Несмотря на «заботу» таксиста, я чувствовал себя превосходно. Я прошел по газону виллы пружинистой походкой, с обычным сердитым взглядом – на тот случай, если кто-то из домашних наблюдает за мной.
Я полагал, что отдавать распоряжение внести в дом коробки с новой одеждой – ниже моего достоинства, и оставил это таксисту. Он, в свою очередь, собрал несколько мужчин с Карагезом во главе, и они образовали нечто вроде цепочки, и очень скоро моя спальня стала похожа более на складское помещение, чем на жилище. По крайней мере, я хотел быть на высоте, принимая свою финансовую смерть.
Таксист перед уходом задержался возле меня во внутреннем дворике виллы.
– Эта одежда сгодится вам в холодную погоду, – сказал он. – А вам нужно обязательно тепло одеваться. Но ближе к весне я попрошу тот магазин «для мужчин и джентльменов» поработать над вашим весенним гардеробом.
Ближе к весне, подумалось мне, я буду уже давно лежать в холодной могиле на кладбище, отведенном для тех, кого отстреливают службы получения по счетам. Но пусть помечтает. Согласно его собственным прозрениям, он заботился о моем здоровье.
– Обматывайте горло этими шерстяными шарфами, – наставлял он меня. – И старайтесь не промочить ноги. – И он ушел.
На звук закрывшейся двери внутреннего дворика открылась дверь Ютанк. Я стоял и думал, как проникнуть к себе в спальню, и услышал глубокий вздох. Повернулся.
Ютанк. Она поглядела на каракулевую шапку. На куртку из медведя. Затем пристально вгляделась мне в лицо, должно быть, только частично видневшееся в складках мехового воротника.
– Ох, – выдохнула она, очевидно, с облегчением. – Это всего лишь ты!
– Я только что вернулся из больницы, – сказал я.
– Там-то ты и пропадал? Что это такое ты делаешь: являешься сюда, людей пугаешь до смерти… Я было подумала, что это комиссар или какая-то важная птица.
Что-то в ее словах больно задело меня за живое.
– Ютанк, – сказал я, – нам с тобой не мешало бы поговорить о кредитных карточках.
– Ха! – фыркнула она. – Ну вот ты опять впадаешь в ярость по самому пустяковому поводу!
Она была прекрасна в своем белом атласном халатике, отделанном жемчугом, из магазина «Сакс», что на Пятой авеню. Я любил ее, действительно любил. Но ведь по ее вине я обеими ногами стоял в могиле на кладбище для должников.
– Ютанк, – сказал я, – не могла бы ты отослать назад или продать кое-что из купленных тобой украшений? Мои финансовые дела сильно расстроены.
Не знаю, чего я ожидал. Возможно, что она хлопнет дверью. Но она стояла и глядела на меня. Потом засунула в рот пальчик и задумалась над моими словами.
– Ютанк, – сказал я, – я очень тебя люблю. Но если бы ты только могла увидеть все в нужном свете, позволила мне аннулировать твои кредитные карточки и вернула кое-какие из своих наиболее ценных покупок, я бы, может, как-нибудь это пережил.
– О, хозяин, – отвечала она, – так мне печально слышать, что меня купил человек с ограниченными средствами. Однако тут и моя доля вины.
Я воспрянул духом. Все-таки ей была небезразлична моя судьба! Она сказала:
– Мне следовало бы заглянуть в «Данн и Брэдстрит» и справиться о тебе, прежде чем идти на аукцион. Я этого не сделала, значит, я нерадивая.
Трогательное признание. Конечно же, у этой дикарки из пустыни не было возможности установить мою кредитоспособность.
– Не думаю, – продолжала она, задумчиво постукивая пальчиком по зубам, – что капиталистические законы позволяют обнищавшей девушке-рабыне предавать своего хозяина. Нет, это законодательство было бы слишком упадочным. – Она мило нахмурилась и стала накручивать на палец локон своих иссиня-черных волос. – Наверняка есть что-то такое, что мы можем предпринять.
Меня осенило. Я вдруг сообразил, что в основе всего ее недовольства мною лежит сексуальная неудовлетворенность. После соития она всегда оставалась несчастной. Фрейд не может ошибаться. Она была просто-напросто неудовлетворенной женщиной! Но теперь-то! Теперь, после великолепной работы Прахда…
– Ютанк, – сказал я, – почему бы тебе сегодня вечером не прийти ко мне в комнату? У меня для тебя потрясающий сюрприз!
– Сюрприз? – переспросила она подозрительно.
– Большой сюрприз и очень миленький.
– Хм-м, – промычала она. – Хозяин, а если я приду – подразумевается только это и ничего больше, – ты позволишь мне оставить у себя все, что я купила, и мои кредитные карточки?
Я сделал очень быстрый расчет. У меня не было никакого сомнения: стоит ей обнаружить то, что у меня теперь есть, она и думать перестанет о побрякушках и кредитных карточках. Фрейд не может ошибаться. Секс лежит в основе любого, даже самого крошечного побуждения, а по сути – всего вообще. Если бы я мог заманить ее к себе в комнату на один часок, после этого она бы согласилась жить со мной до конца дней своих, и если нужно – даже в нищете.
Я поставил все свои фишки на Фрейда.
– Ютанк, если ты только придешь ко мне сегодня и полежишь со мной на постели всего лишь пять минут, ты можешь оставить у себя свои украшения и кредитные карточки.
Она кивнула в знак согласия:
– Я буду в девять часов. – Она закрыла дверь.
Я от радости исполнил маленький танец.
Я решил эту проблему, решил!
Да и пяти минут не пройдет, как всякая мысль о драгоценностях и кредитных карточках навсегда улетучится из этой прелестной головки. После этого я просто буду отправлять эти разорительные покупки назад в магазин Тиффани и рвать, рвать, рвать эти предательские карточки. При этом она даже будет весело хохотать! Чудесная, чудесная психология!
Благословляйте Фрейда!
Я сразу же превратился в сгусток кипучей энергии. Мне нужно было убрать всю эту одежду, привести в порядок комнату, и я, не теряя ни минуты, принялся за дело.
Возникла проблема: у меня не хватало места в стенных шкафах. С чем-то приходилось расстаться. В одном потайном шкафу много места занимали большие коробки с гипношлемами. Я запечатал их так, словно они были совершенно новенькими, погрузил их в микроавтобус «шеви» и велел Карагезу отвезти их к Прахду на новые склады. Даже после этого места едва хватило, но я все-таки управился, всовывая, втискивая и ставя коробки с одеждой друг на друга.
Новая проблема: было всего лишь четыре часа. Предстояло как-то убить целых пять часов!
Хеллер. Рат говорил мне, что включил ретранслятор 831. Не мешало бы проверить.
Я зашел в потайной кабинет, распихал по углам фальшивые золотые слитки и ящики, которые все еще валялись на полу, включил стенную электропечь, помня совет заботливого таксиста беречь свое здоровье, и достал из своего багажа приемник и видеоустройство. Установив аппаратуру на низенькую скамейку, я включил ее.
Победа!
Он находился в своем офисе в Эмпайр Стейт Билдинг.
Правда, я не вполне понимал, что он там делает. На экране один участок пола сменялся другим.
Затем наконец послышался его голос: «Вот он».
Из темного уголка под столом он выудил резиновый мячик и, выпрямившись в кресле, положил его на амбарную книгу.
Кот вспрыгнул на стол и уселся в трех футах от мячика.
Хеллер толкнул мячик, и он покатился к коту. Тот умело лапкой толкнул его назад к Хеллеру. И так мячик катался туда-сюда, туда-сюда.
Трогательная сценка. Мы действительно отрешили его от дел. Ему больше ничего не оставалось, как играть с котом в мячик!
Неожиданно кот нанес по мячу превосходный удар, сбив его со стола. На этот раз Хеллер поймал его, говоря:
– Эй, кот, тебе нужно следить за своей силенкой. Не будь таким задавакой. Кто-нибудь еще подумает, что ты инопланетянин, и тебя привлекут за нарушение Кодекса. Ну-ка погоняйся за ним немного!
Хеллер кинул мяч через всю комнату. Кот стремглав бросился за ним.
Не успел мячик удариться о стену, как дверь отворилась.
Кот мгновенно потерял интерес к отскочившему от стены мячу и устремился к двери.
– Скучал по мне? – Это вошел Бац-Бац.
Кот увидел, кто это, и вопросительно произнес: «Мя-я-яу?»
Бац-Бац прошел по комнате.
– Тебе нужно учить этого кота стрелять. – Кот шел за ним, не спуская глаз с сумки в его руке. – Нет, нет, это не мороженое, – сообщил ему Бац-Бац и бросил сумку на стол: – Вот сделанные тобой фотографии, Джет. А вот бутылка с жидкостью, которая, как мне сказали, смывает эмульсию.
– Вопросы задавали? – спросил Хеллер.
– Да нет. Я им сказал, что это нужно для уроков по курсу военной разведки, G-2, и они мне сказали, что всегда рады помочь студенту выполнить домашнее задание.
Кот старался убедиться, что мороженого в сумке нет. Он явно не верил Бац-Бацу.
– Джет, – продолжал Бац-Бац, – пока я ждал, когда мне принесут эту жидкость, я придумал отличный план. Я должен кое-что предпринять. Мне страшно подойти близко к семье, и я не могу бросить свою работу, а то снова окажусь в тюрьме Синг-Синг. Но я все продумал.
Хеллер жестом указал на кресло. Кот уселся, чтобы послушать.
– Дело обстоит так, – стал объяснять Бац-Бац. – Я достаю номера машин всех издателей в стране. Потом просто закладываю в них бомбы и – шарах! Они – в чистилище, мы – в раю.
– Уж больно великоват размах, – возразил Хеллер.
– Ну ладно, а как насчет вот этого? Я закладываю бомбы под зданиями телевизионной сети Эн-Би-Си, Си-Би-Эс и Эй-Би-Си. Этот дутый Вундеркинд обязательно появится в одной из студий, и тогда – жах! Он – в чистилище, мы – в раю.
– Тогда у меня не будет отбоя от репортеров.
– Джет, я начинаю подозревать, что нет в тебе души настоящего подрывника.
Я хмыкнул. Хеллер как военный инженер, наверное, подорвал зданий и фортов больше, чем когда-либо слышал Бац-Бац. Ответ же Хеллера удивил меня изрядно.
– Склоняю голову перед большим специалистом. Однако я не думаю, что тут есть хоть одна стоящая мишень.
Я похолодел. Было очевидно, что Хеллер говорит обо мне! Неужели он действительно узнал обо мне? Потом я подумал, что он мог иметь в виду Мэдисона. Уж лучше Мэдисон, чем я. Затаив дыхание, я ждал, что же еще скажет Хеллер. Он ничего не сказал, и меня осенила мысль, что он просто-напросто не в курсе. У меня отлегло от сердца.
Бац-Бац поднялся с кресла и сказал:
– Тогда у меня остается последнее решение.
– То есть? – поинтересовался Хеллер.
– Пойти и выпить стаканчик виски. Пойдем, котяра. Твой хозяин за один час не успеет по тебе соскучиться, а мне ужасно не нравится пить одному.
Он пошел из комнаты, и кот засеменил за ним следом.
Хеллер приступил к делу. Он открыл руководство по курсу военной разведки G-2 – установление (идентификация) личности. Вытряхнул фотографии из сумки на стол. На всех, похоже, был он сам, но только в разном возрасте. Он взял ванночку и налил туда воды и жидкости из бутылки. Затем пошел к сейфу и достал оттуда стопки удостоверений личности. Эге, сообразил я, да это же все паспорта, карточки социального обеспечения и водительские права, забранные им у гангстеров и Сильвы. Он разложил их на столе. Боги мои, я и не догадывался, что их так много!
