Деревня Тихое

Часть пятая. Потерявшиеся в пещерах.

Начало сентября в деревне Тихое ознаменовалось отсутствием детей школьного возраста на улице, светящимися золотом листьями берез, терпким запахом опавших яблок в саду, и дымом от костров. А также призывом рядового Зайки на службу Отечеству, и Косте Дошкину в том числе. Красные гроздья рябины нависали над палисадником, воздух был кристально чист и свеж, по утрам трава покрывалась сверкающим бисером росы. Время пролетало незаметно, оставляя лишь след от выученных заговоров в Дошкинской голове.

В один из таких томных дней, когда есть уже не хотелось, а заняться было нечем, Костик как-то неожиданно для себя отметил, что слоняющийся по дому Зайка бродит в очень старых штанах, даже бомжи побрезговали бы надеть такие. Вытертые до сеточки коленки, прорехи на заднице - совершенно не комильфо для помощника борца с нечистью. И парень решил сделать Зайнабару сюрприз. Порыскал в шкафу, и достал свои нежно любимые штаны-карго, с карманами на боках. Костик носил их, когда ему было лет двадцать, и тогда он был гораздо стройнее и тоньше. Сейчас эти штанцы сидели на нем в обтягон, и пуговица еле застегивалась. Но, с собой он их взял, выгребая все из шкафа в московской квартире, не желая расставаться с любимым предметом гардероба. Покрутив их перед глазами, он понял, что малорослому Зайке они будут в самый раз, нужно только укоротить штанины.

Вооружившись ножницами, ниткой и иглой, Дошкин принялся шить. Обрезал штанины, примерно, как ему казалось, подходяще, подшил их. Пришивать подворотничок к воротничку, менять ландшафты вручную Костик умел, и эти стратегические умения ему очень пригодились.

Пока он подшивал штанины, то в голову лезли разные мысли.

О странном существе, живущем у него в доме, о том, что два заказа, висевших на дедлайне, удалось закончить и получить оплату, о том что дом Шустовых стоит теперь пустой. А ведь он даже на похороны не смог пойти. Они были по-деревенски пышные и громкие. С плакальщицами и подобием оркестра - за гробами, что водрузили на открытый кузов газели, шли три человека, усердно дудящие в духовые инструменты, из которых Костик смог опознать только тромбон, и разухабистый гармонист. Он же на поминках наяривал матерные частушки, а потом, когда его срубила сила притяжения земли, сидя под Костиковом забором, выл, что у Лиды Синячихи был лучший самогон, и теперь ни у кого такой не купишь.

Когда скам-штаны были готовы, окна занавесило бархатное синее небо, с бордовыми полосами заката. Одиноким серебряным гвоздиком сверкала Венера, напоминая о бесконечности миров.

Костик коротал вечер, смотря видео на ютубе. Популярная певица участвовала в шоу, где ведущими были два колоритных персонажа.

“Неистовый зверь, мой повелитель

Моя колыбель - твоя обитель.” — пела девушка, которую обматывали рулонами туалетной бумаги.

Костик почувствовал, как что-то теплое прислонилось к его плечу. Зайнабар завороженно следил за происходящим на мониторе, его мохнатое ухо щекотало щеку Дошкина.

— Вот это женщина… — с придыханием произнес Зайка. Костик удивленно скосил глаза. — Вон та, в платье с блестками и белыми волосами! А грудь…

— Ты че, это же Заза Наполи!

— И имя какое... Красивое. Ты ее знаешь? Может, в гости ее позвать?

— Эмм... Как бы тебе объяснить. Короче, это мужик!

Мохнатый недоверчиво скривился.

— Ага, значит та, что мне нравится - мужик, а те кто тебе - нет, так что ли? Ты давай тут, я еще глаза не потерял!

И пришлось Костику поведать темному селянину из подполья страшную тайну актрис из травести-шоу.

Сначала Зайка кричал, что как так можно - обманывать мужское население, потом, после просмотра разных шоу, сказал, что ну да, может они и играют женщин, но вводят в заблуждение. На пятом видео он решил, что все-таки Заза лучшая, а остальные - отстой. И пригорюнился.

