ТОМ 1

Глава 1 Пришельцы

Тбилиси, Грузия – Москва, Россия

28 апреля


Натужно ревущий турбинами транспортный самолет С-141 "Старлифтер", сигарообразный фюзеляж которого был окрашен в светло-серый цвет, сделав круг над тбилисский аэропортом, пошел на снижение. На бортах заходящего на посадку транспортника четко выделялись нанесенные черной краской опознавательные знаки американских ВВС. За штурвалом нагруженного до предела самолета, преодолевшего путь от иракского Тикрита до Кавказских гор, сидели опытные пилоты, ибо только таким можно было доверить груз, пребывавший ныне на борту "Старлифтера".

– Выпустить шасси, – приказал командир экипажа, стоило стапятидесятитонной машине опуститься на высоту не более трех десятков метров над землей, идя точно над взлетной полосой. И затем, когда через несколько секунд обрезиненные катки летевшего с большой скоростью транспортника с пронзительным визгом коснулись бетона: – Сбросить обороты турбин! Двигатели на реверс!

Погасив скорость, приземлившийся самолет, некоторое время двигавшийся еще за счет собственной инерции, остановился, и тут же был взят на буксир ожидавшим у края летного поля тягачом. Мощный автомобиль оттащил громадный "Старлифтер" в сторону, освобождая полосу, поскольку в небе уже мелькали бортовые огни следующего самолета.

Когда первый из совершивших посадку в Тбилиси транспортных самолетов занял отведенное ему место, задний грузовой люк опустился на землю, словно десантная аппарель, и по нему медленно, подчиняясь указаниям стоявшего перед открывшимся темным проемом сигнальщика, сполз тяжелый армейский грузовик. К автомобилю на буксире был присоединен полуприцеп, представлявший четыре расположенных попрано, друг над другом контейнера, плотно закрытых крышками. На бортах контейнеров была видна аббревиатура US Army. То была пусковая установка зенитного комплекса "Пэтриот", "звезды" первой иракской кампании, разрекламированного на Западе, как сверхнадежное оружие, и действительно являвшегося таковым.

"Старлифтер", несмотря на свою грузоподъемность, мог принять на борт только один грузовик с прицепом, поскольку трюм его был не таким уж объемным. Но пока разгружался первый самолет, еще два тяжелых С-141 совершили посадку на соседних полосах, а вслед за ними приземлился и еще более вместительный транспортник С-5 "Гэлакси". Когда кабина сверхтяжелого самолета поднялась вверх, открывая выход из грузового отсека, на потрескавшийся бетон тбилисского аэропорта высыпало больше двух сотен людей в камуфляже, тащивших на спинах объемные рюкзаки. Ударили по бетону крепкие подошвы армейских ботинок, и над аэропортом разнеслась английская речь, сдобренная массой жаргонных словечек, которыми этот язык дополнили в США.

– Бегом, – лиловокожие негры, на мускулистой груди которых едва не лопался по швам потертый, явно не предназначенный для парадов, камуфляж, надсаживаясь, кричали вслед бежавшим рысью по аппарелям бойцам. – Живей, вашу мать! Двигай, двигай!

Солдаты, подгоняемые своими сержантами и офицерами, споро выстроились в колонну, двинувшись к зданию грузового терминала аэропорта, а за их спинами продолжали приземляться все новые и новые транспортные самолеты. Аэродром охватила небывалая суета, хотя местные службы вопреки обыкновения сейчас вовсе оказались не удел – с первым же транспортным "бортом" прибыли специалисты по управлению полетами, так что даже грузинские диспетчеры только и могли, что стоять в сторонке, наблюдая, как действуют настоящие профессионалы которым случалось сажать тяжелые самолеты и под минометным огнем.

Люди метались по летному полю, фырча и взрезывая моторами катились покрытые брезентовыми тентами грузовики и широкие, приземистые "Хаммеры". Только один человек казался невозмутимыми спокойным, точно скала.

– Кавказ, – произнес, окинув взглядом открывавшуюся с простора аэродрома панораму Мэтью Камински. Генерал первым прибыл туда, где отныне должны были нести службу его бойцы, и твердо знал, что последним покинет эту землю, пусть и придется делать это под шквальным артогнем. – Что ж, пусть Кавказ. Мы здесь, и нас теперь никто не заставит уйти!

Все сомнения развеялись еще в полете. Генерал получил приказ, и, пусть приказ этот казался хоть трижды странным, был готов исполнить его, точно так же, как и любой из его солдат. Они выстояли в схватках с иракскими фанатиками-террористами, и не было причин сомневаться, что и теперь каждый из сотен парней, уже маршировавших по грузинкой земле, с честью будет служить во благо совей страны, чего бы она ни потребовала. Они по своей воле надели форму, и вовсе не для того, чтобы терзаться сомнениями и думать о морали. Они были солдатами, и желали одного – боя.


Активность американской авиации в грузинском небе, разумеется, не осталась незамеченной для российских офицеров из войск ПВО, сидевших в полутемных приборных кабинах своих радиолокационных станций. Пролет сразу тридцати самолетов, каждый из которых мог принять на борт роту солдат с вооружением, насторожил командование Северо-Кавказского военного округа и руководство пограничной службы, тесно взаимодействовавших в этом районе. Не имея возможности просто провести авиаразведку, пролетев над теми аэродромами, где приземлились прибывшие с турецкой стороны самолеты, командующий округом генерал Рыбаков запросил штаб Космических войск, и спустя несколько часов пролетавший над Грузией спутник фоторазведки "Янтарь-4" сделал несколько снимков. Надежный, но морально устаревший космический аппарат не был способен передавать получено изображение на землю в режиме реального времени, или просто сбрасывать информацию по радиоканалам. Поэтому, когда спутник уже находился над российско-казахской границей, от него отделилась устремившаяся к земле капсула с отснятой пленкой. Она приземлилась точно в рассчитанном месте на специально выделенной для этого площадке, и поисковой группе понадобилось не более часа, чтобы обнаружить кассету с пленкой. Дальше все происходило стремительно, и военный самолет, на борту которого находилась драгоценная кассета, совершил посадку на одном из подмосковных аэродромов спустя еще четыре часа, и вдвое меньше времени понадобилось специалистам Главного разведывательного управления, чтобы проявить пленку и отпечатать первые, еще не подвергавшиеся специальной обработке снимки.

Когда фотографии оказались в руках специального курьера фельдъегерской службы, немедленно направившегося с ними в Кремль, прошло не более полусуток с той минуты, когда первый американский солдат ступил на грузинскую землю. Но для главы Службы внешней разведки России Игоря Семенова эти снимки не имели столь серьезного значения, ведь он уже получил почти всю информацию о неожиданной переброске американских войск из Ирака к российской границе по агентурным каналам. Хотя всесильный КГБ приказал долго жить, все еще оставались люди, готовые ценой своих жизней добывать важную информацию, от которой зависела безопасность их родины. И немало было граждан других стран, готовых эту информацию предоставлять, получая за свой также немалый риск солидное вознаграждение, не всегда измерявшееся в деньгах.

Семенов спешил в Кремль, где президент Швецов по его же просьбе в спешном порядке собирал Совет безопасности, и причина этого сегодня была более чем весомой. Обеспокоенное действиями американцев руководство страны должно было срочно выработать план ответных действий, попутно добившись у самих американцев хоть какого-то объяснения происходящему. И те документы, что сейчас лежали в кейсе главы СВР, должны были в значительной степени прояснить ситуацию.

А самого Швецова известие о неожиданной перегруппировке американских войск, вдруг оказавшихся в считанных километрах от русской земли, застало на одной из загородных президентских дач. Глава государства уже оправился от последствий покушения, но все же предпочитал проводить больше времени не в кремлевских кабинетах, а на свежем воздухе, благо установившаяся над Москвой теплая и сухая погода этому способствовала.

Группа немолодых крепких мужчин, расположившаяся не берегу небольшого озерца вокруг мангала с ароматно шкорчавшими шашлыками, напоминала на первый взгляд кого угодно, но только не высшее руководство второй по силе мировой державы. Крепкие мужчины, которых еще долго нельзя было бы назвать стариками, удобно устроились прямо на траве, потягивая из бутылок пиво. Дабы не пришлось посылать кого-то за добавкой, рядом был припрятан целый ящик, содержимого которого хватило бы надолго. Один из этой компании, всего включавшей четырех человек, стоял возле шашлыков, контролируя процесс приготовления этого блюда. Вадим Захаров, в обычной жизни являвшийся главой компании "Росэнергия" и доверенным лицом самого Швецова, был профессионалом в части шашлыков, и именно ему доверяли их жарить наблюдавшие за процессом Самойлов, Лыков и сам президент.

Разумеется, такие люди, как премьер-министр, министр обороны и президент страны, не могли просо сидеть на живописном берегу, наслаждаясь пивом и окружающим пейзажем. Высокопоставленных лиц охраняли, и охраняли очень тщательно. Державшиеся в стороне, но ни на мгновение не спускавшие с группы отдыхающих цепких взглядов люди в строгих костюмах были лишь одним из множества рубежей безопасности. Крепкие, атлетические сложенные мужчины примерно тридцати лет, то есть настоящие бойцы, обладающие уже немалым опытом, полученным в том числе и в реальных схватках, и притом сохраняющие подвижность молодых парней, должны были вмешаться, если возникнет непосредственная угроза жизни или здоровью кого-то из устроившейся над озером четверки. Кроме них в подступающем лесочке и на берегах озера находились отличные снайперы, надежно контролировавшие все подходы к лужайке, облюбованной Швецовым. Были и еще кое-какие сюрпризы, причем о некоторых из них сам президент ничего не знал. Это была инициатива главного телохранителя Крутина, который беспокоился о безопасности первого лица государства намного больше, чем сам президент. Возможно, узнай Швецов о самоуправстве своего подчиненного, того ждал бы непростой разговор, но в конечном итоге все, что делалось втайне от главы государства, была направлено на его благо, и это служило оправданием для Андрея.

– Ну, сколько еще ждать, – Лыков, как и его товарищи, нетерпеливо поглядывал на мангал, возле которого уже долго время колдовал Захаров. – Мы скоро слюной захлебнемся, Вадим!

– Сейчас, сейчас, – Захаров только отмахнулся. – Имейте терпение, господа министры! Процесс нельзя ускорить, если хотите получить от шашлыка настоящее удовольствие, а не просто набить свои животы.

Пока Лыков с Захаровым разбирались в тонкостях приготовления настоящего шашлыка, Самойлов напомнил президенту о более серьезных вопросах. Собственно, Швецов не просто так решил отдохнуть на природе, а совмещал отдых со встречей с наиболее преданными ему людьми, такими, как министр обороны или глава "Росэнергии", и с наиболее влиятельным среди тех, кто унаследовал посты в правительстве от прежнего президента Самойловым. Премьер-министр, в большой политике находившийся едва ли не с момента краха Союза, имели множество друзей и сторонников, и Швецов не оставлял попытки переманить его в свой лагерь окончательно, заручившись через Аркадия поддержкой многих высокопоставленных деятелей.

– Что там слышно из Польши? – премьер-министр, который был в курсе всех событий, связанных с арестом Берквадзе, в последнее время придавал этой проблеме особое значение.

– Их посол встречался с Розановым, – пожал плечами растянувшийся на траве Швецов, наслаждавшийся природой. – После этого ничего серьезного не было, если не считать выступления кое-кого из тамошних русофобов по местному телевидению, да пары интервью, которые они дали западным журналистам. Но это все неофициально.

– Они ведь грозили обратиться в НАТО за помощью, – напомнил премьер. – Если они докажут, что мы действительно провели операцию на их территории, это может быть рассмотрено партнерами по Альянсу, как агрессия, а устав НАТО требует, чтобы на защиту одного из членов организации в случае агрессии против него вставал весь блок.

– Ну, это все не серьезно, – усмехнулся Алексей, пребывавший сейчас в отменном расположении духа. – Все их заявления без фактов – пустой звук, да в любом случае, неужели, ты полагаешь, что американцы или, например, немцы, объявят нам войну из-за пустяка? Им понадобится более веская причина для такого шага, намного более веская.

– И все же, – не унимался министр, – многие в польском руководстве настроены очень решительно, и если не война, то громкий международный скандал нам обеспечен наверняка. Они немало крови выпьют у нас.

– Сколько еще мы будем с таким пиететом относиться к мнению западников, – недовольно спросил Щвецов. – Доколе то, что скажут за тридевять земель от нас, будет значить больше, чем выгода для собственной страны? Советские лидеры в последние годы существования Союза тоже слишком чутко прислушивались к тому, что говорили за океаном, и результат этого видели все.

– Но какая тут выгода, по большему счету? – настал черед Самойлова задавать вопросы. – Арест Берквадзе не означает, что мы тотчас должны получить его фирму. Там немало препятствий, и устранять их придется очень долго.

– Если бы Берквадзе сразу принял наше предложение, – возразил Швецов, – никаких проблем у нас бы не было. Все можно было сделать тихо и без лишней суеты, но он сам избрал иной путь.

– Вообще не стоило его трогать, – покачал головой премьер. – Что мы получили взамен? Огромные деньги из резервных фондов пришлось потратить, чтобы выкупить акции, и все прибыли от продажи нефти в ближайшие два года уйдут на покрытие расходов.

– Аркадий, ты не хуже меня знаешь, что акции были куплены на средства, помещенные моими предшественниками в стабилизационный фонд, где они лежали без дела, или вовсе вкладывались в экономику Штатов и других западных стран. И расходы, которые мы совершили, никак не сказались на нашей экономике, нам ничего не пришлось урезать. Образование, медицина, армия получают столько, сколько и раньше, но вскоре ситуация изменится радикально. – Швецов пружинисто вскочил на ноги, словно услышавший сигнал тревоги солдат. – Ты знаешь, для чего мы полил на такой шаг. Цены на нефть нестабильны, мировой экономический кризис едва не обернулся их обвалом, и мы получили намного меньше доходов, чем планировали. Кто может утверждать, что ситуация не повторится вновь в скором времени, но еще в более худшем варианте. Россия не может существовать только за счет продажи сырья, это недопустимо. Арабы могут под давлением тех же Штатов увеличить объемы добычи своей нефти, и это будет для нас катастрофой, да мало ли что может случиться в ближайшем будущем.

– Но мы и так получали почти половину выручки нефтяных компаний, – настаивал Самойлов, ставший лицом к лицу с президентом. – Этого было достаточно для задуманной модернизации, разве не так?

– Нет, не так, – твердо ответил Алексей. – Этого было бы достаточно, находись мы в полной безопасности, но наши западные "друзья", увидев, что от экспорта сырья мы переходим к экспорту продукции, могут пойти на любые ответные меры. Им нужен наш газ, нужна наша нефть, которую мы просто не можем сейчас не продавать. Да, Европа зависит от нашего топлива, но и мы зависим от них, ведь иного покупателя, столь богатого и близкого к нам географически, больше нет. Китай претендует на наши ресурсы, но для того, чтобы наладить экспорт туда, придется создавать необходимую инфраструктуру практически с нуля. Но если мы восстановим нашу промышленность, сумеем продавать конкурентоспособную продукцию, то, во-первых, сможем повышать цены на газ и нефть, не опасаясь лишиться доходов в бюджет, во-вторых, сохраним далеко не бесконечные ресурсы, дарованные нам природой, для своей страны, для русских, а в-третьих, перестанем покупать то, что предлагает нам запад, обеспечивая свои потребности собственными силами. Я хочу, чтобы наша страна не была впредь зависимой от Запада, а для этого нужно сделать так много за считанные годы. Именно поэтому мы покупаем нефтяные компании, получая не половину, а все их доходы. За несколько лет нужно поднять нашу экономику на уровень мощнейших западных держав, это без преувеличения будет колоссальный прорыв, которые потребует от нас огромных затрат и еще больших усилий воли, поскольку иначе все средства, сколько бы их не вкладывали, будут разворованы, как это не раз бывало и раньше.

– Ваши опасения, Аркадий Ефимович, мне вполне понятны, – с усмешкой заметил давно прислушивавшийся к беседе Захаров. – Кое-кто из ваших близких родственников, насколько я знаю, является акционером "Нефтьпрома", и они, должно быть, опасаются, что новые собственники снизят дивиденды?

– Не ваше дело, акционерами чего являются мои родственники, – огрызнулся Самойлов.

Раздражение главы правительства было понятно лишь посвященным, ведь Швецов некстати вспомнил, что его племянник действительно приобрел несколько лет назад акции принадлежавшей Берквадзе фирмы, а младший сын является акционером металлургического концерна, также приобретенного государством в рамках негласной национализации сырьевого сектора, и премьер сейчас не в последнюю очередь беспокоился о них.

– И все же Вадим прав, – заметил президент. – Многие опасаются, что доход по акциям уменьшится, что прибыль от экспорта нефти и газа государство будет перекачивать в свои фонды, а не делить среди собственников. Это не так, и нам вполне хватит того, что есть сейчас. А насчет больших расходов на покупку акций, то они окупятся гораздо быстрее. Мы намерены пересмотреть в ближайшее время часть заключенных с европейцами контрактов, не оставим без внимания и украинцев, слишком сильно привыкших к халяве.

– Этого и опасаются на Западе, – добавил Захаров. – Там уже слышны истерические вопли о том, что Москва будет теперь пользоваться газовой трубой, решая политические проблемы. И многие этому верят, как обыватели, так и некоторые политики. Или, – усмехнулся Вадим, – мастерски притворяются, что верят, но это дела не меняет.

– И все же Штаты пока молчат, и их союзники тоже вынуждены сдерживать свои чувства, – усмехнулся Лыков. – Пока не пришла команда из-за океана, никакая Польша не станет устраивать скандал.

– Но у берегов Грузии, тем не менее, бросила якорь американская эскадра, – возразил премьер. – Они явно дали нам понять, что готовы вмешаться в происходящее в любой момент.

– Это не одно и тоже, – покачал головой президент, взглянув на Самойлова. – Польша является членом НАТО, и ее поддержка означала бы, что янки признают факт агрессии с нашей стороны, то есть, фактически, это было бы если не объявление войны, то явная к ней подготовка. А на границе с Грузией совсем недавно проводилась крупная войсковая операция, и американцы как бы являются наблюдателями. Они делают вид, что всего лишь следят за происходящим, своим присутствием сдерживая стороны от более активных действий, но юридически их появление в этом районе ничего не значит. Во всяком случае, пока они не высадились на территории Грузии, и, полагаю, не станут этого делать, а лишь плавают в ее территориальных водах. Кстати, – Швецов посмотрел на Лыкова. – Валерий Степанович, мы направили туда флот?

– Так точно, – кивнул министр. – Там находится сторожевой корабль "Пытливый" и два малых ракетных корабля. Они постоянно следят за американцами с безопасного расстояния. Береговая авиация также совершает полеты в этом квадрате. – Лыков довольно улыбнулся: – Если что, мы разнесем американцев в пух и прах за пару минут. Они постоянно находятся под прицелом, так что первый же залп оставит от их эскадры одни воспоминания.

– И что янки, – с интересом спросил президент. – Сильно нервничают?

– Они на удивление спокойны, – ответил Лыков. – Мы, правда, тоже держимся в рамках приличий, на бреющем над их кораблями никто не летает, и стволы не наводит, хотя, признаюсь, как только янкесы появились в тех водах, наши парни из морской авиации позволили себе небольшое пижонство, показав супостату свою лихость, – министр чуть презрительно усмехнулся: – После этого штатовцы организовали постоянное патрулирование, каждую секунду держа в воздухе один из своих "Харриеров" с полным боекомплектом. Но все же обычно американцы не такие тихие. Они только изредка поднимают в воздух вертолеты, отрабатывают противолодочную оборону, а так сидят по кубрикам и помалкивают.

Со стороны берега к министрам направился один из телохранителей Швецова. Президент, обративший внимание на человека лишь тогда, когда он оказался в считанных шагах, вдруг почувствовал неловкость. За время пребывания у власти он часто перестал замечать многих окружавших его людей, не видя в них личности. Порой глава государства ловил себя на мысли, что своих охранников, людей из обслуги, секретарей он воспринимает, как манекены, как бездушных роботов, выполняющих заложенную в них программу. Да и вели себя телохранители главы государства соответственно, оставаясь словно бы невидимыми, ничем не привлекая внимания, благо уже успели примелькаться, став частью интерьера. Швецов пытался побороть в себе это чувство, но устраивать разговоры за жизнь со стоящими в карауле солдатами кремлевского полка или своей личной охраной не подобало человеку его ранга, да и не очень то хотелось предаваться пустой болтовне.

– Господин президент, – телохранитель, крепкий подтянутый мужчина лет тридцати, как и все его коллеги, одетый строго, но скромно, протянул Швецову трубку спутникового телефона. – Директор Службы внешней разведки. Сказал, что срочно.

– Хорошо, – президент взял трубку из рук отступившего на пару шагов назад телохранителя. – Благодарю вас.

– Алексей Игоревич, – голос Семенова был таким четким, словно он не находился в десятках километров отсюда, а стоял на расстоянии вытянутой руки от самого Швецова. – Господин президент, у меня срочное сообщение. Два часа назад в Тбилиси совершили посадку несколько американских транспортных самолетов, доставивших солдат. Мы провели спутниковую разведку, чтобы уточнить ситуацию, кроме того, я получил подтверждение по агентурным каналам. В настоящее время в Грузии разворачиваются подразделения Восемнадцатого воздушно-десантного корпуса армии США. Они создают военную группировку у наших границ. Я считаю, нужно собрать Совет безопасности.

– Я согласен с вами, – изменившимся голосом ответил Швецов, почувствовавший, как холодеет в груди. Кажется, заклятый друг новой России, наконец, дал давно ожидаемый ответ. – Я немедленно дам такое распоряжение, Игорь Витальевич. Совещание пройдет в Кремле через час.

– Скоро будут дешифрованы снимки со спутника. Их доставят сразу в Кремль, господин президент.

Министры, слышавшие только слова Швецова, недоуменно смотрели на президента, обеспокоенные тем, что срочно созывается овеет безопасности. Они поняли, что произошло нечто серьезное, но никак не могли догадаться, что же именно.

– Империя наносит ответный удар, – с усмешкой спросил Захаров, когда разговор завершился. – Американцы, наконец, перешли к более активным действиям?

– Верно, – кивнул враз помрачневший президент. – Они перебрасывают войска в Грузию как раз в эти часы. Нам нужно быть в Кремле как можно быстрее, – добавил он, обращаясь к Лыкову и Самолову. – Следует выслушать доклад Семенова и обсудить ситуацию. Не мешает также обратиться к послу США за разъяснениями.

Пикник закончился. На смену приятному расслаблению вновь пришла обычная тревога того, кто каждое мгновение боится чего-то не успеть, причем всякий раз от этого зависят, ни много, ни мало, судьбы целых народов.


Когда президент прибыл в Кремль, члены совета безопасности уже ожидали его у дверей в зал заседаний, вполголоса переговариваясь друг с другом. Они уже знали, какова причина незапланированной встречи, заставившей многих бросить разные дела, в том числе и весьма важные. Все были несколько взволнованы, хотя до паники было, разумеется далеко. Тем не менее, при появлении Швецова все облегченно вздохнули, поскольку поняли, что все беспокоящие их вопросы удастся решить очень скоро. Все эти люди. За редким исключением, были искушенными мастерами политической игры, но они привыкли совсем к иному ритму, более спокойному и размеренному, а потому в условиях столь резкой смены обстановки и отсутствия времени многие из них были близки к потере самоконтроля. Президент буквально кожей чувствовал на себе настороженные и взволнованные взгляды подчиненных, обступивших главу государства, стоило ему только приблизиться. Ожидание всегда выматывает сильнее, чем любые действия, и начало совещания было встречено с нескрываемой радостью.

– Господа, добрый вечер, – Швецов кивком поприветствовал ожидавших его министров и высших чиновников, не здороваясь за руку, как обычно поступал, поскольку сейчас людей вокруг было слишком много. Сотрудник службы безопасности распахнул перед Швецовым двери просторного кабинета, и президент не вошел, а буквально ворвался внутрь. Следом за ним потянулись члены Совета безопасности, те, кто смог к указанному часу прибыть в Кремль. Собственно, здесь собрались почти все, кроме главы ФСБ, совершавшего очередную поездку на Кавказ.

Появления Швецова, от которого исходили мощные волны спокойствия и уверенности, которые присутствующие буквально чувствовали кожей, оказалось достаточно, чтобы высокопоставленные политики вспомнили о чувстве собственного достоинства, справились с эмоциями, загнав охватившее их было волнение и беспокойство глубоко вовнутрь, вновь став, пусть только внешне, хладнокровными игроками, а не перепуганным стадом.

– Итак, – заняв место во главе стола, Алексей принял из рук появившегося откуда-то сбоку человека в офицерской форме, специального курьера, тонкую папку, в которой находились спутниковые снимки. – Вы уже знаете в общих чертах причину столь большой спешки, а потому начнем не откладывая. Игорь Витальевич, – Швецов взглянул на Семенова, который, услышав обращение к нему президента, подтянулся, точно солдат на строевом смотре, – Вы, как я понимаю, на данный момент располагаете самой подробной информацией о происходящем в Грузии, поэтому вам и первое слово.

– Благодарю, господин президент, – Семенов, дождавшись, пока глава государства сядет, начал докладывать: – На настоящий момент на территории Грузии происходит развертывание частей Восемнадцатого воздушно-десантного корпуса армии США, конкретно Сто первой воздушно-штурмовой и Десятой легкой дивизий. Переброска войск началась около восьми часов назад без какого-либо предупреждения или разъяснения со стороны Вашингтона. Из Ирака несколькими десятками рейсов транспортных самолетов в район Тбилиси уже доставлено свыше тысячи американских военных, огромное количество снаряжения, техники. По имеющимся у нас данным, в ближайшее время начнется переброска в Грузию Двести двадцать девятой бригады армейской авиации, на вооружении которой состоят боевые вертолеты "Апач". Но, главное, на территории Грузии уже почти полностью развернуты две батареи зенитно-ракетных комплексов "Патриот". ЗРК уже заняли позиции в окрестностях грузинской столицы. Вся информация, которую я вам сообщил, подтверждена не только агентурными источниками по линии внешней разведки, но и Главным разведывательным управлением Генерального штаба, предоставившим нам спутниковые снимки, сделанные несколько часов назад.

По знаку Семенова обеспечивавший совещание технический специалист запустил проектор, и на большом экране появилась сильно увеличенная фотография, на которой с высоты в несколько сотен километров был запечатлен тбилисский аэропорт. Хотя при увеличении качество снимка заметно ухудшилось, каждый из присутствовавших увидел беспорядочно разбросанные по взлетной полосе сигарообразные "тела" тяжелых транспортных самолетов, почти не выделявшихся на фоне бетонного покрытия благодаря своей серой окраске. Возле некоторых самолетов можно было видеть темные прямоугольники тяжелых грузовиков, роившихся вокруг кормовых аппарелей транспортников.

– Как видите, на момент, когда наш спутник оказался в заданном районе, активно велась разгрузка нескольких бортов, а часть уже была разгружена, – пояснил Семенов, указывая на экран. – Здесь двадцать один средний транспортник С-141 и три более тяжелых самолета типа С-5, а всего янки привлекают к этой операции свыше сотни транспортных "бортов". Вообще, складывается впечатление, что американцы задействовали для доставки своих войск в Грузию все транспортные самолеты, находящиеся на территории Ирака и сопредельных государств, часть машин перегнали даже из Греции. Они явно пытаются как можно быстрее развернуть в Грузии передовые соединения свих дивизий и зенитные ракеты. На настоящий момент большая часть самолетов уже взлетела, взяв курс на Ирак, чтобы доставить оттуда следующую партию груза и еще солдат.

– Мы что, ведем спутниковую разведку Грузии, – поинтересовался министр иностранных дел Розанов. – Как вам удалось так оперативно получить снимки с орбиты?

– Мы не поводили разведку специально, – на вопрос министра иностранных дел ответил Лыков, которому и подчинялись космические войска. – Спутник "Янтарь-4К2" был запущен месяц назад для съемки американских военных объектов, размещенных в Польше. Я имею в виду базы системы их противоракетной обороны, – пояснил после секундной паузы глава военного ведомства. – Там наша разведка отметила странную активность, поэтому для прояснения ситуации потребовалось сфотографировать строительные площадки с орбиты. Часть пленки осталась неизрасходованной, и спутник был направлен в район Грузии.

– Это сейчас неважно, – Швецов жестом заставил Лыкова и Розанова умолкнуть. – Игорь Витальевич, продолжайте. Что сейчас делают американцы, вам известно?

– Как я уже говорил, они развернули близь Тбилиси свои зенитные ракеты, – на экране снимок летного поля сменился видом сверху на заросшие лесом холмы, склоны которых были усеяны грузовиками и характерными контейнерами пусковых установок комплексов "Патриот". Небо во время съемки было ясным, и поэтому можно было даже рассмотреть отдельных людей, толпившихся вокруг машин. – Американцы явно стремятся в первую очередь противовоздушную оборону аэродрома, где сейчас находится большая часть прибывших из Ирака солдат.

– Зенитные ракеты тоже из Ирака привезли? – осведомился Швецов.

– Никак нет, господин президент, – Семенов отрицательно помотал головой. – Доставили прямиком из Штатов. Две батареи, как я говорил, уже находятся в состоянии боевой готовности, защищая небо над грузинской столицей и обеспечивая прикрытие "воздушного моста", связавшего сейчас Грузию и Междуречье. А всего с военно-воздушной базы Неллис в Неваде американцы намерены доставить к нашим границам два зенитно-ракетных дивизиона. В девяносто первом году для этого им понадобилось свыше двухсот самолетовылетов транспортных машин типа "Гэлакси" и "Старлифтер" и более двадцати грузовых судов, едва ли теперь они обойдутся меньшими силами, учитывая явную спешку, с которой происходит передислокация. Но ракетами дело не ограничивается. Нам известно, что около двух часов назад с американской базы в турецком Инжирлике взлетели два самолета дальнего радиолокационного обнаружения "Сентри", взявшие курс на Грузию.

– Они перебрасывают в Грузию еще и АВАКСы? – вскинул брови Лыков. – У меня таких данных пока нет.

– АВАКСы и "Иглы", – усмехнулся, бросив взгляд на министра обороны, глава СВР. – К передислокации в Грузию готова одна из эскадрилий Национальной Гвардии США, базирующаяся во Флориде. Дюжина истребителей F-15C готова к вылету, а в Испании подготовлены три воздушных танкера, которые должны дозаправить истребители над Атлантикой.

– Что же это значит, – пробормотал Швецов, обводя взглядом собравшихся министров и руководителей спецслужб. – Они создают в Грузии мощную группировку ПВО, но чьи атаки собираются отражать американцы? Юрий Васильевич, – президент взглянул на Розанова. – Я просил вас связаться с американским посольством. Они дали какие-то объяснения по поводу своей активности в Грузии?

– Да, господин президент, – Розанов взял со стола лист бумаги, примерно на треть запечатанный мелким текстом. – Вот официальное заявление Госдепартамента США. В Вашингтоне, конечно, представлял нашу реакцию, а потому эта бумага пришла в американское посольство едва не раньше, чем в Тбилиси приземлился первый "борт" из Ирака. Правда, – министр поморщился, – их посол явно не спешил ознакомить с этим документом нас, ожидая вызова из МИДа.

– И что же заявил Госдеп? – нетерпеливо спросил Швецов.

– Пожалуйста, господа, – Розанов поднес бумагу с текстом поступившего от американского дипломатического представителя заявления. – Вашингтон в лице госсекретаря Флипса сообщает буквально следующее: "Ограниченный контингент американских войск размещен на территории Грузии по просьбе и с полного согласия руководства этой республики. Задачей группировки является обеспечение территориальной целостности Грузии, обеспечение безопасности грузинского народа и защита республики от возможной внешней агрессии либо проявления сепаратистского движения внутри страны. Командование ограниченного контингента не имеет перед собой наступательных задач, их действия сводятся исключительно к содействию грузинским вооруженным силам в обороне территории Грузии. Присутствие американских войск в Грузии не должно вызывать беспокойства российских властей, поскольку Соединенные Штаты не имели и не имеют в настоящем времени агрессивных намерений против России. Войска США, расположенные на территории Грузии – это оборонительные соединения, и их присутствие ни в коем случае не должно рассматриваться Москвой как возможная угроза своей безопасности.

– Значит, воздушно-десантные дивизии и противотанковые вертолеты теперь стали оборонительными соединениями, – криво усмехнулся Лыков, когда министр иностранных дел дочитал заявление. – Вот бы удивился генерал Строгов, услышав такой бред. А если вспомнить, что девиз Сто первой дивизии "В любое время готовы следовать в любое место и сражаться", непонятно, как при таком настрое они могут что-то оборонять. А Десятая легкая пехотная дивизия, между прочим, вообще является подразделением, специально подготовленным для боевых действия в горной местности.

Глава военного ведомства являл собой воплощенное презрение, причем не только в адрес американцев – что с них взять, если подумать! – но и своим, тем, у кого могло хватить глупости принять бред заокеанских дипломатов за чистую монету. В прочем, идиотов среди собравшихся в этот час в кремле не было.

– А мне интересно другое, – отчетливо произнес глава администрации президента, до сего момента лишь внимательно наблюдавший за обсуждением и вслушивавшийся в каждое слово. – Почему мы узнали о намерениях янки лишь тогда, когда в Грузии приземлились их транспортники? Кажется, решение о применении армии в этой стране принимает Конгресс, и странно, что мы проморгали момент, когда такое решение обсуждалось. Не думаю, что это произошло за несколько минут. – Константин Рыков вопросительно взглянул на министра иностранных дела и главу СВР. Тридцатипятилетний управленец, человек, работавший в недавнем прошлом с Захаровым, оказался в аппарате президента именно по просьбе его старого боевого товарища, и сейчас Швецов лишний раз убедился, что этот лощеный франт, не расстававшийся с очками в золотой оправе, не зря оказался отмечен таким битым волком, каким был Вадим.

– Решение было принято именно за считанные минуты, – сухо ответил на прозвучавший вопрос Семенов, воспринявший слова Рыкова, как упрек в свой адрес. – На обсуждение предложение президента у конгрессменов ушло чуть более часа, и, судя по всему, пока шли дебаты, не особо жаркие, солдаты уже грузились в самолеты. Похоже, у тех, кто был инициатором такого решения, не было сомнения в исходе обсуждения в Конгрессе.

– Да, если учесть, что по личному приказу американского президента у берегов Грузии к тому часу уже находилось десантное соединение с двумя тысячами морпехов, – заметил Лыков. – Думаю, это было сделано, чтобы подстегнуть конгрессменов.

– А что сейчас делают морские пехотинцы, – поинтересовался Швецов. – Кажется, о них мы и забыли?

– Около двух часов назад корабли взяли курс на турецкое побережье, – пожал плечами министр обороны. – Видимо, они свою задачу выполнили.

– Что ж, подведем итоги, – Швецов обвел взглядом членов Совета безопасности. – Мы имеем возле своих границ две американские дивизии, действительно едва ли пригодные для оборонительных действий, плюс дивизион зенитных ракет, способный прикрыть территорию в несколько сотен квадратных километров. А если данные Игоря Витальевича реальны, а не являются дезинформацией, умело подброшенной нам, то вскоре к ним присоединятся еще эскадрилья истребителей и летающие радары. – Президент пристально взглянул на министра обороны: – Валерий Степанович, как вы оцениваете возможности американцев?

– Пока их группировка слаба, – без раздумий ответил Лыков. – По нормативам, действующим в американском Восемнадцатом воздушно-десантом корпусе, на переброску одного парашютно-десантного батальона полагается восемнадцать часов, полностью же Сто первая дивизия может быть развернута спустя двенадцать суток, так же, как и Десятая легкая. Пока они лишь обозначили свое присутствие, не более того. Хотя, – министр пожал плечами, – наличие зенитных комплексов позволяет им проводить развертывание в относительной безопасности. Правда, пока боевые позиции заняли лишь две ракетные батареи из состава доставленного из Штатов дивизиона, но этого уже достаточно для достаточно эффективной обороны аэродрома и прилегающей территории.

– Выходит, они опасаются, что кто-то сорвет переброску войск, попытавшись выбить их с занятого плацдарма? – Швецов был удивлен выводами своего министра.

– Думаю, они не рассчитывают встретить реальное сопротивление, – помотал головой глава военного ведомства. – Просто действуют по уставу с небольшими импровизациями.

– Значит, мы имеем в запасе еще минимум одиннадцать дней, прежде чем американцы полностью сформируют свою группировку в Грузии? – уточнил президент.

– Возможно, несколько меньше, – пожал плечами Семенов, покосившись на министра обороны. – Они могут привлечь дополнительные самолеты, задействовать гражданские лайнеры, чтобы ускорить процесс. Это нормальная практика, так американцы поступали, готовясь к Войне в Заливе девяносто первого года. – Директор СВР развел руками: – Думаю, в Вашингтоне заинтересованы сделать все быстро, чтобы поставить не только нас, но и весь мир перед свершившимся фактом.

– Как бы то ни было, мы обязаны сейчас же выработать план действий, – решительно заявил президент. – Абсолютно недопустимо оставлять без ответной реакции такой ход американцев. Грузия непосредственно граничит с нами, и появление в считанных десятках километров от российской территории иностранного военного контингента, тем более, воздушной группировки, неприемлемо для нас. Поэтому, Юрий Васильевич, – Швецов взглянул на мгновенно выпрямившегося Розова, – Вы должны немедленно подготовить ноту протеста, адресованную Вашингтону, и как можно скорее передать ее в Госдеп. Действия американцев я склонен расценивать, как явную угрозу, тем более, они не объяснили причины переброски войск в Грузию, отделавшись какими-то пространными заявлениями о сохранении территориальной целостности. Но дипломатический протест – это еще не все. Следует однозначно дать понять нашим друзьям за океаном, что мы готовы к самым решительным мерам. Я считаю, необходимо привести в повышенную боевую готовность войска Северо-Кавказского военного округа, организовав постоянное наблюдение за действиями американцев, за перемещениями их подразделений по сопредельной территории.

– Ясно, господин президент, – согласно кивнул Лыков. – Я могу немедленно отдать такой приказ.

– И спровоцируете американцев на еще более жесткие действия, – желчно заметил Самойлов, до сих пор молча наблюдавший за ходом совещания, как бы оставаясь в стороне. – Если мы будем, как зеркало, отражать каждое движение американцев, дело может кончиться не лучшим образом.

– Вы забываете, Аркадий Ефимович, что американцы пришли на чужую землю, а мы защищаем свою страну, – прервал премьера Швецов. – Мы не вводили свои войска под непонятным предлогом в другие государства, и не намерены этого делать. Но пусть янки понервничают, зная, что находятся под прицелом.

– Повод, думаю, понятен всем, – усмехнулся Семенов. – Бомбовый удар по Верхнему Чохору, который якобы нанесла наша авиация во время разгрома чеченских банд, наделал шума на Западе, и потому вполне понятно, что Конгресс так быстро согласился с решением американского президента.

– А как вообще обстоят дела с расследованием бомбежки грузинской деревни? – вспомнил Швецов. – Долго ли еще нас будут поливать грязью?

– Одно ясно точно, – Лыков от нахлынувших эмоций хлопнул по столу ладонью. – Наши самолеты в этом районе не появлялись, и никого не бомбили. По приказу генерал-полковника Бурова бомбардировщики нанесли удар по гаубичной батарее, с грузинской территории поддерживавшей огнем прорывавшихся из Чечни боевиков, но этот факт мы даже не отрицаем. Тем не менее, о гибели своих военных, об уничтожении батареи в Тбилиси молчат, но зато кричат, что есть мочи, о невинных жителях Верхнего Чохора.

– Не удивлюсь, если сами грузины и разбомбили свою деревню, – заметил Семенов. – И странно при этом, что американцы, пристально следившие за ходом нашей военной операции, хранят молчание, хотя их АВАКС и находился в воздухе в тот час, когда по заявлению Грузии и был нанесен удар по Чохору, – заметил он. – Все это очень подозрительно, но наши летчики точно не причастны к случившемуся.

– Что ж, значит, совесть наша должна быть чиста, – усмехнулся Швецов. – Тогда тем более у нас есть полное право подготовиться к отражению возможной агрессии.

– Совесть – категория слишком расплывчатая, чтобы руководствоваться ею в отношениях с сильнейшей державой мира, – заметил недовольно Розанов. Министр иностранных дел скептически взглянул на президента: – Запад по-прежнему, как и двадцать, и тридцать лет назад, настороженно, если не агрессивно, настроен к России. И если на каждую подобную выходку мы станем отвечать приведением в боевую готовность армии, у нас не останется союзников. Я считаю, все вопросы можно решить по линии моего ведомства, не привлекая военных. К тому же сейчас Россия не в том состоянии, чтобы кого-то пугать, угрожая военной силой. Победа над чеченскими бандитами – это одно, возможная конфронтация с НАТО или только с американцами – совсем другое, и ни в коем случае нельзя давать повод западникам представить нашу страну в образе врага.

Премьер-министр одобряюще кивнул, бросив быстрый взгляд на главу МИДа. Они хорошо понимали друг друга, предпочитая опасным переменам однообразное бездействие, и ничуть не считая это проявлением слабости ил нерешительности.

– О чем вы говорите, – вскинулся Лыков. – Вы разве не понимаете, что появление в Грузии американцев, причем не горстки инструкторов, а двух дивизий, пусть они еще не полностью развернуты, создает прямую угрозу нашей безопасности? Под охраной своих зенитных ракет, способных надежно прикрыть небо Грузии, под охраной двух элитных дивизий янки теперь могут спокойно перебросить к нашим рубежам любые силы, создать ударный кулак, и вторгнуться в южные районы страны. Я не склонен предаваться панике и то, что я сказал, не более чем фантазии, но подумайте, как восприняли бы янки появление наших десантных дивизий, скажем, в Мексике? Все помнят Карибский кризис, а сейчас складывается почти прямо противоположная ситуация, за исключением ядерных ракет. Но кто запретит американцам тайком доставить в Грузию несколько тактических ядерных бомб, которые их истребители почти беспрепятственно могут доставить к любой цели, учитывая явную слабость нашей противовоздушной обороны? В любом случае, происходящее сейчас, по меньшей мере – унижение нашей страны, а лично я не люблю, когда мне плюют в лицо, и не думаю, что здесь есть хоть кто-то, кому это по нраву.

– Меньше всего я желал бы испортить отношения с кем бы то ни было. – При первых словах Швецова министр обороны и что-то уже готовый возразить ему Розанов умолкли. – Да, Россия сейчас не в том положении, чтобы восстанавливать против себя весь мир, но и терпеть унижения мы не должны, – жестко произнес президент. – Американцы зарвались, и им нужно дать понять, что русские не станут безропотно сносить все, что происходит у нас под носом. Я приказываю привести войска на границе с Грузией в полную боевую готовность, причем делать это вполне открыто, чтобы американцы немного понервничали. И нужно обеспечить разведку позиций американских войск в Грузии, в том числе и из космоса.

– Господин президент, для подготовки к запуску разведывательного спутника потребуется чуть больше суток, – без сомнений заявил Лыков. – К сожалению, наши спутники в большинстве своем морально устарели, информацию в режиме реального времени передавать они не могут. Но все равно мы организуем наблюдение из космоса за американцами.

– Нужно возродить систему "Легенда", – задумчиво произнес президент. – Нам сейчас очень понадобились бы оснащенные мощными радарами спутники. Но пока придется пользоваться тем, что есть. – Швецов решительно поднялся из-за стола: – Итак, господа, вы знаете, что нужно делать каждому из вас, и пора приступить к исполнению своих обязанностей. Нужно надавить на американцев, заставить их вернуть свои дивизии в Ирак, и для этого придется пользоваться всеми доступными способами. Я не желаю конфронтации с Вашингтоном, но терпеть такие выходки – ниже достоинства главы государства. А потому я надеюсь на вашу помощь и поддержку, поскольку лишь благодаря четко скоординированным совместным действиям нам удастся выполнить задачу.

Участники совещания шумно поднялись, двигая стулья, и собирая принесенные с собой бумаги. Когда они уже направились к выходу, Швецов окликнул министра обороны:

– Валерий Степанович, – когда Лыков обернулся, президент подошел к нему вплотную, говоря при этом так тихо, чтобы никто из присутствовавших в комнате не разобрал почти не слова: – На ближайшем заседании министров обороны стран-членов НАТО вы должны будете поднять вопрос о вводе американских войск в Грузию. Я доверяю дипломатическому ведомству, но лучше действовать сразу по нескольким каналам. Что бы ни говорил наш премьер, при разговоре с натовцами следует быть предельно жестким, иначе наши слова никто не воспримет всерьез. Но заявления, даже самые решительные, нужно подкреплять действиями, а потому я приказываю подготовить к переброске на Кавказ войск из Сибири и с Дальнего Востока, оттуда, где их присутствие не требуется. Если ваша встреча с натовскими министрами завершится безрезультатно, нужно создать на территории Ставрополья и Кубани мощную ударную группировку, но пока не выдвигать ее к грузинской границе. Это сразу заставит американцев обратить на наши заявления пристальное внимание.

– Не думаю, что мы сейчас в том положении, чтобы с кем-то строить отношения с позиции силы, – с сомнением помотал головой Лыков. – Здесь Розанов прав, мы реально не можем никому угрожать, а излишне резким поведением сделаем хуже только себе.

– Не важно, – отрезал Швецов. – Нужно продемонстрировать заокеанским друзьям наши возможности, и для этого, думаю, мы сможем задействовать хотя бы пару дивизий из тех, которые имеют наиболее высокий уровень боевой подготовки. Как бы то ни было, мы пытались решить проблему путем переговоров, но безуспешно. На нас не обращают внимания, считают слабыми и нерешительными, и нам должно переубедить весь мир, заставить каждого поменять свое мнение. Если мы будем держаться уверенно, наши соперники начнут сомневаться, так ли мы слабы, как они считали. Наглость сейчас заменит нам реальные возможности, но при этом не следует забывать о реализации нашей программы совершенствования армии. И для того, чтобы продемонстрировать наши возможности уже сейчас, следует организовать серьезные маневры, на которые обязательно должны прибыть наблюдатели от НАТО.

– Учения по теме "Активность" запланированы на средину мая, – задумался министр обороны. – Думаю, это произведет определенное впечатления на западников. На ближайшем совещании в Генеральном штабе мы как раз и будем обсуждать подготовку к этим учениям. К тому же на первую декаду мая у нас также в планах крупные маневры сил Северного флота. Планируется задействовать до двух десятков подлодок, то есть практически все боеспособные субмарины, в том числе, возможно, и "Северодвинск". Испытания идут полным ходом, пока без сбоев, и есть шанс, что эта подлодка примет участие в маневрах. – Лыков усмехнулся: – Кстати, у натовцев по планам примерно на тот же период запланированы грандиозные маневры под названием "Северный щит". Они планируют провести учения на территории сразу полудюжины государств, в том числе, в Прибалтике и Польше, а также в Северной Атлантике. Будет задействовано свыше сотни кораблей и подлодок. Как в старые добрые времена, будем пугать друг друга, демонстрируя свои способности на расстоянии пуска крылатой ракеты.

– Если они хотят удивить нас масштабом, задавить массой, мы должны ответить слаженностью действий, быстротой, натиском, – при этих словах глаза бывшего полковника сверкнули. – Я знаю, у нас еще есть, чем удивить всяких американцев. Строгов – опытный офицер, профессионал своего дела, и пусть он подготовит все по высшему разряду. Я возлагаю особые надежды на учения десанта. Когда-то, в далекие тридцатые годы, маневры наших парашютистов произвели неизгладимое впечатление на иностранцев, сейчас следует повторить этот опыт. Не зря столько средств в последние годы было потрачено на оснащение десантных войск, теперь пора показать, что все было не напрасно. На ближайшем совещании в Генеральном штабе вам следует рассмотреть возможность уменьшения сроков подготовки к учениям ВДВ, причем начать маневры следует внезапно. Пусть янки лишний раз понервничают.

– Сделаем, – решительно кивнул Лыков. – Будьте уверены, Алексей Игоревич, все пройдет наилучшим образом. Натовцы еще будут просыпаться по ночам в холодном поту после визита в Россию. – Министр довольно улыбнулся: – Мы еще всем дадим понять, что трогать русского медведя по-прежнему опасно.

Швецом тоже не смог сдержать ухмылку. Что ж, американцы начали эту партию, сделав первый ход. Но история так ничему и не смогла научить заносчивых янки, забывших, что отнюдь не всегда успешный дебют ведет к победе. А вот на восточном берегу Атлантики до сей поры не забыли урок Перл-Харбора.

Глава 2 Встречи на Эльбе

Брюссель, Бельгия – Гамбург, Германия

30 апреля


Два правительственных рейса из Москвы совершили посадку в аэропорту бельгийской столицы и в немецком Гамбурге с разницей всего в полчаса. В Брюсселе в этот день было немало гостей из других стран, и на прилет русских по большему счету обратили внимание только диспетчеры и люди из аэродромных служб, да и им не было особого дела до того, откуда именно прибыли эти самолеты. Равно не задумывались простые работяги, пусть и носившие не спецовки, а костюмы, и сидевшие в уютных офисах, о том, для чего гости из загадочной России появились в центре старой доброй Европы. В крупнейшем германском порту, настоящих морских воротах Европы, спецрейсов из других государств в этот день, напротив, больше не ждали, но все равно особого интереса к прибывшим с деловым визитом россиянам никто не проявил, тем более, гости не отличались высоким рангом или громкими титулами.

Министр обороны Лыков добрался до Брюсселя первым, и едва ступив на землю Бельгии, он тут же направился в штаб-квартиру НАТО. Сегодня должны были в очередной раз собраться министры обороны стран, входивших в этот мощный военно-политический блок, и русский министр, как наблюдатель, намеревался присутствовать на совещании, благо имел такое право. Разумеется, посторонних не допустили бы на обсуждение по-настоящему серьезных вопросов, но заседание, которое должно было начаться через считанные часы, являлось обычной формальностью.

Расположившись на заднем сидении комфортабельного "Мерседеса", в сопровождении нескольких полицейских машин и мотоциклов следовавшего по улицам Брюсселя, Лыков отстраненно отметил про себя, что сегодня в Брюсселе слишком много людей в униформе и с оружием, больше, чем было во время прошлых его визитов в этот город. На каждом перекрестке стояли патрульные машины, возле которых переминались с ноги на ногу, лениво посматривая по сторонам, крепкие парни в полной выкладке, в бронежилетах, касках и с компактными "хеклер-кохами" на плече. По тротуарам прогуливались полицейские в форме, державшие ладони на кобурах и тоже настороженно смотревшие по сторонам. Обилие людей в форме и с оружием, которым нести нелегкую службу помогали и специально обученные собаки, наталкивало на мысль о том, что в городе готовится крупный теракт, предотвратить который и были призваны многочисленные сотрудники спецслужб. Однако Лыков был уверен в том, что никаких намеков на возможную вылазку террористов у его европейских коллег нет, а значит, вся эта масса полицейских была выпущена на улицы лишь для профилактики.

В то время, когда российский министр обороны был на пути в штаб-квартиру Альянса, в недрах огромного здания, оцепленного полицией, происходила встреча министров обороны Польши и Соединенных Штатов. Пока не началось собственно заседание, коллеги из разных стран пытались обсудить различные вопросы, которые не хотелось выносить на всеобщее обозрение. Сейчас польский министр выступал в роли просителя, намереваясь добиться поддержки со стороны заокеанских партнеров, поскольку понимал, что при обсуждении вопроса, который он намеревался поднять на общем совещании, слово американцев станет решающим.

– Мы уверены, что русские незаконно проникли на территорию Польши и насильно вывезли оттуда Берквадзе. Их спецслужбы просто организовали похищение человека по приказу Кремля, – министр Кшесинский пытался быть как можно более убедительным, но скептические взгляды, бросаемые на него Робертом Джермейном, молча выслушивавшим доводя коллеги, заставляли поляка чувствовать себя очень неуверенно. – Это нарушение всяких норм международного права. Я скажу больше, это агрессия против моей страны, ведь как иначе назвать диверсионную акцию, проведенную русскими. Мы надеемся на поддержку со стороны партнеров, и особенно, разумеется, на вашу.

Министры уединились в изолированном кабинете, где никто не мог за ними наблюдать или слушать их разговоры. Беседа была неофициальной, и польский министр не желал предавать ее огласке. Собеседники даже не пользовались услугами переводчиков, поскольку Кшесинский хорошо владел английским, а лишние уши в таком непростом деле были ни к чему.

– Ваши доводы не произвели на меня впечатления, – склонив голову, с усмешкой произнес американец, выслушав речь собеседника. Джермейн имел четкие указания на этот случай, и сейчас следовал им в точности. – У вас нет фактов, только догадки, приправленные вашими эмоциями. Если полякам свойственно ненавидеть Россию, это не значит, что в каждом подобном случае нужно видеть длинную руку Москвы.

– Объяснить происходящее иначе просто невозможно, – напористо возражал Кшесинский. – И с этим вы должны согласиться, господин Джермейн.

– Возможно, – кивнул американец. – Но в любом случае я не вижу повода устраивать международный скандал. Вашей стране не был нанесен какой-либо ущерб, а Берквадзе, которого якобы выкрали русские чекисты, вполне обоснованно обвиняют в покушении на русского президента, которое унесло жизни десятков человек. Этот "новый русский" – обыкновенный преступник, и то, что он оказался в русской тюрьме, вполне справедливо.

– То есть, вы одобряете действия русских, и не собираетесь поддерживать нас? – уточнил польский министр.

– Совершенно верно, – спокойно согласился Джермейн. – Я не вижу повода, чтобы весь блок оказывался в жесткой конфронтации с Россией. Обвинения в адрес русских в агрессии против Польши требуют, чтобы мы, все участники Альянса, объявили России войну, но это просто недопустимо. Не знаю, какие цели преследует ваше высшее руководство, но мы не намерены из-за его прихоти портить отношения с русскими, которые так долго и сложно налаживали все эти годы. Я не знаю, как к вашим заявлениям отнесутся коллеги из других стран, но США имеют четкую позицию, менять которую не станут, если только вы не сумеете привести более убедительные доказательства.

По тону Джермейна было понятно, что разговор закончен, и последующие уговоры не имеют смысла. И Кшесинскому не оставалось ничего иного, кроме как отступить.


Когда Лыков прибыл в штаб-квартиру, до начала заседания оставались считанные минуты, и у него было время только поприветствовать своих коллег. При этом министр обратил внимание на подчеркнутую холодность, с которой держался представитель Польши. Намерения Кшесинского не были особой тайной для Лыкова, который, как и его коллега из США, имел определенные указания на случай, если польский министр рискнет озвучить свои претензии к России во всеуслышание.

– Господа, – генеральный секретарь Мендоса, представитель Испании, избранный на эту высокую должность считанные месяцы назад, начал заседание. Министры, солидные мужчины в мундирах, усеянных наградами и рядами орденских планок, внимали распорядителю встречи молча и с интересом. – Приветствую вас, и предлагаю начать совещание. Сегодня первым вопросом, который мы рассмотрим, будет заявление со стороны Польши. – Мендоса взглянул на Кшесинского: – Прошу вас, мы внимательно слушаем.

– Господа, – Анджей Кшесинский встал, одернув форменный китель, и обведя взглядом собравшихся в зале за круглым столом министров. – Я хочу предъявить официальное обвинение России в агрессии против Польской Республики. Я заявляю, что сотрудники русских спецслужб организовали похищение русского бизнесмена Гоги Берквадзе, находившегося на территории Польши. Двадцать первого апреля личный самолет Берквадзе вылетел из варшавского аэропорта, взяв курс на Лондон, но вдруг изменил маршрут, в итоге совершив посадку на одной из российских военных баз в калининградской области, где Берквадзе тут же был арестован и доставлен в Москву уже в наручниках и под конвоем. Мы заявляем, что самолет Берквадзе был захвачен русскими диверсантами, которые и посадили его на территории России. Поскольку Берквадзе находился в нашей стране официально, и при этом не был объявлен в розыск, хотя и обвинялся русскими в тяжких преступлениях, он находился под защитой властей нашей страны, и мы считаем, что действия русской стороны следует расценивать, как явную агрессию против Польши. В этой связи мы требуем содействия всех вас, членов блока, в отражении этой агрессии, как то прописано в уставе Альянса.

После этих слов в зале наступило молчание, а все присутствовавшие уставились на российского представителя, ожидая ответной реакции с его стороны. Всем было интересно, чем на такие обвинения ответят русские в лице своего министра, как видно, не зря прибывшего в Брюссель.

– Господин Лыков, вам есть что ответить на эти обвинения? – генеральный секретарь НАТО, прищурившись, испытующе взглянул на российского представителя, на лице которого при словах польского министра не дрогнул ни единый мускул. – Это очень серьезные претензии, и все мы, каждый участник блока, обязаны будем выступить в защиту Польши, в том числе и применяя военную силу, если обвинения подтвердятся. Итак, что вы можете ответить?

– Бред, – фыркнул Лыков, тяжелым взглядом исподлобья уставившись на поляка. Кшесинского он знал еще в последние годы существования Союза. Этот молодой офицер, только из училища, всегда отличался наглостью, с нескрываемым презрением относясь к русским солдатам, служившим по соседству. Лыкову довелось несколько месяцев побыть в Польше, и он еще тогда вдоволь насмотрелся на гонор ляхов, своих восточных соседей считавших сущими дикарями. Тогда уже никто не скрывал своих истинных чувств, осознавая, что социалистической системе приходит конец, а потому польские солдаты и особенно офицеры не пытались сдерживаться.

– Это все, что вы можете сказать? – вскинул брови Мендоса.

– Этого вполне достаточно, – резко ответил Лыков. Говорил по-английски, чтобы до каждого из присутствующих его слова дошли без искажений, почти неизбежных при переводе. – Но если вы хотите услышать еще что-нибудь, я с удовольствием поясню свою точку зрения, которую разделяет, кстати, все высшее руководство моей страны. – Лыков на мгновение перевел взгляд на Мендосу, не забывая уделять свое внимание и поляку, который, кажется, начинал нервничать под пристальным взглядом Валерия. – Со стороны наших польских друзей подобные заявления звучат уже не первый раз, но пока нам не было предъявлено абсолютно никаких доказательств причастности российских спецслужб к инциденту с Берквадзе. Гоги Берквадзе сам прибыл в Россию, добровольно, поскольку не знал, что уже объявлен в розыск по обвинению в организации теракта в самом центре Москвы, унесшего жизни десятков человек. Никакие спецслужбы не имеют к его аресту ни малейшего отношения, и, насколько я понимаю, польская сторона при всем своем желании не сумеет никого убедить в обратном. Я полагаю, эти обвинения призваны резко ухудшить отношения между Москвой и Варшавой, в последнее время принявшие характер настоящего партнерства. Вероятно, кому-то в высших эшелонах власти в Польше выгодно охлаждение отношений с Россией, но при этом указанная группировка явно хочет втравить в свои разборки и другие европейские страны. Не думаю, что внутрипольская борьба за власть может быть выгодна правительствам Франции, Германии, Италии, или, к примеру, Великобритании. – Лыков сделал паузу, обведя взглядом собравшихся за круглым столом министров НАТО. – В прочем, если хотите, можете принять истеричные выкрики ваших союзников на веру. Россия готова ответить адекватно и решительно на любые угрозы.

– Вы смеете пугать нас даже здесь и сейчас, – вскочил со своего кресла министр обороны Эстонии. Ноздри его гневно вздувались, глаза горели, словом, сейчас этот человек никак не походил на персонажей затасканных анекдотов про "горячих эстонских парней". – Я считаю, господин Кшесинский прав, обвиняя вас в незаконных операциях на территории Польши. Россия всегда относилась к своим соседям, как к низшим расам, проявляя имперские замашки, и такую незначительную с вашей точки зрения акцию ваши спецслужбы могли провести без малейших сомнений.

– Если вы предъявите мне по-настоящему убедительные доказательства, я искренне принесу извинения польской стороне, – спокойно парировал этот нервный выпад Лыков. – Пока же я слышу только слова, за которыми ничего нет.

– Господин Кшесинский, вы имеете реальные улики против российской стороны? – Мендоса взглянул на поляка, смутившегося при этом вопросе.

– Русские не оставляют улик, – уже без такого напора ответил польский министр. – В противном случае мы уже обратились бы во все инстанции, требуя наказать Россию согласно нормам международного права.

– В таком случае, не вижу повода для дальнейших разбирательств, – подвел итог генеральный секретарь. – Пока вам нечего предъявить, ваши обвинения действительно ничто иное, как сотрясание воздуха. Если вы сумеете добыть веские доказательства против России, ваши заявления будут приняты к рассмотрению в самые короткие сроки, и ответная реакция со стороны наших партнеров будет адекватной. Пока же предлагаю перейти к решению текущих вопросов повестки дня, господа, и, прежде всего, к обсуждению планов грядущих учений объединенных сил НАТО в Европе.

– Прежде, чем вы приступите к обсуждению своих планов, я все же хотел бы услышать от представителя США и от вас, господин генеральный секретарь, разъяснения по поводу размещения американских войск в Грузии, – обратил на себя внимание Лыков. – Президент Швецов уже обратился к администрации США с выражением своей обеспокоенности такими действиями Вашингтона, но я надеюсь, что министр Джермейн прямо сейчас сможет дать пояснения.

– Хочу заметить, что США действуют независимо от остальных членов блока, – сразу ответил Мендоса. – НАТО не причастно к этим действиям, более того, мы не считаем их разумными, но Грузия не является участником альянса, и то, что происходит там – двусторонняя договоренность обеих стран. Иными словами, я не могу отвечать за действия Вашингтона, а мое личное мнение о них, равно как и мнение моих коллег, союзников по блоку, в данном случае ничего не меняет и ничего не значит.

– Как бы то ни было, появления на Кавказе американских военных может нарушить баланс сил в регионе, – настаивал российский министр. – Москва вынуждена будет принять ответные меры, дабы обеспечить стабильность возле своих границ.

– Не вижу никакой угрозы для вашей страны господин Лыков, в том, что в Грузии находятся наши войска, – усмехнулся Джермейн. – Мы не намерены вмешиваться во внутренние дела кавказских республик и тем более России. Американские войска прибыли в Грузию по просьбе ее президента и правительства с целью защиты этой страны от возможной агрессии или внутренних беспорядков, инспирированных разного рода сепаратистами. В Грузии нет тяжелого вооружения, только оборонительные средства, в том числе зенитно-ракетные комплексы и перехватчики.

– У наших границ создается военная группировка, оснащенная самым современным вооружением, и это не может не вызывать беспокойства, господин Джермейн, – возразил Лыков. – Я не вижу никакой угрозы для Грузии, никакой причины, оправдывающее появление там американских войск. Мы будем настаивать на восстановлении статус-кво в регионе, пока же не исключена передислокация соединений Российской Армии к южным границам для восстановления равновесия. Грузия и так получает огромное количество оружия и военной техники, в том числе и из США, и нет нужды присылать туда еще и своих солдат. И последнее время именно Грузия выступала агрессором в многочисленных конфликтах в этом регионе, либо поддерживала силы, стремящиеся такие конфликты провоцировать.

– Как бы то ни было, таково было решение президента, – пожал плечами Роберт Джермейн. – Военные лишь выполняют волю политиков, вам ли этого не знать, господин Лыков? Я не могу отвечать за своего президента, но могу лишь еще раз уверить вас, что наши контингенты на Кавказе не представляют угрозу для России. Мы уважаем вашу независимость.

– Думаю, господа, вопрос исчерпан, – подвел итог Мендоса. – Грузинская проблема выходит за рамки нашей компетенции, и дальнейшее ее обсуждение целесообразно вести в рамках двустороннего диалога между Москвой и Вашингтоном. В любом случае, более ни один член блока НАТО не должен размещать на Кавказе свои войска.

– В таком случае, – предложил Джермейн, – Давайте все же вернемся к обсуждению планов на предстоящие недели. Учения "Северный щит" должны начаться не позднее, чем через пять дней. В Северное море уже направляются две авианосные ударные группы, одна из Средиземного моря, вторая – из военно-морской базы Балтимор. Всего в составе соединений два многоцелевых атомных авианосца, пять крейсеров и свыше дюжины эсминцев и фрегатов, а также корабли снабжения и быстроходные танкеры, которые будут обеспечивать действия эскадр. Также к учениям привлекаются и стратегические силы, в частотности Девяносто второе бомбардировочное крыло в составе тридцати шести бомбардировщиков "Стартофортресс", которые должны будут провести учебные стрельбы крылатыми ракетами AGM-86 в акватории Норвежского моря.

– Замечательно, что все идет по плану, – кивнул Мендоса. – Выделенные для участия в маневрах корабли европейских членов НАТО готовятся к выходу в море. В качестве района маневров объединенных сил флотов наших стран, как и предполагалось ранее, выступит Северное море, а морская авиация, в том числе самолеты "Орион" и "Сентри", прибывшие из США, будут базироваться в Исландии и Норвегии. Там же мы предлагаем вам развернуть и стратегические бомбардировщики. Активная же фаза маневров сухопутных войск пройдет на территории Германии, Болгарии и Румынии. Господин Джермейн, когда ваши войска высадятся в Европе?

– Для участия в маневрах мы привлекаем Восемьдесят вторую воздушно-десантную, Третью механизированную, а также Первую и Третью бронетанковые дивизии, плюс к тому Третий легкий бронекавалерийский полк и Семьдесят пятый полк "рейнджерс", – ответил американский министр. – Причем Третья механизированная и рейнджеры сейчас находятся в Ираке. Переброска войск начнется через три дня, мы намерены оценить и стратегическую мобильность наших войск, а потому для командования дивизий приказ о передислокации станет неожиданностью. Кроме того, в рамках повышения боевой подготовки сил быстрого развертывания в Европу мы перебросим и три из четырех армейских бригад "страйкер", дислоцированные в Форт-Уайнрайт, Форт-Льюис и Форт-Полк, а также Пятьдесят шестую механизированную бригаду из состава Национальной Гвардии. Эти подразделения составляют наряду с Восемнадцатым воздушно-десантным корпусом основу сил оперативного реагирования, и мы намерены как можно активнее применять их в ходе учений.

– Разумеется, господин Лыков, – обратился Мендоса к российскому министру обороны, – ваши специалисты могут понаблюдать за ходом маневров сил НАТО. Мы будем рады принять российских офицеров и продемонстрировать им наши возможности.

– Могу ответить аналогичным предложением, – усмехнулся Лыков. – Мы намерены в течение ближайших двух недель провести масштабные учения Северного флота в акватории Баренцева моря с боевыми стрельбами. Кроме того, в это же время пройдут маневры Воздушно-десантных войск в центральной части европейской России. Маневры планировались на конец мая, но было решено сдвинуть сроки. Мы также готовы принять наблюдателей из ваших стран.

Сидевшие за круглым столом министры понимающе переглянулись. Каждый понял, что незапланированные учения русских десантников были намеком на появления в Грузии американских войск. Все понимали, что Россия демонстрирует свою мощь в ответ на непредвиденный и довольно опасный, по мнению многих из присутствовавших, шаг руководства США.

– Мы принимаем ваше предложение, – согласился Мендоса. – И с радостью посетим вашу страну. Воздушно-десантные войска, как нам известно, одни из самых боеспособных частей русских вооруженных сил, и наблюдать за их учениями будет тем более интересно.

– Господа, – напомнил о себе министр обороны Польши. – Господа, наша страна готова предоставить свою территорию для проведения учений. Наши военно-воздушные базы вполне пригодны для базирования даже стратегических бомбардировщиков, а порты смогут принять корабли практически любых классов вплоть до атомных авианосцев.

– Мы не намерены размещать в Польше дополнительный контингент объединенных сил даже временно, в ходе учений, – отрезал генеральный секретарь. – Ваши войска и так примут участие в маневрах, но на вашей территории мы не станем проводить учения, равно как не будем делать этого на территории прибалтийских стран, недавно ставших членами нашего блока. НАТО не намерено разворачивать свои силы в непосредственной близости от границ России. Наши маневры – не акция устрашения, каковыми их хотели бы видеть в Варшаве, а лишь обычная учеба, меры по поддержанию боевой готовности наших подразделений.

Лыков, услышав это, только усмехнулся. Маленьким, гордым и ужасно одиноким нациям, порвавшим с дружной семьей советских народов, но так и не ставших равными для западных соседей, так хотелось ощущать поддержку сильных мира сего, что они готовы были позволить американским танкам разъезжать по центральным улицам своих столиц. И тем обиднее для них должно было стать для них такое отношение руководства НАТО, тоже не видевшего смысла в том, чтобы лишний раз обострять отношение с непредсказуемым русским медведем. Что ж, пока все шло именно так, как и ожидалось.

– Итак, господа, – подвел итог Мендоса. – Наши войска готовы показать себя во всей красе, эскадры уже вышли в море, авиация готова взмыть в воздух в любой момент. Мы все предусмотрели и ко всему готовы. Думаю, сбоев не будет, и учения "Северный щит" начнутся точно в срок, четвертого мая.

Министры встали из-за стола, одергивая увешанные орденскими планками и яркими эмблемами кители и сверкая многочисленными звездами на погонах. Лыков, не задерживаясь в конференц-зале, направился к выходу, где возле строгого "мерседеса", принадлежавшего российскому посольству, его ожидал адъютант.

– Дай Москву, – нетерпеливо приказал министр. – Президента, срочно!

– Есть, товарищ министр, – офицер в чине полковника извлек аппарат спутниковой связи. Комплекс "Гонец", совсем недавно из опытной разработки превратившийся в промышленный образец, пусть и применявшийся пока в спецслужбах, армии и правительственной связи, и то ограниченно, умещался в компактном "кейсе". Система позволяла не только вести кодированные телефонные переговоры через спутник, но и передавать сжатые пакеты различной информации, причем так, что перехватить их, а уж тем более расшифровать, было невозможно. Импульс, длившийся десятые доли секунды, мог содержать сотни килобайт разнообразных данных.

– Товарищ министр, Кремль, – адъютант протянул Лыкову трубку с толстой цилиндрической антенной.

– Слушаю, Валерий Степанович, – разумеется, президент знал, кто его беспокоит, более того, он с все возраставшим нетерпением ждал звонка из Брюсселя.

– Товарищ Верховный, – по-военному поприветствовал Швецова министр. – Товарищ Верховный, переговоры закончились. Мы поделились друг с другом своими планами военных игр, как и предполагалось. Больше ничего существенного натовцы не сказали.

– А что американцы? – поинтересовался президент. – С ними вы беседовали?

– Их позиция не изменилась. Ни о каком выводе войск из Грузии речи и быть не может. Их министр вовсе отказался от ответственности, все сваливая на политиков. Твердит только, что это не проявление агрессии, а их контингент должен обеспечивать порядок в Грузии.

– Ну, вы сделали бы то же самое, я полагаю, – усмехнулся Швецов. – Он поступил так, как только возможно. Но раз он пеняет на политиков, мы заставим всполошиться и их. Ваша миссия, Валерий Степанович, завершена. Возвращайтесь в Москву, а я пока предприму кое-что, чтобы расшевелить Белый Дом.


Швецов во время звонка из штаб-квартиры НАТО находился в своем рабочем кабинете в Кремле. Последние месяцы здесь он проводил по восемнадцать часов в сутки, принимая за день по полдюжины посетителей, губернаторов, глав министерств и ведомств, своих полномочных представителей, но все чаще встречаясь с Захаровым и его ближайшими помощниками, а также с министрами экономики и промышленности. Мощь государства сейчас ковалась не на полигонах и в секретных лабораториях, а на просторах газоносных районов Сибири и в офисах крупнейших европейских энергетических компаний, где заключались контракты, которые должны были принести стране средства для фантастического рывка вперед.

Сегодня вместе с президентом звонка из Брюсселя терпеливо ждали командующий сухопутными войсками России Анатолий Вареников и главком воздушно-десантных воск Василий Строгов. Генералы, насупившись, сидели плечо к плечу, прислушиваясь к каждому слову, произнесенному Швецовым, пока тот беседовал с министром.

– Итак, товарищи генералы, – положив трубку, президент обвел взглядом офицеров. – Натовцы устранились от решения грузинской проблемы, что, в принципе, правильно. А американцы просто не обращают на нас внимания. Я же считаю недопустимым присутствие двух дивизий вероятного противника в считанных десятках километров от наших границ.

– Это прямая угроза, – решительно заявил генерал армии Вареников. – Создав в Грузии сильную авиационную группировку, янки могут одним броском оказаться в районе Волгограда, отрезая весь юг России.

Начинавший службу в самый разгар холодной войны, Анатолий Вареников мыслил категориями тех лет, однозначно видя в каждом чужом солдате врага, в отличие от офицеров нового поколения, которым буквально с детства вдалбливали, что у России нет врагов, а одни только союзники.

– Так, может, нанести по ним упреждающий удар, – усмехнулся Строгов. – Устранить потенциальную опасность, пока она не стала реальной? Я думаю, не стоит перегибать палку, готовясь к войне.

– Угроза, Василий Петрович, уже вполне реальна, – недовольно перебил буквально излучавшего сарказм десантника Швецов. – Вашингтон не стал бы медлить, появись русские солдаты возле границ США. Чтобы представить реакцию янки, достаточно вспомнить Карибский кризис, осажденную Кубу. И мы не собираемся воевать с американцами, но заставить уважать себя обязаны. Лицемеры из Белого Дома кричат о борьбе с терроризмом. Но при этом встают на защиту Грузии от гипотетического врага, зная, что грузины как раз и поддерживают этот терроризм.

– И как мы можем им помешать? – нахмурился Строгов. – Грузинские власти сами решают, кого пускать к себе, а кого – нет, нас спрашивать не обязаны. Нам что, устанавливать блокаду Грузии, как это в свое время янки пытались сделать с упомянутой вами Кубой?

– Для столь решительных действий у нас нет ни сил, ни повода. Все можно сделать проще, – развел руками Швецов. – Нужна демонстрация наших возможностей, такая, чтобы за океаном нас перестали считать обычными болтунами, только и способными, что жаловаться. Мы должны показать свои возможности, и для этого я вас сегодня здесь и собрал.

Президент встал и прошелся по кабинету. Сопровождаемый внимательными взглядами генералов, Алексей вдруг ощутил некую абсурдность ситуации, осознав, что он, полковник, сейчас отдает приказы генералам, да еще при этом говорит с ними на повышенных тонах. Правда, это чувство мгновенно исчезло, поскольку сейчас было не время и не место копаться в своей душе, а следовало принимать решения, от которых, как бы громко это ни звучало, зависел не просто престиж, но судьба всей страны. И он, Алексей Швецов, был готов за эти решения отвечать.

– Итак, в кратчайшие сроки нужно провести акцию устрашения, – продолжил президент, остановившись напротив генералов и сложив руки на груди. – Я предлагаю сдвинуть сроки проведения запланированных нами на весну военных учений, проведя их немедленно. Маневры ВДВ, проходящие в документах Генштаба как тема "Активность", я приказываю начать в течение суток, и местом проведения их активной фазы должно стать Ставрополье и Кубань, а не центр России, как вы планировали. Пусть "голубые береты" демонстрируют свою лихость засевшим на Кавказе американцам. Кроме того, уже независимо от учений, необходимо перебросить на юг страны дополнительные подразделения сухопутных войск. Министр получил мой приказ ранее, и вы, Анатолий Иванович, должны были разработать соответствующие планы.

– Товарищ верховный главнокомандующий, я не могу отдать приказ о начале учений в такие сроки, – помотал головой Строгов. – Мы не совсем готовы. Нужно еще обсудить планы, кое-что уточнить. К тому же есть некоторые трудности со снабжением…

– Воздушно-десантные войска – элита российской армии, – жестко произнес президент, в упор взглянув на Строгова, и заставив генерала умолкнуть в одно мгновение. – И они должны быть готовы выполнить приказ в любую минуту. Если на нас нападут, вы тоже попросите подождать, товарищ генерал-полковник? Вы понимаете, что отказываетесь выполнять приказ? Понимаю, сидя в Германии, вы привыкли, что о боевой тревоге, устраиваемой на потеху проверяющим с большими звездами, сообщают едва ли не за месяц. – Швецов сжал кулаки: – Вы просто зажрались, генерал, заплыли жиром, привыкнув к мирной жизни! Пока вы пили пиво в своем Нойштрелице, или где вы там служили, я сотни раз попадал под зенитный огонь, вывозя окруженных бойцов, вытаскивая раненых из кольца "духов", и знаю, как нужно готовиться к войне и как следует воевать. Я дрался с самым бесстрашным воином во всей Азии, за спиной которого стояла все та же Америка, и выходил из схваток победителем!

Президент, раздраженный, злой, наступал на генерала, и Строгов невольно подался назад. В бытность свою офицером Советской Армии Алексею редко приходилось в таком тоне говорить с подчиненными, зато сейчас с лихой мог наверстать упущенное. В прочем, он и прежде и сейчас предпочитал заниматься делом, а не просто распекать нерадивых, пусть и в генеральских погонах.

– Ваши войска в последние годы получают достаточное финансирование, им уделяется повышенное внимание, и говорить о проблемах со снабжением, по меньшей мере, глупо, а, скорее всего, преступно, – сбавив тон, но все так же решительно и зло произнес президент, буравя взглядом старавшегося сохранить невозмутимость Строгова. – Вам дают все, что нужно для полноценной боевой учебы, для того, чтобы десант оставался элитой Вооруженных Сил, и вот будет хорошо, если окажется, что большая часть средств, выделяемых вам, не доходит до частей. Вы хотите, чтобы я распорядился о проверке использования армейского имущества?

– Вы обвиняете меня в воровстве? – взвился Строгов. – Я правильно вас понял, товарищ верховный главнокомандующий?

– Я обвиняю вас в саботаже, товарищ генерал-генерал, – зло бросил Швецов, в упор уставившись на командующего ВДВ. – Пока только в этом, хотя мне прекрасно известно и о вашей трехэтажной даче на черноморском берегу, и о многом другом. Но я не спрашиваю вас, генерал, откуда у вас столько денег, хотя могу сделать это в любую секунду, стоит вам только забыть, кто я и кто вы. – Президент шагнул к Строгову, вплотную приблизившись к нему, и тихо, едва скрывая ярость, произнес: – Итак, я отдал приказ, и не намерен слушать отговорки. У вас только один шанс исправиться, ясно? – Президент буквально пронзал взглядом Строгова, и командующий, не выдержав этого "натиска", отвел глаза.

– Так точно, – до боли стиснув зубы, буркнул Строгов. Генерал, буквально выросший в казарме, заслуживший свои погоны тяжким трудом, он едва сдержался, чтобы не наорать на Швецова, не в силах терпеть упреки всего лишь от отставного полковника.

– Ваши гвардейцы должны быть на Кубани в течение двадцати четырех часов, – с расстановкой произнес президент. – Никаких отговорок, никаких оправданий я не потреплю. Армия должна воевать не по планам, а тогда, когда это необходимо, иначе грош ей цена, а в особенности ее командирам. Мне нужно не показательное выступление, а испытания наших реальных возможностей. И если мой приказ не будет выполнен, вас будет судить военный трибунал, товарищ генерал. Ясно, генерал?

– Так точно, товарищ Верховный главнокомандующий, – угрюмо повторил Строгов. – Я все понял.

– Отлично, – кивнул Швецов, и, обратив свое внимание на главкома Сухопутных войск, произнес: – А вы, товарищ генерал армии, что можете сказать?

– Три дивизии из состава Сибирского военного округа уже несколько дней находятся на казарменном положении, – четко отрапортовал Вареников. – Это лучшие подразделения, оснащенные самой современной техникой, с лучшими командирами. Если вы дадите приказ, в течение максимум двух суток они будут переброшены на Кавказ.

– У вас тоже сутки, Анатолий Иванович, – кивнул президент. – Через двадцать четыре часа передовые подразделения должны быть развернуты вдоль грузинской границы, на виду у американцев.

– Товарищ верховный, у меня еще одна просьба, – произнес Вареников. – На мое имя пришло уже несколько рапортов от полковника Басова, командующего второстепенным полигоном в Подмосковье. Он боевой офицер, воевал в Чечне, причем очень успешно, и был представлен к званию Героя России, но не получил награду из-за ссоры с вышестоящим командованием или чего-то в этом роде, точно не могу сказать. Басов организовал испытания "объекта шестьсот сорок", причем сделал все по высшему уровню, и теперь просится в действующую армию. Я думаю, его опыт командира танкового батальона, более года воевавшего без потерь и уничтожившего несколько сотен боевиков, может быть полезен.

– Басов, – нахмурился Швецов. – Я о нем слышал что-то несколько лет назад, как раз во время событий в Чечне. Да, точно, – сам себе кивнул президент. – В отчете об испытаниях была его фамилия, все верно. Думаю, его просьбу нужно удовлетворить, Анатолий Иванович. И разберитесь, почему этому офицеру не дали Героя. У нас награды должны давать тем, кто этого достоин, кто заслужил это право в бою, и к черту интриги всяких штабных крыс.

– Слушаюсь, – довольно усмехнулся Вареников. – Я разберусь и доложу вам немедленно.

– Тогда больше не смею вас задерживать, – кивком президент указал генералам на дверь. – И помните, что у вас ровно сутки.


Когда генералы покинули кабинет Швецова, президент, сев за стол, резко выдохнул, а затем нажал клавишу селектора:

– Соедините с главкомом военно-морских сил, – распорядился Швецов, не дожидаясь вопросов секретаря. – Немедленно.

– Слушаюсь, – раздалось в ответ, и спустя минуту: – Адмирал флота Голубев на линии, господин президент.

– Федор Ильич, – поприветствовал командующего российским флотом Швецов. – Добрый день. Я хочу узнать, как идет подготовка к запланированным маневрам Северного флота.

– Мы в точности следуем плану, – пророкотал адмирал, в этот момент находившийся в Главном штабе ВМФ. – Корабли проходят регламентные работы перед выходом в море. Шесть субмарин уже развернуты в районе учений, "Кузьма"… – Голубев сделал вид, что поперхнулся. – Виноват, тяжелый авианесущий крейсер Адмирал Флота Советского Союза Кузнецов" с эскортом готов покинуть базу в течение трех дней.

В голосе главкома ВМФ слышалось волнение, ведь впервые за несколько лет единственный русский авианосец готовился к дальнему походу, до этого ограничиваясь маневрами в акватории базы. Событие, без сомнения важное, уже приковало внимание очень многих, и специалисты иностранных разведок составляли большую часть из них.

– На борт авианосца уже доставлено топливо и вооружение для авиакрыла, пилоты пока выполняют тренировочные полеты на наземном имитаторе палубы, – сообщил Голубев. – Оперативным соединением командует вице-адмирал Спиридонов, но командующий флотом, адмирал Макаров лично контролирует подготовку эскадры и намерен наблюдать за ходом учений непосредственно с борта "Кузнецова" в качестве посредника.

Главком ВМФ не мог видеть усмешку, озарившую на миг лицо Швецова. Президент понимал – молодой командующий флотом просто хотел развеяться, хоть на несколько дней забыв о пыльных кабинетах и горах важных, но таких скучных бумажек, всяких инструкций, приказов и прочих мелочей. И Алексей сейчас был целиком и полностью солидарен с Макаровым.

– Замечательно, – похвалил адмирала президент. – Вижу, в новом главкоме Северного флота вы не ошиблись. Хорошо, что вы придерживаетесь графика, но, боюсь, события придется ускорить. Натовцы начнут маневры через пару дней, и мы должны дать им достойный ответ. Поэтому приказываю эскадре в течение двух суток прибыть в район проведения учений. Кроме того, необходимо направить отряд кораблей в Атлантику для наблюдения за действиями наших друзей.

– У берегов Норвегии уже находится большой противолодочный корабль "Адмирал Чабаненко", – доложил Голубев. – Там же действуют две атомные субмарины. Кроме того, я планирую задействовать береговую авиацию флота для ведения разведки.

– А что "Северодвинск", – вспомнил президент. – Готов ли он к маневрам?

Вопрос главы государства был не случаен, и Голубев, признаться, ждал чего-то подобного. Судьба новейшей отечественной субмарина, ставшей чем-то вроде символа возрождения российского флота, беспокоила президента, став для него подлинным делом чести. Сводки с завода Швецов изучал едва ли не каждый день, и знал, что подготовка новой субмарины к вступлению в строй идет полным ходом, с опережением всех графиков и планов.

– Испытания идут полным ходом, но, несмотря на то, что люди работают в три смены, они еще не завершены, – с сомнением ответил адмирал. – Не закончены тестовые испытания реакторной установки. Лодка не готова к выходу в море прямо сейчас. Не все системы протестированы, вооружение не проверено. На борту подлодки еще работают специалисты завода, команда пока не полностью освоила субмарину.

– Вот и завершите испытания в открытом море, – решил Швецов.

– Это авантюра, товарищ верховный главнокомандующий, – с сомнением произнес, чуть помедлив, Голубев. Адмирал знал, чем может обернуться поход толком не испытанного атомохода. – Если что-то пойдет не так, позора не оберемся, и это еще в лучшем случае. Я не хочу превращать Баренцево море в кладбище погибших субмарин. "Комсомольца" и "Курска" нашему флоту хватило с лихвой, а ведь это лишь случаи, известные широкой общественности. Я против того, чтобы идти на подобный неоправданный ничем риск, товарищ Верховный главнокомандующий.

– Это не авантюра, а вопрос престижа, – возразил президент, твердо стоявший на своем. На Голубева он не решался повышать голос, уважая адмирала, в самые тяжелые для русского флота годы сумевшего сделать очень многое, чтобы сохранить хоть часть морской мощи страны. Этот человек, в отличие от Строгова, тоже, в прочем, сделавшего немало для своего десанта, не отсиживался в штабах и казармах, а большую часть жизни провел на палубе в тысячах километров от родных берегов. – Обеспечьте участие "Северодвинска" в маневрах, пусть даже он лишь просто покажется в сотне миль от берега. Я так же как и сами вы не хочу излишнего риска, но и не воспользоваться такой возможностью нельзя.

Адмирал Голубев знал, что пользуется большим уважением со стороны президента, нежели многие из большезвездых генералов, но точно так же он знал, что всему есть предел, в том числе и в любом споре. И сейчас Федор Голубев достиг этой опасной черты.

– Есть, товарищ Верховный главнокомандующий, – командующий Военно-морским флотом России вынужден был согласиться, не желая ссориться с президентом. – Я немедленно отдам приказ. Но все равно "Северодвинск" не успеет выйти в море с основными силами. На борт нужно доставить необходимые запасы, продовольствие, прочие мелочи.

– Промедление в несколько дней не страшно, – заметил Швецов. – Но эта лодка должна показать себя в деле. Это дело нашей чести, если хотите, – пояснил президент. – Натовцы должны быть удивлены, ведь они полагают, что до вступления в строй "Северодвинска" остается еще несколько месяцев. И я намерен наблюдать за завершением испытаний с борта одного из ваших кораблей. Вылечу в Мурманск, как только эскадра выйдет в море.

– Так точно, товарищ верховный, – отозвался Голубев, но президент уже положил трубку.

Военная машина медленно приходила в движение. С натугой раскручивались шестерни, способные перемолоть, если придется, половину мира. И в воле одного человека, Алексея Швецова, было спустить сцепи невидимую до поры мощь. Но сейчас меньше всего президент хотел войны.


А Строгов, оказавшись за пределами президентского кабинета, дал волю чувствам. Привыкший к субординации, и людей оценивавший по числу и размеру звезд на погонах, генерал не мог терпеть упреки и угрозы от того, кто был ниже его по званию. Сейчас он думал о президенте не как о верховном главнокомандующем, а как о полковнике, которому при виде Строгова полагалось даже думать вежливо.

– Проклятый полкан, – порычал десантник, сжимая кулаки. – Чего он хочет? Смеет обвинять меня, генерал-полковника, в воровстве, в саботаже. Запугивает, черт побери! Кто дал ему такое право. Стал президентом по случайности, и теперь считает, что может так обращаться с генералом! Будь моя воля, в порошок бы стер!

Плечистые парни из личной охраны президента, истуканами замершие возле кабинета своего принципала, старательно не замечали истерику генерала. А Строгов, все больше распаляясь, продолжал рычать, беснуясь все больше и больше.

– Успокойся, Вася, – Вареников положил руку на плечо Строгову. – Он имеет право так говорить, ты знаешь не хуже меня. Полковником он был давно, к тому же этот человек свои звезды, пусть и небольшие, заслужил в бою, а не на плацу.

– Ты знаешь, как у нас принято готовиться к учениям, – чуть успокоившись, оправдывался Строгов. – А он хочет, чтобы все было по-настоящему. Не понимаю, чего нужно Швецову, показательное выступление, или позор.

– Ему нужна армия, которая способна выполнить любой приказ, – покачал головой Вареников. – И это правильно. Солдат должен быть готов к бою не загодя, предупрежденный командирами, а тогда, когда возникнет угроза. Бойцов нужно тренировать, готовить действовать в любых условиях, ведь враг заранее никого не предупредит. С советским прошлым пора покончить. Наш президент служил в те годы, он знает, как устроена армейская кухня, когда тайно предупрежденные штабами командиры любые учения репетируют по несколько месяцев, чтобы произвести впечатление на проверяющих. И он пытается уничтожить прежние порядки, когда солдаты, вместо того, чтобы осваивать доверенное им оружие, убирают урожай или строят дачи, стремится превратить армию в реальную силу. Швецов прав, и мы должны сделать все, чтобы наша армия была действительно боеспособной.

– Лет пять назад, встреться я с этим выскочкой, заставил бы его до обморока отжиматься на плацу, не посмотрел бы, что он полковник, – Строгов выругался. – Он бы у меня в противогаз блевал, ублюдок! Ничтожество в погонах! К черту его войну, там уродов и мрази было не меньше, чем в любом другом месте, и я не знаю, как он там воевал. Я – генерал-полковник, командующий десантными войсками, и не этому ублюдку так со мной разговаривать.

– Не горячись, и следи за своими словами, в конце концов. Он же верховный главнокомандующий, – попытался успокоить не на шутку разошедшегося десантника Вареников. – Он имеет право приказывать нам.

– Но не имеет права унижать меня, – возразил Строгов, в глазах которого плескалась ярость. – Обвинять генерала в воровстве какого-то барахла со складов, каково? Я ему не прапорщик, чтобы говорить такое. В былые времена все закончилось бы дуэлью. Ну да ничего, – мстительно усмехнулся генерал. – Последнее слово еще не сказано!

Строгов резко развернулся на каблуках и пошел прочь, прямой, точно в спину ему загнали лом. В сердце генерала, никогда не бывшего паркетным шаркуном, тлела обида и ярость.


А тем временем в Гамбурге Вадим Захаров встречался с представителями крупнейших европейских концернов и членами Европарламента. Глава "Росэнергии", компании, ставшей правопреемницей сразу нескольких российских нефтяных и газовых компаний, прибыл в Германию, дабы обсудить с потребителями русского газа условия новых контрактов. Тема поставок в Европу российских энергоносителей была очень волнующей для многих европейцев, и если простые обыватели оставались пока спокойны, не задумываясь о будущем, те, кто отвечал за их снабжение теплом и светом, испытывали некоторое волнение. Именно поэтому встреча, давно и с нетерпением ожидаемая, проходила в закрытом режиме, без участия прессы. Организаторы совещания сегодня забыли о свободе слова, и даже протокольная съемка не велась в этот день в зале заседаний.

– Господин Захаров, – навстречу вошедшему в зал переговоров уверенным твердым шагом Вадиму двинулся высокий седой мужчина, как и все присутствующие, в безукоризненном и очень дорогом костюме. – Рад видеть вас, мой друг!

Ханс Винер, один из членов совета директоров немецкого "Рургаза", не притворялся, радостно приветствуя гостя из России. Появление Захарова давало надежду, что напряженность, охватившая руководство крупнейших европейских энергетических компаний, наконец уступит место уверенности в завтрашнем дне. Почти все российские контрагенты, поставлявшие в европейские страны газ и нефть оказались в один момент в собственности государства, во главе которого стал – и это признавали все – по-настоящему энергичный человек, настоящий патриот, жаждавший, в отличие от своих предшественников, не наживы за счет своего народа, а возрождения величия державы, занимавшей шестую часть суши.

– Надеюсь, сеньор Захаров, наша сегодняшняя встреча завершится продуктивно, – пожимая руку Вадиму, произнес президент итальянского концерна "Эни" Франческо Тацолли. – Во всяком случае, мои коллеги возлагают на нее большие надежды.

– Я тоже не хотел бы покинуть Гамбург, сожалея о напрасно потраченном времени, – кивнул Захаров. – Думаю, господа, нам сегодня стоит напряженно потрудиться, чтобы не осталось недоговоренностей в будущем.

Участники переговоров, которых было не более десяти человек, и которые могли без преувеличения считать себя правителями Европы, расселись за круглым столом. Здесь не было посторонних, поскольку устроители встречи опасались, что в случае любого срыва подписания новых контрактов утечка информации может породить настоящую панику. Помня прошлые демарши украинских "самостийщиков", оставлявших Европу без тепла и света в разгар зимы, представители энергетического комплекса Евросоюза не хотели повторения подобной ситуации.

– Итак, господин Захаров, прежде всего, нам всем очень хочется узнать ваши намерения относительно заключенных на сегодняшний день контрактов на поставки русского газа в наши страны, – обратился к главе "Росэнергии" Винер. – Намерены ли вы пересматривать их условия?

– Однозначно, нет, – помотал головой Захаров. – Мы будем выполнять все обязательства компаний, ставших частью нашей корпорации. На срок действия прежних контрактов вы можете быть спокойны за снабжение Европы энергией. Во всяком случае, мы не намерены срывать поставки, но транзитеры могут вновь прибегнуть к явному шантажу.

– Мы это понимаем, – серьезно ответил Тацолли. – Но этот фактор не поддается влиянию ни с вашей, ни с нашей стороны.

– Вы говорите о тех контрактах, которые были заключены вашими предшественниками, – вступил в беседу представитель Евросоюза. Мартин Ван Левен, хотя имел к происходящему лишь косвенное отношение, был не меньше других заинтересован в успехе встречи с русскими. – А что вы намерены делать, когда придет время заключать новые соглашения? До этого момента остается менее года, не так уж много если учесть, как медленно у нас порой решаются даже столь важные вопросы.

– Прежде всего, мы хотели бы уже сейчас обсудить с Европарламентом возможность приобретения наших энергоносителей не частными корпорациями дл отдельных стран, а некой официальной межгосударственной структурой, которая, в свою очередь и стала бы реализовать наш газ конкретным потребителям. Мы намерены сотрудничать именно с правительствами, а не с представителями бизнеса.

– Признаться, не вполне понимаю смысл вашего предложения, – пожал плечами Ван Левен, неуверенно косясь на сидевших по обе стороны от него представителей нефтяных компаний.

– Все просто, – усмехнулся Захаров. – Коль скоро все основные поставщики теперь стали частью одной корпорации, будет вполне справедливо, если и потребители объединятся. Нам проще заключить единственный контракт на сколь угодно долгий срок, чем вести переговоры с дюжиной покупателей, каждый из которых может предъявить свои требования. Поэтому наша идея, прежде всего, основана на принципах рационализации отношений России и европейских потребителей энергоресурсов. Ну а с правительством мы желаем работать именно потому, что и "Росэнергия" является государственной корпорации, подчиняясь, пусть и косвенно, министерству энергетики России. Мы понимаем, что слияние десятка крупнейших европейских компаний если и возможно, то лишь через очень большое время, и поэтому предлагаем включиться в процесс энергоснабжения ваших стран объединенному правительству Европы, тем самым, обеспечивая и новый толчок в деле интеграции европейского сообщества.

– Если говорить откровенно, у меня возникают сомнения по поводу того, что ваша идея встретит одобрение в наших политических и экономических кругах, – с сомнением произнес Ван Левен. – Такая монополизация торговли дает вам вполне конкретные возможности для оказания давления на наши страны, ведь выбора у европейцев практически не остается.

– У нас, я имею в виду российские власти, такая возможность была и прежде, – возразил глава "Росэнергии". – Транзитная система, трубопроводы, ведущие на запад от наших месторождения газа и нефти, изначально принадлежали государству, а частные газопроводы до сих пор так и остались лишь несбывшимися мечтами владельцев крупнейших энергетических компаний в России. Однако ни разу моя страна не пользовалась имеющимися у нее возможностями решения политических проблем при помощи газа. Тем более, если говорить откровенно, иного рынка сбыт столь большой емкости, кроме Европы, у нас пока нет. Китай испытывает большую потребность в газе и нефтепродуктах, но нет нужной инфраструктуры, тех самых труб, чтобы перенаправить поток добываемого в России газа на восток. Поэтому, господа, мы с вами примерно в одинаковом положении, и иного выхода, кроме честного сотрудничества, на мой взгляд, у нас нет.

Европейцы выжидающе смотрели друг на друга, что-то шепча на ухо своим соседям, а Захаров спокойно следил за этой тщательно скрываемой суетой. Он знал цену своим словам, знал истинное положение дел, и ни на мгновение не сомневался, что все высказанные им идеи будут приняты, причем очень быстро. Кроме России, снабжать европейцев газом и нефтью могла Британия и Норвегия, но почти всю добываемую нефть эти страны продавали в сыром виде, едва выкачав из-под земли, а взамен получая нефть Кувейта и Арабских Эмиратов, и именно под нее создавая свои нефтеперерабатывающие заводы.

С газом ситуация была чуть лучше, но лишь за счет газа, добываемого на шельфе Северного моря невозможно было покрыть потребности даже важнейших отраслей европейской промышленности, не говоря о бытовом потреблении. Таким образом, учитывая напряженность в Персидском заливе, которая вылилась в ультиматум ОПЕК станам запада, сейчас Европа всерьез могла полагаться только на своего восточного соседа. Никто не был уверен, что американцев остановят предупреждения нефтеэкспортеров, зато все точно знали, что отвечать за несдержанность заокеанского партнера придется и тем, кто не имеет ничего против Ирана, а это значит, что возможности снабжения Европы нефтью и газом с Ближнего Востока целиком зависели теперь от решений, принимаемых в Белом Доме. Понятно, такая ситуация никого не устраивала, и сейчас перед теми, кто сидел напротив Захарова, вставала проблема выбора той стороны, в зависимость от которой попадет вся Европа. И Россия и Штаты имели теперь возможность оказывать давление на своих партнеров, но если для Америки энергетический кризис в Европе, связанный с угрозами арабских поставщиков, не был столь опасен, поскольку эта страна получала большую часть энергоносителей из стран Карибского бассейна, то Россия, решившись на энергетический шантаж, неизменно теряла огромные прибыли от экспорта.

– Думаю, господин Захаров, мы примем ваше предложение, – наконец высказал общее мнение Винер. – Но в конечном итоге решение теперь за Европарламентом, ведь именно он должен принять решение о создании той самой корпорации, которая будет отныне посредником между Россией и нашими компаниями.

– Я уверен, решение о создании такой компании будет принято достаточно быстро, – прервал Ханса Винера Ван Левен. – Возможно, уже к концу месяца мы сможем перезаключить существующие на сей день контракты, поскольку сменился поставщик, и смена покупателя тоже вопрос времени.

– Как я уже говорил, отказываться от своих обязательств мы не намерены, – кивнул Захаров. – Я понимаю, что перезаключение контрактов – пустая формальность, и надеюсь, что это произойдет как можно скорее. И будет просто замечательно, если с вашей стороны участником сделки выступит уже единая межгосударственная структура, как мы того хотим. Пусть это будет своего рода тренировка, проверка качества взаимодействия ваших правительств. В любом случае, хочу всех поблагодарить за понимание, и выразить надежду на то, что наше продуктивное сотрудничество на этом не закончится.