Десять – из гаража. Два – от нанятых мною снайперов: должно быть, Бац-Бац почистил их карманы! Один – с аэровокзала «Мидтаун». Пять – цэрэушных, взятых им у Сильвы.
Были и другие, у кого не он забирал удостоверения: три в «Ласковых пальмах», еще два на аэровокзале и, разумеется, у самого Сильвы.
Я сделал торопливый подсчет: Хеллер прикончил девятнадцать молодчиков из банды Фаустино. Они это знали: неудивительно, что он внушал им такой ужас. Он уничтожил восьмерых хулиганов в Ван-Кортленд-парке. Он покалечил, но не убил Торпедо Фиакколу и двух турецких борцов. И взорвал десять агентов налоговой инспекции – если агентов Государственной налоговой службы можно назвать людьми.
Сорок человек!
Им нужна была его голова, так что сделал он это с целью самообороны. Но что могло бы случиться, если бы он вздумал заняться охотой на людей!
Он был опасен!
О, лучше мне как следует позаботиться о том, чтобы он не вышел из-под контроля! И самому как следует поберечься! Порой я забывал, что имею дело со старшим военным инженером Волтарианского Флота. В этом-то и заключалась моя беда с этим Хеллером. Ох, как был он обманчив, со всеми своими джентльменскими манерами офицера, притворной благопристойностью и даже религиозностью.
Но ничего – Роксентер знал свое дело. И Гробе тоже знал свое дело. И, благодарение богам, Мэдисон отлично разбирался в оружии более мощном, чем я мог когда-либо себе представить, – ССО.
И ведь мы его остановили. Мы пригвоздили его к месту.
Теперь он валял дурака с этими паспортами и водительскими правами. Клал фотографию, на которой он выглядел старше, в ванночку с жидкостью. Тонкий эмульсионный слой начинал отделяться от бумажной основы. Двумя маленькими щипчиками он переносил эмульсию на настоящую паспортную фотографию. Затем с помощью смоченного чем-то шарика он прикатывал новую эмульсию так, что проступала даже печать.
Немного погодя у него было восемнадцать паспортов. Ему оставалось только изменить цвет своих волос и прочертить возрастные морщины на собственном лице, чтобы оно соответствовало указанному в паспорте возрасту, – и тогда он мог бы пользоваться ими!
Потом он взялся за водительские удостоверения. Это оказалось чуть посложнее, поскольку цветные фотографии были меньшего размера. В ряде случаев ему даже приходилось удалять всю документальную часть, отслаивая ее. Он снимал с цветной фотографии эмульсионный слой и на его место накладывал эмульсионный слой со своей фотографии. Наконец он прогнал всю партию документов через портативный ламинатор, или пресс для изготовления слоистых конструкций.
Восемнадцать удостоверений личности. Но какую пользу могли они ему принести? Такие имена, как Чеччино, Серпенте, Лаццио, Рапиторе… Все имена гангстеров. Они были известны и хранились в полицейских компьютерах. И теперь уж всем было известно, что Инганно Джон Скроццоне, главный бухгалтер Фаустино, мертв. Только эта пятерка цэрэушных паспортов могла бы еще пригодиться, и я бы охотно поспорил, что они – лишь цэрэушное прикрытие для профессиональных убийц. И одного уже мертвого убийцы – Гансальмо Сильвы.
И тут меня разобрал смех. Я понял, что все это значило. В университете и среди друзей он, конечно, известен под именем «Уистер». Но Мэдисон загнал его в угол. Ведь Хеллер не мог даже зарегистрироваться в мотеле без того, чтобы какой-нибудь клерк не узнал в нем Вундеркинда! Мы его действительно прижали!
Это улучшило мое настроение. Хеллер у меня добегался. Теперь он жил в крошечной комнатушке рядом со своим офисом. Скоро он и его, вероятно, лишится. С деньгами ему, несомненно, приходилось туго. Он лишился поддержки Малышки и ее семейства. Скоро от него, вероятно, уйдет Изя.
Прекрасное видение! Хеллер, разоренный, слоняющийся, как беспутный бродяга, по Нью-Йорку. Все это началось благодаря блестящему интеллекту Ломбара. Следующий толчок дал блестящий ум Роксентера. И тут явился Мэдисон в качестве дровосека и срубил это упрямое дерево, имя которому Хеллер.
Он не заслуживал молитвы!
Будет знать, что попытка облагодетельствовать планету – идиотское занятие!
Планеты и их обитатели существуют для того, чтобы их доила властная элита. Если кто-то накрепко не усваивал этой истины, он мог наделать массу глупостей, подобных оказанию помощи людям. Боги поместили там разное отребье в качестве жертвы, добычи для существ высшего порядка, таких, как Хисст и Роксентер. И любого, кто думал иначе, ожидала очень короткая расправа.
Я поздравил себя со злорадным удовольствием.
И в конце концов набросил на видеоустановку одеяло.
У меня были дела поважнее, чем следить за мучительной смертью какого-то недоумка, хоть и старшего офицера инженерных войск, который на свою беду проникся глупой идеей, что якобы может спасать планеты.
В девять вечера, горя от нетерпения, я лежал в своей постели. Все огни были потушены, как ей всегда хотелось. Но большая разница заключалась в том, что я разделся догола и лишь набросил на себя простыню – как завертывают купленный подарок.
Вот уж будет ей удивление! Из ряда вон выходящее! Конечно, я преувеличивал, но ведь в жизни нам нечасто выдаются такие превосходные минуты.
Я заслышал слабый звук у двери. Затем от движения на ощупь постель слегка заколыхалась.
Через мгновение я ощутил рядом с собой тяжесть и тепло ее тела. Воздух наполнил нежный аромат жасминных духов. Я задрожал от возбуждения. Прошептал: «Милая!» и протянул руку, чтобы обнять ее. Как обычно в такие минуты, она была одета.
Она слегка отодвинулась и спросила:
– Ну и что же это за сюрприз?
Я ощупью отыскал ее руку. Завел ее под простыню, заставил пальчики прикоснуться к моей груди, а потом стал перемещать ее кисть вниз по своему телу.
– Потрогай-ка вот это, – прошептал я, немного задыхаясь от страсти. – Погляди, что у меня для тебя есть.
Я заставил ее пальцы коснуться меня.
– Что за черт?!
О, я знал, что она удивится!
Пальцы сперва отдернулись, но потом снова потянулись и обхватили мой член.
– Эй! – сказала она. – Что это еще за фокус? Подделка? Искусственный? Ладно, сейчас посмотрим!
Ее пальцы стали пощипывать член, и кожу вокруг, и в паху. Ногти оказались довольно острыми. Она пыталась выяснить, нет ли там какого-нибудь ремешка для крепления конструкции.
– Да нет же, нет! – поспешил я уверить ее. – Он настоящий!
– Сейчас посмотрим, – сурово сказала она.
Она обхватила его пальцами, крепко сжала и сильно дернула.
– У-ух! – взвыл я от боли.
– Милостивый Аллах! И впрямь настоящий!
Ага, я знал, что она придет в приятное изумление! Она ощупывала самый кончик, пытаясь получить представление о диаметре головки. И вдруг отстранилась и села.
– (…)! – выругалась она. – Скользкий, паршивый (…)! – Ее кулачок не очень метко ударил меня по челюсти. – Раньше у тебя был такой маленький, что никто даже найти его не мог! Меньше даже, чем у этих двух мальчишек! А теперь такой большой, что никому никуда его не засунуть!
Кажется, я услышал тиканье часов. И точно: я увидел светящийся циферблат секундомера. Она, наверное, следила за ним. Хотела убедиться, что ее пять минут прошли!
– Ютанк, ну пожалуйста, – упрашивал я. – Я уверен, что получится. Ютанк, я все это сделал ради тебя. Прошу тебя, одумайся. Дай мне руку, ну пожалуйста. Он не так уж плох. Просто немного больше обычного. И у него есть другие преимущества…
Щелкнула кнопка секундомера.
– Пять минут, – напомнила она. – Я хочу, чтобы ты это засвидетельствовал: я лежала с тобой в постели ровно пять минут. – Она поднесла циферблат к моему лицу – он светился зеленым. Верно, она пробыла со мной пять минут.
– Ну пожалуйста, Ютанк, – заплакал я. – Ты не представляешь себе…
– Послушай, (…), я устала от твоих фокусов! Ты пускаешься на такие крайности! То ты не можешь порадовать даже блоху, а то готов раскурочить верблюдицу! Я ухожу к себе, и не беспокой меня до тех пор, пока не станешь нормальным!
Она соскочила с постели. Хлопнула дверь. Она ушла.
Я лежал потрясенный. Мое предчувствие наслаждения возбудило меня до такой степени, когда неминуем был взрыв. Но неожиданный поворот событий остановил его приближение на полпути к успеху. Сердце мое стучало от неисчерпанной страсти, а голова кружилась от потрясения.
Я постарался лежать спокойно, надеясь, что и чувства мои уймутся. Но вместо этого у меня началось нервное подергивание.
Не мог я лежать спокойно, не мог – и все. Тогда я встал с постели.
Подумав, а не мучается ли она угрызениями совести, может, даже плачет от неудовлетворенности, я подошел к приемнику, связанному с прослушивающим устройством, давно уже установленным мной в ее комнате. Включил его.
Теперь громкость его усилилась. Возможно, оттого, что его передвинули на более подходящее место, когда «кредитокарточные» агенты старались очистить дом от ковров.
Я услышал, как течет вода. Потом услышал звяканье посуды. Потом голос Ютанк:
– Просыпайтесь, милые малышки. А то все хорошее в жизни проспите.
Раздались детские возгласы: «А чего?» и «У!», – затем: «Ой, здорово!»
Звон стаканов. Молоко, что ли, она давала им на ночь?
Потом музыка – что-то турецкое. Вероятно, в записи. Дикая. Примитивная. Ритмичные удары ноги. Затем шелест ткани. А там ритмичные удары сабель одна о другую. Хоть я и не видел танца, мое тело начало двигаться в такт.
Голоса двух мальчуганов звучали все громче, дыхание в предвкушении участилось.
Затем неожиданно в музыке наступила перемена. «Электрические завихрения» стали выбивать дерзкие и бурные аккорды. Зазвучал голосок Ютанк, она пела:
Пусть ты мал, Но как хорош! Съесть тебя мне Невтерпеж!
Пусть на голод Будет мода – Съесть тебя Мне так охота!
Пусть власа Каскадом льются – Им глаза мои Напьются!
Брошу я тебя В кровать. Лучше спрячься! Мне видать!
Звякнула брошенная на пол пластинка с «электрическими завихрениями».
Негромкие удивленные вскрики.
Шорох простыней и скрип постели.
Визги восторга!
Больше я не мог выдержать. Я выключил приемник. Меня разрывало от страсти. Я улегся в постель.
Пусто было у меня в руках. Я испытывал мучения. Никогда прежде я так не мучился. Больно! Ужасно больно! И так, час за часом, я лежал и страдал.
Я понял, что никакая пытка не может сравниться с муками неудовлетворенного желания! Их средоточием стал очень чувствительный орган!
На следующее утро сильно похолодало. Перегорела электропечка. Я облачился в лыжный костюм голубого цвета. Согревая руки чашкой с кофе, я тщательно обдумал ситуацию. И пришел к отчаянному решению.
С верностью Ютанк мне нужно покончить.
Я позвонил таксисту и, когда он явился, велел ему провезти меня несколько ярдов по шоссе. Здесь находился поворот к вилле, сгоревшей когда-то очень давно, и можно было съехать с дороги на несколько футов в сторону и припарковаться под кедром, видя при этом все, что могло двигаться по шоссе.
