Der Untergang des abendlandesmenschen

Они скакали через мерцающий пейзаж под музыку органа.[1] Бронко Билли,[2] коренастый, как бывалый моряк, и Уильям С.,[3] высокий и гибкий, как сосна на ветру. Их лица, их лошади, окружающий пейзаж постепенно светлели: были сперва неразборчивыми, потом стали ясными и четкими, когда ковбои перевалили через хребет и начали спускаться в долину.

Перед ними зловеще темнел немецкий город Бремен.

Не считая органной и фортепьянной музыки, по всей Европе царила тишина.

В пещерах под Гранд-опера в Городе света призрак Эрик играл «Токкату и фугу», а мимо несла свои черные воды клоака.[4]

В Берлине спал сомнамбула Чезаре. Его наставник Калигари читал лекции в университете и ждал возможности натравить свое чудовище на мирных бюргеров.[5]

Также в Берлине доктор Мабузе умер и не мог больше править преступным миром.[6]

Но в Бремене…

В Бремене кто-то рыскал в ночи.

В города китайских яиц и кукол, во времена хлеба из отрубей и спичек по шесть миллионов дойчмарок за коробок явились Бронко Билли и Уильям С. Двое суток они провели в Седле, кони их были в мыле.

Они спешились и привязали коней к фонарю на Вильгельмштрассе.

– Как насчет промочить горло, Уильям С.? – спросил ковбой-коротышка. – У меня от этого чертового мерцания голова раскалывается.

В трех шагах от него Уильям С. драматически замер, покрутил головой и направился к дверям ближайшего гастхауза.[7]

В своем стетсоне и клетчатой рубашке Уильям С. напоминал потрепанное пугало или еще безбородого Абрахама Линкольна с детского рисунка. Глаза его были как блестящее стекло, сквозь которое будто просвечивало из глубины адское пламя.

Бронко Билли подтянул брюки. Он носил «левисы», выглядевшие на нем великоватыми, темный жилет, рубашку посветлее и большие кожаные чансы с тремя кисточками – у бедра, колена и лодыжки. Его шляпа казалась на три размера больше, чем надо.

В таверне все было мутно-серым, черным и ярко-белым. Плюс неизменное мерцание.

Они уселись за столик и принялись разглядывать посетителей. Бывшие солдаты в лохмотьях мундиров через семь лет после окончания Великой войны.[8] Безработные, зашедшие спустить последние несколько монет на пиво. В воздухе висел серый дым от трубок и дешевых сигарет.

Немногие заметили появление Уильяма С. и Бронко Билли.

Но двое заметили.

– Арапник! – сказал американский капитан, не снимая руки с плеча своего собутыльника сержанта.

– Чего? – спросил сержант, не снимая руки с плеча кельнерши.

– Гляди, кто там.

Сержант уставился в облако мерцающего серого дыма, окутывавшее ковбоев.

– Черт побери! – сказал он.

– Может, пошли подсядем? – спросил капитан.

– Вот уж &%#*! – выругался сержант. – Это же не наш фильм, ##%&сь оно все конем!

– Пожалуй, ты прав, – сказал капитан и снова стал потягивать вино.

– Помни, мой друг, – сказал Уильям С. после того, как официант принес им пиво, – что нет и не может быть отдыха в борьбе со злом.

– Ну да, да, но, Уильям С, мы же так далеко от дома. Уильям С. чиркнул спичкой, поднес ее к вересковой трубке, заправленной его любимой махоркой. Попыхал секунду-другую, затем глянул на своего спутника поверх кружки с откинутой крышкой.

– Мой дорогой Бронко Билли, – произнес он. – Не бывает «слишком далеко» для того, чтобы противостоять силам зла. Со здешней проблемой доктор Гелиоглабул сам управиться не смог, иначе он не стал бы вызывать нас.