— Ну, что ты, так бывает, — пытался расшевелить его Костик, — смотришь, вроде девушка отличная, а на деле - вылитая змея. Дракон! Спалит твое сердце - и углей не найдешь. Это вот - еще не самое страшное. И в Тайланде у туристов случаи бывали…

— Как меняется мир. Я раньше такое только на ярмарках, в балаганах лицедеев видел. И то, старух там разных, коней играли мужики. А теперь и конь, и мужик в одном платье. Но, хорош, чертяка! Как Заза тому парню: “ Хочешь, я в х.. тебе дуну?” — и мохнатый зашелся от смеха, захрюкав.

— Ну, раз тебе уже весело, у меня для тебя есть еще одна вещь. — Костик сгреб штаны и спрятал руки за спиной.

— Неее.. больше таких дам мне не надо.

— На вот, это тебе. — и Дошкин протянул сверток цвета хаки мохнатому.

Зайка недоверчиво принял презент, развернул его, и обалдевшими глазами уставился на штаны. Карманы их топорщились открытыми клапанами, словно требовали срочно положить в них что-то.

— Это мне? — хриплый голос дрогнул, на карих глазах появились слезы. — Это ты вот - мне?!

— Ну да. Ты чего? Штаны твои старые, я же хотел как лучше. Если тебе неприятно, что это мои штаны, то я их постирать могу, они почти новые!

— Мама, подай дураку хлебца, постирать он собрался! — Зайка стал судорожно сдирать свои серые дырявые штаны и натягивать карго. — Этот поц еще и стирает, поглядите на него, р-р...руки у него золотые, тетя Фира была бы рада…

Заикаясь и трясясь от волнения, мохнатый натянул обновку. Пуговицу застегнуть удалось не сразу. За это время Костик успел заметить на мохнатой заднице маленький хвостик. Завитый крючком и покрытый шерстью.

Сияние довольной рожи разливалось по маленькой комнате. По темным углам вспыхивали и дрожали красные отсветы, золотые звездочки катились по столу и прыгали по полу.

— Ну, как тебе? Может штанины подвернуть еще? Вроде длинноваты? — Костик оценивал свое творение, как придирчивый кутюрье.

— Да ты… Да ты…— тут пятак бросился обниматься, извозив соплями щеки парня.

Зайка сел на пол, и закрыв глаза лапами, хрипло сказал:

— Ты ведь даже не понимаешь, что сделал, да?

Дошкин напрягся, но ничего дельного выдавить на этот счет не смог. Может обидел мохнатого? Так кто же знал, хотел ведь как лучше.

— Если нам человек подарит свою вещь, то значит он берет нас в свои помощники, ныне, присно и вовеки веков. Для нас принять такой подарок - за счастье, отказаться мы по своей природе не можем. Но, и просить об этом не можем. Так что, ты - первый, кто за последние двести тридцать лет подарил мне свою вещь. Другие считали, что клятва будет держать меня, как собаку на цепи, да только это не так. Говорить я могу все что угодно, и действовать тогда буду на своих условиях. Было выгодно - помогал твоему прадеду и деду. Но, не сказать, чтоб сильно старался.

Зайка встал, одернул штаны.

— Покажу тебе сейчас одну вещь, только ты не сильно пугайся, и не кричи, там все слышно.

Мохнатый оскалился, смотря в пустоту перед собой, заводил лапами, чертя в воздухе какие-то знаки. В комнате открылся портал. Светящееся кольцо становилось все больше и больше, и вот уже в нем видно, как Анна Борисовна Дошкина в своей московской квартире, ходит с бокалом вина в руке, напевая что-то под нос. В большой комнате висели новые шторы, у стены освоился незнакомый Костику бежевый диван округлых форм, а на диване сидел представительный мужчина в семейных трусах. Тоже Костику незнакомый. Он призывно потряхивал бутылкой с вином и куриной ножкой, зажатой в руке.

— Нюююсик, ну где ты? Твой гусик уже готов! — игриво призывал он Дошкнинскую маму.

— Хватит! Хватит уже! — кольцо портала схлопнулось, оставив на сетчатке Костиковых глаз удивленное лицо матери. Видать, реально было слышно.

— Так ты и это можешь? А прибеднялся, как мать Тереза - ой! огонечек могу тока. Свинья ты, и еще какая! — обиделся Костик, но больше на свою мать, что оказывается прекрасно чувствует себя и без ненаглядного сыночка.

И тут у Дошкина созрел план мести.