Он выключил двигатель. Ветер вздохнул в кроне кедра с какой-то горькой печалью. Шофер повернулся ко мне, сдвинул на затылок свою фуражку из овчины и стал ждать, когда я заговорю. Он, очевидно, понял, что у меня неприятности.
– Мне нужно что-то делать с Ютанк, – проговорил я.
Он молча обмозговал сказанное. Задумчиво закурил сигарету «Хисар» и сказал:
– На продаже ничего не выгадаешь. Цены на рынке упали до самого низкого уровня. За «железным занавесом» дела еще хуже. Через границу к нам перебежали сотни тысяч девушек. Боясь, что их будут насиловать красноармейцы, они встали перед выбором: либо сиф и гонорея – либо ноги поскорее. Они выбрали последнее. Я их не виню. Вы когда-нибудь ощущали прикосновение бороды одного из этих русских Иванов? А платяных вшей видели? Или блох? Нет, офицер Грис, увязли вы с ней.
– Я вовсе не намерен делать из этого трагедию, – сказал я. – Но после долгих размышлений я пришел к выводу, что это дело просто так не решится.
– Что ж, – сказал он, – в такого рода делах никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
– Ты должен мне что-нибудь посоветовать, – сказал я. Он все-таки был единственным, кому, похоже, небезразлично, что со мной случится. К тому же уголовники на Модоне – народ довольно сообразительный. – Готов выслушать любые предложения.
Кедр вздохнул под ветром. Прошли три верблюда, груженные опиумом, ведомые в сторону Международного центра переподготовки крестьянином на ишаке. Крестьянин взглянул на нас с любопытством.
Деплор, он же Ахмед, подождал, пока они не скрылись из виду. Затем с внезапной решимостью отшвырнул сигарету.
– Не хочу втягивать вас в трудные ситуации, офицер Грис, из которых нельзя выбратьря. Душой разделяю ваши самые насущные интересы. Поэтому скажу, что вам лучше делать. Вам лучше дать мне денег, и я достану вам женщин.
– Больше никаких рабынь! – поспешно предупредил я.
– Нет, нет, – сказал он. – С той я вас и так уже здорово подставил. И никакие шлюхи вам тоже не нужны. Я имею в виду только тот тип женщин, которым деньги нужны как приданое. Для замужества. С такой женщиной вы можете провести одну ночь и все. Красотки на разный вкус, выбор большой. Что ни ночь – то новая. Распространите об этом слух. И к тому же они очень горячие.
О, это звучало отлично!
Он продолжал развивать мысль:
– Чтобы дело пошло как следует, вам нужен большой автомобиль. Женщины клюют на дорогие вещи, и большая машина – как раз то, что надо. Помните тот пуленепробиваемый лимузин, о котором я вам говорил? Машина бывшего генерала? Того, что за стрелили? Она еще продается в Стамбуле.
Меня вдруг обеспокоила одна загвоздка.
– Подожди-ка. Нельзя же приобретать женщин на кредитные карточки. Да и вообще я хочу с этим завязать.
– С женщинами? – спросил он, крайне удивившись.
– Нет. С карточками. Эти штуки у меня вот где!
– Ладно, карточками вам пользоваться совсем не обязательно. Сойдут и наличные. Итак, если только вы дадите мне денег…
Пришла пора признаваться. Он же как-никак был моим другом.
– Я разорен в пух и прах. У меня нет ни гроша.
Таксист, как мне показалось, довольно быстро завел машину. Он высадил меня у виллы на дороге и даже не попрощался.
Я долго глядел ему вслед.
Мне стало совершенно ясно, что дела без денег не делаются. Жизнь без денег, как я всегда узнавал, – это смерть. Ужасно страдая, я заковылял, прихрамывая, назад к себе в комнату.
(…), Прахд!
Я решил, что небольшая физическая нагрузка может отвлечь меня от мыслей о моем несчастье. Я согрел свой потайной кабинет, разделся и начал чистить оружие, убирать старую одежду и, ближе к вечеру, разбирать завал из фальшивых брусков золота и ящиков.
Уже в основном закончив и слоняясь без цели, я заметил, что один из ящиков упал на пакеты с непросмотренной почтой.
Лениво, без всяких мыслей, я взял несколько писем. Их переправил на мой новый адрес отдел 451 на Волтаре, и прибыли они на недавно побывавших на Земле грузовых судах. Ординарец Фахта подсунул их под дверь, что вела в туннель.
Обычные житейские дела. Уведомление о том, что меня исключили из Ассоциации питомцев Академии за неуплату членских взносов. Счет от торговца оружием на Флистене – многолетней давности, и к тому же я вовсе не собирался по служебным делам на Флистен. Реклама новых фуражек для офицеров нестроевой службы, «которые остаются целыми и невредимыми после сильнейших ударов солдатских дубинок». Реклама последней новинки: кассет с песнями все более и более популярной любимицы родной сцены Хайти Хеллер из нового мюзикла, ради которого «каждый вечер театры Волтара ломились от зрителей», – «Храбрый принц Каукалси». Предупреждение о том, что я не подтвердил своего ознакомления с новым общим распоряжением Аппарата, касающимся заполнения формуляров, где они перечислялись в соответствующей последовательности, и что я должен немедленно заполнить прилагаемый формуляр. Новый вид дезодоранта, который «за считанные секунды полностью уничтожает оставляемую солдатами вонь». Нечто, специально предлагаемое только для чиновников Аппарата: шуточный подарок для друзей – взрывающиеся ботинки. Электронный свисток, имитирующий птичьи голоса, предлагаемый в дюжине разных наборов, который подманивал самок певчих птиц некоторых видов в целях получения от них потомства.
А это что такое?
Две персональные почтовые открытки? Такие, что посылаются друзьям и не запечатываются в конверты, чтобы прочесть их мог каждый, кому не лень. От кого бы это могло быть? У меня не было никаких друзей.
Я взглянул на подпись и ошалел. Вдова Тейл!
В первой открытке говорилось следующее:
«Солтену Грису, отдел 451. Просьба переслать на новый адрес.
Эй, привет, где бы ты ни был. Прекрасно себя чувствую на сносях. Как мы его назовем? Почему ты не пишешь?
Твоя милая голубка, которую ты бессердечно бросил,
Пратия».
И обратный адрес: «Холмы Роскоши, поместье „Резвушка“, Пратия Тейл».
О мои боги! Вот в таком открытом виде, через все учреждение – читай, кому не лень! За отказ жениться на женщине, которой ты сделал ребенка, могли уволить со службы! Закон был целиком на ее стороне.
Вторая открытка была почище первой!
«Солтену Грису, все еще офицеру Аппарата, только если его командир уже не узнал, что он на мне не женился, а если не узнает в следующий раз, я пойду к нему на прием.
Эй, привет, где бы ты ни был!
С ним все в порядке. Еще слишком рано, чтобы чувствовать его толчки. В какую школу мы его отдадим, когда он родится? Может, в Академию, как и его отца? А может, купим ему патент на офицерский чин во Флоте? Прошу, сразу же напиши мне, чтобы я могла избежать всех этих скучных хлопот с наймом адвокатов, на которые уходит так много времени, когда можно было бы заниматься и более приятными вещами.
Любящая беременная девушка, оставленная тобой, Пратия Тейл.
Холмы Роскоши, поместье «Резвушка»,
правый поворот с главной дороги
у гостиницы «Зверь в охоте»
P.S. Чтобы расследовать это дело, всегда желательны молодые офицеры, в форме или без оной.
(Вы можете также воспользоваться взлетно-посадочной площадкой днем и ночью.)».
Ах, чтоб ее!
Она пыталась втянуть меня в неприятности! Смолоду я поклялся никогда, никогда, никогда не жениться! Кому хотелось постоянно слышать с кухни шипение сковородок и бульканье кастрюль?! Кому нужны все эти кровавые разборки, когда застаешь своих братьев-офицеров в постели собственной жены?!
И, провались они все на свете, этот Прахд засвидетельствовал и зарегистрировал, по словам вдовы, ее беременность перед своим отлетом с Волтара!
(…), (…), (…) Прахд! Хорошо'еще, что легально он уже считался мертвым. Иначе я бы пристрелил его, не раздумывая!
Возможно, безденежье роняло меня в глазах женщин, но вдова Тейл вовсе не относилась к их числу! Да, мужей она убивала, будь хоть малейший предлог. Но нужно быть честным: не безденежье служило настоящей причиной.
Я просто не мог – и все тут – простить ее за то, что она так зациклилась на Хеллере. Только при мысли об этом (…) Хеллере у нее автоматически сдавали нервы, хоть я был тут же, рядом! Хотя она и видела-то его всего лишь раз, меньше минуты. И никогда не разговаривала с ним!
Нет, вдова Тейл не для меня! У меня могло быть туго с финансами, но ведь не до такой же степени!
Пусть она воображает в Хеллере все, что захочет. Я же, слава Богу, находился от нее на расстоянии более двадцати двух световых лет!
Но это немного послужило охлаждению моего пыла. В самом чувствительном месте боль почти прекратилась. К черту ее и Хеллера тоже!
И тут я подумал о том, что Хеллера нужно выкорчевать из «Ласковых пальм». Вот было бы для него наказание, когда бы он лишился всех своих любящих женщин! Последнее слово, когда все сказано, еще оставалось за мной. Я засмеялся и решил снять одеяло с видеоприемника и насладиться его унынием.
Хеллер стоял в парке и глядел на Ист-Ривер. Зимний холодный ветер взбивал мелкие барашки на воде, над которой низко летали чайки.
Он повернулся, и на мгновение глаза его задержались на Статуе Свободы, затем его взгляд пробежал по эспланаде, где развевались и хлопали на ветру флаги многочисленных наций.
Хеллер находился возле Организации Объединенных Наций!
Меня охватило холодное предчувствие, не имевшее ничего общего с ветреной холодной погодой. Что за дело привело его туда?
Его взгляд сосредоточился на широком пешеходном тротуаре перед дверьми здания Генеральной Ассамблеи, изредка скользя по Восточной сорок шестой улице. Этот район я знал хорошо: он ожидал, что кто-то прибудет сюда, к ООН, из города.
Его внимание привлекла группа людей из пяти человек. В накидках и меховых капюшонах. Наверное, он не ожидал их увидеть, поскольку передвинулся так, чтобы быть заметней.
Группа остановилась. Чья-то рука вытянулась, указывая на Хеллера. Все остальные повернули головы в эту сторону.
Затем они побежали к нему, выкрикивая вне себя от радости: «Красавчик! Ой, милашка!»
Они бежали к нему, а он бежал к ним.
Они встретились в радостной шумной суматохе.
Они старались расцеловать его в щеки, схватить за руки.
Это были женщины из «Ласковых пальм»! Я узнал среди них Марджи, Минетту и высокую ярко-желтую красавицу.
– О, Красавчик! Мы так без тебя скучали! – крикнула одна.
– Нам было так одиноко! – голосила другая.
– Прошьел циэлый вьек! – прокричала Минетта.
Боги мои, да они были просто прекрасны! Глаза у них так и горели, на щеках играл румянец. Какое имел он право на эти прелестные существа?! Он ведь даже не спал ни с одной из них!
– Вот уж не думали, что ты придешь, – сказала высокая ярко-желтая.
– И я пропущу такой день? – возразил ей Хеллер.
– Действительно, это невозможно, – сказала Марджи. – Ведь это все же твоя идея.
– Нет-нет, – запротестовал Хеллер. – Не моя, а Вантаджио. Это он у нас эксперт по политическим делам. А всю работу сделали вы, девчонки.
– О, и как мы работалы! Отшень, отшень тяшело! Лобби за лобби, день и ночь, вверх и вниз. Но девушки все же внушили делегатам: если они не принимают этот закон, мы посылаем их на (…). Мы бойкотируем их страсти.