– Ну да, но, Уильям С, моя задница стерта до крови после двух дней в седле. Надо хотя бы чуток соснуть, прежде чем встречаться с этим твоим доктором.

– Увы, мой друг, но в этом ты и ошибаешься, – проговорил высокий ковбой с ястребиным носом. – Потому что зло не спит никогда. В отличие от людей.

– Но я-то человек, – отозвался Бронко Билли. – Я бы сказал – давай придавим.

Тут в таверну вошел доктор Гелиоглабул.

Он был одет как горный проводник-тиролец – в ледерхозен,[9] шляпу с пером, горные ботинки и подтяжки. В руке он держал альпеншток, громко клацавший об пол при каждом шаге.

Пробившись через мерцающую темноту и дым, он встал перед столиком с двумя ковбоями. Уильям С. поднялся.

– Доктор… – начал он.

– Уленшпигель,[10] – перебил его тот, предостерегающе вскинув палец к губам.

Бронко Билли закатил глаза.

– Доктор Уленшпигель, познакомьтесь, пожалуйста, с моим помощником и хронистом, мистером Бронко Билли.

Доктор щелкнул каблуками.

– Присаживайтесь, – сказал Бронко Билли, ногой выпихнув из-под стола свободный табурет.

Доктор в своем опереточном наряде сел.

– Гелиоглабул, – прошептал Уильям С., – что это за дела?

– Мне пришлось явиться инкогнито. Есть… кое-кто, кому нельзя знать о моем здесь присутствии.

Бронко Билли перевел взгляд с доктора на Уильяма С. и обратно и снова закатил глаза.

– Значит, поднят зверь?[11] – поинтересовался Уильям С, и глаза его полыхнули пуще прежнего.

– Совершенно небывалый зверь, – ответил доктор.

– Понимаю, – сказал Уильям С. и затянулся трубкой; глаза его сузились. – Мориарти?

– Берите выше. По сравнению с этим злом Мориарти – жалкий щенок.

– Выше? – переспросил ковбой, сведя кончики пальцев домиком. – Не представляю, как такое возможно.

– Я тоже не представлял до прошлой недели, – произнес Гелиоглабул. – Но с тех пор город захлестнула волна кошмаров. По ночам улицы полны крыс, они наводняют дома. Когда стемнеет, в этой таверне не останется ни души. Люди запирают двери покрепче и молятся – в наш-то век. Они вернулись к старым предрассудкам.

– И с должным на то основанием? – спросил Уильям С.

– Неделю назад в гавань вошел корабль. На борту был один-единственный человек! – Доктор сделал драматическую паузу. Бронко Билли эффекта не оценил. – Экипаж, пассажиры – все пропали, – продолжил Гелиоглабул. – Оставался один лишь капитан, примотанный к штурвалу. И он был совершенно обескровлен!

Бронко Билли заинтересовался.

– Вы хотите сказать, – склонился над столом Уильям С, – что нам предстоит иметь дело с нежитью?

– Боюсь, что так, – подтвердил доктор Гелиоглабул, покручивая кончики усов.

– Значит, нам потребуется соответствующий боезапас, – сказал высокий ковбой.

– У меня все с собой, – отозвался доктор, доставая из рюкзака патронные коробки.

– Отлично! – сказал Уильям С. – Бронко Билли, револьвер при тебе?

– Чего?! Это ты о чем? «При тебе ли револьвер, Бронко Билли?» – это ты о чем? Уильям С, ты видел меня когда-нибудь без моих стволов? Ты что, совсем офонарел?

– Прости, Билли, – произнес Уильям С, должным образом пристыженный.

– Вот, возьмите, – сказал доктор Гелиоглабул. Бронко Билли, разломив пару своих «миротворцев», высыпал на стол горку патронов сорок пятого калибра. Уильям С. отстегнул свои флотского образца кольты тридцать шестого калибра и принялся стержнем экстрактора выщелкивать патроны из барабанов по одному.

