Дело Корвинуса. Открытые врата.

— Мне нужна ваша помощь!

Фраза эта довольно часто звучала под расписными сводами Национальной библиотеки и исходила в основном из уст растерянных посетителей, заплутавших в извилистых мрачных коридорах, что связывали между собой тематические залы, от пола до потолка уставленные книгами, но никогда еще с подобной просьбой не обращались ко мне в моем собственном кабинете, который располагался на максимальном удалении от людской суеты. И в особенности удивительно было слышать ее от столь юной и прелестной особы, что почтила меня визитом.

По утрам я не раздвигал шторы на окнах, чтобы облегчить себе переход от сна к бодрствованию, что, признаться, всегда давалось мне нелегко, и потому появление нежданной гостью слегка меня напугало, как и ее встревоженный звенящий голосок:

— Доброе утро, мисс. Я могу вам чем-то помочь?

По правде говоря, мне сразу же стоило отправить юную леди к младшим библиотекарям, в чьи обязанности как раз и входила работа с клиентами, однако по неизвестной мне причине, я этого не сделал.

— Если вы тот самый Альберт Корвинус, то да, — девушка уже достаточно успокоилась, чтобы справиться с голосом, однако от меня не укрылось то, как нервно тонкие пальчики теребили бархатную сумочку. — Прошу меня простить за вторжение, но дело совершенно безотлагательное!

Я указал гостье на кресло и подкрутил рычажок газового рожка. В кабинете стало гораздо светлее, и я смог разглядеть незнакомку. Напрасно я принял ее за девицу, хотя, безусловно, она была очаровательно молода, что подчеркивалось хрупкой, почти кукольной фигурой и небольшим ростом. Платье ее, жемчужно-серое, строгое, с высоким воротничком, при всей его кажущейся скромности пошито было из дорогой муслиновой ткани и отвечало всем модным веяниям нынешнего сезона. Определённо, моя посетительница обладала как отменным вкусом, так и устойчивым материальным положением.

— Меня зовут Дженнифер Адамс, мой отец один из акционеров банка «Адамс и Ливингстон», — присев на краешек кресла, представилась мисс Адамс. — Вчера произошло нечто ужасное, мистер Корвинус, просто ужасное. Украли нашу семейную реликвию!

Тут я вынужден был прервать рассказ:

— Это национальная библиотека, мисс. Вам следовало обратиться в Генеральную жандармерию, раз ситуация настолько серьезна. Почему вы пришли ко мне?

В васильковых глазах мисс Адамс заблестели слезы, благо, воспитание не позволяло ей разрыдаться при постороннем мужчине. Я, как и любой другой джентльмен на моем месте, не выносил женских слез, они, как ни какое другое женское оружие, показывали нам всю нашу слабость.

— Я много слышала о вас. Кто как не главный специалист по редким изданиям во всем Королевском Содружестве может найти и вернуть уникальную книгу.

— Уникальную книгу? — кажется, я начинал понимать, что за шестое чувство заставило меня выслушать мисс Адамс. — В чем же ее уникальность?

— Мои предки из поколения в поколение заносили в нее семейные легенды и предания. Знаете, их накопилось просто удивительно много. Что-то вроде летописи, только большая часть изложенных событий, к сожалению или к счастью, вымышлены. Адамсы хранили ее веками, и вот вчера она пропала. Прошу вам, мистер Корвинус, помогите!

Отрадно было видеть столь искренние переживания о литературном произведении в наш век науки и пара. Я заверил мисс Адамс, что в конце рабочего дня непременно нанесу визит ее отцу в особняк на Литтл-роуд, и на этом мы распрощались.

Едва за гостьей закрылась дверь, как я погасил свет и в сумраке тесного, заставленного безделушками кабинета опустился в кресло спиной к окну. Меня ждал, бесспорно, непростой и интересный день, и минутами темноты и покоя следовало насладиться с полной отдачей. Я закрыл глаза и погрузился в состояние, кое сам назвал «активным сном», когда тело предается блаженному расслаблению, а мозг уже включился в работу.

Через сорок минут я был полностью готов ко всем неожиданностям наступившего дня.

Гул большого города звучит истинной музыкой для того, кто может ее услышать. В протяжных гудках паромобилей, скрежете железных постовых, тиканье Часов на площади Трёх Корон, диковинной смеси диалектов и языков настоящий горожанин услышит стук сердца Столицы, в хитросплетении мощеных улочек и аккуратных проспектов с рядами газовых фонарей, в артериях узких мутных каналов увидит кровеносную систему живого организма, что именуется Городом с большой буквы.

Я покинул Национальную библиотеку раньше положенного, впрочем, не было никого, кто бы мог поставить мне это в упрек. Как я уже упоминал, должность моя была в своем роде уникальной, и сам по себе я был довольно, без лишней скромности, уникален и потому не считал нужным соблюдать общий трудовой распорядок. Сегодня у меня возникло редкое, не свойственное мне, желание воспользоваться услугами общественного транспорта, и я запрыгнул на нижнюю ступеньку отъезжающего омнибуса. Мысли о летописи семьи Адамс засели в моей голове прочно, и куда бы я не направился и чтобы не предпринял, все равно возвращался к ним. Я хотел их увидеть. Часы на площади Трёх Корон пробили пятнадцать часов — время не самое подходящее для официальных визитов, впрочем, как и для дружеских, однако любой, кто знает Альберта Корвинуса, без сомнений скажет, что тот не остановится перед такой ничтожной преградой как правила этикета. И все же стоит думать, будто я вовсе не знаком с ними, и потому сошел на остановке квартала Вест-Энд, островке спокойствия посреди бушующего моря многонациональной толпы и бездушных механизмов. В доме под номером тридцать один на Олд-стрит я сменил костюм на более элегантный, в модную нынче клетку, и, тщательнейшим образом побрившись и уложив темные волосы парфюмерным гелем, завязал их лентой в тугой хвост. Накинул легкий плащ и, спустившись в вестибюль, вызвал по телефону кеб.

В сложной сети кварталов и улиц некоторые выделялись особым образом. Место, куда лежал мой путь, отличалось от многих не столько внешней благопристойностью, ухоженностью садов и парков, но и непомерным числом охраны. Во время вынужденной остановки в Конном переулке мимо кеба прогрохотал огромный механический человек, груда металла, непостижимым образом скрепленного в подобие человеческой фигуры на длинных шарнирных ногах. В груди монстра раскаленных углем мерцал кристалл-сердце, насколько я знал, а механика все же лежала вне круга моих интересов, он выполнял роль управляющей матрицы и заставлял удивительного постового двигаться и выполнять команды. Прогресс шагал по миру семимильными шагами, и, по моему личному мнению, не всегда это было во благо.

— Мисс Адамс ожидает меня, — с милой вежливой улыбкой я протянул дворецкому свою карточку. Мисс Адамс приняла меня без промедления, и выглядела куда более привлекательно и свежо, чем при первой нашей встрече сегодняшним утром.

— Я не ждала вас так скоро, мистер Корвинус, — она лично провела меня в уютную маленькую гостиную и усадила на софу. — Что вы решили? Поможете мне? Может, вам стоит для начала взглянуть на место… пропажи?

— Кражи, вы хотели сказать, — безжалостно перебил я. — Раз уж вы упорно не желаете сообщать в полицию, то я, пожалуй, в первую очередь побеседую с вашим отцом. Представите меня?

По лицу девушки пробежала легкая тень беспокойства и притаилась на дне изумительной синевы глаз. Я решил дать ей время все обдумать и принять верное решение, однако в этот момент двери гостиной распахнулись, и зычный голос дворецкого пригласил меня в кабинет хозяина. Мой визит не остался незамеченным.

В дверях я столкнулся с молодым человеком, который, будто нарочно, преградил мне дорогу.

— Вы тот самый знаменитый специалист, которого наняла Дженни? — весьма грубо поинтересовался он, все так же блокируя проход.

— А у вас рубашка грязная, — я указал на измазанные в чем-то черном и неприятно пахнущем манжеты его сорочки и, воспользовавшись его замешательством, покинул гостиную.

— Осторожнее, мистер Корвинус, — бросил мне в спину грубиян. — Адамсы — семья с непростой историей. Чужие секреты бывают довольно неприятными.

Я без слов вошел в кабинет, решив до поры до времени не вступать ни в какие конфликты, но, видит Бог, Альберт Корвинус обид не забывает.

Мистер Адамс встретил меня куда более радушно, чем можно было бы ожидать от солидного джентльмена его положения и капитала. После короткого, твердого рукопожатия, он предложил мне виски и, получив отказ, перешел к делу:

— Мистер Корвинус, мне известно, ради чего вы здесь. Моя дочь Дженни, вероятно, не совсем точно описала вам ситуацию. Ох уж эти женщины, сначала делают, а после думают, — банкир деланно вздохнул и отпил из своего бокала. Мне его интонация и жесты показались несколько нервными.

— Вам раньше приходилось заниматься подобными делами?

Я заверил его, что имел счастье отыскать и вернуть в Национальную библиотеку несколько весьма редких букинистических экземпляров, умолчав, тем не менее, о том, что эти самые издания ушли не дальше чем до первого же неосторожного коллекционера.

— В таком случае, мистер Корвинус, я могу вам довериться. Летопись украли. Нагло и беспринципно.

— Вы уверены, что прислуга просто не переложила ее на другое место?

Но мистер Адамс был непреклонен:

— И речи быть не может! Книга хранилась в сейфе, код от которого знаем только мы с Дженни.

— Простите, а ваша супруга, миссис Адамс?

Я как раз украдкой любовался портретом изысканной дамы в горностаевом манто, что висел на стене за спиной хозяина. Похожая картина украшала гостиную, но на ней дама была изображена в вечернем платье нежно-голубого цвета. Мистер Адамс проследил за моим взглядом:

— Моя дорогая Жаклин трагическим образом ушла из жизни, когда Дженни было всего десять.

Я извинился за свое излишнее любопытство.

— Что вы, мистер Корвинус, дело давнее. Наша семья уже много веков ведет своеобразную летопись, фиксируя для потомков наши фамильные предания, легенды. Знаете, у древних родов накапливается множество… скажем так, занимательных историй.

При этом он посмотрел на меня весьма многозначительно, будто бы оценивая, правильно ли я понял его слова. Что касается древности рода, то тут мне нечем было похвалиться, но проницательностью и цепким умом предки меня не обделили.

— Еще раз прошу прощения, если чем-то задену ваши чувства, — я поймал бегающий взгляд собеседника и заставил смотреть только на меня. — Но я палец о палец не ударю, пока вы не скажете мне, какого рода истории, как вы соизволили выразиться, содержаться в похищенной книге.

— Молодой человек, да как вы…

— Не такой уж молодой, если на то пошло, — я не дал ему договорить. — Ваш ход.

Лицо банкира пошло гневными пятнами. Он то раскрывал рот, то вновь закрывал, возмущенно тряся вторым подбородком. Будь на моем месте человек, более обремененный приличиями, то он непременно ушел бы ни с чем и, вероятнее всего, в сопровождении жандармов, однако, как я не устаю замечать, есть в моем взгляде некая магия, хотя в данном случае, в мою пользу в первую очередь сыграло бедственное положение Адамсов.

— Скажите ему, папа!