– По-моему, – сказала Марджи, – эти делегаты ООН хорошо усекли, в чем дело. К любому из них, кто не проголосует за этот закон, в «Ласковых пальмах» будут применены санкции.
– Мы в прямом смысле вложили в это наши задницы, – сказала ярко-желтая. – Это то, что они не смогут принять покорно!
– О, думаю, Генеральной Ассамблеей закон будет одобрен, – сказал Хеллер.
Я был ошарашен. Я слышал, как одна или две из них намекали Хеллеру, когда он сидел по вечерам в вестибюле «Ласковых пальм», что они «работают кое над чем» со своими клиентами из делегатов ООН. Но я понятия не имел, что за игры велись в темных комнатах этих распутниц. И что это был за закон?
– Нам лучше войти, – сказал Хеллер. – Близится время их окончательного голосования.
Они веселой толпой ввалились в двери здания Генеральной Ассамблеи и подошли к справочному столу в вестибюле. Молодая особа в форме подняла голову и встретила их смех и суету неодобрительным взглядом.
– У вас должны быть специальные пригласительные билеты для нас, – сказала ярко-желтая. – Делегат Мейсабонго сказал, что они будут здесь.
– Ах да, – сказала служащая. – Пять пропусков на гостевую галерею.
– Шесть, – возразила ярко-желтая.
Служащая вынула конверт, открыла его и посчитала: пять.
– Я зяду Красавчику на колени, – сказала Минетта.
– Нет, сяду я, – решительно сказала Марджи.
Ярко-желтая протянула руку мимо служащей к пропускам, лежащим в ячейках. Она взяла один пропуск и сказала:
– Не сядет никто.
– Этого нельзя делать! – обратилась к ярко-желтой служащая справочного стола. – Да, мы раздаем пропуска по принципу «первый пришедший обслуживается первым». Но, видите ли, это специальная сессия, и мы ожидаем жену президента Соединенных Штатов и целую группу из Лиги освобождения женщин…
– Первый пришедший обслуживается первым, – заметила ярко-желтая, – как раз та система, по которой работаем и мы.
Служащая потянулась к похищенному билету:
– Вам нельзя!
– Можно, – возразила ярко-желтая. – Голосуется наш законопроект! Но если вы намерены стоять на своем, почему бы вам тогда не позвонить президенту Генеральной Ассамблеи и не сказать ему, что вы не даете Беуле присутствовать на сессии?!
Пришел охранник.
– Должен вас предупредить, что в вестибюле нельзя неприлично шуметь и, кроме того, если вы будете присутствовать на заседании Генеральной Ассамблеи, в гостевой галерее не должно быть ни шума, ни аплодисментов. Может, будет лучше, если вы вернете билеты и…
– Скажи-ка это своей администраторше, – посоветовала ему ярко-желтая. – И, если хочешь сохранить свою работу, будь повежливей. Вот твой билетик, Красавчик. Пойдем?
Меня удивило, почему это охранник сопровождает их ко входу на галерею для гостей, пока я не заметил, что Беула – та, светло-желтая – идет рядом с ним, взяв его за руку чуть выше локтя. Ах чтоб его, этого Хеллера! Ведь он же обучил этих шлюшек, как обращаться с мужчинами. Предатель!
Они прибыли на галерею для гостей, сели в первый ряд, и девицы сняли с себя меха. Одеты они были красиво – в атлас и парчу. Они извлекли свои косметички, чтобы поправить макияж.
Генеральная Ассамблея заседала в обширном зале, утешающем душу своей элегантностью. Делегатов, занимавших места для членов законодательного собрания, собралось совсем еще мало. Но они все время прибывали, с чувством собственного достоинства усаживались в кресла у флажка с эмблемой своей страны. Но что это? Многие из них робко поглядывали в сторону потаскушек, делая при этом едва заметные знаки рукой, похожие на весьма сдержанные приветственные жесты.
И вот – невероятная суета, звук фанфар. Галерея вдруг закишела агентами. Вошла супруга президента Соединенных Штатов – не удостоенная внимания депутатов.
Снова переполох. Вошли несколько женщин с лентами на груди, где читалось название их организации: «Лига освобождения женщин». На них также не обратили внимания.
Какой же законопроект выдвигался на голосование? У меня появилось опасение, что Хеллер, которого я считал поверженным и оставшимся не у дел, сохранил значительное влияние. Это сулило мне скверные новости.
Наконец зал внизу заполнился как положено. В галерею для гостей набилось много народу. Скоро должны были начаться обсуждение и голосование.
Хеллер и его девочки взяли со своих мест наушники. На них имелся наборный диск. Так указывались языки: английский, французский, испанский, русский, китайский. У Минетты, сидевшей рядом с Хеллером, возникли затруднения с наушниками и прической. Хеллер помог ей и установил диск на французский язык, затем надел свои наушники и перевел диск на английский язык. Он взглянул на остекленные кабины для переводчиков по обеим сторонам эмблемы ООН В зале было много телевизионщиков, и в наушниках прослушивалась их болтовня. Очевидно, средства массовой информации считали это заседание довольно важным событием.
Но в чем же, черт возьми, заключался этот законопроект? В том, чтобы разбомбить волтарианскую базу? Объявить Солтена Гриса международным преступником? Я забеспокоился.
Президент Генеральной Ассамблеи вошел и, заняв свое место на трибуне в центре овального зала, открыл заседание.
– Мы собрались здесь сегодня, – начал он, – на окончательное голосование по резолюции ООН 678-546-452. Предлагаю вам высказать свои последние соображения или оговорки.
Слово взяла Голландия:
– На наш взгляд, этот закон потрясет весь мир. – Толстяк голландец посмотрел на галерею и тайком подмигнул.
Индия закуталась в свое дхоти и сказала:
– По нашему мнению, закон должен пройти, ввиду массовых беспорядков в Пакистане.
Соединенные Штаты потерли свою госдепартаментскую физиономию и сказали:
– Наше общее мнение, которое мы желаем довести до сведения средств массовой информации, таково: давно уж нам пора склонить головы перед истинными источниками радости. – И американец действитель но склонил голову, но при этом ухитрился улыбнуться девицам на галерее.
Соединенное Королевство разгладило свои аккуратно подстриженные армейские усы и сказало:
– Ее королевское величество очень разгневается, если законопроект не пройдет. – И англичанин дважды кашлянул, развернувшись в сторону девиц из «Ласковых пальм».
Слово взяло Мейсабонго.
– Мы больше не можем игнорировать наших членов. Я выдвигаю предложение еще раз зачитать законопроект и поставить его на голосование.
– Поддерживаю! – высказалась Бразилия.
На трибуну поднялся человек с внушительным свитком в руках. В зале воцарилась мертвая тишина. Звучным голосом он прочел:
«Резолюция ООН 678-546-452.
Настоящим выражаются воля и желание Генеральной Ассамблеи Объединенных Наций, которая представлена на этом заседании всеми суверенными державами, заключающиеся в следующем:
ПРИНЯТО РЕШЕНИЕ: ЖЕНЩИНЫ ИМЕЮТ ПРАВО НЕ ПОДВЕРГАТЬСЯ ТЕРМОЯДЕРНОЙ БОМБАРДИРОВКЕ И ПРИНУДИТЕЛЬНОМУ ЗАТЫКАНИЮ РТА ПОСРЕДСТВОМ ПОЩЕЧИН ИЛИ ИСТЯЗАНИЙ».
В напряженной атмосфере зала, перед затаившей дыхание галеркой, шло поочередное голосование.
Чем дальше оно продвигалось, тем нетерпеливей становилась заполненная гостями галерка.
Затем президент Генеральной Ассамблеи объявил:
– Сто сорок государств – членов ООН проголосовали за принятие закона! Двадцать шесть – воздержались! Объявляю закон принятым!
Столпотворение!
Несмотря на самый священный закон – никакого ликования и аплодисментов, – с галереи послышался оглушительный шум!
Начало ему положила супруга президента Соединенных Штатов.
Потаскухам же мало было просто выражать свое ликование. Они выстроились в ряд и посылали делегатам воздушные поцелуи!
Делегаты отвечали им тем же.
В этой степенной палате воцарился хаос.
Напрасно стучал молоток председателя.
Напрасно бегали вокруг стражи порядка, пытаясь сказать: «Ш-ш!»
И вот уже Хеллер помогал своим девкам поскорее облечься в меха.
Они вместе с ликующей толпой вытекли из здания на улицу.
Пятеро шлюшек образовали круг, втянув в него Хеллера, и пустились в пляс вокруг него перед Статуей Мира!
Совсем запыхавшись, они наконец остановились и собрались в тесную группку.
Беула сказала:
– Нам нужно вернуться назад и сказать всем девочкам, что они победили!
– Почти победили, – поправил ее Хеллер. – Чтобы стать всемирным законом, ему придется пройти в Совете Безопасности.
– Пошли с нами, – умоляла Марджи, ухватившись за Хеллера.
Он отрицательно покачал головой:
– Не могу. И вот что – слушайте все. Запрещаю вам рассказывать кому-либо в «Ласковых пальмах», что вы меня видели. Я не хочу, чтобы у кого-либо из вас были неприятности.
– Нельзя даже разок шьепнуть на усько? – взмолилась Минетта.
– Ни слова, – сказал Хеллер. – Я не хочу, чтобы вас уволили из-за того, что вы общались со мной. Ну-ка обещайте.
– Ох, Красавчик, – заговорила Беула. – В такое славное время! Они скучают по тебе, Красавчик. Все девчонки просто плачут, когда мы говорим о тебе!
– Я тоже скучаю, – признался Хеллер. – Но теперь ступайте, несите свою превосходную новость. Мир будет перед вами в огромном долгу, если закон пройдет в Совете Безопасности. Вы это сделали сами.
Они поцеловали его в щеку и нежно прикоснулись к его рукам. А потом помчались по эспланаде прочь. Хеллер провожал их взглядом, пока не скрылись из виду. А затем медленно повернулся лицом к реке.
К нему подошла чайка.
– Ну, чайка, – сказал он ей, – если повезет и Совет Безопасности примет это, ты будешь в безопасности тоже. И мисс Симмонс придется признать, что я на ее стороне.
Я был потрясен до самых подошв своих ботинок. Да, верно, очень верно было то, что если закон пройдет, то мисс Симмонс будет не только на его стороне, но и у его ног! Она даже поможет ему получить диплом! Но хотя это само по себе очень меня расстраивало, в том смысле, что могло стоить мне ценного союзника, все же не это послужило главной причиной, заставившей меня похолодеть.
Грубая власть мужчины – вот что! Он использовал женщин, чтобы добиться проведения резолюции Генеральной Ассамблеей ООН! Он был способен использовать женщин для всего, чего бы только ни пожелал! Впечатление, произведенное им на вдову Тейл, являлось полным тому доказательством!
О, я еще не раздавил Хеллера, как его следовало бы раздавить! Он все еще представлял собой неимоверную опасность. То, что в нем видели женщины, я не мог себе даже представить – они были просто глиной в его руках!
Да он же просто монополизировал всех женщин в мире! Он ни для кого из мужчин не оставил ни одной!
О, именно тогда я понял, что должен сделать что-то еще! Но что? Я походил по комнате. Что, что я мог сделать?
Зазвенел звуковой сигнал. Я раздраженно взял трубку аппарата внутренней связи с базой.
– Фахт-бей.
– Я звоню, чтобы напомнить: сегодня вечером ожидается космическое грузовое судно «Бликсо». Капитан Больц всегда ищет встречи с вами, хоть я и не понимаю почему. Поэтому никуда не убегайте, а то вас потом не найдешь. – Он закончил разговор.
Меня наполнило изумительное чувство облегчения. «Бликсо»!
Ну конечно же! Обладая блестящим умением рассчитывать заранее, я уже решил проблему, с которой только что столкнулся!
