Дед Мороз для Арины (СИ)

Глава 1 «Я отдал бы все, чтобы быть с тобою…»

Я люблю запах снега, он пахнет свежестью, морозом и зимой. Да, у каждого сезона свой уникальный запах. Лето — сводит с ума тяжелым цветочным ароматом, который щекочет нос, заставляя чихать от пыльцы, кружащей в воздухе, гонимой ветром. Весна — богата тонкими нотками сирени и запахом мокрой древесины. Запах вспаханной земли и скошенной травы напоминает — наступила осень. И наконец-то зима, дарящая запах мандаринов, новогоднего шампанского, мишуры и даже селедки под шубой. Есть у меня эта маленькая слабость — люблю селедку под шубой. И конечно же зима — это терпкий аромат хвои. Ни каких искусственных елок — только настоящие. Мне даже нравится боль от иголок, которые покалывают кожу, когда наряжаешь ель.

Каждая утро — я и мой золотистый ретривер выходим из квартиры и направляемся в парк, находящийся в паре минут ходьбы от многоэтажки. В лифте я пересекаюсь с Вадимом, он бегает каждое утро — в любую погоду. Перебрасываюсь парой слов со старушкой — Глорией Андреевной — от нее пахнет нафталином и духами «Красная Москва». Я здороваюсь с Игорем, он работает водителем у какого-то депутата, поэтому встает на рассвете.

Мы с Рокки улыбаемся прохожим, новому дню и наступившей зиме. Да, я верю, что собаки умеют улыбаться, хотя мой брат считает меня фантазеркой.

Я снимаю ремешок с ошейника, и Рокки неуклюже носится вокруг меня, оставляя борозду на снегу от могучих лап. Он далеко не убегает от меня — оберегает, и я ценю его внимательность.

Я напеваю новогоднюю мелодию, хотя сейчас на календаре только середина ноября, до елок еще больше месяца, но зима завораживает меня с той самой секунды, когда выпадает первый снег. Новогодняя песня сменяется рождественской мелодией. Я улыбаюсь и как в детстве ловлю снежинки языком. Ретривер лает, он опасается, что я могу подхватить ангину. Показываю своему псу язык и ловлю сразу несколько снежинок.

— Не помешаю?

Ретривер настороженно молчит, ему не нравится, когда ко мне подходят в парке мужчины, желая познакомиться. Мне тоже это не нравится, наверное, потому что я знаю, чем все закончится. Может я и была фантазеркой, но глупость не числилась среди моих недостатков.

Я оборачиваюсь на голос и снимаю очки, глотаю ком в горле. Мой собеседник, судя по голосу, молодой интеллигентный мужчина. Воздух доносит до меня запах дорогого одеколона и сигарет. Незнакомец отступает от меня на шаг, на его лице появляется вежливая и натянутая улыбка — будто я могу ее увидеть. Он извиняется, и я слышу его поспешные шаги, хрустящие, как французские булочки снежные сугробы. Ветер еще несколько мгновений обволакивает меня запахом мужского одеколона. Я не шевелюсь, не понимая, почему мне каждый раз так больно, ведь я должна была уже привыкнуть? Я чувствую теплое дыхание ретривера, он облизывает мне правую ладонь.

— Ты мой лучший мужчина на свете, — умиляюсь я, крепко обнимаю пса, чтобы он не увидел одинокую слезинку, которая все же скатилась по щеке, — у меня есть ты, и больше никто мне не нужен.

