Дело 581-14/ОДЧ Опасно для человечества. Книга 1

Зал восторженно заорал и взорвался аплодисментами. Конферанс объявил танец леди Хелен. Губы Грегори снова чуть дрогнули – он вспомнил, как они пришли в клуб и строили местных девиц по стойке «смирно». Каждая была уверена, что она незаменима, мнила себя примой и на новичков труппа – если это тогда можно было назвать труппой – смотрела, мягко говоря, недоброжелательно. Ничего, они быстро поняли, кто теперь здесь босс. Хотя проблемы были. Вплоть до толчёного стекла в сценических туфлях и изрезанного перед самым выходом костюма…

Сигнал от охранника на входе прервал неторопливое течение мыслей. Пока ничего серьёзного, но снаружи трётся какая-то шпана. Грег сдвинулся за колонну, включил комм, изучая картинку с камер. Тут даже программа распознания лиц не требовалась: двое из компании, которая открыто собиралась у входа в клуб, на днях приходили к Дину. Крышу предлагали. Идиоты. Очередная «молодая поросль», которая решила, что пришла пора наводить свои порядки. Они не хотят знать давно сложившиеся правила, или думают, что слишком круты, чтобы следовать этим правилам… Или просто-напросто глупы, чтобы про правила знать. Те, кто переживает этот этап, как правило, вливаются в сложившуюся систему. Но сейчас эти придурки могут создать проблемы.

Зал зааплодировал. Грег вздохнул: ну вот, из-за этих уродов пропустил Её танец. Грегу нравилось смотреть на Хелен, говорить с ней, просто быть рядом. Что это было? Любовь? Нет, пожалуй. Нечто большее. Хотя и любовь, наверное, тоже.

– Что-то не так? – Хелен, завязывая халатик поверх сценического костюма, возникла рядом. От неё пахло терпкими духами, разгорячённым телом, ещё чем-то, сладким и манящим. Она всегда чувствовала беспокойство Грега, могла понять, о чем он думает, чего хочет или что его пугает. Грегори никому не говорил об этом, но всерьёз считал Хелен ведьмой. Или тёмной жрицей богини Любви – никто не знал, существуют ли они на самом деле. Слухи ходили невнятные, но от этого не менее жуткие.

– Помнишь, уроды приходили? Шпана?

– Да. Хотели нас под крышу взять. Они сейчас завалятся?

– Думаю, да. Я уже дал команду парням.

– Не надо, – Хелен медленно улыбнулась. Грег ощутил, как в ней поднимается возбуждение, хищное, притягательное и отталкивающее одновременно. И что-то отозвалось в самом Грегори. Он уже примерно представлял, что будет – и знал, чем всё закончится. Он хотел и боялся этого финала. – Устроим шоу.

– А стоит ли? – Грегори знал, что Хелен его не послушается.

– Ты сам говорил, нам нужны бойцы. А эти отморозки – те, кто выживет, – при должной дрессировке станут тем, чем надо. Охрана из них никудышная, а вот чтобы наказать кого или поучить – самое то.

– Хорошо, – Грег активировал связь. – Парни, пропустить придурков, но держать на контроле. Без явной угрозы посетителям не вмешиваться.

Ну вот, она ушла. А шоу, похоже, началось. Её шоу, если быть точнее, хотя гопники – он покрутил слово в голове, и оно показалось ему весьма точным, – думали, что это их бенефис.

Ворвались они как ураган, даже выстрелили пару раз в потолок, и стащили Марту со сцены, толкнув в угол. Та сдавленно пискнула и заплакала.

– Значит, так! – главарь выскочил на сцену, тряся пистолетом. Грег нахмурился: парень не умел обращаться с оружием, хотя сам, разумеется, воображал себя крутым. Ни один спец в такой ситуации не будет держать палец на спуске. А этот держал. Опасно.

– Этот кабак оштрафован! И вы все заодно!

