Глава 3

К закату, как и намечалось, мы прибыли в Студеницы. Место здесь было славное, хорошее. Яблони цвели вовсю, и прежде чем лечь спать, я вышла поглядеть, как под багряным закатом чернеют вдали леса Валахии.

Постоялый двор был забит битком: здесь останавливались наши купцы перед тем, как ехать дальше в Чужедолье, также и заграничные торговцы любили это место. Прямо передо мной прибыл хор медведей-балалаечников и занял весь второй этаж, но для меня все-таки нашлось местечко. Я поела, выпила брусничного морсу и продрыхла в своем закутке до рассвета. Лишь на травы пала утренняя роса, мы с сивкой рванули в путь.

Колобок несся, как ошпаренный, указывая путь, а за ним наяривала сивка, распространяя вонь и характерные звуки. Поля, леса, города и села мы пролетали с такой скоростью, что я не успевала их разглядеть. Мы лихо пропердячили мимо купеческого обоза, обогнули по дуге Крутоград, где который год безобразничал Незван Градостроитель, пропылили по дороге средь ржаных и гречишных полей, свернули с большака и углубились в лес. Прочие, степенно державшиеся большой дороги, проводили нас недоуменными взглядами, и позже я поняла почему.

В лесу мы замедлились, и я наконец вздохнула свободно. Сивка перестала тарахтеть и вонять, что означало, у нее закончился горох, но кормить ее новым я не торопилась. Во-первых, тоже надо было и мне передохнуть. Пока мы так вот летели, я занята была лишь тем, чтоб не свалиться с телеги, особо когда на кочках подбрасывало. Во-вторых, я с утра крошки в рот не брала. В-третьих, по лесной дороге не очень-то и побегаешь. Стоит сивке помчаться, как это она умеет на горохе, и я вместе с телегой навернусь об первый же корень. Так что я пустила свою «Палладу» неспешным шагом, а сама развернула тряпицу с капустным пирогом и принялась есть, поглядывая по сторонам. Солнце пронизывало лес золотыми лучами. Трепетали листьями осинки, шумели дубки, звенели ручейки, мелкое зверье шныряло в подлеске – словом, краса и благодать.

Как раз перед тем, как, согласно словам Явора и указаниям карты, мы должны были повернуть направо, колобок остановился и заявил:

– Впереди дорожные работы. Выбирайте пути объезда.

– Ты чего мелешь-то? – спросила я, стряхивая с юбки крошки и допивая квас. – Какие еще дорожные работы? Давай, катись.

– Впереди дорожные работы, – упрямо бубнил колобок. – Выбирайте пути объезда.

Я выругалась, слезла с телеги и пошла посмотреть, о чем это он.

Сразу за поворотом начинался глубокий овраг, через который был перекинут каменный мост. Когда-то. А теперь ровно посередине моста зиял пролом, преодолеть который на телеге – да и без нее – не представлялось возможным. Откуда-то из-под моста доносились голоса, но поскольку овраг порос кустарником, разглядеть ничего не удавалось. Я осторожненько спустилась чуточку вниз.

Под мостом на обломках камней сидели двое: здоровенный мужик в кожаной броне и чудище, похожее на ожившую груду камня. На столе, который они устроили себе из обломка обрушившейся плиты, стояло несколько бутылей и два стакана. Немного поодаль валялись два меча в красивых узорчатых ножнах. Мужик и чудище резались в карты. Самогоном перло так, что у меня аж глаза заслезились. Я чихнула, мужик обернулся, да зырк на меня налитыми кровью зенками! Я пискнула и ринулась было наверх, но он спросил довольно миролюбиво:

– Чего тебе?

– Проехать хочу, – стараясь держаться как можно спокойнее, сообщила я.

– Куда?

– Сами знаете. Куда дорога эта ведет.

Мне нужно было в Малоброды. Оттуда, как гласила карта и указания Явора, я должна была выбраться на Вессирский торговый путь и ехать напрямки к Варенцу.

– Езжай на большак. Чего тебя вообще сюда понесло.

– Мне надо в Малоброды.

Мужик тяжело вздохнул, залез наверх и встал передо мной, будто могучий дуб перед тонкой рябинкой. Шатало его, правда, ровно тот дуб в сильную грозу. Могучий он был, мужик-то, что Хотей Блудович. Или даже могучее – как Твердолик Переярович. Мне голову пришлось задрать, чтобы посмотреть ему в лицо, но я об этом быстро пожалела. Ибо глаза его были налиты кровью, а дыханье могло свалить с ног Змея Горыныча.