Дженнифер Адамс ворвалась в кабинет и застыла посреди комнаты, непоколебимая и прекрасная, с раскрасневшимся личиком и упрямо сжатыми карминными губами. И добавила, обращаясь уже ко мне:

— Мне жаль, что пришлось скрыть всю правду, но иначе вы бы никогда не согласились нам помочь.

Я промолчал. Воздух в кабинете с каждой секундой накалялся все больше, потрескивал от напряжения, щедро разлитого в нем, и я сам себе вдруг показался ничтожно малым под перекрёстным огнем двух горящих взглядов.

— Ты права, детка, — мистер Адамс устало откинулся на спинку кресла и промокнул испарину накрахмаленным белым платком. — Я так устал, милая… Не могла бы ты…

Я покинул кабинет с чувством легкой брезгливости. Безусловно, мистер Адамс мог быть человеком недюжинных деловых качеств, однако мне было ясно как день, кто в доме главный.

— Идемте, мистер Корвинус, я покажу вам хранилище.

Я проработал в Национальной библиотеке более десяти лет, медленно, но неуклонно перебираясь с одной должности на другую и пройдя путь от младшего библиотекаря зала сентиментальной литературы до ведущего (и единственного) специалиста по редким изданиям, и повидал множество хранилищ на своем веку, но мисс Адамс удалось удивить даже меня.

— И вы хотите сказать, мисс, что книга пропала отсюда? — с плохо скрываемым сарказмом поинтересовался я. — Из стального ящика с двойными… Тройными? Из стального ящика с тройными стенками и целым рядом хитроумных замков? Я забыл сказать про сигнализацию? Прошу вас, не заставляйте меня повторять все с начала, мне и без того ясно, что ваша семейная реликвия не могла испариться без посторонней помощи и слуги здесь явно не при чем.

Дженнифер победно улыбнулась, гордо вздернув подбородок:

— К этому я вас и вела. Грабитель либо был мастером экстра-класса, либо…

— Либо это один из членов семьи или лиц, вхожих в ваш дом, — подхватил я, и личико девушки погрустнело. — Вы поэтому настроены против официального расследования?

— Вы не понимаете, мистер Корвинус, — неожиданно жалобно произнесла она. — Никто не мог ее украсть. Господа, что знали о ее существовании, знали также и о том, что наиболее ценна она только в руках нашей семьи.

Мы были вдвоем в тайнике в подвале, и я чувствовал, что пора проявить твердость.

— Дженни… Мисс Адамс, вы говорили, что я знаю не всю правду. Кажется, сейчас самое время это исправить.

Девушка, к удивлению моему, не стала противиться, будто бы ждала от меня чего-то подобного:

— Книга — это ключ.

— Ключ? И что же он открывает?

— Врата между мирами.

На долю секунды мне показалось, что я ослышался, однако девушка продолжала буравить меня серьезным взглядом, так что я едва не поперхнулся рвущимся наружу смешком.

Тут стоит объяснить, что современная наука не допускает существования так называемой невидимой материи, к коей люди темные и несведущие относят призраков, привидений и иже с ними. С моим уровнем образования и культуры я просто не мог отнестись к словам Дженнифер иначе, как к забавной шутке или розыгрышу. Именно это я ей и сказал, чем вызвал бурю негодования. Ни к чему воспроизводить весь наш маленький спор, но покинул особняк Адамсов я изрядно раздосадованным, если не сказать злым.

Погода располагала к неспешной прогулке, чем я и поспешил воспользоваться, благо дома меня никто не ждал. Поужинав в недорогом, но приличном и милом ресторанчике на Флит-сквер, я посвятил вечер самому себе и устроил полномасштабный рейд по книжным лавкам центра города — занятие необременительное, расслабляющее и, кроме того, частенько пересекающееся с моей профессиональной деятельностью. К тому времени, как стало абсолютно темно и многие заведения начали закрываться на ночь, я как раз шел по Олд-стрит, освещенную редкими газовыми фонарями, тихую и застывшую до утра. Возле самой калитки меня поджидал неприятный сюрприз — фонарь на столбе не горел, так что пришлось как следует повозиться со связкой ключей, что накопились за время моей работы. Была у меня такая привычка, хранить все ключи, даже, которые уже давно были мне не нужны. Наконец, замок щелкнул, и одновременно с этим взревел мотор паромобиля, припаркованного неподалеку. Обернувшись на звук, я с ужасом увидел слепящие фары, стремительно приближающиеся ко мне. Ослепленный и испуганный, я не успевал увернуться… Сильнейший удар поверг меня наземь, но слава богам, в которых я не верю, машина пронеслась мимо, лишь вскользь задев меня, и скрылась в неизвестном направлении.

Ребра ныли невыносимо, рука в локте сгибалась с дикой болью, а белый плащ, сшитый, между прочим, под индивидуальный заказ, оказался безнадежно испорчен. Однако я остался жив. И если это не покушение на убийство, то я не Альберт Корвинус!

Ночь, проведенная без сна, в противовес моим ожиданиям принесла не усталость и апатию, а решительность и новые идеи. С помощью горничной Лиззи я обработал полученные накануне ссадины и после легкого завтрака собрался нанести визит Михаэлю Мартинесу, в определённых кругах более известному под именем мастер Мартинес и являющемуся одним из самых богатых и влиятельных коллекционеров страны. Предметы его коллекции вызывали у меня тайную зависть и учащенное сердцебиение, несмотря на то, что не являлись книгами. Именно это общая страсть сделала возможным наше сотрудничество, чем я планировал воспользоваться немедленно, не откладывая в долгий ящик, однако дребезжание телефонного звонка остановило меня буквально на пороге. Голос в трубке поначалу показался мне незнакомым.

— Простите, с кем имею честь? — спросил я предельно вежливо, тем не менее, давая понять, что не настроен на разговоры. Не уверен, что получилось достаточно убедительно.

— Мистер Альберт Корвинус?

— Вы совершенно правы.

— Это Дженнифер Адамс. Прошу прощение за столь ранний звонок, но, насколько мне известно, в библиотеке сегодня выходной.

Теперь стало ясно, откуда эта повелительная и вместе с тем мягкая интонация.

— Мистер Корвинус? Вы меня слышите? Я хотела извиниться.

Я поспешил заверить девушку, что никаких извинений не требуется и что я сам собирался с ней связаться с похожей целью.

— Кафе «Антуанетта», Флоренс-сквер. Знаете? Через час, нет, лучше через два часа встретимся там.

Звонок мисс Адамс снял с меня тяжкую обязанность первым признавать свою неправоту, что стало бы для моей гордости настоящим испытанием, и случился как никогда вовремя. Часами я не пользовался, но и без них четко представлял себе план моих сегодняшних передвижений вплоть до секунд — врожденное чувство времени никогда меня не подводило — и продолжительная, насколько мне представлялось, беседа с мисс Адамс удачно в него вписалась. Но сначала мастер Мартинес.

Мы познакомились при довольно щекотливых обстоятельствах. Ко мне в руки попала вещь, весьма его интересовавшая, а я же по молодости лет счет возможным диктовать коллекционеру условия, и пока мы пытались найти компромисс, некая третья сторона, не будем называть ее по имени, похитила предмет нашего спора вместе со мной. История вышла неприятная и болезненная в первую очередь для меня, потому как, отучившись в университете, я и не предполагал, что весь мой ум и обаяние ничто по сравнению с грубой силой. К счастью, Мартинес не оказался мелочен и злопамятен и выручил меня из передряги, за что был вознагражден, естественно, той самой вещью, о которой мечтал. С тех пор мы поддерживаем с мастером связь, помогая друг другу в меру своих возможностей, и в деле мисс Адамс мне был необходим совет именно такого человека.

— Берт! Сколько лет, сколько зим! — мастер Мартинес не гнушался сам встретить дорогого гостя, коим я и являлся. С виду гостеприимному хозяину можно было дать не более сорока лет, хотя на самом деле возраст его перевалил через полвека. Невысокий, полноватый, с добродушным пухлощеким лицом и пышными седыми усами, он походил на доброго дядюшку, и сходство это усиливалось суетливыми шумными манерами. Без преувеличения скажу, что в искусстве притворства Михаэль Мартинес не знал себе равных.

Наконец, мы устроились за низким круглым столиком, пропустили по стаканчику чудесного и, безусловно, невероятно дорогого вина и только после этого я изложил старому другу свою проблему. И состояла она не только в том, где искать похищенную книгу, но и разумно ли искать зерно истины в рассказе моей очаровательной нанимательницы. Да, при всем моем скепсисе я не счел нудным утаивать от мастера информацию, какой бы глупой и, на первый взгляд, бессмысленной она ни была.

Опытный плут и хитрец, Мартинес легко распознавал даже самую умелую ложь, будто у него на такие вещи нюх не хуже собачьего.

— Я бы посоветовал тебе оставить это дело, — после продолжительных раздумий, выдал он. — Но ты не был бы собой, если бы меня послушал. Так что скажу тебе, будь предельно, слышишь, — он погрозил мне пухлым пальцем, — предельно осторожным. Вчера тебя напугали, а сегодня могут убить. Твоего самодовольства не хватит, чтобы справиться с ревущим паромобилем или стилетом в темном переулке.

Чтобы успокоить внезапно участившийся пульс, я перевел взгляд на напольные часы эпохи Пяти Войн. Прекрасная работа старых умельцев-часовщиков — ходят до сих пор. Я поморщился. Ходят слишком громко. Я бы не стал так издеваться над раритетом…

— Берт?

Я вздрогнул:

— Мастер?

Мартинес устало откинулся на спинку своего позолоченного кресла:

— Я должен был догадаться, что мой новый экспонат тебя очарует.

На какое-то мгновение я даже забыл, зачем пришел, так меня притягивали мерно тикающие бесконечно прекрасные часы, однако стоило вернуться к прежней теме, пока не вышло время, отпущенное для визита:

— Я отдаю себе отчет в том, что подвергаюсь риску, — со всей серьезностью заверил я. — Я составил список, где перечислил фамилии тех, кто мог быть замешан в краже. Посмотрите и скажите, что думаете по этому поводу.

Мартинес внимательно изучил список и вернул мне:

— Никто. Никто из этих господ не стал бы красть книгу Адамсов.

— Почему же? — мне казалось, что я припомнил всех коллекционеров, специализирующихся на предметах искусства, редких книгах и рукописях, и кроме этого, добавил имена тех, кто мог такой заказ выполнить.

— Все они знают книге истинную цену и не стали бы с ней связываться. Мальчик мой, боюсь, что мисс Адамс тебя не обманула, каждое ее слово — истинная правда.

Я шел сюда, чтобы узнать правду, а, уходя, сделал для себя неожиданный вывод — иногда заблуждение бывает гораздо полезнее правды, например, для моего рассудка. Честно сказать, у меня был шанс повернуть назад, отменить встречу с мисс Адамс, назвав ее сумасшедшей, и посвятить внезапно появившееся свободное время изучению новых книг, привезенных в Национальную библиотеку на прошлой неделе. Я бы не осудил себя за подобное решение, а осуждение других людей никоим образом меня не задевало.

До Флит-сквер было рукой подать.

Я махнул рукой и запрыгнул в остановившийся по моему знаку кеб.

Мисс Адамс уже сидела за столиком. Неловко было заставлять девушку ждать, однако, сверившись с часами на увешанной декоративными тарелками стене, я с некоторым самодовольством поздравил себя — пунктуальность снова не подвела меня.