Захаров, прощаясь, обменялся рукопожатиями со своими партнерами. Глава "Росэнергии" покидал Гамбург, полностью уверенный в успехе своего дела. Он был весел и доволен собой, зная, что сейчас может абсолютно спокойно отправляться на встречу с президентом. Швецов, не покидая Кремля, стремился узнавать о важнейших событиях, связанных с его страной, не из выпусков новостей и даже не из безликих информационных сводок, а из первых уст. Поэтому Вадим не сомневался, что по возвращении в Москву старый боевой товарищ сразу же пригласит его на встречу.


Захаров еще не успел добраться до аэропорта, где его ожидал правительственный борт, а Реджинальд Бейкерс уже знал о результатах встречи и предложениях, высказанных гостем из России. Шеф АНБ в это время находился на своей вилле, на берегу Атлантики, где решил немного отдохнуть от повседневной суеты. Однако звонок одного из своих доверенных лиц Бейкерс воспринял, не как посягательство на отдых, которому он и так предавался весьма не часто, а как добрый знак. Выслушав по-военному четкий, лишенный малейшего проявления эмоций, доклад, Бейкерс лишь довольно усмехнулся.

– Вы выроете себе не яму, черт побери, – произнес Реджинальд, обращаясь к единственному действительно благодарному и понимающему слушателю, самом себе. – Нет, не яму, а отличную могилу!

Русские, сами того не ведая, действовали наилучшим для давно запущенного "Иерихона" образом. Условия Захарова наверняка насторожили многих по другую сторону океана, вновь заставив вспомнить о возможности поставить на колени всю Европу, лишь повернув кран. А это значит, что многие станут более сговорчивыми, а когда "Иерихон" вступит в завершающую стадию, они предпочтут если не помогать американцам, то и мешать им не будут, став лишь сторонними наблюдателями.

Глава 3 Время реакции

Красноярский край, Россия – Пентагон, Арлингтон, Виржиния – Московская область, Россия

1 мая


Сигнал боевой тревоги взорвал окутавший военный городок Двадцать первой мотострелковой дивизии предрассветный сон, словно электрический разряд пронзая сознание тысяч людей. Мгновение назад огромная территория, загроможденная казармами, складами и ангарами, казалась вымершей, и только часовые, переминавшиеся с ноги на ногу на своих постах в ожидании смены, позволяли понять, что здесь еще есть живые люди. Но единственный телефонный звонок, раздавшийся за считанные минуты до этого в штабе, изменил картину до неузнаваемости, вызвав настоящую бурю.

Солдаты вскакивали из коек, стряхивая с себя мягкие путы сна, торопливо одеваясь и опрометью устремляясь к оружейным комнатам, где их уже ждали дежурные офицеры. Под крики и брань сержантов, хватая с пирамид автоматы, рассовывая по подсумкам запасные магазины, сотни бойцов, на бегу поправляя ремни тяжелых бронежилетов и затягивая под подбородками рении касок, устремлялись на просторный плац. Подошвы кирзовых сапог, опускавшихся на бетонные плиты плаца, производили грохот, сравнимый с шумом горной лавины.

– Пошли, пошли, – кричали осипшими голосами сержанты и прапорщики, подгоняя заспанных бойцов. – Боевая тревога! Бегом марш!

Командиры рот и батальонов, еще находившиеся дома, вздрагивали, когда в их квартирах требовательно взрывались нетерпеливыми трелями телефоны. И офицеры, выслушав короткое сообщение, тут же принимались не менее торопливо, чем их бойцы, облачаться в форму, спеша как можно скорее оказаться в расположении своих подразделений.

Приказ о передислокации дивизии был совершенно неожиданным для всех, начиная от рядового-первогодка, и заканчивая командовавшим дивизией генерал-майором Беловым. И уже эта спешка, эта внезапность, к которой большинство офицеров, даже о самых незначительных учениях обычно предупреждаемых за недели, а то и месяцы, не было готово, заставляла учащенно биться сердца. Каждый понимал с первого мгновения, что происходящее не имеет ничего общего с маневрами, что случилось нечто важное, настолько важное, чтобы из-за этого события поднять по тревоге целую дивизию. Однако напряженные тренировки, которым некоторые из поднятых сигналом тревоги людей в форме посвятили не один десяток лет своей жизни, не прошли даром. И еще ничего точно не зная, не имея ни малейшего представления о том, что происходит, солдаты и офицеры действовали, как живые роботы, спокойно, но при этом быстро, с каждой прошедшей минутой превращаясь просто из множества людей в камуфляже в единый механизм, слаженный и надежный, а при необходимости способный стать смертоносным.

Двадцать первая дивизия считалась одной из лучших в российской армии, и те, кто служил в ней, могли гордиться своей выучкой. Поэтому, когда полковник Белявский, выходной день намеревавшийся провести с женой в недавно полученной квартире, еще толком не обжитой, прибыл на присланной за ним машине в расположение танкового полка, командиром которого был назначен считанные месяцы назад, его бойцы уже занимали места в боевых машинах. Солдаты и прапорщики из подразделений материального обслуживания действовали сейчас на удивление быстро и слаженно, и сами танкисты не отставали от них, суетясь вокруг многотонных бронированных машин, словно заботливые матери возле своих детей. Грозные Т-90, самые современные танки, которых во всех сухопутных войсках не насчитывалось и трех сотен, были полностью готовы к бою. Боекомплект был погружен полностью, баки залиты топливом по смые горловины, и экипажи могли буквально в любую секунду повести свои боевые машины в атаку.

– Товарищ полковник, – к выпрыгнувшему из не успевшего даже затормозить "уазика" Николаю рысью бросился заместитель командира полка, подполковник Смолин. – Получен приказ прибыть на железнодорожную станцию для погрузки в эшелон. – Майор протянул Белявскому доставленный считанные минуты назад из штаба дивизии пакет.

– Ясно, майор, – разорвав конверт, Николай бегло прочитал короткий текст. Приказ, как и полагалось, был написан таким языком, что не понять его не смог бы и тот, кто этого не хотел. – А где трейлеры?

Вопрос Белявского, осмотревшегося вокруг, и не увидевшего того, что искал, был вполне оправдан. Ресурс танковых двигателей был весьма мал, и для того, чтобы сохранить его для боя, когда боевой машине понадобится максимум мощности и надежности, технику в мирное время обычно перевозили тягачи. Но сейчас полковник не видел ни одного автомобиля.

– Приказано прибыть своим ходом, – пожал плечами Смолин. – Так что транспортеров не будет. Нужно быть на станции через два часа. Мы уже готовы выдвигаться, товарищ полковник. Тылы приказано не ждать, но мы загрузились топливом и боеприпасами под завязку.

– Надеюсь, все же не на войну идем, – скривился полковник. Он не знал, что происходит, и это изрядно нервировало офицера. – Ладно, командуй, подполковник. Выдвигаемся.

Ловко вскочив на броню командирского танка Т-90К, отличавшегося от линейных танков меньшим боекомплектом, дополнительными радиостанциями и спутниковой навигационной аппаратурой, полковник резко махнул рукой, делая знак высунувшемуся из люка ближнего танка командиру, а Смолин, уже скрывшийся в чреве КШМ, продублировал этот простой и понятный жест в эфире. Разом взревели двигатели сотен танков, боевых машин пехоты и мощных армейских "Уралов" и "Зилов". Солдаты, нервно курившие на плацу, по команде бросились к машинам, карабкаясь на броню и исчезая в проемах распахнутых люков. Ворота распахивались, и сотни бронированных машин нескончаемым потоком устремлялись вперед, длинными вереницами растягиваясь на узких проселках.

Дивизия, этот сложный и могучий механизм, взметенный, вырванный из размеренных будней неожиданным и странным приказом, была слишком громоздкой, чтобы оставались незамеченными ее перемещения. Когда американский разведывательный спутник, в очередной раз пролетавший над ее лагерями, отправил на землю зашифрованные фотоснимки, превращенные в сложный поток радиосигналов, сидевших в уютных офисах в Хьюстоне, американском центре управления космическими полетами специалистов на мгновение охватил шок. Форменные рубашки и шелковые сорочки гражданских костюмов в одно секунду пропитались потом. И причины для этого были более чем существенные.

Еще считанные часы назад пустые проселочные дороги были буквально забиты военной техникой. Двадцать первая дивизия была оснащена самым современным русским оружием, и взорам американских разведчиков, дешифровавших полученные фотографии, предстали не только танки, но и новейшие боевые машины пехоты БМП-3, зенитные ракетно-пушечные комплексы "Тунгуска", самоходные противотанковые комплексы "Хризантема". Вся эта техника потоком направлялась к расположенным неподалеку железнодорожным станциям, где уже застыли в ожидании составы из сотен открытых платформ, на часть из которых по рампам уже взбирались первые бронемашины.


Когда срочное, балансировавшее на грани паники донесение из Хьюстона легло на стол главы американской военной разведки РУМО генерала Тревиса, первые составы с техникой уже были в пути, неумолимо продвигаясь на запад по необъятным просторам Сибири. Задействовавшие все свои спутники американцы уже успели выяснить, что на марше кроме Двадцать первой мотострелковой дивизии находились еще две, танковая и мотострелковая, также принадлежавшие к Сибирскому военному округу. И в то же самое время, когда бронетехника уже находилась на платформах, на нескольких аэродромах под Иваново полным ходом шла погрузка в транспортные самолеты подразделений Девяносто восьмой гвардейской воздушно-десантной дивизии. Тяжелые Ил-76, трюмы которых были забиты до отказа техникой, контейнерами с грузом и бойцами в тельняшках и голубых беретах, один за другим взмывали в небо, направляясь на юг, в сторону кавказских гор.

И почти одновременно с тем, как оторвались от бетонных плит взлетной полосы шасси транспортных самолетов, взявших курс на юг, свои базы на побережье Кольского полуострова покинул сразу десяток русских кораблей, в том числе и единственный авианосец "Адмирал Кузнецов", на борту которого в этот момент находилось не менее двадцати истребителей Су-33, грозных боевых машин, превосходящих большинство иностранных самолетов аналогичного назначения. Эскадра, ядром которой и был авианосец, до этого более года не покидавший гавань, направилась на север, в те воды, где за несколько дней до этого буквально растворились в толще воды четыре русские подлодки с крылатыми ракетами и столько же многоцелевых субмарин-охотников, эскорт ударной группы.

Разумеется, такое событие, как подготовка к походу сразу нескольких крупных кораблей, в том числе и авианосца, не укрылось от глаз американской разведки, издавна проявлявшей повышенное внимание к действиям русского флота в этом районе, и особой паники происходящее не вызвало. Конечно, в воздух немедленно были подняты несколько патрульных самолетов "Орион", установивших за русскими кораблями непрерывное наблюдение, находясь при этом на почтительном расстоянии от эскадры, дабы не слишком раздражать ее командира, способного поднять на перехват свои "Фланкеры". Находившаяся в нескольких десятках миль от побережья Норвегии атомная субмарина "Майами" также получила шифрованное сообщение и спустя считанные минуты полным ходом двинулась на восток, спеша присоединиться еще к четырем подлодкам, уже находившимся в водах, омывавших русские берега. Противокорабельные ракеты "Гарпун" и "Томагавк", которыми была вооружена эта субмарина, позволяли при необходимости нанести мощный удар по авианосной группе, хотя командир "Майами" был уверен, что на этот раз, как и прежде, применять оружие ему не придется.

Также наперерез русским кораблям отправилось норвежское разведывательное судно, оснащенное сложнейшей электроникой, позволявшей перехватывать любые радиопереговоры и фиксировать все параметры чужих радаров и иных радиоэлектронных средств, но этим ответные действия американцев и ограничились. Разумеется, действия русских не могли не вызвать ответной реакции, но все действия выполнялись хоть и не без напряжения, были вполне обыденными, стандартными мерами, принимаемыми в ответ на повышенную активность флота любо страны, хоть России, хоть Индии, хоть Аргентины. Глава военно-морской разведки адмирал Битер знал о готовящихся морских маневрах и не придал особого значения происходящему, но Тревис, получивший донесение из управления ВМР спустя час, обеспокоился не на шутку, видя не только отдельные элементы, но и всю картину в целом.

Понимая, что происходит нечто неординарное, и испытывая чувство, очень похожее на панику, Тревис, одновременно получивший сообщения не только от специалистов технической разведки, но и по агентурным каналам, не нашел иного выхода, кроме срочного звонка в Белый Дом. Одновременно он связался с главами всех разведывательных служб, сообщая им о происходящем.


Глава американского государства только уснул, и в его уже отключающемся сознании успела промелькнуть мысль о том, что завтра можно будет предаться отдыху, забыв хотя бы на один день о государственных делах. В Штатах не было принято праздновать Первомай, и грядущие выходные должны были стать ничем не примечательным уик-эндом. Но протяжная трель звонка вырвала Джозефа Мердока из нежных объятий Морфея, заставляя вспомнить о повседневных заботах.

– Слушаю, – сонным голосом буркнул в трубку президент США, беззвучно произнеся вслед за этим несколько ругательств. Он не на шутку разозлился на того, кто посмел разбудить его, но более сильным чувством, чем злость, была растерянность Мердока, ведь так его могли беспокоить очень немногие люди, и причина спешки могла быть исключительно важной. Происходило нечто неординарное, и это очень не нравилось Мердоку, последние дни буквально чуявшему скопившееся вокруг напряжение.

– Господин президент, – взволнованно отозвался начальник разведывательного управления, – Это генерал Тревис. Русские объявили боевую тревогу в своих частях и начали переброску нескольких дивизий на Кавказ. Я только что получил сообщения от своих агентов, а также космические снимки, подтверждающие это. Три механизированные дивизии русских и еще одна десантная находятся в пути. Первые транспортные самолеты должны совершить посадку на Кавказе уже через пару часов. Кроме того, русское авианосное соединение начало развертывание в Баренцевом море несколько часов назад. Авианосец "Кузнецов", ракетный крейсер "Маршал Устинов" класса "Слава", а также два эсминца класса "Удалой" и три класса "Современный" покинули военно-морскую базу Северодвинск и движутся на север от русских берегов. И, по нашим предположениям, в этом районе уже находятся три русские подлодки с крылатыми ракетами класса "Оскар-2" и три или четыре многоцелевые субмарины класса "Акула", прибывшие туда несколько дней назад. Также активизировались действия береговой авиации, в частности противолодочных самолетов дальнего действия. Они явно стараются не допустить в район маневров наши подлодки, находящиеся в Северном море и у берегов Норвегии.

– Черт побери, – сонливость, расслабленность исчезли без следа. Слова начальника военной разведки произвели на президента впечатление, не менее сильное, чем ведро ледяной воды. – Они обезумели? Почему русские ничего не сообщили нам о своих намерениях?

– Сэр, Госдепартамент явно не в курсе событий, – ответил Тревис. – Я уже связался с Бейкерсом и Крамером, они тоже ничего не знают и очень этим обеспокоены. Думаю, нужно срочно провести заседание Совета национальной безопасности.

– Да, я распоряжусь об этом, – решил Мердок. – И сейчас же свяжусь с Москвой. Пусть Швецов объяснит, что на него нашло. А вы, генерал, пока подготовьте всю имеющуюся информацию о действиях русских, и держите меня в курсе событий. Докладывайте сразу же, как только произойдут какие-нибудь изменения.

– Слушаюсь, сэр, – браво ответил Тревис, беспокойство которого только нарастало. – Я буду лично следить за каждым шагом русских.

Многие из тех, кто входил в Совет национальной безопасности, будучи в предвкушение грядущих выходных, также отошли ко сну, кто в одиночестве, кто – обнимая прильнувших жен и любовниц, но раздавшиеся в их домах телефонные звонки не оставили иного выбора никому. Наделенные немалой властью, явной и тайной, эти люди, решения которых могли изменить судьбы тысяч американцев, бросая парней в форме Армии США в новую мясорубку за десятки тысяч километров от американского континента, они не могли отмахнуться от происходящего. Поэтому уже спустя два часа после звонка Тревиса, глубоко за полночь, Совет национальной безопасности США в полном составе собрался в Белом Доме.

– Господа, – президент Мердок, гладко выбритый, распространявший вокруг себя аромат дорогого парфюма, выглядел изрядно обеспокоенным, и те, кто хорошо его знал, сразу поняли, что это вовсе не актерская игра, предназначенная для непритязательной публики. – Возникла серьезная и неоднозначная ситуация, возможно, представляющая угрозу безопасности Соединенных Штатов. – Мердок кивнул Тревису: – Генерал, думаю, будет лучше, если вы сообщите всем о происходящем. Это лучше слышать из первых уст.

– Сэр, – Джейсон Тревис, немолодой смуглокожий крепыш, пружинисто поднявшись на ноги из глубокого кресла, кивнул. – Благодарю вас, сэр. Думаю, многие из собравшихся здесь уже представляют, о чем именно пойдет речь, но я все же поясню происходящее с самого начала.

Доклад генерала занял совсем мало времени, но за эти минуты глава военной разведки четко и недвусмысленно успел передать суть той самой угрозы, которая заставляла кое-кого из присутствующих не на шутку нервничать. Только краткое перечисление задействованных русскими в этих неожиданных маневрах, развернувшихся на территории от Баренцева до Черного морей произвели сильное впечатление на многих слушателей, особенно на тех, кто в силу молодости не застал учения советской армии, намного более масштабные, охватывавшие в былые времена половину Европы.

– Игра мускулами, – решительно заявил министр обороны, стоило только Тревису замолчать. – Разумеется, русским не по нраву, что мы развернули в Грузии свои дивизии, и сейчас они дают нам знать, что готовы к любому повороту событий. Я не думаю, что стоит придавать этому особое значение. Нам лишь нужно держаться так, чтобы напрасно не провоцировать Москву на более решительные действия.

– Президент Швецов отличается жесткостью, – скривился директор ЦРУ. – Он может принять любое решение, не очень внимательно прислушиваясь к мнению своих советников. А нам сейчас не нужно обострение отношений с Россией. Возможно, господа, следует умерить свой пыл и вернуть наших солдат туда, откуда они прибыли в Грузию? Ведь понятно, что болтовня о русской угрозе на Кавказе болтовней и остается, а тешить туземного вождя, сидящего в Тбилиси не имеет смысла. Мы не получим с этого ни малейшей выгоды, а Грузия в любом случае останется нашим союзником в этом регионе.

– С какой стати нам расшаркиваться перед русскими, – вскинул брови глава комитета начальников штабов. Форстер, вояка старой закалки, был принципиальным противником компромиссов, и сейчас не собирался изменять своим принципам. – Что мы им должны? Думаю, стоит просто не обращать внимания на их потуги, и Швецов успокоится сам собой. – Генерал презрительно усмехнулся: – Учитывая, в каком состоянии находится их армия, русские истратят на эти маневры львиную долю своего запаса топлива, и все их танки и корабли через несколько дней превратятся в неподвижные груды железа.

Кое-кто при этих словах, произнесенных уверенным тоном, усмехнулся, одобряя не особо тонкий юмор Форстера, но большинство вызванных президентом чиновников, будучи в курсе всех дел по ту сторону океана, лишь скептически покачали головами. Они понимали, что шутка генерала шуткой и остается, а проблему нужно решать совсем иначе.

– Все же эти неожиданные маневры должны быть хоть как-то объяснены в Кремле, – заметил президент. – Я знаю, что может сказать каждый из вас, поскольку знаком со всеми уже довольно долго. Русские никогда не были нашими друзьями, но, как заметил господин Крамер, обострять отношения с ним нам тоже не с руки. Я свяжусь со Швецовым и потребую у него разъяснения. Пока же предлагаю придерживаться выжидательной стратегии, не принимая слишком заметных ответных мер. Разведка пусть выполняет свою основную задачу – фиксирует каждое движение русских, а армия должна быть готова дать достойный ответ на любую выходку этих дикарей.

Присутствующие согласно кивнули – хорошо, если в трудной ситуации находится тот, кто готов взять все заботы и ответственность на себя.


Алексей Швецов в это утро, в отличие от своего американского коллеги, проснулся рано. Праздники он намеревался провести в одной из подмосковных резиденций вместо с женой, в самой столице лишь появившись на несколько часов для участия в официальных мероприятиях, где глава государства обязан был присутствовать. Первомай был для отставного полковника датой, намного менее значимой, чем День Победы, к которому полным ходом шла подготовка столичных властей, а выделенные для торжественного парада батальоны почти непрерывно тренировались, доводя каждое движение каждого солдата до механической точности.

Смутное беспокойство, не оставлявшее русского президента второй день подряд, заставило его проснуться раньше обычного без будильника или напоминаний кого-то из охраны. Открыв глаза, Алексей понял, что уже наступило утро. Небо сегодня было безоблачным – это постарался на славу мэр Москвы, готовясь к народным гуляниям, – и поднявшееся над верхушками окружавших резиденцию главы государства сосен солнце, точно копья, вонзало свои лучи в занавешенные окна. Кругом царила полнейшая тишина, которую нарушало только спокойно дыхание Юлии. Женщина, прижавшись к Алексею, спала спокойно, точно невинный младенец.

Швецов осторожно, чтобы не разбудить Юлию, освободился из ее объятий, неслышно встав с постели. Выходя из комнаты, он задержался на пороге, взглянув на свою жену и убедившись, что она не проснулась. Алексей мог только еще раз восхититься ее красотой, которая не меркла с годами, делавшими эту женщину не менее желанной для него, чем двадцать лет назад.

– Товарищ верховный… – увидев выходящего из спальни президента, сидевший в коридоре офицер вскочил со стула, вытягиваясь по стойке смирно, но Алексей кивком заставил его умолкнуть и направился на кухню.

Двигаясь тихо, как его учили в армии много лет назад, Швецов быстро заварил себе чай и стал у окна, любуясь стеной выраставшим в считанных десятках метров от особняка сосновым лесом. Разумеется, впечатление того, что кругом раскинулась девственная тайга, было обманчивым, и президент знал, что людей в этом лесу, пожалуй, столько же, сколько и могучих великанов-сосен. Двое молодых парней в неброских костюмах прошли под окнами особняка, шагая в ногу, точно механизмы, и внимательными взглядами осматривая окрестности. Им навстречу из-за угла дома вывернул такой же патруль, причем один из охранников вел на коротком поводке овчарку, чей чуткий нюх был подчас намного важнее, чем любая сложнейшая электроника, которой здесь, в прочем, тоже хватало.

Люди, отвечавшие за безопасность главы государства, делали свою работу так, чтобы не доставлять беспокойства, но отсутствие излишней активности возле президента было обманчивым, и Швецов знал, что кругом полно вооруженных людей, профессионалов, готовых отразить атаку любого противника. В лесу хватало патрулей, надежно замаскированных секретов и снайперов, которые держали под наблюдением окрестности резиденции, мгновенно ловя в перекрестье прицелов любого чужака. В постоянной готовности на ближайших военных базах находились группы спецназа, вооруженные гораздо серьезнее и способные остановить даже танковую атаку. На взлетных полосах стояли заправленные и загруженные боекомплектом под завязку самолеты и вертолеты, готовые прикрыть затерянную в подмосковных лесах резиденцию с воздуха надежным куполом, незримым и непроницаемым. Но все эти приготовления делались так, чтобы ничем не помешать всего лишь двоим.

Сотрудники многочисленных специальных служб, начиная от внутренних войск и заканчивая личными телохранителями главы государства, охраняли его безопасность, будучи готовыми рисковать своими жизнями и делая все, чтобы Алексей мог спокойно побыть наедине со своей женой, хоть на какие-то часы забыв об ответственности и множестве важных дел, ожидавших его там, за этой живой стеной. И Швецов был им всем благодарен за это, понимая, что стал причиной волнений, напряжения сил и эмоция для сотен незнакомых ему людей.

Прихлебывая ароматный чай, Алексей стоял у окна, постепенно переставая замечать происходившее снаружи и погружаясь в свои мысли. Как ни старался он, все равно не получалось отключиться от довлевшей над ним ответственности. Он не мог просто отмахнуться от своих забот, как не мог много лет назад сделать вид, что смерть восемнадцатилетних пацанов, служивших под его началом, не трогает лично его, не смог убедить себя тогда, что они просто выполняли приказ и отдали свой долг далекой родине. И сейчас мысли Швецова были там, где мчались на юг груженые военной техникой составы, стальными стрелами пронзая необъятные русские просторы, приводившие в священный трепет всякого чужеземца и ныне, и много веков назад. Там тряслись в тесных вагонах тысячи солдат, простых парней, даже не знавших, в сколь важной и опасной игре им довелось стать пешками, разменными фигурами, тем не менее, способными решить исход длившейся уже долгое время партии. Да, пожалуй, решил Алексей, они не особо и стремились понять суть отдаваемых приказов, просто делая то, что говорили их командиры, и не думая о будущем.

Швецов простоял так довольно долго, постепенно утратив ощущение времени. Но едва слышный скрип половицы за спиной вырвал Алексей из странного транса, в который тот против собственной воли погрузился, словно во время медитации. Обернувшись, Швецов увидел прислонившуюся к косяку Юлию, неслышно вошедшую в тесную кухоньку. Придерживая рукой полы халата, она молча смотрела на Алексея.

– Почему ты встала? – Алексей подошел к женщине, коснувшись ее плеча. – Еще рано.

– И ты не спишь, – покачала головой в ответ Юлия. – Что-то случилось? Я чувствую, что у тебя внутри словно пружина сжалась и вот-вот распрямится.

– Не знаю, – Алексей был рад сейчас возможности поговорить, просто сам он никогда не посмел бы перекладывать свои заботы на близкого человека, начав этот разговор первым. А Юлия действительно всегда чувствовала, что происходит в душе ее мужа. – Возможно, я совершаю сейчас ошибку. Я живу прошлым, когда все наше существование было подчиненной одной цели – опередить, унизить затаившегося за океаном врага. Но сейчас времена совсем другие, а я, кажется, так и не понял этого.

– Каждый ошибается, – Юлия взяла за руку Алексея, взглянув ему в глаза. – Мы же люди, а не роботы, которые все делают по программе. И ты не прав насчет того, что времена изменились. Другими стали лишь декорации, а то, что скрыто за ними, никогда не изменится, пока мир такой, какой он сейчас. Я знаю, что ты стремишься сделать все для этой страны, ведь ты никогда не боролся за власть ради власти. Пора уже оставить сомнения и действовать, если хочешь успеть совершить то, что задумал.

– С молодости я жил на благо своей страны, – тихо произнес Алексей, тоже взглянув в глаза Юлии и чувствуя, что вот-вот растворится без следа в этих бездонных колодцах, притягивавших к себе, манивших, как и тридцать лет назад, когда они первый раз встретились в том офицерском клубе. – В восемнадцать лет я принес присягу и с тех пор все мое существование было подчинено высокой цели, как оказалось, недостижимой, но во имя которой я совершенно искренне был готов пожертвовать жизнью, как были готовы еще тысячи таких же как я парней, веривших в торжество коммунизма и величие своей страны. И я видел, как они гибли, не по нелепой случайности, а совершенно осознанно, поскольку верили, что их смерть приблизит победу, час нашего торжества. Но этого не происходило, сколько бы не было пролито крови. Страна, этот монстр, безликий и многоликий одновременно, забывала тех, кто отдал ей свои жизни, а затем и сама исчезла, уступив место хаосу. И я думаю сейчас, ради чего все эти смерти. И чем я, сейчас готовый обречь на гибель тысячи людей, если сделаю лишь один неверный шаг, лучше тех, по чьему приказу отдавали свои жизни мои друзья? Не знаю, почему, но все чаще эти мысли мешают мне делать то, что, как я считал раньше, я обязан сделать ради тех, кто погиб за эту страну, как бы она тогда не называлась.

– Просто ты не такой, как все остальные, – почти шепотом произнесла Юлия, касаясь щеки Алексей и чувствуя под пальцами щетину. Ее муж хотя бы здесь мог позволить себе маленькие слабости, покуда рядом не было объективов телекамер. – Те, о ком ты говоришь, обрекали на смерть своих солдат не ради страны, а ради собственной выгоды, прикрываясь громкими словами. Тебе же не нужна была власть ради власти, она для тебя не цель, а лишь средство. И я знаю, что ты поступаешь так, как должно. Разве не гибли люди до тебя, разве не текли с юга потоком цинковые гробы? Кто-то должен пролить свою кровь ради высоких целей, так было всегда. Но если их смерти действительно нужны для того, чтобы наша страна вновь стала сильной и по-настоящему свободной, то они не будут напрасными. Тын е гонишь людей на бойню, как это делали прежде, и это прекрасно, то, что жизни вновь стали в цене. Но тебя не должна останавливать мысль о том, что твои приказы будут стоить кому-то жизни, иначе все прежние усилия будут тщетны. Я знаю, ты и раньше пытался сделать самую опасную работу сам, не боясь грудью идти на огонь душманов, но сейчас ты выше этого. От твоих решений, как правителя, а не от поступков, как простого человека, зависит судьба страны. Но что бы ты ни задумал, знай, я всегда буду рядом.

– Я знаю, – Алексей коснулся губами щеки Юлии, чувствуя шелк ее кожи. Он говорил тихо, почти шептал, словно хотел, чтобы никто не мог нарушить их уединение. – Но я боюсь, что и мои терзания, и твоя верность напрасны. А что, если величие родины, гордость за ту страну, где пришлось родиться не неведомой прихоти судьбы, остались важны лишь для нас с тобой? Я был готов отдать жизнь за державу, службу которой избрал сам, по своей воле, и сейчас я готов сделать это, если будет нужно. Но что, если всем прочим просто плевать на то, в какой стране они живут? Прошлое забыто, те пацаны, что сейчас умирают где-то в диких горах, не знают, в какой стране жили их отцы. Так хотят ли и они умереть ради призрачной мечты, ради того, чтобы наш флаг, какого бы цвета он ни был теперь, вызывал не презрение, а уважение и страх у тех, кто увидит его? Быть может, я создал для себя фантом, и ради него готов ввергнуть народ, который уже ко всему безразличен, в новое состязание с целым миром?

– Ты и сам понимаешь, что это не так, – покачала головой Юлия. – Да ты прав, многим сейчас безразлично, уважают нашу страну или презирают, многим, но далеко не всем. А те пацаны, о которых ты вспомнил, они ведь не знают иной жизни. Дай им мечту, далекую и прекрасную, такую, которую они и никто более смогут воплотить в реальность, и они будут готовы, как и ты сейчас, пожертвовать ради нее своими жизнями на благо своих детей, своих жен. Людям нужна цель, нужен тот самый смысл, который ты пытаешься найти в своих поступках, и они из унылого стада превратятся в силу, перед которой не устоит ничто. Людям нужна цель и нужен вождь, тот, кто вдохновит их на подвиг, и тебе выпало стать таким вождем – В глазах Юлии сверкнула сталь, и Алексей удивился, ведь раньше он и представить не мог, что его женщина может смотреть на него так: – Оставь свои сомнения и иди вперед и только вперед. Рядом с тобой всегда есть люди, которым можно верить, и которые верят в тебя. Так пусть их надежды оправдаются, и они увидят тебя именно таким вождем, отважным и яростным, какого все ждут, пусть и не все могут сознаться в этом даже самим себе.

В коридоре вдруг раздались шаги, показавшиеся настоящим грохотом после той тишины, которая воцарилась здесь. Офицер связи, один из тех людей, что обязаны были неотлучно находиться возле президента, чеканя шаг, словно на параде, вошел в кухню, мгновенно разрушив очарование от наслаждения друг другом уединившихся здесь мужчины и женщины.

– Товарищ верховный главнокомандующий, – молодой мужчина, на плечах которого красовались погоны капитана, вытянулся перед президентом. – Вашингтон на прямой линии. Президент Мердок срочно хочет побеседовать с вами. – Капитан протянул трубку телефона специальной связи, на панели которой мигал зеленый огонек, показывавший, что соединение установлено.

– Я отвечу, – Швецов решительно протянул руку, взяв трубку осторожно, точно это была граната с выдернутой чекой.

Прямая телефонная линия, соединявшая Кремль и Белый Дом, эти две цитадели, находившиеся по разные стороны океана, была создана много лет назад, в годы, когда мир от Апокалипсиса отделяли подчас считанные секунды. Тогда кому-то показалось хорошей идеей сделать так, чтобы любые разногласия, достаточно серьезные, чтобы на них обращать внимание, правители двух величайших держав, мощи которых хватало, чтобы испепелить планету, решали лично, не теряя зря драгоценное время. И эта задумка не раз оказывалась куда эффективнее, чем долгие утомительные переговоры многочисленных советников и представителей, и не раз благодаря возможности просто сделать один телефонный звонок через океан удавалось избежать огромных жертв.

Времена меняются, и в последние годы линия, соединявшая Вашингтон и Москву, превратилась всего лишь в дань традициям. Конечно, между двумя державами по-прежнему возникали напряженные ситуации, но слишком неравными стали в последнее время силы, чтобы всерьез ожидать от восточного колосса, некогда державшего в страхе всю Европу, сколь-нибудь серьезных шагов, способных реально угрожать безопасности Соединенных Штатов. И президент Мердок, сейчас нервно ожидавший, когда в трубке зазвучит голос Швецова, чуть искаженный помехами, даже не мог подумать считанные дни назад, что этот последний шанс его предшественников, отголосок давней борьбы, напряженного противостояния, победа в котором далась его стране ценой колоссального напряжения, вновь пригодится.

– Добрый день, господин Мердок, – уверенный голос русского президента раздался так неожиданно, что Джозеф едва не выронил трубку. – Чем могу вам помочь? – Швецов говорил по-английски, что позволяло обходиться без переводчика. Чувствовалось, что язык русский президент учил в аудиториях, под руководством седовласых профессоров, поскольку произношение его слишком правильным, слишком чистым для того, для кого язык Шекспира и Джефферсона был родным.

– Господин Швецов, – решительно ответил президент США, решив сразу взять инициативу в свои руки. – Сожалею, если разбудил вас, ведь в Москве сейчас еще утро, но дело не терпит отлагательств. Я звоню вам из Белого дома, и рядом со мной находится немало обеспокоенных людей, которые возлагают на нашу беседу огромные надежды.

– В Москве действительно утро, – усмехнулся Швецов, – но вы меня не разбудили, тем более, что в Вашингтоне еще не рассвело, насколько я знаю, а сами вы уже, или еще, – поправился Алексей, – на рабочем месте. У вас теперь, господин Мерддок, что, работа в ночную смену считается признаком хорошего тона?

– Если бы не некоторые ваши не вполне понятные действия, господин Швецов, то я и еще многие серьезные и занятые люди сейчас мирно спали бы в своих постелях, и я надеюсь, что вы поможете им осуществить эту мечту, – чувствуя, что русский просто пытается его уболтать, Мердок разозлился. – Моя разведка сообщила несколько часов назад, что сразу несколько русских дивизий покинули свои казармы в Сибири и полным ходом движутся на юг, к Кавказу, причем со всей своей тяжелой техникой, танками, бронемашинами, гаубицами и прочим смертоносным железом. И многим моим коллегам непонятно, что происходит, и почему нас никто из вашей администрации не поставил в известность. А на севере вышел в море ваш авианосец "Кузнецов" с солидным эскортом, и задачи этого похода нам тоже не ясны. Однако появление вашей эскадры в непосредственной близости от берегов Норвегии, нашего давнего союзника, вынуждает меня распорядиться о принятии адекватных ответных мер.

– А, так вот какая причина заставила вас не спать всю ночь, – рассмеялся, быть может, чуточку наигранно, Швецов, а стоявшая рядом Юлия сделал удивленные глаза. – Что ж, могу сказать, господин Мердок, что вашим советникам пора возвращаться в постели. Думаю, я быстро сумею развеять их страхи.

– Господин Швецов, сейчас ваш юмор не вполне уместен, – недовольно возразил Мердок. – Я жду объяснений ваших поступков. Мои генералы рвут и мечут, и мне с трудом пока удается удерживать их от слишком решительных действий. Ваши корабли готовы в любой момент перерезать трассы торговых судов, блокируя Норвегию, а тяжелые дивизии движутся к грузинской границе, возле которой уже приземлились транспортные самолеты с русскими десантниками, и многим в Вашингтоне это напоминает подготовку к вторжению. А в Грузии, если вы помните, с недавних пор размещен американский контингент, который не сможет оставаться безучастным наблюдателем, если ваши солдаты перейдут границу.

– Если вы забыли, господин Мердок, то позвольте вам напомнить, что мои дивизии пока перемещаются по территории России, не переходя ни чьих границ, а все, что творится в России, не касается никого за ее пределами. Я не обязан отчитываться перед вами, – жестко, даже зло, подавляя своей волей находившегося за тысячи километров отсюда американца, опешившего от такого натиска и потерявшего на мгновение дар речи, ответил Алексей. – И мне плевать, что примерещилось вашим стратегам, только и ищущим повод, чтобы развязать очередную войну. Но если вам угодно, то по согласованию с Генеральным штабом я принял решение начать планировавшиеся на середину мая военные учения раньше, чтобы проверить боеготовность моих войск в условиях явной нехватки времени. И это, как видите, удалось, раз уж даже ваша разведка углядела в паре железнодорожных составов с техникой и нескольких кораблях, еще не успевших покинуть российские территориальные воды, угрозу национальной безопасности США.

– Вы планировали учения своих сухопутных войск в центральной части России, – напомнил Мердок. – А сейчас ваши дивизии движутся к Кавказу, к ее южным границам.

– Просто там удобнее проводить маневры крупных танковых соединений, нежели в сибирской тайге, – спокойно пояснил Швецов. – Рельеф местности, знаете ли, благоприятствующий. Что же касается близости ваших войск, непонятно зачем вообще появившихся в Грузии, им я могу дать один простой совет, к которому, думаю, следует прислушаться. Пусть ваши солдаты спокойно сидят в Грузии, не вмешиваясь в наши действия и не шпионя за ходом учений слишком нагло, тогда безопасности всего мира, я уверяю вас, ничто не будет угрожать. Это все, что я могу сказать, господин Мердок.

– Довольно грубо, смею заметить, – недовольно ответил Мердок. – И это не делает вам чести.

– А вам не делает чести грязная игра у наших южных границ, – возразил невозмутимый Швецов. – А также то, что в считанных десятках километров от исконных русских земель в полной боевой готовности находятся две элитные дивизии Армии США, которую в эти края, кстати, никто особо не приглашал. Если на то пошло, я буду принимать для обеспечения безопасности рубежей своей страны те меры, которые сочту необходимыми и достаточными, и мне не нужны при этом советы откуда бы то ни было, господин Мердок. Я полагаю, мы поняли друг друга?

– Что ж, вы не оставили мне выбора, – вздохнул, скорее всего, притворно, американский президент. – Я вынужден отдать приказ привести наш воинский контингент в Грузии в полную боевую готовность с выдвижением частей и соединений на передовые оборонительные рубежи. И любая провокация с вашей, господин Швецов, стороны, может теперь привести к самым трагичным последствиям. Но если вы все же передумаете устраивать свои воинские игрища и границ суверенного государства, я уверяю вас, что этот приказ будет отменен в считанные минуты.

– Я не столь малодушен, господин Мердок, как члены вашего окружения, которые, без сомнения, и дали вам такой совет, – при этих словах Мердок только гневно сжал челюсти, с трудом сдержавшись, чтобы не выругаться прямо в трубку. – Мы не намерены менять уже утвержденные планы. Учения "Активность", о которых ваши военные были осведомлены достаточно давно, пройдут в течение ближайших десяти дней на территории Кубани и Ставропольского края, и в ваших интересах не мешать их проведению любыми способами. До свидания, господин Мердок.

Алексей нажал кнопку отключения и только после этого облегченно выдохнул, вдруг как-то постарев и сгорбившись.

– Думаю, теперь пути назад нет, – немного помолчав, произнес Алексей, и поскольку кроме Юлии и офицера, едва ли осмелившегося бы так запросто беседовать с самим президентом, рядом никого не было, женщина ответила уверенно:

– Ты поступил, как должно, поставив зарвавшихся американцев на место. Они слишком привыкли, что русские лишь покорное быдло, не способное даже возразить в ответ. Может, теперь там, за океаном, поймут, что наступает новое время.

– Они используют все средства, чтобы вновь восстановить прошлый порядок, – стиснув зубы, сказал Швецов. – Они и впрямь поняли, что времена меняются, но их это едва ли устроит, а значит, начнется борьба, в которой дозволены любые приемы, лишь бы достичь победы. И я уже не уверен, что у нас хватит сил, чтобы достойно продержаться хоть немного времени. Но иного выхода нет, так придется показать все, на что мы способны, чтобы отбить у американцев охоту рисковать слишком сильно, опасаясь достойного ответа. – Президент обернулся к офицеру: – Соедините меня с Генштабом, капитан. Хочу знать, как идут дела с учениями.

– Слушаюсь, товарищ верховный главнокомандующий, – козырнул капитан. Чувствовалось, что капитан совсем недавно попал в окружение президента, по крайней мере, Алексей видел его до этого всего пару раз. Офицер немного нервничал, хотя волнение свое скрывал весьма умело, надо было отдать ему должное.


Звонок президента застал начальника Генерального штаба Сергея Перова на рабочем месте, в своем кабинете, который каждую минуту оглашали трели телефонных звонков. Полным ходом шла переброска войск из Сибири на Кавказ, и доклады о движении эшелонов следовали каждые пятнадцать минут. Армия давно не проводила столь крупную и, главное, спешную, передислокацию, и внимание к ней поэтому было крайне пристальным. И, разумеется, докладывали в Генштаб и о ходе только начавшихся одновременно на юге России и в Баренцевом море маневров армии и флота, в которых принимали участие тысячи солдат и матросов. С учетом этого, звонок самого верховного не стал для генерала Перова чем-то неожиданным, скорее даже наоборот, Сергей ожидал его, недоумевая, почему Швецов медлит.

– Товарищ генерал армии, – требовательно произнес Швецов, – доложите, как идет переброска войск на Кавказ.

– Все идет по плану, товарищ верховный главнокомандующий, – четко отрапортовал Перов. – Составы с техникой приближаются к Уралу, а передовые подразделения Девяносто восьмой дивизии ВДВ уже высадились на территории Ставропольского края и ждут прибытия второго эшелона. Расчетное время переброски всей дивизии, включая большую часть тыловых служб, а также ресурсы на три дня ведения боевых действия – пятнадцать часов. Нами задействовано свыше полусотни транспортных "бортов". Никаких нештатных ситуаций не возникало.

– Замечательно, – сказал, услышав доклад, Швецов, и в голосе его мелькнула веселая злоба. – Вы и ваши подчиненные будут представлены к наградам, когда операция завершится, товарищ генерал армии. Четкая работа.

– Служу России! – в ответ на эти слова президента гаркнул в трубку Перов.

Швецов удовлетворенно усмехнулся – на суше все было и впрямь в полном порядке. Но его победа сейчас ковалась еще и но море, и трудно сказать, что было важнее.

– Соедините меня с главным штабом ВМФ, с адмиралом Голубевым, – закончив разговор, распорядился президент, вновь обратившись к капитану.

– Есть товарищ верховный главнокомандующий, – четко, как на параде, ответил офицер, и спустя минуту вновь протянул трубку Швецову: – Товарищ верховный главнокомандующий, командующий ВМФ на связи!

– Доброе утро, Федор Ильич, – бодро поприветствовал президент адмирала. Этот старый морской волк, начавший службу сорок лет назад простым матросом-срочником, был симпатичен Швецову, и с ним президент не позволял себе излишней строгости, зная, что на Голубева всегда можно положиться, что тот всегда выполнит поставленную задачу без понуканий и угроз.

– Здравия желаю, товарищ верховный главнокомандующий, – отозвался мгновенно адмирал. – С праздником вас, Алексей Игоревич!

– Спасибо, – улыбнулся в трубку президент. Разговор с Мердоком выбил Алексея из колеи, и он даже забыл о нынешней дате. – Товарищ адмирал, маневры Северного флота уже начались? Мне считанные минуты назад по прямой линии звонил президент США, и он показался мне не на шутку взволнованным. Мердок так удивлен происходящим, что даже пытался мне угрожать.

– Так точно, товарищ командующий, маневры начались, – подтвердил Голубев, при словах Швецова, описавшего реакцию за океаном, преисполнившийся гордости за весь российский флот, еще способный, несмотря на годы разрухи и забвения, напугать даже такого мощного противника. – Оперативная группа Северного флота в составе семи вымпелов вышла в открытое море в пять часов двадцать минут по московскому времени, с опережением плана. Корабли будут в районе учений через шесть часов. Адмирал Макаров, командующий Северным флотом, лично наблюдает за ходом маневров с борта флагмана эскадры, тяжелого авианесущего крейсера "Адмирал флота Советского Союза Кузнецов", осуществляя общее руководство соединением. Оперативная группа действует в тесном взаимодействия с береговой авиацией, в районе, отведенном для учебно-боевых стрельб, к ним присоединится и соединение подводных лодок, уже находящееся в заданном квадрате. Правда, атомный ракетный крейсер "Петр Великий", который также предполагалось задействовать в маневрах, не сможет к ним присоединиться. Сейчас крейсер находится в Норвежском море, где ведет наблюдение за развертыванием натовских флотов, тоже начавших свои учения.

– И как натовцы отреагировали на наши действия, – поинтересовался Швецов. – Кажется, они должны быть предупреждены о наших учениях?

– Так точно, мы сообщили о маневрах заранее, но они все равно занервничали. Сейчас с воздуха за нашей эскадрой следят самолеты "Орион", не менее трех машин постоянно. Это американские самолеты, базирующиеся в Исландии или Норвегии. Также наблюдение ведет норвежское судно радиоэлектронной разведки, и, по нашим предположениям, не менее четырех американских многоцелевых подводных лодок типа "Лос-Анджелес". По крайней мере, нами было перехвачено предназначавшееся для одной из американских подлодок, действующих западнее мыса Нордкап шифрованное сообщение. Думаю, этим дело не ограничится, и натовцы подтянут дополнительные силы. В северной Атлантике находится американская авианосная ударная группа, к тому же в этих водах полно норвежских и английских кораблей.

– Вижу, мы их всполошили не на шутку, – хмыкнул Швецов, тоже весьма довольный произведенным эффектом.

– Разумеется, американцы засуетились, – согласился адмирал. – И этого следовало ожидать, ведь наш флот давно не проводил таких маневров, и никто не ожидал от нас столь масштабных действий.

– Что ж, можете передать адмиралу Макарову, что я доволен его действиями, – произнес президент. – Кажется, он принял командование флотом совсем недавно?

– Так точно, – согласился Голубев. – Он на севере всего месяц, переведен с Балтики. Очень грамотный и толковый офицер, сейчас таких, признаюсь, очень мало.

Алексей покачал головой – понятное дело, новый главком Северного флота не создавал свое соединение с нуля, но то, что Макаров смог за столь ничтожный срок подготовиться к масштабным маневрам, представляло адмирала с лучшей стороны.

– Думаю, стоит ему сообщить, что я хочу сам понаблюдать за ходом учений, – решил Швецов. – Передайте Макарову, что я вылетаю сегодня же. Пусть ждет меня на борту "Кузнецова".

– Есть, товарищ командующий, – ответил адмирал. – Я свяжусь с ним и все передам.

– Тогда до встречи в Кремле, – попрощался президент. – Надеюсь увидеть вас на церемонии награждения наиболее отличившихся офицеров и матросов. Можете уже начинать готовить наградные списки, Федор Ильич.

– Слушаюсь, – довольно отозвался адмирал, после чего Швецов отключился.

Присев за стол, Алексей задумался, грея в ладонях стакан остывающего чая. Однако от размышлений его оторвало появление офицера связи, оставившего, было, президента в одиночестве.

– Товарищ верховный главнокомандующий, – капитан обрался к Швецову по военному уставу, как к командиру, а не как к президенту. – Господин Скворцов. – Офицер требовательно протянул трубку телефона.

– Слушаю, – не очень довольно буркнул президент, догадавшийся, что замглавы администрации хочет напомнить ему о протокольных мероприятиях.

– Алексей Игоревич, доброе утро, – извиняющимся тоном произнес Скворцов. – Я хотел вам напомнить, что у вас сегодня выступление в Кремле, в полдень.

– Да, я знаю, – ответил Алексей. – Не беспокойтесь, я там буду. А пока, Иван Никитич, отдайте распоряжение подготовить к вылету мой самолет. Я хочу присутствовать на начавшихся учениях Северного флота, и поэтому намерен после церемонии в кремле вылететь в Североморск, а оттуда – на борт "Адмирала Кузнецова".

– Конечно, Алексей Игоревич, – согласился Скворцов. – Я распоряжусь, можете быть уверены.

– Ну, тогда до встречи в Кремле, – в который уже раз за это утро произнес президент. Затем, положив трубку, Алексей довольно усмехнулся: – Наконец-то вырвусь отсюда. Как же давно я не был на море! – Он весело взглянул на вошедшую в кухню жену: – А что, Юлька, не махнуть ли нам потом в Сочи? Говорят, там вода сейчас такая теплая!

Глава 4 Игры патриотов

Норвежское море – Баренцево море

3 мая


Атомный авианосец "Теодор Рузвельт", над надстройкой которого реял под порывами северного ветра американский звездно-полосатый флаг, вспарывая налитую свинцом поверхность штормового моря, уверено двигался на восток. Он находился почти точно между Исландией и Норвегией, в тех водах, над которыми уже несколько часов бушевал шторм, начавший утихать совсем недавно. Порывы шквалистого ветра, скорость которого достигала порой сотни километров в час, низкая облачность, затянувшая небо, словно серый саван, приковали к земле и палубам кораблей самолеты и вертолеты, заставляя матросов плотнее задраивать люки, чтобы туда не попадали брызги разбивавшихся о стальные борта волн. Однако корабль водоизмещением почти в сто тысяч тонн, огромный плавучий аэродром, с которого в считанные минуты могли подняться в воздух несколько десятков самолетов, не зависел от погоды, во всяком случае, волны высотой в несколько метров не могли помешать его плаванию. Но сейчас угроза для авианосца таилась не на поверхности моря, а в толще воды, и внимание сотен людей на борту громадного судна было приковано к происходящему в морской пучине. Там, на глубине, скрывалась вражеская субмарина, которая могла в любое мгновение нанести неотразимый удар, прервав плавание колосса, лишь казавшегося неуязвимым.

Громадный авианосец, гордость американского флота, один из самых крупных боевых кораблей в мире, уступавший по боевой мощи лишь своему "младшему брату", многоцелевому атомному авианосцу "Джордж Буш", принадлежавшему к следующей модификации все того же типа "Честер Нимиц" и совсем недавно завершившему испытания и вступившему в строй, двигался не строго по прямой. Время от времени авианосец внезапно менял курс, поворачиваясь на сорок пять градусов относительно прежнего направления движения. Эти маневры имели целью сбить прицел выпущенных по кораблю торпед, и сейчас не казались простой предосторожностью.

"Рузвельт" был не одинок, вокруг него на расстоянии от пяти до пятнадцати миль кольцом выстроилась дюжина кораблей эскорта, ракетных крейсеров и эсминцев, походивших на вооруженную свиту, сопровождавшую идущего в бой рыцаря. Все корабли сейчас были связаны воедино, лишь внешне действуя по отдельности, в действительности же являясь в эти минуты единым организмом, фантастической боевой машиной, мощи которого хватило бы, чтобы испепелить половину континента. Между авианосцем, ядром эскадры, и его сопровождением шел непрерывный обмен данными по десяткам радиоканалов, причем все это происходило, по большей части, без участия людей. Боевая информационная система "Иджис", чудо американской военной техники, которой были оснащены все корабли эскорта, действовала в автоматическом режиме, каждую секунду отслеживая ситуацию на поверхности моря, под водой и в воздухе. Пространство вокруг эскадры постоянно обшаривали мощные радары авианосца и кораблей охранения, мгновенно обнаруживая любую воздушную или надводную цель. Также в воздухе непрерывно находился один летающий радар типа Е-2С "Хокай", прикрываемый звеном истребителей F/А-18E "Супер Хорнет", составлявших боевой воздушный патруль соединения. Они поднялись в воздух, едва только позволила погода, заняв предписанные позиции и теперь прикрывая свою эскадру. Угроза с воздуха сейчас была минимальной, иначе в небе барражировало бы не менее десятка истребителей, под завязку нагруженных ракетами "воздух-воздух".

Не менее серьезными были меры, принятые против возможной угрозы из-под воды. Буксируемые антенны корабельных гидролокационных станций, дополненные бортовыми сонарами и детекторами магнитных аномалий нескольких вертолетов SH-60B "Си Хок", представлявших внешнее кольцо противолодочной обороны, улавливали любой шум на глубине до полумили, то есть до самого дна. На дальних подступах к эскадре поиском чужих субмарин занимались два самолета S-3B "Викинг", разбрасывавших десятки гидроакустических буев, а в случае обнаружения подводной цели к ее атаке готова была присоединиться еще одна пара "Викингов", стоящих на палубе "Рузвельта" и полностью готовые к взлету, а также вертолеты с крейсеров и эсминцев.

Казалось, ничто не смогло бы угрожать эскадре, ни корабль, ни подводная лодка, ни авиация противника. Система "Иджис", не раз проверенная в деле, создавала вокруг авианосца и его эскорта почти непроницаемую сферу. Данные, стекавшиеся в ее процессоры, обрабатывались с фантастической скоростью, тут же передаваясь на системы управления оружием, автоматически наводившиеся на любой подозрительный объект, и операторам, сидевшим за пультами, оставалось лишь решить, стоит ли открывать огонь. Однако эта уверенность была ложной, и сейчас где-то совсем близко готовилась нанести удар чужая субмарина, сумевшая почти вплотную подобраться к авианосцу. Все больше и больше противолодочных вертолетов взмывало в воздух, образуя мелкую сеть, в которую должна была попасться стальная "рыба", но пока никто из пилотов не был готов доложить о долгожданном контакте. Командир подлодки оказался настоящим асом подводной войны, ловко уклоняясь от пронзавших водную толщу лучей гидролокаторов и с каждой минутой все ближе подбираясь к главной цели, огромному авианосцу, совершенно беззащитному вблизи.


Контр-адмирал Хэнкок, командовавший эскадрой, стоял за спиной впившегося глазами в монитор оператора гидроакустического комплекса, опершись на высокую спинку его кресла. Уже полчаса прошло с того момента, как шум винтов двигавшейся малым ходом субмарины был услышан пилотами противолодочного вертолета, едва взлетевшего с борта одного из эсминцев, но контакт прервался спустя минуту.

– Они сумели приблизиться к нам под прикрытием шторма, приковавшего всю авиацию к палубам, – произнес капитан Джеллико, командовавший авианосцем, на котором держал свой вымпел и командир соединения. – Сейчас вся надежда только на бортовые гидроакустические станции нашего эскорта, а дальность их действия не так велика, как хотелось бы. Иначе мы обнаружили бы эту субмарину с воздуха за сотню миль и уже праздновали бы победу.

Здесь, в полумраке боевого информационного поста, куда каждую секунду стекалась информация от всех кораблей, самолетов и вертолетов эскадры, кроме адмирала и капитана "Рузвельта", находились еще несколько старших офицеров, уже долгое время пребывавших в сильном напряжении. Защищенный со всех сторон тоннами кевларовой брони, укрытый в недрах громадного авианосца, информационный пост стал нервным узлом всего громадного и сложного организма, каковым сейчас являлась эскадра. И если операторы многочисленных систем, консоли которых находились здесь, в этом сумрачном помещении, освещенном мерцающими мониторами, были поглощены своей работой, командирам оставалось лишь томительное ожидание, выматывавшее сильнее, чем самый ожесточенный бой, в котором нет времени для раздумий и сомнений.

– Значит, на мостике этой подлодки находится настоящий мастер, – адмирал мрачно взглянул на Джеллико. – И наше счастье, если у него под рукой нет "Гарпунов", а только торпеды.

– Зато у них явно очень хороший гидроакустический комплекс, – добавил кто-то из офицеров, – доверенный человеку с отличным слухом, раз они обнаружили нас с такой дистанции, несмотря на все меря противодействия. – Замечание было справедливым, поскольку все корабли, в том числе и сам "Рузвельт", были оборудованы системой "Прерия-Маскер", снижавшей акустическую заметность. Вокруг винтов всех судов эскадры, и под их днищами создавалась сплошная завеса из воздушных пузырьков, способствовавшая существенному снижению производимого этими винтами шума, хотя, конечно, надводный корабль изначально не мог стать совершенно неслышимым для подлодки.

– Сэр, есть контакт, – произнес сидевший за пультом энсин, не отрывая взгляд от экрана. – Сообщение с борта крейсера "Анцио". Цель подводная. Пеленг сорок, дальность семь миль, глубина не менее пятисот футов. – Чужая подлодка оказалась внутри кольца кораблей эскорта, не сумевших стать надежным барьером на пути к самой ценной единице соединения – многоцелевому атомному авианосцу "Теодор Рузвельт"

– Курс, скорость? – требовательно спросил адмирал. Он знал, что сложные алгоритмы, созданные лучшими программистами, уже запущены, и сейчас в боевую готовность автоматически приводятся торпедные аппараты и ракеты "Асрок", установленные на всех кораблях эскорта. Противник не успеет занять позицию для атаки, не сможет нанести фатальный удар.

– Идет курсом три-два-пять, скорость восемь узлов, – невозмутимо, точно это был не живой человек, а робот, часть все той же системы "Иджис", доложил офицер.

– Дьявол, как близко, – воскликнул кто-то из стоявших рядом офицеров. – Они уже внутри ордера. Да этот сукин сын уже держит нас на мушке!

– Будь у него ракеты, нас бы уже обстреляли, – уверенно заявил Джеллико. – Этот парень собирается нас торпедировать, а для этого нужно приблизиться вплотную.

– Возможно, он хочет ударить в упор "Гарпунами", – возразил контр-адмирал, – И намерен подойти как можно ближе, чтобы мы не успели перехватить ракеты. Он же знает о наших возможностях, – Хэнкок, разумеется, имел в виду систему "Иджис", – и хочет действовать наверняка. Радист, – адмирал обернулся к офицеру связи, терпеливо ожидавшему приказа, – Всей эскадре лечь на курс один-один-ноль. Полный вперед. Выполнить противолодочный маневр. – Обнаруженная подлодка находилась довольно далеко, и авианосец, способный развить скорость свыше тридцати узлов, просто мог оторваться от нее, предоставив эскорту покончить с противником. – Эсминцам "Митчер" и "Рассел" выдвинуться в район установления контакта с подлодкой противника, найти ее и уничтожить.

– Направить в район нахождения подлодки наши самолеты? – предложил Джеллико. – Оба "Викинга" находятся довольно близко. И можно поднять остальные, они готовы к взлету в любой момент.

– Верно, капитан, – кивнул Хэнкок. – Командуйте!

– "Викинги" в воздух! – прозвучал короткий приказ, и спустя минуту двухмоторные противолодочные самолеты, взвыв турбинами, оторвались от палубы, набирая высоту и разворачиваясь в сторону обнаруженной подлодки, в то время как сам авианосец сменил курс, направляясь в противоположную сторону.

Наконец для сотен матросов и офицеров томительно ожидание сменилось периодом бурной деятельности. Развернувшийся в холодных водах Атлантики поединок вступил в завершающую стадию, когда верх должен был одержать тот, у кого крепче нервы и быстрее реакция.

Два эсминца, врубив форсаж, ринулись туда, где считанные минуты назад была обнаружена чужая субмарина, стремительно сближаясь с ней. Противолодочные комплексы "Асрок", которыми были оснащены оба корабля, получили данные о цели, но расстояние оказалось слишком велико, и с палубы одного из них взлетел вертолет, еще один из множества противолодочных геликоптеров, замыкавших вокруг затаившейся на глубине субмарины кольцо облавы. Туда же направился и один из "Викингов", тяжелая машина, буквально напичканная сложнейшей электроникой и способная в одиночку, без поддержки других самолетов и кораблей, уничтожить даже стратегический подводный ракетоносец. Когда "Викинг" оказался в заданном квадрате, а чтобы добраться до туда, ему понадобилось не более десяти минут, створки бомбоотсека распахнулись, и в воду посыпались гидроакустические буи. Теперь шум винтов, даже плеск воды в гальюне корпуса вражеской субмарины, были бы мгновенно услышаны, после чего последовал бы молниеносный удар.


Гюнтер Эрдманн, командир подводной лодки U-32, понял, что обнаружен, как только акустик, не отрываясь вслушивавшийся в шумы моря, сообщил, что обнаружил два приближающихся на большой скорости корабля. А спустя мгновение по корпусу субмарины барабанной дробью прокатились импульсы работавшего в активном режиме гидролокатора. Не было сомнений в том, что сейчас на одном из эсминцев оператор ГАС увидел на своем мониторе отметку цели и уже вводил ее параметры в систему управления оружием. Поняв, что времени почти не осталось, опытный командир решил рискнуть, попытавшись добиться успеха даже в столь сложной ситуации, когда против его субмарины действовала целая эскадра.

– Выпустить ложную акустическую цель, – сейчас мозг Эрдманна работал ничуть не медленнее, чем компьютеры, установленные на мостике его подлодки. Капитан прокручивал в голове многочисленные варианты дальнейших действий за считанные доли секунды, мгновенно принимая решения. – Ввести программу в систему управления имитатора – курс ноль-пять-ноль, скорость – двадцать узлов. Лодке – самый полный вперед!

Успех был несомненным. Они подкрались вплотную к цели, идя сперва на электрохимическом генераторе, новинке, которой не было почти не в одном флоте мира, не зависящем от воздуха, правда, обеспечивающим очень малую скорость. Однако так не нужно было всплывать, рискуя попасться противолодочным самолетам или быть замеченными со спутника. Двигаясь трехузловым ходом, субмарина, оставаясь полностью автономной, не зависящей от внешнего мира, несколько суток патрулировала отведенный ей квадрат, затем, услышав приближение цели, перейдя уже на обычные аккумуляторы, дававшие большую скорость, но и меньшую автономность, ведь батареям было свойственно быстро разряжаться. Сперва они таились, теперь пришла пора совершить единственный бросок, стремительный и смелый, когда важнее была не скрытность, а быстрота. И они нанесут удар, отразить который противник не сможет.

Гребной винт, прежде едва вращавшийся, принялся бешено крутиться, взрезая причудливо изогнутыми лопастями, толщу воды. Субмарина рванулась вперед, к цели, словно почуявшая добычу гончая. Казалось, теперь ничто не могло сорвать атаку, и все же одной лишь скорости было недостаточно.

– Торпедные аппараты к бою! – До боли стиснув кулаки, Эрдманн замер посреди мостика, готовый отдать последний приказ, после которого авианосец уже ничто не спасет.

Ложная цель, внешне напоминавшая обычную торпеду, вырвалась из закрепленного на венчавшей обтекаемый корпус субмарины, словно плавник, надстройке контейнера TAU-2000, самого эффективного из существующих комплексов противоторпедной защиты, развернувшись перпендикулярно курсу субмарины и стремительно рванувшись сквозь толщу воды. Там, над поверхностью, пилоты "Си Хоков" и "Викингов", акустики с эсминцев услышали шум, ничем не отличавшийся от тех звуков, которые издает идущая полным ходом подводная лодка. На то, чтобы понять, что цель, которую уже было взяли на прицел противолодочные комплексы и торпедные аппараты, разделилась на две, и на то, чтобы решить, как из них – истинная, а следивших за подлодкой моряков ушло не более двух минут. Но и этих минут хватило U-32, чтобы уйти за пределы радиуса действия оружия противника.

– Командир, всплеск слева по борту, – доложил тем временем акустик. Сама подлодка издавала столь мало шумов, даже двигаясь полным ходом, что можно было слышать любые звуки, раздающиеся вне ее стеклопластикового легкого корпуса. – Предполагаю погружаемую ГАС. Возможно, вертолет.

– К дьяволу, – махнул рукой Гюнтер. – Наша цель – авианосец. Приготовить торпеды. Мы атакуем его, парни!

– Слушаюсь, – офицер-торпедист склонился над консолью, вводя в системы наведения торпед координаты стремительно удалявшейся цели. – Торпедные аппараты к бою готовы! Цель на пеленге два-семь-шесть, дальность – сто пятьдесят три кабельтовых, увеличивается. Скорость – двадцать семь узлов.

– Проклятье, не достанем, – прорычал старший помощник, неотлучно находившийся сейчас возле капитана. – Слишком далеко и слишком быстро!

– Достанем, – сжав челюсти, процедил Эрдманн, сейчас чувствовавший себя сжатой до предела пружиной. – Должны достать!

Над вздыбливавшейся тяжелыми волнами поверхностью моря кружили, опускаясь к самой воде, многочисленные вертолеты, а чуть выше выписывали в воздухе восьмерки и зигзаги противолодочные самолеты "Викинг". Со стороны это походило на бой с тенью, с воображаемым противником. Отчасти так оно и было, только тень эта оказалась непредсказуемой, смертоносной и вполне материальной, а потому опасной.

– Цель по пеленгу три-два-ноль, – доложил оператор боевых систем зависшего над волнами вертолета "Си Хок". – Движется на двадцати узлах. Быстро удаляется, командир!

– Передать координаты цели "Викингу", – распорядился американский лейтенант. – Пусть всадят торпеду в бок этому засранцу!

Находившийся неподалеку самолет S-3B "Викинг", описывавший круги в полутысяче метров над водой, выполнил разворот, как только пилотам стало известно, где находится противник. Самолет снизился, и из бомболюка упали две торпеды, с всплеском ушедшие под воду. Чужая субмарина оказалась так близко, что они захватили ее спустя считанные секунды, используя активную гидролокацию.

– Капитан, торпеды в воде, – почти прокричал акустик U-32. Всем, кто находился сейчас на мостике, передалось колоссальное напряжение боя. – Дальность – шесть кабельтовых, скорость – тридцать узлов!

– Торпедные аппараты два, три, четыре – пли! – резко выдохнул Гюнтер Эрдманн. – Срочное погружение до трехсот метров. Выполнить маневр уклонения! На курс один-один-ноль. Скорость не сбавлять, самый полный вперед! Выжать из батарей все, что можно!

Три торпеды DM2A4, одна за другой, с разницей не более двух секунд, вырвались из торпедных аппаратов субмарины, устремившись к удалявшемуся авианосцу. Акустические головки наведения надежно захватили такую шумную цель, как мчащийся полным ходом статысячетонный авианосец, и за счет превосходства над ним в скорости на двадцать узлов торпеды быстро сокращали отделявшую их от цели дистанцию. А подлодка, пытаясь увернуться от выпущенных по ней "Викингом", пилоты которого все же разобрались, какую из двух целей следует атаковать, торпед, словно огромная стальная рыба нырнула так глубоко, как только могла, метнувшись при этом в сторону.

– Запустить ложные цели! – тем временем скомандовал Эрдманн, и еще две ловушки, призванные отвлечь на себя вражеские торпеды, оказались в воде, расходясь в разные стороны от субмарины.

– Сэр, – оператор системы управления оружием, сейчас находившийся в кабине одного из "Викингов", взглянул на своего командира. – Сэр, цель опять разделилась. Они запустили еще несколько ловушек.

– Хитрый сукин сын, – оскалился в приступе охотничьего азарта американский офицер. – Ничего, Томми, мы его возьмем за задницу.

– Одна торпеда прошла мимо цели, – тем временем докладывал следивший за показаниями приборов офицер. – Вторая преследует цель, вернее, одну из целей.

Одна из торпед действительно промахнулась, поскольку электронный мозг не смог выбрать, какую из двух целей, ничем не отличавшихся друг от друга, оказавшихся на одинаковом расстоянии, следует атаковать. Но вторая торпеда "Марк-46" на полной скорости преследовала подлодку, уверенно выделив ее на фоне ловушек.

– Капитан, торпеда в кильватере, – доложил акустик, обращаясь к Эрдманну. – Дальность – три кабельтова.

– Право на борт двадцать, – мгновенно сориентировался и отдал приказ командир, буквально кожей чувствовавший приближение торпеды, взрыв которой легко отправил бы его субмарину на дно. И тут же новая команда: – Лево на борт сорок!

Подводная лодка вильнула из стороны в сторону, точно истребитель в воздушном бою, пытавшийся стряхнуть выпущенную по нему ракету. А торпеды, ранее выпущенные по авианосцу, стремительно сближались с целью. Их скорость в полтора раза превышала скорость "Рузвельта", которому, чтобы разогнаться до максимума, к тому же требовалось преодолеть силу инерции, и только большая фора, которую имел авианосец, позволила ему избежать попадания.

– Три торпеды слева по борту, – доложил вахтенный офицер, и при этих словах в груди капитана Джеллико что-то сжалось. Он знал, что могут сделать с его кораблем три торпеды, каждая из которых несет свыше четверти тонны мощнейшей взрывчатки. Нет, потопить махину авианосца, разделенного водонепроницаемыми переборками на тысячи отсеков, они не могли бы, если только эти торпеды не несли ядерные боеголовки, но этого и не требовалось. Пробоина и затопление даже нескольких отсеков могли вызвать крен судна больше допустимого, и "главный калибр" "Рузвельта", его палубная авиация, просто не смогла бы подняться в воздух, делая гигантский корабль просто удобной мишенью, совершенно бесполезной в бою.

– Спасайте корабль, капитан, – сухо процедил Хэнкок, выглядевший совершенно невозмутимым. – Действуйте!

– Торпедную ловушку за борт, – приказал Джеллико. Для моряка происходящее сейчас не было учениями, игрой, но казалось чем-то важным, быть может, самым важным в его жизни, и он не желал проиграть эту схватку. – Право на борт девяносто. Реакторы на максимальную мощность. Самый полный вперед!

Махина авианосца начала медленно, с трудом преодолевая инерцию, разворачиваться, обращаясь к скользившим под самой поверхностью воды торпедам кормой. Реакторы, сердце громадного корабля, были запущены на полную мощность, производя максимум энергии, но этого было недостаточно. Скорость была слишком велика, чтобы быстро изменить курс. И поэтому за борт была сброшена торпедная ловушка SLQ-25A "Никси", устройство, внешне напоминавшее все ту же торпеду, и имитировавшее акустические и магнитные поля большого корабля. Это был робот-смертник, который на себя должен был отвлекать предназначенные кораблю удары, секунды выигрывая для того, чтобы ударить в ответ.

Расстояние между торпедами и кораблем было достаточно велико, и в последний момент авианосец смог выйти из-под удара. Две торпеды, у которых уже кончалось топливо, прошли в сотне метров вдоль правого борта, последняя же, привлеченная буксируемой в кильватере корабля ловушкой, тоже ушла в сторону от главной цели.

– Великолепно, капитан, – усмехнулся адмирал Хэнкок. – Вам удалось сохранить корабль. Отличная работа!

А подводная лодка, превратившаяся уже из охотника в жертву, все пыталась увернуться от ответного удара, маневрируя на пределе возможностей. Но все же скоростью стальная "рыба" уступала не только самолету, но и вертолету, один из которых как раз вновь завис в полусотне метров над колышущейся поверхностью воды, опустив гидроакустическую станцию. И от оператора, всматривавшегося в мерцание экрана работавшей в активном режиме ГАС, не ускользнули лихорадочные маневры вражеской субмарины.

– Сэр, – лейтенант, наблюдавший маневры подлодки, окликнул сидевшего в кресле пилота командира, – Подлодка противника в кабельтове от нас.

– Сбрасывай хлопушки, – приказал командир, усмехнувшись. – Мы их сейчас сделаем!

Выбрав кабель гидроакустической станции, ставшей уже практически не нужной на столь малом расстоянии, вертолет устремился вслед за метавшейся на глубине подлодкой, и когда он оказался точно над ней, дверь в борту распахнулась, и один из пилотов не без усилия выбросил за борт тяжелый цилиндр, камнем ушедший ко дну. Аналог глубинной бомбы с ослабленным зарядом сработал на глубине двести восемьдесят метров, и корпус подлодки ощутимо содрогнулся от ударной волны близкого взрыва.

– Все, они нас "потопили", – Гюнтер Эрдманн со злости ударил рукой по основанию перископа. – А ведь мы были так близко к победе!

– Достойный поединок, командир, – одобрительно произнес старший помощник. – Большего не добился бы никто, имея то, что имеем мы. Будь нас больше, эскадра была бы уничтожена. Вы – настоящий капитан!


Напряженный морской бой, странная дуэль, в которой единственная субмарина противостояла целой эскадре, обладавшей сокрушительной мощью, был лишь одним из элементов развернувшихся на территории северной Атлантики учений натовских флотов. Масштабная военная игра, в которой участвовало почти сто кораблей десятка стран, несколько сотен самолетов и тысячи моряков, поражала размахом, но и она была лишь частью еще более крупных маневров, охватывавших уже почти всю Европу, а также Турцию и даже Аляску.

Весь центр старой доброй Европы на несколько дней стал огромным полем боя. Генералы, склонившись в ярко освещенных штабах над громадными картами, решительно чертили стрелы ударов, и, подчиняясь их приказам, приходил в движение огромные массы людей и самой современной техники. Сотни самоходных гаубиц, многотонные "Паладины" и "Брейвхарты", превращенные в настоящих роботов, сыпали на позиции "противника" град снарядов, стиравших в порошок доты и бункера, пробивая в обороне огромные бреши, расчищая путь рвущимся вперед стальным клиньям танковых дивизий. А с небес сотни боевых самолетов обрушивали на "вражеские" узлы сопротивления и важные тыловые объекты тысячи тонн бомб, буквально сметая с лица земли любые цели.

Это была феерия огня, триумф стали. Оборона условного противника рассыпалась в прах под мощными ударами. Волны ракет в мгновения ока превращали в полыхающие руины "вражеские" аэродромы, уничтожая не успевшие взлететь самолеты, круша прочные капониры и надежно, казалось бы, замаскированные ангары. Словно стаи гигантских стрекоз, мчались над самой землей вертолеты, взрезая воздух ударами лопастей. Оставаясь невидимыми для ощупывавших воздух лучей радаров, они пересекали линию фронта, высаживая в глубоком "тылу" разведывательно-диверсионные группы и целые батальоны "коммандос", тут же атаковавшие коммуникации и устраивавшие смелые налеты на вражеские "штабы", парализуя систему управления.

Учений такого размаха Европа не видела очень давно, с той самой поры, когда перестала существовать громадная держава, осененная алым серпасто-молоткастым стягом, одно упоминание о которой в былые времена заставляло сжиматься сердца многих генералов и политиков. Когда на смену звездам пришел увенчанный имперской короной двуглавый орел, одновременно устремившийся на восток и запад, многие правители великих держав вздохнули с облегчением. Они верили, что уничтожившая сама себя страна более не поднимется с колен, и почти на сотню лет забытый в мире имперский герб – не более чем дань традиции, красивая картинка, за которой более нет ничего. Казалось бы, можно не думать отныне о некогда могучем восточном соседе, долгие полвека державшем в страхе весь цивилизованный мир. Больше не ждали своего часа у европейских границ готовые ринуться в бой, сметая все на своем пути, армады краснозведых танков, не бороздили океаны эскадры субмарин, в считанные секунды способных испепелить целые континенты, и более не было нужды запугивать своего врага, устраивая зрелищные маневры, чтобы показать, что его ждет, если начнется настоящая война.

Так было долгие годы, и все привыкли к подобному ходу вещей, отныне уделяя больше внимания иным заботам, и великой неожиданностью стал тот момент, когда русский медведь, казалось, давно впавший в вечную спячку, зашевелился, поднимаясь на ноги и отряхивая со своих могучих плеч прах забвения. И гордый орел, осененный старинным триколором, более не казался насмешкой над славным прошлым, и хищные клювы его вдруг оказались нацеленными в сердца давних врагов великой России, уже торжествовавших победу. Равновесие, установившееся, было, в Европе, оказалось под угрозой, поскольку в игру вновь готов был вступить списанный со счетов участник, и ответные меры, призванные сохранить прежний порядок, не заставили себя ждать. Вот поэтому сейчас и мчались по свежевспаханным полям танки и бронемашины, взрывая гусеницами землю, и скользили над землей остроклювые "Торнадо", "Тайфуны" и "Иглы", а мерно колышущиеся воды Северного моря пересекали кильватерные следы сотен боевых кораблей под флагами десятка стран. Нужно было сразу напомнить забывшимся русским, кто отныне стал хозяином Европы и всего мира, и иного способа, кроме как показать свою мощь, было не подобрать.

Кому-то происходящее сейчас в Европе и Атлантике показалось бы обычной игрой, но те, кто находился за штурвалами боевых самолетов, в тесном чреве многотонных танков и рубках бороздивших водные просторы кораблей, воспринимали все более чем серьезно. Для этих людей сейчас не имело значения, что ракеты и торпеды лишены боеголовок, а их противник может носить точно такие же погоны, как и они сами. И поэтому те, кто сейчас из боевого информационного центра авианосца "Теодор Рузвельт" наблюдал за схваткой с норвежской субмариной, корой выпало играть роль врага, обсуждали бой, так, словно ценой ошибки действительно могла стать потеря своих кораблей.

– Немцам просто повезло, – капитан Джеллико никак не мог смириться с тем, что его корабль, гордость американского флота, едва не был уничтожен, пусть даже условно, суденышком водоизмещением всего чуть более тысячи восьмисот тонн, смехотворно мало в сравнении с исполинским авианосцем. – Из-за шторма мы не могли использовать авиацию, иначе подлодку обнаружили бы на дальних подступах.

– Думаю, капитан, повезло именно нам, – с сомнением покачал головой контр-адмирал Хэнкок. – Против нас играла новейшая немецкая субмарина Тип 212, самая совершенная из всех неатомных подводных лодок, находящихся сейчас в строю. За счет электрохимического генератора, в котором энергия для электромотора вырабатывается в ходе реакции кислорода и водорода, эта субмарина может двадцать суток не подниматься даже на перископную глубину, обладая дальностью, сравнимой с возможностями лучших атомных подлодок. При этом электромотор всегда будет намного менее шумным, чем турбины атомохода, в чем мы и убедились только что. Корпус этой субмарины выполнен из пластика, и благодаря этому ее практически невозможно обнаружить с помощью магнитометром, основного оборудования наших вертолетов и самолетов. На наше счастье, "двести двенадцатые" до сих пор не несут на борту ракет типа "Гарпуна", иначе нас расстреляли бы с большой дистанции, прежде, чем кто-то на этом корабле вообще понял бы, что рядом находится чужая подлодка. Но, как говорят некоторые специалисты, немецкие субмарины "Тип 212" по большинству параметров не превосходят более старые русские подлодки класса "Кило", несмотря на почти вдвое большее водоизмещение последних. А "Кило", по крайней мере, те, которые русские строят на продажу, вооружены великолепными крылатыми ракетами "Клаб-С". Но у русских уже есть более продвинутая техника, о возможностях которой мне, господа, даже думать страшно, если уж немцы при всех своих усилиях так и не смоли обеспечить серьезное превосходство над сравнительно старыми "Кило".

– Да, сэр, – произнес один из присутствовавших офицеров. – Если бы это была еще более современная субмарина, например одна из новых российских лодок класса "Лада", нам пришлось бы туго. Говорят, новейшие русские подлодки – настоящие дьяволы, превосходящие по своим характеристикам все прочее, что сейчас плавает под водой.

Джордж Хэнкок мрачно взглянул на говорившего:

– Вы не правы, говоря, что нам придется туго, – покачал головой контр-адмирал. – Боюсь, нас бы просто уничтожили в таком случае. Я уже говорил, что неатомная подлодка, идущая под электромоторами, шумит намного меньше, чем самый совершенный атомоход последнего поколения. К тому же русские за годы экспериментов смогли создать специальное покрытие для корпусов своих субмарин, поглощающее внутренние шумы и импульсы гидролокаторов, так что их субмарины, идущие малым ходом, практически невозможно обнаружить, если русские сами того не захотят. Добавь к этому воздухонезависимые энергетические установки, например электрохимические генераторы, над которыми русские сейчас, по слухам, работают очень интенсивно, и получится субмарина, не уступающая по автономности атомной, при этом чертовски тихая и дешевая настолько, что ее смогут покупать всякие иранцы и корейцы. Причем на решения русских о продаже своих подлодок и ракет для них едва ли смогут повлиять в Вашингтоне. Если это случится, я не завидую нашим парням, что сейчас находятся и берегов Ирана. Даже три не самые новые лодки, что есть у персов, могут нанести фатальный ущерб целой эскадре, а у русских таких подлодок намного больше. И если отношения с Москвой испортятся столь серьезно, что нам придется применить оружие, эти воды будут буквально кишеть их подводными лодками, и до цели доберется едва ли один наш корабль из десятка.

Офицеры, находившиеся на командном пункте, все, как один, представили пронзающий толщу воды стаи русских подлодок, тихих, словно призраки, и разящих летящими втрое быстрее звука ракетами на двести пятьдесят километров. Каждый на мгновение увидел, точно наяву, рой ракет, скользящих над гребнями тяжелых волн, незаметных для самых точных радаров, бьющих без промаха. Такая атака стала бы катастрофой, но ведь к субмаринам могла присоединиться авиация и немногочисленные русские корабли, и тогда даже самая мощная эскадра могла быть уничтожена за считанные минуты. Происходившее сейчас было лишь игрой, но эта игра очень точно воссоздавал картину того, что произойдет, если по глупости политиков оружие заговорит по-настоящему.

Однако не только на борту американского авианосца сейчас обсуждали свои и чужие ошибки и размышляли о том, что будет, если придется в реальном бою применять свои навыки владения оружием. По другую сторону границы разворачивалось не менее масштабное представление, тем более заметное, что такого не случалось уже более двух десятков лет. Взмывали в небо эскадрильи бомбардировщиков, чтобы обрушить свой смертоносный груз на "врага", находящегося в тысячах километров, а позади проносившихся высоко в небе транспортных самолетов оставались длинные шлейфы из белоснежных парашютных куполов. За высокими стенами древнего Кремля решили, что стоит напомнить Европе и ее великому союзнику, затаившемуся за океаном, что Россия еще не так слаба, вопреки затаенным мечтаниям многих, и теперь ее армия, десятки тысяч солдат и матросов, демонстрировала, на что она способна. И внезапно начавшиеся на территории от Баренцева до Черного моря маневры приковали внимание очень многих влиятельных, наделенных огромной властью, явной и тайной, людей Запада.

По обе стороны границы для множества солдат и офицеров, сейчас участвовавших в столь впечатляющем действе, не было секретом, на кого именно они должны были произвести впечатление. За маневрами американской эскадры постоянно наблюдали немногочисленные русские разведывательные корабли, к которым порой присоединялись и самолеты, взлетавшие с баз на Кольском полуострове. И точно также наблюдали за каждым действием вышедшей в Баренцево море авианосной группы Северного флота многочисленные корабли, самолеты и спутники НАТО, каждую секунду передавая информацию в штаб-квартиры разведок и командные центры. Впервые за долгие годы русский флот напомнил о своем существовании, и это не на шутку взволновало многих серьезных людей с большими звездами на погонах.

Но моряки, находившиеся сейчас в Баренцевом море, пытались не ударить в грязь лицом не только перед американцами и их союзниками, но также и перед самим президентом. Алексей Швецов прибыл на борт "Адмирала Кузнецова" на рассвете второго мая, намереваясь в течение нескольких дней наблюдать за ходом учений, находясь в центре событий. Это заставляло каждого, начиная от адмиралов и заканчивая судовыми коками, работать четче и быстрее, выполняя свои обязанности с таким прилежанием, которого в иной раз от них сложно было добиться.


Стоя сейчас на открытой галерее, опоясывавшей надстройку-"остров" авианосца, с первого взгляда поражавшего размерами и внушавшего неподдельное уважение, Алексей устремил взгляд к горизонту, наблюдая едва заметные силуэты кораблей эскорта. Сейчас эскадра шла в боевом порядке, готовая к отражению внезапной атаки, откуда бы она ни последовала. Лучи радаров ощупывали воздушное пространство на сто с лишним километров вокруг, а работавшие в активном режиме гидроакустические станции должны были мгновенно обнаружить любую подлодку, сразу же наводя на нее торпедные аппараты и противолодочные ракеты. Конечно, эскадра сейчас излучала столько электромагнитных импульсов, что разведывательный самолет обнаружил бы ее на очень большом расстоянии, но это было лучше, чем выключить радары и позволить противнику подкрасться на считанные мили, в упор расстреляв флагман и половину эскорта.

Разумеется, сейчас все происходящее, в том числе и ожидание атаки, было не более, чем игрой, но сидевшие за пультами корабельных систем мичманы и офицеры давно привыкли воспринимать это, как реальность, где любая ошибка могла стоить жизни команде целого корабля. Именно поэтому были приняты все возможные меры предосторожности, направленные на то, чтобы первыми увидеть или услышать "противника" и успеть первыми же нанести удар.

Хищные остроносые эсминцы, расположившиеся вокруг флагмана, создали практически непроницаемое кольцо обороны. Они были способны отразить атаку из-под воды и с воздуха, защищая флагман и шедший по его левому борту не более чем в миле ракетный крейсер "Маршал Устинов". Отсюда, с весьма близкого расстояния были прекрасно видны четыре сдвоенных цилиндрических контейнера, прижатые к мощной надстройке, в которых находились противокорабельные ракеты "Вулкан". Одним залпом ракетный крейсер мог выпустить шестнадцать крылатых ракет, обладавших дальностью боя до тысячи километров, способных пробить самую совершенную противовоздушную оборону. Крейсера этого типа, и это Швецов знал отлично, хотя и был всегда сухопутчиком, а не моряком, предназначались для уничтожения американских авианосных групп, и, как считали специалисты с обеих сторон, имели все шансы на успех в столкновении с этим опасным противником, никогда не считавшимся чересчур уязвимой мишенью.

"Устинов" с "Кузнецовым", под полетной палубой которого тоже скрывалась дюжина сверхзвуковых "Гранитов", достойное дополнение к истребителям, и составляли ядро эскадры, ее главную ударную силу, и они же являлись основой обороны соединения от любого противника. Двадцать четыре истребителя, находившиеся на борту авианосца, грозные Су-33, до сих пор считавшиеся лучшими в своем классе, дополненные зенитно-ракетным комплексом "Форт", которым был оснащен крейсер, могли остановить атаку целого авиаполка даже без помощи эскорта. А ведь ракетные комплексы "Ураган", которыми были вооружены три эсминца типа "Современный", разившие на двадцать пять километров, тоже были грозным оружием, и могли внести свою лепту в отражение воздушного удара.

От атаки из-под воды эскадру защищали, прежде всего, два больших противолодочных корабля, а, по сути, тоже эсминцы, типа "Удалой". Один из них сейчас приблизился к авианосцу, и Швецов смог рассмотреть этот стремительный корабль во всех подробностях. Он отчетливо видел башни стомилиметровых орудий, установленных на баке, одна выше другой, и прижатые к надстройке контейнеры, скрывавшие крылатые ракеты "Раструб", универсальное оружие, предназначенное для уничтожения не только подводных лодок, но и надводных кораблей. Дальше к корме, за увенчанными многочисленными антеннами мачтами и надстройками, находились торпедные аппараты, оружие старое, но надежное, проверенное временем. Часть систем, которыми был вооружен корабль, не была видна, поскольку находилась внутри корпуса, как, например, пусковые установки зенитно-ракетного комплекса "Кинжал", защищающие "Удалой" в ближней зоне. Зато отлично был виден размещенный сейчас на взлетно-посадочной площадке один из двух базировавшихся на кораблях этого типа вертолетов Ка-27, точно такой же, на каком сам Швецов прибыл два дня назад на "Кузнецов".

Алексей вспоминал тот момент, когда перед скользившим в двух километрах над неспокойно поверхностью моря вертолетом расступилась облачная пелена, и в иллюминаторе сперва мелькнул пенный кильватерный след, а затем и оставлявший его авианосец. "Кузнецов", гордость российского флота, производил впечатление с первого взгляда, и до сих пор, проведя на борту авианесущего крейсера довольно долгое время, Швецов не мог забыть ощущение восторга, охватившее его в тот момент, когда президент впервые вживую увидел легендарный авианосец. Пилоты президентского вертолета, прежде чем приземлиться, прошли вдоль борта корабля, от кормы до изящно изгибавшегося вверх трамплина, возле самых бортовых спонсонов, на которых были установлены шестиствольные зенитные автоматы и ракетно-артиллерийские комплексы "Кортик", дав возможность своему пассажиру рассмотреть авианосец во всех подробностях, сполна насладившись величественным зрелищем.

Швецов прибыл в Мурманск поздно вечером, прибыв прямо из Москвы, и намереваясь сразу же отправиться на флагман маневрировавшей в Баренцевом море эскадры, но погода испортилась, и главе государства пришлось ждать несколько часов, пока метеослужба не дала добро на вылет. Поэтому они прибыл на авианосец на рассвете, и тем сильнее было впечатление, когда вертолет завис над озаренной прожекторами и сигнальными огнями палубой, огромной, как футбольное поле, на которой выстроились готовые к взлету истребители и противолодочные вертолеты, вокруг которых суетились техники и пилоты.

Экипаж огромного корабля выстроился вдоль бортов, приветствуя высокого гостя. Когда вертолет, на борту которого находился президент, коснулся палубы, к нему сразу же направился сам командующий флотом в сопровождении командира "Кузнецова". Один из прилетевших со Швецовым телохранителей распахнул сдвижную дверь в кормовой части фюзеляжа Ка-27, и Алексей ловко, несмотря на годы и старые раны, спрыгнул на твердую поверхность, стоя на которой трудно было представить, что он находится сейчас в сотнях километров от суши.

– Товарищ верховный главнокомандующий, – невысокий худощавый человек в бушлате и фуражке оточенным движением приложил ладонь к козырьку. – Командующий Северным флотом адмирал Макаров. – Представившись, адмирал шагнул вперед, протягивая президенту руку.

Швецов сжал протянутую ладонь, рассматривая человека, в подчинении которого сейчас находился самый боеспособный из всех четырех флотов, самые мощные и современные корабли. Адмирал Макаров оказался гораздо моложе, чем представлял себе Алексей, и совсем не был похож на свои изображения на фотографиях. Подтянутый, аккуратный, даже чуточку щеголеватый, он сразу произвел на Швецова приятное впечатление. Алексей за годы службы научился чувствовать людей, почти всегда безошибочно отличая лентяев и разгильдяев в погонах от настоящих офицеров, и сейчас он понял, что перед ним стоял настоящий командир, до мозга костей преданный своему делу.

– Командир тяжелого авианесущего крейсера "Адмирал флота Советского Союза Кузнецов", капитан первого ранга Тарасов. – Командир авианосца выступил вперед, отдавая честь. – Корабль выполняет учебно-боевую задачу согласно приказу. Рад приветствовать вас на борту, товарищ Верховный главнокомандующий.

– Доброе утро, товарищ капитан, – встретившись с Тарасовым взглядом, просто произнес президент, чуть улыбнувшись при этом. – Покажете мне свой корабль?

– Если вы не устали после перелета, сочту за честь устроить для вас экскурсию, – Тарасов сделал приглашающий жест. – Прошу, товарищ верховный главнокомандующий, следуйте за мной. Уверяю, вы останетесь довольны увиденным.

Гости в сопровождении капитана и командующего флотом прошли вдоль строя одетых в бушлаты моряков, по огромной, распростершейся на сотни метров палубе, превышавшей площадью футбольное поле.

– Полное водоизмещение пятьдесят пять тысяч тонн, – сообщил Тарасов. – Вдвое меньше, чем у американских атомоходов класса "Нимиц". Тем не менее "Кузнецов" – самый большой корабль за всю историю русского флота. Паротурбинная установка мощностью двести тысяч лошадиных сил позволяет кораблю развивать скорость до двадцати девяти узлов. На его борту базируется авиакрыло в составе двух дюжин истребителей Ск-33, а также два десятка вертолетов различного назначения. Эти истребители не имеют аналогов в мире, на палубах штатовских авианосцев нет ничего подобного. Их "Супер Хорниты" эффективны при атаках наземных целей, но обладают ничтожной маневренностью в воздушном бою. То же и "Томкеты", которые, хотя и могут вести ракетный бой на дистанциях до полутора сотен километров, также почти беспомощны накоротке. Но поскольку "Сухие" – чистые истребители, и многоцелевых машин в составе авиакрыла "Кузнецова" нет, он несет также дюжину сверхзвуковых крылатых ракет "Гранит", главный калибр при борьбе за господство на море. Это не характерно для кораблей такого класса, но изначально задачей всех отечественных авианесущих крейсеров было обеспечение развертывания атомных субмарин-ракетоносцев, их прикрытии от атак с воздуха. Численность экипажа с учетом авиакрыла превышает две тысячи шестьсот человек. Это не корабль, а настоящий плавучий город – здесь есть все вплоть до пекарни, – воскликнул Тарасов. – При всем этом "Кузнецов", несмотря на свои размеры, мало уязвим. Крейсер отлично защищен от ударов с из-под воды и воздуха. Основу его противовоздушной обороны составляют ракетные комплексы "Кинжал", ракетно-артиллерийские комплексы "Кортик" и шестиствольные автоматы АК-630. Для защиты от торпед предназначены два реактивных бомбомета "Удав".

– Это плавучая крепость, – подхватил Макаров. – Цитадель, о которую обломает зубы любой противник!

Швецов лишь согласно кивал, "Адмирал Кузнецов" действительно был кораблем настолько уникальным, что отношение к нему у специалистов и просто людей, не чуждых военного флота, менялось от восхищения и гордости до полного презрения. Кто-то хвалил оригинальные решения русских инженеров, трамплинный взлет, например, и установленные на авианосце противокорабельные ракеты, другие, напротив, ругали создателей этого корабля, отказавшихся от традиционного катапультного старта и оснастившие тяжелым вооружением корабль, явно не предназначенный для непосредственного участия в морском бою.

Но, как бы то ни было, "Адмирал Кузнецов" был единственным в своем роде, единственным "настоящим" авианосцем российского флота, и уже эта его исключительность, вызванная не самыми приятными обстоятельствами, заставляла тех, кто служил на этом корабле, буквально влюбляться в него. Одним из таких людей, влюбленных в красивый, поражавший своим изяществом и скрытой мощью корабль, был и новый командующий флотом, адмирал Борис Макаров. Сейчас он стоял возле президента, облокотившись на леерное ограждение, опоясывавшее галерею, и, прищурившись, смотрел на горизонт. Впервые за три дня небо прояснилось, и солнечные лучи золотом разливались по колышущейся поверхности моря. Зрелище было невероятно красивым, и те, кто оказался здесь, не могли не насладиться им.

– Часов через пять мы выйдем в квадрат десять-семнадцать, – сообщил, прерывая молчание, адмирал. – Там, возле Земли Франца-Иосифа, состоится заключительный, и, полагаю, самый впечатляющий этап маневров. Пока эскадра отрабатывает задачи по обеспечению боевой устойчивости стратегических подводных ракетоносцев, прикрывая их от авиации и подводных лодок вероятного противника. Нашей задачей было не допустить противника в этот район, не позволить ему атаковать находящиеся на боевом патрулировании подводные лодки. Задача, скажу вам, важная и очень непроста, – скривился Макаров, точно от зубной боли. – Возможности наших военно-морских сил далеко не так велики, как в прежние годы, и особенно уязвимыми являются как раз стратегические подводные ракетоносцы. Если отношения с американцами обострятся, то первый удар, без сомнений, будет нанесен именно по ним, и по-настоящему безопасными для наших ракетоносцев будут только Баренцево и Охотское моря, где подлодки сможет прикрыть береговая авиация и боевые корабли северного и Тихоокеанского флотов. В этих водах даже сейчас полно американских, английских и норвежских субмарин, а в воздухе постоянно находится несколько их разведывательных самолетов, а в случае угрозы войны здесь от натовцев вообще будет не протолкнуться.

– А сейчас они за нами наблюдают? – поинтересовался президент, вдруг ощутивший себя мишенью.

– Разумеется, – усмехнулся Макаров. – Как только эскадра вышла из гавани, натовцы взяли нас под постоянное наблюдение, не спуская глаз ни на секунду. – Адмирал указал на распахнутую дверь: – Пройдемте в боевой информационный пост, товарищ верховный. Мы непрерывно отслеживаем воздушную и надводную обстановку. Сейчас я вам продемонстрирую бдительность наших натовских "товарищей". – Командующий флотом шагнул в полумрак, и Швецову не оставалось ничего иного, кроме как последовать за ним.

На командном пункте в тот момент, когда там появился Алексей, царила обычная рабочая атмосфера. Офицеры, следившие за показаниями приборов, негромко переговаривались между собой, не отрывая взглядов от мерцающих экранов. Боевая информационная управляющая система "Лесоруб", аналог американской "Иджис", основа обороны корабля и всего соединения, обрабатывала стекавшуюся сюда от различных корабельных средств информацию, предлагая капитану корабля варианты решений.

– Товарищи офицеры, – вахтенный, увидев президента, сопровождаемого командующим флотом, гаркнул, что было сил. – Верховный главнокомандующий на мостике!

– Вольно, – Швецов не стал отдавать честь, прикладывая ладонь к непокрытой голове, а просто махнул рукой, заставляя офицеров, встрепенувшихся при его появлении, вернуться к своей работе.

– Товарищ капитан-лейтенант, – Макаров обратился к стоявшему возле большого планшета, исчерченного непонятными линиями и покрытого массой меток с неразборчивыми подписями молодому офицеру: – Доложите обстановку!

– Есть, товарищ адмирал, – капитан-лейтенант взглянул на президента: – Эскадра движется курсом сорок градусов, скорость двадцать узлов. Через три часа должны прибыть в район заключительных маневров. В воздухе находится звено истребителей боевого охранения. Также на расстоянии девяноста и ста пяти миль от нас обнаружены патрульные самолеты НАТО. Один из них, типа "Орион", принадлежит американцам, – офицер указал на одну из отметок на планшете, – второй, предположительно типа "Нимрод", вероятно, является норвежским. Также на удалении около двухсот миль на вест находится сопровождаемый новейшим фрегатом "Фритьоф Нансен" норвежский разведывательный корабль "Марьята". Это судно радиотехнической разведки, снимает параметры наших радиолокаторов. Сейчас большая часть РЛС отключена, работают только системы общего обнаружения, а норвежцев интересуют наши радары управления огнем. Подводных целей не обнаружено, но вероятность присутствия поблизости одной или двух подводных лодок не исключена. По данным разведки для наблюдения за нашими маневрами в акваторию Баренцева моря были направлены три или четыре американские субмарины типа "Лос-Анджелес" и, вероятно, одна ударная атомная подлодка типа "Виржиния".

– Субмарина нового поколения, – пояснил Макаров, нахмурившись. – Аналог нашего "Северодвинска" в некотором роде, но запущенный в серию. Должна дополнить, а затем со временем и заменить лодки типа "Лос-Анджелес", и, как и они, имеет на вооружении крылатые ракеты "Томагавк" и противокорабельные "Гарпун". Судя по нашим данным, весьма отрывочным, уровень шумности этой подлодки намного ниже, чем у наших типа "Щука-Б". На субмаринах типа "Виржиния" устанавливается водометный движитель. Американцы хотят построить не менее тридцати субмарин этого типа. Наши противолодочники дорого бы дали за то, чтобы выяснить реальные возможности новых подлодок и получить их акустические портреты. Перед выходом эскадры в море я отдал приказ привести противолодочные силы флота в повышенную готовность, но пока сообщений о контактах не поступало. Или американских лодок здесь нет, что маловероятно, или они настолько скрытные, что нам и не снилось.