Он попытался сосредоточить на мне взгляд. Получалось не очень.

– Езжай отседова, – нетвердо сказал он и икнул. – Не видишь, дорожные работы.

– Где? – я огляделась.

Мужик махнул в сторону моста.

– Не вижу я никаких работ что-то. А как вы с чудищем самогонку квасите – зрю.

– Но-но! – мужик помахал пальцем у меня перед носом. – Это тебе не чудище. Это пред… ставитель… этих. Как их. Меньшинств! И у него забастовка.

– И давно?

– Третий месяц.

– А чегойта? – спросила я, осторожненько выглядывая из-за незнакомца и пытаясь разглядеть на дне оврага «представителя меньшинств».

– Тогойта, что не платят ему за починку.

– Так мост же сломан, – указала я на, казалось бы, очевидное. – За что тут платить-то? Починил, глядишь, и заплатили бы.

– Больно вострая ты, как посмотрю! – гаркнул мужик так, что я аж присела. – Гляди не порежься.

– Ладно, ладно, – сказала я. – Угомонись. А мне чего делать-то?

– Выбирайте пути объезда, – заявил мужик, как давеча колобок, и широко повел рукой, точно этих путей было видимо-невидимо.

Я огляделась. Вокруг стеной стоял лес.

– И где они?

– Возвращайся на большак до Вареника, – сказал мужик. – Там до Горюновой Пасеки где-то с полчаса, затем по мосту через Гнилушку и до хутора Большого. Он, правда, сгорел. От него через лес мимо ворожейкиной хаты, там увидишь большую скалу, за ней…

– А покороче? – перебила я. – Мне надо на Вессирский путь.

Мужик почесал в затылке.

– Тогда туда, – и ткнул рукой куда-то влево. – Не пропусти поворот только у засохшего дуба.

Я вытянула шею. Действительно, прежде я не разглядела, но вскоре за тем местом, где я оставила телегу, дорога раздваивалась: один путь вел сюда, к мосту, другой – вглубь леса.

– Почему этот тогда молчит? – указала я на колобка, который сидел на тропинке с таким видом, будто он вообще не при делах.

– Это путеводный что ль у тебя? – мужик прищурился. – А не знаю я, чего молчит. Ты с ним тут такая не первая. Лучше б своим умом соображали, чем приблудам доверять.

Ответить на это было нечего. Я забрала колобка и направилась к телеге.

– Ты только, это, – сказал мне вслед мужик, – осторожнее. Там…

– Без тебя разберусь, – огрызнулась я.

Легонько хлестнула сивку и была такова.

Птички пели, листочки шелестели, солнышко блестело – лес продолжал делать вид, будто он самый безобидный лес в мире, и я понемногу успокоилась. Подумаешь, немного сверну с дороги – по моим расчетам, я должна была даже срезать путь и выехать на Вессирский путь немного раньше. Так, глядишь, я до Варенца доберусь прежде времени и еще город успею посмотреть. Говорят, люди там ничего не делают, кроме как пьют вино, поют песни и катаются на чудных лодках. Вот бы поглядеть на такое место, где народ вообще не работает. А если бы у нас люди работать перестали и только знай себе пели и пили, что тогда? Я ударилась в размышления, попытавшись вообразить себе такое диво. Поля порастут сорняком, осколковские парни найдут себе наконец девок (потом, правда, тут же растеряют), зерно нам придется покупать в Чужедолье (а оно там хорошее вообще?), опять же, полотно тоже будем закупать, а шить кто тогда будет? Нет, если…

– Кошелек или жизнь!

Я вздрогнула. Сивку держал под уздцы дюжий бородач в черном, а вокруг еще с десяток натянули луки. Я поразмыслила. На мне была кольчужка, топорик за поясом, драться я училась. Но, во-первых, одно дело учиться, а другое дело живому человеку череп размозжить. Кровищи ведь будет, противно. Во-вторых, я тут одна, а их вон столько. С одним я, может, и справилась бы, но больше чем с десятью…

– Жизнь, – сказала я, и кошелек у меня тут же отобрали. Равно как и топорик, и кольчужку, и колобка, и телегу со всем добром. Меня же запихнули в клетку, где хранилась груда арбузов, и сообщили, что продадут в рабство в Зель-Хаттун. Там, сказал вожак разбойников, ценятся белолесские невольницы.

– А вам откуда знать, что я из Белолесья? – вцепившись в прутья, крикнула я.

