День Боевых Машин

17 декабря 1939 года. Позиции 123 стрелковой дивизии.

Командир 217-танкового батальона, старший лейтенант Лебедев, отвернул полог палатки и вновь взглянул на поле, лежащее северо-западнее позиций советских войск. Сквозь утренние сумерки и туман угадывались очертания двух гигантских холмов. Вечно запаздывающее в этих северных краях солнце еще не озарило острые верхушки елей. А учитывая облачность, и не осветит сегодня вообще. На финской стороне все было бело и аккуратно. Лебедев посмотрел на грязный снег, перемешанный с глиной, следами сапог и гусениц у лагеря танкового батальона, только позавчера вышедшего на эти позиции, и тяжело вздохнул. Затем, нервно сплюнув, вернулся в общую палатку.

Военком батальона, политрук Малыгин, косо взглянув на вновь вошедшего командира, с надрывом продолжил свою филиппику:

— Товарищи, завтра мы прорвем эту линию финнов! Поломаем, перемелем, пойдем дальше, сминая сопротивление гусеницами и подавляя превосходящим огнем! И уже с рассветом следующего дня наши передовые части, на плечах врага, ворвутся на улицы Выборга, исконного русского города, подло захваченного белофиннами! И огни этого пока чужого, белогвардейского города, завтра станут нашими, советскими!

Надо сказать, что Лебедев, слушал своего ораторствующего комиссара невнимательно. Но когда зашла речь про «исконно русский» Выборг, чуть было не прервал важный процесс политического воспитания младшего состава. Командир хотел поправить своего военкома, рассказав в паре фраз истинное положение дел с основанием Выборга, но краем глаза взглянув на особиста Снегирева, стоявшего рядом с неопределенной улыбкой, замороженной на губах, и наблюдающего разом за всеми — и за танкистами и за их командирами, осекся на вдохе. Потерявший дыхание старший лейтенант глухо закашлялся. Но эта помеха не сумела прервать процесс накачки бойцов перед штурмом белофинских позиций. Комиссар батальона, как истый жрец своей религии работал по пастве с душой и полной самоотдачей. Кроме проникновенных слов, отчаянно жестикулировал и потрясал над головами красненькой книжечкой краткого курса ВКП(б), под редакцией Самого. Лебедев, взглянув на одухотворенный профиль Малыгина, непроизвольно и с завистью отметил, что тот вещает с огнем в глазах, явно веря в свои собственные слова. Политрук мешал факты как мог, но тот кто ему желал возразить, мог послужить примером для остальных. И вероятнее всего что показательно мученическим. За этот процесс как раз отвечал стоящий рядом лейтенант НКВД Снегирев. А такие наглядные и показательные действа всегда вдохновляют на подвиг колеблющихся.

Командир танкистов, человек с высшим образованием, как то самостоятельно пришел к выводу, что в любой армии на войне — без таких людей, как Снегирев и Малыгин — никак не обойтись. Люди просто не поднимутся в атаку, не побегут цепью на вражеские пулеметы, если их не замотивировать и не поставить перед нелегким выбором.

Лебедев по прежнему не находил себе места. Пусть внешне он выглядел невозмутимо и серьезно, одним своим видом внушая в подчиненных уверенность в благоприятном исходе сегодняшнего дня. Но в душе — все бурлило, и грудь сводило нервными спазмами, ну словно какой-то «институтке».

Ведь именно сегодня все и решится. Вся карьера и сознательная жизнь старшего лейтенанта зависела от предстоящего боя. Через несколько часов судьба покажет, напрасно ли СССР потратил миллионы рублей на разработку новых перспективных вооружений и прав ли академик Бекаури и сотрудники НИИ-20.

Лейтенант, не скрывая нервного напряжения, снова сел за стол в президиуме и резким жестом откинул застежки планшетки. Красноармейцы с уважением посмотрели на своего командира — тот даже во время политзанятий планировал предстоящий бой.

На самом деле лейтенант находился в замешательстве — ему полчаса назад сообщили, что его командир, майор Кужелев отозван в штаб в армии и теперь командир 217 особого танкового батальона — именно он, Лебедев.

Ситуация усугублялась тем, что батальон был временно разделен между двумя дивизиями. И штаб батальона, и вся матчасть, находились в расположении соседней дивизии, а командированный на штурм высоты 65.5 Лебедев располагал всего лишь одной группой телеуправляемых танков. Лебедева уже пробовал подмять под себя местный танковый вождь, командир 91 батальона, но натолкнувшись на железобетонный отказ, затаив злобу был вынужден оставить роту старшего лейтенанта в покое. На время.

Старлей вернулся к изучению диспозиции. Артподготовка была намечена на девять утра Московского времени и по плану продолжалась немыслимых два часа. Танкист пока даже представить себе не мог такого масштаба — что же будет с вражескими позициями после подобного обстрела? И будет ли финнами оказываться сопротивление, ведь если они не станут этого делать — испытание нового оружия пройдет безрезультатно. Этот аспект чрезвычайно волновал командира экспериментальной части, так как он считал, что после такого артиллерийского ада — выжившие финны просто разбегутся. Атака основными силами планировалась на полдень, и вот в этот часовой промежуток требовалось опробовать телетанки.

