Дело о вещих снах

5

– Итак… – пробормотал Ницан, покачиваясь в любимом кресле. – Итак… Что нам известно на сегодняшний день? Господин Шу-Суэн Барроэс некоторое время назад увидел странный сон. Точнее, первого нисана. Чуть меньше полутора лет прошло. На следующую ночь сон повторился, а затем – еще раз. В ночь на первое, на второе и на третье нисана. Учитывая, что первый раз сон приснился аккурат в канун Дня нисхождения Мардука, Шу-Суэн считает его вещим. Он обращается к толкователям из храма Нергала. Ну, ребята, конечно, не самые искусные толкователи, но кое-что соображают. Они утверждают, что сон предупреждает господина Шу-Суэна о смертельной опасности, которая исходит от некоего человека. Далее покойный, который тогда еще не был покойным, а вполне живым и даже весьма энергичным человеком, начинает тратить большие деньги на визиты к толкователям, чтобы выяснить подробности относительно неизвестного врага. Выясняет все, вплоть до имени последнего. Устанавливает, что все недавние несчастья делового характера, свалившиеся на торговый дом «Хаггай Барроэс», являются проявлением злой воли всемогущего господина Ошеа, стоящего за спиной конкурентов и фактически действующего против господина Шу-Суэна и его торговой империи.

Умник слушал внимательно, только кончик хвоста чуть подрагивал.

– Ага. Господин Шу-Суэн принялся искать конкурента. И нашел его… Ну, об этом потом. Нашел, значит, и убедился в том, что сны сказали ему чистую правду. И значит, вот тут-то он и решил раз и навсегда избавиться от опасности. Ибо спустя какое-то время увидел еще одну порцию вещих снов, из которых следовало, что коварный господин Ошеа намерен не просто разрушить империю Барроэсов, но и довести до смерти господина Шу-Суэна и его супругу. Опять-таки, получает тому вполне веские, материальные подтверждения. И решает принять меры. Нанести упреждающий удар. Господин Ошеа большой хитрец, экономически его победить невозможно, ибо он распылил свое состояние по нескольким десяткам предприятий. И остается только физически устранить его. В порядке самообороны, так сказать, – Ницан вздохнул и раздраженно побарабанил пальцами по столу. Умник согласно кивнул и повторил дробь – но не пальцами, а длинным голым хвостом. – Да-а… Вот представь себе, Умник: я по какой-то причине счел тебя смертельным врагом… – Ницан хмуро взглянул на рапаита. – Что смотришь? Не за что? А кто мне с похмелья вместо нормального пойла подсунул кружку с водой? Не повод? Да за такое… – сыщик почувствовал, как захлестывает чувство незаслуженной обиды. Крысенок виновато опустил голову. – Ладно, – великодушно сказал Ницан. – Ты все-таки исправился. И, конечно, ты ни при чем. А вот представь себе, что ты – при чем! И не исправился. Не захотел исправляться, и вместо того, чтобы честно поднести мне выпивку, снова подсунул эту гадость… – Умник изо всех сил замотал головой и протестующе пискнул. – Ну я же говорю: предположим. Предположим! Итак, я понимаю, что ты желаешь моей смерти. И получаю этому неоспоримые доказательства в виде рюмки с водой… – Ницан скривился. – Тьфу, гадость… Словом, деваться мне некуда – я должен избавиться от опасности. Верно? Иначе я, в конце концов, от воды загнусь. Никто этого всерьез не принимает! Никто! И не понимает! Сволочи! – сыщик изо всех сил стукнул кулаком по столу. Чернильница, на которой сидел рапаит, подпрыгнула, а сам крысенок кубарем скатился со стола и спрятался за ножку, настороженно поглядывая на хозяина блестящими глазками-бусинами. Ницан озадаченно посмотрел на опустевшую чернильницу, перевел взгляд на Умника. – Кажется, я совсем запутался… – пробормотал он. Умник немедленно взлетел на стол и протянул сыщику высокий стакан, доверху заполненный густой темно-красной жидкостью. – Ага, – сказал Ницан. – Вот-вот, молодец. Исправляешься…

Освежив память, он крякнул, отставил пустой стакан в сторону и продолжил – тоном ниже:

– Короче, я, вроде бы, принимаю меры, которые должны решить мои проблемы радикально – спровадить на тот свет… Э-э, хватит обо мне и тебе, дружок, – сказал Ницан. – В общем, ты меня понял. Муженек нашей клиентки, блаженной памяти господин Шу-Суэн Барроэс, был уверен в том, что у него есть смертельный враг, Ошеа, истинный конкурент империи Барроэс. Он даже проговаривается однажды своей супруге, что готов прикончить этого Ошеа. Во всяком случае, именно так я трактую его высказывание, что, мол, недолго этому негодяю осквернять своим присутствием мир живых. Иными словами, скоро, мол, этот негодяй отправится в мир мертвых… – Ницан задумался, потом пояснил: – Негодяй – это покойный так считал, я просто повторяю. У меня нет ровным счетом никаких оснований считать господина Ошеа негодяем… Да, так вот. Господин Шу-Суэн Барроэс считал господина Ошеа преступником и убийцей, на совести у которого было много чего, и к тому же – угрожающим его собственной жизни. И господин Шу-Суэн Барроэс, в девичестве – Лагаши, умирает. Можем ли мы предположить, что его подозрения относительно господина Ошеа были справедливы? Нет, ибо господин Ошеа не является ни негодяем, ни, тем более, убийцей. Мало того, господин Ошеа ни в чем не конкурирует с господином Шу-Суэном! Господин Ошеа – старый и очень больной человек, знать не знающий ни о господине Барроэсе-Лагаши, ни о его ненависти. Господин Ошеа мирно доживает немногие оставшиеся ему дни в приюте для престарелых, в Доме призрения, открытом жрецами не кого-нибудь, а страшной Эрешкигаль… Интересно, на кой это им?.. Ну, неважно. Так что я хочу сказать, Умник? А хочу я сказать, что я бы понял, если бы умер господин Ошеа. И ты бы это понял, верно? Поскольку господин Барроэс его ненавидел смертельно и мечтал свести с ним счеты. Предметы, принесенные нам вдовою покойного, являются предметами, необходимыми для обращения к Высшему Судье праведному, – Ницан загнул один палец. – Это раз. Далее. Что этот обряд совершал лично покойный. Два. Что обряд имел отношение к господину Ошеа. Три. И что в результате этого обряда, господин Ошеа должен был получить к своему имени прилагательное «покойный». Четыре. А на самом деле, в результате всех этих действий… – Ницан растопырил пальцы. – В результате, говорю, всех этих действий состояние господина Ошеа ничуть не изменилось по сравнению с тем, в каком он находился десять лет назад, а вот тело господина Шу-Суэна Барроэса покоится в фамильном склепе на восточной окраине Города Мертвых, в квартале Волшебной Травы Энки… С другой стороны, никаких следов насильственной смерти не установили ни персональный целитель Иштари-Каан, ни мой друг Лугальбанда… И возникает вопрос: какого черта мне не спится?!

