попросила Хикари.

Тодзи молчал некоторое время, затем со вздохом произнес:

— Понимаешь, Хикари… я был пилотом ЕВЫ. Одним из тех, кто стоял между человечеством и хаосом тьмы. Да, иногда ответственность давила непосильной ношей, и на меня, и на всех нас… Да что я говорю, ты же сама знаешь.

Хикари кивнула.

— Но вместе с тем, я всегда знал, что не просто играю в крутого парня, управляющего гигантским роботом, а являю собой надежду и защиту для миллионов людей. Я был не просто КЕМ-ТО, я был КОЕ КЕМ! А теперь?

— Что теперь? — переспросила Хикари.

— А теперь, после того, как все кончилось… я просто не знаю, как мне жить дальше. Я больше не пилот, и даже если бы наши ЕВЫ не утонули в океане — не многое бы изменилось. Потребность в нас отпала, после смерти последнего Ангела. Все радуются победе, счастливы и довольны, что опасность исчезла, и я не собираюсь осуждать их за это. Но я просто не могу жить, как обычный парень, снова ходить в школу, а потом работать в какой-нибудь конторе с девяти до пяти, помня, кем я был и какими способностями обладал. Я НЕ МОГУ! Чего бы я не добился в жизни — я все равно буду оставаться лишь бледной тенью самого себя в ту пору, когда я был пилотом ЕВЫ.

Страна Снов — единственное место, где я по-прежнему чувствую себя крутым. Хорошо хоть способность попадать в этот мир у нас осталась. Только тут я чувствую, что кому-то нужен, тут я ЖИВУ. И даже если бы ты не появилась вовремя, и эти твари растерзали бы меня, я бы умер героем, и остался бы в людской памяти как герой. А там? — Тодзи неопределенно махнул рукой, — Там я теперь ничего не могу изменить и ни на что не могу повлиять. Кому интересно, что произойдет со мной в реальном мире? Кому я там нужен?

— Мне, — сказала Хикари, — Если тебе плохо, надо было придти к своим друзьям, к людям, для которых ты что-то значишь, независимо от того — пилот ты или нет. ЕВЫ — это не больше, чем биомеханические создания, подчиненные нашей воле. Пусть они пропали, но то, чем стоит гордиться, и то, что определяет твою судьбу — ты по-прежнему носишь в своем сердце. Не стоило прятаться от реальности, только потому, что тебе стало скучно и тоскливо. Все это чушь, Тодзи. Скажи мне настоящую причину.

— А…ну да…ты же не знаешь, — пробормотал Тодзи.

Они присели вместе на большой камень, омываемый снизу потоком ручья. Хикари ждала, когда он продолжит, но Тодзи задумчиво смотрел прямо перед собой.

— Не знаю чего? — спросила она.

— В тот день, когда мы должны были встретиться… — произнес Тодзи после паузы, — …я не мог придти. Мы так долго были вдали от Германии, столько всяких дел… В общем, я все время забывал позвонить…

— Да, кстати, — прервала его Хикари, — Мы же хотели вместе навестить твою сестру. Как она?

Губы Тодзи задрожали, и он отвернулся, чтобы Хикари не видела его лицо.

— Я думал… я был почти уверен, что после смерти Ктулху Мари пойдет на поправку…

— Она…?

— Мне пытались объяснить, но я почти ничего не понял. Моя сестра и Ктулху были каким-то образом связаны, поэтому ее использовали, чтобы получать информацию о нем. Но когда этот ублюдок сдох… он утащил Мари за собой, — Тодзи шмыгнул носом, — Мне сказали, что она просто заснула и не проснулась. Надеюсь, так и было…

— О, Тодзи… — Хикари коснулась его руки, — Почему ты не сказал мне сразу?

— Не хотел расстраивать. К тому же, я был не в себе, когда узнал о смерти Мари.

— Мне так жаль, Тодзи, — тихо сказала Хикари, — Я знаю, как ты любил свою сестру…

— Все нормально, — ответил Тодзи, — Проливая слезы, мертвых не вернешь. Наверное, ты права, я принимаю все слишком близко к сердцу.