– По одежде, милая. По покрою рубахи, по вышивке, – молвил сладкий голосок, и, обернувшись, я поняла, что в клетке не арбуз, а красавица.

В заблуждение меня ввел прежде всего цвет платья, ибо оно было не то светло-зеленое в темно-зеленую полоску, не то, напротив, темно-зеленое в светлую. Затем, шары: два из них на руках – рукава то есть, и еще один шар – пышная юбка. Талия же была перетянута так, будто вот-вот переломится, но красавица не только не переламывалась, а еще и устроилась так вольготно, будто находилась в собственной опочивальне. Хорошенькая же она была, хоть картины пиши. Волосы золотые, точно пшеница, уложены завитушками и косичками, перевиты бусами и ленточками. Кроме того, у красавицы имелись маленькие славные ушки, громадные голубые глазищи с длиннющими мохнатыми ресницами, розовые щечки и премиленький ротик, который, будь я парнем, мне б сразу захотелось поцеловать.

– Ты кто? – спросила я.

– Я Барбара Прекраснейшая, королева Беллентарии, – ответила красавица своим медовым голоском. – А ты?

– А я Малинка. Не королева.

– Вижу, – рассеянно обронила королева Барбара, поправляя юбки. Получилось у нее необидно. Чего обижаться-то. По мне и правда видно, что никакая я не правительница.

– Куда нас везут? – присаживаясь рядом, спросила я.

– На невольничий рынок в Крапош. Хотят продать в рабство в Зель-Хаттун. Тебя, наверное, так продадут, а меня предложат самому султану. Я ведь королева, к тому же молодая и красивая. Он сможет хвастаться мной перед другими султанами.

Она говорила так, будто всю жизнь мечтала попасть в невольницы. Я так об этом ей и сказала. Барбара подняла на меня глаза и безмятежно улыбнулась.

– Не переживай. Нас спасут.

– Кто? – спросила я и огляделась. Мы тряслись в клетке на колесах, влекомой гнедой клячей. За нами один из разбойников ехал на моей телеге. Остальные верхами: кто замыкая, кто впереди, но прежде всех подскакивал на кочках колобок. Как оказалось, бандиты были не чужды всему новому, и вожак быстро разобрался, как подавать команды. Теперь круглый указывал путь ему, предатель.

– Как кто? – недоуменно уставилась на меня Барбара. – Рыцари!

– Это еще кто такие?

Барбара объяснила: это такие облаченные в железо удальцы, которые странствуют по миру, творя добро, и обязательно выручают попавших в беду красавиц. А Барбара кто? Верно. Попавшая в беду красавица.

Она излучала такую спокойную уверенность, что и я поневоле ею прониклась. Каждый миг мне казалось, что из-за следующего же куста выскочит молодец в стальной броне и поразит наших похитителей одним ударом. Но поворот сменялся поворотом, а рыцарей что-то было не видать.

– Как же ты попала в плен? – спросила я, чтобы скоротать время.

Ладно Малинка, глупая девка, которой, по уму, надо было не сворачивать с большака и не слушать ни Явора, ни незнакомого пьяного мужика. Но королева… Наверняка у нее была охрана и все такое.

Светлоголовая вдохнула, поправила бантик и возвела очи, будто надеясь прочесть на небесах свои воспоминанья.

– Я ездила в Медилан за платьями, – наконец доложила она. – Мнооооого купила!

Ее глаза подернулись мечтательной дымкой.

– Серое с серебром, зеленое с золотом, сумочку такую, знаешь, расшитую жемчугом. Потом еще десять юбок из шелка, еще парчовую накидку… Все погибло!

В глазах у нее заблестели слезы, но на удивление быстро высохли. Барбара смахнула их тонким белым пальчиком и улыбнулась.

– Ничего. Еще куплю. В общем, я ездила в Медилан, а на обратном пути решила, прежде чем возвращаться к себе, повидать брата. Мы немножко сбились с дороги из-за того, что путеводный клубок чего-то напутал, и так я оказалась здесь.

– А что же твои слуги? Стража? Они разве не могли защитить тебя?

Барбара вздохнула.

– Не смогли. Я немного взяла с собой людей. От нас до Медилана дорога короткая, спокойная. А к брату я только потом надумала заглянуть… Кто ж мог знать. В общем, почти всех поубивали. А остальных посадили в темницы. Замок у разбойников где-то тут, в лесу. Ах, я несколько дней не мылась! – воскликнула Барбара, и слезы вновь ручьями покатились по ее щекам. И снова мгновенно высохли. – Ну ничего. Рыцарь спасет меня, и я первым делом прикажу приготовить мне горячую ванну с ароматными маслами.