Ницан раздраженно проглотил очередную порцию спиртного – на этот раз тяжелого аккадского муската, слишком сладкого, но источающего поистине божественный аромат.

Но сыщик недолго смаковал вкус муската. Что-то смутно забрезжило в его сознании, словно последние его слова содержали ключ к загадке.

Или, во всяком случае, один из ключей.

– Спится… – вполголоса повторил он. – Спится – не спится. Мне не спится, а, например, Лугальбанде – спится. И Ошеа Бен-Апсу… – тут он почувствовал, как по плечам его пробежал легкий озноб. Он даже протрезвел. Умник, чутко реагировавший на состояние своего хозяина, тут же поднес ему глиняную кружку с крепчайшим «Венком Ниппура».

Ницан сделал глоток – и даже не почувствовал крепости. И не потому, что коварный Лугальбанда вновь наложил заклятье на потребляемые им напитки. Просто ему вдруг показалось, что отдельные части головоломки начали складываться воедино. Нет, пока что общие очертания были достаточно туманны, а в самом центре причудливой картины зияло белое пятно.

Но…

– Нет, – сказал он после короткого раздумья и вздохнул. – Нет, Умник, так у нас ничего не получится. Давай-ка представим себя на месте… мм… на месте Высшего Судьи праведного, а?

Умник испуганно прижал уши и энергично замотал головой.

– Что? – хмуро вопросил Ницан. – Думаешь, не получится? А придется попробовать. Я буду Высшим Судьей праведным, а ты, стало быть, просителем-молебщиком. То есть, покойным господином Шу-Суэном. А господином Ошеа… – Ницан огляделся по сторонам. – А господином Ошеа будет у нас Красавчик. Он и правда ни черта не понимает в нашем деле. Итак, поехали! – сыщик удовлетворенно потер руки и грозно воззрился на демона. – Н-ну, смертный? Что побудило тебя прибегнуть к моей помощи? Валяй, – сказал он Умнику обычным голосом. – Начинай просить.

Умник принял позу умоляющего – прижал одну лапку к сердцу, вторую протянув к Ницану, и громко застучал хвостом.

– Ага, – удовлетворенно произнес Ницан, вновь входя в роль грозного божества. – Стало быть, ты просишь меня о наказании страшного преступника. Так? Виновного… – тут Ницан извлек из кармана бумажку, привезенную из Кетар-Дин, развернул ее. – Так, виновного, – прочитал он, – в преступлениях, переполнивших чашу терпения. И тут ты, понятное дело, указываешь на преступника.

Умник с готовностью кивнул и указал лапкой на зеркало.

– Так. И я проверяю – целых тридцать дней, – после чего обнаруживаю, что… – Ницан грозно нахмурился. – Обнаруживаю, что ты меня надул!

Крысенок втянул голову в плечи.

– Да-да! – вскричал Ницан. – Я обнаруживаю, что ты меня надул. Что ты осмелился требовать смерти ни в чем неповинного Красавчика… то есть, я хотел сказать, Ошеа Бен-Апсу! И тут… – он замолчал, уставившись неподвижным взглядом в пространство поверх головы Умника. – Вот так-так… – пробормотал он. – Вот так-так… В самом деле, что может произойти, если поклонник Высшего Судьи праведного обратится к своему небесному патрону с просьбой о наказании невиновного?.. Ах, проклятье! – Ницан занес было руку, чтоб снова ударить кулаком по столу, на не ударил. Разжав кулак, он задумчиво потер подбородок, после чего сказал – трезвым, негромким голосом: – Вот о чем я должен был спросить в полицейском управлении у Хранителя культа. А я не спросил. Но знаешь, что удивительно? – сыщик легонько щелкнул крысенка по носу. – Удивительно то, что я уже знаю ответ.

Умник изобразил радость неизбывную. То есть, прошелся колесом по столу, затем вспрыгнул на бронзовую чернильницу, дважды обвил ее хвостом, после чего исчез – чтобы вернуться с очередной порцией спиртного.

– А вот этого теперь мне не надо, – строго сказал Ницан. – Ты же знаешь, что я не пью при завершении дела.

На мордочке Умника появилось озадаченное выражение. Он нервно постучал хвостом и беспомощно оглянулся, видимо, пытаясь решить – кому бы подарить уже принесенную рюмку. Ницану стало жаль рапаита, поэтому он принял рюмку, но при этом строго погрозил пальцем.

Он связался по домашнему коммуникатору с клиенткой, попросив ее пригласить завтра вечером всех руководителей компании.

– Желательно было бы собрать всех в тайном святилище вашего покойного мужа, – добавил он. И отключил коммуникатор прежде, чем удивленная вдова попросила объяснений.

Затем, тяжело вздохнув, отправил Лугальбанде фантомный образ и попросил мага-эксперта также прибыть в загородный дом Барроэсов. Лугальбанда по обыкновению поворчал, но приглашение принял. Ему было любопытно, что же раскопал его непутевый друг.

После этого Ницан рухнул на койку и беспробудно проспал почти до полудня.

