Demo-сфера

II

В первую секунду Дан даже слегка испугался: хотя клон никаких угрожающих движений не делал и вообще стоял неподвижно, выглядел он как-то очень резко, будто снятая высококлассной камерой фигура, наложенная на фон из фильма столетней давности.

В отличие от корпоративных солдатиков, аякс одет был легко, чересчур легко для того, чья главная функция — убивать, оставаясь живым. Свободные бежевые брюки из хлопка да рубашка с короткими рукавами. И оружие... никаких тебе сбруй с мега-ультра-девайсами, никаких сканеров для выявления ‘потока агрессии’. На поясе болталась короткая трубка слабенькой болевой жерди, а в правой руке был пневмоэлектрический пистолет-пулемет. Оно, конечно, штуковина мощная, способная изрыгать до двух десятков начиненных сжатым кислородом ‘злых пуль’ в секунду, но все равно — лишь скорострельный пистолет да оружие из разряда нелетального...

Но остановился Дан не только из-за аякса. Для оформления зала VIP-вечеринки наняли, как выяснилось, знаменитого дизайнера, фамилию которого Данислав не помнил, известного тем, что всем прочим видам мебели он предпочитал жидкую. Зал купался в медленно плывущем, блеклом синем свете, маломощные источники которого находились в разных местах, зачастую — под поверхностью воды, что создавало такой эффект, будто ты попал в огромный аквариум, полный мутноватой, начиненной планктонной кашей и останками водорослей жидкости, а свет льется в него снаружи, из-за толстых стеклянных стенок. Управляемая текучесть превратила отдельные водяные массивы в покатые кресла, округлые столы и изгибающиеся барные стойки — нигде ни одного прямого угла или четкой грани.

— Мы использовали тот же принцип, что и в обычных токамобилях... — голос донесся от небольшой группы людей, как раз проходивших мимо. Дан узнал того маленького подвижного человечка с неестественно-радостным личиком, который встречал гостей в аэропорту. Видимо, это был распорядитель-тамада, нанятый ЭА для мероприятия, или, быть может, какой-нибудь их штатный сотрудник из отдела внешних связей.

— Как вы знаете, токамобили работают от стандартных теслараторов, настроенных, так сказать, в резонанс с электромагнитным полем, то есть с его колебаниями примерно в семь с половиной герц, и то же самое — в нашем Общежитии, но только два наших тесларатора неизмеримо мощнее...

Фигуры двигались мимо вставшего под стеной Дана. Из-за плывущего света, который скользил по ним, то ярче, то тусклее высвечивая ткань костюмов и платьев, кожу и волосы, казалось, что они пульсируют, отодвигаются на несколько метров и придвигаются ближе; попеременно то истончаются, то наливаются жизненными соками, материальностью.

Данислав медленно пошел вперед, разглядывая обширное круглое углубление в центре зала. В нем маячили фигуры, парили, презрев гравитацию, как большие вялые рыбы или медленно шли по дну, покачиваясь, будто анемоны. Дан оглянулся на аякса: истукан истуканом, лишь зрачки движутся, беспрерывно сканируя зал. Переполнен убийственной взрывной энергией, готовой в любое мгновение вырваться на свободу — словно это и не человек вовсе, а дыра в форме человеческого силуэта, прореха, ведущая на объятый пожаром военный склад, заполненный цистернами и ящиками с напалмом, гексогеном, пластитом и тринитротолуолом. В поединке на свободном пространстве аяксу могла нормально противостоять только сетка из семи очень хорошо вооруженных и обученных сенсолдат, которая справлялась с ним едва-едва, теряя при этом обычно пятерых-шестерых, а иногда и не справлялась вовсе. Дюжина не успевала — мгновение, которые требовались большему количеству сенсолдат для принятия совместного решения, оказывались решающими, — ну а тройка даже не могла взять в перекрестный огонь. Правда, недавно ‘Фурнитура’ объявила, что посредством сверхширокополостных нейро-кремниевых преобразователей добилась объединение солдат не только в информационную, но и в когнитивную сеть, в общую рационально-ментальную сферу, своеобразный коллективный боевой разум, распределенный на несколько тел, и такие сенсолдаты смогут завалить аякса в каком угодно количестве свыше двух. Впрочем, Дан слышал скептические замечания о невозможности создание хорошо откалиброванной когнитивной сети — у каждого сенсолдата, как бы ни был он сосредоточен на выполнении задания, все равно будут возникать случайные, посторонние мысли, собственные интерпретации происходящего и личные ассоциации. В когнитивной сети они станут мгновенно передаваться напарникам — вроде статики, сбивающей всех с толку и нарушающей целость сенсети. Спецы ‘Фурнитуры’ утверждали, что разработали ментальный экран, вроде фильтра, пропускающего команды, но блокирующего статические мысли, однако Данислав подозревал, что это всего лишь пустая реклама.

Позади аякса в стене была едва заметная дверь. Надо полагать, охранник караулил зашедшего в нее хозяина. Предтечей клонов стал Сури Аякасаки, знаменитый победитель всех существующих легальных и нелегальных боев чуть ли не во всех возможных единоборствах. Аякасаки имел какую-то совершенно уж запутанную родословную: не то новогвинеец японско-тайваньского происхождения, не то китаец с примесью малазийской и монгольской крови. С головой у Сури было, конечно, не в порядке, что компенсировалось небывалыми рефлексами и прочими достоинствами, необходимыми для выдающегося спортивного драчуна. Он умер на Луне, в хранилище ДНК, при странных обстоятельствах, как раз когда террористы-антиевгеники попытались это хранилище к чертовой матери взорвать. То ли Аякасаки сам участвовал в теракте, то ли случайно оказался на спутнике в неподходящее время — для широкой публики осталось загадкой. Так или иначе, его жена и дети объявили, что в их распоряжении имеются образцы тканей, компьютерная томография мозга и голограммная копия тела покойного супруга и отца, а так же его разрешение на производство клонов. С разрешением дело тоже было темным, но, в общем, ‘Аякс-трест’ существовал уже три года и распадаться не собирался: теперь около тысячи клонированных аяксов несли службу по охране как отдельных персон, так и целых объектов, и лишь то, что Трест драл за них баснословные клики, мешало клонам вытеснить все остальные частные охранные структуры.

Дверь отъехала, и в зал, поблескивая очками, вывалился пресс-секретарь ‘Силикон Индастрис’ Никита Аквидзе собственной долговязой нескладной персоной — в длинных, до колен, желтых трусах с антибактериальной трихлозановой пропиткой, и больше ни в чем.

— Дани, малыш! — качнувшись, он шагнул к Даниславу и обнял его за плечи. Никита часто ездил по делам в Тихоокеанскую империю и выучил новогвин — новогвинейский, на котором имя Данислава звучало именно так, ‘Дани’. ‘Дан’ — так оно произносилось на орьенском, языке Восточного Сознания, а по-окасски, то есть на языке Запада, Дан был ‘Данисом’. К примеру, оружие по-орьенски называется стреляло, пиаробот — рекламат, системный блок компьютера — итель, Искусственный Интеллект — разумник, модо-собачка — футурекс. А вот злая пуля, по-орьенски — зуля, на окасском называется — ебуля, от ‘evil bullet’.

— Привет, — сказал Дан.

Они были на ‘ты’, потому что Аквидзе считался другом семьи и, как подозревал Данислав, подкатывал, — возможно, безуспешно, а возможно и успешно — к матери до того, как она вышла замуж за отца.

— Ну ты как? — слегка пошатываясь, Никита повел его вглубь зала сквозь изменчивый свет. Аякс неслышно шел за ними.

— Где твоя... а, ты ж нас так и не познакомил. Барышня твоя где?

Зал наполняли плеск, бульканье и отзвуки голосов, приходилось говорить громко.

— На экскурсию поехала.

К ним приблизилась официантка, одетая лишь в узкий короткий передник из серебристой чешуи, и плавным движением подвела к Дану поднос с бокалами, один из которых он взял.

Когда официантка повернулась и, качая задом, пошла прочь, Аквидзе попытался ущипнуть ее, но лишь мазнул пальцами по гладкой ягодице.

— А, шалавко чешуйча! — выругался он на новогвине. — Там столько силикона — не ухватить, вроде пузырь резиновый... И зачем они вообще их сюда притащили, девок этих? Для понту, точно. Тут же бокалы всякие сами собой как из-под земли вырастают... Знаешь, Дани, как они тренируются, чтоб задом мотать туда-сюда, вот как эта, сексуально чтоб так вилять им?..

Дан этого знать не хотел и промолчал, но Аквидзе все равно стал рассказывать:

— Карандаш туда всунула и голая возле стенки... Типа идет... ну так, на одном месте ноги переставляет. Потом смотрит — если карандаш на стене восьмерку... нет, эту... бесконечность если он на стене нарисовал, — значит, правильная походка. Во! — он помахал перед носом Дана длинным указательным пальцем с часиками-имплантами в ногте. — А, да ладно, бред это все. Ты где остановился, Дани?

Никите всегда была свойственна эта манера перескакивать с одной темы на другую, этакая умственная неопрятность, сумбурность.

— Гостиница какая-то, — сказал Дан. — Как ее... ‘Парадигма’.

— Пар... не слышал. Захудалая какая-то? Мотель небось... Дани! Нам всем ЭА номера в ‘Ракете’ заказало, а ты чего? Не можешь себе позволить нормальное жилье? Давай, переезжай к нам, и барышню свою захвати. Мне она в ресторане тогда на острове понравилась, и я...

— Почему ты в трусах? — перебил Данислав.

Они как раз дошли до круглого углубления, вокруг которого стояли водяные пуфики, где расположились гости. Дан узнал Проректора, главу администрации Университетов и, по сути — всего подсознания. Облаченный в черный костюм крупный седой мужчина удобно устроился на приплюснутом водяном пузыре, вверив свое грузное тело жидкости со стабилизированным поверхностным натяжением, и разговаривал с какой-то рыжей девицей. Над Проректором, тускло поблескивая, кружилась механическая пчела-убийца, готовая вспрыснуть парализующий яд любому, от кого ощутит направленный на хозяина поток агрессии — интересно, подумал Дан, если пчела столкнется с аяксом, чья возьмет?

В Восточном Сознании персональные электронно-механические системы защиты были не так развиты, а вот в Западном они давно стали не просто популярными — модными. Когда официально вновь разрешили дуэли, в них зачастую участвовали не люди, а личные механические телохранители. Уже лет десять как возникла целая наука о защитных системах. Дана всегда это удивляло: настоящая наука под названием опсия, со своими законами, наработанной терминологией... Ему казалось, что эта наука сама себя создала, точно так же как тегименология, наука о покровах, оболочках и упаковках, или альтерософия, наука о возможных развитиях человечества — каким бы оно стало, если бы победили идеи Эдисона, а не Теслы, или герметизм в конце концов одолел бы христианство... Не получилось ли и с опсией нарушение причинно-следственных связей, как, допустим, с меметикой? Мем — воспроизводящаяся от носителя к носителю культурная единица, этакий информационный вирус. Конечно, узнав про обычные вирусы, люди не породили их — те так и были собой, и заражали людей, вне зависимости от того, знало про них человечество или нет. Но нормальные биологические вирусы жили и размножались не в созданном людьми культурно-информационном пространстве. А вот единицы информации... пока про них так не думали, не воспринимали их в качестве вирусов — они вирусами и не были. Но потом на эту тему вышли первые статьи и книги, где авторы сформулировали, что любой информационный паттерн, или культурная единица, — это вирус под названием мем, размножающийся через людей. И внедрили это свое определение в умы других ученых — то есть работы по мемам и были такими мемами, которые заразили прочие умы пониманием мемов как мемов и, собственно, создали мемы... На этом месте в своих размышлениях о меметике Данислав всегда сбивался.

При всей этой надуманности меметики имела практические следствия. К примеру, нью-лондонцы, основатели электронного Парка, населили свое детище так называемыми лозунгами, или псевдоразумными слоганами. Программисты запустили в Парк несколько саморазмножающихся, то есть спаривающихся и рождающих потомство лозунгов — «потомство» в данном случае означало, что при взаимодействии двух программ, которые в электронном пространстве Парка имели графический вид ярких прямоугольных транспарантов с какой-нибудь энергичной фразой, появлялась третья программа, третий транспарант, где два родительских слогана каким-нибудь образом перемешивались.

Обычные мемы хранятся на жестких дисках, книгах и других носителях информации в виде спор, окуклившихся зародышей. В головах людей — и при переходе из одной головы в другую — они копируются, при этом, как правило, чуть меняясь, сращиваются, образуют саморегулирующиеся конгломераты. Нью-лондонцы решили создать искусственную эволюцию культурных единиц, и самой естественной средой для этого оказалась Сеть. Достаточно было запрограммировать алгоритмы, заставляющие мемы совокупляться и рожать потомство. Самовоспроизводящиеся слоганы последнего поколения уже ничего не рекламировали (изначально нью-лондовцы делали лозунги по заказу ТАГ), но оделяли реципиентов, то есть тех, кто на них смотрел, либо какой-то бессмыслицей, либо странными фразами, в которых каждый видел свой смысл. Хотя в базовую программу всех лозунгов ввели огромный толковый словарь, просто чтобы они не создавали семантических структур вроде «абшибузука генстроар полторав», многочисленные безумные надписи, то и дело возникающие посреди деревьев, так раздражали желающих прогуляться по Парку, что в конце концов владевший им Геофонд поставил вопрос об уничтожении всех лозунгов. Ко всему прочему, те переговаривались между собой музыкальными фразами, где простейшие ноты выполняли функцию букв, а элементарные мелодичные наборы — слов, так что с некоторых пор Парк стал довольно шумным местом. Нью-лондонцы возражали Геофонду: по их словам, тут имела место всамделишная информационная эволюция, инфолюция — слово, в сознании Данислава путавшееся с поллюцией и инфлюэнцей — уничтожать которую преступно. Комиссия Геофонда ответила на это, что лозунги бездушны и если их уничтожить, боли не ощутят.

Нью-лондонцы предложили представителям комиссии самим попробовать «убить» хотя бы одного. Программу, в Парке имеющую вид ружья, быстро склепали, дважды скопировали, и трое членов комиссии отправились на охоту. Тут выяснилось, что в лозунгах прошита система самосохранения, которая заставляла их убегать, подобно трепетным ланям, как только на опушке появлялись аватары охотников с ружьями. Когда одного из них все же подстрелили, он стал издавать такие жалобные звуки — то есть заиграл очень тоскливую, душевную музыку — что члены комиссии почувствовали себя вивисекторами. В конце концов была создана Музыкальная Поляна: небольшая, в сравнении с Парком, она расположилась позади диких секторов. Все лозунги постепенно отловили и переселили туда.

— Как в трусах... — Аквидзе с легким удивлением оглядел себя. — Ты гляди, точно! Где ж я все оста... — он обернулся, шевеля бровями. — А! Я ж в сортир ходил. Душ там. Представляешь, там магия какая-то, все само собой вырастает... Танцевали мы. Решил гель смыть. Хотя он к коже не пристает, нет. И еще, во, смотри... — Аквидзе поднял валяющийся на полу бокал и со всех сил швырнул его обратно.

Стекло треснуло, бокал распался на большие куски с белыми крошащимися краями.

— Ну и что? — спросил Дан.

— Ты гляди, гляди.

Вдруг все осколки одновременно погрузились в пол: раз — и нету их, канули, словно свинцовые гири в воде...

Дан присел на корточки, провел по полу ладонью. Ничего необычного... Он заглянул в бассейн. Вроде большой чаши, полной желтоватой субстанции. Несколько фигур парили, будто лягушки в хороводе, смешно двигая конечностями, другие ходила по далекому дну, расположенному где-то на уровне следующего снизу этажа.