Но что действительно напрягало Лебедева — так это полное отсутствие разведданных о полосе укреплений противника. Никто из командования не позаботился о разведке, отсутствовали данные аэрофотосъемки, не было даже детальных карт местности. При таком положении дел, при почти полном отсутствии необходимой информации, сколько не изучай финскую переднюю линию обороны — кроме того что заметишь сам с переднего края, ничего, получается, и не известно. Но высшее командование этот факт, похоже, нисколько не смущал.

Старший лейтенант вновь вскочил с места и вышел из огромной палатки. Пристально взглянул на свинцовое небо. Тучи нависали над землей, казалось до тяжелых, налитых холодом и угрозой облаков можно дотянуться рукой. О поддержке авиацией в такую погоду не могло быть и речи. И хотя с запада тянул свежий ветерок, ни о каком прояснении среди плотной пелены облачности мечтать не приходилось. Под яловым сапогом лейтенанта смялся полумокрый снег — при температуре в минус два по Цельсию, снежный покров, который за ночь выпал по щиколотку, грозил к вечеру полностью растаять, превратив поле боя в грязевую ловушку для людей и техники.

— Вы — старший лейтенант Рабоче-Крестьянской Красной Армии Лебедев?

Окликнутый командир встрепенулся. Необычным в данном случае был не только порядок слов, но и акцент. Рука незаметно легла на кобуру с «наганом», отстегнула клапан, и лишь затем Лебедев медленно повернулся. На него смотрело сразу пятеро человек, четверо парней и одна девушка. Глаз резанула молодость лиц, затем командир танкистов отметил, что ребята выглядели одетыми с иголочки, и вот тут присутствовала какая-то неправильность. Цвета обмундирования отличала такая глубина расцветки и настолько запредельная чистота оттенка, сама униформа сидела по фигурам не по казенному великолепно, что Лебедев аж заморгал от зависти. Прямо показ мод, а не армия. Портило впечатление только то, что все пятеро, включая девушку — носили на носу очки. Но наличие этого аксессуара подействовало на старшего лейтенанта как раз успокаивающе. Очкариков он не боялся, да и шанс на то, что финны заслали разом пятерых близоруких шпионов, он сейчас посчитал минимальным. Но полностью не исключил. Этих людей он не знал и совершенно не горел желанием первым нарушить секретность.

Лебедев держал паузу, не спеша отвечать. В этот момент, отвернув полог армейского тента, из палатки на улицу вышел старший политрук Малыгин. Цепко осмотрев юные лица, оценив позу своего старлея с рукой на кобуре, он жестко спросил.

— Кто такие? По какому делу?

Парень со знаками различия младшего лейтенанта, стоящий на шаг впереди остальной четверки, четко отдал честь и представился.

— Младший лейтенант Петров, сто тысяч пятисотый отдельный танковый батальон. Согласно приказу начштаба седьмой армии должны принять участие в утренней атаке. Вот приказ.

— Сто тысяч пятисотый батальон? — Лебедев повторил с придыханием. Даже если учитывать то, что нумерация часто была направлена на дезориентацию противника, все равно размерность цифры не укладывалась в голове.

— Временно прикомандированы к вам в качестве четвертой роты, — продолжал странный младший лейтенант.

— Атака через три часа! Как вы собираетесь в ней участвовать, если я вас мало того что в первый раз вижу, так и вашей техники не знаю?!

Голос Лебедева звенел негодованием. Опять кто-то наверху перестраховывается и дублирует. Пригнали новую роту. Явно студенты Ульяновской школы особой техники (УШОТ), с пылу жару «специалисты телетанкового дела». Третий выпуск, «октябрята».

— У нас приказ начштаба, товарищ Лебедев! — уперся младший лейтенант. Очки его отразили непреклонное свинцовое небо, и танкист понял, что этот — не отступит. Лидер. Вон как на него остальные смотрят. Перед их глазами будет стоять на своем до последнего. — Мы должны принять участие в утренней атаке!

Лебедев хмыкнул.

— Как там Тиша поживает? — неожиданно спросил он юного командира. Тот замялся на пару секунд, а затем бодро отрапортовал.

— Товарищ Каргополов, Тихон Павлович, жив-здоров и вам привет велел передавать.

От старшего лейтенанта не укрылось, что четверка позади своего командира, обменялась испуганными взглядами, а после ответа Петрова явно вздохнула с облегчением.

— Четвертый выпуск уже готовит? Все также лютует? Как там его любимый вопрос, «Когда танк перестает слушаться команд, КВ или УКВ придет на помощь телекурсанту?»

— Лом по блоку дешифровки — и танк становится ручным, товарищ старший лейтенант! — Петров ответил шуткой, которая ходила по УШОТ с легкой руки ее начальника, героя гражданской. Если блок дистанционного управления начинал «чудить», его можно было быстро вырубить «русским универсальным гаечным ключом». После этого его приводили на исходную «на рычагах» — ручном управлении.

Малыгин вопросительно посмотрел на Лебедева. Тот, неожиданно для самого себя, кивнул — и проверка в вопрос-ответ прошла положительно. И в тот же час на сцене показался новый персонаж — еще один лейтенант, на этот раз войск НКВД, по фамилии Снегирев.