На следующий день, во дворе, было организовано место воинской присяги. В одной из дедовских книг был написан текст, найдена выгоревшая на солнце, невесть как и зачем сохранившаяся пилотка с потертой звездой, и древние яловые сапоги, что валялись у деда в кладовке. Кожа на них рассыпалась при попытке распрямить их.

— Рядовой… Ну, так как твоим именем звать тебя чревато молнией в башку, то будешь - Зайкин. — безжалостно произнес Костик. — Рядовой Зайкин, выйти из строя для принятия присяги Отечеству!

Рядовой Зайкин, облаченный в почти новые штаны, старую пилотку, поправляя ремень от мосинки, что болталась поперек шерстяного живота, чеканя шаг вышел из сарая.

— Где обувь, рядовой?! — рявкнул вошедший в образ Дошкин.

— Дык, не влезаеть, таарщ майор. Прапорщик сказал - размеру нету.

— Ладно, но выданные сапоги чистить извольте! Для принятия присяги - ко мне!

— Кооостя, а может не надо? Ну что за балаган, я ж и так буду…

Тут мохнатого прервали.

— Выйти для принятия воинской присяги!

Зайка прошаркал к месту, которое Костик обозначил, начертив палкой круг. Взял с тумбочки, что стояла у круга, книгу в ободранной обложке, и начал зачитывать.

— Я, Зайнабар Зайкин, — в небе загромыхало, собрались тучи, — торжественно присягаю на верность своему Отечеству. Клянусь свято соблюдать заповеди предков, строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров в лице Константина Дошкина. Клянусь достойно исполнять воинский долг, мужественно защищать свободу, народ и Отечество.

Ливануло, как из ведра, два новоиспеченных военнослужащих ломанулись в дом.

Дома было тепло и сухо, деревянные стены уютно потрескивали, остывая, располагая к серьезному разговору.

— А ты, значит, врал мне. — начал Костик. — Немощный старик, только знания, умения на знаниях, да? А сам? Порталы куда угодно, что еще? Может банк с тобой ограбить?

— Ну, че ты как не родной, не понимаешь, что не мог я тебе все и сразу рассказать. Мы, помощники, многое можем. Я могу накапливать силу, а могу израсходовать ее всю, и тогда - да, все что можно от меня добиться - маленький огонек на ладошке.

— А откуда вы взялись-то? Почему ты деду помогал?

— Тут ведь как, нас делают из домашних животных, в основном, из котов, собак, да из тех, кто в хлеву стоит. Вот меня из поросенка сделали. Могучий волхв был. Смог создать меня получеловеком. Правда, так я и не узнал, был ли человеческий младенец в этом задействован, так и не признался он. Но, как видишь, копыт у меня нет.

— Хвост у тебя есть. Я видел. — Зайка рефлекторно схватился за задницу. — Нет - нет, я уже знаю, тайны закончились, теперь можешь не притворяться. Тебе штаны для этого нужны были?

— Ну, ты бы не стал такое выставлять на всеобщее обозрение.

— Ага, а уши и пятак не наводят на мысли о твоем происхождении, да?

Зайка насупился. И молча, превратившись в сгусток тьмы, провалился сквозь пол.

Дошкин немного посидел, ожидая возвращения новобранца, а потом плюнул и пошел в магазин. Хлеб и яйца закончились.

Прогулочным шагом, периодически останавливаясь посозерцать резные палисады в рябиновых красноягодных узорах, белую стену в серых разводах, греющихся в лучах осеннего солнца кошек, что сидели на воротах, Костик незаметно добрел до перекрестка, на котором расположился художник с мольбертом.

На голове у мастера была шляпа-зонтик, облачен он был свободную длинную рубаху, шаровары, на руках тканевые перчатки, перепачканные краской. Мольберт был развернут в сторону живописных старых домиков, что жались друг к другу заборами.

Засмотревшись на то, как художник кладет мазки краски на холст, Дошкин перестал думать вообще о чем-либо, и тут же за это поплатился.

— Ну что вы, дорогой пейзанин, застыли? Потрясены талантом? Понимаю, понимаю... Вы посмотрите как играет тень на стекле, как дышат солнцем краски забора! — художник вскочил со своей складной табуретки и заходил вокруг парня. — Обратите внимание, как удалось передать охру палой листвы. Как сама идея трансцендентальности жития передается в этой пасторали. А? Как вам?

