Дело чести

Глава 1

Устойчивость любого государства определяется наличием людей, почитающих его благополучие превыше собственного.

Плиний — средний.

Всероссийский слёт юных разведчиков, пройдёт на острове Хачин, что находится на озере Селигер, Тверской губернии. В программе слёта не только соревнования юных следопытов в разжигании костров, постановке платок, оказании медицинской помощи, и многого другого, но и экскурсии в учебный полк первой гвардейской Егерской бригады, на Тверские аэролётные верфи, авиастроительный завод боярина Сикорского, Гвардейскую Бронеходную дивизию имени маршала Багратиона, и прочие интересные места.

Так же в лагере по вечерам будут показывать визиографические картины из коллекции Императорского Управления Передвижек, и проводить учебные занятия военные и гражданские специалисты.

На этот раз география приглашённых команд, будет самой обширной. От Владивостока и Камчатки на Востоке, до Верного на юге, и Мурманска на севере. И это, не считая постоянных участников — команд с Европейской части России.

Гостями праздника станут ветеран Особой Экспедиции Генштаба полковник Белоусова, и генерального штаба генерал-лейтенант Врангель.

Русское Слово. Александр Амфитеатров. 5 апреля 1924 года.

Российская империя, Астрахань, Дом Губернского Управления.

Губернатор Астраханской губернии Никодим Петрович Усольский — полноправный хозяин окрестных весей, городов, земельных угодий и десятков заводов, был в ярости. Ярость эта клокотала в нём огнедышащим вулканом, и выплёскивалась наружу словно вспышками пламени и вылетающими из жерла бомбами. И от того все чиновники Губернского Дома, попрятались по кабинетам, не подавая признаков жизни, и редкий смельчак мог выскочить из-за двери, чтобы проскочить словно мышка извилистым коридором, и так же быстро скрыться за другой дверью испуганно переводя дух. И всё потому, что Никодим Петрович мог в таком состоянии и чем тяжёлым запустить, а уж зуботычину так и вовсе с лёгкостью отвесить, и вообще учинить такое злодейство, от которого кровь стыла в жилах. И не привыкать бы к хозяйскому гневу, чиновному племени, но в этот раз всё было много злее, ибо генерал губернатор изволил не просто кидаться тяжёлыми предметами, а взял в руки револьвер, подаренный ему торговцами на день тезоименитства и до сих пор лежавший в ящике стола с другими бесполезными подарками. Гурий Саныч, полуглухой письмоводитель из Земельного Отдела не успел узнать, или не понял ситуации и был увезён в больничку, с дыркой в плече. Хотя, старожилы Губернского дома авторитетно заявляли, что ещё легко отделался. Лет восемь назад, когда от известия, что рыбные промыслы теперь контролируют егеря, да ещё и прямого московского командования, под сюртук генерал-губернатору попала вожжа такого размера, что он таки добил несчастного курьера, чья вина была лишь в том, что появился пред очами начальника в плохое время.

Дело тогда естественно замяли, семье выплатили отступных, а тот револьвер привели в негодность, на всякий случай спилив боёк, да вот не углядели, и новенький Полкан — 23 белоусовской мануфактуры, громыхал по коридорам резиденции губернатора, и никто не знал, когда у того кончатся патроны.

А всё потому, что его человек обнаружил в вентиляции кабинета микрофон, и потянув за провод вытащил диковинное устройство, которое местный преподаватель физики определил как новейший магнитофон компании Сименс.

Губернатор подумал немного, вспомнил какие разговоры вёл в кабинете, и натуральным образом взорвался, потому как ясно, что с таким компроматом долго не живут.

Но старый слуга губернатора, и доверенный человек во всех делах, Иаким Сорокин, из крещённых евреев, давно уже не боялся ни чёрта, ни бога, и спокойно поднявшись на третий этаж, нашёл потерянно бродившего Никодима Петровича, отнял у него оружие, и проводил в кабинет, заодно дав команду, старшему распорядителю канцелярии, чтобы тот распустил людей по домам, да принёс кофе хозяину. Какая-ж работа в такой вот день.