– Плотно обложили, – потирая подбородок, произнес, рассматривая планшет, Швецов. – У наших берегов действует целая эскадра американских подлодок, которые запросто могут нанести ракетный удар едва ли не по Москве, а мы гадаем, действительно ли здесь есть их субмарины. Что это за противолодочная оборона, в которой сплошные дыры? А ведь это наши воды, черт побери! И самолеты эти, – президент кивком указал на планшет, на котором один из офицеров как раз что-то отмечал. – Какого черта они кружат над нами?

– Может, отогнать их? – предложил Макаров. – Поднимем два звена истребителей, и от этих "Орионов" через десять минут следа не останется. Скорее всего, они также ведут запись параметров наших радиоэлектронных средств, но возможно и иное. И "Орионы" и "Нимроды" могут нести ракеты "Гарпун", то есть, способны ударить по эскадре, хотя столь слабую атаку мы отразим наверняка.

Адмирал не думал о политике, о дипломатии, оставляя эти тонкие материи умникам в штатском. Сейчас Макаров стремился только к одному – выполнить учебную задачу, при этом обеспечив безопасность соединения, всех своих кораблей и моряков, и ради этого был готов на многое.

– Пусть следят, – подумав несколько мгновений, помотал головой президент. – Держатся они, вроде, прилично, на бреющем над палубой никто не летает. Да и должны же они видеть, что мы еще чего-то стоим. Но наблюдение усилить, особенно в отношении подводных лодок. Американцы слишком обнаглели в последние годы, плавают здесь, точно в своих территориальных водах, таранят наши субмарины, ставят гидроакустические буи прямо у выходов с баз. Скоро минировать начнут, будь они не ладны! – Швецов досадливо поморщился: – Итак, товарищ адмирал, в чем заключается замысел учений?

– Поскольку в случае проникновения в Баренцево море авианосных ударных групп вероятного противника под угрозой окажется весь север России, задачами флота является своевременное обнаружение и, при необходимости, уничтожение этих групп, – пояснил Макаров. – В данном случае мы будем играть роль мишени, на которой отработают свои навыки подводники и дальняя авиация, противоавианосные силы флота. В море сейчас находятся четыре ракетоносца проекта 949А "Антей", главное средство борьбы с авианосцами, и столько же многоцелевых атомных подводных лодок проекта 971, эскорт "Антеев". Командует эскадрой вице-адмирал Васильев, находящийся на борту одной из субмарин. Совместно с дальними бомбардировщиками-ракетоносцами Ту-22М3 подлодки должны обнаружить и условно уничтожить нашу группу. Соответственно, задачей всего соединения является отражение комбинированной воздушной и подводной ракетной атаки. В конце учений будут проведены реальные ракетные стрельбы с борта "Антеев" и бомбардировщиков.

– Впечатляет, – согласился Швецов. – Действительно, противовоздушная оборона северного побережья России слаба, если не считать Кольский полуостров, и первоочередной задачей флота является прикрытие этого района от чужих авианосцев. Надеюсь, ваши моряки с поставленной задачей справятся, хотя, признаться, по условиям мне нужно болеть за подводников и летчиков. Да и натовцам следует показать, что их ждет, если сунутся с недобрыми намерениями.

– Мы постараемся сделать все, чтобы победа не оказалась слишком легкой, – усмехнулся Макаров. – Отражение ракетной атаки мы отрабатывали десятки раз, так же, как противолодочную борьбу. Все мои офицеры и матросы готовы к любому развитию событий.

Сидевшие за мерцающими мертвенно-зеленым светом экранами радаров офицеры не обращали внимания на присутствие президент, как не обращали они внимание на ведущиеся глубокомысленные и весьма эмоциональные разговоры. Каждый из них сейчас был целиком поглощен своей работой, и от сосредоточенности и реакции этих людей зависела, ни много, ни мало, безопасность всего соединения, а если бы это был боевой поход, то и жизни тысяч моряков.

Радиолокационный комплекс "Марс-Пассат", отечественный аналог американской системы "Иджис", на которую янки готовы были молиться, несмотря на мелкие ошибки, порой случавшиеся в ее работе, создавал над эскадрой Макарова своего рода невидимый купол, проникнуть внутрь которого не мог, по крайней мере, теоретически, ни один летательный аппарат, превышавший габаритами чайку. Фазированные антенные решетки, установленные на надстройке авианосца, большие плоские панели, непрерывно посылали в пространство электромагнитные импульсы, улавливая эхо от них и моментально переводя данные в понятную людям, сидевшим за пультами, форму.

Долгое время на радарах не появлялось ничего, заслуживающего внимания. Натовские патрульные самолеты, огромные многомоторные машины, не уступавшие пассажирским авиалайнерам, продолжали кружить на почтительном удалении от русских кораблей, не пытаясь приблизиться. Их пилоты просто выполняли свою работу, так же, как моряки с "Кузнецова" и других кораблей делали свое дело, спокойно, методично и без лишней показухи, вовсе не нужной сейчас. Поэтому следившие за обстановкой в воздухе офицеры с русского авианосца были спокойны, полностью доверяя порученной их заботам технике, в возможностях которой уже успели убедиться не один раз.

И техника, созданная трудами русских инженеров много лет назад, не подвела. Еще один самолет, появившийся возле русской эскадры, лишь на несколько секунд вошел в зону действия радаров, но этого было достаточно, чтобы сигнал о контакте пошел на командный пункт авианосца.

– Радиолокационный контакт, – от скороговорки одного из операторов РЛС многие офицеры, находившиеся в боевом информационном центре, вздрогнули. – Цель воздушная. Дальность – сто восемьдесят миль, высота полета семь тысяч, скорость – девятьсот километров в час. Идет параллельным галсом.

– Фиксирую работу бортового радара неопознанного самолета, – подхватил речитатив офицера его коллега, контролировавший системы радиоэлектронной борьбы. – Предполагаю разведывательный самолет, судя по сигнатуре – Ту-22МР.

– Дежурное звено истребителей – на перехват, – адмирал Макаров кинулся к радарам, впившись взглядом в экраны. – Всем кораблям – боевая тревога! Приготовиться к отражению воздушной атаки!

Колокола громкого боя пронзительными звуками разнеслись по многочисленным отсекам авианосца, заставляя матросов бросать свои дела и мчаться туда, где им предписывало находиться боевое расписание. Техники заметались по ангарной палубе, спеша заправить стоящие в ожидании команды на взлет истребители, подвесить ракеты на подкрыльные пилоны и загрузить ленты в патронные ящики мощных тридцатимиллиметровых пушек. Операторы ракетных комплексов включали свои системы, готовые немедленно открыть огонь по любой цели, стоило ей только оказаться в зоне поражения. Узкие лучи радаров управления огнем пронзили воздух, буквально впиваясь в находившийся пока за пределами досягаемости зенитных комплексов "чужой" самолет. Поворачивались в сторону далекой цели, пока единственной, блоки тридцатимиллиметровых стволов артиллерийских установок и ощерившиеся ракетами модули зенитных комплексов "Кортик", последний рубеж обороны, готовые открыть огонь по прорвавшимся через все прочие рубежи противовоздушной обороны ракеты. А операторы систем электронной разведки, находившиеся на борту патрульных самолетов НАТО, торопливо включали запись, фиксируя все мельчайшие особенности работы русских радаров.

Пара покрытых серо-зелеными пятнами камуфляжа Су-33, под крыльями которых висели не учебные, а настоящие боевые ракеты, пронеслась над авианосцем, огласив палубу раскатистым грохотом мощных турбин. Истребители были подняты в воздух час назад, сменив другое звено, и патрулировали над эскадрой, готовые первыми встретить воздушного противника, откуда бы он ни появился. Набирая высоту, перехватчики, развернулись в сторону цели, которой сейчас был свой, русский же разведывательный самолет, сегодня игравший роль "противника" в разворачивавшейся военной игре. Но Ту-22МР, который был разведывательной модификацией знаменитого бомбардировщика Т-22М3, вселявшего в былые годы ужас в сердца натовских адмиралов, мог развивать скорость почти в два раза превышавшую скорость звука. И когда перехватчики, взлетевшие с "Кузнецова", приблизились на дальность ракетной стрельбы, разведывательный самолет, за кормой которого рассеивалось облако дипольных отражателей, развернувшись в сторону далекой суши, улетал прочь. На экранах бортовых радаров Су-33 только что четкая отметка цели превратилась в размытое пятно площадью с настоящий остров, исключив возможность прицельного пуска ракет. Кроме того, командир экипажа разведывательного самолета отдал приказ на включение станции радиоэлектронных помех, забив локаторы перехватчиков хаотичными радиоимпульсами. Фора в расстоянии, которую он имел, и почти равная с истребителями скорость позволили разведчику безнаказанно скрыться, унося с собой сверхценные данные об обнаруженной авианосной группе.

– Радиолокационный контакт прерван, – доложил следивший за экраном радара, покрывавшимся теперь "крупой", точно телевизор без антенны, офицер, не глядя на застывшего рядом адмирала. – Цель ставит комплексные помехи. Уходит курсом на зюйд. Истребители просят разрешения продолжить преследование.

– Отставить, – не раздумывая, приказал адмирал. – Истребителям продолжать патрулирование. Поднять в воздух еще одно звено. Эскадре полный вперед, лечь на курс сорок пять градусов. – Командующий флотом покачал головой: – Вот и все, – Макаров взглянул на президента, сжав кулаки. – Мы обнаружены. Теперь массированная атака – вопрос считанных часов. Сопровождать нас смысла нет, можно только потерять разведывательные самолеты, но далеко до подхода основных сил условного противника нам не уйти. Однако я не намерен просто ждать, когда начнут топить мои корабли. Задача соединения – вскрыть недостатки противокорабельной обороны побережья, и я попытаюсь как можно ближе подойти к берегу, чтобы наши самолеты при необходимости могли имитировать атаку целей, расположенных на суше. Мы будем действовать так, как действовали бы американцы в случае войны. Но я уверен, что нас перехватят раньше. Против нас бросят всю береговую авиацию и подводные лодки, обнаружат, пусть и не сразу, и нанесут мощнейший удар.

– Значит, ваши моряки наконец-то смогут показать все, на что они способны, пусть и в учебном бою со своими товарищами по оружию, – пожал плечами Швецов. – В конце концов, я же прилетел сюда, чтобы посмотреть, как нынче играют в войну настоящие мужчины, – президент усмехнулся. – Надеюсь, товарищ адмирал, вы не откажете мне в таком удовольствии.

Макаров промолчал, пусть это и выглядело невежливо по отношению к главе государства. В голове адмирала начал отсчитывать мгновения, оставшиеся до начала сражения, пускай и условного, воображаемый секундомер.

Глава 5 Ракетное шоу

Баренцево море

4 мая


Полковник Сабиров, командир Триста девяносто второго отдельного дальнеразведывательного полка авиации Северного флота, мог считать себя сегодня одним из самых удачливых летчиков и командиров экипажа за всю историю его соединения. Без указания со спутника, в свободном поиске его экипаж через какие-то пять часов полета смог обнаружить авианосную группу противника на акватории в несколько тысяч квадратных миль. Это был подлинный успех, стоивший того, чтобы отметить его после приземления.

Разведчик, созданный трудами гениального Андрея Туполева и его сподвижников, изящная стремительная машина, надежная и мощная, скользил на высоте в несколько километров над поверхностью сурового северного моря. Обладая радиусом действия свыше двух тысяч километров, этот самолет мог контролировать акваторию между Шпицбергеном и Новой Землей, ведя разведку любых надводных целей. Разведчик поднялся с одного из аэродромов близь Североморска, стоило только потупить из штаба морской авиации разведдонесению о появлении ударного соединения условного противника.

Экипаж Сабирова не был единственным, и еще три разведывательных самолета барражировали над морем, пытаясь обнаружить корабли "врага" прежде, чем их палубная авиация смогла бы угрожать важным береговым объектам или морским коммуникациям. Разбив карту на множество квадратов, разведчики методично, один за другим, осматривали их в надежде найти затерявшийся на морских просторах авианосец. Пилоты провели уже несколько долгих часов в тесных кабинах, ожидая, когда аппаратура, которой щедро были начинены разведчики, сигнализирует о появлении хоть каких-то признаков затерявшейся на морских просторах эскадры.

Первым об обнаружении желанной цели сообщил капитан Мелехин, отвечавший за работу систем радиотехнической разведки. Сейчас вся разведывательная аппаратура работала в пассивном режиме, радар был выключен, но он и не требовался для поиска кораблей. Чуткие сенсоры мгновенно фиксировали радиоимпульсы, источником которых могли быть радары, или, например, системы связи кораблей и самолетов. Сложная электроника перехватывала любые сигналы, определяя их источник, вплоть до типа судна или летательного аппарата. В походной обстановке, не говоря уже о состоянии боевой готовности, даже один корабль излучал массу энергии, источниками которой являлись радиолокационные станции обзора воздушного пространства, обнаружения надводных целей, навигационные радары, средства связи, и оставалось только перехватывать эти импульсы, чтобы найти искомое, никак не обозначив при этом своего присутствия. Так случилось и на этот раз.

– Фиксирую электромагнитные импульсы, – пальцы Мелехина метнулись над приборной панелью, меняя режим работы системы перехвата. – Дальность примерно двести миль. Предполагаю обзорную РЛС надводного корабля.

– Провести идентификацию сигнала, – сердце полковника учащенно забилось, ведь это мог быть желанный "Кузнецов", условный враг, которого, парами взлетая с аэродрома под Североморском, уже почти двенадцать часов искал весь его полк.

– Сигнал опознан, – в голосе капитана слышалось волнение. – Параметры сигнала соответствую обзорному радару авианосца "Адмирал Кузнецов".

– Включить бортовой радар, – команда была связана с нешуточным риском, ведь по излучению радиолокационной станции разведчика его могли легко засечь с авианосца, если еще не сделали это. А уж тогда не избежать игры в салочки с палубными истребителями, смертоносными Су-33.

– Фиксирую направленное радиолокационное излучение, – Мелехин, не отрываясь, следил за показаниями приборов. Оборудование, установленное на разведчике Ту-22МР не было последним словом техники, и вместо привычных глазу американца или японца жидкокристаллических мониторов здесь были круглые экраны на лучевых трубках и индикаторы с обычными стрелками, отражавшими мощность перехваченных сигналов. Но вся эта техника работала уверенно в самых сложных условиях, поражая заложенной в конструкцию степенью надежности, а это сейчас было главным. – Они нас обнаружили, командир!

– К черту, – стиснул зубы Сабиров. Полковник понимал, что "сушкам" с "Кузнецова" понадобятся считанные минуты, чтобы перехватить разведчик, но игра того стоила. – Включай радар.

Радиолокационная станция бокового обзора "Шомпол" лишь "мазнула" лучом по испускавшей столь мощные электромагнитные импульсы цели, но этого хватило для того, чтобы во всех подробностях рассмотреть ее. И этого же краткого мгновения хватило, чтобы на находившихся в сотнях километров кораблях обнаружили излучение радара, подняв боевую тревогу.

– Есть контакт, – Мелехин еда успел щелкнуть тумблерами, как на экране появилась группа мерцающих пятен, два больших и еще с полдюжины менее крупных. – Цель надводная, групповая. Курс сорок два градуса, скорость двадцать узлов. Предполагаю авианосную ударную группу. Наблюдаю две, три… семь радиоконтрастных надводных целей, – перечислял офицер. – Взаимное удаление до двух миль. – И спустя мгновение: – Две воздушные цели, приближаются к нам. Это перехватчики с "Кузнецова", командир!

– Разворот сто двадцать градусов, – быстро приняв решение, скомандовал Сабиров. – Подняться до пятнадцати тысяч. Включить станцию постановки радиолокационных помех, отстрелить дипольные отражатели. Двигатели на максимум! – Щелкнув тумблером самолетного переговорного устройства, Сабиров вызвал лейтенанта Мохова, стрелка, обслуживавшего дистанционно управляемую пушку ГШ-23, единственное оружие разведывательного самолета: – Включить прицельный радар, приготовиться к отражению воздушной атаки!

Мохов, получив приказ, снял с предохранителя вверенное ему оружие, уникальную конструкцию русских оружейников, при весе всего пятьдесят килограммов дававшую темп стрельбы свыше трех тысяч выстрелов в минуту и обеспечивавшую вес секундного залпа не меньшие, чем шестиствольный американский "Вулкан". Управляя орудием при помощи джойстика, точь-в-точь как в компьютерной игре, лейтенант поводил стволами из стороны в сторону, проверяя работу орудия. Теперь любого, кто приблизился бы к разведчику со стороны кормы ближе, чем на две тысячи метров, ожидал настоящий шквал свинца.

Из закрепленных на стабилизаторах самолета контейнеров вырвалось облако отражателей, обрезков обычной фольги, каждый из которых для прощупывавших небо радаров превратился в отдельную, отлично различимую цель. И сейчас на экранах бортовых радаров приближавшихся перехватчиков четкая отметка, которой представал пытавшийся уйти от преследования разведчик, превратилась в расплывчатое нечеткое пятно. Ракеты с радиолокационным наведением, главное средство Су-33 для боя на дальних дистанциях, становились бесполезными, а подпускать к себе истребители вплотную полковник Сабиров не намеревался.

Разведчик, летевший на высоте семь километров, рванул вверх, резко набирая скорость. Двигатели НК-25 конструкции Кузнецова работали на полную мощность, и в их надежности сейчас были заключены все шансы на спасение. В бою с маневренными, вооруженными целой батареей ракет перехватчиками Павла Сухого шансов у экипажа Сабирова не было, но возможность развить скорость, лишь немного меньшую, чем противник, и солидный запас в дальности давали шанс уйти от преследования. Оставляя за собой облака фольги, старого, проверенного годами средства ослепления чужих радаров, заполняя эфир помехами, глушившими связь и "забивавшими" радары, разведывательный самолет направился на юг, к суше. Там его могли прикрыть истребители береговой авиации, уже несколько часов находившиеся в состоянии повышенной боевой готовности. А полковник, настроившись на частоту своей базы, уже докладывал об успехе:

– Земля, я Звезда-четыре, прием! – чуть не выкрикивал свой позывной Сабиров. – В квадрате сорок-девятнадцать установлен радиолокационный контакт с авианосной группой условного противника. Группа следует курсом сорок два градуса, скорость двадцать узлов. Как приняли, земля?

– Звезда-четыре, вас понял, – голос связиста был сильно искажен помехами, в этих северных широтах делом обычным. – Квадрат сорок-девятнадцать, скорость двадцать, курс сорок два.

Дело было сделано – там, на земле, теперь знали, где враг. Руслан Сабиров выполнил свою задачу.


Разведчик еще находился в сотнях километров от берега, а на нескольких аэродромах дальней авиации, расположенных возле Мурманска, уже ревели что было сил сирены. Пилоты ракетоносцев Ту-22М3, грозных боевых машин, в былые времена внушавших неподдельный ужас натовским морякам, ожидавшим в случае войны массированных атак этих тяжеловооруженным сверхзвуковых самолетов, облаченные в высотные костюмы, бежали по бетонке от своих казарм.

– Тревога, – над летным полем и казармами, где последние несколько часов неотлучно находились пилоты, готовые поднять свои ракетоносцы в воздух в любую минуту, разносились усиленные громкоговорителями команды: – Экипажам собраться в актовом зале для постановки учебно-боевой задачи!

Офицерский клуб, где обычно устраивались праздники, куда по выходным жители военного городка просто ходили поразвлечься, в эти минут превратился в подлинный нервный центр полка. Пилоты, сосредоточенные и серьезные, быстро заполняли длинные ряды кресел в просторном зале, на сцене которого уже ожидали своего часа несколько офицеров с золотом на погонах. Почти не слышно было разговоров, все в этот момент были напряжены до предела. Хотя каждый понимал, что это лишь учения, эти люди уже давно привыкли к мысли о том, что однажды слово "учебная" не будет произнесено, и они отправятся в пекло воздушного боя, в свой последний вылет. Это была их работа, дело, которое они выбрали сами, и каждый старался выполнять эту работу так, чтобы победить или погибнуть с честью, как подобало воинам. И не было сейчас важно, предстоит ли очередной учебный вылет, или же всех их ждет пламя сражения.

– Товарищи офицеры, – заместитель командующего авиацией Северного флота, генерал Нефедов, высокий и широкоплечий, сам бывший летчик-истребитель, обвел взглядом собравшихся в зале пилотов. Все это были офицеры в звании не меньшем, чем капитаны, и для каждого это был не первый и даже не сотый вылет. – Товарищи офицеры, прошу вашего внимания. В квадрате сорок-девятнадцать разведывательным самолетом авиации ВМФ двадцать минут назад обнаружена авианосная ударная группа условного противника в составе семи вымпелов во главе с флагманом, тяжелым авианесущим крейсером "Адмирал Кузнецов".

За спиной генерала на большой экран проецировалась карта Баренцева моря, и Нефедов, полуобернувшись, иллюстрировал свои слова, указывая на нее:

– Группа движется курсом сорок два градуса, скорость порядка двадцати узлов. Вероятно, поняв, что эскадра обнаружена, командующий ею адмирал прикажет увеличить скорость, и начнет маневрирование. Учитывая, что подлетное время полка даже на предельных скоростях полета превышает час, они могут преодолеть довольно значительное расстояние, находясь в границах этой зоны, – генерал указал на темный круг, охватывавший акваторию радиусом около полутора сотен километров. – Итак, товарищи офицеры, задача полка – обнаружить авианосную группу, выйти на дистанцию ракетной стрельбы и произвести условный пуск ракет. При этом важно обеспечить взаимодействие с находящимися в этом же районе подводными лодками, которые также имеют задачей условное уничтожение авианосной группы "Кузнецова". Атака авианосной группы должна быть массированной, проводиться одновременно с разных направлений и быть предельно массированной. Только так мы можем гарантированно пробить систему противовоздушной обороны соединения и быть уверенными в успехе. – Нефедов взглянул на командира полка, полковника Смирнова: – Товарищ полковник, вам слово. Командуйте!

Генерал отступил, предоставляя сцену своему коллеге, и командир ракетоносного полка выступил вперед, мгновенно оказавшись в перекрестье взглядов своих летчиков.

– Товарищи офицеры, – Федор Смирнов, не выспавшийся, с воспаленными красными глазами и щетиной на щеках, исподлобья смотрел на своих пилотов.

Полковник тоже был облачен в летный комбинезон, из которого не вылезал уже несколько часов. Полк находился в состоянии повышенной боевой готовности почти сутки. Самолеты стояли на взлетных полосах, готовые не более чем через двадцать минут после получения приказа взмыть в воздух, и экипажи несколько часов неотлучно пробыли на аэродроме. Однако командир полка, пользуясь своим положением, все же сумел выбраться в военный городок, на день рождения племянника. Как раз во время бурного застолья, уже близившегося к кульминации, и появился ординарец из штаба со срочным приказом прибыть на аэродром, куда уже вылетел из Мурманска командующий авиацией Северного флота. Разумеется, Смирнов, не рассчитавший с выпивкой, и потому не вполне владевший собою, пулей помчался на аэродром, догадываясь, что вернуться к праздничному столу доведется нескоро, раз уж сам Нефедов направляется сюда, поскольку офицер такого ранга не явится во время учений из-за пустяков. Сейчас полковник пребывал не в лучшем состоянии, но это ни в коей мере не сказывалось на работе его мозга, действовавшего, точно мощная вычислительна машина, просчитывавшая возможные тактические ходы в грядущей схватке.

– Товарищи офицеры, слушайте боевой приказ, – Смирнов говорил быстро, все его пилоты не нуждались в подробных объяснениях, не в первый раз выполняя то, что предстояло сделать сегодня. – Взлет полка через пятнадцать минут. До момента обнаружения противника идем развернутым строем на предельно малых высотах, ниже линии радаров, на максимальной дозвуковой скорости. Сейчас наша задача – как можно быстрее добраться до цели, не позволив кораблям условного противника покинуть зону досягаемости ударной авиации. Сохранять полное радиомолчание, радиолокационные станции не включать до поступления сообщения с поддерживающих нас разведывательных самолетов об установлении контакта с целью. До выхода на дистанцию пуска действовать по целеукзаниям, транслируемым с разведчиков. Радиообмен и применение бортовых РЛС для введения координат целей в головки наведения ракет – только по моей команде. Предварительный план атаки такой – эскадрильи заходят на цель с четырех сторон, на сверхзвуке выполняют набор высоты одиннадцать тысяч метров, производят имитацию пуска ракет и, снова уже на дозвуковой скорости, направляются обратно, на аэродромы базирования. Командую атакой я лично, в случае сбития командование переходит к командиру первой эскадрильи, затем, в случае его сбития – командиру второй и так далее. План атаки будет корректироваться по обстановке. В случае массированного противодействия со стороны палубной авиации условного противника двигаться к цели поодиночке. Хоть кто-то да прорвется. – Полковник тяжелым взглядом обвел собравшихся перед ним пилотов: – Вопросы, товарищи офицеры?

Зал ответил сдержанным молчанием – в мыслях все были уже там, над серой гладью сурового моря, в кабинах своих крылатых машин.

– Вопросов нет, – с явным удовлетворением констатировал Нефедов, ни на мгновение не сомневавшийся в том, что все пилоты с первых слов поняли свою задачу. – Товарищи офицеры, за ходом учений с борта "Адмирала Кузнецова" наблюдает сам Президент. Покажите ему, на что способны летчики Краснознаменного Северного флота! – И, в который уже раз за истекшие минуты, взглянув на хмурого и насупившегося Смирнова: – Командуйте, товарищ полковник.

– Экипажам занять свои места, – рявкнул Федор Смирнов. – Взлет в восемь ноль-ноль!

Пилоты, придерживая на сгибе локтя шлемы, бросились прочь из актового зала, спеша занять места в кабинах своих ракетоносцев. Грохоча подошвами ботинок по бетону, они бежали по летному полю к самолетам, возле которых суетились техники, в последний раз перед взлетом проверяя, закрыты ли горловины баков и надежно ли крепление подвешенных под фюзеляжи "тушек" ракет. В этом вылете нагрузка каждого ракетоносца состояла из одной крылатой ракеты Х-22Н "Буря", расположенной под фюзеляжем в полуутопленном состоянии – топорщивший трехметровые крылья остроносый цилиндр длиной двенадцать метров. Эта огромная "игла", весившая без малого шесть тонн, могла совершать полет со скоростью, вшестеро превышающую скорость звука, одной своей массой запросто проламывая борта кораблей. А ведь была еще боеголовка – фугасно-кумулятивная, в девятьсот тридцать килограммов, или "специальная", термоядерный заряд – это уже на модификации НА.

В перегрузочном варианте бомбардировщики Ту-22М3 могли нести на внешней подвеске три "двадцать вторые", хотя обычно ограничивались двумя. Сегодня, когда предстоял полет "на полный радиус", выбор между боевой нагрузкой и запасом топлива был безоговорочно сделан в пользу последнего. Обнаруженная разведчиками цель находилась почти на пределе полетной дальности ракетоносцев, по давнему соглашению с американцами лишенных системы дозаправки в воздухе, и запас горючего был сейчас важнее всего, иначе можно было просто не долететь до желанной цели, позволив авианосцу безнаказанно плавать в этих водах, угрожая морским путям.

Пилоты быстро взлетали по приставным трапам, исчезая в кабинах. Стрелки, обслуживавшие установленные в хвостовой части бомбардировщиков двуствольные пушки калибра двадцать три миллиметра, быстро и несуетливо проверяли счетчики снарядов, показывавшие наличный боекомплект, и включали прицельные РЛС, убеждаясь в их работоспособности.

– Доложить о готовности, – полковник Смирнов одним из первых занял место в кабине Ту-22М3. Он уже застегнул шлем, подключая кислородную систему, без которой полет на больших высотах мог бы оказаться гибельным. – Провести предполетную проверку систем.

– Есть, – второй пилот, майор Сеченов, сидевший в соседнем кресле, пробежался взглядом по приборам, фиксируя показания. – Все системы в норме. К взлету готовы, командир!

– Погода?

– На взлете видимость тысяча, ветер боковой, порывистый, до девяти метров, – сообщил Сеченов, вспоминая последнюю метеосводку. – В районе цели атмосферный фронт. Из Атлантики идет мощный циклон. Ветер до тридцати метров, плотная облачность на средних высотах.

– Отлично, – щелкнув переключателем, Смирнов вызвал контрольную башню, с которой руководили полетами: – Диспетчер, я – Сотый. Прошу разрешения на взлет.

– Сотый, я земля, – раздалось в ответ в шлемофоне. – Взлет разрешаю. Видимость тысяча, ветер западный, двадцать метров в секунду.

– Вас понял, диспетчер, – Смирнов коснулся приборной доски, запуская двигатели. Раздался мощный рокот, тон которого с каждой секундой становился все выше. – Двигатели запущены. Начинаю разбег.

Остроносый ракетоносец, грозная боевая машина, начал движение по взлетной полосе. Двигатели набрали обороты, и носовая сойка шасси, наконец, оторвалась от земли. Медленно громадный бомбардировщик, впечатлявший своими размерами, начал подниматься вверх, разворачиваясь на северо-восток. Шасси плавно втянулись в фюзеляж, и величественная стальная птица, больше не связанная с земной твердью, начала свободный полет.

– Убрать шасси, – приказал Смирнов. – Подняться до трех тысяч, скорость – пятьсот.

– Шасси убраны, – на приборной доске горели зеленые огни, указывающие, что все в норме. – Есть подняться до трех тысяч.

Сеченов медленно потянул штурвал на себя, одновременно толкая вперед ручку управления двигателями. Ту-22М3 – это не истребитель, и для того, чтобы набрать заданную высоту требовалось преодолеть инерцию, вызванную собственной массой крылатой машины. Но мощные турбореактивные двигатели НК-25, надежные, проверенные долгими годами эксплуатации в самых суровых условиях, работали нормально, уверенно вытягивая тяжело нагруженный самолет вверх. Ракетоносец, сто двадцать пять тонн скорости и смертоносной огневой мощи, был полностью покорен воле своих пилотов, послушно отзываясь на каждое движение штурвала. Земля оставалась где-то внизу, летное поле, на котором маневрировали выруливавшие на взлет ракетоносцы, теперь было видно Смирнову, как на ладони.

Тем временем остальные экипажи тоже докладывали о своей готовности, и ракетоносцы один за другим отрывались от бетонных плит, выстраиваясь в круг над аэродромом. Взлет целого полка дальних бомбардировщиков, почти полусотни самолетов, не был слишком быстрым делом, и тем, кто уже поднялся в воздух, вынуждены были ждать.

– Полк, я "сотый", – Смирнов настроился на частоту кабин своих ракетоносцев. – Внимание всем. Приказываю лечь на курс пятнадцать. Крылья на минимальный угол стреловидности. Высота полета – сто пятьдесят, скорость – тысяча. Ввести параметры в систему автоматического управления полетом. После подтверждения получения приказа переговоры прекратить до особого распоряжения. Как приняли? – И сам полковник, быстро касаясь приборной панели автопилота, быстро ввел в вычислитель высоту, скорость и курс. Теперь экипажам до того момента, как с разведывательных самолетов поступят данные об обнаружении "вражеской" эскадры, нужно будет только следить за тем, чтобы не отказала внезапно электроника, даже не касаясь штурвалов. Двухчасовой полет над морем обещал быть довольно скучным большую часть времени.

– Я – "сто первый", вас понял. Высота триста, скорость тысяча четыреста, курс – пятнадцать градусов. Данные в систему автоматического управления полетом введены. Перехожу в режим радиомолчания. – Один за другим экипажи подтверждали приказ Смирнова. Крылья ракетоносцев прижимались к фюзеляжам, и самолеты, разгоняясь до сверхзвуковой скорости, ныряли вниз, к самой поверхности земли.

Дальние бомбардировщики-ракетоносцы Ту-22М3, гордость российской Дальней Авиации и до недавнего времени головная боль натовских адмиралов, могли выполнять полеты как на больших, так и на предельно малых высотах, на скоростях, вдвое превышающих скорость звука, и изменяемая геометрия крыла позволяла приобретать наилучшие для каждого режима аэродинамические качества. Способность прорываться к цели на высокой скорости, следуя рельефу местности, считалась одним из важнейших качеств современного ударного самолета с семидесятых годов. И "Туполев", оснащенный системой автоматического управления полетом, в полной мере соответствовал этим требованиям, будучи способным летать, в точности повторяя рельеф подстилающей поверхности, над сильно пересеченной местностью. В морской авиации основной задачей ракетоносцев этого типа была борьба с вражескими кораблями на большом удалении от своих баз, и для полетов на малой высоте над ровной поверхностью моря Ту-22М3 тем более годился. И сейчас полк Смирнова, полсотни самолетов, среди которых были не только ударные модификации, но и самолеты – постановщики помех, более старые машины типа Ту-22ПД, прибег именно к такому тактическому приему. Выстроившись цепью, бомбардировщики скользили в полутора сотнях метров над волнами, не выдавая своего присутствия радиопереговорами, не включая бортовые радары и имея возможность остаться незамеченными противником до самого последнего момента, когда пилотам останется только нажать кнопку пуска ракет.

А пока ракетоносцы разворачивались в сторону цели, на борту атомного ракетного крейсера "Воронеж" командир подводной лодки капитан Колгуев внимательно изучал текст короткой радиограммы, поступившей из штаба соединения считанные минуты назад. И с каждым прочитанным словом лицо его принимало все более хищное выражение. Очередная партия сложной и опасной игры вступала в завершающую стадию, и приз сейчас должен был достаться самому решительному и умелому.


Ракетоносец "Воронеж", относившийся к атомным субмаринам проекта 949А, известного также под шифром "Антей", находилась на глубине почти сто метров от поверхности сурового Баренцева моря. Двигаясь со скоростью не более семи узлов, подводная лодка, водоизмещение которой превышало двадцать тысяч тонн, оставалась практически незаметной. Отработанные на сотнях опытных моделей механизмы работали так тихо, как только возможно, тщательно выверенные обводы корпуса исключали возникновение любых шумов, вызванных турбулентностью или иными подобными причинами, и специальное противогидролокационное покрытие могло эффективно поглощать или рассеивать направленные на субмарину импульсы вражеских гидролокаторов.

Подводный крейсер, хотя размерами и водоизмещением превосходил даже американские стратегические ракетоносцы типа "Огайо", был не "убийцей городов", а охотником на вражеские авианосцы. Двадцать четыре ракеты "Гранит", установленные в герметичных контейнера по обоим бортам, между наружным легким и прочным корпусами огромной подлодки, были предназначены для кинжальных ударов по эскадрам любого противника. Из-за этих контейнеров корпус субмарины имел характерную сплющенную сверху форму, которая послужила поводом для подводников называть ракетные крейсеры этого типа просто "батоны". Сверхзвуковые самолеты-снаряды, несущие боеголовку весом три четверти тонны, могли прорвать любую систему противовоздушной обороны, нанося почти неотвратимый удар.

При этом "Воронеж", как и все прочие корабли данного типа, разумеется, не был беззащитен и в ближнем бою. Шесть торпедных аппаратов с боекомплектом в сорок торпед и противолодочных ракет разных типов, в том числе и тех, что могли нести ядерный заряд, обеспечивали высокие шансы на успех в схватке с любым подводным противником. Но в данный момент большую, чем собственное вооружение, безопасность "Воронежа" гарантировала скользившая такой же неслышной тенью позади и чуть левее ракетоносца многоцелевая атомная подлодка "Тигр". Ударная субмарина проекта 971, одна из самых совершенных подлодок своего класса по признанию не только отечественных, но и западных специалистов, была эскортом подводного крейсера, и обеспечивала его прикрытие от подводных лодок вероятного противника. И почему-то именно на борту "Тигра" держал в этом походе свой флаг вице-адмирал Васильев, командовавший соединением субмарин, охотившихся на авианосец.

Подводные лодки "Воронеж" и "Тигр" были одними из нескольких атомоходов, принимавших участие в развернувшихся на акватории Баренцева моря грандиозных военных играх. В тот момент, когда на "Воронеже" была получена радиограмма, обе субмарины, и ударный крейсер и его маневренный и быстроходный эскорт, маневрировали в указанном штабными офицерами районе, осуществляя патрулирование. Оставаясь незаметными для наблюдателей, находящихся на поверхности моря или в воздухе, даже если те имели в своем распоряжении специальную аппаратуру, подлодки подстерегали корабли условного противника, готовые нанести по ним мгновенный массированный удар.

Поскольку обе субмарины, сейчас составлявшие неделимую боевую единицу, находились на глубине без малого сто метров, связь с ними с берега была далеко не простым делом. Между собой субмарины, сближаясь на считанные сотни метров, могли обмениваться сигналами с помощью системы звукоподводной связи, одного из многих простых и предельно эффективных решений, созданных русскими инженерами. Но извне сквозь толщу воды могли проникать лишь радиоволны сверхнизких частот, которые были не самым удачным способом связи. Именно поэтому станция сверхнизкочастотной связи, располагавшаяся на Кольском полуострове, передала лишь короткий условный сигнал, подчиняясь которому, с подводной лодки, поднявшейся на полсотни метров, был выпущен на поверхность моря радиобуй. Устройство, способное принимать и передавать сообщения в более подходящих диапазонах, соединялось с остававшейся на глубине субмариной тонким кабелем, на краткие мгновения вновь сделав субмарину частью "большого мира".

Приняв набор цифр, переданных в обычном коротковолновом диапазоне, командир крейсера приказал убрать радиобуй, и субмарина вновь оказалась отрезанной от внешнего мира, напомнившего, однако, о своем существовании. И пока "Воронеж" продолжал патрулирование, капитан первого ранга Юрий Колгуев, закрывшись в своей каюте и вытащив из сейфа книгу с шифрами, переводил разбитые на равные группы цифры в слова, содержащие боевой приказ. Возможно, американцы, привыкшие к тому, что всю сложную работу за них делают мощные компьютеры, посмеялись бы над отсталостью русских подводников, но этот способ был проверен годами, и давал наибольшую надежность и безопасность передачи информации.

Закончив эту работу, и заперев сейф, командир корабля направился на мостик, где сейчас находилась дежурная смена. Всего на крейсере, бороздившем толщу северных вод, было свыше ста человек матросов и офицеров, большая часть которых сейчас просто отдыхала. Их реакция и опыт могли понадобиться в любой момент, и поэтому, пока не был обнаружен противник, силы этих людей берегли до более важного момента.

– Штурман, – Колгуев ответил на приветствие вахтенных моряков, подходя к прокладочному столу, на котором были разосланы многочисленные карты.

– Товарищ капитан, – капитан третьего ранга Заруцкий, штурман "Воронежа", склонившийся над картами, обернулся, взглянув на командира.

– Получен приказ выдвигаться в квадрат сорок-девятнадцать, – Колгуев показал листок с текстом радиограммы. – Разведывательная авиация обнаружила там авианосную группу условного противника. Нам приказано нанести по ней условный ракетный удар, взаимодействуя с авиацией флота. Сколько времени нужно, чтобы прибыть в заданный квадрат?

– Сейчас, товарищ капитан, минуту, – Заруцкий вновь склонился над картой. Что-то рассчитывая. – Мы можем быть на рубеже атаки через два часа, если пойдем на пятнадцати узлах. Но за это время авианосец может пройти не менее пятидесяти миль, и найти его будет не просто. Если они не изменят свой курс или, по крайней мере, не повернут назад, думаю, мы можем перехватить "Кузнецова" в квадрате тридцать семь – шестнадцать, – штурман карандашом указал нужный квадрат на карте. – Там ведь тоже не дураки, и они будут делать все, чтобы уйти из-под удара. Поэтому я предлагаю двигаться курсом семьдесят градусов со скоростью не менее пятнадцати узлов. Так у нас будет неплохой шанс на успех.

– Понятно, – капитан кивнул. – Рулевой, курс, скорость?

– Курс девяносто пять градусов, скорость – семь узлов, – немедленно доложил рулевой, взглянув на показания приборов.

– Лечь на курс семьдесят градусов, – приказ капитана был краток. Он верил в своего штурмана, в профессионализме которого убеждался уже не раз, и сейчас полностью соглашался с его предложениями. – Скорость – пятнадцать узлов. Подвсплыть на перископную глубину, выдвинуть антенны. Акустикам – внимание. Докладывать о любой надводной цели, обнаруженной по курсу.

– Есть курс семьдесят, – мичман, стоявший у устройства, по привычке называемого штурвалом, сделал легкое движение, и огромные рули направления, подчиняясь ему, сместились. Огромная субмарина сделала плавный разворот, ложась на новый курс. Громадные винты начали вращаться быстрее, с удвоенной силой толкая вперед подводный крейсер. При этом за счет сложной формы лопастей, потребовавшей в свое время долгих расчетов десятков специалистов, даже на вдвое большей скорости шум, производимый подлодкой, оставался прежним, в принципе исключая обнаружение крейсера на дальности более десятка миль.

– Связь с "Тигром", – приказал Колгуев, обращаясь к радисту. – Сообщите наш новый курс, передайте приказ следовать за нами.

– Есть, товарищ капитан, – радист кивнул, и спустя несколько секунд серия акустических импульсов устремилась в сторону ударной подлодки, находившейся в восьми кабельтовых от "Воронежа". Сигналы, казавшиеся абсолютно бессмысленными, были приняты и расшифрованы радистами "Тигра", и субмарина в точности повторила маневр крейсера, следуя за ним, как на привязи.

"Воронеж" был не единственной подводной лодкой, получившей приказ. И сейчас к месту предполагаемого нахождения авианосца из разных концов Баренцева моря устремились еще три в точности таких же подводных крейсера, каждый из которых сопровождала ударная подлодка, выполнявшая функции эскорта и, если нужно, разведки, действуя впереди крейсера и отвлекая на себя при необходимости противолодочные силы противника. Ракетный залп даже одного "Антея", по крайней мере, теоретически, мог отправить на дно атомный авианосец, но для того, чтобы сделать этот залп, следовало не только найти цель, что само по себе было делом далеко не легким, но еще и занять удобную позицию. Надежность противовоздушной обороны авианосных соединений возрастала буквально с каждым днем, и удар следовало нанести с минимальной дистанции, так, чтобы у противника просто не было времени отразить атаку. А для этого вполне можно было пожертвовать и своим эскортом.

Разумеется, на "Кузнецове" помнили, что где-то в Баренцевом море действует целая эскадра подводных ракетоносцев, и осознавали, что ждет их, если к предполагаемому налету авиации присоединятся еще и подлодки. Эскадра во главе с авианосцем сейчас превращалась в мишень, но это не означало, что она становилась беззащитной и должна была обреченно ждать появления противника. Поэтому, прежде всего, адмирал Макаров отдал приказ сменить курс, направив свое соединение точно на юг, к побережью. Задачей его сейчас было как можно ближе подойти к берегу, при этом уклонившись от авиации и подлодок, прочесывающих акваторию Баренцева моря. В идеале авианосец должен был подойти к берегу на расстояние, с которого палубные самолеты могли достать до передовых баз авиации и флота. Действуя так, как действовали бы в боевой обстановке американцы, Макаров имитировал авиационный удар по побережью, и задачей брошенных против него соединений авиации и подводных лодок было уничтожить соединение кораблей до того момента, когда палубная авиация стала бы представлять угрозу для наземных объектов.


Маневры авианосца, сопровождаемого внушительным, особенно по нынешним временам, когда у флота не всегда хватало топлива и запчастей, эскортом, конечно, не укрылись от глаз находившихся в воздухе пилотов патрульных "Нимродов" и "Орионов", и очень скоро стали известны в Лондоне, откуда осуществлялось руководство учениями НАТО в Атлантике. А на центральном посту радиолокационной станции в норвежском Буде следившие за обстановкой в воздухе над севером России офицеры с удивлением наблюдали, как с нескольких аэродромов на Кольском полуострове поднялись в воздух сразу свыше шестидесяти самолетов, устремившихся в сторону Баренцева моря.

– Бог мой, – Харальд Эриксон, норвежский капитан, сидевший за переливавшимся разноцветными огнями пультом, указал на огромный экран, на котором отображалась обстановка в воздухе над огромной территорией. Сейчас экран пестрел отметками многочисленных воздушных целей, сгруппировавшихся над южной частью Баренцева моря. Обладавшая высочайшим разрешением РЛС обнаруживала даже летящие у самой земли крылатые ракеты на дальности в пятьсот километров, поэтому тяжелые бомбардировщики, создатели которых в свое время имели очень туманное представлении о технологии "стеллс", были прекрасно видны и на втрое большем расстоянии. – Они подняли целую армаду!

– Да, в воздухе, кажется, не меньше полка "Бэкфайров", – напарник Эриксона тоже выглядел удивленным, ведь ему прежде не приходилось видеть в воздухе одновременно так много русских самолетов. В те годы, когда огромная страна называлась совсем иначе, и когда ее правители не жалели денег на свою армию и авиацию, оба норвежца даже не ходили в детский сад и поэтому они не застали времена, когда в небе над Россией могли находиться сразу не шестьдесят, а все шестьсот самолетов. – Похоже, Иван затевает что-то серьезное.

– Вот уж засуетятся сейчас американцы, – усмехнулся Харальд, представив панику в штабах своего могучего союзника. Его напарник тоже оценил ситуацию, и тоже не смог сдержать улыбки.

Оба офицера не то что бы не любили американцев, но все же не испытывали к ним особо теплых чувств, не всегда находя в себе силы терпеть заносчивость и приземленность заокеанских "партнеров". Однако, как бы норвежцы не относились к янки, предупредить тех о происходящем они были обязаны, что и сделали без особых эмоций и без лишней суеты. Никто уже давно не верил в серьез, что русский медведь решится напасть на "свободный мир", и ни к чему было создавать панику.


Так или иначе, сообщение поступило в военно-морской штаб НАТО в Лондоне спустя считанные минуты, и постоянно находившиеся в командном центре адмиралы принялись обсуждать происходящее, делясь своими впечатлениями.

– Вероятно, мы имеем редкую возможность наблюдать учения русских противоавианосных сил, – контр-адмирал Берк, темнокожий гигант в форме военно-морского флота США на правах командующего учениями стал во главе стола, за которым сидели спешно собравшиеся на совещание морские офицеры стран-союзников. – Их военная доктрина еще в советские времена предполагала борьбу с авианосцами при помощи дальней авиации и подлодок с крылатыми ракетами. Сейчас в небе над Баренцевым морем находится не менее полусотни ракетоносцев "Бэкфайр", и, по нашим данным, в этом районе действует четыре субмарины класса "Оскар-2". Авианосец, соответственно, играет за противника, то есть, джентльмены, за нас с вами, – мрачно ухмыльнулся чернокожий адмирал.

– Тогда я ставлю на ребят с "Кузнецова", – рассмеялся немецкий адмирал Рейнготер, совсем недавно прибывший из Гамбурга. – Они мне сейчас больше по душе.

– Думаю, господа, нам стоит уделить происходящему в Баренцевом море больше внимания, – предложил Жан Вильнев, бывший капитан авианосца "Шарль Де Голль", чуть более года прикомандированный к военно-морскому штабу НАТО. – Русские давно не проводили учения такого масштаба, и неплохо узнать, на что еще способны их авиация и флот. Возможно, американское командование направит в район учений часть своих подлодок, действующих у русских берегов. – Разумеется, то, что субмарины союзника занимаются разведкой в районе русских военно-морских баз, не было особой тайной ни для кого из собравшихся, хотя подробности были известны, конечно, только самим американцам.

– В этом районе уже действуют четыре наши субмарины, мистер Вильнев, и увеличивать их число я не вижу смысла, – покачал головой Берк. – Наши капитаны все равно получили приказ держаться подальше от русской эскадры. Там полно русских подлодок, и мне не хотелось бы терять свои субмарины при столкновениях с ними, как это случалось не раз. Хватит того, что мы направим в этот район несколько самолетов АВАКС с баз в Исландии и Гренландии. Их радары могут обнаруживать и следить не только за воздушными, но и за надводными целями. Возможно, к ним присоединятся самолеты с борта "Рузвельта", который находится не так уж далеко от тех вод. Сами русские, кстати, направили для слежки за нами разведывательное судно класса "Капуста", которое сопровождают атомный крейсер "Петр Великий" класса "Киров" и один эсминец. Сейчас соединение русских кораблей находится не более чем в сотне миль от эскадры адмирала Хэнкока. А для наших подлодок найдется не менее важное задание. Военно-морская разведка сообщает, что в море в ближайшие часы должна выйти русская многоцелевая субмарина "Северодвинск". Это новейшая русская подлодка, испытания которой еще не полностью завершены. О задачах, которые должен выполнить "Северодвинск", нам не известно, но, вполне возможно, он тоже будет участвовать в маневрах российского флота. И нам очень бы хотелось узнать, на что способна эта подлодка, о которой и нашего командования до сих пор нет точных данных. Говорят, она по скрытности превосходит русские "Акулы", а эти субмарины очень тихие, почти такие же тихие, как наши субмарины "Сивульф". Поэтому командиры наших подлодок, находящихся в Баренцевом море, уже получили приказ двигаться к Кольскому полуострову для слежения за "Северодвинском". Ну а нам с вами, господа, остается расположиться поудобнее, и наблюдать за устроенным русскими шоу.


Два самолета радиолокационного обнаружения Е-3А "Сентри" оторвались от взлетной полосы одной из американских авиабаз в Гренландии спустя час, взяв курс на Баренцево море, и еще одна такая же машина, принадлежавшая ВВС Великобритании, взлетела с аэродрома, расположенного на севере Шотландии. Огромные четырехмоторные машины, над фюзеляжами которых вращались плоские "блины" обтекателей антенн радиолокационных станций AN/APY-2, были способны благодаря суперсовременному бортовому радиоэлектронному оборудованию вести наблюдение за несколькими сотнями воздушных и надводных целей одновременно на пространстве тридцать тысяч квадратных километров. И сейчас, не приближаясь к русской эскадре ближе, чем на две сотни миль, операторы бортовых радаров этих уникальных самолетов могли в мельчайших подробностях наблюдать все действия русской авиации.

Первым самолетом радиолокационного обнаружения, оказавшимся в районе учений, оказался, естественно, британский "Сентри", которому потребовалось на перелет намного меньше времени, чем самолетам ВВС США. Но и до того, как на экранах его радара появились корабли русской эскадры, и сама эскадра, и все, что происходило на удалении до двух сотен миль от нее, оказались под пристальным наблюдением с земли, с воздуха, из космоса и с моря. Десятки радиолокационных станций, размещенных на кораблях, самолетах и на суше отслеживали все перемещения русского флота и поднявшейся в небо армады ракетоносцев. Буквально каждую минуту к наблюдению подключались все новые средства. С норвежских и исландских аэродромов взлетели еще пять самолетов "Орион", к которым присоединился и один британский "Нимрод", а также французский патрульный "Атлантик". Норвежский фрегат, долгое время в одиночестве следивший за эскадрой Макарова, теперь был дополнен британским фрегатом "Норфолк", и к ним уже спешил присоединиться германский фрегат, находившийся пока, впрочем, довольно далеко. Именно поэтому атака русской авиации по соединению условного противника фиксировалась натовскими военными буквально по секундам.

С момента, когда "Кузнецов" первый раз был обнаружен с воздуха разведывательным самолетом, прошло свыше трех часов, а небо на расстоянии двухсот километров от соединения, теперь полным ходом двигавшегося на юг, к родным берегам, но вовсе не для того, чтобы бросить якорь в своем порту, было по-прежнему чистым. Сидевшие за пультами управления зенитными средствами, перед экранами радаров обнаружения воздушных целей и гидролокационными станциями мичманы и офицеры на авианосце и кораблях эскорта расслабились, устав ждать ежеминутно появления противника. Однако все средства работали без перерывов, и появившийся поблизости от эскадры самолет был обнаружен очень быстро.

– Есть контакт, – доложил следивший за воздушной обстановкой офицер. – Цель воздушная, высотная. Скорость – тысяча двести километров в час, дальность – девяносто миль. Идет на сближение курсом сто шестьдесят.

Сердце командира "Адмирала Кузнецова", ни на миг не покидавшего мостик, забилось вдвое быстрее – вот он, самый важный момент, когда станет ясно, кто лучший солдат, тот, кто сидит в тесноте кабины ракетоносца, или они, моряки-североморцы, стоящие на палубе своего крейсера.

– Дежурное звено истребителей – на перехват, – немедленно приказал Тарасов. – Доложите командующему соединением, немедленно.

Пока вахтенный офицер вызывал на мостик командира оперативной эскадры вице-адмирала Спиридонова, пара Су-33, одно из двух звеньев истребителей, последние три часа непрерывно находившихся в воздухе, направилась к неопознанному самолету. Каждый истребитель нес полный комплект ракет и имел достаточно топлива в баках, чтобы сопровождать находившуюся на почтительном удалении от эскадры цель длительное время. Также самолет, наверняка являвшийся разведчиком, был взят на прицел зенитно-ракетными комплексами кораблей охранения, пока бесполезными, впрочем, поскольку расстояние до цели было слишком велико. Без сомнения, пилоты разведчика должны были получить предупреждение об облучении и заметить к тому же приближающиеся истребители, но, несмотря на явную угрозу, они продолжали вести свой самолет на сближение.

– Ну что, – адмирал Макаров, тоже извещенный вахтенным офицером, стремительно ворвался в боевой информационный пост, где опять сосредоточилось управление не только авианосцем, но и всей эскадрой. – Нас обнаружили?

– Так точно, – подтвердил капитан Тарасов. – Пара истребителей приблизится к цели, чтобы опознать ее визуально, но и так понятно, что это снова Ту-22МР.

– Обнаружена еще одна цель, – в этот момент доложил дежурный офицер, следивший за радаром. – Семьдесят миль на вест, приближается. Скорость – тысяча, высота полета – восемь тысяч.

– Похоже, нас взяли в кольцо, – предположил Тарасов. – Думаю, скоро последует массированная атака.

Капитан был прав, поскольку в этот момент с борта обоих разведывательных самолетов следовавшим за ними на сверхмалой высоте и пока остававшимся невидимыми для корабельных радаров ракетоносцам полковника Смирнова передали координаты цели. Поле этого разведчики, пытаясь избежать встречи с настигавшими их перехватчиками с "Кузнецова", развернулись на сто восемьдесят градусов, удаляясь от эскадры. В непрерывном сопровождении авианосного соединения уже не было нужды, а терять самолеты командование авиации флота категорически не хотело.


Полковник Смирнов, сидевший в не отличавшейся простором кабине своего Ту-22М3, отлично слышал переданные командиром разведывательного самолета, державшегося в полутора сотнях километров перед ударными машинами, координаты. Средства связи всех бомбардировщиков сейчас работали только на прием, не выдавая присутствие самолетов излучаемыми радиосигналами. Целый полк сверхзвуковых ракетоносцев находился в воздухе уже два часа, до сих пор не раскрыв своего присутствия противнику. В прочем, поправил себя при этой мысли Смирнов, настоящий противник, натовцы, наверняка уже давно обнаружили бомбардировщики, зря, что ли они размести свои радары дальнего обнаружения в считанных десятках километров от российской границы. И вне всяких сомнений, с борта множества кораблей и самолетов американцев и их союзников, а также, конечно, со спутников, натовские генералы сейчас наблюдали за кульминационным моментом всех учений, ракетной атакой по авианосному соединению. Что ж, решил полковник, мы заставим их испытать страх, покажем, на что способны русские пилоты.

– Майор, – Смирнов взглянул на сидевшего в соседнем кресле Сеченова. – Расстояние до цели?

– Пятьсот километров, командир, – Сеченов быстро сверился с картой, убедившись, что расчеты оказались верными, и полк вышел почти точно на цель, промахнувшись не более чем на полсотни километров. Правда, в штабе сомневались, что адмирал Макаров рискнет вести свою эскадру к берегу, но, вероятно, флагман, понимая, что обнаружение и атака по его соединению становится делом считанных часов, решил рискнуть. – Они почти в зоне поражения.

– Отлично, – полковник довольно улыбнулся. – Пора действовать.

Смирнов переключил радиостанцию в режим передачи, настроившись на общую частоту, так, чтобы его слышал командир каждого ракетоносца:

– Внимание всем, я – "Сотый"! Отмена режима радиомолчания. Скорость – тысяча пятьсот. Начать набор высоты. Включить бортовые радиолокационные станции. Первой эскадрильи следовать курсом девяносто, заходить на цель с норда, вторая эскадрилья – курс сто пятьдесят, атакуйте с запада, третья – курс двести восемьдесят, атаковать с юга. – И уже вновь обращаясь ко второму пилоту: – Форсаж. Подняться до двенадцати тысяч. Крылья – на максимальный угол стреловидности.

Ракетоносцы, летевшие широким строем в ста с небольшим метрах от колышущейся поверхности моря, взмыли вверх, пронзая пелену облаков, собиравшихся над морем, и веером расходясь в разные стороны, чтобы затем ударить по эскадре разом с нескольких направлений. Преодолевая звуковой барьер, Ту-22М3 готовились атаковать обнаруженные корабли одновременно с трех сторон, обрекая возможные маневры эскадры на неудачу.

Получив приказ, командиры экипажей включили радары, лучи которых заметались по поверхности моря, ища находившиеся не столь далеко цели. Сейчас уже не могло быть речи о скрытности, теперь все решала быстрота и слаженность действий, а уж в этом полк Смирнова, лучший на всех четырех флотах, мог дать фору кому угодно. Сейчас все решали даже не минуты, а секунды, те, которые требовались пилотам, чтобы занять позицию и нанести точный и неотвратимый удар. В воздухе уже находились палубные истребители "Кузнецова", а потому любое промедление грозило гибелью, пусть даже сегодня условной была даже смерть.

Разумеется, как только ракетоносцы начали набирать высоту, их мгновенно обнаружили сканировавшие пространство вокруг эскадры радары авианосца и кораблей эскорта. Даже не было нужды в системах радиоэлектронной борьбы, пару минут спустя выдавших предупреждение об облучении, когда посланные бортовыми радарами ракетоносцев импульсы заскользили по бортам кораблей. И одновременно о появлении целой армады ракетоносцев сообщили пилоты поднятых в небо перехватчиков.


Майор Земсков, заместитель командира авиакрыла "Кузнецова", вместе со своим ведомым, старшим лейтенантом Кудрявцевым, как раз преследовал один из разведчиков, только что обнаруживших эскадру. Ту-22МР, хотя и не имел бортового вооружения, кроме установленной в корме дистанционно управляемой пушки, был далеко не самым простым противником. Высокая, лишь немного ниже, чем у истребителей Су-33, скорость позволяла ему почти на равных состязаться с преследователями.

– Цель идет на снижение, – Земсков комментировал каждый свой маневр и все действия противника для бортовых самописцев и находившегося на борту авианосца диспетчера. – Ставит пассивные радиолокационные помехи.

Огромный по сравнению с Су-33 разведывательный самолет нырнул к самой воде, рассыпав в воздухе облако фольги, сквозь которую не могли пробиться лучи радара истребителя и вдобавок к этому "повесив" за кормой несколько тепловых ракет-ловушек для обмана ракет с инфракрасным наведением. За штурвалом "Туполева" сидел опытный пилот, не боявшийся рисковать, но Земсков, на счету которого были сотни взлетов и посадок на авианосец, считал себя настоящим асом и намеревался это доказать. Выжимая все, что было возможно, из мощных двигателей АЛ-31Ф, установленных на его машине, он бросил истребитель в крутое пике, уверенно сближаясь с пытавшимся спастись на сверхмалых высотах противником. Его ведомый, как привязанный, неотступно следовал за самолетом Земскова, готовый прикрыть его от неожиданного нападения, если поблизости появятся истребители сопровождения, которые вполне могли придать разведчику, благо для Су-27 или МиГ-31 и две тысячи километров – не предел дальности.

– Есть захват, – звуковой сигнал подсказал майору, что головки наведения ракет Р-27Р "увидели" подсвеченную лучом бортового радара цель. – Произвожу условный пуск.

Рука Земскова только коснулась кнопки на приборной доске, не вдавливая ее. Будь это реальный бой, и из-под крыльев истребителя вырвались бы, оставляя за собой дымные хвосты, две ракеты. Цель находилась в семидесяти километрах, весьма большая дистанция, и большую часть ее они летели бы, подчиняясь командам инерциальной системы, наводясь в заранее выбранную точку, туда, где должен был оказаться спустя те секунды, что занял бы полет, самолет противника. И лишь потом включились бы полуактивные радиолокационные головки наведения, улавливавшие эхо нацеленных с Су-33 Земскова радиолучей, отражавшихся от цели. Сейчас же для признания победы хватило и того, что больше минуты Ту-22, несмотря на все усилия пилота сорвать захват, находился в луче радиолокационного прицела истребителя.

– Условный пуск произвел, – дожил майор, довольный собой сейчас, ведь победа, пусть условная, победой и оставалась. – Цель поражена. Прошу разрешения вернуться в район патрулирования.

– Вас понял, – отозвался диспетчер, который наблюдал за ходом недолгого воздушного боя на экране радара. – Возвращайтесь. Поздравляю с победой!

Вновь набрав высоту, Земсков со своим ведомым развернулись в сторону авианосца, снова набирая высоту, чтобы бортовые радары их истребителей имели как можно больший обзор. С разведывательных самолетов, один из которых и мог, пусть условно, записать на свой счет майор, должны были сообщить на берег координаты авианосца, и следовало ожидать атаки в любую минуту. И первыми, кто должен был встретить противника, как раз и являлись истребители из состава боевого воздушного патруля.

Первым ракетоносцы заметил ведомый Земскова. Какое-то движение у самой поверхности воды, стремительный блик от солнца, мелькнувший на плоскостях скользившего над волнами самолета, привлек внимание Кудрявцева, а спустя несколько мгновений в эфире раздались его предостерегающие возгласы:

– Палуба, а "восьмой", – старший лейтенант, для которого этот поход стал первым в роли пилота палубной авиации, вызывал авианосец, находившийся более чем в четырехстах километрах. – Наблюдаю группу ракетоносцев Ту-22М3, примерно десять машин. Идут курсом сто пятьдесят, высота примерно триста метров.

И как раз в тот момент, когда лейтенант произнес эти слова, бомбардировщики начали набор высоты, одновременно резко увеличивая скорость. Только так, совершив бросок на сверхзвуке, можно было надеяться пробить систему противовоздушной обороны авианосца.

Разом заработали мощные радары ракетоносцев, нащупывая своими лучами цели, и боевой информационный пост авианосца огласился писком системы предупреждения об обнаружении. Сенсоры, установленные на надстройке "Кузнецова" уловили направленные на корабль лучи, быстро определив их источник.

– Сработала система предупреждения о радиолокационном облучении, – торопливо, почти непонятной уху гражданского скороговоркой, выкрикнул сидевший за пультом лейтенант. – Источник – бортовые радиолокационные станции ракетоносцев Ту-22М. Расстояние до источника излучения около четырехсот километров.

– Обнаружены множественны воздушные цели в секторах два, три и четыре, – вторил офицер, следивший за показаниями РЛС обзора воздушного пространства. – Цели классифицирую как реактивные бомбардировщики, предположительно, Ту-22М3. Дальность от трехсот до четырехсот километров. Набирают высоту.

– Выдать целеуказание для ракетно-артиллерийских комплексов, – командовал Тарасов, слышавший каждый из звучавших почти одновременно докладов. – Передать координаты целей на корабли эскорта. Поставить комплексные радиолокационные помехи.

– Эскадре – самый полный ход, – тем временем отдавал приказы адмирал Макаров, на которого сейчас, по сути, замкнулось все управление соединением. – "Устинову" привести зенитно-ракетные комплексы в боевую готовность. Приготовиться к отражению массированной ракетной атаки. Поставить противорадиолокационные помехи.

В рубке "Кузнецова" раздавались доклады дежурных офицеров, контролировавших те или иные системы, и следовавшие в ответ торопливые команды. Противник уже находился на дистанции ракетного залпа и мог выпустить ракеты в любой момент. Поэтому сейчас все решало время, каждая секунда была на счету. Человеку постороннему могло бы показаться, что находившихся в боевом информационном посту моряков охватила паника, но все их действия, внешне весьма хаотичные и торопливые, на самом деле были подчинены железной логике. Сейчас каждый делал все, чтобы не допустить гибели эскадры, свести возможные потери к минимуму и при этом нанести противнику, пусть даже условному, как можно больший ущерб. По большему счету, сейчас никто не думал, что за штурвалами приближавшихся ракетоносцев находятся такие же русские офицеры, как и здесь, на мостике. Это был противник, и следовало сделать все возможное, чтобы победа не досталась ему. Тысячи матросов и офицеров работали, как единое целое, как сложнейший механизм, подчиненный общей цели, ради достижения которой можно было пожертвовать и собственными жизнями. Победить и, если удастся, после этой победы сохранить хоть часть своей боевой мощи – ради этого можно было рискнуть.

Подчиняясь касаниям порхавших над приборными консолями пальцев специалистов радиоэлектронной борьбы, включились корабельные станции постановки помех, забивая эфир, глуша вражеские радары и создавая сложности для работы всех систем связи. И на авианосце и на всех кораблях эскорта вступала в действие, на радость следившим за учениями экспертам НАТО, аппаратура электронного противодействия, и пилоты круживших неподалеку "Орионов" и "Сентри" торопливо включали станции радиотехнической разведки, спеша зафиксировать параметры секретных русских систем, впервые, пожалуй, демонстрировавших свои реальные возможности. А далеко за океаном, в Форт-Миде, штаб-квартире Агентства национальной безопасности США, куда стекались данные со всех разведывательных спутников, сразу несколько операторов впились взглядами в картинку, которую в режиме реального времени транслировал на землю спутник типа "Ки-Хоул-11", сжигая небольшой запас топлива державшийся над районом маневров уже почти час. Любое перемещение русских кораблей тщательно фиксировалось, чтобы потом специалисты из Военно-морской разведки могли по спутниковым снимкам делать выводы о тактике российского флота и возможностях капитанов и штурманов.

На "Кузнецове", разумеется, знали о плотной опеке со стороны натовских "друзей", поскольку это было вполне нормальной практикой. И именно осознание того, что сейчас каждое действие эскадры отслеживается со всем возможные тщанием, заставляло русских офицеров и мичманов выполнять свою работу в десятки раз четче и расторопнее, чем обычно. Они старались так сорвать атаку ракетоносцев, чтобы произвести впечатление на натовских экспертов, заставив их уважать мастерство русских моряков. Под началом адмирала Макарова служили профессионалы, прошедшие отличную подготовку, и они уверенно делали свое дело. Но и пилоты, которыми командовал полковник Семенов, не были новичками, до этого момента сотни раз отрабатывая действия при атаке авианосных соединений, всегда рассматривавшихся летчиками морской авиации, как самый опасный противник. Тактические приемы, которыми пользовались летчики, были разработаны довольно давно, и потом, в течение долгих лет, их лишь незначительно изменяли, поскольку все действия были отработаны так тщательно, что прибавить к ним было, по сути, нечего.

– Радиолокационный контакт потерян, – экран радара покрылся полосами "крупы", когда следовавшие в единых боевых порядках с ракетоносцами самолеты-постановщики помех включили бортовые станции радиоэлектронного подавления "Фасоль". – Противник ставит активные помехи. Наведение ракетно-артиллерийских комплексов затруднено.

Старые, но надежные Ту-22П, отлично показавшие себя еще в Афганистане, в доли секунды забили шквалом помех корабельные радары, заставив операторов лихорадочно менять частоты, спеша восстановить контакт с противником, уже находившимся достаточно близко, чтобы пустить ракеты.

– Все истребители в воздух, – скомандовал Тарасов. – Атаковать самолеты условного противника. Боевому воздушному патрулю – на перехват!

Авианосец "Адмирал Кузнецов" не зря считался самобытным кораблем, отличавшимся от большинства других судов этого класса отсутствием такого важного элемента, как катапульта. Поэтому, несмотря на всю поспешность, приказ командира корабля не мог быть исполнен достаточно быстро, и некоторое время противостоять приближавшимся ракетоносцам могла только четверка Су-33, уже находившихся в воздухе.

Майор Земсков, до боли в кисти сжав ручку управления самолетом, бросил свой тридцатитонный истребитель в направлении ближайшего к нему ракетоносца. Ту-22М3, сразу запоминавшийся своими изящными обводами, делавшими его в чем-то сродни гоночному автомобилю, сверкая крыльями, набирал высоту. Ракеты Х-22, которыми были вооружены самолеты этого типа, можно было применять в разных режимах, но только при пуске с больших высот дальность полета ракет была такова, что корабельные зенитные комплексы для самих ракетоносцев не представляли ни малейшей опасности. Этой тактики и придерживались сейчас все подчиненные полковника Смирнова, и поэтому их бомбардировщики некоторое время оказались уязвимы для находившихся в небе палубных истребителей, еще не имея возможности произвести пуск и, освободившись от своего груза, повернуть обратно.

– Захват, – майор Сеченов мог бы не говорить этого, поскольку каждый член экипажа полковника Смирнова знал, что значит надсадный визг, оглашавший кабину. – Командир, мы в захвате! Противник по левому борту, – майор сверился с показаниями приборов. – Заходит в корму!

– Расстояние? – продолжая тянуть штурвал на себя, прорычал сквозь кислородную маску Смирнов.

– Пятьдесят километров!

– Проклятье! – Альтиметр показывал еще только девять тысяч метров, слишком мало, чтобы пустить ракету, находясь на таком удалении от цели, а вражеский истребитель уже мог открыть огонь. – Поставить помехи, отстрелить дипольные отражатели. Сорвать захват, – сквозь зубы рычал Смирнов. – Любой ценой сорвать захват!

Облако фольги, рассеявшееся за кормой упорно тянувшего вверх ракетоносца на несколько секунд отвлекло на себя майора Земскова. На экране бортового радара истребителя отчетливо видимая цель вдруг превратилась в расплывчатое пятно, стрелять по которому было бесполезно. А тут еще добавились и направленные в сторону истребителя майора помехи, вычленить из которых эхо нацеленного на ракетоносец луча радара было практически невозможно.

– Я – "шестой", – сообщил Земсков на авианосец, откуда за его маневрами следили сразу несколько человек. – Противник ставит помехи. Иду на сближение для применения ракет ближнего боя.

Четыре ракеты Р-73, имевших дальность стрельбы до тридцати километров, позволяли всего лишь звену истребителей расправиться едва ли не с целой эскадрильей Ту-22, но расстояние до целей еще было слишком велико, а сейчас исход атаки решали считанные секунды.

– Ввести координаты цели в головку наведения ракеты, – не обращая внимания на сигналы, предупреждавшие о приближении чужих истребителей, полковник Смирнов отдавал короткие приказы. – Приготовиться к пуску.

– Параметры цели введены в головку наведения ракеты, – докладывал в ответ Сеченов. – К пуску готов.

По сути, крылатая ракета Х-22Н, висевшая в углублении под фюзеляжем бомбардировщика, была полностью автономной, не требовавшей внешнего управления после запуска. Отделившись от носителя, ракета сначала управлялась бортовой инерциальной системой, выводившей ее в заранее определенную точку предполагаемого нахождения цели, а затем, на конечном участке траектории управлялась за счет установленной на ней активной радиолокационной головки самонаведения, принимая отраженные от цели импульсы. Работа пилотов заключалась лишь в том, чтобы ввести параметры цели в бортовой компьютер ракеты, установив упреждение и направление полета до встречи с целью.

– Произвести условный пуск, – при этих словах пальцы Смирнова коснулись кнопки пуска. И одновременно в кабине Су-33, за штурвалом которого сидел майор Земсков, раздался сигнал, сообщавший о захвате цели тепловыми головками наведения ракет Р-73.

Командиры ракетоносцев, не входя в зону досягаемости корабельных зенитно-ракетных комплексов, один за другим докладывали о запуске ракет, тотчас же разворачиваясь на сто восемьдесят градусов и на максимальной скорости ныряя к самой воде. В реальном бою ракеты, отделившись от самолетов, со всех сторон устремились бы к авианосцу, разгоняясь до скорости в четыре "звука" и быстро набирая высоту, чтобы затем, уже находясь в пределах досягаемости зенитных комплексов, спикировать на цель, ускоряясь еще больше и заставляя расчеты ЗРК тщетно расстреливать боекомплект в попытке сбить хотя бы часть управляемых снарядов. Созданные тридцать лет назад ракеты Х-22Н до сих пор являлись страшным оружием, будучи крайне сложными для перехвата целями и обладая фугасно-кумулятивной боеголовкой весом в одну тонну. При попадании такой ракеты луч раскаленных газов мог насквозь прожечь корпус эсминца, нанеся более крупному кораблю страшные повреждения и наверняка выведя его из строя.

Ракетоносцы, имитировав пуск, больше не участвовали в атаке, выполнив свою задачу. Теперь, пусть и условно, уничтожение эскадры "противника" стало задачей сверхзвуковых "роботов", крылатых ракет. Однако пилоты находившихся в небе истребителей продолжали делать заход за заходом на огромные Ту-22, вновь и вновь имитируя пуск ракет и сообщая на корабль об очередном "сбитом" самолете условного противника. В настоящем бою истребители обстреливали бы ракеты, поскольку после пуска сами бомбардировщики не представляли никакой ценности, но сейчас пилоты палубной авиации с яростным азартом охотились на "вражеские" самолеты. Пятая часть ракетоносцев Смирнова не смогла выпустить ракеты, прежде попав в число условно уничтоженных самолетов. Но и оставшихся было достаточно, чтобы нанести эскадре ощутимый урон, а ведь полком Ту-22 силы, участвовавшие в атаке на авианосец не ограничились.


Радист атомного подводного крейсера "Воронеж", скользившего на глубине не более пятнадцати метров под поверхностью воды, принял радиограмму с борта разведывательных Ту-22МР одновременно с пилотами Смирнова. Подлодка шла на перископной глубине, выдвинув над водой антенны, и радисты просто прослушивали эфир в ожидании сообщений от разведки. Пилоты патрульных самолетов не связывались специально с подводными лодками, даже не зная точно об их местоположении, они только сообщали координаты противника, и этого было вполне достаточно.

– Радиорубка – мостику, – дежурный офицер, обслуживавший системы радиоперехвата, по внутренней связи вызвал центральный пост. – Принята радиограмма от разведывательных самолетов. Эскадра условного противника обнаружена в квадрате тридцать-семьдесят, движется на зюйд скоростью двадцать девять узлов.

– Я – мостик, вас понял, – отозвался Колгуев, не покидавший центральный пост несколько часов, и затем, обращаясь к штурману, резко произнес: – Дальность, пеленг?

– Дальность сто девяносто миль, пеленг восемьдесят, – быстро измерив расстояние по карте, отозвался Заруцкий. – Мы можем их достать, товарищ капитан.

– Боевая тревога, – приказал капитан первого ранга, почувствовавший в этот миг азарт настоящего охотника. Колгуев знал, что кроме "Воронежа" за авианосцем условного противника в этих водах охотились еще две или три субмарины, но именно он хотел стать тем, кто нанесет решающий удар.

По отсекам пронесся короткий сигнал тревоги, короткий, поскольку на подводной лодке любой шум был полезен, прежде всего, противнику, позволяя услышать субмарину раньше, чем следовало, а значит, успеть приготовиться к бою. Поэтому подводники все делали намного тише, чем те, кто служил на надводных кораблях, но при этом действовали они и намного быстрее. Колокола громкого боя еще не стихли, а матросы, находившиеся в кубриках, уже бежали на свои места, проскальзывая сквозь узкие люки и буквально взлетая вверх по узким трапам, ведущим с палубы на палубу.

– Двинулся к берегу, – тем временем, склонившись над картой, размышлял Колгуев, имея в виду командовавшего эскадрой Макарова. – Хочет ударить раньше, чем сам попадет под раздачу. Смело, черт возьми! – покачал головой капитан, испытывая к своему "противнику" неподдельное уважение. – Мы рассчитывали обнаружить его совсем в другом месте.

– Но так он сам нашел нас, – заметил штурман. – И избавил от необходимости гоняться за эскадрой по всей акватории.

– Верно, товарищ капитан третьего ранга, – довольно оскалившись, кивнул Колгуев. – И мы воспользуемся предоставленной возможностью. Как я понимаю, ракетоносцы уже взлетели с береговых аэродромов?

– Вероятно, да, – пожал плечами Заруцкий. – В любом случае, им понадобится не так много времени, чтобы выйти на рубеж атаки.

– И мы, Евгений Петрович, должны их опередить. Думаю, это в силах корабля и команды. Мы приблизимся к авианосцу насколько возможно, оставаясь незамеченными, и произведем залп, расстреляв корабли в упор. Противолодочную оборону эскадры осуществляют только эсминцы и палубные вертолеты, а дальность их действия не особо велика. У противника опытный и отчаянный командир, но мы не оставим ему времени. – Капитан приказал рулевому: – Курс сто десять, самый полный вперед. Убрать выдвижные устройства. Рули глубины на пятнадцать градусов. Погрузиться на пятьдесят метров. Передайте на "Тигр" по УЗПС: "Следовать за мной".

– Есть курс сто десять, – одним движением штурвала мичман переложил огромные рули подложки. – Самый полный вперед.

Огромная субмарина, удивительно быстро для корабля таких размеров разворачиваясь, начала стремительно погружаться, уходя дальше от поверхности, туда, где было намного безопаснее. Полвека назад во время атаки командиры подводных лодок не отходили от перископа, теперь же оружие стало столь эффективным, что уничтожить любого противника можно было с глубины едва ли не полкилометра.

Оставляя за собой струю туго переплетенных жгутов воды, взметенной начавшими вращаться в два раза быстрее винтами, подводный крейсер, краса и гордость российского флота, устремился в направлении цели, выходя на рубеж атаки, и за ним неотступно следовала многоцелевая субмарина "Тигр". Двигаясь со скоростью свыше тридцати узлов, атомный крейсер пронзал толщу воды, словно огромное копье, с каждой минутой оказываясь все ближе к своей жертве, еще ничего не подозревавшей. Расстояние между эскадрой и подлодкой сокращалось медленно, но неумолимо. Субмарина двигалась даже немного быстрее, чем противостоявшие ей надводные корабли, уверенно настигая эскадру.

– Слышу шум винтов, – акустик сообщил о контакте спустя чуть менее часа. – Группа надводных кораблей. Дальность примерно сто шестьдесят миль. Скорость около тридцати узлов.

– Это они, – уверенно произнес Колгуев. – Точно, это "Кузнецов". Ввести координаты цели в головки наведения ракет.

– Есть ввести координаты целей, – пальцы находившихся за пультом управления ракетным комплексом офицеров, сейчас напоминавших виртуозов-пианистов, метнулись над консолями, касаясь клавиш. Ракеты "Гранит" могли поражать цели по заранее известным координатам, выполняя полет в режиме радиомолчания и тем самым не обнаруживая себя для противника до последних минут, когда все же необходимо было включать бортовые радары для уточнения положения цели.

– Параметры целей введены в системы наведения ракет, – наконец доложил один из подводников. – К стрельбе готовы, товарищ капитан.

Ни Колгуев, ни докладывавший ему о готовности офицер не знали, что как раз в эти минуты на кораблях эскадры обнаружили приближающиеся ракетоносцы Смирнова, сыграв тревогу и лихорадочно пытаясь уйти из-под удара.

– Открыть крышки ракетных контейнеров, – по команде Колгуева панели легкого корпуса, под которыми находились крылатые ракеты, отошли в стороны, и подлодка стала напоминать фантастический цветок с раскрывшимися лепестками. Ее шумность сразу возросла, но теперь это не имело значения. Если противник и успел бы обнаружить атакующую субмарину, ни уничтожить ее, ни уклониться от залпа он все равно был не в состоянии. – Старший помощник, – продолжал капитан, которого жадно слушали все находившиеся на мостике офицеры и матросы, – сделать запись в судовом журнале: "В десять ноль-ноль по Гринвичу произведен условный ракетный залп по авианосной группе условного противника, находящейся в квадрате тридцать-семьдесят". Передать в штаб флота радиограмму аналогичного содержания.

– Ура! – рубку огласили радостные крики. Матросы и офицеры улыбались, глядя друг на друга. Каждый сейчас воспринимал происходящее, не как игру, а как настоящий бой, и слова капитан, прозвучавшие только что означали ни много, ни мало, победу в схватке с самым опасным морским противником, авианосным соединением, обладавшим колоссальной огневой мощью и имевшим самую надежную оборону.

– Поздравляю всех, товарищи, – Колгуев тоже позволил себе улыбнуться. Он обвел взглядом лица находившихся вокруг подводников, видя в их глазах гордость и торжество. – Выражаю благодарность всей команде за грамотные и слаженные действия. Задача выполнена на "отлично". По возвращении в базу весь экипаж будет поощрен. Я рад, что на моем корабле служат такие моряки.

– Служу России! – Радостный возглас разнесся по отсекам подлодки, не успели еще отзвучать слова капитан.

Подводная лодка, уменьшая скорость и опять становясь неслышимой на фоне волнующегося моря, вновь уходила на глубину, туда, где было безопаснее. Громадный крейсер не был кораблем одного боя, во всяком случае, его создатели считали именно так, и после удачной атаки, которая, происходи все это на самом деле, стоила бы жизней сотням, если не тысячам вражеских моряков, его командир делал все, чтобы сохранить корабль.


А на борту "Кузнецова" как раз тогда, когда "Воронеж", выполнивший свою задачу просто идеально, ложился на обратный курс, получили радиограмму с берега, сообщавшую об успехе подводного крейсера.

– Что ж, – быстро прочтя короткое сообщение, адмирал Макаров, находившийся на флагманском мостике, взглянул на собравшихся здесь старших офицеров. – Посредники признали эскадру и флагман условно уничтоженными. Этот этап учений остался за нашим противником, мы проиграли. Передайте приказ на все корабли эскадры об отмене боевой тревоги.

Моряки мрачно переглянулись при этих словах, вполне обоснованно не испытывая радости. Только что адмирал Макаров фактически объявил, что все они стали покойниками, а эскадра в полном составе ушла на дно. И пусть это были лишь учения, никому не хотелось ощущать себя проигравшим, и тем более было мало приятного в том, когда сообщают, что тебя считают мертвецом.

– Мы нанесли ощутимый ущерб атаковавшему нас авиационному соединению, – произнес адмирал, отлично понимавший, что сейчас творится в душе каждого его подчиненного, начиная от простого матроса и вплоть до командиров кораблей. – Часть ракетоносцев вообще не успела произвести пуск, а из выпущенных ракет по расчетам сквозь систему противовоздушной обороны соединения прорвалось не более трети. Поэтому я от себя лично объявляю благодарность пилотам и всем расчетам зенитно-ракетных комплексов, показавших себя сегодня с лучшей стороны. Но мы не смогли обнаружить подводную лодку, с которой, как считают посредники, и был нанесен решающий удар. – Адмирал едва смог подавить разочарованный вздох: – Победу присудили честно, товарищи офицеры, но и нам нечего стыдиться.

Офицеры кивали, соглашаясь, хотя слова Макарова и мало утешали их. Поражение было поражением всегда, и многие сейчас воспринимали происходящее, как личную обиду. Они действительно старались сделать все наилучшим образом, но удача в бою значит ничуть не меньше, чем качество оружия и выучка воинов, и это понимал каждый.

– Теперь направитесь к родным берегам? – тихо спросил адмирала Швецов, находившийся на мостике. Алексей видел, как восприняли сообщение о поражении моряки, и вдруг поймал себя на мысли, что если есть еще люди, так относящиеся к обычному, в общем-то, делу, простым учениям, то для страны и ее армии еще не все потеряно.

– Не сразу, – покачал головой адмирал. – Основная часть нашей задачи выполнена, но осталось сделать еще кое-что. Маневры продолжатся еще неделю, после чего мы вернемся в Мурманск.

– Я хочу, товарищ адмирал, чтобы вы представили по возвращении на берег наградные списки, – предложил президент. – Ваши парни действительно молодцы, и нужно отметить тех, кто этого достоин.

– Слушаюсь, товарищ верховный главнокомандующий, – кивнул Макаров. – Я позабочусь об этом.

– Замечательно, – также кивком поблагодарил его Швецов. – Я же с сожалением должен сообщить, что вынужден вернуться в Москву. Признаюсь, за эти дни я испытал массу новых впечатлений и почувствовал гордость за российский флот. Я прошу вас, товарищ адмирал, впредь сразу сообщать мне о том, что вам нужно. Я знаю, что до сих пор не решены проблемы с жильем для офицеров, и понимаю, что требовать от них полной отдачи на службе в то время, когда их жены и дети ютятся по общежитиям, невозможно. Поэтому по возвращении на берег я затребую все необходимые данные и постараюсь устранить все сложности. Я знаю, что укрепление военной мощи страны нужно начать с тыла, поскольку сам успел пройти через те же трудности.

– Спасибо за поддержку, товарищ Верховный главнокомандующий, – поблагодарил президента адмирал. – Это для нас действительно важная проблема, и вам будет благодарен весь личный состав, Алексей Игоревич.

Президентский вертолет оторвался от палубы авианосца час спустя. Винтокрылая машина взяла курс на юг, направившись к суше, где Алексея ждали старые проблемы и новые вопросы, накопившиеся за эти дни, проведенные главой государства в море.

Глава 6 Выбор стратегии

Москва, Россия – Баренцево море – Норвежское море

5 мая


Человек в синем прокурорском мундире, не обращая внимания на тяжелый, прямо-таки каменный взгляд подследственного, спокойно раскладывал на столе бумаги, одну за другой вынимая их из старомодного портфеля.

– Я следователь Генеральной прокуратуры по особо важным делам Хлопов, – бесстрастно произнес прокурорский чиновник. Он выполнял подобный ритуал уже не одну сотню раз, давно научившись заглушать в себе все чувства, но сегодня случай был не рядовой. – Гражданин Берквадзе, я здесь, чтобы предъявить вам официальное обвинение. Вас обвиняют в совершении преступлений, предусмотренных статьями двести пятой, часть третья, двести восьмой, часть первая, двести семьдесят седьмой и триста пятьдесят девятой, часть первая, Уголовного кодекса Российской Федерации, – монотонно, словно робот, перечислил следователь.

Работник прокуратуры, пошедший всю карьерную лестницу, не перескакивая через ступени, за счет, к примеру, связей или излишней лояльности к начальству, порой просившему сделать то, за что оно само же отправляло на скамью подсудимых, повидал многое. Входя в комнату для допросов, Хлопов наталкивался на взгляды, полные отчаяния и дикой тоски, или, напротив, видел в глазах те, кто попал в жернова судебной системы, звериную ярость, жажду мести.

Но тот, кто сейчас оказался в одном с ним помещении, отгороженном от окружающего мира тяжелой железной дверью, запертой с той стороны, источал лишь полнейшее безразличие, словно все это происходило не с ним. И это начинало пугать считавшего себя привычным ко всему чиновника. Казалось, этот человек полностью уверен в себе, словно научился непостижимым образом заглядывать в будущее, и знал, что избежит наказания.

– Прошу, – следователь толкнул к неподвижно сидевшему на жестком, неудобном, намертво привинченном к полу стуле, арестанту лист бумаги. – Гражданин Берквадзе, ознакомьтесь с обвинительным заключением.

Гоги Берквадзе даже не взглянул на документ, вместо этого презрительно уставившись на следователя. Сейчас в этом человечке для бывшего владельца "Нефтьпрома" воплотилась вся карающая мощь государства, того государства, которому олигарх осмелился бросить вызов, и проиграл.

Весь мир для того, кто еще недавно считал себя властелином вселенной, отныне сжался до размеров одиночной камеры следственного изолятора ФСБ. О заключенном заботились, в особенности прилагая максимум усилий, чтобы сохранить его жизнь и здоровье до суда. В прочем, новости из внешнего мира проникали и сюда, в эту крепость, сквозь многочисленные посты охраны, мимо объективов камер наружного наблюдения. И самой горькой новостью было то, что Исмаил Хороев раскололся.

Заурядный главарь преступной группировки, один из десятков, если не сотен, таких же, стал в эти дни самым важным для предстоящего процесса человеком. наверное, и сам Берквадзе не был столь значим, как Хороев, знавший все и принимавший непосредственное участи в организации террористического акта, вызвавшего шок во всем мире. Тот, кто готовил атаку, подбирал людей, снабжал их оружием, а затем пытался, но не успел, подчистить все следы, стал настолько важен, что даже следственный изолятор ФСБ, в котором содержались в разное время известные мафиози, террористы, иностранные шпионы, вдруг оказался недостаточно надежным.

Гоги Берквадзе понятия не имел, где сейчас содержат Хороева, но не сомневался, что там его никто и никогда не достанет, в том числе и он сам – бывшего криминального авторитета отныне охраняла вся мощь целой державы. Все знали, что избавиться от свидетеля намного проще, чем потом, в суде, строить линию защиты, пытаясь добиться если не оправдания, то хотя бы минимального срока. И то безликое чудовище, называемое государство, никогда не позволило бы Берквадзе, все еще сохранявшему немалое влияние, так решить свои проблемы.

А Исмаил Хороев меж тем исправно давал показания, и каждое слово, сказанное им, прибавляло к сроку, грозившему олигарху, еще как минимум год. Берквадзе никогда не поверил бы, что самый надежный человек, тот, кому владелец "Нефтьпрома" поручал исключительно деликатные задачи, и от кого у Гоги не было тайн, просто предал его. А это означало, что лидеру чеченской мафии, тоже в одночасье лишившемуся всего, пришлось пройти через круги ада, именуемого допросом с применением специальных средств. Одному Богу было ведомо, пытали ли Исмаила электрошоком или всего лишь сделали один единственный укол препарата, даже далеким от шпионских дел людям известного, как "сыворотка правды", но результат был налицо. Теперь Берквадзе не мог помочь никакой адвокат.

– Вам грозит пожизненное заключение, – словно подслушав мысли подследственного, сухо произнес Хлопов. – Не стоит рассчитывать на снисхождение. Вы должны были понимать с самого начала, деньги решают все, но лишь до определенного момента. Есть предел, за которым все ваши связи, ваше состояние обращаются в ничто, гражданин Берквадзе. И вы переступили эту черту. Надейтесь, что ко дню оглашения приговора парламент не отменит мораторий на смертную казнь, ведь в противном случае все для вас закончится очень быстро. До встречи.

Тяжелая дверь с лязгом распахнулась, пропуская следователя, а затем на пороге возник плечистый, рослый – под да метра – парень в камуфляже.

– Берквадзе, – конвоир многозначительно поигрывал дубинкой, с недобрым прищуром уставившись на заключенного. – На выход!

Гоги послушно вышел, повернувшись к стен и дожидаясь, пока надзиратель, "цербер", как его здесь называли, запрет дверь, толчком в плечо заставив затем арестанта продолжить путь. И, шагая по узкому безлюдному коридору, слабо освещенному электрическими лампочками, висевшими под самым потолком, Берквадзе, механически переставлявший ноги, лихорадочно обдумывал свое положение. Он мог обмануть безразличием следователя, но только не себя, готовый кричать, рвать зубами глотки тех, по чьей вине прежде преуспевающий бизнесмен, нефтяной магнат, очутился здесь. внезапно сознание бервадзе пронзила мысль, настолько простая и ясная, что он удивился, как прежде не додумался до этого

– Дай телефон! – Гоги обернулся к своему конвоиру, требовательно протянув руку.

– Что? – Надзиратель от удивления выпучил глаза, едва не налетев на внезапно остановившегося арестанта. – Ты что, спятил? Не разговаривать! А ну шагай вперед, живо, пока по почкам не получил!

– Ты на кого тявкаешь, щенок, – рявкнул вдруг Гоги Берквадзе, и эко его крика улетело прочь по длинному, казавшемуся бесконечным, коридору следственного изолятора. – Забыл, кто перед тобой, сопляк? Дай мне эту чертову трубку, живо!

Их взгляды встретились. Охранник следственного изолятора был уверен в себе, он знал, что защищен законом, служит закону, и был потому уверен в своей правоте. Но перед конвоиром стоял тот, кто смог подняться над этим законом, тот, кто не утратил уверенности в себе, даже очутившись на тюремных нарах. В этом человеке надзиратель, молодой парень, не успевший еще познать жизнь во всех ее проявлениях, ощущал дикую, звериную силу, которой невозможно было сопротивляться.

– Дай мне телефон, – медленно, растягивая слова, повторил Берквадзе, уставившись в глаза охраннику и прочитав в его ответном взгляде зарождающуюся неуверенность. Этот парень сейчас осознавал, что для того, кто посягнул на первое лицо страны, не станут серьезным препятствием тюремные стены, если только он пожелает отомстить.

Конвоир нервно сглотнул, по лицу его прошла судорога, и парень опустил глаза, признавая себя побежденным в этой схватке. Он почувствовал почти осязаемую мощь вожака, свирепую силу, как прежде чувствовали ее многие, не смея проявлять неповиновение.

– В-вот, – надзиратель вытащил из кармана камуфлированных штанов трубку мобильника, протянув ее Берквадзе. Помолчал, и потом, как-то неуверенно, добавил, потупив взор: – Пожалуйста.

– То-то, сопляк, – оскалился Гоги, когда надзиратель отступил на шаг назад. Сейчас парень, который запросто мог сломать Берквадзе шею, даже не вспомнил о своей дубинке, полностью подавленный чужой волей.

Нужный номер опальный владелец "Нефтьпрома" помнил наизусть, ему не требовались записные книжки. Несколько касаний клавиатуры, слишком миниатюрной для толстых пальцев олигарха – и в динамике раздались сперва гудки, а затем чуть удивленный мужской голос:

– Слушаю. Кто это?

Берквадзе усмехнулся. Конечно, номер, который увидел его собеседник, был тому прежде не знаком.

– Это я, Гоги, – назвался олигарх. – Здравствуй, Виктор.

Виктор Кваснов, главный аналитик уже переставшей существовать компании, этакого государства в государстве, был сейчас единственным человеком, которому мог по-настоящему доверять Берквадзе, единственным, кто сам, несмотря ни на что, верил в своего начальника и товарища. И пусть Кваснов не имел в своем распоряжении несколько десятков до зубов вооруженных боевиков, готовых послушно выполнить любой приказ, он мог кое-что, не менее важное, умея не только анализировать изменение объемов производства и предсказывать колебания котировок ценных бумаг.

Кваснов мог помочь сейчас. Это был организатор с раскованным мышлением, вполне могущий реализовать план, несколько секунд назад родившийся в сознании самого Берквадзе, видимо, подстегнутом невеселыми мыслями о гостеприимных колымских лагерях.

– Мне только что предъявил обвинение, – сообщил Гоги. – Я хочу нанести ответный удар.

– Тебе мало того, что уже сделал?

– Молчи и слушай, – рявкнул Берквадзе. – Это будет удар в самое сердце, не только по Захарову и его прихвостням из "Росэнергии", но и по президенту. Нужно скомпрометировать Швецова, ославить его на весь мир. И я знаю, что надо делать. Уверяю тебя, почти никакого криминала, но эффект, если дело выгорит, будет ужасным… для них.

– Провокация? – догадался Кваснов.

– Да. Именно так. Причем у нас очень мало времени, неделя, может, две, а потом начнется процесс. Нам нужен общественный резонанс, истерика, шок. Общественное мнение – сильное оружие, если знать, как им пользоваться, а, главное, выбрать нужный момент и подать все под соответствующим соусом.

– И ты знаешь, как все это обеспечить?

– Знаю, – подтвердил Гоги, не замечавший переминавшегося в сторонке охранника, не думавший, что тот может хоть что-то слышать, просто не принимавший его в расчет. – Устроим шоу, благо, подходящая сцена недалеко, в Подмосковье. И актеров там хоть отбавляй. Но нужна твоя помощь, Виктор. Отсюда мне очень сложно чем-то руководить, а осечки мы допустить не можем.

– И если дело выгорит, что тогда?

– Тогда мы получим все, что у нас отняли, и еще столько же, – хищно ощерился в трубку Гоги Берквадзе. – Можешь верить мне, Виктор. Но нужно сперва все подробно обсудить. И сразу предупреждаю, придется попотеть.

– Что ж, я готов. – Кваснов не колебался ни мгновения – его преданность опальному боссу не была показной. – К тебе можно попасть?

– Не беспокойся, этот вопрос решаемый, – довольно усмехнулся Берквадзе. – Главное, приди. Черт, они думают, что одержали победу! Нет, моя война еще не закончена. Мы победим, Виктор, только мы!

Нажав отбой, Гоги Берквадзе довольно оскалился, пребывая в мечтах. Он не сомневался, что уже сегодня сможет увидеться с Квасновым, но пока время было, и его следовало использовать с толком. Нужно было еще многое обдумать, отшлифовать детали. Расчет на грубую силу не оправдался, более того, привел его, Берквадзе, в эти стены. Ну что ж, значит, нужно идти другим путем, пусть и более долгим.

– Что встал? – Гоги окликнул заскучавшего надзирателя. – Веди в камеру!

Парень дернулся, было, за телефоном, который Берквадзе не выпустил из рук, открыл рот, но так и не решился ничего сказать. Признав превосходство заключенного, несмотря на нынешнюю разницу в статусе, надзиратель больше не смел сопротивляться железной воле вожака.

– А, трубка? – понимающе усмехнулся олигарх, добавив в свои слова изрядно презрения. – Дешевка. Новую подарю! Веди, давай, мне некогда тут торчать!


Стены следственного изолятора надежно скрывали все, что там происходило. Те, кто оставался во внешнем мире, могли лишь догадываться, но далеко не все из них считали это заслуживающим внимания. И в те часы, когда Виктор Кваснов мчался на свидание с бывшим шефом, несколько крепких мужчин, далекие от политики, наслаждались простором своевольного моря.

– Волна высокая, – вздохнул Виталий Егоров, когда катер перевалил через водяной гребень. – Не будет клева, точно говорю, – убежденно произнес он. – И чего вдруг собрались? Сидели бы на берегу, пиво пили.

Море действительно было неспокойным. Тяжелые волны медленно вздымались, на мгновения создавая диковинные горы и ущелья, существовавшие лишь мгновения, чтобы затем взорваться веером соленых брызг.

– Ничего, погода что надо, – откликнулся Антон Дрынов, как раз возившийся со снастями. – Шкипер, вот, вообще в шестибалльный шторм как-то рыбачил, и ничего. Верно ведь, Шкипер.

Седой старик, высокий, прямой и крепкий, как ясень, покосился на товарищей, не отпуская из мозолистых рук штурвала. Он и впрямь соответствовал прозвищу, похожий на старого морского волка, даже трубку для солидности зажал в углу рта. В прочем, этот человек действительно провел на мостике кораблей, не каких-то баркасов, а настоящих крейсеров, половину жизни, а теперь развлекался, катая друзей на хлипком катере.

– Просто умных людей тогда не послушал, – все же ответил Шкипер, криво усмехаясь. – Вышел в море, а тут шквал. Да уж, – крякнул он. – Порыбачил тогда, нечего сказать.

Катер, послушный опытному моряку, уверено шел на север, и берег за кормой превратился уже в полосу тумана на самом горизонте. А люди на палубе суденышка, сосредоточенно пыхтевшего дизелем, готовились приступить к тому, ради чего и вырвались из дома, преодолевая сопротивление своих жен. Но этот выходной работяги, сполна потрудившиеся, хотели провести именно так, на шаткой палубе, под порывами западного ветра.

– Ну, давай, забрасывай, что ли, – окликнул приятелей Шкипер, оглядывавший горизонт из-под лакированного козырька старомодного картуза. – Пришли уже!

Егоров и Дрынов только успели похватать снасти, когда с неба на них обрушился мерный гул мощных турбин, и по колышущейся поверхности моря скользнула огромная тень.

– Ого, – Виталий задрал голову, провожая взглядом громадный самолет, прошедший на ничтожно малой для такой махины высоте, от силы три сотни метров. – Ничего себе!