Следующий день он целиком посвятил приведению себя в сколько-нибудь приличный вид. Правда, это не касалось куртки и трехдневной щетины. Но вот рубашку Ницан надел ослепительно белую (спасибо Нурсаг) и даже причесался (вернее, посчитал, что причесался).

Эффект был достигнут: увидев сыщика, клиентка удивилась и ничего не спросила. Они молча прошли в тайное святилище, устроенное Шу-Суэном – домашний храм Высшего Судьи праведного.

– С вашего позволения, – сказал Ницан, стоя перед статуей грозного бога с двумя мечами, – мне кое-что понадобится… – он огляделся по сторонам. – Я специально пришел чуть раньше… Будьте добры, – обратился он к вдове, – тут нужно кое-что приготовить.

По его указанию големы принесли в святилище большой круглый стол. Поставленный посередине, он занял едва ли не все пространство маленького храма.

– Так… – пробормотал Ницан. – Теперь сюда мы положим диск.

Губы вдовы дрогнули, когда сыщик водрузил на стол хорошо знакомый ей диск, разделенный на сектора, а затем поставил на диск две толстые свечи, желтую и черную. Но госпожа Барроэс ни слова не сказала. Ницан накрыл столик покрывалом, специально приготовленным для него юной Астаг. Покрывало обладало сильной магической защитой и не позволяло никаким способом угадать, что скрывается под ним.

Ницан удовлетворенно потер руки.

– Вот так, – сказал он. – Все готово, теперь можно ждать гостей…

Ницан церемонно поклонился вдове и пригласил ее сесть на отведенное заранее место – удобное кресло у стены, задрапированной тяжелой портьерой. Сам сел напротив. Тотчас за его спиной встал голем – то ли охранник, то ли слуга. Ницан недовольно покосился на него. Ему вовсе не нравилось присутствие за спиной неподвижной фигуры. Но он промолчал и лишь зябко повел плечами, избавляясь от неприятного ощущения.

Вскоре появился Нуррикудурр Барроэс. Старший из двух кузенов хозяйки, он выглядел очень удивленным, войдя в ранее незнакомое ему помещение. Подойдя к Нурит Барроэс, он пробормотал слова приветствия и тут же сел в указанное ему кресло. Статуя божества оказалась почти точно напротив. Нуррикудурр немедленно уставился на нее. Губы у него нервно подрагивали.

Следом явился Ишти Балу – надутый, с брезгливо оттопыренной нижней губой. Хотя кресло, которое ему предложила занять вдова, находилось рядом с Нуррикудурром, Ишти Балу демонстративно пересел в другое. Вообще, кузены старались не смотреть друг на друга.

Апсу Баэль-Шуцэрр и Сарит Нир-Баэль пришли вместе. Коммерческий директор был величественно спокоен, что вполне гармонировало с его немалым весом. Генеральный менеджер сегодня, в отличие от памятного вечера, обошлась минимумом косметики и украшений – типичная деловая женщина, с привлекательными, хотя и грубоватыми чертами лица. Похоже было, что, в отличие от родственников Нурит Барроэс, они не сразу осознали непривычность помещения, в которое их привели молчаливые големы с гербом Барроэсов на глиняных лбах. Заняв места между Нуррикудурром и Ишти Балу, они оживленно переговаривались – правда, не переступая рамки приличия.

Последним в святилище вплыл Лугальбанда. Маг-эксперт смотрелся эффектно – в синей развевающейся магии, с волнистой пышной бородой и пронзительным взглядом разноцветных глаз, коим он поочередно словно пронзил каждого из присутствующих. Ницан еле заметно усмехнулся. Лугаль действительно изрядно помолодел за последнее время. Правда, теперь это Ницана не удивляло, а забавляло. Как забавляло его и то, что присутствующие старательно избегали встречаться с ним взглядами. Действительно, никто из них не знал толком, кто этот странный тип, бесцеремонно развалившийся в кресле. На прошлом приеме Нурит представила его как друга детства, но, скорее всего, в это никто не поверил.

С этого он и решил начать, подождав, пока все рассядутся и прекратят обмен негромкими репликами. Вдова вопросительно взглянула на Ницана. Сыщик кивнул и поднялся со своего места.

– Прежде всего, – сказал он, позвольте представиться. – Меня зовут Ницан Бар-Аба. Впрочем, имя мое вы уже знаете – госпожа Барроэс представляла меня вам. Другое дело, что она представила меня как друга детства, а это не совсем так. Вернее, совсем не так.

При этих словах Нуррикудурр громко заскрипел креслом, а Ишти Балу фыркнул.

– Да-да, отношения между нами носят несколько иной характер, – добавил Ницан.

После этой фразы в храме повисла тишина, и на него вытаращили глаза уже все. Кроме, разумеется, самой вдовы. Ницан не сразу понял, что причиной тому – явная двусмысленность последней фразы.

– Вот черт… – растерянно пробормотал он. – Я имел в виду совсем не… В общем, между нами отношения деловые. То есть, я хочу сказать, госпожа Барроэс – моя клиентка… – он отер салфеткой вспотевший лоб.

– Клиентка? Ничего не понимаю! – нервно воскликнул Нуррикудурр. – Вы кто такой?

Ницан успокаивающе поднял руку.

– Всего лишь частный сыщик, – сообщил он.

– Час от часу не легче, – проворчал Ишти Балу. – И чем же вы занимались по просьбе нашей кузины?

– Всего лишь обстоятельства смерти ее мужа, господина Шу-Суэна Барроэса-Лагашти, – тем же успокаивающим тоном произнес Ницан. Вынув из внутреннего карман куртки свидетельство о смерти Шу-Суэна, он прочитал: – «Свидетельство об исходе из мира живых. Мы свидетельствуем, что Шу-Суэн Барроэс ушел из мира живых в мир мертвых мирно и безболезненно, от сердечной недостаточности. Его сердце остановилось, его глаза закрылись. Слух его затворен для верхнего мира. Пусть истинное имя послужит ему ключом к воротам царства Эрешкигаль Милосердной. Настоящее свидетельство исхода из мира живых составлено целителем высшей категории Иштари-Кааном, магом-целителем Энки-Ганом и целителем первой категории Ахазом Шамашем». Ну, далее – подписи, печати… – Ницан помахал листком в воздухе. – Как видите, ничего из ряда вон выходящего.