Тем временем губернатор не отрываясь хлопнул три рюмки анисовой, одну за другой, и когда алкоголь наконец-то начал окутывать голову привычным дурманом посмотрел на помощника.

— Ну?

— Утёк, Никодим Петрович. — Сорокин развёл руками. — Кинулись к нему в номер, а тот — утёк. Нашли только прибор для записи звука, точно такой же как третьего дня здесь из стены вытащили, и микрофонов пяток. Стало быть, не с одного места подслушивал, ирод.

По документам — Гурий Семёнович Грушин, мастер по паровым машинам. Приехал на мануфактуру братьев Бочкарёвых, наладить им англицкую машину. Машину кстати наладил. А после чинил технику на других заводах, да гулял с Машкой Копытиной, получившей жёлтый билет в апреле. Бабёнка та видная, ещё свежая, вот и окрутила мужичка. Но тот, Гурий Семёнович, тоже не сморчок какой. Мужчина высокий, широк в плечах, да ладонь такая, что у молотобойца.

И стало быть он по вечерам, с этой Машкой шашни крутил, потом к себе в номер, и наши-то топтуны, те домой сразу, а он, видать подсыпал ей сонного порошка, да сам как тать в ночи, лазал по Губернскому дому. Тогда-то и поставил вам машинку эту проклятую. — Иаким перевёл дух. — Но как он понял, что мы за ним следим, да ещё и так вовремя сдёрнул, понять не могу.

— Ты понимаешь, что там на этом аппарате могло быть? — Губернатор уже успокоился, но внутри него словно горел адский огонь. — Я же с кем только не разговаривал здесь, в этом кабинете! Хорошо, что с французом этим, на тайной квартире встречался. А то вот был бы нам всем страх.

— Да, беда. — Сорокин машинально перекрестился. — Здесь-то мы любой шум погасим, а если человечек тот из Москвы?

— Так. — Генерал-губернатор, когда было нужно, соображал быстро. — Погода нынче ветреная, так что воздухом он не улетит. Посты на дорогах мы расставили, и автомотором ему тоже не уйти. Остался только магистральник[1]. Сегодня с утра только один пассажирский был, который в восемь. Следующий пойдёт в девять вечера. Окружи весь вокзал своими людьми, и гляди всех, кто по росту подходит. Мнится мне, что личина, та, подставная была, и он уже переменил облик. Но рост не переменишь, так что смотрите в оба.

— Не хватит мне людишек…

— Сейчас полицмейстеру позвоню. — Никодим Петрович, взялся за ручку новомодного вытянутого телефона производства компании Русская Сталь. — Он в наших делах по самые уши сидит, так что людей даст. Но и ты не зевай. Ежели что, валите его, не раздумывая. За труп отчитаемся, а если те записи попадут куда нужно, всем будет цорес[2].

И уже когда подручный покидал кабинет, бросил вслед. — И эту, Машку, тоже с концами. Потом соорудишь им сцену ревности, да всё пусть судейские обснимут. Наверняка это дело будут ковырять, так пусть всё пойдёт по нашему сценарию.

Мария Ковалёва, оказавшаяся на улице после нового маменькиного замужества, была в общем не комнатным растением, а вполне бойкой девицей, не особенно переживавшей за вдруг обретённую свободу. Тем более, что её больше никто не наказывал за мнимые и действительные прегрешения, не заставлял часами молиться стоя на коленях, и не рвал в клочья с трудом приобретённые книги.

Инспектор школьного надзора несколько раз вызывал её, наказывал и даже штрафовал, пока сама Ираида Степановна, увидев, как её муж с плотским интересом поглядывает на падчерицу не решила, что её дочери пора становиться совсем самостоятельной.

Жёлтый билет вместо паспорта она получила незаконно, и самочинно по решению местного околоточного надзирателя, присмотревшего Марию для личных забав. Но та не поддалась на шантаж, и подрабатывала не в доме терпимости, а вполне прилично, на кухне небольшого ресторана, моя горы посуды, и драя полы в самом ресторане.

С Гурием Семёновичем — статным седовласым мужчиной лет шестидесяти, она столкнулась совершенно случайно идя ночью домой, хоронясь от любого шороха и до боли сжимая в потной ладошке столовый нож. Этот вычурный нож посеребрённой стали она умыкнула на кухне ресторана, и отдала на заточку, старому мастеру Анзору, что промышлял этим делом уже не первый десяток лет.