Рокки делает вид, что верит мне. Настроение падает. Хочу вернуться в квартиру, но остаюсь в парке. Я никогда не жалею себя, не считаю себя ущербной, я уже давно свыклась со своей слепотой. Иногда я шучу и говорю, что «люди видят мир глазами, а я ощущаю его носом — я познаю мир через запахи». Обычному человеку не понять сколько в этом мире ароматов. А я могла рассказать, как пахнут солнечные лучи, когда они ласкают мою кожу, я могла прикоснуться к морозу и выдыхаемому пару. Каждая вещь в этом мире имеет свой запах. И вы даже не можете представить, как пахнет еда. У меня есть любимая пекарня в паре кварталов от дома. Я обожаю ходить в маленький магазинчик при пекарне, обожаю угадывать — что особенного приготовил кондитер и пекарь. А люди? У каждого человека свой неповторимый запах, и даже духи и одеколон не способны его уничтожить — лишь приглушить. У меня даже есть теория, да-да, не смейтесь, теория о том, что по запаху можно понять — хороший человек или злой. Мой брат — Денис раньше всегда смеялся, когда я, отстаивая свою теорию, пытаясь его обнюхать. Денис пахнет камнем и дождем. Уверенностью и ребячливыми поступками. Мой ретривер согласен со мной, ему тоже нравится запах Дениса. А вот угрюмого мужчину из соседнего подъезда Рокки не любит. Впрочем, мне и самой становится жутко, когда я прохожу рядом с этим мужчиной, чье имя я так и не узнала за несколько лет. Я пыталась одно время с ним здороваться, но кажется его злило, что я видела его будучи незрячей, ведь шаги его были бесшумны, но запах невозможно было спутать ни с кем другим.

Это было не так часто, но порой мой слух улавливал слова полные похвалы и доброжелательности, и если смой слух можно было еще обмануть, то мой нюх — никогда. Два года назад Денис перестал надо мной смеяться. Он даже сказал, что в моей теории что-то есть. Но, к сожалению, воспользоваться ею могут только незрячие: ведь судьба забрала у нас зрение, но обострила восприятие мира другими органами чувств. Я не изучала, что говорит наука, просто прислушивалась к своим чувствам. Когда Денис познакомил меня со своим будущим партнером по бизнесу, моя сирена просто вопила, оглушая, — ему нельзя верить. Меня едва не вырвало от запаха плесени. Я как пес бродила рядом с братом и просила его не верить Анатолию. Чтобы я отстала, Ден попросил друга отца пробить Анатолия по базе, у которого даже имя оказалось не настоящим. А ведь Денис мог прогореть. После этого брат таскал меня на свои деловые встречи, устраивал случайные знакомства со своими партнерами по бизнесу. Я была не против. Со временем я даже заметила закономерность — у некоторых людей встречались одни и те же нотки ароматов. Люди пахнут по-разному, но — доброта, злость, агрессия, умение прощать и конечно любовь — пахнут одинаково. Просто у кого-то преобладают одни ноты, эмоции, чувства над другими, создавая свой удивительный неповторимый коктейль.

После прогулки в парке, мы с Рокки вернулись в квартиру, позавтракали и отправились на работу.

Наверное, мне повезло родиться дочерью обеспеченных родителей, ведь пенсия по инвалидности — которую мне платили — едва бы хватила на оплату коммунальных услуг и покупку женских мелочей. Квартира — в которой я живу, когда-то принадлежала моей бабке: она давно уже умерла. И вообще ее личность довольно туманна, так как мама не любит рассказывать о ней. Квартира после смерти бабушки не пустовала: родители сдавали ее. Но когда мне исполнилось восемнадцать лет, я была категорична — хочу жить одна. Сказать, что родители были против, ничего не сказать. Мне пришлось даже уйти из дома и переночевать пару дней у подруги, ведь сдаваться я не собиралась. Мои родители — чудесные люди. Отец пахнет камнем, как Денис, и осенними травами — у него большая душа, он у меня не пройдет мимо чужой беды. Отец много зарабатывает, но и многим помогает. Когда-то одна случайная знакомая сказала мне: «Бог дает необычных детей тем, у кого большое сердце, чтобы любить этих детей так сильно, как не любят даже здоровых чад их родители».

Я помню, как выглядит солнце и звезды, но вот уже шестнадцать лет как я ничего не вижу.

Это произошло за неделю до новогодних праздников. Помню, как мы поехали с отцом за елкой — на мне была чудесная новая шубка и шапка Снегурочки с двумя голубыми косами. Мне так понравился мой наряд, что я кружилась перед зеркалом, отказываясь покинуть дом. Мы ехали с отцом на елочный базар, когда я захотела есть. Мы зашли в маленькую кофейню — я съела воздушное пирожное и запила его колой. Елку мы выбирали двадцать минут. Она была очень красивая.