— Кто такие? — ласково поинтересовался жизнерадостный толстячок в фуражке с голубым колышком. Новоприбывшие ощутимо напряглись. Кажется, НКВД они опасались всерьез. Хотя с другой стороны — им предстояло все доказывать по третьему разу, причем человеку из органов, а тут никаких нервов может не хватить. Но что делать — в РККА сейчас никто из командиров единолично ничего решить не мог по определению.

— Младший лейтенант Петров и четвертая отдельная рота экспериментальных танков, товарищ лейтенант госбезопасности! — рявкнул молодой телетанкист и преданно уставился на НКВД-шника. — Прибыл в распоряжение командира 217-го танкового батальона, товарища Лебедева для участия в атаке на линию Маннергейма!

— Линию кого? Маннергейма!? Куда? К Лебедеву? А откуда известно, что командиром стал Лебедев, а не Кужиев? — застрочил вопросами Снегирев.

Младший лейтенант только открыл рот, чтобы начать отвечать, как командир танкистов тут же его оборвал, обращаясь сразу ко всем.

— За мной в палатку! — затем, обращаясь к Снегиреву, тихо сказал. — Виктор Павлович, давайте в палатке про «экспериментальные танки». И про то, что у нас их четыре роты.

Ответственный за безопасность хмыкнул, но, согласно кивнув, пошел в штабную палатку комсостава без пререканий.

Юные танкисты и дотошному командиру из НКВД за брезентовым пологом предъявили документ из штаба седьмой армии.

Но к разочарованию вновь прибывших, лейтенант ГБ чихать хотел на все бумажки из штаба фронта. Без визы своего руководства допустить «неизвестно кого до секретных танков» он отказался наотрез. Начавшаяся канонада только придала вес словам безопасника. Пушки били по позициям финнов без остановки. Снарядов Мерецков не жалел. Другое дело, что лупили по площадям — без точных разведданных была известна только линия переднего края, да и то пунктиром и на «авось».

Встретив жесткий отпор госбезопасности, загадочные ребята в новенькой униформе переглянулись. Грохот пушек, надо сказать их нисколько не удивил и даже не вызвал вопросов. Неожиданно, после словесной пикировки, лидер «новеньких», громко сказал:

— Товарищ лейтенант госбезопасности, представьтесь, пожалуйста.

Лебедев обратил внимание, что один из ребят достал планшетку и застучал по ней пальцами. Забегал, как пианист по клавишам. По карте, что ли так нервно лупит, перебирая ориентиры? Танкист сделал шаг вбок и посмотрел на планшет — там оказался вдет какой-то список, с пометками. Кроме строк текста выделялись круги и квадраты. Младший командир с планшетом заметил краем глаза вытянувшуюся шею Лебедева и посмотрел прямо ему в очи, спокойно встретив недоуменный и одновременно любопытствующий взгляд танкиста. А затем улыбнулся так, как это делают старые приятели. Даже очки у парня, казалось, искрили улыбкой, только со светло-синим непонятным оттенком.

НКВД-шник даже немного растерялся, но так как он находился «на своей земле», и злобно выплюнул:

— Виктор Павлович Снегирев, товарищ красный командир. Вы чем-то недовольны?

— Виктор Павлович Снегирев, — медленно повторил Петров. — Лейтенант Эн-Кэ-Вэ-Дэ. У нас для вас есть персональное послание.

— Что? — Снегирев поднял брови, услышав это заявление. Он ожидал увидеть многое, жетон порученца по особым делам, письменный приказ за подписью Гоглидзе, «шелковичку» от Берии. Но только не то, что Петров ему показал через несколько секунд.

Молодой младлей, посмотрел на своего подчиненного, у которого в руках находился планшет. Тот едва заметно кивнул. Петров выпростал из кармана круглую коробочку, похожую на жестяную упаковку из-под марципана, в виде шайбочки, и поставил ее на походную полку с документацией и уставами, что находилась в штабной палатке.

Из округлого бока, сам собой, без посторонней помощи, вытянулся светящийся щуп, в полметра длинной, который быстро, за секунду обошел по периметру шайбочку, образовав огромное светящееся блюдо, чуть меньше метра в диаметре. Пространство над этой тарелкой наполнилось странным светом, заплясали в воздухе пылинки, каждая из которых превратилась в небольшую звездочку. И тут, прямо из ниоткуда, в простой командирской палатке, появился САМ. Хозяин. Товарищ Сталин. Неожиданный гость из Кремля, обратил свой строгий взор на обомлевшего безопасника.

— Ви, товарищ Снэгирев?! — задал в принципе простой вопрос любимый Вождь всех советских людей, и особенно особистов.

Лейтенант НКВД, которому горло неожиданно отказало, автоматически отдал честь высшему руководству, сработало вбитое в подкорку, и что-то нечленораздельное хрюкнул. Товарищ Сталин посчитал это представление достаточным.

— НКВД в вашем лице должно оказать всяческую поддержку товарищу Лебедеву и Петрову. Вы меня поняли, товарищ Снэгирев?