Так, пришёл сигнал, что козла уже держат на прицеле. Серьёзного боевого опыта у Майка пока нет, но и тут не Сахай, в конце концов. Придурок на сцене даже не понимает, что стоит ему только подумать о чём-то не том, и бывший полицейский снайпер немедленно всадит пулю в его дурную башку. Но то, как гопник пушкой размахивает, Грегу категорически не нравилось.

И тут на сцену выплыла Хелен. Всё ещё в облегающем комбинезоне с игривым корсетом поверх. Хорошо хоть, стрипы сменила на сапожки – Грегори никогда не понимал, как можно на таких каблучищах ходить, а девочки на них танцевали…

– Слышь, херой, – Хелен не забыла микрофон, и её голос, подчёркнуто ленивый и презрительный, услышали во всех уголках испуганно затихшего зала, – ты только этим стволом махать умеешь? И тёлок своих пушкой ублажаешь? Потому что тем, что в штанах, только рассмешить можешь?

Гопник, похоже, даже растерялся на миг. Он ждал охраны, а вместо неё появилась танцовщица. Это у него в мозгах не укладывалось.

– Ты кто ва-аще такая?! А ну пошла в зал, шалава!

– А ты меня спусти, то́ски.

Грегори ухмыльнулся, стоя все так же за колонной. То́ски, или тиранская вонючка, был местным зверьком и заодно самым оскорбительным сравнением в определённых кругах.

Градус опасности в зале стремительно падал, хотя шпана, похоже, этого ещё не понимала. Ну хоть кто-то из них должен был задуматься, почему охрана до сих пор не вмешалась! Хоть кто-нибудь. Но нет. Сначала они в эффектных, как они думали, позах встали по углам зала, наслаждаясь страхом посетителей и ощущением власти и безнаказанности. Шакальё. А теперь взгляды всех были прикованы к сцене. Никто даже не смотрел по сторонам… А ребята Грега умели двигаться быстро и бесшумно.

– Я тя ща опущу тут, подстилка, а потом парням отдам, с-сука!

Ох, зря он так, очень зря. Если у него и были шансы выжить, то сейчас они упали даже не до нуля, а до отрицательных величин. Но и опасность погрома в клубе – вдруг парни не отработают чисто? – тоже стала призрачной. Хелен добилась общего внимания. На сцену смотрели и зрители, и шпана. Вот уж точно – стая шакалов. Но Она права – немного дрессировки, и из них можно вырастить хороших псов.

Главарь прекрасно понимал, что спасуй он сейчас, не накажи наглую шлюху – и за ним больше никто не пойдёт. Хуже того, он навсегда останется тиранской вонючкой, и уважаемые люди с ним по одной улице ходить не будут. И будет он доживать свою короткую и нелепую жизнь в коллекторной сети… Если свои же не кончат его тихонечко, чтобы не позориться.

А звукооператор – гений. Уже включил дополнительные микрофоны на сцене, даже музыку дал фоном. Грегори почувствовал, как исчезает царящий в зале страх, сменяясь возбуждением и предвкушением. Постоянная публика знала Хелен. Постоянная публика… Если подумать, такие же шакалы, как и эта шпана, только жрут другую падаль. Что же, сейчас они получат свою порцию крови.

Главарь – теперь Грегори видел, что тот под кайфом, похоже, обдолбался для пущей смелости, – дёрнулся в сторону Хелен. Та проскользнула мимо не то кошачьим, не то змеиным движением и с кажущейся небрежностью толкнула парня в спину. Тот упал, в зале презрительно заулюлюкали.

– Споткнулся, то́ски? Помочь? – проворковала Хелен.

– Давай, то́ски! Покажи ей! – крикнул кто-то из зала.

Идиоты? Они что, не видят, что происходит? Или им всё равно?

Что-то в глубине души Грегори кричало, что он должен вмешаться. Должен остановить Хелен, стащить со сцены, прекратить творящийся на его глазах кошмар. Но он не мог. Или – не хотел? Потому что какой-то его части это нравилось… Грегори не знал.

