Хрустящие простыни под рукой. Запах трав и лекарств. Сухость во рту.
Мутные воспоминания.
Веки тяжёлые и никак не открываются. Издалека раздаются голоса; первый, мужской, резкий, хриплый, похожий на огненную бурю:
– Не вам меня обвинять!
– Вас не было неделю, – второй тоже мужской, и в нём звучит раздражение и неприязнь.
Она хочет поднять руку, пошевелиться, но тело будто онемело. Сил нет. Магии нет! Успокоив дыхание, она пробует пошевелить пальцами и если не вызвать заклинание, то хоть ощутить дыхание ветра, движение воды, прохладу на кончиках пальцев. То, к чему она привыкла с детства. И постепенно эти ощущения возвращаются. Магия всё ещё в ней.
Опять хриплый голос, вспыхнувший негодованием, будто чиркнули спичкой:
– В Академии всегда есть страж на посту. Печати не нарушены. Но на неё всё равно напали! И теперь вы валите всё на меня?!
– Значит, вы плохо выполняете свою работу. Между прочим, вы обещали всяческую поддержку, а Николай уверял, что с вами студенты в безопасности…
Как монотонный серый дождь по стеклу. Слова сливаются в холодные струи, от них начинает болеть голова. Она хочет крикнуть, чтобы вернулся хриплый голос. Но губы еле шевелятся, даже дышать тяжело. Рядом раздаются шаги, и шёлковое тепло касается кожи.
– Как она? – В хриплом голосе появляется тепло.
– Какая забота с вашей стороны, не ожидал от стража, – второй голос приближается.
Повисает тишина, но от близости первого голоса она наполняется ощущением, будто рядом горит костёр, с которого сыпятся искры.
Второй голос продолжает:
– Временная слабость, небольшая кровопотеря. Не смотрите так на меня, Ард. От вашего взгляда я не истлею, как бы вам ни хотелось.
– Когда она придёт в себя?
– Вам не терпится устроить допрос? Увы, придётся дождаться утра. Ард, да имейте совесть! Какие сигареты в лечебнице?
– Да не собирался я! Значит, до утра? Мне есть чем заняться.
– Как и мне.
Голоса удаляются. И почти сразу накатывает тяжёлое забытьё.
Кристина просыпается от напева «Пьяного матроса». Вместо вчерашней одежды – голубая больничная сорочка. Яркий свет солнца из окна заставляет прищуриться, и Кристина приподнимается на продавленной подушке, чтобы оглядеться.
По полу под воздействием простого заклинания скользит швабра. Около стола напротив кровати суетится молодой лекарь в тёмно-синем халате. Он немного сутулится из-за своего высокого роста и, напевая, расставляет баночки на подносе и пританцовывает. Пахнет спиртом и лекарственными травами. Кристина негромко здоровается:
– Доброе утро.
Лекарь оглядывается и широко улыбается:
– О, ты проснулась. – Он немного картавит и щурится одним глазом. Из-под рукава медицинского халата подглядывает татуировка в виде алхимического символа: два треугольника, пересечённые линиями, но детальнее рассмотреть не удаётся.
– А можно мне в туалет? – Кристина неуклюже садится, морщась от того, как тяжело даётся каждое движение: тело будто свинцом налилось. Кожа зудит, будто налетели комары и искусали, пока она спала. – И когда я могу вернуться к занятиям?
Она не знает, сколько времени прошло. Ночь? Несколько? Сколько занятий она пропустила? И когда приходили голоса? Кажется, вечер, когда Кристина вышла от Ады и Андрея, прошёл так давно, что все события стёрлись из памяти. А отец знает? А Лиза? Телефон! Кристина хватает его и, сосредоточившись, выхватывает дату. С удивлением понимает, что всего-то ночь прошла. Но оставаться в больнице нет никакого желания.
Она хочет ворваться в оранжерею, создать брызги, соткать из потока воды замысловатые фигуры, да хоть заглянуть в их с Адой мастерскую!
– После палаты сразу направо. – Лекарь кивает и добавляет: – И я позову врача.
Он выходит, оставив её наедине с тишиной и белизной палаты, от которых мутит. Кристина сомневается, что сможет уйти куда-то дальше коридора, но просить о помощи не собирается. С трудом дойдя до туалета и ванной, она несколько минут тратит на то, чтобы вовсю наиграться с потоком воды из крана: та покорно принимает разную форму, разлетается в стороны и собирается обратно.