И когда она увидела спокойно идущего по улице мужчину в длиннополом лёгком пальто, и серой широкополой шляпе, в первую секунду просто остановилась, так как на этой улице, да ещё и ночью приличных людей не водилось. Но глянув чуть дальше за спину мужчине, разглядела лежавших вповалку четырёх человек, одного из которых — лысого бандита по прозвищу Замок, она знала хорошо. Замок к ней тоже подкатывал, то грозясь всеми карами, то соблазняя её подарками и сладостями. Сам бандит был отчаянным отморозком которого сторонились даже местные урки, но вот, теперь этот страшный человек, лежал ничком, не подавая ни малейших признаков жизни, как и три его приятеля.

Тем временем, седой, уже подошёл ближе, и повернувшись к ней, прижал палец к губам, показывая, что нужно молчать, и через несколько секунд просто растаял во тьме переулка.

Следующая встреча, произошла в зале ресторана, где мужчина обедал. Тогда Мария увидела, как к нему пару раз подходил половой, занимавшийся сводничеством, как видно предлагал проститутку, но мужчина даже, не дослушав, выгонял полового прочь. И в какой-то момент, когда Мария смотрела на него, медленно повернулся оглядывая весь зал. А когда встретился взглядом, неожиданно улыбнулся, и пальцем сделал жест, подзывая её.

Ресторан «Белуга» был не самым модным, и богатым, однако, бедные люди сюда не захаживали, и дамы были одеты соответственно. И вот теперь, через зал немаленьких размеров, шла на негнущихся ногах девушка, одетая с старую юбку мышиного цвета, и какую-то мешковатую рубаху вообще непонятной расцветки, словно кролик на съеденье к удаву, а дойдя встала не в силах сказать ни слова. Но к ним уже спешил метрдотель, строго смотревший на Машу, словно желавший одним только взглядом выбросить её из зала.

Но тишину первым нарушил седой, оторвавшийся от стерляжьей ухи. Подняв голову он, не смотря на мэтра произнёс на удивление звучным и мощным голосом.

— Любезный, должна ли эта девица, что-нибудь заведению?

— Нет господин. — Мэтр глубоко поклонился.

— Хорошо. — Седой всё так же, глядя куда-то вдаль, кивнул. — Тогда вот вам денежка. Приоденьте даму, да приведите в порядок, и чтобы через час, она сидела вот тут, напротив меня, умытая, чистая, и одетая как леди.

На стол гулко брякнулась толстая пачка ассигнаций, отчего распорядитель ресторана согнулся ещё ниже, и словно фокусник, исчез, прихватив с собой деньги и девушку.

Для халдеев, желание человека способного шлёпнуть о стол двумя тысячами рублей — закон, и поэтому Машу, не слушая возражений, затащили этажом выше, где находились нумера. Там быстро отмыли, чуть прикрасив, белилами и румянами, одели во вполне приличное платье, нежно розового цвета, и даже подобрали перчатки и шляпку в тон. Так что, когда девушка вернулась в зал, то уже ничем не напоминала золушку — посудомойку, а выглядела пусть не как принцесса, но вполне прилично, и даже за стол, села дождавшись пока официант пододвинет стул.

— Отлично. Просто отлично, и даже превосходно. — Седой посмотрел на Марию сквозь очки и улыбнулся, показав неожиданно крепкие и молодые зубы. — Позвольте представиться. Гурий Семёнович Грушин, инженер-механик по паровым машинам, и точной механике. Проживаю в Москве, имею свой выезд, и даже пару кресел во МХАТе. Это такой театр. — Пояснил он. — А про вас мне всё уже рассказали. И что матушка вас выгнала, и что полицмейстер вместо паспорта выписал жёлтый билет, и вообще всю вашу недолгую жизнь.

Говорил Гурий Семёнович, негромко, но голос, его рокочущий словно дальние раскаты грома, что-то такое вызывал в девушке, отчего хотелось просто замереть и сидеть с закрытыми глазами.