— Амбивалентно. — Костик напряг все свои мыслительные процессы, чтобы соответствовать.

Живописец нахмурился, но не потерял оптимизм.

Наворачивая круги вокруг Дошкина, он болтал без умолку. Про оттенки хвои, про то, что на солнце ему нужно носить одежду с длинным рукавом, и чтоб полностью закрывало тело, предлагал выпить по стаканчику, вот тут у него в сумке отличный портвейн, и все время цыкал зубом. Странный тип, подумал Костик. Но, художники, они все такие.

Тем временем, новоявленный знакомый уже тряс руку Дошкина, и как будто принюхивался, притягивая парня все ближе и ближе.

— Ах, вот чудесно, что мы повстречались, Константин. Здесь так скучно после Питера. Вы не представляете, даже не с кем обсудить последние новости. Вы слышали о пожаре в Нойбахской галерее? Чудовищно! Там сгорела моя картина.

“Доярки в бане.” Это такой парафраз на тему Рубенса. Моющиеся женщины с тазами. Герои труда. — он схватился за виски, потом зажал пальцами переносицу. — Это меня подкосило. Пришлось уехать в ваши ебе... в ваши края, простите.. Здесь так тихо, спокойно. Вот только за едой далеко ездить.

— В смысле? Зачем далеко? Вот у нас магазин, там моя соседка продавец, все есть.

— О, да вы не поймете. Мне нужна еда... ну, в общем, здесь такое нельзя, деревня у вас маленькая.

В это время к художнику подбежал парнишка, одетый по местным традициям в майку-сеточку и треники с белыми полосками. Костик его видел раньше, тусовавшегося с местной гопотой, что покупала у Синячихи самогонку.

— Мастер, вы просили свеженькой! — он протянул художнику бидончик, закрытый крышкой. — Вота, прямо с бойни. Как “Жигулевское”, еще с пузыриками!

Гопник гыгыкнул, черканул рукой по челочке, что торчала на обритой наголо голове. Мастер кисти взял бидон и принюхался. Его передернуло, но он все же отхлебнул из эмалированного сосуда.

— М-да... В Челябинск ехать все же придется. Этим жить нельзя. Так и замычать недолго. Не составите компанию, Константин? — художник подхватил Костика под руку, защитный зонтик мастера прижался к голове Дошкина. Очень близко. Костик почувствовал что в голову ему лезут странные мысли. Срочно захотелось ехать в Челябинск. И там - рвать и метать. Сочные алые капли разлетались вокруг в слоу-мо, кровь насыщала, давала жизнь новым проектам.

Затрепыхавшись, словно вырываясь из сонного плена, парень замотал рукой, стряхнув наваждение.

— Да вы кто еще? Я же понял, что вы кровь жрете!

— Ооо... — закатил глаза художник. — Ну еще один морализатор! Вы-то куда? Я же чувствую в вас магическое, вы наш. Да, я питаюсь кровью, что тут удивительного?

— Я не ваш! — заорал Дошкин, — Я нормальный!

Тут стоявший до сих пор гопник словно очнулся, замотал головой.

— Хозяин... — заблеял он, — вы же обещали меня взять в Челябинск! Не этого…

— Это только для высших, Колян. Прогулка для высших. Тебе еще рано. Иди в дом, подготовь там все для ужина.

— Но, вы же не высший, господин. Вы же просто упы…

Художник взмахнул рукой, перепачканной в красках, и парень в трениках захлопнул рот.

Колян, сверкая белыми носками в сгущающихся сумерках, побрел по улице вдаль. Его хозяин с сожалением смотрел ему вслед.

— Очень исполнительный идиот. Придется от него избавится. Или оставить, как вы думаете, Константин?

Дошкин задохнулся от возмущения. Эта тварь жрала людей и даже не стеснялась этого. Пила кровь, как воду. Кровь - не водица, как говорят. Но, если попробовать?

— Убывает вода! — крикнул Костик. — Убывает кровь, кровь в землю вошла, железо нашла, кровь на железо, ржа пошла, рассыпалось железо на кусочки, на малые листочки, понесло железо по ветру. Прими, ветер пыль от крови, унеси с собою.