Стальная птица, широко раскинув изящные стреловидные крылья, величаво проплыла над катером, направляясь куда-то на северо-запад. Солнце, порой показывавшееся в прорехах облачной пелены, бликами играло на плоскостях, разбиваясь мириадами искр о полупрозрачные, словно мерцавшие круги, что чертили лопасти винтов, приводимых в движение мощными турбовинтовыми двигателями. Мелькнули украшавшие крылья и высокий киль красные звезды, а спустя несколько мгновений самолет, поражавший воображение своими размерами, явственно ощутимой мощью, исчез за облаками, стремительно набирая высоту.

– "Медведь". – Антон Дрынов, как и многие морские летчики, упоминая противолодочный самолет Ту-142М3, пользовался натовской терминологией. – Наверное, наши вояки опять учения затеяли. Вот же, не сидится спокойно дома!

Люди на катере еще не могли отойти от удивления, хотя для них, живущих на самой границе, в том бастионе, который издревле защищал великую страну от врага, грозящего с севера, подобное зрелище было отнюдь не в новинку. И все же сложно оставаться совершенно безразличным, когда над твоей головой парит рукотворная птица, весящая сто восемьдесят пять тонн, и при этом покорная воле единственного человека, пилота, что держит ручку штурвала.

– Затеяли, верно, – серьезно кивнул тот, кого в этой компании называли Шкипером. – Только не наши. Америкосы как раз у норвежских берегов устроили маневры. Ну и наши, понятное дело, туда подтягиваются, чтобы поглядеть, что да как.

Старый моряк был не прав – военные игры полным ходом шли по обе стороны той незримой черты, что отделяла северные владения России от всего остального мира. В прочем, этот самолет, вылетевший с базы в Североморске, действительно направлялся в акваторию Норвежского моря.


– Командир, высота десять тысяч, – доложил второй пилот своему напарнику. – Курс двести пятьдесят, скорость семьсот пять.

"Туполев", забравшись едва ли не в стратосферу, парил над казавшимся сейчас совершенно пустынным морем, и винты бешено резали холодный воздух. Все же по комфорту противолодочный самолет, настоящий гигант, уступал пассажирским лайнерам, и довольно тесная кабина была наполнена шумом моторов. Правда, к этому звуку каждый член экипажа, каждый из десяти человек, находившихся на его борту, давно привык, перестав замечать его.

– Принято. Включить автопилот, – приказал командир. – До заданного квадрата тысяча миль. Все, парни, отдыхаем, пока можно.

Им предстояло провести в воздухе, на расстоянии почти двух тысяч километров от родной земли, в полном одиночестве и лицом к лицу не только со стихией, но и с непредсказуемыми гостями, явившимися из-за океана, одиннадцать часов. Три часа – чтобы добраться до того района, где устроили свои военные игры американцы, столько же – на обратный путь, и долгих пять часов бок о бок с янки, вблизи их авианосной эскадры, под прицелами истребителей и зенитных комплексов.

Самолет, предназначенный для поиска и уничтожения чужих субмарин на океанских просторах, мог нести в отсеках вооружения внушительный набор торпед, противолодочных ракет и глубинных бомб, в том числе и атомных, а также множество гидроакустических буев. Представляла крылатая машина угрозу и для надводных судов, пуская с заоблачных высот противокорабельные ракеты "Уран" – под изящно скошенными крыльями можно было разместить восемь управляемых снарядов, разящих на сто тридцать верст. Ракеты эти, правда, в частях не видели до сих пор, хотя по документам они давно уже были приняты на вооружение.

В прочем, сейчас узлы подвески были пусты – в этом вылете задачей экипажа стало ведение разведки, а выбору именно "Туполева" способствовал его внушительная дальность полета.

Предстояла нелегкая работа, напряженная, сложная, когда любой необдуманный поступок мог привести к непоправимым последствиям. Случаи, когда разведывательные самолеты, очутившись возле чужих кораблей, вдруг бесследно исчезали, просто так, без особых причин, происходили и поныне, хотя и весьма редко. Но никому из тех десяти парней, что сейчас сжались в тесных креслах на борту "Туполева", не хотелось пополнить печальную статистику. Так что перед самым важным этапом полета следовало набраться сил.


Маневры "Северный щит", масштабные учения, на которые в Вашингтоне, а также в штабах и столицах американских союзников по блоку НАТО возлагали особые надежды, достигли кульминации. Выделенные для охвативших весь север Европы и половину Атлантического океана учений соединения, сухопутные, морские и воздушные, действовали в полную силу. Десятки кораблей и подводных лодок, сотни самолетов, тысячи танков и бронемашин, и огромная людская масса, разделившись на "своих" и "чужих", маневрировали, пытаясь занять наиболее выгодные по отношению к "противнику" позиции, чтобы наблюдавшие за ходом учений посредники присудили именно им заветную "победу". Территория нескольких европейских государств превратилась в огромный полигон, по которому, словно фигуры великанских шахмат, перемещались по воле сидевших в далеких штабах генералов полки и дивизии, пугая не привыкших к обилию вооруженных людей и боевой техники обывателей.

Но учения не ограничивались только маневрированием, хотя на самом деле именно от умения управлять своими войсками, и от способности каждого подразделения перемещаться быстро и слаженно, и зависел по большему счету успех каждой стороны. Но на сотни наблюдавших за маневрами журналистов не производили впечатления стремительные марш-броски, этой братии требовалось увидеть шоу, которое потом можно было показать миллионам телезрителей, уверяя их в несокрушимой мощи своих вооруженных сил. Пишущей и снимающей публике, которая ныне обладала властью, не меньшей, чем любой президент, властью над сознанием целых народов, нужно было яркое зрелище, и натовские генералы, понимая роль прессы, благо сами не раз прибегали к ее помощи даже во время войн, постарались удовлетворить ее желания.

Основу военной мощи НАТО составлял военный флот, и именно его действиям в ходе всех учений уделялось самое пристальное внимание. Весь мир облетели кадры, снятые с летящего на малой высоте вертолета, на которых были запечатлены громадные авианосцы, окруженные непроницаемым кольцом кораблей эскорта. И именно с авианосцами была связана самая зрелищная часть учений.

Тяжелый транспортный вертолет Сикорского CH-53E "Супер Стэллион" доставил три десятка журналистов, представлявших дюжину крупнейших телеканалов, на борт многоцелевого атомного авианосца "Теодор Рузвельт", одного из самых мощных боевых кораблей в мире, чтобы наблюдать за финалом длившихся почти неделю маневров непосредственно из центра событий. Вертолет, большую часть нагрузки которого ныне составляла съемочная аппаратура, взлетел из норвежского Тронхейма, и, дозаправившись в пятистах километрах от берега от летающего танкера КС-130, приземлился на огромной палубе курсировавшего в двухстах милях от побережья Норвегии в сопровождении эскорта авианосца. Там их уже ожидал командовавший соединением контр-адмирал Джордж Хэнкок, уверенный, что сумеет поразить прибывших ради красивого спектакля журналистов.

– Господа, дамы, – адмирал, по случаю облачившийся в парадный мундир, учтиво приветствовал гостей, столпившихся на ходовом мостике и глазевших по сторонам. – Вы находитесь на борту атомного многоцелевого авианосца "Теодор Рузвельт", самого мощного боевого корабля за всю историю человечества. Это представитель единственной в мире серии атомных авианосцев. Пожалуй, его сможет превзойти уже спущенный на воду "Джордж Буш", но пока он не вступил в строй, так что сейчас мы с вами имеем честь стоять на палубе самой мощной боевой единицы за всю историю военно-морских сил всего мира. Водоизмещение корабля составляет почти девяносто семь тысяч тонн. На его борту находится свыше пяти с половиной тысяч человек, моряки, пилоты, подразделение морских пехотинцев. Это настоящий плавучий аэродром, на котором базируются сорок восемь многоцелевых истребителей "Супер Хорнит", самолеты радиоэлектронной борьбы "Праулер" и летающие радары "Хокай", а также противолодочные и спасательные вертолеты "Си Хок". Наша огневая мощь такова, что за один вылет авиакрыло способно вбомбить средних размеров страну, к примеру, Германию или Францию, буквально в каменный век, разрушив всю инфраструктуру. Триста восемьдесят тонн высокоточных, "умных" ракет и бомб – этого вполне хватит, чтобы лишить любого противника воли к сопротивлению, почти не подвергая при этом риску своих пилотов.

Репортеры – некоторые из них оказались на борту боевого корабля, тем более, столь громадного, впервые – слушали адмирала, затаив дыхание. И перед их мысленным взором вставали картины разрушенных городов, над которыми взвивались в небо столбы дыма.

– Но "Теодор Рузвельт" – лишь центр, ядро боевой группы, в которую входят также ракетные крейсера и эсминцы, – продолжал Джордж Хэнкок. – Все корабли эскорта могут нести на борту крылатые ракеты "Томагавк", в том числе и в ядерном снаряжении, а это означает, что боевая мощь соединения возрастает многократно. И сейчас, дамы и господа, вы увидите, на что способны наши летчики.

Взмыли в небо три дюжины многоцелевых истребителей "Супер Хорнит", три полные эскадрильи, главный калибр "Рузвельта", как сказали бы во времена линкоров и стремительных крейсеров. На то, чтобы подняться в воздух, этой армаде понадобилось меньше получаса, поскольку кроме четырех мощных катапульт на "Рузвельте" была отличная команда, прекрасно с этими катапультами обращавшаяся. Один истребитель только отрывался от палубы, подброшенный в небо гидравлическим усилием, когда с ангарной палубы мощные подъемники извлекали на свет божий очередную крылатую машину.

Загруженные под завязку бомбами и напалмовыми баками истребители, сопровождаемые несколькими самолетами радиоэлектронной борьбы, опустившись до предельно малой высоты, устремились к нескольким безымянным островкам в нескольких десятках миль от побережья Норвегии. Безжизненные клочки каменистой суши сейчас стали мишенью для целого соединения сверхсовременных боевых самолетов, за штурвалами которых сидели отлично подготовленные пилоты.

Истребители, за маневрами которых велось непрерывное наблюдение, как с борта авианосца, так и с летающего радара "Хокай", поднявшегося в воздух все с того же "Рузвельта" чуть раньше ударных сил, приближались к омываемым океанскими волнами скалам с разных сторон. Экипаж палубного АВАКСа контролировал любое движение каждого самолета, в режиме реального времени сбрасывая информацию о воздушной и надводной обстановке в боевой информационный центр "Рузвельта".

Когда до цели оставалось чуть больше полусотни миль, экипажи самолетов-постановщиков помех включили свою аппаратуру, которая должна была воспрепятствовать работе радаров условного противника. Разумеется, в случае, если бы атака была настоящей, те, кто стал мишенью, поняли бы, что враг рядом, но вот откуда именно ждать удара, они точно не смогли бы догадаться.

Один за другим, "Супер Хорниты", многие пилоты которых уже выполняли нечто подобное не на учениях, а под огнем вполне реального противника, набирали высоту, и, проносясь над островами со скоростью звука, сбрасывали свой смертоносный груз. В этом вылете истребители несли на узлах подвески обычные свободнопадающие бомбы и баки с зажигательной смесью, оружие, казавшееся примитивным по сравнению с управляемыми ракетами и бомбами со спутниковым наведением, но те, кто наблюдали за атакой, только удивленно охали, видя, что творилось на земле. Остров, первым подвергшийся удару с воздуха, затянули клубы дыма и взметенной сильными взрывами земли, а затем по всей его поверхности распустились огненные цветы, когда с пионов истребителей сорвались баки с напалмом. Если бы на островках был кто-нибудь живой, едва ли он уцелел бы после такой атаки, разве что, зарывшись под землю на сотню метров.

– Наша авиация отрабатывает действия по поддержке морского десанта, – комментировал происходящее, уподобившись на время настоящему шоумену, адмирал Хэнкок, стоявший на мостике перед группой журналистов, нацеливших на него десяток телекамер. – Большинство наших пилотов имеет боевой опыт, многие участвовали в кампаниях против Ирака и Афганистана, нанося ракетно-бомбовые удары по наземным целям. Поэтому для наших парней в том, что сейчас происходит, нет ничего особенного, но, как бы то ни было, им нужно поддерживать уровень своего мастерства, и нынешние учения служат как раз этой цели.

Адмирал не без гордости обвел взглядом репортеров, в глазах которых еще не растаял восторженный блеск. Кадры происходящего на выбранных мишенью островах передавались на командный пункт с зависшего в паре миль от этих клочков суши вертолета, в подробностях запечатлев разверзшийся на них ад.

– Сэр, мы знаем, что русские сейчас тоже проводят морские учения, – миловидная блондинка, едва ли не единственная женщина среди прибывших из Норвегии журналистов, взглянула на Хэнкока. – Скажите, вы наблюдаете за ними? Какие силы задействовали русские сейчас?

– Да, вы правы, мэм, – степенно кивнул контр-адмирал, отвечая на вопрос. – Русские тоже устроили маневры, правда, не столь масштабные. Сейчас в Баренцевом море находится их авианосная группа во главе с единственным русским авианосцем "Адмирал Кузнецов", в том числе ракетный крейсер, а также пять эсминцев, эскорт авианосца. Кроме того, по нашим данным, в маневрах участвует несколько атомных подводных лодок, как многоцелевые ударные субмарины, так и подлодки, вооруженные противокорабельными крылатыми ракетами. Разумеется, командование русских также привлекло к учениям и береговую авиацию, в том числе сверхзвуковые ракетоносцы типа "Бэкфайр". Судя по всему, активная фаза учений, которые затеяли русские, близка к завершению, и в ближайшие дни все их силы направятся к родным берегам. Надеюсь, в скором времени и мы получим такой же приказ, – адмирал улыбнулся.

– А к маневрам флотов стран НАТО русские проявили интерес? – спросил уже высокий седой британец, известный военный обозреватель одной из лондонских газет.

– Без сомнения, – не стал отрицать Хэнкок. – Мы очень внимательно следим друг за другом, как в старые добрые времена, когда еще существовал во цвете сил Советский Союз и был жив Варшавский договор. С тех пор, возможно, очень многое изменилось, но только не подозрительность людей в погонах. Это нормальная практика, наблюдать за действиями вооруженных сил соседей. И русские, судя по всему, очень пристально следят за нашими маневрами. Самолеты морской авиации типа "Медведь-Фокстрот" с баз на Кольском полуострове почти постоянно кружат над эскадрой, а наши палубные истребители, в свою очередь, приглядывают за русскими. Но этим русские не ограничились. – Адмирал подошел к иллюминатору, указывая рукой куда-то на горизонт: – К северу от нас, на расстоянии примерно двух десятков миль, параллельным курсом идет соединение русских надводных кораблей. Сейчас русские приблизились, чтобы вести визуальное наблюдение за полетами нашей палубной авиации, и поэтому вы можете видеть их корабли даже невооруженным глазом. Они неотступно следуют за нами уже несколько дней, занимаясь всеми видами радиоэлектронной разведки. Русские направили для наблюдения за нами атомное разведывательное судно класса "Капуста", которое сопровождают атомный линейный крейсер класса "Киров" и эскадренный миноносец класса "Удалой-2".

Столпившись у иллюминаторов, журналисты, напрягая зрение, рассмотрели на горизонте, там, куда и указывал адмирал Хэнкок, серые силуэты кораблей, скрытые дымкой. Рассмотреть их в подробностях было невозможно, корабли находились почти на пределе видимости, но все поверили словам адмирала, что это были именно русские. Единственное, что журналисты смогли различить в затянувшей горизонт дымке, – огромные сферические обтекатели над массивной надстройкой одного из кораблей, заметно выделявшегося размерами.

– Огневой мощи только одного русского крейсера вполне достаточно, чтобы уничтожить этот авианосец, леди и джентльмены, – пояснил контр-адмирал своим гостям. – Крейсер класса "Киров" в одном залпе может выпустить двадцать ракет SS-N-19, но на "Удалом" также есть ударное вооружение, восемь крылатых ракет SS-N-22 "Санберн". Сейчас мы с русскими находимся так близко друг от друга, что никаких мер по отражению атаки принять не успеем. Русские ракеты летят в два с половиной раза быстрее звука, поэтому в случае начала атаки нас будут отделять от гибели считанные секунды.

– Значит, русские могут атаковать в любой момент?

Хэнкок едва смог сдержать усмешку – сейчас он был весьма доволен произведенным эффектом. Журналисты, едва услышав о русских ракетах, побледнев, отступили от иллюминатора, точно это могло их спасти. Здесь собрались по большей части люди, не чуждые военного дела, и они знали цену словам адмирала.

– Я уверен, что они держат нас на прицеле, – пожал плечами командующий соединением, на удивление спокойный для таких слов. – Мы тоже не сводим глаз с русских. Так повелось давным-давно, и не мне менять этот порядок. Но я уверен, что все это просто военные игры, и мы сейчас в полной безопасности, – со снисходительной ухмылкой успокоил гостей адмирал. – Просто, раз уж мы имеем оружие, то нужно время от времени показывать готовность применить его. Так устроен этот несовершенный мир, дамы и господа, и не в наших силах изменить такой порядок.


А в эти же мгновения стоявший на капитанском мостике атомного ракетного крейсера "Петр Великий" командир этого мощного боевого корабля, капитан первого ранга Виктор Еремин в мощный бинокль разглядывал громаду американского авианосца, отчетливо различимую даже с расстояния в тридцать с лишним километров. С огромной, ровной как стол, палубы "Рузвельта" как раз в этот момент взмыл в небо еще один истребитель.

– Сегодня американцы особенно активны, – произнес стоявший рядом первый помощник, капитан третьего ранга Нижегородцев. – В воздухе уже больше сорока машин, и это, похоже, далеко не предел.

– Завершающий этап учений, – пожал плечами Еремин. – Нам сообщили, что на авианосец с земли прибыла группа журналистов, вот американцы и стараются вовсю, чтобы тем было, что показать в вечерних новостях. Они уже больше часа бомбят какой-то островок у норвежского побережья. Думаю, если янки не успокоятся, еще через час этот остров исчезнет, так что по возвращении в базу карты придется менять.

Первый помощник усмехнулся, но ничего не ответил. Действительно, сегодня американцы подняли в воздух почти все истребители, явно демонстрируя свои возможности не только вездесущим представителям прессы, но и своим русским "коллегам", которые сопровождали возглавляемое "Рузвельтом" ударное соединение несколько дней подряд, постоянно ведя разведку всеми возможными способами. Периодически над американскими кораблями на высоте около десяти километров начинали кружить прилетавшие с востока, из-под Мурманска, противолодочные самолеты Ту-142М, сейчас выступавшие в несвойственной им роли разведчиков. Однако основная работа все равно легла на моряков, тех, что служили на разведывательном судне "Урал".

"Урал", в настоящий момент являвшийся ядром соединения, шел на скорости около двадцати узлов параллельно с американскими кораблями. "Петр Великий" держался по левому борту разведывательного судна, а справа от него и чуть впереди шел большой противолодочный корабль "Адмирал Чабаненко". Эти корабли были одними из самых боеспособных на всем Северном флоте, их команды, состоящие из профессионалов-контрактников, отличались лучшей выучкой, и не было ничего странного, что именно эти корабли командование и направило для наблюдения за маневрами американцев.

Под командованием контр-адмирала Соломина, державшего флаг как раз на "Урале", и этим подчеркивавшего важность именно его миссии, фактически находилась мощная ударная группа, которая, несмотря на, казалось бы, несопоставимую численность, обладала колоссальной огневой мощью. И в случае необходимости контр-адмирал мог покончить с американской эскадрой за считанные минуты, нанеся ей фатальный ущерб. Это знали все, начиная от капитанов каждого корабля и заканчивая коками. И уж, конечно, не забывали об этом ни на миг и сами янки.

"Адмирал Чабаненко", уже запомнившийся натовским морякам, поскольку он чаще других кораблей Северного флота ходил в дальние походы, осуществлял противолодочную оборону соединения. Мощные гидроакустические станции, вертолеты, оснащенные всеми необходимыми средствами для поиска и уничтожения подводных лодок, противокорабельные ракеты "Москит" и противолодочные ракеты "Водопад" превращали этот корабль в мощную боевую единицу, по-настоящему универсальную, но, к сожалению, существовавшую пока в единственном экземпляре. "Адмирал Чабаненко" был логическим продолжением серии отлично зарекомендовавших себя эсминцев типа "Удалой", в отличие от которых мог эффективно бороться не только с подводными, но и с надводными целями, имея на боту также ракетные и артиллерийские комплексы для защиты от воздушного противника. Это был великолепный корабль, и так считали все без исключения моряки, однако он казался утлой лодчонкой по сравнению с ныне составившим ему пару крейсером.

Тяжелый атомный ракетный крейсер "Петр Великий" был одним из самых больших надводных кораблей в мире, уступая размерами и огневой мощью только атомным авианосцам, для борьбы с которыми он и был в свое время построен советскими корабелами. Этот уникальный корабль водоизмещением более двадцати шести тысяч тонн нес на борту разнообразное вооружение, делавшее крейсер по-настоящему универсальным кораблем. Зенитные ракеты "Форт-М", модификация знаменитого комплекса С-300, обеспечивали надежную защиту от массированных атак авиации и крылатых ракет, позволяя прикрывать с воздуха не только себя, но и целое соединение. На ближних же подступах для самообороны были предназначены ракетные комплексы малой дальности "Кинжал" и уникальные, не имевшие до сих пор мировых аналогов, ракетно-артиллерийские комплексы "Кортик".

Крейсер "Петр Великий" не был беззащитен и против вражеских субмарин. Для обнаружения подводных целей на корабле был установлен мощный гидроакустический комплекс, одна антенна которого располагалось в бульбовом утолщении в носовой подводной части корабля, другая, буксируемая, находилась в корме. А борьбы с обнаруженными вражескими подводными лодками были предназначены ракеты комплекса "Водопад", пусковые установки которых были размещены вдоль бортов. Причем из них можно было стрелять и обычными торпедами, в то числе и несущими ядерные боеголовки. Кроме того, на борту крейсера находились три вертолета Ка-27, также имевших противолодочное оборудование.

Но самое эффективное оружие этого корабля, который, не мудрствуя лукаво, многие специалисты в области морских вооружений называли просто уникальным, как и многое из того, что было создано руками русским мастеров, скрывалось под удлиненным полубаком. Там, в наклонных шахтах, защищенных прочными крышками, ждали свого часа двадцать крылатых ракет "Гранит", страшное оружие, при мысли о котором до сих пор еще вздрагивали натовские капитаны. Сверхзвуковые ракеты, способные совершать полет на высоте всего несколько метров над уровнем моря, моли поражать цели на огромном расстоянии, свыше полутысячи километров, пронизывая любую самую совершенную систему противоракетной и противовоздушной обороны. Двадцати ракет, боекомплекта атомного крейсера – и даже не в ядерном снаряжении! – было достаточно, чтобы пустить на дно не только авианосец, но еще и половину кораблей его эскорта, уничтожив целое ударное соединение, как реальную силу на море. И эта колоссальная мощь в данный момент подчинялась одному человеку, капитану первого ранга Еремину, который обладал властью в любой момент отдать приказ на запуск, после чего крейсировавшей в нескольких десятках миль американской эскадре оставалось существовать считанные секунды. Одно слово – и спустя мгновения из-под палубы огромного крейсера вырвутся огненные стрелы расправляющих крылья ракет, устремившихся к указанной цели, и остановить этот полет будет практически невозможно. Ракеты несли только кумулятивно-фугасные боеголовки, которые, хотя и обладали фантастической мощью, будучи способны насквозь прожечь ракетный крейсер, все же казались чем-то несерьезным в сравнении с ядерными зарядами. Сейчас на надводных кораблях российского флота не было ядерного оружия, но в прежние годы часть ракет обязательно оснащалась именно ядерными зарядами, единственного из которых при мощности пятьсот килотонн в тротиловом эквиваленте было вполне достаточно, чтобы превратить в пар огромный авианосец.

Однако при всей своей мощи, поражающей воображение, вовсе не "Петр Великий" сейчас был самой важной единицей ударной группы, буквально преследовавшей американское соединение. Разведывательный корабль "Урал", в отличие от своего грозного эскорта, не имел на борту крылатых или противолодочных ракет, место которых занимали многочисленные антенны радиолокационных станций, систем радиоперехвата и постановки помех, а также уникальный комплекс вычислительных машин, с огромной скоростью обрабатывавших поступающие от этих систем данные. Оборудование, которое вполне заслуживало определения уникальное, позволяло вести наблюдение не только за надводными и воздушными целями, но также и за баллистическими ракетами и даже орбитальными спутниками, при необходимости позволяя выполнять функции центра управления космическими аппаратами.

"Урал" был не столь знаменит, как сопровождавший его крейсер "Петр Великий", но он являлся двоюродным братом этого грозного боевого корабля. Разведывательное судно имело в точности такой же корпус, как и крейсер, правда, из-за иной начинки водоизмещение по сравнению с последним заметно увеличилось, достигнув почти тридцати пяти тысяч тонн. И сердцем разведывательного судна также был атомный реактор, компактная и надежная установка, благодаря которой это уникальное судно имело почти не ограниченную дальность плавания.

При этом "Урал" не был вовсе беззащитным, и в случае крайней необходимости мог вести бой с воздушным противником. Основу вооружения разведывательного судна составляли две универсальные артиллерийские установки АК-176, единогласно признанные лучшими в своем классе во всем мире. Автоматические трехдюймовки, обладавшие скорострельностью сто двадцать выстрелов в минуту, могли уничтожать любые воздушные цели на дальности пятнадцать километров. Эти орудия были дополнены также шестиствольными зенитными автоматами АК-630, оружием, также считавшимся одним из лучших в мире. И, кроме того, на борту "Урала" находилось шестнадцать комплектов зенитно-ракетных комплексов "Игла", тоже весьма эффективно оружие, способное доставить немало неприятностей любому противнику, неосторожно приблизившемуся к кажущемуся таким уязвимым кораблю. Но, конечно, в случае боя большие надежды капитан "Урала" возлагал, все же, на свой эскорт, рассматривая бортовое вооружение, как последнее средство в самой безвыходной ситуации. При этом, благодаря мощным радарам и средствам электронной разведки "Урал" за счет точного целеуказания мог повысить эффективность бортового оружия кораблей сопровождения в несколько раз, позволяя им поражать цели на дальностях, в иных условиях считавшихся запредельными. Три корабля органично дополняли друг друга, став грозной силой, которой стоило бояться любой эскадре, не важно, были в ней авианосцы, или нет.

В этом походе задачей соединения были не боевые действия, хотя отлично обученные команды были готовы к любому развитию событий, а разведка. Хотя такой противник, как ударные авианосные группы ВМС США, был изучен давно и во всех подробностях, никогда не стоило останавливаться на достигнутом, поэтому русские моряки, пользуясь случаем, вели пристальное наблюдения за действиями заокеанских коллег, фиксируя каждую мелочь, чтобы потом специалисты по тактике вместе с разведкой могли выработать новые, более эффективные способы и приемы борьбы с этим врагом.

– Вахтенный, – Соломин, облаченный в застегнутый на все пуговицы китель, натянувшийся на животе, вошел в помещение боевого информационного поста, сопровождаемый переполошным криком стоявшего у люка матроса. – Доложите обстановку!

Капитан-лейтенант Маслов, вахтенный офицер, в течение уже трех часов принимавший рапорты сидевших за многочисленными пультами и мониторами офицеров, вытянулся, став перед адмиралом. Контр-адмирал Соломин был не только излишне упитанным, но еще и невысокого роста, и рослый капитан-лейтенант вынужден был докладывать, уставившись в макушку командующего.

– Товарищ контр-адмирал, соединение следует параллельным галсом американской авианосной группе. Дальность до американцев – одиннадцать миль, скорость двадцать пять узлов. Их палубная авиация продолжает учебно-тренировочные полеты. Большая часть самолетов уже вернулась на авианосец, сейчас в воздухе находится одна эскадрилья истребителей F/A-18E "Супер Хорнит", самолет дальнего радиолокационного обнаружения "Хокай" и противолодочный самолет "Викинг", а также два вертолета с кораблей эскорта. Других надводных, воздушных и подводных целей в зоне действия наших средств наблюдения нет. Патрульный самолет Ту-142М авиации Северного флота двенадцать минут назад направился на базу, смена прибудет примерно через тридцать минут. Из Мурманска сообщили, что в районе мыса Нордкап шторм, поэтому воздушная поддержка запаздывает, – пояснил Маслов. – Сильный встречный ветер.

– Как идут учения американцев? По норвежским островам уже отбомбились? – кивая в такт Маслову, спросил контр-адмирал.

– Так точно, – подтвердил капитан-лейтенант. – Закончили полчаса назад. Похоже, они эти островки разбили до основания. Три эскадрильи истребителей "Супер Хорнит" сбросили туда, в общей сложности, свыше семидесяти тонн бомб. Удивляюсь, как норвежцы разрешили устроить такое со своей территорией.

– Ну, не больно она норвежцам и нужна, – усмехнулся Соломин. – А американцам просто нужно было произвести на нас впечатление. Они же понимают, что мы следим за их учениями и будем обо всем увиденном докладывать, вот и дали нам тему для обсуждения в штабах.

Контр-адмирал задумался, рассеяно потирая подбородок, а затем добавил:

– Выходит, основную программу американцы выполнили. Теперь остались ракетные стрельбы по полигону в Исландии. Американцы заявили, что намерены произвести пуски крылатых ракет по наземным и надводным целям. Думаю, скоро они двинутся на север, чтобы там все закончить. Пожалуй, капитан-лейтенант, еще через пару дней все мы сможем направиться домой.

– Только во вкус вошли, – усмехнулся Маслов. Молодой офицер, второй раз за всю службу покидавший акваторию Баренцева моря, был рад, что оказался в дальнем походе, и к родным берегам, в отличие от многих других офицеров и матросов, не спешил.

– Других приказов не поступало, – пожал плечами адмирал. – Мы свое дело сделали. Учения и у натовцев и у нас почти завершены, и нам тут делать нечего. – Адмирал направился к выходу, приказав напоследок: – Продолжайте несение вахты, товарищ капитан-лейтенант. В случае непредвиденного изменения обстановки сообщайте мне немедленно.

– Есть, товарищ контр-адмирал, – офицер оточенным движением отдал честь.

Проводив взглядом покинувшего центральный пост командующего соединением, Маслов подумал, что едва ли до конца плавания найдется повод, чтобы побеспокоить контр-адмирала. В этот раз американцы вели себя на удивление тихо, попыток прорваться к русским кораблям, имитируя атаки и проверяя крепость нервов русским моряков, никто не делал. Только время от времени их истребители совершали облет российской эскадры, все время держась на виду, словно не хотели провоцировать русских, всякое приближение чужого самолета к своим кораблям воспринимавших, как потенциальную угрозу.

Глава 7 Повелители глубин

Баренцево море

5 мая


Грандиозные военные игры разворачивались во времени и пространстве, одновременно во всех трех средах и даже среди космического безмолвия, откуда взирали на землю раструбами камер орбитальные спутники. И пока две эскадры, на каждой из которых за своими попутчиками внимательно наблюдали сквозь прицелы, двигались вдоль норвежского берега, поднимаясь все выше к полярному кругу, восточнее, в водах Баренцева моря, разыгрывалась настоящая дуэль. В десятках метров под поверхностью моря, так, что никто, находящийся наверху, не мог ничего и предположить, устроили охоту друг за другом подводные лодки потенциальных противников. Пронзая толщу воды стальными иглами, они, словно диковинные рыбы, кружили друг вокруг друга, будто исполняя фантастический танец.

Кэптен Эдвард О'Мейли, командир атомной ударной подводной лодки "Гавайи", стоял посреди ярко освещенного центрального поста, мозга своей субмарины, внимательно наблюдая за работой полутора десятков офицеров, склонившихся над консолями своих приборов. Прошли времена, когда на субмаринах экономили буквально на всем, в том числе и на освещении, обходясь несколькими тусклыми лампами. Сейчас на мостики "Гавайев" было светло, точно в солнечный день – реактор вырабатывал достаточно энергии, чтобы питать ею не только многочисленные приборы, но еще тостеры и микроволновки на камбузе. Однако находившиеся здесь офицеры, опытные подводники, за плечами каждого из которых было по несколько лет службы на атомных субмаринах, не обращали на это внимания. Все были напряжены, точно взведенные спусковые механизмы надежных "кольтов". Причина этого была вполне определенной – "Гавайи" находились во враждебных водах, в море, которое русские вопреки всем международным нормам, считали своим, и делали все, чтобы не допустить туда чужаков.

Для О'Мейли нынешний поход в Баренцево море был далеко не первым, но в первый раз он оказался здесь, командуя столь совершенной субмариной, который и были "Гавайи". Эта подводная лодка, принадлежащая к новому типу ударных субмарин "Виржиния", сошла со стапелей "Электрик Бот" несколько лет назад, являясь одним из самых молодых кораблей флота США. И при этом она была одной из самых мощных подводных лодок, уступая пока только однотипной субмарине "Норт Кэролайн". Подводная лодка была вооружена всеми видами оружия, в том числе крылатыми ракетами "Томагавк" в модификации, предназначенной для стрельбы по береговым целям, противокорабельными ракетами "Гарпун" и старыми проверенными торпедами Mk-48 ADCAP, грозным оружием, которое не оставило бы никаких шансов любой вражеской субмарине. Причем ракеты "Томагавк" располагались как в торпедном отсеке, будучи запускаемыми из торпедных аппаратов, так и в находящихся в носовой части субмарины вертикальных шахтах. В одном залпе "Гавайи" могли выпустить шестнадцать крылатых ракет, отличавшихся снайперской точностью.

Не менее совершенными были и гидролокационные средства субмарины, ее глаза и уши в подводной войне. Гидроакустический комплекс, созданный на основе комплекса BQQ-5, которым были оснащены субмарины предыдущего поколения типа "Лос-Анджелес", по всем параметрам превосходил свой прототип. Активные и пассивные антенны, в том числе и буксируемый "хвост", усеянный сверхчувствительными сенсорами, в сочетании с суперсовременной системой управления оружием, позволяли обнаруживать любые цели, в том числе и подводные, на огромном расстоянии, обеспечивая применение оружия с предельно возможных дистанций, задолго до того, как противник сможет обнаружить "Гавайи" и открыть ответный огонь. Кроме того, за счет сверхинтеллектуальных систем управления оружием и полной автоматизации всех возможных процессов экипаж подводной лодки был сокращен до предела. Сейчас на борту "Гавайев" находилось всего сто человек, каждый из которых был настоящим профессионалом.

Но главной изюминкой новых субмарин, которые в скором времени должны были стать самими массовыми ударными подлодками американских ВМС, являлся движитель. Энергетическая установка подводной лодки была стандартной, ядерный реактор, почти такой же, как и на лодках типа "Лос-Анджелес". Но вырабатываемая этим реактором энергия шла не на вращение обычного гребного винта, а приводила в действия мощную водометную установку, подобную авиационной реактивной турбине. Первыми, кто, тогда еще в порядке эксперимента, внедрил подобный тип движителя на своих атомных подлодках, были англичане. Американские специалисты поступили в точности, как с вертикально взлетающим штурмовиком "Харриер", сначала скопировав удачную придумку, а затем доработав ее, доведя водометную установку до совершенства. И поэтому подлодки типа "Вирджиния" ныне являлись одновременно и самыми тихими, а каждый подводник знал, что именно собственный шум является самым страшным врагом любой субмарины, и одними из самых быстроходных, развивая скорость до тридцати пяти узлов. И даже на самом полном ходу, когда, казалось бы, о скрытности не может быть и речи, шумность подводной лодки была невероятно низкой. А двигаясь крейсерским ходом, субмарина буквально растворялась в шумах океана, и это не было преувеличением. "Гавайи" находились в водах, контролируемых русскими, шесть дней, и ни разу не были обнаружены.

– Акустик – центральному посту. – Сигнал интеркома заставил находившихся на мостике офицеров напрячься в ожидании самого худшего. – Установлен акустический контакт.

– Характер контакта? – требовательно произнес в микрофон переговорного устройства капитан О'Мейли.

– Надводный корабль по левому борту, сэр, – немедленно отозвался акустик. Команда "Гавайев" состояла из профессионалов, отлично знающих свое дело, и находившийся сейчас на вахте в акустической рубке офицер был, пожалуй, лучшим из них. – Дальность около сорока пяти миль, идет со скоростью не менее семнадцати узлов.

– Опознать цель, – приказал капитан. Любой контакт подводники изначально рассматривали, как угрозу, и напряжение, охватившее сейчас команду субмарины, было вполне объяснимо. Находясь там, где ей быть категорически запрещалось, подлодка "Гавайи" для русских автоматически становилась противником, и если сейчас рядом находился боевой корабль, его капитан мог прибегнуть к самым решительным мерам. Если, разумеется, ему по силам будет обнаружить чужака.

Компьютер, управлявший работой гидроакустического комплекса, хранил в своей памяти шумы тысяч самых различных кораблей и подводных лодок, ранее записанные другими подводниками в разных уголках мирового океана. И на то, чтобы выяснить, шум винтов какого именно судна, русского или ходящего под иным флагом, военного или же гражданского, потребовалось несколько секунд. Причем возможно было не только определить тип корабля или подводной лодки, но и с большой долей вероятности назвать конкретное судно. Каждый корабль или субмарина, хотя и принадлежали к подчас насчитывавшим десятки единиц сериям, в движении производили свои неповторимые шумы, и при наличии мощных вычислительных комплексов их анализ вовсе не был чем-то сложным. Разумеется, на борту "Гавайев" имелись и высокопроизводительные компьютеры, и обширная база данных, в которой хранились "портреты" сотен кораблей и подлодок, поэтому приказ капитана О'Мейли был выполнен за считанные секунды. И ответ, который дал акустик, мало кого обрадовал:

– Цель опознана как русский эскадренный миноносец типа "Удалой", – зачастил, не отрывая взгляд от приборов, сидевший в акустической рубке моряк. – Предположительно это "Адмирал Харламов". Расстояние слишком велико для уверенного опознавания.

– Дьявол, – выругался вполголоса О'Мейли, покачав головой. – На этих эсминцах отличные гидролокаторы и противолодочные ракеты большой дальности. Если он нас услышит, придется нелегко.

– Сэр, – акустик словно слышал каждое слово своего командира. – Фиксирую акустический импульс, исходящий от "Удалого". По характеру сигнала, это гидроакустическая станция типа "Хорс Тэйл". Работает в поисковом режиме.

– Черт побери! Неужели он нас обнаружил? – удивленно воскликнул старший помощник, находившийся сейчас возле капитана. – Это невозможно, мы едва успели услышать русских!

– Не думаю, коммандер, – пожал плечами О'Мейли. – Русские акустики ничем не лучше наших, а их техника значительно уступает той, которой оснащены наши эсминцы. Думаю, это случайность.

У капитана были основания для таких слов. Во время испытаний противником "Гавайев" выступал эсминец типа "Арли Берк" последней серии. И этот корабль, оснащенный лучшим гидроакустическим комплексом, в течение трех часов тщетно пытался обнаружить субмарину, все время державшуюся от "охотника" на расстоянии не более полусотни миль. Даже если у гидролокатора "Удалого" находились настоящие волшебники, их техника почти тридцатилетней давности все равно не могла сравниться с тем, что имели американские эсминцы.

Сейчас "Гавайи", соблюдая все меры предосторожности, двигалась со скоростью всего восемь узлов, и при совершенстве ее движителя шумность субмарины была исключительно низка. К тому же подлодка имела специальное покрытие корпуса, не поглощающее как производимые самой субмариной шумы, так и нацеленные на нее ультразвуковые импульсы. Долгое время первенство в создании таких покрытий принадлежало русским, но ныне они, сами того не ведая, уверенно уступали позиции соперникам из-за океана.

– В таком случае, возможно, этот эсминец ищет как раз нашего "друга"? – многозначительно спросил старший помощник. – Кажется, в этих водах как раз проходят их учения.

За этой, казалось бы, невразумительной фразой, скрывалась цель нынешнего, связанного с немалым риском, плавания "Гавайев". Еще шесть дней назад американская субмарина в западной части Баренцева моря вела слежку за русской ракетной подлодкой "Карелия", принадлежащей к самой совершенно серии подводных стратегических ракетоносцев "Дельта-4". "Карелия" в который уже раз прошла ремонт на верфях Североморска, и специалисты из военно-морской разведки полагали, что это был не только ремонт, но и модернизация.

Именно подлодки класса "Дельта-4", а вовсе не поражающие воображение размерами и огневой мощью "Тайфуны" составляли основу морских ядерных сил русских, и в штабе американского флота всегда считали важным знать как можно больше о возможностях этих ракетоносцев. "Карелия" же чаще других однотипных подлодок подвергалась модернизации, становясь по своим характеристикам схожей с американскими ракетоносцами "Огайо", которые, и не без основания, их создатели считали самыми совершенными. Поэтому очень важно было узнать, что еще придумали русские, и как далеко они продвинулись в деле совершенствования своих ракетных подлодок.

Наблюдение за русской "Дельтой" показалось команде "Гавайев" отпуском, поскольку, несмотря на все усовершенствования, русские пока были не в силах обнаружить новейшую ударную подлодку "вероятного противника", став кем-то вроде слепого медведя, чудовищно сильного, но не видящего, что творится у него под носом. Правда, О'Мейли знал, что русские очень часто придают своим ракетоносцам эскорт, обычно ударные подлодки типа "Акула", а это был уже гораздо более серьезный противник, с которым следовало считаться. Но за несколько дней преследования акустики "Гавайев" не обнаружили даже намека на присутствие в этих водах многоцелевых подлодок русских.

Угроза же, исходившая от надводных кораблей, была еще более призрачной, ведь с каждым годом русским удавалось выводить в море все меньше боевых судов. Пяти эсминцев типа "Удалой", которые изначально создавались, как специализированные противолодочные корабли, было явно недостаточно, чтобы надежно прикрыть от чужих субмарина хотя бы Баренцево море, которое было основным позиционным районом русских стратегических ракетоносцев, давно уже не несших боевую службу у американских берегов. Также русским так и не удалось создать противолодочные рубежи, типа американской системы SOSUS, которые могли стать альтернативой патрулированию акватории боевыми кораблями. Поэтому встреча с надводным кораблем могла произойти только случайно, и на этот случай была готова масса маневров уклонения, тем более простых, что привлечь для преследования чужой подлодки сколько-нибудь многочисленные силы русские были не в состоянии. Поэтому главной проблемой для команды "Гавайев" стало не столкнуться с преследуемой русской подлодкой, с которой американцы сближались порой на несколько кабельтовых.

Уже на второй день слежки капитан О'Мейли мог поздравить себя с успехом, поскольку сумел получить всю возможную информацию о русской подлодке. "Карелия", которую, несмотря на явные изменения в конструкции гребных винтов, опытный акустик "Гавайев" опознал сразу и безошибочно, словно позировала для американцев. Русский шкипер, видимо, решивший опробовать свою лодку после модернизации, то переходил на самый полный ход, то, наоборот, сбрасывал скорость до минимума, так, что даже мощнейшая аппаратура "Гавайев" с трудом могла поддерживать контакт. К тому же русские выполнили массу маневров на разных скоростях, из чего О'Мейли, внимательно следивший за их действиями, сделал вывод, что одновременно с заметным снижением шумности русским удалось значительно повысить маневренность своей подлодки. Словом, успех похода был несомненный. Конечно, большим успехом для американского капитана было бы записать шумы новейшего русского ракетоносца "Юрий Долгорукий". Но эта подлодка, которая могла в ближайшем будущем стать достойной заменой и "Дельтам" и "Тайфунам", до сих пор не совершила ни одного дальнего похода, продолжая не слишком интенсивные испытания близ Североморска, под защитой противолодочных кораблей и вертолетов.

Приказ выдвигаться к острову Колгуев для О'Мейли и его людей был неожиданным, но стоило выйти на связь с базой в Норфолке, как все стало на свои места. Военно-морская разведка сообщала, что в ближайшее время в море должна выйти новейшая, только сошедшая со стапелей русская подлодка "Северодвинск", официально еще не вступившая в строй. Эта многоцелевая атомная субмарина, по расчетам русских, уже известным американской разведке, была исключительно малошумной, по данному показателю, по меньшей мере, не уступая американским ударным субмаринам типа "Сивульф". При этом "Северодвинск" был вооружен двадцатью четырьмя крылатыми ракетами типа SS-N-28, размещенными в шахтах, как "Томагавки" на самих "Гавайях", и запускаемыми через торпедные трубы ракетами SS-N-27. Того арсенала, которым располагала русская подлодка, было достаточно, чтобы уничтожить целую авианосную группу, и интерес разведки и флотского командования к реальным возможностям "Северодвинска", который по планам русских был лишь головным кораблем в большой серии многоцелевых субмарин, был абсолютно понятен. Расчеты расчетами, но реальные возможности любой подлодки можно узнать только в море, и адмиралы из военно-морской разведки очень хотели, чтобы во время испытаний "Северодвинска", которые русские решили совместить с учениями, рядом с ним находилась американская субмарина. Акустический портрет новейшей русской подлодки стоило очень дорого, и ради того, чтобы записать ее шумы, стоило рискнуть. И иного кандидата для этой миссии кроме "Гавайев", не нашлось, и это было правильно, ведь О'Мейли командовал самой совершенной субмариной в северной части Атлантики.

– Черт подери, – оскалился капитан, представив, какой успех ждет его подлодку, если им по чистой случайности удалось через несколько часов после получения приказа в открытом море встретиться с желанной целью. – Это наш шанс. Действительно, русский эсминец может искать именно "Северодвинск". Акустик, – более не раздумывая, О'Мейли начал отдавать приказания. – Отдать буксируемую антенну. Старшему торпедисту выработать огневое решение. Увеличить скорость до четырнадцати узлов. Право на борт тридцать.

Длинный кабель, увенчанный приемниками гидроакустической станции, выпростался за кормой по-прежнему идущей малым ходом субмарины. Раньше область в кильватере любой подлодки считалась наиболее безопасной для преследователя. В то время, когда антенны гидроакустических станций устанавливались только на корпусе, винты любой субмарины, производя весьма сильный шум, создавали за ее кормой так называемую "акустическую тень", и именно в корму пытались зайти чужие подлодки, точно истребители, атакующие из задней полусферы. Но с появлением буксируемых антенн, протяженность которых достигала порой сотен метров, ситуация изменилась. Конечно, такой "хвост" несколько снижал маневренность, зато, при изменении курса, он по инерции двигался в прежнем направлении некоторое время, позволяя прослушивать шумы моря с неожиданных ракурсов.

Разумеется, не только субмарины типа "Виржиния" имели такое полезное приспособление. Им оснащались и более старые "Лос-Анджелесы", и русские подлодки типа "Акула", но сенсоры, которыми был оснащен "хвост" "Гавайев" были самыми чуткими. Находясь на расстоянии полутора сотен метров от самой подлодки, приемники гидроакустической станции не испытывали влияния пусть и крайне слабых шумов "Гавайев", позволяя получать очень чистый сигнал об акустической обстановке вокруг.

– Огневое решение готово, капитан, – офицер-торпедист справился с задачей быстро, разумеется, не без помощи компьютеров. Никто не собирался стрелять по русскому эсминцу, просто это была своего рода традиция, при встрече с чужим боевым кораблем первым делом просчитывать возможные тактические ходы на случай боя. А бой был вполне вероятен, ведь в этих водах "Гавайи" были чужаком, и любой русский капитан, убедившись, что перед ним не своя же подлодка, имел право применить оружие, хотя в действительности еще никто и никогда не пользовался этим правом.

– Сэр, – обратился к О'Мейли старший помощник. – Русский эсминец все же может обнаружить нас. Мы слишком близко, а их аппаратура все же весьма неплоха.

– Если мы будем держаться рядом, то первыми услышим русскую подлодку, – возразил капитан. – Этот "Удалой" явно неспроста прощупывает море своим гидролокатором. Если они уверены, что "Северодвинск" рядом, то нам не стоит думать иначе.

– А если это просто совпадение? Мало ли зачем здесь может плавать русский эсминец.

– Возможно, – согласился О'Мейли, пожав плечами. Старпом мог быть прав, но что толку гадать? – Но если мы просто будем метаться по всему Баренцеву морю, шанс встретить "Северодвинск" будет не большим, чем, если мы будем следовать за эсминцем.

Американская подлодка, двигаясь по касательной к безошибочно рассчитанному курсу русского корабля, уверенно сокращала разделявшее их расстояние. Сблизившись с эсминцем, на котором, судя по всему, никто не подозревал, что у них появился опасный попутчик, на пятнадцать миль, "Гавайи" легли на параллельный курс. Приказав увеличить скорость, О'Мейли рисковал быть обнаруженным, но пока его опасения не оправдались. Эсминец шел короткими галсами, словно ищущая след собака, и это окончательно убедило капитана "Гавайев", что "Удалой" оказался здесь не просто так. Все маневры эсминца в точности соответствовали разработанным русскими тактическим примам поиска субмарин. О'Мейли, изучавший кроме прочих морских премудростей еще и тактику вероятного противника, отлично помнил это.

Испускаемые гидролокатором русского эсминца импульсы, пронизывая толщу воды, скользили по корпусу субмарины, следовавшей за "Удалым" на почтительном расстоянии. Дробь ультразвуковых сигналов, покатывавшаяся по подлодке от носа до кормы, заставляла моряков заметно нервничать. Никому не хотелось становиться мишенью, ведь стоило только находившимся на корабле акустикам заметить хоть что-то подозрительно, капитан "Удалого" вполне мог применить противолодочные ракеты, атаковав чужака. И едва ли на "Гавайях" успели бы что-либо предпринять. Именно это и сообщил капитану старший помощник, когда истек час преследования.

– Сэр, мы слишком близко от русского, – офицер выглядел взволнованным, хотя для него это был далеко не первый поход. Старший помощник "Гавайев" большую часть из последних пятнадцати лет своей жизни провел под водой, в том числе и у русских берегов, и не раз играл в догонялки с противолодочными кораблями. Но сейчас ситуация была особая, и он не мог сохранять спокойствие: – Если где-то здесь действительно скрывается "Северодвинск", командир "Удалого", если они обнаружат нас, вполне может отдать приказ на применение оружия. Это новейшая русская подлодка, сверхсекретная, и я не думаю, что их командованию понравится, что мы ведем за ней слежку.

– Это глупо, мистер Финниган, – поморщился О'Мейли. – Прежде, чем русские обстреляют нас, они ведь должны точно убедиться, что перед ними чужая субмарина, а сделать это очень трудно. Не думаю, что нам грозит опасность, по крайней мере, от эсминца.

– Все же позволю напомнить, капитан, что мы находимся всего в каких-то тридцати милях от русского эсминца, – настаивал старший помощник. – То есть как раз на пределе досягаемости их ракет SS-N-14, – напомнил он. – Не думаю, что стоит так рисковать.

– Это же глупо, – отмахнулся О'Мейли, не желавший упускать такой шанс. – Сейчас ведь не война, никто не станет стрелять без веских причин, а мы к тому же способны дать фору полудюжине "Удалых", значит, как-нибудь справимся с единственным эсминцем.

Акустик "Гавайев", лейтенант Джефферсон, по общему мнению, один из лучших специалистов на флоте, тоже не мог оставаться в покое, зная, что рядом крутится русский эсминец. Как и все моряки, Джефферсон был неплохо осведомлен о возможностях русского эсминца, но сейчас офицер постепенно перестал обращать на него внимание. Хотя "Удалой" шел экономическим ходом, сберегая топливо для финального спринта, который начнется, если русские акустики обнаружат достойную цель, он все равно шумел так, что его можно было услышать и без сонара. Сейчас для Джефферсона важнее было вовремя обнаружить подводную цель, и сделать это следовало раньше, чем ее найдут русские.

Перед акустиком "Гавайев" стояла непростая задача. Подводная лодка только для непосвященных была чем-то грозным, способным атаковать внезапно, тут же растворившись в сумраке океана. На самом деле все было не так просто, ведь любой надводный корабль обладал перед самой совершенной субмариной несколькими важными преимуществами. Для того чтобы как можно дольше оставаться незамеченной, любая субмарина только в крайнем случае применяла свой гидроакустический комплекс в режиме эхолокации, мгновенно становясь заметной для любого противника. Обычно все системы работали в пассивном режиме, лишь прослушивая неразборчивые шумы океана, среди которых нужно было выделить звуки, производимые рукотворными объектами, и не всегда компьютеры в этом деле были большим подспорьем. Подводная дуэль походила в чем-то на поединок двух слепых бойцов, которые сами вынуждены были двигаться как можно тише, чтобы успеть уловить звук шагов противника хотя бы мгновением раньше, чем он нанесет удар. Точно так же субмарины, сходясь в поединке, скрытом от посторонних глаз многометровой тощей воды, подкрадывались друг к другу, лишь в последний момент, за считанные секунды до торпедного залпа обнаруживая себя включением гидролокатора, чтобы измерить расстояние до цели и уточнить ее координаты.

Надводный корабль, что вполне понятно, не сдерживали подобные ограничения, и обнаружить субмарину он мог гораздо быстрее, чем такая же подлодка. При этом, в отличие от последних, надводный корабль не был ограничен и в скорости, ведь субмарины, дабы стать как можно незаметнее, крайне редко двигались полным ходом, предпочитая идти медленней, но и иметь больше шансов остаться незамеченными противником. Правда, у подлодки всегда было и неоспоримое преимущество, ведь надводный корабль производил столько шума, что был слышен на расстоянии десятков миль, ведь вода намного лучше проводит звуки, чем воздух. И опытный акустик на подводной лодке легко мог обнаружить корабль на дальности, намного большей, чем это мог сделать любой эсминец.

Совсем другое дело – подводная лодка, субмарина-охотник, предназначенная для уничтожения себе подобных. Дьявольски тихая, когда нужно быть невидимой и неслышимой, и молниеносно быстрая, когда приходит время единственного и неотвратимого удара, после которого море принимает еще сотню отважных душ в своим могучие объятия. Такой противник был поистине страшен, тем более, если за штурвалом его стоял командир, не только опытный, но сочетающий в себе осторожность и отчаяние, способный часами терпеливо ждать, чтобы в решающую секунду атаковать, забыв о чувстве самосохранения. Этот враг был опасен, и счастлив тот капитан-подводник, кому доведется первым догадаться о его присутствии. И командир ударной субмарины "Гавайи" мог считать себя редким счастливчиком, ведь ему удалось опередить опасного противника, с которым прежде не приходилось встречаться ни одному шкиперу.

– Есть акустический контакт, – лейтенант Джефферсон, несший вахту в акустической рубке уже три часа, сбросил с себя оцепенение, стоило только услышать странный звук, который никак не мог быть порождением своенравного моря. – Цель подводная справа по борту, дальность приблизительно одиннадцать миль, скорость не более десяти узлов. Идет на глубине около ста шестидесяти футов.

– Классифицировать цель, – немедленно приказал О'Мейли, вдавив клавишу интеркома до боли в пальцах.

– Сэр, не могу опознать цель, – Джефферсон был растерян, ведь вся сложнейшая начинка гидроакустического комплекса, сверхмощные компьютеры с колоссальной памятью и процессорами, о характеристиках которых могли только мечтать самые продвинутые хакеры, сейчас не позволяли ему выполнить распоряжение капитана.

– Что? – О'Мейли удивленно выдохнул. – Повторить, акустик!

– Совпадений звукового портрета цели с библиотекой бортового компьютера нет, сэр, – четко ответил лейтенант. – Цель классифицирую, как подводную лодку, судя по всему, одновальную, больше никаких характеристик сообщить не могу.

– Это точно "Северодвинск", – обернувшись к капитану, произнес старший помощник. – Нам известны характеристики всех прочих русских подлодок, а кроме русской субмарины никакой другой здесь быть не может.

По отсекам "Гавайев" словно прошел электрический разряд. Немногочисленная команда автоматизированной до предела подводной лодки находилась на боевых постах уже долгое время, поэтому объявлять боевую тревогу О'Мейли не понадобилось. Плавание во враждебных водах, особо охраняемых русскими, поскольку именно здесь находились позиции их стратегических ракетоносцев, способных нанести удар по Соединенным Штатам, в любой момент могло обернуться любыми неприятностями, и экипаж американской субмарины пребывал в постоянной готовности к ним, ведь здесь, на глубине, все порой решали доли мгновения. Однако всему есть предел, и человек не может постоянно пребывать в напряжении, как не может быть постоянно взведенным затвор оружия. Поэтому, даже не отходя от предписанных на случай боя мест, моряки с "Гавайев" немного расслабились, но теперь они вновь были готовы к мгновенным действиям.

– Подводная цель удаляется, – доложил тем временем Джефферсон, отслеживавший непонятный контакт, который, скорее всего, действительно был новейшей русской подлодкой. – Расстояние увеличивается.

– Право на борт, скорость двадцать узлов, – немедленно принял решение капитан. – Преследуем подводную цель. Эсминец обозначить, как цель "Альфа", неопознанную субмарину – как цель "Браво".

Разгоняясь, американская субмарина устремилась туда, где акустик заметил слабый, то пропадающий, то вновь появляющийся сигнал, который не мог быть ничем иным, кроме шума гребного винта идущей малым ходом подводной лодки. Однако этот бросок, сопровождавшийся возросшим шумом, исходившим от запущенного на половину предельной мощности водомета, не остался незамеченным. К тому же на большой скорости качества противогидролокационного покрытия резко снизились, и посылаемые русским эсминцем импульсы больше не рассеивались, отчетливо обозначив на мониторах гидролокаторов очертания корпуса субмарины.


– Мостик, докладывает акустическая рубка. Обнаружена подводная цель по пеленгу семьдесят. Дальность не более тридцати миль, – вахтенный акустик на эсминце сообщил о новом контакте спустя несколько секунд после приказа О'Мейли. Как ни была малошумная американская субмарина, с увеличением скорости она, как и любая другая подлодка, стала намного заметнее, почти лишившись своего основного преимущества.

– Акустик, я – мостик, – находившийся на ходовом мостике большого противолодочного корабля "Адмирал Харламов" вахтенный офицер немедленно отозвался. – Произвести опознавание цели!

– Подводная лодка неопознанного типа, – доложил акустик. – Сигнал слабый. Предполагаю, это многоцелевая подводная лодка.

– Свистать всех наверх, – обернувшись к стоявшему рядом мичману, коротко выдохнул вахтенный офицер. – Боевая тревога!

Колокола громкого боя огласили отсеки эсминца, сразу наполнившиеся суетой спешащих на боевые посты матросов. Боевая тревога взметнула десятки только что отстоявших вахту моряков, едва успевших добраться до своих кают и кубриков. И капитан "Адмирала Харламова", также услышавший сигнал тревоги, поспешил на мостик, туда, откуда сейчас он должен был командовать свом кораблем, которому, возможно, уже спустя считанные секунды предстояло вступить в бой.

– Товарищ капитан, – вахтенный офицер отдал честь ворвавшемуся на мостик командиру, тут же докладывая обстановку. – Обнаружена неопознанная подводная лодка. Цель по пеленгу семьдесят, расстояние примерно тридцать миль. Сейчас неизвестная подлодка пытается оторваться от нас, увеличив скорость.

– Что за подлодка? – застегивая китель, спросил капитан. – Выяснить принадлежность!

Егор Чистяков, командовавший "Адмиралом Харламовым" шестой год, не первый раз оказывался лицом к лицу с чужими субмаринами, и происходящее сейчас не было для него чем-то особенным. Американцы и их многочисленные союзники давно посылали в Баренцево море свои субмарины для разведки и слежки за русскими стратегическими ракетоносцами, для которых в последние годы только эта часть океана оставалась еще относительно безопасной. И Чистякову нередко приходилось руководить преследованием очередной натовской субмарины, заставляя незваных гостей убираться подальше от русских вод.

– Акустик доложил, что не может определить тип подлодки, – пожал плечами вахтенный. – Сигнал слишком нечеткий, раньше ни с чем подобным встречаться не приходилось.

– Может, это "Северодвинск", – предположил капитан. – Где-то же он должен быть, так почему бы не здесь?

"Адмирал Харламов" вместе с несколькими другими кораблями Северного флота и самолетами противолодочной авиации, действовавшими с баз на Кольском полуострове, в настоящий момент участвовал в учениях, целью которых было найти впервые покинувшую гавань атомную подлодку "Северодвинск". Новейшая субмарина, сейчас игравшая за противника, испытывала одновременно собственные возможности и способности противолодочных сил флота, в последние годы явно не способных на равных тягаться с натовцами. "Харламов" патрулировал в заданном квадрате почти сутки, прощупывая толщу воды гидролокатором в надежде обнаружить субмарину, доказав, что она не столь уж совершенна. До последних мгновений мало кто из команды верил, что их корабль ждет успех в этом непростом деле.

– Товарищ капитан, цель уходит из района патрулирования, – сообщил вахтенный. – Если это "Северодвинск", мы будем его преследовать? Ведь уверенности в этом нет никакой, у нас нет акустического портрета этой подлодки.

– Как раз это и вселяет уверенность, – возразил Чистяков. – "Северодвинск" первый раз вышел в открытое море, и его акустического портрета нет пока ни у кого в мире. Приказываю начать преследование подводной цели. Неопознанную субмарину обозначить, как "цель-один". Поднять вертолеты в воздух, мы не должны упустить ее. Полный вперед! И немедленно доложите в штаб флота об установленном контакте. Нужно направить сюда патрульные самолеты, чтобы надежно блокировать район и не упустить нашего гостя.

Взвыли, набирая обороты, форсажные турбины "Адмирала Харламова". Скрытая изящными, стремительными обводами корпуса большого противолодочного корабля мощь бросила его вперед, туда, где под толщей воды пыталась затаиться неизвестная подлодка, которую сейчас каждый, кто находился на борту корабля, воспринимал как противника, не важно, условного или реального. Сорок пять тысяч лошадиных сил, сжатых до объема машинного отделения, сообщали кораблю водоизмещением чуть больше семи с половиной тысяч тонн скорость тридцать узлов, и этого было вполне достаточно, чтобы настичь и, если поступит такой приказ, уничтожить чужака. Однако этого капитану "Адмирала Харламова" было мало, и с кормы эсминца взмыл в небо, рассекая влажный морской воздух соосно расположенными винтами, противолодочный вертолет. Одна из двух, находившихся на борту противолодочного корабля, винтокрылых машин Ка-27 могла уничтожить любую подлодку, имея на борту все, необходимое для ее поиска и атаки, хотя для полноценной охоты привлекались, обычно, оба вертолета. Второй из них как раз подали на взлетно-посадочную площадку, и техники уже суетились вокруг, готовя машину к взлету.

Противолодочный корабль, разворачиваясь в сторону обнаруженной подлодки, нацелил на нее скрытую обтекателем под форштевнем носовую антенну гидроакустического комплекса, а также и противолодочные ракеты, до поры покоившиеся в громоздких контейнерах по обе стороны надстройки. А вертолет, облетев эсминец по левому борту, устремился к той точке на поверхности неспокойного моря, где по сообщению акустика и находилась неопознанная подлодка.


Маневры русского эсминца, разумеется, не остались незамеченными на борту "Гавайев". Перед кэптеном О'Мейли теперь стояла сложная задача – не упустить чудом обнаруженную русскую подлодку и при этом самому не стать жертвой эсминца, командир которого явно был очень серьезно настроен.

– Сэр, – доложил, обращаясь к О'Мейли акустик. – Цель "Альфа" увеличила скорость до тридцати узлов, заходит нам в корму. Дистанция быстро сокращается, мы уже в зоне досягаемости их противолодочных ракет.

– Думаю, стоит принять меры противодействия, – предложил старший помощник, слышавший слова акустика. – Нужно сбросить с хвоста этого "Удалого", а потом уже можно будет заняться русской подлодкой.

Противолодочный вертолет, взлетевший с палубы "Адмирала Харламова", тем временем оказался точно над тем местом, где акустики с эсминца обнаружили пытающуюся скрыться неизвестную подлодку. Створки люка в днище вертолета раскрылись, и, пробив водную поверхность, в воду опустилась соединенная с носителем длинным кабелем антенна гидролокационной станции. Акустически импульсы пронзили толщу воды, туту же оказавшись перехвачены акустиками "Гавайев".

Фиксирую акустические импульсы, – доложил лейтенант Джефферсон, ни на секунду не отрывавшийся от окружавших его мониторов. – Исходя из мощности и характера сигнала предполагаю, что это опускаемая ГАС противолодочного вертолета типа "Геликс-А".

– Проклятье, – прорычал О'Мейли. – Они зажимают нас в кольцо. Полный назад! Подготовить самоходный акустический имитатор к пуску.

Несмотря на неоспоримый прогресс в развитии средств подводной войны, за считанные годы превративший ударные субмарины из ненадежных жестянок, уязвимых перед всяким противником, в грозных охотников, таящихся на глубине, самолет, а особенно вертолет продолжал оставаться для подводников самым страшным противником. Автоматизированные боеукладки позволяли современным субмаринам расстрелять боекомплект из трех десятков торпед за считанные минуты. Мощная гидроакустика давала возможность за сотню миль обнаружить любой корабль, нанеся по нему удар из-под воды противокорабельными ракетами. Примерно то же происходило и в случае встречи с чужой подлодкой, с той лишь разницей, что бой с подводным противником велся на значительно более коротких дистанциях. Но скользящий над волнами вертолет оставался незамеченным до последнего момента, имея возможность зависать точно над тем местом, где затаилась его жертва, и нанести удар так быстро и внезапно, что никаких шансов уклониться у его противника не было.

Сколь бы совершенной не была субмарина, стрекочущий лопастями вертолет, вооруженный всего парой торпед или вовсе глубинными бомбами, этим примитивным средством противолодочной борьбы, казалось бы, безнадежно устаревшим, обладал над ней колоссальным превосходством. И американцы, и англичане долгое время пытались оснастить свои субмарины зенитным оружием, которое можно было бы применять из-под воды, но ни те, ни другие пока не преуспели в этом деле, так и не продвинувшись дальше опытных образцов. Русские поступили проще, дав в распоряжение подводников обычные ПЗРК, которых вполне хватало для отражения воздушных атак по идущей в надводном положении субмарине, но и это, разумеется, тоже было только полумерой.

Эдвард О'Мейли не раз во время учений, проходивших в самых разных уголках мира, оказывался один на один с идущим по следу вертолетом, и всякий раз он испытывал исподволь охватывавший его страх, хотя и знал, что это всего лишь игра. Но сейчас его противником выступали не такие же, как сам О'Мейли, американские моряки, а непредсказуемые русские, и наверняка на борту их вертолета были настоящие торпеды, которые с этих Иванов вполне станется применить. Капитан отчетливо, словно сам находился сейчас на поверхности моря, а вовсе не на глубине почти сто метров, представил скользящий над гребнями волн на предельно малой скорости лобастый русский "Геликс". Следовало срочно сделать хоть что-то, чтобы избавиться от вертолета. Эсминец, полным ходом приближавшийся сейчас к его подлодке, гораздо меньше беспокоил О'Мейли.

Запущенные на реверс водометы сначала заставили подлодку на несколько мгновений застыть на месте, с трудом преодолев силу инерции, а затем толкнули ее назад. Субмарина пронзила собственный кильватерный след, оказавшись в струе бурлящей воды. Старый, сотни раз проверенный на практике прием, не подвел и на этот раз. Возмущенная водная масса надежно укрыла подлодку, окутав ее практически непроницаемым для акустических импульсов, посылаемых вертолетом и эсминцем. Отметка, обозначавшая на индикаторах русских гидролокационных станций чужую субмарину, исчезла, заставив акустиков удивленно вздохнуть.

– Контакт прерван, – доложил по системе внутренней связи оператор гидролокационной станции "Адмирала Харламова". – Цель-один не наблюдаю.

Мичман, поспешно переключавший сонар из одного режима в другой, но всякий раз видевший лишь пустоту, еще не знал, что пилот Ка-27, описывавшего круги над морем в нескольких милях от противолодочного корабля, передал на его борт в точности такое же сообщение.

– Товарищ капитан, – вахтенный офицер, обратившийся к Чистякову, выглядел растерянным и даже немного обиженным. – Мы потеряли контакт с неопознанной подлодкой в квадрате семнадцать-сорок один.

Офицер, довольно молодой капитан-лейтенант, был расстроен тем, что охота за чужой субмариной, которая вполне могла оказаться и тщательно разыскиваемым "Северодвинском" прервалась так быстро, едва успев начаться.

– Продолжать поиски, – уверенно приказал Чистяков. – Передайте пилотам вертолетов, пусть прочесывают указанный квадрат и все, граничащие с ним. Машинному отделению – снизить скорость до пятнадцати узлов. Мы ничего не услышим из-за собственного шума, если будем мчаться полным ходом. Вертолетные гидроакустические станции переключить в режим шумопеленгования. И свяжитесь с сушей, пусть поднимают противолодочные самолеты.

– Уже связались, – капитан-лейтенант был рад оттого, что хоть что-то удалось выполнить быстро и четко. – Пара Ту-142М прибудет в наш квадрат спустя час.

– Долго, – скривился капитан первого ранга Чистяков. – Нужно усеять море в радиусе не менее полусотни миль от нас гидроакустическими буями, тогда эта подлодка, возможно, не сможет уйти незамеченной. Но за час она преодолеет не менее десятка миль, и район поиска расширится очень значительно.


– Шум винтов эсминца снизился, – лейтенант Джефферсон, сейчас являвшийся глазами и ушами "Гавайев", немедленно сообщил об изменении обстановки ее "мозгу", капитану О'Мейли. – Вероятно, эсминец сбавил ход для создания оптимальных условий работы гидролокационного комплекса. Фиксирую работу только одного гидролокатора в активном режиме, гидроакустические станции русских вертолетов пропали.

– Теперь они перешли в пассивный режим, – произнес старший помощник, дополняя слова акустика. – Сонары, которыми оборудованы их вертолеты, работая в пассивном режиме, обладают большей дальностью обнаружения. И сейчас русские будут ждать, пока мы начнем движение и проявим себя.

– Самый малый вперед. Идем прежним курсом, – приказал капитан, тоже понимавший суть действия русских, несмотря на годы разрухи, не растерявших своих навыков. – Четыре узла. На такой скорости, мистер Финниган, они нас не услышат наверняка.

Крадучись, словно ночной хищник, чувствующий засаду, "Гавайи" медленно, так медленно, как только было возможно, двигались вперед, но расстояние между подлодкой и рыщущим по морской глади в поисках ее эсминцем не увеличивалось. В принципе, субмарины типа "Виржиния" могли развивать скорость ничуть не меньшую, чем "Удалой", но в таком случае они сразу лишались скрытности, а палубные "Геликсы" русского эсминца все равно обладали громадным преимуществом в скорости. Поэтому О'Мейли оставалось поступить так, как его предшественники еще полвека назад – затаиться и ждать, когда противнику надоест вертеться на одном месте, и он уберется отсюда, уверенный, что искомая подлодка уже покинула район поиска, незамеченной просочившись сквозь все заслоны.

Капитан русского эсминца оказался упорным малым, никак не желая покидать район поисков сразу. "Удалой", и на борту субмарины об этом знали точно, описывал круги над затаившейся подлодкой, сбросив скорость до двенадцати узлов, чтобы создавать гидроакустическому комплексу как можно меньше помех. И оба вертолета тоже были здесь, летая на предельно малой высоте над волнами, и периодически зависая над морской гладью, чтобы опустить вниз антенны гидроакустических станций, сейчас работавших в неизлучающем режиме, только прослушивая морские шумы.

С "Гавайев", конечно, не могли следить за воздушными целями, но капитан О'Мейли был уверен, что его русский противник придерживается именно этой тактики. И это было совершенно правильно. Эсминец мог держаться в этом районе очень долго, и замершей на глубине не более семидесяти метров субмарине пришлось бы оставаться в этих водах также длительное время, ведь любое движение сразу же зафиксировали бы с борта эсминца. А там подтянутся противолодочные самолеты, может быть также еще несколько эсминцев или фрегатов, и тогда командиру "Гавайев" останется публично признать свое поражение, ведь против такой армады – а русские могли найти силы хотя бы против одной подлодки – ему не тягаться.

– Командный пост, докладывает акустик. – Лейтенант Джефферсон сейчас был одним из самых главных людей на подводной лодке. Без его информации даже капитан был практически беспомощен. – Акустический контакт с целью "Браво" потерян. Последняя точка контакта зафиксирована по пеленгу ноль-пять-ноль на дальности около семнадцати миль.

– "Северодвинск" уходит, – пояснил Финниган, словно его командир не понимал слов акустика. – Если мы будем тут торчать и дальше, то никогда больше его не перехватим.

– Да, пора убираться отсюда, – согласился О'Мейли. – Мне порядком надоело играть с русскими в прятки. Ввести в систему управления самоходного имитатора следующие параметры – курс ноль-восемь-пять, скорость восемь узлов, глубина сто пятьдесят футов. Рулевым приготовиться к погружению до отметки четыреста футов. Погружение начать одновременно с запуском ложной цели.

– Опасно, капитан, – предостерег командира старший помощник. – Можем ткнуться прямо в дно.

Коммандер Финниган понимал, что О'Мейли хочет отвлечь русских обманкой, а сам тем временем намеревается опуститься ниже термоклина – границы между относительно теплым поверхностным слоем воды, и намного более холодными глубинными слоями. Разница в температуре становилась серьезной помехой для гидроакустических станций, и такой прием часто использовали уходящие от преследования подводники. Но здесь, в Баренцевом море, глубины были небольшие, а рельеф дна не отличался ровностью, и шанс налететь на подводную скалу был весьма велик. Тем более, использовать активную гидролокацию для поиска препятствия по курсу субмарины сейчас было невозможно, чтобы не выдать находящимся поблизости русским своего присутствия.

– Знаю, старпом, – кивнул капитан, соглашаясь со своим офицером. – Определенная опасность есть, но иначе мы тут будем просто ждать, пока русские подтянут подкрепление и окончательно зажмут нас в кольцо. А ведь нам приказано следить за испытаниями "Северодвинска", и если мы его упустим сейчас, то едва ли сумеем выполнить этот приказ. – Капитан махнул рукой, словно отгоняя сомнения. – Доложить о готовности ложной цели!

– Самоходный имитатор к запуску готов, – раздалось в ответ по интеркому. – Программа введена в систему управления.

– К погружению готовы, – вторили торпедистам рулевые, управлявшие рулями глубины.

– Пусковая установка один – пли, – скомандовал О'Мейли. – Самоходный имитатор в воду. Начать погружение!

Одна из полутора десятков специальных пусковых установок выстрелила малогабаритное устройство, ложную цель, в точности имитирующую шумы настоящей субмарины. В отличие от старых подлодок, на "Гавайиях" акустические имитаторы не запускались из торпедных аппаратов, позволяя не уменьшать за счет них боекомплект. Четырнадцать пусковых установок были одноразового применения, и заряжались перед выходом из базы, еще одна могла использоваться многократно, загружаемая изнутри подлодки.


Ложная цель выполнила свою задачу, и издаваемый ею шум спустя несколько минут услышал акустик с одного из вертолетов. Немедленно координаты чужой подлодки, вновь начавшей движение, были переданы на "Адмирала Харламова".

– Есть акустический контакт, – доложил на капитанский мостик акустик противолодочного корабля. – Цель подводная, на дальности девятнадцать миль по пеленгу семьдесят.

– Похоже, наш непрошенный гость? – капитан первого ранга Чистяков вопросительно вскинул брови, взглянув на стоявших рядом офицеров. – Немедленно начать преследование, направить туда второй вертолет. Теперь мы его не упустим!

– Какой нетерпеливый малый нам попался, – заметил один из моряков, находившихся на мостике. – Они могли бы и сутки ждать! Это кажется странным.

– К черту странности, – Чистякова охватил охотничий азарт. – Мы его догоним, чего бы это ни стоило, и не отстанем, пока не заставим всплыть!

Эсминец, набирая скорость, рванул туда, где был услышан шум подлодки, в этот же район направились и вертолеты, а "Гавайи" тем временем скользнули к самому дну, уходя от пронизывающих воду ультразвуковых импульсов и чутких шумопеленгаторов "Удалого".

– Курс один-пять-пять, – приказал О'Мейли. – Следуем за "Северодвинском". Скорость десять узлов.

"Гавайи", подчиняясь приказам своего командира, послушно легли на новый курс, устремившись туда, где несколько минут назад последний раз акустик услышал шум винта русской субмарины. Пришла пора выполнить главную миссию этого похода.


Эдвард О'Мейли был прав, предположив, что его субмарине, пусть и случайно, удалось обнаружить впервые покинувшую гавань русскую подлодку, первую в предполагавшейся многочисленной серии подводных крейсеров, и пока единственную. И на борту "Северодвинска", который от "Гавайев" сейчас отделяло не более двадцати миль, расстояние вовсе не такое уж большое для скоростных субмарин, уже догадались о присутствии в этих водах чужака. Подлодка шла на девяти узлах, оставаясь быстрой и при этом все еще достаточно незаметной, при этом собственные шумы создавали минимум помех для ее гидроакустического комплекса.

– Товарищ капитан, докладывает акустик, – раздался голос по системе внутренней связи. – Эсминец увеличивает ход, но не преследует нас. Предполагаю, он установил контакт с новой целью.

– У нас появились попутчики, – усмехнулся командир "Северодвинска", так же, как и его американский коллега, находившийся в заполненном аппаратурой и вахтенными офицерами центральном посту. – И так быстро, черт возьми! Интересно, кому мы понадобились?

Для "Северодвинска" этот поход был первым настоящим плаванием. Прежние погружения и недолгое маневрирование ввиду берега были не в счет, а сейчас новейшая субмарина находилась на расстоянии сотен миль от земли, в открытом море. Впервые за время, прошедшее с момента спуска на воду, на борт подлодки был погружен полный боекомплект, и сейчас двадцать четыре сверхзвуковых "Яхонта" покоились в своих пусковых контейнерах в восьми вертикальных шахтах позади надстройки, а на стеллажах в торпедном отсеке лежали тридцать торпед и противокорабельных ракет "Альфа", также в герметичных транспортно-пусковых цилиндрах. Причем, в отличие от всех предыдущих проектов, на "Северодвинске" торпедные аппараты располагались в средней части корпуса, под углом к его оси, точно так, как это было на американских субмаринах. Носовая же часть полностью была занята большой антенной новейшего гидроакустического комплекса, впервые, по согласованному мнению специалистов, превзошедшего американские аналоги.

Кое-кто не был доволен этим, но большинство специалистов понимали, что основа боевой мощи современной субмарины – гидроакустика, и ей нужно отводить первое место всегда и везде. Ведь чтобы по кому-то стрелять, сперва нужно было услышать его и точно определить координаты, а в условиях снижающейся шумности субмарин вероятного противника эта задача становилась с каждым годом все более сложной.

"Северодвинску", покинувшему порт лишь третьего числа, надлежало совсем недолго пробыть в море. Двое суток на переход к месту проведения учений, еще одиннадцать дней собственно маневров, когда десятки моряков и гражданских специалистов будут скрупулезно фиксировать работу всех систем, да еще два дня на то, чтобы вернуться в базу – вот и все. Ничтожно мало в сравнении с находившимися на боевом дежурстве месяцами стратегическими ракетоносцами, но невероятно долгий срок для первого в своем роде корабля. Каждый, кто оказался на борту субмарины сейчас, был готов на все, лишь бы этот поход завершился успехом, а своенравное море уже преподнесло первый сюрприз – темное безмолвие вытолкнуло из себя врага, присутствия которого здесь и сейчас, когда только исчез из виду родной берег, не ждал никто.

– Думаю, это американцы, – предположил стоящий рядом с командиром "Северодвинска" невысокий мужчина, одетый в новую, явно не ношеную морскую форму, в которой он явно чувствовал себя несколько неуютно. – Их очень интересуют характеристики этой подлодки, и они вполне могли послать в эти воды свои субмарины.

Капитан первого ранга Шаров покосился на советчика, чуть пожав плечами. Ему не нравилось присутствие на борту боевого корабля гражданских лиц, но это плавание было первым и необычным, поэтому треть команды сейчас состояла из специалистов судостроительного завода, прямо в море выполнявших некоторые работы по доводке бортовых систем. Владимир Шаров не испытывал восторг от того, что его подлодка вышла в море недостроенной, но такова была воля высшего руководства, даже не командования флота, и противиться ей кадровый морской офицер в четвертом поколении не смел.

– Отдать буксируемую антенну, – не желая, чтобы чужак, не важно, американец, или кто иной, шастал под боком незамеченным, распорядился Шаров. – Приказываю принять все меры к обнаружению подводных целей. Снизить скорость до шести узлов.

Уменьшив скорость, "Северодвинск", и без того исключительно тихий, самая малошумная субмарина российского флота, буквально исчез, растворился в океанских шумах, и акустики, которым теперь не мешали больше собственные винты подлодки, до головной боли вслушивались в голоса моря, пытаясь выделить из них чуждые, те, что могли быть сотворены только человеком.


– Слышу шум винта, – лейтенант Джефферсон уловил кавитации гребного винта русской подлодки за несколько секунд до того, как она сбавила ход. – Одновальная субмарина, тип неизвестен, – добавил лейтенант, но и так всем было ясно, что это и есть "Северодвинск".

– Дальность, пеленг? – требовательно произнес О'Мейли.

– Слева по борту десять, дальность около шестнадцати миль. Он выше нас на тридцать или сорок футов. – И в тот же миг звук исчез: – Контакт вновь потерян!

– Дьявол, они нас точно обнаружили, – выругался старший помощник. – Теперь затихнут, и будут ждать так долго, пока мы не уйдем из этого района.

– Уверен, они остерегаются не нас, а этого эсминца, – возразил капитан "Гавайев". – Наверняка это учения, и "Удалой" ведет поиск именно русской субмарины. Приказываю идти тем же курсом. Подвсплыть до отметки триста пятьдесят футов. Подкрадемся к русскому поближе, парни, и как следует припугнем его.


А на борту "Северодвинска" акустики, получавшие информацию от буксируемой антенны, гибким хвостом вытянувшейся в кильватере медленно шедшей вперед субмарины, тоже услышали преследователя.

– Слышу шум по корме, – доложил старший акустик на центральный пост. – Подводная лодка, но какая-то странная. Классифицировать цель не могу.

– Это еще что за новости, – удивился Шаров, впервые слышавший от своих акустиков такой доклад. – Может, это и не подлодка? В этих водах бывают и киты, и прочая живность.

– Товарищ капитан, шум похож на звук работающего на малых оборотах водометного движителя, – ответил акустик. – Я слышал такой однажды, когда ходил на "Пантере". Мы следили за британской субмариной "Трафальгар", оборудованной именно водометом.

– Значит, это англичане? Далеко же они забрались!

– Никак нет, характер шума иной, но это наверняка водомет, – возразил акустик.

– Владимир Павлович, – инженер судостроительного завода Хазов не привык обращаться по званию к людям в погонах, и сейчас казался чем-то чуждым для скованного дисциплиной и разделенного строгой субординацией мира подводной лодки. – Владимир Павлович, американские ударные подлодки типа "Виржиния" оборудованы водометами вместо обычных винтов. Думаю, за нами следует как раз одна из таких лодок.

– "Виржиния", – удивление капитана было велико. – Это же новейшие американские подлодки! Немалая честь, если они направили одну из них "пасти" нас. И я думаю, мы сейчас можем утереть янки нос, кое-что им устроив.

Шаров довольно улыбнулся, ведь сейчас, стоя на мостике самой совершенной, самой мощной многоцелевой атомной подлодки на всем российском флоте, а кое-кто считал, что и во всем мировом океане, он был способен на многое из того, что его менее удачливые коллеги считали фантастикой.

– Возможно, это несколько опрометчиво, – заметил Хазов, сейчас являвшийся кем-то вроде старшего помощника. – Не думаю, что нужно что-то демонстрировать американцам, ведь они для этого сюда и приплыли. Лучше просто сообщить о контакте в штаб флота, и пусть они устраивают охоту по всем правилам. Не забывайте, капитан, что сейчас превыше всего секретность, а вы фактически хотите познакомить американцев с реальными характеристиками этой субмарины.

– Рано или поздно они все узнают, – отмахнулся Шаров. – Шпионов везде полно, и я не сомневаюсь, что янки, в конце концов, смогут заполучить всю техническую документацию – доллары порой творят настоящие чудеса, – презрительно фыркнул офицер. – Так что нам таиться? Тем более что нам запрещено выходить на связь с берегом за исключением аварийных ситуаций на подлодке, так что сейчас мы в любом случае остаемся одни на один с американцами. Нет, – капитан кровожадно усмехнулся. – Мы не будем прятаться. Янки приплыли сюда, чтобы увидеть шоу, и я им его устрою. Приказываю увеличить скорость до десяти узлов, идти короткими галсами по прежнему вектору. Подготовить прибор гидроакустического противодействия к запуску.


– Слышу их, сэр, – мгновение спустя обрадовано воскликнул Джефферсон, обращаясь к своему командиру. – Контакт с целью "Браво" восстановлен. Русская подлодка увеличила скорость, выполняет какие-то странные маневры, но придерживается прежнего курса.

"Северодвинск" был оснащен не новейшим водометом, только что вышедшим из стадии экспериментальных разработок, а обычным гребным винтом, и его шумность все же была несколько больше, чем "Виржинии" на тех же скоростях. Впрочем, к изделию, на проектирование которого были потрачены сотни часов работы инженеров и терабайты памяти мощных компьютеров определение "обычный" подходило мало. Сложносопряженные изгибающиеся поверхности саблевидных лопастей необычной формы были сконструированы так, чтобы на предельных оборотах давать как можно меньший шум, демаскирующий подлодку, и по сравнению с винтами прочих субмарин, и отечественных, и американских, тех же "Лос-Анжелесов" они действительно обеспечивали высокую скрытность, являясь своего рода произведением искусства. Однако для мощного гидроакустического комплекса "Гавайев" и тот слабый шум, что исходил от этого винта, был превосходно слышен.

– Они там с ума сошли, – ни к кому не обращаясь, произнес старший помощник Финниган. – Или все водки перепились? Чертовы русские, никогда не угадаешь, какую глупость они устроят!

– Увеличить скорость до двенадцати узлов, – приказал О'Мейли. – Нельзя позволить русским вновь оторваться от нас. Пока они сами шумят, то могут не услышать нас.

Обе подлодки, разгоняясь, продолжали следовать друг за другом, взрезая толщу холодной, никогда не видевшей солнца воды. При этом "Северодвинск", хотя и набрал скорость большую, чем его преследователь, выполняя маневрирование, забирал то влево, то вправо, точно охотничья собака в поисках следа, и расстояние между ним и "Гавайями" никак не хотело увеличиваться, но, напротив, с каждой минутой погони сокращалось, пусть и очень медленно.

– Идиоты, – усмехнулся после очередного доклада акустика О'Мейли. – Они могли бы затаиться и дождаться, когда мы уйдем, а вместо этого глупые русские мечутся, как зайцы по полю.

– Странно, – скривился старший помощник. – Думаю, все же русский капитан вовсе не глуп, ведь никто даже в России не доверит неопытному офицеру новейшую подлодку.

– Тогда что они задумали? Какая хитрость скрывается за этими маневрами?


На мостике "Северодвинска" капитан Шаров терпеливо ждал, когда дистанция между его субмариной и нахальным американцем уменьшится достаточно для того, чтобы осуществить задуманный план. Это была чистой воды авантюра, но Шаров был именно авантюристом, как и все подводники, привыкшие к постоянной опасности и не боящиеся риска.

– Докладывает торпедный отсек. Самоходный имитатор к пуску готов.

Как и на "Виржинии", на новой российской субмарине для использования ложных целей применялись специальные установки, размещенные в ограждении рубки. Почти такие же устройства, в прочем, использовались и на субмаринах предыдущего поколения типа "Барс". Компактные устройства заменили собою крупногабаритные имитаторы, применявшиеся ранее на более старых подлодках, из-за чего запас торпед на них приходилось значительно сокращать.

– Противник в корме, – доложил акустик. – Дальность двенадцать миль, уменьшается. Они разогнались не менее чем до тринадцати узлов, но шум все равно низкий, как у наших "Акул" на восьми узлах.

– Да, янки создали очень хорошие подлодки, – усмехнулся Шаров. – Но это ерунда, мы все равно уже переплюнули их, и сейчас это докажем. Вобрать буксируемую антенну ГАС. Отстрелить патрон Больце в корму. Пусковая установка номер один – товьсь! Приготовиться к полной циркуляции на левый борт!

Небольшой толстостенный сосуд, заполненный сжиженным газом, отделился от "Северодвинска", запущенный через специальное устройство. Несколько минут он просто плыл в толще воды, а затем, по сигналу часового механизма, взорвался, заполняя пространство позади русской субмарины мириадами пузырьков газа.

– Лево на борт, – в то же мгновении скомандовал Шаров. – Начать циркуляцию. Скорость двадцать пять узлов. Пусковая установка номер один – пли!

Отделенная от преследующих ее "Гавайев" непроницаемой для любого звука, в том числе и для импульсов работающего в активном режиме гидролокатора, газовой завесой русская подлодка начала полный разворот, ложась на обратный курс, встречный по отношению к курсу преследователей. Прежние торпедные подлодки типа "Лира", которых моряки именовали "золотыми рыбками", могли выполнять циркуляцию, то есть разворот на сто восемьдесят градусов, почти на месте, поражая всякого своей маневренностью, не худшей, чем у реактивного самолета. "Северодвинск" не обладал такими уникальными способностями, но тоже был весьма маневренной подлодкой, и выполнил разворот быстро.

Двое рулевых, рабочие места которых больше всего были похожи на кабины реактивных истребителей, с такими же противоперегрузочными креслами, синхронно повернули штурвалы, бросая субмарину в крутой вираж. Палуба под ногами находившихся на мостике офицеров и матросов ощутимо накренилась, со штурманского столика упал карандаш. И в тот же момент самоходный имитатор отделился от маневрирующей подлодки, уходя в сторону от нового курса "Северодвинска".


– Контакт прерван, – в который уже раз за минувший час доложил лейтенант Джефферсон. – Предполагаю, что они поставили газовую завесу, и под ее прикрытием пытаются сбросить нас со своего хвоста.

– Уменьшить скорость до пяти узлов, – тут же принял решение командир "Гавайев". – Мы тоже можем быть терпеливыми. Если русские хотя сбить нас со следа, то также снизят скорость, чтобы меньше шуметь. И посмотрим, кто сможет ждать дольше, у кого больше выдержки, черт возьми!

Субмарины, устроившие сейчас смертельно опасную даже в мирное время игру, разделяло не более десяти миль, довольно небольшое расстояние, ставшее для подводных лодок новейших типов стандартным для дуэлей. Современные субмарины стали столь тихими, что на дальности более десяти миль, снизив скорость до трех-четырех узлов, даже при спокойном море они буквально исчезали, растворяясь в океанских шумах. Подлодки соперничающих сторон могли просто не заметить друг друга, разминувшись на несколько миль. Дистанции, на которых происходили подводные сражения, становились все меньше, и все быстрее командиры боевых атомоходов должны были принимать решения, оттачивая реакцию.


– Штурман, вы рассчитали курс американской подлодки? – обратился к офицеру капитан Шаров. Сейчас "Северодвинск" завершал разворот, находясь справа по борту "Гавайев", почти вне зоны действия их гидроакустического комплекса.

– Так точно, товарищ капитан, – четко ответил штурман, оторвавшись от прокладочного столика, несмотря на всю электронику, по-прежнему являвшегося неизменным атрибутом мостика любой субмарины. – Предполагаю, "Виржиния" будет двигаться прежним курсом, то есть курсом сто пятьдесят пять. Думаю, товарищ командир, они, потеряв контакт с нами, уменьшат скорость, создав наилучшие условия для работы своего гидроакустического комплекса.

– Отлично, – кивнул довольный Шаров. – Слушай мою команду! Снизить скорость до четырех узлов, лечь на курс тридцать. Немедленно докладывать при восстановлении контакта с подлодкой вероятного противника!

Двигавшийся перпендикулярно "Гавайям" "Северодвинск", до предела уменьшив скорость, перестал существовать для акустиков американской подлодки, сейчас искавших противника прямо по курсу. Им это удалось, хотя никто на борту "Гавайев" не догадывался, что такой подарок подбросил им русский капитан.


– Слышу шум винтов, – Джефферсон мысленно похвалил себя, ведь он снова смог найти русскую подлодку несмотря на все ее маневры и хитрости, на все мастерство русских моряков. – Прямо по курсу, дальность не более десяти миль.

– Это точно "Северодвинск", лейтенант? – О'Мейли почувствовал что-то подозрительное, ведь судя по тому, что он уже узнал о "Северодвинске", эта подлодка русских была очень тихой, и, идя малым ходом на такой дистанции, она наверняка не была бы обнаружена. Вместо этого русский капитан, оказавшийся настоящим подводным асом, зачем-то вновь набрал ход.

– Я уверен, что это русские, – подтвердил акустик. – Увеличили скорость до восьми узлов.

– Проклятье, они опять могут ускользнуть, – заметил Финниган. – "Удалой" все еще неподалеку, и если мы попытаемся догнать русскую подлодку, на эсминце первым делом услышат именно нас, ведь "Северодвинск" находится от корабля довольно далеко.

– Но мы не можем упустить их, – возразил О'Мейли. – Это же такой редкий шанс! Скорость девять узлов, подготовить еще оду ложную цель к запуску.


– Есть, – спустя пару секунд обрадовано доложил акустик "Северодвинска". – Слышу американцев. Они прямо по курсу, в четырех милях от нас. Американская подлодка только что увеличила скорость.

– Курс сто шестьдесят, – немедленно приказал Шаров. – Самый полный вперед! Мы зайдем им в корму. Когда дистанция до цели составить не более двух кабельтовых, послать в их сторону акустический импульс.

На "Гавайях" даже ничего не успели понять, когда акустик доложил о сильном шуме винтов справа по борту. Чтобы преодолеть три мили, разделявшие их, "Северодвинску", развившему скорость более тридцати узлов менее чем за минуту, понадобилось по меркам подводников сущие мгновения. Русская подлодка скользнула за кормой "Гавайев", и лейтенант Джефферсон, находившийся на грани паники, сообщил на командный пост о посланном русскими импульсе, дробным грохотом прокатившемся по корпусу американской субмарины. "Северодвинск" пронесся позади "Гавайев", и исчез, выстрелив еще один патрон со сжиженным газом, создавшим на несколько минут непроницаемую стену в толще воды. Когда завеса из множества пузырьков рассеялась, американские акустики так и не смогли обнаружить какие-либо признаки присутствия рядом русской подлодки, вероятно, вновь снизившей скорость до предела и затаившейся в сумраке моря, точно поджидающий жертву хищник.

– Бог мой, если бы они хотели, то давно пустили бы нас на дно, – пробормотал не успевший отойти от происходящего старший помощник. – Эти русские чертовски быстры!

– Да, мистер Финниган, – согласился капитан "Гавайев", на которого уловка русского капитана тоже произвела очень сильное впечатление. – Они создали отличную субмарину и дали ее в руки опытного шкипера, знающего, как ею управлять. Если русским удастся спустить на воду хотя бы десяток таких же подлодок, боюсь, нам придется навсегда убраться из Баренцева моря. В поединке с таким противником даже наша "Виржиния" не имеет практически никаких преимуществ, а более старые наши подлодки явно уступают русским по всем параметрам.

"Гавайи", миссия которых была фактически сорвана, легли на обратный курс, спеша покинуть контролируемые русскими воды. Эдвард О'Мейли принял единственно верное решение – подлодка была обнаружена, и теперь против его команды могла обратиться вся мощь русского Северного флота. Да, большинство их кораблей годами не выходили в море, а самолеты, лишенные топлива, простаивали месяцами на земле. И все же сил, что остались у русских, хватило бы и на нечто, гораздо большее, нежели охота за единственной, пусть сверхсовременной субмариной. Отступление, точнее даже, поспешное бегство, в свете этого вовсе не казалось проявлением трусости, но, скорее, просто влиянием здравого смысла.

Две субмарины расходились в разные стороны, продемонстрировав противнику свои способности. И хотя американская подлодка не выполнила поставленную задачу, все же О'Мейли мог быть доволен, ведь он в любом случае мог сообщить командованию ценную информацию. Встретившись в скоротечном поединке с новейшей русской подлодкой, американский капитан понял, сколь опасный противник отныне появился у флота Соединенных Штатов в океане. Оставалось надеяться, что это осознают и адмиралы, сделав должные выводы.

Глава 8 Разбор полетов

Москва, Россия – Иркутск, Россия

6 мая


Появление Верховного главнокомандующего в главном штабе ВМФ было неожиданным для многих высших офицеров, хотя каждый предполагал, что Швецов должен поступить именно так. Вернувшись с авианосца "Адмирал Кузнецов", президент просто не мог не участвовать в обсуждении результатов учений, в которых он сам почти принимал участие, являясь свидетелем их кульминации. Воспоминания о тех днях, которые Алексей провел на борту "Кузнецова", были слишком свежи, чтобы он пропустил это совещание.

Командующий военно-морскими силами страны и адмиралы из штаба, а также высшие офицеры командования всех флотов собрались в просторном помещении, главной достопримечательностью которого была огромная, во всю стену, карта России и омывающих ее берега морей. Специально для совещания на эту карту тщательно нанесли какие-то символы, для непосвященных абсолютно непонятные, снабдив их не менее доступными поясняющими надписями. Пока адмиралы, прибывшие, в том числе и из Мурманска, рассаживались за длинным столом, вполголоса переговариваясь друг с другом и раскладывая перед собой папки с распечатками рапортов и донесений, Алексей Швецов, по праву главнокомандующего занявший место во главе стола, не без интереса рассматривал эту карту, пытаясь угадать смысл испещрявших ее пометок.

– Товарищи офицеры, – командующий военно-морским флотом адмирал Голубев чуть повысил голос, привлекая к себе внимание собравшихся. – Полагаю, можно начинать. Сегодня на совещании присутствует Верховный главнокомандующий и адмирал Пантелеев, начальник управления вооружений военно-морского флота.

При этих словах названный офицер кивнул, президент же остался неподвижен. Здесь собрались офицеры слишком высокого ранга, чтобы злоупотреблять торжественными построениями, да и сам Швецов, полагал, прибыл не на смотр строевой подготовки.

– Начнем, как и собирались, с анализа результатов учений Северного флота, – продолжал тем временем Голубев. – Оперативное соединение под командованием адмирала Макарова еще находится в море, отрабатывая ряд второстепенных задач, но активная фаза маневров завершена и уже возможно подвести итоги. Итак, товарищи, – главком взглянул на подобравшихся, сосредоточенных офицеров: – Прошу, ваши соображения.

– Наверное, стоит для начала отметить пилотов морской авиации, – предложил начальник штаба Северного флота. Контр-адмирал Сергеев занимал этот пост почти десять лет, рассчитывая стать командующим флотом, но решение Голубева, принятое не без совета самого президента, вновь задержало его продвижение по карьерной лестнице. – Как-никак, именно они первыми обнаружили авианосную группу и, как считают аналитики в штабе, нанесли ей такой ущерб, пусть условный, что и без атаки подводных лодок соединение не смогло бы продолжить выполнение боевой задачи. Здесь присутствует полковник Смирнов, командующий полком ракетоносцев авиации Северного флота. Как раз его пилоты и громили эскадру Макарова.

