Дерзаю

Литаксин Медицинский центр Клана Эроб Палата интенсивной терапии

Медтехник Пер Вел сиг-Зерба вскочил на ноги, как только дверь палаты интенсивной терапии начала открываться.

— Сударь, прошу прощения… — сказал он беловолосому человеку, показавшемуся в дверях, — но это отделение закрыто для… — Он замер с открытым ртом, глядя на вторую… личность, вторгшуюся в отделение: два с половиной метра личности, в великолепном панцире бутылочно-зеленого цвета, с круглыми светящимися глазищами, похожими на желтые луны.

Дверь тихо закрылась. Медтехник с трудом перевел взгляд обратно на беловолосого мужчину.

— Сударь… Лорд йос-Галан. Мы уже обсуждали с вами этот вопрос, сэр. Палата интенсивной терапии закрыта для всех, кроме медицинского персонала. Приборы очень чувствительны, и жизнь вашего родича зависит от их должного функционирования. Ваше желание находиться рядом с родичем, оказавшимся в столь тяжелом положении, вполне естественно, но, право, сударь, он не знает, находитесь ли вы здесь или где-то еще. Вы больше поможете ему тем, что сохраните свои силы и приготовитесь спокойно встретить его, когда он выйдет из капсулы.

— Эти машины тоже поют дисгармонично, — пророкотало большое зеленое существо. — Где то устройство, в котором заключен наш брат?

Медтехник сиг-Зерба недоуменно заморгал.

— Капсула интенсивной терапии находится здесь. — Он указал на черный куб, сводчатая крышка которого щетинилась датчиками, индикаторами, мониторами и реле. Он снова посмотрел на Шана йос-Галана и слегка поклонился. — Поскольку вы уже здесь, я скажу вам, что последние данные уже проанализированы. Восстановление по многим показателям идет успешно. Мозговые функции стабилизировались, так что мы можем больше не опасаться припадков и неожиданных перепадов состояния. Кровеносная система и все органы функционируют, как им полагается.

Он замялся.

— А повреждения нервной системы? — негромко спросил Шан, ощущая смущение медтехника почти как собственное. — Как идет восстановление в этом отношении?

Техник вздохнул.

— Увы, не слишком хорошо. Восстановление возможно только в том случае, когда сохранилась хоть какая-то часть системы. Регенерация… идет с переменным успехом. Последний анализ дает примерно сорок пять процентов функционирования.

Он опустил голову.

— Это означает, что ваш родич не сможет управлять космическим кораблем, воздушным летательным аппаратом или наземной машиной. Однако, упражняясь, он скорее всего снова обретет способность ходить, брать различные предметы и бросать их. — Он перевел дух и встретился взглядом с зоркими серебристыми глазами. — Это не так уж плохо, если ваша милость вспомнит, в каком состоянии ваш родич попал в капсулу. В тот момент мы даже не надеялись спасти ему жизнь. То, что ему удалось получить обратно так много, — это… повод радоваться. А то, что он утратил кое-что из того, что уже не удастся получить обратно, — это…

— Неприемлемо, — заявило большое зеленое существо таким голосом, от которого все стрелки на приборах дрогнули.

Медтехник сиг-Зерба вздрогнул и уставился в огромные светящиеся глаза.

— Я… прошу прощения, э-э?..

— Это — Двенадцатый Панцирь Пятого Высиженного Ножа Клана Средней Реки Весеннего Помета Фермера Зеленодрева из Логова Копьеделов, Точильщик, — сказал лорд йос-Галан. — Он также состоит в родстве с вашим пациентом. Он получил неприятные сообщения относительно хода лечения нашего родича, которые подтверждаются вашим последним анализом. Существует… стайный метод лечения, который мы намерены применить.

— Намерены… — Пер Вел сиг-Зерба с трудом выдохнул и заставил себя сохранить спокойствие. — Лорд… Господа! Состояние вашего родича крайне тяжелое. Сейчас не время пробовать альтернативные методы: необходимо завершить опробованный курс лечения. Время для альтернативной помощи наступит тогда, когда мы благополучно выведем пациента из критического состояния и он вернется к повседневной жизни. Тогда, после должных исследований и анализа, можно будет составить режим реабилитационных мер и дополнительных процедур. Сейчас, однако, мы должны следовать проверенным методикам, которые могут обеспечить конечное выздоровление вашего родича.