Откуда что взялось…

Ошалевший Дошкин смотрел, как сморщивается тело художника. Ему явно было худо жить. Точнее, жизнь его здесь заканчивалась. Высыхала кожа, обтягивая кости, кривился черный рот, обнажая зубы с длинными клыками, скрючивались руки, выворачиваясь в суставах, с тихим треском разрывалась сухая плоть, шляпа-зонтик слетела с усохшего черепа, и покатилась, гонимая ветром, по деревенской серой улице. Пылью рассыпались кости. Одежду упыря парень запинал ногой за ближайшие кусты. Не дождется его Колян на ужин, точно.

А картину с двумя уютными домиками Дошкин забрал себе и понес подмышкой. Ирке она тоже понравилась, но Костик не подарил, сказал что это память о внезапно почившем друге. Талалихина налила ему полстаканчика по этому поводу. Пока Дошкин тыкал пальцем в нужные продукты, Ирка пожаловалась, что квартиранты уже вторую ночь как не дома ночуют. Хотя уходили в пещеру на сутки.

— Может случилось с ними что, а, Кость? Раньше-то все возвращались. Пошорохаются там денек, и вечером уже макароны по-флотски мои едят. Всегда так было. А вот сейчас что? Может в МЧС позвонить?

— А где эти пещеры? Может, я съезжу? Ну там, гляну что и как. Может они там лагерь разбили и сидят себе, костерок развели, тушенку с макаронами едят. Чего ты беспокоишься?

— Да те, что раньше приезжали, далеко в пещеру-то не лазили, а эти хотели карту ходов составить. Может занесло их куда? Да и слухи про пещеру скверные.

— Как туда ехать? — Костик достал телефон и развернул гугл карты.

Получалось что до пещеры было всего ничего, через соседнюю деревню проехать, а там до скал рукой подать.

Ирка запричитала, стала хватать за руки, но Костик был уверен, что ему точно туда надо. Больше, чем в Челябинск тому упырю.

Дома он стал собираться. Нашел старый дедовский туристический рюкзак, сложил туда запасную теплую одежду, фонари, упаковку печенья, термос с чаем. Костик прекрасно понимал, что долго он в пещере не пробудет - опыта нет, да и опасно это - соваться туда в одиночку. Решил, что просто посмотрит, что там с ребятами, если поймет что беда - вызовет помощь.

Ближе к ночи из угла вышел Зайка и стал молча демонстративно прогуливаться по комнате, мешая сборам.

— Ну чего ты бродишь как неприкаянный, мешаешь только. — Костик в очередной раз чуть не споткнулся об ноги мохнатого.

— И куда это мы собрались?

— На Кудыкину гору. У Ирки квартиранты пропали. В пещеру за Хлыстовкой полезли. Уже два дня нет.

— А ты у нас значит теперь спасатель? Ты вообще понимаешь, что это за место? Там такая система ходов, что этих квартирантов можно никогда не найти. Я с тобой поеду. Никогда там не был. Заодно и осмотрим достопримечательности.

— Слушай… — прищурился Костик, глядя на помощника. — А ты же можешь туда портал сделать? Чего нам по дороге трястись, может - раз! и туда?

— Не, так я не могу. Мне нужно чтоб или я там побывал, или ты. Место, знакомое кому-то. Очень опасно делать дырку в пространстве туда, где ничего неизвестно. А тем более - в пещеру. А если портал откроется над провалом? И тогда все - привет, Костик, а мне нового хозяина еще лет двести ждать? Нет уж.

— Ладно. Но как тебя везти? Надо же тебя как-то замаскировать?

— О! У меня вот что есть. — мохнатый метнулся под дедову кровать и вытащил оттуда мешок, чем-то плотно набитый. Долго там копался, а потом с победным воплем вытащил старый лётный шлем, пожелтевшую картонную коробку с очками пилота образца 30-х годов, и белый шелковый шарф.

Натянув шлем на башку, очки на глаза, он обмотал пятак шарфом и гордо выпятив грудь, отставил ножку вбок.

— Ну? Как тебе? А еще я курточку надену и вообще никто ничего не заметит.

— Героиццкий летчик прям. Чего только в нашей деревне забыл. — Костик старался не заржать в голос. — А скажи мне, любезный друг мой, откуда тебя такие богатства?

Зайка замялся, поплотнее замотался в шарф, скрестил руки на груди.