Если повезет, на этом судне прибудет графиня Крэк. Она убьет Хеллера даже за то, что тот мельком посмотрит на другую женщину! Она умерит его бурную деятельность, как это уже было на Волтаре!
Я расхохотался.
Я все-таки решил эту чертову загадку! Умная голова. Мои учителя в Аппарате были так правы! О, так правы! Мозги у меня что надо!
Я стал обдумывать в деталях, как встречу прибывающих и постараюсь убедить графиню Крэк позволить вживить ей «жучки», как я это сделал с Хеллером.
Это будет очень непросто. Честно говоря, любой контакт с графиней Крэк по степени риска был сравним разве что с прогулкой по корпусу летящего космического корабля с наружной стороны! Без страховки!
Я тщательно просчитал свои планы, а потом, наконец, удовлетворенный и убежденный в их полной непогрешимости, приступил к подготовке.
В первую очередь я сам должен выглядеть импозантно. Тогда то, что я скажу, будет звучать авторитетно.
Моя форма офицера нестроевой службы, спрятанная в потайном кабинете, имела довольно неприглядный вид. Я выстирал ее в умывальнике и просушил перед электропечью. Тут я вдруг вспомнил, что давно уже исчез мой офицерский медальон, указывающий на звание. Не было у меня и моего старого медальона десятого ранга, но все-таки я не мог сам себя понизить в звании.
Я походил немного, размышляя. Вышел во дворик. Был полдень, и, разумеется, машина Ютанк уже укатила. Я поцарапался в ее дверь. Ответа не последовало. Повезло! Значит, как часто бывало в эти дни, мальчишки уехали вместе с ней. Вскрыв замки отмычкой, я забрался в ее комнату. Она выглядела почти как прежде, за исключением двух новых гардеробов красного дерева. Они тоже оказались запертыми, но это препятствие легко было устранить. Я открыл несколько выдвижных ящичков в одном из них. Так я и думал: ювелирные изделия. Знают боги, уж больно часто она бывала у Тиффани!
Там лежал изумрудный медальон, который я однажды видел на ней. Не офицерский, с обозначением ранга, но из того же камня и достаточно яркий. Должен подойти.
Я не хотел задерживаться долго – это было слишком рискованно, и не смог найти «жучок», установленный мною под ковром, – слишком он был маленьким. Наконец я выбрался из комнаты.
Пока все шло хорошо.
У себя в комнате я пристегнул к поясу стенган, оружие парализующего действия, и сунул в карман пару запасных патронов к нему. Сзади на шее я спрятал нож из «Службы ножа». На грудь я повесил антиманковскую контрольную звезду. В такой боевой готовности я пошел по туннелю в ангар. Не годилось появляться там невооруженным.
Похоже, никого вокруг не было.
Я довольно давно не наведывался сюда. В ангаре все еще стояли два орудийных корабля. Буксир сидел на своем хвосте и покрывался пылью. Несколько мелких товарных и прочих судов.
В одном из углов мое внимание привлекло какое-то движение. Я пригляделся. Какой странный корабль! Куполообразный – вроде колокола. И тут я увидел антиманковского капитана Стэбба в рабочей одежде. Он тоже заметил меня. Я подошел к нему.
– Пришли посмотреть на эту маленькую красавицу? – поинтересовался он. – Лучших пиратских посудин еще не строили!
Это был фронтовой «прыгун», который собрал Стэбб. Но маленьким он не выглядел! Члены антиманковского экипажа стояли на приставных лестницах, проверяя лучами поглощающий покров, чтобы определить отражательную способность радара.
– Все готово, – сказал Стэбб. – Уж две недели как готово, но мне все говорили, что вы заняты.
Когда же мы выберемся отсюда и рванем несколько банков?
В отношении такого проекта я был настроен весьма пессимистично. Я уже представлял себе заголовки газет в исполнении Мэдисона:
«БАНК ВЗЛЕТАЕТ НА ВОЗДУХ. РАССЛЕДОВАНИЕ ПОРУЧЕНО ВОЕННО-ВОЗДУШНЫМ СИЛАМ». Но я сказал только: «Скоро, скоро. Намечаются большие дела». Ведь я пришел сюда не ради такой чепухи.
– Рад слышать, – сказал Стэбб. – Вижу, вы не ходите сюда и не интересуетесь, как у нас идут дела. Я уже начал думать, что вы потеряли интерес к пиратским перспективам и переметнулись к флотским офицерам.
– Он нам тоже заплатит, – заверил я его.
Я прошел в зону служебных кабинетов. Нашел, что искал. Это была небольшая комнатушка рядом с туннелем главного выхода. Я не желал суетиться на борту «Бликсо». Мне хотелось, чтобы их привели ко мне сюда. Вот как вы поступаете, когда стоите у власти. Я попросил охранников передвинуть кое-что из оборудования и поставить стол и кресло на нужное место. Войдут они ко мне – и пусть-ка немного постоят. Пусть знают, кто тут начальник. Я даже добился от охранников обещания, что они в тот вечер отдадут мне салют. Сперва они пожали плечами. Но я обещал, что на следующий день они получат внеочередной краткосрочный отпуск, и они согласились.
Сцена была готова. Я вернулся к себе в комнату и, позвонив таксисту, сказал ему, когда ждать меня на выходе у казарм.
Потом позвонил в больницу и осторожно выяснил, что Рат будет готов выехать завтра. Я велел Прахду быть в больнице этим вечером ровно в девять и приготовиться провести операцию без всякого постороннего присутствия. На открытой телефонной линии он не мог со мной пререкаться. Поскольку это были обычные расходы на миссию, у Фахт-бея не могло возникнуть возражений. Я позвонил ему по внутренней системе связи и сказал, что мне нужны два авиабилета до Нью-Йорка и обычная сумма на расходы.
– Мне понадобится американский паспорт, – до бавил я. – Для женщины. Возраст около двадцати.
Сделаешь фото в гардеробной, когда эта женщина уйдет. Все должно быть готово к завтрашнему самолету. Какие-нибудь проблемы?
– Никаких. ИГ Барбен только что прислал нам несколько пустых формуляров для наркокурьеров. Но я должен сообщить им имя и дату рождения для занесения в картотеку. Как ее зовут?
Я саркастически хмыкнул.
– Рада Парадис Крэкл, – сказал я. – Последнее – через «э», а не через «е». Из Сонной Лощины (Автор обыгрывает название новеллы Вашингтона Ирвинга «Легенда о Сонной Лощине» (Примеч. ред.)), штат Нью-Йорк.
– Уезжаете? – спросил он с чересчур большой надеждой.
– Нет. Это законное дело, – отчеканил я. – Так что не вздумай напортачить. Не забудь поставить на паспорт старые иммиграционные штампы. Я оставлю у фотографа заказ, проштампованный моим удостоверением.
– Я могу заказать еще один авиабилет, для вас, – сказал он, но я бросил трубку.
Я надел форму, повесил на шею медальон, который мог бы сойти за офицерский, и сложил медвежью куртку и каракулевую шапку, собираясь взять их с собой. В карман мундира я сунул кое-какие справочники. Потом достал аудиовидеоустановку для слежения по «жучку», запаковал ее и вынес из комнаты – ее я тоже намеревался прихватить с собой.
Вообще-то я довольно здорово нервничал. Так уж влияла на меня Крэк – стоило только подумать о ней. Воспоминание об алых ее каблуках, когда она затоптала желтокожего, превратив его в месиво, всегда жило у меня в памяти. И сознание того, что я бы ни за какие деньги не посмел встретиться с тем великаном, даже имея по бластеру в каждой руке, нисколько не улучшило мое самочувствие – только аппетит отбило перед самым ужином!
Я поклялся себе, что незамедлительно уберу ее подальше – пусть висит у Хеллера камнем на шее.
Услышав звуки гонга, разносящиеся по туннелю, я страшно обрадовался. Это «Бликсо» был на подлете. Я схватил куртку, шапку и устремился в подготовленный мною кабинет.
Я восседал за столом с величественным видом, когда охранники привели ко мне первого, с кем я выразил желание встретиться, – Милашку.
Я был удивлен. Маленький гомик, очевидно, получил информацию от Тик-Така, так что вел себя хорошо, и его даже не заковывали в цепи. В зеленоватом свете кабинета его хорошенькая напудренная мордашка выглядела довольно странно. Вел он себя учтиво. И был как следует напуган.
– У меня для вас очень мало бумаг, офицер Грис, – сказал он. – В учреждении полный бардак.
Ботча нет, и двое других, похоже, исчезли. Назначили нового управляющего, но он ни в чем особенно не разбирается.
А! Значит, Тик-Таку удалось это сделать! Мой старый враг Ботч мертв! И специалисты по подделке документов тоже! Прекрасная новость!
– Так что у меня для вас вот только эти пустые формуляры: вы их проштампуете, а когда в них возникнет необходимость, их заполнят.
У него оказалось всего лишь несколько футов бумаги. Я взял их, достал свое удостоверение и тут же все проштамповал. На это ушло около двадцати минут вместо половины послеполуденного времени. Насколько легче будет теперь работать, когда Ботч лежит в какой-то неизвестной могиле. Эх, следовало бы подумать об этом пораньше!
Я вернул Милашке стопку формуляров.
– А теперь, Милашка, – сказал я, называя его по прозвищу, – выкладывай, какие еще у тебя новости.
– Ну, из того, что мне удалось незаметно подслушать: Ломбар Хисст делает совершенно потрясающие успехи, приучая членов Великого Совета к наркотикам. В их необходимости убедили всех придворных врачей и значительную часть населения планет Конфедерации. Дело только за временем. Есть, правда, одна небольшая загвоздка. Я насторожился.
– Здесь у вас на Блито-П3, кажется, есть один человек, какой-то флотский офицер. С каким-то особым заданием. Наверное, он шлет донесения через капитана Тарса Роука, а Великий Совет доверяет как Роуку, так и этому офицеру. Ломбар видел эти донесения. Их делают с помощью ежемесячно сменяемого трафаретного шифра, поэтому он уверен, что подделать их невозможно.
Ах вон оно что! Да, Ломбара не обскачешь – вряд ли кому-нибудь это удастся.
– Все бы хорошо, но Ломбар, кажется, ненавидит этого флотского. Прямо до исступления доходит. Перед посадкой на «Бликсо» меня притащили к Ломбару. Он ужасно страшный.
Да, это в нем было – хватал за лацканы, грозил «жалом».
– И он говорил, что у вас есть курьерская связь с Волтаром – он это выяснил. Мне кажется, у него на каждом корабле есть шпионы. И он велел мне передать сообщение.
Хо-хо! Сообщение от самого главного!
– Он сказал, что рад помочь, и посылает шлюху и доктора Кроуба, как вы и просили. Мне кажется, он бы пошел на все, лишь бы напортить этому офицеру здесь на Земле. А она действительно шлюха, офицер Грис? С виду очень милая. По пути мы с ней разговаривали. Знаете, она научила меня правильно завязывать галстук.
– Выкладывай, что у тебя за сообщение! – приказал я этому пустоголовому болтуну.
– На чем я остановился? Ах да. Он сказал, что очень рассчитывает на вас. Если этот офицер, которого он так ненавидит, вызовет на планете недовольство и особенно если он каким-то образом расстроит пищеварение ее властной элите, дела могут очень осложниться. – Он пытался припомнить остальное, кривя лицо и хмурясь.
– Подожди, – сказал я. – Коли ты разговаривал по пути с этой женщиной, то что ты ей говорил?
Он тут же перепугался:
– Ничего, офицер Грис, ровным счетом ничего. Она вроде бы пыталась что-то из меня вытянуть, но я сказал, что я просто посыльный и ничего не знаю. Просто везу бумаги. И она отстала. Почти всю дорогу она сидела в своей каюте. По-моему, изучала язык, потому что я слышал, как работала машина.