Парень вскочил и кинулся в атаку. Двигался он неплохо для любителя, но тут и профессионал вряд ли смог что-нибудь сделать. Хелен затанцевала вокруг, нанося быстрые и жёсткие удары. Грегори, как ни старался, не смог понять, где она научилась так драться. А на расспросы Хелен не отвечала. А самое главное – как она могла быть настолько жестокой? К счастью, подобное на Хелен находило очень, очень редко. Но уж если кто попадался под руку, финал был один.

Хелен закончила свой танец. Главарь стоял на коленях, каблук танцовщицы впился в его ногу под коленом, не давая встать, и Хелен медленно и неотвратимо выкручивала его руку, вытягивая её вверх и в сторону.

Хруст раздался по всему залу. Звукач умничка, подогнал вой жертвы и этот дикий хруст так, чтобы они звучали, не глуша друг друга.

– А вы, щенки то́ски, такие же неуклюжие, как он? – Хелен подплыла к краю сцены, отбросила за спину оторванную руку и улыбнулась. Капли крови алели на бледном лице. – Мне мало, шавки!

За её спиной упал занавес, и это послужило сигналом – в наступившей тишине люди Грегори увели ошарашенную и перепуганную шпану.

Зал молчал. А потом взорвался бурей аплодисментов.

Толпа. Швали. Как там говорил какой-то допотопный правитель? Народу нужны хлеб и зрелища? Хлеб давно уже не проблема, а вот зрелища приелись. Так что к хлебу и зрелищам пора добавлять ещё и кровь. По крайней мере, на Тиране. Интересно, хоть один из них понял, что это не постановка, не трюк, не шоу? А если понял, то испугался? Возмутился?

Нет. И это не укладывалось у Грегори в голове.

Но ведь и сам он ничего не сделал.

Он, как обычно, не заметил, как Хелен исчезла из зала. Она никогда не выходила на бис, никогда не слушала оваций. Особенно в такие моменты.

Грег знал, что будет дальше. На сцене быстро наведут порядок и шоу продолжится. Но прима уже не выйдет. Хелен сидит в гримёрке, обхватив себя за плечи, и ждёт Грега. И он пойдёт к Ней.

Хелен его поражала. С одной стороны, она была артистичным, а иногда даже милым и добрым человеком. С другой – откровенно наслаждалась жестокостью. Поначалу он даже думал, что Хелен конченая психопатка, но пришёл к выводу, что это не так. Скорее всего. Даже в такие моменты она контролировала себя и ситуацию, и если и была излишне жестока, это прекращалось сразу, как отпадала необходимость. А то, что кровь и боль доставляли ей удовольствие… Наверное, он узнает, в чём дело. Рано или поздно.

Грегори направился к гримёрке. После таких событий Хелен требовалась бурная разрядка, и он не собирался упускать свой шанс.

Тим Тим Найдёнов

Как выбрался я от наших технарей, так сходу набрал Инге. Умница, она в кафе меня дожидалась. Честно скажу, полегчало от этой новости, а то пока мне флаер просканировали, пока отбойник выправили, время-то идёт, мало ли что случится.

– Можем, – говорю, – экскурсию продолжить, если хочешь.

– Хочу, конечно! Интересно же!

Но дальше мы не сразу пошли: я ж пожрать-то толком не успел, когда меня ребята сорвали, и пока мотался туда-сюда, брюхо всерьёз так свело. Так что пришлось снова заказывать: Марш еде заветриться не даёт, всё убрал… Или Инге и мою порцию схомячила? Не удивлюсь, если так. Судя по тому, какая она тощая, нормально поесть ей нечасто удавалось.

Пока я ел, Инге поначалу молчала, только смотрела, как я хавчик наворачиваю. Прям такое зрелище уникальное нашла! А, с другой стороны, приятно… А потом спрашивает:

– Как всё прошло? Всё в порядке?

– Ага! Урод, надо было ему как следует по рогам настучать, в натуре! Какого хрена перед пацанами бычить начал? Я как приехал, он сразу заднюю врубил. Больше прокатался.