— Добрый день, мисс, — я склонил голову в знак почтения и жестом позвал официанта. — вы уже сделали заказ?

Девушка устало покачала головой. По пустой чашке из-под кофе я догадался, что она пришла задолго до назначенного времени. Боялась опоздать?

— Мистер Корвинус, — ее голос звучал несколько глухо и оттого вызывал смутное беспокойство, — я понимаю, как прозвучали мои слова тогда, в хранилище.

Я поспешил прервать девушку:

— Нет нужды извиняться. Я побеседовал с… с одним человеком, и он убедил меня отнестись к вашим словам более терпимо.

Дженнифер впервые посмотрела прямо на меня. Ее глаза влажно блестели и казались просто невероятно огромными на маленьком бледном личике:

— Тогда я должна рассказать вам абсолютно все! Скоро случиться нечто ужасное, и если книга не будет найдена, все вокруг поглотит хаос.

Официант принес мой заказ, однако я не притронулся к еде.

— Все настолько серьезно?

Мисс Адамс кивнула.

— Думаю, не стоит обсуждать подробности здесь. Если бы вы согласились, то…

— Оставим приличия на потом, — неожиданно резко прервала меня Дженнифер. — Мы можем поехать к вам. Вы это имели в виду?

Не переставая удивляться твёрдому характеру этой странной юной леди, я оставил на столике деньги, гораздо больше, чем стоил заказ, и мы покинули кафе. К несчастью, начался дождь, и на Олд-стрит мы добрались изрядно промокшими. Разговор пришлось отложить до тех пор, пока моя горничная не принесла полотенце для мисс Адамс и не согрела для нас вино с пряностями.

— Это невероятно!

Дженнифер наконец разглядела обстановку моего кабинета. Кругом были часы. Стены, полки, полы — часы были везде. Напольные, настенные, круглые, квадратные, всех форм и размеров, но их объединяло одно.

— Но они… они же не ходят?

Тишину нарушила только наши голоса.

— Не ходят. Я их не завожу.

Дженнифер не унималась:

— Но часы же должны показывать время!

Хоть я и привык к подобным, если можно так выразиться, претензиям, они по-прежнему выводили меня из себя.

— Разве время пойдет иначе, если все часы мира перестанут ходить? Время, мисс, не зависит от тиканья и бега стрелок. Ничего не изменится, зато станет немного тише.

Похоже, резкая отповедь смутила гостью. Мисс Адамс перестала разглядывать мою коллекцию и опустилась в кресло, тщательно расправив складки влажного платья.

— Вижу, у вас на все есть свое мнение, — с ноткой недовольства произнесла она. Я вопросительно выгнул бровь:

— Разве это плохо?

— Нет, отчего же. Мне будет очень интересно узнать ваше мнение после того, что я вам скажу.

Я молча ждал продолжения. Дженнифер чуть подалась вперед и четко, почти по слогам, сказала:

— Вы поможете мне спасти мир.

— Простите? — я придвинулся ближе, ловя каждое слово, каждый неровный вздох девушки. — Мне кажется, вы сказали…

— Я сказала ровно то, что вы услышали, — Дженни порывисто встала, прошлась по комнате, явно собираясь с мыслями. Мне бы, кстати, это тоже не помешало, иначе головная боль станет меньшим, на что я смогу рассчитывать по окончании сей странной исповеди.

— Прошу вас, мисс, не будем ходить вокруг да около. Мы с вами оба — занятые люди.

Дженни резко обернулась:

— Ах вот как. Значит, ближе к делу? — она снова вернулась в кресло и чинно сложила руки на коленях. — Тогда я повторю. Вы нужны мне для того, чтобы спасти мир. Ни больше, ни меньше.

Я не могу винить вас в том, что ваше представление о мире, как о некой незыблемой и, главное, единичной материи, в корне ошибочно. Нет, тем более что вы не одиноки в своем заблуждении. Миров вокруг нас великое множество, и отнюдь не все они дружелюбны к людям. Если быть точной, согласно нашим записям, все до единого разрывы в ткани реальности приводили к катастрофам, смертям, к великому множеству смертей. Наша семья с древнейших времен отслеживала подобные разрывы и с помощью тайных знаний, передающихся из поколения в поколение, закрывали их. Вы можете не верить мне, можете выгнать и назвать сумасшедшей. Это не имеет сейчас никакого значения. Мистер Корвинус, я чувствую дыхание иного мира. Книга пропала, и без нее мы беззащитны перед будущей угрозой. Врата могут открыться где угодно, но и это еще не самое страшное.

Усилием воли я заставил себя вернуться к реальности, зачарованный волшебным голосом мисс Дженнифер, и начать мыслить практически.

— Не самое страшное? То есть существует что-то страшнее столкновения миров и вторжения неведомых нам, потусторонних сил? — мне сложно было даже представить нечто подобное, как вдруг меня осенило. — Точно! Если книга — это ключ, то им можно не только закрывать эти ваши врата, но и открывать…

— Теперь вы понимаете. Книгу нужно вернуть, и чем скорее, тем лучше.

На некоторое время комната погрузилась в тишину, нарушаемую лишь мерным перестуком капель по крыше. Вода стекала по оконному стеклу, создавая полную иллюзию отрезанности от остального мира, будто его и не было, только мрачный кабинет с мертвыми часами и двое людей с сосредоточенными хмурыми лицами. Тишина никогда не пугала меня, напротив, в ней я чувствовал себя необычайно живым, был на своем месте, однако эта тишина напоминала скорее затишье перед бурей. Точно над городом сгущались невидимые простым взглядом тучи, вот-вот готовые низвергнуть вниз миллиарды смертоносных молний.

— Все еще не желаете поверить?

Мне не хотелось отвечать, ибо я еще не решил для себя, как отношусь к этим новым истинам, противоречащим всему, чему меня учили с юных лет. Однако Дженни ждала ответа.

— Как вы уже говорили, теперь это не имеет значения, — дождь заканчивался, и с минуты на минуту моя гостья засобирается в отчий дом. Приличия остаются приличиями даже на пороге апокалипсиса. — Я сделаю все от меня возможное, чтобы помочь.

Девушка кивком поблагодарила меня и прошествовала к выходу:

— Я буду в вашем распоряжении в любое время, только позвоните.

В дверь постучали, и на пороге я с удивлением увидел молодого человека из дома Адамсов, того самого грубияна в грязной сорочке. Он посмотрел мимо меня на мисс Адамс:

— Черт возьми, Дженни, ты что творишь?

— Я оставила записку, Оскар, — спокойно ответила девушка, ничуть не поменявшись в лице, в то время как я едва сдержался, чтобы не вытолкать наглеца на улицу. — Хорошо, что ты приехал. Не придется вызывать кеб.

Названный Оскаром побагровел от распирающей его злости, но, видимо, не смел перечить. И это просто невероятно! Похоже, что Дженни держит весь дом в ежовых рукавицах. Дженнифер повернулась ко мне и ровно пояснила:

— Оскар Барлоу, мой жених. Простите его, иногда он бывает несносен.

С этим словами она прошла мимо жениха, шелестя юбкой, строгая и царственная. Мы с Барлоу остались наедине.

— Не думайте, что это сойдет вам с рук, — грозно, по его мнению, сказал он мне. — Дженни под моей защитой.

— А у вас снова рубашка грязная.

Действительно, на белоснежных манжетах темнели отвратительные пятна. Прошипев нечто, несомненно, оскорбительное, но мало понятное, он поспешил к своему паромобилю, на прощанье бросив на меня преисполненный ненависти взгляд. Я же проигнорировал этот некультурный жест, недостойный джентльмена, обратив все свое внимание на средство передвижения Оскара Барлоу. То был очень странный паромобиль, и пусть я не силен в механике, все равно вижу, что с ним что-то не так. К тому же на дороге перед калиткой осталась темная лужица непонятного вещества. Я подошел, присел на корточки и с величайшей осторожностью погрузил палец в черную субстанцию. Так и есть, мазут. И теперь стало ясно, что не так было с паромобилем Барлоу. Собственно говоря, это и не паромобиль вовсе, а новейшая разработка государственных механиков — машина, двигатель которой работает на не пару, а на дизельном топливе, поэтому вся конструкция такой модели значительно проще и компактнее традиционного паромобиля. На весь город таких по пальцам одной руки перечесть, и кто бы мог подумать, что именно Оскар Барлоу является одним из счастливых обладателей машины будущего. И все это приводит меня к одному выводу — Барлоу тот, кто пытался меня убить.

Об этом совершенно ясно говорит мой некогда шикарный белый плащ, ныне годный разве что для мытья полов на кухне. Да, безусловно, жених мисс Адамс не только на редкость невоспитанный юноша, но и неудавшийся убийца.

В прихожей я набрал номер знакомого детектива и по старой памяти попросил последить за молодым Барлоу и собрать про него всю возможную информацию. Никогда не знаешь, что именно послужит ключом к разгадке тайны.

Остаток дня я провел на работе и вернулся только под вечер. В какой-то мере мне все же удалось на время забыть всю эту мистическую ерунду, однако, стоило мне только подойти к калитке собственного дома, как новое, странное чувство коснулась сердца. Что это? Интуиция? Или страх?.. Свет в прихожей мерцал сегодня особенно таинственно, а ступени старой деревянной лестницы скрипели особенно громко и протяжно. Дом был стар, очень стар и помнил времена, о которых я читал лишь на страницах книг. Этим вечером он казался мне наполненным призраками прошлого, легко касающимися кожи ледяными пальцами.

Какая, черт возьми, глупость!

Дженни говорила о знамениях, что предвестят открытие Врат, но как я не спрашивал, она не смогла объяснить, что это означает, чего нам всем стоит ждать. Может, все начнется именно так — со скрипящих ступеней и холодного дыхания старого дома?

Кабинет встретил меня привычной тишиной мертвых часов. Я зажег один газовый рожок, чтобы не спотыкаться о мебель, и подошел к окну. Снова начался дождь. Я стоял, прижавшись лбом к прохладному стеклу, и тут услышал это.

Ужасающий гул, вгрызающийся в мозг.

— Но они… они же не ходят?

Тишину нарушила только наши голоса.

— Не ходят. Я их не завожу.

Часы ожили.

Стрелки задвигались, отмеряя минуты. Задвигались назад…

В ту ночь мне так и не удалось заснуть, как и в ночи после нее, на протяжении целой, кажущейся бесконечной, недели. Каждый день я получал подробный отчет о действиях Оскара Барлоу и все более укреплялся в мысли, что этому человеку нельзя доверять. Бывают такие люди, про которых легко можно сказать — он плохой. Весь его вид, слова, манеры — все буквально кричит об отсутствии у них какой бы то ни было морали. Будто бы Создатель намеренно отметил их некой невидимой, но ощутимой печатью, чтобы каждый, видя их, был предупрежден. Не стану спорить, что в данном случае немаловажную роль в таком вердикте сыграла моя личная антипатия к Барлоу. Привычного к аккуратности и порядку, меня бросало в дрожь от пятен мазута на его рубашке, которые, кроме нечистоплотности и невнимательности, говорили также и о злых намерениях, с коими его мобиль (здесь — машина) едва не задавали меня насмерть у ворот моего же собственного дома. Но было еще кое-что весьма и весьма подозрительное.

