Дети бездны

Глава 16

Ферна мог долететь облаком, но привычный более к образу животного, предпочел бежать волком.

К утру Сантьяго добрался до Трейгрилла и пыл его немного поугас. Хищник скатился по траве в овраг в тень к ручью, превращаясь в человека, и дал себе время отдышаться да мысли в порядок привести. Было одно "но", что вчера в пылу эмоций отодвинулось, а сегодня вновь перед ним встало.

Восемнадцать лет назад

С малых лет у Сантьяго более проявлялись способности оборотня, за что он нещадно был бит отцом, пытающимся избавить его от "прискорбных привычек". Его учили владеть дыханием, чтобы он умел летать, учили группировать воду в тучи, учили слышать чужие мысли, улавливать по оттенку эмоции, спрятанное в глубине души. Но он не летал, а прыгал, слушал не ощущения — инстинкты.

Днем он еще прятал все более и более крепнущие пристрастия, не желая быть наказанным, но по ночам они вырывались наружу и звали его на волю, в поля вокруг родного замка. Он крадучись выбирался из стен крепости и лохматым собачонком катился по траве, прыгал от радости, гонялся за бликами лунного света, серебрящего пейзаж.

Он рос, все меньше понимая отца и все больше его врагов. Конфликты с Виктором учащались, занятия ужесточались. Днем Сантьяго был обычным маленьким грили: то ходил, то парил над землей, пил мед, ел только овощи, не чувствуя их вкуса и считал это нормальным. Но по ночам он становился оборотнем, и все что принимал днем, отвергалось всем его существом. Как-то, пойдя на поводу инстинктов, он погнался за зайцем и сам не понял, как челюсти сомкнулись, завязли в пухе и мясе. Теплая кровь того зайца показалась ему самой вкусной, самой привлекательной. Он будто вовсе не кушал и только тут наконец утолил голод.

С того момента что-то случилось и он уже не мог притворяться инстинктам. Не мог летать — его тянуло к земле, хотелось прыгать и мчаться так чтобы от ветра в морду захватывало дыхание. Не мог слушать наставления госпожи Артении, что учила молодых грили слушать себя и руководить своей силой, потому что во внутреннем дворике, как раз там, где проходили занятия, находился курятник тетушки Мэло. Она обожала цыплят и кур, возилась с ними с утра до ночи. А Сантьяго слушал Артению, но слышал как пахнет куриное мясо, как течет кровь в их жилах и исходил слюной, чувствуя приятный вкус во рту. Фантомный, да, но что мешает ему стать настоящим. И мальчик крутился возле курятника, желая, но, не решаясь устроить охоту на питомцев тетушки Мэло.

Она думала, что мальчика влечет птица, что он умеет разговаривать с животными и потому приветствовала его в своей вотчине, даже порадовала Виктора, сообщив, что наконец-то ясно, что за сила дана ребенку. Его освободили от занятий с Артенией, передав на поруки Мэло, но не прошло дня, как тетушка поняла, что жестоко ошиблась. Она отлучилась лишь на пару минут, а вернувшись застала Сантьяго за ловлей цыплят и сворачиванием им шеи. Губы мальчика были измазаны кровью и несло от него, как от хищника.

Сомнений не осталось — кровь оборотня в нем сильней крови грили. Это был скандал, это был удар для отца. Так казалось тогда.

Юного Ноэ отлучили от сверстников, заперли в замке, как в клетке, ужесточили режим и обучение, как грили, но по ночам оставляли одного и как ни странно, запирали лишь двери, оставляя открытыми окна. Инстинкт оборотня звал Сантьяго, а навыки грили помогали его удовлетворить. Мальчик вылетал из окна как грили и, оборачиваясь волком в полете, падал на траву и бежал прочь, в леса, в поля, где до утра наслаждался свободой, уже как оборотень. Там он впервые познакомился с подобными себе, с Дэйном, и понял, что быть оборотнем не так стыдно, как говорит отец.

На двенадцателетие сына Ноэ отписал ему графство Ферна — маленький замок на границе с Монтрей с островком глухого леса и отправил восвояси.

Но мальчик продолжал возвращаться в Ноэ — его манили знакомые пустоши, тянул запах дома. К тому же в замке появился младенец — маленькая девчонка, пахнущая как-то особенно — не как грили и не как оборотни и все же как то и другое вместе. Говорили, она его сестра и он, понимая, что девочку, как необычную для тех и других, ждет тоже, что прошел он, пытался как-то защитить, хотя бы показать ей, что она не одна. Она тоже была не такой, как он — не своей и не чужой для окружающих и это притягивало Сантьяго. Он привязался к ней, как и к ее матери, непонятной ему женщине, вроде бы не умеющей ни летать, ни метать молнии, ни прыгать.

Она была единственной, кроме его друзей — братьев, с которыми он тайком встречался по ночам в лесу, относившейся к нему с любовью и лаской, и это было самым важным для него. Набираясь тепла от Катарины, он благодарил за то ее дочь, по-детски выказывая благодарность и заботу — то принесет свежих каштанов, то полевых цветов, то пару убитых им зайцев. Какими бы странными не казались женщине его подарки, она не сетовала на мальчика, а встречала с неизменной ласковой улыбкой.

Ее нежная забота о нем имела запах материнского молока, запах чего-то очень нужного и родного. И точно так же пахла ее девчонка. Рядом с ними Сантьяго хотелось урчать, а не рычать.