Кристина поднимает взгляд в зеркало и удивляется: на неё смотрит бледная тень. Вид уставший, как после первой сессии, под глазами круги, а на плече что-то темнеет. Чуть спустив сорочку, она долго изучает след, будто по коже размазали намоченный водой уголь. Так Лиза мазала пальцы на фотосессии прошлой осенью. Надавив пальцем, Кристина ойкает от неприятной боли – как от укуса осы. Чёрт. Это что, оставили тени? Или ей ввели лекарство?
Образы из прошлой ночи возвращаются и оседают пеплом в мыслях, а с ними возвращается и липкий страх. Кристина отшатывается, отражение вторит ей. Нет-нет, это всё не с ней! Это не её хватали и лишали воздуха!
Вырваться. На воздух, на волю, куда угодно – подальше от больницы и мерзкого запаха лекарств. Отчего-то именно он напоминает о встрече с тенями. Накатывает слабость, кружится голова. Кристина возвращается в палату и, насколько может, быстро осматривает тумбочку и койку в поисках одежды, но не находит. Оборачивается, когда слышит шаги: к ней заходит долговязый лекарь вслед за главным врачом Академии – Кристина припоминает, что её зовут Верой, на первом курсе она помогала избавиться от ожогов после неудачного эксперимента с паром. А вот за ней входит незнакомка в белом халате, накинутом поверх элегантного небесно-голубого костюма.
Вера – невысокая и крепкая, волосы заколоты под белоснежную косынку – приветствует и спрашивает о самочувствии, просит сесть на койку и начинает осмотр. Её пальцы сухие и какие-то… требовательные. Кристина не любит чужих прикосновений, и ей хочется отвернуться, но не даёт покоя след на плече. Показывая язык и приспустив с плеча сорочку, Кристина изучает незнакомку: она не походит на лекарку и почему-то напоминает дружелюбную кошку, которая будет мурлыкать и унимать боль. В ушах покачиваются серьги-бабочки, которые отвлекают от неприятных ощущений.
– Ты помнишь, что с тобой произошло? – Голос Веры такой же сухой, как и её руки, щупающие странные следы.
Кристина не любит лечебницы и не верит в убеждения лекарей, – поэтому она коротко кивает. Стерильность палаты и белые стены давят, через окна, немного задёрнутые шторами, проникает редкий дневной свет.
– Стас, приготовь лекарство, – распоряжается Вера и, не спросив разрешения, закатывает рукав сорочки Кристины, чтобы померить давление.
Кристина прикрывает глаза. Нет-нет, пусть уберут эти руки! Вот так – без спроса, без объяснений, без её согласия – она не хочет. Хотя бы простая вежливость! Но не спорит, надеясь, что процедуры закончатся быстро и можно уйти. Чувствует, как сжимается предплечье, а потом выходит воздух. Вера убирает тонометр.
– Пульс в порядке. Но надо ввести лекарство. Это не больно.
Какая глупая ложь. Всегда больно.
– Кристина, – к ней вдруг обращается эта кошка, – меня зовут Соня, я из Управления по делам магов. Я здесь, чтобы помочь. Мы все очень обеспокоены тем, что с тобой произошло, но ты помнишь хоть что-нибудь? Это были тени?
– Наверное. – Кристина почти отдёргивает руку, когда Стас передаёт Вере шприц. – Свет погас… и так холодно. Ай!
Лекарство болезненное, и Кристина быстро убирает руку, как только Вера перевязывает место укола. Сейчас она ощущает себя отчаянно одиноко, отрезанная от остального мира стенами палаты.
– Ну, не капризничай, – ворчит Вера. – Скоро завтрак принесут, поешь, вон худая какая.
Соня присаживается на край койки и смотрит с сочувствием. Кажется, и правда приласкает и успокоит. «Не надо, – проносится в голове. – Не надо меня трогать». Скажи она это вслух, окончательно покажет себя капризным ребёнком.
– Пойми, это важно. Мы думаем… – Соня осекается и хмурится. – Ты кого-нибудь видела?
– Там было темно. Но я видела зелёные вспышки.
– Это было какое-то заклинание? Или фейерверк? – Соня всё-таки кладёт ладонь поверх её, прикосновение тёплое, но опять – чужое.
Наверное, надо вспомнить. Зелёные вспышки… как перед Академией, когда накладывали печати. Кристина хмурится, и какое-то странное чувство заползает под кожу и тянет.
– А разве не стражи занимаются расследованием?
– Всё так. – Соня кивает, и серьги-бабочки покачиваются в ушах. – Но я бы хотела больше узнать, что ты видела или чувствовала. Подумай, откуда взялась зелёная вспышка? Кто-то оказался рядом? Но тебя нашли твои друзья.