— И ты ничем не поможешь ни своей сестре, ни самому себе, скрываясь от реальности в Стране Снов, — сказала Хикари, обнимая его, — Просыпайся, Тодзи, и живи дальше. Живи так, чтобы в старости было не стыдно вспомнить.

— А в той жизни ты будешь рядом со мной?

Хикари кивнула.

— А как же? Я же говорю — за тобой нужен присмотр, а то ты натворишь дел, — она мягко чмокнула его в щеку.

— Я вот думаю, — пробормотал Тодзи, — если я сейчас поцелую тебя, проснусь ли я с отпечатком твоей ладони на щеке?

— Это один из тех вопросов, ответ на который лучше находить практическим путем, — ответила Хикари.

Акане Тошиба быстрым шагом вошла в вестибюль клиники и направилась к столу регистратуры, за которым восседала полная, грозного вида женщина в белом халате.

— Чем могу вам помочь? — спросила она, поднимая взгляд от разложенных перед ней документов.

— Я звонила вам сегодня утром, — с волнением в голосе сказала Акане, — Мне сказали, что Макото Хьюга находится здесь, но отказались дать информацию о его состоянии.

— Есть определенные правила, — строго заметила сестра, поворачиваясь к экрану компьютера. Ее пальцы забегали по клавиатуре, — Кем вы ему приходитесь?

— Я…я его… — Акане не могла заставить себя солгать, хотя она понимала, что проверить ее слова будет нелегко. У нее в сумочке лежали водительские права на имя Акане Хьюга, поддельные, как вся ее жизнь, но изготовленные безупречно. Она могла назваться сестрой или женой Макото. Но внутренний голос напомнил ей, что она и так живет в паутине лжи. Она слишком много лгала, и Макото, и другим людям, и самой себе.

— Я его подруга, — сказала Акане.

— Подруга… ну-ну… — пробормотала сестра, — Так, посмотрим… Макото Хьюга… поступил два дня назад…ого, офицер NERV, все счета оплачены этой организацией… Может, вы еще скажете, что являетесь его коллегой?

Акане покачала головой.

— Нет. Если не вспоминать о том, что все мы в некотором роде объединены общей целью. Скажите, как он себя чувствует? Он тяжело ранен? Пожалуйста, я очень волнуюсь за него.

Что-то в голосе Акане заставило сестру поверить, что девушка говорит искренне, и сердце регистраторши смягчилось.

— Вот что, дорогуша, — сказала сестра, глянув на Акане поверх очков, — Насколько я поняла, этот ваш «коллега» вообще не ранен, а находится здесь на обследовании в связи с перенесенным состоянием. Я готова закрыть глаза на небольшое нарушение правил, и не вижу причин, почему бы вам самой не пойти и не спросить его о том, как он себя чувствует?

Лицо Акане озарила счастливая улыбка. Она сделала несколько шагов к лифту, затем, вспомнив что-то важное, вернулась к столу.

— Эээ…а где он лежит?

— Четвертый этаж, палата № 8, - улыбнувшись сказала сестра.

— Спасибо вам огромное! — Акане помчалась к лифту.

Через пару секунд, сестра крикнула ей вслед:

— Да, чуть не забыла. К нему уже пришла недавно одна посетительница. Вероятно, она все еще у него.

Но Акане пропустила ее слова мимо ушей.

На четвертом этаже было тихо и пусто. Вдоль коридора тянулся ряд дверей в комфортабельные отдельные палаты для тех больных, кто имел возможность их оплатить. Большинство палат пустовало. Акане быстро шла по коридору, следя за номерами на дверях. 5…6…7… Ее сердце учащено колотилось от волнения. Как встретит ее Макото после их последней неожиданной разлуки? Что он ей скажет? И самое главное — как теперь сложатся их дальнейшие отношения? Что если спецслужбы NERV, начав выявлять предателей и двурушников, выйдут на нее, и ему станет известно об этом?

Она примчалась в этот немецкий городок, как только узнала, что сюда доставлены спасшиеся с Симитара, но все это время она переживала и волновалась только за жизнь и здоровье Макото, самого близкого ей человека. А сейчас, узнав, что с ним все в порядке, она не успокоилась, а напротив, кружилась в водовороте сомнений.