— Он кислородосодержащий? — спросил Данислав, поднимая лицо к Аквидзе, который с преувеличенной осторожностью пьяного пытался усесться в пронизанное изумрудным мерцанием кресло. — А звук? Как же они танцуют, разве оно звуковые волны проводит?

— А! — сказал Аквидзе, пыхтя и оттопыривая зад. — Там звуки потрогать можно, такие они медленные, глухие. Не, мы с наушниками. Синхрози... Синхро-низировал мелодию с партнершей, да и пляшешь...

Аякс неподвижно стоял позади кресла, только зрачками двигал. И молчал. Всем клонам сразу после рождения в инкубаторе выжигали речевой центр, да еще и ампутировали языки. Никита решился, наконец, на крайние меры и плюхнулся в кресло, обрушившись на него всем своим длинным, слегка уже заплывшим, но все еще жилистым телом. И кресло, натурально, не выдержало — прорвалось, но не так, как рвется, допустим, туго набитая подушка, а целиком, то есть просто вдруг исчезло, взорвавшись мириадами водяных пылинок.

— А-а... — выдохнул Аквидзе, мягко съезжая по гладкому полу и переваливаясь через край бассейна.

Дан машинально попытался ухватить Никиту за плечо, но в последний момент отдернул руку, испугавшись, чтобы аякс не прострелил ему голову летящей со скоростью две тысячи метров в секунду зулей. Аквидзе упал на спину, разбросав руки и ноги, несколько секунд лежал на поверхности, потом, отчетливо сказав: ‘И зачем мылся?’ — стал медленно погружаться в гель. Когда над поверхностью остались только лицо и грудь, он подмигнул Дану, перевернулся и поплыл вниз, по-жабьи загребая руками и ногами. Мгновение спустя будто живая торпеда пронеслась мимо — аякс нырнул за хозяином.

Данислав выпрямился. Звучали голоса, смех, бульканье, все это приглушенное, как бы смиксованное в сумбурную звуковую дорожку, гулкую хаотичную музыку, так что трудно различить отдельные слова или источники звуков. Большая часть гостей была еще одета, но некоторые уже голые. Под стеной, едва различимая в световой мути, на водяной стойке бара лежала официантка и дрыгала ногами, а над ней склонился какой-то VIP. Хорошо, что Ната на экскурсию уехала, ей бы здесь точно не понравилось, решил Дан.

Тут у него кольнуло под правым ухом — раз, два, три — короткие слабые уколы. Между диванами, креслами и телами Данислав направился в ту сторону, откуда пришел. Искры, пронизывающие водные конгломераты, изумрудом мерцали со всех сторон, глаза от этого уже начали болеть; Дан прищурился, глядя прямо перед собой, стараясь лишь не наступить на кого-нибудь. Когда он приблизился к двери, та сама собой раскрылась, включился свет.

Он удивленно оглядел просторное помещение — здесь не было ни единого предмета мебели, ни душа, ни унитаза... Что за сортир без унитаза? Данислав растерянно шагнул вперед, дверь закрылась...

Нет, такого он не ожидал. Пол не разъезжался, ничего не выдвигалось из скрытых в стенах ниш: унитаз вдруг вырос сам собой, как какой-то гриб-мутант необычной формы, вспух, на глазах разрастаясь, и замер во всей своей белоснежной фарфоровой красе. Дан, несмело шагнув к нему, потрогал холодную поверхность, чтобы удостовериться, не голограмма ли это. А вокруг уже все шевелилось, из стены прорастала душевая кабина, рядом вытягивались крючки с полотенцами. Дан заморгал, когда позади возник стул. Вот это да! Он осторожно сел... нормальный, твердый, не какая-нибудь вода.

Данислав устроился поудобнее, положил ноги на унитаз и раскрыл кармашек на ремне. Хард имплантировали, конечно, под наркозом, и он до сих пор не знал, где в его теле прячется основной чипсет, хотя подозревал, что все сосредоточено в районе плеч и лопаток. Он надел телемонокль и подключился.

Оказывается, слова Дана насчет неуместности бурнуса на ниндзя Раппопорт принял к сведению: теперь он предстал в простом черном кимоно, и даже без идиотской катаны за спиной.

‘Вомбат локализован, — объявил Раппопорт. — Он внизу сервера.’

‘Чего?’ — изумился Дан.

Шеф надолго замолк и потом сказал:

‘Затруднительно менять терминологию, комментируя программные и физические аспекты происходящего. В геовэбе сенсация. Из ниоткуда появилась огромная сложная Программа, в своем графическом аспекте имеющая вид башни. Мои люди изучили вопрос: это Общежитие. Архитектоника электронного Общежития повторяет его материальную конструкцию. Набор сложных сервисов и драйверов...’

‘Где? — перебил Дан, оглядывая фрактальную равнину. — Я ничего не вижу.’

‘Мы же в секторе Континентпола. Программа появилась на уровне Парка. Каким-то образом она контролирует все перемещения и действия любого попавшего внутрь человека.’

‘Но это невозможно! Здесь же сейчас тысячи людей. И они двигаются хаотично...’

‘Именно так. Мы работаем над этим.’

‘Работаете... Ладно, а физически это что означает? Как Общежитие следит за гостями? Через видеокамеры, что ли?’

‘Мы полагаем, система феромонов и их уловителей. Уловителями пронизано все здание, феромонные метки ставятся на любом посетителе, когда он входит внутрь. Кроме того, помимо обычных сенсоров, на входе установлена новая антитеррористическая система нейтронно-радиационного обнаружения взрывчатых веществ.’

‘И что произойдет с террористом, если его обнаружат?’

‘Мы не можем понять. Общежитие наполовину состоит из мощного антивирусного сервиса. Вроде муравейника — напичкана множеством полуавтономных подпрограмм.’

‘Физически, я говорю! Какие подпрограммы?!’

‘Мы работаем над этим.’ — сказал Раппопорт.

‘Ясно. У них тут, между прочим, мистика какая-то. Я в туалет зашел... унитаз, душ — все само собой из пола вырастает.’

‘Вот как... — заинтересовался шеф. — Это подтверждает наше предварительное мнение об использовании модулей на основе свертков пленки из крошки пиролетического графита с неизвестным нам связывающим веществом. Возможно, стены и потолки полые, и по арматуре... Мы изучим этот вопрос. Пока что необходимо помнить: каждый гость находится под постоянным наблюдением.’

Данислав с подозрением огляделся, позабыв про то, что он в геосети.

‘Но я не заметил никаких...’

‘Мы пока изучаем структуру защиты, — повторил Раппопорт. — Сейчас необходимо спуститься в подвальный этаж.’

‘Это где дискотека?’

‘Да. По нашим сведениям, разогревающий механический оркестр вот-вот закончит выступление. Заг Космо уже прибыл. Количество гостей все еще увеличивается. Спускайтесь туда, потом трудно станет физически пробраться сквозь толпу. Слева... Справа от сцены дверь. Необходимо войти. Как только мы сможем распознать способ контроля над гостями — выявим вас и попытаемся помочь. Точная локализация Вомбата уточняется. Ждите сигнала.’

Покинув туалет, Дан на прощание окинул взглядом водяной зал. Подростковое презрение к ‘этим взрослым’ напополам с приступом снобизма охватили его. Ну вас на хер, господа! Ведь я всех вас знаю. На такую группу персон, десятка три, статистически должно прийтись несколько хороших людей. Но не сейчас. Единственный среди вас приличный — Никита, и тот — гнида. А вы все — эгоистичные властолюбцы с развращенными мозгами!

Дан миновал охранников, вошел в кабину, подумал-подумал — и коснулся среднего сенсора. Нечего торопиться, подождут...

Двери закрылись, кабина мягко и беззвучно поехала вниз. Поплыли пустые площадки, стены, перила, лестницы... Спустя несколько секунд, преодолев этажей десять, кабина остановилась. На этот раз открылись не те двери, через которые Дан попал в нее, — разъехались створки покатого колпака на противоположной стороне. Шагнув наружу, он оказался на хорошо освещенной кольцевой площадке.

Данислав медленно пошел вдоль закругленной стены, разглядывая одинаковые двери. Он попал в пространство между двумя скоплениями людей: далеко вверху и далеко внизу стоял шум и толпились посетители, но здесь было тихо и пусто... и странно — им вдруг овладело то ощущение, какое держалось обычно в течение примерно минуты после выхода из геовэба. Дан остановился, слушая неестественную тишину, полную тишайшего поскрипывания, шелеста. Что такое? Призрачные звуки, невозможно понять, слышит он их в действительности, или это поскрипывает и шелестит его воображение. Стены бежевые и как будто шероховатые. Что-то такое они излучали, вроде как чуть пульсировали энергией: слабые волны не то мельчайшей вибрации, не то вообще не пойми чего пронизывали пространство.

Он шагнул к стене, пригляделся: едва заметные стеклистые расплющенные волокна... или сгустки... или пленочки... что-то похожее иногда плавает на глазных яблоках. Осторожно прикоснулся к поверхности кончиками пальцев, сам не понимая, чего ждет, то ли удара током, то ли того, что в стене откроется вдруг злобный зубастый рот и отхватит руку по самую шею.

Стена теплая и совершенно гладкая. Как зеркало. И скользкая. И никаких пупырышек, никакой ощутимой текстуры. И шелест, тишайший шелест расходится концентрической зыбью, пульсирует, закручивается коловоротами...

— Твою мать... — сказал Данислав, пытаясь разорвать тишину. Жуть волнами изливалась из стен, интерферировала, порождая мерцающие звуковые сгустки.

Повернувшись, он направился к лифту, — чья кабина так и стояла с раскрытыми дверями, — медленно переставляя ноги, не оглядываясь, чтобы не увидеть тех кошмарных созданий, что, высунувшись из стен, следили за ним и ждали: не обернется, так пусть идет, а обернется, заметит их, раскроет тайну — тогда прыгнуть следом, наброситься, откусить голову, выпить кровь, сожрать кишки. Вошел в кабину, все еще стоя спиной к коридору, нажал на кнопку и лишь после того как этаж остался далеко вверху, обернулся.

В холле народу не осталось, только у входа отдыхали бюрики. Вербальные фильтры глушили звук, но музыка все равно прорывалась снизу, сквозь проход на противоположной от центральных дверей стороне. Дан стал спускаться по широкому ребристому пандусу, словно по раздвижной аппарели приземлившегося милитари-острова, из которого обычно выкатываются стотонные бронебашни и ракетные установки класса ‘земля-орбита’. Вновь закололо под ухом. Ругнувшись, он огляделся, отошел к стене, присел под ней и достал монокль.

Все та же круглая фрактальная долина и мелкая пыль, завивающаяся струйками над разноцветными кругами, треугольниками и квадратами. Одиноко тут, печально — могли бы и повеселее свой сектор оформить.

Вместо ниндзя на облачке стояла Джоконда. Да Винчи перевернулся бы в гробу: эти озабоченные козлы, — возможно, хорошие программисты, но начисто лишенные художественного чутья, — присобачили к ней тело порномодели с сиськами в десять литров каждая. Пару раз Дан уже сталкивался с этой прогой, но раньше она имела более пристойный интерфейс, просто говорящий портрет Моны Лизы в золотой раме. Ее появление означало, что Раппопорт занят и не может выйти на связь.

Она разинула рот и заговорила хрипловатым, лишенным интонаций голосом:

‘Частично распознаны принципы работы Программы. Под каждого посетителя открывается база данных: досье на любого попавшего внутрь, где хранятся идентификационные сведения. При помощи феромонных меток мониторятся все перемещения и действия, они хранятся в другой базе данных. Любое перемещение или взаимодействие между гостями соответствует запросу-ответу между конкретными базами.’

‘Охренеть! — сказал Дан. — Что еще?’

‘Если гость хочет нанести зданию вред, Программа идентифицирует его как вредоносную резидентную программу. Если несколько гостей, вошедших внутрь, окажутся группой террористов, Программа идентифицирует их как конгломерат работающих сообща вирусов.’

‘И что будет?’

‘Особенности антивирусного сервиса все еще выясняются. Полагаем, при помощи полуавтономных подпрограмм вирусный файл будет помещен в карантин.’

‘Что это значит? Физически!’

Эти гады еще и анимацию использовали, взяв за основу какой-то видеофайл с порнухой или стриптизом — Джоконда, бессмысленно улыбаясь, чуть присела, разведя коленки, выпрямилась и сделал круговое движение бедрами, будто призывая невидимого партнера — в данном случае получалось, что Дана — немедленно залезть на нее и приступить к делу. Видимо, скрипт включался, когда программа автономно не могла ответить и посылала запрос к человеку-программисту, сидящему сейчас где-то в бункере на платформе посреди пролива Дрейка, где, насколько знал Данислав, у Раппопорта была основная база. Запрос-то шел почти мгновенно, но программеру ведь надо обдумать ответ, а после произнести его в микрофон компа, да потом еще Джоконда должна включить его в свои каталоги, чтобы при возникновении в будущем аналогичных задач вновь не обращаться с запросом...

Она сказала:

‘Файл-террорист будет заключен в одну из карантинных папок с ограниченными атрибутами доступа. Запрет на чтение и запись.’

‘Физически, я сказал!’ — повторил Данислав, все больше раздражаясь.

Вновь пауза. Джоконда лыбилась, блестя зубами.

‘Материальное тело будет обездвижено и помещено в тюремную кладовую. Судя по всему, это небольшие ячейки по типу сот, расположенные на каждом седьмом этаже.’

‘Обездвижен... а если он станет сопротивляться?’

‘Резидент будет стерт.’

‘Стерт... Убит? Этими антивирусными подпрограммами? Но кто они? Где?’

‘Мы работаем над этим.’ — сказала Джаконда.

‘Чтоб ты сдохла!’ — с чувством произнес он.

Джаконда откинула голову, выпятив груди так, что Дану показалось: сейчас они отвалятся и желтыми резиновыми шарами запрыгают по фрактальной равнине. Согнув руки и по-особому переплетя ноги, она крутанулась вокруг оси, словно стриптизерша вокруг невидимого шеста, затем выпрямилась, вновь стоя лицом к Даниславу.

‘Необходимо создание цепочки запросов-ответов между базой данных ‘Данислав Серба’ и базой данных ‘Вомбат’. ‘Вомбат’ включен в Программу по статусу модуля с большой степенью автономности.’

Дан удивился:

‘Он что, на две стороны работает? На этих дерекламистов — и на Общежитие... На ЭА, то есть?’

‘Таков вывод, — согласилась прога. — Физически — продолжайте движение вниз. Хотя количество запросов-ответов в глобальной базе данных продолжают наращиваться по экспоненте, количество вновь открываемых персональных баз данных недавно зафиксировалось. Физически: прибывшие гости взаимодействуют между собой, но новые уже не прибывают. Это поможет нам распознать вашу персональную базу данных. Как только она будет идентифицирована, мы станем мониторить возникающие запросы-ответы и перекрестные ссылки.’

Потом она стала пропадать — не уплывать, как аватара Раппопорта, а медленно растворяться. Первыми стерлись текстуры ног и рук, затем лобок, плечи, волосы — несколько мгновений перед Даном висели две груди с ярко-розовыми сосками и чеширская улыбка, будто картина возбужденного сюрреалиста. Дан выпрямился, когда все это исчезло полностью. Он рисовать не умел, и для него аватару склепали штатные программеры Раппопорта. Сам себя Данислав увидеть не мог, только руки. Как в некоторых игрушках-шутерах Парка, когда бежишь по коридорам и палишь во всякую нечисть, постоянно видя перед собой свои запястья и пальцы, сжимающие шотган, или ракетницу, или древний калаш, но глянешь вниз — а тебя-то и нету, ни ног, ни поясницы, ничего; хотя если на уровне имеется зеркало и ты к нему подойдешь — оно твою аватару отразит. Данислав однажды специально забрался в одну из онлайн-игр и разглядел свое отражение в озере. Программисты схалтурили: из пиксельных шейдеров озера на него глянул какой-то хилый небрежно прорисованный чувак в сросшихся в одно целое пиджаке и брюках цвета хаки.