– Обидно, столько времени потеряли зря… – и ведь понимаю, что ей и вправду жалко, что меня с ней не было, а не из вежливости это говорит. Одно хорошо, Дик шепнул тихонечко, что пока я туда-сюда мотался, Инге тут сидела, в деку уткнувшись, так что, может, и не очень скучно ей было. А то понесло бы на подвиги, и бегай, ищи дурёху по всему кварталу…

Ну, собрались мы дальше сектор смотреть. Я докушал, киваю хозяину, чтобы на меня записал, и пошли мы обратно к флаеру.

– А ты никогда не платишь?

– Почему? Плачу́, если все устраивает, – я даже не сразу понял, о чём она, а потом сообразил. – А… ты об этом? Просто мне люди доверяют. И то, что я зарабатываю хорошо, тоже знают. Марш в конце недели мне отпишется, сколько я должен, я всё сразу и отдам. Так удобнее.

– Э-э… – она задумалась, соображая, серьёзная такая, аж забавно.

Вот не надо зубоскалить. А то мы тут просто беседуем, можно и по сопатке огрести за оскорбление! Я достаточно авторитетный товарищ в нашем обществе. Нет косяка – плачу́ всегда, есть косяк – кину предъяву. Так что свои террянские фантазии оставьте при себе. У нас общество приличное, любой барыга знает, что братва крыс не любит, а крысятничество так и начинается – с того, что хавчик не проплатил. Знаете, чем мы от вас отличаемся? У вас закон, а закон, что дышло, куда повернул – туда и вышло. А у нас понятия. Они конкретны и по ним любой вопрос можно решить справедливо. А по закону справедливости частенько хрен получишь…

Так, о чем я? Ах да, сектор показал. Первым делом квартал развлечений. Нет, не бордели, хотя и они там тоже есть, и немало. Клубы, бары, рестораны и всё такое. Вы там не были? Много потеряли. Такие кварталы есть в каждом секторе, и не по одному, у нас их шесть, кстати. И у каждого сектора есть какая-то своя фишка. У нас, вот, лучший алкоголь и секс. Без базара! Просто вы тюлень, и наших особенностей не знаете. Один мой знакомый пилот сказал так: разница между нашими борделями и борделями жриц такая же, как между полётом за штурвалом боевого истребителя и полётом в салоне пассажирского лайнера. В лайнере и комфортнее, и куча развлечений, и много чего ещё, но кайф не тот. С алкашкой у нас то же самое. Никаких примесей. Если вы хотите именно виски, то это к нам, в любом другом секторе будет спирт со вкусовой добавкой. Говорят, хотя это, может, и не так, что одно из первых предприятий по производству натурального вискаря принадлежало мистеру Шотту. Теперь уже не проверить, но легенды гласят, что когда он подарил завод мистеру Харту, потребовал взамен, чтобы в секторе всё пойло было натуральным. Может, и брехня, но нам нравится. Так что у нас вы не найдёте красивых цветных ликёров. Нет, у нас тоже могут насыпать дури в бокал, такие места я сразу показывал Инге, говоря, что бы не совалась, но! Вам насыпят дури в чистый, натуральный продукт. Согласитесь, это много стоит. Есть ещё один момент. От нашего пойла похмелья или нет, или оно слабое, даже если вам в него дури намешают. А вот от того, что в других местах подают… Так что если решите пойти в запой, рекомендую делать это у нас.

Пока ехали, я всё думал, как бы продолжить наш вечер, и не нашёл ничего лучше, чем пригласить Инге в театр. Она глазами захлопала:

– А это что?

– Это… Как бы сказать, это когда как на визоре в сериале, только живые люди на сцене играют. Без дублей. Кому-то очень нравится, и они потом на визор и не смотрят, а кто-то считает театр полным фуфлом. Я сам ни разу не был.

– А давай, я тоже никогда такого не видела!

– Отлично. Тогда я завезу тебя домой, сделаю пару дел и через час-полтора заеду.