Ещё когда тётки из номеров, её намывали, самая старая, сказала тыча ей в грудь скрюченным пальцем: — «Не будь дурой. Человек солидный, серьёзный, не шаромыжник какой, и лицом пригожий. А ещё, при деньгах, и положении человек. Один костюм такой пятьсот рублёв стоит. Может ты напомнила ему кого, может мордаха понравилась… Но такую оказию не вздумай упустить. Сделай всё что попросит, и даже больше, а уж он-то тебя отблагодарит, даже не сомневайся».

Поэтому, когда они оказались в роскошном четырёхкомнатном номере инженера, она сразу стала расстёгивать блузку, и была остановлена негромким смехом Гурия.

— Да ты, никак мне тут отдаться задумала, девица-красавица. — Он подошёл ближе, и с улыбкой стал застёгивать блузку обратно. — Знаешь, у меня пять подруг, и они шестую точно не переживут. Порвут и меня и тебя словно тряпку. Но мы же не хотим быть порванными словно тряпка? — Он снял очки, и Мария поразилась, насколько молодые глаза у этого уже полностью седого мужчины. — Так. — Гурий усадил Машу на диван и сам сел рядом. — Я нанимаю тебя на неделю. Твоя задача — появляться со мной в обществе, и делать вид что мы любовники. Ну, временами там тесно прижиматься, подставлять губы для поцелуя, и прочее. Видела, как воркуют влюблённые? Ну вот и отлично. А ночью, будешь спать. К сожалению, тут нет второй кровати, но я думаю, что неделю мы можем поспать и в одной постели. Вести себя нужно чуть высокомерно, но не нагло, уверенно, но не нахально, и помни, что я в состоянии защитить тебя от любого в этом городе, и вообще от города в целом. Поняла?

— Да, господин Грушин.

— Отлично. Так ко мне и обращайся. — Гурий кивнул, и достав портмонет, отсчитал десять ассигнаций по сто рублей. Полугодовая зарплата инженера на кораблестроительном заводе. — Вот тебе на расходы, да не жмись. Оденься, как знатная дама, накупи себе всяких штучек, типа сумочки веера, перчаток… Ну сама знаешь, что нужно. А не знаешь, так спроси.

Вымывшись в роскошной ванной, Маша быстро юркнула под одеяло на огромной двуспальной кровати, но Гурий всё не приходил, и измученная ожиданием девушка уснула.

Когда наступило утро, его опять не было, и только измятая подушка, говорила о том, что инженер ночевал рядом с ней, а не где-то ещё.

Так и повелось. Днём Гурий ездил по заводам и фабрикам, чиня то, что не смогли сделать другие механики потом они обедали, ехали куда-нибудь в публичное место, где проводили вечер. После ужинали, и ехали в номер, где Маша, уже уставшая ждать, когда же будут покушаться на её девичью честь, засыпала.

Но в этот день всё было совсем по-другому. Гурий приехал днём, и приказав ей молчать, стал раздеваться у неё на глазах, от чего девушку буквальным образом охватила нервная дрожь, потому что фигурой механик был словно цирковой атлет, с выпуклыми мощными мышцами, и гладкой ухоженной кожей.

Не обращая внимания на девушку, Гурий сначала разделся, потом уложил вещи в кофр, и повернувшись к зеркалу, одним движением, с хрустом снял лицо, словно отдирал пластырь, от чего Мария, просто выпала в осадок, рухнув прямо на ковёр.

Когда она очнулась, рядом с ней стоял высокий подтянутый офицер, в мундире зелёного цвета.

— А где господин Грушин?

— Маша, не будь дурой. — Сказал офицер голосом Гурия. — Это была маска. Сейчас на мне другая маска. — Николай поднял с пола, сморщенное лицо механика Грушина, от чего Мария вновь потеряла сознание, но на этот раз, отдыхать ей не дали. — Так, красавица, просыпайся, у нас тут серьёзные дела. — Он внимательно посмотрел на девушку, всё ещё пребывающую в сумраке, и плеснув на ладонь водой из графина, смочил ею лицо девушки. — Маша, если не соберёшься — сдохнешь. Ну умрёшь. — Николай аккуратно похлопал её по щекам, и она вдруг остро ощутила опасность, которая словно наваливалась на неё. — Вижу, что очухалась. Значит так. Я сейчас тебя загримирую, ну сделаю из тебя другого человека, и мы с тобой поедем в одно место, где я тебе дам денег, и мы расстанемся. Рекомендую сразу уехать из города. Денег тебе хватит. Ну, что?