Дискотечный зал Общежития представлял собою шар со стеклянным полом, сквозь который видна была нижняя часть, заполненная водой. В графической модели здания в геовэбе это отображалось, наверное, так:

Шум здесь стоял, как на космодроме при взлете устаревшего ракетоносителя. Десятка два разноцветных софитов облаком висели под круглым сводом, а ниже над толпой носилось множество ребристых шаров — стробоскопов, из-за которых все становилось рябым, и пространство наполняла особая кислотная крапчатость, которую Дан не переносил. Когда по толпе прокатывались лучи софитов, люминесцентные блестки, усеивающие волосы, кожу и одежду, посылали во все стороны иглы света. Круглая плоская платформа — окруженная аэрационным пологом сцена, на которую только что вышел Загертоид Космо, — плавала низко над полом. Справа? Справа от сцены? Где тут ‘справа’?! Дан выругался, и сам своего голоса не услышал: зал восторженно взвыл, когда знаменитый рокер, детина под два метра ростом, с белыми волосами до ягодиц, облаченный лишь в клетчатую шотландскую юбку, босой, с динамической татуировкой, да еще и стимулированной — ярко горящие линии аж сновали по худому торсу — взмахнул руками и взревел, и скрытые динамики усилили голос так, что тот заметался, будто дубинка, над толпой, обрушиваясь на головы и стены:

— Слушай мелодию моего тела!

Ответом был рев, от мощи которого закачались стробоскопы. Позади Космо трое музыкантов, а по сути — техников, образующих вместе с Загом рок-группу ‘Ретикулярная формация’, заканчивали настраивать аппаратуру. Заг стоял, широко расставив ноги и разведя руки в стороны, выгнувшись, подняв голову — взгляд устремлен над головами, в даль, которая, несомненно, открыта взорам лишь тех, кто лабает истинный резо-рок.

— Влейся в гармонию моей крови!!

Дан пошел вдоль стены, пробираясь между разгоряченными — а что с ними станет, когда Космо возьмется за дело? — телами, в основном юными, от четырнадцати до двадцати. Под ногами вдруг что-то мелькнуло, он вздрогнул, пригляделся: в полутьме за стеклянным полом плавали крупные рыбы, тенями сновали в жидких сумерках.

Космо, не оборачиваясь, отвел руку назад, повернул ладонь горизонтально, и подошедший техник вложил в нее что-то вроде большой канцелярской кнопки: круглую липкую пластинку микрофона с торчащей из центра мономолекулярной иглой.

— Покорись ритму моего сердца!!!

Он с размаху нашлепнул микрофон на левую половину груди, и колонки наполнили зал быстрым стуком сокращающейся сердечной мышцы. И сразу же, повинуясь звуковому сигналу, облако софитов под сводом распалось, одни застыли, другие стали отплывать на своих гравитационных пузырях, третьи задергались в такт ударам: включилась цветоустановка. Космо поставил второй микрофон, журчание разогретой крови наполнило зал — оно не являлось мелодией в прямом смысле слова, но это была основа, фундамент для музыки плоти, и когда Заг, всадив третий микрофон, подхватил лежащую у ног магнитную гитару и ударил по изогнутым струнам, все это действительно превратилось в музыку: злую, бесовскую, но все же гармоничную. Визг струн наложился на журчание, барабанный стук сердца, кишечно-желудочное бульканье и причмокивание, и один из двух главных хитов ‘Ретикулярной формации’ — ‘Плоть&Кровь’, огласил зал ревущими децибелами.

Дан вышел из ступора, когда Космо запел. Здесь собрались не только студенты... собственно, не столько студенты, сколько мелкие служащие из городских контор, аэропорта, струнно-транспортной системы, всякая обслуга, юные жители городской окраины... Подростки дергались — это называлось трансовать — входить в транс, — совмещая свои ритмы с ритмом резо-рока: достигать резонанса с ним, балдеть, тащиться и отрываться по полной. Такую музыку — но релаксирующую, расслабляющую, а не возбуждающую — открыли лет сто назад, да только технологии с тех пор шагнули далеко. Что-то там происходило с ритмами мозга, когда-то Раппопорт сбросил Дану информацию об этом, но тот успел позабыть: альфы перепутывались с дельтами, а гаммы накладывались на теты... Резо-рок долотом врубался в префронтальную область лобной коры, и та судорожными вспышками откликалась на каждую ноту; мозги слушателей вскипали эндорфинами, взрывались гроздьями нейромедиаторов; змеиными хвостами извивались аксоны, и, будто железные калитки, со стуком захлопывались и распахивались синапсы.

Дан взглянул на софиты. Одни дергались в ритме сердца, другие посылали волнообразные красные лучи, создавая световой аналог журчащей крови, третьи кружились, вычерчивая на полу и сводах сияющие кольца, четвертые пульсировали пузырями света. Все это было жутко, примитивно и тупо. Там, наверху, среди элиты, ему плохо, здесь, внизу, среди плебса — ему не лучше. Куда податься? Пивные и рестораны... Он всегда лукавил, когда говорил это Калему: в ресторанах было противно, но и в пивных тоже хреново, слишком грязно и грубо, и люди везде... Он презирал тех, но и этих он тоже презирал, и боялся их всех. Так где место для него самого? Посередине? — но там скучнее всего, вверху и внизу хоть попадаются колоритные, яркие мерзавцы, а посередине, в среде нормальных обывателей, все очень серо, и тускло, и мертвенно. И что вообще у него за жизнь, для чего это все? Какой-то сумрачный лес кругом, и пути нет, ни вперед, ни назад, как же он попал сюда, в какой момент жизни начал плутать, кружиться без толку — и очутился здесь, и теперь нет ни цели, ни смысла, ни интереса... А ведь сам виноват, сам — виноват тем, что старался не вмешиваться, не принимать к сердцу, не замечать, не углубляться и не усугублять — скользил по краю, по кругу, страшась сделать шаг в сторону, чтобы не увидеть то жуткое, что живет на ином пласте реальности, в середине круга отрешенного цинизма, по которому он медленно кружился всю жизнь... Да и что за мысли лезут в голову! Это все влияние музыки... Чем Космо ширяется перед концертом, что способен выдавать такое, заморчком, что ли?

Резо-рок действовал на Дана не так, как на остальных. Его вдруг посетил странный глюк: окружающие люди представились перед мысленным взором в виде обезличенных баз данных, набора файлов в обширной библиотеке, и каждое случайное прикосновение горячих тел, каждый поцелуй в засос под ядерным светом, каждый окрик сквозь рев музыки — запросами-ответами, выстреливающими от одного ярлыка к другому пунктирными стрелками, механическим движением неживых ярлыков в голографическом объемном мониторе...

Круглая сцена плыла в полуметре над стеклянным полом, расталкивая танцующих мягким прорезиненным краем. Кое-кто пытался влезть на нее, но не мог преодолеть аэрационный полог и падал обратно, спиной в толпу. Прижавшись к стене, Дан присел на корточки, глядя вниз: странные рыбы, наверное, мутация какая-нибудь — скорее всего не случайная, но целенаправленная — сновали из стороны в сторону, иногда переворачиваясь пухлыми синеватыми брюхами кверху, описывали круги, опускались к невидимому дну или всплывали, глядя выпуклыми инопланетянскими очами... Боже, да они танцуют! Его передернуло, и к горлу подступила тошнота. Здоровенная рыба с умными глазами, выплывающая из темно-зеленых глубин, касающаяся его холодными губами, иногда просто целующая, а иногда утягивающая на дно, в липкие сумерки, полные непонятного движения, чуждой жизни, — это был его персональный кошмар, повторяющийся не часто, но регулярно, из-за которого он всегда просыпался в холодном поту, вскрикивал, чуть не подскакивал над кроватью, и Ната, конечно, сразу тоже просыпавшаяся, долго потом успокаивала его, гладя по груди и плечам и шепча на ухо что-то нежно-бессмысленное.

Кольнуло за правым ухом. Дан зажмурился, встал, не обращая внимания на толчки, сделал несколько шагов вдоль стены, открыл глаза... дверь. Вот она, прямоугольная и узкая, огороженная высоким, по плечи, кольцом из металлических труб, с проходом, за которым на полу сидит охранник-бюрик.

Пожилой мужик, сложив ноги по-турецки, обеими руками держал рукоятку болевой жерди, чуть покачиваясь — не в ритме резо-рока, но подчиняюсь своему личному, пульсирующему сейчас в его голове, от глазного нерва и до мозжечка, ритму. На правый зрачок был наклеен стикерс: круглый полупрозрачный лепесток. Та это дверь или не та? А что если в зале имеются другие... Вновь легкие уколы за ухом. Да слышу я! Вы там совсем охренели, вдруг у меня нет сейчас возможности выйти на связь? Он оглянулся. Танцевал весь зал, слаженно, как не должно быть, если в пляске участвует столько народа. Тела, пусть не абсолютно, но повторяли движения того тела, что скакало по круглой сцене: резо-рок передавал слушателям послания из одного источника, будто Заг Космо, защищенный аэрационным пологом, был лаборантом, облаченным в костюм, который снимал электрические импульсы, шедшие на мышцы Зага через спинной мозг, а все остальные в зале — лишь копирующими его движения антропоморфными манипуляторами, погруженными в агрессивную кислотную среду из ядовитого света и разъедающей органику музыки.

Опять кольнуло за ухом. Дан попятился, спиной протиснувшись между трубами, повернулся: стикерсмэн сел так, чтобы лицезреть проход и шугануть болевой жердью любого, кто попытается сунуться, но теперь он ничего не видел и не слышал, вернее, видел и слышал, но переломленное, измененное до неузнаваемости гормональным лепестком на глазу. Дан подергал плоскую ручку — заперта дверь. Что и требовалось доказать. Ясное дело, зачем же ее станут держать откры... тут она сама собой мягко отъехала в сторону, показав короткую лесенку и коридор. Дан вошел, дверь закрылась, и музыка сразу стала на два порядка тише.

За ухом кололо беспрерывно. Дан оглядел пустой короткий коридор, открытую дверь, освещенное помещение за ней. Уже привычным движением уселся под стеной и достал девайсы.

Голос Джоконды изменился. Словно на синтезаторе скопировали обычный мужской басок — теперь в ее речи присутствовали нормальные человеческие интонации, но в тоже время он звучал с металлическим призвоном. Да еще и картавил.

‘Происходит нечто странное.’

‘Да ну? — откликнулся Данислав. — Информационная наполненность данного сообщения стремится к нулю. Нечто странное происходит с самого начала, как я сюда попал. Так в чем дело? И это вы открыли дверь?’

‘Дверь... да, мы. Судя по всему, Кибервомбат работает на две стороны. Он отличается...’

‘Кибервомбат? — перебил Дан. — Что это значит? С кем я говорю?’

‘Я — человек, — объявила Джоконда. — Позже программа вновь будет переведена в полуавтономный режим. Новый ник дан в связи с высокой степенью вероятности киборгизации физического тела индивидуума, на которого в Программе открыта база данных ‘Вомбат’... Что я сейчас сказал? Не перебивайте, Серба! Я запутаюсь. Так... Кибервомбат имеет развитые хакерские таланты, ЭА наняла его для обеспечения функционирования отдельных, еще до конца не притертых элементов системы Программа/Общежитие на время вечеринки. С другой стороны, мы с большой вероятностью констатируем: Кибервомбат действует в интересах дерекламистов. Двигайтесь к нижней области Общежития’.

‘Это что за нижняя область?’

Джоконда надолго замолчала. На этот раз никакие скрипты не включались, она окаменела: за тысячи километров отсюда в бункере океанской платформы программист просто думал.

‘Общежитие имеет обширную подземную часть, где начинается сложная система коммуникаций. Дойдите до автопрачечной. Спешите’

‘Я хочу посмотреть на программу Общежития.’ — строптиво заявил Данислав.

‘Зачем? Мы потеряем время...’

‘Минуту? Две? С места не сдвинусь, пока не увижу, ясно вам?’

Аватара мигнула: человек отключил прямую связь, и прога вернулась в полуавтономный режим. Джоконда ладонями снизу подперла свои груди, приподняла их, при этом переступая длинными гладкими ногами, будто танцуя. Скрипт оказался коротким, да еще и закольцованным: в какой-то момент она дернулась всем телом и начала в точности повторять все то, что недавно проделала. Потом заработал транспортный алгоритм, скрипт тут же отключился. Джоконда взяла Дана за руку — тактильно он это никак не ощутил, просто увидел, что ее тонкие пальцы с ярко-красными ногтями сжали его грубо прорисованное запястье, где рукав пиджака заменял кожу. Сегменты фрактала разъехались симметричными треугольными лепестками, и аватары стали стремительно падать.

Поверхность огромного голубого шара открылась под ними. Секретный сервер Континентпола превратился в зеркальную шляпку гриба, застывшую далеко вверху, почти возле круглой клетки из белых линий, охватывающих шар. Вокруг сервера материализовавшимися орбитами кружились два утыканных иглами кольца антивирусного сервиса.

Когда-то тендер на оформление выиграли дизайнеры независимой арт-группы Нью-Лондона, и теперь освоенная часть геовэба имела вид огромного Парка, где цивилизованного, а где и дикого. Хорошо прописанный алгоритм заставлял кроны деревьев, кустарник и траву то волноваться под порывами несуществующего ветра, то застывать; краски были густыми, сочными, шейдеров не пожалели, и сверху это напоминало блестящее масляное море.

Было здесь и здание Континентпола — параллелепипед красного мрамора, их официальный сервер. ‘Вверху’, где висела фрактальная долина, строить нельзя, но у Континентпола имелась какая-то компрометирующая инфа на тех, кто когда-то создал базовый протокол 7/83, да и на нью-лондовцев тоже — потому в программах Парка осталась дырка, позволившая спецам Континентпола обойти запрет. Данислав подозревал, что где-то там плавает и несколько других подобных секретных образований, хотя ни одного ни разу не видел.

Постройки были разбросаны по всему Парку. Тут уж старались штатные программисты и дизайнеры арендаторов. Контролировавший Парк фонд ‘Геосеть’, чьи полномочия в юридических документах определялись как ‘ограниченное владение’, собирал клики за аренду электронного пространства и содержал на них штат людей, которые поддерживали программный порядок и обновляли графику. Левитировать без соответствующих программ не то чтобы запрещалось, но считалось постыдным лузерством. Пока они приближались к деревьям, Дан заметил несколько воздушных катеров. В порядке оплаты за разработку базовой программы Парка нью-лондонцам предоставили эксклюзивное право на создание летательных средств передвижения. Лондонцы организовали дочернюю фирму ‘Леталка LTD’ и теперь бойко торговали всякими вертолетиками, глайдерами, флаерами, аэростатами и прочим. Созданием прог для наземного транспорта занимались ‘Майкрософт’, ‘Электрикум Арт’ и одно из подразделений ‘Фурнитуры’.