Образы бьют волнами и накрывают с головой. Утягивают прочь. К ней будто возвращается мрак с запахом дыма, а пульсация на плече усиливается, и голова кружится, и тьма кусается…
Соня обхватывает её запястья в желании успокоить – наверное? Иначе почему? Но Кристина чувствует угрозу – ведь так же её касались тени. Нет, не так же, конечно! Но паника слишком густая, ладони холодеют, и хочется отстраниться от всех! Кристина вскакивает на кровати, прижимаясь спиной к шершавой холодной стене, отгоняя воспоминания о том, как её пытались куда-то утащить. Тело всё ещё болезненно слабое, но злость помогает – на себя, на эту больницу, на укол, в конце концов! Кристина старается, чтобы слова звучали твёрдо:
– Только посмейте до меня дотронуться.
– Милая, тебе никто не хочет причинить вреда. – Соня поднимается и подходит ближе, протягивает руку. – Мы здесь, чтобы защитить тебя.
– Я могу сама себя защитить!
Поднимается вихрь, который пахнет морем. Он сметает со стола пробирки и склянки. Лёгкие кружевные занавески рвутся с карнизов, вздымаясь парусами. Соня отшатывается и запахивает разметавшиеся полы халата. Вера спохватывается, и из пола вырастает каменный щит, окружая их троих.
Кристина аккуратно спускается на холодный пол. Ещё влажный после уборки, он холодит босые ступни. Волосы путаются и липнут к лицу от бурного ветра.
Дышать. Выбраться из клетки больницы.
И всё же магия ещё не до конца ожила. Вихрь срывается с рук, крушит всё вокруг в последнем порыве… и опадает безмятежным бризом. Кристину шатает. Ей хочется осесть на пол, но это непозволительная слабость.
В коридоре слышны быстрые шаги, и через мгновение в палату заходит Кирилл. Замирает и медленно оглядывается. Под его высокими шнурованными ботинками хрустят осколки разбитых банок. Решительные и быстрые движения, а чёрная рубашка навыпуск над тёмно-серыми брюками. Форма стража как никогда ему идёт. Он смотрит на Кристину, но обращается вроде как ко всем:
– У вас, я смотрю, тоже доброе утро. Как самочувствие после теней?
Каменный щит тут же осыпается комьями земли на белоснежный пол. Отвечает Соня:
– Кирилл, рада тебя видеть. Я хотела узнать, что случилось в Академии, пока тебя не было. – Кристина не совсем понимает тон, но видит, как Кирилл поджимает губы. Он бросает на каждого короткий взгляд и поворачивается к Кристине. Подходит, не обращая внимания на стекло под ногами. И протягивает руку, обтянутую кожей перчатки:
– Я спрашивал не у вас. Кристина, ты в порядке?
Она чувствует, как краска заливает лицо. Теперь её вспышка гнева кажется дуростью. Но она не может отказаться от его крепкой руки. Опершись на неё, Кристина переводит дыхание и неловко объясняет:
– Я пыталась вспомнить… и меня унесло. Я видела зелёные вспышки… похоже на печати. Наверное. Но я не уверена.
– Это дело стражей. – Кирилл заглядывает в глаза, и только теперь до Кристины доходит, что он же вернулся из мира теней! И почему у него такое выражение лица? Похоже на затаённый страх, так отец порой смотрел на Лизу, когда она в раздражении уезжала в закат.
– Верно. – Соня подходит к ним, и теперь от её пристального взгляда неуютно. – Но Яков очень заинтересован в том, чтобы мы разобрались вместе.
– Ой, хватит, а. Скорее уж, ты хочешь выслужиться.
– О, тебе известны мои желания? – Соня не сердится, скорее усмехается.
– Кирилл Романович, – голос Веры звучит с плохо скрываемым раздражением, которое скрипит, как дурно настроенное пианино, – успокойте её, и пусть она отлежится несколько дней. Вы посмотрите, какая бледная! И что тут устроила!
Неосознанно Кристина хватается за предплечье Кирилла, стискивая ткань рубашки. Ей кажется, что он вздрагивает.
– Я хочу на воздух, – она старается, чтобы это звучало не капризом, а просьбой.
Он смотрит ей в глаза несколько секунд и после этого коротко кивает. Её рука безвольно соскальзывает с его предплечья, когда он отступает к выходу.
– Я её забираю. И не возражай. Это дела стражей.