— При всем уважении к вам и вашему ремеслу, — проговорил Точильщик, снова заставив все приборы подпрыгивать на месте, — используемый вами метод опасно истощает силы моего брата. — Крупная голова повернулась. — Откройте ваши глаза, Шан йос-Галан, и посмотрите на нашего брата. Вы можете сказать, что он поправляется так, как ему следовало бы?

Шан нахмурился и расширил сферу своего восприятия, игнорируя желто-оранжевые всполохи тревоги, которые стали возникать в ауре медтехника, и ожидая появления знакомого и горячо любимого узора своего брата.

Шли секунды. В тревоге медтехника появилось больше оранжевого, чем желтого, и даже пара красных всполохов. Шан открылся еще сильнее, мельком увидел интригующие сплетения Точильщика, однако не заметил ничего, что хотя бы отдаленно напоминало четкую сложность или…

— Сударь… — начал медтехник.

Шан предостерегающе поднял руку и отбросил всякую защиту, отчаянно стремясь отыскать своего брата. Его физический взгляд был устремлен на индикаторы, закрепленные на крышке саркофага, которые говорили, что Вал Кон жив…

Внезапно он уловил его — только намек. Ничего, кроме следа кисловатой сладости, такой же знакомой, как лицо брата. Жестко соблюдая целительскую дисциплину, он последовал за этим намеком, медленно, бдительно высматривая возможные опасности.

И наконец, отыскал Вал Кона: съежившегося, потускневшего и расколотого, окруженного липкой серой трясиной. Где-то в отдалении он разглядел мост, соединявший душу Вал Кона с Мири, — посеревший, похожий на испачканную радугу.

— Нет!

— Сударь! Я должен настаивать, чтобы вы оба ушли. Немедленно. Вы ничем не поможете вашему родичу, приходя в волнение из-за…

— Прекратите.

Шан открыл свои внешние глаза и с трудом сфокусировал взгляд на лице медтехника.

— Что вы сделали с моим братом? Вы сказали, что стабилизировали мозговые функции. В чем они были нестабильными?

Техник растерянно заморгал.

— Ну… так были… всплески. Их можно было даже сравнить с энергетическими пиками. И сверхактивность. Чрезмерная возбудимость, неуместная при состоянии покоя. Эти отклонения заставили моих начальников заподозрить нарушения… Что не было неожиданным в свете остальных травм. Были предприняты шаги к нормализации мозговой деятельности, и наши усилия увенчались успехом. Нам больше можно не бояться опасных для здоровья припадков или катастрофических отключений внимания…

— Вы… — Шан задохнулся, не находя слов.

— Что вас расстроило, Шан йос-Галан? Нашему брату плохо помогают известные методы исцеления?

— Они… Стремясь привести все к норме, они ослабили связь, существующую между нашим братом и его спутницей жизни, — ту самую связь, которая, несмотря на ужасные травмы, позволила ему сохранять жизнь до тех пор, пока его не поместили в капсулу…

Он посмотрел на техника.

— Я лично сказал вашим начальникам о том, что у этого человека есть спутница жизни, — проговорил он, и собственный голос донесся до него словно издалека.

Техник нервно кивнул.

— Действительно. Это отмечено в его карте. Однако нормальная мозговая деятельность не…

— Вон, — сказал Шан.

Техник моргнул:

— Сударь?

— Вы сейчас уйдете, — повторил Шан, слыша, как сила звучит в каждом его слове. — Вы вернетесь сюда только после того, как Вал Кон йос-Фелиум отсюда уйдет. Вы не станете докладывать об этом вашим начальникам. Ступайте!

Лицо техника обмякло, глаза затуманились. Он четко поклонился и быстро вышел из палаты, закрыв за собой дверь.

Шан пришлепнул ладонь к пластине замка, запирая дверь, а потом направился обратно к мрачной черной установке и громадной терпеливой черепахе.

— Я могу закончить цикл исцеления, — сказал он Точильщику. — Но пройдет некоторое время, прежде чем нашего брата можно будет извлечь из капсулы, потому что системы должны завершить работу в нормальном порядке.