Оскар Барлоу приходился племянником партнера Адамсов по банковскому делу. Отсюда понятен становится союз Дженни и Оскара, по словам девушки, много лет назад заключенный деловыми партнерами, ибо у Ливингстона не было родных детей, только племянник. Пока мне сложно было судить, какое это имеет отношение к делу, но интуиция никогда еще меня не подводила.

Это утро я встретил, как обычно, в малой гостиной за чашкой какао, уже далеко не первой за минувшую ночь. Горничная принесла свежую прессу — не более чем дань традициям, ибо завтракать я предпочитал в хорошем настроении, что было весьма непросто под аккомпанемент кричащих заголовков о падении акций на фондовом рынке и прочих глупостях. Однако сегодня кое-что изменилось. Я отставил чашку с дымящимся коричневым напитком в сторону и быстро проглядел все заголовки.

И далее в том же духе. За одну ночь множество совершенно разных людей в самых неожиданных местах в противоположных частях города словно посходили с ума!

— Лиззи! — позвал я служанку. — Немедленно бросай дела. Мне нужны все, слышишь, все утренние газеты, какие сможешь найти, даже самые сомнительные. Сдачу можешь оставить себе.

Ободренная девушка умчалась выполнять поручение, а я набрал номер телефона Адамсов. Ответили мне не сразу.

— Будьте добры, пригласите к телефону мисс Адамс, — попросил я.

— Мисс Адамс уехала по делам банка.

Я почувствовал необъяснимое облегчение и только позднее понял, что подсознательно боялся, что с ней могло произойти что-нибудь ужасное.

— В таком случае, не могли бы вы напомнить мне адрес этого банка? Мне необходимо срочно поговорить с мисс Адамс.

На том конце провода послышалась непонятная возня, шум и помехи.

— Алло? Вы меня слышите?

— Это снова вы?! Я же велел вам оставить Дженни в покое!

Этот визгливый неприятный голос я просто не мог не узнать.

— Ваша невеста наняла меня для решения семейной проблемы и вы, юноша, не имеете права разговаривать со мной в таком тоне.

— Ты, кажется, не понял, — голос Барлоу неуловимо изменился, стал тише, жестче и, если быть честным, куда более внушительным. — Ты влез не в свое дело. Советую забыть про Дженни и про все, что с ней связано, иначе никто не сможет гарантировать твою безопасность.

Вот и наступил момент истины, когда преступные намерения Оскар Барлоу показались наружу. Я не сдержал победную улыбку, и она прокралась в мою интонацию, когда я ему ответил:

— Я сам могу ее себе гарантировать, а вам следует серьезно задуматься о своем поведении. Всего хорошего.

Я повесил трубку обратно на рычаг и глубоко вдохнул. Кусочки мозаики быстро-быстро перестраивались в моем мозгу в подобие цельной картины, пусть пока не совершенной, но вполне пригодной для того, чтобы на ее основе выстраивать дальнейшие действия. В первую очередь я собирался заехать на работу, закончить кое-какие дела, а после непременно встретиться с Дженнифер и открыть ей глаза на двуличного жениха.

В последнее время я обзавелся новой привычкой — передвигаться по городу в общественном транспорте. Где, как не в омнибусе, можно узнать столько самых разнообразных новостей, от международной политики до цен на картофель на главной торговой площади? Ни одна газета и ни один журнал не обеспечит вас настолько полной и своевременной информацией, как поездка в час-пик. Возможно, именно поэтому я забыл о поручении, данном Лиззи, и не дождался ее возвращения, однако люди в это утро были необыкновенно молчаливы и подавлены. В тихих шепотках мне постепенно открывался истинный масштаб происшествий.

— Остановка «Национальная Библиотека»!

Я выпрыгнул на тротуар и в настроении более чем мрачном миновал просторный залитый светом холл, взбежал по парадной лестнице и на втором этаже, в коридоре перед залом Зарубежной Поэзии услышал взволнованные голоса и даже крики.

— Что происходит? — спросил я у пробегающего мимо младшего библиотекаря, но тот лишь махнул рукой куда-то назад и умчался прочь. Скоро мне навстречу выбежал целая толпа читателей и работников библиотеки, все с бледными испуганными лицами.

— Мистер Корвинус! — старший библиотекарь миссис Лейден вцепилась в меня скрюченными пальцами, тяжело дыша. — Мистер Корвинус! Там… там…

— Что? — я никогда прежде не видел почтенную даму в таком состоянии и не на шутку испугался. — Что? Пожар? Нападение? Конец света?

Миссис Лейден отшатнулась от меня и быстро изобразила в воздухе между нами охранный знак. Губы ее тряслись, когда она заговорила:

— Там… О, мистер Корвинус… Там привидение!

Я представил себе белое фосфоресцирующее облачко с кричащим ртом, однако желания улыбнуться отчего-то не появилось.

— Вы уверены?

Миссис Лейден вся затряслась и, вырвавшись из моих рук, бросилась прочь дальше по коридору. Незаметно оказалось так, что я остался один на один с неизвестной опасностью. Даже моя далеко не бедная фантазия никак не желала смиряться с фактом присутствия на месте моей работы существ из загробного мира. И все же, не смотря на вполне здоровые сомнения, в одном я усомниться не мог — столько людей не могли одновременно видеть одну и ту же галлюцинацию. Там было что-то, и я должен был увидеть это сам.

Покинутый зал встретил меня пугающей тишиной. Я медленно и осторожно шел вдоль стеллажей, упиравшихся в потолок, и жалел, что в библиотечных помещениях запрещалось хранить керосиновые лампы, так сказать, во избежание пожара. Одна такая мне бы сейчас очень пригодилась. Свет от газовых фонарей едва-едва развеивал сумрак. Ничто не пыталось напасть на меня из темноты, и в какой-то момент я совсем расслабился.

— Если здесь кто-нибудь есть, то советую показаться, иначе… — самоуверенно начал я, и был прерван внезапно налетевшим порывом ветра. В воздух взметнулись десятки книг, залетали по залу, хлопая страницами, как крыльями. Поток холодного воздуха коснулся меня, и кожа моя немедленно отозвалась толпой мурашек. Я попытался уйти, но свет за спиной мгновенно погас, отрезая меня от вожделенного выхода. И тут, когда страх почти полностью завладел моим разумом, где-то в глубине темного зала зародился звук. Он был похож на женский крик, но, нарастая, менял тональность, срываясь на визг, и вдруг перешел в надсадный вой, страшнее которого мне никогда прежде не приходилось слышать. Он заставлял волосы на моей голове шевелиться, несмотря на стягивающую их ленту, он парализовал и ввергал в панику. Чувства так быстро сменяли друг друга, что сердце едва сдерживало их напор. Я стоял, точно приросший к полу, когда вместе с рвущим душу криком ко мне начало приближаться пятно света, медленно, но неотвратимо, как бывает только во сне. Я отчетливо видел искаженное смертной мукой лицо привидения, темный провал его широко раскрытого рта. С диким воем оно налетело на меня, но растаяло в воздухе прежде, чем коснуться.

Я сел на пол и закрыл глаза.

Мой мир рухнул.

— Настоящее привидение?

Я сдержанно кивнул. Способность мыслить вернулась ко мне не сразу, но сейчас, спустя почти три часа, я чувствовал себя значительно лучше. Возможно, впервые за последние лет пять-шесть я махнул рукой на расписные по часам планы и отправился туда, где меня могли выслушать, поверить и дать совет, так мне сейчас необходимый.

— Я видел его так же четко и так же близко, как вас сейчас, — стакан в моей руке уже почти не дрожал. Было бы обидно расплескать такое дорогое вино. — И даже гораздо ближе.

Мастер Мартинес, коллекционер и человек, почти заменивший мне отца, отнесся к моим словам со всей серьезностью, но для начала велел принести нам обоим бутылку штольского — моего любимого сорта красного вина.

— Это очень интересно, — мастер откинулся в кресле и сложил руки на пухлом животе. — Я говорил, что связываться с семьей Адамс и их секретами опасно для жизни. Но ты, как всегда, меня не послушал.

— Вы знали.

— Знал. Тебя это удивляет?

— Вообще-то, нет, — осведомленность моего старшего товарища в самых разных областях давно вошла в историю. — Но ведь если бы я отказался, не стало бы только хуже?

— Смотря для кого. Для тебя едва ли.

— А для мира?

Мартинес громко расхохотался:

— Мальчик мой! Давно ты примерил на себя образ спасителя мира? Разве Альберт Корвинус такой?

В этом он, безусловно, был прав. Прежний Альберт Корвинус при первых же признаках опасности для своей ценной персоны откланялся бы, даже не принеся извинений. Что такое гипотетическая угроза миру по сравнению с угрозой жизни Альберта Корвинуса? Пшик, пустяк. Однако даже такие закоренелые эгоисты, как я, при определенных обстоятельствах способны меняться.

Мастер словно бы прочитал мои мысли:

— Никто не меняется за один день или даже за неделю. Разве только, если здесь не замешена прекрасная дама.

— Дженни не при чем, не надо…

— Дженни?

Я мысленно обозвал себя идиотом.

— Мисс Адамс. Кстати, я собирался встретиться с ней сегодня. Боюсь, в краже замешан ее жених, некто Оскар Барлоу.

— Ты уверен, Берт?

— Более чем. Спасибо за вино и беседу. Мне пора.

Я покинул особняк Мартинеса после обеда. Солнце скрывалось за плотным покрывалом свинцовых туч, предвещая скорый ливень. Я приподнял воротник пальто и махнул рукой, тормозя кеб.

— Банк «Адамс и Ливингстон» на Голд-авеню, пожалуйста.

В привычной тесноте паромобиля я прикрыл глаза всего на минуту и, кажется, задремал…

Разбудил меня стук в стекло.

— Сэр? Вы в порядке, сэр?

Я с трудом разлепил веки и увидел лицо констебля, заглядывающего в окно. Я опустил стекло.

— В полном порядке, а что случилось?

— Дорога перекрыта, сэр, дальше кеб не проедет.

Наконец, я пришел в себя до такой степени, чтобы услышать жуткий шум. Металлический скрежет, если не ошибаюсь.

— Куда вы, сэр? — испугался констебль, когда я, расплатившись с водителем, выбрался наружу. — Вам лучше вернуться обратно, пока все не наладится.

Я бы так и поступил, но интуиция подсказывала, что любая, даже самая мелкая, неприятность в сложившейся ситуации может быть связана с моим делом. Впрочем, едва ли вышедшего из-под контроля железного постового можно было назвать мелкой неприятностью. Взбесившаяся груда металлолома на моих глазах с легкостью подняла паромобиль и швырнула на землю, «сердце» голема лихорадочно мерцало, словно бы посылая сигнал SOS. Парни из Генеральной жандармерии обстреливали постового из табельного оружия, но пули отскакивали от металла, оставляя на нем лишь неглубокие вмятины. И происходило это все прямо на площади перед банком.

— Что произошло? — спросил я. — Големы считались абсолютно безопасными.

Констебль занервничал: — Так и есть, сэр, абсолютно безвредны… — я скептически выгнул бровь. — Я не знаю, что случилось, вам лучше обратиться к моему начальству.

— Я так и сделаю.

За время нашей непродолжительной беседы постового удалось обездвижить. Очень скоро только помятые паромобили и покореженная брусчатка напоминали об инциденте. Что ж, по крайне мере обошлось без жертв.