– Вот именно! – воскликнул Нуррикудурр. – Умер от сердечной недостаточности, что ж тут странного? О каких обстоятельствах идет речь?

– Вы обо всем узнаете, – ответил Ницан. – И очень скоро. Именно для этого я вас и пригласил. То есть, пригласила и вас, и меня госпожа Барроэс. Сегодня истекает третья декада двенадцатого месяца со дня смерти господина Шу-Суэна. Оканчивается траур. Если Шу-Суэн умер своей смертью – ничего страшного, его душа будет мирно существовать в Царстве Мертвых. Но если его смерть была результатом преступления, то душа его уже не обретет покоя – целых семь лет она будет терзаться, не находя забвения. Вот потому-то госпожа Нурит Барроэс и попросила меня разобраться с этим делом – до истечения срока.

– Ну, хорошо! – снова встрял Нуррикудурр. – Все это мы прекрасно знаем. Но с чего вы взяли, что Шу-Суэн пал жертвой преступления? Насколько мне известно, и Иштари-Каан, и прочие целители, составившие свидетельство, весьма сведущие люди. Неужели они прозевали бы, если бы там было что-то подозрительное?

Остальные молчали, но было видно, что они вполне согласны с Нуррикудурром.

Вместо ответа Ницан спросил:

– Кто-нибудь из вас бывал ранее в этом помещении? Осмотритесь, не стесняйтесь!

Гости вдовы Барроэс завертели головами.

– Нет, – ответил Ишти Балу. – Нет, я здесь никогда не был.

– Я тоже, – произнес Нуррикудурр. – И должен сказать, мне здесь не нравится. Этот идол… – он ткнул пальцем в статую бога с двумя мечами. – Вообще, мне здесь как-то… – он поежился.

– Неуютно? – подхватил Ницан. – А вам? – он повернулся к Апсу Баэль-Шуцэрр. Коммерческий директор компании «Хаггай Барроэс» пожал полными плечами.

– Не знаю, – ответил он. – Я равнодушен к религии. Храм как храм. У всех у нас есть домашние святилища. Нет, я здесь никогда не был. Ну и что?

Генеральный менеджер на вопрос сыщика лишь отрицательно качнула головой.

– Самое интересное, – сказал сыщик, – что до самой смерти супруга и госпожа Барроэс не знала о том, что в доме имеется тайное святилище, устроенное Шу-Суэном. Только после его смерти госпожа Барроэс случайно обнаружила этот храм. А в нем – странные предметы, имевшие безусловное отношение к какому-то магическому ритуалу. Который, в свою очередь, показался ей связанным со смертью ее мужа. Подробности я опускаю, но, в конце концов, я тоже пришел к выводу, что господин Шу-Суэн Барроэс не умер от сердечной недостаточности, а был убит. Причиной смерти стало смертное заклятье… Но необычное, – добавил сыщик после небольшой паузы.

– Чушь! – фыркнул Нуррикудурр. – Какое еще смертное заклятье? Уж не хотите ли вы сказать, что такой опытный целитель, как Иштари-Каан не смог его распознать?

– Может быть, Иштари-Каан был в сговоре с преступниками? – предположил вдруг Ишти Балу. – Тогда почему его не пригласили сюда?

– Нет-нет, Иштари-Каан ничем не запятнал своей репутации, – поспешил ответить Ницан. – Он никоим образом не связан с преступлением. И, разумеется, он опознал бы смертное заклятье. Но вы не обратили внимания на то, что я говорю о необычном смертном заклятье. Способ убийства, избранный преступником, был слишком изощренным и не поддавался разоблачению даже такими искушенными в магических практиках целителями, как Иштари-Каан и его коллеги.

– Магические практики? – Лугальбанда покачал огромной головой. – Ты разочаровываешь меня, Ницан. Я еще не слышал, чтобы смертное заклятье, сколь изощренным бы оно ни было, не оказалось распознанным специалистом такого уровня.

– Это еще кто такой? – громким шепотом спросил Апсу Баэль-Шуцэрр у Сарит Нир-Баэль. Та молча пожала плечами.

– Простите, я забыл представить, – сказал Ницан. – Это мой друг Лугальбанда, главный маг-эксперт полицейского управления Тель-Рефаима. Он помогал мне в расследовании, и я счел возможным пригласить его на завершение следствия… Так вот, о смертных заклятьях… – он неторопливо прошелся по комнате. – Есть несколько видов смертных заклятий, – лекторским тоном начал Ницан. – Каждое из них требует особого ритуала – это понятно и всем известно. Но не всем известно, что смертные заклятия зачастую обращены к разным силам, ничего общего между собой не имеющим, за исключением сверхъестественной природы. Еще менее известен тот факт, что существует смертные заклятия, обращаемые не к злым силам, а к благим…

– Но к благим силам обращаются белые маги, – заметил Лугальбанда. – Как может существовать смертное заклятье в белой магии? Смертное заклятье – всегда преступление, вызов в наш мир темных сил. При чем тут белая магия, апеллирующая к силам добра?

– А-а, не скажи, – Ницан погрозил пальцем. – Долгое время я тоже так думал. Скажи, пожалуйста, а разве нельзя считать смертным заклятьем обращение к благим силам с просьбой наказать преступника? Формально это не смертное заклятье, а требование справедливого возмездия. Но в результате объект приложения потусторонних сил погибает – точно так же, как если бы черный маг вызвал демона смерти. Разве нет?

Лугальбанда погрузился в глубокое раздумье. Ницан продолжил – после короткой паузы:

– Я хочу тебе напомнить, Лугаль, что погибший господин Шу-Суэн Барроэс после вступления в брак с очаровательной госпожой Барроэс, – он отвесил поклон в сторону вдовы, – стал традиционалистом. Во всяком случае, формально. Господин Шу-Суэн соблюдал все ритуалы, принятые в его новом семействе, читал те же моления, распевал те же псалмы и праздновал те же праздники.