– Ты уверен? – спросил я.
– Еще бы, конечно. Ломбар Хисст грозился убить меня, если я скажу еще кому-нибудь, кроме вас. Но постойте, я еще не все передал вам. Ломбар сказал, что рассчитывает, что вы будете держать этого офицера на коротком поводке и обеспечите постоянный приток на Волтар опиума, «скорости» и героина. И чтобы никоим образом не потревожить ни одну из организаций Роксентера. Ломбар уверен, что если ИГ Барбен придет конец, то с ним оборвется и цепь поставки наркотиков. Но он велел вам передать, что есть одна хорошая новость. Запущен план – он не сказал какой, – но он уверен, что в недалеком будущем сможет дать вам разрешение и вы сумеете благополучно разделаться с этим человеком.
Приятно, очень приятно мне было слышать это! Но в голове у меня засела беспокойная мысль: с ним говорила Крэк.
– А она не надевала тебе на голову шлема?
– Эта женщина? Нет. Только перед отлетом с Волтара охрана Аппарата обыскала весь корабль. Они конфисковали почти весь наш багаж. Забрали у нее все, что она взяла с собой. Оставили только смену одежды, машину для изучения языка и пленки. Так что где бы она могла достать шлем? А кто она?
– Подружка человека, о котором ты говорил, – которого нужно будет убить, – сказал я ему. Не смог удержаться.
Милашка тут же свалился без чувств!
Я положил ему в карман почтовые карточки «волшебной» почты, сохраняющие жизнь его матери до следующей посылки курьера, и велел охранникам вытащить его вместе с бумагами и бросить в камеру временного задержания до отлета «Бликсо».
По моему сигналу ко мне привели Кроуба. На этого хорошего, знающего доктора было страшно смотреть. Он и так-то вечно был грязным, а после шестинедельного пребывания в каюте космического корабля его и грязным-то было трудно назвать.
– Это вы, (…), меня сюда вызвали? – расшумелся он.
– Ну-ну, вы же не в Замке Мрака, – отвечал я, успокаивая его. – Вы на прекрасной планете, населенной гуманоидами, которой абсолютно ничего не известно ни о целлологии, ни о том, что грудным младенцам можно приделать щупальца.
– Они конфисковали все, что я хотел взять с собой! У меня нет даже электроножа!
– У нас этих самых электроножей навалом! И еще есть пять миллиардов людей, никогда не видевших человека с двумя головами на месте ступней.
Как я и думал, это его заинтересовало. Тут мне в голову закралось одно подозрение, и я спросил:
– Вам приказывали изучать язык? И вы его изучали?
– Изучать-то изучал. Но все эти чужие языки – сплошная потеря времени. Кому захочется разговаривать с людьми, когда с ними можно проделывать интересные вещи?
– Скажите-ка мне «с добрым утром» по-английски.
– Гут мордаг.
О боги!
– Спросите-ка меня по-английски, как я себя чувствую.
– Ю исс э доггл нэйм Джордж, – сказал он.
(…)! Безмозглый (…)! Он лодырничал всю дорогу! Я не мог доверять ему даже рядом с этим ангаром!
– Доктор Кроуб, – сказал я ему, – я помещу вас в комнату и продержу вас там до тех пор, пока вы не овладеете языком этой планеты.
– Что?
– Что слышали. И если вы действительно хотите передвигаться по планете, наслаждаться природой и приступить к плодотворной работе, вы возьмете языковую машину, которую вам дали, и уткнетесь в нее носом. И когда вы сможете разговаривать с местным народом, у меня для вас будет интересное дело – но не раньше.
Мне не удалось вызвать у него чрезмерный восторг, на который я рассчитывал. Он только стоял и смотрел на меня во все глаза.
Может, он думал о Земле как о варварской, примитивной планете, где культурой и не пахло? Но это неверно. У них есть такие науки, как психология и психиатрия – изумительные, чудесные.
Обычно я носил с собой парочку книг в мягкой обложке, куда можно было заглянуть в случае столкновения с заковыристой проблемой. Я сунул руку в карман мундира и вытащил их. Одна из них называлась «Неистовая психология», другая – «В глубины души – с психиатрией». Эти книги определенно доказали бы доктору, что знать английский – полезно. Я передал их ему.
– Прочтите, – сказал я, – и увидите, что английский знать стоит!
Он взял их, пролистал, увидел изображение мозга, и глаза его загорелись.
Я подозвал капитана охраны и велел ему поместить Кроуба в одну из лучших камер и не выпускать до тех пор, пока я не распоряжусь. Когда придет это время, думал я, освобожу его и спущу на Хеллера. В конце концов, Хеллеру нужен целлолог! Я улыбнулся.
Пока дела у меня шли успешно. Один из солдат мне даже отсалютовал.
Я велел капитану охраны доставить ко мне женщину с корабля.
Расслабившись за месяцы, что я не видел ее, я совершенно позабыл, как воздействует присутствие графини Крэк на человека. А это присутствие говорило само за себя, и вы чувствовали его сразу.
Она была одета в просторную, как у космонавта, куртку со стоячим воротником. Ноги обуты в космо-ботинки. Золотистые волосы заплетены в косы и уложены вокруг головы.
Графиня Крэк безмятежно взглянула на меня серо-голубыми глазами и спросила:
– С Джеттеро все в порядке?
Я поспешно собрался с мыслями. Предвиделась опасная ситуация.
– О да! – выпалил я.
– Опасность ему не угрожает?
Теперь шла моя игра, и я мог ее выиграть, если сыграю безукоризненно. Я положил руку на живот.
– Нет! – быстро произнес я. – Что-то мне порой нездоровится. Наверное, съел что-нибудь за обедом.
Ага! Сработало! Она чуть заметно улыбнулась. Считала, что ее гипнотическое воздействие на меня все еще не потеряло силу, (…). Она поставила на пол небольшой саквояжик, который держала в руке.
Теперь надо выяснить что-нибудь о поддельных бумагах, которые я ей вручил на Волтаре. Я показал на ее саквояжик:
– Я вижу, вы не обременяете себя багажом. Говорят, корабль обыскивали.
Она вздохнула:
– Да. Снелц принес на борт мой сундучок, а его забрали. И вся эта суета всего лишь из-за нескольких учебных пособий. Им, должно быть, их не хватало, и они прочли мне длинную скучную речь о том, что инопланетянин не имеет права раскрывать себя. Очень неразумные люди. Я же не в армии служу. Но это еще не проблема. Они забрали всю красивую одежду, подаренную мне Хеллером. Мне просто не в чем его встретить! Не могу же я показаться перед ним в таком наряде! Но вы поможете мне достать что-нибудь стоящее, ведь так, Солтен?
– Разумеется, – согласился я. Сам же думал о тех поддельных документах, которые дал ей когда-то. – А в этом сундучке были еще какие-нибудь ценности?
– Нет, не было.
– А те документы, ну, вы знаете…
– О, не беспокойтесь, Солтен. Они в сохранности.
Ага! Должно быть, она прячет их на теле. Ничего, я доберусь до них во время операции.
– Вы никому не говорили о них? – спросил я.
– О, что вы, – с упреком проговорила она. – Я же дала вам слово! Я даже Джеттеро не сообщила о его назначении и об обещании его королевского величества подписать мою амнистию. Вы же не думаете, что я могла нарушить свое обещание, не так ли?
– Нет-нет, конечно, – успокоил я ее. Похоже, я контролирую ситуацию. – Но что же мы? Вам же не терпится поскорее увидеться с Джетом. Надо вас быстренько подготовить. Пойдемте со мной.
Я схватил немаркированную коробку с «жучками», шапку, куртку и пошел к двери, сделав ей знак идти следом.
Она подняла с пола свой саквояжик и двинулась за мной по туннелю.
Мы пришли в гардеробную. Там поджидал фотограф. Я вручил ему проштампованный заказ на паспорт, билеты и командировочные, и он передал все это мне.
Графиня Крэк пошла вдоль ряда вешалок с одеждой. Фотограф попросил ее встать у белой стены. Она не могла угадать сразу, что ее ждет, ибо камера в его руках не была похожа на фотокамеры, виденные ею раньше. Когда он поднес ее к лицу, она вдруг поняла.
– О нет, нет! Никаких фотографий! – вскричала она. – У меня такой вид!
Слишком поздно. Он уже сфотографировал. И убежал.
Я сорвал с вешалки платье. Голубое с большими белыми цветами.
– Что это такое? – спросила она с ужасом.
– Местное платье, – сказал я. – Вы должны выглядеть как аборигенка. Вспомните Космический Кодекс, который вам читали.
Она с изумлением взглянула на платье:
– Вы хотите сказать, что аборигены понятия не имеют, как следует одеваться?
Я тщательно спрятал свое ликование и указал ей на кабинку для примерки:
– Побыстрее, побыстрее. Люди ждут. До Хеллера отсюда полдня лету, и нам нужно подготовить вас к путешествию.
Неохотно она прошла в кабину и сбросила свою космокуртку.
Я нашел женский плащ с капюшоном – пятнисто-коричневый. Нашел чадру. Я не мог найти туфель и чулок. Она ходила в космоботинках. Так пускай и остается в них.
Она вышла, переодетая в новое платье. Для ее роста в пять футов и девять с половиной дюймов платье оказалось маловатым. О чем ясно говорило выражение ее лица.
Я сунул ей в руки плащ и сказал:
– Под ним его не будет видно.
Она обнаружила в нем пару маленьких дырочек. Посмотрела на меня испытующе, отчего мне стало не по себе.
– Чем скорее вы его наденете, тем скорее уедете, – поторопил я ее.
Она надела плащ. Я подал ей чадру. Она не знала, что с ней делать, поэтому я показал на свое лицо.
– Все женщины носят чадру, – объяснил я ей. – Это религиозный обычай.
– Вы уверены, что мы на той планете? – спросила она с сомнением, но чадру надела.
Я влез в свою куртку из медведя, надел каракулевую шапку, взял коробку с «жучками», снятые ею вещи и саквояжик и, уговаривая ее поторопиться, вывел наружу и посадил в такси.
Теперь настала пора проявить максимум хитрости. Я закрыл перегородку, чтобы водитель не слышал, и сказал:
– На этой планете нужно быть очень осторожным. Здесь ужасно строго с идентификацией личности. Если у вас есть на теле какие-то шрамы или отметины, вас сразу же схватят. Поэтому все это нужно удалить.
Такси катило почти в сплошной темноте, но я почувствовал, что она смотрит на меня.
– О, Солтен… – недоверчиво проговорила она.
Я включил свет.
– Да-да, вот посмотрите. Видите этот шрам на тыльной стороне вашей руки? Он выдает вас с головой.
– Это же совсем маленькая царапина от когтя. Ее почти не видно.
– А посмотрите на запястье! Электронаручники, ведь так?
– О, Солтен! Чтобы различить их, нужно очень богатое воображение.
– Хорошо, – сказал я. – Но как насчет этого безобразного шрама над правой бровью?
– О чем вы – об этой крошечной царапине? – Она потрогала ее пальцем. – Но ведь за бровью ее не видно.
– Ну, вы просто привыкли ее видеть, вот и все. – И тут я пошел на очень большую хитрость. – Думаете, Хеллеру захочется смотреть на эту ужасную отметину всю жизнь?
Она задумалась. Потом сказала:
– Понимаю, что вы хотите сказать. Но вы не будете давать мне наркоз, Солтен.
– Послушайте, графиня, – сказал я. – Мой долг – оберегать вас. Хеллер голову с меня снимет, если я дам вам разгуливать так – ведь из-за этих отметин вас могут арестовать.