— Я вас понимаю, — пророкотал Точильщик и начал осматриваться. Подняв трехпалую руку, он повел ею в сторону стены со множеством приборов. — А эти вы можете заставить замолчать?

— Да.

Шан уже стоял за пультом управления капсулой, нажимая кнопки и поворачивая рукоятки. Он удалял датчики, перекрывал потоки лекарств и питательных веществ, отменяя вещества, тонизирующие мускулатуру. Когда все индикаторы на пульте погасли, оставив только один, главный, Шан перешел к стене с приборами.

«Боги, боги! Нормализовали мозговую деятельность? Идиоты! И если Вал Кон остался бы инвалидом из-за того, что они отрезали его от спутницы жизни…» Шан судорожно вздохнул, усилием воли подавил гнев и повернул последний выключатель. А потом повернулся в поисках… А, вот!

Он подкатил кровать к капсуле автоврача, развернул одеяло и снова остановился, чтобы подавить желание взять ближайший тяжелый предмет и расправиться с тонкой аппаратурой, закрепленной на стенах.

— Пока мы дожидаемся освобождения нашего брата, — прогудел Точильщик, выталкивая его из мыслей о погроме и отчаянии, — нам необходимо предпринять некое действие.

Шан повернулся к нему.

— Да? И какое же именно?

— Эта вещь… вы, наверное, могли бы назвать ее «тонкой настройкой», — сказал Точильщик. — Ваше зрение, ваша любовь и ваше понимание будут помогать мне в том деле, которое я предприму для наилучшего здравия нашего брата. Вы будете управлять песней — и останавливать ее, если она отклонится от цели или выйдет за ее пределы. Прежде чем мы встретимся на арене взаимного труда, было бы благоразумно испытать наше партнерство и укрепить то, что может оказаться не таким сильным, как нужно было бы.

— Генеральная репетиция, — откликнулся Шан, кивая. — Понятие мне знакомо. Что я должен делать?

— Только слушать, пока я пою, отложив в сторону ту чешую, которой вы закрываете ваши видящие глаза.

Да, конечно. Шан сделал глубокий вдох, приготавливаясь, сосредоточиваясь. Он убрал свои щиты полностью, что Присцилла просила его не делать, целиком обнажив свое внутреннее «я», так что любой, обладающий зрением — или какими-то иными чувствами, — мог бы увидеть его таким, каков он есть, со всеми его недостатками.

— О! — Этот звук походил на мурлыканье невероятно большого кота. — Вы — клинок, на который стоит смотреть, Шан йос-Галан. Тот, кто вас создал, может по праву гордиться своей работой. Теперь слушайте меня.

Первая нота была стрелой с железным наконечником, пронзившей живое ядро его сердца.

Вторая нота — брызгами кислоты в глаза.

Третья нота бросила его существо в вихри Судьбы и Неудачи. Терзаемый их зубами изо льда и железа, он нанес ответный удар, усилием воли пожелал стены — и стены появились. Каменные стены и каменный пол, на котором он опустился на колени, скорчившись и рыдая, не обращая внимания на протянутую ему руку, пока суровый женский голос не отругал его.

— Ты не в безопасном убежище и прекрасно это знаешь! Поднимись и возвращайся. Быстрее!

Длинные сильные пальцы сомкнулись на его запястье. Он поднялся, не зная, сделал ли это сам, или подчиняясь ее воле, и заглянул в холодные синие глаза светловолосой женщины с обветренными щеками, которая уже миновала период молодости.

— Присцилла! — Откуда у него взялась уверенность в том, что это она? Но эта уверенность была. — Присцилла, песня меня изменяет!

Ее лицо смягчилось. Она отпустила его запястье и обеими руками обхватила его лицо.

— Песня изменяет нас всех, — мягко проговорила она. — Не бойся этого. А теперь иди.

Она поцеловала его, каменные стены растаяли, он выпрямился — мокрое от слез лицо и теплые от ее поцелуя губы… посмотрел на стайную черепаху по имени Точильщик в палате интенсивной терапии.

Черепаха моргнула своими огромными глазами и поклонилась так низко, как ей позволял панцирь.

— Вся честь принадлежит вам, Шан йос-Галан.

Шан с трудом ответил на его поклон, как равный равному.