Жили они за конюшней, у самой стены замка в маленьком, но уютном домике, совсем рядом с потайной калиткой. Мальчик пробирался к ним и проводил по пол ночи. Женщина качала люльку, пела странные протяжные, успокаивающие песни и гладила мальчика по голове. Эта ласка расслабляла Сантьяго, рождая воспоминание нужности, защищенности и уюта, что было с ним всегда, пока была жива его мать. Он не помнил ее, но помнил это ощущение и вновь и вновь приходил к женщине и ее девочке, чтобы почувствовать себя любимым сыном, а не наследником грили, на которого возлагают определенные надежды и не оборотнем, паршивцем, которому нет и не может быть места ни в сердце отца, ни на территории Ноэ. Здесь от него ничего не требовали, ничего не приказывали, не укоряли, за то что он выказывает манеры хищника — здесь его просто любили. И он чувствовал эту любовь, мог описать ее — пушистую, мягкую, теплую и сияющее огромную, в которую проваливаешься как в сладкое забытье, в которой нежишься, как купаешься в запахе трав.

В одну из ночей мальчик, млея в предвкушении встречи, мчался по полю, и вдруг почуял неладное. Зоркие глаза уловили тени в темноте леса, за которым находился замок, острый нюх почуял запах влаги, горечи и страха, слух — хруст веток, хриплое дыхание бегущего в панике человека. Он слышал, как стучит его сердце, готовое выскочить из груди, как бьется горячая кровь в венах, как пробиваясь наружу через открытую рану, наполняет воздух пьянящим запахом и, чуял кровь полную прохлады — грили.

Ему потребовалось пару мгновений, чтобы по ощущениям понять, что по лесу бежит раненная Катарина. Бежит из последних сил, крепко прижимая к себе девочку, а за ними гонится Лильян, верный слуга отца.

Женщина запнулась и, вскрикнув, полетела в кусты. Слуга отца почти настиг ее, взмахнул кинжалом.

Один бездумный прыжок и клыки Сантьяго впились в шею Лильяна, не давая ему приблизиться к жертве. Тот вскрикнул и повалился, пытаясь оторвать от себя волчонка. Но жизнь вытекала из него вместе с кровью, окрашивая траву и листья кустов испаряющимися энергиями. И все же он был взрослым сильным мужчиной, а Сантьяго молодым еще слабым хищником.

Схватка была неравной.

Прежде чем испустить дух, Лильян изрядно потрепал Сантьяго, почти придушил, почти убил.

Ферна выжил — то ли сама судьба встала на его защиту, то ли та первая рана, что он неожиданно нанес Лильяну помогла победить. Мужчина придавил собой волчонка, падая. Тот с трудом вылез из-под него, весь мокрый от своей и чужой крови, испуганный, дрожащий, слабый, оглушенный первыми полученными ранами, первым серьезным боем, да еще с тем, что убил того, кого считал своим.

Вдалеке, со стороны замка послышался крик, шум. Кто-то уже бежал к лесу.

Шатаясь на всех четырех лапах, Сантьяго поплелся к Катарине. Ее рана была серьезной, но не смертельной.

"Сейчас придет помощь", — сказал ей взглядом, сел рядом поглядывая на девочку. Удивительно, но та безмятежно спала.

— Спрячь Диану, спаси, — прошептала женщина, моля взглядом.

Он бы возразил, он бы успокоил, сказал, что боятся больше нечего, но что-то внутри него, что-то выше него, приказало не тратить зря время и сделать, что просят.

Он подхватил зубами за пеленки ребенка и потащил в лес, не зная ни за чем он это делает, не куда несет. Девочка, такая маленькая, показалась ему тяжелой, как Лильян. Он не успел отойти далеко от женщины, как услышал топот ног и свист стрел позади. Жало воткнулось в пень возле него и только тогда Сантьяго остановился, удивленно обернулся — воины отца стреляют в него? Они не видят, что он с сестричкой? Что происходит? Они не узнали его, думают, это он напал на Катарину и его ребенка?

Но вот же Лайош! Брат Лильяна хорошо знает Сантьяго! Он не может дурно думать о нем!

Мужчина натянул тетиву и, глядя прямо в глаза волка, выпустил стрелу. Та пронзила грудь, заставляя мальчика оглушающее взвыть. Его крик пронесся холодным ветром по всей округе, заставляя взметнуться птиц, испуганно шарахнуться в разные стороны лесную живность и… насторожиться тех, кто был его братьями.

Жалобное скуление, как мольба о помощи докатилась до оборотней и те ринулись на спасение собрата со всех сторон. Но Сантьяго этого уже не видел и не знал, что в ту ночь в лесу у замка Ноэ состоялась настоящая битва, в которой были перебиты лучшие люди Виктора и погибло не мало смелых оборотней.

Он узнал о том много позже, когда пришел в себя, окреп и отец обвинил его в той резне, в соучастии в нападении и краже его жены и дочери. В их смерти.

Сантьяго онемел от несправедливости, от вероломности наветов и от скорби по убитым. Женщину и девочку было безумно жаль и, он готов был завыть от горя, но вой перешел в утробный, звериный рык, когда перед отцом и его сыном предстал главный свидетель — брат Лильяна — Лайош и при всех собравшихся на судилище поведал, что своими глазами видел, как наследник выкрал младенца и помчался в лес, где его ждали оборотни. Его брат, Лильян первым бросился на помощь. Наследник загрыз его.

Обезумевшая женщина гналась за Сантьяго, желая спасти ребенка, но и ее загрыз один из оборотней, сообщников наследника. К сожалению, охрана не успела прийти ей на помощь, не спасла она и малышку — на месте преступления были найдены лишь окровавленные пеленки. Видимо девочку съели.