Чокнутая, подумала я.

Разбойники между тем вели спор, начатый, как я поняла, задолго до моего появления. Они ссорились на тему того, стоит ли им сразу ехать в Крапош или задержаться в Салисе, который был как раз по пути. Главарь поминутно рыкал и возражал, но как-то вяло, а прочие напирали, одновременно обсуждая нечто, неизвестное мне.

Из разговора (если так можно назвать эту свару), я поняла следующее. Все хотели знать (и убеждали главаря, не без успеха, что он тоже хочет), что случилось с Нахером Благопристойным. Казнил его Меррик Безумный или нет.

– Не мог он его казнить! – вопил один. – Его же Арианна вовек не простит.

– Да плевать ему на Арианну, – вступил тот, что ехал рядом с нами. – Ты лучше подумай про близнецов, с ними-то что будет!

– Дураки твои близнецы, – ответил третий. – Вот Эвор Пятнистый, тот им всем покажет, если, конечно, с огненными демонами разберется.

Тут присоединились другие, принялись собачиться, и поднялся форменный гвалт. Я спросила у Барбары, не знает ли она, в чем дело.

– Ну разумеется, – в пятидесятый раз поправляя юбки и в сотый – прическу, ответила она. – Сегодня в Салисе будут показывать двести четвертую часть «Басни земли и ветра». Все жаждут узнать, что будет дальше. В двести третьей Нахер Благопристойный наконец-то раскрыл заговор королевы Мериссы, а между тем ее сын, зачатый от дяди, хотя все думают, что на самом деле от троюродного племянника придворного колдуна Дремадура, который, в свою очередь, берет свой род от первого поколения рабов, бежавших из Фазирских пустынь (но об этом на самом деле никто не знает), проник в тайну держателя притона Радогона и узнал, что сестра покойного короля Унитара на самом деле является…

У меня голова пошла кругом. Кто все эти люди?

Барбара еще шире распахнула и без того огромные глаза.

– Ну как же! «Баснь земли и ветра»! Неужели ты и впрямь ничего не слышала? Ох, как же вы живете в этом своем Белолесье!

Очень даже славно живем, подумала я.

«Баснь земли и ветра», объяснила Барбара, это история, которую вот уже несколько лет подряд сочиняет замкнувшийся в одинокой башне бородатый мудрец, а лицедеи показывают. Каждые десять дней – новая часть. Ежедневно эту часть представляют в одном из десяти городов Чужедолья. И баснь та настолько увлекательна, что на тот час, что актеры дают представление, жизнь в городе почти полностью замирает. Все хотят знать, что стало дальше с Нахером, Дремадуром, Беттиной, Аманелеф и их бесчисленными врагами и родственниками. Двести третья часть закончилась на том, что Нахер предстал перед судом Меррика Безумного, и теперь зрители волнуются, казнит Меррик Нахера или нет. Потому что Нахер присутствует в басни с первой же части и всем полюбился. Ибо, невзирая на свои недостатки, он отважен и добр, пусть и не блистает проницательностью.

В общем, спор состоял в том, что разбойники горели желанием узнать, что было дальше, а их начальник, хоть и тоже горел, но возражал, ибо на то он и главный, чтоб за всех думать. Главарь утверждал, что если они задержатся в Салисе, то опоздают на торги, а разбойники отвечали, что ничего не случится, они очень даже успеют. Предводитель в ответ возражал, что – как же быть с пленницами, разбойники же объясняли в подробностях, и весьма убедительно, каким именно образом они не дадут нам сбежать. В конце концов главарь таки сдался, и очень скоро я поняла, что к моим мучениям добавится еще и необходимость глядеть на эту их баснь.

Мы выехали на дорогу, которая могла быть только Вессирским путем, настолько она была торная и широкая. Чтоб не палиться, нашу клетку бандиты спрятали в лесу. Нам же завязали руки за спиной и накинули плащики, дабы выглядело это – дескать, девчонки просто любят руки за спиной держать. К каждой из нас приклеился бандит – ни дать ни взять влюбленные парочки. Под накинутым на меня плащом разбойник держал нож, упертый мне в бок. То же самое с Барбарой. Стоит нам пикнуть, сказали разбойники, только вот намекнуть на то, что мы собираемся позвать на помощь или сбежать, и нас тут же прирежут.