— Да послужит наш труд возвращению полного здравия нашему брату, — проговорил он голосом, холодеющим от высокого лиадийского, и повернулся, чтобы открыть крышку саркофага.

Внутренности капсулы слабо осветились, бросая прохладные синие тени на худое обнаженное тело мужчины. Шан открыл защелки и опустил переднюю стенку капсулы. Щит, на котором лежал пациент, выскользнул из сумерек на яркий свет. Человек был золотокожий, не обезображенный шрамами, поджарый, мускулистый и чуть более длинноногий, чем большинство лиадийцев. Его грудь поднималась и опускалась в благословенном, неспешном ритме глубокого сна. Лицо у него было гладкое, до боли невинное в дремоте: четкие брови расправлены, твердо очерченные губы плотно сомкнуты, длинные темные ресницы затеняют золотистые щеки. И Шан с абсурдным чувством облегчения увидел, что шрам, обезображивавший лицо его брата, был стерт автоврачом, запрограммированным стирать рубцы.

— Время идет, Шан йос-Галан, — прогудел мощный голос у него за спиной. — И я боюсь, что следует проявить поспешность.

— Да, конечно.

Сморгнув слезы, он бережно просунул руки под плечи и колени брата и переложил его со щита на кровать. Вал Кон вздохнул и прижался щекой к подушке. Его губы шевельнулись и стали мягче в подобии улыбки, но он не проснулся. Шан нежно укрыл худое тело одеялом, выпрямился и посмотрел Точильщику в глаза.

— Что теперь?

— Превосходный вопрос, — ответила черепаха. — Давайте выясним. Все ваше внимание необходимо будет здесь и сейчас, Шан йос-Галан. Сосредоточьтесь на этом нашем брате и руководите мною в моем исследовании.

— Руководить? — Шан изумленно воззрился на него. — Как я смогу вами руководить?

— Я подчиню свою волю вашей. Если песня выйдет за границы, только волеизъявите мне «нет», и я ее сдержу. Если она пробудит то, что следует оставить спящим, ваше прикосновение отправит это в спячку. Это должно быть так для вящего здравия нашего брата.

Шан наклонил голову в знак согласия, посмотрел на лицо спящего Вал Кона и в третий раз за этот день полностью отключил всю свою защиту, сосредоточив внимание на тусклом беспорядке прежде столь красочной ауры своего брата.

— Сначала мы вопрошаем, — пророкотал Точильщик и издал последовательность из трех коротких, связанных друг с другом нот. Пользуясь взглядом Целителя, Шан увидел, как в тусклой ауре по очереди загораются и гаснут огни, показывая узор, разорванный и стертый: поврежденная нервная система.

Точильщик спел снова, и Шан увидел усиление цвета, искру страсти — но они почти сразу же растворились в окружающей серости, демонстрирующей то, что медтехник гордо назвал нормализованной деятельностью мозга.

Точильщик запел в третий раз — и мостик супружеской связи вспыхнул во всей своей красе, оживленный волей двух своевольных, страстных душ, соединившихся друг с другом в… блеклой меланхолии.

— Что, — спросил Точильщик голосом, уровень которого в децибелах Шан счел стайным шепотом, — было это последнее?

— Мост, который соединяет нашего брата и нашу сестру, душу с душой и сердце с сердцем.

— И те, кто лечит с помощью машины, посмели затронуть ТАКОЕ? — вопросил Точильщик чисто риторически. — Они — глупцы, Шан йос-Галан.

— Я склонен с вами согласиться, — ответил Шан, по-прежнему большую часть внимания сосредоточивая на заболоченной ауре Вал Кона. — Они забыли, что значит «спутник жизни». Вернее, что это значило в прошлом.

— Такой союз… необычен для человеческих кланов, я это знаю. Он более типичен для вашего Клана Корвал или для человеческого клана моей сестры, Эроба?

— Когда-то Клан Эроб давал могущественных волшебников, — мечтательно ответил Шан. — А Корвал всегда был… Корвалом. Непредсказуемые люди, пираты, возмутители спокойствия. Удача вокруг нас движется резко.

Наступило молчание, достаточно длинное для того, чтобы Шану, находящемуся одновременно в двух мирах, оно показалось чересчур затянувшимся, а потом — шумный вздох.