Акане даже пожалела, что Макото, видимо, не нуждается в уходе. Заботиться о беспомощном больном или раненом не в пример легче, чем ломать голову как поступить в данной ситуации.

Вздохнув, Акане взялась за ручку двери. Но тут до нее донеслись голоса изнутри, и она замерла на месте.

— Хочешь еще шампанского? — Акане узнала голос Мисато Кацураги, тактического командира NERV. Слегка сместившись в сторону, через щель между краем двери и косяком она рассмотрела того, кого привыкла считать «своим» парнем и его непосредственного командира, сидящих бок о бок на кровати. На тумбочке рядом стояла почти пустая бутылка шампанского и два бокала.

— Что же ты творишь, Мисато? — шутливо спросил Макото, — Врач вообще запретил мне пить, по-крайней мере, пока я на обследовании. Алкоголь может повлиять на результаты анализов…

— Да ну их, эти анализы, — отмахнулась Мисато, — Я сегодня же поговорю с врачом, он тебе все разрешит.

— Только не бей его слишком сильно, — добавил Макото, и они рассмеялись.

— И вообще, какого черта ты прохлаждаешься тут, пока я вкалываю за троих? — спросила Мисато, — Ты думаешь после победы над Ангелами у меня уменьшилось бумажной работы? Одевайся, и пойдем отсюда. Свяжем простыни и выберемся в окно. Только сначала допьем шампанское — не пропадать же ему.

— Мисато, по-моему, ты уже достаточно выпила, — заметил Макото, — Ты уже забыла, что сама настояла на том, чтобы я лег на обследование. Кстати, в финансовом отделе знают, что NERV оплачивает мое пребывание здесь?

— Я главная, — заявила Мисато и тихонько рыгнула, прикрыв рот рукой, — Как скажу — так и будет. Как ты смотришь на то, чтобы после больницы переехать ко мне? Я отхватила себе в Гамбурге шикарные апартаменты…

— А как же Аска и Синдзи? Они все еще живут с тобой?

— Не-а. Они уже достаточно взрослые, чтобы позаботиться о себе. Кроме того… — лицо Мисато помрачнело, — …я больше им не командир. Так что скажешь? Я такие предложения два раза не делаю.

— Если только ты будешь следить за своим отношением к алкоголю, — сказал Макото, — Меня не прельщает связать жизнь с женщиной, которая, выпив, теряет голову.

— Ты что, думаешь, я забыла? — серьезно спросила Мисато, — Многое бы я отдала, чтобы забыть. Я хорошо помню, что заставило меня отказаться от алкоголя, и ты отлично знаешь — последние месяцы я не брала в рот ни капли спиртного. Я поклялась тогда самой себе — ни капли, пока мы не победим. Мы победили. И по этому поводу просто грех не выпить.

Она протянула руку к бутылке и разлила по бокалам остатки шампанского. Звякнуло стекло.

— За победу! — провозгласила Мисато.

— За победу! — отозвался Макото.

Акане бесшумно притворила дверь и уперлась лбом в косяк. Из комнаты доносился скрип пружин кровати под двойной нагрузкой, шуршание одежды, звуки поцелуев и хихиканье. Конечно, она могла бы сейчас ворваться в палату и устроить скандал, хотя… какие у нее могут быть основания? Да неважно, хотя бы ради того, чтобы увидеть потрясенное лицо этой развратницы, пользующейся своим служебным положением, чтобы отбить у нее ее… Стоп. Макото никогда не принадлежал ей, что бы они ни думала по этому поводу. И потом, разве она не пыталась сама свести его с Мисато? Да, как-то все неожиданно… Но в любом случае, ей тут больше нечего делать.

Спускаясь по лестнице, вместо того, чтобы воспользоваться лифтом, Акане не удержалась и расплакалась. Когда она доставала из сумочки платок, пластиковая карточка с ее фотографией и напечатанным именем «Акане Хьюга», выпала и осталась лежать на ступеньке.

Натянуто улыбаясь, Акане прошла мимо стола сестры-регистраторши и вышла на улицу.