Джип протаранил нашу машину, когда мы выехали на магистраль. Уже позже — я узнала, что водитель был пьян. Я помню, как закричала, когда джип врезался в бок «ауди». Черная несущаяся машина и лицо мужчины с щетиной — эти картинки были последним, что я видела в своей жизни. Я пролежала в реанимации несколько дней. Елку вместе с машиной отволокли на свалку. А потом я открыла глаза и почувствовала запах горечи и боли. Наверное, я бы сошла с ума от того как пахли мои родители, мне было только семь лет, но запах обреченности нельзя было ни с чем спутать. Но затем в палату разрешили войти на несколько минут Денису. Брат старше меня на три года. В десять лет он часто обзывался и дергал меня за косички, но в тот день он стал настоящим старшим братом. Денис обнял меня и прошептал, что все будет хорошо: «Я позабочусь о тебе». Совершенно взрослые слова в устах ребенка.

Мама расплакалась и, с трудом подбирая слова, сказала мне, что я потеряла зрение. Мне было только семь лет, но я уже тогда поняла, что все изменилось, по-прежнему уже ничего не будет.

Мне было страшно. Я всегда боялась темноты. До пяти лет спала при включенном светильнике. У нас с отцом был вечерний ритуал, мы заходили в мою спальню, открывали двери шкафа, я убеждалась что там не прячется бугимен и только после этого ложилась в кровать. Бывало мы заглядывали и под кровать, но и там не прятались монстры. Боялась я не только темноты, но и зеркал. Вернее, не боялась, просто порой мне казалось, что я вижу странные тени, будто по ту сторону зеркал кто-то живет своей жизнью и заглядывает в наш мир. Это конечно все было глупостью, но в моей спальне не было ни одного зеркала.

Я боялась одна спать в больнице: родители договорились и дежурили у моей кровати. А потом мы приехали домой. Я не видела, но чувствовала, что отец не знает, стоит ли открывать дверцу шкафа, соблюдая наш ритуал?

Я сказала, что уже не боюсь темноты, но стоило отцу выйти из комнаты, как я спряталась под покрывалом, сочиняя историю что у меня волшебное одеяло: стоит им укрыться и монстры не увидят меня.

С мамой всегда было непросто. Она хотела оберегать меня, боялась, что мне могут причинить боль или же я сама упаду и сверну себе шею. Не знаю, как это объяснить, но мама считала — если я потеряла зрение - я стала немощной. Но это было не так. Мой мир был прекрасен, красочные цвета в нем рождали запахи, звуки и прикосновения. После потери зрения, когда я только училась видеть мир через запахи, когда натыкалась на комоды, углы столов, спотыкалась о пороги комнат, когда мир пугал меня, я услышала музыку и влюбилась. Отец сразу одобрил мое желание учиться в музыкальной школе, мама считала это глупой затеей. Отец приводил в пример Арта Тэйтума, но я тогда не знала, кто это. Не думайте, что в музыкальной школе, я была желанной ученицей. Моих родителей отговаривали от этой затеи, не зная, как учить меня. Взрослые спорили, и тут я почувствовала запах сдобы. Ольга Петровна пахла свежевыпеченным хлебом.

— Хочешь петь, Арина?

И я ответила на ее вопрос — да.

Музыка стала моей жизнью. А затем были уроки у замечательного наставника, который учил и других незрячих детей.

— Рокки, к ноге.

Мой верный страж и умелый поводырь. У меня с Рокки любовь с первого запаха, с той секунды как он лизнул мою ладонь. Мы заботимся друг о друге. Он стал моими глазами, а я боялась порой задумываться о том, что ему шел уже восьмой год. Я могла пережить потерю зрения, но я не знала — смогу ли я пережить потерю друга?

— Привет, Валя.

— Привет, Аришка. Какие планы на сегодня?

— В консерватории концерт, у меня три сольных выступления.

— У… — провыла в трубку подруга, — как все запущенно. А потом?

— В два часа занятие с ребятами, освобожусь в четыре, но обещала на ужин к родителям заскочить.