— Да, товарищ Сталин! Есть, товарищ Сталин!!! — выкрикнул, вытягиваясь в струнку лейтенант от войск особых дел.

— Хорошо! До свиданья, товарищ Снэгирев! — Сталин отвел взгляд куда-то в сторону. — Лаврэнтий, запиши его фамилию, хороший сотрудник у тебя.

Товарищ Сталин исчез из палатки столь же стремительно, сколь и появился. На Снегирева было страшно смотреть — бедняга вспотел, будто сидел в сауне, его расширенные глаза бесцельно шарили по палатке. Руки лейтенанта то сцеплялись, то хватались за кобуру, то за планшет. Политрук Малыгин тоже находился в некоторой прострации из-за самого настоящего психологического шока. Один Лебедев, который на все это взирал с несколько отстраненным видом, не принял происходящее близко к сердцу. Больше всего его мысли занимала предстоящая атака, тем более что вождь на него лично своего внимания не обратил. Правда, фамилию назвал. Тем более от его внимания не укрылись легкие улыбки «курсантов», которыми те с довольным видом обменялись. Тут явно дело было нечисто.

— Лебедев! — взвизгнул Снегирев и закашлялся. После произошедшего голос не полностью подчинялся безопаснику. НКВД-шник прокашлялся, а затем уже нормальным тоном провозгласил:

— Старший лейтенант Лебедев! Я разрешаю четвертой роте участвовать в атаке! — выговорив это, и даже не дожидаясь подтверждения, нервными движениями вытирая пот с лица, Снегирев, с походкой на негнущихся коленях, вновь вывалился из штабной палатки на освежающую прохладу утра.

Неожиданно раздался особенно мощный залп, выделившийся среди прочих, это в партитуру артобстрела вплелся корпусной калибр.

— Какие у вас машины, товарищи? — задал Лебедев конкретный вопрос. На вооружении у него стояли телетанки ТТ-26 с огнеметами. О других, современных моделях он не слышал, поэтому спрашивал скорее для проформы. Петров, на секунду замявшись, бодро отрапортовал:

— На вооружении мех-группы стоит: «Ратибор», «Фафнир», два «Пересвета» и транспорт поддержки мехов «Валькирия».

— Сразу четыре новых модели телетанков? — Лебедев удивился. — Зачем одновременно пускать в бой разнотипные машины?

— Это как раз нормально, товарищ Лебедев! — в палатку зашел безопасник, который отдышался за пологом. К чести сотрудника особого отдела, Снегирев пришел в себя довольно быстро.

— Это секретная информация, но есть уже одна рота тяжелых танков, в составе 91-го Отдельного Танкового батальона, с начальством которого у вас был конфликт, и этот скандал улаживал лично я, прошу отметить!

К Снегиреву прямо на глазах возвращалась уверенность. В жестах обозначилась властность — и действительно, товарищ Сталин при свидетелях обратился не к кому, а именно к нему. Лично и по фамилии! Поэтому лейтенанту ГБ теперь и море было по колено.

— Там три разные модели новых танков. Видел их собственными глазами. Две машины тяжелого бронирования для прорыва обороны, мало того что огромные как гора, тонн под восемьдесят, так еще и двухбашенные.

— Петров! — Снегирев бескомпромиссно ткнул пальцем в грудь младшего лейтенанта. — Пошли на твои танки посмотрим.

— Товарищ лейтенант, — Петров начал несколько растерянно, но тут, же уже более твердо продолжил. — У нас тут предусмотрен только командный пункт. Сами танки будут скинуты парашютно-десантным способом прямо перед боем.

— Так ведь погода нелетная! — удивился комиссар. — Мне в штабе сказали, что сегодня даже разведчики не смогут взлететь. Облачность десять из десяти.

Петров пожал плечами:

— Наш ТБ-3 сейчас выше облачности. Ждет радиосигнала для сброса техники.

Командир танкистов тем временем поглядел на часы. Требовалось немедленно идти к своей технике, но и самому тоже интересно, что за танки, что за новая аппаратура. Но он уже кое-что понял. Так как Каргополов еще с сентября 38-го ушел с должности начальника школы. Да и трюк с товарищем Сталиным ему понравился — Снегиреву впредь будет наука. Ребята были «свои», но что-то с ними не чисто. Будь экипажи обычных танков — ни за что бы не пустил в бой, но раз разговор идет о дистанционной атаке, то будь по-ихнему.

Целой делегацией они прошли к телемеханической группе, с которой сейчас снимали маскировку. Неожиданно Петров сделал шаг к машине и с чуткой нежностью, будто какую-то святыню, погладил выкрашенный зеленой краской борт. Лебедев аж крякнул, когда такое увидел. Танк и танк. ТТ-26. Да, на телеуправлении, о чем и говорит лишняя буковка «Т» в аббревиатуре. Отличается внешне от остальных моделей только двумя небольшими броневыми «стаканами» сверху башни, в которых находились приемо-передающие антенны. Да сзади танка известная по курсантским шуткам коробка, с блоками дешифрации, которую в случае чего надо замыкать на массу ломом. Ну, еще и четыреста литров огнесмеси, внутри специального универсального контейнера. Чтоб дать белофиннам сегодня прикурить.