— Да гос…

— Меня сейчас зовут Николай Добровольский. Старший лейтенант Смоленского Егерского полка. Запомнила? Отлично. Теперь давай из тебя делать даму полусвета.

Из гостиницы они вышли через служебный вход, где никому не было дела до офицера выводившего даму средних лет, с чуть усталым, но всё ещё красивым лицом. Тут же поймали извозчика, и доехали до маленького домика на Флотской улице.

Николай положил перед Марией пачку денег, в которой было не меньше десяти тысяч, и снова стал быстро раздеваться, и достав из саквояжа, ещё одну маску, стал аккуратно и осторожно прилаживать её на лицо.

А Маша, в душе которой нарастал настоящий ураган, смотрела то на пачку денег, которую небрежно бросил перед ней Николай, то на него самого, превращающегося в старика, с морщинистым лицом и плешивой головой, то на сбрую с большим пистолетом.

— Ты шпион?

В ответ Николай негромко рассмеялся, и распахнув ворот рубахи достал блеснувший золотом жетон.

— Слово и дело. Особое управление Тайной канцелярии.

— Ого. — Мария покачала головой. Слухов о тайной канцелярии ходило предостаточно один другого страшнее, а про Особое Управление, которое в уголовной среде называлось коротко «Стая», слухов было поменьше, но ужасов тоже хватало. Даже удивительно как это у ОсобУправца не растут клыки и нет хвоста, с копытами. — А возьми меня с собой? — Она невидяще уставилась в пол перед собой, даже не очень понимая, что сама сейчас сказала, но по тому что вдруг стихла возня, у зеркала, догадалась что её услышали.

— Пристроить тебя в Москве я конечно смогу. — Николай возобновил возню с гримом. — Но я так понимаю, что ты желаешь быть непременно столбовою дворянкой или вообще, владычицей морскою, и чтобы золотая рыбка у тебя на посылках?

— Столбовой дворянки будет достаточно. — Тихо, на грани слышимости, произнесла девушка и сама ужаснулась своей смелости, но в ответ услышала лишь короткий смешок.

— Хорошо. Сдам я тебя одному вздорному старику, в очень интересное учебное заведение. Будешь примерно учиться и честно служить, личное дворянство лет через десять получишь гарантированно. Но смотри. Если предашь страну, найдём из-под земли.

Последнее было сказано спокойно и размеренно, но так, что Мария очень остро ощутила смерть, стоявшую за спиной этого странного мужчины.

К отправлению магистрального тепловоза, на вокзал стекались не только будущие пассажиры, но и просто зеваки, потому как широкую колею довели в Астрахань совсем недавно, и огромные паровозы, и вагоны, высотой в восемь метров, ещё не стали привычным пейзажем. Удовольствие было не из дешёвых, особенно если ехать первым и вторым классом, но оно того стоило. Роскошные двух и трёхкомнатные купе, с прикреплённым к ним проводником, и даже воздушный рефрижератор, позволяющий в самую жару, наслаждаться прохладой, и многие другие чудеса, делали поезд престижным и модным транспортом, не уступающим аэролётам.

Поезд Астрахань — Москва, стал популярным благодаря купцам, съезжавшимся со всего побережья Каспия, из стран Ближнего и Среднего Востока, а также Афганистана, Пакистана и Индии. Один из старых маршрутов «Великого Шёлкового Пути», который внезапно оживился благодаря магистральной линии до Москвы, откуда не покидая вагона можно было проследовать до Германии, где кончались рельсы магистрального стандарта.

Но была ещё одна категория пассажиров, которые предпочитали пользоваться именно этим маршрутом. Старейшины многочисленных арабских и индоевропейских племён, достаточно богатые чтобы оплатить лечение в роскошных Российских и Европейских клиниках, под присмотром сестёр из монашеского сестринства «Странствующих», нередко в сопровождении охраны, приплывали и приезжали в Астрахань для дальнейшего путешествия с комфортом.