Сантьяго сорвал голос, доказывая, что это его кровь была на пеленках, что Лильян вероломно напал на него, а сам Лайош чуть не прикончил его. Оборотни же наоборот спасли его, вытащили, унесли к своим, выходили.

Бесполезно. Ему вменяли в вину смерть троих — сестры, жены отца и его верного слуги.

Суд признал наследника замешанным в преступлении. Мягкая формулировка ничуть не снимала приписанную ему тяжесть преступления. И хоть Лаойш при всей знати заявил, что считает наследника виновным лишь в легкомысленной доверчивости, что скорей всего мальчика совратили оборотни и тот бездумно пошел у них на поводу, своими руками претворив в жизнь их вероломные планы, взгляды окружающих говорили о другом — Сантьяго виновен, Сантьяго преступник, он истинный представитель низшей касты, животное, живущее не разумом и душой, а слуга низменных инстинктов. Ему нет места в нормальном обществе.

Отец тоже смотрел как на врага и предложил искупить проступок с подтекстом предательства семьи, приняв участие в набеге на Монтрей.

Сантьяго не хотел, но отказаться значило бы отказаться от отца и Ноэ, стать изгоем, а не наследником, остаться без прав и семьи. После смерти той, что заменила ему мать и ее малышки, мальчику было безумно страшно даже думать, что он будет жить один. К тому же Сантьяго понятия не имел, во что выльется поход против оборотней, не мог предположить, что та деревня, в которой жили его друзья, их родители, что приветили и выходили мальчика, будет сожжена дотла, вырезана без пощады как старым, так малым.

Крики, рык, треск огня, и запах крови, горелой шерсти и мяса — все, что он запомнил тогда. С детства отец говорил ему, что быть оборотнем постыдно, что они истинные животные не знающие жалости и сострадания, что жестокость их не знает предела. Но на деле вышло, что именно грили — отец и его воины, друзья, что приняли участие в отмщение за погибших, проявили неслыханную, невиданную Сантьяго жестокость.

Тогда сама жизнь заставила его сделать выбор — семья, родная кровь или близкие по духу. Он встал на сторону оборотней. В том, своем первом бою он первый раз рвал и грыз своих абсолютно осознанно. Границы Ноэ закрылись перед ним, дороги назад не было.

Старый, мучимый множеством ран, полученных в вековых походах и боях Эртенхар Монтрей, отец Дэйна, приветил мальчика и воспитал вместе с сыном и другими детьми погибших в неправой войне верных ему товарищей.

В те дни Сантьяго пожалуй впервые понял что такое счастье. Он больше не чувствовал себя изгоем, не пытался сломать самого себя в угоду отцу и его приближенным. Он был волен, сыт, обласкан, имел друзей, которые не сторонились его, а понимали веди он себя как хочет — то грили, то оборотнем. Они не укоряли его за проявление возможностей грили, не шарахались в сторону. Он был своим среди своих, хотя наполовину был чужим, и понял, что такое настоящая семья.

И вот пришло время возвращаться — эта семья отвергла его, как и та. И опять причиной стала Диана. Он уже ссорился из-за нее с Дэйном.

Месяц назад Дэйн вдруг объявил ему, что Диана жива и он намерян жениться на ней. У Сантьяго был шок. Он чуть не убил друга за долгое молчание, за все те годы, что искренне считал себя виновным в гибели сестры и ее матери. Он не понимал, почему Дэйн молчал, не понимал, почему нужно было переправлять девочку в мир людей, лишать отца.

А вот сейчас задумался — так ли уж был неправ Дэйн, скрывая Диану?

Почему он вообще это сделал? Было достаточно вернуть ее и тем опровергнуть слух, будто оборотни съели ребенка, значит остановить разросшийся на тех смертях скандал, ожесточенную резню, гибель оборотней.

Но Дэйн молчал! Не смотря ни на что он упорно молчал!

Восемнадцать лет Сантьяго не сомневался в порядочности, благородстве, что Монтрей старшего, что младшего, ни раз убеждался, что они ничего не делали просто так и всеми силами пытались соблюдать законы чести, хотя это было нелегко, учитывая постоянные провокации Ноэ, продолжающего мстить за погибших, как и за предавшего его сына.

Все эти годы Сантьяго доверял им больше чем отцу, но сейчас совершенно потерялся от противоречий внутри себя.

К чему Дэйну было хранить тайну о местоположении дочери Ноэ, прятать ее в человеческом мире. Ответ очевиден — он имел планы на нее, и чтобы их никто не нарушил, нужно было, чтобы никто даже не заподозрил, что девочка жива. Их можно понять — примириться при помощи брака со злейшим врагом и прекратить войну — нормальное, правильное решение. И за это можно простить, что из всех этих недоразумений дети Ноэ выросли без отца и друг друга. Можно было простить, принять что Диану использовали вслепую, как игрушку, можно было даже простить что использовали Сантьяго. Но дальше начинается путаница, противоречия, которым нет внятных объяснений, как и прощения.

Все действия Дэйна говорили ни за его желание восстановить мир в Кимере и спасти своих братьев, своих подданных от вымирания, как было преподнесено вначале, а наоборот, привести к обострению конфликтов, довести войну до апофеоза и низвергнуть пусть и призрачный сейчас мир, во тьму полнейшего хаоса и раздора. Но возможно ли, чтобы Монтрей пошел на это? Разум говорил — нет, но факты доказывали обратное. И Сантьяго уже не знал, кому и чему верить — себе, отцу, Дэйну, здравому смыслу, интуиции, инстинкту?