— Я все больше благоговею перед этими моими родичами, которые живут с такой страстью, тем самым творя произведение искусства, подобного которому на протяжении моей жизни не встречалось! Я… со временем я найду слова: сейчас они от меня ускользают. Возможно, мне придется узнать новые слова, чтобы описать новое искусство и охватить новую деятельность. Однако сейчас не место и не время для этого: нам предстоит труд, который требует любви и умения. Да будет наша песня верной и страстной, подобной тем, кому мы будем служить. Способны ли вы, Шан йос-Галан?

Боги, способен ли он? А разве кто-то вообще способен?

Вспышка панического страха затуманила его внутренний взор. Он судорожно вздохнул, усилием воли восстанавливая спокойствие, и услышал из прошлого голос отца — суровый, ласковый и безмерно любимый.

«Мы делаем все, что в наших силах, дитя мое. Мы принимаем наилучшее решение, на которое способны на основе нашего опыта и подготовки. Это наш долг перед близкими и теми, кто поручен нашим заботам. Я бы сказал тебе, что необходимость придает нам мудрости, если бы это было правдой. Но я скажу тебе только одно: мы все делаем все, что можем, мы все допускаем ошибки, и те, кто нас любит, нас прощают».

Шан еще раз судорожно вздохнул, потом заставил себя сделать медленный успокаивающий вдох. Потом он вздохнул еще раз, и еще. Снова обретя равновесие, он открыл внутренний взор и увидел своего брата, страдающего от травм. И только Шан мог встать между ним и пугающей песней стайной черепахи.

— Я способен, — сказал он, продолжая смотреть на Вал Кона, только на Вал Кона, чье будущее зависит от его брата Шана — и который простит его, если он допустит ошибку.

Точильщик запел.

Мири лежала на влажных подушках и смотрела на Хранителя.

— Думаю, нам стоит начать этот танец, пока медтехник не вернулась со своим начальником.

Хранитель моргнул — сначала одним глазом, потом — вторым. Очень серьезно он ответил:

— Возможно, в будущем мы будем танцевать, ты и я. Мне представляется, что такой опыт научил бы меня многому. Но сейчас я прошу тебя просто слушать ту песню, которую я для тебя создал.

«Так». Мири прикусила губу, напоминая себе, что, судя по всему, небольшая песня, которую Точильщик спел колену Шана, не причинила никакой боли. Лицо его отразило только удивление, да еще, пожалуй… мечтательность. Такое выражение было у Вал Кона, когда он увлеченно играл на омнихоре.

— Тебе не нужно бояться, — проговорил Хранитель мягким (для стайной черепахи) голосом. — Я — твой брат. Твое сердце говорило с моим сердцем. Я не причиню тебе боли.

Если подумать, то это звучало подозрительно похоже на лиадийское обещание. Мири вздохнула. «Что с тобой, Робертсон? Стала к старости привередой? Если Хранитель хочет перерезать тебе горло, то нож у него такой острый, что больно не будет».

— Сестра?

Она ухмыльнулась, скользнув взглядом по его массивной зеленой фигуре.

— Все в норме. Ты поешь, я слушаю. Честное разделение труда.

— Вот именно, — сказал Хранитель и замолчал.

Мири расслабилась на подушках и закрыла глаза. Спустя какое-то время она услышала нечто, что могло быть нотой — или, возможно, ветром, играющим в листве…

Стояла весна, и Мири шла по саду, по вымощенной камнем дорожке. Дорожка неспешно вилась между разросшихся кустов, которые кое-где почти смыкались на ней массами цветов. В ветвях у нее над головой пели птицы, не обращая внимания на незнакомку, идущую через их сад. Ароматы растительности пьянили.

Тропинка круто повернула и закончилась на поляне. Мири остановилась на последнем камне, глядя поверх синевато-зеленой травы на ствол гигантского дерева.

На поляне стоял сумрак, созданный огромным переплетением ветвей, и Мири заморгала, а потом широко улыбнулась: приспособившиеся к полумраку глаза различили стройную фигуру мужчины, прислонившегося к массивному стволу. Не колеблясь, с улыбкой до ушей, она пошла по упругой траве.