Билли стал было заряжать, но присмотрелся к новым патронам повнимательней и поднял один к свету.

– Черт возьми, Уильям С! – возопил он. – Деревянные пули! Деревянные пули?

Гелиоглабул лихорадочными жестами пытался заставить его умолкнуть.

Вся пивная услышала Бронко Билли. Повисла оглушительная тишина, все до единого посетители развернулись к их столику.

– Ну черт возьми, – сказал Бронко Билли. – Деревянная пуля не пролетит и пятнадцати футов, а если пролетит, черта лысого куда-нибудь попадет. В кого это мы собрались стрелять деревянными пулями, а?

Таверна стала стремительно пустеть. Посетители разбегались, бросая через плечо исполненные ужаса взгляды. Все, кроме пяти человек за дальним столиком.

– Боюсь, мой дорогой Бронко Билли, – произнес Уильям С, – ты распугал всех здешних клиентов и предупредил силы зла о нашем появлении.

Бронко Билли огляделся.

– Это вон их, что ли? – Он кивнул на дальний столик. – Да ладно тебе, Уильям С, как-то мы, помнится, и с дюжиной управились на пару.

Доктор Гелиоглабул вздохнул:

– Нет-нет, вы не понимаете. Эти пятеро просто революционеры, безобидные дурачки. Мы же с Уильямом говорим о носферату…[12]

Бронко Билли продолжал на него таращиться.

– …о нежити…

По-прежнему никакой реакции.

– …об, э-э, вампирах…

– В смысле, – спросил Билли, – как Теда Бара?[13]

– Не о женщинах-вамп, мой дорогой друг, – произнес крючконосый скотогон. – А о вампирах. О тех, кто встает из могил и пьет кровь живых.

– Ого. – Бронко Билли посмотрел на патроны. – И это их убивает?

– Теоретически, – ответил Гелиоглабул.

– В смысле, вы не уверены? Доктор кивнул.

– Тогда, – решил Бронко Билли, – я лучше в пополаме.

Он принялся заряжать свои револьверы, чередуя обычные пули с деревянными.

Уильям С. уже зарядил свои – только деревянными.

– Отлично, – произнес Гелиоглабул. – Теперь наденьте это на шляпы, поверх тесьмы. Надеюсь, вы никогда не сойдетесь с ними так близко, чтобы проверить, насколько это эффективно.

Он вручил им серебряные тесьмы, украшенные рядом крестиков. Они натянули их на свои шляпы.

– Что дальше? – спросил Бронко Билли.

– Как что? Ждем ночи, когда нападут носферату! – ответил доктор.

– Ты слышал их, Герман? – спросил Йозеф.

– А как же. Думаешь, нам надо сделать то же самое?

– И где мы найдем кого-нибудь, чтобы изготовил деревянные пули для таких пистолетов, как наши? – спросил Йозеф.

Пятеро мужчин за дальним столиком посмотрели на доктора и ковбоев. Все пятеро были одеты в потрепанные военные мундиры. Тот, кого звали Германом, по-прежнему щеголял рыцарским крестом.

– Мартин, – сказал Герман, – ты не знаешь, где бы нам достать деревянные пули?

– Да наверняка можно найти кого-нибудь, кто бы сделал их под наши автоматические, – ответил тот. – Эрнст, сгоняй-ка к Вартману, спроси.

Эрнст поднялся, хлопнул ладонью по столу.

– Каждый раз, когда слышу слово «вампир», я хватаюсь за свой браунинг! – сказал он.

Все расхохотались. Мартин, Герман, Йозеф, а громче всех Эрнст. Даже Адольф немного хохотнул.

Вскоре после наступления темноты в таверну вбежал кто-то с лицом белым как смерть.

– Вампир! – крикнул он, махнул рукой в общем направлении улицы и вывалился наружу.

Бронко Билли и Уильям С. вскочили из-за стола. Гелиоглабул остановил их.