Полковник, услышав свое имя, вскочил, вытянувшись в струнку и уставившись в голую стену напротив него. Федору Смирнову еще не доводилось находиться рядом с таким количеством адмиралов, не говоря уже о присутствии Верховного главнокомандующего. В глазах рябило от обилия звезд на погонах и обшлагах рукавов черных парадных кителей. Опытный пилот, успевший в самом начале своей карьеры побывать на настоящей войне, сейчас он чувствовал себя неловко, не то, что в кабине своего сверхзвукового бомбардировщика. Голубев, видя, в каком замешательстве находится офицер, жестом велел своему тезке присесть.

– Полк под командованием Смирнова выполнил задачу на отлично, – заметил Сергеев. – Несмотря на потери от палубных истребителей с "Кузнецова" они сумели нанести массированный удар…

– В реальных условиях, скорее всего, не принесший бы никаких ощутимых результатов, – криво усмехнулся начальник оперативного отдела главного штаба ВМФ.

Адмирал Хорев был отличным специалистом по тактике, совершенно объективно оценивая результаты учений, что, однако, было по душе далеко не каждому из собравшихся. Тем не менее, не прислушиваться к его комментариям было, по меньшей мере, опрометчиво.

– Поясните, Евгений Павлович, – вскинув брови, предложил Сергеев, взглянув на своего коллегу. – Боюсь, вас могут не понять присутствующие.

– Сразу оговорюсь, – кивнув, ответил Хорев, – что подготовкой пилотов, участвовавших в условной атаке, я восхищен не меньше остальных. Учитывая, что последние годы налет у большинства подчиненных полковника не превышал пятидесяти часов, они все сделали просто виртуозно. Внешне их удар выглядел весьма внушительно, и, полагаю, произвел определенное впечатление на следивших за нашими действиями натовцев. Но все равно реальная эффективность атаки ракетоносцев полковника стремится к нулю. Двадцать процентов ракетоносцев оказались уничтожены еще до пуска, притом, что против них действовало всего два звена истребителей в условиях мощных помех со стороны сопровождавших ракетоносцы самолетов радиоэлектронного противодействия. Четыре истребителя за несколько минут отправили на дно, разумеется, условно, десять ракетоносцев. Думаю, это можно назвать ощутимыми потерями.

Адмирал умолк на минуту, ожидая, пока до присутствующих дойдет смысл его слов, а затем продолжил:

– Мы смоделировали результаты атаки ракетоносцев на основании данных, полученных за несколько лет во время полигонных испытаний различных систем, и пришли к выводу, что пятьдесят процентов выпущенных ракет были бы уничтожены зенитными комплексами эскадры, не причинив кораблям ни малейшего вреда. Далее, по самым смелым расчетам, в авианосец попало бы не более десяти процентов прорвавшихся сквозь ПВО соединения ракет, то есть всего две-три ракеты, а этого явно не хватает для нанесения такому большому кораблю, имеющему мощную конструктивную защиту, фатального ущерба. Тем более, и это не секрет для присутствующих здесь, такой удар оказался бы еще менее ощутимым для подразумевавшегося на месте "Кузнецова" американского ударного авианосца типа "Нимиц".

– Верно, – кивнул Голубев. – Американские атомные авианосцы прикрыты кевларовой броней толщиной два с половиной дюйма. Листами брони защищены погреба боеприпасов, полетная палуба, боевой информационный пост. Чтобы вывести из строя такого монстра, как "Нимиц", потребуется нечто большее, чем пара точно вогнанных в его борт ракет.

– Вы правы, товарищ командующий. А вот эскорт мог пострадать более ощутимо, ведь для потопления эсминца достаточно и одного попадания ракеты Х-22, – кивнув главкому ВМФ, произнес Хорев. – Иными словами, после воздушного удара эскадра не только уцелела бы, но и сохранила бы достаточную боеспособность.

– У нас тоже есть специалисты по статистическому анализу, – заметил контр-адмирал Сергеев. – И они уверены, что атака с воздуха сыграла крайне важную роль. Согласно моим данным, – Сергеев указал на разложенные перед ним распечатки диаграмм и графиков. – Вероятность уничтожения авианосца ударом с воздуха равняется семидесяти процентам.

– А что думает сам герой дня о результатах атаки своего подразделения, – Голубев, до этого просто слушавший спор своих подчиненных, взглянул на Смирнова. – Ваши предположения, товарищ полковник?

– Товарищ главнокомандующий, – Смирнов вскочил из-за стола, вновь вытянувшись по стойке смирно. – Я считаю, что мое соединение устаревшим оружием атаковало неполноценного противника, и в реальном бою, как верно заметил товарищ начальник оперативного управления штаба Северного флота, успех наш стремился бы к нулю. – Полковник резко выдохнул, вдруг сам удивившись своей смелости.

При этих словах лица вытянулись даже у видавших виды командующих флотами и начальников штабов, ведь полковник откровенно признавался в своем поражении, при этом, кстати, противореча выводам десятков аналитиков разных флотов.

– Ракеты Х-22, основное оружие ракетоносцев типа Ту-22М, были созданы тридцать лет назад, и, несмотря на модернизацию, сейчас устарели, – продолжил Смирнов, чувствуя, как охватившее его, было, волнение, куда-то вдруг отступило. Офицер говорил сейчас о тех вещах, которые давно уже стали смыслом его жизни, о том, о чем думал давно и напряженно, до головной боли. – Всем понятно, что мой полк отрабатывал атаку вовсе не на индийские или испанские авианосцы. В качестве вероятного противника рассматриваются, как и прежде, авианосные ударные группы ВМС США, а против этого противника у нас шансов не было бы наверняка. Условия, в которым моему полку пришлось бы действовать при атаке на американцев, существенно отличаются от сложившихся во время учений, причем далеко не в нашу пользу. Во-первых, на "Кузнецове" нет полноценных средств дальнего радиолокационного обнаружения, и именно поэтому нас обнаружили уже в тот момент, когда полк вышел на позиции для ракетной стрельбы. А у американцев на каждом авианосце базируются самолеты Е-2С "Хокай", способные отслеживать воздушные и надводные цели на дальности в несколько сотен километров, патрулируя на значительном удалении от своей эскадры. Их радары могут обнаруживать и низколетящие цели, то есть наш маневр с подходом к цели на минимальное расстояние на сверхмалых высотах, скорее всего, не имел бы никакого смысла. К тому же для пуска ракет Х-22 необходимо набрать высоту двенадцать километров, то есть нас в любом случае обнаружили бы задолго до выхода на рубеж пуска.

Адмиралы слушали полковника молча, с должным вниманием – сейчас его мнение стоило намного больше их звезд и орденов, – и Смирнов, поняв, что его слова восприняты со всей серьезностью, принялся излагать свои мысли дальше:

– Далее, в отличие от "Кузнецова", американские авианосцы оснащены катапультами, и поэтому могут поднять в воздух четыре десятка истребителей за считанные минуты, создав в воздухе непроницаемый заслон. К тому же их истребители имеют на вооружении ракеты типа AIM-120A AMRAAM с активным наведением, то есть действующие по принципу "выстрелил – забыл", обладающие большой дальностью, имеющие очень надежную головку наведения и весьма маневренные к тому же. Охота за моими ракетоносцами стала бы для американцев развлечением. Не думаю, что больше половины экипажей вообще смогли бы произвести пуск. Но и сбить выпущенные ракеты для американцев не было бы особой сложностью, ведь Х-22 совершают полет на большой высоте, в конце траектории пикируя на цели. По сути, они представляют собой не особо сложные для перехвата мишени, и их высокая скорость едва ли может увеличить вероятность прорыва сквозь ПВО американцев, основу которой составляет система "Иджис", мощные компьютеры, напрямую подключенные к зенитно-ракетным комплексам и автоматам "Фаланкс". Наши ракеты, приблизившиеся к кораблям, встретила бы сплошная стена огня, сквозь которую прорвалась бы одна из десятка ракет в самом лучшем случае. Средства постановки помех, активных и пассивных, отвлекли бы, увели в сторону еще не менее трети из уцелевших от огня истребителей и зенитных средств ракет. И, наконец, конструктивная защита современных атомных авианосцев типа "Нимиц" такова, что они могут сохранить боеспособность и после попадания десятка ракет Х-22. Броневая и конструктивная защита, какой на наших кораблях пока нет и в проекте, сообщает им большую живучесть, ведь подобные корабли и создавались в расчете на атаку мощными крылатыми ракетами.

Полковник сглотнул, чувствуя, что в горле вдруг пересохло, и продолжил:

– Также нужно отметить крайне слабое взаимодействие ударных сил с разведкой, и, особенно, отсутствие поддержки из космоса, данных спутниковой разведки. Мы искали противника на ограниченной акватории, изначально зная примерный район его местоположения, причем делали это так, как наши деды полвека назад, просто осматривая море, квадрат за квадратом. В открытом океане найти эскадру было бы несравнимо сложнее, а палубная авиация тех же американцев обладает очень большим радиусом действия. То есть, говоря проще, в иной обстановке о противнике мы узнали бы в тот момент, когда у нас за окнами разорвались бы первые бомбы. Еще стоит сказать кое-что и о средствах радиоэлектронного противодействия. Самолеты постановщики помех Ту-22П являются морально и физически устаревшими, они не могут действовать совместно с Ту-22М по причине значительно менее высоких летных характеристик, а их оборудование явно не отвечает существующим требованиям. Во всяком случае, истребителям с "Кузнецова" все их усилия не помешали провести атаку, условно уничтожив почти эскадрилью. Поэтому если и присуждать кому-то победу в этом бою, то только подводникам. В отличие от нас, их ракеты намного более совершенны. Они могут совершать полет на предельно малых высотах со сверхзвуковой скоростью, что существенно затрудняет перехват. Наше же оружие попросту устарело.

– Звучит довольно грустно, – усмехнулся Голубев. – Дальняя ракетоносная авиация, один из компонентов противоавианосных сил флота, оказывается, если верить вашим выводам, фактически бессильна в бою с тем противником, против которого она и создавалась. И признает это профессионал, офицер с великолепной подготовкой и немалым опытом.

– Полковник прав во всем. Мы пользуемся техникой и оружием, которые остаются неизменными несколько десятков лет, – заметил Хорев, услышавший в голосе главкома нотки сомнения. – И это касается не только авиации. Американцы большие средства вкладывают в создание разведывательно-ударных комплексов, в которых ударная и разведывательная авиация, в том числе беспилотные аппараты, подводные лодки, надводные корабли и спутники различного назначения действуют, как единое целое, обмениваясь информацией в режиме реального времени. Не только высшее командование, но и офицеры среднего звена у них имеют полный доступ к информации об обстановке на поле боя. Беспроводные компьютерные сети связывают воедино разные системы оружия, обеспечивая огромную скорость передачи данных. У нас же всего этого сейчас нет, хотя именно в Советском Союзе были созданы прообразы таких комплексов.

Система космической разведки и целеуказания "Легенда", основу которой составляла группировка космических спутников, позволяла контролировать обстановку на огромных акваториях, передавая сведения о потенциальных целях на корабли и подводные лодки, вооруженные крылатыми ракетами. По сути, эта система должна была стать связующим звеном между отдельными компонентами противоавианосных сил, дальней авиацией и атомными подводными крейсерами типа "Антей". Существуй эта система сегодня, и эффективность нашего оружия, пусть имеющего очень почтенный возраст, была бы в несколько раз выше без какой-либо модернизации.

Наши ракеты, особенно те, которыми вооружены подводные лодки, не имеют аналогов в мире, являясь самыми дальнобойными, скоростными и к тому же имеющими даже спустя двадцать лет после их создания исключительно совершенные системы наведения с элементами искусственного интеллекта, то, к чему американцы стремятся давно и безрезультатно. Но проблемой наших тяжелых ракет при стрельбе на предельные дистанции является необходимость внешнего целеуказания, без которого они теряют большинство свих достоинств. Сейчас единственным преимуществом крылатых ракет "Гранит", тех самых, которыми крейсер "Воронеж" и нанес решающий удар по эскадре адмирала Макарова, является их высокая скорость и способность летать над водой на малой высоте. При этом из-за проблем с целеуказанием не используются возможности этих ракет по дальности, возможности загоризонтной стрельбы. Для гарантированного поражения цели подлодке-носителю приходится сближаться с противником для установления непосредственного контакта. Кстати, возвращаясь к учениям, я могу предположить, что при столкновении с американской авианосной ударной группой и наши подводники имели бы не более пятидесяти процентов вероятности успеха. В условиях отсутствия целеуказания извне "Воронеж" вынужден был условно атаковать с расстояния, значительно меньшего, чем максимальная дальность стрельбы его ракет. У американцев же, в отличие от нашего "Кузнецова", помимо вертолетов на авианосцах имеются противолодочные самолеты "Викинг", обладающие большой дальностью полета и несущие большое количество весьма эффективных гидроакустических буев, превосходящих отечественные по своим характеристикам. Они в состоянии обнаружить подводную лодку на удалении до трех сотен миль от эскадры, то есть "Воронеж" мог бы быть уничтожен прежде, чем смог уверенно опознать цель и произвести атаку.

Раньше заменой, пусть и не равноценной, системе "Легенда", которую предполагалось полностью развертывать только при угрозе войны, выступали самолеты Ту-95РЦ, также способные передавать данные об обнаруженных целях на подлодки и корабли по специальным каналам связи. Благодаря экономичным турбовинтовым двигателям и системе дозаправки в воздухе они могли совершать полеты на тысячи километров в океан, часами сопровождая корабли вероятного противника. Разумеется, в случае войны самолеты, в отличие от спутников, становились бы крайне уязвимыми, и сбивались бы в первые же минуты конфликта, но они все же обеспечивали относительное преимущество нашим ударным силам, снабжая их точными разведданными. Но сейчас в строю нет ни одного специализированного самолета. Машины типа Ту-142М обладают нужной дальностью полета и экипаж в них размещен в сравнительно комфортных условиях, но это противолодочные самолеты, они не имеют специального оборудования для взаимодействия с кораблями и подводными лодками, а Ту-22МР, оснащенные радарами и системами радиотехнической разведки, не обладают нужной для патрулирования над океаном продолжительностью полета, к тому же и они не имеют средств связи с подлодками для передачи координат обнаруженных целей.

Фактически наш флот, имея мощное оружие, становится слепым и глухим. Раньше командование не уделяло должного внимания средствам разведки целеуказания, полагаясь на абсолютное превосходство в огневой мощи, в частности, на применение ядерного оружия на поле боя, теперь же, когда в строю остается все меньше боеспособных кораблей, подводных лодок и самолетов, у нас просто нет денег, чтобы дополнить эти силы современными системами разведки, объединив их в единый комплекс и компенсировав качеством количественное преимущество противника. Если так будет складываться и впредь, в скором времени российский флот, как средство ведения войны на море, прекратит свое существование.

– Превосходство в огневой мощи мы можем обеспечить и сейчас, – заметил Сергеев, прервав эмоциональную речь Хорева. – Использование тактического ядерного оружия даст нам колоссальное преимущество над противником. Если бы, к примеру, удар по авианосной группировке наносился ракетами со специальной боевой частью, достаточно было бы не попадания даже, а единственного накрытия ордера, чтобы вывести из строя всю эскадру. Американцы в свое время испытывали ядерные бомбы, оценивая их действие по списанным линкорам и крейсерам. Тогда результаты их не впечатлили, бронекорпуса пострадали не очень серьезно. Но сейчас, когда каждый боевой корабль напичкан электроникой до предела, электромагнитный импульс окажется намного более губительным, чем ударная волна.

– Представляю, как отреагируют янки, если мы вытащим со складов боеголовки, и начнем устанавливать их на наши корабли, – покачал головой Голубев, тоже помнивший времена, когда условия любых маневров включали применение ядерного оружия. – Они тогда тоже перестанут соблюдать многие договоренности, и начнется новая гонка вооружения. А шансы на победу в ней, по-моему, у нас почти отсутствуют.

– В условиях полномасштабного конфликта никакие договоренности не будут действовать. В любой войне главная цель – победить с наименьшими жертвами, и ради этого лучше взорвать несколько ядерных боеголовок, чем тысячами гробить солдат, бросая их в атаки. Но это, конечно, крайняя мера, и ни в коем случае нельзя подменять применением ядреного оружия развитие современных высокотехнологичных и высокоинтеллектуальных видов оружия, которое можно применять и в безъядерном конфликте. А в этом отношении прав товарищ Хорев. То, что он сказал, слово в слово повторяет услышанное мною в Мурманске по возвращении с авианосца, – произнес Швецов, и взгляды адмиралов обратились к нему в тот же миг. – Я успел побеседовать с некоторыми офицерами, в том числе с подводниками, и они указали мне на эти же проблемы. Наши силы действуют разобщено, в условиях плохой организации разведки, тогда как у наших соперников все, что только возможно, объединяется боевыми информационно-управляющими системами в единое целое. Сейчас, в условиях, когда строительство крупных серий боевых кораблей классом не ниже эсминца стало для страны несбыточной мечтой, а находящиеся в строю корабли, оставшиеся с советских времен, стремительно устаревают, нужно искать более дешевые пути сохранения боевой мощи наших военно-морских сил. И создание спутниковой системы разведки и целеуказания, аналога той самой легенды, является, несмотря на кажущуюся дороговизну, одним из таких способов. Учитывая, что в деле создания противоспутникового оружия наш вероятный противник сильно отстает от нас, в случае начала боевых действий может сложиться ситуация, когда его орбитальная группировка будет полностью разгромлена, и мы обеспечим себе господство в космосе, а с его помощью – превосходство на суше и на море.

Услышав эти слова, командующий соединением стратегических подводных ракетоносцев Северного флота адмирал Онуфриенко и адмирал Пантелеев многозначительно переглянулись. Именно Кириллу Онуфриенко и подчинялась подводная лодка, с борта которой были выпущены ракеты, сбившие использовавшиеся чеченскими боевиками во время недавних событий на грузинской границе спутники. Тогда новое поколение русского противоспутникового оружия прошло проверку боем, доказав свою высочайшую эффективность.

Об этом мало кто знал, та операция была засекречена, и в подробности ее было посвящено не более десятка человек во всей стране. Даже простое упоминание о существовании подобного оружия считалось изменой, и контрразведка бдительно охраняла эту тайну. Именно поэтому, кстати, с полковника Смирнова перед тем, как прибыть в Москву, взяли дополнительную подписку о неразглашении, присвоив ему такой уровень допуска к секретной информации, который был у офицеров не ниже заместителя командующего флотом. Командир полка ракетоносцев до сих пор недоумевал по этому поводу, ведь намеки и косые взгляды полководцев ни о чем не могли сказать совершенно непосвященному во все тайны недавней пограничной стычки человеку.

– Но и в мирное время сканирующие поверхность океана спутники никогда не останутся бесполезными, так что, создав такую систему, мы еще и обеспечим источник дохода для военного бюджета, – продолжал тем временем Швецов, с удовлетворением отмечая одобряющие кивки слушавших его адмиралов. – Самолеты типа Ту-95РЦ, которые сейчас вспоминали, или вертолеты, используемые для наведения ракет большой дальности, как Ка-25РЦ, базирующиеся на крейсерах, очень уязвимы и к тому же не так многофункциональны по сравнению с космическими аппаратами. И я уверен, нам вполне по силам создать сеть разведывательных спутников, позволяющих капитану каждого российского корабля наверняка знать, где находится любое судно под чужим флагом, будучи готовым, при необходимости первым применить оружие. Между прочим, используя некоторые разработки наших ученых, типа использования лазеров сине-зеленого спектра, можно применять те же спутники и для поиска подводных лодок, что в условиях качественного скачка подводного флота США и не отстающих от них англичан весьма актуально. Но, разумеется, кроме средств разведки и наблюдения нужно совершенствовать и оружие, а также средства его доставки. Это требует определенных затрат, но иначе все наши преимущества, и без того стремительно тающие под натиском заокеанских технических новинок, исчезнут за пару лет. Собственно, адмирал Пантелеев и присутствует здесь, чтобы посвятить нас в существующие программы перевооружения флота. – Президент взглянул на названного офицера: – Прошу вас, Лев Григорьевич.

– Итак, товарищ верховный главнокомандующий, товарищи офицеры, – Пантелеев, уже немолодой сухонький человечек, казавшийся слишком невзрачным на фоне пышущих силой богатырей вроде Голубева и Сергеева, обвел взглядом собравшихся, затем опустив глаза на свои записи.

Этот человек стоял у истоков современного ракетного оружия, гордости русского флота, принимая непосредственное участие в создании комплексов "Гранит", "Москит" и прочих, заставляющих экспертов и поныне, несмотря на почтенный возраст этих систем, закатывать глаза от восторга. Адмиралу не требовались шпаргалки, что бы без запинки перечислить характеристики любой ракеты ил торпеды, состоявшей на вооружении российских военно-морских сил, но вот с волнением, неизменно охватывавшим его в присутствии высокопоставленных офицеров и главы государства, бороться он так и не научился.

– В настоящее время разработаны и испытаны несколько ракетных комплексов для вооружения морской ракетоносной авиации и подводных лодок, – чуть дрогнувшим голосом произнес Пантелеев. – Часть из них запущена в производство, часть существует только в виде опытных образцов, и нашей задачей, задачей управления по вооружениям флота, было, прежде всего, выбрать лучшие образцы для дальнейшего их совершенствования и постановки на вооружение. Таковым на данный момент считается комплекс "Яхонт". Это сверхзвуковая ракета, которая может применяться с самолетов, подводных лодок и надводных кораблей, а в перспектив будут созданы и береговые ракетные комплексы на шасси повышенной проходимости. Ракета создана по той же идеологии, что и более тяжелые "Гранит" и "Вулкан". Она способна летать на сверхзвуковой скорости на сверхмалых высотах, а система наведения позволяет распределять между выпущенными одним залпом ракетами цели при стрельбе по группе кораблей. Дальность стрельбы меньше, чем у "Гранита", но при необходимости можно создать дополнительную ступень. "Яхонт" прошел длительные испытания, и мы убедились в высокой эффективности этого комплекса.

– Для новой ракеты, вероятно, понадобится и новый носитель, или, по меньшей мере, серьезная модернизация уже существующих, – заметил Голубев. – Согласовали ли вы затраты на внедрение комплекса "Яхонт".

– Затраты далеко не так велики, – покачал головой на миг оторвавший взгляд от бумаг Пантелеев. – Нужно внести изменения в систему управления оружием, при этом на большинстве кораблей для размещения нового оружия не потребуется существенная переделка. Яхонт" может заменить собой ракеты типа "Москит" на эсминцах "Современный", сторожевом корабле "Неустрашимый", который пока вообще ходит без ударного ракетного оружия, и на малых ракетных кораблях и катерах типа "Молния", причем боекомплект этих кораблей увеличится не менее чем втрое. Напомню, что в отличие от "Яхонта" тоже сверхзвуковой комплекс "Москит" не имеет возможности применяться в режиме "стаи" с распределением целей, к тому же обладает несколько меньшей дальностью применения при намного большей массе. – Пантелеев перевел дыхание и заговорил вновь, все больше входя в раж: – Кроме надводных кораблей специально под новый комплекс создана подводная лодка "Северодвинск" проекта 885, которая, в идеале, станет головным кораблем большой серии многоцелевых субмарин нового поколения, превосходящих по характеристикам американскую "Виржинию". Эти субмарины дополнят многоцелевые подлодки типа "Барс" и, возможно, со временем займут место намного более крупных подводных крейсеров типа "Антей", особенно, если "Яхонт" станет таким же дальнобойным, как и комплекс "Гранит". А сделать это легко, ведь на подлодке нет таких ограничений по массе, как, например, на самолете, нагрузка которого строго определенная, и можно сделать ракету двухступенчатой, доведя дальность полета до пятисот-шестисот километров. При наличии эффективной системы внешнего целеуказания, той же "Легенды", "Яхонт" станет еще более грозным оружием, чем все, что у нас есть на сегодняшний день.

– А авиация, – подал голос Сергеев. – Чем вооружить наши ракетоносцы взамен устаревших ракет Х-22 комплекса "Буря"?

– Тоже "Яхонтом", – пожал плечами Пантелеев. – Этими ракетами можно вооружить противолодочные самолеты Ту-142М3, придав им свойства многоцелевых патрульных самолетов, этаких охотников за морскими конвоями, подобно старым немецким Фокке-Вульф FW-200 времен отечественной войны, а также, к примеру, бомбардировщики Су-24М. Сейчас, как известно, палубные истребители Су-33 только теоретически могут применять ракеты "Москит", мы же готовы провести их модернизацию, включив в состав вооружения "Яхонт" и дав, наконец, флоту полноценный многоцелевой истребитель. Ну и Ту-22М, основу дальней авиации, мы не забыли, разумеется. Практически без каких-либо изменений в конструкции, кроме, разве что, авиационных катапультных устройств, можно разместить на внешней подвеске "туполева" три ракеты "Яхонт" вместо такого же количества Х-22. Но наши специалисты проработали вариант размещения противокорабельных ракет внутри фюзеляжа, на револьверной пусковой установке МКУ-6-1, применяемой для аэробаллистических ракет Х-15. На части ракетоносцев Ту-22М все равно демонтировано оборудование, позволяющее применять ядерное оружие, поэтому на готовности стратегических сил перевооружение не отразится. Мы дорабатываем конструкцию МКУ-6-1 для возможности подвески на нее более крупных крылатых ракет. Если все пойдет по плану, то очень скоро вместо трех старых Х-22 ракетоносцы Туполева можно будет вооружить целой батареей "Яхонтов", не менее шести ракет на барабанной установке, и еще пару ракет можно подвесить под крылья. "Яхонт" ведь весит в два раза меньше, чем Х-22, следовательно, при той же загрузке можно разместить на Ту-22М3 больший боекомплект за счет только изменения узлов подвески. Возможно, придется доработать и саму ракету, что, конечно, потребует времени и средств, но обеспечит резкое, в десятки раз, усиление боевых возможностей полков дальней ракетоносной авиации ВМФ. Но есть самолеты, изначально рассчитанные на применение ракет "Яхонт" и не нуждающиеся в каких-либо изменениях конструкции или бортовой электроники. Это, прежде всего, Су-34, новейший самолет, совмещающий функции дальнего истребителя, штурмовика и фронтового бомбардировщика.

– Насколько мне известно, из всех присутствующих только полковник Смирнов знаком с названным вами, Лев Григорьевич, самолетом, – разумеется, задолго до начала совещания Швецов изучил досье полковника, ставшего героем еще не завершившихся учений. – Расскажите, Федор Константинович, что вы, как строевой летчик, имеющий несколько сотен часов налета на самых разных типах машин, думаете об этом самолете.

– Великолепный самолет, произведение искусства, – решительно ответил полковник.

Смирнов совершил несколько полетов на Су-34, одной из немногочисленных машин опытной серии, когда посетил Авиационный центр имени Громова в Подмосковье, и с первых же минут пребывания в воздухе влюбился в этот самолет. Отличавшаяся потрясающим изяществом крылатая машина обладал колоссальной боевой мощью, в чем полковник убедился во время вылета на полигон, где под руководством опытного инструктора осваивал разнообразное бортовое вооружение новой машины.

– Су-34 совмещает маневренность и скорость истребителя, нагрузку фронтового бомбардировщика, защищенность штурмовика и дальность стратегического бомбардировщика, – четко, словно курсант на занятиях, отбарабанил полковник. – При наличии системы дозаправки в воздухе два пилота, сменяя друг друга, могут держать эту машину в воздухе, по меньшей мере, сутки. По-настоящему универсальный самолет, способный вести борьбу практически с любыми целями. Состав вооружения позволяет уничтожать все, что угодно, от танков и ДОТов до бомбардировщиков "стеллс".

– Примерно то же говорят все пилоты, кому хоть пару часов удалось провести за штурвалом Су-34, – кивнул Швецов. – И в скором времени такая возможность будет предоставлена очень многим летчикам. Серийное производство бомбардировщиков начнется спустя несколько месяцев, а пока выпущено около двадцати машин для войсковых испытаний. И ваша часть, товарищ полковник, станет одним из первых подразделений, которые перевооружат на новые машины. Позже вы должны будете отобрать лучших своих пилотов для формирования из них отдельной эскадрильи. Я понимаю, что это не вполне нормальная практика, ведь обычно раньше подразделение в полном составе садилось на новые самолеты, но это необходимо. Пока новых машин очень мало, их нужно доверять только тем летчикам, кто сможет в полной мере использовать весь их потенциал. И, кстати, в ваш полк поступят самолеты, качественно отличающиеся от того, за штурвалом которого вы сидели два года назад. Это совершенно секретная информация, поэтому вам и присвоили высочайший уровень допуска. Су-34, которые передадут в ваш полк, будут оснащены плазменными генераторами, устройствами, обеспечивающими стопроцентную невидимость самолета для любых радаров. В конструкции Су-34 уже используются элементы технологии "стеллс", в том числе и радиопоглощающие покрытия, но это только полумера, а плазменные установки обеспечат поистине фантастические возможности. Это экспериментальная техника, до серийного производства еще не один год, но мы уже сейчас планируем провести ее испытания в полевых условиях.

– Американцы добиваются снижения заметности своих самолетов и ракет за счет изменения формы корпуса, как на F-117А, или с помощью специальных радиопоглощающих покрытий, как на F-22А, – добавил Пантелеев. Он один из присутствующих был полностью осведомлен о способностях плазменных генераторов, тогда как многие, даже командующие флотами, услышали о такой технике сегодня впервые. – Применение нестандартной конфигурации фюзеляжа снижает летные характеристики, крайне отрицательно сказываясь на аэродинамике, а радиопоглощающие покрытия слишком нежны, не выдерживают высоких температур на больших скоростях полета, к тому же не дают полной невидимости для локаторов. Наша же техника действует на основе новых физических принципов, просто изменяя пространство вокруг самолета так, что лучи радаров просто проходят сквозь него. Фактически оснащенный такой системой самолет как бы летит в ином пространстве, вне нашего мира. Это прорыв, ликвидировать который американцы собственными силами не смогут. – Пантелеев чуть улыбнулся: – Поэтому, кстати, все, связанное с плазменной техникой, засекречено и охраняется так, как не охраняется наш ядерный арсенал.

– Ладно, все это – дело будущего, пусть и не столь отдаленного, – сделал успокаивающий жест рукой президент. Алексей решил, что на сегодня довольно разглашения секретной информации, пусть даже слышали ее те, кто на деле доказал свою надежность. – Нам еще предстоит изменить многое, в том числе и делая выводы из прошедших учений. Но мне сейчас интересно, как реагируют на это наши западные "товарищи".

– Разрешите, товарищ Верховный главнокомандующий, – начальник разведки Северного флота, моложавый подтянутый вице-адмирал Бочкин, дождавшись утвердительного кивка, поднялся из-за стола. Остановившись возле висевшей на стене карты, он обернулся к присутствующим офицерам и принялся излагать: – Разумеется, натовцы проявили к нашим маневрам должное внимание. За маневрами эскадры Макарова постоянно наблюдали с воздуха и из космоса. Патрульные самолеты "Орион" и "Нимрод" с натовских баз в Норвегии, Исландии и Великобритании почти всегда висели над нашими кораблями. Периодически к ним присоединялись и американских самолеты радиолокационного дозора "Сентри", а также поблизости от района учений находились несколько норвежских и английских кораблей, как боевых, так и специальных разведывательных судов, оснащенных мощнейшими системами электронной разведки.

– А что с подводными лодками? – прервав Бочкина, спросил Швецов. – Наши офицеры на "Кузнецове" не раз говорили мне, что американские субмарины слишком свободно действуют в водах Баренцева моря.

– Товарищ верховный главнокомандующий, – было видно, что вопрос президента смутил начальника разведки. – По имеющимся у нас данным, не менее четырех американских подводных лодок, находившихся в северной части Атлантического океана, получили приказ выдвинуться в Баренцево море одновременно с выходом эскадры адмирала Макарова из базы. Но контакт с неизвестной подлодкой был установлен только один раз, и то на считанные минуты. Причем это могла быть как американская субмарина, так и "Северодвинск", поиском которого как раз и занимался сообщивший о контакте противолодочный корабль. Больше встреч с чужими подводными лодками не было.

– Что свидетельствует как об отсталости нашей противолодочной обороны, особенно средств обнаружения, так и о высочайшем совершенстве американских субмарин последних серий, – с застывшим лицом добавил Хорев, вызвав неодобрительные взгляды прочих адмиралов. – Причем наши подводные лодки, например ударные типа "Щука-Б" или ракетоносцы "Акула" являются по признанию самих американцев весьма совершенным оружием, а вот средства борьбы с чужими подлодками, средства их обнаружения явно устарели. Наши гидроакустические станции серьезно уступают американским аналогам за редким исключением, причем это касается и тех сонаров, что установлены на наших подлодках. Если та же "Щука-Б" по шумности соответствует последней модификации американской ударной подлодки типа "Лос-Анджелес", а по огневой мощи явно ее превосходит, то по характеристикам гидроакустического комплекса она, несмотря на заметный прогресс, все еще не может с ней сравняться.

– "Северодвинск", по расчетам, ни в чем не уступает американским подлодкам, – возразил Голубев, внимательно следивший за ходом испытания новейшей отечественной субмарины. – На нем установлены отличные гидролокаторы, а уровень шумности снижен по сравнению с той же "Щукой-Б".

– Только теория, – пожал плечами Хорев. – На деле все может оказаться намного хуже. Да даже если и нет, одна подлодка ничего не меняет, а для защиты наших берегов кроме подлодок нужные и другие средства. Требуются сторожевые корабли и эсминцы с мощными гидроакустическими станциями, палубными вертолетами. Нужна и береговая авиация, ведь большинство наших Ту-142 сильно изношены и их оборудование морально устарело еще лет десять назад.

– Вы сказали, Федор Ильич, что "Северодвинск" должен принять участие в маневрах флота, – напомнил Швецов.

– Так точно, штабом флота запланированы испытания, в том числе главного ракетного комплекса, – подтвердил Голубев. – Выход в море мы вынуждены были немного отложить, – главком ВМФ взглянул на президента. – "Северодвинск" уже покинул базу и вскоре должен прибыть на ракетный полигон у Новой Земли, где произведет боевой пуск по надводной цели. После этого субмарина совместно с направляющейся в Мурманск эскадрой Макарова отработает ряд задач противолодочной обороны соединения надводных кораблей. Сейчас подлодка действует в автономном режиме, связь с землей разрешена только в случае возникновения нештатных ситуаций на борту, но пока все тихо.

– Ладно, – кивнул Алексей. – А что там еще с натовцами?

– Они, как вы знаете, сейчас сами проводят масштабные маневры флота под названием "Северный щит", – сообщил Бочкин. – В Норвежском море находится американская авианосная группа во главе с "Рузвельтом", всего двенадцать вымпелов. У западного побережья Великобритании совместно с британским авианосцем "Инвинсибл" действуют еще два американских атомных авианосца, это "Дуайт Эйзенхауэр" и "Карл Винсон", а французский авианосец "Де Голль" находится в Бискайском заливе. – Адмирал, стоя спиной к карте, тупым концом карандаша безошибочно попадал в названные им районы мирового океана. – В общей сложности сейчас в маневрах задействовано свыше шестидесяти надводных кораблей, в том числе четыре атомных и один обычный авианосец, и, по имеющимся данным, не менее двадцати подводных лодок четырех государств, а также масса самолетов береговой авиации. За "Рузвельтом" ведет наблюдение судно электронной разведки "Урал", которое сопровождают атомный ракетный крейсер "Петр Великий" и противолодочный корабль "Адмирал Чабаненко". Также их поддерживают самолеты Ту-142М с наших баз на Кольском полуострове. Другие группировки натовских кораблей, к сожалению, находятся на самой границе досягаемости патрульных самолетов, и постоянно следить за ними нет возможности.

– Я предлагаю направить в Атлантику несколько подводных лодок, – Голубев вопросительно взглянул на президента. – Нашим капитанам, да и всем подводникам, не помешает такой опыт. Пусть походят за натовцами, повысят свою подготовку.

– Не возражаю, – кивнул Швецов. – Наши западные друзья вообще сейчас развернулись всерьез. Европу заполонили американские солдаты, даже из Ирака и Афганистана перебрасывают целые дивизии всего лишь для участи в учениях, что мне кажется несколько странным. Так что нелишне будет показать американцам и их союзникам, что наш флот еще чего-то стоит.

– Тогда я отдам приказ немедленно, – решил Голубев. – Через пару дней за каждым авианосцем янки будет следить хотя бы одна наша подлодка. Это собьет с них спесь.

– Натовцы вообще разошлись не на шутку, особенно, американцы, – заметил начальник оперативного отдела штаба флота. Адмирал Хорев внимательно изучал сводки, поступавшие из разведывательного управления Генштаба, и владел информацией не хуже, чем высшие офицеры ГРУ. – На территории от Норвегии до Турции сейчас развернуто четыре американских дивизии, не считая группировки, размещенной в Грузии, а также такое же или большее число отдельных полков и бригад, в том числе четыре механизированные бригады "Страйкер". Причем часть подразделений, например, 3-я механизированная дивизия или 82-я воздушно-десантная, прибыли в Европу непосредственно из Ирака, а механизированные бригады доставлены с континентальной части Соединенных Штатов. К этому следует добавить и морскую пехоту, всего около шести тысяч человек, находящуюся на борту десантных кораблей, двумя группами следующих к берегам Норвегии. Также американцы разместили в Европе свыше двухсот самолетов тактической авиации, в том числе Первое истребительное авиакрыло, оснащенное новейшими истребителями F-22A "Раптор", единственное подразделение ВВС США, вооруженное этими машинами. "Рапторы" прибыли с авиабазы Лэнгли, совершив беспосадочный перелет через Атлантику. В Эстонии, на военном аэродроме Таллинна, также находится не менее восьми воздушных заправщиков типа КС-135А и КС-10А, а также несколько самолетов радиоэлектронной разведки. Точное число нам не известно, но, по меньшей мере, там базируются сейчас два самолета типа RC-135V "Райвит Джойнт" и столько же меньших машин RC-12D "Улучшенный Гардрейл". Но больше всего беспокоит дислокация в Норвегии, Исландии и Англии стратегических бомбардировщиков В-1В и В-52Н, всего свыше полусотни машин. А в Турции в полном составе развернуто 49-е истребительное авиакрыло, вооруженное ударными самолетами F-117A "Найтхок", всего четыре эскадрильи, дислоцированные на базе Инжирлик. Прежде с территории Соединенных Штатов на заморские авиабазы перелетали только отдельные эскадрильи, полностью это авиакрыло за пределами США раньше не разворачивалось.

– Да, складывается впечатление, что американцы создают в Европе ударную группировку, – задумчиво произнес Голубев. – При том уровне информационного обеспечения, какого сегодня достигли американцы, при том качестве разведки пять их дивизий при соответствующей авиационной поддержке равны двадцати нашим, если не больше. Порядка ста тысяч солдат, не менее семисот танков "Абрамс" последних модификаций, свыше полутора тысяч бронемашин "Брэдли", более трехсот самолетов стратегической и тактической авиации и до четырехсот крылатых ракет "Томагавк" на кораблях эскорта авианосных ударных групп – это серьезные силы. Я не считаю при этом войска американских союзников, задействованные в маневрах, а ведь это свыше десяти дивизий, семнадцать бригад и пятьсот боевых самолетов как минимум.

– Демонстрация возможностей, вне всякого сомнения, – махнул рукой Швецов. – В Вашингтоне считаю, что периодически нужно нам напоминать, кто главный, и авианосцы вместе со "Стратофортрессами" для этого подходят лучше всего. Американцам не нравится, что мы сотрудничаем с Ираном, как не нравится, что мы не хотим смириться с переброской американских войск в Грузию. Это нормальное явление, – пожал плечами президент. – Главное, не показать заокеанским друзьям своего беспокойства, и весь этот шум утихнет сам собой. Налогоплательщикам в Штатах не нравится, когда их деньги тратят без всякой пользы, а эти учения уже обошлись Вашингтону в сотни миллионов долларов.

Совещание в штабе военно-морского флота длилось еще довольно долго, хотя вопросы, обсуждаемые там, и становились все менее важными. Самое главное было сказано, и оставалось только претворять слова в действие. И пока в Москве лишь озвучивали планы, в далекой Иркутской области, на одном из ничем не примечательных военных аэродромов часть этих планов уже начала воплощаться в жизнь.


Аэродром Восточный, один из испытательных аэродромов корпорации "Иркут", расположенный менее чем в сотне километров от областного центра, сегодня принимал высоких гостей, прибывших сюда из разных уголков России, а также из далекой южной страны. Восточный уже долгое время использовался для демонстрации техники представителями научно-производственной корпорации "Иркут", которая уже много лет была известна всему миру, как производитель самых совершенных модификаций знаменитого истребителя Су-30, которые ныне состояли на вооружении не менее чем десятка стран. Поэтому здесь уже привыкли к чужеземным гостям из самых подчас экзотических стран, но сегодня посетители были особыми.

Кроме командующего военно-воздушными силами России, командующего авиацией ПВО, главы "Рособоронэкспорта" и генерального директора НПК "Иркут" на затерянный в степях Забайкалья аэродром прибыли командующий военно-воздушными силами Исламской Республики Иран Абдалла Хошеми и еще полдюжины высокопоставленных генералов из штаба иранских вооруженных сил. Президент Швецов твердо взял курс на сотрудничество с Ираном, и сейчас собравшиеся на аэродроме русские и персидские генералы должны были сделать первый шаг в этом направлении. Представители Ирана прибыли в Иркутск, чтобы убедиться в возможностях русского оружия и заключить первый контракт на поставку "Иркутом" самолетов в свою страну. И генеральный директор корпорации Евгений Седловский, не желая ударить в грязь лицом перед гостями из далеких краев, старался вовсю.

Покрытый серо-голубыми разводами камуфляжа самолет с грохотом пронесся над летным полем, на высоте всего полсотни метров. Поток воздуха был такой силы, что находившимся на трибуне в полукилометре от взлетной полосы гостям, ради которых и было организовано это представление, пришлось схватиться за опоры, на которых была укреплена крыша трибуны. Тем временем истребитель свечой взмыл ввысь, выполнив еще несколько фигур высшего пилотажа. Самолет, весивший тридцать пять тонн, порхал, точно подхваченное утренним бризом перышко, поражая каскадом казавшихся невозможными маневров смотревших на него не отводя взгляды людей.

– Истребитель обладает уникальными аэродинамическими характеристиками, – генерал Волков, командующий военно-воздушными силами России, склонился к самому уху Хошеми, да еще и вынужден был повышать голос, поскольку рев турбин был так силен, что иначе его слова просто терялись в грохоте. – Переднее горизонтальное оперение выгодно отличает этот самолет, как от иностранных аналогов, так и от истребителей предыдущих модификаций. Су-30МКИ уже состоит на вооружении индийской авиации, вам же мы готовы предложить еще более продвинутую версию с новым оснащением кабины и усовершенствованным комплексом бортового оборудования.

Пилот, сидевший в кабине Су-30МКИ, прибывшего в таежный с испытательного аэродрома корпорации "Иркут", мало интересовался происходящим на земле. Он провел за штурвалом этой машины больше трехсот часов, демонстрирую истребитель заинтересованным гостям из Индии, Алжира, других стран, но всякий раз летчик, настоящий ас, лучший испытатель корпорации, забывал о цели полета, просто наслаждаясь мощью доверенной ему машины.

Самолет, прозванный в войсках "журавлем" за изящество форм, влюблял в себя всякого пилота, которому довелось хоть несколько минут провести за его штурвалом. Это действительно была удивительно красивая и мощная машина, с каждой новой модификацией становившаяся все более маневренной и скоростной. Но это был еще и воздушный боец, равных которому в мире, пожалуй, пока еще просто не существовало. Хотя сейчас под плоскостями истребителя вместо боевых ракет были подвешены безобидные макеты, а в патронном коробе для тридцатимиллиметровых снарядов царила пустота, пилот, сидевший в его кабине, знал, что может эта машина с полной боевой нагрузкой. Сегодня ему не нужно было демонстрировать боевые возможности, по сути, этот вылет был просто частью торжественной программы, ведь гости из Ирана уже все решили, но в ином случае летчик мог показать все способности крылатой машины, превратив раскинувшееся под ним поле в море пламени.

Выполнив мертвую петлю, истребитель вновь спикировал к самой земле, разгоняясь до сверхзвука. Пилот коснулся ручки управления двигателем, несколько отличавшейся от тех, которые были установлены в кабинах строевых машин, и самолет, резко задирая нос, на несколько мгновений завис в считанных метрах от бетонного покрытия. Люди, следившие за полетом, не смогли сдержать восторженных возгласов, особенно иранцы, которым прежде ничего подобного наблюдать не приходилось. Сначала эта фигура казалась похожей на знаменитую "кобру", впервые выполненную еще более двадцати лет назад на авиасалоне в Ле-Бурже летчиком-испытателем Пугачевым, но то, что сейчас выполнял сидевший за штурвалом пилот, для прежнего Су-27 было уже недостижимо.

Встав "на дыбы", истребитель должен был всего лишь зависнуть на несколько мгновений, затем продолжив полет в прежнем направлении, а сейчас происходило нечто совершенно иное. Самолет уже принял вертикальное положение, точно готовая к старту космическая ракета, а затем и вовсе развернулся хвостом вперед, продолжая полет "на спине", хотя двигатели давно должны были захлебнуться. А затем тяжелая реактивная машина перевернулась через крыло, вновь занимая привычное положение, и, набирая скорость, рванула над аэродромом, заставляя находившихся в нескольких сотнях метров людей прикрывать ладонями уши, так громко взвыли турбины.

– Но главная отличительная черта Су-30МКИ – турбореактивные двигатели АЛ-31ФП с изменяемым вектором тяги, – Волков продолжал описывать иранскому генералу, словно загипнотизированному происходящим в небе, достоинства российского истребителя, который действительно стоил того, чтобы говорить о нем восторженно и гордо. – Сопла движутся в вертикальной и горизонтальной плоскости на пятнадцать градусов по всем направлениям. Они позволяют нашему истребителю на месте выполнять поворот на сто восемьдесят градусов, выходя на углы атаки свыше ста пятидесяти градусов. В этой машине в полной мере реализован такой обязательный элемент истребителей пятого поколения, как сверхманевренность. Американские истребители "Раптор" и "Лайтнинг", первые серийные машины пятого поколения, не обладают и половиной его возможностей, а уж о европейских самолетах типа "Тайфуна" и "Гриппена" я вообще молчу. Су-30МКИ способен выполнять такие фигуры высшего пилотажа, каким еще и названия не придуманы, и это не трюки, а необходимость. Благодаря своим уникальным маневренным характеристикам этот самолет может буквально зависать на одном месте, тем самым легко срывая захват самых современных ракет "воздух-воздух", занимая оптимально положение по отношению к противнику и мгновенно переходя в атаку.

– Кажется, что законы гравитации больше не властны над этим истребителем, не так ли? – Евгений Седловский, довольный произведенным его самолетом на иранских гостей эффектом, вопросительно взглянул на Хошеми. – Словно кадры из фантастического фильма о звездных войнах, верно, господин Хошеми?

– Да, это потрясающе, – генерал Хошеми наконец обратил внимание на русского коллегу, на мгновение отвлекшись от созерцания фантастического действа, разворачивавшегося над аэродромом. – Я такого прежде не видел. Это действительно уникальный самолет. И я рад, что такие машины будут защищать небо над моей страной.

– Уверяю, в воздушном бою Су-30МКИ не имеет себе равных, – сверкая глазами, продолжал Волков. – Бортовой радар позволяет обнаруживать и брать на сопровождение одновременно четыре цели типа "истребитель" на дальности до ста сорока километров, а новейшие ракеты "воздух-воздух" средней дальности Р-77 с активным радиолокационным наведением и ракеты ближнего боя с тепловым наведением Р-73 обеспечат вероятность поражения свыше девяноста процентов первым же залпом. Особе ваше внимание хочу обратить на ракеты Р-77, также известные, как РВВ-АЕ. Это всеракурсная ракета, в которой впервые для отечественного управляемого оружия класса "воздух-воздух" реализован принцип "пусти – забыл", то есть можно произвести запуск, причем одновременно по нескольким целям, и продолжать свободный полет, не подсвечивая цели бортовым радаром, как это делается при использовании других ракет, например американской "Спарроу" или наших Р-27Р разных модификаций. Кроме того, Су-30МКИ может уничтожать наземные и надводные цели, поскольку в состав его вооружения входит несколько типов ракет "воздух-поверхность" и корректируемых авиабомб с лазерным и телевизионным наведением. Ваша военная авиация получит уникальный боевой комплекс, сразу став одной из самых мощных во всей Азии. Основной американский тяжелый истребитель F-15E "Страйк Игл" по всем параметрам – особенно по эффективности в воздушной дуэли – уступает нашей машине, точно так же, как и палубный многоцелевой истребитель F/А-18Е "Супер Хорнит". Опытный пилот на Су-30МКИ способен по нашим расчетам эффективно вести воздушный бой сразу против двух или трех названных мною боевых самолетов.

– А мы сделаем все необходимое, чтобы ваши пилоты приобрели достаточные навыки для этого, – включился в беседу и Анатолий Осипенко, глава корпорации "Рособоронэкспорт", готовый петь от восторга. Иранцы, судя по всему, были поражены увиденным, а именно такого эффекта и добивался Анатолий. Эта сделка, в которой "Рособоронэкспорт", мощнейшая корпорация, занимавшаяся поставками российского оружия всему миру, выступала посредником между "Иркутом" и иранским правительством, была первой в рамках военного сотрудничества с Тегераном, и от нее зависело очень многое, прежде всего, престиж страны. – Вместе с истребителями мы поставим вам наземные тренажеры для начальной подготовки, разработанные российскими предприятиями, и тоже не имеющие аналогов. Не расходуя ресурс планера и двигателя, ваши летчики освоят очень многие элементы, необходимые в реальном бою.

– Первая же группа ваших пилотов будет обучаться в России, – добавил Волков. – Мы сможем принять их уже в начале следующего месяца. Обучение будет вестись на современных учебно-тренировочных самолетах Як-130, специально созданных для подготовки пилотов истребителей пятого поколения.

– Кстати, господа, – заметил командующий авиацией ПВО генерал-полковник Малинин. – Я слышал, что вы намерены обзавестись двухкомпонентным парком истребителей, как мы и американцы, имея на вооружении массовый легкий самолет, сравнительно простой, и более сложный тяжелый истребитель. Мне известно, что на складах Московского авиационного производственного объединения сейчас находится на консервации тридцать истребителей МиГ-29С, более продвинутая версия той машины, которая сейчас находится на вооружении российских ВВС. Этот истребитель также может применять ракеты "воздух-воздух" типа Р-77 с активным радиолокационным наведением, что выгодно отличает его от ранних модификаций. В воздушном бою по нашим оценкам МиГ-29С на двадцать пять процентов превосходит шведский "Гриппен", который его создатели позиционируют, как машину пятого поколения, хотя для действий по наземным целям модернизированный "МиГ" мало приспособлен. Возможно, для вас есть смысл приобрести эти самолеты.

– А почему ваша армия не имеет их? – Малинина едва не передернуло от проницательного взгляда Хошеми.

– Проблема в финансах, – пожал плечами пришедший на выручку сослуживцу Волков. – Поначалу просто не было средств, чтобы выкупить их у производителя, а затем двухкомпонентная концепция формирования парка истребителей была пересмотрена, и предпочтение отдали Су-27, отказавшись от закупок новых МиГов. Поэтому эти самолеты сохранили ресурс почти полностью, и хоть сейчас могут идти в бой.

Генерал Малинин только досадливо скривился, слушая объяснения Волкова. Можно сколько угодно рассказывать о концепциях, но когда за целый год военно-воздушные силы получают три новых самолета, это называется просто нищетой, и никак иначе. Сегодня иранцы должны были заключить сделку на поставку в их страну боевых самолетов, равных которым в российской военной авиации не было до сих пор, и при этой мысли Малинину хотелось ругаться грязно и долго. Но позволить себе такое удовольствие сейчас командующий ПВО не имел права, и ему оставалось только молча слушать, как Волков пытается объяснить бедность своей страны умными словами.

– Заманчивое предложение, – кивнул иранский генерал, – но мы пока воздержимся. Для начала нам нужно освоить Су-30, контракт на приобретение которых, я надеюсь, мы сможем подписать уже сегодня. Относительно же легкого истребителя могу сказать, что нас интересуют еще более современные варианты МиГ-29, например, самолеты этого типа с индексами "М" и "ОВТ", особенно последний. Ведь он также оснащен двигателями с изменяемым вектором тяги, как мне известно. Тем более, на программе "Азаракш" мы, как говорят у вас в России, тоже не собираемся ставить крест. Мы заинтересованы в развитии собственной авиационной промышленности, а не только в закупках техники за рубежом, и здесь мы также возлагаем определенные надежды на сотрудничество с вами. Но гораздо важнее для нас, чем истребители, сейчас самолеты типа АВАКС, или, как вы их обозначаете, ДРЛО. И их мы готовы приобретать по любой цене, какую вы назовете.

– Что ж, возможно, при нашей следующей встрече мы будем обсуждать уже поставки в вашу страну новых "МиГов" или самолетов радиолокационного обнаружения А-50, – довольно улыбнулся Осипенко, направляя беседу в нужное русло. – А пока же, полагаю, нужно завершить то, для чего, собственно, вы, уважаемый генерал Хошеми, и ваши коллеги и прибыли в Россию – подписать контракт.

Для подписания контракта, как хотелось верить самому Седловскому, чья корпорация была наиболее заинтересованным участником сделки, только первого из многих, было выбрано не вполне обычное, хотя и оригинальное место. Церемония, претендовавшая на то, чтобы называться торжественной, должна была состояться в одном из сборочных цехов авиационной корпорации, и когда кавалькада "Волг" и "Мерседесов" с высокими гостями прибыла туда, в огромном здании и вокруг него уже было полно репортеров, которых пытались оттеснить с пути автомобилей сотрудники службы безопасности "Иркута" вместе с людьми из Федеральной службы охраны.

Огромное здание цеха, в котором ранее осуществлялась сборка многоцелевых истребителей Су-30МКИ для Индии, сейчас пустовало, только в центральной его части была возведена небольшая трибуна, на которую установили стол. Войдя сквозь проем огромных ворот внутрь, Осипенко и Хошеми, сопровождаемые несколькими помощниками и большой группой журналистов, направились как раз к центру ангара, поднявшись на возвышение.

Здесь все уже было готово к церемонии. На столе, покрытом красной шелковой скатертью, в кожаных папках с золотым тиснением уже лежали распечатки контрактов, по одной для каждой стороны сделки. И главе "Иркута" осталось только раскрыть папку на нужном листе и быстрым росчерком поставить в нужном месте свою подпись. Точно так же поступил и генерал Хошеми, представлявший сегодня свое правительство. Затем, щурясь от десятков фотовспышек, озаривших огромный цех, Хошеми и Осипенко обменялись папками, и каждый вновь поставил свою подпись, уже в экземпляре, предназначавшемся для другой стороны. Сделка была заключена.

– Господа, сегодня знаменательный для нашей авиационной промышленности день, – улыбаясь, сообщил глава государственной корпорации "Рособоронэкспорт" Анатолий Осипенко теснившимся перед ним журналистам. – Мы только что подписали контракт с иранской стороной на поставку в эту страну партии многофункциональный истребителей Су-30МКИ, и весьма символично, что произошло это в том самом цехе, где и будет осуществляться сборка новых самолетов. Всего несколько месяцев назад из ворот этого цеха выкатили последний истребитель, предназначавшийся для Индии, одного из самых заинтересованных наших партнеров, и уже спустя считанные недели здесь вновь закипит работа. Небо Ирана отныне будут защищать боевые машины, созданные руками русских мастеров, и я надеюсь, что сегодня мы сделали лишь первый из множества шагов в деле военного и экономического сотрудничества с Тегераном. Мы намерены и далее осуществлять поставки своего оружия в эту страну, которую считаем своим союзником в Азии.

– От лица правительства Исламской Республики Иран, которую я сегодня имею честь представлять, хочу также выразить искреннюю надежду на то, что сегодняшний контракт станет лишь первым из множества, – произнес, вторя Осипенко, генерал Хошеми, в сторону которого тут же обратились десятки объективов телекамер и микрофонов. – Сотрудничество моей страны с Россией в самых разных областях длится уже много лет, но сегодня мы выходим на качественно новый уровень. В условиях, когда из-за океана постоянно звучат угрозы в адрес моей страны, моего правительства и моего народа, нам приходится думать, прежде всего, о совей безопасности. И лучше всего нас может защитить только русское оружие, в надежности и эффективности которого мы уже не раз имели возможность убедиться. Я счастлив, что отныне на страже воздушных рубежей Ирана будут стоять созданные в вашей стране боевые самолеты, и надеюсь, что с помощью России, с помощью президента Швецова, мы сумеем укрепить обороноспособность исламской Республики. Иран никому не угрожал и не угрожает, нам не нужна война, но мы готовы отразить любую агрессию, и для этого нам нужно самое современное оружие, для защиты, а не для вторжения в сопредельные страны, как то твердят с Запада. И я искренне рад, что Россия в тяжелые для моей страны времена протягивает нам руку помощи, будучи готова помочь нам в защите своего государства.

Пока шла импровизированная пресс-конференция, вызвавшая неподдельный интерес многочисленных журналистов, российским офицерам, стоявшим в стороне, за спинами многочисленной охраны, оставалось только молча скрипеть зубами, бросая не самые добрые взгляды на иранских гостей.

– Чертовы чурки, – негромко выругался Волков. – Эти черножопые обезьяны покупают у нас лучшее оружие, а наши пилоты летают на старье, выпущенном еще при Горбачеве. Да во всей нашей истребительно авиации не найдется и полусотни самолетов, способны применять ракеты "воздух-воздух" с активным радиолокационным наведением, не говоря уже о настоящих многоцелевых машинах. – Командующий ВВС взглянул на Малинина, только молча кивавшего в подтверждение его слов: – Представь, что будет, если нашим пилотам придется по-настоящему драться с американцами. Все их истребители могут применять ракеты средней дальности AIM-120, а наши самолеты в основном вооружены ракетами типа Р-27, копией американских же морально устаревших "Спарроу", для применения которых цель постоянно нужно держать в луче радара. А это значит, что пока наши истребители остаются практически неподвижными, противник сможет легок их расстреливать, свободно маневрируя и уклоняясь от ответных атак. Это же будет не бой, а бойня, черт возьми! Хвастаемся перед чурками своими достижениями, только не говорим, что во всех ВВС найдется едва ли дюжина пилотов, хоть раз применявших наши новейшие ракеты на учебных стрельбах. Их даже видели не все, так о какой боеспособности вообще можно говорить!

– Да, мы сильно отстали по части управляемого оружия, – согласился Малинин. – И с каждым годом это отставание все опаснее. Пока мы занимаемся ремонтом сошедших со стапелей два десятка лет назад "мигов" и "сушек", янки уже запустили в серийное производство машину пятого поколения F-22A, чертов "Раптор", и вот-вот начнут производство F-35A, не менее опасного противника. Обе эти машины по всем параметрам превосходят наши Су-27 и МиГ-29, имеющиеся на вооружении, разве что в маневренности наши истребители и американские "файтеры" пятого поколения равны, но у нас нет ни единого боевого самолета, в котором была бы реализована технология "стеллс", и наша авионика, в том числе и бортовые радары, все больше и больше уступает американской. Наши ВВС сейчас оснащены устаревшей морально и физически техникой, а пилоты имеют годовой налет по пятьдесят-сто часов, так что ни о какой готовности их к воздушному бою с современным противником нельзя и заикаться. А мы только и можем, что возить на выставки построенные чуть не в единственном экземпляре истребители, пуская пыль в глаза да продавая их всяким китайцам, индонезийцам, еще черт знает кому. Хвастаемся двигателями с управляемой тягой, да только молчим, что в наших частях нет ни одного такого самолета, а вот янки уже вовсю поставляют в войска "Раптор", пусть и не такой эффективный, как Су-37, например, но зато строящийся десятками экземпляров в год. Да Алжир имеет на вооружении истребители, о которых нашим строевым пилотам остается только мечтать. Алжир, мать его! – О того, чтобы сплюнуть, генерала удержало лишь присутствие журналистов, которые могли по случайности запечатлеть на пленку такой недостойный российского офицера поступок.

– Успокойтесь, господа офицеры, – Евгений Седловский с усмешкой взглянул на разозлившихся не на шутку генералов. – Ваши трудности и ваши чувства мне вполне понятны, но что делать, если прежде у высшего руководства страны руки не доходили до собственной армии. Я уверяю вас, друзья мои, что скоро ситуация изменится, причем ждать придется совсем недолго. Иранские истребители обеспечат нам приток средств, которых как раз хватит, чтобы начать закупки современных самолетов для собственных ВВС, и еще останется немного на продолжение работ над истребителями пятого поколения.

– Деньги от продажи современной авиатехники текли рекой и раньше, – Волков в упор взглянул на Седловского, нависая над ним живой скалой. Плечистый рослый генерал, сверкавший звездами и золотым шитьем мундира, грозно надвинулся на щуплого бизнесмена: – Только поток этот отчего-то шел всегда мимо нас. Такие как вы и получали эти деньги, расходуя на все, что угодно, только не на нужды армии, и теперь вы еще мне что-то обещаете?

– Не стоит вину одного вешать на всех, – покачал головой Седловский, ничуть не смущенный натиском главкома ВВС. – Поверьте, мне доставило бы радость видеть, как в кабины выходящих из этих цехов истребителей садятся русские летчики, а не индусы или китайцы, и я верю, что скоро смогу увидеть это своими глазами. Приоритеты поменялись с приходом нового президента, и скоро поставки современного вооружения, в том числе и авиационного, в наши вооруженный силы возобновятся. Я отлично понимаю сложившуюся ситуацию, и мне тоже не по душе отставание российских ВВС от американцев и европейцев, которые всегда находят средства на военные разработки, но это временные трудности. Если я получу распоряжение начать серийное производство хоть Су-35, хоть Су-37, не пройдет и двух месяцев, как первые машины покинут наш завод, направившись в воинские части по всей России. У нас все готово для работы, и мы сможем давать армии десятки новейших истребителей каждый год. Вы ведь должны знать, что уже начата сборка малой партии фронтовых бомбардировщиков Су-34 в Новосибирске, и скоро первые машины поступят для полномасштабных испытаний в войска. И я точно знаю, что этим дело, как раньше не раз случалось, не ограничится. Перевооружение нашей авиации, да и других родов войск, уже началось, и вскоре об этом узнают все. Нужно только верить, что все будет хорошо, ну и, разумеется, делать для этого то, что в наших силах, приближая этот момент, ведь проще всего скрежетать зубами, пребывая в бездействии.

Генералы, погруженные в свои невеселые мысли, только машинально кивнули в ответ. Пресс-конференция подходила к концу, довольные иранцы готовились к возвращению на родину, чтобы доложить своему правительству об успехе сделки. Русским же офицерам оставалось только ждать.

Глава 9 Надежда

Вашингтон, США – Эр-Рияд, Саудовская Аравия

7 мая


– Прошу вас, сэр, – плечистый агент Секретной службы, хранивший невозмутимое выражение лица, распахнул тяжелую дубовую дверь перед Энтони Флипсом, посторонившись и пропуская главу Госдепартамента Соединенных Штатов в приемную президентского кабинета. – Президент Мердок будет через несколько минут. Он просил вас подождать его.

– Благодарю, – госсекретарь сухо кивнул своему провожатому, который, убедившись, что нежданный посетитель понял все, что следовало ему сообщить, спокойно удалился, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Оставшийся в одиночестве в святая святых, Овальном кабинете Белого Дома Флипс, скрывая усмешку, бросил взгляд в спину покинувшего помещение телохранителя. Люди из Секретной службы, личная охрана американских президентов, всегда держались с достоинством с каждым, кроме своего принципала, иногда и вовсе походя на сошедших с экрана фантастического фильма киборгов. Они никогда, по крайней мере, в присутствии посторонних, не позволяли себе проявлять эмоции даже на мгновение, постоянно, пока возле президента находился хоть кто-то, пребывая в состоянии напряжения, точно взведенный спусковой механизм. Вот и теперь, почувствуй только этот стриженый крепыш хоть тень угрозы, исходящую от главы Госдепартамента, он мог бы запросто изрешетить Флипса, выпустив в него весь магазин своего семнадцатизарядного автоматического "Глок-17" калибра девять миллиметров. И никто не посмел бы наказать бравого служаку.

Секретная служба, одна из самых закрытых структур такого рода в США, представляла собой последний рубеж обороны, защищавший главу американского государства от любой опасности, мнимой или реальной. Все эти люди без исключения были профессионалами высшей квалификации, постоянно поддерживавшими свои навыки путем долгих изнурительных тренировок. Каждый агент Секретной службы, прежде, чем быть допущенным к президенту, проходил тройную проверку, которую независимо друг от друга проводили все спецслужбы США, выявляя неблагонадежных со стопроцентной эффективностью. Президента охраняли настоящие патриоты, люди, преданные ему до самозабвения, и готовые, если будет нужно, пойти на смерть, защищая главу Соединенных Штатов. Они были отличными стрелками, владели всеми приемами рукопашного боя, умели обращаться с разнообразным оружием, от револьвера до боевого вертолета, отличаясь при этом высочайшим самообладанием… и ни разу не использовав свои способности по настоящему, усмехнувшись, вдруг подумал Флипс.

Безопасностью президента занималась не одна только Секретная служба. Все силовые структуры, ФБР, ЦРУ, полиция, все, кто по долгу службы защищал закон и порядок в этой стране, так или иначе были причастны и к делу охраны президента, перехватывая и нейтрализуя возможную угрозу, если так можно выразиться, на дальних подступах.

Флипс вспомнил и морских пехотинцев, подтянутых молодых ребят в отглаженной парадной форме, стоявших в коридорах Белого Дома, точно статуи, манекены на выставке военной моды, столь безжизненными они казались порой. И эти парни тоже охраняли президента, выполняя вовсе не одни только церемониальные функции. Любого злодея, вздумавшего умышлять против американского президента, ожидало множество барьеров. Пройти сквозь которые, как считалось, было невозможно, и вероятность, что террорист, вражеский агент или просто случайный психопат приблизится к главе государства столь близко, что в дело придется вступать его личной охране, была ничтожно мала, почти не отличаясь от нуля.

А потому Секретной службе лишь оставалось, выпячивая челюсти и напрягая мускулы, точно герои кинобоевиков, толкаться возле президента, изображая бдительность и готовность к действию. А на деле они оказывались вовсе не такими уж надежными, достаточно было вспомнить нелепую, в общем-то, смерть Кеннеди. В прочем, дело в этом случае было не только в профессионализме телохранителей старика Джона. Если слухи, дошедшие в свое время до Флипса, были истиной хоть на половину, покойного президента не спасло бы ничего, находись он даже под броней танка двадцать четыре часа в сутки. Просто в этой стране всегда существовали те, кто, будучи не склонен к излишней публичности, обладал властью намного большей, чем была дозволена всем президентам, вместе взятым. До поры эти люди, предпочитавшие держаться в тени, прощали тем, кто обладал формально высшей властью многое, но стоило только пойти против их воли в чем-то действительно важном, наказание следовало незамедлительно. Об этих людях, объединенных в некое общество, членство в котором передавалось почти по наследству, ходили только туманные слухи, и никто в здравом уме не рискнул бы рассуждать об этом открыто.

– Энтони, доброе утро, – Джозеф Мердок, президент Соединенных Штатов, ворвался в кабинет, резко распахнув дверь.

Ждать хозяина Овального кабинета пришлось недолго, но эти минуты прошли в страшном напряжении – предстоящий разговор не обещал быть простым. Хотя стояло еще раннее утро, глава государства не выглядел только что проснувшимся. Он был, как и всегда, когда появлялся на публике, свеж, бодр и подтянут, как спортсмен. Флипс с трудом сдержал усмешку – американский народ, пусть даже в лице единственного, хотя и высокопоставленного представителя, должен видеть перед собой сильного, бодрого и уверенного в себе лидера, а не старую размазню.

– Не ожидал увидеть тебя здесь так рано, – сообщил президент госсекретарю. – Еще нет и девяти утра. Должно быть, что-то важное привело тебя сюда в такой час?

– Сэр, – Флипс, встал с мягкого дивана, пожав протянутую руку. – Да, сэр, случилось нечто, не слишком приятное, хотя и вполне ожидаемое. Это связано с русскими, вернее, с русскими и иранцами, господин президент. Вы, вероятно, еще не слышали последние новости из России?

– Нет, – покачал головой насторожившийся Мердок. В последнее время ни из России, ни уж, тем более, из Ирана, американский президент даже и не думал ждать добрых вестей. – Но, ты, друг мой, надеюсь, просветишь меня в происходящем?

– Разумеется, – кивнул Флипс, присаживаясь за невысокий столик напротив президента.

– Может, кофе, – предложил Мердок. – Или чего-нибудь покрепче? Разумеется, исключительно как тонизирующее средство, – тут же рассмеялся президент.

– Пожалуй, сэр, кофе, – пожал плечами госсекретарь. – Думаю, этого вполне хватит, тем более, нужно сохранять чистоту восприятия.

– Итак, Энтони, что же все-таки произошло? – спросил президент, после того, как официант в белоснежном кителе расставил на столик кофейные принадлежности и бесшумно, точно призрак, удалился. – Что-то действительно серьезное, или ты просто перестраховываешься, как бывало уже не раз?

В присутствии постороннего, пусть то и был тысячу раз проверенный человек из обслуги Белого Дома, Мердок не спешил говорить о деле, словно не доверял даже этой закрытой касте, тем, в чьих руках, в конечном итоге, находилась жизнь главы американской нации. Флипс заметил, что этот парень двигается очень плавно и уверенно, не как обычная обслуга, а как человек, обладающий специальной подготовкой.

Что ж, это тоже было в порядке вещей, когда каждый человек, кому по догу службы нужно было находиться возле президента, являлся еще и телохранителем. Именно поэтому среди прислуги, окружавшей главу Белого Дома, женщин было сравнительно немного, а те, кто все же работал здесь в той или иной роли, являлись, прежде всего, отлично обученными бойцами, практически ни в чем не уступавшими мужчинам.

– Вам решать, сколь это важно сэр, я же могу изложить лишь факты. Из России сообщили буквально час назад, что в Иркутске представители Ирана и глава корпорации "Рособоронэкспорт", это государственная контора, которая занимается экспортом русского оружия, подписали контракт на поставку в Иран пятидесяти многоцелевых истребителей "Фланкер" одной из последних модификаций, – сообщил Флипс. – Президент Швецов, как видно, твердо придерживается своего решения развивать военное сотрудничество с Ираном, и это, признаюсь, сильно спутало многие наши планы.

– "Фланкер", – задумчиво произнес президент, точно пробуя это слово на вкус. – Я читал кое-что об этих самолетах. Кажется, подобные истребители есть на вооружении китайцев и индусов, не так ли? Говорят, очень хорошие машины, кое в чем превосходящие наши "Иглы" последних моделей.

– Верно, сэр, – Флипс, конечно, не был экспертом в области военной авиатехники, но у него был целый штат специалистов разного профиля, которые снабдили своего шефа, направившегося к президенту, массой самой разной информации. Благо, у Энтони хватило времени, чтобы усвоить все это. – Очень хорошие самолеты, тяжелые многофункциональные истребители типа нашего F-15E "Страйк Игл". Боевая нагрузка до восьми тонн, в том числе все созданные в России авиационные управляемые ракеты "воздух-земля" и "воздух-воздух", кроме ракет большой дальности, а также различные управляемые бомбы. Эти самолеты, по крайней мере, некоторые их модификации, оснащены двигателями с поворотным соплом, что придает им невероятные маневренные возможности, не достижимые для большинства наших истребителей, тем более, в комплексе с нашлемными прицелами, тоже, кстати, русским ноу-хау, и ракетами "воздух-воздух" последнего поколения типа АА-11 и АА-12. Только новейший F-22A "Раптор", по мнению наших экспертов, превосходит русские "Фланкеры".

Флипс усмехнулся:

– Кстати, сами русские на вооружении имеют очень старые модификации, значительно уступающие тому, что они предлагают на продажу. У наших заклятых друзей до сих пор не нашлось денег, чтобы закупить для своих ВВС современную технику, средств хватило только на несколько образцов, которые они уже несколько лет подряд возят по всем выставкам и авиационным шоу, всякий раз, в прочем, приводя зрителей в восторг. А вот Китай, Индия, даже Индонезия и Алжир приобретают новейшие машины довольно большими партиями. Лучшие самолеты, обладающие наиболее высокими боевыми способностями, по мнению наших специалистов, купила Индия, которая сейчас готовится начать их производство по лицензии на своей территории. У китайцев самолеты чуть примитивнее, но все равно очень хорошие, намного лучше того, что могут пока позволить себе сами русские. Иран же, по нашим данным, намерен закупать как раз ту модификацию русских истребителей, что и индусы, то есть самые мощные машины. Они, между прочим, могут быть оснащены системами дозаправки в воздухе, а у иранцев есть несколько старых С-130 "Геркулес", которые можно легко превратить в летающие танкеры.

– Полсотни истребителей, пусть и очень хороших – это не так страшно, – пожал плечами Мердок. – Хорошему самолету, как я понимаю, нужны еще и опытные пилоты, а есть ли они у иранцев?

– Вспомните инцидент почти двухмесячной давности, – напомнил Флипс. – Тогда иранцы на не самых новых "Фулкрэмах", доставшихся им в подарок от иракских ВВС, отправили на дно Персидского залива несколько наших истребителей. После этого, думаю, нет причин сомневаться, что у иранцев есть опытные пилоты. Кроме того, как сообщили наши источники в России, в том числе в генеральном штабе российской армии, у Швецова есть намерение организовать подготовку иранских военных специалистов, в том числе и военных летчиков, в России, с помощью своих лучших инструкторов. А русским есть чему поучить даже наших пилотов.

– Да, это уже серьезнее, – кивнул президент. – Выходит, Тегеран в скором времени получит мощные самолеты, высокоточное оружие и подготовленных пилотов. Это может здорово изменить соотношение сил в регионе. Проклятые чурки вполне могут попытаться парализовать судоходство в Персидском заливе, препятствуя поставкам нефти и Кувейта и снабжению нашего контингента в Ираке. А если у них есть самолеты-заправщики, то появление в Иране "Фланкеров" может очень не понравиться израильтянам, опасающимся ударом по своей территории. Вот Тель-Авив меня беспокоит даже больше, чем сами иранцы, ведь наши еврейские друзья могут решиться на крайние меры. Они и без того напуганы слухами о продолжающихся в Иране работах по созданию ядерного оружия, и могут пойти на все, что угодно, вплоть до превентивного ракетно-ядерного удара по Ирану, а это означает войну.

– Верно, сэр, поэтому, я полагаю, нужно вмешаться, пока еще не поздно, – согласился Флипс. – Кто знает, как далеко готовы зайти русские в сотрудничестве с Ираном? Тегеран располагает тремя русскими неатомными подлодками, и очень хочет вооружить их новейшими русскими торпедами и крылатыми ракетами для ударов по кораблям. В сочетании с тяжелыми истребителями, способными, вероятно, нести и ядерное оружие, это создает опасность для наших армейских соединений и находящихся в этом районе кораблей. Сейчас нам нужна стабильность в регионе, а поставки оружия из России этому как раз не способствуют.

– Возможно, мне стоит созвать Совет национальной безопасности, – предложил Мердок. – Кое-кого сейчас нет в Вашингтоне, но все же мы сможем обсудить сложившуюся ситуацию и принять правильное решение. Нужно все обсудить, выслушать мнение специалистов.

– Не уверен, что это необходимо, – возразил Флипс. В Совет национальной безопасности входили главы разведывательных ведомств и военные, а со всеми ими госсекретарю не удалось бы справиться. Сейчас же Флипсу требовалось один на один с президентом склонить того на свою сторону.

Мердок, это было ясно всякому, кто хоть изредка думал, заигрался в "холодную войну", действуя так, словно в мире больше не осталось достойных противников для Соединенных Штатов, и такая самоуверенность, подпитываемая военными и разведчиками, могла дорого обойтись всей стране. Энтони Флипс всю свою сознательную жизнь считал себя патриотом, и то, что он задумал сейчас, он полагал благом для своей страны, вот только к его голосу все реже и реже прислушивался президент, а именно за ним всегда оставалось последнее слово.

– Сэр, – глава Госдепартамента решил, что пришло время начать атаку в полную силу: – Обсуждения едва ли приведут нас к чему-то полезному, но наверняка займут немало времени. Заявления из Тегерана об удачной сделке с русскими и намеки на то, что это далеко не последняя и не самая крупная сделка, уже вызвали нездоровое оживление на нефтяных биржах. Мысль о том, что вскоре у иранцев появится средство запереть для судоходства Персидский залив, заставляет многих импортеров нефти приобретать ее в больших, чем обычно, количествах, и цены из-за этого уже поползли вверх. До шока семьдесят четвертого года конечно далеко, но наши эксперты считают ситуацию весьма опасной. Поэтому без лишнего шума и без промедлений нужно принять кое-какие контрмеры, чтобы вернуться к исходному положению. И здесь не нужны долгие дебаты, которые завершатся, скорее всего, безрезультатно. Нужно просто действовать быстро и четко, и мы сможем избежать усиления напряженности вокруг Ирана, роста цен на нефть, а значит, и роста наших расходов, связанных с ее закупкой.

– Полагаю, у тебя есть конкретные предложения, Энтони? – президент Мердок вопросительно взглянул на госсекретаря. – Ведь о планах Москвы насчет поставок оружия в Иран было известно давно, и твои аналитики наверняка уже просчитали, чем это грозит нашей экономике и нашему престижу.

– Да, господин президент, – кивнул Флипс. – Кое-какие наметки есть. Нам известно, что кроме самолетов иранцы очень хотят получить русские зенитные комплексы SA-10, а также наладить в своей стране производство современных танков Т-90С, и Москва, похоже, готова продать им лицензию в обмен на возможность добывать иранскую нефть и напрямую продавать ее японцам и европейцам, тем самым сохраняя свои собственные месторождения нетронутыми. Но, кроме того, что в результате этого Иран сможет оснастить свою армию и авиацию самым современным оружием, какое только доступно на мировом рынке, усилится зависимость наших европейских союзников от поставок русских энергоносителей, а это намного опаснее, чем модернизация иранских вооруженных сил. Поэтому я считаю, что нужно потребовать от русского президента пересмотреть свои планы насчет сотрудничества с Ираном, заставить его ограничить поставки оружия, особенно наступательных вооружений. Ради продажи пары десятков ракетных комплексов никто не будет строить в тысячах километров от своих границ современные нефтеперерабатывающие заводы, и создавать всю необходимую инфраструктуру, и, следовательно, идея русских насчет аренды нефтяных месторождения провалится. Нам известно, что многие в Тегеране далеки от восторга из-за появления русских нефтяников на их земле, и предпочитают расплачиваться валютой за российское оружие. Если объемы поставок техники в Иран сократятся, если удастся помешать продаже русскими лицензий на выпуск различной военной техники, то и в Москве предпочтут быстрее получить доллары, а не возиться с разработкой нефтяных скважин.

– Заставить Швецова? – Мердок удивленно-насмешливо вскинул брови: – Если то, что мне известно об этом человеке, правда, то он запросто пошлет нас всех, куда подальше с нашими требованиями. Это не тот человек, чтобы его легко можно было заставить что-то сделать против его собственной воли.

– Да, сэр, – согласился Флипс. – Конечно. Возможно, я не так выразился, господин президент. Принудить русского президента к чему-либо и впрямь очень непросто, если не невозможно, но ведь всегда можно договориться. Алексей Швецов – здравомыслящий человек, и если предложить ему взаимовыгодную сделку, он не сможет отказать нам. Я предлагаю пойти на соглашение с Москвой, сделать кое-какие уступки по важным для русских вопросам, а взамен попросить их сбавить, так сказать, обороты в сотрудничестве с Ираном.

– О каких именно уступках идет речь, Энтони?

– Это касается нашей активности в Грузии, – пояснил глава Госдепа, догадываясь, что его идеи не очень понравятся Мердоку, ведь президент и был автором замысла, согласно которому американские дивизии оседлали Кавказский хребет. Он до сих пор не скрывал своей неприязни к самому Флипсу, решившемуся спорить с президентом, тогда как большинство членов Совета национальной безопасности все же согласились с мнением главы государства. Но отступать было некуда. – Я считаю, что нам нужно пообещать в обмен на приостановку сотрудничества с Ираном и пересмотр дальнейших планов Москвы в этом направлении вывести из Грузии свои войска. Присутствие нашего контингента на Кавказе сильно беспокоит русских, и наше предложение, если вы, сэр, разумеется, дадите мне добро, будет очень кстати.

– Вывести войска? – Мердок, опершись кулаками на подлокотник, чуть привстал в кресле, придвинувшись к усевшемуся напротив госсекретарю. – События на российско-грузинской границе дали нам редкий шанс вмешаться в происходящее в этом регионе, который русские всегда считали сферой своих интересов. Президент суверенного государства сам пригласил наши войска на свою землю, и вы хотите, чтобы я отказался от такой возможности, Флипс? Имея базы в Грузии, мы можем контролировать стратегически важные пути поставки энергоносителей из Средней Азии. Более того, мы можем, при необходимости, использовать Грузию как плацдарм для нанесения ударов по Ирану, если до этого дойдет дело, а из ваших же слов, Энтони, следует, что вероятность силового решения иранского вопроса растет буквально с каждым днем. И вот теперь вы предлагаете мне отдать приказ и вывести оттуда наши подразделения! Я не откажусь от возможности подобраться поближе к русским границам, и пусть они исходят желчью при мысли об этом, но я не отступлю.

Флипс поежился, впервые оказавшись жертвой гнева президента. Он знал, что Джозеф Мердок не любит, когда с его решениями слишком долго не соглашаются, как не любит, когда кто-то пытается навязывать ему свою волю. Если быть честным, у американского президента были все основания для этого, но все же госсекретарь надеялся, что его собеседник услышит здравый смысл.

– Сэр, я опять не совсем правильно выразился, – Флипс, не собираясь отступать, все же попытался смягчить ситуацию. – Я не настаиваю на полном выводе наших войск из Грузии, вовсе нет. Однако я с самого начала не понимал, как не понимаю и сейчас, для чего в этой стране размещать столь мощные силы. Я не профессиональный военный, хотя и отслужил в молодости три года в Национальной гвардии, и поэтому для меня по-прежнему остается непонятным, для чего нужно было перебрасывать в Грузию десантные дивизии. Это ведь ударные соединения, которым нашлась бы работа в том же Ираке, а для защиты позиций наших зенитных ракет хватило бы и чего-то меньшего. Поэтому я предлагаю оставить в Грузии зенитно-ракетные дивизионы и, возможно, одну эскадрилью перехватчиков, для их охраны же разместив там один-два батальона из состава хотя бы той же Десятой легкой дивизии. Полностью же дислоцировать там несколько тысяч солдат, тем более, специально подготовленных для действий в горах, нет смысла. Этим мы только разозлим русских, заставим их нервничать и делать ответные шаги, которые могут плохо сказаться на авторитете Соединенных Штатов. Ведь мы в случае необходимости всегда сможем усилить группировку в Грузии, перебросив туда часть войск с баз на территории Турции.

– Вот как, – снова поднял брови Мердок. – Ты предлагаешь ослабить нашу группировку в Грузии только для того, чтобы угодить русским?

– Господин президент, – Флипс говорил уверенно, почувствовав, что сейчас, наедине, без военных и разведчиков, преследующих свои собственные интересы, он имеет шанс переубедить Мердока. – Сэр, русские воспринимают наши действия на Кавказе, как создание ударной группировки, угрожающей их южным регионам, и со сторон все именно так и выглядит. Зачем нам осложнять отношения с Москвой сейчас, когда делить. По большему счету, нам нечего? Наше присутствие там сохранится, но будет не таким опасным в глазах русского руководства. Мы по-прежнему будем контролировать ситуацию, а при наших возможностях доставить в Грузию дополнительные силы не так уж сложно. А войска, если уж на то пошло, сейчас гораздо нужнее в Ираке, в Афганистане, где еще далеко до разгрома террористов.

– Ну, возможно ты и прав, Энтони, – покачал головой президент. – Да, Швецов и люди из его окружения действительно обеспокоены нашим действиями в этом регионе, тем более, грузинские власти так и не сумели представать убедительные доказательства того, что именно российские ВВС уничтожили ту деревню у границы. И, возможно, если мы сделаем Швецову такое предложение, он пойдет на соглашение.

– Сэр, я считаю, что нужно лишь попросить русского президента несколько изменить свои планы, – поняв, что Мердок все же сломался, продолжил Флипс. Глава Госдепартамента стремился как можно скорее изложить все свои мысли по этому поводу, чтобы окончательно убедить Мердока в необходимости задуманных им действий, не дав ни секунды для обдумывания, для сомнений. – Мы не вправе запретить поставки оружия в Иран. Москва может нарушить любые санкции и мало кто осмелится помешать в этом русским, особенно сейчас, когда энергетика Европы на три четверти зависит от их газа, а арабские государства и другие члены ОПЕК угрожают нефтяным эмбарго. Поэтому путь санкций и угроз, категорических требований неизменно приведет нас к поражению. Но мы можем убедить русских продавать иранцам только оборонительное вооружение. Пусть это будут не танки, а зенитно-ракетные комплексы, радары, а не крылатые ракеты, истребители-перехватчики, а не ударные машины. Это не скажется на балансе сил в регионе, ведь при необходимости мы все равно сможем задавить иранцев превосходящей огневой мощью. В итоге Иран получит новое оружие, русские – приток валюты, а мы – уверенность в безопасности наших союзников в регионе, и, к тому же, относительную свободу действий.

– В таком случае главное – настоять на сворачивании русскими сотрудничества с Тегераном в области ядерных исследований, – предложил президент.

Нельзя было не признать, что слова Флипса полны здравого смысла, и Мердок мысленно уже начал вырабатывать конкретные действия, которые вскоре надлежало воплотить в жизнь, разумеется, во благо Америки.

– Израиль сильно обеспокоен работами иранцев в этой области, – напомнил глава США. – Тем более что они активно сотрудничают с корейцами, получая от них ракетные технологии.

– Можно включить в наши предложения и этот пункт, – согласился Флипс, довольный тем, что Мердок от критики перешел к обсуждению дальнейших планов главы внешнеполитического ведомства. Это, как-никак, была уже победа. – Если дать гарантии того, что мы не будем применять силу против Ирана без повода с его стороны, то русские, возможно, согласятся с такими требованиями. Правда, нужно твердо придерживаться данных обещаний в будущем, как и подобает цивилизованному государству. Здесь главное – не поддаваться возможным провокациям со стороны самих персов.

– И кто же будет вести переговоры со Швецовым? – Мердок вопросительно взглянул на собеседника. – Убедить русского президента будет не просто. Как раз сейчас шеф ЦРУ должен прибыть в Эр-Рияд, чтобы встретиться с королем Саудовской Аравии. Я поручил ему переубедить саудовское руководство в их намерениях ввести нефтяное эмбарго против США и наших союзников. Иранско-садовская коалиция – образование весьма хрупкое, и мы вполне можем внести раскол в этот союз. Если действовать оперативно, то можно нанести серьезный удар по планам Ирана. С одной стороны мы лишим их поддержки стран-экспортеров нефти, на которую Тегеран очень полагается, с другой – приостановим усиление их военной мощи, если наши намерения насчет русских осуществятся. Скажу честно, я не очень рад принимаемым решениям, но если это даст ожидаемый эффект, я хоть сейчас отдам приказ нашим войскам покинуть Грузию, оставив там небольшой контингент для демонстрации флага, так сказать.

Оборона Мердока не просто трещала по сем швам – фронт окончательно рухнул, и глава Госдепартамента мысленно ликовал, распевая про себя американский гимн. Теперь следовало развить достигнутый успех, пока не появились на горизонте резервы в виде Бейкерса или Сайерса.

– Сэр, позвольте мне отправиться в Москву лично. Я считаю, что смогу найти общий язык с русским президентом, – предложил Флипс. – Надеюсь, что сумею его убедить пойти на сотрудничество с нами. У русских еще немало внутренних проблем, и им, я уверен, не нужны международные осложнения. Швецов твердо намерен модернизировать российскую промышленность и экономику в целом, и он наверняка будет рад, хотя и не покажет этого, что мы сами предлагаем ему выход из сложившейся не самой приятной ситуации. Мы уйдем из Грузии, высшее руководство России успокоится, и Швецов вновь сможет решать внутренние проблемы, не отвлекаясь на посторонние помехи.

– Да, возможно, русский президент обрадуется передышке, которую мы предоставим ему, – все еще сомневаясь, произнес президент Мердок. – Перед его страной еще масса трудностей, преодолеть которые, одновременно отвлекаясь на состязание со всем западным миром просто невозможно.

– Сэр, еще одной причиной для уступок с нашей стороны является возможность вступления России в ОПЕК, – Флипс до последнего сомневался, стоило ли оглашать эту информацию, поступившую из весьма ненадежных источников считанные дни назад. – У нас есть непроверенные сведения о том, что на последней встрече представителей стран-членов ОПЕК в Вене русским было сделано такое предложение. Разумеется, все происходило в обстановке глубокой тайны, и мы узнали об этом только сейчас. И то нет полной уверенности, что это не дезинформация со стороны, например, тех же иранцев.

– Бог мой, – только и смог произнести американский президент. – Вы это серьезно, Энтони? Проклятье, это же катастрофа!

Перед внутренним взором Мердока промелькнули картинки из далекого детства – вереницы автомобилей, вытянувшихся вдоль шоссе и возле заправочных станций, и работники заправок, каждый час меняющие цифры на ценниках. Джозеф Мердок был еще ребенком в те годы, но все же он запомнил дни, когда Саудовской Аравией и ее соседями Соединенным Штатам было объявлено нефтяное эмбарго.

– Напоминаю, сэр, эта информация требует тщательной проверки, – повторил госсекретарь. – Но косвенным доказательством ее истинности является то, что саудовский принц Мохаммед Аль Хазри, глава министерства нефтяной промышленности Саудовской Аравии, в ближайшие дни, возможно, уже завтра, прибудет в Москву. Цель его визита в точности неизвестна, да и о самой поездке мы узнали пару дней назад. Арабы все держат в тайне, и уже только это не может не настораживать. Поэтому, сэр, я и считаю, что русских нужно смягчить, ведь иначе их ничто не удержит от вступления в ОПЕК, а это означает угрозу безопасности Соединенных Штатов. Русские занимают первое место по экспорту нефти, от них зависят многие наши союзники в Европе. Присоединение Москвы к ОПЕК автоматически вызовет и их присоединение к ультиматуму в защиту Ирана. Я считаю, мы еще можем повлиять на ситуацию, пусть и узнаем о происходящем слишком поздно.

– Что ж, Энтони, – Мердок пожал плечами, а Флипс в этот момент подумал, что сумел сегодня одержать серьезную победу. – Раз так, я готов предоставить вам все необходимые полномочия для переговоров с русскими. То, что вы сказали мне, действительно вызывает сильнейшую обеспокоенность. Если все это просочится в прессу, кое-кто может устроить настоящую панику, а это совершенно неприемлемо для всех нас. Следует действовать скрытно, но быстро и решительно. Заигрываниям Москвы с арабами нужно положить конец, иначе последствия этого для нас могут обернуться катастрофой. Летите в Москву, Энтони, как можно скорее добейтесь встречи с русским президентом, и попробуйте заставить его отказаться от излишнего авантюризма. Я вполне верю в ваш профессионализм, но все же хочу напомнить, чтобы вы не слишком быстро раскрывали перед Швецовым все карты. Возможно, Москву устроит и часть наших уступок, так не нужно раньше времени сдавать позиции.

– Конечно, сэр, – улыбнулся госсекретарь. – Я позабочусь о резервах для отступления, если русские окажутся менее сговорчивыми, чем я рассчитываю. Можете не беспокоиться, национальные интересы Соединенных Штатов ни в коем случае не будут ущемлены. Я сумею убедить Швецова в нашем великодушии, ничего на самом деле не уступив.


В те самые минуты, когда глава Госдепартамента обсуждал с президентом США стратегию и тактику предстоящих незапланированных переговоров с русским лидером, директор ЦРУ Николас Крамер терпеливо ожидал встречи с королем Саудовской Аравии. И вот уже много минут Крамера не оставляло чувство, что он попал в одну из волшебных сказок "Тысячи и одной ночи".

Руководитель внешней разведки США прибыл на военно-воздушную базу Принц-Султан всего час назад, и теперь находился в сверкающих шелком и золотом, пропитанных тонким ароматом восточных благовоний покоях королевского дворца в Эр-Рияде. Его встреча с правителем далекой южной страны была запланирована давно, люди из окружения короля знали о его предстоящем визите заблаговременно, и ожидание, длившееся уже полчаса, стало порядком раздражать Крамера.

– Его величество просит вас подождать, уважаемый, – почтительно кланяясь, сообщил на неплохом английском каменнолицый офицер дворцовой гвардии, прежде, чем на долгое время оставить гостя в одиночестве. – Располагайтесь пока здесь, господин.

Николас Крамер не любил арабов, просто органически не переносил их, неважно, подданными какой страны они являлись. Он сам не знал, почему испытывает к представителям этой национальности стойкую неприязнь, но в любом случае вынужден был бороться с ней, используя всю свою силу воли. Главе мощнейшего разведывательного ведомства на планете, к тому же зачастую выполнявшего функции особого представителя самого президента США, когда переговоры с тем или иным лидером дружественной, или не совсем дружественной страны касались некоторых деликатных вопросов, не следовало давать волю своим эмоциям. Поэтому сейчас, оказавшись среди массы арабов, державшихся подчеркнуто вежливо, Крамер вынужден был собрать всю свою волю в кулак, надеясь только, что уже через сутки вновь ступит на американскую землю.

Встреча гостя из Соединенных Штатов прошла без особого размаха, хотя и с положенными по протоколу торжественными мероприятиями. Когда самолет Крамера, VC-137С "Стратолайнер", представлявший собой модифицированный "Боинг-707", специально оборудованный для перевозок высокопоставленных лиц, совершил посадку близ саудовской столицы, шеф ЦРУ, прежде всего, заметил непривычно большое число людей в военной форме и с оружием, буквально наводнивших аэродром. Вдобавок к этому вдоль посадочной полосы были расставлены окрашенные в пустынный камуфляж танки "Абрамс" и боевые машины пехоты "Брэдли", стволы которых уставились в сторону пустыни. Все это ясно свидетельствовало о повышенных мерах безопасности, принятых арабами, вероятно, опасавшимися терактов, направленных против американцев. Хотя, как с уверенностью мог сказать Крамер, об обстановке в этой стране знавший едва ли не больше короля Абдаллы, все это было не более чем перестраховкой, нормальным для этого народа явлением.

Пройдя вдоль строя облаченной в парадную форму роты Королевской гвардии, Крамер, погрузившись в мощный внедорожник, здесь заменявший привычные лимузины, мало приспособленные для пустыни, направился в столицу, скорее стремясь увидеть короля. Как всегда, арабы гнали на предельной скорости, словно пытаясь так сбить прицел воображаемым снайперам или гранатометчикам. Над мчавшимся по пронзавшему безжизненную пустыню шоссе, находившемся в весьма неплохом состоянии, кортежем держалась пара боевых вертолетов АН-64А "Апач", привычные американские машины, правда украшенные замысловатыми эмблемами Саудовских ВВС. Это тоже было в порядке вещей, и глава ЦРУ, не обращая внимания на стремительно проносящийся за окном однообразный пустынный пейзаж, спокойно обдумывал детали предстоящей встречи, лишний раз прокручивая в голове всю необходимую информацию и планируя возможные ходы в зависимости от настроения саудовского короля.

И вот, быстро добравшись до цели, теперь Николас Крамер вынужден был терпеливо ожидать, когда король соизволит побеседовать с ним. Частью сознания американец понимал этого правителя кучки бедуинов, пусть и пересевших с верблюдов на шикарные лимузины и джипы. Королю хотелось верить в свое величие, хотелось ощутить свою власть, то есть, попросту говоря, самоутвердиться, и гость из Соединенных Штатов подходил для этого как нельзя лучше. Что ж, решил Крамер, он будет терпелив и предельно вежлив, ведь результат этой встречи важен для всей его страны, для национальной безопасности США. А ради этого человек, отдавший уже несколько лет своей жизни этой высокой цели, сумеет проявить должное смирение, покорившись воле здешнего сюзерена.

– Господин Крамер, – от раздавшегося возле самого уха голоса шеф ЦРУ вздрогнул, быстро, впрочем, сумев совладать с собой. Гостеприимные хозяева проводили американца в отдаленные покои, оставив его затем в одиночестве, и появление слуги, дворецкого, быть может, или как это называется у арабов, было для Николаса довольно неожиданным.

– Господин Крамер, – облаченный в просторные белые одеяния араб, высокий, статный, крючконосый, как и все его соплеменники, обращался к главе американской разведки на правильном английском языке, правда, с заметным акцентом. – Его величество король Абдалла готов принять вас. Прошу, – араб, кланяясь, сделал приглашающий жест, распахнув дверь в дальнем конце зала и первым шагнув в проем: – Следуйте за мной, господин.

– Мистер Крамер, – как только американец вошел в смежную комнату, навстречу ему поднялся немолодой араб в куфии и бурнусе, традиционной бедуинской одежде. Король, хотя и заботился о своем достоинстве, все же посчитал нужным поприветствовать гостя из-за океана немного теплее, чем даже кое-кого из своей ближайшей родни. – Рад приветствовать вас в своем доме, дорогой друг.

Американец отвесил аравийскому королю легкий поклон, а затем они на европейский манер пожали друг другу руки. Король Абдалла мог вести себя по-разному с разными гостями, помня не только обычаи предков, но и других народов. И с представителем самого могущественного своего союзника, Соединенных Штатов Америки, король, несмотря на свою гордость, старался держаться по-дружески, пытаясь расположить к себе влиятельного гостя из далеких краев.

– Прошу, присаживайтесь, мой друг, – король указал Крамеру на стул с высокой резной спинкой. – Что же привело вас в мой дом?

Они встретились один на один – в покоях не было больше никого, вся прислуга и охрана остались снаружи. В прочем, Крамер не был уверен, что здесь нет хорошо замаскированных "жучков", но все же предпочел довериться своему собеседнику.

– Я здесь по воле и от имени президента Соединенных Штатов, – Крамер отлично понимал, что арабскому королю ясны причины, что привели его сюда, но тот хочет все услышать из первых уст. Это была одна из тех черт, которые особенно не нравились Николасу. Арабы никогда не говорили прямо с теми, кого не считали по-настоящему близкими друзьями или кровными родственниками. Кто-то называл это особенностями восточной дипломатии, но для Николаса эта была обычная дикарская изворотливость.

– Прошу, говорите без всякого стеснения, – король скупо улыбнулся. По его непроницаемому лицу невозможно было понять истинное отношение этого человека к своему собеседнику и его потаенные мысли. И это тоже сильно раздражало американца, привыкшего быстро раскусывать людей.

– Что ж, можно и так, – кивнул Николас. – Моего президента сильно беспокоит то, что ваша страна не так давно поддержала Иран, вновь, как в семьдесят четвертом году, угрожая западному миру нефтяным эмбарго. Это вызвало самое серьезное беспокойство в кабинетах власти, причем не только в Вашингтоне. Многие наши европейские союзники, опасаясь, что вы приведете свои угрозы в действие, спровоцированные хитрым ходом Тегерана, обратились именно к президенту США с просьбой разрешить возникшие сложности. И сейчас я представляю президента Мердока, будучи наделен им самыми широкими полномочиями для переговоров с вами, ваше величество.