Госпожа Барроэс кивнула в подтверждение слов сыщика. Ободренный этим Ницан сказал:

– Он даже сны толковать ходил к жрецам-традиционалистам! Но, – Ницан щелкнул пальцами, – но ранее, когда господина Шу-Суэна Барроэса звали Шу-Суэном Лагаши, он был столь же ярым поклонником культа Высшего Судьи Праведного! Тебе это что-нибудь говорит?

Лугальбанда отрицательно помотал головой. Госпожа Барроэс, после небольшой паузы, повторила его жест, хотя и в более изящной форме. Ишти Балу и Нуррикудурр Барроэс сидели неподвижно, Ницан даже подумал, что кузены вдовы Барроэс спят. Апсу Баэль-Шуцэрр и Сарит Нир-Баэль, напротив, оживленно перешептывались, бросая на детектива короткие взгляды.

– Объясняю, – Ницан с удовольствием потер руки. – Культ Высшего Судьи Праведного – старый культ деревни Кетар-Дин, родины семьи Лагаши. Я недавно туда съездил и кое-что там узнал. Это очень древний и не очень распространенный культ. Нет-нет, не подумайте ничего плохого! Никаких изуверств, даже добровольных, никаких оргий и прочего! Нормальный, старый, уважаемый ритуал. По сути, одна из форм почитания Баэль-Дина, бога правосудия. С одной лишь, но существенной для нас разницей. Баэль-Дин одаривает судей честных и карает нечестных, преследует лжесвидетелей и так далее. Ну, а в преисподней по просьбе Ее мертвейшего величества Эрешкигаль, разбирается с душами нераскаявшихся преступников. А вот в той своей ипостаси, которую почитают единоверцы покойного господина Шу-Суэна, в ипостаси Высшего Судьи Праведного, Баэль-Дин плюс ко всему этому, еще и вмешивается в процесс наказания преступника в нашей, земной жизни. Правда, его нужно уметь попросить как следует. Но поклонники умеют. И господин Шу-Суэн Барроэс умел… Кстати, господа, вот это, – он широким жестом обвел пространство святилище, – и есть храм Высшего Судьи праведного, устроенный господином Шу-Суэном.

Нуррикудурр и Ишти Балу заерзали в креслах. Апсу Баэль-Шуцэрр огляделся с интересом, что же до госпожи Сарит, то она с куда большим интересом смотрела на сыщика.

– Возвратимся к нашей истории, – сказал Ницан, улыбнувшись генеральному менеджеру. – Культ Высшего Судьи праведного. Он возник достаточно давно. В те времена, когда уголовное право и сыскная служба находились в зачаточном состоянии, когда полицейский во многом полагался на удачу и собственную интуицию, а не на магическое искусство и знания. И зачастую только обращение к Высшему Судье могло восстановить справедливость. Немалую роль играли еще и социальные причины. Иной раз, когда преступник занимал видное положение в общественной иерархии, обычный судья не рисковал выносить обвинительный приговор. И тогда ищущие справедливости обращались к Высшему Судье праведному.

Лугальбанда нахмурился.

– Кажется, я понимаю, – произнес он задумчиво. – От Высшего Судьи праведного ждали наказания преступников – в том случае, когда земная власть почему-то не способна это сделать.

– Почему – ждали? – возразил Ницан. – И сейчас ждут. В провинции, видишь ли, с властью закона по-прежнему не очень. Так что культ этот живет и здравствует – правда, далеко от Тель-Рефаима. Но ведь для бога нет слишком больших расстояний! Словом, имеется тщательно разработанный ритуал. Подробностей я не знаю, но в него входят какие-то манипуляции с магическим кругом, желтые и черные свечи. И так далее. В общем, совершив определенные действия, человек просит бога наказать преступника… – он замолчал, обвел задумчивым взглядом присутствующих. Они, все еще не понимали, к чему клонит сыщик. Во всяком случае, так это выглядело. Ницан вздохнул, покачал головой. – В процедуре обращения к нему есть одна особенность, – сказал он. – Обращение это таит в себе серьезную опасность. Вознося Судье молитву о наказании преступника, просящий должен быть вполне уверен в том, что имярек – действительно, преступник, заслуживающий наказания смертью. Если же молящийся ошибается, и тот, на кого он стремится направить гнев божества, в действительности невиновен… – он замолчал.

– Что может случиться? – нетерпеливо спросила вдова.

– Ровно тридцать дней рассматривает Высший Судья Праведный молитву, – негромко и торжественно ответил Ницан. – Ровно тридцать дней. После этого – действует. Поражает преступника – если он действительно преступник. Или…

– Или самого молящего! – громовым голосом вскричал Лугальбанда, отчего все вздрогнули. – Вот что означают два меча! Как же я сразу не догадался…

– Совершенно верно! Господин Ошеа, ночной кошмар покойного Шу-Суэна, – безобидный старик, вот уже десять лет не поднимающийся с постели, страдающий слабоумием. Он никак не мог замыслить что-либо против господина Барроэса-Лагаши. Он вообще ничего ни против кого не мог предпринять – даже в мыслях. И потому результат молитвы оказался столь трагичным для молившего. Ровно через тридцать дней – как я уже говорил, Высший Судья в течение именно этого срока разбирается, если можно так выразиться, с просьбой – так вот, ровно через тридцать дней, минута в минуту, господин Шу-Суэн скоропостижно скончался… – Ницан бросил короткий взгляд на вдову, слушавшую его с напряженным вниманием.

– Иными словами, – прокашлявшись, сказал один из кузенов (Ницан не успел заметить, кто, а голоса у них были похожи), – ошибочное мнение привело нашего родственника к трагедии? Очень жаль, очень. Несчастный случай! Как это печально!