Он должен был вернуться к отцу, иного выхода не было, но ноги не шли.

Он должен был забрать Диану, спасти ее от бесчестия, вырвать из лап лжеца Дэйна, но желания не было.

Он должен был что-то предпринять быстро, но душа говорила — подожди, отдохни и успокойся, потом решай.

Что ему делать? Вернуться к отцу? Что он будет делать на Родине, что давно стала ему чужой? Что он скажет Виктору? Вернись он один, без сестры, расскажи о случившемся — его ославят как труса, не способного защитить честь сестры, семьи. Но это полбеды — отец соберет войско и под предлогом преступлений Монтрей, сравняет клан оборотней вместе с его главой. А Сантьяго этого не хочет, как не желает неприятностей сестре. Их ей довольно с Дэйном, но не будет ли хуже с отцом? Дэйн в свете случившегося, бесспорно подлец и Диане не место рядом с ним. Но что было тогда, много лет назад в Ноэ на самом деле? Покушался ли Лильян на ее мать и если так, то по какой причине? Знал ли о ней отец? Почему поверил своим слугам, а не сыну? Что-то темное было в той истории, настораживающие и не дающие Сантьяго действовать. Он подспудно чувствовал, что за тем преступлением стоит отец, а если так, и это не догадка, выходит, он сам приказал убить свою жену, мать своей дочери. И где гарантия, что преступив черту закона один раз, он преступит ее второй? Где гарантия, что Диана не будет дома в большей опасности, чем в Монтрей?

Абсурд даже думать о том, а все же думалось.

Девушку уже вмешали в довольно темную и опасную игру — Дэйн. Зная его и зная своего отца, Сантьяго не был уверен, что тот не впутает свою дочь в еще более низкую игру без правил. Диана была слишком лакомым кусочком для обоих сторон. В том, что она попала в этот прискорбный водоворот — вина Сантьяго. И он не может допустить, чтобы неискушенная девушка погибла в плену интриг, использованная как пешка в амбициозных планах что Дэйна, что Виктора Ноэ.

Тупик.

Оставить сестру Сантьяго не может, везти к отцу не хочет, возвращать в человеческий мир нельзя — она погибнет. Но еще скорее она погибнет здесь. Выдвинуть Дэйну ультиматум и увезти Диану в Ферна? Это тоже самое, что прибыть ко двору отца. К тому же свое малюсенькое графство Сантьяго давно не посещал. Замок неухожен, находится в запустении — Диане будет в нем комфортно не более, чем на том болоте.

Мужчина закрыл глаза — паниковать рано. Если находишься в безвыходном положении нужно поспать. Возможно, во сне придет правильное решение, а если нет, его подскажет новый день.

Дэйн сидел у постели Дианы и любовался ею. Его снедала бесконечная нежность и грусть.

— "Когда начало и конец сойдутся, то черный с белой в серое сольются", — прошептал, осторожно касаясь пальцами волос девушки, атласной кожи шеи, плеч. От нее пахло ветром, пламенем и грозой, от нее пахло свободой. Этот аромат пьянил его, а токи ее энергии, пробегающие по пальцам, сводили с ума. Но тут острый слух уловил посторонний звук слева и справа. Дэйн тут же вскочил и, выхватив кинжалы из ножен поясного ремня, кинул их в разные стороны. Клинки со свистом рассекли воздух и вошли в грудины гнолов.

— Что же вам надо, а? — прошептал мужчина, подходя к одному. — Лайоша вы уже забрали, чего тогда бродите?

Гнол слева заверещал, тот что справа, лишь сжался под пристальным взглядом Дэйна и смотрел прямо. Мужчина обернулся: так и есть, шум разбудил девушку. Она сидела на постели и с недоумением рассматривала незваных гостей.

— Господину нужна его дочь, — почти внятно проскрипел гнол.

— Вас послал отец? — обрадовалась Диана.

— Конечно Ноэ. Гнолы служат только ему, — ответил Дэйн, не спуская взгляда с существа. Оно сложило ручки на рукояти клинка и покосилось на лорда:

— Господин сказал, что еже ли вы не отдадите дочь, он придет за ней сам.

— Жду, — заверил Дэйн.

— Тогда я пошел?

— Ну, что ты. Такая редкость иметь возможность побеседовать с гнолом на привычном мне языке, что, право, не хочется тебя отпускать.

В голосе Дэйна слышалась и насмешка и предостережение. Гнол сжался, девушка насторожилась.

— Отпусти, — попросила. — Они безобидны.

— Уверена?

— Да. С одним я беседовала.

— И как?

— Он послушал и исчез.

— Вчера?

— Да.

Дэйн кивнул оглядывая комнату: значит, разведчик появился вчера, а сегодня пришли с заданием. Все верно. Один гнол напротив другого — должны быть еще два и получится крест в середине которого постель Дианы. Они бы сошлись над девушкой и утащили к Ноэ, как увели Лайоша. Но тот не интересовал мужчину — пусть его.

— Хочешь скажу, о чем ты беседовала с гнолом? — спросил Диану. — Ты дала ему понять, что в соре со мной, хочешь уйти.

Иного быть не могло иначе бы прихвостни Ноэ не сунулись бы в спальню лорда Монтрей, с целью похищения жены. То, что нет еще двух говорило лишь об одном — те успели улизнуть обратно и уже докладывают Ноэ о провале.

— Не помню, — отвернулась девушка. — Но в любом случае, это мое дело.

— Конечно, — поджал губы и повернулся к пленнику. — Порадовал ты меня внятной речью, потому скажу: это моя спальня, это моя женщина, а чья она дочь не имеет значения. Потому что она уже жена.