– Да, мне понятна причина вашего визита, кивнул, точно соглашаясь, король Абдалла. – Но вот намерения ваши, господин Крамер, по-прежнему тайна для меня.

– Я намерен просить вас отказаться от своих намерений в отношении нас, Соединенных Штатов, и Ирана, – взглянув в глаза королю, твердо произнес Крамер. – Ваши заявления, даже только заявления – американец повысил голос, выделяя последние слова – представляют угрозу национальной безопасности моей страны. А на подобные угрозы мы привыкли реагировать быстро, жестко и решительно. Мы всегда считали Саудовскую Аравию нашим самым преданным союзником в этом регионе, как в деле борьбы с терроризмом, так и во многих других вопросах. И нам не нравится, ваше величество, что вы опустились до шантажа.

– Я лишь беспокоюсь о сохранении стабильности и мира, и так ставшего невероятно хрупким, на рубежах моей страны, – пожал плечами саудовский владыка. – И вы не можете не понимать этого.

Король смог сдержать свою ярость, когда Крамер произнес слово "шантаж", но, видит Аллах, это далось ему нелегко. Тем не менее правила дипломатии требовали быть вежливым даже с этим неверным псом, за которым, как-никак, стояла мощнейшая держава планеты, и об этом забывать было нельзя.

– Ваше вторжение в Ирак почти нарушило баланс сил в регионе, но это еще поправимо, – предельно сполкойно, взвешенно цедил слова Абдалла. – А вот ваши недвусмысленные угрозы другой мощнейшей державе исламского мира, Ирану, могут окончательно взорвать Ближний Восток, всю Азию. Постоянные провокации, которые вы предпринимаете против этой страны, заставляют иранское руководство нервничать, совершая не вполне обдуманные поступки. После заявлений вашего руководства, и президента в том числе, о возможности военного вторжения Иран волей-неволей должен готовиться к войне, наращивая свои вооруженные силы, и, что самое опасное для всех нас, спеша обзавестись ядерным оружием, а это может иметь самые трагичные последствия. И это является одной из причин наших заявлений, второй же может считать недовольство всего Ближнего Востока, всего исламского мира тем, что вы сами наделили себя правом карать и миловать, никого не спрашивая и ни на кого не обращая внимания. Многие боятся, что следующие американские бомбы упадут на их города, и этим пользуются террористы. Нам не нужна война, но предотвратить ее мы можем, к сожалению, только угрозой лишить вас самого ценного, что можем дать – нефти.

– Но вы же не можете пойти на такой шаг, – помотал головой Крамер, окончательно переставший понимать, что творится за пристально уставившимися на него темными глазами. – Ведь это поставит под угрозу наши с вами дружеские отношения. Вы сами встаете на сторону террористов, ваше величество.

– Я встаю на защиту своей страны и своих соседей, – твердо возразил король. – Господин Крамер, вам, людям Запада, подчас очень сложно бывает понять жителей этих краев, так позвольте нам самим разрешать свои разногласия. Если нам нужна ваша помощь, мы обращаемся к вам, но если мы не зовем вас, то не нужно приходить непрошеными гостями, принося с собой горе и смерть. Восток – это восток, и то, что происходит здесь, может показаться вам странным, но поверьте, мы сумеем уладить все трудности, не беспокоя вас, если только вы сами не вмешаетесь. Сила опасна тем, что сильный думает, будто он все знает и всегда прав, но он заблуждается, совершая ошибки, подчас непоправимые. Вы боитесь появления у иранцев атомной бомбы, мы тоже боимся этого, – неожиданно сообщил король Абдалла. – Никому, кроме всемогущего Аллаха, неведомо, в чьи руки попадут эти бомбы и где они взорвутся, но вы, использовав даже всю свою военную мощь, ничего не измените. Сейчас ядерное, химическое, биологическое оружие становится единственной гарантией того, что за окном не будут рваться бомбы, и нога американского солдата не ступит на землю твоей страны. Вы можете сейчас обрушиться на Иран и вы, я уверен, сумеете покорить эту страну с теми или иными потерями. Но тогда правительства еще десятка государств только поторопят своих ученых, заставляя их создавать самые разрушительные, самые страшные виды оружия, и, рано или поздно, что-то из этого арсенала окажется в распоряжении тех, кто применит его без колебаний, без разницы, будет ли это полубезумный диктатор или просто террорист. своими необдуманными поступками, вы, упиваясь собственной силой, лишь преумножаете грозящие вашей стране и всему остальному миру опасности.

– Но мы и боремся с этим, – возразил Крамер. – Наша политика направлена именно на то, чтобы не допустить создания оружия массового уничтожения, но если увещевания не действуют, нам приходится прибегать к силе. Мы можем разгромить одну страну в назидание всем прочим, чтобы они не надеялись, будто запасы отравляющих газов или кустарная ядерная бомба спасут их.

– И добиваетесь обратного, – усмехнулся король, скорее всего, наигранно, ибо, хотя губы его расползлись в улыбке, глаза не выражали по-прежнему ничего. – Вы и ваш президент совершаете страшную ошибку, на весь мир грозя Ирану, Северной Корее, иным странам. Будьте уверены, сейчас в тех государствах, которым вы еще не угрожали открыто, но которые сами ощущают себя противниками вашей державы, уже кипит работа по созданию ядерных бомб или боевых отравляющих веществ, единственного, что сможет удержать вас от агрессии. И я совсем не желаю, чтобы каждый мой сосед собирал у себя эти бомбы, днями и ночами производил газ вроде зарина. Поэтому я никогда не допущу, чтобы вы предприняли хоть что-то против Ирана. Да, эта страна никогда не была другом Саудовской Аравии, особенно последние четыре десятилетия, но мы живем в одном мире, отличающемся от того, к которому привыкли вы. И говорю еще раз, если слова наших посланников, произнесенные ранее, вас не убедили – если только хоть одна американская бомба разорвется на иранской земле, если пострадает хоть один иранец, поток нефти, питающий Запад, немедленно иссякнет. И вам придется тогда воевать не только с Ираном, но и с моей страной, и не только с моей. Вы втянетесь в череду кровавых и затяжных войн, которые унесут тысячи американских жизней. Вы щедро вооружали нас все эти годы и поверьте, господин Крамер, мне не хотелось бы испытывать мощь вашего оружия на вас же самих, но видит Аллах, я вынужден буду сделать это, если вы не прислушаетесь сейчас к моим словам и не убедите сделать то же вашего президента.

– Жаль, – покачал головой глава ЦРУ, понявший, что король Абдалла непреклонен, и сейчас заставить его сменить свое решение просто невозможно. – Я надеялся, Ваше величество, что мы придем к взаимовыгодному соглашению. Как видно, это не удалось.

Николас Крамер чувствовал раздражение, вызванное упрямством араба, а еще больше – разочарование, ведь поездка, на которую он сам возлагал немало надежд, оказалась безрезультатной, если не считать того, что глава ЦРУ окончательно убедился в серьезности намерений саудовцев. Что ж, это тоже был результат, пусть и не тот, на который еще полчаса назад надеялся Николас.

– Единственное, что вы можете сделать, если не хотите тех последствий, о которых я сказал, это на весь мир отказаться от применения военной силы против Ирана и иных стран, публично названных вами своими врагами, – жестко, как подобает настоящему правителю, рожденному таковым, а не выбранному шумной толпой, произнес Абдалла. – Мы не угрожаем, и первыми не прибегнем к обещанному наказанию для Запада, но вы сами можете вынудить нас на это.

– Вы понимаете, я не могу сейчас что-либо обещать вам, ваше величество, – пожав плечами, ответил Крамер. – Только президент Соединенных Штатов властен делать такие заявления, каких вы добиваетесь от нас. Я попытаюсь убедить его, но поверьте, после вашего демарша в Вене у вас остается в моей стране все меньше союзников.

– Я и мой народ обойдемся и без союзников-неверных, – вновь усмехнулся король. – Ваше право, кем считать нас и как к нам относиться. А сейчас, я полагаю, мы сказали друг другу все, что намеревались сказать.

Король встал, и Крамер тоже поднялся, зная, что сидеть в присутствие короля было бы оскорблением для монаршей особы.

– Думаю, наша встреча закончена, господин Крамер, – не терпящим возражений голосом сказал король Абдалла. – Желаю вам легкого пути домой и надеюсь, что вы сможете повлиять на своего президента.

По пути в аэропорт, где Крамера ждал заправленный и полностью готовый к взлету самолет, главу ЦРУ не покидали неприятные мысли. Как бы он не относился к арабам, Николас понимал, что это иррационально, а если отстраниться на миг от эмоций, все, что он услышал сегодня от саудовского короля, было истиной. Его страна, упивавшаяся своей мощью, вполне реальной, уже долгое время стремилась навязать свою волю всему миру, и если что-то где-то шло в разрез с утвержденными в Вашингтоне планами, в ход без раздумий пускали армию, которая, так или иначе, добивалась нужного результата. И это было закономерно не только для нынешнего президента, не самого воинственного в истории Америки, но и для целой череды его предшественников. Чувство страха, которое, пусть нечасто, но испытывали американские правители, бесследно исчезло с падением Советской Империи. У Соединенных Штатов просто не осталось достойных противников, тех, кого можно было бы воспринимать, как сильного врага. Были фанатики, безумцы, но они были слабы, и раз за разом американская военная машина доказывала это всему миру.

Ирак оказался легкой добычей, хотя, в этом Николас не сомневался. Но если бы не двенадцать лет жесточайшей блокады, то Хусейн не сдался бы так быстро, и немало американских парней нашли бы свою смерть в раскаленных пустынях Междуречья. Эта кампания была выиграна подкупом и измором, а не доблестью солдат. Но победа над Ираком, смена власти и казнь Саддама вовсе не означали завершение войны, которая длилась уже несколько лет, каждый день унося все новые жизни американских солдат. Об этом сейчас старались говорить как можно реже, ведь близились выборы, а президент Мердок твердо решил остаться на второй срок, задержавшись в Белом Доме еще на четыре года. Но жертвы были каждый день, и поток железных ящиков и пластиковых мешков из далекой восточной страны не иссякал, хотя и не был столь бурным, как в начале.

Афганистан, еще одна победа американской военной мощи и демократии, тоже, несмотря на все усилия, не желал становиться мирной страной. Огромная территория стала базой для террористов и наркоторговцев. Крамеру тяжело было в этом сознаться, но при талибах, несмотря на все изуверство этих пережитков средневековья, в Афганистане был относительный порядок. Война велась между двумя организованными группировками, а не между сотнями полевых командиров, как ныне. В прочем, талибы не появились на пустом месте. Хотя Николас не был профессиональным разведчиком и возглавлял ЦРУ сравнительно недолго, даже за этот малый период своего пребывания на посту директора мощнейшей разведывательной организации планеты он смог весьма подробно изучить историю Управления, узнав многое из того, что было тайной для миллионов его соотечественников. И то, что жуткий режим талибов воцарился в Афганистане при самой тесной поддержке со стороны Соединенных Штатов, для Крамера не было тайной.

В свое время нужно было измотать Советский Союз, и для этого было создано новое религиозное движение, агрессивное, безжалостное, чуждое истинному исламу. Затем, когда дело было сделано, Вашингтон потерял интерес к происходящему в регионе, и запущенный в действие механизм продолжал набирать обороты так, что спустя много лет понадобилось полномасштабное вторжение, унесшее жизни сотен американцев. И сейчас вялотекущая война, щедро подпитываемая доходами от поставок героина в Европу и Россию, продолжала поглощать американских солдат, которые гибли или получали увечья каждый день. И об этом тоже не принято было говорить.

Николас Крамер считал себя патриотом, преданным своей стране всей душой и готовым пойти на любой риск ради безопасности Соединенных Штатов, однако при всем этом он не мог понять, какое отношение к национальной безопасности имеют войны с государствами, находящимися в другом полушарии планеты, в десятках тысяч километров от США. Ирак даже теоретически не мог представлять угрозу для Соединенных Штатов, у Саддама хватало внутренних проблем, чтобы отвлекаться на борьбу с могущественной заокеанской державой. Но глупая, преступная, если говорить прямо, политика последних американских президентов, поддержавших идею блокады целой страны и успешно воплотивших эту идею в жизнь, поневоле вызвала ответную реакцию.

Крамер не переносил арабов, но слова саудовского короля о том, что ныне для многих стран гарантией безопасности становится ядерное и химическое оружие, были абсолютно справедливы. Америка сама вынудила иракского правителя пойти на такой шаг, как разработка оружия массового уничтожения, чтобы затем под предлогом борьбы с распространением этого оружия ввергнуть в хаос целое государство. И еще хуже было с Афганистаном, ведь талибы были прямым порождением американских спецслужб, оружием против России, за ненадобностью просто предоставленным самому себе. Соединенные Штаты, вторгнувшись в Афганистан, не боролись с терроризмом, а просто выполняли работу над собственными ошибками. И даже Николас Крамер, глава ЦРУ, до сих пор не знал многого о тех атаках смертников на Нью-Йорк и Вашингтон, которые и послужили поводом для новой войны. Усама Бен Ладен же успешно уходил от охотящихся на него спецслужб всего западного мира, словно кто-то, имеющий доступ ко всем самым секретным данным ЦРУ, АНБ, военной разведки министерства обороны США РУМО снабжал бесноватого главаря террористов этими сведениями, предупреждая его о расставленных ловушках. Рейнджеры и "котики", гонявшиеся за "террористом номер один", гибли в афганских горах, сложнейшие комбинации, выстроенные подчиненными Крамера, рушились, точно карточные домики, а в Интернете по-прежнему появлялись видеообращения Усамы к своим сторонникам во всем мире.

Заняв пост главы ЦРУ, Николас Крамер попытался повлиять на политику нынешнего президента, убеждая его не так рьяно вмешиваться в то, что происходит в отдаленных уголках планеты. Вместо вторжения в Ирак и Афганистан вполне можно было провести несколько операций против наркоторговцев в Колумбии, ведь южноамериканский кокаин был намного опаснее для Соединенных Штатов, чем поступающий из Афганистана героин, поток которого терялся в Европе, не перехлестывая через океан.

Крамер видел свой патриотизм в том, чтобы делать все на благо своей стране, и если кому-то это будет во вред, тем хуже для них. Глава ЦРУ искренне полагал, что борьба с европейской и азиатской наркомафией будет иметь смысл лишь тогда, когда она сможет угрожать Соединенным Штатам, пока же пускай поток дурманящего зелья накроет всю Европу и Россию, ведь это значит, что их нации деградируют, лишившись всякого шанса соперничать с народом Америки. А вот латиноамериканские наркокартели нужно уничтожать всеми доступными средствами, поступая так, как показывают в голливудских фильмах, ведь из-за них сотни тысяч молодых американцев уже дошли до состояния животных, думая каждую секунду только о том, чтобы достать очередную дозу "порошка", и ради этого готовые убивать и грабить. В этом Крамер видел реальную угрозу национальной безопасности страны, а вовсе не в бегающих по далеким горам грязных афганцах, и именно с этой угрозой он готов был бороться, разработав планы операций, которые должны были охватить всю Южную Америку.

Но этим планам усердно мешали осуществиться старые зубры разведки, такие, как Натан Бейл, ветеран, до сих пор маслящий категориями холодной войны. Возможно, в чем-то этот человек и был прав, но так усердно подталкивать президента США к конфликту с русскими было просто глупо, но именно так и поступал Бейл. Порой Крамеру казалось, что именно Натан Бейл, а вовсе не Николас Крамер руководит ЦРУ. Авторитет заместителя Крамера среди сотрудников Лэнгли был так высок, что в открытую тягаться с ним Николасу, не слишком хорошо разбиравшемуся в делах шпионов, было не по силам. Приходилось терпеть, слишком часто идя на компромиссы и видя, как Бейл утягивает страну в пучину нового глобального противостояния. Что ж, вести, которые Крамер привезет в Вашингтон, наверняка обрадуют Бейла, который всегда предлагал только силовые варианты решения любых вопросов, постоянно настаивал на применении США своей мощи, пусть не для настоящей войны, но хотя бы для демонстрации возможностей, как то и происходило сейчас в Грузии. Как бы то ни было, он, Николас Крамер, сделал все, что мог, и теперь оставалось лишь попытаться донести до президента Мердока смысл сказанных королем Саудовской Аравии слов.

Путь Крамера после встречи с Королем Абдаллой лежал вовсе не в Вашингтон, а в Тель-Авив. Отношения Соединенных Штатов и Израиля никогда не были однозначными. Евреи, опираясь на своих соплеменников, во множестве находившихся у власти в стране победившей демократии, использовали США исключительно в целях собственной выгоды, мало что давая взамен. Но сейчас, в сложившейся ситуации Израиль становился самым верным союзником США в регионе хотя бы потому, что в этой стране не было нефти, и она зависела от арабов еще большем, чем сами Соединенные Штаты. И это давало надежду на то, что сейчас на Израиль все же можно будет положиться, пусть и с оглядкой. Перед лицом опасности, исходящей с Востока, Соединенным Штатам в лице своего эмиссара от ЦРУ оставалось лишь искать хотя бы временных друзей.

Глава 10 На дипломатическом фронте

Тбилиси, Грузия – Вильнюс, Литва – Москва, Россия – Таллинн, Эстония

7 мая


Мерцавший мертвенно-зеленым светом склон горы устремился навстречу с пугающей скоростью, но Эд Танака был готов к этому. Выверенное движение рукой – и восьмитонный геликоптер отвернул в сторону, промчавшись в считанных футах от каменных клыков, усеивавших склон. А впереди открылся темный проем ущелья, и пилот, отклонив от себя ручку управления, направил машину вниз, к самому дну, туда, докуда не доставали лучи чужих радаров, туда, где союзником для летчика была сама ночная темнота. Углепластиковые лопасти, прочностью не уступавшие стали, яростно резали разреженный воздух, ровно выли турбины, и машина уверенно шла вперед, туда, куда направлял ее опытный летчик.

Ночные полеты всегда считались самыми сложными, доступными далеко не каждому пилоту, но лейтенант Танака освоил их в достаточной степени, чтобы и теперь, среди отрогов Кавказских гор чувствовать себя так же уверенно, как и на привычно полигоне в сердце далекой Невады. Прежде Эду приходилось выполнять задания под зенитным огнем, когда воздух, казалось, горел от разрывов снарядов и вспарывавших темноту трассеров. Сейчас же его единственным противником пока была только темнота, но уж с этим врагом бороться было возможно, благо, ударный вертолет AH-64D "Апач Лонгбоу" был оснащен всем необходимым для этого.

– Командир, черт возьми, поднимись выше, – раздался в наушниках голос уорент-офицера Мерфи. – Мы пропорем брюхо о чертовы скалы!

Эд оскалился в усмешке – место оператора вооружения было в самом носу кабины, и для него трюки Танаки стоили немало нервов, хотя Мерфи и не сомневался в способностях своего напарника. И все же вид несущихся на тебя со скоростью двести восемьдесят километров в час скал – а именно с такой скоростью летел бронированный геликоптер – мог заставить поволноваться и самого невозмутимого человека.

– И позволить им найти нас раньше, чем мы выйдем на позицию для атаки, Бобби? – с задором переспросил Танака. – Нет уж, не дождутся! – Пилот быстро взглянул на экран навигационной системы, жирная точка на котором обозначала положение вертолета: – Тем более, мы почти уже вышли в заданный квадрат.

Мир для лейтенанта был сейчас окрашен в мертвенный зеленовато-белый цвет – такими представали окружающие горы в инфракрасном спектре на нашлемном мониторе IHADSS. Тяжелый шлем, превращавший пилота и оператора в фантастических киборгов, ощутимо сдавливал голову, позволяя находиться в центре информационных потоков, поступавших в кабину от системы инфракрасного обзора FLIR, а также от любы других систем прицельно-навигационного комплекса, сейчас, в прочем, отключенных – их время еще не пришло.

Лейтенант Танака не был уверен, что узнает это извилистое ущелье, вдоль склонов которого сейчас вел своего "Апача", при свете дня, ведь ночью самые привычные вещи выглядели совершенно по-другому. И сейчас, пожалуй, но мог увидеть то, чего просто не замтеил бы в час, когда на эти горы упадут солнечные лучи. А за счет специальной подсветки кабины, тоже бледно-зеленой, пилот мог смотреть не только на окутанные тьмою горы, но и на приборы, не опасаясь засветки и ослепления.

– Эта лощина выведет нас как раз к цели, – сообщил Танака напарнику. – Дьявол, мы возьмем их за глотку!

Окрашенный в темный цвет вертолет сливался с темнотой, а пилот, не ограничиваясь этим, намеренно вел машину так, чтобы она чаще оказывалась в тени скал. Выдать присутствие "Апача" мог только вой турбин, сейчас, когда вертолет двигался на крейсерской скорости, относительно слабый. В прочем, здесь, среди безжизненных гор, хватило бы и этого, но тут уже все летное мастерство лейтенанта Танаки, не зря назначенного три месяца назад командиром эскадрильи, было бессильно.

Внезапно горы расступились, открывая вид на просторную долину, и Танака немедленно сбросил высоту, прижимаясь к самой земле. Там, впереди, даже без приборов было видно оживленное движение.

– Всем внимание, – произнес в микрофон лейтенант. – Мы у цели. Активирую радар. Приготовиться к получению целеуказания!

Одно касание консоли – и невидимые лучи пронзили темноту, отразившись от бортов автомобилей, вереницей тянувшихся по разрезавшему горы шоссе. Их не могла скрыть темнота – радар "Лонгбоу", установленный в обтекателе над осью винта, "видел" все на дальности десять километров, и обзорный экран мгновенно расцветился десятками отметок целей.

По узкой дороге, стиснутой горными склонами, а порой обрывавшейся глубокими пропастями, и требовавшей от водителей незаурядного мастерства, тянулась автоколонна. Десятки тяжелых грузовиков и эскортировавших их "Хаммеров" с установленными на крыше пулеметами ползли по шоссе, приглушенно урча моторами.

Вертолет едва ли можно было увидеть сейчас с дороги – кроме темноты его скрывал горный склон. А сам Танака, набрав высоту ровно настолько, чтобы над препятствием поднялся обтекатель антенны радара, в мельчайших подробностях видел все, что творилось впереди.

– Вот так, черт побери, – азартно воскликнул Танака. – Мы их сделали!

Сейчас он был здесь господином, хозяином всего. Эти люди на дороге полностью оказались во власти пилота, медленно, смакуя событие, откинувшего предохранительный колпачок и коснувшегося гашетки:

– Бэнг!

Ничего не произошло, не харкнула свинцом установленная на подвижном лафете под бронированным днищем фюзеляжа тридцатимиллиметровая пушка, не вырвались из-под крыльев "кометы" управляемых ракет "Хеллфайр", не брызнули метеоритным дождем неуправляемые ракеты FFAR – в этом вылете вертолет лейтенанта Танаки не нес никакого оружия. Подкрыльные пилоны были пусты, точно так же, как патронные ящики. Ведь там, на земле, были не враги, не бесноватые афганцы или иракские террористы, а такие же американцы, славные парни откуда-нибудь из Тенесси, Калифорнии или, на худой конец, пасмурного Орегона. И все равно душу пилота наполнила радость победы, и Эд Танака не смог сдержать кровожадной улыбки – будь этот вылет боевым, и противник не досчитался бы сотен своих солдат, не получив в срок важные грузы, а, значит, проиграв войну.

Наверное, в этот миг точно также хищно улыбались пилоты остальных вертолетов, вышедших на транспортную магистраль, по которой день и ночь шли потоки грузов для группировки "условного противника", за которого здесь, в Грузии, выступала Десятая пехотная дивизия. И сейчас лейтенант Эдвард Танака, командир эскадрильи Двести двадцать девятой бригады армейской авиации, успешно выполнил приказ – смог скрытно выйти на коммуникации "противника", нанеся ракетный удар. В штабе бригады пришла пора открывать пиво, чтобы отметить несомненный успех.

– Ну что, парни, – обратился лейтенант к своим экипажам, сейчас видевшим на мониторах в своих кабинах отраженный сигнал радара ведущего вертолета, и, не демаскируя себя излучением, получив возможность применять оружие по таким доступным, таким заманчивым целям. – Передадим привет пехоте? – И, не дожидаясь ответа, приказал: – Вперед! Скорость сто шестьдесят узлов!


Свет фар мазнул по серому склону, поросшему низким кустарником. В ярком свете искривленные ветви отчего-то вызывали ассоциации руками грешников, пытающихся вырваться из адского пламени. При этой мысли генерал-майор Камински невольно подумал о приближающейся старости – вполне естественная мысль после двадцати лет службы, двадцати лет, полностью, без остатка отданных стране, которую он давно уже считал своей родиной, и был готов погибнуть, защищая ее от врагов.

В прочем, генералу было о чем думать кроме философских вопросов. Он был солдатом, и это уже о многом говорило, но, кроме того, он был командиром, был тем, кто отвечал за жизни тысяч солдат, бойцов своей дивизии. Транспортные самолеты сновали между Ираком и грузинской столицей без перерыва, доставив уже больше половины личного состава и сотни тонн грузов, лишь малую часть того, что было нужно пехотной дивизии для ведения боевых действий. Конечно, никто в серьез не считал, что придется с кем-то здесь воевать, и все же солдат всегда должен быть готов к войне.

Аэродром в Тбилиси, наверное, никогда не работал в таком бешеном ритме, каждые полтора часа или даже чаще принимая очередной "борт" из знойного Междуречья. Небо над грузинской столицей буквально раскалывалось от не смолкавшего ни на миг рева турбин тяжелых "Глоубмастеров" и "Старлифтеров", заходивших на посадку, или же, напротив, взлетавших, но для того лишь, чтобы спустя несколько часов вновь вернуться, доставив еще партию груза или несколько сотен солдат.

Но прибывавшие из далекого Тикрита в казавшуюся непривычно мирной Грузию бойцы не задерживались в столице, и колонны тяжелых грузовиков ползли на север, к границе. Русские, оправдываясь военными маневрами, перебросили из глубины страны несколько элитных дивизий, десятки тысяч солдат, сотни танков и бронемашин, и американцы, как союзники и друзья явившиеся на Кавказ, не могли поступить иначе, кроме как выставить против чужих бронированных армад заслон.

Возможно, в штабе, где-то там, за океаном, на полном серьезе считали, что русские могут без видимых причин перейти границу, развязав войну. Сам Камински ни на мгновение не верил в это – там, в кремле, были вовсе не идиоты, готовые без всякого видимого смысла бросить в огонь тысячи своих людей. И все же подразделения Десятой легкой дивизии занимали позиции на самом рубеже, в полной готовности к любым сюрпризам. И сам Мэтью Камински считал, что должен быть там, на острие удара, пусть и трижды гипотетического, подавая пример своим солдатам, которые должны были видеть не штабную крысу, а боевого офицера.

Штабной М1114 "Хаммер", подпрыгивая на ухабах, полз в самой средине очередной автоколонны. Горная дорога извивалась, прихотливо петляя, прижимаясь к крутому склону, а с другой стороны обрываясь казавшейся бездонной пропастью. Ровно рычал скрытый под капотом стадевяностосильный дизель, сердце вездехода, а фары ближнего света мазали лучами по серому дорожному полотну.

– Связь со всеми машинами, – приказал генерал, обращаясь к сжавшемуся рядом с ним – "Хаммер" был мощным автомобилем, надежной, с хорошей проходимостью, но никак не мог считаться комфортным и просторным – радисту. – Сбавить скорость. Всем соблюдать дистанцию! – И, уже обращаясь к самому себе, добавил: – Не хватало, чтобы кто-то свалился в это чертово ущелье.

Внедорожник катился по ухабистому проселку, наверное, никогда еще не знавшему, что такое асфальтовое покрытие. Впереди мерцали габаритные огни грузовика, в кузове которого тряслись, сжимая штатные винтовки М16А2, пехотинцы – пусть здесь, в Грузии, пока и царил мир, каждый солдат, каждый офицер имел при себе табельное оружие и полный боекомплект. И все же, несмотря на эти меры предосторожности, генерал Камински был уверен, что эта дислокация – не более, чем отпуск. Во всяком случае, сейчас можно было не бояться заложенного на пути следования колонны фугаса или засевших в придорожных зарослях снайперов.

– Парни хотя бы отдохнуть, если уж доведется потом опять вернуться в это чертово пекло, – сказал Мэтью в первые часы своего пребывания здесь. – Видит Бог, ребятам нужен отдых, и черт с ним, если отпуск придется провести под боком русского медведя!

Пожалуй, единственной опасностью сейчас мог быть горный обвал, да еще некоторые слишком резвые водители, не вписываясь в поворот, могли запросто свалиться в пропасть. Дороги были здесь самым опасным врагом, и это не могло не радовать после пропитанной смертью иракской пустыни и раскаленных городских улиц, которые уже стали могилой для сотен простых американских парней.

Мысль об угрожающем обвале оказалась пророческой, и Мэтью Камински даже испугался на миг открывшегося у него дара провидения. Откуда-то с ночных небес вдруг пришел нараставший с каждым мгновением рокот, который не могли перекрыть даже мощные двигатели армейских грузовиков и внедорожников.

– Какого дьявола, – генерал выглянул в окно, увидев лишь усеянный каменными "клыками" склон горы. – Что происходит? Лавина? – При мысли о несущемся с вершины потоке каменных осколков генерала охватил озноб – Мэтью почти уже слышал, как трещат кости, и кричат попавшие под камнепад люди, замурованные в заваленных по самую крышу бронированных коробках автомобилей. – Всем внимание!

Ответ пришел в следующее мгновение, когда над дорогой, едва не касаясь брюхом земли, пронеслись, словно вырвавшиеся из ада демоны, вертолеты. Несколько боевых геликоптеров "Апач" – Мэтью не успел сосчитать, сколько точно, но не меньше трех – пролетели над самой колонной, спустя несколько секунд растворившись во тьме.

– Тревога, – кричали опешившие поначалу сержанты и капралы. – Угроза с неба!

Взметнулись в небо стволы крупнокалиберных "Браунингов", установленных в шкворнях на крышах "Хаммеров", провожая безжизненными взглядами растворившиеся во мгле вертолеты. Но было уже поздно – окажись здесь враг, и колонна, накрытая ракетным залпом, оказалась бы заблокирована на узком шоссе, превратившись в неподвижную и чертовски уязвимую мишень.

– Генерал, сэр, – Камински несмело окликнул выглядевший весьма сконфуженным радист. – Сэр, на связи командир Двести двадцать девятой бригады армейской авиации. Он говорит, это их вертолеты имитировали воздушный удар по колонне.

– Дай сюда. – Генерал выхватил из рук связиста трубку, зло рявкнув в микрофон: – Какого черта, полковник? У нас полный боекомплект. Придержите ваших ковбоев, если не хотите, чтобы в следующий раз они напоролись на заградительный огонь.

– Кажется, сегодня это не помешало моим парням, – раздался в ответ насмешливый голос, полный гордости. – Поздравляю, генерал, вы условно уничтожены. Кстати, надо будет сообщить нашим парням, что они разбомбили ваш штаб, сэр. И, пожалуй, сегодня мне придется разориться на пиво для пилотов – ребята это наверняка заслужили. До встречи на земле!

Камински раздраженно выругался – горы таили немало сюрпризов, и впредь нужно было проявлять больше осторожности. В этот раз генералу повезло – колонну "атаковали" свои, и, хотя это было обидно, все бойцы остались живы, даже толком не успев понять, что произошло. Но при мысли о том, что сейчас творилось бы на дороге, окажись за штурвалами вертолетов враги, генерала передернуло. Проклятое расслабление после вечного напряжения там, в Ираке, могло выйти боком всем, и было, о чем задуматься.


Жизнь шла своим чередом. Прибывшие в Грузию солдаты развлекались военными играми, полностью доверившись большезвездным генералам, готовые выполнить любой их приказ. Для них все было просто и легко, в отличие от Роберта Джермейна, уже много дней подряд мотавшегося по всей Европе, и, наконец, добравшегося до Вильнюса.

Пневматики шасси легкого С-20А со скрипом коснулись взлетной полосы, и погруженный в свои мысли министр обороны вздрогнул, с неохотой покидая мир грез. А "Голфстрим-IV", приписанный к авиабазе Рамштайн, уже подруливал к зданию терминала столичного литовского аэропорта. И здесь же, прямо на летном поле, высокопоставленного гостя ожидала целая кавалькада строгих автомобилей с дипломатическими номерами, возле которых толпились люди в военной форме и строгих костюмах.

– Министр, сэр, – стюардесса в форме лейтенанта ВВС отдала честь выбиравшемуся из не отличавшегося излишним простором салона Джермейну. – Вы довольны полетом, сэр?

Роберт усмехнулся, но так, чтобы девушка не видела – даже офицерам военно-воздушных сил приходилось вести себя совершенно по-холуйски. В прочем, это было частью правил игры, которые давно уже принял и всецело теперь разделял не только глава военного ведомства, но и все, кто по своей воле надел погоны вооруженных сил Соединенных Штатов.

– Благодарю, лейтенант, все превосходно, – кивнул Джермейн, на миг задержавшись возле стюардессы. – Будьте готовы к вылету. Полагаю, я вернусь не более чем через пару часов.

Вильнюс встретил заморского гостя промозглой погодой, будто вдруг в одночасье наступила осень. В прочем, наверное, это просто долетало дыхание теплого моря. Моросил мелкий дождь, и один из ожидавших министра офицеров поспешно подскочил к Джермейну, раскрыв над ним большой черный зонт.

– Господин министр, – к Роберту подошел мужчина в штатском, протянув руку. – Я посол Уилкинс, глава дипломатического представительства США здесь, в Литве. Рад приветствовать вас.

– Я тоже, посол, – коротко кивнул Джермейн. – Надеюсь, литовцы предупреждены о моем визите? Не хотелось бы потратить время впустую – у меня еще полно дел.

– Литовцы ждут вашего прибытия, министр, – сообщил Уилкинс. – Вас примет министр обороны Гринюс и еще кто-то из членов их правительства, как нас предупредили.

– Сэр, – армейский майор, кто-то из помощников военного атташе американского посольства окликнул Джермейна. – Сэр, машины готовы, мы можем ехать.

– Тогда едем, – кивнул Роберт Джермейн. – Не будем ждать, у меня еще много других дел, майор!

И они помчались по окутанным серой мглой улицам столицы, под рев мощных двигателей и завывание полицейской сирены – первыми ехали мотоциклисты-литовцы, а за ними уже следовали автомобили с самим министром и сопровождавшими его людьми из американского посольства. Дороги пустели, точно по волшебству, и уже спустя сорок минут "Шевроле" мягко затормозил возле здания министерства обороны Литвы. Как раз кончился дождь, и Джермейн, выбравшись из авто, уверенно двинулся вверх по ступням, навстречу замершим в почетном карауле часовым, рослым белокурым парням, типичным арийцам. В прочем, министра не остановило бы, окажись здесь даже папуасы в набедренных повязках и с каменными топорами.

Глава военного ведомства независимой Литвы – в мирное время являвшийся командующим весьма немногочисленными вооруженными силами прибалтийской республики – в ожидании гостей вышагивал по своему кабинету, от стола к окну и обратно, всего шесть шагов. Как только на пороге появились сопровождаемые адъютантом американцы, Повелас Гринюс едва не бегом устремился им навстречу.

– Добрый вечер, господа, – литовец энергично пожал руку сперва Джермейну, затем послу, кости которого ощутимо хрустнули в широкой лапище Гринюса. – Господи Джермейн, господин Уилкинс, добрый вечер.

Министр обороны Литвы, которого прежде Роберт видел лишь дважды, и то издали, был крупным мужчиной, плечистым, с внушительным животом и сверкающей лысиной. Джермейн припомнил, что главный военный Литвы начинал вою службу, как и многие здешние генералы, в рядах Советской Армии, ухитрившись дорасти от какого-то интенданта до главы военного ведомства целой страны, пусть и крохотной даже по меркам не отличавшейся просторами Европы. Форменный китель туго обтягивал выдававшееся вперед чрево литовца, в сравнении с которым Джермейн казался легкоатлетом, только что вернувшимся с олимпийских игр.

Гринюс не в одиночестве ожидал гостей из-за океана. при появлении американцев навстречу им подалась одетая в строгий брючный костюм, предельно официальный, женщина, миниатюрная блондинка лет сорока пяти.

– Господа, позвольте представить вам министра иностранных дел Литвы Бируте Варне, – Повелас указал на женщину, уже решительно протягивавшую изящную кисть для рукопожатия. – Предстоящий разговор некоторым образом затрагивает юрисдикцию и ее ведомства, так что она будет присутствовать на этой встрече.

Роберт Джермейн окинул женщину пристальным взглядом, словно пытаясь запомнить ее облик. Широкая в бедрах, она, несмотря на возраст, могла соперничать фигурой и лицом с двадцатилетними девицами, и только сеть морщинок возле глаз, да скрывавший бледность слой пудры выдавали ее истинные годы. Глаза же женщины-министра светились странной недоверчивостью.

– Что ж, я не против, – учтиво кивнул Джермейн. – Итак, господин Гринюс, госпожа Варне, я хотел бы поговорить о выполнении вашей страной союзнических обязательств, как членом Альянса.

– Но мы в полной мере придерживаемся своих обязательств, – пожал плечами литовец. – Наш Генеральный штаб предоставляет полный доступ к разведывательной информации, полученной нашими спецслужбами, а для участия в маневрах "Северный щит" нами выделены значительные силы. Литовское небо открыто для союзной авиации, а наши порты – для военных кораблей Альянса.

Роберт Джермейн согласно кивнул – Литву в охвативших почти всю Европу маневрах, от которых уже несколько дней подряд содрогалась земля и раскалывались небеса, представляли пехотный и инженерный батальоны, значительные силы, если учесть, что вся литовская армия представляла собой лишь девять батальонов регулярных сил, менее восьми тысяч солдат. Но сейчас разговор шел не об этом – прежде, чем министр покинул Брюссель, откуда, в конечном итоге, и осуществлялась координация действия объединенных сил, он получил весьма подробные инструкции от самого президента Мердока.

– О, разумеется, мы ценим вашу преданность нашим идеалам, – кивнул Джермейн. Сейчас он играл первую партию, посол же оказался лишь фоном. – Но речь не об этом. Возникают ситуации, когда необходимо действовать быстро, без долгих обсуждений и согласований. Несмотря на то, что мы находимся сейчас в Европе, в сердце цивилизации, неожиданности возможны и здесь, стоит вспомнить хотя бы кошмар, охвативший не так давно осколки Югославии. Там и сейчас тлеет пожар войны. Поэтому я хочу обсудить возможность размещения на вашей территории американских войск в случае возникновения угрозы безопасности для любого из наших общих партнеров.

– Ваше правительство готовит военную операцию на Балканах, и хочет, чтобы плацдармом для очередного "крестового похода" во имя свободы демократии стала теперь моя страна? – тотчас вскинулась Варне, не дав Джермейну завершить фразу. Глаза ее сврекали праведной яростью, ноздри гневно раздувались, а к лицу прихлынула кровь.

– А вы, госпожа, министр, с каких же пор перестали разделять приверженность идеалам демократии, которой так долго ждал ваш народ? – встрял в беседу посол Уилкинс, не удержавшийся от того, чтобы не вставить хоть пару слов. – Прежде вы всегда называли себя сторонником свободы. А за свободу порой приходится платить и кровью, ведь не на всякого действует одно лишь доброе слово.

– Значит, я все-таки права, – презрительно усмехнулась Бируте Варне, небрежно отмахнувшись от напиравшего на нее американского посла. Глава МИД Литвы понимала – Уилкинс здесь не более, чем гид, а потому все свое внимание уделяла министру Джермейну: – Вы что, опять хотите развязать войну? И кого же, господин министр, вы на этот раз решили объявить перед всем миром кровавым диктатором-безумцем? Мне кажется, в Европе подходящих кандидатур уже не осталось.

– Кандидат найдется, было бы желание, – цинично усмехнулся Роберт Джермейн. Вся экспрессия, весь гнев, что источала Варне, на шефа военного ведомства США не произвели ни малейшего впечатления – ему прежде доводилось видеть кое-что посильнее, чем разбушевавшаяся баба. – Но желания такого ни у меня, ни у нашего президента нет, однако не всегда суровая необходимость оказывается согласна нашим устремлениям. Потому-то я и хочу сейчас добиться хотя бы предварительной договоренности на этот счет. Мы не хотим воевать, но должны быть готовы в любой миг встать на защиту свободы, на защиту демократии, хотя бы и в вашей стране, так долго пребывавшей под гнетом тоталитарного коммунистического режима. И порой, чтобы спасти жизни сотен или даже тысяч мирных граждан, решения нужно принимать быстро, забыв о существующих правилах, действуя во имя высших интересов.

– Но Литве, кажется, пока ничто не угрожает, – фыркнула Бируте Варне. – Или вы уже создали нам подходящего врага?

– Довольно ваших острот, Бируте, – одернул свою коллегу Гринюс. – Ваша язвительность не делает вам чести в глазах наших гостей. – Литовец перевел взгляд на американцев: – Разумеется, мы готовы обсудить ваши предложения по существу, хотя все же не мне принимать окончательное решение.

– А мне кажется, здесь нечего обсуждать, – прервала Гринюса глава литовского МИДа. – Нога американского солдата ступит на нашу землю только с разрешения всего литовского народа в лице его представителей, депутатов Сейма, так, и только так. Мне хорошо известна склонность вашей администрации, господин Джермейн, проводить тайные операции по всему миру. Официально не существующие диверсионные подразделения, тайные тюрьмы, все это давно перестало быть секретом. И я не позволю устраивать что-либо подобное на территории моей страны. Только единогласная воля всего литовского народа сможет заставить меня отказаться от этих слов.

– Жаль, – усмехнулся министр обороны Соединенных Штатов. – Кажется, нам не удалось найти общий язык. Право, мне жаль. Сейчас, когда миру в вашей стране ничего не угрожает, вы, конечно, вольны бросаться подобными заявлениями, но как вы потом будете выглядеть, явившись к нам с мольбами о помощи когда-нибудь потом?

Американцы ушли, оставив своих литовских коллег в тягостных раздумьях – туманные намеки и едва ли не явные угрозы могли кого угодно лишить доброго расположения духа. В прочем, Роберт Джермейн сейчас едва ли задумывался о произведенном эффекте. Глава военного ведомства США не лукавил, говоря, что у него много дел. Приказ президента Мердока был вполне конкретен, и Джермейн спешил исполнить его. Спустя еще час "Гольфстрим" вновь поднялся в небо, взяв курс на север.

– Здесь удача оказалась не на нашей стороне, – вздохнул министр обороны, откинувшись на спинку кресла. – Ну, что ж, попытаемся еще раз. Командир, курс на Таллинн, – приказал он ожидавшему распоряжений высокопоставленного пассажира пилоту. – Надеюсь, эстонцы окажут нам более теплый прием.


Переговоры шли не только в Вильнюсе – дипломатические фронты в эти часы пролегли и по погруженным в тишину коридорам нового, еще не полностью отделанного офиса корпорации "Росэнергия", работавшего, меж тем, в необычайно напряженном ритме, хотя внешне это совершенно никак не проявлялось. Десятки экспертов, экономистов, юристов, технологов, уже несколько дней подряд трудились над проектами новых договоров с европейцами, которые должны были связать Запад и Россию прочнее, чем сами трубы газопроводов.

– Вадим Георгиевич, – через порог кабинета Захарова перешагнул Максим громов. – Разрешите? Я хотел кое-что обсудить с вами.

Вадим Захаров кивнул, сделав приглашающий жест рукой. Глава "Росэнергии" вовсе не бездельничал, раздав поручения своим людям. Каждое слово в новом документе, определявшем политику страны в отношении с европейцами на годы вперед, прежде, чем получить право на существование, проходило согласование во многих инстанциях, в конце концов, дожидаясь одобрения от самого Захарова. А если Вадим решал иначе, документ вновь оказывался на столе истинного автора, и тому не оставалось ничего иного, кроме как заново переписать не утроившие начальство параграфы. Слишком важными были эти контракты, чтобы позволить вкрасться в них хотя бы одной ошибке.

– Я хочу посоветоваться с вами насчет некоторых условий соглашения с западниками, – сообщил Громов, сев напротив своего шефа. Захаров выглядел уставшим, под глазами его пролегли темные круги, а сами глаза были красными от напряжения. В прочем, не лучше выглядел и сам Максим. – У меня возникла такая идея, точнее, мне подсказал ее один умный человек. А что, Вадим Георгиевич, если обязать европейцев расплачиваться с нами не валютой, этими разноцветными бумажками, ничего, по сути, не стоящими, а чем-то более реальным?

– Ну-ка, ну-ка, – Захаров, в глазах которого появился азартный блеск, подался вперед. – А если подробнее? Говори, Максим, не стесняйся!

– Никакая валюта сейчас не может считаться достаточно надежной, тем более, американские доллары, за которыми, по сути, пустота, – пояснил Громов, почувствовав нахлынувшее вдохновение. – В случае обострения отношений с Западом, а об этом нельзя не думать, деньги превратятся просто в цифры в бухгалтерских ведомостях, обычную бумагу, не годную даже для того, чтобы топить ею печь – слишком быстро сгорает. Нам же нужно нечто вполне материальное, то, с помощью чего мы сможем прокормить, согреть, одеть, защитить от врагов нашу страну, если все станет слишком плохо.

Захаров удивленно присвистнул:

– Ты предлагаешь рассчитываться золотом? А может, вовсе натуральный обмен, как в неолите?

– Именно, – серьезно кивнул Громов. – Нам не нужны деньги, которые мы вынуждены будем отдать тем же европейцам, американцам, чтобы приобрести у них ту продукцию, которую не могут дать наши заводы. Наша промышленность сейчас пребывает далеко не в лучшей форме. Проблемы со многим, даже с автомобильными двигателями. Черт побери, на новые разведывательные бронемашины "Тигр", только начавшие поступать на вооружение армии, мы ставим американские движки "Камминз"! – возбужденно воскликнул он. – В Генеральном штабе стоят компьютеры, собранные в Корее, на Тайване. Даже калькуляторов своих у нас нет! Но с этим еще можно мириться, а вот то, что на новейших танках Т-80УМ-1 "Барс" устанавливают французские тепловизоры, которые мы привозим из-за "бугра" буквально поштучно – это уже слишком! Когда-то наша страна была одним из лидеров в авиастроении, а теперь без помощи иностранцев мы не можем даже производить конкурентоспособные авиадвигатели для гражданских самолетов. Хорошо хоть, для боевой авиации еще не ввели экологические нормы, и наши АЛ-31 и РД-33 пока вполне состоятельны, – горько усмехнулся Громов, энергично мотая головой.

Максим Громов сейчас не притворялся, не устраивал спектакля, разыгрывая оскорбленный патриотизм, и Захаров видел это, нисколько не сомневаясь в истинности охвативших своего помощника чувств. Вадим и сам вполне разделял эти мысли, но идея, как исправить положение, пришла в голову не ему, погруженному в рутину.

– Конечно, многое в России производится по лицензии, но этого мало, – продолжал все больше распалявшийся Максим. – Мы можем потребовать у европейцев не просто технологии. Пусть в обмен на русский газ они построят нам целые заводы, производственные линии, чтобы мы сами, своими руками, могли изготавливать то, чего нам не хватает, от микропроцессоров до велосипедов, будь я проклят! Причем ответные услуги не должны быть привязаны к ценам не энергоносители – если даже какой-нибудь завод будет стоить вдвое больше, чем поставленный в ту или иную страну газ, он все равно должен быть построен здесь, на российской земле. И рабочими местами мы обеспечим не немцев или французов, а своих, русских людей, пермяков и туляков.

– Твоя идея неплоха, она более чем заслуживает внимания, – согласился Вадим Захаров. – Но только с чего бы европейцам передавать нам свои технологии? Одно дело – продать готовые изделия, которые можно использовать только раз, и совсем другое – создать целые производственные комплексы, где мы сможем гнать высокотехнологичную продукцию потоком, завалив ею потом все мировые рынки на всех континентах. Нет, – помотал он головой. – Едва ли этот замысел увенчается успехом.

– А я считаю иначе, и уверен в успехе, Вадим Георгиевич. Сейчас, когда угроза нефтяного эмбарго дамокловым мечом висит над Европой, наши иностранные партнеры, полагаю, будут весьма покладистыми, и дело может выгореть, – настаивал Максим Громов. – Американцы очень мало зависят от арабской нефти, и потому мало скованы в своих действиях в этом регионе. Но взрыв американской бомбы на иранской земле эхом прокатится не по Неваде или Алабаме, а по Англии и Франции. Любая глупость гордых и заносчивых американцев может вызвать настоящий кризис, шок в странах Евросоюза. Их экономика, их энергетика окажется под ударом, и в свете такой опасности европейцы, думаю, не станут сходу отметать наши предложения, Вадим Георгиевич. Главное, подать их в должном свете. В конце концов, мы-то расходуем невозобновляемые ресурсы, и потому зимой могут замерзнуть сибирские или сахалинские города, пока бюргеры и макаронники будут сидеть в тепле и уюте.

– Ты ведь отдаешь себе отчет в том, что это очень опасная игра, на грани фола? – пристально взглянув в глаза Максиму, негромко, с расстановкой, произнес Захаров.

– Разумеется, Вадим Георгиевич, – спокойно улыбнулся Громов. – Риск велик, и мне это понятно. Но, черт побери, кто не рискует, тот не пьет шампанского, не так ли? Порой ведь излишняя осторожность намного больше вредит делу, чем самое настоящее безрассудство. И потом, ведь это не должно выглядеть, как ультиматум, – заметил Максим. – Вовсе нет. Мы будем обходительны, предусмотрительны, вежливы до омерзения, если нужно. Но настойчивы и непоколебимы, и европейцам, этим лощеным джентльменам, некуда будет деться, если только они не хотят, чтобы из-за подчас туповатых, но дьявольски сильных и уверенных в себе янки встали все их заводы, а города без электричества окутала вечная ночь. А перспектива эта – вовсе не выдумки, не беспочвенные фантазии.

Вадим молча кивнул – Громов был абсолютно прав в этом. Отделенные океаном американцы могли и позабыть об осторожности, а расплачиваться придется их союзникам, просто оказавшимся меж жерновов. Иранцы – фанатики, но и янки не меньшие фанатики, пусть и поклоняются другим идеалам. Так что не приведи Господь очутиться между ними, если вспыхнет война. К тому же иранцы при всем желании не смогли бы достать своими ракетами до США – просто не было у ни таких ракет – и потому удар отчаяния по той же Франции или Германии тоже нельзя было сходу назвать фантастикой.

– Пожалуй, Максим, я передам твои мысли президенту, – подумав, наконец, решил Захаров. – Я встречаюсь со Швецовым послезавтра. В Кремле будет торжественный прием по случаю празднования Дня Победы. Думаю, у президента найдется пара минут, чтобы выслушать меня, – скромно предположил тот, кого уже почти в открытую называли правой рукой русского лидера. – Разумеется, надо все хорошенько обдумать, чтобы наше новое предложение не выглядело, как явный шантаж, – усмехнулся Вадим, не сомневавшийся, что именно так и воспримут в европейских столицах неожиданную инициативу странных и непредсказуемых русских. – Но идея сама по себе хороша.

Так, в тиши окутанного полумраком кабинета было принято решение, которого уже долго ожидали многие по другую сторону Атлантики. Там хватало специалистов, способных на десять шагов вперед просчитать реакцию и поступки любого человека, и их прогнозы сейчас полностью оправдались. В прочем, сами специалисты и те, кто стоял над ними, еще ничего не подозревали, как не подозревал и Захаров, в чьих интересах он действует. Вадим искренне верил, что старается на благо родины, ведь наконец-то у него появилась возможность сделать для своей страны нечто действительно важное, значимое и заметное, что не по силам было большинству обычных людей. Глава "Росэнергии" уже с нетерпением ждал встречи с президентом, чтобы выложить Швецову этот родившийся буквально на ходу замысел.


Самолет ощутимо накренился на левое крыло, провалившись в воздушную яму, и Роберт Джермейн невольно вздрогнул – "Гольфстрим" не был предназначен для высшего пилотажа, и экипаж рисковал, выполняя подобные маневры. Но уже в следующее мгновение лайнер выровнялся, медленно снижаясь. В иллюминаторе уже модно было разглядеть мерцавшее множеством огней бесформенное пятно, пронизанное сотнями прожилок-улиц – самолет министра обороны США заходил на посадку в аэропорту Таллинна.

– Господин министр, – возле Джермейна остановилась стюардесса-лейтенант. – Сэр, мы приземлимся спустя пятнадцать минут полоса уже готова, на земле нас ждут, сэр.

– Благодарю, лейтенант, – кивнул Роберт, дав понять, что ему больше не требуется присутствие женщины, и та, поняв все без слов, удалилась.

Министр, ожидая момента, когда вновь сможет ступить на твердую землю, невольно вернулся к событиям минувших дней. Пожалуй, впервые Роберт Джермейн выступал в роли дипломата-переговорщика, да еще со столь необычным и, что говорить, весьма рискованным заданием. Так он, кстати, и сказал самому президенту три дня назад.

– Если русские узнают, что мы ведем переговоры о размещении своих войск у самой границы России, они едва ли будут сидеть, сложа руки, – угрюмо произнес министр, уставившись в черный, не выражавший никаких чувств – и было бы странно, окажись иначе – зрачок видеокамеры, в тот миг связавшей его с белым Домом. – Дипломатической шумихой здесь точно не обойдется.

– Но ведь это лишь слова, – заметил Джозеф Мердок. Президент находился в своем кабинете, в Вашингтоне, но это не мешало ему спокойно беседовать с главой Пентагона. – Слова, сотрясание воздуха, и только. А если русские занервничают, тем лучше. Я даже хочу, чтобы они поскорее узнали о цели твоей поездки. Американские солдаты в Прибалтике – это же ночной кошмар всех русских националистов! Пусть они лишаться покоя, пусть волнуются, гадают, что мы затеяли, – злорадно усмехнулся он. – Им тоже нужно встряхнуться, Роберт! Как они засуетились, когда наши рейнджеры высадились на Кавказе, а? Так не стоит останавливаться на достигнутом. Кажется, в Кремле привыкли считать всю Евразию своей вотчиной, но пора кое-кому уже открыть глаза.

И все же это оставалось безумием. Роберт Джермейн был военным, и он понимал, как русские генералы воспримут известие о том, что возле их границы запросто может появиться еще одна американская группировка. Разумеется, министр обороны США не мог точно знать, что сделают его визави, но не сомневался, что переброска нескольких дивизий в южные регионы России покажется пустяком. Одну оплеуху еще можно было стерпеть, просто для того, чтобы не накалять обстановку, стерпеть же вторую – значит расписаться в своей слабости, более того, в трусости. А президент Швецов с самого начала не казался трусом и безвольным слабаком, равно как не производил он впечатления дешевого шута, скорого и не сдержанного в словах лишь на публике.

А Джозеф Мердок никак не желал прислушаться к голосу здравого смысла – в уши его вливался тихий говор Алекса Сайерса, умело убеждавшего главу американской нации в правоте.

– Пусть русские устраивают свои порядки на собственной земле, и не смеют претендовать на чужую, – сказал глава администрации. – Им не нравится, что наши солдаты появились в Грузии? Пусть, но Грузия теперь – свободная страна, и никто не смеет указывать ее властям, с кем им дружить, а с кем – нет. Теперь это больше не русская колония, а независимое государство, и мы обязаны заставить Москву уважать эту независимость. Тем более, сэр, вы верно подметили, что пока все это лишь слова, повод для размышления, и только.

– А если Швецов не ограничится размышлениями? – усмехнулся весьма озабоченный в этот миг будущим Мердок. – От его можно ждать всякого.

– Тогда развеются все наши сомнения в намерениях, в сущности русского лидера, – спокойно ответил Сайерс. – В конце концов, надо расставить все точки над "i", и это, на мой взгляд, самый подходящий шанс. По реакции русских на слова мы поймем, чего ждать от них в деле, господин президент. Все станет ясно, а это и есть самое важное.

Глава президентской администрации умел убеждать, и все сомнения Мердока оказались развеяны по ветру. И потому Роберт Джермейн, забыв об отдыхе, имея возможность подремать только на борту своего "Гольфстрима", сновал из столицы в столицу, встречаясь, вроде бы тайно, в неофициальной обстановке, с лидерами прибалтийских республик, других стран, некогда принадлежавших к социалистическому лагерю. Исключение было сделано только для Польши – даже Мердок не желал подогревать ненависть поляков к русским, потакая поселившимся в Варшаве вполне националистическим настроениям.

Пока, в прочем, так называемые "союзники" весьма осторожно отвечали на предложения министра обороны. Возможность появления на их земле чужих солдат отчего-то сразу рождала всякие подозрения, которые первой, пожалуй, озвучила глава литовского МИДа. В чем-чем, а в смелости госпоже Варне отказать было трудно. И она отчасти была права – размещение американских войск в Европе очень напоминало подготовку к маленькой победоносной войне вроде той, после которой ушел с политической арены, а затем и вовсе из жизни Милошевич. Но никому не хотелось, чтобы возле их границ, в такой тихой и спокойной Европе, вновь заполыхала война.

Но глава американского военного ведомства, несмотря на первые неудачи, не сдавался. Джермейн побывал уже в трех столицах, начав с Софии, и вот теперь настала очередь эстонцев доказывать верность своим заокеанским союзникам.

Все происходило быстро, без излишней помпезности и суеты. Не было ни прессы, ни почетного караула с оркестром, ни даже ковровой дорожки – на этом настоял сам Джермейн, не желавший лишнего внимания к своей персоне. В том, что заинтересованные стороны знают о его прилете, министр все равно не сомневался, равно, как были уверены в этом и в самом Белом Доме.

Кортеж, возглавляемый парой полицейских машин, на крышах которых мерцали проблесковые маячки, умчал Роберта Джермейна прочь из эстонской столицы – руководство этой страны предпочитало устраивать подобные встречи подальше от чужих глаз. И потому вскоре автоколонна, промчавшись по опустевшим под вечер автострадам, ничуть не худшим, чем, к примеру, в славившейся своими автобанами Германии, втянулась в распахнутые ворота военного городка, затерянного в лесах на самом западе страны, в считанных десятках километров от границы с Россией.

– Прошу вас, сэр, – адъютант министра распахнул дверцу низкого "Мерседеса", и Джермейн выбрался наружу. – Нас уже ждут.

В Таллинне к визиту главы военного ведомства Соединенных Штатов отнеслись с должным уважением, и потому высокого гостя принимал сам глава государства. Эстонцы вообще были неравнодушны к знакам внимания из-за океана, и теперь пытались отвечать взаимностью, всеми усилиями демонстрируя, как важно для них происходящее.

– Должно быть, местные хотят, чтобы об этой встрече узнали русские, – заметил адъютант, сопровождавший министра. Точнее, моложавый полковник, как и его шеф, просто шагал следом за немногословным эстонским офицером, указывавшим путь. Попадавшиеся навстречу солдаты и офицеры лихо отдавали честь, во все глаза уставившись на американцев.

– Да, эстонские власти будут чувствовать себя менее одинокими, – согласился Роберт Джермейн. – И, конечно, они будут рады, если это заметят в Москве. Всегда приятно ощущать поддержку сильного союзника, особенно, если сам ты мал и слаб. И еще лучше, когда об этом знают все соседи.

Президент Янсен ожидал прибытия гостей, наблюдая за тем, как солдаты его армии "играют в войну", яростно штурмуя полосу препятствий. Увидев американцев, эстонский лидер поднялся со складного стульчика, заботливо поставленного на краю полигона, и шагнул навстречу своим гостям.

– Господа, – Янсен обменялся рукопожатием с каждым из визитеров. – Добрый вечер, господа. Ваш визит, министр Джермейн, признаюсь, большая честь для меня.

– Точно так же, как и для меня – то, что вы смогли лично встретиться со мной, господин президент, – учтиво кивнул Роберт, решивший лестью ответить на лесть. – Как вижу, вы не теряете времени даром, – он указал на объятую пламенем и дымом штурмовую полосу, над которой не смолкал треск выстрелов и хлопки взрывпакетов.

– Мы стремимся постоянно поддерживать свои войска в полной готовности, – включился в разговор рослый блондин, затянутый в полевой камуфляж с генеральскими знаками отличия, бросив на американцев бесстрастный взгляд блеклых, ничего не выражавших глаз. – Учеба не прекращается ни на день. Эстония не обладает значительными людскими резервами, потому количество мы и стремимся компенсировать качеством.

– Позвольте представить, министр обороны Эстонии Эйно Саар, – произнес президент Янсен, указывая на великана в пятнистом комбинезоне. – По его инициативе наши вооруженные силы проводят учения на своей территории одновременно с маневрами Объединенных сил НАТО.

– Мы знакомы, господин президент, – ответил Джермейн. – Признаюсь, старания господина Саара впечатляют. Боевая подготовка ваших солдат, участвуют в совместных маневрах, впечатляет, являясь для многих примером для подражания. – Министр обороны не кривил душой. Пехотный батальон, который эстонское командование выделило для учений, дабы польстить эстонцам, использовали на самых важных участках, и прибалты не подкачали, с честью выполнив все приказы. – Ваши старания заслуживают высшей похвалы, а ваша армия вполне готова стать на защиту эстонских рубежей.

Некоторое время гости просто наблюдали, как бойцы разведывательного батальона эстонской армии ожесточенно штурмую многочисленные препятствия, на бег поливая ураганным огнем расставленные всюду мишени. Американцам, конечно, показывали лучших из лучших, своих "рейнджеров", впитавших традиции не только "лесных братьев", но и советского спецназа, и Джермейн остался полнее доволен увиденным. Но все же он прибыл в такую глушь вовсе не для того, чтобы посмотреть на фееричный спектакль.

– Мы очень ценим, господа, ваше рвение в деле поддержания безопасности в Европе, вашу приверженность идеям демократии, – произнес Джермейн, и по тону его стало ясно, что сейчас пришло время для самых важных слов. – И как раз о дальнейшем нашем сотрудничестве я и хотел бы поговорить, для чего, собственно, и прибыл сюда. Есть мнение, что следует расширить границы сотрудничества, причем президент Мердок, чье поручение я и выполняю, настаивает, что мы, Соединенные Штаты и Эстония, можем взаимодействовать не только в рамках устава Альянса, но и сугубо на двусторонней основе.

– Наша верность союзникам, последовательность в исполнении взятых на себя обязательств, кажется, прежде ни у кого не вызывала сомнения, – угрюмо заметил Саар, почти в точности повторяя слова своего литовского коллеги.

– Сомнений нет и сейчас, – успокаивающе произнес в ответ Джермейн. – Есть лишь несколько предложений, в частности, я хотел бы услышать ваше мнение, господа, о возможности размещения на территории Эстонии американского контингента. Порой возникают ситуации, когда нет времени для размышлений, когда нужно действовать решительно, жестко, подчас, даже жестоко, чтобы сохранить мир. В Вашингтоне считают, что существующие механизмы взаимодействия не отвечают тем вызовам, которые нам бросает время.

– Но ваши военные и так пользуются нашей территорией, – напомнил Янсен. – На нашей территории уже действует радиолокационная станция, ваши самолеты могут свободно совершать посадку в наших аэропортах.

– Верно, – кивнул Роберт Джермейн. – Но только транспортные самолеты, а охрану радиолокационной станции несет отделение пехотинцев. Я же говорю о возможности полномасштабного развертывания воинского контингента на вашей территории, в том числе и для защиты вашей страны от возможной агрессии.

– Вы хотите использовать нас, как передовую базу для своих операций, – усмехнулся министр Саар. – Но против кого же, господин Джермейн? Эстония – мирное государство, врагов у нас нет. Мы стремимся жить в согласии со своими соседями.

– Пока это только теоретические измышления, – уклончиво ответил американец. – Меня, всех нас, сейчас интересует лишь принципиальное отношения вашего руководства к такой проблеме. И я надеюсь, нам никогда не придется воплощать эти разговоры в жизнь.

– Мы прежде твердо следовали своему союзническому долгу, и будем придерживаться этой политики впредь, – уверенно произнес президент Янсен. – Если возникнет угроза безопасности какого-либо из членов НАТО, мы готовы без колебаний предоставить как свою территорию, так и свои войска для совместного участия в отражении агрессии.

– Что же до конкретных предложений, то мы можем предоставить в ваше распоряжение, к примеру, таллиннский аэропорт, – добавил министр Эйно Саар. – Его взлетные полосы могут принимать как самолеты тактической авиации, так и тяжелые бомбардировщики или транспортники типа ваших "Гэлакси" или русских Ан-124. также там есть все необходимое оборудования для управления полетами.

– Значит, я могу считать, что получил ваше согласие? – вопросительно взглянул на президента Эстонии Джермейн. – Разумеется, все это нуждается еще в корректировках, но пока меня интересует принципиальное отношения к вопросу, и только, господа.

– Да, мы не привыкли отказываться от своих слов, – подтвердил Юри Янсен. – Можете так и передать вашему президенту, господин министр.

Эйно Саар странно взглянул на своего президент в этот миг, но ничего не сказал. И лишь дождавшись, когда американцы исчезнут, он нарушил молчание.

Не самое разумное решение, господин президент, – укоризненно произнес эстонский министр, угрюмо взглянув на Янсена. – Американцы ведут свою игру, и если мы поможем им выиграть эту партию, едва ли что-то изменится для Эстонии. Нужно думать не о том, как произвести впечатление на дальнего союзника, а о том, как не поссориться с ближним соседом.

– Ты имеешь в виду Россию? – уточнил Юри Янсен.

– Точно, – отрывисто кивнул Саар. – В свете того, как в Москве отреагировали на ввод американских войск в Грузию, подумайте, как русские воспримут нашу готовность принять у себя американцев? Не думаю, что они станут лучше относиться к нам.

– Да это и не важно, – отмахнулся президент. – Мне не станет лучше от искренней любви русских, которые себе на уме. Эстония – маленькая страна, нас легко обидеть, а поддержать нас пока могут только США. Я не собираюсь превращать свою страну в плацдарм для их войны, но пусть русские знают, что за нас есть кому заступиться.

– Американцы первыми же и обидят нас, – покачал головой Саар. – Им плевать на других, для них вся наша независимость – пустой звук. Тот, кто силен, никогда не будет считаться со слабым, если на карту поставлено нечто важное. Боюсь, вы только что сделали нас врагом для Москвы, и я, признаюсь, не в восторге от осознания этого.

– Значит, ты готов поставить под сомнение мое решение, – недобро прищурившись, взглянул на министра обороны президент Янсен. – И насколько же далеко ты можешь зайти?

– Я исполню любой ваш приказ, – невозмутимо ответил Эйно Саар. – Вам доверил власть весь наш народ, а против народа я не смею идти, господин президент. Но радости, выполняя ваши приказы, я точно не почувствую.

Юри усмехнулся – в преданности своего министра президент не сомневался. А в то, что однажды на его землю явятся американцы, чтобы отсюда с кем-то вести войну, просто не верилось.


– И все же, черт возьми, это чистой воды авантюра, – мрачно произнес Роберт Джермейн уже в тот миг, когда самолет отоврался от земли. "Гольфстрим" вновь взял кур на Брюссель, где, пожалуй, натовские генералы даже не заметили отсутствия американского партнера. – Видит Бог, наш президент ведет слишком опасную игру, риск в которой не стоит сделанных ставок. Жаль, что Мердок подбирает себе столь скверных советников. Пора уже понять, что "холодная война" давно закончилась, и перестать делить мир, тем более, мы уже и так отхватили приличный кусок, который еще надо прожевать.

Иллюминатор заполнила чернильная тьма – наступила ночь, и "Гольфстрим", пронзив слой сгущавшихся облаков, летел сейчас, казалось, под самыми звездами. И весь мир сжался для Роберта Джермейна до размеров пассажирского салона крылатой машины.

– Быть может, сэр, мы просто не видим всей картины, – предположил адъютант, пожимая плечами. – Наверное, есть вещи, о которых просто так не скажут даже вам.

– Ну да, верно, – усмехнулся Джермейн. – Лучше думать, что наш президент мудр, а мы все – простые исполнители, чертовы тупые работяги, которые делают только то, что скажут, от сих до сих, нежели считать, что Джозеф Мердок просто взбесился, решив поиграть в мирового диктатора.

– Но ведь так и есть, – заметил адъютант. – В конечном итоге, сэр, мы надели форму не для того, чтобы потом сомневаться в приказах тех, кто имеет право приказывать.

На это министр ничего не ответил. Адъютант был молод, он свято верил в мощь Америки, е непогрешимость, единственно верный американский путь к свободе, и, право же, у офицера были на это причины. Роберт, проживший долгую жизнь, считал иначе, но не стал спорить, ведь нет никакого резона переубеждать фанатика. Просто в эти мгновения окончательно оформилась мысль о том, что нужно сменить помощника, подобрав кого-нибудь, менее похожего на тупого солдафона. В прочем, это было дело будущее – маневры "Северный щит" шли полным ходом, только набирая обороты, и у главы Пентагона хватало из-за этого всяческих забот.


А президент Мердок, получив сообщение из Европы, удовлетворенно усмехнулся. В том, что о якобы тайных переговорах вскоре будет известно в Москве, президент не сомневался.

– Пусть теперь Швецов нервничает, – мстительно произнес он, глядя на Алекса Сайерса, угодливо молчавшего. – Ему не повредят несколько бессонных ночей. Все теперь будут играть по нашим правилам. А если нет, то у нас найдутся способы убедить и самых упрямых.

И точно с тем же чувством глубокого удовлетворения отходил нынче ко сну Натан Бейл – "Иерихон" выходил на финишную прямую. Заместитель главы всесильного ЦРУ мог поздравить себя с очередным успехом. Осталось ждать совсем немного, а уж терпения Бейлу было не занимать.

Глава 11 Будни Президента

Москва, Россия – Тбилиси, Грузия

8 мая


На страже национальной безопасности Соединенных Штатов стояли не только люди в погонах или сотрудники спецслужб. Тысячи дипломатов в самых разных уголках земного шара делали все, чтобы безопасность их страны стала еще выше, чтобы любая, даже еще не оформившаяся угроза американской державе исчезла в самые скорые сроки. Именно дипломаты были первыми, кто сталкивался с любой возникшей угрозой, если та исходила не от кучки безумцев, а от другой страны, и именно они делали все необходимое, чтобы отвратить эту угрозу. И только если политики в чужих столицах оказывались слишком глупы или самонадеянны, в дело вступали военные, быстро и эффективно доказывавшие, что не стоит даже думать плохо о стране под звездно-полосатым флагом.

Но не только убеждением врагов занимались те, кто представлял Соединенные Штаты за их пределами. Не менее важной задачей было поддерживать верность союзников, ведь без опоры на дружественные державы, пусть они и занимали территорию, не сравнимую с самым маленьким американским штатом, можно было всерьез контролировать огромный мир. И американские посланники трудились изо всех сил, убеждая президентов, королей и премьеров других стран сохранить верность демократическим принципам.

Одним из самых преданных союзников США всегда считался Израиль. И хотя в Вашингтоне к этой стране относились с определенной долей подозрения, небольшое ближневосточное государство для всех своих соседей было, прежде всего, другом могучей Америки, в былые годы в доказательство своей дружбы посылавшей через океан авианосные эскадры и создававшей над землей, населенной богоизбранным народом, противоракетный зонтик во время усмирения Ирака. Что бы ни было между двумя странами, даже всесильная Америка должна была проявлять к своему союзнику уважение, ибо иначе рисковала в один далеко не прекрасный день лишиться отличного плацдарма, с которого можно было контролировать целый регион. Именно поэтому ныне для встречи с руководством Израиля, прежде всего, с представителями армии и разведывательного сообщества, в эту страну направился, ни много, ни мало, директор Центрального разведывательного управления.

На этот раз глава мощнейшей разведывательной службы в мире не собирался обсуждать по-настоящему важные дела, благо пока обстановка в регионе была достаточно спокойной, хотя в действительности о мире здесь и могли только мечтать. Глава ЦРУ был не только разведчиком, но и опытным дипломатом, и сейчас он просто должен был оценить настроения, царящие в руководстве Израиля, убедившись в верности лидеров этой маленькой страны своему заокеанскому другу и союзнику. Но пока Николас Крамер встречался с руководством Моссада, обсуждая малозначительные, в общем-то, вопросы, просто оказывая знаки уважения, в Москве совершили посадку сразу два правительственных самолета, коснувшиеся бетона в Шереметьево с разницей менее часа. Госсекретарь Соединенных Штатов Энтони Флипс и аравийский принц Мохаммед Аль Хазри прибыли в Москву для казавшихся каждому из них судьбоносными переговоров с русским президентом.

Громадный "Боинг", принадлежавший Военно-воздушным силам Соединенных Штатов, совершил плавный разворот над аэропортом российской столицы, заходя на посадку. В специально оборудованном салоне огромного самолета находилось несколько человек, а также все необходимое для того, чтобы на время перелета, подчас бывшего весьма долгим, реактивный лайнер стал для его немногих пассажиров рабочим кабинетом, домом, и, если придется, военным штабом. "Боинг" был предназначен для перевозки особо важных персон, министров, глав различных ведомств, в том числе и разведывательных структур, а эти люди, прежде всего, нуждались в непрерывном потоке информации, за счет чего могли принимать важные решения.

– У меня возникает подозрение, что мы напрасно прилетели в Россию, – произнес сидевший в удобном кресле госсекретарь США, по правилам безопасности туго притянутый ремнями, отрешенно глядя в иллюминатор. – Я сомневаюсь, что удастся повлиять на русских, хотя сам пытался убедить в этом нашего президента.

– Но почему, сэр, – собеседником Флипса был его помощник, молодой и подающий большие надежды человек по имени Кристофер Райс. Сегодня глава Госдепартамента взял его с собой, чтобы его помощник, который вполне мог стать и его преемником через несколько лет, набрался опыта в ведении важных переговоров. Вот только сам Флипс мало верил в успех грядущей встречи, к удивлению своего коллеги: – Мы готовы предложить русским взаимовыгодную сделку, и вы считаете, что они откажутся от нее? Наши войска в Грузии сильно раздражают Москву, и я на месте Швецова и его окружения был бы рад тому, что эту проблему можно решить так просто и дешево, всего лишь не продав иранцам несколько самолетов или танков.

– Все не так просто, мой друг, чуть снисходительно возразил Флипс, взглянув, наконец, на Райса. – В отношении русских логика и здравый смысл подчас перестают действовать. Никита Хрущев в свое время разместил на Кубе баллистические ракеты, хотя десятки специалистов в один голос говорили ему, что мы сумеем уничтожить все стартовые площадки задолго до того, как хотя бы одна из этих ракет будет готова к запуску. Это была правда, но странноватый советский вождь решил действовать вопреки здравому смыслу, и, как оказалось, был прав. Кеннеди и кое-кто из его приближенных так испугались русских ракет, что пошли на крайне невыгодную для нашей страны сделку. Сейчас, я полагаю, Швецову тоже предлагают не злить Запад, сотрудничая с Ираном в открытую, но он, скорее всего, отмахнется от этих предостережений. И наш визит в Москву едва ли даст ощутимые результаты. Хотя мы спешили, как только могли, русские наверняка знают уже о цели нашего появления здесь, и подготовили ответные ходы. Я скажу прямо, эти переговоры готовились в страшной спешке, и я сам многое просто не успел предусмотреть, а импровизация в нашем деле подчас очень опасна. Все не в последнюю очередь упирается во время, которого у нас все меньше.

Госсекретарь США сетовал на нехватку времени вполне оправданно. У Флипса на то, чтобы уладить все формальности, ушло довольно много времени, хотя подготовкой его поездки занимался весь Госдепартамент. Поэтому глава внешнеполитического ведомства Соединенных Штатов прибыл в Россию уже в канун святого для каждого русского праздника, Дня Победы, то есть восьмого мая, совсем немного опередив посланника саудовского короля, визит которого происходил в обстановке повышенной секретности. С одной стороны, такая оперативность позволяла вмешаться в происходящее, пока изменить ситуацию было еще возможно, но одновременно поспешность действий означала, что придется на месте подстраиваться под ситуацию, на ходу выдумывая убедительные аргументы и контраргументы против доводов оппонентов. А Флипс привык играть на своем поле.

Глава Госдепартамента Соединенных Штатов до последнего полагал, что его примет сам президент Швецов. Энтони Флипс прежде не разу не встречался с этим человеком, и очень хотел пообщаться с тем, кого называли вождем возрождающейся России и считали способным вновь вознести вою страну на те высоты, с которых она была низвергнута в последние годы минувшего столетия. У Флипса уже сложилось определенное представление о русском президенте, и он очень хотел убедиться в правильности своих предположений, однако по пути в Кремль, эту древнюю резиденцию правителей России, госсекретарю сообщили, что Алексей Швецов не сможет встретиться с ним, не объяснив причин. Это несколько разозлило американца, увидевшего в таком шаге Швецова явное неуважение, однако внешне Энтони Флипс остался совершенно спокоен.

Флипс не первый раз прилетал в Москву, успев встретиться со многими политическими деятелями, в том числе и с тем президентом, которого на этом посту сменил отставной полковник Алексей Швецов. Но Кремль, эта цитадель, словно воплотившая многовековую историю великой России, всегда производил на него сильное впечатление. Высокие стены надежно скрывали замыслы и стремления тех, кто в разные годы правил этой огромной страной, пусть и по-разному называвшейся в разные времена, но неизменно остававшейся великой державой, и надежно хранили многие тайны. Крепость была неким сакральным центром, воплощением власти, и Энтони, сам бывший у власти долгое время, ощущал это, как никто другой. Но, как и полагалось, Флипс старался ничем не выказать охватывавшие его при виде этих стен из красного кирпича чувства.

Выбравшись из уютного полумрака салона не слишком роскошного автомобиля, принадлежащего американскому посольству, Энтони Флипс послушно двинулся вслед за неприметным человеком в дешевом костюме, кем-то из кремлевской службы протокола. За Флипсом следовал переводчик, нужды в котором не было, поскольку госсекретарь сам неплохо владел русским языком, а также двое крепких мужчин из службы безопасности Кремля.

Вообще визит главы внешнеполитического ведомства Соединенных Штатов в Москву был обставлен весьма скромно, поскольку это была лишь деловая поездка. Поэтому обошлись без пышного приема, без почтенного караула и огромного кортежа. Пара строгих седанов с небольшим милицейским эскортом, мчащаяся по московским улицам, не могла привлечь особо пристальное внимание горожан, каждый день наблюдавших подобное зрелище, а именно это и было нужно Флипсу, не желавшему, чтобы после его визита в Россию здесь поднялась ненужная шумиха. И все условия этому способствовали, ведь в российской столице уже заканчивались приготовления к празднованию Дня Победы, в Москву прибывали официальные делегации из десятков стран, а потому скромный кортеж госсекретаря США проследовал по улицам города почти незамеченным, но при этом на удивление быстро, если вспомнить о московских пробках, прибыв в Кремль.

Гвардейцы в мундирах российской императорской армии девятнадцатого века при появлении Флипса дружно щелкнули каблуками, салютуя гостю своими полуавтоматическими карабинами Симонова. Пройдя по длинному коридору, Энтони оказался перед двустворчатой дверью, возле которой стояли в почтенном карауле еще два русских гвардейца. Они одновременно распахнули резные створки, пропуская гостя из Америки в небольшое помещение, где его уже ждали русские министры. Этот кабинет, в отличие от всего остального, не сверкал мрамором и позолотой. Обстановка здесь отличалась скромностью, поскольку это было место для деловых встреч, а не пышных торжеств, которым были отведены совсем иные залы.

– Добрый день, господа, – Флипс, не дожидаясь, когда переводчик повторит сказанное им по-русски, шагнул к двум представительным мужчинам, при появлении американца поднявшимся из глубоких кресел.

– Господин Флипс, – седовласый человек, при одном взгляде на которого в памяти сразу всплывал образ английского лорда из фильмов, крепко сжал протянутую руку. – Господин Флипс, мы рады приветствовать вас в Москве.

Юрий Розанов отступил, пропуская вперед сравнительно молодого, на вид чуть старше тридцати лет, худощавого мужчину, коротко стриженного, точно военный.

– Господин госсекретарь, – Вячеслав Климов тоже пожал Флипсу руку. – Надеюсь, перелет прошел нормально?

– Да, благодарю вас, господин Климов. – Со своим русским коллегой Розановым, занимавшим ответственные посты в русском министерстве иностранных дел Флипс виделся уже не в первый раз, а вот новый министр экономики, казавшийся слишком молодым для такой должности, заинтересовал американца, поскольку Энтони точно знал, что Климов пришел в Кремль вместе со Швецовым, а по окружению можно было легко судить и о лидере. – Все прошло замечательно.

Собеседники присели, заняв места возле небольшого столика. При этом Флипс внимательно наблюдал за Климовым, а тот, в свою очередь, не спускал взгляда проницательных серых глаз с американца. Энтони вдруг ощутил себя боксером, выходящим на ринг против незнакомого противника. Он поймал себя на мысли, что оценивает Вячеслава Климова, как потенциального противника, мысленно "прокачивая" его, словно перед боем. И Флипс решил, что противник ему достался опасный, несмотря на молодость, которая вовсе не подразумевала отсутствие опыта.

Возможно, Климов и впрямь чего-то еще не знал или не умел, но если Алексей Швецов посчитал его достойным занять далеко не самое малозначительное место в своей команде, рядом с такими мастерами политической игры, как Розанов или премьер Самойлов, значит, этот молодой человек был того достоин. Достаточно было вспомнить только Вадима Захарова, чтобы понять, что Швецов окружал себя не только лично преданными, но исключительно опытными и, что самое важное, решительными, людьми.

– Итак, Энтони, – Розанов на правах старого знакомого, обращался к гостю по имени, тем более, отчества, которое позволяло создать вполне приемлемую для общения конструкцию, более подходящую в данных обстоятельствах, чем обращение по фамилии, у американцев не было. – Ваш визит, признаюсь, стал для нас неожиданностью. Поэтому, собственно, президент Швецов не смог встретить вас лично, за что просил нас принести свои извинения.

– Да, я все понимаю, – кивнул американец, мысленно назвав русского президента не самыми приятными словами. – Конечно, у президента всегда найдутся дела, а я действительно торопился, не предоставив вам время, чтобы скорректировать ваши планы.

Флипс понял, что смысла продолжать этот едва начавшийся разговор уже нет. Ведь по поручению Мердока всерьез Госсекретарь мог беседовать только с русским президентом, именно ему напрямую передав предложения главы Соединенных Штатов. Эта поездка основывалась на идее личной договоренности, в подробности которой будут посвящены единицы, но, несмотря на явную бессмысленность дальнейшей беседы с русскими министрами, просто встать и уйти Энтони Флипс уже не мог.

– Но чем же была вызвана такая спешка, – спросил Климов, внимательно взглянув на госсекретаря США. – Что заставило вас столь поспешно прибыть в Россию, наверняка нарушив и собственные планы? Этому должна быть веская причина.

– Я здесь потому, господа, что президент Соединенных Штатов обеспокоен событиями последних дней, касающимися вашего сотрудничества с Ираном, – не стал ходить вокруг да около Флипс, понимавший, что его собеседники относятся к той группе людей, которая ценит прямоту и бережно относится к своему времени. – Я буду говорить откровенно, господа, зная, что многое из сказанного мною может вам не понравиться. Президент Мердок и многие из его окружения очень неодобрительно относятся к сотрудничеству России и Ирана в военно-технической сфере. Режим Тегерана откровенно поддерживает террористов по всему Ближнему Востоку, а ваша страна намерена поставлять иранцам самое современное оружие, и даже, как нам известно, существуют планы продажи Ирану лицензий на производство отдельных видов военной техники. Усиление Ирана, перевооружение его армии может изменить баланс сил в регионе, и многие наши союзники в этой части света смотрят на происходящее с большими опасениями. Поэтому президент Соединенных Штатов поручил мне обсудить с российским руководством возможность пересмотра планов поставок оружия в эту страну.

– Решение было принято не нами, – пожал плечами Юрий Розанов. – Президент Швецов лично вел переговоры с иранской делегацией. И что бы мы сейчас не решили, вовсе не за нами остается последнее слово, вы же понимаете, Энтони.

– Именно поэтому я и хотел встретиться сегодня с вашим президентом, – согласился Флипс. – Я уполномочен обсуждать сложившуюся ситуацию непосредственно со Швецовым. При всем моем уважении, господин Розанов и господин Климов, не вы решаете, кому и какое оружие продавать, поэтому наша встреча по большему счету не имеет смысла.

– Позвольте, Энтони, – усмехнулся Климов. – А почему ваш президент считает, что может нам указывать, с кем и какие контракты заключать? Насколько мне известно, сейчас в отношении Ирана не действуют какие-либо санкции, и мы волны торговать с ним чем угодно. Россия не поставляет Тегерану, как и любой другой стране, ни ракетные, ни ядерные технологии. Мы продаем обычные виды вооружений, не ограниченные международными соглашениями, и будем делать это впредь.

– Да, вы правы, господин Климов, – только и оставалось ответить главе Госдепартамента. – Разумеется.

Энтони Флипс понимал, что требовать чего-либо от русских он просто не может. Будь здесь Швецов, можно было просто озвучить предложения Мердока, а русский президент сам решил бы, принять их или нет. Но министры в данном случае не могли самостоятельно что-то решать, а потому и дальнейший разговор с ними терял всякий смысл. Этот визит госсекретаря США в Москву был рассчитан на личную встречу с русским президентом, и только не нее.

– Экспорт оружия составляет ощутимую часть доходов российского бюджета, – продолжал министр экономики, в упор глядя на американского гостя. – Так же, как мы продаем нефть и газ, мы продаем наши танки и самолеты всякому, кто хочет и может их купить. Иран готов дать ту цену, которую мы предложили, для рыночных отношений этого достаточно.

– Да, я с вами не спорю, – Флипс лихорадочно пытался найти выход из ситуации. – Однако Иран – не та страна, которой можно просто так продавать оружие. Исламские фанатики, правящие там, перевооружают свою армию не просто так. Они применят то, что вы им продаете, и очень скоро.

– Если вспомнить историю, – Розанов при этих словах иронично покачал головой, – То Иран никогда не выступал в роли агрессора. Саддам Хуссейн, рассчитывая, что после революции страну раздирают внутренние противоречия, сам напал на Иран, и не вина Тегерана, что иракская армия оказалась слабее. Что же до необходимости нашего оружия, то вы, Вашингтон, сами подталкиваете Иран к этому. Вы продемонстрировали всему миру, как вы будут расправляться с неугодными вам лидерами на примере Сербии и Ирака, а после этого, не стесняясь, причислили Иран к "оси зла", фактически сообщив, что следующим объектом вашей агрессии может стать именно эта страна. В свете этого понятно стремление Тегерана иметь на вооружении современную технику, хоть как-то позволяющую противостоять вашей армии в случае военной операции против Ирана. Это естественное стремление, защищать свою страну и свой народ.

– Однако масштабы вашего сотрудничества не могут не настораживать, – пытался сопротивляться Флипс, уже пожалевший, что прилетел сюда. – Нам известно, что в серьез обсуждаются планы строительства танкового завода в Иране, то есть речь идет о производстве тысяч, если не десятков тысяч боевых машин, а этого явно слишком много для защиты страны. Президент Мердок просил меня предложить вам рассмотреть вопрос об изменении номенклатуры поставляемых в Иран вооружений. Никто не возражает, если вы продадите в эту страну зенитные ракеты и истребители-перехватчики, но подписанный вами на днях контракт предусматривает поставку иранцам многоцелевых истребителей, теоретически способных нести ядерное оружие. Но даже и без него эти ударные самолеты представляют грозу судоходству в Персидском заливе, к тому же они обладают такой дальностью, что способны достать территорию Саудовской Аравии. Вы подаете наступательные вооружения, но говорите о необходимости укрепления обороноспособности Ирана.

– Мы продаем то, что у нас готовы приобрести, – повторил слова Климова министр иностранных дел. – Если будет принято решение ООН о запрете поставок оружия в Иран, мы, возможно, подчинимся ему, если доводы инициаторов такой идеи нам покажутся по-настоящему убедительными, – усмехнулся он, глядя в глаза своему собеседнику. – Но, как мы можем видеть, несмотря на все ваши усилия, резолюция такого содержания пока не принята и вряд ли будет принята в ближайшем будущем.

– Мы же не указываем вашему правительству, господин Флипс, с кем торговать оружием, Энтони, – добавил Климов. – И то, что происходит у нас с Ираном, является обычными рыночными отношениями, которые в вашей стране ставят превыше всего. Рынок оружия имеет определенные ограничения, но мы не нарушали их и не намерены нарушать. Но я хочу сообщить вам вполне официально, что сотрудничество с Ираном будет нами продолжено. Подписанный в Иркутске контракт станет первым, но не единственным соглашением такого рода. И мы не позволим указывать нам и манипулировать нами под любым предлогом.

– Что ж, – с сожалением пожал плечами Флипс. – Я признаю ваше право строить отношения с теми странами, с которыми вы сами считаете нужным. Но все же мне жаль, что мы так и не достигли взаимопонимания, господа. Иран не та страна, которой можно слепо доверять, и вооружая исламистов, вы, возможно, создаете осложнения для самих себя, ведь Россия намного ближе к Ирану, чем Соединенные Штаты. У вас хватает точек пересечения интересов, одной из которых является, к примеру, Каспийское море. Я не пытаюсь вас настроить против тех, кого вы считаете своими партнерами, но все же не вполне разумным кажется сознательное усиление той страны, которая является явным соперником.

– У нас нет, и не будет разногласий с Тегераном, – жестко, с тщательно скрываемой злобой, возразил Розанов. – К сожалению, вам, американцам, свойственно на все смотреть с позиции силы и материальной выгоды. Мы намерены и дальше строить с Ираном партнерские отношения, и любые трудности будем решать не на поле боя, а за столом переговоров. Ваш же визит в Москву, я думаю, можно считать завершившимся. Мы поняли, Энтони, что хотел донести до нас вашими устами президент Мердок, и на ближайшем заседании кабинета министров мы обсудим его мнение, но я не советую вам надеяться даже, что требования Вашингтона будут выполнены в ближайшем будущем. – Министр иностранных дел поднялся на ноги, протягивая руку Флипсу, и тем дав ему понять, что беседа закончилась.

Возвращаясь в аэропорт, где его уже ждал заправленный и готовый к немедленному взлету самолет, Флипс размышлял о том, почему президент Швецов поручил переговоры с посланником Вашингтона своим министрам. Климов и Розанов были хоть и важными фигурами в русском правительстве, но все же не имели достаточных полномочий для очень многих действий. Фактически они лишь могли передать Швецову суть разговора, и лучше было бы в этом случае общаться с русским лидером напрямую. Энтони Флипс точно знал, что в эти часы президент России находится в пределах столицы, и причины, по которым он не встретился с госсекретарем, оставались полной тайной. Алексей Швецов должен был понимать, что такой поспешный визит не самого последнего человека в американской властной структуре, имеет под собой веские основания, и мог побеседовать с Флипсом даже просто из интереса. Но он не воспользовался такой возможностью, при этом сознательно нанеся оскорбление высокопоставленному гостю, который перелетел через океан именно для того, чтобы встретиться с русским президентом.


Все сомнения и догадки Флипса были бы развеяны мгновенно, узнай он, что в те минуты, когда сам беседовал с русскими министрами, в одной из своих подмосковных резиденций Алексей Швецов, президент России принимал гостя из далекой южной страны. По прибытии в Вашингтон одним из первых сообщений, полученных по линии разведки, будет как раз отчет об этих тайных переговорах, но это будет позже, пока же Энтони Флипс, госсекретарь США, официальный представитель этой державы перед лицом иностранных лидеров, пребывал в недоумении. А встреча с принцем Саудовской Аравии, протекавшая на фоне весеннего, пышущего юной силой и чистотой, леса, была в самом разгаре.

Принц Мохаммед Аль Хазри, один из многочисленных членов королевской семьи Саудовской Аравии, выглядел чуждым на фоне небольшого особняка, затерявшегося в лесах вблизи русской столицы. Этому высокому, статному смуглокожему человеку с хищным лицом, облаченному в европейский костюм и традиционный бурнус, больше приличествовали бы раскаленные барханы и шатры бедуинов, в крайнем случае – сияющий позолотой и мрамором дворец, окруженный тенистыми пальмами. Но аравийский принц вполне уютно ощущал себя и в гостиной стилизованного под древнерусский терем особняка, держась так уверенно и невозмутимо, словно не он прибыл в гости к русскому президенту, а Алексей Швецов посетил его жилище.

– Итак, господин Швецов, – принц Аль Хазри вышагивал по просторной комнате, меряя шагами деревянный пол, время от времени бросая короткий взгляд на своего собеседника. – Прежде всего, я надеюсь, что сам факт моего визита в вашу страну останется тайной хотя бы ближайшие дни. Это очень важно, ведь нам нужна сейчас фора во времени перед нашими соперниками. Только секретность переговоров позволит нам действовать на один шаг впереди, а для задуманного нами, в частности, королем Абдаллой, чье личное поручение я и исполняю, нужна, прежде всего, внезапность.

– Все возможное для обеспечения необходимого уровня секретности нами сделано, – Алексей Швецов вольготно устроился в глубоком кресле, взглядом сопровождая вышагивавшего перед ним араба. Сейчас протокол можно было опустить, эта встреча была важна вовсе не соблюдением ритуалов. – Но вы, Ваше высочество, должны понимать, что такое событие долго оставаться тайной не может. Информация идет по множеству каналов, как от нас, так и от вас, и рано или поздно она станет известна тем, от кого вы собственно и пытаетесь скрыться. Я уверен, заинтересованные стороны уже осведомлены о том, что вы прибыли в Москву, хотя, полагаю, о предмете нашей сегодняшней встречи они могут и не знать, ведь даже я пока смутно представляю цель вашего появления здесь. Но, как известно, все тайное рано или поздно становится явным, и этот закон жизни непреложен.

Принц мог убедиться в справедливости слов русского президента, когда его кортеж следовал через многочисленные посты охраны, прикрывавшие подступы к этой резиденции главы России. В преддверие визита чужеземного гостя жизнь замерла, любое движении мгновенно оказывалось под пристальным наблюдением.

Разумеется, лимузин араба пропускали без задержки, но все же он заметил множество людей с оружием, готовы отразить любую атаку. Но точно так же Аль Хазри понимал, что сейчас тайны выведываются вовсе не с помощью подброшенных в постель микрофонов или замаскированных под электрические розетки видеокамер. Оказаться агентом врага мог любой, и не всегда можно было рассчитывать на бдительность контрразведки.

– Да, я все понимаю, уважаемый, конечно, – с достоинством кивнул Мохаммед Аль Хазри. – Но я и не прошу многого, достаточно и нескольких дней, чтобы мы могли без постоянного ощущения чужого взгляда, вонзившегося в спину, обдумать сказанное друг другом и принять единственное решение.

– Тогда, полагаю, вам стоит все же перейти к цели вашего визита, должен признаться, довольно неожиданного, – чуть усмехнувшись, предложил Швецов. Беспокойство араба о секретности начинало немного забавлять, хотя президент России не лгал, говоря обо всех необходимых и возможных мерах безопасности, основой которых было посвящать в происходящее как можно меньше людей. – Вы заинтриговали меня, так не пора ли приподнять завесу тайны?

В гостиной кроме хозяина усадьбы и его арабского гостя не было больше никого. И Аль Хазри и Швецов неплохо владели английским, и потому вполне могли обойтись без переводчика. При этом рядом не было никакой прислуги, операторов из службы протокола, ведущих видеосъемку встречи, и даже телохранители президента и его высокородного собеседника находились сейчас в отдаленных помещениях. Именно это и являлось самым надежным гарантом секретности, что понимал и Аль Хазри.

– На самом деле здесь нет никакой тайны, – пожал плечами аравийский принц. – Некоторое время назад вашему министру энергетики, уважаемому господину Решетникову, было передано наше предложение о вступлении России в международную организацию экспортеров нефти. Это предложение исходило лично от короля Саудовской Аравии, которого поддержали правители некоторых других стран, прежде всего, на Ближнем Востоке. Мы тогда понимали, что это очень сложный вопрос, но прошло уже достаточно времени, и мы ждем ваш ответ. Пришла пора принимать решение, и сейчас я хочу услышать ваше слово, господин Швецов.

Алексей даже не удивился сказанному арабским гостем, ведь чего-то подобного он и ожидал уже довольно долгое время. Президент, расслабленно сидевший в кресле, смотрел, задумчиво потирая подбородок, на Аль Хазри, которого, видимо, переполняли эмоции. Аравийский принц нервно метался по комнате, от волнения начав разговаривать с жутким акцентом, а то и вовсе переходя на арабский, которого Швецов не понимал, за исключением нескольких давно услышанных фраз. В прочем, подумал Алексей, наблюдая за переполняемым эмоциями арабом, возможно, все это было лишь умело сыгранным спектаклем. Еще в Афганистане президент России, тогда носивший погоны, понял, что уроженцы Востока точно не страдают от недостатка артистизма и к тому же отлично владеют собой.

– Основатели ОПЕК почти единодушны в готовности признать вашу страну равноправным партнером, – не дожидаясь ответного слова русского президента, продолжал тем временем разгоряченный Мохаммед Аль Хазри. – Это естественный, вполне логичный шаг, ведь Россия занимает одно из ведущих мест в мире по запасам нефти и газа, а с учетом некоторых, быть может, излишне смелых, прогнозов, она является обладателем крупнейших на всей планете запасов органического топлива. И это естественным образом сближает наши страны, делая нас партнерами.

– Возможно, у нас действительно есть общие интересы, – согласился Швецов. – Но зачем нам вступать в вашу организацию, ваше высочество? Не скрою, предложение довольно смелое и лестное для нас, но ведь став равноправным участником ОПЕК, мы одновременно будем исполнять и некоторые обязанности пред партнерами, в частности, ограничивая объем добычи и экспорта нефти для стабилизации цен на мировом рынке "черного золота". Сейчас, когда Россия в значительной степени еще зависит именно от конъюнктуры мирового рынка нефти, такой шаг для нас будет означать огромные финансовые потери. И вы должны понимать, что как глава государства, я никогда умышленно не приму те решения, которые могут хотя бы теоретически причинить ущерб своему народу. Думаю, это вполне естественно, и доступно для всех.

– То есть, уважаемый господин Швецов, вы отказываетесь от нашего предложения, – Аль Хазри взглянул на русского президента, буквально пронзая его своим взором. – Я правильно вас понял?

– Я еще не принял окончательного решения, Ваш высочество, – покачал головой Швецов. – Просто пока вы не смогли меня убедить в важности своего щедрого, хотя и несколько странного, приглашения. Зачем мне нужно связывать свою страну какими бы то ни было обязательствами перед вашей организацией?

– Все просто, – улыбнулся Аль Хазри, решив, что сможет сейчас убедить президента России, и тот согласится на его предложение. – Сейчас, в условиях, когда нагнетаются слухи об исчерпании мировых запасов нефти, притом, что современная цивилизация Запада основана именно на ней, каждая страна, имеющая сколь-нибудь существенные ресурса этого полезного ископаемого, становится потенциальной жертвой агрессии Соединенных Штатов и их приспешников. По отдельности и Россия, и любая из стран, уже состоящих в нашей международной организации, слабы, и не смогут устоять перед лицом мощнейшего союза западных держав. Пример Ирака очень показателен в этом случае. Все известно, что сделали американцы с этой страной, и в каком состоянии сейчас она находится. Поэтому, только действуя единым фронтом, мы сможем ощущать себя в безопасности. Вам ведь известно, что почти все участники ОПЕК поддержали ультиматум, предъявленный Западу в отношении Ирана? И я уверяю, что в случае необходимости мы исполним свои угрозы, заставив американцев и их прихвостней отказаться от агрессивных планов. И если бы ваша страна, уважаемый, присоединилась к этому пакту, мощи Америки был бы положен конец.