Наверное, это звучало убедительно – возможно, потому, что Хеллер, случись с ней что-то по моей вине, замучил бы меня насмерть медленной пыткой. Она еще больше призадумалась.
Нужно было срочно переходить к оперативному плану А.
– Я не виню вас в том, что вы осторожничаете, – сказал я. – Мир на любой планете полон волков. Но я раб долга. Я скажу вам, что сделаю. У меня тут послучаю имеются гипношлемы. Сначала вы нас с целлологом подержите под ними, потом я надену вам на запястье рекордер, и вы будете с ним во время операции. Ну как?
Как и ожидалось, я снискал ее симпатию. Над чадрой эти серо-голубые глаза очень заметно заблестели.
– Ладно, – согласилась она.
Я чуть не вскрикнул от радости. Сработало! Сработало! Пришлось отвернуться, чтобы она не заметила, как я стараюсь справиться со своим ликованием. Ведь я обманывал грозную графиню Крэк – и мне это сходило с рук!
Время приближалось к девяти вечера, и больница совсем опустела.
Я провел графиню Крэк через вестибюль в приемный покой. Доктор Прахд Бителсфендер был начеку и следил за нами. Графиня устроилась в кресле. Чадра ее явно стесняла, и она сняла ее. Откинула капюшон.
Молодой доктор Прахд медленно вошел в комнату.
Остановился.
Уставился на нее.
Я сказал ей по-волтариански:
– Это ваш доктор. Он один из самых компетентных целлологов, когда-либо существовавших на Волтаре. Доктор, позвольте представить вам мисс X. Она только что прибыла к нам на «Бликсо», и, как водится, ей нужно удалить заметные шрамы.
Прахд, эта глупая обезьяна, совсем не врубался. Он лишь стоял как столб и пялился на нее, открыв рот.
Пришлось мне самому выкручиваться. Я сказал ей:
– Мы сейчас пойдем на склад и принесем гипношлем. Так что, пожалуйста, извините нас.
Я вывел доктора из транса, незаметно пнув ногой, вытащил в коридор и закрыл за нами дверь. Неся саквояжик и коробку с «жучками», я погнал Прахда назад в его кабинет.
– Что вас, черт возьми, так ошарашило? – прорычал я.
– Эта леди, – отвечал он, выпялив глаза.
– Эта «леди», – язвительно объяснил я ему, – преступница, разыскиваемая полицией!
– Что? Эта прелестная женщина? Не могу поверить. Она же, наверное, одна из самых чудесных красавиц Волтара! Я видел только одну, которая могла бы сравниться с ней: Хайти Хеллер, звезду хоумвидения!
Я толкнул его в кресло и навис над ним.
– Послушайте, – прорычал я. – Эту женщину, из-за которой вы готовы взлететь на орбиту, когда-то приговорили к смерти, и сейчас она никто. Я лично знаю, что она убила четверых мужчин. Трех из них только за то, что они пытались невинно поухаживать за ней. Так что не забивайте себе голову романтическими идеями насчет этой так называемой леди! Ее прислали сюда не за этим. Ее прислали сюда убивать!
Он таращился на меня во все глаза, и его волосы цвета соломы торчали во все стороны. Я развивал свое преимущество.
– Мы должны перехитрить ее, чтобы защититься самим, – продолжал я. – Вы уберете ее шрамы – это ладно. Но заодно вы установите в ее черепной коробке аудиовидео-«жучки», как вы это проделали с Хеллером. Над правым ее глазом есть шрам – он как раз подойдет. Итак, вы прямо сейчас даете ей наркоз, и за работу. О «жучках» она знать не должна.
– Да она же нас убьет, если узнает! – встрепенулся он.
– Точно! – отрезал я. – Но у меня все продумано. У нее сильно преувеличенное представление о себе как о гипнотизере. Я предложил ей подержать нас обоих под гипношлемом…
– Что?
– Спокойно, спокойно, – ласково сказал я ему. – О шлеме я позаботился – он не работает. Просто притворитесь, что вы под гипнозом. Я тоже. И мы наденем ей наручный рекордер. Тогда она покорно пойдет на эту процедуру. Я просто оберегаю вас, вот и все. Так что бегите на склад и возьмите парочку гипношлемов, которые я прислал. Увидимся в приемном покое.
Он взял у меня коробку с двумя «жучками» и, положив себе в карман, вышел.
Я поспешно открыл ее саквояж. Тщательно просмотрел его содержимое. Туалетные принадлежности, косметика – совсем немного. Большую его часть занимали языковая машина и тексты по планете Земля. Я тщательно обследовал подкладку. Ничего.
Обыск ее одежды – куртки и комбинезона – тоже оказался безрезультатным. Когда я отдал ей «документы», она прилепила их пластырем к телу. И теперь они должны были находиться именно там. Я не мог себе представить, что даже охранник Аппарата отважился бы устроить ей личный обыск: она убила бы его! И если бы их нашли, то по журналу в канцелярии Правительственного города установили бы, что это подделки, и теперь она уж точно была бы казненной графиней Крэк, а вовсе не живой – здесь на Земле.
Но я не терял бдительности. Даже если Ботч и те, кто изготавливал поддельные документы, мертвы, то впутать в это дело меня могла бы графиня Крэк. А, ладно. Очень скоро я верну их себе, когда она будет лежать под наркозом. Можно даже сделать пакет из бумаги и подложить его на то место, где отыщутся документы. Это была мысль. Я сделал бумажный пакет.
Где-то хлопнула дверь, и я понял, что это вернулся Прахд. Я поспешил в приемный покой и прибыл как раз в тот момент, когда он входил. Глаза графини загорелись.
Он держал в руках две коробки, и, когда он поставил их на пол, она мгновенно поднялась и отстранила его. Я, разумеется, тщательно установил прежние печати на место – в Аппарате мы на это спецы, – и коробки выглядели так, словно их ни разу не касались с тех пор, как они покинули место изготовления.
Графиня выбрала одну из них. Открыла. Вид у нее был такой, будто она собиралась разрезать именинный пирог.
– Ого! – воскликнула она. – Новенький, последней модели, так и сияет! Что я вижу? К нему подключаются микрофон и ленточный магнитофон! Чудесно. Цветовое оформление тоже очень милое.
Она умело вставила энергоэлемент и проверила счетчик. Подключила микрофон.
– Кто первый?
Я не очень-то был уверен, что она не всадит в кого-нибудь нож. Поэтому подтолкнул к креслу Прахда. Тот, нервничая, умостил свое сухощавое тело с краешку.
– Вы владелец этой больницы? – спросила она его непринужденно.
– Нет, нет. – Прахд указал на меня. – Он владелец. То есть я хочу сказать, он начальник. Если у вас какие-то жалобы…
– Пока никаких, – сказала графиня Крэк, ласково улыбаясь.
Она надела шлем на его лохматую голову. Потом повернулась ко мне:
– Если бы вы подождали в холле, Солтен…–
Одной рукой она держала микрофон, другую поднесла к выключателю, готовясь привести шлем в действие.
Я вышел. И приник ухом к плотно закрытой двери.
– Сон, сон, сладкий сон, – проговорила она. – Вы меня слышите?
Приглушенное «да».
– Вы готовитесь сделать операцию. Вы сделаете ее очень умело. Вы не внесете в физическое тело никаких изменений. Другими словами, вы не будете трогать мои конечности и железы. Это понятно?
Приглушенное «да».
– Вы ограничитесь несколькими шрамами и изъянами и постараетесь, чтобы раны быстро зажили и чтобы не осталось еще каких-нибудь шрамов или изъянов. И без глупостей. Ладно?
– Ладно.
– Теперь, – продолжала она, – если вы, или Солтен, или какой-либо другой мужчина вздумаете потрогать мое тело или войти с ним в любой сексуальный контакт, пока я буду находиться под наркозом, вы должны применить электронож к себе или к ним. Понятно?
– Понятно.
– И пока я буду под наркозом, вы не должны ничего говорить между собой или мне. Понятно?
– Да.
– Далее, если вы нарушите какое-либо из своих обещаний, то почувствуете себя так, будто у вас в голове взрываются атомные бомбы. Ясно?
– Ясно.
– А теперь вы забудете, что я вам говорила, и, когда проснетесь, будете считать, что я расспрашивала вас о вашей профессиональной квалификации. Договорились?
– Хорошо.
Щелчок. Она выключила шлем. Через минуту Прахд, спотыкаясь, вышел за дверь. Я наблюдал за ним очень внимательно. Мне нужно было убедиться, что этот шлем не работает, если я со своим защитным устройством нахожусь от него не далее двух миль.
Доктор утирал лицо, шепча:
– Боги, атомные бомбы! Понимаю, что вы имеете в виду! – Он заковылял по коридору в свою операционную.
Шлем был в порядке. Если бы Прахда загипнотизировали, он бы не вспомнил это! Бояться было нечего.
– Солтен, – позвал меня ласковый голосок.
Я вошел, как смиренный маленький школьник. Спрятав свою усмешку. Она нахлобучила шлем мне на голову. Включила его. Сквозь щиток забрала я видел, как она проверила счетчик и лампочки.
Она отошла и поднесла ко рту микрофон:
– Сон, сон, сладкий сон. Вы слышите меня, Солтен?
– Да, – отвечал я, стараясь, чтобы мой голос звучал, как у пьяного.
– Когда-то я внушила вам, что, если в голове у вас родится мысль навредить Джеттеро Хеллеру, у вас разболится живот, и так далее. Теперь скажите-ка мне, Солтен, мое внушение все еще действует?
– О, конечно, – соврал я.
– И у вас ни разу не возникала идея причинить ему боль или проделать с ним какой-нибудь омерзительный фокус?
– О нет, – снова соврал я.
– Хорошо. Это все еще в силе. Только добавим еще одно: если вы попытаетесь устроить какую-нибудь пакость мне, то почувствуете себя так же скверно. Поняли меня?
– Да, – сказал я. О боги, как хорошо, что этот шлем не действовал на меня!
– Теперь слушайте внимательно. Вы поможете мне встретиться с Джеттеро. Вы позволите мне ходить, где мне захочется, по этой больнице, вокруг близлежащих зданий и по базе. Вы позволите мне брать все, что я захочу. Вам понятно?
– Да, – проговорил я.
– А также, – продолжала она, – вы позволите мне оставить при себе, что бы я ни взяла и что бы это ни было. Позволите мне уехать с этим. И найдете разумную причину, объясняющую вам самому, почему вы это мне позволили. Ясно?
– Да, – проговорил я.
– Прекрасно. Теперь вы забудете о том, что я вам говорила, а когда придете в себя, будете считать, что я расспрашивала вас об операции. Хорошо?
– Да, – проговорил я.
Она протянула руку и щелкнула выключателем шлема, а затем сняла его с моей головы и сказала:
– Проснитесь, Солтен.
Пряча ухмылку, я сказал ей:
– Теперь, когда вам все известно о предстоящей операции, не угодно ли пройти со мной в операционную?
О, котелок у меня и впрямь что надо! Что, если бы не было этой пары выключателей, установленной в шлемах и у меня в черепе? Только что окупилось все мое мучение! Оно было бы несравнимо с теми болями в животе, которые бы у меня начались!
Прахд препроводил графиню в помещение рядом с операционной. Это было нечто вроде ванной с перевязочной. Он дал ей пакет: стерильный операционный халат и шапочку – одноразовые, от компании Занко. Потом показал на окошечко в двери и попросил:
– Одежду свою, пожалуйста, включая и тапочки, бросьте туда. Потом примите душ и оденьтесь в это.
В операционную войдите через ту боковую дверь.
Она кивнула. Похоже, ей почему-то было весело. Впрочем, конечно, ведь она была счастлива помыться в ванной после шести недель, проведенных на грузовом космическом корабле. К тому же она надеялась вскоре встретиться с Хеллером, разве не так? И все же счастливая графиня Крэк внушала мне большое подозрение.
