Глава 6

– Ты ведь потому и сбежала, верно? – продолжал Альбин. – Потому что вовсе не собиралась со мной ложиться.

Я замотала головой, не отрывая рук от лица. Ева бы выполнила свою часть сделки. Жаль, что я не Ева. Хотела бы я посмотреть, какое лицо стало бы у Альбина, когда он обнаружил, что его не обманывают.

Господи, что я несу! Еще не хватало, чтобы в мой первый раз меня оприходовали как публичную девку! «Я же не грубиян какой», – вовсе ни к месту всплыл в памяти горячий шепот. Ох, хорошо, что сейчас никто не видит моего лица!

Альбин, меж тем, не унимался.

– Хороший план. В самом начале я подумал, что пославшие тебя глупы – какой бы искусной убийцей ты ни была…

– Я не убийца! – закричала я ему в лицо, но он продолжал, словно не услышав.

– …ты все равно женщина, не владеешь магией, и если я буду начеку, тебе со мной не справиться. – Альбин усмехнулся. – Но на самом деле очень неплохой план. Я не привык, чтобы меня водили за нос, и не пойми быстро, что к чему – помчался бы следом, чтобы проучить. И эти двое взяли бы меня тепленьким, со спущенными штанами.

Нет, ну каково самомнение!

– Да нужен ты им, – огрызнулась я. – Они за мной пришли. Испугались, что я сбежала.

– Конечно, услуги магов-наемников так дешевы, что можно отправлять их охотиться за кем попало, например, за трактирной девкой!

Я дочь трактирщика, а не трактирная девка, баран ты самовлюбленный! Можно подумать, ты больно важная шишка! Балованный сынок, которого папенька-то признавать не торопится, сколько бы ни болтали!

– Короче, – Альбин снова взял меня за подбородок, заглядывая в глаза. – Хочешь умереть быстро – говори, кто тебя послал. Понятно, что сэр Роберт Иден, но не сам же он явился в ваш трактир. Я хочу знать, кто из моих людей ему продался, и что обещали тебе за то, что выманишь меня из замка без сопровождения. Да и вообще, откуда ты такая взялась.

Слушай, ну в твоем возрасте пора бы и знать, откуда дети берутся, тем более что ты, судя по всему, подобными вещами не пренебрегаешь. Даже странно, что полдеревни чернявых детишек не бегает.

– Ниоткуда она не взялась, – внезапно пришел мне на выручку тот, что меня изловил. Джек, вспомнила я. – Всегда была. Батя им в трактире крышу чинил, когда я вот таким, – Он показал ладонью расстояние от земли до пояса, – бегал, а я помогал. И девку эту помню, крепко она мне, шкету, в душу запала. Я тогда думал, ангел, – он гоготнул. – Взгляд ясный такой, и говорит как по писаному.

А ведь я его тоже помнила. Вихрастого, уже еще не подростка, но и не совсем ребенка. И вовсе не «таким» он был, рослый парень, а сейчас и вовсе здоровенный. Как и все спутники Альбина. Как и сам он.

– Ты подарил мне «куриного бога», – сказала я.

«Подарил» – это, пожалуй, слишком громко. Подбежал, схватил за руку, сунул мне в ладонь нагретый от его собственного тепла камешек и убежал, так ни слова и не сказав. Даже не помню, знакомили ли нас.

Джек снова ухмыльнулся.

– Выбросила поди?

– Потеряла.

Он пожал плечами, дескать, ничего иного и не ожидал.

– Говорит как по писаному, – задумчиво повторил Альбин. – И что, никому не интересно, кто ее мог научить? Никто не услышал разницы между речью деревенских девок и ее, а услышав, не задумался?

– Да кто больно слушал-то? – растерялся Джек. – Трактир на отшибе, там из деревенских, почитай, и не бывает никто. Отец ее, правда, захаживал в деревню, в церковь, само собой, всей семьей, но больно много не разговаривали… поди, от купцов нахватались, те люди ученые.

Отчасти действительно от купцов. Человек, умеющий править кораблем, должен быть как минимум образованным. И те, кто приходили посуху, часто отличались от наших деревенских соседей не только манерой одежды, но и речью. Однако отец говорил, что его, бирюка деревенского, человеком сделала мать Евы. Я не слишком верила, что какие-то пять лет могут сильно изменить манеры и говор: Фил, вон, до сих пор порой срывался на просторечный жаргон. Но отец Евы действительно старался говорить правильно и наставлял остальных детей. Имоджин разговаривала вовсе не так, как он, хотя и старалась подражать мужу.

– Еще скажи, что читать умеешь? – ухмыльнулся Альбин, разглядывая меня.

– А как, по-твоему, постояльцев рассчитывать? – огрызнулась я. – Запоминать, что ли, кто из дюжины сколько съел и выпил за вечер и за утро?

Не стоило, наверное, так себя вести, да и «тыкать» – но сохранять вежливость с человеком, который так себя со мной вел… Он же сказал: повесит – при этой мысли в желудке свернулся ледяной ком – так что и терять нечего.

– В деревенской таверне хозяин запоминает, – в тон мне ответил Альбин.

– Значит, у меня память девичья. Я записываю.

Выцарапываю на дощечке, залитой воском, если уж на то пошло. Бумага дорога, да и откуда ее добудешь в деревне?

– Девичья память – удобная отговорка, – ухмыльнулся Альбин. – Но если не вспомнишь сейчас, придется вспоминать под кнутом. – Он провел кончиками пальцев мне по щеке, спустился на шею. – Жалко будет портить такую кожу.

Меня снова затрясло.