Пока экскурсия у нас была, мы тех ещё вензелей накрутили, так что обратно, до хаты, шли над главным проспектом сектора, и тут Инге меня за рукав хватает: что это, мол? Ну, я в вираж, развернулся… В общем-то, понятно, что её привлекло. У меня тоже в первый раз глаз за этот дом зацепился. Уж больно он простой был, на фоне остальных-то. Линии чёткие, никаких тебе пузырей или чего-то наподобие, строго, красиво. Высокие витражные окна, острая двухскатная крыша. На фасаде часы. Древние, с круглым циферблатом.

– Что это?

– Это? Секта готов. Не так давно появились, если хочешь, можем зайти.

– Вот так просто?

– Конечно. Они рады будут.

Транспорта на стоянке немного было, так что припарковались без проблем. Помог я подруге из флаера выйти, а она на здание уставилась, чуть рот не раскрыла: снизу, с земли, оно ещё эффектнее смотрится. Не, в натуре, мне такой стиль нравится. Просто, без выпендрежа, всё по понятиям.

Зашли. Внутри тоже всё просто. Мне по делам-то часто в разные храмы заходить приходится, привык уже, что тут вам и фрески, и занавески, и благовония всякие – ну, чтобы по мозгам как следует шарахнуло. А здесь – просто холл, просторный, даже не мрачный, как можно подумать. На библиотеку похоже, старую, с бумажными книгами. Полумрак, скамьи, столики со светильниками. Тут не молиться, а сидеть, размышлять неторопливо или беседу вести умную. Короче, не похоже на то, чего обычно в храме увидеть ожидаешь, странно.

Навстречу нам вышел парень, весь в чёрном. Нет, что вы, никакой хламиды, сутаны или чего-то подобного. Просто чёрные брюки и лёгкая чёрная рубашка поверх ганги. Тоже чёрной, естественно. Я пригляделся – а ганга у него настоящая, как моя. Парень не промах, факт. С чего взял? Ну, вы даёте, хотя… что с вас, террянских, взять-то. Ганга штука дорогая, очень дорогая. Поэтому её, вернее, подделки под неё, используют, чтобы понты кинуть: мол, смотрите, я могу себе такое позволить. Опять же, подделку иногда молодняк выставляет напоказ, мол, я в защите, в меня стрелять бесполезно… Что? Нет, не помогает, конечно. Да и какой дурак броню скрытого ношения напоказ выставлять будет? Короче, парень этот явно боец, и боец с опытом. Ну, либо науку ему хороший инструктор в голову вдолбил.

– Здравствуйте друзья.

Осматриваюсь, людей не много, так что это нам. А парень продолжает:

– Вы у нас впервые, не так ли?

Инге поначалу головой вертела, по своему обыкновению, а тут не то засмущалась, не то ещё что, и шагнула назад, за меня. Вот ведь! Ну и кому тут всё интересно, скажите на милость?

– Меня зовут Кир. Я готов ответить на любые ваши вопросы. Считайте, что я ваш гид.

– Ну, Кир, нам просто стало интересно, что за люди поклоняются смерти и как живые это делают.

Парень кивнул с таким лицом, словно ему этот вопрос по десять раз на дню задают, но улыбался всё так же приветливо. Причём искренне улыбался. Ну, или актёр он хороший.

– Скажите…

– Тим, – представляюсь я. Вообще-то меня тут каждый знает, такую раму, как я, в секторе не заметить сложно, тем более, если ты занимаешься бизнесом, тем более, таким как сектанство.

– Скажите, Тим, вы действительно считаете, что Смерти есть хоть какое-то дело до нашего поклонения? Мы не поклоняемся Смерти, Тим, – парень улыбается, а я, честное слово, в ступоре. Как так? Если есть секта, то в ней должны поклоняться – ну, или истово верить. Плевать, перед кем и во что! Кто-то верит в Апокалипсис, кто-то покланяется волханской Айсауль, сексапильной героине сериалов, которая может лечить прикосновением и проникать в тайные мысли людей, направляя их и указывая путь. А эти…

– Ну, вы хотя бы верите в неё?

– Как и вы верите в солнце. Понимаете Тим, наша вера в Смерть – это не Вера в плане религиозном. Смерть есть, она существует, и отрицать это может только безумец.