— Да тут это... Позаимствовал у одного. Ему уже не нужно было. Я же не спрашиваю тебя, откуда эта картина с домиками, хотя я знаю, кто такое у нас малюет. И знаю, что картины он не дарит.

— Ладно, с этим мы потом разберемся, — Дошкин зевнул, — а сейчас - спать. Утром выезжаем.

Проезжая деревню Хлыстовка Костик обратил внимание на очень старую церковь. Немного покосившуюся, деревянную. На ступенях ее стоял батюшка с суровым лицом. Черная ряса его полоскалась на ветру, седая борода грозно топорщилась. Хмурым взглядом он проводил тарахтящий “Урал” со странным пассажиром в коляске.

Еще несколько километров по грунтовке и дорога кончилась. Начинался лес у предгорий. Дальше нужно идти пешком. Закатив мотоцикл в кусты, чтобы с дороги не было видно, Костик нагрузился рюкзаком, а мохнатый размотал шарф и засунул всю свою камуфляжную амуницию в люльку.

Через час идти стало совсем не весело. Рюкзак давил на плечи, впиваясь лямками, мошка вилась вокруг облаком и нещадно кусала, Зайка шел сзади и ныл.

— Сидели бы дома сейчас, а не таскались по лесу, вот тебе больше всех надо. Дома хорошо, там диванчик, телек, а, Кость?

— В тюрьме сейчас ужин, макароны…— передразнил мохнатого Дошкин.

— Какая тюрьма, не надо тюрьмы. Че несешь то?

— Не знаток ты киношной классики. Иди уже. Вот сделай лучше что-то с мошкой, заели уже. А я репеллент не взял, дурак.

Зайка остановился и задумчиво посмотрел на Костика.

— Вот ты знаешь, с мошкой я сделать ничего не могу. Но, с тобой могу.

— Давай уже, что хочешь делай, заели совсем.

— Наклонись поближе. — мохнатый сосредоточенно засопел и стал водить лапами перед Дошкинским лицом. Начертил несколько знаков в воздухе, что-то быстро прошептал.

Парень почувствовал, что кожа на лице загорелась, дико зачесалась, скосив глаза на нос, он обнаружил что на нем колосятся темные длинные волоски, рука, что он поднес к щеке, чтобы почесаться, тоже вся была волосатой. Даже пальцы.

— Что это, блять?! — взвизгнул Костик, — Что со мной? Ты что сделал?

— Защита от комаров и мошки. Сам просил. — невозмутимо ответил пятак. — Это удобно.

— Я тебя щас! Как я теперь жить буду?! — Дошкин замахнулся, но Зайка предусмотрительно отскочил подальше.

— Это не навсегда, дурень. Часа на два, потом как было станет. Почувствуй себя в моей шкуре. — помощник захрюкал.

К пещере подходили два обозленных мохнатых существа. Один был зол на свою дурость, а второй на человеческую неблагодарность.

Костик облегченно скинул рюкзак перед входом в разлом. Достал термос. Еще десять минут они посидели, пререкаясь, а потом, парень надел свитер, шапку, на нее налобный фонарь, поправил ремень с ножами, и включив большой фонарик, они вошли в пещеру.

Ничего особенного там не было. Высота у самого входа метра три, куча камней и два хода в разные стороны. И в какой идти?

За грудой камней, около правого хода, Зайка обнаружил сваленные рюкзаки горе-спелеологов. Понятное дело, что протиснуться в ход с большим рюкзаком на спине нет возможности. Но то, что они за ними не возвращались теперь было ясно.

Немного посовещавшись, было принято решение идти сначала в правый ход. На стенах были какие-то отметки цветным мелом, но кто и когда их сделал было не ясно.

Пригнувшись, пошли по низенькому проходу, Костик то и дело задевал головой свод. Продравшись сквозь узкий лаз, выбрались в следующий грот. На стенах сверкала изморозь, ледяные натеки создавали причудливые фигуры, блестевшие в свете фонаря. Хода из этого грота дальше не было, как и следов пребывания студентов. Пришлось вернуться.

Из левого хода ощутимо тянуло холодом, Дошкин поежился.

Идти было легче, высота прохода была такая, что пригибаться не приходилось. На стенах то и дело попадались отметки, сделанные чем-то красным.