Попасть в банк я смог только спустя час. В просторном светлом фойе толпились люди, вынужденные здесь пережидать опасность. Они все галдели, делились переживаниями, возмущались, а некоторые дамы беззастенчиво рыдали. Я растерялся и поэтому просто направился к администратору, но тут кто-то громко выкрикнул мое имя.

— Альберт!

Я обернулся и увидел мисс Адамс. Девушка стремительно подбежала ко мне и в буквальном смысле бросилась на шею, правда, к ее чести, сразу же отстранилась:

— Мистер Корвинус, — ее голос неуловимо изменился, обретя вновь знакомые мне холодные нотки. — Я рада вас видеть. Вы в курсе, что здесь произошло?

Я кивнул, разглядывая ее припухшее от слез личико — образ ледяной красавицы немного пошатнулся.

— Я подоспел как раз к финалу. Не соблаговолите ли поведать мне все с самого начала?

— Давайте поднимемся в кабинет отца.

Кабинет мне понравился. Не слишком большой, но грамотно и со вкусом обставленный, даже с некоторой претензией на домашний уют, здесь было прохладно и тихо. Дженнифер сама налила мне чаю, не пользуясь услугами секретарши, однако руки ее мелко дрожали, и мне пришлось помочь, дабы не оказаться случайно облитым кипятком.

— Простите, — она села, наконец, в кресло, и немного успокоилась. — Это было ужасно. Я как раз собиралась поехать домой, вышла на улицу, и тут внезапно этот чудовищный голем сошел с ума! Если бы не наша охрана, я бы не успела забежать обратно в здание. Я так испугалась.

Я протянул руку через сто и накрыл ее маленькую ладошку своей:

— Все уже позади, мисс Адамс, прошу вас, успокойтесь. Наверняка, это была чья-то диверсия. Может быть, оппозиционная партия решила перейти…

— Нет! — девушка резко убрала руку. — Это уже происходит. Врата почти открылись, а мы не знаем, где, и не сможем вовремя их закрыть. Представьте себе, на что способен будет человек с дурными намерениями, попади в его руки такая сила.

Я нахмурился:

— Вы не говорили, что существ из других миров можно подчинить. Что еще вы мне не сказали, мисс?

— А как вы думаете, мы изгоняем их обратно? Молитвой? — васильковые глаза Дженнифер метали молнии. — В книге есть подробные инструкции, как повернуть действие Врат вспять и как их запечатать.

— И? — я уже почти не злился, слишком устал.

— Что вы от меня хотите? Каждое слово, что я вам говорю, под строжайшим секретом.

Она не понимала, как вредит нашему так и не продвинувшемуся вперед расследованию. Мир висит на волоске, люди сходят с ума, призраки летают по коридорам библиотеки, а машины, призванные помогать, крушат брусчатку. Прав был Мартинес — я не подхожу на роль спасителя мира, особенно с такой помощницей.

— Альберт, о чем вы думаете? Считаете меня лгуньей?

Я спокойно встретил ее взгляд:

— Да, считаю. Если бы вы с самого начала были со мной откровенны, то…

— То вы бы сразу отказались помогать.

Тут я вынужден был с ней согласиться. Чай давно остыл, и мы оба так к нему и не притронулись. Дженнифер попыталась сгладить возникшую неловкость:

— Вы узнали что-нибудь полезное?

На долю секунды мне захотелось ей солгать, просто так, в отместку за потраченные нервы, но все решил, что такой мелочный поступок не достоин джентльмена. Я отомщу как-нибудь в другой раз и куда более изощренно.

— У меня есть основания считать, что в краже замешан ваш жених.

Мисс Адамс не показалась мне удивленной, напротив, она удовлетворенно кивнула:

— Оскар? Что ж, я так и думала.

— То есть, вы его подозревали? И не сказали об этом мне?

И снова ей удалось меня удивить.

— Я обыскала его дом, но ничего не нашла.

Нашу беседу прервала секретарша.

— Мисс, срочный звонок.

— Кажется, я велела нас не беспокоить!

От властного окрика Дженнифер даже мне стало не по себе, представляю, какого приходится ее работникам.

— Но мисс, звонят из дома.

Дженнифер, извинившись, подняла трубку. Я внимательно следил за ее лицом, и от меня не укрылось, как сильно оно побледнело.

— Вы в порядке? Что случилось?

Девушка ответила не сразу, как будто витала мыслями где-то в другом месте.

— Оскар. Он пытался себя убить…

Честно признаться, в первую секунду я подумал, что ослышался. Знакомый мне образ Барлоу, самодовольного, наглого, невоспитанного, но еще очень молодого и напористого юноши абсолютно не вязался для меня с образом отчаявшегося самоубийцы, однако огромные глаза Дженнифер если и не наполнились слезами, то, в этом я уверен, выражали недоумение и озабоченность.

— Мисс Адамс, — позвал я, — вы в порядке?

— А? — она перевела взгляд на меня, уже более осмысленный и лишённый того милого очарования трогательной растерянности, что этой девушке, как я давно понял, обычно не свойственно. — В полном. Но я должна поехать в госпиталь к Оскару, долг невесты обязывает меня быть рядом с ним.

Ее слова меня несколько покоробили:

— Только долг?

Мисс Адамс неожиданно смешливо фыркнула:

— Нет, еще большая и чистая любовь! Не смешите меня, Альберт, наши отцы сговорились о свадьбе еще до нашего рождения, так что о какой любви тут говорить? Долг чистой воды. Я вызову кеб. Вас подвести?

Очень надеюсь, что мимолетную гримасу брезгливости мне удалось скрыть. В конце концов, это ведь не мое дело, кто за кого и по каким причинами выходит замуж. Хорошо, что я не такой завидный жених, чтобы опасаться охотниц за деньгами и титулом, и давно не завишу от родителей, чтобы они решали такие вопросы за меня.

— Я поеду с вами в госпиталь.

Госпиталь королевы Анны, он же Первый Королевский госпиталь, был построен еще при бабушке нынешнего правителя, и, как это ни удивительно, за долгие годы существования ни разу не перестраивался. Огромное, несуразное здание в былые времена располагалось в самом центре, теперь же эта часть города превратилась в восточную окраину, старую, респектабельную, но уже далеко не главную. Я помог мисс Адамс выбраться из кеба. По дороге мы не перемолвились ни словом, и сейчас не стремились к перемирию. Дежурная сестра проводила нас в палату, по пути разъяснив ситуацию.

— Мистер Барлоу, похоже, принял сильнодействующее снотворное, существенно превысив норму. Его обнаружила прислуга. Состояние пациента стабильно критическое, доктор ответит на все ваши вопросы. Прошу сюда.

Выглядел Барлоу ужасно и, увы, находился в бессознательном состоянии, значит, не мог ответить на наши вопросы.

— Я должна поговорить с доктором, — Дженнифер отвернулась от постели жениха и твердой походкой вышла из палаты. Признаться, я осуждал девушку и восхищался ею одновременно, причем за одну и ту же черту характера — холодность. Она помогала ей вести дела, добиваться своего, всегда держать лицо, но в тоже время выстраивала стену между ней и остальными людьми, окружающими ее. Что она чувствовала, что творилось в ее душе, в то время как пытливый, рациональный ум расставлял по полочкам факты и события? Была ли она хоть каплю опечалена, искренне опечалена, случившимся с Барлоу? Что для нее важнее — жизнь человека или книга, полная мрачных тайн? А что, если второе?

Меня отвлекла сестра милосердия, напомнив, то посторонним не положено находится в палате больного, и я, не прощаясь с Дженнифер, покинул госпиталь.

Мне не давала покоя мысль, что если Барлоу был тем самым вором и неудачливым убийцей (и самоубийцей тоже не важным, раз уж та то пошло), то зачем ему пытаться с собой покончить? Муки совести, насколько я слышал, вполне могут довести до такого состояния, но тогда не лучше ли было бы сначала признаться и вернуть краденое, а уж после пить яд? Увы, в вопросах совести мне приходится опираться на мнение большинства, ибо сам я с этой проблемой близко не сталкивался. И все же мозаика не складывалась. Был кто-то еще. Кто-то, кто руководил действиями Оскара, умело и беспощадно, чтобы в итоге устранить исполнителя. Однако то лишь предположения, не подкрепленные фактами, над чем мне и предстоит как следует потрудиться.

Энергия бурлила во мне, требовала выхода, и я отправился пешком, дабы привести в порядок мысли и чувства, а также нанести визит в ближайшее кафе, где можно было бы быстро и сытно пообедать. Увы, на голодный желудок думалось мне не очень хорошо, особенно если учитывать, мою страстную любовь к сладкому, от которого, как известно, стимулируется мозговая активность. Впрочем, пообедать мне не удалось — очередная неприятность в виде дорожной аварии заставила меня изменить маршрут. Я свернул на Куинн-авеню, узкую пешеходную улочку, почти всегда скрытую в тени близко построенных высоких зданий. Таким образом я надеялся сократить путь и выйти в квартале от площади Трех Корон, однако сегодня, видимо, я чем-то прогневил небеса. Из тени прямо мне навстречу вышла худая изможденная девушка с лицом настолько бледным, что казалось, в нем не осталось ни кровинки. У меня не было желания связываться с больной девице, и я просто сунул руку в карман, нащупывая мелочь, чтобы отвязаться от нищенки, но она протянула ко мне тонкие руки, преграждая путь.

— Мисс, позвольте мне пройти, — строго велел я ей, досадуя на внеплановую задержку.

— Помогите…

Она едва шевелила губами, ее шепот походил скорее на простуженный сип, еле слышный и чуть свистящий. Я сделал шаг в сторону, обходя девицу. Она схватила меня за локоть, да так сильно, что я почувствовал боль.

— Помогите… — повторила она, второй рукой ухватившись за ворот моего плаща, и вдруг ее лицо исказила злобная гримаса, сумасшедшая оскалила зубы и попыталась впиться ими мне в горло! От неожиданности я растерялся настолько, что почти позволил ей это сделать, лишь в последний момент отчаянно дернулся, и шею рядом с левым плечом обожгло резкой болью. Я видел бледное лицо, запачканное моей кровью, буквально в нескольких дюймах от себя — это было ужасно, противоестественно и жутко. Разозлившись, я отшвырнул полоумную от себя и, не проверяя, что с ней стало, бросился бежать. За спиной послышался разочарованный вой жуткого создания, что только прибавило мне скорости, я вылетел прямиком на мост через Новый канал и остановился, только оказавшись на противоположном берегу. Рана на шее кровоточила, но не так сильно, как мне показалось сначала, и все же они были нанесены человеческими зубами! Вот уж действительно, мир катится в пропасть, и я уже не уверен, что его можно спасти.

Дома меня ждала стопка утренней прессы. Бегло пролистав их, я убедился, каким оказался дураком, — в трех из четырех «желтых» газет были упоминания о сумасшедших, кусающих людей, причем, судя по всему, я легко отделался. Молодая девушка прошлым вечером, возвращаясь с работы, набрела на одного такого, и лишь вмешательство патрульных спасло ей жизнь. Я в раздражении отшвырнул газеты, закрыл глаза и попытался расслабиться. Укус отдавался болью при движении, хоть и был довольно поверхностным.

В коридоре скрипнули половицы.