— Не правда, — с печалью молвила Диана.

— Не правда, — пискнул гнол. — Вам надобно женится на владычице Кенжа.

— Ах, вот как? — усмехнулся Дэйн. — Ты так решил или твой господин? Впрочем, не отвечай, мне ясно.

И очень многое. Теперь Дэйну было понятно, отчего Летти решила придать огласке годичной давности фиктивный, вынужденный договор. Отчего гордая, самолюбивая эльфийка преломив себя, решила напомнить о том, что нужно ей не более чем ему и дурно говорит об обоих. Не больше.

Тот договор лишь фикция и Летти это знает, но выставила как аргумент и им себя, прежде всего ославляет. Непохоже на нее. И Дэйн полночи думал, отчего эльфийка вдруг решилась на такое. Ответ же вот он — прост и неказист, как гнол — Виктор известный интриган и вор. Лаойш господину о Диане сообщил, а тот подсуетился, чтобы брак девушки с Монтрей признали недействительным. И в ход пошел шантаж. Чем Летти взяли, Дэйн не знал, но мог предположить — банально припугнули наведаться в Кенжан. Она всегда боялась экспансии со стороны Ноэ и договор тот настаивала подписать лишь для того, чтобы был веский довод для других к тому, что она оборотням помощь оказала, не пропустила через свои владения грили. У Дэйна тоже не богатый выбор был — кольцо блокады, что грозило образоваться вокруг Монтрей — было б скверно. Он подписал, Летти выдала Ноэ, как аргумент и тот ретировался. А нынче вспомнил и сторицей эльфийке отплатил, пилюлю горькую подсунул Дэйну.

Диана услышав о Кенже вскочила и указала Дэйну на дверь:

— Отпусти их и сейчас же уходи. Чужому жениху в моей спальне делать нечего.

Он мог бы возразить, сказать, что не жених и спальня эта его, и господин он в этих землях, а потому приказывать ему лишь разве ветер волен куда ходить, когда и уходить. Но Дэйн почуял запах раздраженья и обиды, прохладу горьких слез, готовых выступить и потому не стал перечить. Повернулся к гнолу и выдал в лицо:

— Передай Ноэ что Диана для него потеряна на веке. Я глаз с нее не спущу, а явится из вас кто, более держать не стану — убью.

И вытащил кинжал. Существо растаяло. Второе заверещало громче, требуя отпустить и его.

— Ты слышал. Подтверди, — посоветовал ему Дэйн и вытащил второй клинок.

— Все, — объявил Диане. — Одевайся, завтракать пойдем.

— Нет, милорд, никуда я с вами не пойду и будьте так любезны…у… убирайтесь, — решилась. Но мужчина внимание на слова не обратил. Подошел и нежно обнял:

— Тебя расстраивает многое, страшит. Запуталась? Поедем к Летти. Она сама все объяснит.

— Что именно? — ах как волнуют его руки, и кругом голова от близости его. Обнять бы и прижаться, и забыть все то, что измучило Диану, и верить лишь ему, рассудку вопреки.

— Что эльф и оборотень вместе быть не могут.

— Но договор был заключен.

— Мера вынужденная. Ноэ подмял всех под себя и лишь Кенжан с Монтрей не входят в его земли. В тот год, вольный город на границе Ноэ и Монтрей последним согласился подчиниться лорду, но с условием, что и Кенж поступит как он. В Ной — Монтре живут в неприкосновенности, что оборотни, что грили, гнолы, эльфы, люди — все кто устал от войн, желает просто жить, не лезть в чужие распри. Я мог поспорить бы, но каждый волен здесь решать кому и чем он нужен, как жить ему, чью сторону принять. И осуждать уставших невозможно — они хотят лишь жить и точно знать, что дети будут живы, что рожь взойдет и дом их при любом пожаре устоит. Ной- Монтре разросся больше графства и встал стеною между нами и Ноэ. Естественно, что Виктору это не нравилось.

— Ты пытаешься настроить меня против отца, оправдать свои неблаговидные поступки.

— Ничего подобного и ты сама это понимаешь. Поедем к Летти и все само собой прояснится.

Девушка подумала и качнула головой:

— Нет, Дэйн. Не думаю, что миледи поможет. Самое лучшее, что ты можешь сделать, самое правильное — отпустить меня. Я уеду к отцу. Нам пора увидиться, узнать друг друга.

Дэйн задумчиво посмотрел на нее: какое же она еще дитя, наивная девочка:

— Диана, для начала тебе нужно узнать себя.

— Я знаю, я грили. Мне было трудно это принять, но приняла. Сантьяго сказал в свое время, что иные грили не подходят — я не обратила внимания на его слова. А сейчас понимаю, о чем он.

— Оборотень тебе не подходит?

— Ты Дэйн. Слишком много лжи. Я не осуждаю тебя и верю тому, что ты сказал. Твоя забота о владениях, подданных, вполне естественна и некоторым образом оправдывает твои неблаговидные поступки. Я готова простить все и забыть, будем считать произошедшее недоразумением. Отпусти меня и мы останемся хорошими друзьями. Какой смысл удерживать то, что по сути нужно тебе лишь для того, чтобы сдерживать моего отца? Я помогу тебе и попытаюсь уговорить отца оставить вас в покое. Не знаю еще, каким образом, но обещаю, что сделаю.

— Думаешь, сможешь влиять на Ноэ?

— Я грили, — пожала плечами. — Возможность влиять на окружающих у нас в крови.

Дэйн улыбнулся: глупышка.