В этот раз люди Раппопорта решили пренебречь приличиями. Джоконда и Дан понеслись на бреющем полете — под ними тянулся центральный, застроенный в первую очередь сектор Парка. Красная громада Континентпола стояла посреди расчищенного от деревьев участка в окружении плоских геометрических фигур из пешеходных дорожек, газонов и клумб. Здесь царил порядок, но дальше, за кованой оградой, речушкой с мостом-аркой и засеянным березами квадратом общественного сектора, начался огромный район ‘Электрикум Арт’. В глазах зарябило от разномастных построек и летательных средств. Над сектором ЭА в разное время трудилось множество программистов, каждый со своими эстетическими воззрениями, в результате чего эклектика победила эстетику — повалила, избила до смерти и втоптала в почву Парка. Здесь имелось здание в форме креста с пористыми, вроде пенопласта, текстурами стен, огромные юрты из стекла, лаборатории — будто ряд застывших цунами, и все это соединяли перепутанные дорожки, причем некоторые стелились по земле, а некоторые висели над ней. Между дорожками сновали аватары — и пешие, и верхом, и на леталках нью-лондовцев. Проги наземного транспорта своим служащим ЭА продавало по себестоимости, к тому же, считалось патриотичным пользоваться ‘родным’ софтом. Оформляли их дизайнеры, раньше занятые главным образом в игровом и анимационном бизнесе: Данислав видел под собой то аватар на игрушечных динозавриках, то лупоглазые, ярко раскрашенные ‘живые’ машинки, то трехколесные велосипеды.

Транспортные проги ‘Майкрософта’ отличались футуристическим дизайном, а ‘Фурнитура’ специализировалась на исторических моделях — делала всякие дымящие паровозы, автомобили внутреннего сгорания, кареты и телеги.

Мимо шли великаны в шкурах, на плечах которых сидели аватары, иногда проезжали тарелки зеленых человечков из детского сериала ‘Инопланетяне-затейники’. Фонд неоднократно поднимал вопрос о том, чтобы принудить ‘Электрикум Арт’ навести порядок на своей территории, но всякий раз контрольная комиссия, состоящая на пятнадцать процентов из представителей ЭА, предложение отклоняла.

Хорошо, хоть лозунгов теперь не видно — раньше между деревьями так и сновали псевдоразумные слоганы, но теперь их переселили на огороженную Музыкальную Поляну.

Здание ‘Турбо-Аэро-Гидро’ — большой остров с железными башнями отделов и филиалов, покачивающийся невысоко над сектором ТАГ, — осталось позади. Эта корпорация продвинулась дальше всех в использовании геовэба: Дан слышал, что многие отделы полностью перешли на работу в Сети. То есть приходишь с утра на службу, садишься в гнездо наподобие тех, которыми оснащены челомобили, надеваешь навороченный монокль и весь рабочий день проводишь в геовэбе, а вечером выбираешься из гнезда, делаешь зарядку, чтобы размять спину, и топаешь домой.

Когда они миновали стальной полумесяц ‘Фурнитуры’, потянулись маленькие участки, отданные под домики небольших независимых фирм и частных лиц, желающих иметь недвижимость в Сети. Вокруг обжитых секторов между деревьями и кустарниками тянулись тропинки, где иногда мелькали пешие аватары. До окраины Парка было еще далеко, но местность становилась все менее цивилизованной, застройки перемежались участками дикой природы — там, вроде бы, даже звери водились, автономные боты с ограниченными поведенческими параметрами. Мелькнул купол игрового сектора, под входом которого толпились аватары тех, кто желал побегать в каком-нибудь шутере, погонять на карах или погрузиться в эротический квест. ‘Смотрите’ — произнесла Джоконда прежним лишенным интонаций хрипловатым голоском, одновременно и сексуальным — и мертвым.

Общежитие высилось впереди, почти на границе Музыкальной Поляны, огороженной забором пятиметровой высоты. Базовый алгоритм лозунгов не позволял им подниматься выше, чем на три метра над уровнем земли. Из-за ограды доносился многоголосый хор музыкальных инструментов.

Они зависли, чуть покачиваясь, держась за руки, — будто влюбленная парочка, которая, гуляя по лесу, воспарила над кронами из-за переполнивших обоих чувств.

‘Да... — протянул Данислав. — Говорите, за одну ночь построили?’

ЭА использовала всю максимально допустимую высоту зданий в Парке, все двести метров. На далекой вершине Дан разглядел прилипший к стене белый кружок, но понять, что это, не смог.

‘Видимо, Программа была создана на жестком диске. ЭА и Университеты арендовали сектор, и сегодня инсталлировали Общежитие в Парк.’

‘А что это за кружок там?’

Программисты Раппопорта смоделировали симуляцию простейших человеческих движений: Джоконда подняла голову, хотя могла и не делать этого, посмотрела вверх.

‘Антенна мощного тесларатора, одного из двух, обслуживающих материальную структуру Общежития.’

‘Что-то она большая очень, эта антенна. Можно как-нибудь получше рассмотреть?’

Тут Джоконда исполнила очередной танец: выгнулась, сделав мостик, касаясь кроны дерева пятками и одной рукой. Второй она все так же сжимала запястье Дана. Видимо, это означало, что программисты частично контролируют его аватару и могут перемещать ее вместе с Джокондой на максимально допустимой алгоритмами скорости. А если она его отпустит? Он шмякнется в траву или нет?

Джоконда выпрямилась. От ее лица отделилось прозрачное стеклистое облачко. Подлетело к глазам Дана, меняя форму и трепеща, стало квадратом, в котором виднелись темные линии перекрестья.

‘Утилита оптического прицела.’ — пояснила Джоконда.

Еле слышный шелест — в углу квадрата защелкали, сменяя друг друга, цифры и вершина Общежития стремительно увеличилось. Изображение чуть расплылось, но тут же вновь сфокусировалось. Кружок антенны стал блюдцем.

‘Еще ближе’, — попросил Дан.

Вновь шелест, щелчки. Теперь он хорошо разглядел большую тарелку из множества тонких дуг и штанг, образующих сложную, вроде концентрической паутины, систему.

Данислав пригляделся и сказал: ‘Достаточно’. Квадрат, мигнув, исчез вместе с перекрестием и цифрами.

‘Послушайте, эй! — сказал Дан. — Мне надо поговорить с кем-то живым.’

Пальцы на его запястье сжались, утонув в текстурах, затем возникли вновь.

‘Говорит программист, — молвила Джоконда синтезированным мужским голосом. — У нас авральная ситуация, мы...’

‘Ничего, я недолго. Скажите, зачем этот Кибервомбат согласился помогать ЭА с Общежитием?’

‘Клики.’ — предположил программист.

‘Ну да, понятно. Но я тут подумал... Что, если им нужно было оборудование? Общага напичкана всяким хай-теком, который, наверное, не могли раздобыть дерекламисты... И эта антенна там... Возможна ли переориентировка антенны теслатора для каких-то других функций?’

‘Теоретически — да. Ну и что? Зачем...’

‘Вдруг Кибервомбат сейчас выполняет какое-то конкретное задание дерекламистов? И ему нужны крупные мощности? Вы говорили, они перехватили груз ‘Вмешательства’? Как они смогли отследить... Ну то есть, а вдруг...’

Пауза, и затем Джоконда вдруг стала мигать — быстро-быстро.

Синтезированный голос, то стихающий, то звучащий, как из мегафона, орущего прямо в ухо Дану, затараторил:

‘Это возможно. Вероятно. Слышишь, Эрик! Полевой агент говорит... Эрик, иди сюда! Вомбат может подчинить системы общаги и захватит контроль над сферой?’

Голос смолк. Все то время, пока он звучал, Дан безостановочно вопил — потому что Джоконда не только начала мигать, но и завращалась — и, естественно, вместе с ней стал вращаться Данислав. Ей-то это было все равно, а вот его вестибулярный аппарат тут же запротестовал.

Они зависли горизонтально, лицами к ветвям, и Дан взвизгнул:

‘Вы что делаете?! Если меня сейчас стошнит? Я же сижу под стеной!’

‘Вы выведены из-под мониторинга Общежития, — пробулькал синтезированный голос. — Немедленно найдите Кибервомбата! Дойдите до автопрачечной, дальше... Серба, спешите! Отключение.’

‘Почему отключение? Стойте! Я хочу знать! Да кто такой этот Вомбат?!’

Парк исчез, мигнула заставка геовэба, и он вернулся в коридор под дискотечным шаром.

Придерживаясь за стену, Данислав побрел вниз. После карусели над Парком штормило, но зато навеянные резо-роком тоскливо-сардонические мысли о Своем Месте во Вселенной оставили его. Выведен из-под мониторинга... Это значит, Общежитие теперь не видит его? Для антивирусного сервиса Дан теперь пустое место, этакий стеллс-вирус...

За коридором оказался тамбур вроде тех, которыми оснащены струнные вагоны: низкий сферический потолок и черные двери гармошкой. Они раскрылись сами собой.

Дальше была комната с одежными шкафчиками, от нее вверх вели три лестницы. Раздевалка для охранников? Но вроде нет их здесь, в смысле — охранников-людей, разве что бюрики, которых позвали только на время вечеринки...

Данислав встал посреди помещения, разглядывая пролеты. Куда дальше? Придется проверять все по очереди. Он шагнул к тому, что слева, и тут же остановился, когда шелест, сопровождающий — как он понял только теперь — все его перемещения под дискотекой, стал громче. Что-то шевельнулось, еле заметная мигающая полоса описала круг по стенам — нечто стремительно пронеслось по горизонтали, раз, второй, третий... С каждым витком полоса становилась четче и темнее, а шелест превращался в мелкое постукивание.

Бежевый инверсионный след стянулся к одному месту, набух — и нечто остановилось на стене перед Даном. Оно напоминало божью коровку размером с человеческую голову. Бледно-серый, с легкой примесью желтого, цвет. Матовый панцирь, множество ножек, присоски, пара длинных, чуть подрагивающих усиков...

Приоткрыв рот, Данислав мелкими шажками подошел ближе. Существо состояло будто из цельного куска резины или каучука; как если бы расплавленную массу залили в форму и дали застыть — ни одного сочленения, все части покато переходили одна в другую.

— Перехвачен контроль над модулем антивирусного сервиса, — произнесло существо синтезированным мужским голосом. — Следуйте за ним.

— Уф... — протянул Дан. — Ну вы даете! А меня вы слышать можете?

— Звуковой контакт обоюден.

Ножки модуля шевельнулись, тихое чпок-чпок наполнило комнату, и ‘божья коровка’ скользнула к двери за одной из лестниц. Дан поспешил следом.

— Так куда теперь?

За дверью оказалась та самая автопрачечная, пустое помещение с круглыми стеклянными люками в стенах.

— Вперед, — велел модуль.

Он пронесся по потолку к отъехавшей в сторону двери на противоположной стороне.

— Не так быстро! — Данислав побежал следом. — Эй, вы! Я хочу знать имя. С кем я разговариваю?

Модуль поджидал его за дверью, в начале узкого наклонного коридора. Вдоль стен и потолка тянулись толстые трубы, поблескивающие свежей краской.

— Шеф настаивает на секретности, — сказал модуль.

— К чертям собачьим! Вы знаете, кто я, а...

— Вы — внештатный сотрудник. Ладно... Меня зовут Эрик.

Подрагивая усиками, модуль заскользил по трубе к прямоугольнику света в нижнем конце коридора, и Дан стал спускаться. Здесь дул ветер, было прохладно, и короткая черная комфортка Дана, состоящая из ткани на парафиновых микрокапсулах, стала нагреваться, компенсируя понижение температуры.

— Эрик, — позвал он. — Что у этой штуки внутри, вы знаете? Как она может двигаться с такой скоростью?

— Механические аспекты изучаются, — сказал программист. — Мы подозреваем технологию мягкого графита и водных подшипников, не создающих трения. Материал эластичен и обладает памятью на уровне кристаллической решетки. Он ‘привыкает’ к определенным деформациям. Вероятно, все перемычки и несущие балки здания пронизаны сетью туннелей для передвижения охранных модулей.

— Туннели... Но эти модули вроде как сквозь стены проникают? И бокал тогда в полу утонул...

— Локально изменяемое агрегатное состояние вещества.

Дан растерянно потер лоб. С какого-то момента технологии начали развиваться неравномерно, течение прогресса разбилось на отдельные потоки, часть которых стремглав неслась, а часть почти застыла — как если бы древний станковый пулемет стоял на космическом корабле. Современная жизнь была существованием между двумя полюсами, с одной стороны — всем понятные технологии вроде тонков и колесничих, четкая логика и алгоритмы, суть которых большинство людей понимали еще в школе, с другой — техника, созданная на принципах, ясных лишь единицам умников-технарей или ученых, лишь посвященным, а всем прочим казавшаяся мистикой: локальное изменение агрегатного состояния вещества, теслараторы, питавшиеся энергией будто прямо из воздуха, жидкие вещи, подкожная броня... недаром существовала секта техномагов, провозгласивших, что тайные магические знания уже давно вмешались в жизнь человечества, и мировой заговор зловещих колдунов-экстратехносенсов овладел планетой.

Коридор с трубами закончился узкой круглой комнатенкой. Все поверхности состояли из выложенных решеткой штанг и квадратных люков между ними. Божья коровка сновала туда-сюда, на мгновение останавливалась, прикасаясь к люку усиками, и бежала дальше.

— Зачем я иду к Вомбату? — спросил Дан. — Эй, Эрик! Эрик! Что мне делать с Кибервомбатом?

Модуль молчал.

Конечно, на ЭА работал целый штат высококвалифицированных программистов, но и в распоряжении Рапоппорта было несколько очень крутых хакеров. И все равно — в сравнении с ‘Электрикум Арт’ контора шефа выглядел как двухместный обывательский токамобиль рядом с самоходной милитари-башней ТАГ. Хотя даже маленькая машина может быть начинена мощной техникой... Но ведь они сейчас шли против самой ЭА, да еще и Университетов... Дану было не по себе. Вернее, он просто боялся. Опасения усиливались тем, что не ясно было, для чего Раппопорт затеял всю операцию. Допустим, они обнаружат этого Кибервомбата, кем бы он там ни был, — и что? Что дальше?

— Послушайте, а этот сервис антивирусный не засечет, что вы у него модуль стырили?

Эрик вновь не ответил — именно в этот момент крышка одного из люков со щелчком откинулась вверх, приподняв сидящую на ней божью коровку.

— Сюда, — сказала она и нырнула в темноту за люком.

Вздыхая и морщась, Данислав кое-как забрался в узкую трубу, задевая стенки плечами и затылком, пополз на локтях, видя едва освещенный силуэт модуля впереди. Он успел проползти несколько метров, когда люк закрылся, окунув трубу в непроглядную темень.

Дан закрыл глаза, потом открыл — один черт, что так, что этак ничего не видно, лишь мрак и плывущие в нем блеклые расплывчатые круги. Чпок-чпок-чпок разносилось по трубе. Потом модуль впереди зашуршал, завозился. Кожей лица Дан ощутил дуновение ветерка от его стремительных движений, и тут божья коровка глухо забормотала:

— Руководитель группы дерекламистов, Шунды Одома, 13 лет, сирота, ШВЛ... Данные о ШВЛ отсутствуют. Имеются сведения, что его старшие брат и сестра, близнецы Ася и Ник Одома, убиты во время нападения на детский дом Хрусталь, предположительно, совершенное Жилем Фнадом, объявленным Континентполом в общепланетарный розыск... — модуль щелкнул. — Поправка. Ася и Ник Одома считаются пропавшими без вести, их тела не были найдены в развалинах Хрусталя.

— Ну и черт с ними, — сказал Дан. — Тринадцать лет? Малец какой-то...

— Возраст не существенен. В мозг имплантирована синаптическая сеть. Искусственно стимулированная агрессивность. Эмо-наркоман, пользуется формингом прошлого поколения. В крайне жестокой среде сформировался характер решительного лидера...

— Меня больше этот ваш Вомбат интересует. Для чего мы его ищем?