Ребята из экипажей телемеханической роты, также заметили нежность движений и неземной блеск в глазах у разомлевшего рядом с машиной молодого командира.

— Что младлей, полюбил мою машину? Одобряю выбор. Это не жена, — какую кнопку нажмешь, то тебе и сделает! Вместо цветов — ей гаечный ключ покажешь! — дружный громкий хохот экипажей над скабрезной шуткой вогнал тройку «студентов», в силу возраста явно холостых и с женщинами стеснительных, в краску. — Смазывать только не забывай!

Красный как рак Петров, специально раззадоренный хитрым старлеем, пошел в неосмотрительную ответку.

— Что вы ржете как кони! Сегодня — 17 декабря, День Боевых Машин! Вы поведете телетанки на штурм линии Маннергейма!

— Да мы эти танки уже лет шесть по полигонам гоняем. В Белоруссии тоже побывали. В чем святость момента, младлей?

— Товарищ Лебедев, как вы не понимаете?! Сегодня первый день в истории человечества, когда в бой пойдут полностью автоматизированные боевые подразделения. Не единичная машина — а сразу целая танковая рота!

— И что?

— Через пятьдесят лет, положим, в воздух поднимутся беспилотники. На Луне и Марсе будут ходить управляемые по радио машины — луноходы и марсоходы. В космос полетят беспилотные корабли. А через сто — роты телеуправляемых мех-машин, гигантских боевых роботов, будут на поле боя решать судьбы человечества.

— Это как?

— А не будет войн. Люди начнут решать споры хозяйствующих субъектов путем поединка. Полк на полк. Захотели провинцию налоги с нее, полезные ископаемые — заявляй на бой команду из таких вот телеуправляемых машин. И люди не гибнут — и весь мир следит за происходящим. Сегодня не простой день — это же начало новой эры в истории человечества! А тот, кто повел эти машины в бой, кто смог прервать кровопролитие, подменив людей роботами — в итоге спас миллионы жизней на полях сражений. А затем миллиарды, которые смогли родиться благодаря этому. И этот человек — величайший герой человечества, само воплощение бога гумманости.

Лебедев, выдержав прямой испытующий взгляд, хитро подмигнул новенькому:

— Вы, товарищ младший лейтенант, мне фамилию автора сообщите. Тоже хочу почитать вашу фантастику, как тут закончим. Инженеры Лосевы, гиперболоиды Гарина, марсианские принцессы, а? И почему так долго ждать-то надо? Сто лет?! Танки телеуправляемые вот они уже. Три года, максимум пять — и будут у нас и корабли, и самолеты на полном телеуправлении.

В подтверждении своих слов старший лейтенант постучал ладонью по зеленой броне.

Петров надулся, но, его выражение быстро поменялось, когда он вновь украдкой, думая, что никто не видит, потрогал броню танка, там где только что прикоснулся Лебедев. Старший лейтенант, раздавая последние указания, не спускал глаз с новенького еще и потому — что все же не до конца доверял. Мало ли чего у него там по карманам. Вдруг тротил с часовым механизмом. А внутри телетанка, кроме топлива, почти полтонны «греческого огня», как иногда называли огнесмесь излишне образованные курсанты. Петров вел себя конечно странно, но на диверсанта совсем не походил.

Лебедев проверял пневматику, когда сзади, крадучись как снежный барс, подошел Снегирев. Если бы не шаркающий и хрустящий снегом идущий следом комиссар, старлей был бы застигнут врасплох.

— Да, товарищ Лебедев, а наука не стоит на месте. Прогресс, как говорится, не остановишь.

— Что, впечатлила так техника? — Лебедев жалел, что не пошел с ними смотреть, но роту требовалось готовить к атаке.

— Не то слово. Глазам своим не верю… И вот что: я, знаете ли, в танках знаю толк, товарищ Лебедев!

Старлей изобразил удивление в перерыве между двумя матерными ценными указаниями для экипажей.

— Да. Я один из тех, кто курировал танки Кристи. — Проходилось присматривать за группой разгильдяев, которые разбирали «танк Кристи» по винтику. Привезенный к нам из САСШ. За золото купленный. А потом не смогли собрать обратно. Так что мне не надо объяснять, и пальцем показывать, где передовые технологии…

— Ага! — Лебедев выхватил отвертку у механика и сам закрутил винты на разболтавшейся коробке телеуправления, притянув ее к корпусу.

— Вы тоже обратили внимание на их странный акцент? — продолжал безопасник, прицепившийся как банный лист.

— Ну? — Экипажи управляющих танков начали тестировать оборудование. На одном из пультов не зажглась лампа красного цвета — контроль включения. Неполадка вызвала нервную суету и дикие «танцы с бубном» вокруг систем управления.

— Это финны, товарищ старший лейтенант! — важно заявил смотрящий из органов.

— Что?!!

— Да это американские финны. Успокойтесь. Наши это, только скрывают. На американских танках. Я в курсе всех ваших «теледел», поэтому знаю, что ничем подобного в СССР нет. Вы же слышали, что Финская народная армия располагает своими кадрами и машинами. Есть собственные танковые и авиационные части. Я видел как в Карелии, финны-рабочие в начале тридцатых приезжали в союз со своей техникой. Был на объекте. У нас до сих пор такой нет.