— Как на счет Сантьяго, меня?

— Вы оборотни.

— Ах, да, — спрятал улыбку мужчина. — Думаешь дело лишь в этом?

— Не понимаю, — насторожилась девушка.

— Видишь ли, твой брат хоть и достаточно рано ушел с поля влияния Ноэ, однако воспитание и кровь Виктора дают в нем о себе знать. На самом деле нет разницы меж химерой и оборотнем в плане влияния или сходства. Все это нюансы характера, особенности личности, а не клановая принадлежность. Разделения придумал пращур Ноэ. Он был весьма амбициозной личностью и мечтал о власти. Это очень старая и грязная история, правду о которой ты вряд ли услышишь. Я же не хочу сейчас говорить правду — ты не готова понять, а лгать не желаю из принципа. Ложью тебя уже "накормили". Скажу лишь одно Федерик Ноэ или Черный ворон, как его звали за глаза, получил желаемое грязным путем, а те, кто пытался ему помешать, стали низшей кастой.

— Оборотни.

— Да, мы. Ты знаешь, что нас считают взбунтовавшимися рабами? — закружил вокруг Дианы Дэйн, пытливо поглядывая на нее.

— Нет, — чуть побледнела она.

— Тем не менее, это так. Были времена, когда Кимер был един, имел одного властителя. Мы служили ему верой и правдой, но именно служили, а не прислуживали. Однако со временем этот факт был перевернут и мы стали не верными слугами, а изменщиками, взбунтовавшимися рабами.

— Почему? Скажешь опять, что это происки моего отца?

Дэйн остановился перед девушкой, посмотрел на нее со значением:

— Скажу, что Федерик Ноэ было очень нужно и жизненно важно поделить Кимер на правых и виноватых, низших и высших. Мало получить власть — ее нужно удержать. Федерику это плохо удалось, но его потомок пошел дальше предка и превзошел его, добившись того, чего он не смог. Виктор объединил земли Кимера под свои штандарты, пустив в ход все способы воздействия на несогласных. При Федерике Кимер был разбит на пять лордств и двадцать восемь княжеств. Сейчас в Кимере лишь два лорда — я и Ноэ, и одно, по-прежнему независимое княжество — Кенжан. Силы Ноэ не сравнить с нашими. Грили веками вырезали оборотней в память о их якобы вероломстве и том бунте, что лишило страну целостности.

Дэйн с прищуром рассматривал Диану: понимает ли она о чем он ей говорит?

Почему он должен рассказывать ей столь скучные и низкие вещи, пытаться что-то объяснить, когда хочется петь ей рулады, целовать, обнимать?

— Я поняла: вас осталось мало. Ты хочешь безопасности своему клану. Я прощаю тебя за то что был женат три раза — ты хотел наследников. Я прощаю тебя за то, что заключил договор — помолвку с Летти. Прощаю за то что использовал меня как бездушную вещь. Прощаю за все, даже за убийство моей матери…

Дэйн выгнул бровь: о чем она?

— Ах, да, — сообразил. — Ты о Катарине.

— Да, об обычной женщине, жене моего отца.

— Катарина обычная женщина? — еще больше удивился мужчина. Сел в кресло напротив девушки и грустно улыбнулся Диане. — Она не была женой Ноэ.

— Как и я — твоей. Это видно повод не только для унижения, но и для кражи, убийства.

— Да, я украл тебя. Вернее я и мой отец. Если конечно можно назвать кражей разумное желание обезопасить дитя.

Диана расстроено качнула головой, отошла к окну, только чтобы не видеть Дэйна, не соблазняться на его заманчивый вид.

— Спасибо, что сознался хоть в этом.

— Мне нечего стыдиться Диана.

— А мне есть. Мне стыдно, что я здесь.

Дэйн вздохнул:

— Я знал, что нам предстоит разговор на эту тему, но не знал, что он произойдет так быстро и не вовремя.

— А на что ты рассчитывал?

— Это уже неважно.

— Тогда отпусти меня. Ты же понял, что нам невозможно быть вместе.

— Из-за того, что оборотень? — спросил осторожно.

— Из-за того что…, - обернулась, желая сказать кто он. Но слово "подлец" застряло в горле при виде глаз Дэйна, губ, сильных рук, широких плеч, этой манеры сидеть сложив ногу на ногу и чуть склонив голову на бок так, что волосы похожие на ручей, текли по плечу.

Любовь, будь она неладна и демона может превратить в глазах любящего в ангела, но станет ли он им на самом деле?

— Ты лжец, — сказала тихо.

Дэйн уловил ее чувства и промолчал, боясь вспугнуть их. Ему было приятно до головокружения, что внутренняя связь с Дианой ничуть не уменьшилась. Нет, он был счастлив и позволил себе пару минут блаженства от ощущений, что дарила ему девушка. И пусть они были отравлены горечью обиды, мраком печали — в них была безграничная нежность и того ему было довольно.

Диана и сама притихла, почувствовав как ее коснулась волна тепла и любви. Она смыла все неприятные мысли, все противоречия и лишила на минуту памяти. В эти мгновения были лишь он и она, связанные внутренне друг с другом сильнейшим и необъяснимым образом. Это было выше их, выше обид и обстоятельств, выше статуса и положения, выше людского мнения — сильное, яркое и негасимое, как солнце.

Они были на огромном расстоянии друг от друга, они были разлучены пропастью лжи и обид, фактов, неприятных ситуаций, положения, и все же им казалось, что они близки, совсем рядом и ничего меж ними нет, кроме нежности и любви.