– Тогда я не совсем понимаю… – я действительно не врубался. Сам-то я умеренно верующий, в смысле не фанатик, в церковь Трёх куполов. Они и набиты у меня на спине. Инге ночью долго татуху изучала, ладошкой по ней водила туда-сюда, словно ещё что разглядеть или вообще нащупать хотела. У неё-то рукава сложные, я так до конца и не разобрался, что там. Розы, змейки, ящерицы, ключи, какие-то узоры графичные – она их «веве» назвала. Красиво, но ничего непонятно.

– Мы уважаем Смерть. Мы считаем, что это пик, вершина жизненного пути человека. И от того, как предстанет человек перед Её прекрасным ликом, зависит то, что будет с ним потом.

– Жизнь после смерти?

– Да, а почему нет? Но мы скорее рассматриваем не вопрос непосредственно жизни после смерти, хотя считаем, что она есть. Мы имеем в виду именно процесс смерти, за которым следует новая жизнь. И вот то, каким будет этот процесс – а он весьма длителен, – зависит только от прожитой до него жизни.

– Что долгого в пуле, разносящей голову?

– Это только начальная фаза смерти, её физическая составляющая. Да и то, для стороннего наблюдателя.

Признаться, меня передёрнуло. О чем он говорил, я понимал. Умирал я дважды. По-настоящему умирал. Первый раз в той жизни, которую не помню. Это одно из немногих ярких впечатлений, за исключением сна. Что я помню? Пустоту, бездну. И укол. Вы не знаете, почему в «Последней Надежде» используют такой болезненный укол? Чтобы напомнить о принятом решении или дать отсчёт той самой стадии смерти?.. Какое у меня лицо? Нормальное лицо, и не надо за ствол хвататься, я не собираюсь вас убивать. В теории, для стороннего наблюдателя, всё происходит мгновенно. Укол – и вы отключаетесь, практически переставая дышать и потребляя минимум энергии. В теории и для стороннего наблюдателя, да…

Сначала я ощутил, как немеют кончики пальцев рук, потом покатил холодный пот. В один момент, когда я уже, казалось, окоченел, и мысли едва ворочались, мне стало трудно дышать, и я попробовал бороться. В это время сторонний наблюдатель видит попытку изогнуться. Скафандр позволяет это сделать, гася нежелательные последствия. Это происходит спустя полмгновения после укола, для стороннего наблюдателя… Или через вечность для того, кто захотел испытать на себе этот последний шанс. А потом… потом вы пытаетесь вдохнуть, но не можете, мозг посылает сигнал сердцу, а оно его не получает, вас начинает рвать на части, всё начинает гореть внутри, не то пытаясь согреть холодное, застывшее тело, не то собираясь его сжечь, мозг рвётся из этих оков, и вам давно уже плевать на знание того, что вы очнётесь, потому что это вечность… Знаете, сколько выживают после инъекции «Последней Надежды»? Верно, девяносто девять целых, девяносто девять сотых процента. А то, что только двадцать процентов, и то с большой натяжкой, остаются в здравом уме? С большой натяжкой, потому что даже у здоровых после такого нет-нет, да бывают срывы.

А второй раз был потом, когда очнулся. Я же был в боевом скафе, и как любой пехотинец, оставил последний глоток воздуха. Что? Так уже мало кто делает? В основном на Марсе? Не сомневаюсь даже. Рассказать, как это? Да легко. У вас от получаса до часа. Меньше оставлять глупо, больше нет смысла. У меня был час, это примерно от полутора до двух недель летаргии. И это тоже была смерть, причём ещё хуже той, первой, потому что повторять всегда страшнее. Бо́льшая часть парней, почувствовав первые контракции лёгких, просто открывают забрало – и всё. И знаете, я их не осуждаю. Почему не открыл? Не знаю, наверное, на принцип пошёл. Упрямый я, и как оказалось, умный…

Так что я прекрасно понимал, что говорит этот Кир: и про относительность смерти, и про путь к ней. Отступи я тогда, подними забрало, и мы бы тут не говорили с вами. Но это всё лирика. А вот то, что момент смерти для них важен, навело меня на кой-какие мысли, но я их додумать не успел, как Инге наконец-то вперёд вылезла:

– То есть вы считаете, что жизнь это всего лишь подготовка к смерти? Так, что ли?