— Кто там? — крикнул я, раздосадованный тем, что мое одиночество нарушили. — Лиззи?

Горничная не ответила, однако шаги приблизились к двери и там замерли. Это меня насторожило. Лиззи обычно после обеда уходила. Тогда кто же разгуливает по моему дому? Я взял со стола тяжелое пресс-папье и осторожно выглянул в коридор. Никого.

— Если это какая-то глупая шутка… — начал я, выходя в коридор, — то…

Тяжелый удар по затылку поверг меня на пол. Я облокотился о стену, пытаясь устоять на ногах, перед глазами все плыло, и в этот момент в прихожей зазвонил телефон. Нападавший бросился наутек, я с превеликим трудом побежал за ним, но едва не скатился с лестницы. Где-то внизу разбилось окно, и все стихло. Я тяжело опустился на ступени и, не удержавшись, вытянулся во весь рост. Голова гудела как медный колокол.

Спустя какое-то время, я вернулся в злополучный коридор и возле двери в кабинет обнаружил желтый конверт. Вероятно, его обронил преступник, однако на оборотной стороне значилось мое имя.

— «ОСТАВЬ ЭТО ДЕЛО ИЛИ ПОЖЕЛЕЕШЬ», — прочитал я вслух не слишком грамотную надпись, выложенную из заглавных букв, вырезанных из газеты, и самодовольно хмыкнул. Если они опустились до банальных угроз, я близок к разгадке как никогда. Настроение как-то сразу поднялось, и даже затылок стал болеть куда меньше.

И еще мне пришлось признать, что, если Барлоу и виноват, то не во всем. Увы.

Телефонный звонок скоро повторился, и я успел на него ответить. Звонила мисс Адамс.

— Вы уехали, не предупредив меня! — возмущенно заявила она.

— Не хотел мешать вашему воссоединению с женихом, — съязвил я, не сдержавшись.

— У меня нет времени на ваши неуместные остроты, скажет лучше, что-то случилось?

Я был вынужден признаться, ибо проницательность этой девушки могла сравниться разве что с ее упрямством.

— На меня напали, — я на миг замялся. — Вообще-то, дважды.

— Вы не ранены?

— Если вы о том, смогу ли я продолжить расследование, то не беспокойтесь. Жить буду и, возможно, достаточно долго.

— Замечательно, — я не очень понял, что именно. Что на меня напали или что не добили? — Отец заболел, так что временно я исполняю его обязанности. Если что, ищите меня в банке.

— А как же мистер Ливингстон, партнер вашего отца? Я полагал, что он в случае чего примет на себя руководство.

Дженни мило рассмеялась:

— Поймите, Альберт, мистер Ливингстон хороший человек, умный и с деловой хваткой, но я бы не доверила ему вести дела. Видите ли, с его образованием он и пишет-то с ошибками. Я справлюсь со всем сама.

Она попрощалась и повесила трубку. Я еще раз пробежался глазами по записке с угрозой и решил, что самое время познакомиться с этим мистером Ливингстоном.

До вечера оставалось несколько часов. Особняк Ливингстона располагался в квартале от Вест-Энда, так что я легко дошел пешком. Голова еще немного гудела, однако во времена моего бурного студенчества с подобными симптомами я умудрялся сдавать экзамены на отлично и снова возвращаться к веселым попойкам с друзьями, так что удар по затылку едва ли мог вывести меня из игры.

— Мистер Ливингстон ожидает меня, — нагло солгал я мажордому.

— Я доложу о вас.

— Нет, не стоит, это лишнее, — я попытался обогнуть его и попасть в холл, но не тут-то было.

— Стойте, сэр, я должен о вас доложить, — могучая рука мажордома буквально припечатал меня к месту. С такими слугами и охраны не надо.

— Мистер Корвинус, я полагаю? — наверху лестницы показался сам хозяин дома. — Меня предупредили о возможности вашего визита. Хьюго, проводи гостя в мой кабинет.

Я сбросил, точнее попытался сбросить, руку Хьюго, и на сей раз мне это удалось.

— Прошу вас следовать за мной, сэр.

— То-то же, — буркнул я в спину громилы и, стараясь сохранить достоинство после нелицеприятной сцены, пошел за ним.

Кабинет мистера Ливингстона напомнил мне провинциальный музей. Вообще, кабинет способен многое рассказать о своем владельце. Так, например, я с первых минут понял, что Ливингстон — так называемый нувориш, выходец из народа, не иначе как чудом выбившийся в элиту, но, увы, так ей и не ставший. Отвратительный вкус с лихвой компенсировался избытком денег, что наложило свой отпечаток на собрание поистине бесценных, но абсолютно не сочетающихся между собой вещей: хрустальная статуэтка времён королевы Анны стояла рядом с южной шкатулкой из морских раковин и жемчуга, а над ними висела картина современных художников, стремящихся заменить реализм пестрой абстракцией. От роскоши и блеска рябило в глазах, так что я не сращу обратил внимание на самого Ливингстона.

— Понравилась моя коллекция? — весьма самодовольно поинтересовался он, откупоривая бутылку белого полусладкого. — Между прочим, стоит бешеных денег.

Я подавил гримасу брезгливости:

— Да, я заметил. Впечатляет. Но разве вы не должны быть рядом с племянником в госпитале?

— А вы прямолинейны, молодой человек. Вы знаете, что это бывает наказуемо?

— Кто вам сказал, что я приду?

Маленькие глазки банкира неприятно блестели:

— Надежный человек.

— Человек, который напал на меня в моем же доме, после того, как Оскар не смог меня убить? — пошел я в наступление. — Или человек, который велел вам украсть книгу Адамсов? Или может, вы сами ее украли, заставили племянника выкрасть ее из-под носа у будущих родственников? Какой ответ правильный?

Ливингстон залпом опрокинул фужер вина. Отвратительные манеры. Даже хуже, чем у меня.

— Если я вам все расскажу, буду лежать рядом с Оскаром или вообще, где-нибудь в трущобах, в безымянной могиле. Я не для этого шел по головам, чтобы оставить свое состояние государству. Хьюго! — внезапно гаркнул он. — Проводи господина, он уже уходит.

— Постойте, — я перегнулся через стол и тихо, но очень зло, сказал, — Вы подставили своего племянника, почти сына, заставили его переступить через закон, через себя, ради вашей выгоды. Деньги важнее его жизни, так ведь? Деньги важнее всего?

Он кивнул мажордому, и тот скрутил мне руки и вышвырнул на улицу, прямо лицом на пыльную дорогу. Я поднялся с колен, сплюнул кровь на мостовую и улыбнулся. Уверен, моему оскалу позавидовал бы даже самый злобный вампир. Никто не может безнаказанно унижать Альберта Корвинуса!

Я начал с того, что отправился домой и привел себя в порядок. После сообщил в библиотеку, что беру пару дне отгула за свой счет, что не стало неожиданностью для руководства, ибо после инцидента, если это можно так назвать, с призраком, многие сотрудники брали отпуска или даже вовсе увольнялись.

Теперь меня ничего не отвлекало. Совершенно ясно было, что Ливингстон — один из заговорщиков, но книга едва ли хранится у него, а даже если она там и была, то умный банкир успел ее надежно перепрятать. Я набрал номер Адамсов, но никто не подошел к телефону. Что ж, Дженнифер не обязательно быть в курсе моих ночных приключений. Я собирался проникнуть в дом Ливингстона и найти улики, обличающие его и его племянника.

Не скажу, что не испытывал страха, впрочем, едва ли это был страх в полном смысле этого слова, скорее возбуждение и легкая тревога. Хотел бы я посмотреть на того человека, кто не тревожился бы, отправляясь ночью взламывать дом богача, когда по улицам бродят кровожадные сумасшедшие и летают привидения. Не то чтобы у меня имелся опыт проведения подобных демаршей, однако я подготовился как следует, в моем, конечно, понимании, и под покровом ночи перелез через ограду за домом Ливингстона, где его высота скрадывалась аккуратно постриженным кипарисом. Как я и полагал, собак во дворе не оказалось, как и охраны. На счет последних я был уверен на все сто, ибо из неких надежных источников узнал график обхода территории. Дело оставалось за малым — вскрыть замок черного хода, незамеченным пробраться в кабинет хозяина и порыться в его бумагах. Я не знал, что буду искать, однако уверен, что сразу пойму, что мне нужно, как только это увижу. Подозрительные счета, корреспонденция, банковские чеки — все, что угодно.

Итак, я попал внутрь.

Много позже я вынужден был признать самому себе, что все далось мне уж слишком просто. По пути в кабинет я не встретил ни души, будто особняк вымер, даже когда я случайно уронил со стола пошлую статуэтку поющей сирены никто не прибежал за шум. Впрочем, стоит также признать, справедливости ради, ничего полезного я тоже не нашел. Интуиция буквально вопила, что пора убираться. Я схватил из ящичка стола пухлый конверт с письмами и едва ли не бегом отправился в обратный путь. Вот тут-то удача от меня и отвернулась.

— Какая встреча, — я в последний момент сумел увернуться от медвежьих «объятий» мажордома Хьюго и перепуганным зайцем метнулся к открытой двери на свободу. Вслед мне понеслись проклятия. — Твою мать, вот ублюдок! Парни, остановите его!

Парни, а именно те двое охранников, с которыми я чудом, а теперь понимаю, что не такое уж это было и чудо, разминулся недавно, попытались взять меня в клещи. Адреналин подскочил в крови, я метнул сумку в одного и проскочил мимо второго, по пути смачно двинув ему под дых. Скорость и ловкость — вот два качества, которые могли сейчас спасти мне жизнь, тягаться в силе с тремя верзилами самой что ни на есть бандитской наружности мне было не с руки. В конце концов, мы же не за титул чемпиона по боксу боролись. Ворота ожидаемо оказались заперты — выпускать меня никто не планировал, и я старался не думать о том, что ожидал меня в случае, если попаду в лапы преследователей. В лучшем случае мой труп найдут в одном из зловонных каналов Южного города.

— Стойте! — я повернулся к ним и вскинул руки, показывая, что в них нет оружия. — Зачем нам драться? Мы же можем договориться…

— Драться? — Хьюго неприятно расхохотался, да так, что у меня зубы заныли. — С тобой? Да ты, я смотрю, большого о себе мнения.

У одного из охранников мелькнула в руках остро заточенная бритва. Вдруг за забором послышались крики. Это было так неожиданно, что, похоже, у меня появилась небольшая отсрочка от смерти. Я метнулся в другой конец двора, мгновенно забрался на бочки, непонятно что делающие здесь, и ухватился за край забора.

— Эй! — взревел Хьюго. — Держи его, парни!

Бочки под моими ногами все-таки разъехались, оставив меня болтаться на заборе. К чести моих потенциальных убийц, они разделились — один побежал ко мне, а другой распахнул ворота, чтобы, в случае чего, встретить меня на той стороне. Снова патовая ситуация.

Я подтянулся, перекинул одну ногу через забор, потом другую и неловко, как мешок картошки, свалился на землю с приличной высоты. Многострадальное тело отозвалось привычной болью, сегодня мне доставалось поразительно часто, так что я только слегка поморщился и проворно вскочил на ноги. Голова слегка кружилась, я, пошатываясь, отошел на середину улицы, как раз вовремя, чтобы увидеть двух громил с бритвами, преградившими мне дорогу. Я в панике обернулся. Если я побегу прочь, сколько времени им понадобится, чтобы меня поймать? Бегун из меня неважный, после стольких-то ударов по голове, так что мне определенно нужен был другой план.