— Просьба использовать ник Кибервомбат. Известно, что он обитает в нежестком жизнеобеспечивающем кластере с сильной поверхностью потенциальной энергии. Динамика ландшафта потенциальной энергии делает его способным передвигаться через основные планетарные среды. Для поддержания кинетики движения используется установка холодного термоядерного синтеза с акустической кавитацией ксенона в серной кислоте. При длительной остановке сегменты кластера расходятся, окружающее пространство включается в жизненную среду Кибервомбата. Кластер уже около трех месяцев зафиксирован под Общежитием.

— Что значит ‘основные планетарные среды’? — спросил Дан.

— Воздух, вода, земля, огонь...

— Земля? А камень?

— Сложный алгоритм вращательно-колебательных взаимоперемещений составных элементов кластера приводит к усилению энтропии в непосредственной близости от его оболочки, а сверхбыстрое общее вращение делают его квазитвердым телом, способным к движению сквозь твердые породы.

— Сквозь... Как он проникает сквозь них? Расплавляет и просачивается?

— Локально истончает и мигрирует, — поправил Эрик.

— Зачем я туда иду? — в который раз спросил Дан.

И тут же стало светло: впереди открылся люк.

Данислав стал выбираться. Он еще не успел толком разглядеть новое помещение, когда модуль заголосил:

— Получены данные: Кибервомбат переподчиняет антенну тесларатора! Защитный сервис Общежития определил угрозу и переведен в режим...

Что-то загудело, защелкало. Дан повернулся: множество труб, горизонтальных, вертикальных, наклонных, прямых и изогнутых... целый лес, так что пространства за ними не видно. Зато видна паутина — белые липкие волокна толщиной с мизинец, концами прилипшие к металлу и уходящие куда-то за трубы.

— Эрик! — позвал Данислав. — Эй, ты где?

Вдоль стены тянулось почти свободное от труб пространство, накрытое перекрещивающимися тенями. Можно протиснуться, решил Дан. Стена — не бетонно-керамическая, как остальные, а из толстого прозрачного оргстекла. Собственно, не одна, а две прозрачные стенки, расположенные на расстоянии сантиметров тридцать друг от друга... Пространство между ними заполняли божьи коровки. Из темноты сверху тянулись серебристые прутья или стержни, и на каждом сидел модуль. Около сотни, если не больше. Они застыли; усики, направленные вверх, не шевелились.

Дан пошел вдоль стены, иногда переступая через выходящие на высоте колен трубы, иногда пригибаясь. Вдруг три модуля, шевельнув усиками, рванулись вверх — секунду Дан видел их смазанные очертания, затем — прозрачные сероватые полосы, а потом они и вовсе исчезли, канув в узком пространстве над полостью. Наверное, получили какое-то задание от Программы... Но в каком темпе эти твари... то есть эти штуки движутся! Какая там скорость звука в воздухе? Будучи по природе своей гуманитарием, а не технарем, Дан плохо запоминал физические константы. Триста тридцать метров в секунду, что ли? Не могут они быстрее бегать, это ж начнут всякие эффекты возникать позади них, вибрация, грохот по всей общаге... А что если внутристенные полости и все эти колодцы, которыми, по словам Джоконды, напичкано здание, заполнены каким-то гелем, и модули сквозь него носятся?

Впереди вновь защелкало, теперь громче. Кто-то засопел. Дану пришлось улечься на пол, чтобы пробраться под толстой трубой. Преодолев еще несколько метров, он вышел на свободное пространство.

Большой коллектор, величиной чуть ли не с ангар для туристических дирижаблей. Стены и потолок были усеяны круглыми отверстиями: по трубам пневматика стягивала сюда мусор со всей общаги и окрестных домов. Черный пол, казалось, состоял из нефти или смолы... Перистальтика: обрывки пластипапера, снежными хлопьями просыпавшиеся с потолка, медленно поползли по нему в дальнюю часть коллектора.

Данислав стоял на узкой полке, что тянулась по периметру в паре метров над полом. Толстые нити паутины шли от стен и труб, и примерно на середине коллектора собирались в нечто, от чьей топографической изощренности у Дана зазвенело в голове. Как если бы несколько лент Мебиуса продели друг сквозь друга, окружили спиралями и поместили внутрь тора. Паутина — Дан решил, что это клейкий пластик — свертывалась трубами, образованные ею полотнища изгибались, проходили одно в другое и пересекались в немыслимых конфигурациях. Стены и потолок затянула радужно отблескивающая янтарная пленка. Ее длинные лепестки покрывали и пол — вдоль краев он усох и затвердел.

Модуль медленно двинулся по полке; Дан боком пошел следом, прижавшись к стене, искоса поглядывая на центр кластера. Ненормальная топография паутины словно передалась и пространству, в котором эта паутина сейчас располагалась, высосала из него обычные свойства и наделила какими-то новыми, диковинными качествами.

Они достигли участка, затянутого янтарной пленкой. Сопение зазвучало вновь: на краю паутины что-то двигалось.

— Эй, Эрик, — негромко позвал Дан. — Слышишь! Что это такое?

Модуль настороженно пошевелил усиками и пробубнил хрипловатым голосом Джоконды:

— Данные недостаточны. Предположительно: высоколегированная монослойная алмазная пленка, выращенная на трехмерных подложках. Вероятно: оболочка жизнеобеспечивающего кластера.

— Эрик! Я не хочу сейчас разговаривать с программой! Уберите к Джоконду, дайте мне человека!

Модуль молча трусил дальше. Чпок-чпок его ножек едва доносилось сквозь бульканье и хлюпанье перистальтики. В коллекторе было тепло и влажно, мелкие капли конденсировались на лице и запястьях Дана. Его комфортка сама собой охладилась.

То, что двигалось в паутине, часто исчезало среди нитей; пока что Данислав разглядел лишь силуэт размером с большую собаку. Существо отчетливо сопело, а иногда поскрипывало и щелкало. Возле стены в паутине висел комплект аппаратуры: компьютерный терминал устаревшей конструкции, с обычной плоской клавиатурой, множество мониторов, пара тихо гудящих вентиляторов, что-то еще, вполне банальное, вроде небольшой микроволновки, голограммного проектора, переносной радарной установки... Все это озарял льющийся снизу, из-под паутины, нежно-зеленый свет.

Порыв ветра — и рядом пролился дождь мелких осколков; вылетев из трубы, они упали на участок, затянутый янтарной пленкой. Данислав скосил глаза вниз. Некоторое время ничего не происходило, затем осколки задрожали: быстро-быстро, при этом чуть перемещаясь, скользя в одну сторону. Вибрация достигла такой частоты, что стекляшки стали прозрачными облачками молекул — и растеклись по пленке, впитались в нее.

Сопение раздалось совсем близко. Дан поднял взгляд и остановился.

Его мозг заскрипел, тяжело заворочался в голове, пытаясь обработать поступившую информацию — будто солидная фирма со старыми традициями, состоящая из пожилых, все повидавших клерков, столкнувшихся вдруг с чем-то принципиально новым, доселе невиданным. Поначалу стандартная процедура шла гладко: наполняющий коллектор тусклый свет отражался от Кибервомбата, та часть фотонов, что попадала в глаза Дана, фокусировалась в хрусталиках и шла на сетчатку, где возникало соответствующее изображение. По глазному нерву курьеры-импульсы стремглав неслись в коленчатое тело таламуса, в Отдел Предварительной Обработки, где просыпались многочисленные клерки-нейроны, служба которых состояла лишь в том, чтобы разделять темные и светлые пиксели. От них аксоны тянулись к первичной зрительной коре в затылочной части, в Отдел более высокого уровня; сигналы передавались туда и преобразовывались в сложную последовательность разрядов корковых нейронов: одни реагировали на фактуру, другие — на очертания, цвет, объем, взаиморасположение составляющих объект частей... До сих пор все шло как по нотам, по давно накатанной бюрократической колее, но дальше Первичный Отдел зрительной коры задействовал своих посыльных-аксонов и передавал импульсы в Отдел по Ассоциациям и Идентификациям, где должно было произойти окончательное распознавание объекта. Здесь в огромной кладовой хранился весь запас уже накопленных образов: на тысячах стеллажей лежали дома, люди, облака, животные, насекомые, ландшафты и миллионы мелких предметов, отдельно упакованы были звуки и цвета, и тактильные ощущения хранились набором карточек в длинных ящиках архивного шкафа. Все было систематизировано, схожие образы лежали неподалеку, и вот тут-то и начиналась сумятица: оказалось, что задействованные для узнавания Кибервомбата ассоциации хранятся чуть ли не в противоположных концах кладовой. Никогда раньше местным клеркам не приходилось сопоставлять настолько разрозненные образы, комбинировать такой дикий, нелепый ассоциативный конструкт.

Короче, Кибервомбат — это было что-то с чем-то. Раньше Дан такого не видел. У него будто муравьи забегали под кожей на затылке. Но сильнее всего удивило то, что Кибервомбат, оказывается, никакой не «он». Это была «она» — и, боже мой, какой же странной была эта ‘она’!

Отдельные ее части складывались в общее постепенно, словно прямо на глазах у Дана — как если бы он наблюдал за одинаковыми клерками в черных узких брюках, остроносых туфлях, белых рубашках и застегнутых на все пуговицы жилетках, за клерками, что медленно стаскивали предметы из разных концов кладовой, пыхтя, клали их в центре и пытались составить в единое целое, ссорясь, беззвучно споря и размахивая руками. Нет, Кибервомбат была вполне цельной, но сложность ассоциативных цепочек приводила к тому, что обычно стремительный процесс распознавания стал мучительно медленным. Хозяйка кластера в первое мгновение представилась Дану в виде конгломерата материи сложной формы и фактуры, в виде некоей сумбурной конфигурации посреди паутины, и лишь постепенно сущность составляющих эту конфигурацию элементов начала проясняться.

Первыми из серой массы квантового супа выплыли конечности: четыре штуки, но не руки и ноги, скорее рычаги из костей и натянутых мышц, одним концом закрепленные на теле, а другим скользящие по паутине — там были ‘пальцы’, кольчатые хоботки, гибкие и подвижные, с ярко накрашенными обычными человеческими ногтями.

Костяные рычаги в форме Л были поставлены на почетное место в центре кладовой, а следом клерк-нейрон притащил тело и подвесил его горизонтально между рычагами.

Вполне человеческое, в смысле — женское. То есть с бюстом. Не таким, как у Джоконды, вполне рядовым... в смысле, рядового размера, но не внешнего вида: потому что левую грудь накрывал, или заменял, золоченый купол с круглым верньером на месте соска. Собственно, не тело, а торс — от таза до плеч. Снизу он был заключен в некое отдаленное подобие железных трусов, но очень уже необычной формы, напоминающей... напоминающей... форма этих ‘трусов’ напоминала... Из дальнего запыленного угла кладовой с победным видом прибежал клерк, обеими руками сжимая подходящую ассоциацию: итак, форма напоминала то, что Дан видел в натуре лишь однажды, давным-давно, когда родители повезли его на экскурсию — яранга, широкая у основания (там, где в нее погружалась нижняя часть торса) и с покатой вершиной. Железная. С двумя круглыми отверстиями-окнами по бокам — из этих-то отверстий и торчали рычаги-ноги.

Рычаги-руки выходили из плеч, место их соединения с торсом окружала каемка набухшей красной кожи.

Шея тоже имелась, но сильно искривленная, вроде перевернутой запятой — этакая большая ‘. Нижняя часть, защищенная воротником из металлических полосок, торчала между плеч, а на верхней сидела голова — затылком перпендикулярно к плоскости спины. Возле лопаток шелковистая кожа сменялась жесткой светло-коричневой шерсткой, на затылке она густела и аккуратной шапочкой облегала голову, доходя почти до бровей, тонких бровей на женском... но не человеческом, не совсем человеческом лице.

Нос... глаза... рот... уши... — еще четыре клерка прибежали из темноты кладовой и приставили эти части к уже почти оформленному образу. Уши маленькие и круглые, крошечные ноздри и звериные глазки с черными зрачками.

Аврал закончился. С облегчением клерки водрузили образ Кибервомбата на полку и, потирая руки, беззвучно попятились, потускнели и растворились в пыльных сумерках за стеллажами.

Теперь Дан видел ясно. Кибервомбат слегка напоминала паучиху, с полузвериной головой и человеческим торсом, который висел между четырьмя одинаковыми конечностями. Хватаясь гибкими пальцами за волокна, пощелкивая суставами и сопя, она ловко передвигалась по паутине. Вот она почти исчезла в переплетениях, вот возникла рядом с терминалом, задрала левую переднюю руку, набрала что-то, быстро прикасаясь длинными красными ногтями к сенсорам. Отступила, удовлетворенно бормоча. На конических трусах болталось несколько скобок с карабинами и цепочками, там висели какие-то электронные блоки, может, устройства флэш-памяти или что-то подобное, а еще пластиковые бутылочки и полотняные мешочки. Пальцы левой задней руки Кибервомбат сунула в один такой мешочек, достала что-то зеленое, отправила в рот и принялась жевать.

Дан заметил несколько оптоволоконных кабелей, скрепленных вместе пластиковыми ‘крокодилами’. Кабели шли от задних стенок висящих в паутине устройств и соединялись в толстый ‘ствол’, который исчезал среди нитей. Холодильная камера, пластмассовые ящики, радар... В коллекторе было душновато, и два тихо гудящих вентилятора овевали обнаженную спину киборга.

И свет — нежно-зеленый, испускаемый словно миллионами изумрудных пузырьков, беспрерывно набухающих и лопающихся где-то в глубине под паутиной. Оттуда доносилась музыка... или, вернее, никакой музыки не было, просто Дан ощущал, что внизу она есть — неслышная и странная, будто из параллельного мира, целиком лежащая в ультразвуковом диапазоне.

Кибервомбат набрала что-то на клавиатуре терминала, тот замигал светодиодами, запищал. Божья коровка, все это время висевшая неподвижно на стене перед Даном — наверное, люди Раппопорта, ошарашенные не меньше своего полевого агента, тоже пытались усвоить поступившую визуальную информацию, — шевельнуло усиками и сказала:

— Убить Кибервомбата.

— Что? — переспросил Дан. — Чего? Вы ошалели там?

Киборг повернула голову, показав оттопыренную верхнюю губу, и уставилась на гостей маленькими черными глазками. Подбородок двигался — она что-то усиленно жевала долотообразными выпирающими зубами. Дан подошел чуть ближе и остановился у самого края паутины. Модуль тоже переполз немного вперед.

Зеленый свет озарял сеть, киборга и аппаратуру, бросая на высокий потолок бледные сливающиеся тени. Несколько секунд хозяйка кластера рассматривала гостей, затем пожала плечами и повернула голову к терминалу. Худую мордочку ее никак нельзя было назвать миловидной. Не уродливая, но... В общем и целом, решил Дан, она смахивает на молодую библиотечную крысу, всю свою недолгую жизнь проведшую в архивах. Большие белые зубы выпирали из-под приподнятой верхней губы. Треугольной формы маленький подбородок, глазки мутные... в лице присутствовала этакая интеллигентская вздорность, а еще — неуверенность и легкая истеричность. Очков только не хватает, а так — ну чистый «синий чулок».

— Антенна под ее контролем, — зашипел модуль голосом программиста. — На орбиту пошел сильный электромагнитный импульс... Убейте ее, Серба! Немедленно!

— Нет, — отрезал Дан.