– Что ж. – Соня вздыхает и тянется к карману брюк, из которого достаёт визитку, увитую цветочным орнаментом. – Я буду рада, если ты поделишься со мной тем, что сможешь вспомнить. И, Кристина, ты очень сильный маг. Не каждый сможет противостоять теням.
– У меня хороший учитель. – Она смотрит на Кирилла, а тот в удивлении приподнимает одну бровь. – Спасибо. За визитку.
Она не отказывается только из вежливости. Вера снова начинает настаивать, чтобы Кристину оставили в покое, что нужны обследования, но Кирилл перебивает:
– Нужны. В Службе. Наши лекари умеют изгонять магию теней. Вы – нет. Кристина, жду в коридоре.
Стас, пожав плечами на возмущённый взгляд Веры, распахивает шкаф в углу, на полочке которого лежит одежда. Кристина с облегчением сдёргивает больничную сорочку, наплевав на чужие взгляды, и ныряет в джинсы и водолазку. Ладно, одна крохотная мысль проскальзывает ужиком: Кирилл не смотрит. И хорошо! Нет, она не стесняется его взгляда. Но не хочет, чтобы он видел её такой: в простом белье, неопрятной, после больницы.
Когда они выходят, её окликает Соня:
– Кристина, пожалуйста, подумай о том, почему ты видела печати, но никто не пришёл на помощь. Обещаешь?
Рассеянно кивнув, она выскальзывает из больницы, подхватив из шкафа свой рюкзачок.
На улице по-осеннему тепло и пахнет жареными каштанами. Их продают студенты с маленьких тележек на колёсах. На лужайках Академии разложены разноцветные пледы, похожие издалека на огромные цветы. В такую погоду многие предпочитают колдовать на свежем воздухе в перерывах между занятиями. Одна группа даже вытащила на улицу алхимический стол с инструментами.
Корпус лечебницы находится вдали от других зданий, недалеко от озера, к которому и направился Кирилл. Его пальцы оплели её, тихий голос прошелестел: «Идём». Заметив, что она медлит и чуть ли не спотыкается, Кирилл обнимает её за плечи и поддерживает, но с каждым шагом Кристина чувствует, что ей становится лучше. Надо бы ещё поесть толком и принять душ… телефон в кармане джинсов вибрирует, и Кристина быстро отвечает Аде и Ивану, что с ней всё хорошо. Ещё одна эсэмэс для Лизы и отцу – с предупреждением, что сегодня вечером не сможет приехать в лавку.
Кирилл подводит её к озеру, и Кристина чувствует, что даже может его отпустить. Закрыв глаза, она подставляет лицо солнцу, и его лучи щекочут закрытые веки, ласкают теплом лицо и руки, пригревают сквозь ткань водолазки.
– Держи, – доносится голос Кирилла.
Открыв глаза, Кристина оборачивается. На чёрном мундире блестит медный значок стража. В руках Кирилл держит плитку шоколада в фиолетовой обёртке: судя по рисунку, вишня с миндалём.
– Это мне? – Кристина недоверчиво принимает шоколадку, не понимая зачем.
– Извини, корзины для пикника у меня нет. – Кирилл закуривает, и дым кажется гуще, чем от обычной сигареты. – А шоколад поднимает настроение и гемоглобин, тебе нужно. А теперь рассказывай.
– Я правда плохо помню то, что произошло. А когда попыталась вспомнить… – Кристина шуршит фольгой и отправляет в рот несколько долек. Она не уверена насчёт гемоглобина, но в шоколаде определённо скрыта магия. Сладкая и тающая на пальцах.
Кирилл терпеливо ждёт, давая ей время, и за это она благодарна. Она подходит ближе и опускается на островок пожухлой травы – снова накатывает слабость. Плечо ноет. Кристина смотрит, прищурившись, снизу вверх и хлопает рукой рядом.
– Не сядешь? Ой, твои брюки! Испачкаются ведь…
Усмехнувшись, Кирилл опускается рядом так близко, что касается её плечом: случайно или специально? От него пахнет высушенной травой и горьким табаком. Его присутствие успокаивает. Он не задаёт навязчивых вопросов, не пытается успокоить, но слушает внимательно. Кристина старается осторожно прикоснуться к воспоминаниям, вынуть каждую деталь. Вдруг это поможет найти других ребят?
Тлеет кончик его сигареты. Закончив рассказ, Кристина замолкает, едва дыша, осознавая: всё это время они касались друг друга, делили уединение. Кристине кажется, что если и бывает в мире спокойствие, то оно сейчас даровано им двоим. Возможно, у Кирилла в жизни не так много моментов, когда можно просто сидеть на лужайке и смотреть, как по озеру проходит рябь от ветра.