— Ладно, ребята, ваша взяла, — с преувеличенной бодростью признался я им, надеясь выгадать время. — Может, поговорим напоследок?

В ответ мне пришлось выслушать длинную прочувствованную тираду, повторить которую я не возьмусь даже под страхом смертной казни, ибо добрая половины тех слов поразила бы в самую душу самого матерого из портовых грузчиков. Я узнал о себе много нового и успел даже мысленно отметить наиболее меткие обороты, как к моим «оппонентам» присоединился злой как тысяча чертей Хьюго.

— Чего встали, идиоты?

Я мысленно прощался с жизнью. Как это обычно бывает, за пару миль от места преступления не найдется ни одного жандарма, чтобы его предотвратить. Что ж, поборюсь напоследок, решил я и бросился бежать в обратном от головорезов направлении, однако почти сразу остановился и подумал о том, чтобы сменить направление.

Шум, что мы слышали не так давно. Теперь стало ясно, кто его издавал. За мной обычно не водилось приступов человеколюбия, но этой ночью все шло псу под хвост.

— Бегите! — крикнул я Хьюго и его товарищам. — Скорее, запирайте ворота!

Прямо на нас надвигалась толпа. Бледные, болезненные, с вытянутыми вперед подрагивающими руками, мертвыми глазами. С губами, перепачканными кровью. Я встречался с одной такой и не желал повторения. Они шли медленно, будто во сне, но неотвратимо и прямо на нас. Я плюнул на осторожность и побежал обратно, крича на ходу:

— Прочь! Бегите же!

Они не могли не видеть это жуткое шествие. Они точно его видели, прямо за моей спиной, но не отступили ни на шаг. Я хотел проскользнуть мимо, но острая бритва мелькнула прямо перед моим носом.

— Куда это ты собрался? — Хьюго схватил меня за горло и приподнял над землей. Я отчаянно задергался, только усугубляя ситуацию.

— Босс, — один из его подельников заколебался. — Что это за психи, а? А ну пошли прочь, это частная территория!

Если бы я мог выругаться, непременно бы это сделал, но кислорода становилось все меньше, я задыхался, царапая ногтями сдавившую горло руку. Похоже, один я в городе читаю газеты. Внезапно хватка ослабла. Я упал на землю и тут же торопливо, насколько это было возможно в полузадушенном состоянии, вскочил на ноги, оглядываясь.

Лучше бы просто убежал.

Толпа приливной волной накрыла троих людей. Их удивленные возгласы быстро сменились криками боли и отчаяния. Я слышал, как рвалась на куски их плоть, как трещали хрупкие кости и капала на камни горячая кровь. Я зажимал уши ладонями, но все равно слышал зловещее чавканье. Вампиры, людоеды, живые мертвецы — мне было совершенно плевать на то, кем были эти существа. Они были Злом, и я чувствовал такой ужас, что, казалось, умру, не сходя с места. Лишь когда из беспорядочно шевелящейся свалки вывалилась откушенная рука, мертвой хваткой сживающая бесполезную бритву, я бросился прочь, спотыкаясь, падая, снова поднимаясь. Дико крича. Но это я понял гораздо позже.

Меня остановил забор, мой собственный забор, огораживающий аккуратный палисадник перед моим домом. Прижимаясь лбом к кованой решетке калитки, я надсадно хрипел, восстанавливая дыхание. В боку нещадно кололо от быстрого бега. По пути мне встретился конный разъезд ночного патруля, как всегда, не спешащего совать головы в пасть льву. Я чудом избежал встречи с ними, иначе пришлось бы отвечать на вопросы, а то и вовсе, проводить остаток ночи в тюремной камере. Меня все еще бил озноб. Крики пожираемых заживо людей эхом отзывались в моей гудящей, точно храмовый колокол, голове. А если бы я замешкался или, не приведи Создатель, пусть я в него и не сильно верю, потерял сознание? Фантазия подкинула нелицеприятную картинку, от которой меня с удвоенной силой замутило. Нет, не так я представлял себе свое ночное предприятие.

Как я уже не раз подчеркивал, часов я принципиально не носил, однако мог предположить, что едва минуло два часа ночи, может, было около трех. Скоро утро. Мысли мои окончательно вышли из-под контроля. Утро… В семь утра бьют часы на трех крупнейших фабриках города, созывая рабочих на утреннюю смену. В восемь приходит Лиззи и приносит свежую прессу. Голова кружилась все сильнее, меня скрутило пополам и буквально вывернуло наизнанку. Вот, испортил газон. Сквозь шум в ушах пробился посторонний звук, и следом в шею уперлось что-то холодное и острое, а ладонь с влажной, едко пахнущей тряпкой, прижалась к лицу. Я больше не мог сопротивляться. Слишком устал, слишком много бегал… Слишком…

Пробуждение было на редкость неприятным. Сначала я почувствовал боль, потом — дурноту и мерзкий привкус во рту. Глаза никак не желали открываться, и я провел некоторое время в неравной борьбе с собственными веками. Наконец, они поддались. Я увидел узкую полоску тусклого света, однако мне он показался просто ослепительным, по щекам потекли слезы, которые я не мог утереть, потому как руки мои отчего-то оказались связанными за спиной, а сам я сидел на жёстком стуле, хотя не помню обстоятельств, при которых на него садился. Я все еще жмурился, поэтому приходилось довольствоваться лишь ощущениями, согласно которым люди, так грубо со мной обошедшиеся, приволокли меня в некое помещение, в меру прохладное, но не совсем холодное, хорошо проветриваемое и, кажется, пустое. По крайней мере, со мной никто не пытался заговорить.

Я открыл глаза.

Она сидела напротив и смотрела прямо на меня. Строгая и красивая, с упрямо сжатыми карминными губами и рассыпавшимися по плечам золотистыми волосами. Дженнифер Адамс. Дженни. Я хотел бы протереть глаза, но не мог. Неужели она? Неужели это все была она?..

— Дженни? — в горле першило, и короткое имя я произнес лишь со второго раза.

Она вздрогнула, но не изменила позы. Губы ее сложились в подобие улыбки:

— Альберт? Вы живы?

Необыкновенно умный вопрос.

— Определенно жив. По мне не заметно?

— Зато заметно по вашим неуместным остротам, — съязвила девушка. — Меня связали! Я не могу пошевелиться, у меня все болит.

Она действительно была привязана к стулу так же, как и я. Что ж, это в некотором роде радовало, по крайней мере, я ошибся на ее счет. Моя очаровательная нанимательница невиновна или же превосходно притворяется.

— У вас лицо в крови, — добавила она, обратив мое внимание на липкую теплую влагу, текущую, по-видимому, из моего носа. Наверное, реакция на хлороформ. Девушка же сразу взяла быка за рога:

— Что происходит?

— Нас похитили. Меня, по крайней мере, точно.

— Если вы намекаете, что я сама пришла сюда и привязала себя к стулу, то вы ошибаетесь! — возмутилась Дженнифер. — Кстати, куда — сюда?

Я огляделся, насколько позволяло мое бедственное положение, и пришел к выводу, что помещение мне знакомо. Если быть точнее, то оно мне уже успело стать как родное.

— Мы в библиотечном хранилище, — хмуро ответил я. — Склад номер семь, если вам так важна точность. Его закрыли на ремонт в прошлом году, и на этом остановились.

Дженни просияла:

— Значит, вы на своей территории. Нам нужно освободиться, и вы выведите нас к людям.

Я скептически выгнул бровь. Мы, похоже, были здесь одни, и я мог не сдерживать себя и сказать ей уже, наконец, все, что накипело, однако отчего-то продолжал изображать джентльмена.

— Если вы изволите подпрыгать ко мне на своем стуле и зубами перегрызть веревки, то я, конечно, без труда выведу нас.

— Да как вы смеете! — моментально вспыхнула девушка. — Идите к черту со своими плоскими шуточками!

Я вынужден был извиниться, хотя на самом деле меня душил смех. «Идите к черту», надо же! У нашей идеальной леди прорезались острые зубки.

— Не смейтесь, — грозно приказала она. — Замолчите немедленно! Вы слышите это?

Действительно, мне почудился негромкий и очень подозрительный звук. Он походил на жужжание, такое тихое, но назойливое, что проникало, минуя слух, сразу под кожу.

— Что за чертовщина?!

Лицо Дженни превратилось в бледную скорбную маску:

— Начинается. Врата откроются здесь. Скоро. Очень скоро.

Вот тут занервничал и я. До этого момента происходящее напоминало скорее увлекательное приключение, наподобие тех, что я читал в книгах. И опасность была ровно такой, какую я мог понять и принять, она лишь подогревала мой азарт и заставляла раз за разом убеждаться в своем превосходстве. Ничего такого, с чем бы я не мог справиться. И вот теперь я начал понимать, во что ввязался. Казалось, что даже воздух сгустился и не проникал в легкие. Меня накрыл минутный приступ паники, который я сумел подавить только поистине чудовищным усилием воли.

— Врата… Как они выглядят? — спросил я пересохшими губами.

— Каждый раз по-разному, — если Дженнифер и удивилась вопросу, то виду не подала. — Чаще всего как арка, испускающая холодный голубоватый свет.

Ее голос, кажущийся спокойным даже в таких обстоятельствах, успокаивал. Мой же голос буквально звенел от напряжения:

— И как часто вы сталкивались с… подобным?

— Дважды. Обычно этим занималась моя старшая сестра и отец. Альберт, к чему эти вопросы?

Я нервно хохотнул:

— Хочу перед смертью утолить свою жажду знаний.

Девушка нахмурилась:

— С чего вы взяли, что мы умрем?

Действительно, с чего? Город наводняют толпы людоедов, призраки пугают приличных людей, мы сидим связанные и ждем, когда откроются мистические врата в иной мир. Совершенно ни одного повода для беспокойства.

Я почувствовал, что паника снова овладевает мною, а Дженни как назло молчала. Жужжание переросло в тихий гул, давящий на психику.

— Еще один вопрос, Дженни, — она вопросительно приподняла брови. — Почему я? В вашем распоряжении была жандармерия и целая армия частных сыщиков, так почему вы пришли ко мне?

Она заколебалась. Я ждал ответа.

— Вас посоветовали.

— Кто?

— Есть определенный круг людей, назовем его клубом, который знает о книге и всячески помогает нам в нашем семейном деле, не разглашая при этом тайны. Когда книга пропала, отец собрал всех членов клуба и сообщил новость им. Мы могли обратиться к жандармам, но тайна превыше всего. И тогда один из членов нашего так называемого клуба посоветовал вас. Сказал, что никто не справиться с поисками лучше Альберта Корвинуса.

— Кто? Дженни, как зовут этого человека? Я должен знать.

Она покачала головой:

— Вы же понимаете, я не могу…

— Дженни!

— Его зовут…

— Михаэль Мартинес.

Я хотел расхохотаться, но смех застрял в горле комком колючей проволоки.