– Да.

– И в чем она заключается?

– В том, чтобы достойно встретить Смерть. Идя на свидание, вы примете душ, причешетесь, наденете подобающую одежду. Почему здесь должно быть иначе? Смерть прекрасна, и тот, кто готов к Ней, испытывает от встречи восторг. У тех же, кто не готов, Она вызывает ужас.

– А это не вы, случаем, пальбу в сектах устраиваете? – спрашиваю, а сам руки за спину убираю: вдруг стрелять придётся? У меня-то ствол сзади, за поясом, на парне оружия вроде не видать, но кто его знает! Так что жду ответа, а сам каждое движение ловлю. Дрогни у него не так хоть один мускул, или реши я, что он врёт, стрелял бы. Не насмерть конечно, но – стрелял.

– Ну что вы. Самоубийство – это кощунство. Смерть приходит, когда считает нужным. Кто мы, чтобы торопить Её? – Кир покачал головой. – Если узнаете, кто эти стрелки, сообщите. Как я понимаю, сейчас все готовы заплатить за эту информацию, – он дождался моего кивка и добавил. – Мы не исключение. Но… боюсь, что это просто очередной психоз малолеток.

– Малолеток? – как-то напряжённо переспросила Инге. – А что, все, кто это устраивал – подростки?

– Да. Насколько нам известно, от шестнадцати до восемнадцати лет.

И тут Инге выдаёт, уверено так:

– Значит, их, скорее всего, кто-то направляет…

Тю. Тоже мне открытие, конечно кто-то направляет. Массовый, а минимум три случая стрельбы это массовость уже, психоз сам по себе не возникает. Так что точно кто-то управляет всем этим. Вот только мы долго думали, а она сходу брякнула, только услышав.

– А кто ещё попал под раздачу?

– Жрицы любви, Всадники, «Жёлтый дракон», – отвечает Кир. – Говорят, что ещё где-то стреляли, не знаю. У нас пока не было.

– Но ведь «Дракон» – не храм, – с каким-то сомнением говорит Инге. У неё вообще все эмоции на лице написаны, и ясно, что она про «Дракон» что-то такое знает… странное, – Выпадает из общей схемы.

– По-моему, им всё равно. Удивляюсь, почему они в магазинах этого не делают. Хотя… Нет, тогда их все Боссы искать станут. А так – жрицы отдельно, Всадники отдельно, «Кошка» отдельно.

Всё верно он говорит. Вы, наверное, не догоняете, но у нас на самом деле чёткие границы есть. Боссы не лезут в «духовные» дела сект, а секты не лезут в дела боссов. Ну да, секты своих адептов пощипывают, но меру знают. Что? Дин? Так мистер Харт потому и не наезжал на жриц, что даже подними Дин им плату, всё одно это не сказалось бы на «налогах». Разве что прибыль самого клуба была бы меньше. Дин на принцип пошёл, мистер Харт его всего лишь поддержал, поэтому и в разборки Дина со жрицами не полез. И не полезет.

– Не-ет, здесь явно схема какая-то… Понять бы ещё, какая именно… – говорит Инге, глядя куда-то в стену. Странные у неё глаза стали, и даже голос вроде как изменился. – Что вообще получается? Вчерашняя стрельба в клубе – сведение счётов, и стрелок там был вполне совершеннолетний. А до этого кто там же стрелял? В тот раз, после которого в клубе ремонт был… На Всадников наехала малолетка. И на храм Любви – тоже? Ну не верю я в совпадения! Или кто-то кем-то прикрывается, или… Или всё это… Нет, не знаю, – Инге как-то совсем растерянно осеклась, словно сама удивилась тому, что наговорила. А Кир кивнул:

– Да. Так и есть. В храме Любви стрелком был сын одной из прихожанок или жриц. Не помню.