Через некоторое время Костик понял, что идут они уже долго, а ход все никуда не выводит и не разветвляется. Позади сопел помощник, тихо ругаясь. Внезапно у Костика тоненько зазвенело в ухе. Звук противно дырявил мозг, Костик посмотрел вверх и стал задыхаться. На секунду всего он представил, какая толща породы может обвалиться ему на звенящую голову, в единый миг схлопнув его легкие и все планы на жизнь. И мокрого места не останется. Вот прямо сейчас. В спину толкался мохнатый, а Дошкин не мог сдвинуться с места. Скованный первобытным ужасом, он не сразу заметил, что стоит на входе в большую пещеру, луч от фонаря судорожно рыскает по стенам, трясется, теряясь во тьме.

В дальнем углу на земле сидел мужчина, привалившись спиной к сталагмиту. Налобный фонарик его болтался на шее, рядом валялась каска.

— Нашли! Вот они. — Костик перестал думать о собственной смерти и стал думать о спасении жизни.

Когда Дошкин подошел поближе, он понял, что парень еще жив, но без сознания. И трогать его нельзя. Ноги были вывернуты под неестественным углом, сквозь одну продранную штанину торчал обломок кости. Недалеко от сидящего луч фонаря выхватил лужу свернувшейся крови и обрывки одежды, желтую рацию и куски бумаги.

— Эй, эй.. Парень, слышишь меня? — Костик приподнял лицо студента и похлопал по щекам. Тот простонал, чуть приоткрыв веки, и снова впал в забытье.

Внезапно затрещала лежащая рядом с лужей крови рация. Костик вздрогнул. Рация замолкла и вновь зашипела, словно тот, кто был на том конце жал кнопку, не зная что делать дальше.

Дошкин схватил рацию и нажал кнопку.

— Ответье, есть там кто, ответье, прием! Мы пришли на помощь.

Желтый кирпичик пластика зашипел и из динамика донесся рык, словно пес готовился броситься на врага.

— Да что такое, ничего не слышно, помехи. — Костик потряс рацию и еще раз нажал кнопку. — Вы ранены? Где вы? Сейчас спасателей вызову!

Дошкин, сжимая бесполезный кусок техники заметался по пещере.

— Зайка, пошли обратно, надо звонить 112! Там что-то происходит! Второй где-то дальше, мы сами его не вытащим.

Рация опять затрещала и сквозь помехи пробился голос.

— Ты уходишь. — рычащий, проглатывающий звуки, словно давно не разговаривал, — Здесь мое. Все мое. Человек - мой. Иду за тобой.

Костик рванул к выходу, обернувшись на входе в тоннель, чтобы позвать Зайку. Свет фонаря выхватил выступающую из тьмы фигуру высокого человека. Бедра его были закрыты кожаным фартуком. Голова была словно от собаки пришита. Морда, скалившаяся желтыми клыками, красные отсветы в глазах, уши как у овчарки, воинственно торчали на голове. Дальше было голое, без шерсти, мускулистое тело зрелого мужчины. В руке с длинными черными когтями оно сжимало желтенькую рацию.

— Ты никуда не уйдешь. Мое. — когтистый палец, направленный на Дошкина, стал выписывать круги, Костик почувствовал, что не может двигаться. Он даже мычать не мог.

Тьма сгущалась, окутывала пещеру, давя свет фонарей, дыхание, сковывая движения.

— Ну, здравствуй, Хрися. Давно не виделись. — раздался дрожащий хриплый голосок из темноты. Зайку мутило от страха.

— Ты? — рычащий псоглавец отступил в тень.

— А ты думал, один такой остался? Я тоже вот думал, что один. А тут ты еще живой, оказывается. Забрать силу у хозяина - и ты решил что жить лучше будет? Да вижу, не сложилось у тебя, да? Нельзя же с таким рылом к людям, пусть и славили тебя когда-то. Думал, что слава тебя ждет, чудотворец хренов? Забыл, что тебе жертвы надо человеческие? Никто не захотел тебе требы нести, да? Урод ты, и не по лику своему, а по сущности.

— Да кто ты такой, чтоб судить меня? — проревело существо и мелкие камни посыпались со свода пещеры. — Да я того священного младенца на своем загривке нес, через реку! Чтоб он свет истины принес вам.