– Разве я говорил о несчастном случае? – повторил Ницан. – Несчастный случай… – он пожал плечами. – Да, возможно, это могло быть и несчастным случаем в результате ошибочной оценки. Но мы имеем дело не с ошибкой. Потому что господину Шу-Суэну приснился вещий сон. Трижды приснился! И он обратился к толкователям. И толкователи объявили ему, что некто Ошеа Бен-Апсу представляет источник смертельной опасности для него. А если учесть, что впервые он увидел этот сон, – тут Ницан взглянул на вдову, – сразу после Черной декады, то есть, после серьезной неудачи, постигшей компанию… – Ницан улыбнулся и спросил Нуррикудурра: – Кстати, вы не подскажете, чьи именно действия навлекли на «Хаггай Барроэс» убытки?

Нуррикудурр отвернулся.

– Обратите внимание, – Ницан обратился к вдове. – Обратите внимание, госпожа Барроэс: идея отправить вашего кузена в Грецию появилась у Шу-Суэна сразу после Черной декады. Я, конечно, не могу говорить со всей уверенностью, но советовал бы вам провести аудиторскую проверку тех событий. Думаю, поначалу ваш муж реагировал на кризис вполне адекватно: должным образом оценил рискованные операции на бирже, которыми увлекся ваш кузен… – он повернулся к Ишти Балу. – Вы ведь в этом обвиняете своего родственника? Кстати, у меня есть сильное подозрение, что о махинациях Нуррикудурра Шу-Суэн узнал именно от вас.

– Э-э… – протянул Ишти Балу. – Собственно…

Теперь кузены походили друг на друга как близнецы: оба красные, оба бросали друг на друга взгляды, полные ненависти.

Полюбовавшись этим зрелищем, Ницан вновь обратился к вдове:

– Собственно, тут у меня никаких доказательств нет, просто несколько оговорок – ваших и сделанных вашими родственниками на званом вечере и случайно услышанных мною. Ну, и сопоставление некоторых фактов: назначение Нуррикудурра на должность в Греции последовало сразу за Черной декадой… – он улыбнулся. – Впрочем, вы и сами разберетесь. Это, вообще говоря, не мое дело. Финансовые аферы – вне моей компетенции. Вернемся к вещим снам. Так вот: в удачный момент Шу-Суэн видит вещий сон. Мне удалось установить – с помощью моего друга Лугальбанды, – что этот сон был поддельным. Искусственным. Сознательно наведенным – для того, чтобы ввести господина Шу-Суэна в убийственное заблуждение. Очень серьезная работа. И тонкая, – он потер указательным пальцем висок. – Если бы можно было установить, кто именно создал и навел этот сон, легко было бы установить и преступника. Но увы! – Ницан развел руками. – Мой друг Лугальбанда подтвердит: установить авторство сотворения сна практически невозможно. Если только он не оставит какого-нибудь фирменного знака.

– К сожалению, тут никакого фирменного знака нет, – вздохнул Лугальбанда. – Я эти сны рассматривал вдоль и поперек. Разве что в той части. Которая не сохранилась из-за слишком грубой методики толкования.

– Вот тут ты ошибаешься! – заявил Ницан с торжествующей улыбкой. Он подошел к магу-эксперту и остановился перед ним, заложив руки за спину. – Я тебе говорил, что ты помолодел?

– Что за идиотские шуточки?! – рявкнул было маг-эксперт. – Ты опять за свое?! – но, пристально взглянув на Ницана, замолчал и задумался.

Ницан повернулся к вдове.

– Я тоже выгляжу получше. И чувствую себя превосходно, – сообщил он любезно.

– Очень за вас рада, – ответила вдова. – И что же?

– И воришка, обокравший меня на дороге от вашего дома в Тель-Рефаим, тоже выглядит так, будто побывал на курорте. Знаете, почему? – Ницан возбужденно потер руки. – А потому, что пресловутый наведенный сон имеет ярко выраженный характер целебного! Хотите знать, где практикуют наведение целебных снов? В Доме призрения Эрешкигаль Милосердной!

– В том самом доме, – пробормотал Лугальбанда. – В том самом доме, в котором содержится несчастный господин Ошеа, так напугавший господина Шу-Суэна…

– Именно! – Ницан повернулся к магу-эксперту. – И искусству наведения целебных снов там обучают весь обслуживающий персонал.

Вдова резко поднялась из кресла.

– Вы хотите сказать, что к смерти моего мужа причастен кто-то из персонала Дома призрения? – спросила она. – Назовите мне имя этого человека!

Ницан вздохнул и развел руками.

– Боюсь, оно вам ничего не скажет, – ответил он. – То есть, конечно, я вам назову. Но потерпите еще немного. Садитесь же!

Госпожа Нурит Барроэс села. Ее кузены, уже забыв о недавнем разоблачении, во все глаза таращились на сыщика. С таким же интересом, хотя и более отстраненным, смотрели на него господин Апсу и госпожа Сарит.

– Вы совершенно правы, госпожа Нурит, – Ницан вздохнул. – Я подумал именно так. Мало того: я даже заподозрил конкретного человека – некую Иштарит Ган-Цадек. Это дама – или девица – достаточно долго проработала именно в этом Доме призрения. И ухаживала как раз за Ошеа Бен-Апсу. Была очень искусна в наведении целебных снов. Уволилась чуть больше двух лет назад… – Ницан вдруг повернулся в генеральному менеджеру компании «Хаггай Барроэс» и спросил: – Госпожа Нир-Баэль, вы ведь примерно тогда же устроились на работу в компанию?

Вопрос сыщика застал женщину врасплох. Она словно окаменела, в то время, как взгляды присутствующих обратились к ней.

– Да, – ответила она после короткой паузы. – И что из того? Вы думаете, что эта служка из Дома призрения, как ее… Иштарит…

– Иштарит Ган-Цадек, – подсказал Ницан.

– Что я и есть эта самая Иштарит Ган-Цадек? – Сарит Нир-Баэль громко рассмеялась. – Ну и ну! Чушь какая!