Мужчина двинулся ей навстречу, оторвавшись от ствола. На нем была поношенная куртка из черной кожи, распахнутая на груди, тонкая белая рубашка, мягкие черные брюки и удобные полусапоги. Волосы у него были темно-каштановые, глаза — зеленые, а улыбка на безбородом золотистом лице такая же широкая, как ее собственная.

— Шатрез!

Мягкий, любимый голос ласкал слух, и она рассмеялась, радуясь тому, что его слышит.

— Вал Кон!

Она схватила его за руку и застыла, как дура. Она была так дьявольски счастлива, что даже не могла придумать, о чем говорить.

— Ты хорошо выглядишь, — проговорила она наконец.

Это прозвучало дико — пока она не вспомнила, что знает: он находится в капсуле автоврача в палате интенсивной терапии, где ему залечивают раны, он которых он должен был бы погибнуть.

— Внешность обманчива, — пробормотал Вал Кон, что было шуткой, и потянул ее за руку, приглашая вернуться с ним к основанию монументального дерева. — Я очень рад, что ты сюда пришла, Мири.

— Да? — Она искоса посмотрела на него. — Не откажешься ли объяснить, куда это «сюда»?

— Пожалуйста, — ответил ее спутник жизни. Он подошел к дереву и обернулся к ней, приложив ее свободную руку к стволу. — Это — Джелаза Казон. Самое безопасное место во всей галактике.

В нормальном положении она приняла бы эти слова за шутку: оба они не очень-то думали о безопасности. Однако она ощутила волну… уверенности, которая перешла из центра его существа в центр ее собственной души.

Это ее смутило, как всегда смущали подобные вещи, хотя боги свидетели: их нити так переплелись, что невозможно было бы сказать, который из них упадет, если одного поразит пуля. Она ощутила, как пальцы Вал Кона сильнее сжимают ее пальцы, и уперлась второй ладонью в дерево.

Мири охватила приветливая радость, объятия зеленой жизнерадостности, такой яркой, что она пошатнулась. В глазах у нее потемнело, в ушах зашумело — она упала бы, если бы ее напарник не был рядом. Он подхватил ее и помог усесться на мягкую траву, привалившись спиной к Дереву.

Ликование медленно померкло. Мири поморгала глазами, снова четко увидев поляну, услышав громкое пение птиц. Она вздохнула и закрыла глаза, примащиваясь к стволу, который заметно грел ей спину, будто улыбался незримо.

— Шатрез? — окликнул ее Вал Кон немного встревоженно.

Она покачала головой и посмотрела на него.

— Оно часто так себя ведет?

Его зубы блеснули в улыбке:

— Только когда ему кто-то нравится.

— Мне повезло, — отозвалась она и откинула голову на теплую кору. — Ты, конечно, знаешь, — сказала она ярким зеленым глазам Вал Кона, — что все это — только сон.

Одна бровь картинно выгнулась.

— Мне, естественно, очень больно не соглашаться с моей возлюбленной и спутницей жизни…

— Сон, — повторила Мири, безжалостно его прервав. — Я вышла из капсулы сегодня утром. А ты…

Она положила руку ему на сердце, ощутив его сильное биение под ее ладонью.

— Ты развалился на полдюжины кусочков, босс. Они рассчитывают извлечь тебя из Последней Надежды на следующей неделе по стандартному времени.

Она вздохнула.

— Мне хотелось бы, чтобы ты прекратил выкидывать эти глупые шуточки, — добавила она с наигранной суровостью. — Так ты себя угробишь.

— Прости, Мири, — кротко отозвался он, и она рассмеялась и рванулась вперед, чтобы его обнять.

— И ты меня прости. Боги, как я по тебе скучаю! Так скучаю, что ты даже так сильно мне приснился.

— Это не сон, Мири, — выдохнул Вал Кон ей в ухо, крепко обхватив ее руками. — Это — Джелаза Казон.

— Самое безопасное место в галактике, — повторила она, уткнувшись ему в плечо. — Конечно. — Она вздохнула и выпрямилась, отстраняясь от него. — Кстати, мы победили.

Он несколько секунд недоуменно смотрел на нее, а потом в его зеленых глазах зажглось понимание.

— А! — сказал он. — Икстранцев. Это хорошо.