— Что-то вы быстро, — заметила сестра, но Акане не оглянулась.

Сейчас и здесь они собрались в последний раз. Словно стыдясь облика, скопированного с представителей расы, что нанесла поражение их Повелителю, они присутствовали не во плоти и даже не в виде голограмм. Шесть прямоугольных черных монолитов с иронично-глумливой надписью на гладких гранях: «только звук» выстроились кругом, обращенные фронтальными поверхностями к центру. Голоса звучащие откуда-то извне, утратили свою индивидуальность и казались различными вариантами записи одного и того же бесцветного, без характерных черт, низкого мужского голоса.

— Я думаю, что выражу общее мнение, если заявлю — это конец, — произнес Первый.

— Не конец, — возразил Четвертый, — Еще не конец.

— Но начало конца, вне всяких сомнений, — согласился Шестой.

— Если бы только Саймон выполнил свою часть плана должным образом… — с едва заметным намеком на сожаление и досаду в голосе произнес Третий, — Все упиралось в человеческий фактор, и нам просто не повезло.

— А не задумывались ли вы, что, возможно, Саймон играл на обе стороны? — спросил Второй, — Он мог решить подстраховаться, на тот случай, если мы потерпим неудачу.

— Нет, проблема кроется в другом. Человеческий фактор способен погубить даже безупречный в остальных отношениях план. Наш человек, тайно проникший на борт Симитара, также не справился. Более того, именно его действия привели к краху. Не взорви он Симитар, мы нашли бы другой способ завладеть Эйдолионами. В нем оставалось слишком много человеческого, возможно его лояльность к человеческой расе оказалась сильнее, чем мы думали.

— Хочешь сказать, что он пожертвовал собой? Ради чего?

— Ради того, чтобы Эйдолионы не попали в руки Повелителя.

— Я имею в виду — ради чего ему предавать нас? Мы обещали и дали ему больше, чем он мог получить от кого бы то ни было еще.

— Это… человечность. Она не объяснима с позиций логики, и боюсь нам никогда не постигнуть ее.

— Мы могли бы провести ритуал восстановления и подвергнуть его допросу.

— Какой в этом смысл? Нет, пусть он даже не рассчитывает на второй шанс. Кроме того, от тела осталось слишком мало для полноценного ритуала. Основные соки и соли смешаны с другими элементами, так что, скорее всего, мы не получим ничего, кроме ожившей монструозности.

— Нет смысла сожалеть о том, чего мы не в силах изменить, — подвел итог Первый, — Повелитель Снов мертв, его приспешники уничтожены. У нас нет ни причин, ни возможности продолжать поддерживать соглашение. Пришло время позаботиться о собственной безопасности.

— Ты думаешь, они смогут добраться до нас?

— Саймон знал, как нас найти. Возможно, он передал это знание своему преемнику, погибшему при взрыве Симитара. Но кто знает, кому мог передать эти сведения тот? Кроме того, даже если тайна сохранена, это не значит, что кто-то еще не сможет расшифровать код, заключенный в книге Эйбон.

— Что же ты предлагаешь?

— Мы должны уничтожить все нити, связывающие нас с этой историей, оборвать все связи, устранить всех свидетелей…

— Это может привлечь ненужное внимание.

— Не к нам. Только к людям, косвенно связанным с нами. Но поскольку они будут мертвы — то не смогут ничего рассказать. Лишь знающим ритуал восстановления будет открыта истина. А люди… это всего лишь люди. Они испокон веков уничтожают друг друга.

— Остается только удивляться, как они не пришли к самоуничтожению без нашего вмешательства?

— Едва не пришли. Трижды, на протяжении прошлого века, и один раз в этом. Но тогда это не совпадало с нашими планами…

— Теперь планы изменились! — раздался из тьмы энергичный возглас, и в круг, образованный стоящими монолитами, вошел высокий темноволосый человек. Он был облачен в серый, безукоризненно сшитый костюм-тройку, а в руке держал небольшой кейс, но эти детали единственные, которые не вызывали чувства нереальности, были постоянными. Лицо человека или, вернее, сущности в человеческом облике, казалось застывшей бледной маской и в то же время беспрестанно изменялось, и каким-то непостижимым образом, стоя в центре круга, новоприбывший оказался обращен лицом к каждому из шести монолитов.