— Да давай уже, Репрев, нес он. То работа твоя была, и оплату за нее ты получил. А насчет света истины, то на Руси она и до него была, не надо тут. Чего ж ты со своей истиной по пещерам прячешься? Али рожей не вышел, гонят тебя люди?

Псоглавец зарычал, еще дальше отодвинувшись. Костик обалдело внимал диалогу двух существ неясного происхождения.

— Ты, неназываемый здесь, не можешь судить меня. — собачья морда перестала скалиться, уши обвисли, — люди не приняли меня. Запретили мои изображения. Появляться в мире стало опасно. Хоть и сражался я на стороне их. Неблагодарные, убогие существа.

— Ладно, где второй человек? — голос мохнатого больше не дрожал, обрел силу.

— Нет его уже. На алтаре вечности он. По всем правилам. И почести все возданы ему.

— Какие почести, дурак! — Зайка схватился за голову. — Ты человека убил и сожрал. Все. Пещерный дебил. Питекантроп!

Псоглавец стоял и смотрел, как двое выходят из пещеры, таща на себе еще одного человека. Он не понимал, как в его мире смогла появиться такая прореха. Ведь раньше люди сами приходили к нему, а значит были предназначены в жертву. Что пошло не так, ему было не понятно. Может надо было сразу двоих?

В гроте столпились люди. Спасательный отряд прибыл за час. Парню наложили повязки, вкололи обезболивающее и поволокли на носилках в сторону дороги.

Дошкин сидел на камне, прогретым солнцем, и думал что в мире творится такое, до чего он никогда не дошел бы своим умом, если бы не поехал жить в Тихое.

Это реально какой-то сказочный мир. Аномальная зона, как сказала Ирка. Магические помощники, упыри, странные существа из озера. А про колодец лучше и не вспоминать. Ведьма, с дочерью по имени Валькирия. Что еще здесь может произойти? Деревня, блять, Тихое. В этом тихом омуте такие черти водятся, что Гоголю и не снились. Один этот, с псиной головой чего стоит. Кто он вообще? Спросить у Зайки не удалось, в общей суете он куда-то сгинул.

Когда спасатели отбыли, Костик, дав все объяснения, стал спускаться к дороге.

“Урал” так и стоял в кустах. Одинокий и покинутый.

— Ну-ну, что ты, заскучал? — Дошкин похлопал его по рулю.

— Заскучал. Ты чего там так долго? — из-под чехла коляски выбралось мохнатое рыло. — Я уж тут взопрел в этом шлеме.

— Ах ты... Предатель! Кинул меня там. Помощничек ушастый, посмотрите на него, он тут шкерится! — негодующий Костик был страшнее грозовой тучи, что кстати заволокла небо на горизонте. — Да ты.. Да ты...

— Ну-ну! И как бы объяснил мое присутствие там? А? Этот вот вьетнамский поросенок помог мне вытащить пострадавшего? Так, что ли? — мохнатый демонстративно захрюкал. — Заехал бы в психушку, по пути в госпиталь, куда студента повезли.

— Ладно, давай уже домой. Дома хорошо. Диванчик, телек… Жрать хочется…

— О, вот это дело. Поехали. — пятак надел очки, замотался ставшим уже серым от пыли шарфом. — А в тюрьме уже ужин. Макароны.

— Тьфу на тебя. — Костик завел мотоцикл.

Обратно ехали в приподнятом настроении. В Хлыстовке, у самой церкви, “Урал” заглох. Костик решил, что это был знак. И оставив пятака в коляске обозревать окрестности, зашел в церковь.

В гулком пустом помещении никого не было. Свечи горели, наполняя зал приторным запахом воска.

Костик пошел вдоль стен, разглядывая иконы. Не сказать чтобы убранство этой церквушки было пышное, но оно было явно очень старое. В пляшущем свете огоньков свечей, в самом дальнем углу, была обнаружена занятная икона. На ней был изображен какой-то святой, нимб, по крайней мере имелся, и он был ярко-желтый. А вот лицо Костику показалось странным. Сначала он решил, что краска выцвела или облупилась, но подойдя поближе, он понял, что ему не привиделось. У святого была псиная морда. Причем очень хитрая, и в то же время зловещая. В руках он держал копье. Внизу на досках была корявая надпись углем : “ Вернулся служить сильнейшему”.