Нельзя сказать, что в это мгновение Алексей не ощутил соблазна. Ухватить запад во главе с Америкой за глотку, пережать нефтяные артерии, поставив на колени всю Атлантическую цивилизацию, это было мечтой многих, и он, Алексей Швецов, сейчас мог исполнить ее. Нефть была животворной влагой, питавшей Запад, на ней зиждилось благополучие этого мира, живущего в сытости и достатке. Лишить его нефти – значит уничтожить до основания.

Да, существовали, и не только в университетских лабораториях, альтернативные источники энергии, от атомной, давно освоенной, и незаслуженно считавшейся источником особой опасности, до всякой экзотики типа солнечных батарей. Но миллионы автомобилей, всяких "Крайслеров", "Олдсмобилей", "Ситроенов", стремительных "Феррари" и шикарных, величаво плывущих по улицам "Роллс-Ройсов" требовали одного – бензина, а значит, нефти. И велик был соблазн, сказав одно лишь слово, ввергнуть Запад в шок, оцепенение, медленную смерть. Но плох тот правитель, кто готов рубить с плеча.

– Да, что случилось с Ираком, мне известно, – кинул Швецов. – Чтобы предугадать действия американцев, не нужно было обладать особым чутьем. Задолго до начала боевых действия всем уже были известны намерения Соединенных Штатов, но никто из вас, ни Саудовская Аравия, ни Эмираты, никто не пытался даже помешать американцам, хотя и тогда, десять лет назад, в ваших руках были артерии, питающие США нефтью. Вместо того чтобы встать на защиту своего партнера, просто пригрозив американца нефтяным эмбарго, вы не просто следили за тем, как Ирак вбомбили в хаос, но еще и активно помогали этому процессу. И после такой демонстрации союзнической верности у меня лично возникают сомнения в том, что вы всерьез вступитесь за Иран, если он вдруг подвернется агрессии. Что же до слабости наших стран, что я попросил бы вас, ваше высочество, говорить лишь за себя. Россия была и пока остается ядерной державой, и мы не нуждаемся в защите выраженной в робких угрозах Западу перекрыть нефтепроводы. У нас есть иные, намного более эффективные средства самообороны, и мы готовы применить их в крайнем случае. Слабы именно вы, Саудовская Аравия и прочие государства этого региона, вооруженные Соединенными Штатами, и не имеющие почти никаких шансов на успех в венном конфликте с ними. Ваши реальные возможности давно известны в Вашингтоне, и там, конечно, уже разработали планы стремительных военных кампаний против каждой из стран Ближнего Востока в отдельности всех вместе. И Россия нужна вам лишь для того, чтобы стать щитом в случае американской агрессии, которая с каждым годом становится все более вероятной. Но мы этим щитом стать не готовы.

– Мы уважаем вашу страну, и не имеем даже в мыслях нанести ей хоть малейший ущерб, – лишь то, что принц Мохаммед Аль Хазри находился сейчас здесь на правах гостя, не позволило горячему саудовцу вспылить в ответ на явные оскорбления, высказанные Швецовым. – Россия нами рассматривается как одна из ведущих держав, и мы предлагаем ей равные права, возможно, даже чуть большие по сравнению с некоторыми новыми челнами нашей организации.

– Пока я лишь вижу, что вы хотите за наш счет обеспечить собственную безопасность, заодно используя нас для обеспечения притока валюты в ваши государства, – криво усмехнулся Алексей. – Мы не хотим становиться гирей на весах мирового рынка нефти, которую будут двигать ваши умелые руки. Сейчас не в интересах России связывать себя какими-либо обязательствами ни с ОПЕК, ни с любой другой международной организацией подобного плана. Мы тоже поддерживаем Иран, но делаем это по-своему, и не считаем пока должным присоединяться к вашему ультиматуму. Не в моих интересах, как президента России, громкими словами портить наши отношения и с Соединенными штатами, и с их европейскими союзниками. Поэтому я вынужден отклонить ваше предложение, господин Аль Хазри, что вы и можете передать вашему королю.

– Что ж, – со вздохом пожал плечами араб, – мне, право, очень жаль, что вы приняли такое решение, господин Швецов. Но это, конечно, ваше право, ведь истинный правитель должен действовать в интересах, прежде всего, собственной страны, ее и только ее. Я уважаю ваше мнение, хотя и опечален, что вас не убедили мои слова. Но все же, возможно, вы измените свои взгляды. В таком случае знайте, что наше предложение не утратит силу еще очень долго, и мы готовы ждать.

– Я не советовал бы вам надеяться на это, – покачал головой Швецов. – В обозримом будущем не может произойти ничего такого, что заставило бы меня кардинально поменять свои взгляды на происходящее в мире.

Вежливо раскланявшись со Швецовым, Мохаммед Аль Хазри покинул подмосковную резиденцию главы государства, направившись в аэропорт. Там, на отдаленной полосе, восточного принца ожидал заправленный и несколько раз проверенный экипажем и техниками из команды аэродромного обслуживания лайнер, готовый унести принца обратно в знойную Аравию.

Аль Хазри, прощаясь, ничем не выдал ни мыслей своих, ни эмоций, но Алексей, неплохо научившийся за прожитые годы чувствовать людей, понимал, что аравийский принц далеко не так спокоен, как кажется. Конечно, на эту встречу и король Саудовской Аравии и кое-кто еще наверняка возлагали большие надежды, будучи уверены, что Россию легко удастся сделать своей марионеткой. Природа такой уверенности была Швецову непонятна, но он представлял разочарование восточных правителей, оставшихся один на один с непредсказуемым заокеанским союзником, который в ответ на неудавшийся заговор против себя мог устроить показательную порку.

Из Вашингтона все чаще раздались заявления, что не Ирак и даже не Иран, а именно Саудовская Аравия активнее всех поддерживает терроризм на Ближнем Востоке и во всей Азии. Собственно, так оно и было, один Талибан, созданный саудовцами и пакистанцами под мудрым руководством ЦРУ чего стоил. Но тогда все это было направлено протии Советской России, а значит, было простительно. Теперь угроза возникала уже для соединенных Штатов, и сейчас, в свете интриг Эр-Рияда по поводу вступления России в ОПЕК, стремительный ракетный удар по территории саудовского королевства становился весьма реальным. Король Абадалла, отнюдь не пользующийся всеобщей любовью своего собственного народа, вдруг оказался лицом к лицу со всем западным миром, мощь которого трудно было представить. И теперь правитель лихорадочно метался и стороны в сторону, в тщетных попытках заручиться поддержкой тех, кто еще мог потягаться с горделивой Америкой. Но пока все надежды разбивались о непреклонную волю мировых владык.


Разумеется, хотя сам визит Аль Хазри проходил в обстановке повышенной секретности, Швецов не мог единолично владеть всей полученной информацией. Президент, как и любой человек, просто хотел с кем-нибудь обсудить происходящее, высказав свои соображения, и, возможно, услышав в мудрый совет. На роль собеседников лучше всего подходил Вадим Захаров, сейчас готовившийся к встрече с представителями европейских нефтяных и газовых концернов. Еще не помешал бы и министр энергетики. Иван Решетников занимал такой пост в правительстве, что в тонкостях международных отношений разбирался не хуже профессиональных дипломатов. В мире, где ныне вражда и дружба между державами все чаще зависели от природных ресурсов, иначе было нельзя.

Однако поскольку любые перемещения президента, тем более, после недавней бойни в самом центре столицы, стоившей жизней десяткам людей, представляли собой исключительно сложную операцию, в которой взаимодействовали все существующие спецслужбы, Швецов после встречи с Аль Хазри не покинул свою резиденцию. Вместо этого Захаров и Решетников, уже довольно долго ожидавшие вестей о результатах переговоров, поспешили в подмосковный особняк, чтобы там, без посторонних, обсудить их итоги.

– Арабы пытаются вести хитрую игру, – наливая себе чай, заметил Вадим Захаров, после того, как президент коротко пересказал им суть разговора с аравийскими принцем. – Если мы станем участником ОПЕК, то все вместе возьмем янки за горло. Даже в Эр-Рияде забеспокоились, заметив суету вокруг Ирана. Но если саудовцы будут против войны, американцы на это не обратят внимания, если же они поддержат вторжение в Иран, то сами рискуют подвергнуться массированным террористическим атакам. Сами по себе они не имеют веса, вот потому и ищут союзников.

Беседа проходила на свежем воздухе. Швецов и его гости покинули особняк, обосновавшись на открытой веранде. Поодаль прогуливались телохранители президента, державшиеся на таком расстоянии, чтобы не услышать ни одного лишнего слова даже случайно.

– Да и пример Ирака, действительно очень поучителен, – добавил Иван Решетников, кивая Захарову. – Вместо пусть и враждебного, но относительно стабильного государства с сильной властью, Эр-Рияд получил у себя под боком огромную территорию, только формально контролируемую американцами и их союзниками. Причем на этой территории до сих пор сосредоточены огромные запасы оружия, как обычного, так и массового поражения, затерявшиеся невесть где, но вовсе не переставшие существовать. И там же полно людей, готовых и умеющих это оружие применять, и многие из них ненавидят Саудовскую Аравию за то, что та столь активно поддерживает "неверных".

– Любая война в регионе, конечно, вызывает не самые благоприятные последствия, – согласился со своими собеседниками президент, сделав затем глоток ароматного чая, по старинке налитого в стеклянный стакан с подстаканником. Мелкий каприз, который Алексей Швецов сейчас мог себе позволить. – Арабы боятся войны и, заступаясь за Иран, беспокоятся, прежде всего, о собственном благополучии. Самое страшное для них – потерять нефтяные месторождения или пути для поставок нефти за рубеж, и это вполне реальная угроза. Все уже сталкивались с подобным в восьмидесятые, когда было почти нарушено судоходство в Персидском заливе, а каждый танкер хотя бы раз подвергался атаке с моря или с воздуха. Сейчас, если начнется военная операция против Ирана, будет не лучше.

Кроме того, иранцы, дабы вызвать выступления населения соседних стран против американцев и собственных правительств, вполне могут атаковать нефтяные месторождения, нефтепроводы, прочие объекты инфраструктуры. Саудовская Аравия существует за счет нефти, и если поставки ее на экспорт будут осложнены близкой войной, арабам придется нелегко. Самое главное, Эр-Рияду не удастся остаться в стороне от конфликта. На их территории уже сейчас полным полно американских солдат, и эти американцы станут одной из важнейших мишеней для иранцев. Тегеран, в отличие от Багдада, располагает баллистическими ракетами средней дальности, намного более совершенными, чем были у Хусейна в девяносто первом – а и те наделали в свое время немало шума – и даже без ядерных боеголовок весьма эффективными. Ракетный удар, опять же, может быть нанесен и по американским базам, и по нефтеносным полям, и неизвестно еще, что хуже.

Можно, конечно, выгнать американцев, вернее, попытаться это сделать, но тогда Саудовская Аравия из союзника Соединенных Штатов превратится в еще одного пособника терроризма, причем это будет объявлено официально. Конечно, агрессия против Эр-Рияда маловероятна, американцам это не нужно, но вот если заставить европейцев на время отказаться покупать их нефть, это очень быстро разрушит саудовскую экономику и, опять же, может вызвать выступления местных экстремистов, которые спят и видят, как бы отнять у королевского семейства их богатство. Это, разумеется, совершенно не устраивает Эр-Рияд, не устраивает короля, но без посторонней помощи он бессилен, и даже думать не смеет в одиночку противостоять американцам.

– Но нефть является не только уязвимым местом саудовского королевства, но и его самым мощным оружием, перед которым все эти купленные у американцев "Иглы", "Абрамсы" и "Пэтриоты" – ничто. И если нефть использовать для воздействия на американцев и весь Запад, тогда вполне реально избежать войны, сохранить существующее положение дел, – добавил Решетников. – Но все же ОПЕК не единственный поставщик нефти, и при существующих условиях резкие движения на нефтяном рынке могут выйти боком для самой Саудовской Аравии. Арабы знают, что при необходимости мы всегда сумеем сбить цены на мировом рынке, в ответ на их эмбарго увеличив объем добычи, и тем обеспечив себе немалый приток валюты. И для них единственным гарантом собственной безопасности станет наше вступление в ОПЕК. Черта с два они нас уважают, нет такого понятия в международной политике. Есть лишь выгода, и если она оказывается взаимной, тогда и заключаются всякие соглашения. Саудовцы нынче ищут выгоду для себя, и сейчас нуждаются только в контроле за нашей нефтью, которая неудержимым потоком течет на запад. Приняв на себя обязательства, соответствующие статусу члена международной организации нефтеэкспортеров, мы вынуждены будем по требованию той же Саудовской Аравии сокращать объем добычи. В таком случае американцы просто не посмеют что-либо предпринять. Они сколько угодно могут кричать о шантаже, но когда два крупнейших поставщика нефти в мире действуют сообща, крупнейший потребитель этой самой нефти вынужден будет ограничиться только словами, и то, не слишком резко высказываясь, ведь от того, что и как заявят из Вашингтона, и будет зависеть, сколько продлится объявленное нами эмбарго.

– Кстати, мне совсем недавно высказали идею насчет того, что поставки русской нефти и газа в Европу можно использовать для воздействия на европейцев, – прервал министра энергетики Вадим Захаров. Он не рассчитывал так быстро встретиться с президентом, не успев все до конца обдумать, и все же решил воспользоваться случаем: – Один из моих заместителей, Громов, предложил внести изменения в те контракты, которые я скоро должен буду подписать с европейскими покупателями. Он предлагает в качестве оплаты требовать передачу нам некоторых лицензий, например, в области двигателестроения и компьютерных технологий. Будто бы, получив готовые технологии, мы быстро сможем наладить выпуск соответствующей продукции, и так быстрее переориентировать нашу экономику, сделав ее не сырьевой, как сейчас, а наукоемкой.

– Громов, Громов, – задумчиво произнес Швецов, что-то вспоминая, – не тот ли это Громов, что вел переговоры с "Нефтьпромом"? Вроде бы, дельный парень.

– Он самый, кивнул Вадим Захаров. – Действительно, толковый малый. Молодой, деятельный, полный энергии. Один из моих лучших людей, если не самый лучший.

– Что нам толку с этих лицензий, – пожал плечами Решетников. – Мы разве не сумеем наладить производство того, что уж много лет назад было создано нашими учеными по собственной инициативе?

– Конечно, сумеем, Иван, – не стал спорить Швецов, – но в предложении человека Вадима есть смысл. Мы можем требовать у европейцев не только передачи технологий, описания той или иной продукции, но все необходимое оборудование для оснащения целых заводов, вплоть до гаечного ключа. Это займет сравнительно немного времени, и мы сможем вести опытно-конструкторские работы над своими изобретениями, одновременно уже производя вполне современные аналогичные изделия по западным образцам. Конечно, мы в состоянии создать намного более совершенные образцы, это уже не раз доказывали наши инженеры и конструкторы, но это требует времени, и паузу, необходимую для доводки собственных идей, их материализации, мы как раз и можем закрыть так, как советует Громов. Например, раз европейцы считают неэкологигчными наши авиадвигатели, мы потребуем у них их же собственные турбины, но производить их будем сами, здесь, в России, – на ходу придумывал план Алексей. – Сейчас для полетов в Европу наши авиакомпании вынуждены покупать "Боинги" и "Аэробусы", обеспечивая работой иностранцев. А так мы поставим на свои "Ильюшины" импортные движки – наработки в этом направлении уже есть – сделанные руками русских рабочих. И тогда уже мы сможем продавать европейцам свою технику, ведь формально никаких ограничений больше не будет, и пусть только они попробуют придумать еще какие-нибудь отговорки!

– И что, Алексей Игоревич, вы реально хотите предъявить европейцам такие требования? – с явным недоверием, словно заподозрив в услышанном некий розыгрыш, шутку, поинтересовался Решетников. – Не думаю, что у них это вызовет радость, ведь никто и никогда не стремился создавать себе конкурентов. Неужели они безропотно согласятся продавать нам технологии?

– Ну, не безропотно, – многозначительно усмехнулся президент. – Но, думаю, мы сможем договориться с ними о разделе рынков сбыта, это вполне реально. И тогда немцы и французы будут торговать, к примеру, с Индией, а мы будем поставлять ту же самую продукцию в Китай. И это вполне устроит всех, ведь развивающиеся страны Азии, Африки, Латинской Америки, смогут поглотить огромное количество любой продукции. Это на уровне фирмы конкуренты опасны, на уровне же мировых держав все вопросы можно урегулировать без особых проблем за столом переговоров, ведь там кроме экономики в игру вступает еще и политика.

– То есть, Алексей, ты принципиально не против этой идеи? – Захаров по давней привычке в близком кругу обращался к президенту, как к близкому другу, точно, как во времена Афганистана.

– Да, отмахиваться от нее не стоит, – подтвердил Швецов. – Конечно, просто так наши партнеры не станут поставлять технологии в Россию, но я уверен, мы сможем их убедить. Пожалуй, тебе, Вадим, стоит поручить своим экспертам переработать проекты контрактов, которые должны подписать европейцы, – решил он. И это уже был приказ. – Время еще есть, хотя и немного, поэтому твои люди, думаю, успеют все сделать, как надо, если напрягутся. А Громова, пожалуй, можно назначить ответственным за все это, и в случае успеха поощрить, как положено. У нас впредь людей будут награждать за то, что они принесли успех своей стране, так почему бы Максиму Громову не стать первым из них?

– Ладно, – усмехнулся Захаров. – Я все понял. Заставлю своих ребят побегать, а то салом обросли, точно поросята. Нечего даром свои большие зарплаты получать, – криво усмехнулся глава "Росэнергии". – Ну а с западными партнерами, думаю, договоримся, деваться-то им все рано некуда!

Швецов и Решетников понимающе хмыкнули – угроза эмбарго беспощадным призраком нависла над Европой, и это было известно каждому. А, значит, у родившейся за чашкой чая идеи появлялся шанс на успех.


Пока наделенные властью люди на лоне природы обсуждали визит аравийского принца в Москву, из столичного аэропорта с разницей в несколько минут взлетели два реактивных лайнера. Один из них взял курс на запад, в сторону океана, а другой направился на юго-восток, унося своего единственного пассажира к стране раскаленных песков и золотых дворцов, возвышающихся посреди пустыни.

Хотя Аль Хазри прибыл в Москву раньше, чем американский посланник, о визите которого аравийский принц был осведомлен, покинул ее он с некоторым опозданием. Техники вроде бы обнаружили неисправность в одном из двигателей "Боинга", и больше часа пришлось потратить на его тщательную проверку, которая, к счастью, подтвердила, что турбина в полном порядке, и жизни благородного пассажира громадного как дом лайнера ничто не угрожает.

Послы далеких стран, находясь уже в небе, разумеется, обдумывали результаты своего визита, и каждый из них постепенно приходил к выводу, что только зря потратил время. И чтобы хоть немного наверстать упущенное, следовало прямо сейчас, не дожидаясь возвращения на родину, начать обдумывать дальнейшие планы. Для этого Энтони Флипс решил в полете связаться с президентом Мердоком, чтобы немедленно доложить ему об итогах поездки, и вместе подумать над тем, как быть дальше.

"Боинг" госсекретаря, внешне отличавшийся от обыкновенного пассажирского лайнера меньшим числом иллюминаторов, был оснащен всем, необходимым для того, чтобы самолет стал летающим командным пунктом. Имелась на борту лайнера и система спутниковой связи, с помощью которой можно было в реальном времени разговаривать с собеседником, находящимся в любой части планеты, и даже, теоретически, в околоземном пространстве. Правда, сейчас такие возможности Флипсу не требовались, поскольку он связался всего лишь с Белым Домом, где президент Соединенных Штатов ожидал известий о результатах его поспешного визита в загадочную Россию.

– Господин президент, к сожалению, я не смог встретиться с русским лидером, – первым делом сообщил Флипс, дозвонившись до главы Соединенных Штатов. – Я имел короткую беседу с их министрами экономики и иностранных дел. О нашем предложении я не счел возможным говорить с ними, сэр.

– Что ж, вы поступили правильно, Энтони, – согласился собеседник Госсекретаря. – В такой ситуации вы и не могли поступить иначе.

Президент Мердок вышагивал по Овальному кабинету, охраняемый бдительными парнями из Секретной Службы. Джозеф Мердок ожидал от своего госсекретаря чего-то большего, но все же не был особенно огорчен результатом. Он понимал, что такие вопросы следует решать на самом высшем уровне, лично, а не через посредников, пусть и весьма высокопоставленных, о чем и не преминул сообщить Флипсу.

– Думаю, мне нужно лично встретиться со Швецовым, и обсудить с ним все с глазу на глаз, – решил Мердок. – И я постараюсь сделать это как можно быстрее. Мне буквально считанные минуты назад сообщили, что Мохаммед Аль Хазри, министр нефтяной промышленности Саудовской Аравии и доверенное лицо короля, прибыл в Москву несколько часов назад. Думаю, вы оказались в российской столице одновременно.

– Выходит, Швецов как раз мог встречаться с саудовцем, отдав ему предпочтение? – удивился госсекретарь. – В таком случае ясно, почему он, в нарушение договоренностей, поручил своим министрам принять меня, хотя изначально я должен был встретиться лично с русским президентом.

– Да, скорее всего, именно по этой причине он и покинул Кремль, – согласился Мердок. – Нам точно известно, что целью визита Аль Хазри, выступающего сейчас доверенным лицом самого короля Саудовской Аравии, были переговоры о вступлении России в ОПЕК. Неофициальное предложение было сделано русским еще раньше, сейчас настала пора пронять окончательно решение.

– Нам что-нибудь известно о результатах? – Энтони Флипс вдруг представил, что как раз в то время, когда он в кремлевских покоях вел неспешную беседу с русскими министрами, президент Швецов и арабский принц где-то в пригородах российской столицы, в удаленной резиденции, подписали соглашение о присоединении России к международной организации нефтеэкспортеров. Кошмар всех американцев мог осуществиться сегодня, и он, Энтони Флипс, человек, являвшийся воплощением внешней политики Соединенных Штатов во всем мире, не смог этому помешать, более того, даже не знал о происходящем.

– Скорее всего, никаких важных решений не было принято, – Мердок, сам того не ведая, смог успокоить госсекретаря. – Встреча прошла в обстановке повышенной секретности, нам пока лишь известно, что арабский принц прилетел в Шереметьево и оттуда уехал в одну из загородных резиденций русского президента. Но я думаю, Швецов не такой идиот, чтобы связывать себя какими-либо обязательствами перед арабами. Сейчас Россия нуждается в притоке валюты, как никогда ранее, ведь новый президент хочет, ни много, ни мало, восстановить экономику страны, которую его предшественники разрушали почти два десятилетия, всего за пару лет. Пока только за счет экспорта нефти и газа можно обеспечить поступление денег, а вступление в ОПЕК будет означать, что по требованию того же Эр-Рияда придется сокращать объемы добычи, если, к примеру, саудовцы решат ввести нефтяное эмбарго в случае провокации против Ирана. Нет, в текущих условиях русские в лучшем случае ограничатся обещаниями, никаких более решительных действий в сотрудничестве с арабами они не предпримут, я уверен.

– Но ситуация меняется довольно быстро, – напомнил Флипс. – Если им это невыгодно сейчас, вовсе не означает, что через год Швецов будет думать так же.

– Верно, – не стал спорить президент. – Поэтому мы с вами и должны подумать, как удержать русских от такого шага. Обстановка вокруг Ирана довольно напряженная, наши военные находятся в постоянной готовности к любым провокациям, и не могут советоваться с Вашингтоном по каждой мелочи. При этом единственный выстрел может вызвать настоящую катастрофу, если арабы решат следовать собственным заявлениям. А не мне вам объяснять, что означают поставки нефти из-за рубежа для Соединенных Штатов и для наших европейских союзников. Мы не можем пойти на риск потерять плацдармы в Европе, и должны сделать все возможное, чтобы арабам не пришлось вводить эмбарго.

– Мне кажется, сэр, что сейчас и русские представляют для нас серьезную угрозу, – прервал президента Флипс. – Европа зависит от поставок нефти из стран Персидского залива гораздо больше, чем Штаты, и русские, воспользовавшись эмбарго, могут попытаться утвердить свое господство над нашими союзниками. Если Саудовская Аравия, Кувейт и прочие прекратят продавать европейцам нефть, именно Россия сможет покрыть дефицит, и в условиях отсутствия альтернативы Москва может выдвигать любые условия, например, они могут заставить наших союзников отказать нам в предоставлении своей территории для размещения там элементов системы противоракетной обороны.

– Это вполне вероятно, – президент Мердок и сам обдумывал такой вариант, который, как оказалось, рассматривал и его госсекретарь. – И мы, Энтони, должны сделать все, чтобы сохранить лояльность наших европейских союзников.

– Чтобы избежать неприятностей, нам нужно, прежде всего, оставить в покое Иран, – предложил Флипс, упорно стоявший на своем, и теперь пользовавшийся подходящим моментом. – Возможно, следует отозвать наши войска, размещенные в Ираке и Турции, вывести из Персидского залива часть боевых кораблей, чтобы в Тегеране тоже спало напряжение. Иранцам не по душе, что возле их берегов крейсируют наши авианосцы, а на авиабазах в считанных десятках миль от их границы в полной готовности ждут приказа сотни самолетов.

– А вот с этим предложением я не согласен, и мои советники, в том числе глава Агентства национальной безопасности и генералы из Объединенного комитета начальников штабов, меня поддерживают, – возразил президент Мердок. – Сейчас мы не можем ослаблять свое военное присутствие в регионе. Ирак готов взорваться в любое мгновение, и если наши войска покинут его, эту страну охватит хаос, который быстро перекинется и на соседние государства, в которых полно исламских фундаменталистов, жаждущих войны. Нет, мы утихомирим Иран иначе. Сейчас в Тегеране очень рассчитывают на сотрудничество с русскими, которые готовы поставлять в Иран самое современное оружие, и если мы убедим президента Швецова пересмотреть свои планы в этом отношении, иранцы задумаются, и не будут впредь такими самоуверенными. А с Эр-Риядом мы тоже сумеем договориться, и они пойдут на попятную, не станут пугать нас эмбарго. Просто нужно убедить их, что иранские ракетные программы угрожают Саудовской Аравии не в последнюю очередь, и что наши войска в регионе сдерживают терроризм, опасный также для королевской семьи, богатство которой давно не дает покоя многим в их же собственной стране. К сожалению, директор ЦРУ не смог найти общий язык с саудовским королем, но я надеюсь, что вам это удастся лучше, Энтони. Поэтому я хочу вас видеть в Белом Доме как можно скорее. Я понимаю, что перелеты очень утомляют, но как только вернетесь, вы должны немедленно ехать ко мне, и мы в спокойной обстановке обсудим дальнейшую стратегию. Ваша неудача в Москве – лишь досадная помеха, и мы сумеем добиться желаемых результатов, я в этом не сомневаюсь.

– Да, сэр, – радостно согласился Флипс. – Я тоже верю, что еще не все потеряно. В конце концов, Соединенные Штаты найдут средства убеждения для самых упорных оппонентов. И я бы хотел вам посоветовать, как можно скорее связаться с Швецовым, чтобы договориться о предстоящей встрече. Думаю, вам только и будет по силам повлиять на русского президента. И главным нашим козырем должны стать размещенные в Грузии дивизии.

С чувством выполненного долга Энтони Флипс летел к родным берегам, находясь уже над Атлантическим океаном, на высоте двенадцати тысяч футов от водной поверхности. Госсекретарь все еще был погружен в мысли о минувшей встрече с русскими, в который уже раз удивляясь их хитрости. И, разумеется, Флипс уже давно забыл о происходящем за кавказским хребтом. Слишком быстро менялась обстановка, чтобы вспоминать о давно запущенном процессе, и глава Госдепартамента США был увлечен решением текущих проблем. Происходящее на Кавказе стало для него чем-то второстепенным, несущественным сейчас. А там жизнь била ключом


Окрашенный в темно-серый цвет С-17А "Глоубмастер", один из самых тяжелых транспортных самолетов ВВС США, коснулся бетона посадочной полосы тбилисского аэропорта. Покрытые плотной резиной колеса шасси скрипнули, самолет, сбавляя скорость, прокатился несколько сотен метров по летному полю и замер поблизости от грузового терминала. Кормовая аппарель опустилась на землю, образуя своего рода трап, по которому из чрева транспортника, не отличавшегося особым комфортом, на свежий воздух потянулись молодые парни, затянутые в полевой камуфляж американской армии.

Смеясь и перебрасываясь шутками, бойцы Десятой легкой пехотной дивизии разбрелись по закованному в бетон полю, ожидая, когда за ними прибудут грузовики и другой транспорт, чтобы умчать вновь прибывших к видневшимся вдалеке горным вершинам Кавказа. Переброска дивизии по действовавшим нормативам должна была завершиться в течение двенадцати суток. На этот раз удалось улучшить показатели, уложившись всего в одиннадцать дней, что следовало считать заметным достижением. Столько же понадобилось и для доставки последних бойцов Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, уже занявших отведенные для них районы дислоцирования.

Воздушный мост, в течение последних полутора недель соединявший Тбилиси и многочисленные военные базы, раскиданные по всему Ираку, прекратил свое существование. Сотни тяжелых транспортных самолетов, все это время почти непрерывно находившихся в воздухе, и касавшихся земли лишь для того, чтобы разгрузиться, принять на борт новую партию груза или наполнить топливом опустевшие баки, наконец, могли вернуться на свои аэродромы, где экипажи, напряженно трудившиеся много дней подряд, ждал отдых. Переброска американских соединений в Грузию завершилась как раз тогда, когда президент Соединенных Штатов намеревался встретиться с лидером России, чтобы обсудить возможность вывода их из этой горной страны. И всякий, кто был хоть немного в курсе происходящего, должен был бы задуматься, неужели стоило гнать тысячи солдат в несусветную даль в большой спешке, задействовав сотни транспортных самолетов, только для того, чтобы спустя считанные недели отправить их обратно.

Глава 12 Сговор

Москва, Россия – Вашингтон, США

9 мая


Российская столица готовилась встретить праздник великой Победы, один из самых важных праздников, день, в который много десятилетий назад решилось окончательно и бесповоротно, быть ли России. И хотя годы брали свое, все, даже самые молодые жители не только Москвы, но и всех городов и затерянных в таежной глуши или тундре поселков ощущали торжественность этого дня. Не было во всей необъятной России хотя бы одной семьи, в которой не хранили бы память о погибшем на полях сражений предке, или о том, кто вернулся с давно минувшей войны, искалеченный, в свои восемнадцать лет ставший инвалидом. И во многих домах висели на стенах выцветшие фотографии, с которых на мир смотрели давно уже сошедшие в землю молодые парни в военной форме давно уже исчезнувшей державы, парни, не ведавшие, что эти фотографии должны стать единственной памятью о них.

Сегодня была не круглая дата, которые принято отмечать с особым размахом, но столичные власти намеревались устроить грандиозные торжества, несмотря на это. Несколько дней подряд огромный город готовился к одному из самых торжественных и вместе с тем трагичных дней, дню, когда принято не только радоваться уже давней победе, но и вспоминать тех, кто не дожил до нее, сделав все возможное, чтобы приблизить этот миг. И градоначальник, которому ныне благоволил сам президент, постарался сделать все, что только в силах человеческих, чтобы Москва встретила знаменательный день блистающая и величественная, какой и должна быть столица великой державы.

Десятки тысяч неприметных, но очень важных людей, трудились день и ночь, в течение нескольких недель, готовя город к празднику. Слепила белизной разметка на асфальте столичных магистралей, яркими пятнами всюду красовались свежераспустившиеся цветы. На фонарных столбах, над автострадами, просто на стенах домов были укреплены яркие транспаранты и знамена, реявшие на свежем утреннем ветру. Постовые милиционеры в парадной форме стояли на всех перекрестках, направляя поток машин так, чтобы он не помешал тем москвичам, что решили встретить праздник не дома, перед телевизором, а на улицах родного города, поздравляя немногих доживших до этого дня ветеранов, или просто радуясь хорошей погоде. И сами ветераны прогуливались по тротуарам, шаркая иссеченными осколками ногами, сверкая орденами и медалями, блеск которых с годами, казалось, становился все сильнее. И к этим солдатам давно минувшей войны порой присоединялись совсем молодые парни в парадной форме или просто потертом камуфляже, на котором тоже сияли медали, полученные за совсем другую войну. Это тоже были ветераны, и сейчас все эти люди понимали друг друга, как никогда хорошо, и разница в годах не была для них преградой сегодня.


Президент России собирался встретить великий священный праздник вместе со своим народом, по давней традиции появившись на военном параде. Грандиозное военное действо должно было затмить все, виденное москвичами ранее, и этому немало способствовали пилоты из специального подразделения Военно-воздушных сил, благодаря стараниям которых погода над российской столицей сегодня была превосходной. Яркое весеннее солнце золотом заливало громадный город, и небо было удивительно чистым и прозрачным. Казалось, даже природа чувствовала величие и грусть приближающегося праздника, не смея испортить его своим капризным характером.

Но как ни пытался Алексей Швецов хотя бы на один день отрешиться от постоянных забот, отдавшись целиком и полностью торжеству, это ему не удалось. Неожиданный звонок по прямой линии, соединявшей российскую столицу с Вашингтоном, застал президент России в кремле. Глава Соединенных Штатов редко беспокоил своего российского коллегу, и Швецов, здраво рассудив, решил, что не стал бы он и сегодня звонить по пустякам.

– Добрый день, господин Мердок, – Швецов разговаривал из свого рабочего кабинета, где находился в ожидании парада, приготовления к которому были уже почти закончены, хотя многое, как и всегда в России, делалось в последний момент. – Чем обязан вашему звонку? – Алексей пытался разговаривать предельно вежливо, выказывая уважение к американскому коллеге.

– Алексей, прежде всего, позвольте мне поздравить вас с праздником Победы, стольважным для вашего народа днем, – Джозеф Мердок, судя по всему, был весел и радовался жизни. Во всяком случае, в голосе его сквозило неподдельное счастье, причина которого Швецову была, разумеется, неясна. В прочем, это мог быть и обычный спектакль, и это Алексей тоже прекрасно понимал. Политика была немыслима без притворства во все времена.

– Спасибо, Джозеф, не ожидал от вас такого внимания, – Швецов позволили себе немного иронии, но, судя по всему, Мердок ее просто не заметил. – Жаль, что вы не смогли посетить Москву сегодня. Вы смогли бы насладиться праздником в полной мере.

– Да, мне тоже жаль, – согласился Мердок. – Я знаю, какое значение придают этой дате у вас, в России, и приношу свои извинения, что не смогу разделить с вами сегодняшние торжества. Наши народы полвека назад плечо к плечу боролись с фашизмом, тогда между ними не было никаких разногласий. Какие это были, должно быть, счастливые времена, когда у наших держав было общее дело, пусть и вызванное общим врагом. И как мне жаль порой, что сейчас наступило иное время, и не все так безоблачно между нашими великими нациями.

– Что же вас беспокоит, Джозеф?

По словам Мердока Алексей понял уже, что тот приближается к причине, заставившей его так внезапно созвониться с Москвой. Телефонные разговоры между президентами двух держав не были обыденным делом, и происходили сравнительно редко. И уж никогда они не велись по пустякам.

– Возможно, не стоило бы говорить об этом в такой день, – извинился американский президент. – Но я не могу ждать, ведь от того, сумеем ли мы с вами сегодня придти к общему мнению, зависит очень многое, в том числе, к сожалению, и судьба отношений между нашими странами.

– Давайте ближе к делу, Джозеф, – поторопил американца Швецов. – Я уже понял, что нам предстоит серьезный разговор, но сразу хочу предупредить вас, что не располагаю достаточным временем для этого. Итак, о чем вы хотите со мной побеседовать?

– Речь пойдет об Иране, Алексей, вернее, о том сотрудничестве, которое наметилось между этой страной и Россией, в том числе, и это меня беспокоит больше всего, и в военной сфере.

– Кажется, об этом же со мной хотел поговорить и ваш госсекретарь, – напомнил Швецов. – Но мои министры, которым я поручил эту встречу, так ничего и не дождались от глубокоуважаемого господина Флипса, кроме невнятных требований не продавать иранцам русское оружие. Если вы хотите требовать того же, боюсь, нам не о чем разговаривать.

– Все не совсем так, Алексей, – поспешил оправдаться Мердок. – Просто госсекретарь Флипс имел вполне определенные указания, данные мною, и потому его визит прошел так безрезультатно. Флипс ожидал, что встретится именно с вами, и не посчитал нужным сказать все, что я ему поручил, вашим министрам. Это дело, которое должно решаться лично между главами великих держав, и никакие чиновники, пусть и высокопоставленные, наделенные немалой властью, здесь не помогут.

– Интересно, что же утаил от моих людей глава Госдепартамента?

– Возможно, это покажется вам несколько грубым, но я скажу, как есть, – ответил президент США. – Я хотел предложить вам, Алексей, пойти на некую сделку, касающуюся, в том числе, и Ирана. В последнее время, к величайшему сожалению, между нашими странами возникла некоторая напряженность, и я всей душой желаю, чтобы она исчезла. Но для этого нам нужно встретится лично, и многое обсудить с глазу на глаз.

– Не стоит что-то скрывать сейчас, – предложил Швецов. – Если вы настаиваете на переговорах, я хотя бы должен знать их предмет, знать, о чем мы будем с вами беседовать.

– Говоря коротко, я готов предложить вывести американские войска из Грузии, а в обмен на это наша администрация будет ждать, что вы, господин Швецов, пересмотрите свои планы в отношении военного сотрудничества с Ираном. Разумеется, – сразу пояснил Мердок, – мы вовсе не требуем от вас свернуть сотрудничество с этой страной, просто мы хотели бы, чтобы вы изменили свои намерения в части поставок в Иран некоторых видов вооружения. Если мое предложение вас заинтересовало, Алексей, думаю, нам нужно в ближайшие дни встретиться лично, и в спокойно обстановке обсудить детали.

– Не скрою, весьма неожиданно, – признался Швецов, которого в этот момент позабавил тот факт, что американский президент торгуется с ним, точно старый афганец на кабульском базаре. – Нас действительно беспокоит присутствие вашего военного контингента на Кавказе. Но не меньше нас заботит и развитие сотрудничества с Ираном. Предыдущей администрацией не без вашего влияния связи с этой азиатской страной были разорваны, и сейчас я и мои соратники, мой новый кабинет министров, пытаемся наверстать упущенное.

– Я уверяю, что никто в Вашингтоне не собирается хоть в чем-то ущемлять интересы России, – сообщил Мердок. – Мы уважаем ваше право торговать с любой страной мира, в том числе, и оружием, бесспорно, одним из лучших из всего существующего ныне. Но некоторые ваши действия и даже просто намерения вызывают обеспокоенность у некоторых наших союзников в этом регионе, и я смею надеяться, что мы сможем придти к взаимовыгодному решению проблемы. Поймите, это очень непростой регион, населенный непростыми людьми. Между их народами с давних пор сложились вполне определенные взаимоотношения, и не стоит своим необдуманным, не всегда правильно взвешенным вмешательством изменять сложившийся баланс сил.

– Возможно, в чем-то вы и правы, согласился Швецов, который просто должен был что-то сказать. – Думаю, для нас с вами, Джозеф, действительно нелишне будет встретиться лично.

– Буквально на днях, быть может, даже завтра, я намерен совершить рабочую поездку по европейским столицам, а также встретиться с американскими военными, которые принимают участие в маневрах североатлантического блока в Европе, – предложил Мердок, довольный тем, что смог убедить русского президента встретиться с ним. – Думаю, это будет удобный момент для личных переговоров.

– Удивительное совпадение, – рассмеялся русский президент. – Но и я завтра вылетаю на Кавказ, чтобы там также встретиться с российскими военнослужащими, участвующими в антитеррористической операции в Чечне, а также наблюдать за завершающим этапом учений наших десантников. Возможно, мы с вами сможем как раз в это время встретиться, Джозеф. Как насчет Турции, ведь вы намерены посетить и эту страну? – поинтересовался Швецов.

– Да, верно, я совершу визит в Анкару в течение ближайших трех дней, – не стал спорить Мердок, которого поразила осведомленность русского президента о его планах.

– Тогда, быть может, именно в Анкаре мы и встретимся? Думаю, это будет удобно и вам, и мне.

– Да, я согласен, – подтвердил Мердок. – Это меня вполне устраивает. Скажем, послезавтра, или даже завтра?

– Думаю, через два дня будет в самый раз, – решил Швецов. Ему спешить точно было некуда. – Мы оба ведь должны подготовиться к встрече, чтобы зря не терять время. Не так ли, Джозеф?

– О, вы правы, Алексей, – воскликнул американский президент. – Вы совершенно правы. Итак, послезавтра мы встретимся лично в Анкаре?

– Да, решено, – согласился Алексей, уже прикидывая, что из запланированного на ближайшие дни придется отменить, а что – передвинуть на другой срок. Переговоры с американским президентом действительно могли оказаться весьма важными, и ради этого можно было пожертвовать многим, хотя, конечно, и в разумных пределах.

– Тогда до встречи в Турции, мой друг, – попрощался довольный собой и жизнью Джозеф Мердок. – С нетерпением буду ждать встречи с вами, Алексей.

Так, пребывая в состоянии легкого недоумения, Швецов появился на Красной площади. Разговор с американским президентом, неожиданный и несколько странный, не мог стать причиной для того, чтобы глава государства не прибыл на традиционный военный парад. Однако ситуация была настолько необычной, что ее требовалось обсудить, и немедленно, с самыми близкими соратниками, ведь в скором времени Алексей должен был встретиться с президентом США лично, а там времени на раздумья может не быть.

Президент, окруженный кольцом телохранителей, проследовал от своего лимузина до возведенной у стен Кремля трибуны, на которой уже собрались почти все министры и многие известные политики, возглавлявшие самые влиятельные партии. Присутствие на параде было обязательным элементом праздничной программы. Следовало засвидетельствовать свое уважение главе государства, просто лишний раз мелькнуть перед телекамерами, чтобы потом миллионы обывателей увидели лицо своего кумира на экране, когда будут смотреть репортаж о праздновании Дня Победы в столице.

Швецову не было до большинства из этих не в меру амбициозных, но при этом совершенно бестолковых людей, способных только кричать перед толпой, хотя внешне он держался с ними вежливо. Обменявшись кое с кем парой ничего не значащих фраз, президент занял свое место в центре трибуны.


Сержант милиции Александр Колобов, сегодня за особые заслуги попавший в ближнее кольцо оцепления вокруг трибуны для почтенных гостей, скосив глаза, из-под козырька парадной фуражки смотрел на поднимающегося на возвышение президента. Колобов видел главу государства вживую второй раз в жизни, и только сейчас смог разглядеть этого человека. Тогда, несколько недель назад, раненый милиционер смог запомнить лишь суету множества людей в форме и в штатском вокруг носилок, на которых лежало безжизненное тело. Окровавленного, жутко искалеченного президента тогда быстро погрузили в приземлившийся прямо посреди улицы санитарный вертолет, который унес его в военный госпиталь. Колобова, случайно оказавшегося рядом, в тот раз кто-то из президентских телохранителей просто отпихнул в сторону, убирая препятствие на своем пути, и даже не обратив внимания, что отброшенный одним ударом милиционер ранен. Правда, потом о Колобове вспомнили, и хотя он, по большему счету, ничего особенного не сделал, не сумев остановить террористов, награда нашла своего героя. Его напарника, сержанта Зайцева, тоже наградили, представив к званию Героя России. Посмертно.

И вот теперь простой сержант милиции оказался в числе тех, кому позволено находиться вблизи президента страны, на расстоянии считанных десятков шагов от него. Разумеется, милицейским оцеплением меры безопасности, принятые сегодня, не ограничивались. Вокруг Алексея Швецова сомкнулось несколько колец охраны, вся огромная площадь находилась под наблюдением засевших на крышах ближайших зданий снайперов с мощными винтовками, и даже ходили слухи, что в небе над центром российской столицы кружат несколько беспилотных самолетов, также отслеживающих любое движение возле главы государства. Все это было вполне объяснимо, ведь еще и месяца не прошло с того дня, когда группа арабских наемников устроила кровавую бойню на главной улице Москвы, и кое-кто из окружения президента вообще был готов не выпускать его за стены Кремля, ведь террористы могли повторить попытку, а учитывая, что число жертв их нисколько не смущало, средства они могли выбрать самые разные.

Однако президент Швецов считал ниже своего достоинства прятаться от призрачной угрозы, и сегодня, в этот великий день, он был вместе с москвичами, вместе со своим народом. И Александр Колобов находился так близко от него, что в какой-то момент мог прикоснуться рукой к президенту, но, конечно, не стал этого делать, ведь охрана главы государства могла не правильно расценить подобный поступок.


А президенту России, разумеется, не было дела до какого-то сержанта милиции, стоявшего сегодня в оцеплении, в числе других отличников боевой и политической подготовки. Такова доля наделенных властью людей, переставать в какой-то момент обращать внимание на рядовых исполнителей, воспринимая их уже не как живых существ, обладающих разумом, чувствами, а как манекенов, роботов, лишенных души. И это было правильно, ведь если тот, кто порой вынужден обрекать на смерть тысячи ради того, чтобы сохранить жизни миллионов, станет задумываться, вспоминая, что посылает на смерть не цифры на бумаге, не значки на картах, а живых людей, таких же, как он сам, ничего хорошего из этого не выйдет.

Пока командующий парадом начальник московского гарнизон докладывал министру обороны, пока оба они на уникальных ручной сборки кабриолетах, объезжали замершие в парадном строю батальоны, Алексей Швецов негромко беседовал с министром иностранных дел, пользуясь представившейся возможностью.

– Мердок сегодня, в который уже раз дал понять, что в Вашингтоне недовольны тем, что мы продаем иранцам оружие, – хотя Алексей знал, что в любое мгновение каждый его жест, каждое движение ловят десятки камер, он не обращал сейчас на это никакого внимания. – Но сегодня американский президент не просто пытался давить на меня, а предложил компромисс.

– Да, американцы, конечно же, понимают, что присутствие их войск в Грузии нас сильно беспокоит, – согласился Юрий Розанов. – И Мердок должен сознавать, что многие здесь, в Москве, его предложение воспримут с нескрываемой радостью. Он предлагает внешне очень выгодную сделку, и я бы советовал вам подумать, не стоит ли на нее согласиться без лишних разговоров.

– Не думаю, что все так просто, – возразил президент. – Во-первых, американцы не для того гнали такую массу людей и техники через океан, не для того ослабляли свою группировку в неспокойном сейчас Ираке, чтобы просто использовать несколько тысяч своих солдат, как разменную монету. Они попытаются оставить себе какие-нибудь лазейки, попробуют убедить нас позволить им сохранить в Грузии свои базы, чтобы при необходимости вновь создать там мощную группировку в течение считанных дней. И во-вторых, если мы согласимся на условиях Вашингтона, это будет сродни предательству по отношению к иранцам. Условия нашего сотрудничества давно обсуждены, и если мы начнем их изменять, Тегеран вполне может расторгнуть все контракты. А иранская нефть нам очень понадобится в будущем, чтобы сохранить запасы ее на своей территории, при этом продолжая получать валюту от торговли углеводородами. Не думаю, что ради того, чтобы ублажить сейчас американцев, нам следует раз и навсегда отказываться от долгосрочных перспектив.

Тем временем шикарные кабриолеты ЗИЛ ручной сборки, сопровождаемые раскатистым троекратным "Ура!" величаво плыли по брусчатке, приближаясь к президентской трибуне. Министр обороны приветствовал застывших в парадных "коробочках" офицеров и солдат, и вскоре должен был уже рапортовать президенту России. Отработанная до автоматизма церемония шла своим чередом, без сбоев и заминок, и это было великолепно.

– Не стоит обострять отношения с американцами сейчас, – на трибуне, между тем, продолжалось обсуждение утреннего звонка из Вашингтона. Премьер-министр тоже счел нужным высказать свое мнение. Опытный политик, он считал, что все в Кремле обязаны прислушиваться к нему, в особенности президент, который, как бы то ни было, являлся человеком, мало сведущим в различных интригах и дипломатически комбинациях, по крайней мере, как считал сам Самойлов.

– Пока задуманный нами план реализуется практически без сбоев, – убеждал президента глава правительства. – Закуплено много нового оборудования, в строй вступают целые заводы по всей стране, созданы десятки тысяч новых рабочих мест, не говоря уже о том, что удалось избежать закрытия нескольких предприятий. Запад благосклонен к нам, и это хорошо, но если мы станем злить наших зарубежных друзей по пустякам, они могут изменить отношение, а это чревато самыми тяжелыми последствиями. Если американцы захотят, они могут добиться экономических санкций против нас, благо формальный повод найти не так уж сложно. Так стоит ли рисковать благополучием целой страны ради какого-то Ирана?

– Торговля оружием станет лишь началом нашего сотрудничества с Тегераном, – пояснил Швецов, которого начала раздражать столь ясно видимая трусость своего премьера. – Я не ставлю задачу сбыть каким-нибудь туземцам несколько десятков самолетов или танков, как это делалось ранее. Нет, это будет долгосрочный, рассчитанный на длительную перспективу, проект. Мы начнем добычу нефти в Иране, создадим там свои городки, как это делают американцы с Саудовской Аравии, а затем, я надеюсь, и свои военные базы. Нам нужно укрепиться в этом регионе, обосноваться на берегах Персидского залива. Одно наше присутствие там заставит уже Вашингтон избегать ссор с Россией, ведь мы сможем в одно мгновение перекрыть судоходство, лишив европейцев и японцев драгоценной нефти.

– Авантюра, – покачал головой Самойлов, краем глаза заметив приближающегося к трибуне министра обороны. – Безумие какое-то, право слово!

– Нет, стратегия, – усмехнулся президент. – Раньше советские военные базы были разбросаны по всему земному шару, как и американские. Мы были на Кубе, во Вьетнаме, в Сирии, в прочих странах, хотя и не афишировали особо свое присутствие. Почему же, спрашивается, американцы ныне могут позволить себе разворачивать целые дивизии на Кавказе, а мы не смеем появиться даже в Иране, который находится от Соединенных Штатов на таком же расстоянии, как и Россия? Не в наших интересах – пока! – заявляться в Мексику, в Канаду, или, к примеру, на Ямайку, но в этом полушарии все должны скоро почувствовать наше присутствие, понять, что Россия вовсе не погибла, не исчезла в хаосе внутренних беспорядков. Мне кажется, это вполне нормальное стремление для страны, претендующей на титул великой державы, и мне плевать на недовольство американцев и их прихвостней. Конечно, я не собираюсь открыто враждовать с янки, и я также не против, если их солдаты покинут Грузию, но если условия, которые выдвинет американский президент, окажутся невыгодными для нашего дела, я откажусь от любой сделки.

Уверенным шагом на трибуну, с которой за парадом должны были наблюдать высшие лица государства, поднялся министр обороны. Сегодня он был в парадной форме идеально сидевшей на маршале, в отличие от многих российских офицеров, вовсе не располневшем от спокойной службы в теплых штабах. Конечно, до двадцатилетних парней Валерию Лыкову было уже далеко, годы брали свое, но все же он мог гордиться своей фигурой, которой позавидовали бы некоторые профессиональные борцы.

– Товарищ верховный главнокомандующий, – Лыков бодро отдал честь, став в трех шагах от президента, как того требовал устав. – Товарищ верховный главнокомандующий, войска московского гарнизона для парада в ознаменование годовщины великой Победы построены. Министр обороны Российской Федерации Лыков.

– Спасибо, товарищ министр, – Швецов пожал руку маршалу, не став нарушать устав, отдавая честь, поскольку голова его была не покрыта.

Под гремящие медью трубы военного оркестра по Красной площади, батальон за батальоном, двинулись парадные колонны. На груди многих офицеров и солдат из тех, что чеканили шаг по брусчатке главной площади страны, сверкали медали и ордена, заслуженные ценой собственной крови, пролитой на дальних рубежах. Сегодня здесь было очень много тех, кто в настоящих боях, рискуя своими жизнями, подтвердил однажды данную своей родине присягу. И великой честью для этих людей было сегодня пройти по Красной площади.

А затем грохот сапог сменился рокотом мощных двигателей, и по площади медленно, поражая всех, кто наблюдал за этим зрелищем, своей мощью, покатились танки. Недавно была возрождена эта традиция, и сегодня боевая техника вновь приняла участие в параде, демонстрировавшем всем мощь России, ее силу и гордость. Лязгая гусеницами, танки, самоходные гаубицы, боевые машины пехоты и ракетные комплексы, радовавшие глаз свежей краской, заставляли сердца тех, кто находился поблизости, исподволь сжиматься, ощущая скрытую в этих стальных монстрах силу.

И, как и прежде, парад на земле сменился парадом в небесах. Реактивные истребители, заставляя многих находившихся на площади людей инстинктивно вжимать головы в плечи, на минимально допустимой высоте парадным строем прошли над центром российской столицы, оставляя за собой шлейф разноцветного дыма. Они летели на самой малой скорости, какая только была возможна, но все равно полет над сверкавшей праздничными красками площадь занял считанные мгновения. Истребителей сменили бомбардировщики, и тысячи людей заворожено смотрели вслед проплывшему над городом огромному Ту-160, понимая в эти минуты, почему его прозвали "Белым лебедем". А затем были штурмовики, юркие "Грачи", о которых с неподдельной теплотой вспоминали многие фронтовики, видевшие негостеприимные горы Чечни или афганские пустыни. Стрекоча лопастями, пронеслись над городом боевые вертолеты, под брюхом которых развевались российские флаги.

– Ради того, чтобы это перестало быть спектаклем, я готов пойти на все, – с неожиданной злостью в голосе произнес президент, когда исчез за горизонтом огромный "Руслан", транспортный самолет Ан-124, самая большая в мире крылатая машина такого класса. – Я хочу, чтобы все с гордостью называли себя русскими, чтобы каждый знал, что живет в сильной, великой стране, которой никто не смеет плевать в лицо, будучи уверенным в своей безнаказанности. Я жил в такой стране, как и все вы, и помню, что это за чувство, верить в могущество своей родины. Да, многое тогда делали неправильно, и с этим я спорить не стану, но никто в те годы не позволял унижать свою родину, и к этому мы должны стремиться. Мы, люди, учимся на собственных ошибках, и в возрождающейся России многое будет отличаться от советского прошлого, но многое мы возьмем из тех благословенных лет. И если кто-то из вас уже сейчас понимает, что это не его путь, я никого не держу, никого не заставляю следовать за собой, – неожиданно жестко бросил Алексей в лица внимавших своему президенту членов правительства и партийных лидеров.

Швецов обвел взглядом притихших министров и политиков, с некоторым удивлением взиравших сейчас на охваченного сильнейшими чувствами президента.

– Пусть возле меня останутся те, кто искренне желает возрождения России, прочие же пусть идут своей дорогой. – В устах президента эти слова вдруг стали приказом. – На том пути, которым я вас поведу, нас ждет немало трудностей, и всем нам понадобится мужество и решительность. Кое-кто из вас страшится навлечь на себя гнев заокеанских правителей, не может найти в себе силы, чтобы поступить наперекор их воле, во благо России, во благо нашего народа. И я говорю вам, что никогда не позволю страху и неуверенности овладеть собой хоть на мгновение, и того же потребую от тех, кто останется со мною. Решайте, господа, что вам ближе, сытая жизнь в умирающей стране, или стремление вперед, к славе и величию своей Родины.

Закончился парад, и президент в окружении бдительных телохранителей покинул Красную площадь, где как раз начинались народные гулянья. День Победы нынче отметят с размахом, и до рассвета не утихнет Москва, не уснет сегодня российская столица. А глав государства вновь вернулся в Кремль, но вовсе не для того, чтобы предаться отдыху. Он направился в Александровский зал, туда, где должно было состояться еще одно торжественное действо, не столь масштабное, как военный парад, но не менее значимое для самого главы государства.

Гвардейцы в парадных мундирах распахнули высокие створки, вытянувшись по стойке смирно перед появившимся президентом. Алексей Швецов вошел в сияющий мрамором и позолотой зал, и раздававшиеся под его высокими сводами негромкие голоса собравшихся здесь людей в одно мгновение стихли. Сотни взглядов сошлись на верховном главнокомандующем, появления которого многие ждали с нетерпением.

Алексей Швецов обвел взглядом зал, сегодня заполненный людьми в форме. Но против обыкновенного здесь сейчас находились не генералы, выпускники академии Генштаба, и даже не полковники, а большей частью обычные лейтенанты, те, кто лишь год назад закончил военные училища, избранные выпускники, особо отмеченные своими наставниками, а также те, кто право находиться сегодня рядом с президентом заслужил в боях. Даже капитанские погоны сейчас были редкостью, не говоря уже о более высоких званиях. Сегодня право видеть и слышать президента России было предоставлено тем, кто служил своей родине не в штабах, а в поле, лично участвуя в боях, а не управляя ими по картам. Здесь были собраны представители всех видов вооруженных сил и родов войск, десантник сейчас соседствовал с подводником, а саперы стояли плечом к плечу с командирами экипажей стратегических бомбардировщиков.

Это были лучшие из лучших, те, кто добровольно избрал себе путь солдата, нелегкую дорогу защитника отечества, стезю тем более неблагодарную в последние годы. Все они были молоды, и еще не успели проникнуться косностью и цинизмом, свойственным тем, кто служил в рядах доблестной армии по много лет. Эти молодые парни были еще полны энтузиазма и готовы служить своей стране не ради денег, не ради того, чтобы погреть руки на казенном имуществе, продавая его с гарнизонных складов. И многие из них уже успели кровью скрепить присягу, что каждый когда-то давал перед лицом своих товарищей. На груди невысокого кряжистого лейтенанта-десантника, мрачно смотревшего по сторонам исподлобья, стоявшего точно напротив трибуны, сверкали три медали, полученные им в одной из "горячих точек", и нашивки, знаки боевых ранений. Не все из присутствующих сразу решили связать свою жизнь с армией. Многие, прежде, чем выбрать карьеру офицера, два долгих года были лишь рядовыми, и кое-кто из этих парней уже побывал на настоящей войне, увидев чужую боль и смерть, и, быть может, именно после этого решив вою судьбу.

– Времена меняются, – по всему залу разнесся уверенный голос Швецова, на которого многие из присутствовавших здесь смотрели даже не как на президента страны, а, скорее, как на боевого офицера, человека, который был сродни им самим. Каждому из тех, кто внимал сейчас полной едва сдерживаемых эмоций главы государства речи, было известно, что сам Швецов не понаслышке знал, что такое – прицельный огонь, который ведет по тебе решительный и беспощадный противник, жаждущий твоей крови. И тем значимее, тем ближе было для этих молодых, но уже битых жизнью парней каждое произнесенное Алексеем слово.

– Мир не стоит на месте, и мы, Россия, весь наш народ, если не хотим оказаться ненужными в этом мире, просто обязаны меняться вместе с ним. Еще Наполеон, человек, завоевавший десятки стран, создавший огромную империю, сказал важные сейчас, как никогда, слова: "Народ, который не желает кормить свою армию, станет кормить чужую". Именно поэтому после долгих лет забвения, когда вооруженные силы нашей страны вынуждены были просто выживать, не думая о совершенствовании и развитии, наконец, принята по-настоящему радикальная программа реформирования армии. Эпоха танковых армий, за один километр марша сжигающих несколько эшелонов топлива, прошла безвозвратно. Теперь войны ведутся совсем иными средствами, где на смену массам приходит маневренность, осведомленность даже командиров низшего звена об обстановке на целом фронте, когда вместо ядерных бомбардировок, испепеляющих целые континенты, наносятся хирургические удары, разрушающие инфраструктуру целой страны за считанные часы. И именно для такой войны, для войны технологичной, интеллектуальной, информатизированной, должна быть приспособлена армия новой России.

Я не знаю, был бы я счастлив, окажись наша родина чем-то вроде Бельгии или Люксембурга, маленькой, неприметной страной, живущей в покое и сытости. Возможно, так было бы лучше для нашего народа, но Россия есть и будет оставаться могучей мировой державой, одной из богатейших стран мира, и это требует от всех нас быть готовыми к защите свой родины, своего дома. Не трогают, не замечают только слабых, но нашу страну даже сейчас, после долгих лет хаоса, невозможно назвать таковой, а это значит, что всегда будет кто-то, желающий идти на нас войной. Сильных боятся, и стараются нанести им удар в спину, внезапно, подло. Так же может стать и с нами, и только вы, офицеры, имеете знания и средства, чтобы противостоять этой угрозе. Но новые угрозы требуют создания таких же революционно новых средств борьбы с ними. Пора отказаться, наконец, от стратегии "топора", определявшей развитие наших вооруженных сил почти полвека. Мы не будем двигаться дальше по пути советских генералов, стремившихся иметь в своем подчинении тысячи танков и миллионы солдат, причем управление даже самым современным оружием велось с применением технологий, почти не отличавшихся от тех, что были в ходу еще в годы первой мировой войны. Нам не нужны больше толпы призывников, восемнадцатилетних пацанов, кое-как сумевших окончить школу, с трудом овладевших грамотой, в большинстве своем физически или даже умственно больных, не представляющих ценности в бою, но позволяющих на весь мир заявлять о наличии у нас миллионной армии. Наши вооруженные силы должны стать профессиональными, и служить в них будут интеллектуалы, виртуозы своего дела, отлично обученные, и все свое время уделяющие не подметанию плаца, а освоению нового оружия.

Швецов чувствовал, что эмоции выходят из-под контроля его разума. Хотя президент и отрепетировал свое выступление заранее, но сейчас, произнося каждое слово, он ощущал внутреннюю дрожь, мысленно прокручивая перед глазами все те поистине грандиозные преобразования, касавшиеся далеко не одних только вооруженных сил, которые сам задумал, и поражаясь смелости собственных мыслей.

– Однако, отказываясь от военной доктрины, доставшейся нам еще с советских времен, мы не пойдем и по пути слепого копирования решений наших заокеанских соперников, полностью сделавших ставку на наемную армию. В ряды российской армии по-прежнему будут призывать молодых людей, достигших восемнадцати лет – каждый мужчина, каждый гражданин должен быть готов встать на защиту своей Родины, когда настанет такой миг. Но соотношение между призывниками и теми, кто проходит службу по контракту, будет иным. Мы сможем, сократив численность армии, и при этом, не снижая ее боевых качеств, более придирчиво отбирать тех, кому суждено будет на несколько лет надеть военную форму, быть может, и не совсем по своей воле. Качество призывников повысится, и боеспособность армии не упадет, пусть и уменьшится число людей в погонах рядовых и сержантов. Кроме того, я планирую увеличить срок службы, дабы воины смогли действительно в полной мере освоить доверенное им оружие, чтобы потом, если вдруг придется объявить мобилизацию, им не пришлось вспоминать все слишком долго.

Я понимаю, что такая инициатива не вызовет особого энтузиазма, но дабы привлечь в армию здоровых и энергичных людей, будет разработана программа социальной поддержки демобилизовавшихся после срочной службы солдат и сержантов, и это, полагаю, скрасит их долгую разлуку с гражданской жизнью. Однако основу нашей будущей армии, той армии, опорой и первыми бойцами которой предстоит стать именно вам, товарищи офицеры, будет все же солдат, добровольно избравший путь воина, но не обычный наемник, которого привлекает лишь высокое денежное довольствие, а патриот свой страны. Также не собираемся мы копировать и тактику, принятую ныне нашими соперниками. Новая армия нашей страны не будет делать ставку только на бесконтактную войну, стремясь нанести максимальный ущерб противнику, не потеряв при этом ни единого солдата. Такая тактика годится только для агрессивных захватнических войн, но Россия никому не угрожает ныне, и не собирается впредь решать возникшие с кем-либо разногласия с позиции силы. Кроме того, во все времена победа не могла считаться одержанной, пока на землю врага не ступила нога простого солдата. Поэтому по-прежнему основой нашей армии останутся мощные сухопутные силы, но это будут уже не те громоздкие неповоротливые организмы, какими были наши сухопутные войска в прежние годы.

Мы не станем возрождать идею массированных ядерных ударов, испепеляющих территорию противника, после чего по ней промчатся массы бронированных машин. В новой армии, армии будущей России, все эти направления будут соединены, и мы равно будем готовы к применению высокоточного оружия и тактических ядерных зарядов, если обстановка потребует такого шага. Новая армия станет гибкой, способной одинаково эффективно противостоять и армиям "советского" типа, в основе которых все те же массы танков и боевых машин, многотысячные группировки солдат, своими телами продавливающих любую оборону, и создаваемым на Западе армиям нового поколения, где вместо людей сражаются управляемые ракеты и спутники, а также и иррегулярным отрядам партизан и террористов, мобильным и хорошо оснащенным. С первыми мы будем сражаться, нанося ювелирной точности удары по их тылам, по системе их управления, обращая их в дезорганизованные массы, и даже не применяя при этом ядерное оружие. Вторым же мы противопоставим высокомобильные, обладающие колоссальной огневой мощью бронетанковые соединения, дополненные средствами воздушного нападения и космической разведки, а также еще более мобильными силами специального назначения, наравне с управляемыми ракетами способными разрушать военную инфраструктуру противника.

Основой российской армии после ее модернизации будут танковые и моторизованные подразделения, но теперь они будут максимально маневренными, оснащенными самой современной техникой, пусть эти подразделения и станут меньше числом. Авиация же, космические силы и военно-морской флот станут не просто неизбежным дополнением к танковым армадам, но органичными составными частями новой армии, интегрированными в единые информационно-управляющие системы. Каждый танк, каждый самолет и вертолет, а в перспективе даже каждый солдат, станут ячейками этой системы, не имеющей единого центра, а потому практически неуязвимой. Они одновременно будут поставлять информацию о происходящем на поле боя командирам, и реализовывать эту информацию, нанося удары там и тогда, где и когда они будут наиболее эффективными. Бой будет развиваться не на плоской карте, а в трехмерном пространстве, и основой нашей победы будет уже не массирование сил и средств, хотя этот принцип никто и никогда не сможет отменить, но своевременный доступ к необходимой информации командиров низшего и среднего звена, которым будет предоставлена свобода действия. Разведка, быстрое и точное управление и инициатива каждого офицера – вот то, что принесет нам победу в будущем. И в целях создания такой армии, малочисленной, но при этом очень подвижной и обладающей сопоставимой огневой мощью, полным ходом идет создание новых образцов военной техники.

Русское оружие всегда отличалось сочетанием простоты в применении, даже некоторой примитивности, с высочайшими боевыми характеристиками, но такое оружие было предназначено для массовой непрофессиональной армии, где у каждого солдата есть считанные месяцы, чтобы хоть немного научиться управлять боевой техникой.Именно поэтому мы отойдем от принципа простоты, принимая на вооружение армии, авиации флота более сложную технику, но при этом обладающую большей эффективностью на поле боя. Причем эффективность эта будет определяться не только и не столько толщиной брони, глубиной погружения или массой бомбовой нагрузки, сколько включенностью в единую разведывательно-управляющую систему, позволяющую командиру хоть танка, хоть стратегического подводного ракетоносца в любой миг знать обстановку, и быть, поэтому готовым к принятию наиболее оправданных решений. Кроме того, для совершенствования системы снабжения, для упрощения обслуживания и управления войсками, планируется сократить число видов и типов боевой техники, и некоторые шаги в этом направлении уже сделаны. Так, например, совсем недавно был спущен на воду многоцелевой атомный подводный крейсер "Северодвинск", головной корабль в большой серии, которая постепенно заменит в нашем флоте сразу несколько типов многоцелевых подводных лодок и тяжелые ракетные крейсера типа "Антей", сейчас составляющие основу противоавианосных сил флота. В скором времени будет принято решение о развертывании серийного производства нового танка четвертого поколения Т-95, испытания которого уже завершаются. Эта машина, превосходящая по своим характеристикам все мировые аналоги, придет на смену сразу четырем типам танков, оставшимся на вооружении российской армии с девяносто первого года. Еще одним шагом в этом направлении станет постановка на вооружение межконтинентальной баллистической ракеты "Воевода", которая наравне с мобильным комплексом "Тополь-М" станет основой стратегических ядерных сил России. Все это позволит сократить в дальнейшем расходы на обслуживание вооруженных сил, на снабжение их запчастями и комплектующими, что немаловажно сейчас, в условиях финансовых затруднений.

Но все, сказанное мною здесь и сейчас, требует не просто колоссальных материальных затрат, финансирования, сравнимого с тем, что получала еще советская армия. Задуманные нами реформы требую гораздо большего – кардинально иного мышления, готовности открыто воспринимать происходящие изменения, изменения совершенно объективные и жизненно необходимые нам, если только кого-то беспокоит безопасность России. Именно поэтому я выбрал вас своими слушателями, тех, кто еще не успел привыкнуть к устоявшемуся, существующему десятилетиями порядку, тем, кто не будет испытывать страх, ломая этот порядок. Я надеюсь, что все вы станете основой новой армии возрожденной России, ее костяком, и будете верно и самоотверженно служить своей стране.

Слова президента, эхом разносившиеся под сводами сверкающего роскошь зала, зачаровывали, погружая тех, кто внимал им, в некий транс. Боевые офицеры, успевшие узнать, что такое война, видевшие смерть, и порой сознававшие, как мало им требовалось, чтобы сохранить жизни многим своим бойцам, но не имевшие этого малого из-за косности свого командования, словно наяву видели все то, о чем с таким воодушевлением говорил сейчас Швецов. Они представляли мчавшиеся в атаку танки, командиры которых каждую секунду получали всю возможную информацию о противнике, знали точно об устроенных впереди засадах. Не раз случалось, что из-за скверной разведки под огонь на узких горных дорогах попадали целые автоколонны. И оказавшиеся в ловушке офицеры и бойцы, вжимаясь в камень, сознавали, что даже один беспилотный самолет, игрушка со слабым моторчиком и простой видеокамерой, какие продаются в любом магазине десятками, пройдя над трассой, могла бы спасти десятки жизней, вовремя позволив тем, кто находился на земле, заметить засаду. Это был дешевый способ сохранить жизни солдат, но им слишком долго пренебрегали, предпочитая потом тратить деньги на похороны, наблюдать, как транспортные самолеты, трюмы которых были забиты цинковыми ящиками, уносят скорбный груз в далекие города и села необъятной России.

Каждый из тех, кто сейчас слушал полную эмоций речь президента, мог без запинки перечислить то немногое и жизненно важное для победы в раздирающих страну малых войнах, и сейчас их тайные, подчас никому не высказанные мысли, озвучил глава государства. И это было добрым знаком, ведь все, кто собрался здесь и сейчас, знали, что новый президент прошел одну из самых тяжелых войн за последние полвека русской истории, и ему не раз приходилось провожать в последний путь тела погибших товарищей, тех, с кем он дрался, плечо к плечу. Это был человек, знающий цену своим словам, и те, кто слушал его, всей душой хотели верить, что эти слова воплотятся в реальность.

За речью Швецова последовал праздничный банкет, и по огромному залу разошлись официанты с подносами, уставленными хрустальными фужерами. Приглашенные в Кремль офицеры сперва неуверенно, но с каждой минутой все смелее принялись дегустировать шампанское, разделившись на несколько групп. Этим людям было непривычно все происходящее, ведь чаще они пили не изысканное шампанское, а сомнительного происхождения водку, да и обстановку предпочитали другую. Однако спиртное сделало свое дело, люди расслабились, вновь зазвучали приглушенные разговоры, прерванные ранее появлением президента.


Гвардии старший сержант Олег Бурцев, сегодня впервые попавший в Кремль, и второй раз в своей жизни – в Москву, как и многие, чувствовал себя немного неуютно. Он был одним из самых младших по званию среди присутствующих, и долго гадал, каким ветром и по чьей воле его сюда занесло. Ощущая, как жмет новая, еще не разношенная форма, Бурцев затравленно озирался по сторонам, и в глазах рябило от обилия звезд на погонах и медалей на форменных кителях.

На груди старшего сержанта, кстати, тоже сверкала, переливаясь под светом огромных люстр, медаль, врученная считанные дни назад, еще на Кавказе. Олег Бурцев едва успел выписаться из госпиталя и вернуться в свою часть, как пришло извести о том, что он в числе немногих отличившихся офицеров и бойцов дивизии представлен к высокой награде. И теперь на груди старшего сержанта ярко блестела новенькая, кажется, только вышедшая из-под пресса, медаль "За отвагу", а сам Олег только гадал, за какие заслуги ему досталась столь серьезная награда, точно такая же, какой гордился еще его покойный дед, форсировавший Днепр, а в сорок пятом встретивший конец войны на улицах Вены. В любом случае, медаль неплохо смотрелась рядом с почетным знаком участника боевых действия на Северном Кавказе, полученным еще раньше, но все равно среди такого количества офицеров десантник ощущал себя кем-то лишним.

Кроме Бурцева здесь было еще несколько офицеров из Седьмой десантной дивизии, героев недавней молниеносной операции против чеченских боевиков, и сержант инстинктивно старался держаться к ним поближе. Он избегал к себе излишнего внимания, прижавшись к стене и катая в ладони фужер с шампанским. Сейчас Бурцева заботила только мысль о том, когда же кончится этот прием.

– Кого я вижу, – раздавшееся над ухом удивленное восклицание заставило сержанта резко обернуться, едва не вздрогнув от неожиданности. – Сержант, тебя как сюда занесло?

– Товарищ майор, – увидев, кто к нему обращается, Олег вытянулся в струнку. – Здравия желаю, товарищ майор!

Майор Беркут, командир группы спецназа, тоже облаченный в парадную форму, осклабившись, приблизился к сержанту, сжав его ладонь в своей могучей лапище.

– Поздравляю с наградой, – майор заметил новенькую медаль на груди сержанта. Он помнил, как этот парень спас его от пули снайпера там, в безымянном ущелье в Чечне, и сейчас не скрывал радости от встречи с сержантом. – За то дело, верно?

Оба, и сержант, и майор, поняли, что имел в виду беркут под "тем делом". Бой на границе, когда погиб весь взвод Бурцева, и погоня по горам за уходившими в Грузию остатками пришедшей с юга банды, запомнились бойцам надолго.

– Так точно, товарищ майор, – подтвердил Бурцев, и, указав на сверкающий серебром орден на груди самого Беркута, добавил: – Вас тоже можно поздравить с наградой?

– Да, не забыли, – кивнул, усмехнувшись, майор. Орден Мужества хорошо смотрелся рядом с полудюжиной медалей, мелодично позвякивавших при каждом движении офицера, явно больше привыкшего к полевому камуфляжу, чем к парадной форме, сейчас, в торжественной, даже напыщенной обстановке, казавшейся еще более неудобной. – И еще обещают повысить в звании. Так что скоро уже не бегать мне по горам за абреками, а сидеть в штабе, брюхо растить, – майор похлопал себя по плоскому, твердому, точно гранит, животу: – А то какой же российский офицер без брюха, верно, сержант? Ну что же, сержант, обмоем ордена! – Беркут отсалютовал своему собеседнику бокалом.

С нежным хрустальным звоном фужеры ударились друг о друга. Майор и сержант пригубили пенящийся напиток. Бурцеву не приходилось прежде пить с офицерами, но сегодня, он ощущал это, количество звезд на погонах стало чем-то второстепенным. Те, кого собрал здесь президент, были равны не званиями и наградами, а мужеством, проявленным в боях, и многие запреты на эти краткие часы переставали действовать.

– Еще не уволился из армии? – взглянув на сержанта поверх бокала, спросил Беркут. – Помнится, перед тем, как тебя увели в "вертушку", ты мечтал о том, чтобы избавиться от погон.

– Пока нет, товарищ майор, не уволился, – помотал головой Олег. – Но контракт кончается через месяц, и я твердо решил со службой завязать. Денег я уже заработал, по меркам моего родного городка, целое состояние. Довольно я своей крови пролил, пришел черед других.

– Жаль, – вздохнул Беркут. – Я знаю, воевал ты честно, от пуль не прятался, и только поэтому все еще разговариваю с тобой, сержант. Но если всякий станет думать, как ты, кому же защищать нашу страну? Я тоже пролил немало крови, и тоже мог бы позволить другим геройствовать, но ведь почему-то я не тороплюсь это сделать. Знай, сержант, то, что ты говоришь, мне сильно не по душе. У меня в подразделении немало таких же, как ты, молодых ребят, и никто из них не спешит сорвать с себя погоны. Никто не считает, сколько он сделал, и сколько другие сделали, и не требует, чтобы кто-то занял его место. Это наш путь, и мы идем по нему до конца. И ты ведь пошел служить по собственной воле, так что же ты теперь так торопишься расстаться с армией?

– Да, я пошел служить сам, и сам попросился на Кавказ, – согласился сержант. – И если приходилось воевать, я не прятался и не бежал. Но всему свое время, товарищ майор. Я послужил своей стране, и она меня отблагодарила, спора нет. Но на кой черт мне деньги, если я и дальше буду ползать по этим чертовым горам, рискуя если не на мине подорваться, то попасть на глаза снайперу? Может, я не прав, но только мне еще пожить хочется в свое удовольствие, так что решено, контракт продлевать не стану, хоть сам министр попросит, – упрямо произнес Бурцев. – Не буду я за других служить, пусть сами шкурами рискуют.

Внезапно сержант заметил, что разговорившиеся между собой офицеры, державшиеся неподалеку, притихли, и, посмотрев в их сторону. Увидел приближающегося президента. Швецов, прогуливаясь между разбредшихся по всему залу офицеров, украдкой смотревших по сторонам в восхищении от царившей здесь роскоши, обменивался с каждым несколькими фразами, спеша дальше.

– Товарищи офицеры, – верховный главнокомандующий поприветствовал подтянувшихся при его приближении десантников, за спинами которых попытался укрыться Бурцев, не привыкший к присутствию таких людей возле себя. – Как настроение? – Швецов, сдерживая усмешку, обвел взглядом чуть прищуренных серых глаз собравшихся перед ним офицеров

Бурцев, выглядывая из-за спин столпившихся перед президентом людей, впервые смог рассмотреть главу государства. Конечно, раньше он видел президента Швецова, но разве может экран телевизора передать исходящую от этого человека уверенность. Волны скрытой силы, которые источал невысокий, коренастый мужчина, заполняли зал, заставляя каждого, кто был здесь, с уважением смотреть на президента. Это был вождь, и каждый, кто находился рядом, ощущал это, чувствуя готовность исполнить немедленно любой приказ, любое желание этого коротко стриженого, рано поседевшего человека, того, в чьих руках сейчас была вся полнота власти в этой стране.

– Спасибо, товарищ верховный главнокомандующий, – нарушив затянувшееся молчание, за всех своих товарищей ответил майор Беркут. Командир спецназа был самым старшим по званию из собравшихся, являя собой некую противоположность сержанту, все еще надеявшемся, что его президент не заметит. – Спасибо за честь.

– Товарищ сержант, – не обращая внимание на слова майора, Швецов окликнул затаившегося в дальнем углу Бурцева. – Что вы там прячетесь? – Алексей усмехнулся. – Не вам одному непривычно здесь находиться.

– Виноват, товарищ верховный главнокомандующий, – голос Бурцева предательски дрогнул, ведь перед ним стоял президент, а общаться с людьми такого ранга уроженцу небольшого уральского городка за свои неполные двадцать три года прежде не доводилось.

– Знаю, в горах вы так не прятались, – уже серьезно сказал Швецов, взглянув Олегу прямо в глаза, затем, будто для окружающих, пояснив: – Один из взвода уцелел при атаке сотни "духов", а затем участвовал в преследовании боевиков, хотя мог с полным на то правом первым же бортом вернуться в тыл. – Президент нашел взглядом отступившего в сторонку Беркута: – Он был с вашей группой, майор, верно?

Беркут удивился тому, что президент знает, кто из присутствующих здесь и чем именно отличился. Не было сомнений, что Швецов осведомлен о подвигах каждого из полутора сотен собравшихся здесь офицеров, а не только его самого и Бурцева, и это заставляло испытывать к президенту еще большее уважение.

– Так точно, товарищ верховный главнокомандующий, – подтвердил Беркут. – Он шел вместе с моей группой и был ранен, когда мы попали в оставленную отступающими боевиками засаду. Спас меня от снайпера, – добавил майор.

– Закрыть собой командира – поступок достойный, – кивнул Швецов. – Я рад, что в нашей армии еще есть люди, готовые пожертвовать собственной жизнью ради товарища. И честь сегодня не для вас, что я пригласил вас всех сюда, в Кремль, а для меня, в том, что я могу видеть перед собой настоящих героев, настоящих бойцов. Вы – наша надежда, наше будущее. Профессия солдата нынче не в почете, но пока есть такие люди, как все вы, кого я вижу сейчас перед собой, еще ничего не потеряно. И я изменю отношение к людям в погонах, позволю вам гордиться тем путем, который вы избрали. Наши офицеры, наши солдаты больше не будут знать, что такое нищета. Вы станете основой нашего общества, элитой, высшей кастой, как было в древние времена, когда воинов почитали превыше политиков, превыше торговцев и жуликов, умеющих обман прикрывать красивыми словами. Я сделаю для этого все, и от вас жду, чтобы вы и впредь служили нашей стране с такой же самоотверженностью, которая позволила вам оказаться сегодня в этом зале.

При этих словах президента Бурцев вдруг ощутил жгучее чувство стыда за самого себя. Все, о чем он думал, когда решил завербоваться в армию после срочной службы, это деньги. В бывшем рабочем поселке, а ныне провинциальном городке, где родился и вырос старший сержант, заработать было невозможно. Единственное серьезное предприятие, завод, производивший электронику для "оборонки", закрылось несколько лет назад, а на нефтеперегонный завод, где платили действительно щедро, устроиться без блата было невозможно.

И когда Олег Бурцев подписывал контракт, он верил, что поступает правильно, и он добился своей цели, заработав огромные деньги, о каких многие его ровесники, пытавшиеся найти себе занятие в родном городке, могли лишь мечтать. Служба в армии дала Олегу все, необходимое, чтобы жить в свое удовольствие, не зная нужды ни в чем, чтобы содержать семью, наконец, и потому пришла пора забыть про все уставы, про звания и должности, и вернуться к мирной жизни.

Но сейчас президент как будто бы искренне верил, что он, гвардии старший сержант, с нетерпением отсчитывавший дни, что остались до приказа о демобилизации, рисковал собой из чувства патриотизма, хотя позже, уже оказавшись в госпитале, сам Бурцев так и не смог понять, зачем заслонил майора, подставившись под огонь снайпера. Алексей Швецов, глава государства, надеялся и верил в него, сержанта десантных войск, казавшегося президенту настоящим героем. И при мысли о том, как жестоко ошибается этот сильный и решительный человек, Бурцеву просто стало стыдно, но он не выдал свои чувства ни взглядом, ни жестом.

А президенту уже не было дела до сержанта-десантника, до его душевных терзаний. Глава государства шел дальше, так же приветствуя прочих офицеров, удостоенных великой чести встретить День Победы в Кремле, так же перебрасываясь с ними ничего не значащими фразами. Это был ритуал, красивая постановка, хотя сам Алексей и пытался изо всех сил воспринимать происходящее всерьез. Но разве было кому-то важно, что привело всех этих людей в армию, что заставило их надеть погоны? Пусть то была жажда денег или самый искренний патриотизм, все одно, если будет приказ, они пойдут в бой, и будут одинаково умирать под пулями, сгорать заживо в охваченных пламенем танках, кометами мчаться к земле на подбитых самолетах.

Другие мысли исподволь вторгались в сознание Швецова, и он уже представлял себя сидящим за круглым столом в далекой Анкаре, лицом к лицу с правителем единственной державы, которой, несмотря на все старания врагов внешних и внутренних, и уступала пока великая Россия. И должно было сделать все, что в силах единственного человека, а также и то, что превыше его сил, чтобы вскоре уже заокеанские властители осознали свою слабость и уважительно склонили головы пусть не перед Швецовым, так перед тем, кто сменит его спустя совсем недолгое время.


А там, за океаном, тоже готовились к встрече с русским правителем, планируя, проигрывая один сценарий за другим, и делали это одновременно в нескольких местах наделенные немалой властью люди. Причем многие из них даже не предполагали, что кто-то кроме него самого сейчас может быть озабочен грядущими переговорами. И цели эти люди, действовавшие подчас совершенно независимо друг от друга, преследовали совершенно разные.

Реджинальд Бейкерс и Натан Бейл обсуждали предстоящую встречу глав двух великих держав в уютном ресторане на окраине Вашингтона, совмещая работу и обеденный перерыв, хотя, конечно, чиновникам такого ранга график рабочего дня был не писан. Тем не менее, расположившись в отдельном кабинете не самого дорогого, чтобы не привлекать излишнее внимание, но вполне приличного ресторана, они не забывали во время беседы оказать внимание и расставленным на столике фарфоровым тарелкам, полным источавших чудный аромат яств. Особенно старался заместитель директора ЦРУ, никогда не жаловавшийся на отсутствие аппетита.

– Наши президенты вскоре встретятся лично, – невнятно пробормотал Бейл, не переставая жевать. – Историческое событие, ведь прежде Мердок никогда лично не общался со Швецовым.

– Мне не нравится настрой Мердока, – мрачно произнес Бейкерс. – На него слишком сильно воздействует Флипс, а этот парень всегда готов подставить задницу кому угодно, лишь бы не было обострения международной обстановки.

Разведчики сейчас могли разговаривать абсолютно свободно, не стесняясь в выборе выражений. В радиусе сотни ярдов не было ни одного постороннего, если не считать пары официантов, которых крепкие молодые люди из службы безопасности глав разведок проверяли несколько раз подряд на наличие любых посторонних предметов, будь то оружие, бомбы или подслушивающие устройства. Отлично подготовленные профессионалы, приученные отключать слух в присутствии своих принципалов, эти люди, похожие друг на друга, как братья-близнецы, прочесали весь ресторан, убедившись в отсутствии опасности любого рода для охраняемых персон.

Нет, ни Бейкерс, ни Бейл не опасались покушения, это было слишком грубо и низко, но вот то, что кто-то мог услышать хоть несколько произнесенных ими слов, запомнить их, или, что еще хуже, записать на машинный носитель, представляло огромную опасность. И на ее устранение как раз и были брошены немалые силы сразу двух спецслужб. Кроме старого доброго обыска, проведенного, разумеется, с применением современных технических средств, разного рода сканеров и детекторов, прослушиванию, в том числе и дистанционному, с помощью микрофонов направленного действия или лазерных лучей, снимавших колебания оконных стекол во время разговора, препятствовали и такие новинки техники, как станции постановки помех.

Неприметный микроавтобус "Форд" с логотипами какой-то мелкой, никому не известной фирмы на бортах, стоявший в нескольких десятках ярдов от ресторана, распространял вокруг себя колебания электромагнитного поля, мгновенно выводившие из строя любые "жучки" и микрофоны. Правда, находиться в зоне действия этого устройства было, по словам опытных медиков, не вполне безопасно для организма, но таковы были издержки профессии, и многочисленным рыцарям плаща и кинжала приходилось с этим мириться.

– Да, нынешний госсекретарь излишне осторожен, – согласился Бейл, запивая порцию бифштекса глотком легкого вина. – И президент, действительно, слишком часто к нему прислушивается. Боюсь, если ничего не произойдет в ближайшие дни, наши войска вполне могут покинуть Грузию.

– Слишком долго мы твердили всему миру, что отныне Россия для нас не противник, а равноправный партнер, демократическое государство, часть западной цивилизации, – с едва скрываемой злобой сквозь зубы буркнул Бейкерс. – Мы повторяли это так часто и настойчиво, что сами начали верить в эту чушь, – фыркнул он с презрением и досадой. – Бог мой, как можно всерьез воспринимать такие глупости!

– Но ведь многие принимают это за чистую монету, – пожал плечами заместитель директора ЦРУ. – И не только отупевшие обыватели, чего мы и добивались, но и те, кто стоит у вершин власти. Слишком долго царили мир и спокойствие, вот они и верят, что эпоха глобального противостояния завершилась нашей безоговорочной победой. И ради того, чтобы эти времена не вернулись, кое-кто готов забыть о чести и величии нашей страны и даже, – Бейл усмехнулся, – о собственной выгоде.

– Значит, нужно убедить сомневающихся в том, что по ту сторону Атлантики затаился непримиримый враг, только и ожидающий момента, чтобы вцепиться нам в горло.

– Непростая задача, – покачал головой Бейл. – Да, на волне поднятой грузинами истерии нам удалось разместить на Кавказе свои войска, но дальше процесс замедлился. Русские не предпринимают никаких враждебных действий, если не считать идущих полным ходом в их южных областях военных учений. Правда, в действительности это лишь предлог для того, чтобы создать у границ с Грузией мощную группировку, противовес нашим дивизиям, ну да не об этом речь. Нашим воякам тоже дан строжайший приказ не нарываться на неприятности, не слишком наглеть, дразня русских. Поэтому и сам Мердок, возможно, уже начал сомневаться, стоила ли игра свеч. И на встрече с русским президентом он может дать согласие на вывод из Грузии наших подразделений, если Швецов не станет продавать иранцам оружие.

– А Швецов разве пойдет на это? – удивился Бейкерс. – Он как будто твердо намерен развивать военное сотрудничество с Тегераном.

– В его окружении тоже полно излишне осторожных людей, и русский президент вынужден порой идти у них на поводу, чтобы не восстановить против себя слишком многих, – пожал плечами Натан Бейл. – Так что вполне может статься, что высокие договаривающиеся стороны придут к взаимовыгодному соглашению, и все вернется на свои места. Иран не получит русские ракеты, американские десантные дивизии уберутся из Грузии, а наш план окажется на грани краха. Мердок сейчас больше озабочен угрозами арабов, да и Швецову тоже есть, на что обратить свое внимание в собственной стране. Так что, при должной удаче, они сумеют договориться, избежав особого ущерба для себя.

– Тогда нужно действовать решительно и быстро, – предложил глава АНБ. – К черту ожидание, нужно нанести удар, такой, после которого альтернативы применению силы в отношениях между нами и Москвой не останется. И это должно быть понятно самым острожным политикам, самым боязливым и расчетливым. Тем более, вскоре завершаться учения в Европе, и созданная там группировка будет возвращена в Штаты или в те регионы, откуда эти подразделения были переброшены для маневров. Первые батальоны покинут европейскую землю уже спустя три дня, значит, ровно столько у нас и осталось. Мы добились эффекта внезапности, накопив достаточно сил для решающего удара, и если упустим время, второй раз русские не попадутся на ту же уловку. Пришла пора активной фазы "Иерихона". Фигуры расставлены, и нужно сделать первый ход, подтолкнуть игроков в нужном направлении, а потом все будет развиваться и без нашего прямого участия.

– Предлагаю классический вариант Е2-Е4.

Оба рассмеялись удачной шутке, мало понятной непосвященным. Так сложилось, что к шахматам Бейкерс и Бейл были равнодушны, не проявив особых талантов в этой древней игре, вернее, не считая нужным тратить свое время на постижение всех ее премудростей. Возможно, так получилось потому, что эти люди предпочитали игры иного масштаба, в которых и атомный авианосец со всем полагающимся ему эскортом не мог считаться даже простой пешкой.

– Прежде всего, разыграем нефтяную карту, – посмеявшись, продолжил Бейл. – Раз об эмбарго было объявлено во всеуслышание, пора заставить наших арабских друзей ввести его. План уже готов, и будет реализован в течение ближайших суток. – Заместитель главы ЦРУ снова пригубил вина. – Далее, если наши президенты достигнут договоренности, мы сумеем убедить всех в вероломстве русских. Операция уже запущена, все идет без сбоев, и когда замысел будет осуществлен, самые закоренелые пацифисты потребуют экономических санкций против России, и это самое меньшее, на что я рассчитываю. Также нам на руку и то, что через пару дней русские вылетят в Берлин для перезаключения контрактов на поставку нефти и газа. Агент Мориц постарался на славу, и идея требовать с европейских покупателей оплаты полученного газа не валютой, а технологиями, уже воплощена. Люди из "Росэнергии" сообщили, что группа экспертов в течение двух суток безвылазно сидит в своих кабинетах, переписывая тексты контрактов, которые Захаров повезет европейцам. Надеюсь, контрагенты русских отреагируют на изменения в договорах должным образом, если они еще не забыли, что такое деловая этика. В конечном итоге мы загоним в угол и Мердока, и европейских союзников, и всем им только и останется, что принять наше предложение.

– А что военные, – осведомился Бейкерс. – От Стивенса слышно что-нибудь новое?

– Они готовы действовать в любой момент. Наш бравый генерал сказал, что от получения приказа до завершения акции пройдет не более трех часов. После этого вся энергетика западной Европы будет парализована. Здесь нам точно не о чем беспокоиться, за плечами Эндрю множество подобных операций. "Зеленые береты" сделают все быстро и точно.

– Неплохо, – усмехнулся Бейкерс. – Наш план изначально был основан на управляемой вероятности, на удачном стечении обстоятельств, которые от нас требовалось лишь торопить или, напротив, сдерживать. И теперь я вижу, что план не был ошибкой. Но все же, думается, стоит наложить на это великолепное полотно еще несколько штрихов. Мои аналитики разработали план разведывательной операции "Таран". Это радиоэлектронная разведка русских военных объектов, в основном, с воздуха. Для создания международного инцидента эта операция подходит, как нельзя кстати. Прикрытием ее служат как раз завершающиеся в Европе военные маневры, так что официально разведывательные службы здесь, как и всегда, впрочем, не при чем.

Расставаясь, Бейл и Бейкерс пребывали в замечательном расположении духа. Каждая истекавшая минута приближала их к желанной цели, и оставалось ждать совсем недолго.


Обсуждение международной обстановки, хотя и в ином ключе, шло в те же минуты и в Белом Доме. После телефонного разговора с русским президентом Джозеф Мердок пригласил к себе самых близких помощников, чтобы с теми обсудить дальнейшие действия. Хотя формально президенту Соединенных Штатов и принадлежала вся полнота власти в стране, никто еще не отменял коллегиальные способы принятия решения. А сейчас Мердок очень нуждался в совете, в уверении в правильности своих поступков.

В Овальном кабинете ныне находились помимо самого хозяина Белого Дома лишь два человека, глава президентской администрации Сайерс и госсекретарь Соединенных Штатов. И по-прежнему застыли под дверями агенты Секретной службы, бдительно следившие, чтобы никто посторонний не смог помешать импровизированному совещанию.

– Господин президент, это большая удача, что вы смогли уговорить Швецова встретиться лично, – убеждал своего босса Флипс. – Необходимо уладить все разногласия между нашими странами. Угроза нефтяного эмбарго со стороны арабских стран весьма реальна, и альтернативой им могут стать только русские. И если наши внутренние потребности мы сможем как-то покрыть за счет поставок нефти из Мексики, то европейским союзникам надеяться не на что. Лишь сохранив хорошие отношения с Москвой, мы сможем при необходимости, за счет русских покрыть дефицит нефти в Европе. В противном случае мы рискуем потерять заокеанские плацдармы, лишиться союзников. Так что ради нашего собственного будущего, я думаю, можно пойти на некоторые уступки. К тому же, я об этом уже не раз говорил, без поддержки русских иранцы будут вести себя гораздо спокойнее, ведь они, как мне кажется, не особо верят в обещания своих соседей. Саудовская Аравия в числе прочих позволили нам захватить Ирак, не только не помешав, даже и на словах, но еще и оказывая при этом посильную помощь. Не думаю, что в Тегеране слишком сильно надеются на саудовцев сейчас.

– Какая разница, какие отношения у нас будут с русскими, если европейцы все равно станут полностью зависть от поставок их энергоносителей? – пожал плечами Сайерс. – Контроль над нефтепроводами и нефтяными вышками русских мы в любом случае не получим. Несколько наших нефтяных компаний уже попытались организовать совместные предприятия с русскими в этой сфере, но были быстро выдворены оттуда, не без участия правительства. Не исключено, что у русских с арабами уже существуют тайные договоренности, согласно которым, к примеру, Москва получает контроль над Западной Европой, становясь монополистов на рынке нефти и газа, а арабам достается контроль над другими регионами. Я считаю, сэр, вам ни в коем случае нельзя давать понять русскому президенту, что для нас важно сохранить с Россией партнерские отношения. Лучше говорить со Швецовым с позиции силы, не предлагая ему сделку, а ставя ультиматум. Потенциал русских несопоставим с нашим, и они это понимают. В случае противостояния у Москвы шансов на победу нет.

– Вы имеете в виду военное противостояние? – президент Мердок, облаченный не в привычный костюм, а в атласный халат, развалился на диване, с интересом случая своих помощников.

– Только как крайний вариант, – спокойно пояснил глава администрации. – Но даже в случае введения против России только экономических санкций их поражение не является тайной, в том числе и для их собственного руководства. Русским сейчас очень нужно сохранить нормальные отношения с нами и европейцами, поэтому, я уверен, они с радостью согласятся на предложенные вами условия.

– Да, пожалуй, слишком заискивать перед Швецовым не стоит, – согласился президент. – Войска из Грузии, все же, следует отозвать, благо для них всегда найдется работа где-нибудь в другом уголке "третьего мира". Но я преподнесу это русским, как величайшее одолжение, предварительно получив от них как можно больше. Прежде всего, конечно, я заставлю их отказаться от планов поставок оружия в Иран. Возможно, в скором времени мне придется послать войска в эту страну, и я не хочу, чтобы американские парни гибли от русских ракет, как это было во Вьетнаме. Если бы еще заставить арабов отказаться от планов насчет эмбарго, у нас были бы полностью развязаны руки.

– Нужно еще раз встретиться с королем Саудовской Аравии, – предложил Сайерс. – Именно из Эр-Рияда и исходят идеи о том, что нужно защищать соседей. Если убедить саудовцев, что Иран представляет наибольшую опасность как раз для них, то король Абдалла пойдет на попятную. Как-никак, именно экспорт нефти обеспечивает благосостояние королевской семьи, и эмбарго станет палой о двух концах. Кроме нас и европейцев в мире нет больше покупателей такого количества нефти, какое готова продать Саудовская Аравия. Потребности Китая, хотя и растут с каждым годом, далеки от наших. А это значит, что зависимость арабов от нас не меньше, чем наша от них. Откровенно говоря, я испытываю сильные сомнения в том, что арабы, когда дойдет до дела, исполнят свои обещания.

– Вот только не стоит проверять их решимость, – покачал головой Флипс. – Они вполне непредсказуемы, и не нужно провоцировать саудовцев и тех, кто к ним присоединился. Да, соотношение сил вполне определенно, но это не значит, что нам следует излишне рисковать. Любые перебои с поставками нефти в Штаты или в европейские государства вызовут массовые выступления, панику, сбои в работе всех без исключения отраслей промышленности. Не думаю, что это благоприятно скажется, в том числе и на нынешней администрации.

– Конечно, Энтони, никто не намерен развязывать войну, – успокаивающе поднял руки Сайерс. – Просто нужно напомнить зарвавшимся арабам и забывшимся русским, кого сегодня следует считать мировой державой. Нам ведь не нужна война ради войны, но если кто-то смеет устанавливать свой порядок, шантажируя наших союзников и в открытую поддерживая наших врагов, мы не можем оставаться безучастными.

– Хорошая мысль, Алекс, – одобрил слова главы своей администрации президент Мердок. – Именно это и нужно дать понять русским. Их президент пытается выглядеть жестким и решительным человеком, так вот и поглядим, каков он на самом деле. Русские слабы сейчас, но еще далеко не в том состоянии, когда можно не стесняться в средствах. Мы еще не загнали их в угол, и им пока есть, что терять.