Диана тряхнула волосами и отвернулась, чтобы не сойти с ума от его взгляда, от того чувства, что опять бездумно звало ее за Дэйном.

— Ты истинная грили, Диана, — прошептал он. — Мои предки сходили с ума от твоих предков, готовы были без раздумий отдать жизнь. Как я.

— Мне не нужна твоя жизнь, — тихо заметила девушка. — Ты женишься на Летти и у вас все будет прекрасно.

— Не правда. Ничего прекрасного в браке по расчету нет.

— Сказывается опыт? — не удержалась от колкости.

Дэйн улыбнулся:

— Все умны задним числом. Но взять тебя: завяжи я тебе глаза и дай в одну руку яблоко, в другую грушу, сможешь ли по вкусу определить, что есть что?

— Ты прекрасно знаешь, что грили не различают вкус пищи.

— Но не ты.

— И я.

— Нет. Ты чувствуешь запах крови, когда вкушаешь мясо и слышишь запах цветов, когда пьешь мед.

— Как все.

— Нет, — Дэйн рассмеялся, встал и подошел к ней, смущая близостью. — В том — то и дело, что нет.

— Я химера, как и мой отец, твой враг Ноэ, — напомнила, наверное в сотый раз. Но ему ли?

— Ты — да, грили, — прошептал, клонясь к ней. — Истинная грили, сила крови которой не чета нынешнему поколению полукровок. А кто Ноэ — вопрос.

— Перестань, — прошептала и она, невольно поддаваясь к Дэйну. — Меж нами пропасть. Не судьба.

— Так кинем вызов?

Девушка невольно улыбнулась — его слов зажгли огонь азарта, а близость закружила голову. Пред девушкой был выбор — поддаться тому, что более инстинктивно, но сильнее разума, или все же разуму над ней возобладать.

Губы Дэйна оказались слишком близко. У девушки горло перехватило от желания и, предчувствия и мужчина почувствовав это, не отказал себе в удовольствии — коснулся ее губ.

Иные грили не подходят, — напомнила себе Диана, но мысль как пришла так и ушла. Не задержалась.

А разобраться — как она могла судить? Кого встречала из себе подобных? Ноя? Опыт слишком мал, чтобы говорить — такой же он. Сантьяго? Полукровка. Оборотень больше, чем ее собрат. А кто еще? Все. Выходит, что никакой основы к каким-либо утвержденьям у нее нет — одни лишь домыслы и ладно бы не вымыслы.

Дэйн с трудом оторвался от ее губ. Именно сейчас, обнимая ее лицо ладонями, чувствуя вкус ее поцелуя на своих губах, вкус свободы, пьянящей как ароматы бескрайних просторов Кимера, видя теплый, нежный свет любви в ее глазах, Монтрей четко понял то, над чем ломали голову многие поколения:

— "Два берега у бездны, как берега реки.

Пойми начертанное и другому расскажи:

Когда начало и конец сойдутся,

то черное с белым сольются.

Вернется все в исток, а тьма поглотит рок.

И вороненок возвращая свет в Кимер, урок всем преподаст и выкажет пример.

Честь славных воинов водрузит правды стяг, штандарты лживые падут во мрак.

Наступят чести времена. Им семь имен — дорога же одна.

Три пары и одна на всех цена.

Готов ты с верой биться за мечту и вместе с ними возродить мир Кимеру — вперед.

Я ж из чертогов предков помогу".

Прошептал, млея от близости Дианы.

— Что это?

— Очень древнее предсказание, оставленное одним из главных свидетелей того, что тогда происходило — моим предком, жившим во времена Федерика. Я последний, Диана. Я конец рода Монтрей. А ты начало. Это пророчество о нас.

Он бредит?

— У меня есть братья, я не жена тебе и значит, не начало.

Дэйн улыбнулся:

— Но зачем-то мы встретились?

Диана не мигая смотрела на него и чувствовала, что в его вопросе есть глубокий подтекст, как тайна, которую предложено ей разгадать.

— Я останусь, но женой не буду.

Дэйн провел ладонью по ее щеке:

— Что дано все равно сбудется, противься или нет.

— Посмотрим?

Ноздри мужчины дрогнули от острого запаха азарта и страсти, от огоньков в глазах Дианы, делающих их такими же как у оборотней. Это его не удивляло.

— Мы одинаковы.

— Ты оборотень, а я грили.

— Я оборачиваюсь в животное, а ты в облако.

Диана качнула головой, чувствуя, что спорить бесполезно.

— Допустим. Но я имела ввиду, разницу во взглядах на жизнь.

— Ах, вот что? Только? — Дэйн рассмеялся: это хорошо. Теперь он точно знает, что девушка не считает его хуже из — за принадлежности к другому клану. Одной проблемой меньше и он на шаг ближе к девушке. — Тебе помочь одеться?

— Что?

— Поедим к Летти. Право, стоит. Развеешься.

Как упорно он тянет ее в Кенж к эльфийке. Хочет доказать, что меж ней и им ничего нет не было и быть не может?

Но высказаться Диана не успела — за окном грохнуло так, что она невольно вжала голову в плечи, и тут же повеяло холодом, сыростью, стало темнеть.

Дэйн ринулся к окну, выглянул и тут же развернулся, схватил с сундука платье Дианы и кинул ей:

— Одевайся, быстро!!

Ничего более не напоминало о той галантности, что еще минуту назад очаровывала Диану. В миг все изменилось: небо стало темным и предвещало бурю, лицо Дэйно было точь в точь, как та грозовая туча что неумолимо ползла к замку, и взгляд уже метал молнии.