— Кто ты? — задал вопрос Первый, хотя уже знал ответ. Кто еще, кроме известного ему, мог проникнуть сюда, за грань времени и пространства?

— Имя мне — легион, — отвечал мужчина в костюме. — В каждом из бесчисленного множества миров у меня есть имя. Меня называли Ползучим Хаосом, Черным Человеком или Богом с Тысячью Лиц. В том мире, среди людей, я известен под именами Рендалл Флегг или Рональд Фрост. Я Ньярлахотеп, Геральд Внешних Богов, их Глас и Воля.

— Передай своим хозяевам, — твердо заявил Первый, — что игра окончена. Нам была обещана помощь и покровительство Оаннеса, но поскольку его больше нет — договор теряет силу. Великий Ктулху мертв.

— «Не мертво то, что в вечности пребудет, — продекламировал Ньярлахотеп, — Со смертью времени и смерть умрет». Но вечность в нашем распоряжении. Если понадобится, мы тысячи раз можем начать все с начала. Но, увы, места для тебя в новом плане не предусмотрено.

— Ты что, не расслышал мои слова? — переспросил Первый, — Мы не видим смысла продолжать. Они оказались сильнее…

— Игра не окончена, Кил Лоренц, — произнес Ньярлахотеп, и если бы черный монолит только мог выражать эмоции и чувства, он бы сейчас содрогнулся от ужаса, — Тебе не следовало так легко отдавать имя, ибо оно обладает силой. Ты думал, что можешь сохранить власть и мощь, ничем не рискуя? Ты надеялся избежать ответственности за нарушение соглашения? Тогда ты еще более глуп, чем я думал.

— Что…Что ты хочешь от меня?

— Умри.

На секунду наступила тишина, которую затем разорвал гулкий хохот Лоренца.

Ньярлахотеп не спускал взгляда с черного монолита, и вот по его поверхности пробежала первая трещина. За ней еще одна, еще и еще. Хохот сменился кашлем, затем болезненным хрипом. И снова наступила тишина. Покрывшись паутиной трещин, монолит вдруг с треском развалился на части и грудой щебня обрушился на пол.

— У кого-то еще остались сомнения в моих полномочиях? — спокойно спросил Ньярлахотеп, обводя взглядом оставшиеся пять монолитов, — Вы поняли, кто теперь контролирует ситуацию?

— Ты, — после непродолжительной паузы произнес Второй.

— Ты, — эхом повторили все остальные.

— Отлично, — подвел итог Ньярлахотеп, — Мы потерпели поражение в битве, но исход войны не определен. Время работает на нас. Мы будем ждать, и когда звезды вновь станут благосклонны к нам, возвысившиеся — падут, а гордецы будут сломлены. Мы вернемся.

Серые тучи затянули небо, накрапывал мелкий дождь, но это не помешало им придти в это утро на военное мемориальное кладбище близ Берлина. Здесь находились могилы и памятники солдат, павших на всех войнах, что велись в этой стране, начиная с Первой Мировой.

Они прошли через главный вход, хотя нужное им место было в дальнем конце кладбища. Но по пути, проходя мимо величественных каменных надгробий и монументов, мимо этих немых свидетелей отваги и мужества людей, сражавшихся и павших за свою страну, они словно окунулись в атмосферу славы и триумфа победы, душой прикоснулись к душам тех, чей подвиг навсегда остался в памяти потомков.

Наконец, они добрались до участка, где хоронили солдат и офицеров погибших в бою за последние годы. Они медленно шли мимо бесконечных рядов простых белых камней с незнакомыми именами на них, но одинаковыми датами смерти — 2015. Все эти люди, большинство из которых были молодыми солдатами, ненамного старше тех, кто пришел на кладбище в этот ранний час, сложили свои жизни в недавних боях с приспешниками Ангелов. На некоторых могилах еще не закрепился снятый и вновь уложенный дерн, а во многих местах он был вовсе нетронут — хоронить нечего.