– Может, и чушь, – легко согласился Ницан. Он подошел к столику, стоявшему перед пьедесталом статуи и сдернул с него покрывало. Глазам собравшихся предстал магический круг и две свечи – желтая и черная. – Я, видите ли, тоже умею читать молитву Высшему Судье праведному. О наказании преступника. Так вот… – он вытащил из нагрудного кармана полицейский жезл и коснулся им желтой свечи. Над ней тут же появился язычок пламени. – Вот сейчас, – пробормотал Ницан, – сейчас мы обратимся к Высшему Судье и попросим его покарать смертью преступника… – он поднес жезл к черной свече. – Преступника по имени Наби-Цадак.

– Стойте! – Сарит вскочила на ноги. Лицо ее выражало высшую степень волнения. – Какое имя вы назвали?

Ницан опустил жезл и повернулся к ней.

– Наби-Цадак, – повторил он, удивленно подняв брови. – Видите ли, преступник… Или преступница… Словом, Иштарит Ган-Цадек допустила одну крупную ошибку. Уволившись из Дома призрения, она – думаю, машинально, – назвала свой настоящий адрес. Улица Шамшиат, 19. Я там был – еще не подозревая ее в преступлении, просто надеясь получить информацию. Но там нет никакой Иштарит Ган-Цадек. В доме по этому адресу живет некий Наби-Цадак. А на доме красуется изображения Высшего Судьи праведного с двумя мечами.

– Но какое отношение Наби-Цадак имеет к смерти моего мужа? – нетерпеливо спросила вдова.

– Но вы же сами рассказывали, что кроме вашего мужа, из Кетар-Дин перебрались в Тель-Рефаим в поисках лучшей жизни еще два молодых человека.

– Ну, да. Сулам-Кадош и Наби-Цадак, – подтвердила вдова. – И что же?

– Сулам-Кадош вскоре оставил и Тель-Рефаим, отправившись искать счастья в дикую Грецию. Если не ошибаюсь, он и по сей день живет там же. И даже переписывается… то есть, переписывался со своим земляком и другом детства Шу-Суэном, счастливо женившимся и разбогатевшим. По словам госпожи Нурит Барроэс, он время от времени присылал и посылки с греческими лакомствами и поделками тамошних мастеров. К праздникам.

Вдова кивнула.

– Совершенно верно. Эти наивные игрушки были очень трогательны, – сказала она. – Но при чем здесь…

– А вот второй друг Шу-Суэна, Наби-Цадак … С ним все обстояло иначе, – продолжил сыщик. – Предполагаю, что ему не очень повезло. Наби-Цадак долго не мог устроиться на приличную работу. Полагаю, что ему пришлось пойти работать служкой в Дом призрения. Не самая лучшая работа, согласитесь – ночами ухаживать за одинокими беспомощными стариками… – Ницан замолчал, а потом добавил: – Наби-Цадак несколько лет проработал в доме призрения, который открыт при храме Эрешкигаль Милосердной. Правда, два с половиной года назад ему как будто, улыбнулась удача. Он встретил своего земляка и друга Шу-Суэна, в тот момент уже не Лагаши, а Барроэса. Результатом этой встречи стало изменившееся как по волшебству положение Наби-Цадака. По рекомендации Шу-Суэна он был принят в компанию «Хаггай Барроэс».

– В нашу компанию? – вдова недоуменно переглянулась с членами совета директоров. – Но я не помню этого имени – во всяком случае, среди управляющих. Как вы сказали? Наби-Цадак? Нет, не помню.

– Разумеется, – ответил Ницан. – Давайте-ка я по порядку, а? Вы не волнуйтесь, я представлю вам сегодня Наби-Цадака.

Вдова пожала плечами – мол, делайте так, как сочтете нужным.

– Вот и славно, – удовлетворенно сказал Ницан. – В таком случае, продолжим. Итак, Наби-Цадак, в прошлом – друг господина Шу-Суэна, оказался почти на вершине своих желаний. Почти – обратите внимание. Потому что одна деталь мешала ему в полной мере насладиться положением, богатством и прочими прелестями нового положения. И деталь эта была связана с господином Шу-Суэном. Его старый друг знал о Наби-Цадаке нечто такое, что в любой момент могло низвергнуть того с высоты. И тогда Наби-Цадак решает избавиться от своего друга и благодетеля. И разрабатывает план чрезвычайно хитроумный. Для начала он выбрал из бывших своих подопечных – беспомощных обитателей Дома призрения – самого безобидного. Господина Ошеа Бен-Апсу. Безобиднейшего из безобидных. Господин Ошеа Бен-Апсу, как я уже сказал, на самом деле понятия не имел о существовании Шу-Суэна. Задолго до появления вашего мужа в Тель-Рефаиме он утратил способность воспринимать то, что происходит вокруг него. Вот этого-то бессловесного и никому неизвестного больного старика Наби-Цадак решил превратить в зловещего преступника, желающего уничтожить и Шу-Суэна, и весь дом Барроэс. Далее, как я уже сказал, в ход пошли сны. Далее вступили в действие прежние религиозные наклонности господина Шу-Суэна. Да, он стал традиционалистом. Может быть, даже вполне искренним и даже истовым. Но тут, собираясь оградить себя от злой воли Ошеа… Так он считал, вы понимаете? Так вот, собираясь защищаться, он вспомнил о том, что некогда был адептом Баэль-Дина – Высшего Судьи праведного. Он совершил обряд с просьбой – покарать преступника. Он был уверен – вещие сны убедили его в том – он был уверен, что Ошеа Бен-Апсу – преступник. Но вот Высший Судья Праведный, для которого нет секретов, знал, что Ошеа Бен-Апсу – не преступник, а всего лишь несчастный беспомощный старик. Что произошло в итоге – я уже говорил… – Ницан вздохнул. – Я готов рискнуть, – сказал он. – Сейчас я зажгу черную свечу – и моя молитва о каре для Наби-Цадака, виновника смерти Шу-Суэна Барроэса, уйдет к престолу Высшего Судьи праведного… – сыщик вновь протянул полицейский жезл к черной свече, почти коснувшись фитилька черной свечи. Ницан задержал его и повернулся к все еще неподвижно стоящей Сарит Нир-Баэль.