Кроме зевак, и пассажиров, в тот вечер на вокзале было неожиданно много полиции и в форме, и в штатском, патрулей военных моряков, и совсем неприметных личностей, которые человек бывалый сразу бы отнёс к криминалитету. Причём между всеми тремя группами шло постоянное движение, что уже было достойно удивления, и часто бывало так, что при проверке документов полицейским патрулём, рядом тёрлись уголовники, что уже точно не лезло ни в какие ворота.

Старика в белоснежном паколе[3] которого катила на инвалидной коляске женщина в одеянии францисканской монахини, заметили сразу, но к нему даже никто и не подошёл. Жителей афганистана — пуштунов, хазрейцев и таджиков, не то, чтобы боялись, но старались обойти стороной, так как характер те имели крайне вспыльчивый, оружием владели отменно, а на кладбище никто из разумных людей, раньше времени не спешил.

Поэтому старик спокойно проследовал к вагону, где его сразу подхватили на руки пара дюжих проводников, и со всей вежливостью занесли в вагон первого класса, оставив в роскошном трёхкомнатном купе, вместе с монахиней.

Время шло, час отправления магистрального поезда всё ближе, а нужный губернатору человек, так и не появился.

Суета на площади начала усиливаться и с первым сигналом об отправлении достигла максимума, когда Иаким Сорокин, принял волевое решение, посадить в поезд два десятка урок из самых отчаянных, чтобы те прошли весь состав из конца в конец, в поисках подсыла.

Поезд ещё не тронулся, когда Николай, спокойно сидевший в кресле-каталке и глядевший в окно купе, встрепенулся, и посмотрел на Марию.

— Переходим к аварийному плану.

— Что это значит? — Маша встревоженно посмотрела за окно, но ничего кроме бегающих по перрону людей не увидела.

— Это значит, что придётся немного пошуметь. — Николай встал, и не торопясь стал снимать маску, и уложив её в специальный мешочек, протёр лицо салфеткой, убирая остатки клея, и начал переодеваться.

Через десять минут, вместо старого пуштуна, перед Марией стоял молодой мужчина атлетического сложения, в белоснежной рубашке, и даже с некоторой причёской на голове. Затем надел странный жилет, который даже со стороны казался плотным и тяжёлым, не торопясь нацепил сбрую с кобурой, проверил как сидят магазины в кармашках справа, и накинул пиджак.

— Понимаешь, те кто сейчас сел в поезд, я имею в виду незапланированных пассажиров, будут разбираться жёстко. Дёргать за бороды, трогать за лица, и прочее, в поисках нас с тобой. Ну а раз так, не будем ломать спектакль. Следующая остановка Царицын, через три с половиной часа. Нам собственно только до Царицына и продержаться, а дальше будет легче. — Говоря это, Николай достал из багажного отсека один из чемоданов, вытащил оттуда автомат ДКА, под маузеровский патрон, с огромным дисковым магазином, и стал прикручивать к нему плечевой упор. — Кстати, это даже хорошо, что мы в хвосте вагона. Меньше риск зацепить кого-нибудь из посторонних. Но ты я смотрю, не истеришь, не бледнеешь. Это в принципе хорошо. — Николай принёс в гостиную из спальни два матраса, и скрутил их в плотный рулон, стянув галстуками. — Как стрельба пойдёт, сразу прыгай за укрытие. — Он стволом показал куда. — Пуля такую скрутку не пробьёт, так что не переживай.

— А вы, как же?

— А я, заговорённый. — Он внимательно посмотрел на попутчицу, неожиданно улыбнулся и подмигнул.

На вызов, проводник отозвался мгновенно, что было не удивительно потому что на верхнем этаже вагона, было всего три купе, и три проводника.

— Доброго вечера… — Николай сделал паузу, и проводник, пожилой мужчина в чёрной железнодорожной форме с серыми выпушками, пышными седыми усами и роскошными бакенбардами, правильно её истолковав быстро сказал.

— Егор Никанорович мы.

