– Из всех твоих шуток, – медленно произнес я, – эта была самая идиотская.
Толстяк оскалился.
– Я знал, что у тебя хватит глупости взять в ванну револьвер, – сообщил он. – А еще я знал, что ты не выстрелишь.
– А я – не знал!
– Ты побоялся отстрелить себе большой палец на правой ноге, – ехидно сказал гоблин. – А будь я человеческой самкой, то и кончик…
Толстяку пришлось прерваться, потому что я бросил в него револьвер. Не самый разумный поступок, но ничего другого под рукой не имелось.
Как и ожидалось, револьвер гоблин поймал, но слетевшие с «максима» хлопья пены угодили точнехонько на скалящуюся харю, заставив Толстяка подпрыгнуть едва не под самый потолок.
Что ж, хоть в этом байки оказались родственны правде – гоблины действительно терпеть не могут воду. По крайней мере ту, что не разбавлена спиртом.
– Ф-р-р-р! Ы-ы-ы! Вот дерьмо!
– Толстяк, а что ты делаешь во время дождя? – вкрадчиво спросил я. – Закапываешься на десять футов?
– Дождь – это, чтоб ты знал, глупый человечишка, священные слезы Спящего, – надменно произнес Толстяк. – Попасть под них – радость для любого гобла. А вот гадость, которую сородичи Мака добавляют в мыло, чтобы лучше пенилось…
– Разжижает мозг и заставляет его вытекать через уши, – донеслось из-за двери. – Но бояться нечего, у тебя-то сплошная кость, от лба до затылка.
– Мак?
– Я принес тебе одежду, – сообщил гном, входя в комнату и выкладывая на пол кучу, нет, Кучу. Судя по количеству торчащих из неё рукавов и штанин, одежды там было на роту Кейнов. – Не новье, но выглядит еще прилично. Подбери себя пару рубашек по размеру… ну и чего еще захочешь.
– Спасибо, Мак.
– Да не за что. Я все равно собирался пустить это тряпье на протирку.
– И конечно же, – фыркнул гобл, – ты не забудешь вычесть стоимость этого тряпья из нашего счета.
Интересно, а каково на текущий момент состояние «нашего счета», подумал я. Задавать этот вопрос гному как-то не хотелось, потому что в ответ Мак вполне мог заинтересоваться нашей платежеспособностью. Кстати…
Дождавшись, пока сапоги гнома простучат по лестнице, я высунул из воды палец, поманил гоблина и когда он – скорчив при этом совершенно зверскую рожу – наклонился к ванне, прошептал: – Где деньги, Толстяк?
Гобл сразу забыл про свое отвращение к пене – клыкастая харя разом превратилась в почти человеческого вида лицо. Удивленное донельзя.
– Какие деньги, эй-парень, ты вообще о чем?
– Денежные деньги, зеленый! Мексиканские доллары!
– Ах, эти деньги….
Наклонись гоблин еще чуть пониже, я бы смог ухватить его за шею и двумя руками, но сейчас в моей досягаемости находился только скальп – пучок волос, тщательно раскрашенный в пять цветов, заботливо перевитый нитью и украшенный всякой дрянью. Именно за скальп я Толстяка и сцапал, «нежно» пригнув его мордой к поверхности воды.
– Да! ЭТИ деньги.
– А-а-а-фы-фы-фы! – Гобл, выкатив глаза, пытался сдуть с носа клок пены. – А-а-а-тпусти!
– Где доллары, Толстяк?!
– Там! – гобл махнул револьвером в сторону сваленной в углу кучи трофеев. – Зашиты в патронном поясе.
– Врешь.
– Ну… они были там, – признался гоблин. – Я достал их сегодня, под утро.
– А где они сейчас?
– Пропил.
– Сорок пять долларов? И ты еще можешь стоять?!
Толстяк дернулся, но тут же сообразил, что при попытке изобразить пьяную до погремушки на хвосте змею он вынужден будет рухнуть прямо в пену.