— Можно сказать и так. — Она покачала головой. — Дело в том, что когда мы заканчивали то дело на аэродроме, на орбите неожиданно появилось подкрепление. Короче, нас поддержали Судзуки и все наемники, которые в момент набора оказались свободными, плюс стайный камнекорабль, которым управлял Точильщик. — Она ухмыльнулась, вспомнив еще кое-что. — Точильщик и Хранитель сейчас здесь… там. Ну, где-то. Им серьезно не нравится, как нас лечат. Они выставили медтехника из моей палаты и… Постой-ка.

Она закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться.

— Мири?

— Погоди, погоди! Я…

Она вдруг вспомнила неприятные подробности последнего часа — и ощутила прилив ужаса. Открыв глаза, она заглянула в его лицо — чего не могла сделать на самом деле. Было еще что-то, еще более страшное, чем просто его тяжелое ранение…

— Медики говорят, что ты больше не сможешь пилотировать, — проговорила она и услышала, как задрожал ее голос. — Они говорят… повреждения нервной системы… Может, ты поначалу даже не сможешь ходить. И что-то случилось с… тем, как я тебя вижу. Они…

— Нет! — Он поймал ее руки. — Мири, подумай: Точильщик и Хранитель здесь, и они выставили медтехников за дверь. А потом?

— Потом? — Что было потом? О! Она вспомнила: — Они спели колено Шана до выздоровления и сказали, что могут привести нас в полный порядок. Точильщик с Шаном пошли петь тебе. Хранитель… А Хранитель, наверное, прямо сейчас поет мне! — Она судорожно вздохнула. — У меня голова болит!

Он радостно ухмыльнулся.

— Нет, не болит.

— Знаешь все лучше всех, да?

— Больше, чем знал раньше, — очень серьезно ответил ей Вал Кон. — Я… То, что случилось… что позволило тебе вести тот самолет после того, как мое тело мне отказало… — Он поднял руку и прикоснулся к ее щеке. Глаза у него потемнели. — Мири, я не знаю, чем мы стали.

— Большим, чем сумма наших частей? — предположила она и увидела, как он недоуменно нахмурился.

— То есть?

— Целое больше, чем сумма его частей, — процитировала ему Мири. — Может быть, то, что случилось — как бы это ни случилось, — состоит в том, что мы построили узор «мы», который… сильнее, чем ты или я по отдельности.

Зеленые глаза зажглись снова.

— Вместе, — пробормотал он, — мы настоящие черти.

Мири ухмыльнулась.

— Неплохо! Может быть. По крайней мере эту теорию можно пока принять.

Вал Кон наклонил голову.

— Тебя не беспокоит эта… новая близость?

— К чему только человек не привыкает! — ответила она, качая головой. — Я бы не поменяла то, что у нас есть — чем бы оно ни было, — на прыжковый корабль класса «А».

— Такой обмен делать не нужно, — заметил Вал Кон. — Клан Корвал владеет несколькими кораблями класса «А». Только скажи мне, который из них ты желаешь оставить за собой, и дело с концом.

Мири воззрилась на него, а потом чуть криво улыбнулась:

— Я все забываю, какой ты богатый.

— А вот тут ты ошибаешься. Йос-Фелиумы совсем не так богаты, как семейство йос-Галан. Видишь ли, они — торговцы, а йос-Фелиумы в основном заняты администрированием.

— И безобразиями, — добавила Мири.

— Время от времени, — согласился он. — Надо же чем-то развеивать скуку. Однако сам Клан Корвал… влиятелен. Нам принадлежат доки, корабли, дома, деловые предприятия… Дэа-Гаусс скажет тебе все, когда мы вернемся домой. Моя информация устарела на несколько лет, но я не думаю, чтобы Нова нас разорила.

— Мы будем возвращаться на Лиад? — спросила Мири, пристально глядя на него.

— В конце концов нам придется это сделать. Департамент Внутренних Дел… Счеты должны быть сведены, и не только ради Клана Корвал. Я, как наследник Капитана, обязан уберечь пассажиров от гибели. Департамент пьет кровь из всей Лиад и всех лиадийцев. С этим будет покончено.

Мири нахмурилась.

— Наследник Капитана? Какого капитана?