Мастер вышел из-за спины Дженнифер, ласково погладил ее по волосам, не сводя при этом с меня взгляда своих непроницаемо темных глаз. Я все еще надеялся, что это шутка:

— Мастер Мартинес? Что вы здесь…

Он приложил палец к губам, призывая меня к молчанию:

— Ты слишком много разговариваешь, мальчик мой, — он покачал головой. — Два лучших моих человека погибли, а ты все никак не уймешься.

Мне вспомнилась оторванная рука, это было неприятно, но как я мог молчать, когда все казавшиеся такими незыблемыми основы мира летят ко всем чертям? Начиная с моего старого друга.

— Ты хотел меня убить, — зло процедил я сквозь зубы, однако Мартинес в ответ лишь невесело усмехнулся:

— И снова ты ничего не понял. Я предложил Адамсам обратиться к тебе, потому что ты эгоист, Берт, самый неисправимый из всех, кого я знаю. Ты должен был сбежать, поджав хвост, еще после первого покушения.

Значит, я был прав — Барлоу работал на своего дядю Ливингстона, а то в свою очередь — на Мартинеса. И все это ради… да, собственно, ради чего?

Меж тем находиться в хранилище стало просто невыносимо. Воздух гудел от звука, который не был слышен ушами, но который буквально рвал туго натянутые нервы. Коллекционер стоял между мной и Дженни, и я мог видеть, как тяжело дается ему это спокойствие. Все-таки он был далеко не молод, хоть и отличался отменным здоровьем.

— Вы знакомы? — внезапно выдала Дженни, переводя недоуменный взгляд с меня на мастера.

Я понял, что откровения закончились.

— Ливингстон!

В помещение вошел мой давешний знакомый — банкир и, старательно не глядя в сторону девушки, установил пюпитр и водрузил на него толстую рукописную, насколько я мог видеть, книгу с потрепанной, но все еще достаточно прочной кожаной обложкой. Такие были в ходу много веков назад, и я не удивлюсь, если записи в ней и по сей день вносились гусиными перьями. Если вообще вносились.

Дженнифер лихорадочно завертела головой:

— Не делайте этого! Вы не представляете себе последствий! Развяжите меня немедленно! Ее пронзительный голос потонул в свисте невидимого ветра. Горячий поток воздуха ожег мне лицо и заставил зажмуриться, а секунду спустя на месте обитой железом двери сияла холодным голубым светом воздушная арка. Врата. Они были прекрасны. Свет, из которого они были сотканы, колебался и как бы перетекал с места на место подобно воде, в которой то тут, то там вспыхивали и тут же гасли синие искорки. Внутри же царствовала тьма. Казалось, она смотрела на меня из глубины другого мира, что готовился прорваться наружу смертоносным потоком. Но я чувствовал, еще рано.

— Вы сумасшедший! — бесновалась Дженнифер, холодная, рациональная Дженнифер, дочь самого богатого банкира в графстве. Ответом ей был смех, в котором не было безумия, только торжество достигнутой цели.

— Вы станете свидетелями рождения нового мира, нового Содружества, основой которого стану я! — Мартинес снова расхохотался, и в его искаженных призрачным светом чертах не осталось ничего от «доброго дядюшки». — Я принесу людям знания, о которых они не могли даже помыслить! Я научу их, я стану их богом!

В глазах Дженни застыли злые слезы, мы сидели близко, но недостаточно близко, чтобы помочь друг другу. Мы не могли помочь даже сами себе.

Мастер раскрыл книгу и принялся нараспев читать текст на незнакомом мне языке, несомненно, таком же древнем, как и сам фолиант, где он был записан. Я ничего не понимал, зато понимала мисс Адамс. Она перестала плакать и напряженно уставилась в сторону Врат. Они были совсем рядом с ней, пожалуй, то даже слишком. Ливингстон нервничал. Едва ли он представлял себе в полной мере, на что шел.

И тут Врата взорвались протяжным громким воем, страшнее которого я не слышал. В нем переплелось смертельное отчаяние, нечеловеческая боль, ярость и всепоглощающее безумие. Крик заполнил хранилище, проникая внутрь каждого из нас, рождая в душах неизъяснимый страх. Ужас, который я не испытывал наедине с призраком из библиотеки или стоя напротив кровожадной толпы, пожирающей людей заживо. У этого чувства не было названия, не было причины, но оно буквально раздирало меня на части. Я плакал и даже не замечал этого. Новый порыв раскаленного ветра разметал мои волосы, ожег кожу и успокоился так же внезапно, как и налетел. Врата сияли, исторгая из себя ледяной свет, аналогов которому не было в нашем мире. Ветру вторил многократно усилившийся крик, от которого кровь стыла в жилах и сердце пропускало удар. По губам бледной как полотно Дженнифер я догадался — сейчас начнется. Неважно, что, главное, что мы не успели это предотвратить.

Кошмарную какофонию звуков прервал одинокий выстрел. — Будь ты проклят, — тихо, но четко бросил, как выплюнул, Ливингстон, опуская револьвер. На белоснежной рубашке Михаэля Мартинеса медленно растекалось алое пятно. Мастер, словно еще не веря в свою смерть, прижал ладонь к ране, прошептав что-то удивленно, и повалился на пол.

— Развяжите нас, скорее! — крикнула девушка, с трудом перекрыв нарастающий гул. Ливингстон, отмерев, бросился к нам, неловко орудуя ножом для бумаг. Я видел, как дрожали его руки и, более того, почувствовал это на себе, когда лезвие соскользнуло, полоснув меня по запястью. А в это время из открытых Врат дохнуло жаром, и в чернильной темноте затрепетали уродливые тени. Я как раз скинул веревки с ног и разминал затёкшие конечности, как оттуда с пронзительным воем вылетело крылатое существо. Оно было отвратительным, жуткое подобие птицы, но вместо клюва мы увидели огромную пасть, уставленную острыми мелкими зубами. Существо, этот жуткий демон из иного мира, оценивающе окинул нас горящим взглядом маленьких красных глазок и внезапно ринулся на Дженнифер. Снова прогремел выстрел, и меня окатило горячей, точно кипяток, оранжевой кровью, оставляющей на коже болезненные ожоги. А Ливингстон тем временем целился в следующую тварь.

— Я закрою Врата, дайте мне немного времени, — Дженни, ничуть не смущенная трупом Мартинеса, встала за пюпитр. Ее нервные пальчики быстро-быстро зашелестели страницами. Мы с Ливингстоном встали плечо к плечу, готовые отразить любое нападение.

Они хлынули отвратительной вопящей стаей. Кровь, стекающая по моей руке, манила их, и скоро миниатюрный ножичек, коим я отмахивался от них, выпал из прокушенной руки и откатился в сторону. Банкир оказался метким стрелком, под его прикрытием я добрался до стула, благо он был снабжен металлическими ножками и спинкой, и им сбил крылатую нечисть, вконец озверевшую от запаха крови. Дженнифер что-то громко выкрикивала, но ее голос тонул в скрежещущих криках все новых и новых тварей. Револьвер сухо щелкнул, и Ливингстон, швырнув его прямо в пасть очередного «летуна» последовал моему примеру и вооружился вторым стулом. Однако оба мы понимали, что наше время на исходе.

Те минуты запомнились мне как сплошной кровавый туман, разрываемый резкими громкими воплями чудовищ и чистым и звонким голосом мисс Адамс. В какой-то момент армия пришельцев перестала прибывать, к тому времени я почти не чувствовал рук, глаза заливали пот и кровь. Врата будто бы померкли и демонические птицы в панике начали метаться по хранилищу, как безумные. Я улучил мгновение, чтобы обернуться на Дженни. Ее лицо выражало крайнюю степень напряжения — щеки горят лихорадочным румянцем, губы упрямо стиснуты, а слова слетают с них резко, уверенно, как удары невидимой плети. И тут прямо перед девушкой возникла тварь, она широко распахнула пасть и закричала победно. Я ничего не успевал сделать, но Ливингстон прыгнул на нее, буквально припечатывая к полу своим весом, я подбежал, примериваясь своим стулом, но внезапная боль в ноге заставила меня отвлечься на спасение самого себя. Ливингстон страшно закричал, Дженни вторила ему, вскинув руки и запрокинув голову в последнем, решающем, рывке. Кровавый туман перед моими глазами сгустился, и сквозь него я видел, как вопящая стая ринулась обратно во Врата, утаскивая с собой обезображенное тело Ливингстона. Я из последних сил рванулся за ним, но Врата ослепительно вспыхнули, заставив меня упасть и застонать от боли, и… просто исчезли.

Я устало перевернулся на спину и закрыл глаза. Хотелось умереть.

Бломфилд-парк сегодня пустовал. Аллеи тополей и вязов постепенно украшались кружевом из опавших листьев, на лавочках не лежали забытые кем-то газеты, как это бывало обычно. Я принес свою и, расположившись на солнышке, лениво ее читал.

С тех страшных событий минуло две недели, что я провел в соседней от Оскара Барлоу палате. Кстати, он шел на поправку, промывание желудка творит чудеса. Мне, увы, предстояло вытерпеть иные процедуры, и теперь я чувствовал себя разобранным и сшитым заново. Сшитым в буквальном смысле этого слова. Отпуск на работе пришелся как раз кстати.

Я отвлекся от статьи, расписывающей неоценимый вклад нашей доблестной жандармерии в стабилизацию ситуации в городе, чтобы увидеть хрупкую фигурку в конце аллеи. Несмотря на свежий ветерок угасающего лета, девушка, которую я ждал, была одета в темно-синее платье строгого кроя, а над головой держала кружевной зонтик.

— Добрый день, — поприветствовал я мисс Адамс, впрочем, не торопясь вставать и целовать ей ручку. В некотором смысле, я считал, что церемонии между нами уже неуместны.

— Я жертвую свои обедом ради встречи с вами, Альберт, — пожурила она меня и, расправив юбки, присела рядом. Я молчал.

— Как вы себя чувствуете? — спросила Дженнифер.

— Как человек, которого едва не разорвали на части. А вы?

Она легонько передернула плечиками:

— Мне жаль, что вы пострадали.

— А Ливингстон? Его вам тоже жаль?

— Что вы от меня хотите? Ведь это ваш друг хотел стать новым богом.

Я понимал, что мои запоздалые упреки ничем и никому не помогут. В том числе и мне самому.

— Простите.

Она накрыла мою руку своей теплой ладошкой:

— Это вы меня простите. Я втянула вас в это и я… я сожалею.

Неприятная тема была закрыта. Я узнал, что помолвка с Барлоу была расторгнута с обоюдного согласия сторон, мистер Адамс отошел от дел, уступив бразды правления дочери. Я выразил ей свои искренние поздравления.

— Что ж, мне пора, — она поднялась, я тоже. — И все-таки я рада, что так получилось, что именно вы были рядом со мной все это время.

Я видел, что она искренна, и все же не спешил с ответными признаниями.

— Книга найдена и надежно спрятана. Вот ваш гонорар, как и договаривались, плюс процент за физический и моральный урон.

Я принял из ее рук конверт с деньгами, но отчего-то не испытал ожидаемой радости.

— Благодарю.

Дженни улыбнулась и вдруг, приподнявшись на носочках, поцеловала меня в щеку:

— Надеюсь, мы еще увидимся.

Я посмотрел на ее очаровательное нежное личико, обрамлённое тщательно завитыми золотистыми прядями, на сияющие васильковые глаза, карминные губки и розовые щечки и с нескрываемым удовольствием ответил:

— Надеюсь, что нет.