– Я их… у-у-у-инвестировал.
– Чего?!
От неожиданности я даже ослабил захват, чем гобл моментально воспользовался, резко мотнув головой. Прядь выскользнула из моих пальцев, и мы вернулись к прежнему раскладу: голый человек в бадье с водой и вооруженный до клыков гоблин рядом.
– Вложил их в дело, деревенщина!
– Какое, тролль меня защекочи, дело?!
– Дельное, – гобл выразительно похлопал себя по пузу над ремнем. – Вот увидишь, эй-парень, в недалеком будущем эта инвестиция озолотит нас с ног до головы.
– В каком еще треклятом бу… – я осекся, сделал глубокий вдох, выдох. Спокойно, Кейн, спокойно… чтоб меня черти взяли. Это всего лишь один-единственный гоблин. Гоблин, мать его… целый гоблин.
– Толстяк, друг мой, – на этот раз в моем голосе явственно зазвучали нотки миссис Пфайфер. – Будь так любезен, ответь на один ма-аленький вопрос…
К своему несчастью, гобл явно не знал старушку и когда я начал понижать тон до едва слышного шепота, он подался вперед, честно пытаясь расслышать мои слова. Я последовал его примеру, так что мы почти столкнулись носами.
– …скажи, эти твои инвестиции можно, – пауза, глубокий вдох, – ЖРАТЬ?!
– Если тебя так волнует вопрос жратвы, эй-парень, то почему бы тебе не найти РАБОТУ?!
Надо признать, у гоблина получилось лучше – я пытался добиться эффекта одним голосом, тогда как у Толстяка были клыки… и запах из пасти.
– В самом деле, – уже куда более мирным тоном повторил гобл минутой позже, когда я высунулся из-под воды. – Насколько я знаю, вы, люди, всегда ищете работу, когда нуждаетесь в деньгах.
– А гоблины до подобного не опускаются?
– Стараемся, – фыркнул Толстяк. – Зачем работать, когда можно дать дубиной по башке и забрать… ну, в крайнем разе, украсть?
– Вот что… – я попытался вспомнить хоть один из вчерашних маковых эпитетов по адресу гоблина, но Старая речь явно была слишком крупной рыбой для моей дырявой памяти, – зеленый, подойди к окну и выгляни из него.
Удивительно, но гоблин выполнил эту просьбу без получасового пререкания.
– Что ты видишь?
– Улицу, – начал перечислять Толстяк, – лужу, двух лошадей, сломанное колесо, навозные лепешки, мух, миссис Брейвок, груду золотых самородков…
– Что-о-о-о?!
Я был уже в воздухе над бадьей, когда понял, что гобл попросту надул меня. Будь там золото, зеленокожий не стал бы тратить время на сообщение об этом, а рванул бы к нему, прямо через окно или даже сквозь стену.
– Дерьмо!
– Да, эй-парень, ты прав, а я обознался – это просто дерьмо так песком присыпало.
Тоскливо покосившись на бадью – хоть вода уже и начала остывать, но минут пять в ней еще вполне можно было бы поотмокать душой и телом – я подошел к оставленному гномом вороху одежды. Одежда выглядела как домик сумасшедшего кальмара – кручено-перекрученное основание, из которого во все стороны торчали рукава и штанины.
– … еще там раздавленное перекати-поле, бутылка из-под виски… разбитая…
– А скажи мне, Толстяк….
Я осторожно потянул за один из торчащих наружу рукавов. Куча угрожающе пошатнулась.
– …не видишь ли ты толпу с плакатами: «Даю работу!», «Требуются работники!», «5 долларов за неделю, еда и кровать прилагаются!»
Следующий рукав оказался более сговорчивым – я вытащил из кучи рубашку. Пулевых дыр на ней не обнаружилось, ножевых – тоже, ну а пятна на груди цветом наводили скорее на мысль о кукурузном виски, чем о безвременной кончине предыдущего хозяина. За вычетом этих пятен рубашка была отличная, решил я – добротное сукно, не какая-то гниль пополам с бумагой – и начал было примерять её, как меня настигла следующая реплика Толстяка.