– Кристина, – его голос звучит совсем тихо, но она всё равно вздрагивает от того, как звучит её имя в его устах. Будто провели ногтем по внутренней стороне руки. Шоколад в пальцах тает. – Я не знаю, что от тебя понадобилось и кому, но обещаю, что выясню. Тени никогда не тревожили Академию.
– Спасибо, – выдыхает она. И тут же поясняет: – В смысле, что вытащил из палаты. Я не могла там оставаться. Стены давили.
– Я так и понял. Тоже не люблю больницы.
– Моя мама… она умирала в одной из них. А потом Лиза, моя сестра… нет-нет, с ней всё в порядке, но однажды она попала в мотоаварию. И ей пришлось несладко.
– Чёрт. – Кирилл делает последнюю затяжку и гасит окурок о пачку сигарет. – Сочувствую.
Кристина смаргивает слёзы. Сейчас, после нападения и тревожного утра в больнице, она чувствует слабость и уязвимость, и боль от потери вспыхивает так, будто никуда и не делась, только ждала момента, чтобы ужалить.
– Спасибо, – голос дрожит. – Кажется, я до сих пор не оправилась от её смерти. Мама была удивительной! Знаешь, постоянно исследовала магию, участвовала в ритуалах, училась. Папа её звал маленьким вихрем. И вот… оказалась не в том месте и не в то время. Когда она умерла, папа ночевал в машине, в которой она ездила, потому что та хранила её запах.
– От неё у тебя любовь к знаниям?
– И от дедушки, маминого отца. С него началась наша мастерская.
– А чем занимается твоя старшая сестра?
– В основном лавкой. Делает амулеты, я только помогаю. И она увлекается музыкой и мотоциклами.
Кристина набирается смелости и смотрит на Кирилла, который изучает её. И вдруг протягивает руку, чтобы убрать налипшую прядь за ухо.
Вот тебе и кирпичики. Рушится её стена, рушится её мир – и в то же время наполняется чем-то иным, что пахнет дымом и пламенеет.
На солнце едва заметно, как вокруг Кирилла чуть сгущается воздух. Ей хочется прикоснуться к его магии, такой непохожей на то, что она видит у других магов. И в то же время – чтобы он её обнял.
– У моей матери отняли магию. Никогда не забуду ужас в её взгляде. И сегодня мне показалось, что в твоих глазах мелькнул тот же страх.
– Такое возможно?
– В этом мире всё можно разрушить и разбить на осколки. Любую силу, любое чувство можно снести до основания и обнажить до скелета. А потом раскрошить и его. И маги – не исключение, – в его словах звучит печаль.
– Поэтому… ты стал стражем? Чтобы не дать разрушать?
– Возможно. Хотя тогда меня больше волновало, как бы меня не выжгла моя же собственная магия. Никакие практики не помогали, и я решил, что в Школе стражей знают, что делать.
Набравшись смелости, Кристина касается пальцами полоски его кожи между краем перчаток и манжетом рубашки. Робко, готовая в любой момент сделать вид, что вовсе не жалела его. Но Кирилл не убирает руки. Он пускает искры, которые задевают пальцы Кристины: колко, приятно, чуть-чуть щекотно. Шоколад забыт, как и странное утро в лечебнице. Рядом с Кириллом она чувствует себя защищённой, и от теней, и от нежелательных прикосновений – ведь его как раз желанны! Для неё Кирилл похож на благородного рыцаря, готового саму тьму вызвать на поединок, чтобы защитить других, что бы он ни думал о себе.
Тихо плещется озеро, ветерок приносит запах дыма.
– Я не сказала… – она чувствует себя заворожённой тёмным колдуном. – С возвращением из теней.
– Я рад вернуться. Жаль, что не уберёг тебя.
Кажется, из неё выбили дух. Он так близко, а озеро – то самое, рядом с которым она благословила его, – расстилается перед ними глубокой синей гладью. Может, признаться, что она готова благословлять его каждый раз? Поделиться, как ей нравится делить с ним такие моменты?
Или тогда он позволил ей поцелуй, потому что боялся не вернуться? Кристина совершенно теряется. Для неё тот вечер у озера значил так много, а теперь она не уверена, как его воспринял Кирилл. Она бы не удивилась, захоти он просто отвлечься перед уходом. А сейчас поддержал её как преподаватель, ведь так и делают хорошие наставники.