– Там давеча что-то очень странное в клубе было… И я пытаюсь понять, что. Меня это здорово напугало, но… В общем, хочется разобраться. Может, конечно, это окажется вредно для здоровья, но…

Лучше бы она помолчала с этими объяснениями! Но тут уже ничего не попишешь, надеюсь у этого Кира с инстинктом самосохранения всё в порядке.

– Приходите, когда будет время, – Кир сказал это так, что сразу ясно: приходите одна. И мне это порядком не понравилось. Инге тоже тему просекла и ко мне поближе пододвинулась, и глянула на меня снизу вверх, вроде как виновато даже. Быстро так, коротко, словно за моим одобрением. – Попробуем вместе разобраться.

Интересно, этот Кир уже готов к смерти, и что он вообще о ней НА САМОМ ДЕЛЕ знает? Если он тронет Инге, подвалы Флина ему покажутся райским уголком. Вероятно, что-то в моем взгляде промелькнуло доброе. Поэтому парень решил задать вопрос, которого я ждал уже давно.

– Вас что, мистер Харт напряг?

– Нет. Пока нет. Но мистер Флин интересовался, что говорят про это дело.

– Если мистер Флин интересовался, значит, это мистер Харт заинтересовался. А раз так, не имеем права вам отказать.

Что значит – «Почему не могут?» Как вы работаете-то? Не, может, у вас дома такое и сойдёт, но не здесь. Работа Флина ещё и в том, что он анализирует ситуацию и прогнозирует. Его задача – понять, интересно это мистеру Харту, или нет. Понять до того, как об этом задумаются остальные и даже раньше самого мистера Харта. Понять, обработать и дать рекомендации.

– Ты всё узнала? – говорю Инге. – Спрашивай, нам ответят, – и так тошно стало.

Что? Да не смешите меня! Инге – и шпион? Такое только в очень озабоченную голову могло прийти, безопасностью озабоченную, конечно. Кстати Инге так и подумала, как вы. Но ей простительно, она жизни-то не видела, считай. Тошно почему? Так это моё было дело, грязное дело, судя по всему. И выходило, что я вроде как эту балбеску использую, а это неправильно.

Инге головой помотала:

– Я пока даже не знаю, что спрашивать… Так, пытаюсь… общую обстановку оценить.

– У нас тогда пока всё, – говорю Киру. Надо же марку держать! А на сердце кошки скребут. – Вы же не будете против, если Инге потом ещё к вам заедет и задаст вопросы?

– Нет, конечно.

Попрощались мы, развернулись и пошли к выходу. Инге на меня смотрит – растерянная и вроде даже испуганная, и говорит:

– Я тебе всё объясню. Во флаере.

– Уж постарайся.

Вышли. Сели. Я автопилот включил и к ней повернулся – говори, мол.

– Понимаешь… – Инге помолчала и затараторила, словно боялась, что я её и слушать не стану. – Сразу: наше знакомство – случайность, меня тебе специально никто не подсовывал и уж тем более не подкладывал! Я действительно на Тиране второй – нет, теперь уже третий – день. История, которую я тебе рассказала – правда от первого до последнего слова. Но. Я не сказала, что я следую вуду. Просто не думала, что это будет важно. Я не мамбо – в смысле, не жрица, я даже низшую ступень посвящения не прошла, только готовилась, но кое-что я знаю. И могу. Так вот… Только не подумай, что я рехнулась и всё такое. Эта самая леди Хелен – зомби. Причём, похоже, уже давно. Такой крутой зомби мог получиться только у очень сильного бокора – колдуна. Этот клуб – похоже, не клуб, а чей-то храм, и все эти истории со стрельбой – что-то куда большее, чем психоз малолеток, разборки между боссами… или как оно там называется. И, понимаешь… Когда эта зомби вчера встала, на сцене… Она на меня так посмотрела… В общем, похоже, она – вернее, её бокор – знает, что я знаю, что она такое. И что подозреваю что-то. В общем, мне теперь волей-неволей придётся в этом разбираться. А ты, если хочешь, наверное, ещё можешь на взлёте из этого флаера сигануть…