– Тебе ведь сегодня уже предлагали работу.
Я замер.
– Следующая реплика твоя! – минутой позже не выдержал гобл. – Ты должен был удивиться и спросить: а откуда ты об этом знаешь?
– Это-то как раз понятно, – медленно произнес я. – Тебе сказал Хавчик.
– Мимо. Я еще не говорил с ним, в смысле, не говорил без тебя.
– Значит, тебе разболтала первая же встречная собака, – я пожал плечами. – В конце концов это маленький городишко, какие здесь могут быть секреты?
– Насчет собаки ты тоже промахнулся, – заметил гобл. – Это была фея.
– С подбитым глазом? – уточнил я, припомнив одно из своих вчерашних «знакомств».
– Не, другая, из дневных.
Первая попытка добыть из кучи штаны окончилась провалом – мне достался лишь кусок ниже колена. Судя по виду – его отгрызли вместе с ногой внутри, причем у отгрызавшего были на редкость тупые зубы.
– А что денег за эту работу предлагали шиш да не шиша, тебе фея не нашептала?
Гоблин хитро прищурился.
– Эй-парень, ну ты ведь не зря потом принялся расспрашивать Хавчика о награде за тех гномов? Девять сотен ведь не валяются на дороге?
– Тысяча сто.
– Ы? – на этот раз удивление гоблина было непритворным.
– Нарви Эйхайм увеличил награду до тысячи ста.
– Кто тебе про это сказал? – недоверчиво спросил Толстяк.
– Он сам.
– Ты говорил с Нарви?
– Я говорил с гномом, похожим на британского аристократа-вампира, причем голодавшего с младенчества. Если знакомый тебе Нарви похож на это существо, то да, я говорил с мистером Эйхаймом.
– Ну, вроде того… – Во взгляде гоблина появилось заметно больше уважения. – Хотя обычно Нарви не удостаивает беседами людскую деревенщину.
– Хочешь сказать, он предпочитает общество гоблинов?
– У Нарви в друзьях много кто ходит, – уклончиво сказал Толстяк. – И среди этих «много кто» хватает существ, которые не понравятся тебе куда больше гоблинов.
– Пока что мне сложно такое представить.
– Я ж говорю, – разом повеселев, откликнулся гобл, – деревенщина как есть.
Отвечать ему я не стал – сейчас меня больше занимали очередные штаны, которые приходилось дюйм за дюймом вырывать у перекрученного клубка. К счастью, плотная синяя саржа даже и не собиралась рваться.
Не дождавшись ответа, гобл подошел ближе и принялся наблюдать за процессом вытаскивания.
– Зря ты за них дергаешь.
– Ты знаешь другой способ?
– Я знаю, что эти штаны надевать не стоит, – пояснил гобл. – Их любят золотоискатели.
– И что с того?
– Хочешь, чтобы все вокруг мечтали проверить карманы твоих штанов на предмет самородка-другого?
– Нет! – рявкнул я. – Но хочу ходить в удобных, прочных штанах.
– Дело твое. При случае можешь спросить у Мака, что с их прежним хозяином случилось. – Толстяк отвернулся и уже через плечо добавил: – Да, майку и кальсоны не забудь подобрать. Твои нынешние воняют, словно ты неделю держал их под седлом.
– Кто бы говорил, зеленая вонючка.
– Мой запах естественен для Запретных Земель, – надменно произнес гоблин. – А тебя даже самый насморочный орк учует за полмили. И вообще вы, людишки, пахнете куда хуже нас.
– Как вы только нас жрете, таких вонючек, – хмыкнул я.
– Долго проварив. И все равно иной раз приходится носы зажимать.
– Располнеть не боишься? – спросил Мак.
– Не, – прочавкал я. – У мну счо ес фоша.
– Фоша?
– Фора, – пояснил я, дожевывая картофелину. – Три недели назад я весил фунтов на семь больше.