Девушка не понимала, что происходит, но холод повеявший из окна и от мужчины намекал, что лучше послушаться, а разобраться можно и потом.

Пока Диана путаясь в подоле и шнуровке спешно облачалась, Дэйн распахнул дверь и закричал, призывая своих:

— Вотан!! Дениз!! Шантал!! Ты, собирай людей, выходим к границе! Ты, бери отряд — отвезешь Диану в Кенж. Отвечаешь за нее головой…

— Дэйн, лучше в клан Фергюссона, там безопаснее, чем в Кенже.

— Но достать проще.

"У Фергюссона у нее не будет шансов".

"Думаешь Сантьяго уже у Ноэ?"

" Ты в окно выглядывал? Грили идут. Пара часов и весь Монтрей превратится в поле боя!"

"В таком случае, Летти не поможет. Забыл, что ее стрелки караулили Диану?" — влез Шантал.

"Нет. Но здесь она помеха, а там гость. Гостью не тронут, это будет позор для Летти и ее народа. Так что примет и сделает все, чтобы сберечь. Дениз, останешься с Дианой".

"Нет!"

"Да! Запомни: она должна жить, чтобы не случилось с нами, с Монтрей, со мной. Шантал, пошли гонцов в кланы, пусть подтягиваются сюда. На тебе защита Моне и окрестностей. Все, времени мало. Разошлись".

"Встречу Сантьяго, убью", — спокойно заметил Шантал, разворачиваясь.

"А я бы не спешил. Его не первый раз используют родственнички. Где гарантия, что сейчас не тот случай?" — спросил Вотан, двинувшись за друзьями.

— Что случилось, Дэйн? — несмело коснулась мужчины девушка.

— Ничего, — прошептал, обернувшись. Посмотрел на нее, будто простился и обнял. — Я многого тебе не рассказал, сейчас уже не получится. Чтобы не случилось, Диана, я хочу чтобы ты знала, что я очень рад тому, что мы встретились, что ты моя жена. Бреактид откроет тебе любые двери и поможет выиграть любой спор. Он важнее, чем кольцо на пальце, — вложил в ее руку талисман и знак власти. — Носи его не снимая.

— А ты? — забеспокоилась. — Куда ты?

Дэйн отодвинулся, погладил ее по щеке и ласково улыбнулся:

— На встречу с твоим нареченным отцом.

— С Артего? — нахмурилась не понимая. Тьерри — то тут причем?

Мужчина качнул головой:

— Ноэ. Мы оба с тобой последние, Диана, только на мне все может в любой момент закончиться, а ты можешь начать все сначала. Береги себя и слушайся Дэниза. Он поможет.

Пока девушка, обескураженная его словами, пыталась что-то вымолвить, Дэйн обернулся пантерой и спрыгнул вниз, ринулся к выходу под грохот грома, от которого тряхнуло стены. Зверь обернулся, приостановившись, глянул на нее и выскочил во двор.

Диана устремилась за ним, не заметив, как пролетела на улицу.

Там творился кошмар и столпотворение: люди, звери, птицы, ветер такой, что сбивал с ног, тяжелые тучи, к которым уходила стая орлов, разряды молний и грохот, сливающийся с призывным рыком огромного волка. Одни стояли, глядя на то что твориться, другие метались, третьи собирались у ворот, четвертые россыпью разбредались по заградительной площадке стен. В этом хаосе людей и зверей, стихий, Диана силилась увидеть черную пантеру, но не смогла — Дениз подхватил ее и увлек в сторону конюшни, где уже ждали лошади.

— Я некуда не поеду!…

— Будьте благоразумны, миледи! — неласково рыкнул мужчина, заставляя ее сеть в седло. Минута и кавалькада рванула с места в галоп в сторону гор. Порывы ветра были настолько сильны, что Диану, пытающуюся обернуться, чуть не выбивало из седла.

— Быстрее, миледи! — стеганул ее лошадь Дениз и, та рванула со всех сил, наперекор стихии.

Сантьяго проснулся от раскатов грома. Сел, растерянно глядя на ползущую по небу тучу, что закрыла собой горизонт от и до. Стало темно и ветрено за какую-то долю секунды.

Мужчина вскочил, понимая что происходит, но, не понимая с чего и заметался: то ли к отцу бежать, пытаться удержать от атаки, то ли к Дэйну на подмогу. В эти минуты о размолвке не помнилось, вчерашнее казалось пустым и надуманным. Разобраться — так и было. Все, пусть и не самые лучшие действия Дэйна были пустячными по итогам в сравнении с тем, что происходило сейчас — вся мощь грили обрушилась на Монтрей и не было сомнений — это не налет, не рядовая стычка — это война. Ноэ все же решил стереть Монтрей с лица Кимера под предлогом освобождения дочери в праведном гневе и в пылу мести. Но в этом Сантьяго ему не помощник. Потом с Дэйном сам разберется, спросит за сестру, но не вмешивая третьего.

Потом. Сейчас важнее остановить отца…

О Боги, если братья думают, что Сантьяго с Ноэ, что это он спровоцировал Виктора и теперь вместе с ним пришел в вотчину оборотней мстить наравне с отцом?!

Мужчина рванул к границе что есть мочи, на ходу превратившись в волка. На холме его обогнали стаи птиц, ровными, похожими на колонну всадников рядами уходя от шквалистых порывов ветра. Три стаи с трех сторон и все три летели к границе.

Где-то за спиной Сантьяго, далеко и глухо послышался утробный протяжный вой, призывающий всех братьев. Он разнесся по всей округе, как набат.

В Монтрей объявили общую тревогу.