– Я слишком стар и буду только лишней обузой, – произнес он. – Попробую нагнать вас позже. Помните о крестах! Стрелять прямо в сердце!

По пути к двери они чуть не сшибли Эрнста; уйдя час назад, он вернулся с двумя патронными коробками.

– Йозеф, быстро! – сказал он, когда ковбои выбежали на улицу. – Давай за ними! Мы нагоним. Твой пистолет!

Йозеф швырнул Герману автоматический браунинг и выскочил за дверь; на улице прогрохотали копыта.

Четверо остальных принялись перезаряжать пистолеты.

Двое ковбоев скакали туда, откуда слышался гам.

– Н-но! – пришпорил своего коня Бронко Билли. Они неслись по аккуратно мощенным улочкам, копыта их коней выбивали искры из булыжной мостовой.

Они обогнали полицейских и прочих, также спешивших на звук воплей и смертельного ужаса. Фрайкоровцы,[14] студенты и бывшие солдаты наводнили улицы. На фоне мерцающего черного неба горели факелы.

Город пытался одолеть носферату силой.

Бронко Билли и Уильям С. вылетели на площадь. Посреди ее стоял запряженный четверкой экипаж, весь затянутый траурным крепом. Возница, мертвенного вида толстяк, натягивал вожжи. Вздыбившиеся перед толпой вороные кони угрожающе били копытами.

Впрочем, удерживали толпу вовсе не кони.

В окне второго этажа гостиницы появилась тварь из ночного кошмара. Лысый, с остроконечными ушами и крысиными зубами, блестя в мерцающем свете глазками-бусинками, вампир вылез из спальни на балкон. Лацканы его длинного сюртука, его лицо и руки были вымазаны кровью. Из окна неподвижно торчала мужская рука, на занавеске виднелась россыпь черных пятен.

Носферату спрыгнул на землю, и толпа раздалась в стороны, когда он метнулся от гостиничных ступеней к поджидавшему экипажу. Возница взмахнул бичом – совершенно беззвучно, – и карета рванулась с места, расшвыривая людей в стороны, как ветер – листву.

Ковбоям, поскакавшим следом, казалось, будто экипаж не едет, а плывет. Спереди не доносилось ни стука подков, ни звона упряжи, ни скрипа колесных осей. Словно они преследовали по ночным улицам Бремена сам ветер.

Они неслись галопом по мерцающим штрассе. Однажды Бронко Билли оглянулся, и ему показалось, что сзади маячат мотоциклетные фары. Но он не мог позволить себе отвлечься от экипажа.

Бок о бок с ним скакал Уильям С. Они нагоняли.

Бронко Билли выхватил револьвер из левой кобуры (он владел левой рукой ничуть не хуже, чем правой) и выстрелил в широкую спину возницы. Деревянная пуля с треском отрикошетировала от борта экипажа. Затем катафалк вошел в поворот.

Бронко Билли чуть не размазало на повороте по садовой ограде, но он успел свеситься из седла в противоположную сторону, как будто под ним не лошадь, а парусная лодка и он – моряк, откренивающий на остром курсе.

И вот он с Уильямом С. уже нагоняет катафалк на прямом участке широкого проспекта. Они поравнялись с возницей.

И когда Бронко Билли скакал вровень с черным экипажем, волосы у него на загривке впервые встали дыбом. Он слышал себя, слышал своего коня – и ничего больше. Возница в черном щелкнул длинным бичом, но Бронко Билли не слышал ни щелчка, ни топота вороных лошадей, ни скрипа колес.

Оцепенев от страха, он увидел, как с той стороны экипажа на одном уровне с ним появился Уильям С. Возница, развернувшись к высокому ковбою, снова щелкнул бичом. Шляпа Уильяма С, рассеченная пополам, улетела во мрак.