— Так, а ту, что привезли, куда делась? — поинтересовался комиссар.

— А когда их всех пересажали за шпионаж, так та, что не сгнила в лесу, всю местные лопари разворовали. И у них машины эти сами лес валили, пилили и на пункт отвозили. Сам видел.

— Телеуправляемые? — опешил от нарисовавшейся в мозгу картины застывший на месте Лебедев.

— Да нет, конечно. Полная механизация. Рычаг отжал — там на пружинах и моторах все дальше пошло. Как часики! — и Снегирев зацокал языком в подтверждение.

Старший лейтенант, матюгнувшись, взглянул на часы. До начала атаки оставалось пятнадцать минут. Безопасника с его россказнями послать подальше было сейчас никак невозможно — тому еще писать отчет о боевых испытаниях телемеханических групп. Поэтому приходилось выслушивать весь этот бред. Утешало, что Снегирев, похоже, нервничает еще больше, раз его, записного «молчи-молчи», пробило на такую словоохотливость…

Время поджимало и Лебедев сам собой перешел на русский командный код. Трехбуквенный и весьма информативный. Он даже не заметил, как подошла странная пятерка и разинув рот от удивления, смотрела на происходящее. Снегирев, взглянув на пунцовую девушку, попытался сделать командиру замечание, но тот лихо отмахнулся одной фразой: «Матерное слово беду прочь гонит!»

Органы, поразмыслив, и взглянув на медленно материализующиеся сквозь утренний туман финские позиции, вынужденно согласились с этой народной истиной, выраженной в пословице.

Артиллерия, наконец, закончила затянувшуюся артподготовку, и старлей, выждав секунд тридцать тишины, шарахнул в небо из ракетницы. Зеленая ракета, распавшись на созвездие из пяти огоньков, на миг красиво повисла под шарового цвета тяжелыми облаками.

Зеленые цветки не успели опасть в суровой высоте, как Лебедев уже взмахнул флажком, и три танка, вминая грязный снег узкими траками, отправились штурмовать финские позиции.

Машины шли «на рычагах» — по инструкции до рубежа атаки их доводили экипажи, которые потом с личным оружием покидали свои машины и в дальнейшем служили корректировщиками движения по полю боя танков на телеуправлении. После этого машиной командовали по радио, с пульта танка управления.

Пока все шло по плану. Но где же новые актеры, которые вписались с ходу в эту пьесу?

Лебедев, не выдержав ожидания, оторвался от бинокля и прямо спросил у Петрова, где его подразделение.

Пятерка «студентов» неожиданно бодро отдала честь, выкрикнула «Есть, товарищ старший лейтенант!» И бегом кинулась в рядом стоящую палатку. Безопасник с комиссаром, переглянувшись, тоже скрылись за пологом, и Лебедев осознал, что остался в полном одиночестве. До линии надолбов оставалось еще три сотни метров.

— Не понял?! — выматерился танкист. Топнув ногой и разбрызгав грязь, он ринулся в штабную палатку, стоящую позади трех танков управления, чтобы оттуда выкурить уклонистов.

Забежав под тент, он оторопело остановился — стена, обращенная к финским позициям превратилась в киноэкран, невероятной четкости, где сейчас показывалась съемка местности. Сверху большого экрана, прямо на его поверхности, находилось три квадратных окошка, которые дублировали изображение.

Их отличала тряска и дерганье. Лебедев шестым чувством понял — что это идет изображение с его танков. Он слышал об передаче картинки с помощью радиоволн, знал даже что первая в мире цветная телепередача, с нормальным качеством изображения — пошла с открытия Олимпийских игр в 1936, хотя хитрые англичане и утверждают, что первыми это сделали еще в 1928 году. Но увидеть такое чудо прогресса прямо здесь, посреди голого перепаханного поля на Карельском перешейке, без целого вагона приборов и техники, оказался не готов.

Старлей оглянулся — но не смог найти никакой горы из оборудования и проводов. Взгляд танкиста привлекла висящая в воздухе карта, на которой знакомыми красными ромбиками, на северо-запад направлялись три его телетанка. Финские позиции были весьма подробно обозначены — траншеи, доты, орудия ПТО. И эта карта двигалась! Ромбики медленно приближались к линии надолбов.

Лебедев имел достоверную информацию, что вчера на позициях 123 дивизии провели одну единственную разведку боем. В результате были получены сведения о наличии здесь глубокой и разнообразной сети заграждений, состоящей из рвов, эскарпов, колючей проволоки и надолбов. Финские позиции в глубине, не с пассивной обороной, а с живой силой, остались совершенно не разведаны.

Никто в седьмой армии не знал где у финнов пулеметы, ДОТы, ДЗОТы и орудия и есть ли они вообще. Штаб дивизии, имел информацию, что в районе шоссе у финнов имелось шесть ДОТов, но как они расположены — в частях, которым предстояло штурмовать, не было известно никому. А тут все эти данные оказались нанесены на карту и обновлялись прямо на глазах у изумленного танкиста.