Барбара радовалась, как дитя на прогулке.

По Вессирской дороге туда и сюда шныряли посыльные, купеческие обозы, конные стражники, а также важные господа в нарядных повозках. Большинство направлялось в Салис, и у городских ворот образовался затор. Ибо, по распоряжению градоначальника, въезд повозок в город ограничивали, дабы не создавать там столпотворение, и проезжали лишь те, у кого было разрешение. Разбойники же, довольно удачно прикинувшиеся овцами, отогнали свою и мою телеги на особую стоянку у ворот и получили круглую деревяшку с печатью, по которой они могли забрать имущество на обратном пути.

Вместе с толпою народа мы направились на площадь, где должно было состояться представление, а я знай себе глазела по сторонам. Город весь был сложен из серого камня, а до чего ж здесь было много людей и какие высокие дома! Приходилось задирать голову, чтобы разглядеть небо, а меж тем улицы временами становились такими узкими, что река народу, чтоб протечь в это узкое горлышко, превращалась в тонкий ручеек. Изрядно воняло, и знай следи, чтоб не вступить в гнилой капустный лист или еще чего похуже. Я пыталась запомнить дорогу, но в бок мне колол кинжал, разбойник волок меня вперед, так что вскоре я утратила чувство направления и следила только за тем, чтоб удержаться на ногах, да чтобы мой спутник ненароком меня не поранил.

Мы вышли на большую площадь, которая была вся запружена народом. Разбойники теряться не стали и принялись пропихиваться к скамейкам, расставленным возле подмостков. Там уже были зрители, но свирепый вид разбойников быстро освободил для них места с лучшим видом. Мой сторож сел рядом со мной, второй – рядом с Барбарой, отделив меня от нее. Прочие расселись впереди и позади от нас. Протрубили трубы, и на площади воцарилась тишина. Представление началось.

Люди в приличных одеждах, с одной стороны, и в лохмотьях, с другой, принялись драться. Сеча была жестокая: один за другим сражающиеся погибали с громкими стонами и проклятьями. Выжил только один: печально озирая побоище, он рассказал нам, что, мол, погибли все защитники родимой сторонушки, и двигается супротив нас рать несметная невидимых демонов, а противостоять им более некому. Так что каюк нам пришел. Сделав этот вывод, воин, прихрамывая, уковылял за занавеску. Зрители принялись громко хлопать в ладоши. Многие, в том числе мой сторож (по-прежнему тыкавший в меня ножиком), утирали слезу.

Занавеска задернулась, за ней повозились и отдернули снова. Теперь перед нами предстала богато убранная горница какой-то важной особы. Нарядные мужик и баба долго собачились, потом баба врезала мужику по лицу, а он поцеловал ей руку, и они стали миловаться так что аж срамота. Я огляделась. Все как один пялились на них, раскрыв рты, и плакали.

Поехали дальше. Еще раз задернули и отдернули занавеску. Теперь показывали вроде как берег моря с каким-то вечем. На большом камне стоял лохматый мужик в броне и, тыча пальцем в море, обвинял какого-то другого мужика. Тот не пытался оправдываться, а вид хранил суровый и невозмутимый (я так поняла, это и был тот знаменитый Нахер) и только лениво отбрехивался. Народ его поддерживал. Тут вдруг вообще на ровном месте тот первый возьми и достань меч, да и снеси первому голову. Я так и не поняла, как они это показали, но смотрелось точь-в-точь взаправду. Кровища (или что там было вместо нее) залила подмостки, второй упал, а первый давай орать, потрясая мечом, дескать: вот я молодец какой! Народ – который зрители – взревел и давай орать на этого первого: ты, мол, что наделал! А ну давай нам второго обратно сюда!

Я покрутила головой. Разбойники, подобно всем остальным, вскочили на ноги и орали чего-то тому мужику с мечом. Так возмущались, что про нас с королевой забыли. Луч надежды засиял передо мной. Я наклонилась к Барбаре:

– Пошли быстрей.

– Куда? – захлопала она ресницами.

– Да куда угодно! Прочь отсюда.

– Меня спасут, – спокойно ответила Барбара и уставилась на сцену. Ей явно хотелось досмотреть представление.

Ну и дура. Я выскользнула со своего места и давай бороздить толпу, что твой лосось, идущий на нерест.