– Нечего вспоминать! Меня никто не нанимал! Я ничего не знаю. Не знаю никакого сэра Роберта как-его там! Я не убийца!

– Не знаешь младшего брата своего лорда? – ухмыльнулся Альбин.

– Да откуда мне? Это ваши, господские дела!

В самом деле, по большому счету я и имени герцога не знала. Можно подумать, кто-то из простонародья осмелился бы называть его по имени. «Ваша светлость. Господин» – это для тех случаев, когда он милостиво соизволит говорить, вдруг задав какой-то вопрос, что на моей памяти не происходило ни разу. Герцог или лорд – для разговоров между собой.

А уж родословная герцога вовсе никого не интересовала. Альбин – другое дело, Альбин был из тех, кто от рождения должен был месить грязь, а взлетел, и потому неизменно вызывал нездоровое любопытство, смешанное с черной завистью. Меня же его дела вовсе не касались.

«Держись подальше от господ, – не уставал твердить нам отец. – Для них людские жизни дешевле медной осьмушки».

«А как же мама? – спросила как-то Ева. – Она же тоже…»

«Разве с ней господа хорошо обошлись?»

Тогда Ева не знала, что простые люди обошлись бы с опозоренной дочерью не лучше. Впрочем, разве отец не оказался прав? У Гильема были холеные руки, совсем не такие, как у его людей. Тоже явно из господ. Если бы отец, вопреки собственным поучениям, с ним не связался, Еве не пришлось бы идти к Альбину. А мне сейчас – не пришлось бы обмирать от страха в ожидании пытки и казни.

– Если ты не убийца и господские дела тебя не интересуют, зачем пришла ко мне? – продолжал настаивать Альбин. – Почему эти двое торчали в лесу? Зачем ты им сдалась, если, как утверждаешь, они охотились не за мной?

– Чтобы я не сбежала, не расплатившись с их хозяином. Мне нужны были деньги, – в который раз повторила я. – Заплатить отцовские долги. Это люди его кредитора.

– Значит, отец тебя подослал ко мне?

– Отец умер. Месяц назад.

– Правда, – подтвердил Джек. – В деревне только и разговоров было, как бы вдовушку утешить. – Он показал неприличный жест. – И баба справная, гладкая, и трактир. Девка-то поперек слова сказать не посмеет, тихая.

– Тихая? – ухмыльнулся Альбин. – Оно и видно.

Он снова обратился ко мне:

– И ты решила под шумок попросить у меня побольше, чтобы окупить заодно и свой позор?

Я помотала головой, в который раз залившись краской.

– Нет. Только долг. Себя и семью я прокормлю.

– Серьезная сумма даже для меня. Кому мог столько задолжать трактирщик? И зачем? Вы с золота и серебра, что ли, постояльцев кормите? Я что-то не заметил, когда у вас был. Похлебка добрая, и чисто, а так все то же, что и в деревенской корчме. Тамошнему хозяину столько денег разве что во сне может присниться, так зачем они твоему отцу понадобились?

Наверное, стоило поберечь репутацию отца, подумать о том, что трактир могут вовсе конфисковать как нажитое преступным путем добро, и тогда младшим тоже конец. Но я прекрасно понимала: если Альбин исполнит угрозу и велит выбить из меня информацию о своих якобы убийцах, я все равно расскажу и о Гильеме, и о контрабанде просто потому, что больше мне рассказать нечего. Так что я колебалась недолго.

– Человека, которому задолжал отец, зовут Гильем, – сказала я.

Я начала говорить, слова слетали с губ сами, пока разум был занят вовсе другим.

А ведь может быть, что паранойя Альбина – вовсе не паранойя. Взять этого сэра Роберта как-его-там, которого он упоминал. Младший брат лорда вполне мог смиренно ждать, пока старший, зачинавший одних дочерей, отойдет в мир иной и замок с титулом и землями перейдет к нему, оставшемуся без наследства из-за майората. Но если герцог усыновит бастарда, Альбин тоже станет герцогом, а после смерти отца получит земли и изрядную долю золота. Вернет мачехе приданое, отправив к ее родне, сплавит не успевших выйти замуж сестер в монастырь и будет себе жить-поживать на зависть дяде.

В нашей реальности, если я правильно помню, английские законы запрещали усыновлять внебрачных детей, но здесь история, видимо, пошла немного по иному пути.

– … и потому я решилась предложить тебе сделку, – закончила я и снова залилась краской под внимательным взглядом Альбина.

– Гильем, значит, – задумчиво произнес тот. – Есть в окружении сэра Роберта один Гильем. Как он выглядел?

Я растерялась, хотя в памяти Евы отчетливо отпечаталось лицо жуткого гостя.

– Обычно. Светлые волосы, светлые глаза, очень светлые, почти прозрачные.

Да тут у каждого первого светлые волосы и светлые глаза. Даже такой темный русый, как у меня встречается нечасто, а уж Альбин с его южной внешностью и вовсе выглядел вороном, невесть как затесавшимся в стаю голубей.

– Рост… наверное, на полголовы выше меня… Сложен обычно…

В том и дело, что этот Гильем был обычным. В свите герцога затерялся бы. Среди деревенских – нет, осанка господская, и выражение лица.

– Сам обычный и глаза прозрачные, говоришь, – задумчиво произнес Альбин. – Может и тот, а может, и нет. – Он подумал еще и решил: – Скорее всего, совпадение, имя нередкое. Фамилию ты, само собой, не знаешь?

Я помотала головой: не знаю. Неужели поверил? Господи, хоть бы поверил! Плевать на деньги, живой бы убраться!

Загрузка...