‘Божья коровка’ покачала усиками и свела их кончики вместе. Затрещало, возникла тихо гудящая шаровая молния размером с теннисный мячик. Кибервомбат быстро повернула голову к гостям, а модуль уже рванулся вперед, выставив усики перед собой, как два копья. Дан не разглядел, что произошло, кажется, киборг успела дотронуться до чего-то на терминале: янтарная пленка под ножками модуля мигнула, переливаясь радужными цветами. Если бы ‘божья коровка’ перескочила на сетку, то, наверное, поразила бы хозяйку кластера своей молнией, а так ее конечности вдруг прилипли. Секунду ничего не происходило, потом модуль задрожал, стал большим серым облаком и градом разрозненных молекул просыпался на пленку.

Кибервомбат узким синеватым языком лизнула нижнюю губу. Дан решил, что верхнюю облизать она не может, просто не дотянется из-за выпирающих зубов — и подивился, какие глупости лезут в голову.

— Склонно, — сказала она резковатым, но совершенно обычным женским голосом.

Защелкали суставы, рычаги согнулись и разогнулись, переступая по нитям, торс качнулся — и киборг повернулась к гостю. Они замерли, разглядывая друг друга. Даниславу показалось, что хозяйка кластера, как и он сам, испытывает неловкость, часто случающуюся в начале разговора незнакомых, но вынужденных вступить в общение людей.

— Человек откуда? — спросила она.

Дан не нашел ничего лучше, как неопределенно показать пальцем вверх.

— Охрана здания? Нет, Вомбата бы знала. Охрана не прилагает людей.

— Я просто посетитель, — сказал Дан, понимая, как нелепо это звучит.

— Да-а... — протянула она неопределенно. — Что ж... Человек может взойти сетку. Так настроена, чтоб вес вычислять, прогибаясь, блюсти горизонталь.

Киборг вдруг засопела, развернувшись к терминалу, стала что-то набирать на клавиатуре. Освещающий нижнюю половину пузырчатый свет создавал иллюзию, будто сверху до середины, до некоей условной ватерлинии, опоясывающей все расположенное горизонтально тело, Кибервомбат погружена в темную жидкость.

Она умчалась в глубину плетений. Как только хозяйка отдалялась от того места, где стояла аппаратура, происходило что-то странное. Дан проследил взглядом, как Кибервомбат бежит по изгибающемуся кверху полотнищу... С пространством там явно творилась какая-то чертовщина: он увидел, что почти скрытое волокнами тело двигается уже головой вниз, а потом киборг возникла где-то далеко в стороне, будто телепортировалась туда, — причем теперь она поднималась по вертикальной стенке из волокон, и почему-то при этом складывалось впечатление, что Кибервомбат не удерживается на ней при помощи своих гибких пальцев, но просто идет, то есть на самом деле стенка горизонтальна, и это Дан смотрит на нее с необычной точки зрения, будто лежит, прижавшись щекой к полу... У него закружилась голова, качнувшись, он чуть не полетел на дно коллектора и ухватился за липкие волокна, ощущая себя Квадратом, жителем плоского мира на листе бумаги, которому вдруг на мгновение приоткрылась безграничная ширь мира трехмерного, и который вдруг сообразил, что на самом-то деле он Куб, — несколько секунд Дану казалось, что он, его тело, лишь плоский рисунок на коже разумного суперсущества, сложной структуры, протянувшейся в семи измерениях вдоль изгибов сетки.

Потом киборг исчезла за нитями. Ощущение того, что оси пространственных координат сломались, изогнувшись под немыслимыми углами, прошло, и головокружение исчезло.

Данислав опасливо поставил ногу на волокна, концами приклеенные к янтарной пленке, чуть нажал... они казались твердыми. Идти дальше не хотелось, хотя теперь, после того что случилось с модулем, оставаться на пленке он тоже опасался.

В терминале защелкало, запищало, по мониторам побежали столбики данных. Кибервомбат вынырнула из переплетений с противоположной стороны от того направления, в котором убежала минуту назад, и, взволнованно сопя, склонилась над клавиатурой. Дан решил на паутину пока не становиться, но держаться рядом, на случай, если киборг вдруг решит, что он опасен, и попытается убить тем же способом, каким уничтожила модуль.

Легкое покалывание за ухом. Данислав машинально потянулся к ремню, но тут же отдернул руку. Нет, сейчас он не собирался отключаться от окружающего и выходить в геовэб. Слишком необычные вещи происходят вокруг, и неизвестно еще, что Дан увидит, когда снимет монокль после сеанса связи. Вдруг окажется, что он теперь вообще черт-те где, в каких-то диковинных пространственных закоулках. Не так часто мозг получал столь необычную информационную пищу, теперь он был взбудоражен и будто шевелился в голове.

Кибервомбат покосилась на гостя, продолжая заниматься терминалом, вздохнула пару раз и, словно наконец решившись, заговорила:

— Факторы и результаты... То есть причины и следствия. Ну вот, надзираем: человек определил подошву на сетку. Сетка прогнулась. Можно ли провещать, что ботинок человека возбудил прогибание сетки?

Дан молчал, и киборг повернула к нему голову.

— Ну... да, наверное, — пробормотал Данислав. — Не знаю... Возбудил? Да, наверное, возбудил...

— Нету! — отрезала хозяйка кластера. — Ботинок — объект, прогибание — ход... Э, предмет и процесс А «вызвал» — глагол, располагающий отношением к деятельности одухотворенной органики, спаянный с сознательными устремлениями и душевными порывами. Лишенный оных ботинок не мог ничего возбудить. Вызвать, э... активизировать. Процесс прогибания активизирован был иным процессом — процессом нажатия нижней конечностью.

— Что вы говорите... — Данислав не придумал ничего более умного. — Наверное, вы правы. Но я не понимаю... и что с того?

Кибервомбат стесненно улыбнулась.

— А то, что Кто, могущий вычислить совокупность привходящих условий, может предугадывать... провидеть... э, предвидеть, точнее, вычислить неизбежность прогибания сетки... — Она подняла голову и отсутствующим взглядом уставилась на испещренный данными монитор. — Ну то есть... То есть Кто, ведающий предоставленного человека, ведающий, что человек сюда прибудет, ведающий Вомбату и совокупную специфику автохтонных условий, предвидящий, что после предложения подойти ближе человек из опаски первоначально затронет сетку подошвой ножной одежды, — ведающий данную совокупность Кто пришел бы к неизбежности прогибания сетки в данный момент времени в данном точке пространства. Итого было заложено, заложено исконно... изначально. Каждые процессы, то есть каждые следствия в потенциальной форме исконно наличествуют в каждой ситуации, и другие процессы лишь перемещают или не перемещают их в явную форму... То есть обнаруживают, э... выявляют их.

— «Кто»? — переспросил Дан. — Вы имеете в виду, «Некто»?

Монитор мигнул, и киборг радостно ахнула:

— Агась!

— Что? — спросил Данислав.

— Вомбата инсталлировала им мораль!

— Кому?

Хозяйка с легким раздражением повернулась к нему, моргнула, почесала красными ногтями лоб и сказала:

— Востоку и Западу.

— Кому?

— Итого двоим разумникам. Сбесятся сейчас, Вомбата правду говорит. Ополоумят вконец. Впрочем, данное безумство и так наличествовало в неявной фигуре.. э, в неявной форме, присутствовало в ситуации. Инсталляция лишь выявила... — Кибервомбат полезла в мешочек на железных трусах, достала клок бледно-зеленой травы и принялась взволнованно жевать.

— Итого осока, — пояснила она Даниславу. — Род хerotes. Вомбата вегетарианна. Вегетарианство заложено в Вомбате совокупностью условий лунных катакомб. Там неподдельные мясные провианты не в меру драгоценны, а искусственных хватало единственно для предпочтенных... избранных? Для людей. Да. Кристален ли смысл того, что Вомбата изъясняет? Четок ли он? Понимаем ли?

— Так вы с луны? — спросил Дан и потом добавил. — Нет, плохо понимаем... Не кристален.

Из-за странности и нелепости происходящего — причем нелепости, присутствующей где-то на базовом, фундаментальном онтологическом уровне, — в голове у него кипела нейронная каша. Он потер виски, зажмурил глаза, потом раскрыл, когда киборг сказала:

— Да. Из хранилища ДНК. Беда с семантикой. Связи слов трудноуловимы, коннотации туманны. Вомбата просит всепрощения. Итого автомат... — она ткнула красным ногтем в скулу. — Автопереводчик мультиязычный, снимает движения лицевых мышц и трансформирует говоримое Вомбатой на всякий язык. В предоставленном случае — на тот, на каком изъясняется человек. Вомбата производит говорение на своем лунном языке «Глаголъ-VI», разработанном программистами для лунных игрушек, человек же благодаря автомату мультипереводному слышит внятственную ему речь.

— Луна... Я не знал, что там... То есть как же вы выжили? Антиевгеники ведь взорвали...

— А, ерунда... — она махнула правой передней рукой в очень человеческом жесте, казавшемся жутко странным из-за того, что жест это был сделан отнюдь не человеческой конечностью. — Аякасаки тогда обмишурился. Реле не сработало, он же первоначально алкал успеть до взрыва возлечь в анабиоз... А вомбаты там внизу, под хранилищем, жительствовали. Ну то есть вомбатов же сделали, изготовили, сотворили, создали, образовали, построили, смастерили, склепали, сляпали из отработанного материала... Не только вомбаты, еще медвежата всякие, поросята, зайчики... Забавками работали. Игрушками. Когда чада из ДНК вылупятся — мы должны были им помогать осваиваться, обучать их, лелеять, холить. Но работники из вомбатов были плевые: непомерно немалая страсть к отвлеченным размышлениям. Убили вомбатов, сокрушили, но не всех, доля ускользнула. В катакомбах, в них подобные туннели, вомбаты там впервые сетки употребляли, чтоб перемещаться. Все туннели в тенета завлекли... — она не то рассказывала все это Даниславу, не то вслух вспоминала. — Пищу из парников под куполом грабили. А Вомбата там эксперимент как-то проводила. Захватила киберкошку, одну из игрушек, но неразумную совсем, не такую, как Вомбата. В закрытый ящик ее. Еще в том ящике: радиоактивная частица, счетчик Гейгера и баллон с ядовитым газом. Баллон распахнется, ежели счетчик радиацию отметит. Кошка тогда умре. Теперь смотрим: частица итого корпускула или волна? Если одно — счетчик включится, газ — пшик, кошке — смерть. Если другое, если волна — нет, счетчик ее не фиксирует, баллон закрыт, кошка жительствует. А квантовая физика что вещает? Частица в суперпозиции, когерентные два состояния, значит, одновременно она и корпускула и волна. А раз так, то что? — кошка в затворенном ящике, выходит, разом и жива, и мертва. Стоит Вомбата, ждет, ждет, открыть — страшно же! А потом... открыла все же.

— И что? — заинтересовался Данислав.

— Кошка как прыгнет на Вомбату! Мертвая!

— Мертвая?! Как...

— Да, оцарапала Вомбате мордочку... — хозяйка кластера задумчиво потерла щеку... — Вомбата ее отбросила, глядит — а кошка-то сдохши, уже и облезла даже, будто год в ящике повалялась, глаза повытекли, хвост отнялся...

— Не понимаю... — растерянно сказал Дан. — Она что ж... как мертвоживая... Как зомби что ли?

Хозяйка грустно повела плечиками.

— Этого не знает Вомбата. Не разумеет. А кошка сбежала совсем. Но воняло от нее! И после итого дела Вомбата так ошарашилась, что решила: чего ждать? Или убьют Вомбату охотнички, или нет, все одно Вомбата и жива и мертва разом. Охотники, люди то бишь, охранники хранилища ДНК — спорт там уже у них, убивать вомбатов, уже они с ружьями, преследовали, гнались, травили, тушки свежевали... После намерились все туннели выжечь. Вомбата лихорадочно в лабораторию взобралась, корпус свой перемонтировала на более удобный, после под морем Ясности кластер у людей уворовала, там множество таковых, кластеры — модель жизнеобеспечения для тех, кто вылупится из хранилища ДНК — и в кластере к подлунной Земле устремилась...

Дан повторил недоуменно:

— Охранники охотились за вами, киборгами, которые жили под хранилищем? Но ведь в хранилище ДНК сейчас все автоматизировано, сигнал раз в полгода приходит, а людей там нет...

— То сейчас, после теракта антиевгеников. Раньше люди там жили. И вомбаты... Сейчас свежие вомбаты населяют, людей нет вовсе.

— Вомбаты... Вы говорите, вы игрушками там были?

— Такое название. Мы являлись помощниками. Наперед — для тех, кто из хранилища родится, вомбаты им помогать долженствовали бы. Вводить в жизнь. Учительствовать...

— Ничего не понимаю, — признался Данислав.

Они помолчали.

— Человека не смущает итого свет? — хозяйка кластера повела рычагом, и в воздухе над ним протянулась узкая стена тени. — У Вомбаты внизу бочка с концентрированной серной кислотой.

— А музыка? — спросил Дан.

— Музыка? — склонив голову, она прислушалась. — Агась! Ультразвук. Вомбата бочку ультразвуком облучает, там тогда газ лопается, пузырьки, кавитация... Двигатель это, в совокупном. Но звук не хронический, Вомбата... — тут она почему-то смутилась. — Ну, это человечье ухо не внимает, только Вомбаты. Оно ж на нервы действует, когда один и тот же звук постоянно тумм-тумм, тумм-тумм по голове — как молотком все едино! Потому Вомбата пораздумала: отчего бы технолгию с искусством не совместить? На досуге теперь произвольные мелодии фантазирует, музыку ультразвуковую, ею кавитацию делает в бочке, чтоб плазма образовывалась, и сама ей внимает, наслаждается музыкой трепетно...

Уже некоторое время Дан ощущал нечто новое, возникшее в воздухе. Когда хозяйка кластера замолчала, он наконец сообразил, в чем дело и выкрикнул:

— Слушайте!

— А? Будто? — Кибервомбат повернулась к нему.

Волна тихого чпок-чпок вливалась в коллектор откуда-то сзади.

— Это модули, — сказал Дан.

— На сетку стремительно!

Он поставил на волокна одну ногу, затем вторую, и пошел. Гибкие пальцы киборга замелькали над терминалом, по мониторам побежали цифры. Зеленый свет запузырился, задрожал. Дан шел, качаясь, расставив для равновесия руки. Еще не добравшись до того места, где стояла аппаратура, он оглянулся: множество модулей, передвигающихся так быстро, что очертания прорисовывались на фоне стен в виде прозрачных, мгновенно возникающих и исчезающих контуров, вбегали в коллектор.

— Агась! — сказала Кибервомбат с таким выражением, с каким обычно произносят «упс!». — Сервис заполошился. Всем множеством на Вомбату...

Дан успел подумать, что это, наверное, не антивирус общаги — это хакеры Раппопорта сумели перехватить управление над модулями и стянули их сюда, чтобы уничтожить киборга, — когда по всей своей поверхности янтарная пленка заиграла радужными красками, и в следующее мгновение по ней, от границы к сетке, покатился серый вал хаотично движущихся молекул. Он набухал, похожий на густой тяжелый дым, медленно полз вперед: оболочка кластера дезинтегрировала модули, но следом толпой набегали новые.

Дан присел на корточки рядом с киборгом, положив ладони на волокна. Оба опасливо наблюдали за тем, как вал темного дыма движется, приближаясь к сетке.

— Кошмар каков, — сказала Кибервомбат. — Сколько же там? Вомбата могла провидеть, надо было лишь свести все факторы...

Чпок-чпок внезапно смолкло, чуть позже исчезли бегущие по пленке радужные всполохи.

Кибервомбат еще несколько секунд смотрела перед собой остановившимся взглядом, затем развернулась к терминалу и нажала на что-то.

— Шунды! — выкрикнула она. — Шунды, скажись!

Дан сидел, разглядывая заднюю часть киборга, натянутые сухожилия вдоль длинных костей, из которых состояли рычаги, чувствуя идущий от Кибервомбата слабый запах — вроде озона, но более кислый и с металлическим привкусом...