– Очень мудро, сэр, – кивнул Флипс. – Всегда следует оставлять противнику пути к отступлению, чтобы он не начал драться насмерть, не щадя себя. И сейчас, кажется, мы предлагаем русским вполне равноценный обмен, даже более выгодный для них, чем для нас.

– И еще, сэр, – прервал речь Флипса Сайерс. – Место советника по национальной безопасности пока вакантно. Не думаю, что наш уважаемый мистер Силверберг сможет вновь вернуться к своим обязанностям.

– Да, жаль старика Эзру, – кивнул Мердок, поморщившись от досады. – Признаюсь, его мне частенько не хватает. Это настоящий профессионал, знающий все тонкости своего нелегкого дела, мастер. Но, как говорится, на все воля Божья, – вздохнул Джозеф, опустив взгляд.

– Поэтому, господин президент, я хотел предложить вам вполне достойную своего предшественника на этом посту кандидатуру, – продолжил Сайерс. – Натан Бейл давно уже работает в центральном аппарате разведки, и вполне был достоин занять должность директора ЦРУ, если бы не Крамер. Я понимаю, что дорогу надо давать молодым, тем более, не стоит ссориться из-за пустяков с вице-президентом. И все же Бейл заслуживает большего, чем имеет сейчас. К тому же их отношения с Крамером, мягко говоря, далеки от безоблачных. Это люди разных поколений, и у них слишком различные взгляды на одни и те же события. И мне кажется, что Бейл воспринял бы предложение стать вашим советником, как немалую награду, а Крамер перестал бы опасаться мнимого соперника.

– Бейл зациклился на эпохе холодной войны, – возразил Флипс, которому очень не хотелось видеть возле президента старого "ястреба". Должность советника по национальной безопасности была весьма ответственной, и тот, кто занимал ее, имел обыкновенно большое влияние на президента. И не нужно было долго думать, чтобы понять, какие советы такой человек, как Бейл, может дать Мредоку.

– Возможно, он порой и перегибает палку, – согласился президент, – Но это очень опытный человек, знающий многие тайны. Пожалуй, Алекс, вы предложили идеального кандидата на столь ответственный пост. И я буду рад, если он согласится стать членом моей администрации.

– О, сэр, я постараюсь убедить его не отказываться от столь щедрого предложения, – улыбнулся Сайерс. – И я думаю, что преуспею в этом.

А Энтони Флипс вдруг почувствовал так отчетливо, как никогда ранее, что теряет свое невеликое влияние на президента, которое смог отвоевать в последнее время. В окружении старых приятелей, таких как Бейкерс, Бейл и Сайерс президент Мердок будет принимать только выгодные им решения, благо и сам глава американского государства не чужд риска и любит побряцать оружием по поводу и без повода. Наступали новые времена, и дай Бог, чтобы президентство Мердока не закончилось бы новым Вьетнамом или чем похлеще.

Глава 13 И грянул гром

Персидский залив – Тегеран, Иран

10 мая


Над военно-морской базой Бендер-Аббас стоял мерный гул, нарушаемый визгом корабельных сирен и грохотом низко пролетавших самолетов, выполнявших, судя по всему, учебные полеты. Капитан Махмуд Хандан проводил взглядом один из них, старый американский F-5Е "Тайгер", как он с ходу определил, и двинулся к пирсам. Там, мягко ударяясь бортом о развешанные на причале автомобильные покрышки, качалась на волнах его цель.

Пройдя по причалу, капитан Хандан не отказал себе в удовольствии полюбоваться на корабль, которым он командовал уже три года и который считал почти своей собственностью. Изящная игрушка длиной сорок семь метров и водоизмещением двести семьдесят пять тонн, вот какое впечатление производил ракетный катер "Шамшир", один из самых мощных боевых кораблей флота Исламской республики.

Махмуд обвел взглядом катер от бака до кормы, улыбнувшись при виде возвышавшегося в носовой части судна мощного трехдюймового автоматического орудия "Супер Рапид", одного из лучших в мире. Это универсальное орудие итальянского производства уступало, разве что, русским пушкам типа АК-176, которые, вполне возможно, в скором времени окажутся в распоряжении иранских моряков. Русские были готовы продавать самое лучшее свое оружие, в том числе и боевые корабли, например, ракетные катера типа "Тарантул", без сомнения, лучшее из всего, что было создано в этом классе во всем мире.

В прочем, "Шамшир", ракетный катер французской постройки, хотя и не был последним словом техники, мало уступал даже русских катерам. Кроме универсальной артиллерийской установки "ОТО-Мелара" он был вооружен сорокамиллиметровым автоматом "Бофорс", тоже весьма эффективной системой. Но главное его оружие до поры скрывалось в двух спаренных контейнерах, расположенных на палубе в средней части судна, сразу за надстройкой.

Направленные в скулы катера, эти коробки из легкой брони защищали от опасностей окружающего мира, от ветра, дождя и волн, во время сильного шторма буквально захлестывавших кораблик, четыре ракеты типа С-802. Китайские противокорабельные ракеты, которые их создатели называли "Ин Цзи-82", или "Орлиный удар", почти не уступали хваленым американским "Гарпунам", имея такую же, как и последние, дальность стрельбы и скорость. Конечно, новейшие русские ракеты были дальнобойнее и летали быстрее звука, но и то, что было в распоряжении Хандана, впечатляло, внушая неподдельное уважение. Четырех таких ракет было бы достаточно, чтобы отправить на дно целый эсминец, е говоря уже о кораблях меньшего водоизмещения, а если учесть, что в одиночку такой катер едва ли вышел бы в атаку, то стая ракет была очень серьезной угрозой для любой эскадры. Впрочем, сказал себе капитан, ему точно не придется никого атаковать этими ракетами, ведь истекали последние минуты его пребывание в этой стране в качестве его гражданина и офицера.


Все началось с разговора, состоявшегося два дня назад в одном из кафе, излюбленном месте отдыха военных моряков, получивших увольнение. Развалившись в пластиковых креслах, два собеседника неторопливо тянули из высоких бокалов прохладительный напиток, бросая заинтересованные взгляды по сторонам. Нас самом деле каждый из них был напряжен, как взведенный спусковой механизм, и в любое мгновение ожидал появления людей из контрразведки. Здесь, в гуще народа, большая часть которого имела честь быть офицерами иранского флота, происходила встреча двух шпионов, агентов враждебной державы.

– Контрразведке что-то известно, – одетый в обычный европейский костюм мужчина, немолодой, лысеющий, выглядевши немного помятым, словно бы чем-то измученным, говорил на фарси, чтобы не привлекать внимания отдыхающих. Все, кто был рядом, наверняка бы насторожились, услышав английскую речь, благо очень многие из присутствующих быстро смогли бы ее опознать. – Боюсь, в скором времени вас могут арестовать, мой друг. И вы, конечно, понимаете, чем обернется для вас обвинение в шпионаже.

– Шайтан! – выругался капитан Хандан, который и был собеседником европейца, здесь известного под именем Салли Джонса. – Это смертная казнь, без всяких сомнений. Но что же делать? Вы предупредили меня, значит, вы может помочь?

– Разумеется, мой друг, – серьезно кивнул Джонс. – Вы и ваши люди сделали для нас столь многое, что мы не можем просто бросить вас. Вы оказали моей стране неоценимые услуги, и очень многие мои товарищи не простят себе, если вас казнят на главной площади Тегерана. У нас есть план, но действовать нужно быстро, ведь счет идет на дни или даже на часы.

Официально человек называвший себя Джонсом, которого в родной Америке, разумеется, знали совсем под другой фамилией, был работником небольшой фирмы, зарегистрированной в Европе и занимавшейся, помимо прочего, контрабандными поставками в Иран различной электроники и судовых двигателей. За такую деятельность его ожидало все в той же Америке весьма суровое наказание, но все это на самом деле являлось только прикрытием для главы разведывательной сети ЦРУ в Иране. Любые поставки запрещенного к экспорту в данную страну оборудования были санкционированы Лэнгли, чтобы расположить иранское руководство, не жаловавшее чужаков, тем более, американцев, к этому человеку.

И сейчас тот, кого в этой части света знали, как Салли Джонса, встречался с лучшим своим агентом, завербованным два года назад, и сейчас уже являвшимся руководителем группы информаторов, большая часть которых была военными моряками. Капитан Хандан, немногим посвященным сотрудникам американской разведки известный под псевдонимом Омар, исправно передавал своим заокеанским хозяевам весьма важную информацию, касающуюся военно-морских сил Ирана, но сейчас его карьере разведчика должен был придти конец. И дело было вовсе не в контрразведке, которая пока, скорее всего, даже не подозревала, что сразу несколько офицеров иранского флота, весьма высокопоставленных, занималась откровенным шпионажем. Так решили на самом верху, в центральном аппарате ЦРУ, и мотивы этого для Джонса были окутаны тайной.

– Мы хотим вытащить не только вас, капитан, но и ваших товарищей, – продолжил Джонс, внимательно изучая проходивших мимо людей. Иранские спецслужбы не были настолько хорошо оснащены, чтобы вести наблюдение дистанционно, прослушивая разговоры при помощи мощных микрофонов или подобных средств, а обычного соглядатая Джонс выявил бы очень быстро, как никак, годы практики в самых разных уголках планеты.

– Вы все оказали очень важные услуги Соединенным Штатам, – Джонс не без удовольствия отметил беспокойство на лице собеседника. Капитан был готов впасть в панику, топор палача уже маячил перед его внутренним взором, а это означало, что любые указания он исполнит с великой радостью, надеясь сохранить свою жизнь. – И выход для вас один – срочно покинуть страну. В Штатах ваши знания особенностей иранской армии и флота пригодятся, вы станете одним из наших консультантов, мы поможем вам начать новую жизнь.

Джонс не добавил, что, ступив на американскую землю, его собеседник, прежде всего, должен будет выступить пред прессой с обличающей мракобесие и деспотизм исламского режима, и восхваляющей демократические ценности речью. Это был обязательный элемент программы, которую выполнял каждый перебежчик, поэтому он и не стоил упоминания.

Признаться, Джонсу было жаль этого офицера, точнее, было жаль терять столь ценный источник информации. Фанатичных иранцев оказалось крайне сложно склонить к сотрудничеству с западными разведками, и то, что на него, Салли Джонса, работал целый капитан, следовало считать огромным успехом. Что ж, придется, видно, подыскивать нового информатора, а это означало трату времени, денег, доверия начальства. Но приказ есть приказ.

– Бежать, – оживился Махмуд. – Но как?

– Очень просто, – Джонс позволил себе снисходительно усмехнуться. – На том самом катере, которым вы, капитан, командуете. Вы выйдете в море, вы же регулярно бываете в плавании, патрулируете морские границы, следите за нашими кораблями? Значит, из гавани вас выпустят, а потом просто исчезнете вместе со своим катером, вот и все.

– Меня успеют потопить, прежде чем катер достигнет одной из ваших или союзных баз, – возразил Хандан. – От самолетов мне не уйти, это самоубийство!

– Наша эскадра дрейфует всего в полусотне миль от иранских берегов, – ответил Джонс. – Вам нужно только добраться до нее. Я сообщу вам кодовый сигнал и частоту, на которой вы должны его транслировать, чтобы наши моряки не открывали по вам огонь. А вот тех, кто будет вас преследовать, они отгонят. Капитаны нескольких наших кораблей получат соответствующие указания в ближайшее время, разумеется, если вы согласны на предложенный план.

– Что ж, тогда я готов рискнуть, – Хандан больше не сомневался. – Тем более, ничего иного, видимо, мне не остается. – Даже вероятность погибнуть в бою, под своими же, иранскими бомбами, была лучше, чем позорный приговор и неминуемая казнь. О своей семье, о молодой жене и двух дочках в этот момент капитан даже не думал.

– Отлично, – довольно кивнул американец. – Тогда запомните следующее: "Эгида", частота двести восемь. Это ваше магическое слово "Сезам", как в сказке, – усмехнулся резидент. – Можете быть уверены, ни один американский моряк, ни один капитан даже не наведет в вашу сторону орудия, но те, кто попытается вам помешать, будут уничтожены быстро и без колебаний. Моя страна не бросает тех, кто так верно служит ей, ежедневно рискуя жизнью.


И вот настал этот день, вернее утро, поскольку горизонт на востоке едва окрасился перламутром. Последнее утро пребывания на земле, которую долгие годы Махмуд Хандан считал своей родиной. Но сейчас на одной чаше весов была верная смерть, на другой неизвестность, и иранский капитан выбрал второе.

Сегодня должен был выйти в море ракетный катер "Шамшир", это его капитану было известно в точности. И Хандан прибыл на борт своего корабля, корабля, с которым успел сродниться, команда которого стала для него почти братьями, заранее. Чтобы получить приказ о выходе в море, уже находясь на борту.

– Капитан Хандан, – задумавшегося Махмуда окликнул мужчина в военно-морской форме, высокий, горбоносый, и до предела уверенный в себе. Капитан Кассем был командующим соединением ракетных катеров, базировавшимся в Бендер-Аббасе, непосредственным начальником Хандана.

– Господин капитан!

Махмуд по-уставному отдал честь, хотя разницы в званиях между офицерами не было. Однако не стило разводить панибратство на глазах у суетившихся на палубе "Шамшира" матросов, ожидавших, когда командир взойдет на борт.

– Приказ из штаба, – Кассем протянул Хандану запечатанный пакет. – Я лично взялся доставить его, поскольку хочу совершить небольшую прогулку на борту вашего катера. Заодно посмотрю на подготовку ваших матросов, по словам других офицеров, лучших на нашем флоте.

– О, конечно, – Хандан, спрятав полученный из рук командира конверт в карман, сделал приглашающий жест: – Прошу на борт, господин капитан!

Часовой, стоявший у трапа, приветствуя капитана и его гостя, взял винтовку "на караул". Матросы, вытягиваясь перед офицерами в струнку, расступались, вжимаясь в переборки, чтобы пропустить капитана. На мостике его уже ожидал старший помощник и вахтенная смена. Стоило только командиру ступить в рубку, его моряки молодцевато щелкнули каблуками, приветствуя Махмуда.

– Готовимся к выходу в море, – не теряя времени, распорядился Хандан. – Отплываем через двадцать минут. – Капитан уже вскрыл пакет, где содержался приказ командования осуществлять наблюдения за слишком близко подобравшимися к территориальным водам Ирана американским кораблям.

– Слушаюсь, господин капитан, – не моргнув глазом, ответил старший помощник. – Вся команда на борту, баки полны, все механизмы проверены дважды. Мы готовы.

– Отличная у вас команда, – одобрительно покивал Кассем. – Вижу, вы неплохо их подготовили. Пожалуй, они действительно лучшие на флоте.

Зарокотали скрытые под палубой мощные дизеля, двенадцать тысяч лошадиных сил, сконцентрированные в объеме нескольких кубических метров сложных механизмов, вспенили воду за кормой гребные винты, и "Шамшир", осторожно, чтобы не зацепиться за пирс, разворачиваясь, направился к выходу из гавани.

Катер Хандана в этом походе был не одинок, и одновременно с ним отчалил от пирса по соседству брат-близнец "Шамшира", в точности такой же катер, также построенные тридцать лет назад на французской верфи, носивший имя "Ханджар". И впрямь корабли были подобны двум смертоносным клинкам, в стремительном ударе способным достать самое сердце врага. Пары ракетных катеров вполне должно было хватить, чтобы продемонстрировать американцам свое присутствие, на бой же с чужаками никто не рассчитывал.

– Курс сто пятьдесят, – распорядился стоявший на мостике, широко расставив ноги, капитан, и рулевой послушно тронул штурвал. Катер, способный развивать скорость более тридцати шести узлов, пока шел экономичным ходом, всего двадцать пять узлов, тоже немало, но не предел возможностей.

А на борту американского ракетного крейсера "Порт Ройял", курсировавшего в пятидесяти шести милях от иранского берега, находившийся за консолью боевой информационно-управляющей системы офицер по интеркому уже вызывал капитанский мостик.

– Две надводные цели, покидают базу Бендер-Аббас, – молодой лейтенант был спокоен, поскольку не сомневался в том, что иранцы не представляют ни малейшей опасности. – "Хокай" ведет их, сэр. Предположительно, ракетные катера.

Лейтенант не мог знать, что именно ему довелось стронуть с места лавину, эхо которой должно было прокатиться по всему миру.


"Порт Ройял" был не одинок в этих водах. Крейсер под звездно-полосатым флагом являлся лишь малой частью мощной эскадры, уже несколько месяцев находившейся в непосредственной близости иранских берегов. Полтора десятка кораблей, в том числе два многоцелевых атомных авианосца служили немым напоминанием горячим персидским парням о скрытой до времени мощи Соединенных Штатов. Возможности этого соединения были таковы, что одним залпом крейсера и эсминцы, поддерживаемые палубной авиацией, были в состоянии уничтожить все морские базы Ирана прежде, чем хотя бы один корабль персов смог выйти в море. Тот же Бендер-Аббас, крупнейший иранский военный порт, постоянно находился под прицелом полусотни крылатых ракет "Томагавк" крейсеров "Порт Ройял" и "Геттисберг", собою как бы прикрывающих флагман, атомный авианосец "Авраам Линкольн".

Однако не только иранские базы находились под прицелом американских ракет, но и корабли под звездно-полосатыми флагами тоже в любое мгновение могли подвергнуться отстрелу. Иранские береговые ракетные комплексы находились в состоянии повышенной боевой готовности уже много недель, равно как бомбардировщики Су-24 "Фенсер", нечаянный подарок покойного иракского диктатора, и немногочисленные боевые корабли. Зная это, командовавший американской эскадрой адмирал Освальд Флеминг принял необходимые меры безопасности. Иранцы были достаточно непредсказуемыми, а в такой ограниченной акватории, как Персидский залив, даже несколько ракетных катеров являлись силой, пренебрегать которой было опасно.

Поэтому любое перемещение кораблей иранского флота даже в акватории базы мгновенно фиксировалось радарами крейсеров или эсминцев, один из которых всегда находился в непосредственной близости от побережья, неся там боевую вахту. Сейчас эту задачу и выполнял "Порт Ройял", ощупывавший лучами многофункционального радара SPY-1B и небо, и водную поверхность. Ни одно судно, даже самое маленькое, не могло незамеченным приблизиться к крейсеру менее чем на сорок пять миль, такова была дальность обнаружения его радара, одного из самых совершенных в мире.

Кроме надводных кораблей обстановка в воздухе и на воде контролировалась одним из постоянно находящихся в небе самолетов радиолокационного дозора Е-2С "Хокай", которого сопровождало звено истребителей F/A-18C "Хорнит". Усовершенствованные летающие радары, интегрированные в единую информационную систему, могли отслеживать надводные цели на удалении многих миль, в автоматическом режиме передавая их координаты на все корабли, в том числе, и на собственный авианосец. А там, получив данные, немедленно начинали готовить к взлету дежурные звенья истребителей, вооруженных ракетами "Гарпун". От иранцев пока не ожидали враждебных действий, но лишняя предосторожность еще никому не приходилась во вред.

И, наконец, на флагманский корабль адмирала Флеминга также непрерывно поступала информация от разведывательных спутников, траектории которых были изменены так, что ни одна из иранских военно-морских баз не оставалась без наблюдения более чем на пятнадцать минут. Иранцы пока не смогли построить для трех своих подлодок, которые заокеанские стратеги считали главной опасностью для маневрировавших в Персидском заливе кораблей, крытые причалы, возле которых они могли погрузиться, и уже в подводном положении покинуть гавань, растворяясь в теплых водах залива. Поэтому любая попытка их выйти из базы сразу же была бы обнаружена с вытекающими из этого мерами противодействия. Иными словами, любые действия иранцев, любое перемещение их кораблей, самолетов или субмарин в течение считанных минут становилось известно всем командирам американских кораблей, патрулировавших эти воды, а также, с почти неощутимой задержкой, офицерам объединенного командования коалиционных сил в Кувейте.

Обмен информацией между многочисленными составными частями воздушно-морской армады, называемой авианосным ударным соединением, был налажен четко и безошибочно. Вот и сейчас на мерцающем экране радара кругового обзора перед сидевшим в чреве "Хокая" оператором появились две четкие отметки, обозначавшие пару надводных кораблей.

– Цели малоразмерные, скорость около двадцати пяти узлов, – доложил командиру экипажа оператор, в то время как по радиоканалам все параметры обнаруженных целей уже пошли вниз, на флагман. – Ракетные катера типа "Ла Комбатант", вероятнее всего. Следуют курсом, параллельным нашей эскадре.

– Просто напоминание о том, что у них есть флот, – пожал плечами майор, старший из трех операторов летающего радара. – Не думаю, что они представляют для нас серьезную опасность, хотя, конечно, восемь крылатых ракет – не та вещь, о которой просто можно забыть. Продолжай их сопровождать, Билли, и тогда у нас не будет неприятностей.

В это же время и операторы радаров крейсера увидели на экранах пульсирующие точки, обозначавшие иранские катера. Небольшие, но весьма грозные кораблики, при определенных обстоятельствах представлявшие угрозу и для крейсера, держались на самой границе зоны действия американских локаторов, двигаясь параллельным галсом. Пока они не проявляли враждебных намерений, и американские моряки немного расслабились. В любом случае, расстояние между кораблями уже позволяло применить крылатые ракеты и той и другой стороне, но все же иранцы не были такими безумцами, чтобы двумя катерами атаковать целую эскадру.

Капитан Эдвардс, командовавший крейсером, выслушав очередной доклад с радиолокационного поста, тоже успокоился, поскольку, как и все его моряки, не верил, что иранцы решаться на какую-нибудь глупость. Между первым выстрелом с их кораблей и тем моментом, когда волны "Томагавков" испепелят их прибрежные аэродромы и стоящие у причалов корабли, пройдут считанные минуты, и те парни на катерах это знают, как знают это и их командиры вплоть до тех, что находятся в Тегеране. И Эдвардс ни на мгновение не сомневался в том, что иранские катера, помаячив перед его крейсером, вскоре уберутся обратно в базу, как это было уже не раз. Поэтому новый доклад оператора радара заставил сердце капитан забиться в два раза чаще.

– Цель "Чарли" меняет курс, – голос офицера, находившегося где-то в чреве огромного, десять тысяч тонн водоизмещением, корабля, не выражал эмоций. Это был опытный офицер, хотя и молодой, прекрасно владевший собой. – Приближается к нам. Цель "Дельта" следует прежним курсом.

Для удобства каждой новой цели присваивался свой код, сейчас крове двух катеров в зоне действия радара крейсера находился танкер и какое-то иранское судно, траулер или буксир, следовавший вдоль берега на восток.

– Какого черта, – Эдвардса словно пронзил разряд электрического тока. – Что они задумали?

– Цель "Чарли" ложится на боевой курс, – продолжал докладывать офицер, следивший за радаром. По напряженному лицу его скользили рожденные мерцаньем монитора блики. – Увеличила скорость до тридцати пяти узлов. Цель "Дельта" также меняет курс. Системы радиоперехвата фиксируют интенсивный радиообмен между берегом и целью "Дельта". Первый катер передает какой-то непонятный код на частоте двести восемь.

Капитан Эдвардс почувствовал, как внутри что-то сжалось. Он неплохо знал историю, особое внимание уделяя конфликтам последних десятилетий, и сейчас ощутил себя очень уязвимым перед задумавшими что-то непонятное иранцами. В восемьдесят седьмом фрегат "Старк", получив от иракцев два "Экзосета" в борт, едва не ушел на дно, а пятью годами ранее одной французской ракеты, которая даже не взорвалась, хватило, чтобы утопить британский эсминец "Шеффилд". Крейсер "Порт Ройял" имел вдове большее водоизмещение, чем английский эсминец, но по нему в любую секунду могли выпустить восемь ракет, каждая из которых несла сташетидесятикилограммовую боеголовку, то есть не уступала по мощности все тому же "Экзосету". И Эдвардс не понимал, почему противник, а он уже начал считать иранские катера своим врагом, медлит, ведь расстояние, отдалявшее их от крейсера, было намного меньше предельной дальности полета их ракет.

– Боевая тревога, – капитан больше не терял ни секунды. Иранцы уже могли выпустить свои ракеты, если собирались атаковать, а дистанция между ними и крейсером была так мала, что вероятность сбить их равнялась нулю. – Ракетные комплексы к бою. Приготовиться к отражению атаки!

Судорога прокатилась по внутренним помещениям крейсера, сигнал тревоги заставил расслабившихся моряков вздрогнуть, а затем броситься к своим постам, туда, где им надлежало находиться в случае боя. Еще не зная, что происходит, есть ли это учебная тревога, или же действительно возникла угроза нападения, матросы и офицеры спокойно и уверенно делали то, чему были обучены. Приводились в боевую готовность артиллерийские орудия и ракеты, скрытые под бронированными крышками вертикальных пусковых установок.

Внешне крейсер "Порт Ройял" не производил впечатления грозного корабля, поскольку большая часть его вооружения была скрыта от посторонних глаз. Две орудийные башни и пара счетверенных пусковых установок ракет "Гарпун" в корме, пожалуй, были единственным доказательством того, что этот большой корабль являлся военным судном. Это было мощное оружие, но им арсенал крейсера "Порт Ройял" типа "Тикондерога" вовсе не ограничивался. Перед массивной надстройкой и позади нее находились подпалубные установки вертикального пуска, всего сто двадцать два контейнера, из которых большая часть содержала зенитные ракеты, хотя место нашлось и для "Томагавков" и для противолодочных "Асроков". И в случае необходимости крейсер за считанные минуты мог расстрелять свой боекомплект, уничтожив любого противника, находились тот в воздухе, под водой, или на суше. Сейчас вся эта мощь была направлена против двух крохотных по сравнению с самим крейсером корабликов, намерения капитанов которых до сих пор оставались тайной для американцев, готовившихся, тем не менее, к худшему.


Катера тем временем сближались с крейсером, не сбавляя ход. О причинах смены курса иранским ракетным катером знали лишь три человека, находившиеся на его борту. За несколько минут до того, как на "Порт Ройяле" объявили тревогу, недолгий поход иранских кораблей шел своим чередом. Рулевой на мостике "Шамшира" крепко держал штурвал, ожидая новых приказаний от своего капитана. И он не видел, как переглянулись за его спиной Хандан, Кассем и старший помощник, сделав друг другу какие-то знаки.

Кроме рулевого и офицеров на мостике катера находился только штурман, который и мог помешать осуществить задуманное капитаном. Поэтому нанесенный старшим помощником мощный удар в висок отправил его в забытье, а спустя мгновение рулевой вздрогнул, ощутив прикосновение к своему затылку чего-то холодного, пахнущего оружейной смазкой.

– Курс на американский крейсер, – спокойно приказал Хандан, ткнув в голову матросу девятимиллиметровый "Браунинг". Одной из привилегий капитана было то, что он мог подниматься на борт без досмотра, и пронести на корабль оружие не составило для него ни малейшего труда. – И не делай глупостей, мальчик, если хочешь жить, – Махмуд был спокоен и непоколебим. – Ты же хочешь жить, правда?

– Что вы делаете, капитан? – не поворачивая головы, спросил матрос, ощутивший сейчас страх. Он был готов выйти в бой против любого эсминца или крейсера, но против человека с пистолетом он оказался бессилен.

– Выполняй мои приказы, как и прежде, и не задавай лишних вопросов. – Хандан обернулся к стоявшим позади него офицерам: – Кассем, живо в радиорубку! Ты знаешь, что нужно передать, чтобы нас не тронули. Фарис, – старший помощник подобрался, услышав обращение капитана. – На тебе машинное отделение. Не приведи Аллах, кто-то из команды заглушит двигатель! – И вновь рулевому: – Самый полный вперед, машины на максимальные обороты!

Рокот дизелей, скрытых под палубой, сменился надсадным воем, вода за кормой катера вспенилась, и изящный кораблик, набирая скорость, начал выполнять поворот, этим маневром у многих вызвав настоящую панику.

Никто из команды "Шамшира" не был готов к тому, что катер попытаются захватить, тем более, никто не ожидал, что это сделает собственный командир. Поэтому ни Кассем, ни Фарис не встретили никакого сопротивления. Матросы, отлично владевшие мощными ракетными комплексами, были испуганы видом оружия, поскольку никто на корабле не был вооружен, и мало кто даже умел пользоваться обычным пистолетом. А потому захват прошел молниеносно.

Иранский капитан успел за время работы на американцев привлечь на свою сторону немало людей, и не всех их, к сожалению, удалось известить о грозящей беде, тем более не удалось организовать им побег из страны. Что ж, они с самого начал знали, на что шли, и Махмуд Хандан не испытывал душеных терзаний за своих подельников. Двух человек, решительных, умеющих обращаться с оружием, для реализации рискованного плана ему вполне достаточно, остальные, кому не повезло быть выбранными капитаном, пусть выкручиваются, как хотят.

Заговорщики тем временем успешно выполнили замысел Хандана, взяв катер под контроль за считанные мгновения. Ворвавшись в машинное отделение, старший помощник взял на прицел компактного "Узи" двух находившихся там членов экипажа, мгновенно утративших всякое желание спорить с явно обезумевшим офицером. А капитан Кассем тем временем, оглушив попытавшегося вытолкнуть его из радиорубки моряка, открытым текстом кричал в эфир на указанной волне слово "эгида". Вот только на всей американской эскадре не было ни единого человека, которому это истерически выкрикиваемое слово хоть что-то сказало бы. Зато был приказ, в случае агрессивных действий иранских кораблей и самолетов применять оружие, не дожидаясь разрешения из штаба.


О каждом маневре иранцев уже знали на флагмане американской эскадры. На двух крохотных в сравнении с могучими крейсерами и эсминцами катерах сошлись лучи десятков радаров, размещенных на кораблях и самолетах, словно взяв хрупкие суденышки в перекрестье прицела. В прочем, так оно и было.

– Пару "Хорнитов" с "Гапрунами" в воздух, немедленно, – вызванный из своей каюты, где он намеревался предаться сну, адмирал Флеминг отдавал распоряжения, находясь уже в боевом информационном посту громадного авианосца. Здесь же находились капитан корабля и командующий авианосной группой контр-адмирал Бридж, оба выглядевшие весьма обеспокоенными. – Пусть сопровождают катера и будут готовы открыть огонь!

Чтобы сохранить вои корабли, жизни своих моряков, Освальд Флеминг был готов на все, в том числе на превентивный удар по иранцам. Но что-то удерживало адмирала от того, чтобы отдать приказ – офицер понимал, что войны в двадцать первом веке не могут начинаться столь глупо и странно.

– Бог мой, – растерянно произнес адмирал. – Что же задумали эти безумцы?


Изменение курса "Шамширом" было неожиданностью не только для американцев, но и для капитана второго вышедшего в море катера. И точно так же, как адмирал Флеминг, иранский моряк недоумевал, наблюдая за странными маневрами, абсолютно недопустимыми в виду вражеской эскадры.

Приказ, полученный на базе, был вполне ясен, и в него не входили какие-либо враждебные действия против американской эскадры. И в штабе флота и в самом Тегеране сидели отнюдь не дураки и не фанатики, понимавшие, чем может обернуться не атака даже чужих кораблей, а лишь демонстрация намерений ее провести.

– Что он творит, – прильнув к биноклю, воскликнул командир "Ханджара", наблюдая, как катер Хандана движется в сторону американского крейсера, едва различимой точкой темневшего на горизонте. – Какой шайтан его попутал? – Капитан требовательно взглянул на своего старпома: – Немедленно свяжитесь с Ханданом, узнайте, что происходит. И запросите базу, пусть скажут, как быть нам.

– "Шамшир" не отвечает на запросы, капитан, – спустя мгновение доложил второй офицер.

– Следуем за ним, – решил командир. – Оружие к бою!


Два истребителя F/A-18E "Супер Хорнит" оторвались от палубы "Линкольна", подброшенные в воздух мощными катапультами. Каждый из них помимо пары ракет "воздух-воздух" типа "Сайдвиндер" нес под крыльями по два "Гарпуна", грозные противокорабельные ракеты AGM-84C. Набрав высоту две тысячи футов, обе крылатые машины синхронно, точно на параде, развернулись, взяв курс в сторону иранских катеров. Чтобы выйти на рубеж пуска, им требовалось не более семи минут.


– Катер иранских военно-морских сил, вы приближаетесь к кораблю военно-морского флота Соединенных Штатов, – не стандартной частоте радист "Порт Ройяла" тем временем пытался вызвать "Шамшир", упорно следовавший в сторону крейсера. – Немедленно измените курс, иначе мы вынуждены будем открыть огонь. – Радист недоуменно взглянул на стоявшего за спиной капитана: – Сэр, они не отвечают!

– Параметры целей введены в системы наведения ракет, – четко отрапортовал старший офицер расчета ракетного комплекса. – Мы готовы к стрельбе, сэр! Ждем вашего приказа!

В головки наведения ракет "Гарпун", упакованных, точно консервы, в пусковые контейнеры, размещенные на корме крейсера, были введены координаты иранских катеров, в сторону которых также были направлены обе автоматические пушки калибра сто двадцать семь миллиметров. Грозное оружие, способное делать по двадцать выстрелов в минуту практически без участия человека, и поражать цели на расстоянии до тринадцати миль, они пока были бесполезны против катеров, но могли создать перед выпущенными с них ракетами завесу из свинца, преодолеть которую было бы очень непросто.

– Быть готовыми к стрельбе, – распорядился кэптен Эдвардс. Сейчас было не время и не место для сомнений. – Если "Чарли" не изменит курс в течение тридцати секунд – уничтожить катер!


– Вижу иранские катера, – пилот одного из "Супер Хорнитов", снизившихся уже до пяти сотен футов, связался с авианосцем. Истребитель пролетел над головным катером, и летчик отчетливо смог различить и универсальное орудие на баке, и громоздкие ракетные контейнеры.

– Предупредительный огонь, – распорядился адмирал, услышав доклад летчика. Он не собирался рисковать, позволяя иранцам подобраться вплотную к своей эскадре, но и рубить с плеча после сравнительно недавнего случая с подбитым иранцами разведывательным самолетом опасался. Флеминг вовсе не хотел перед уходом на пенсию прославиться, как парень, втянувший Штаты в очередную войну на Востоке.

Сделав разворот, истребители вновь устремились к катеру Хандана, и с расстояния не более мили ведущий дал короткую очередь из двадцатимиллиметровой пушки. Снаряды "Вулкана" вспенили воду перед носом катера, но иранцев это не остановило.

– Стреляйте по другому катеру, – воскликнул Хандан, когда американский истребитель с грохотом пронесся над рубкой. – Не по нам, – кричал он, размахивая над головой рукой с зажатым в ней пистолетом, о котором уже совершенно забыл. – Мы же друзья, шайтан вас побери!


– Цель "Дельта" меняет курс, – доложил спустя несколько секунд оператор радара "Порт Ройяла". Командир "Ханджара", не дожидаясь команд с земли, чел за лучшее не дразнить американцев, и после первого предупредительного залпа приказал выполнить поворот на сто восемьдесят градусов. – Цель "Чарли" продолжает двигаться прежним курсом. Они все еще не отвечают на наши запросы, сэр!

– Открыть огонь, – коротко приказал Эдвардс. Ждать чего-то больше не было смысла.

Оставляя за собой отчетливо различимый дымный след, две ракеты RGM-84C "Гарпун" вырвались из пусковых контейнеров, устремившись к находившемуся уже на расстоянии всего двадцати миль от крейсера "Шамширу". А мгновение спустя две ракеты отделились от истребителя, огненными стрелами прочертив небо. Адмирал Флеминг отдал точно такой же приказ, поняв, что дальнейшее промедление может стоить ему карьеры, а многим из его моряков – жизней.

– О Аллах, они же стреляют в нас, – зуммер системы предупреждения о ракетной атаке заставил Хандана вздрогнуть. – Что вы делаете! – Капитан вскинул кулак вверх, словно грозя американским летчикам: – Джонс, отродье шакала, будь ты проклят!

Рулевой, почувствовав, что спятивший капитан отвлекся, ударил своего командира, повалив его на пол, и одним прыжком покинул рубку. Он понял, что мгновение спустя от катера не останется ничего, и не горел желанием погибнуть вместе со своим кораблем. Матрос, не обращая внимания на раздавшиеся вслед выстрелы, перемахнул через леера, прыгнув в воду.

А спустя считанные секунды четыре ракеты, одна за другой, врезались в надстройку иранского катера, и на месте его расцвел диковинный цветок, лепестки которого были сотканы из пламени. Боеголовки американских ракет буквально испепелили маленький катер, не оставив шансов выжить никому из его команды. Но последним, что видел за мгновение до взрыва оставшийся в одиночестве на мостике Махмуд Хандан, были вовсе не ракеты, а печальные глаза его жены. И промелькнула молнией мысль, что для тех, оставшихся на берегу, он все же погиб не предателем, а воином, посмевшим атаковать ненавистного врага.


В те мгновения мало кто мог предугадать, каким эхом отзовутся взрывы американских "Гарпунов". Не успела еще вода успокоиться там, где обрели покой тридцать моряков, в одно мгновение обратившихся в прах вместе со своим кораблем, а обе стороны, волей или неволей оказавшиеся причастными к этому короткому, до предела странному бою, уже готовились к дальнейшим действиям, расценивая происшедшее каждый по-своему. Информация о случившемся, пока еще отрывочная, неточная, больше складывавшаяся из чьих-то догадок и предположений, уже молнией неслась по каналам спутниковой связи, по оптико-волоконным кабелям, просто летела по воздуху от одной радиоантенны к другой, за доли секунды преодолевая расстояние между континентами.

Тегеран, столица одной из заинтересованных сторон, располагалась к месту событий ближе, и потому при всей примитивности использовавшихся иранцами средств связи сведения о скоротечном морском бое достигли ее несколько быстрее, чем другой столицы, той, что многими считалась уже столицей мира. Поэтому уже спустя несколько десятков минут после того, как утих грохот разрывов над волами персидского залива, в находящемся на глубине свыше сотни метров под землей бункере, расположенном почти в центре иранской столицы, началось экстренное совещание.

Человеку, далекому от происходящего, место его проведения показалось бы чем-то несерьезным, отдающим опереточными декорациями. Но те, кто сейчас рассаживался вдоль длинного стола в окруженном тысячами тонн стали и бетона помещении, связанном с каждой точкой страны не подверженным никаким электронным помехам бронированными кабелями, не испытывал подобных чувств. Каждый из находившихся здесь знал, что кичившийся своей мощью заокеанский противник мог пойти на риск, попытавшись обезглавить Исламскую республику, и мало что смогло бы защитить лидеров это державы от налета сверхзвуковых бомбардировщиков или стелющихся над самой землей крылатых ракет, почти невидимых для радаров. И только ощущение многометрового слоя земли над головой, усиленного броневыми плитами, вселяло в этих людей чувство уверенности. Они знали, что даже самые совершенные американские бомбы, те, что были предназначены как раз для уничтожения врытых в землю бункеров, против этой крепости бессильны, ведь она и создавалась считанные годы назад как раз в расчете на атаку такими бетонобойными "болванками".

– Итак, господа, ваши соображения и предложения, – президент исламского государства, молодой и излишне горячий для человека его ранга, нервно ходил вдоль стола, как другой лидер, правивший намного более мощной державой шестьдесят лет назад. Ему не хватало только трубки, набитой табаком "Герцеговина Флор".

Горячая душа уроженца Востока требовала немедленных и самых решительных действий, но высокий чин налагал немалую ответственность и заставлял не единожды взвешивать любое, самое незначительное решение, прежде, чем воплощать его.

– Есть несколько объяснений случившегося, – глава военной разведки Ирана первым взял слово. – Прежде всего, это может быть диверсия наших врагов. Не исключено, что катер был захвачен американскими "котиками", морским спецназом, по слухам, способным проникнуть и на находящееся в открытом море судно. Уничтожив или изолировав команду, американцы направили катер к своей эскадре, но сами были уничтожены.

– Они умышленно пошли на верную смерть? – министр обороны страны вопросительно взглянул на главу разведки. – Считаете, они знали, что будут уничтожены? Я не отношусь к американцам с излишним презрением, но такого от них все же не жду.

– Возможно, они и не знали, что будут атакованы, – пожал плечами начальник разведки. – Им приказали просто захватить наш катер, использовав затем, как расходный материал.

– Слишком натянуто, – помотал головой президент. – Если бы это был замысел американских спецслужб, направленный на создание инцидента, над нашими головами уже рвались бы бомбы. Нашим врагам нет смысла чего-то ждать, и будь этот случай кем-то спланирован, вся их армада уже подготовилась бы заранее, начав агрессию против нас немедленно, как только прогремели бы первые взрывы.

– Есть и иной вариант, – продолжил глава военной разведки. – Возможно, никто не захватывал катер, а эту самоубийственную атаку провел его капитан. В нашей стране немало людей, верящих в то, что из войны с американцами мы можем выйти победителями, при этом не погубив весь наш народ и государство. Такие фанатики вполне могли устроить эту акцию, что заставить нас, правительство Ирана, начать войну. Сейчас обстановка такова, что достаточно одного неверного, необдуманного шага, чтобы конфликт стал неизбежен.

– Это более реалистичный вариант, – согласился президент. – И мне очень не нравится, что в недрах нашего флота, наших вооруженных сил могут существовать такие группы фанатиков, по сути, врагов собственного народа. Сегодня был ракетный катер, а завтра они могут нанести удар по американским базам в Ираке или Кувейте баллистическим ракетами, что тогда? Горстка безумцев, существование которых я готов признать, получается, фактически держит в заложниках всю страну! Все силы спецслужб, военной и политической разведки должны быть брошены на выявления подобных террористически организаций, если они не плод воображения нашего уважаемого начальника военной разведки.

– Это, конечно, будет сделано, – согласился министр обороны, – И я готов предоставить все необходимое, чтобы фанатики в погонах были обнаружены и наказаны. Но это дело будущего, пусть и недалекого, а что же нам, руководству страны, военному командованию, предпринять сейчас? Вероятность агрессии очень велика. Американцы пока не сделали никаких заявлений, их представитель не пытался установить с нами контакт, и возможно в эти минуты их самолеты уже поднимаются в небо, чтобы обрушиться на Иран.

– Это все же маловероятно, – возразил глава военной разведки. – Наши агенты в Ираке, в других странах, ведущие наблюдение за американскими базами, уже сообщили бы сюда, если бы заметили возросшую активность. На этот случай у них особые указания, никаких шифров и кодов, они должны сообщить о начале нападения открытым текстом. Пока, к счастью, никаких признаков подготовки к нападению нет. Конечно, американские войска приводятся в повышенную готовность, в воздухе над их базами и авианосцами появилось больше патрульных истребителей, но это оборонительные меры, вполне понятные в сложившейся ситуации.

– Как бы то ни было, я приказываю привести вооруженные силы республики в максимальную боевую готовность. При этом следует исключить любое перемещение крупных, более батальона, подразделений наших войск, чтобы не провоцировать американцев, – решил президент. – В первую очередь, необходимо уделить внимание защите наших городов и крупных военных объектов от возможных ракетных ударов со стороны американских войск. Отозвать из увольнения всех военных летчиков, подготовить все зенитно-ракетные комплексы, зенитную артиллерию. Далее, приготовить к выходу в море наши подводные лодки и ракетные катера, но пока ни один корабль во избежание инцидентов не должен покидать свою базу. Если американцы начнут войну, то наши сухопутные войска вступят в нее в последнюю очередь, поэтому их пока перевести на казарменное положение, но никакой переброски техники и людей к границам, никаких заметных перемещений, повторяю, быть не должно. Это не трусость, как многие из вас могли решить, просто я не желаю зря дразнить такого могущественного противника, в столкновении с которым пока у нас шансов на победу практически нет. Мне не хочется видеть, как под американскими бомбами гибнут наши граждане, мирные люди, просто случайно оказавшиеся под ударом. И я верю, что нам удастся избежать войны, которая, как вы все, надеюсь, понимаете, станет для нашей страны катастрофой.

Собравшиеся в бункере люди, в том числе и сам президент, чувствовали себя загнанными зверями. Они сейчас, что случалось очень нечасто, не владели ситуацией, будучи способными только строить предположения и покорно ждать развития событий. И каждый из них буквально кожей ощущал, как напрягается, собирается с силами их заокеанский враг, готовый в любой миг обрушиться всей своей мощью на Иран, сметя его с лица земли за считанные часы. И каждый из них мысленно молился Богу, чтобы этого не произошло, зная при этом, что бессилен что-либо изменить.

– Господин президент, – невзрачный человек, один из многих помощников главы государства, сейчас, в минуты кризиса, способного обвернуться войной с самой мощной державой планеты, находившихся при нем неотлучно, отвлек президента от тяжких мыслей: – Вас желает видеть аятолла. Он немедленно просит вас прибыть в его резиденцию.

Посланник покорно склонил голову, не ожидая, что глава Исламской республики почтит его ответом. В прочем, в том, как поступит президент, вестник не сомневался.

А пока не смевший заставлять истинного правителя республики, властителя душ и сердец миллионов правоверных, президент с усиленным по случаю угрозу нападения эскортом мчался к резиденции имама, на другом берегу Атлантики, в Вашингтоне, начиналось подобное же совещание. Эхо прозвучавших над теплыми водами Персидского залива взрывов докатилось до Капитолийского холма.

Глава 14 Круги на воде

Вашингтон, США – Тегеран, Иран – Оманский залив

10-11 мая


Члены Совета национальной безопасности США походили в эти минуты на осиный рой, вдруг понявший, что гулявший по лесу турист сбил на землю их улей, стоивший так многих трудов. Взволнованные, еще не вполне понимающие, что происходит, но готовые, как всегда, к худшему, люди, разбуженные, требовательными звонками вырванные из теплых постелей, рассаживались за точно таким же, как в бункере иранского лидера, столом. Правда, этот стол находился не под землей, окутанный бетоном и сталью, а всего лишь в ситуационном центре Белого дома, специально предназначенном для подобных случаев помещении. Разнообразные средства связи позволяли из этой комнаты, использовавшейся по прямому назначению крайне редко, связаться с любой точкой страны и, более того, практически любой точкой земного шара, при этом секретность переговоров не могла быть описана никакими определениями.

– Джентльмены, – президент Соединенных Штатов обвел тяжелым взглядом собравшихся людей, каждый из которых олицетворял часть могущества государства. Джозефа Мердока разбудили час назад, и он еще не до конца проснулся, несмотря на четыре чашки крепкого кофе. – Прошу вас, доложите ситуацию. Думаю, Роберт, начнем с вас. – Мердок уставился на министра обороны. – Прошу!

– Что ж, – пожал плечами Джермейн. – Иранский катер, то ли реально атаковавший крейсер "Порт Ройял", то ли имитировавший атаку на него, уничтожен прямым попаданием сразу четырех "Гарпунов". Что характерно, на катере никак не пытались уклониться от ракет, и это кажется странным, ведь возможности для этого существуют. Как бы то ни было, действия кэптена Эдвардса, командира нашего крейсера, я лично считаю полностью правомерными. Он защищал свой корабль, защищал жизни экипажа. С иранским катером пытались связаться, поднятые с "Авраама Линкольна" истребители открыли предупредительный огонь, но все эти предупреждения иранским капитаном были проигнорированы. В такой ситуации командиру "Порт Ройяла" не оставалось иного выхода, кроме применения оружия, иначе он рисковал потерять свой крейсер, ведь огневой мощи этого катера хватило бы с лихвой, чтобы пустить на его дно. Кэптен Эдвардс действовал в соответствии с существующими приказами и инструкциями.

– Ладно, с нашим капитаном все ясно, – кивнул президент. – Никто и не собирается обвинять его в чем-либо. Эдвардс поступил единственно правильным способом, и его следует не наказывать, а представить к награде, ведь помедли он еще минуту, возможно, сейчас мы с вами подсчитывали бы наши потери. Но это одна сторона проблемы, меня же больше интересует, как отреагировали на происходящее иранцы. Важно иное, господа. Была ли эта атака провокацией с их стороны или случайностью?

– Случайность исключена абсолютно, – решительно помотал головой адмирал Хэнк Уоррен. Сегодня в ситуационном центре половина присутствующих носила военную форму, и адмирал, глава Военно-морской разведки, мало выделялся среди них внешне, хотя на самом деле этот человек, руководивший сравнительно малоизвестной, но от того не менее эффективной структурой, был далеко не последним по значимости из собравшихся. – Мы уже провели предварительный анализ действия иранцев, изучили все их маневры, и однозначно можем сделать вывод, что капитан уничтоженного катера сознательно не выполнил требования наших моряков. Хотя тот факт, что иранцы не пытались защититься от наших ракет, хотя это было им по силам, меня тоже несколько настораживает. Ракетная атака прошла гладко, точно на полигоне. Иранцы не пытались ставить электронные помехи головкам наведения "Гарпунов", не отстреливали дипольные отражатели, хотя пусковыми установками для снарядов-постановщиков помех их катер оснащен, они не пытались сбить приближающиеся ракеты артиллерийским огнем, наконец, даже не маневрировали. Единственно объяснение – на катере находились самоубийцы. Экипаж там был, мне только что доложили, что выловили из воды останки нескольких человек, поэтому иного объяснения происшедшему я лично не могу найти, как ни стараюсь.

– Ясно, – сухо кивнул Мердок. Что ж, не самый фантастический вариант, если подумать. Использование смертников – визитная карточка мусульман, и с иранцев вполне станется создать подразделение "камикадзе". – Еще мнения, господа?

– К сожалению, не могу согласиться с адмиралом, – скривился, выражая глубочайшее сомнение, директор ЦРУ. Вот уж кому сейчас было хуже, чем самому президенту. Николас Крамер лишь полтора часа назад вернулся в Штаты, завершив, наконец, затянувшееся турне по Ближнему Востоку. Измученный и долгим перелетом через несколько часовых поясов, и долгими переговорами с израильтянами, как обычно, пытавшимися вытянуть из американских союзников как можно больше ресурсов и информации, он даже не успел уснуть, когда в квартире раздался телефонный звонок из Белого дома. Тем не менее, Крамер держался, стараясь не выказать своей усталости присутствующим. – Если это была провокация иранцев, мне неясен ее смысл. Не в их интересах начинать войну, ведь соотношение сил в Тегеране представляют отлично. Во всяком случае, такая акция точно не в интересах правительства Ирана.

– А как вообще иранцы отреагировали на происходящее? – президент вновь взглянул на министра обороны, а тот, в свою очередь, скосил взгляд на главу Комитета начальников штабов. Джермейн, лицо гражданское, если не считать трех лет в авиации Национальной гвардии, всегда, когда это было возможно, делился полномочиями со специалистами.

– Как нам известно, президент Ирана приказал привести вооруженные силы в полную боевую готовность считанные минуты назад, с явным опозданием. Если бы мы планировали нападение, у нас был бы отличный шанс уничтожить военную инфраструктуру страны первым ударом. Поэтому, как мне кажется, правительство Ирана действительно не при делах, иначе они подстраховались бы, – генерал Форстер был спокоен и уверен в себе, как и всегда. – Вообще, складывается впечатление, что для иранцев события в заливе стали полной неожиданностью, и сейчас они ждут нашей агрессии, а вовсе не готовятся к ней сами. Хотя их войска и находятся в состоянии максимальной готовности, внешне это сказалось только на силах противовоздушной обороны и авиации. Все зенитно-ракетные комплексы готовы к бою, мобильные пусковые установки покинули свои базы и занимают позиции вокруг крупных городов и важных военных объектов. Разумеется, большая часть зенитных ракет сосредоточена вокруг Тегерана, также усилено прикрытие ядерных объектов, в том числе Исфахана и Бушира. То же с их зенитной артиллерией. Истребители стоят на взлетных полосах в трехминутной готовности к взлету, периодически прогревают турбины, пилоты дежурят в кабинах. Точно известно, что из арсеналов извлечены все ракеты "воздух-воздух". Иранцы явно ждут нашей атаки.

– Вы забыли, генерал, что все боевые корабли персов готовы выйти в море также в течение нескольких минут, – добавил адмирал Уоррен. – Мы получаем фотографии со спутников, подтверждающие это. Также готовы покинуть базы и все три иранские подлодки класса "Кило", главная ударная сила их флота кроме ракетных катеров.

– А мы в состоянии нанести превентивный удар, господа? – поинтересовался президент, обращаясь к своим военачальникам.

– Сэр, – генерал Форстер довольно оскалился, видимо, так он улыбался в самые важные моменты своей жизни. – На более чем тридцати кораблях и подводных лодках, развернутых в Персидском заливе и Аравийском море размещено свыше пятисот крылатых ракет "Томагавк", которые покинут свои пусковые установки не более чем через десять минут после вашего приказа. Мы в течение нескольких минут пустим на дно все их корабли и подлодки прямо у пирсов, заодно превратив то, что иранцы считают своей авиацией, в кучу горящего железа. Чтобы накрыть все крупные иранские военные базы, нам не понадобится даже привлекать авиацию, рискуя пилотами. Иранская система ПВО слаба, и волны в полтысячи крылатых ракет она просто не выдержит, несмотря на все их потуги. "Томагавки" накроют большую часть их зенитных комплексов, позиции которых нам известны, расчистив небо для авиации. Ракеты уничтожат их инфраструктуру, а самолеты довершат разгром, добив то, что останется после первого удара.

– Что ж, тогда я спокоен, – кивнул Джозеф Мердок. – А что с иранскими ракетами, генерал?

Свыше шести сотен тактических ракет, большей частью китайские или скопированные с советских ракет "Скад", были не той вещью, о существовании которой можно просто забыть. Обладая в различных модификациях дальностью стрельбы до семисот километров, эти ракеты, большая часть которых была размещена на мобильных пусковых установках, являлись угрозой для американских и союзных военных баз в зоне Залива, поэтому опасения президента были понятны. Даже без ядерных или химических боеголовок такая туча ракет, несмотря на весьма низкую точность, могла нанести колоссальный ущерб.

– Никаких признаков того, что иранцы готовы их применить, – спокойно ответил Форстер, сейчас обладавший самыми полными разведданными, непрерывно поступавшими из района Персидского залива. – Как я говорил, Тегеран готовится к обороне, но не к нападению. Я бы даже сказал, они несколько демонстративно не приводят в движение свои наступательные силы, словно пытаясь показать, что не хотят войны.

– Дай то Бог, чтобы так и было, – вздохнул глава Госдепартамента. – Дай Бог!

Война, конечно, была и оставалась продолжением политики иными средствами, но как профессиональный дипломат, Энтони Флипс был готов прибегнуть к этим средствам в последнюю очередь, поскольку первый же выстрел, первая сброшенная бомба перечеркивала подчас многолетние усилия политиков, не оставляя иной альтернативы, кроме расчета на грубую силу. Для него воздушные флоты и авианосные эскадры были лишь средством воздействия на умы оппонентов самим фактом своего существования, способом при переговорах сделать предельно сговорчивым любого упрямца, и вовсе не обязательно было применять это смертоносное железо по прямому назначению. Но сейчас мир от этого момента отделяли буквально минуты, те, которые требовались дипломата двух стран, чтобы подготовить свои заявления и озвучить их.

– Ракетное оружие Ирана находится под контролем исламских структур, – напомнил Николас Крамер. – То, что оно не приведено в боевую готовность, ни о чем не говорит. Эти подразделения не подчиняются президенту Ирана, поэтому, несмотря на его приказы, ракеты могут быть применены в любой момент, если такова будет воля их религиозных лидеров.

– Как бы то ни было, сэр, – продолжил глава ОКНШ, обращаясь к президенту Мердоку, – мы приняли необходимые меры предосторожности. В воздухе над материком постоянно дежурят не менее шести летающих радаров "Сентри". Их поддерживают и палубные самолеты "Хокай", разумеется. Расчеты зенитных комплексов "Пэтриот", развернутых вокруг наших военных баз в Ираке, Саудовской Аравии, Кувейте, других странах, готовы к отражению массированной атаки. Также в полной готовности находятся не менее ста перехватчиков "Игл", плюс союзная авиация. Палубные истребители с наших авианосцев в Персидском заливе также готовы подключиться к отражению атаки, кроме того, как только будет выпущена первая ракета, "Супер Хорниты" нанесут бомбовые удары по стартовым позициям иранцев. Наша оборона крепка и надежна, как никогда. Если иранцы выпустят свои ракеты, мы собьем не менее трети из них, и после этого все равно нанесем такой удар, что от Тегерана камня на камне не останется.

– На вашем месте я бы меньше думал о ракетах, генерал, – заметил Реджинальд Бейкерс. Национальная безопасность США не ограничивалась борьбой с внутренними врагами, поэтому директор АНБ участвовал в обсуждении возникшей проблемы наравне с военными и политиками. – Наши военные базы в регионе, а также гражданские объекты, в том числе городки нефтяников и посольства могут подвергнуться массированным террористическим атакам, и об их отражении вам и вашим подчиненным нужно думать сейчас больше всего. Возможно, провокация с иранским катером как раз и должна заставить проиранские группировки в Ираке, Саудовской Аравии, других государствах провести акцию возмездия против американцев. И вам следует учесть, что под видом террористов против нас могут действовать и иранские диверсанты, "коммандос", подготовка и оснащение которых значительно лучше, чем у обычных боевиков.

– Все распоряжения уже сделаны, – вместо Форстера ответил министр обороны. – Мною объявлена боевая готовность третьей степени для всех подразделений вооруженных сил США, в том числе и размещенных на заморских базах. Вам не о чем беспокоиться, господин Бейкерс. Угроза террористических атак против американских военных баз в Ираке и близлежащих странах никогда не ослабевала, и наши войска готовы практически ко всему. Но в связи с происходящими событиями меры безопасности усилены многократно, охрана военных баз усилена, и всякая попытка нападения на американских солдат будет отражена огнем на поражение.

Дональд Форстер подтвердил слова министра энергичным кивком. Третий, "желтый" уровень готовности, военная предосторожность, был вполне ожидаемым ответом на события последних часов в Заливе. Спустя считанные минуты после того, как иранский катер скрылся в волнах, на всех без исключения военных базах, расположенных даже в тысячах миль от тех мест, были усилены патрули, выставлены дополнительные посты, готовые отразить любую атаку. То, что сучилось у берегов Ирана, могло быть только знаком, командной к действию, например, для сотен бомбистов-самоубийц, и любые меры предосторожности не казались сейчас излишними

– Замечательно, – с одобрением и даже какой-то гордостью произнес в ответ президент. – Прежде всего, нужно побеспокоиться о безопасности жизней всех американцев, находящихся в этом регионе, в тои числе и наших солдат, расквартированных в Ираке и окрестностях. Я согласен с замечанием Бейкерса, и хочу, чтобы вы, Роберт, исключили саму возможность атаки на наши военные и гражданские объекты со стороны любых террористов.

– Уверяю вас, господин президент, все необходимое и возможно будет сделано, – повторил глава военного ведомства. – Любые вылазки террористов будут пресечены.

– Что ж, надеюсь на вас, – президент взглянул на госсекретаря. – Энтони, а как политическое руководство Ирана отреагировало на происходящее.

– Пока никаких официальных заявлений, сэр, – пожал плечами Флипс. – Вероятно, прошло еще слишком мало времени, чтобы делать выводы и тем более, чтобы их оглашать. При всей своей горячности в Тегеране понимают, не могут не понимать, чем может обернуться для них одно неосторожно сказанное слово, и поэтому не спешат.

– Точно известно, что в Тегеране сейчас проходит экстренное заседание высшего совета национальной безопасности, – добавил глава ЦРУ. – Пока они переваривают случившееся, и, в этом нет сомнения, вырабатывают ответные ходы.

– Господа, хочу напомнить, что угроза нефтяного эмбарго никуда не исчезла, – произнес Реджинальд Бейкерс, и все взоры мгновенно обратились к нему. – Если в Эр-Рияде случившееся расценят, как акт агрессии против Ирана, они могут прекратить поставки нефти в течение считанных часов. И мы должны быть готовы к этому. Сейчас в окружении короля Абдаллы сильна группировка, отличающаяся крайне радикальными взглядами, и очень недружелюбно настроенная по отношению к Соединенным Штатам, несмотря на помощь, полученную от нас Саудовской Аравией. Они способны убедить короля принять такое решение.

– Пока никто из руководства Саудовской Аравии также не сделал никаких заявлений, – заметил Флипс. – Не думаю, что они решатся на такой шаг. Непонятно вообще, с какой стати саудовцам открытая конфронтация с нами. Кажется, они там просто с ума посходили.

– Кое-кому в окружении короля не нравится слишком сильное влияние Запада в нашем лице, – пояснил Реджинальд Бейкерс. – Вместе с долларами и нашим оружием в Саудовскую Аравию попадают и наши традиции, чуждые арабам. Городки американских нефтяников, хотя и окружены тройным кольцом охраны, все же не существуют в полной изоляции от окружающего мира. Там трудится немало арабов, в том числе, хотя это и редкость, и коренные саудовцы, и они видят, что те жуткие, средневековые законы, по которым живет их страна, не единственно возможные, что есть альтернатива царящим в их обществе порядкам. Арабская молодежь больше всех поддается этому влиянию, и многие весьма влиятельные люди в королевстве опасаются, что, посчитав сперва пережитком прошлого, к примеру, чадру, которую должны носить там женщины, выходя из дома, кто-нибудь чуть позже решит, что таковым пережитком является и королевская семья, фактически единолично пользующаяся доходами от продажи нефти. Поверьте, столь тесные контакты арабов с западным миром уже вызвали определенные перемены в их обществе. Нам они не видны, но вот некоторые радикально настроенные группировки, в том числе и в окружении правителя королевства, уже осознали тенденцию, и теперь пытаются повернуть процесс вспять. Их поддерживает и король Абдалла, который не хочет лишиться в одночасье той неограниченной власти, которой обладает и которая так развращает, и прислушивается к мнению окружающих его людей, которые открыто заявляют о необходимости разорвать все связи со Штатами и с западными странами вообще. И они просто ищут оправдание своим действиям, повод для такого шага, который многие в стране могут и не одобрить. Реально Саудовская Аравия является одной из сильнейших держав в регионе, ее армия, хотя и уступает численностью некоторым соседям, по техническому оснащению превосходит их наверняка, не уступая армиям наших европейских союзников. Да и подготовка их солдат, кстати, на весьма высоком уровне, по местным, конечно же, меркам, – шеф АНБ усмехнулся, давая понять собеседникам, как он относится к выучке арабских солдат. – Танки "Абрамс", истребители "Игл", летающие радары "Сентри", ударные вертолеты "Апач", наконец, зенитные ракеты "Пэтриот" позволят им выйти победителями из столкновения практически с любым соседом без помощи из-за океана, как это было в девяносто первом. Поэтому саудовцы могут существовать и без нас, хотя в этом случае у них сразу прибавится врагов, которые пока не рискуют связываться с союзником Соединенных Штатов. Они верят в свои силы, по крайней мере, часть из них, кто входит в окружение короля, верят в то, что обойдутся и без нас, и, главное, заставили поверить в это своего правителя. Так что их угрозы по поводы нефти следует воспринимать всерьез, пусть пока они и не предприняли никаких действий.

– Король Саудовской Аравии при встрече со мной держался весьма решительно, не единожды пригрозив лишить нас и наших союзников нефти, – пожал плечами Николас Крамер, вспоминая свою недолгую беседу с саудовским монархом. Бейкерс при всей неприязни к нему главы ЦРУ был сейчас крайне убедителен, и Николас вынужден был признать его доводы весомыми. – И все же эмбарго, прежде всего, ударит по их собственной экономике, ведь кроме нефти единственное, чего у арабов много, это песок, а его продавать будет сложно. Я тоже не верю до конца в их угрозу, в чем солидарен с Энтони, и полагаю, что на этот раз Эр-Рияд и остальные, кто примкнул к этой идее, поддержав ультиматум саудовцев, ограничатся предупреждениями.

– Тем не менее, мы должны рассматривать и такой вариант развития событий, – президент был согласен с Бейкерсом. – Не зря советуют, надеясь на лучшее, все же готовиться к худшему, друзья мои, и нам сейчас лучше поступить именно так, чем тешить себя надеждами, будто арабы сами испугаются своих угроз. Саудовцы достаточно непредсказуемы, чтобы решиться даже на столь явное безумие.

– Чтобы избежать этого, я считаю не лишней демонстрацию нашей силы, – довольный тем, что смог убедить самого президента, продолжил глава АНБ. – Предлагаю объявить "оранжевый" уровень боевой готовности, немедленно начать мобилизацию резерва и усиление военной группировки в зоне Персидского залива за счет Сил быстрого реагирования. Военному ведомству следует рассмотреть вопрос о скорейшей переброске в регион дополнительных войск из Европы и с континентальной части Соединенных Штатов.

Николас Крамер невольно вздрогнул, как-то подавшись вперед. Вооруженные силы США лишь раз за всю историю были приведены в боевую готовность второй степени, "оранжевую" готовность, предложенную шефом АНБ. Это случилось в далеком шестьдесят четвертом, когда Соединенные Штаты в оцепенении ожидали, когда запущенные с кубы русские ракеты обрушат на американские города поток ядерного пламени. В тот раз все обошлось, но теперь, когда цена победы не могла быть столь высокой, следовало ожидать и самого худшего.

Глава Центрального разведывательного управления открыл, было, рот, чтобы произнести полную увещеваний речь, взывая к здравому смыслу Бейкерса, но его опередил тот, от кого и сам Крамер едва ли ожидал такого миролюбия.

– У нас и так огромная военная группировка в Ираке, – помотал головой глава Объединенного комитета начальников штабов. – Несколько десятков тысяч солдат, не считая союзников. Кроме того, в Персидском заливе действуют три авианосные ударные группы, еще одна, во главе с "Энтерпрайзом", находится сейчас в Средиземном море, а в Аравийском море развернуты шесть атомных ударных субмарин. Достаточно будет побыстрее вернуть в Ирак те соединения, что были привлечены к натовским учениям в Европе, а также Десятую легкую дивизию с территории Грузии, где она едва ли необходима. Усиление же группировки в Ираке за счет новых соединений излишне. В любом случае, морским пехотинцам понадобится не более двух суток, чтобы пересечь Атлантику. Это наш стратегический резерв, и его вполне хватит на случай непредвиденных осложнений.

– Пригрозив нам эмбарго, арабы ничего не сказали о судьбе наших военных баз на территории их стран, – заметил Бейкерс, возражая генералу. – Может случиться так, что они потребуют вывода американских войск со своих территорий, и высаживаться морским пехотинцам будет просто негде, а единственной страной, где мы сможем разместить сухопутные войска, останется Ирак. Предупреждая это, я предлагаю, во-первых, прямо сейчас направить в Залив еще авианосцы, а также морскую пехоту, и, во-вторых, даже если этого потребует русский президент на предстоящей встрече, отложить вывод наших войск из Грузии, в перспективе усилив размещенную там группировку. Наши десантники и бойцы из Десятой пехотной дивизии смогут проникнуть в Иран через территорию Азербайджана, а атака с нескольких направлений, как известно, быстрее приводит к успеху, ведь прессам придется, ощущая нависшие над ними с север дивизии, здорово распылить свои силы. По поводу же многочисленности нашего контингента в Ираке могу сказать, что войскам, уже находящимся там, хватит работы и на территории этой страны. Арабы же должны почувствовать, что в случае объявления ими эмбарго мы в состоянии взять все их нефтяные вышки, все нефтепроводы под свой контроль, прибегнув к силе. Это остудит самые горячие головы, отдельные же проявления терроризма, возможные диверсионные акции нам не страшны. В любом случае, нужно действовать на упреждение.

Обстановка ощутимо накалялась, хотя спорщики и пытались сдерживать себя. Джозеф Мердок, не спешивший вмешиваться в разговор, с явным интересом следил за все более напряженной дискуссией. И то, что глава государства медлил, не торопясь с окончательным решением, Николас Крамер воспринял как сигнал к решительному наступлению.

– Подобные наши действия не останутся незамеченными иранцами, – с сомнением произнес директор ЦРУ. Крамер понимал, что все идет к войне, но надеялся, что удастся ее избежать. И для этого он сейчас прилагал все усилия: – Видя, что мы наращиваем силы в регионе, Тегеран может решить, что готовится агрессия против него, и нанести первый удар. И мы, сами того не желая, окажемся втянуты в войну. И даже если арабы не решатся на эмбарго, боевые действия все равно вызовут определенные трудности, в том числе нарушение судоходства, а также, вполне вероятно, диверсии на объектах нефтяной инфраструктуры близлежащих государств. Тем самым все равно будет достигнут срыв поставок ближневосточной нефти в Штаты, пусть и иными путями, чем того хотят сейчас саудовцы. Насчет же наших военных баз думаю, беспокоиться не стоит. В конце концов, осталась же, несмотря ни на что, наша база в Гуантанамо, так почему бы ни сохраниться им в Эр-Рияде и Дахране. Да даже если нас и попросят оттуда, из Кувейта мы точно не уйдем, как, например, и из Омана. Поэтому о вероятности потери плацдармов в регионе для развертывания прибывающих из-за океана войск беспокоиться, полагаю, не стоит.

– В принципе, вы правы, – кивнул глава АНБ, немало удивив этим Крамера. – Территорией Саудовской Аравии и Катара наше присутствие в регионе не ограничивается, хотя лишних военных баз не бывает, тем более, в преддверие войны. А вот с тем, что предсказанная вами реакция Ирана для нас непременно будет злом, не могу согласиться, – усмехнулся Бейкерс. – Возможно, так мы решим давно беспокоящую всех проблему. Взаимоотношения между нашими странами фактически зашли в тупик. Разрешить противоречия дипломатическим путем уже едва ли получится, и может статься, война станет наиболее приемлемым выходом из назревшего кризиса.

– Военную операцию против Ирана следует рассматривать, как крайний случай, – прервал спор Мердок. – В Тегеране не идиоты сидят, соотношение сил иранскому руководству известно, и они не станут нападать первыми, я уверен. Поэтому применять оружие наши войска должны лишь в порядке самообороны, то есть, я надеюсь, им этого вовсе не придется делать. Нам не нужна новая война, хватит пока и одного Ирака. Но готовиться к этому все же необходимо, чтобы не быть застигнутыми врасплох. Итак, генерал Форстер, на что мы можем рассчитывать?

– Направить в Персидский залив дополнительные силы не сложно, – пожал плечами генерал. – Как раз завершаются учения в Европе, и задействованные в них корабли, в том числе три многоцелевых атомных авианосца, мы можем перебросить к берегам Ирана в течение нескольких дней. Также можно объявить состояние повышенной боевой готовности для размещенных на территории Штатов морских пехотинцев. Танковые и механизированные дивизии, которые также участвуют в учениях сил НАТО в Европе, по большей части и были отозваны из Ирака, поэтому их возвращение в прежний район дислокации будет вполне естественно. Насчет усиления группировки в Грузии я бы не спешил, все же это проблема политическая. Но если вы прикажете, господин президент, и если ваше решение подтвердит Конгресс, мы сможем перебросить туда дополнительные силы, в том числе ударную авиацию, и, к примеру, Третий легкий бронекавалерийский полк. Его танки и бронемашины усилят легкие подразделения, размещенные в Грузии, повысив их наступательные возможности. Для второстепенного театра военных действий боевой мощи этой группировки более чем достаточно, сэр.

– Быть может, есть смысл перевести из резерва в действующий флот два наших авианосца, "Джона Кеннеди" и "Констеллейшн", – предложил Бейкерс, с удовольствием отметив, что президент Мердок при каждом слове генерала все больше светлеет лицом. Ничто так не окрыляет, как осознание собственного могущества. – Если арабы погонят нас со своей земли, пара авианосцев, вполне современных, лишней не будет точно. Можно будет послать эти авианосцы в регионы, где обстановка менее напряженная, а более современные корабли перебросить в Персидский залив, если возникнет такая необходимость.

– Это возможно, – ответил Форстер, поймав на себе вопросительный взгляд президента. – Оба авианосца в отличном состоянии, и на их расконсервацию уйдет лишь несколько дней. Правда, будут проблемы с формированием команды и, главное, авиакрыла, но они все же вполне решаемы.

– Используем пилотов из учебных центров, а самолеты можно также снять с консервации, – добавил до этого хранивший молчание, и только чуть заметно кивавший так словам своего начальника генерал Эндрю Стивенс. Ответственный за планирование офицер тоже присутствовал сегодня в белом Доме, сопровождая председателя объединенного комитета начальников штабов.

– Тогда отдайте такое распоряжение, – решил президент, взглянув на притихшего министра обороны. – Я не сомневаюсь, никто не хочет войны, ни мы, ни иранцы, ни арабы. Но если все идет именно к этому, мы должны быть во всеоружии, чтобы противник не имел даже единственного шанса. Поэтому властью, данной мне американским народом, я приказываю привести вооруженные силы страны в боевую готовность второй степени. Роберт, генерал, – Мердок перевел взгляд с министра обороны на главу ОКНШ, немедленно подобравшегося, словно готовая сорваться с места гончая. – Немедленно отдайте распоряжения о передислокации войск из Европы в Турцию и Ирак. Также приказываю начать подготовку к выходу в море находящихся в резерве авианосцев, одновременно сформировав для них авиагруппы и эскорт. Пилотов тоже можно привлечь из числа наиболее подготовленных резервистов. Если война, то мы должны быть готовы ударить первыми и наверняка, господа!

Николас Крамер склонил голову, едва сдержав раздраженный вздох. Военные приготовления продолжались, вопрос объявления войны становился делом считанных часов, и, право же, для победы над Ираном вовсе не потребуется ставить под ружье всю армию, хватит и нескольких дивизий из того же Восемнадцатого воздушно-десантного корпуса, всегда находящихся в повышенной готовности и способных действовать в кратчайшие сроки после получения приказа.

– Господин президент, сэр, вероятно, есть смысл заминировать иранские порты, чтобы исключить саму возможность применения ими своего военного флота, – продолжал директор АНБ, к которому, казалось, только пришел аппетит. – В тесноте Персидского залива угрозу будут представлять даже несколько ракетных катеров, а мы не можем позволить себе терять корабли и рисковать жизнями моряков.

– Опасно, – с сомнением покачал головой адмирал Уоррен. Начальник морской разведки сегодня представлял весь Военно-морской флота США, будучи единственным моряков на совещании. Парни из ОКНШ, конечно, кое-что понимали в флотских вопросах, но все равно это были сухопутчики, и Хэнку приходилось отдуваться за всех военных моряков. – Мы сами нарушим судоходство в Заливе, сделав за иранцев и арабов всю работу.

– Тогда хотя бы запереть в гаванях их субмарины, – не отступал Бейкерс. – Мины "Кэптор", насколько мне известно, для надводных кораблей угрозы не представляют, а вот иранские "Кило" пустят на дно наверняка.

– Что ж, это другое дело, – Уоррен спорить не стал, будучи согласен с тем, что угрозу, исходящую от субмарин непредсказуемых персов лучше устранить в зародыше. – Если поставить такие мины у тех баз, где сейчас стоят иранские подлодки, наши корабли в этом районе будут застрахованы от их торпед. – Адмирал даже был немного удивлен, что Бейкерс, гражданский, пусть и был он руководителем не самого слабого разведывательного ведомства, так хорошо разбирается в морском оружии. – Думаю, эту задачу можно будет поручить подводникам. Пара "Лос-Анджелесов" засеет Залив противолодочными минами так, что не проскользнет никто.

– Тоже принято, – подвел итог обсуждению Мердок. – Итак, готовьте авианосцы, направьте в Залив еще несколько субмарин с "Томагавками" и противолодочными минами, а также соединения морских пехотинцев. Если дойдет до открытого столкновения, мы должны действовать решительно и быстро, не оставляя противнику времени собраться с силами. Ракетный удар, массированная бомбардировка их военных баз, особенно аэродромов и позиций тактических ракет и стремительная высадка морской пехоты – так мы поставим Иран на колени. И никакой затяжной войны, господа.

Совещание шло своим чередом, хотя по большей части это было лишь повторение уже сказанного. Молчал Тегеран, молчали те, кто взял на себя роль гаранта безопасности Ирана, а американскому президенту и его соратникам оставалось лишь ожидание, ну и, разумеется, обдумывание плана действий в любых возможных и невозможных условиях. А в это время президент Ирана уже прибыл в резиденцию аятоллы, с нетерпением ожидавшего появления главы государства.


Пройдя несколько постов телохранителей из числа бойцов КСИР, Корпуса стражей исламской революции, иранский президент оказался в покоях религиозного лидера Исламской республики, из всесильного правителя мгновенно превратившись всего лишь в гостя, покорного и вежливого.

– Салам алейкум, уважаемый, – президент почтительно склонил голову перед вышедшим навстречу ему седобородым старцем, прямым и крепким, словно столетний дуб. – Я спешил, как мог, и прошу простить, если заставил вас ждать слишком долго.

– Приветствую вас, – аятолла говорил тихо, как человек, привычный к тому, что при звуках его голоса все умолкают, жадно ловя каждое произнесенное слово. – Право, не стоит извиняться. Я понимаю, что вы не можете бросить государственные дела просто так, тем более, в столь непростое время. – Аятолла сделал приглашающий жест: – Прошу, пойдем на свежий воздух. Нам есть, что обсудить.

Следуя за аятоллой, президент Ирана, вся власть которого сейчас практически ничего не значила, покорно покинул дом, оказавшись в тенистом саду. Сейчас глава государства был не правителем, в руках которого сосредоточена немалая власть и сила, и лишь обычным человеком, правоверным мусульманином, которого удостоил высокой чести истинный правитель этой страны. Именно аятолла, этот старик с горящим взглядом, словно пронизывающим насквозь всякого, на кого он смотрел, был истинным вождем, тем, каждому слову которого были готовы повиноваться миллионы. И власть его не ограничивалась только сердцами и умами людей. Аятолле, духовному лидеру Исламской Республики, фактически подчинялись особые военные формирования, Корпус стражей исламской революции, триста семьдесят тысяч фанатично преданных своему вождю воинов, и еще почти столько же входило в состав ополчения "басидж". Эти подразделения, хотя формально и должны были выполнять приказы президента страны, являлись своего рода гвардией аятоллы. Несмотря на худшее, чем у обычной армии, вооружение, войска КСИР и ополченцы отличались более высоким боевым духом, ведь одной из задач, которую они обязаны были выполнять, являлась священная война против неверных, и они были готовы на все ради торжества света истинной веры.

– Итак, американцы посмели убить наших братьев, – задумчиво, словно разговаривал о погоде, произнес после долгого молчания аятолла. Собеседники шли по аллее, в тени раскидистых пальм скрываясь от палящего солнца. – Никто не нападал на них, их жизням ничто не угрожало, но эти неверные, убежденные в собственной силе, посмели применить оружие против наших воинов. Я полагаю, Америка должна быть наказана за свою самонадеянность, и это следует сделать как можно быстрее, пока наш враг не воспользовался случившимся, чтобы напасть на нашу страну.

– Я не стал бы обвинять американцев так поспешно, – спорить с этим сильным человеком, один вид которого внушал чувство беспрекословного повиновения, было трудно, но президент на то и был президентом, чтобы думать о благе и безопасности своего народа, еще не готового пожертвовать собой, сгинув в пламени джихада. – Слишком много загадок, слишком много неясностей в том, что случилось, и кто виноват, сказать пока невозможно. Я ненавижу американцев, как любой правоверный, но они сильны, и шансов победить их в прямом столкновении нет. Мы можем применить оружие, можем нанести удар по ним, который приведет к немалым жертвам, но ответный удар Америки уничтожит нашу страну.

– Я вовсе не имел в виду войну, когда говорил о наказании, – покачал головой аятолла. – У нас есть иные средства. Мы можем заставить Запад забыть даже мысль о том, чтобы угрожать нам впредь. Что же до вины американцев в смерти наших соотечественников, у меня это не вызывает сомнений. Они мастера интриг, и сейчас наверняка тоже спланировали эту акцию, неведомо как заставив наших моряков сделать то, что было нужно американским выродкам.

Разговаривая, президент и аятолла вышли к изящной беседке, прятавшейся в тени деревьев. И при их появлении из плетеного кресла легко поднялся высокий стройный мужчина в белоснежных одеждах. Головной платок, ниспадавший на плечи, подчеркивал утонченные черты его смуглого лица. Приветствуя президента Ирана, мужчина прижал руки к груди, чуть склонив голову.

– Самир Аль Зейдин, – представил незнакомца аятолла. – Он здесь по поручению и от имени короля Саудовской Аравии. Между нашими странами редко был мир, мы всегда воспринимали друг друга, как соперника, если не явного врага, но ныне пришла пора забыть старые раздоры.

– Я здесь, господин президент, чтобы предупредить вас о наших действиях, – произнес саудовец, внимательно взглянув на иранского лидера. – Запад должен быть наказан, и то, что случилось ныне в Персидском заливе, есть неплохой повод дл демонстрации наших намерений. Слова, не подкрепленные действием, ничто, и если всегда лишь грозить, скоро все начнут смеяться над этими угрозами. Американцы, ваши враги, не раз демонстрировали, как должно действовать, и мы, как прилежные ученики, сейчас покажем им, что хорошо усвоил урок.

– О чем вы, уважаемый, – президент помотал головой в недоумении. – Что вы готовите для американцев? Ведь они – ваши союзники.

– Так было прежде, но времена меняются, меняются и люди, – улыбнулся Аль Зейдин. – Пришла пора показать неверным, что мы не марионетки в их руках, не послушные слуги. Мы явим всему миру серьезность своих намерений, и впредь каждый проникнется к нам уважением. Пришла пора использовать наше самое мощное оружие.

– Нефть, – коротко добавил аятолла. – Ультиматум, который был озвучен не так давно, никто не воспринял всерьез. Американцы и их союзники не верят, что страны, живущие за счет продажи нефти, посмеют хоть на день приостановить ее добычу, лишая себя прибыли. Эти неверные все меряют только деньгами, они поклоняются своему доллару и считают, что все люди должны думать и поступать, так же, как они сами. Мы заставим их изменить свое мнение.

– Вы готовы перестать продавать нефть? – президент с удивлением взглянул на человека, представлявшего здесь правителя Саудовской Аравии. – Но этим вы только озлобите американцев и их прихвостней. Они верят в свое превосходство, кичатся своей силой, и применят ее без колебаний, если ощутят хоть на миг угрозу для себя. Вы рискуете, очень сильно рискуете.

– Так же думают и за океаном, – вновь усмехнулся араб. – Но пока они развлекаются, строя предположения. Они думают, нам некуда будет девать ту нефть, что мы добываем. Но мы найдем покупателя для нее, и очень быстро. Китай, Япония, все они будут рады стать нашими партнерами. Но пока мы лишь хотим преподать Америке хороший урок, не более того. Несколько дней без аравийской нефти для них и их союзников не станут катастрофой, но впредь вынудят их внимательнее прислушиваться к нашим словам. Спустя несколько минут наши послы в Вашингтоне и европейских столицах сообщать, что поставки нефти по заключенным контрактам приостановлены, вот тогда для американцев придет пора задуматься всерьез о том, что они делают.

– Лишив европейцев своей нефти, вы только озлобите их, – возразил президент Ирана. – Вы восстановите половину мира против себя и против нас. Вся эта затея слишком опасна, и я прошу вас подумать о том, стоит ли претворять в жизнь ваш замысел.

– Боюсь, время для раздумий миновало, – покачал головой Аль Зейдин. – Все решено, и вскоре мир вздрогнет, ощутив наше могущество. Все американские самолеты и ракеты покажутся пустяком по сравнению с тем оружием, которое продемонстрируем мы. Но от вас мы тоже ждем исполнения наших условий. Мы настаиваем, чтобы Иран немедленно прекратил работы по созданию ядерного оружия, и свернул испытания баллистических ракет. – Аравийский посланник говорил жестко, словно не допуская даже мысли о возражениях. Он не просил, но требовал: – Вы приостановите работы на атомных объектах по-настоящему, а не для иностранных инспекторов, как делали это прежде. Мы стремимся исключить саму возможность войны, лишив американцев повода для ее начала.

– Ракеты – щит нашей страны, мы не готовы отказаться от своего самого грозного оружия перед лицом до зубов вооруженного противника, не одного, а целого союза, – президент, однако, осмелился возражать. Этот араб был гостем в его стране, но вел себя, как истинный хозяин.

– И все же вы исполните наши требования, – настаивал Аль Зейдин. – Это единственный способ избежать большой войны. Объявленное нами эмбарго остудит горячие головы за океаном, и войны удастся избежать. Мы заставим американцев вывести войска из Ирака, отвести своих солдат от ваших границ. Но если вы по-прежнему будете создавать ракеты, угрожая союзникам американцев, угрожая Израилю, это ни к чему не приведет. Никто не станет в бездействии сидеть под прицелом ваших ракет. Война разразится, пусть не сейчас, позже, но разразится неизбежно.

– Мы исполним их условия, тем самым, обезопасив себя на долгие годы. Надежнее ракет и бомб заступничество наших братьев по вере. Между нашими народами не всегда был мир, – спокойно произнес аятолла, к которому мгновенно обратились взгляды собеседников. – Но все же мы ближе друг к другу, а американцы чужие нам. Нужно искать силу не в ракетах и танках, а в единстве. Решение принято, изменить его не в силах никто.

– Аллах всемилостивый, – покачал головой президент, понимая, что спорить бессмысленно. – Я подчиняюсь вашему слову, имам, хоть и не согласен с тем, что придется сделать. На что вы обрекаете наш народ, нашу страну? Исполин, затаившийся за океаном, раздавит нас, и станет хозяйничать на нашей земле, не боясь ничьих угроз.

Ему не ответили, и президент уже понял – спорить бессмысленно. Он правил умами миллионов своих соотечественников, аятолла же – их душами. И противиться такой власти было бессмысленно.


Тем временем в Вашингтоне, над которым разгорался рассвет, президент Соединенных Шатов, наконец, закончив затянувшееся совещание, смог уединиться в своих апартаментах. Скинув пиджак и ослабив узел галстука, но развалился на диване, ощущая себя выжатым, как лимон. К обычной усталости сейчас добавилось еще и нервное напряжение, ведь приходилось балансировать на грани войны и мира, решая крайне деликатные вопросы. Америка, конечно, была самой мощной державой, как в военном плане, так и в экономическом, но любая война все равно не обходится без жертв.

Ценой невероятных усилий удалось заставить американцев забыть о тех жертвах. Которые армия каждый день несла в Афганистане и Ираке, и в этом была немалая заслуга спецслужб, умело воздействовавших на представителей свободной прессы. Но новая война и новый поток цинковых ящиков с телами американских парней однозначно ставили крест на политической карьере и самого Мердока, и многих из его окружения, а власть подобна наркотику, и отказаться от нее сознательно сможет далеко не каждый. Джозеф Мердок не был таким исключением, и хоте как можно дольше не покидать Белый дом, а потому, несмотря на соблазн прибегнуть к силе, старался сдерживать себя.

– Сэр, – от раздумий президента США отвлек голос его верного помощника, Сайерса, бывшего при главе государства и секретарем, и адъютантом и Бог весть кем еще. – Премьер-министр Израиля на прямой линии.

– Какого черта ему нужно, – Мердок нехотя встал на ноги. Появление главы администрации было неожиданным, президент задумался так, что не услышал острожного стука в дверь, которым Алекс всегда предварял свое появление. – Ладно, дай мне трубку!

Прямая линия с Тель-Авивом служила примерно тем же целям, что и линия связи с Москвой. Израиль был ядерной державой, а его высшее политическое и военное руководство не отличалось сдержанностью, предпочитая на удар отвечать еще более мощным ударом, что явно расходилось с библейскими заповедями. И только вмешательство американской администрации не раз уже предотвращало локальную ядерную войну. Порой приходилось убеждать, порой просто грозить, но пока израильские ядерные бомбы еще ни разу не были использованы по прямому назначению, оставаясь оружием сдерживания.

– Доброй ночи, Мордехай, – президент Мердок не особо беспокоился о правилах этикета, беседуя с главами других государств.

– А, у вас ведь еще ночь! – рассмеялся израильский премьер, говоривший на хорошем английском, чтобы можно было обойтись без переводчиков. – Прошу простить за то, что беспокою в неурочный час, но дело того стоит. Нас только вот-вот начнется заседание кабинета министров, и многие из тех, кто прибыл на него, обеспокоены событиями в Заливе. Немало моих коллег опасаются, что может начаться новая война.

– Понимаю твою озабоченность, – согласился Мердок. – Но хочу заверить, что ни о какой войне не может быть и речи. Ни я, ни кто-либо из моего окружения не желает войны, и не похоже, чтобы он была нужна и иранскому руководству. Пока, к сожалению, их дипломаты молчат, но я думаю, инцидент будет разрешен мирным путем в самое ближайшее время. По крайней мере, безопасности Израиля точно ничего не угрожает, можешь быть уверен.

– Что ж, надеюсь на твою осмотрительность и мудрость, Джозеф, – вздохнул израильский лидер. – Если ты гарантируешь, что войны не будет, я пока не станут распоряжаться о приведении наших вооруженных сил в боевую готовность.

– Это правильное решение, – одобрил американский президент. – Не стоит провоцировать ваших соседей, заставляя их думать, что кто-то готовится к войне. Мы решим все проблемы мирным путем, я гарнирую это. Через несколько дней, самое большее, кризис завершится.

С облегчением вздохнув, Джозеф Мердок откинул голову на спинку дивана, пытаясь отогнать одолевавши его мысли и справиться с беспокойством. Что-то подсказывало президенту, что последовавшее за атакой иранского катера молчание со стороны Тегерана есть просто затишье перед бурей, и чем дольше молчат иранцы, тем страшнее будет тот шквал, который последует за всеми этими событиями неизбежно. Предположения президента подтвердились быстро.

– Господин президент, – агент Секретной службы, один из тех, что неотлучно находились возле президентских покоев, осторожно заглянул в приоткрытую дверь. – Посол Саудовской Аравии только что попросил о незамедлительной встрече с вами. Он уже покину посольство, и вскоре прибудет в Белый дом.

– Боже, они все же решились, – прошептал Мердок, стиснув зубы. Природное чутье и немалый опыт и на этот раз не подвели главу государства, ожидавшего реакции на события в Заливе. Похоже, противник начал действовать.

– Сэр? – телохранитель президента недоуменно взглянул на Мердока. Он не умел читать мысли, потому не понял невразумительные восклицания своего принципала.

– Госсекретарь уже покинул Белый Дом? – дождавшись утвердительного кивка, Мердок распорядился: – Немедленно свяжитесь с Флипсом, пусть направляется сюда. До прибытия госсекретаря саудовского посла я не приму, придумайте что-нибудь, чтобы он не очень оскорбился.

Возможно, сказалась разница во времени, но еще до встречи представителя саудовского королевства с главой Соединенных Штатов союзники, выполняя взятые на себя обязательства, начали действовать. Одним из первых это понял капитан едва миновавшего Ормузский пролив супертанкера "Глория".


Плавание проходило, как всегда, спокойно и размерено. Огромное судно, в трюмах которого плескались двести пятьдесят тысяч тонн аравийской нефти, направлялось в Атлантический океан, к восточному побережью Соединенных Штатов, а если точнее, что в Майами, чтобы там освободиться от своего груза, который будет перекачан в огромные подземные хранилища. Помня об угрозах арабов, люди в администрации американского президент решили пополнить стратегические запасы нефти, и танкеры, равные размерами "Глории", пересекали теперь Атлантику каждый день.

– Капитан, с нами связалась иранская береговая охрана, – Костас Андропулос, капитан "Глории", стоявший на мостике, обернулся, требовательно взглянув на старшего помощника. "Глория" была странным судном, ходившим под флагом Либерии с командой, наполовину состоявшей из украинцев, наполовину из датчан под командой капитана-грека. Однако трудностей с взаимопониманием среди немногочисленного, всего три дюжины человек, экипажа гигантского судна не было, в том числе не было и проблем с языком, ведь английским каждый матрос владел уже почти в совершенстве, если не замечать чудовищного акцента. Старший помощник Олаф Кристиансен общался с капитаном как раз на языке Шекспира, пусть и искаженном северной глоткой: – Нам приказано немедленно изменить курс и бросить якорь на рейде военно-морской базы Шах Бахар.

– Какого черта, – нахмурился Костас, которому это плавание начинало не нравиться. Сперва непонятная активность американских кораблей в Персидском заливе, вьющиеся над танкером "Хорниты" со штатовских авианосцев, теперь странные приказы иранцев. Стоило побыстрее убраться из становившихся опасными вод. – Старпом, передайте им, что мы находимся в нейтральных водах и отказываемся подчиняться приказам. Машинному отделению – полный вперед!

Шум винтов заставил капитана задрать голову, как это сделали находившиеся на палубе матросы. Два вертолета пронеслись над танкером, едва не задев днищем высокую надстройку на корме.

– Это саудовцы!

Кристиансен мгновенно опознал французские вертолеты AS-332F "Пума", на бортах которых красовались зеленые прямоугольники, а под фюзеляжем каждой винтокрылой машины сверкали белизной корпусов ракеты "Экзосет". Вертолеты, сделав вираж, зависли перед носом приближающегося танкера, опустившись к самой воде.

– Эскорт? – с сомнением произнес Андропулос, задрав голову, наблюдавший за геликоптерами. В первые мгновения капитан решил, что арабские вертолеты здесь, чтобы защитить танкер от спятивших иранцев. Но все оказалось совсем иначе.

– Иранцы повторили приказ, капитан, – сообщил радист. – Требуют идти в их порт, иначе угрожают применить оружие. – Что за черт?

Радист на несколько секунд замолчал, а то, что он затем произнес, заставило Андропулоса выругаться:

– С нами связался пилот саудовского вертолета. Он сказал, что если мы не изменим курс, как требуют иранцы, в течение минуты, по нам откроют огонь. Капитан, у них ракеты, я думаю, нужно подчиниться.

– Пираты, – прорычал Кристиансен. – Настоящие пираты! Какого дьявола творится в этих краях?

– Думаю, вскоре мы узнаем об этом из выпусков новостей, – мрачно произнес Андропулос. – Если, конечно, иранцы нам позволят смотреть западные каналы, Олаф. Надеюсь, нас хоть бить не будут. К дьяволу, выполняйте приказ, – зло бросил капитан рулевому. – Курс двадцать, идем к иранскому берегу!

Огромный танкер, над которым вились, точно москиты, два вертолета, пилоты которых бдительно следили, чтобы судно не попыталось скрыться, оставляя за собой пенный след, развернулся в сторону подернутого дымкой берега. И в те же минуты рабочие на нескольких нефтяных вышках в аравийской пустыне, получив не допускающий возражений приказ, торопливо отключали насосы, вращая громадные вентили на тянущихся через пески на запад трубах нефтепроводов. Поток черного золота иссяк в течение нескольких минут, к удивлению капитанов нескольких танкеров, закачивавших нефть в трюмы в гавани Янбу, на побережье Красного моря. То же происходило и в других портах, где были расположены нефтяные терминалы, через которые осуществлялся экспорт аравийской нефти. Еще ничего не зная, надеясь, что исчезновение нефти вызвано, к примеру, аварией, чесавшие затылки капитаны десятка находившихся на погрузке танкеров сердцем уже чуяли недоброе, догадываясь, что в ближайшее время появляться в этих водах им не стоит, если хотят сохранить свои корабли и жизни.


А в роскошном салоне королевского лайнера "Гольфстрим-3", скользившего уже в восьми километрах над раскаленными песками аравийской пустыни, Самир Аль Зейдин, наконец, смог расслабиться, стряхнув с себя напряжение встречи с аятоллой и иранским президентом. Он выполнил свою задачу, весьма непростую, грозящую, возможно, очень серьезными последствиями для многих, и теперь смел надеяться на щедрое вознаграждение.

– Нам осталось недолго ждать, – принц Аль Джебри, ставший попутчиком Самира в этом полете, откинув голову на спинку кресла, предался мечтаниям. – Иранцы, надеясь и веря в нашу поддержку, не станут ныне сдерживаться, заставив Запад вздрогнуть в предчувствии беды. И как только американцы и их прихвостни начнут действовать, а они не просто не могут ничего не предпринимать в таких условиях, мы нанесем удар. Возможно, мой друг, вскоре ты будешь называть меня Ваше Величество. – Здесь, без посторонних глаз, не было нужды играть невозмутимых, лишенных эмоций бедуинов, покорных Аллаху и судьбе. – Но не переживай, друг мой, тебя новый король тоже не забудет, – Хафиз Аль Джебри коснулся плеча своего собеседника. – Твои заслуги будут оценены по достоинству, ведь весь наш план родился, в том числе, благодаря тебе.

– Я не стану отказываться от награды, – Самир Аль Зейдин почему-то не ощущал удовлетворения. Он чувствовал себя стоящим в глубокой пещере, свод которой медленно, но неудержимо рушился, в любой миг грозя погрести под собой глупца, осмелившегося сделать шаг в эту бездну. – Но вот какая радость от самой щедрой награды покойнику, мой принц?

Остроносая машина, стремительная стальная птица, мчалась на восток, как хотелось верить заговорщикам, навстречу победе. В любом случае, дороги назад у них, ступивших на путь интриг и предательства, не было.

– Ты что, не веришь в наш успех? Это глупо, друг мой! – Аль Джебри ободряюще рассмеялся, всем своим видом демонстрируя уверенность в полном успехе задуманного предприятия. – Нам никто не сможет теперь помешать. Американцы не будут делать глупости, благо среди них есть осведомленные обо всем люди, которые смогут отговорить от необдуманных поступков своего президента. А наш король вскоре потеряет всякую поддержку. Мало того, что он предал веру, став союзником Ирана, так ныне он еще поссорился с нашим могущественным другом и покровителем, с Соединенными Штатами. Мы поразим две цели одной стрелой – устраним угрозу для себя от иранских ракет, и так же избавимся от Абдаллы. А если повезет, еще и заставим Иран ввязаться в войну, из которой этой стране точно не суждено выйти победителем. И тогда перед нами склонится весь Восток.

– Кто сеет ветер, пожнет бурю, – задумчиво произнес Аль Зейдин. – Так говорили наши древние предки, и нет слов мудрее. Но поздно теперь думать о последствиях, когда игра уже началась. Нам теперь некуда отступать, и поэтому единственное, что остается – идти до конца, не думая о последствиях. И еще нам только остается верить, что мы не лишимся жизней в конце этого пути, и не слишком много крови невинных будет на нас.

Принц Аль Джебри задумчиво взглянул на своего спутника, и что-то в его душе на миг заглушило жажду власти, быть может, осознание смысла произнесенных Аль Зейдином слов. Но принц не привык отступать, тем более, в случае успеха он мог получить все, о чем только можно мечтать, став героем нации, избавившим страну от катастрофы. Так стоило ли терзаться, думая о последствиях, которые могли и не наступить? И что есть кровь невинных в сравнении с великими богатствами престола, которыми безраздельно будет владеть тот, кому достанется трон королевства?

Принц стоял в шаге от трона с момента своего рождения, но сделать этот шаг было труднее всего на свете. В его, Хафиза Аль Джебри, жилах, текла кровь королей, но не он один обладал правами на престол, и это тяготило принца, заставляя его скрежетать зубами от ярости бессонными ночами. И раз судьба предоставила ему шанс стать не просто одним из многих, а первым, не завися более от воли прочих принцев, избирающих того, кому предстоит взойти на престол, он не станет отказываться от такой возможности. Нет, он пойдет до конца, и ничто не сдержит его стремление к желанной цели, а если кто станет на его пути, то расстанется с жизнью.

Июль 2009 – июль 2010

Рыбинск

Загрузка...