– Вы ничего не хотите сказать мне? – спросил он. – Не хотите меня остановить? Правильно, зачем? Если я ошибаюсь и прошу о смерти невинного человека, он останется жив, а я, через тридцать дней, скончаюсь от сердечной недостаточности… Туда мне и дорога. Я еще и в царстве подземной Эрешкигаль понесу наказание…

Сарит Нир-Баэль коротко рассмеялась, словно все сказанное сыщиком было шуткой. Но, взглянув на холодное лицо вдовы Барроэс и на сосредоточенного Лугальбанду, оборвала смех.

– Вы это серьезно? – спросила она, недоверчиво глядя на Ницана. – И представитель полиции, – он кивнул в сторону мага-эксперта, – позволит вам это сделать?

– Что именно? – сыщик усмехнулся. – Распорядиться собственной жизнью? Почему бы и нет?

– Не своей жизнью, а… – воскликнула было Нир-Баэль. И замолчала.

Прочие участники сцены тоже молчали. Ницан покачал головой, словно с сожалением, зажег черную свечу.

Нир-Баэль, не отрываясь, смотрела на его действия.

Ницан неторопливо подошел к статуе Высшего Судьи праведного. Оглянулся на Нир-Баэль.

– Хорошо, – пробормотала она. – Хорошо, я готова. Я расскажу. Только, ради всего святого, погасите черную свечу!

Ницан немного помедлил, потом бронзовым колпачком загасил пламя черной свечи. Нир-Баэль облегченно вздохнула. Затем взяла себя за тщательно уложенные волосы и сдернула их.

Единое «ах» вырвалось из уст всех присутствующих. Только сыщик остался невозмутим, когда госпожа Сарит Нир-Баэль превратилась в мужчину.

– Вы правы, – сказал он. – Мое настоящее имя – Наби-Цадак. Но в женщину я превратился отнюдь не ради забавы. И уж конечно, не для того, чтобы убить Шу-Суэна.

– Да, я прекрасно понимаю, – произнес Ницан, усаживаясь в кресло. Ему хотелось выпить – длинный рассказ высушил горло. Но он решил потерпеть. – Я понимаю. Дело в условиях Дома призрения… – он повернулся к вдове и пояснил: – Видите ли, в Дом призрения принимаются только женщины. Я так понимаю, у Наби-Цадака положение было аховое, он не мог найти работу, а единственное место, куда можно было устроиться, выставляло вот такие условия!

– Вы правы, – повторил Наби-Цадак. – Я переоделся женщиной и устроился на работу. Далее, как вы уже сказали, я проработал там до тех пор, пока не встретил Шу-Суэна. Да вы и сами все прекрасно знаете! Вы уже обо всем рассказали.

– Кроме мотива, – заметил Ницан. – Впрочем… – он повернулся к госпоже Нурит Барроэс. – Помните, как ваш муж прореагировал на вашу попытку заступиться за… за Сарит Нир-Баэль? Он рассмеялся и пошутил тогда насчет того, что, мол, женщина всегда ищет заступничества в женщине. Но от Сарит он ожидал такое в последнюю очередь…

– Да-да, помню… – прошептала вдова, глядя расширенными глазами на убийцу своего мужа.

– Все начиналось как шутка, – сказал Наби-Цадак. – Мне и в голову не могло прийти, что она закончится такой трагедией.

– И в чем же эта шутка заключалась?

– Шу-Суэн однажды разозлил меня, – ответил Наби-Цадак. – Он любил надо мной подтрунивать. Ну, ладно, я дал повод к такому отношению, – он чуть приподнял подол платья. – Вот этим… Он ведь поставил условие – я устраиваюсь на работу в его компанию, по-прежнему выдавая себя за женщину. Просто, чтобы иметь в запасе некий секрет, дававший ему какую-то власть надо мной. А скорее – просто позволявшую ему напоминать мне о работе в Доме призрения. Мол, всегда помни, кому ты обязан своим положением. Он-то достиг всего сам… – Наби-Цадак взглянул на Нурит Барроэс и усмехнулся. – Ну, сам он так считал. Хотя превращение из Лагаши в Барроэса, мягко говоря, не самый приличный поступок… Словом, я решил его немного разыграть. Мне захотелось немного поколебать его уверенность в своем неизменно высоком положении. И я придумал ему врага. Некоего человека, задумавшего разрушить его благополучие, а главное – обладавшего возможностью сделать это. Как раз случилась «черная декада». Вот тогда-то я и понял, что самоуверенность Шу-Суэна – чисто внешняя, что он панически боится все потерять. И не устоял перед соблазном. Правда, – Наби-Цадак взглянул прямо в глаза сыщику, – я дал ему шанс. Он мог бы понять, что сны – фальшивы.

– Черная уздечка? – догадался Ницан.

– Да. И еще некоторые детали. Хороший толкователь, например, из Дома Мардука, непременно обратил бы на них внимание. Но тут уж сработала жадность Шу-Суэна, – Наби-Цадак криво улыбнулся. – Он пошел к жрецам Нергала, которые сделали все бесплатно – ведь компания много жертвовала храму Нергала. А для тех толкование снов – не по профилю. То есть, основными методами они владеют, но, все-таки, не настолько, чтобы по всем этим деталям отличить фальшивый сон от подлинно вещего.

…Выйдя за ворота, Ницан остановился. Он чувствовал сухость в горле и сильнейшую жажду. И то, и другое было следствием сильного магического поля, существовавшего в тайном святилище покойного Шу-Суэна.

– А может быть, я слишком много говорил, – пробормотал Ницан. – Ну, неважно. Эй, Умник, ты где?

Крысенок не заставил повторять дважды, исчез – и тут же вернулся с большим прозрачным кубком в передних лапках. В кубке, судя по цвету, находилось просяное пиво. Ницан закрыл глаза в предвкушении, сделал первый глоток…

И тотчас выронил кубок.

– Лугаль! – заорал он, что было мочи. – Сволочь! Опять?!

В кубке была холодная, чистая, родниковая вода.