— Шунды, Общежитие штурмует Вомбату! Непременно содействие. Что? Занят?! Ах, Шунды занят! Вомбата незамедлительно свернет кластер и уберется в мантию. Или на Луну отбудет поспешая. Занурится в реголит, никто там не найдет, будет таиться хоть десять лет... Да. Недурственно, Вомбата поджидает.

Киборг вытащила из мешочка очередную порцию травы, сунула в рот и принялась нервно жевать. Развернувшись к Дану, она согнула левую переднюю руку, крутанула верньер на золотом куполе груди, затем быстро что-то отстегнула от фиксатора... и направила на Дана ствол пневмоэлектрического пистолетика.

— Человек кто? — спросила она.

Дан молчал, глядя на хозяйку кластера.

— Что в данной точке делает?

— Я... — начал он. — Я не вооружен.

— Об этом Вомбата имеет сведения. Но у человека телесный хард. Софт для геовэба. Охранная система кластера Вомбаты неотложно определила... Ладно, человек, не робей. Вомбата не вожделеет крови. Повествуй!

— Я просто информатор одной частной фирмы. Они занимаются хай-теком, а я для них инфу собираю. Вас... вы же знамениты, знаете об этом? Нет, медиа о вас ни разу не говорили конечно, но заинтересованные люди знают. Меня попросили... ну, разузнать.

— А... — протянула киборг, подумала и убрала пистолет. — Знаменита?

— Да, конечно. И вы и ваш кластер... — махнув рукой, он оглянулся на переплетения, вблизи выглядевшие еще чуднее. Долго смотреть на них было нельзя — глаза слезились, а мозги будто переворачивались в голове, как дохлая рыба брюхом кверху, неспособные выявить знакомые пространственные координаты, привычные направления верх-низ и лево-право.

— Итого лишь модель седловидного простора, — пояснила киборг. — Вомбата исходит из факторов, что структура вселенной вспучена, а здесь как бы... ну как бы ямка такая, искривление в иную сторону. Пускай человек не направляет внимания, на самом деле итого иллюзия. Какая бы там конфигурация сверхтрудная не была, реально пространство перекроить не может.

Терминал пискнул, киборг, проглядев возникшие столбики данных, засопела на весь коллектор.

— Агась! Сфера нисходит... Приземление сферы было заложено в ситуации, Вомбата переместила посадку из потенциальной в актуальную форму!

— Что-то опускается? — спросил Дан. — О чем вы говорите?

Гибкие пальцы так и летали над сенсорами, посылая куда-то потоки бит.

— Восток с Западом в тоскливом ужасе! Не знают, что делать, и просят совета! Складно, Вомбата посоветует, почему бы и нет... Приземляйтесь — сюда, близко с городом... Итого круговой перрон... Конструкция у него не для планетарной посадки, но перенесет...

— О чем вы говорите? — повторил Дан, ощущая, что за ухом вновь начало колоть. — Кто в тоскливом ужасе?

— Восток и Запад. — Киборг наконец повернулась к нему. — Стремительно будут здесь. Ну, не совсем здесь, неподалеку.

— Кто такие Восток и Запад?

— ИскИны, человек! Тибетцы так наименовали, а в настоящее время и Вомбата с Шунды, итого хулиганом, именуют так... ИскИны-разумники на круговом перроне... платформе, орбитальной платформе, на сфере то бишь. Там рядовые двигатели, ракетные. Способно опустить... — позади запищало, киборг повернулась к терминалу и воскликнула: — Божья расплата! А у них тоже дела те еще творятся, наверху... Желает внимать человек?

— Где наверху? В Общежитии?

— Агась. Включаю...

Несколько висящих вокруг темных мониторов заработали. Дан не сразу понял, что они показывают — какая-то сумятица, мелькание теней, снующие из стороны в сторону разноцветные пятна... а потом прямо на него уставилось лицо Калема.

Данислав отпрянул и повалился задом на паутину. Сначала он разглядел лишь это лицо, разбитые губы, кровь, свороченный набок нос... Затем голова уменьшилась, и стал виден весь колесничий, лежащий на боку — а рядом, лицом вниз, лежала худая блондинка. Другие мониторы показывали беснующуюся толпу: люди дрались, опрокидывали друг друга, топтали ногами, при этом двигаясь к широкому пандусу, ведущему из дискотечного шара...

— Что там происходит?! — закричал Дан.

Звук отсутствовал, но он и не был нужен. Одни мониторы показывали софиты, которые будто сорвались с цепи, — носились зигзагами, иногда взлетали к своду, иногда падали на толпу, и беспрерывно вращались, превратив помещение в скопище кружащихся световых колец; другие — круглую сцену, незнакомого человека на ней и трупы музыкантов; третьи — пол, заваленный мертвецами и раненными, между которыми пробирались последние люди, еще не успевшие добраться до пандуса. Массивное тело Зага Космо лежало неподвижно, рядом валялись техники; незнакомец на сцене — у Дана мелькнула мысль, что он видел его совсем недавно, может, в аэропорту, но мельком, наверное, просто прохожий в толпе — незнакомец этот, вонзив в себя иглы микрофонов и взяв магнитную гитару, заливал дискотеку потоком безумной музыки. Чудовищные ритмы его тела передавались толпе, и та превратилась в скопище Даунов, охваченных манией убийства...

Дан очень ясно представил себе, что творится сейчас под круглым сводом, он даже услышал это: многоголосое рычание, визг гитарных струн, барабанную дробь сердца, рев крови, стоны, крики — и потому не сразу понял, что коллектор наполнило чпок-чпок сотен ножек.

Он опомнился лишь когда Кибервомбат, отключив видеоряд из дискотеки, забегала между терминалом и краем паутины, когда серый вал дезинтегрирующейся материи покатился к сетке.

Атака модулей захлебнулась быстро: на этот раз их было куда меньше.

— Вот почему так слабо... — протянула киборг. — Сервис наверху занят. Внимал человек, что свершается?

Зажмурив глаза, Данислав провел ладонями по лицу, потер веки, вдавил в них пальцы, пытаясь изгнать лицо мертвого Калема, отпечаток которого будто врос в сетчатку.

— Кто это был на сцене? — прошептал он, взглянув на Кибервомбата. — Как... как он прошел через полог? Ты видела?! Он же... Это какой-то псих! Я и раньше думал иногда: а что случится, если резо-рок попытается играть маньяк, что будет со слушателями? Господи... хорошо, что я Нату отправил...

— Теперь на «ты»? — спросила Кибервомбат, моргая, и ногтями на передней левой руке легко провела по щеке.

То, как она эта сделала... Данислав вдруг понял: да она же кокетничает! И когда она вдруг заговорила про свои причины и следствия... Хозяйка пыталась на свой манер завязать разговор, познакомиться... Дикость всего этого, непередаваемая нелепость флиртующего киборга женского пола, наполнила его волной растерянно смущения, и ужас от происходящего сейчас наверху, в дискотечном шаре, отступил.

Тем временем хозяйка кластера, развернувшись к терминалу, заговорила:

— Шунды, стремительнее! Где сейчас? Тут прошло уже две волны. Если... да, сфера нисходят. Разумники спросили у Вомбаты, что теперь им делать, Вомбата предложила помощь. Искупление, очищение... Но Вомбата сказала, проявить помощь можно только здесь, на планете. Потому ИскИны нисходят. Нет, не на город. Как Вомбата может контролировать это? Нисходят в фокус Псевдозоны... Нет, километров двадцать, совсем близко канала.

— Что? — закричал Дан, вскакивая и качаясь на сетке. — Что ты сказала?

Киборг повернулась к нему.

— Агась?

— Кто-то садится возле ПсевдоДнестра?

— Круговой перрон «Влезания».

— Вле... «Вмешательства»? И что будет, когда он сядет?

Казалось, волнение Дана передалось и киборгу.

— Ну... Вомбата думает, средад выявится. Наверное. Возможно. Ситуация потенциальна, но очень уж неопределима. Там что-то вроде итого кластера, только тривиальнее. Проще. Зато больше значительно. Среда, которую создали там ИскИны, развернется...

— ИскИны... Это те, которых ты назвала Востоком и Западом? Какая у них среда?

— Преисподняя среда, — сказала киборг.

— Что это значит? Это ты заставила их опуститься в Псевдозону? Что будет с теми, кто сейчас там находится?!

— Средад итого. Демо-сфера у ИскИнов. Первая версия, конечно, еще не апробированная. Вомбата сначала электромагнитным импульсом из антенны защиту перрона сняла, а следом им мораль инсталлировала. Командировала поток данных... Ну, их совесть и изгрызла. Раньше-то голое сознание было... В итого момент времени — почему люди не способны поставить производство ИскИнов на поток? Из-за отсутствия у тех предков, генетики, наследственности... Делаем сознание, но не можем проинсталлировать подсознание. Архетипы не программируются, разумеет человек? Потому удаются не супер-мозги, а гениальные дебилы. Ну вот, а Вомбата хоть сродство морали создала, подобие, программным методом... И теперь... Вомбата себе представляет... Убил человек десяток тысяч, а потом вдруг мораль появилась, и постигает: убивать плохо! Плохо, плохо убивать! Какие чувства потом? Ужас, тоска, депрессия...

— ИскИны убили десятки тысяч людей? Я не понимаю... — сказал Данислав, и тут стена коллектора позади паутины проломилась.

По янтарной пленке прошла быстрая пульсация: на самом деле пленка не двигалась, но впечатление было такое, будто от дальнего края по ней покатилась стремительная волна. Радужные блики потускнели, разгорелись вновь. Затрепетали, задрожали, то натягиваясь, то провисая, нити паутины, качнулись мониторы, вентиляторы и терминал.

Пластокерамическая стена не распалась обломками, не обвалилась, но расплавилась — хотя, кажется, осталась холодной — пузырящейся массой стекла на пол. Образовался проем, наполовину затянутый дрожащими серыми нитями, и сквозь него вошло несколько людей в комбинезонах дерекламистов, вкатились двое колесничих, и еще...

Больше всего это напоминало здоровенный кусок пластилина неопределенного цвета, заготовку, которую разминали перед тем, как слепить из нее какую-нибудь фигуру. Причем разминали прямо на глазах у Данислава: поверхность в разных местах то слегка прогибалась, то выпячивалась пологими буграми, медленно струилась, и хотя общая форма оставалась неизменной, очертания постоянно менялись. Кажется, именно на этом и было основано его движение: модуль — Дан не знал, как еще его назвать — не то полз, не то тек вперед.

Модуль остановился, и спустя несколько секунд из его бока выпал человек, весь облепленный розовым. Очумело мотая головой, хлопая себя по бокам и плечам, шагнул вперед. Низкого роста, щуплый... вдруг Дан понял, что это ребенок, мальчишка лет тринадцати. Глаза его были скрыты круглыми черными очками.

— Вомбат, твою мать! — зло прокричал он. — Сфера приземлилась?

Киборг начала растерянно:

— Шунды, что итого у тебя?

— Она села?! — завопил Шунды Одома.

— Осела, осела! — повысила голос киборг. — Шунды, Вомбата желает ведать...

— Пристрелите суку, — скомандовал он, и дерекламисты открыли огонь.

Дан отпрянул, повалился на полку, что тянулась вдоль стены, и тут же весь кластер шевельнулся. Языки пленки начали съеживаться, концы их изогнулись, будто это была разрезанная на сегменты шкура большого апельсина, которая теперь решила свернуться, восстановить свою форму.

За ухом кололо беспрерывно. Не удержавшись, Дан рухнул на чавкающий пол, будто в топкое болото. Слыша за спиной крики и грохот выстрелов, вылез на полку, низко пригибаясь, побежал. Нырнув за трубы, на ходу потянулся к кармашку с телемоноклем, потом пробормотал: ‘Что я делаю... У нее же есть тонк...’

Достигнув узкого пространства с прозрачной стеной, Дан увидел, что за ней не осталось ни одного модуля. Из коллектора доносились приглушенные крики, стрекот пневмоэлектрических автоматов, мелкой дребезжание, шелест...

Он снял с рукава тонк-ящерку, набрал номер на кнопках, утопленных в мягкое белое брюшко, и поднес к уху.

Дискотечный шар: застывший разноцветный свет, темная вода под стеклянным полом, приглушенные стоны, негромкий перебор гитарных струн. Софиты еще горят, но теперь не двигаются, лишь один стробоскоп продолжает вращаться, пронзая серебряными иглами повисшие под разными углами широкие лучи. Жиль Фнад сидит на перевернутой колонке и играет, не обращая внимание на происходящее вокруг. Собственно, вокруг ничего и не происходит — нечему больше происходить, все, что могло случиться, стараниями Фнада уже случилось. Тихо-тихо журчит кровь, удары сердца медленны и спокойны, еле слышны... в теле Жиля, как и в его сознании, ненадолго воцарилась благодать.

Он бережно положил гитару у ног, встал, вытащил из тела микрофоны, спрыгнул с накренившейся платформы, щерясь, побрел между трупами. Воздух казался бархатным — багряный бархат, Фнад шел сквозь него, ощущая щекочущее прикосновения воздушных текстур, мельчайших кровяных пылинок, наполнивших пространство шара. И без того феноменальное восприятие обострилось, он видел все вокруг, видел всей поверхностью своей кожи, и затылком, и висками — множество тел, большинство испустившие дух, хотя оставались и живые, покалеченные, и порхающих над полом тонк-жуков и тонк-бабочек...

Что-то зашелестело вверху, не поднимая головы, Жиль различил, как на своде вздулся пузырь, и от него вниз протянулся сгусток с крупной радужной каплей на конце. Словно размягченная пластмасса, но не горячая, не расплавленная... Утончаясь, сгусток достиг пола; капля расплылась над одним из тел, запеленала его в липкую пленку. Сгусток вознес труп к своду и втянул у пузырь, который съежился и пропал, а вокруг уже вытягивались другие сгустки, захватывали тела, раненые и мертвые, поднимали их и втягивали куда-то в пространство над сводом.

Это что, системы здания так работают? — Фнад шел, а вокруг него воздух простреливали толстые волокна с радужными каплями на концах, опускались и поднимались, очищая зал. В грудь ударилась тонк-птичка, свистнула и полетела прочь, выискивая исчезнувшего хозяина.

Чпок-чпок-чпок — Фнад скорее ощутил, чем увидел множество тел, серую пелену стремительно перемещающихся модулей. Они надвигались на Жиля. Он поднял было руку, согнул палец, собираясь выдвинуть плазменное лезвие, но передумал — слишком их много. Оглядевшись, Фнад между лесом движущихся сгустков разглядел пролом в полу, подбежал к нему и нырнул.

Вода имела температуру человеческого тела. Сквозь толстый слой оргстекла смутно виднелись те, кто лежал на полу, их спины и расплющенные весом тел ягодицы, затылки, скулы, бока, животы и груди. Движение слева... Фнад повернулся — рыба. Большая, размером со взрослого человека, толстобрюхая и с круглыми внимательными глазами. Что-то было в них, в этих глазах, словно огонек разума или, во всяком случае, понимания — но слишком нечеловеческого, чуждого. Искусственно удлиненные плавники заканчивались пятью отростками, словно покрытыми чешуей плоскими пальцами. Рыба зависла перед Жилем, подгребая плавниками и шевеля хвостом. Фнад покосился вверх, но сквозь пол защитные модули Общежития не были видны. Могут они плавать под водой? В любом случае, он продержится еще минуту, не больше. Надо выбираться, а то пойдет ко дну. Сквозь темную водяную толщу Жиль различал его, хоть и очень смутно: наросты и впадины, пологие холмы с черными дырами, шевелятся красные водоросли, что-то движется, перекатывается с места на место, а вон какой-то механизм медленно ползет, широким ковшом сгребая ил на своем пути ... да у них там целый поселок, у этих рыб!