Хорошая мысля всегда опосля. Мне бы, по умному, затеряться в толпе, а потом тихонечко улизнуть, спрятавшись за чьи-нибудь спины, но тогда я впопыхах сглупила. Слова Барбары насчет того, что «Баснь» смотрят если не все, то почти, были справедливы. Улицы пустовали, и даже стражникитаращились на подмостки. Я вывинтилась из толпы и заметалась. Я совершенно не помнила, откуда мы пришли. План, созревший у меня в голове, когда мой сторож вскочил и забыл про меня, был прост: я возвращаюсь к воротам, угоняю телегу и дую по Вессирскому тракту по направлению к Варенцу. Я совершенно упустила из виду, что не помню дороги, что телегу, да и лошадь, без круглой деревяшки мне не отдадут. А если мне и удастся украсть «Палладу» или коняшку, в погоню за мной кинутся не только разбойники, но и городская стража.

Теперь же все это пришло мне на ум. Я забегала, точно курица с отрезанной башкой, покуда меня не озарило: что это я! К моему боку больше не приставлен нож. Стало быть, я могу попросить защиты у стражи! Я подбежала к одному из блюстителей порядка и затараторила, излагая свою историю.

За помощью к слуге закона обратилась я явно не вовремя. То, что происходило на подмостках с Дроботуном Проклятым или как его там, занимало стражника явно больше, чем мои беды. Он кинул на меня недовольный взгляд, не желая отвлекаться от представления, а потом подозрительно прищурился:

– А чего это у тебя руки связаны? Ты небось воровка какая-нибудь? Из-под стражи сбежала?

Диву даешься, какие люди умные бывают. Я снова принялась объяснять насчет разбойников, и в этот миг к нам скорым шагом направились двое из моих похитителей: мое отсутствие обнаружили.

– Да вон же они! – указала я. – Развяжите меня, добрый человек! Схватите их, они хотят продать меня в рабство!

Разбойники подошли с видом горожан степенных и благополучных и в самых пылких выражениях принялись благодарить стражника за то, что задержал воровку.

– Мы ее схватили, когда она по карманам шарилась, вообразите себе только, господин служитель закона! Как раз собирались сдать ее вам после представления.

И хвать меня за локоть. Я поняла, что тут мне спасения ждать не приходится, вывернулась и припустила по пустынной улице. Разбойники – за мной. С завязанными руками бежать не очень-то удобно, но, по счастью, я всегда была быстрая. Им удалось ухватить меня несколько раз за рукав, но каким-то чудом я вырывалась и убегала. Я летела, будто сивка на горохе, поворачивая почему-то все время направо. Переулки становились все уже и уже, пока я не уперлась в тупик: проход перегородила большая крытая повозка, мимо которой я не успевала протиснуться. Я не нашла ничего лучше, как юркнуть внутрь и схорониться среди каких-то тряпок. Не успела перевести дыхание, как возле повозки загремели шаги моих преследователей.

– Девку тут не видал? – крикнул один.

– Какую еще девку? – немного погодя ответили ему с передка.

– С косой. В вышитой рубахе. Руки связаны.

На передке чуток помолчали.

– Не было никого.

Те посовещались («Говорю тебе, она подворотней ускользнула») и были таковы. Я постаралась дышать настолько тихо, насколько у меня получилось после такой беготни. Заметил меня тот, на передке? Или не понял ничего? И что мне теперь делать?

Снаружи прошоркали шаги. Полог откинулся, и в проеме передо мной возникла приземистая фигура. Помедлив, человек шагнул внутрь, приблизился и навис надо мной. Это был безбородый мужик с пышными усами и большим пузом, обтянутым несвежей белой рубахой. Всю эту красоту венчала сияющая лысина в одуване седых волос.

– Ты кто? – спросил мужик.

– Не выдавайте меня, дяденька, – пролепетала я. – Меня в неволю продать хотят. Разбойники меня ищут.

Мужик неторопливо кивнул – понял, мол. Я поспешно соображала. Сейчас на улицу мне точно нельзя. Города я не знаю, а разбойники наверняка тут не в первый раз. Мне б исчезнуть отсюда… И я выпалила:

– Вывезите меня из города!

– Деньги есть? – перешел к делу мужик.

Я помотала головой. Мужик кивнул – вроде бы не расстроился. Наклонился еще ниже. Совсем близко я узрела большой красный нос в пупырышках и водянистые глаза. Меня обдало запахом лука, пота и перегара. Мужик подмигнул, и мне стало страшно.

– А как насчет зарезать кое-кого? – спросил он.

Перед моими глазами сверкнул меч.

Загрузка...