— Сброс мех-группы! — раздался мальчишеский голос Петрова.

— Есть сброс мех-группы! — Снегирева мелодично отозвалась на приказ и изящно щелкнула ногтем по своей планшетке.

Земля вздрогнула, затем еще раз, и еще, как во время обстрела тяжелой артиллерией. Справа от входа, на стене палатки, активировался еще один экран, разделенный на пять частей — четыре показывали картинку с поверхности, а пятый с воздуха. Земля задрожала от мерного сотрясения, будто гигантская, тысячетонная сороконожка сучила лапками по грунту. Мимо палатки, с двух сторон шло что-то огромное. Заинтригованный Лебедев вынырнул головой наружу и полностью потерял дар речи. Четыре огромные фигуры, высотой с семиэтажный дом, сейчас шли на финские позиции. Они имели почти человеческие очертания, если не считать того, что голова отсутствовала. Вместо нее возвышался непонятный бугор. Машины, тяжело сотрясая землю при каждом шаге, выгибая колени назад, как цапли, при своем движении не издавали почти никаких звуков, кроме низкого глухого урчания. Сверху, сквозь тучи, мелькнула белая тень, перелетела через поле и зависла над финскими позициями. Под брюхом у летающего монстра расцвели ярко-оранжевые искры — защитники Суоми открыли огонь по странному дирижаблю из всего имеющегося оружия. В ответ, по окопам и блиндажам, из странного летательного аппарата ударили лучи света. Лебедев взглянул в бинокль — он мог поклясться, что корабль как пылесос втягивал в себя людские фигуры. Со стороны противника послышались дикие, нечеловеческие крики.

— Что происходит?! — Лебедев с полусумасшедшим воплем ворвался в палатку. — Что там с финнами, их какими-то лучами? Заживо?! Что это?

— Согласно расчетам, физическая смерть для обороняющихся — составляет 105 %. То есть гарантированная необратимая смерть, без возможности восстановления. Согласно протоколу мы удаляем с поля боя людей, которым может быть нанесен подобный тотальный ущерб. Первый закон никто не отменял, мастер-офицер! Безопасность человеческой жизни превыше всего!

Снегирев, совершенно спокойно сидел посреди палатки, закинув ногу за ногу, и хлебал горячий чай, налитый ему в кружечку «студенткой».

— Спокойно, старлей. Это лучи смерти. Думаю, гораздо более гуманная участь, чем быть сожженным заживо из нашей штатной КС-25, - произнес он тоном прожженного эксперта.

— Дядя Витя, мы их переводим в цифровой код. Они же некомбатанты. Пока будут храниться в базе, затем расшифруем! — Лебедев посмотрел на девушку. Если та называет «дядя Витя» самого Снегирева, который со всеми держался исключительно на «вы», значит «студенты» нашли особый подход к безопаснику. Невероятно! Но как к нему самому обратились: «Мастер- офицер»?!

— Ах вот как, Леночка? — поднял бровь Снегирев. И совершенно невозмутимо подул на дымящийся паром чай. — Ну, значит, берем финнов в плен. Отлично. Будет кого вести по улицам большого города — Выборга. Ха-ха!

— Сектор зачищен от некомбатантов! — доложился один из парней, оторвавшись от своей планшетки.

— Валькирия! Маневр отхода из зоны огня! — вновь послышался голос Петрова.

Девушка повернулась к столу стоящему посреди палатки, и даже не выпустив из левой руки термос, пальцами правой несколько раз стукнула по целлулоиду раскрытой командирской сумки.

Лебедев увидел на большом экране, что гигантский дирижабль, выключив свои «цифровые лучи», резко рванул вверх в закутанное тучами небо.

— Мех-группа, музыка! Марш! — отдал новый приказ Петров своим подчиненным.

Поле боя, из мощнейший динамиков, похоже встроенных в корпуса гигантских машин, как волной цунами накрыло доселе никем не слышимой и незнакомой маршевой музыкой. И мужской хор, будто архангелы с небес, на десятки километров вокруг возвестил:

— Над страною шумят, как знамена, двадцать семь героических лет!

«Как двадцать семь? — озадачился Лебедев. — С утра было двадцать один?!»

— Солнцем славных боев озаренный, весь твой путь в наших песнях воспет! — продолжал немного пафосно тем временем хор, никак не объяснив несоответствие.

— Несокрушимая и легендарная, в боях познавшая радость побед…

Лебедев понял, что его начинает наполнять какая-то эйфория. От этой песни становилось как то радостно, словно под двери родного дома пришел почтальон с целой посылкой положительных эмоций. Хор пел оду советской Красной Армии так проникновенно, настолько правильно подобранными фразами, что к старлею на втором куплете и слова сами стали приходить в душу, вырываясь из горла даже помимо воли.

— Наша армия в битвах бессмертна, как бессмертен советский народ!

На поле, безо всякой команды, трехбашенные Т-28 двадцатой танковой бригады, не дожидаясь сигнала к атаке, рванули вслед за четырьмя махинами, странным образом упавших с неба и сейчас штурмующих с песнями финские укрепления. Пехота 123 дивизии, поднялась в рост и, запевая припев, двинулась за машинами бригады. А впереди, на острие атаки, шли, не останавливаясь три телетанка.