— Егор Никанорович. Мы вот как на грех, не пообедали да не поужинали. — Николай широко улыбнулся. Найдётся чего поесть в пути?

— А то как же, господин хороший. — Проводник гордо поправил форменную фуражку. Ресторан же. Там и уха, стреляжья, и вообще, чего пожелаете.

— Ухи я в Астрахани на три жизни наелся, а вот супчику бы куриного, да на потрошках, попробовал с удовольствием. Да на второе что-нибудь. И всё на двоих, и быстро, потому как минут через сорок, будет здесь шумно, и до невозможности грязно.

За час, прошедший с момента отправления поезда, люди Сорокина обыскали почти весь поезд, спровоцировав бессчётное количество скандалов, и даже драк, когда они нарвались на компанию горцев, и большую казачью семью, но все скандалы удалось погасить, вовремя кинув денег всем обиженным, когда прибежал один из шестёрок, и принёс информацию о пассажире в шестом вагоне.

Своих людей, которые разбрелись по всему составу, удалось собрать не сразу, но когда подручный губернатора сам выдвинулся к месту сбора, то не досчитался всего двоих.

— Это что за митинг, прости господи. — Раздался уверенный голос и обернувшись Сорокин увидел пожилого проводника, идущего с подносом полным пустой посуды, как раз со стороны нужного купе.

— То, не твоя печаль служивый. — Сорокин небрежно сунул сотенную купюру в карман форменного кителя. — Иди к себе да не вылезай, на шум. Всё понятно?

— А чего-ж непонятного. — Проводник неожиданно усмехнулся, поправил фуражку, и скрылся за дверью служебного купе.

В вагонах класса люкс, не было никакой необходимости экономить место, и поэтому двери в купе открывались обычным образом, а не отъезжая в сторону как в новомодных вагонах Пульмана.

Поэтому бандиты, стоявшие с оружием в руках, скопились в коридоре, с одной стороны.

Курень — старый урка начавший свою преступную карьеру ещё при царе Алексее, уверенно постучал в дверь.

— Откройте полиция, проверка документов.

Дверь на секунду приоткрылась, чья-то рука сгребла Куреня за грудки и мгновенно втащила внутрь купе.

От неожиданности, у бандитов переклинило, и они словно ополоумевшие начали стрелять в дверь, превращая её в решето.

Конечно пробив сталь и толстую кожаную обшивку мягкие револьверные пули теряли в убойной силе, но Куреню, который собрал своим телом весь свинец, было уже всё равно.

Тело бандита содрогалось от десятков попаданий, матрас брызгал клочками ваты, а девушка, забившаяся в щель словно мышка, крепко сжимала в руке столовый нож.

Стоило канонаде стихнуть, как дверь купе распахнулась и оттуда вывалился Курень, с дымящейся спиной, и упал словно колода, навзничь раскинув руки.

Бандиты не таскали с собой запасных магазинов и устройств для быстрой перезарядки барабанов. Максимум — патроны россыпью в кармане, и сейчас внезапно оказавшись безоружными они лихорадочно перезаряжали револьверы и пистолеты, вытряхивая пустые гильзы из барабанов, и заталкивая патроны в магазин.

Но вслед за Куренём уже шагнул молодой мужчина, с автоматом в руках, и без разговоров открыл огонь в упор. Пятьдесят пуль, в относительно узком коридоре вагона это много, да ещё и когда стоявшие сзади попытались сбежать, вдруг оказалось, что двери, ведущие из вагона заперты… В общем не ушёл никто, включая Иакима Сорокина, которому пришло сразу пять пуль. Три от Николая, и парочка от тех, кто начал от страха палить сзади.

Николай уверенным движением сменил магазин, и переворачивая тела одно за другим, сделал контроль, добивая раненых.

— Господа, всё уже кончилось. — Громко объявил Николай, и первым к месту побоища вышли проводники, один из которых увидев расплывающуюся лужу крови, сразу же метнулся в туалет, рассказать унитазу о пережитом ужасе.

[1] Магистральник — поезд скоростного магистрального сообщения с колеёй в 2.5 метра.

[2] Цорес — Идиш. Беда.

[3] Паколь — Традиционная шапка в Южной Азии. В России известна под названием пуштунка или афганка.