На пару минут они задержались у камня с надписью: «Питер Хаарбек. 1971–2015. KIA». Надгробие украшал высеченный в камне рыцарский крест в обрамлении дубовых листьев. Рядом находились плиты с именами «Фуюцуки Козо» и «Рейнард Вайсс», далее следовали могилы погибших при нападении Глубоководных на базу NERV-Германия, при взрыве Симитара и в боях на побережье.

И вот, они остановились перед могилой, находящейся в общем ряду, и в то же время выделяющейся среди остальных. На вздымающейся трехметровой стеле из ослепительно-белого мрамора была высечена фигура ангела. Разумеется, она изображала канонического библейского ангела, а не тех жутких существ, за которыми в последние годы закрепилось то же название. Ангел наполовину сливался с мрамором стелы, он словно вырывался из каменного плена, чтобы устремиться ввысь. У подножия стелы лежала черная гранитная плита с именем. Только имя, без даты рождения и смерти.

— Здравствуй, Рей, — сказала Аска, положив на гранит букет красных гвоздик. — Надеюсь, где бы ты сейчас ни была, ты слышишь меня, и радуешься победе вместе с нами. Я уверена, если есть Бог на небесах, тот Бог, в которого я всегда верила, милостивый и справедливый, то сейчас ты сидишь одесную от него. Это самое меньшее, что ты заслужила своим подвигом и самопожертвованием.

Аска прослезилась и отступила на шаг назад. Синдзи встал на колени, не обращая внимания на то, что мокрая трава пачкает его брюки, и коснулся ладонью холодного камня.

— Покойся в мире, Рей, — произнес он, хотя знал, что под гранитной плитой нет гроба с телом, — Мы всегда будем помнить тебя, сколько бы лет ни прошло. Мы будем помнить, кому мы обязаны своими жизнями. И когда-нибудь, в лучшем из миров, мы все встретимся… — он тоже не удержался от слез, неловкими движениями размазывая их по щекам, — Есть и другие миры, кроме этого, и я хочу верить… я верю, в каком-то из них все могло кончиться по-другому. Где-то ты сейчас жива и счастлива. А раз я верю в это — так оно и есть. До свидания, Рей. Мы будем часто навещать тебя…

Синдзи поднялся с колен и встал рядом с Аской, обняв ее за талию. Несколько минут они просто стояли, молча глядя на памятник.

— Знаешь, что тревожит меня, Аска? — нарушил молчание Синдзи, и, не дождавшись ответа, продолжил, — Что если это еще не конец? Что если тот Ангел не был последним? Рей обменяла свою жизнь на победу, но что если до победы еще далеко? Сможем ли мы оправдать ее самопожертвование, сделать так, чтобы ее смерть не стала напрасной?

— Будем надеяться на лучшее, — ответила Аска, — В конце концов, Рей была права в том, что не ЕВЫ выигрывали сражения, а те, в чьих руках они находились. Пусть ЕВЫ пропали безвозвратно, пусть мы лишились своих способностей — неважно, временно или навсегда. Я верю, сила Древних Богов не могла просто исчезнуть бесследно, она дремлет где-то глубоко внутри, — Аска приложила руки к груди, — и когда понадобится… если понадобится… она пробудится и оживет. Если не в нас, то в наших детях.

Они шли по аллее, направляясь к выходу. Синдзи смущенно улыбался, обдумывая последние слова Аски.

— Аска…

— Что?

— Ты серьезно… насчет детей и все такое? Ты думаешь…?

— Что тут думать-то? Ты же любишь меня, nicht wahr? Я тебя тоже люблю. Что тебе еще нужно? Письменных обязательств?

Синдзи остановился, обнял Аску и, стремясь унять этот неуместный поток вопросов, заткнул ей рот поцелуем, так быстро и уверенно, как не отваживался никогда раньше. Аска что-то пискнула от неожиданности, затем прижалась к нему, отвечая на поцелуй.

А капли дождя продолжали скатываться по крылатой фигуре ангела с кротким взглядом и тенью улыбки на бесстрастном лице, так похожем на лицо той, памятником кому он служил, и падали на плиту с высеченными словами: «Аянами Рей»