Мы с Прахдом вошли в операционную. Там мигали лампочки и что-то бурлило в пробирках, и все это выглядело очень по-деловому.
– Как только погрузите ее в сон, – сказал я, – я намерен обыскать ее.
– Что?!
– Мне нужно убедиться, что она не носит оружия, – соврал я. – Я сниму ботинки. И буду вести себя очень тихо.
– Вам здесь присутствовать совсем не обязательно, – сказал он. – Вон в той стене есть смотровое окошко с поляризационным светофильтром Он похож на небольшое зеркало.
– Не подойдет, – сказал я. – Я могу вести себя очень тихо Мне нужно быть уверенным.
– Ладно Но сделайте это прежде, чем я начну работать Не хочу, чтобы все микробы, которых вы носите на себе, оказались в этой комнате. После вашего обыска я смогу произвести дезинфекцию.
Я спустил ему это оскорбление и вынул из кармана наручный рекордер.
– Пусть она наденет это на руку – и начинайте.
– Мне кажется, офицер Грис, что она непременно убьет нас, если мы позволим себе какие-то вольности. Так что имейте в виду, что электронож будет у меня наготове.
– Э, уж не загипнотизировала ли она вас, а?
– Нет. Но если она очнется и обнаружит, что с ней вели нечестную игру и что ваше мертвое тело не лежит на полу, то заподозрит, что этот шлем не работал.
Да, дело обстояло так. Но мне что-то не очень понравилось, как он об этом сказал.
Вошла графиня в операционном халате с застежкой на спине.
– Это мыло пахнет ужасно. Ничего противней я еще не нюхала. Какая отвратительная вонь!
– Сверхмощное стерилизующее средство, – пояснил Прахд. – Что касается вони, офицер Грис уже уходит. А что касается мыла, я оставлю в послеоперационной палате чудесно пахнущий кусочек, и вы сможете принять душ и вымыть волосы, когда придете в себя. Ну как? Хорошо? А теперь попрошу вас сесть на операционный стол…
Я вышел и направился к окошку. Я не слышал, о чем они говорили. Графиня Крэк сидела на столе и занималась своим рекордером; я понял, что она не знакома с неуклюжими земными механизмами. Наконец она его проверила, включила и надела на запястье.
Она подняла на стол свои стройные ноги и растянулась на его поверхности, а Прахд опустил на нее купол анестезирующего аппарата. Он следил за датчиками сердечного режима и дыхания, пока графиня не погрузилась в сон.
Он стянул с нее халат и кивнул в сторону моего окошка. Я подошел к двери, снял ботинки, мягче кошки вошел в операционную и тихонько прокрался к столу.
Боги, она была красавицей! Ни у кого из древнегреческих скульпторов не было такой натурщицы!
Прахд стоял у стола с электроножом в руке. Я приступил к делу. Не было ничего, прикрепленного лентой к ее животу или груди. Не было ничего и вокруг талии, насколько я мог видеть. Тогда, наверное, на спине! Я хотел подойти поближе, чтобы перевернуть ее, но остановился. Я боялся к ней притронуться. Я вдруг обнаружил, что ужас может быть чувством намного более тяжким, чем эротическое желание, и отступил назад.
С трудом проглатывая слюну и немного дрожа, я жестом попросил Прахда приподнять ее.
Очень осторожно он выполнил мою просьбу. Я взглянул на ее спину с правой стороны, затем обошел вокруг стола, пока доктор переворачивал ее на другой бок. Ничего. На ней ничего не было!
Я на цыпочках вышел со странным чувством, что спасся от смерти.
Я зашел в раздевалку и поискал там. Ничего. Осмотрел одежду графини. Ничего. Исследовал обувь на предмет двойных подошв. Простые черные космо-ботинки – и ничего более.
Умна, очень умна. Она не только готовила сценических артистов, но и могла проделывать любые жонглерские трюки. Мне теперь следовало не спускать с нее глаз. Не найдутся фальшивки – несдобровать мне. Меня поразила ужасная мысль: а вдруг перед смертью Ботч раскололся? Или оставил записку, или еще что-нибудь? Только найти их – другого выхода не было. Главное – не спускать с нее глаз.
Вернувшись к окошку, я стал следить, как идет операция. Она лежала, обнаженная, не сознавая, что происходит.
Прахд делал свое дело быстро и искусно. Он для чего-то произвел множество измерений множеством различных приборов, занося результаты в таблицу. Затем раскрыл объемистую книгу и сверился с ней. Со своего места я смог увидеть, на какой странице он держал книгу открытой: она была озаглавлена «Манко». Что ж, тут доктор не ошибался – графиня была с планеты Манко.
Затем он просигналил мне в окошко, указывая на коридор. Я встретил его там. Он показал мне книгу.
– Эта леди из аристократического рода Аталанты. Я заметил, что он снова назвал ее «леди».
– Да, – подтвердил я.
– Тогда все объясняется, – сказал он.
– Что объясняется? – спросил я, раздражаясь.
– Ее совершенство. Она – результат десятков тысяч лет селекции. Аристократы женились только на самых красивых и талантливых. Вы понимаете, что ее щитовидка…
О боги, спасите меня от специалиста, севшего на своего излюбленного конька!
– Вы будете продолжать операцию или нет?
– Просто я хотел предупредить вас, что вы затрагиваете интересы аристократии, – сказал он. – Это, знаете ли, карается смертной казнью.
– Я же сказал вам! – повысил я голос. – Она никто! Преступница! Вас даже не накажут, если вы убьете ее.
Он снова вернулся в операционную, я – к своему окошку. Прахд склонился над лодыжками пациентки, внимательно их разглядывая. Потом осмотрел кисти ее рук. После чего взглянул в мою сторону и кивнул. Это означало, что он удовлетворен.
Я знал, что он обнаружил. Электрические манжеты на запястьях и лодыжках, когда их носят, не снимая, неделями, оставляют небольшие ожоги. А она, наверное, носила их несколько месяцев – во время тюремного заключения, переправки на Волтар и суда перед тем, как ее приняли в Аппарат От ожогов остались небольшие шрамы.
Прахд приступил к работе. С помощью маленьких зажимчиков и дрелей приготовил свои «клеточные супы». Обработал шрам над бровью, простерилизовал два «жучка» и очень скоро имплантировал их. Он покрыл их костно-кожной пастой, после чего направил на это место свет катализатора.
Затем он занялся шрамами на лодыжках и запястьях. Мне не доставляло удовольствия видеть, как он работает. С какими-то размашистыми движениями, как у художника; еще он любил откидывать голову и любоваться тем, что у него получилось. Безмозглый (…).
Направив свет на запястья и лодыжки, он принялся искать еще какие-нибудь изъяны. И обнаружил старые шрамы вдоль ребер на правом боку и под грудью – возможно, оставленные когтями какого-нибудь дикого зверя, которого она дрессировала, – и обработал их. Затем нашел крошечные ожоги на левом бедре снаружи. Я знал, откуда они: от «жала» Ломбара. Прахд привел и их в порядок. Затем тщательно, под увеличительным стеклом, исследовал все ее обнаженное тело. Похоже, ни старых ранок, ни природных изъянов ему больше не попадалось.
Он наложил чашеобразные повязки на обработанные места, и я подумал, что теперь он закончит.
Однако нет. Он достал набор небольших инструментов и стал обрабатывать кончики ее пальцев. Я не мог понять, что он делает. Потом до меня дошло: он же делал ей маникюр!
Довольно искусно справившись с этим занятием, он перешел к ее ногам и сделал ей педикюр! И, кажется, вполне сносно.
Теперь-то уж, подумал я, он закончил. Но нет! Он достал еще один набор инструментов. Разжал и зафиксировал ее челюсти, тщательно обследовал рот и – вот те на! – стал чистить и полировать ее зубы!
Боги, спасите меня от идиотов! Ведь ее зубы и без ослепительного блеска чрезвычайно опасны!
Закончив наконец, Прахд освободил челюсти графини от фиксирующего материала и отошел назад. Окинул взглядом ее стройное обнаженное тело. Затем озабоченно подтянул к нему еще одну раздвижную шарнирную лампу, включил ее и прошелся по всему телу – с ног до макушки. Распрямившись, подался назад, полюбовался результатом и повторил процедуру снова. Потом аккуратно перевернул ее тело на живот и проделал такие же манипуляции.
Он покрывал ее кожу загаром!
А и впрямь, после двух или трех лет в темницах Замка Мрака и полутора месяцев в космическом корабле кожа может слегка побледнеть. Но Прахд задумал еще что-то, судя по тому, что обратился к таблицам, содержащимся в толстой книге, и вынул какой-то счетчик. Похоже, он замерял интенсивность цвета кожи! Аталантийцы – белая раса, но их кожа имеет слабый коричневатый оттенок. Он восстанавливал в точности цвет ее кожи!
Похоже, он остался доволен своей работой, так как перешел к проверке цвета волос графини. Установленный счетчиком цвет «золотистая блондинка», кажется, вполне его удовлетворил.
Наконец-то закончил! Слава богам! Ну и копуша!
Он набросил на графиню одеяло, поднял ее и понес в холл. Я живо присоединился к нему.
Прахд отнес ее в отдельную палату и уложил на кровать. Накрыл простынью и одеялом. Убедился, что рекордер не давит ей на руку, и поправил подушку под головой.
Наконец Прахд вышел из палаты и закрыл дверь. Когда он взглянул на меня, в глазах его была мечтательная отрешенность.
– Знаете, – сказал он, – она совершенно права. У всякого, кто испортил бы такое роскошное существо, в голове должны взрываться атомные бомбы.
Прахд запер дверь и положил ключи в карман.
– Я пошел спать, – сказал он. – А вам предлагаю идти домой.
Он ушел. Я же просто кипел от злости! Как слепы могли быть люди, когда дело касалось графини Крэк! Теперь вот к толпам ее приверженцев прибавился новый!
Нет, домой уходить я не имел ни малейшего намерения! А вдруг Крэк выйдет из этой палаты да набросится на меня! Она могла бы даже взорвать нашу базу!
Я взял стул с прямой спинкой и поставил его напротив двери. Собрал ее одежду и положил в кучку рядом со стулом. Ее космоботинки я поставил на пол. Стул наклонил назад так, чтоб спинка его упиралась в стену, и поставил ногу на космоботинки, чтобы при их малейшем движении нога моя сместилась и стул снова вернулся в нормальное положение, разбудив меня, если я вдруг задремлю. Я снял с предохранителя свой стенган и стиснул его рукоятку.
Я глянул на запертую дверь и впервые с момента прибытия Крэк на Землю позволил себе улыбнуться.
Несмотря на всю свою хитрость, графиня Крэк попалась на мой крючок. Наконец-то я взял над ней верх. Я не боялся ее гипношлемов, теперь ей были вживлены «жучки», и я мог следить за каждым ее шагом.
Хеллер тем временем стремительно шел на дно. И если он думал, что Малышка во гневе сурова, то, значит, просто еще не видел ее во гневе. Самое интересное было впереди.
Я сложил руки на груди и ухмыльнулся. Грис, похвалил я себя, ты их уделал. Послать Крэк с вживленными «жучками» к Хеллеру и его девочкам – это все равно что бросить утопающему наковальню.
А уж там, когда Хисст пришлет разрешение, я гуманно положу конец несчастьям бедняги Хеллера, найду подделанные документы, даже если придется пыткою вырвать признание Крэк (чудесная мысль!), отправлю ее на невольничий рынок в Стамбуле, улажу дела с Ютанк и буду просто купаться в деньгах – доходах от своих многочисленных предприятий.
Приятных сновидений, графиня Крэк.
Завтрашний день принадлежит мне.