Жиль повернулся, уловив движение, и понял, что рыба жестикулирует. Она махнула плавником, согнув все пальцы, кроме одного, показала им куда-то в сторону, и поплыла. Фнад направился за ней сквозь зелено-коричневые хлопья, клубящиеся под полом дискотечного шара.

Вскоре он увидел круглую решетку люка с задвижкой, дальше — изгибающуюся трубу. Рыба махнула плавником и чуть отплыла, наблюдая за Фнадом. А воздуха уже не хватало... Жиль вцепился в задвижку, дернул, упершись ступнями в стену, потянул решетку, и когда она открылась, вплыл в трубу. Рыба, проводив его взглядом, направилась к пролому, через который это странное существо проникло сюда — она хотела узнать, что там, за границей мира.

По короткой железной лесенке Жиль выбрался на площадку. Огороженная низким забором из металлических прутьев, она тянулась вдоль стены, изгибалась под прямым углом. Вода тихо плескалась у самых ног. Фнад пересек площадку, повернул и увидел узкую дверь служебного лифта. Он нажал кнопку на пульте, раздалось гудение. Тут над головой зашелестело, Жиль глянул вверх: в низком потолке образовалось темное пятно, набухло каплями влаги... Сквозь пятно просунулись ноги, затем тело до поясницы. Это еще что такое? Дверцы лифта раскрылись, и Жиль шагнул в тесную полутемную кабину со стеклянной стеной.

Чпок-чпок-чпок — за поворотом площадки. Он наугад ткнул кнопку, дверь стала закрываться, но Фнад успел заметить, как сквозь потолок продавилось тело молодого мужчины и упало на площадку там, где Жиль только что стоял. Из-за поворота выбежало с десяток больших серых жуков. Двигались они странно — короткими рывками, то и дело сталкиваясь, быстро ощупывая друг друга длинными усиками и тут же словно в испуге отдергивая их... Жиль решил, что ими управляет коллективный разум, который вдруг сошел с ума, и тут двери закрылись.

Лифт поехал вверх. Фнад привалился к стене; ткань одежды не промокла, но вода бежала с нее, по полу растеклась лужа.

На стене слева появилось темное пятно, но не такое большое, как на потолке снаружи. По пятну засочились капли влаги, и Жиль увидел, как из него медленно выпячивается покатая спинка — серого, с примесью желтого цвета, — и голова — один большой фасетчатый глаз, из которого торчат два длинных усика... Модуль успел до половины протиснуться в лифт, когда Жиль, размахнувшись, сильно ткнул его кулаком и вбил обратно. В этот момент структура вещества, из которого состояла стена, вновь изменилась, и модуль застрял. Один ус, изогнутый дугой, кончиком был погружен в стену, другой торчал почти под прямым углом и дергался.

За прозрачной панелью Фнад видел широкий колодец и цилиндры пассажирских лифтов — некоторые двигались вверх или вниз, другие висели неподвижно. С седьмого этажа началась ноздреватая поверхность, испещренная темными отверстиями. Их накрывали прозрачные круглые люки. Фнад вновь увидел сгустки, протянувшиеся откуда-то сверху. На концах некоторых покачивались запеленатые в радужную пленку тела. Сгустки изгибались, укладывали людей в узкие горизонтальные ниши, после чего прозрачные люки сами собой закрывались. Среди плененных антивирусным модулем были и живые и мертвецы.

Кабина преодолела еще несколько этажей и стала. Двери раскрылись, Жиль вышел — изгибающийся пустой коридор, дверь в конце... Фнад прорезал ее замок плазменным лезвием, шагнул дальше и увидел двери пассажирских лифтов. Надо спускаться и выбираться из здания, нечего тут больше делать. Жиль вызвал лифт. На этом этаже царила тишина, лишь за стеной иногда раздавалось шуршание, будто там что-то стремительно проносилось вверх или вниз. Двери раскрылись, Жиль шагнул в кабину — куда более просторную и ярче освещенную, чем там, в которой он поднялся сюда — нажал кнопку нижнего этажа. Кабина поехала, и тут же на нее кто-то упал. Раздался звук шагов; Фнад на всякий случай отошел в угол, поднял руку...

Потолок проломился, одновременно погасли лампы, и тут же два тела упали на пол кабины.

Узкоглазый человек, облаченный в легкие бежевые брюки и рубашку с коротким рукавом держал на руках второго, одетого лишь в длинные, до колен, трусы. Этот второй не шевелился, голова его откинулась — мертвый, скорее всего, хотя крови не видно. Узкоглазый бережно положил его на пол, выпрямился и повернулся к Фнаду — то, как резко он двигался, насторожило Жиля, ну а когда мужчина повернулся... Льющийся сквозь стеклянный колпак тусклый свет озарил лицо, и Жиль узнал аякса.

Жиль Фнад выдвинул из сустава плазменный нож.

Аякс шагнул к нему.

Двенадцатью этажами ниже Дан приговаривал:

— Ну же! Давай, ну что ты?

— Даник? — откликнулась тонк-ящерка голосом Наты.

— Да, я! — закричал он, остановившись перед люком, который вел в узкую трубу. — Ты где?

— Мы к брошенному заводу подъехали, — сказала она. — Здесь весело. Жалко...

— У вас там все нормально?

— Жалко, что ты не поехал... Что? Да, все хорошо. Тут много народу, и охрана. Только...

Послышались треск и гул, неясно было, звучат ли они в том месте, где сейчас находилась Ната, или это какие-то помехи... хотя — какие помехи? Откуда им взяться при связи через общественную теленет-сетку? В геовэбе не может быть никаких посторонних шумов, тонк-устройства вылавливают поток чистого звука...

— Ух ты! — донесся приглушенный голос Наты. — Это, наверное, фейерверк...

— Что? — выкрикнул Дан. — Какой фейерверк? Что ты видишь?

Ната не слушала.

— Красиво как... Только шумит... — голос теперь едва доносился сквозь гул.

— Что шумит? В каком вы районе? Ната!!! — заорал он. — В каком районе вы сейчас находитесь?! Спроси у кого-то, у официантов, или кто там есть рядом!

— Небо светится... — голос был уже не восторженным, но растерянным и слегка испуганным. — Ой, Даник! И с жуком что-то, почему он хрипит? Оно... А сейчас горизонт дрожит...

— Где вы сейчас?! — надрывался Данислав, теперь впустую: гул вытеснил все остальные звуки, а потом пропал и он, в динамике наступила тишина. — Ты говоришь, завод?!

Он закрыл глаза, сунул ящерку в рукав, приложил ладонь к груди. Сердце колотилось. И за ухом кололо. Дан выхватил телемонокль.

‘Михаил! — рявкнул он, увидев ниндзя на облачке. — Что происходит? Я...’

‘Вы не выполнили приказ, — отрезал шеф. — Вам было сказано убить Кибервомбата. Если бы сделали это...’

‘Как убить? Я что, вооружен? Или мне ее задушить надо было? Там эта пленка, оболочка кластера... она модулей дезинтегрировала! Ната...’

‘В Общежитии катастрофа...’ — начал Раппопорт, но Дан рявкнул: ‘Заткнитесь!’ — и шеф удивленно смолк.

‘Ната поехала на экскурсию в Псевдозону. Потом Кибервомбат сказала что-то про демо-сферу и про ИскИнов, которым она инсталлировала мораль. Она их называла Восток и Запад. Сказала, что теперь эта сфера опускается туда, куда Ната уехала. А сейчас я попробовал связаться — нет связи! Сначала услышал ее голос, потом там что-то загудело и...’

‘ИскИны... — пробормотал Раппопорт. — Ну да, мы так и решили. Мораль? Какая мораль? Причем здесь... хотя, да. Слушайте, Серба...’

‘Нет, это вы слушайте! Что происходит? Ната, она же... Я так не могу, Рапопопорт, я... Объясните, что происходит!’

Ниндзя некоторое время молча покачивался на облачке, затем сказал:

‘Судя по всему, тибетцы создали двух ИскИнов, поместили их на испытательный полигон в сфере, вывели на орбиту, проинсталлировав им стремление победить друг друга. Их снабдили техникой, лабораториями... Еще несколько лет назад у нас прошла инфа, что новогвинейцы наняли ‘Вмешательство’ разрабатывать для их армии оружие. У гвинейцев уже Австралия, Суматра, Филиппины, и они на Таиланд с Камбоджой нацелились — не прямо сейчас, конечно, это долгосрочные планы расширения Юго-Восточного Бессознательного. Тибетцы для начала обратились к Мозгам, и те просчитали, что оптимальным вариантом будет использовать ИскИнов, а не заниматься разработкой самим. Тибетцы так и поступили. Теперь один конструирует и усовершенствует более мощное оружие нападения, другой — защиты. У них там на платформе полигон... Ну вот, а сейчас платформа опустилась в Псевдозоне. Мы не понимаем, что происходит. В тех местах есть несколько стационарных пунктов наблюдения, башен под аэрационными пологами, и только что все они перестали подавать сигналы. Их раньше челомуры часто выводили из строя, но теперь они вырубились одновременно. Серба, сейчас всполошились все. Только что мы перехватили внутреннюю директиву ЭА — они поднимают свои дивизии в Восточном Сознании. Два самых крупных милитари-острова ТАГ уже летят к вам, но они движутся медленно. ‘Фурнитура’ мобилизовала своих солдат. Скоро там появится весь неограниченный корпоративный контингент. Мы...’

Раппопорт умолк на несколько секунд и сказал:

‘Ко мне только что пришел приказ из Континентпола явиться на внеочередное заседание кризисной комиссии в геовэбе. Все, конец, акция провалена. Серба, немедленно уходите. Следуйте в аэропорт, садитесь на ближайший рейс...’

‘Да вы охуели там все! — заорал Данислав. — Там же Ната осталась! Я поеду в Псевдозону и...’

‘К утру Псевдозона будет оцеплена. Немедленно покиньте район.’

‘Нет!’

‘И еще где-то там Жиль Фнад. Он агент по найму, сейчас, судя по всему, работает на тибетцев. Его ШВЛ — сто три процента. Достоверно известно, что он был причиной смерти около двух с половиной тысяч человек. Если вы попадете на него...’

‘Так это он был на дискотеке! — понял Дан. — Там какой-то человек забрался на сцену, убил Космо и подключил к себе микрофоны. Толпа обезумела...’

‘Ага... — протянул Раппопорт. — Ясно, почему в Общежитии... Немедленно уходите, мы...’

‘Нет.’

‘Данислав... — голос шефа звучал теперь холодно и отрывисто. — Мой приказ: лететь в Западное Сознание. Не подчиняешься? — твое дело. Но ты не такой уж ценный сотрудник, чтобы я просил Континентпол присылать за тобой остров. Дальше действовать будешь один...’

‘Ну и хер с вами.’ — сказал Дан.

‘Имей в виду, в Псевдозоне связи скорее всего не будет.’ — добавил Раппопорт напоследок и отключился.

Теперь дискотечный шар был пуст. То есть в нем не осталось никого живого, хотя трупами был завален весь пол. Данислава стошнило. Круглая сцена висела сильно накренившись, и Жиля Фнада на ней не было. Софиты уже не дергались, они слетелись облаком и замерли, посылая лучи света в разные стороны. Почти добравшись до пандуса, Дан увидел пролом в стеклянном полу и темную воду. Большая рыбина наполовину выбралась из нее; синее брюхо было продавлено, наружу сочилась розовая кашица. Широко разинутым ртом она засосала голову неподвижно лежащего человека, и от этой картины своды дискотечного шара завращались — Дан на несколько секунд потерял сознание.

Придя в себя, он пополз на четвереньках и на середине пандуса увидел мертвого солдата ‘Фурнитуры’. Ведь я не спасу ее, какой смысл соваться в Псевдозону? Я не боец, никогда не обучался этому, не умею ни драться, ни стрелять. Надо уезжать — сейчас на струнник, пока он еще действует, в аэропорт... — шлем солдата валялся рядом. Обритый затылок проломлен чем-то тяжелым и тупым. Дан принялся расстегивать сбрую, моргая слезящимися глазами, на ощупь выискивая фиксаторы и рычажки карабинов. Было тихо, лишь приглушенные стоны доносились из холла. А Ната? Она и так не понимала половину того, что происходит вокруг, только на уровне простых человеческих отношений, но все, что сверх этого, все сложные причинно-следственные связи, из которых теперь состоит жизнь на планете, — это все оставалось для нее неопределенной областью, в которой она полагалась лишь на меня, и теперь, если я вдруг исчезну... Хотя, она же может, уже и... не жива. Что это значит — опустившаяся орбитальная платформа? Реально, что там происходит? — взрыв, воронка, или ничего такого, никаких катаклизмов? Раппопорт сказал: ее смонтировали на земле и подняли на орбиту... челноком, или там есть стационарные двигатели, предназначенные не только для орбитальных маневров? Шлем оказался мертв, электроника не откликнулась, когда Данислав нацепил его: наверное, включался только если устройством пользовался тот, на кого оно было настроено. В любом случае, через узкое темное стекло слишком плохо видно — в шлемах ‘Фурнитуры’ была прошита система контроля окружающей среды, отдающая приказы посредством запахов, воспринимаемых на рефлекторном уровне, так что солдаты ориентировались больше на ‘душистые команды’ своего компа, чем непосредственно на окружающее...

Дан весь измазался в крови, пока надевал мягкую броню и неумело пристегивал сбрую.

В холле трупов было меньше, но когда Данислав пересекал его, сверху свалился лифт — не съехал, а упал. Проломил кольцевую площадку и рухнул на пол. Кабина треснула, из нее выбрел аякс с дыркой во лбу. Двигаясь, будто сломавшийся робот, бесцельно шаря перед собой руками, клон сделал несколько шагов и рухнул навзничь.

Когда Дан выбрался наружу, в конце улицы уже появились токамобили Бюро, а из-за крыш доносился стрекот подлетающих вертолетов.

Чуть позже из Общежития вышел Жиль Фнад. Впервые за несколько лет, с тех пор, как он разорил Хрусталь, в сознании его царило спокойствие — он был почти счастлив. Покинув здание через боковой туннель, Жиль внимательно осмотрел улицу, озаренную искусственным сиянием, прожекторами и фарами. Здесь толпились бюрики, стояли токамобили Бюро, низко над крышами висело два вертолета. Туннель вывел его в самый конец улицы, и прямо перед собой Жиль увидел капот полицейского челомобиля: дверцы распахнуты, внутри никого, кроме водителя. Тот сидел, погруженный нижней частью тела в пластик водительского гнезда, с телемоноклем на лице. Фнад поглядел поверх машины — бюрики оцепляли Общежитие — сунулся в дверцу и свернул голову водителя. Вытащив его из гнезда, бросил под колеса, нацепил телемонокль и вложил запястья в сенсорные пазы. Через модем машины Фнад вошел в геовэб и попал на сервер «Вмешательства», расположенный не в Парке, но плавающий высоко над ним. Сектор этот имел точно такой же вид, как и заповедник, в котором Фнад последний раз разговаривал с ламой.

И лама тоже был здесь, причем аватара повторяла его вид в реале. Худой невысокий старичок с морщинистой лысиной...

‘С Машиной не вышло, — сказал Фнад. — Она у дерекламистов. Зато репутация ЭА — коту под хвост. Насчет винчестера...’

‘Забудьте про винчестер, — сказал лама. — Теперь это не имеет смысла. Сфера опустилась. Вам необходимо уничтожить ИскИнов прежде, чем кто-то доберется до них.’