— Несокрушимая и легендарная!!!

И тут Петров заорал не своим голосом:

— По финским укреплениям — огонь!!!

Четверка его подчиненных, вместе с командиром, синхронным одинаковым жестом воткнула пальцы в планшеты. Фигуры гигантских боевых машин на экранах расцвели красными и оранжевыми огнями, самый коренастый из роботов даже окутался черным дымом — из его плечей выдвинулись огромные продолговатый контейнеры, и из них на север, на финские позиции, с ревом полетели ракеты. Через секунду звуковая волна чуть не сорвала палатку с места. Но самое страшное творилось на финских позициях. Там сейчас бушевал самый настоящий вулкан из огня и вздыбленной земли. Лебедев увидел, как на долю секунды обнажились от земли, а затем разлетаются в разные стороны, разбитые на рваные куски бетонные стены и бронелисты огромных дотов. Он даже не представлял себе, что финны могли здесь построить такие махины. Огненный смерч вывернул землю наизнанку, подбросил и швырнул обратно. Но не успели осесть холмы из вздыбленной земли, как снова передний край пошел грибами взрывов — сдетонировали финские арсеналы. Секунд через десять огненная буря стихла также внезапно, как началась, и над полем торжествующе воспрял заоблачными голосами хор архангелов:

— Шлет наша Родина песню-привет!

Лебедев так засмотрелся на происходящее на экранах, что не сразу понял, что к нему обращаются с вопросом.

— Какой приказ у нашего подразделения после взлома линии Маннергейма?

— Выборг, идти на Выборг! — воскликнул находящийся в полном экстазе Малыгин.

— Есть идти на Выборг! Через час он будет нашим! Мех-группа, вперед!

И в этот момент триумфа, небо неожиданно закрыли злые тени. Темно-зеленые гигантские диски, с огнями по периметру, возникли как из ниоткуда и медленно кружась вокруг своей оси начали быстро снижаться к земле.

На всех экранах в командирской палатке появилось изображение лица молодой женщины в странном темно-синем мундире. Красивые черты лица сероглазой блондинки искажали эмоции страха, испуга и ненависти.

— Клан «Черного Ворона»! Немедленно прекратить все боевые действия! Тайм-полиция! Включаю стазис-поле!

Ребята успели только выругаться, и Лебедев ощутил, что его полностью парализовало. Затем сознание покинуло старлея.

Неожиданно танкист очнулся. Он ничего не видел, не ощущал, но чувствовал, что находится в каком-то огромном помещении. Рядом с ним кто-то стоял.

— Не могу поверить — это первый Мастер-офицер? Фактически, из-за нынешней истерии в сфере медиа, полубог. И мы должны ему стереть память? Да Кланы нас разорвут на части! — причитали женским голосом.

— Поставим обычную блокировку. Что еще можно делать? — прозвучал мужской басок.

— Так вы видели межпланетную сеть, что там сейчас творится? Запись боя пустили в режиме онлайн! Индекс цитируемости побил все возможные рекорды. И как это все объяснить?! — женское контральто нервно забирало ввысь.

— Скажем, что правительство совместно с кланом «Черного Ворона» разработало эту акцию. Под нашим контролем. А потом все в истории вернуло в исходную. Исключительный случай в честь юбилейных торжеств. Ведь сегодня День Боевых Машин и его празднуют на полную катушку все военные в солнечной системе и в колониях. День мира и единения человечества. Мы не можем пойти против кланов, — веско произнес мужской голос.

— Боже мой! И святые машины! Сколько надо всего зачистить! — как на поминках запричитала женщина.

— Да, Эльза, снова ваш прокол. Капитан, похоже, вы никогда не станете майором. И это вам не польских пулеметчиков на Грюнвальдском поле отлавливать, целая мехгруппа в прошлом — это серьезно! — констатировал мужчина.

Лебедев, отвернул полог палатки и взглянул туда, где между двумя холмами, перед далеким лесом, располагались позиции финнов, которые сегодня предстояло штурмовать. Клубы белесого красивого тумана, кипенно-белоснежный снег на белофинской стороне просили схватиться за фотоаппарат и зафиксировать это великолепие для вечности. У позиций же советских войск все было грязно, перемешано колесами и гусеницами, и на таком контрасте вызывало эстетическое неприятие. Лебедев взглянул на кашу из подмерзшей за ночь земли и снега и внезапно обомлел. В грязи он увидел глубоко вдавленный трехпалый след, оставленный гигантской птицей Рухх, тонн так под двести. Или тяжелой машиной на двуногом шасси. В мозгу всплыли силуэты шагающих исполинских роботов. Голова неожиданно сильно заболела, видимо от насыщенного кислородом воздуха, и, мотнув ей из стороны в сторону, Лебедев скрылся обратно в палатку. Через два часа он, первый военный в истории человечества, поведет в бой полностью автоматизированное соединение из трех боевых машин. Над полем боя у высоты 65.5, пробиваясь сквозь тяжелые тучи, поднималась кровавая заря Дня Боевых Машин.