— Что? — Он моргнул, а потом виновато покачал головой. — Я забыл о том, что ты еще не читала Дневники. На «Исполнении долга» есть полный вариант. Когда попадешь туда, попроси Шана дать их тебе. Тебе необходимо узнать нашу историю и те решения, которые принимались до нас. Это понадобится, когда мы станем Делмом.

Так.

— А мы можем скоро стать Делмом?

Он вздохнул и взял ее за руку.

— Да, скоро. Нова временно хранит Кольцо, и она доказала свои способности по многим показателям. Но она не может свести счеты с Департаментом Внутренних Дел. Это, Шатрез, будет нашим делом.

Он вдруг поднял голову и сдвинул брови, словно услышав, как кто-то его окликнул.

— А! Мне нужно возвращаться.

Он встал и наклонился, протягивая ей руку. Она вложила пальцы ему в руку и легко поднялась на ноги, а потом замерла, глядя ему в глаза.

— Вал Кон…

У нее перехватило горло, и ей едва удалось сдержать слезы. Он шагнул вперед, обхватил ее за плечи и крепко обнял. Ее руки обвились вокруг его шеи.

— Все будет хорошо, Мири, — прошептал он ей на ухо. — Боги, время уходит. Подари мне поцелуй, чтобы я мог унести его с собой.

Она жадно подставила ему губы. Несколько ударов сердца спустя они одинаково неохотно разжали объятия, и Вал Кон повернулся к тропинке.

— До скорого, Мири, — сказал он.

— До скорого, Вал Кон, — прошептала она и стала смотреть, как он уходит от нее по траве — быстро, бесшумно, грациозно.

Она на секунду отвернулась, а когда снова посмотрела в ту сторону, он уже исчез.

Оставшись одна, она стояла на лужайке, слушая птиц и ветер, нежно овевающий влажную весеннюю листву.

Расколотую нервную систему засеяли двумя дюжинами кристаллических нот и перешли к более серьезной проблеме: нужно было заново сплести распустившуюся на нити ткань. Шан оказался внутри серого, болезненного ландшафта. Песня Точильщика двигалась где-то впереди него, ведя поиск, словно помогающий охотнику зверь, и везде, где она проходила, цвета закреплялись и начинали светиться.

Немного дальше песня зацепилась за угрюмый, пыльный выступ, разбудив тусклое недовольство жженой сиены и умбры. Шан потянулся вперед и поймал ноту, задержав ее на месте, пока он будет осматривать аномалию.

У нее был вкус чего-то искусственно созданного, однако она реагировала, когда он приложил к ней свою волю, зашипев с лихорадочной враждебностью, которая сигнализировала его чувствам Целителя о чем-то неправильном.

Он расширил свою область восприятия и увидел, что эта странная структура неуклюже прикреплена к душе его брата. Приглядевшись внимательнее, он увидел, что это крепление двойное: некоторые из первоначальных грубых креплений сломали и заменили чем-то более тонким и узнаваемым — материалом, из которого была сформирована вся остальная структура.

Шан осторожно приложил свою волю к чуждому построению, ощутил, как оно ворчит и дергается, словно плохо прирученный пес, пытаясь порвать новые, более тонкие крепления. Влажные красные цифры вспыхивали, предсказывая опасность и дурные последствия. Шан чуть подался вперед и заставил их успокоиться.

Потом он снова сосредоточился на новых креплениях, узнавая в узлах и двойных переплетениях Вал Кона. Так. Его брат ценит эту штуку, чем бы она ни была, однако не считает нужным ей доверять. Хорошо.

Он окутал это строение своей волей, погасил его враждебность поцелуем, провел рукой по его очертаниям, стирая углы лжи, закрывая отверстия, оставленные для доступа посторонних, устраняя яд, собравшийся в его центре. А потом он вернулся на то место, где нота Точильщика терпеливо замерла на месте, и посмотрел на результаты своих трудов.

Цвет странной структуры улучшился: она стала густо-топазовой, с медными отблесками. Ее форма тоже стала более приятной: не такой чужеродной. И она больше не рычала, когда он прикасался к ней своей волей, а просто переходила в состояние готовности. Так будет вполне приемлемо.

Хотелось бы надеяться.

Он убрал ограничения на продвижение ноты, позволив ей хлынуть вперед, накрыть странную штуку — чем бы она ни была — и безвозвратно сделать ее частью целостного Вал Кона.