Бронко Билли тщательно прицелился и выстрелил переднему коню в голову, дважды. Тот рухнул как подкошенный, и на фоне мерцающей тьмы вспыхнул беззвучный, неистовый образ: четыре коня, возница, экипаж, он, его лошадь и Уильям С. – все летят, кувыркаясь в воздухе. Потом борт катафалка зацепил Бронко Билли, и неизменное мерцание погасло.

Пришел в себя он, должно быть, через несколько секунд. Он лежал, придавленный своей лошадью, но все кости, кажется, были целы. Привстав, он высвободился из-под конского трупа.

Из груды обломков, шатаясь, поднялся возница. «Странно, – удивился Бронко Билли. – Теперь я слышу скрип вращающихся колес, крики умирающих лошадей». Возница выхватил нож и направился к ковбою.

Бронко Билли нашарил правую кобуру. Револьвер был на месте. Выхватив тот, он выстрелил толстяку прямо в сердце. Возница переломился в поясе, отлетел на шаг, но тут же выпрямился.

Билли нажал на курок.

Возница рухнул недвижной грудой, когда деревянная пуля разнесла его сердце в клочья.

Бронко Билли выкинул из барабана все обычные пули и забил высвободившиеся гнезда деревянными.

Пока он перезаряжал, рядом с визгом затормозили мотоциклы. Из седел и колясок выпрыгнули пятеро мужчин из таверны.

Билли огляделся в поисках Уильяма С, но не увидел его. Затем с крыши донеслась канонада – двенадцать выстрелов подряд, быстрые, как летний гром.

Один из револьверов Уильяма С. пролетел четыре этажа и упал рядом с Бронко Билли.

Ковбой бросился вверх по лестнице, впереди уже бежали пятеро немцев.

При столкновении с катафалком Уильяма С. выбросило из седла. Он вскочил на ноги как раз вовремя, чтобы увидеть вампира, забегающего в жилой дом напротив. Уильям С. рванул следом – пока возница выкарабкивался из обломков экипажа, а Бронко Билли из-под своей лошади.

Он устремился по лестнице. Сверху доносился стук каблуков живого мертвеца – в отличие от погони, звук появился. Перед Уильямом С. замерцал сумраком коридор, в дальнем конце которого затворялась дверь.

Он врезался в нее, покатился по полу. Сзади клацнули зубы, и буквально в нескольких дюймах сомкнулись крысиные челюсти. Он вскочил, направив револьверы на вампира.

Лысая тварь метнулась к открытой двери, захлопнула ее за собой.

Уильям С. изготовился, расставил ноги пошире и принялся стрелять. Вытянув кольты на уровне глаз, он снова и снова палил в дверь, глядя, как деревянные пули тридцать шестого калибра разносят ее в щепу. Вампир взвизгнул, будто крыса за мусорным бачком, но Уильям С. продолжал стрелять, пока барабаны не опустели.

Изрешеченная дверь покосилась на петлях.

Носферату оскалился и тщательно притворил ее. Зашипев, изготовился к прыжку.

Уильям С. потянулся за своей шляпой.

И вспомнил, что возница сшиб ту у него с головы перед столкновением.

Тварь прыгнула.

Один из выбитых револьверов улетел за ограждение крыши.

И закипела схватка не на жизнь, а на смерть.

Пятеро немцев с воплями врезались в дверь в конце коридора. Из-за двери доносились звуки возни, хриплое дыхание, треск рвущейся ткани.

За ними прибежал Бронко Билли.

– Дверь! Ее заклинило, – сказал один из немцев.

– Шляпа! – выкрикнул Бронко Билли. – Он потерял шляпу!

– Шляпу? – переспросил по-английски один из них, по имени Йозеф. – При чем тут шляпа?

Остальные четверо пытались тем временем вышибить дверь. Сквозь прорехи за ней виднелись лихорадочное движение и мерцающие проблески ночного неба.

– Кресты! – выкрикнул Бронко Билли. – Вот такие! – ткнул он в тесьму на собственной шляпе.

– А, – сказал Йозеф, – кресты.

Он выдрал что-то у Адольфа, державшегося позади, и швырнул в пробоину в двери.

– Cruzen! – выкрикнул Йозеф.

– Крест! – завопил Бронко Билли. – Уильям С, крест! Звуки возни прекратились.

Йозеф швырнул через пробоину свой пистолет. Они продолжили ломиться в дверь.

Когда послышались крики, тварь сидела на груди Уильяма С, обхватив его горло когтями. Перед глазами у ковбоя плыли черные круги. Чудовище пахло застарелой грязью, сырым мясом, смертью. Его крысиные глазки пылали ненавистью.

Потом до Уильяма С. донесся вопль «Крест!», и что-то порхнуло на периферии его зрения. Одной рукой выпустив тварь, он сгреб это что-то.

На ощупь – ткань. Он сунул ее вампиру в лицо.

Когти разжались.

Не опуская обрывка ткани, Уильям С. перевел дыхание. Шатаясь, поднялся на ноги. Носферату стоял, зажимая руками лицо. Ковбой шагнул к нему.

Тут возле его ноги упал автоматический браунинг, а из-за двери донесся шум.

Все так же держа кусок ткани перед собой, Уильям С. поднял пистолет.

Вампир зашипел, как радиатор.

Уильям С. прицелился и выстрелил. Пистолет был полностью автоматическим.

Деревянные пули вскрыли тварь, словно разошлась застежка-молния.

Дверь слетела с петель, на крышу вырвались пятеро немцев и Бронко Билли.

Уильям С. прислонился к косяку и перевел дыхание. Внизу на площади, вокруг разбитого экипажа и мертвых лошадей, собиралась толпа. В свете факелов их тени колыхались на стенах домов напротив. Это напоминало сцену из Данте.

На крыше появился Гелиоглабул, бросил один взгляд на вампира и вогнал тому в развороченную грудь свой альпеншток.

– На всякий случай, – пояснил он. Бронко Билли хлопал по спине Уильяма С:

– Уж думал, тебя на последнюю перекличку вызвали. Пятеро немцев возились с трупом вампира.

Уильям С. по-прежнему стискивал обрывок ткани. Он разжал кулак. Это была нарукавная повязка.

Красная, с кривым черным крестом в белом круге.

Крест напоминал орнаменты на индейских одеялах, только был развернут в другую сторону.

Уильям С. поглядел на немцев. Четверо из них носили повязки; у пятого, в старой форме капрала, был разодран рукав.

Они натягивали на рукав пальто вампира другую повязку, желтую. Закончив, подняли его и отнесли к краю крыши. Тот напоминал свинью на вертеле.

На желтой повязке были изображены два перекрещивающихся треугольника – как нагрудный узор на костюмах, которые Уильям С. носил в бродвейской постановке «Бен-Гура».[15] Звезда Давида.

Труп полетел вниз, и толпа на площади взорвалась воплем.

Крики не стихали.

Безработные, изувеченные войной, молодые, ожесточенные, лишившиеся иллюзий. Наконец крики стихли – и перешли в скандирование.

Пятеро немцев стояли у края крыши, глядя вниз на толпу, и о чем-то переговаривались.

Бронко Билли удерживал Уильяма С., пока тот не перевел дыхание.

Они услышали, как толпа рассеялась, вновь собралась, разбилась на кучки, откатилась в сторону, организовалась, перестроилась, разрослась.

– Ну что, напарник, – сказал Бронко Билли, – пошли-ка в гостиницу и придавим как следует.

– Было бы неплохо, – ответил Уильям С. К ним присоединился Гелиоглабул.

– Лучше выйти черным ходом, – сказал он.

– Не нравится мне эта толпа, – кивнул Бронко Билли. Уильям С. подошел к ограждению и обвел взглядом город. Под темным мерцающим небом появились новые огоньки. Тут и там замерцали синагоги.

А потом – запылали.