— С родителями можешь и завтра поужинать, если хочешь я сама тете Кате позвоню, а сегодня мы идем с тобой в тот дорогущий ресторан в центре.

— Получила премию на работе?

— Лучше!

— Да не кричи ты так — я слепая, а не глухая.

— Зануда ты, Аришка.

— А тебе в театральный надо было поступать, а не на юриста.

— Буду в зале суда представления давать.

— Так что праздновать будем?

— Макс сделал мне предложение!

— Сумасшедший.

— Что?!

— Сумасшедший и влюбленный.

Небольшая пауза, вздох.

— Аришка, ты же рада за меня?

Вот умеет же смешливая Валька быть и серьезной. При чем иногда она зрит прямо в корень, но не сейчас.

— Стукну тебя вечером за этот дурацкий вопрос. Я рада за тебя, и не забывай, ты обещала, что я стану крестной твоего первенца.

— Э, нет. Мне всего двадцать три. Два-три года у меня еще есть… Мне пора бежать, я в шесть за тобой заеду.

С Валей мы дружим уже больше пятнадцати лет. Мы учились вместе с ней в музыкальной школе. Она была вторым человеком после Ольге Петровны чей запах меня привлек. Валя подошла ко мне в коридоре, после занятий:

— Ты и впрямь не видишь или притворяешься?

— Я слышу и чувствую мир.

— Это как?

Тогда я впервые рассказала о том, как различаю людей по запахам. И Валя мне поверила.

Как я могла не радоваться за нее? За свою единственную подругу и почти сестру. Валя была влюблена в третий раз в своей жизни. В первый раз — это был молодой преподаватель в университете, у которого хватило ума не связываться с семнадцатилетней студенткой. Валя плакала в подушку, когда мужчина отверг ее, а потом в ее жизни появился Евгений. Это был единственный раз в жизни, когда мы с подругой поссорились и не разговаривали несколько дней. Женя мне не понравился. Он пах канцелярской бумагой. Не книжной или газетной бумагой, а старыми документами и отсыревшими папками. Слова Вали разрывали мне душу, в сердцах она сказала, что я позавидовал ей, поэтому и была против ее парня.

Дети в школе или на улице, взрослые, которые относились ко мне как к калеке (не люблю это слово, я другая, а не калека), даже родители своей навязчивой любовью не причиняли мне такой боли, как слова Вали.

Тогда я как раз переехала от родителей на квартиру, брат помог мне перевезти вещи. Валя зашла бесшумно в коридор, она вылила на себя, наверное, весь флакон французских духов, которые я ей подарила. Но раскаянье нельзя было перепутать с другим запахом.

— Прости меня.

Я простила Валю раньше, нежели она извинилась. Брат только хмыкнул, наблюдая как мы с подругой рыдаем, обнявшись в коридоре.

— Все девки дуры, — заметил он.

Денис вернулся через пять минут, он сбегал в магазин на углу и купил вино.

— С новосельем!

Денис ушел, а мы с Валей выпили две бутылки вина, после чего заснули на одном диване. Утром голова болела от похмелья, в горле был сушняк, но мы с Валей были вновь лучшими подругами. О Жене мы не заговаривали, хотя Валя видела, что я стараюсь избегать встреч с ее парнем.

А через полгода Валя застукала своего парня с другой девушкой.

— Потерять тебя мне было бы намного больнее, — призналась тогда подруга.

Несколько лет Валя не доверяла ни одному парню, но год назад она познакомилась с Максимом. Ему правда пришлось постараться, чтобы завоевать ее сердце. Обжегся на молоке — дуешь на воду, так что я понимала сомнения подруги. Но я с первой секунды знакомства знала, что Макс не отступит — завоюет и сделает Валю счастливой. Самое странное, что Максим не пил алкоголь, но пах, как дорогой коньяк.

Завидовала ли я Вале? Нет. Как можно завидовать своим близким? За них надо радоваться — когда они счастливы и утешать — когда им больно.

Но мне было чуточку грустно.

Ведь каждый раз, когда ко мне подходил хороший парень, чтобы познакомиться, в моей душе теплилась надежда, что он не убежит с глупыми словами извинения, когда я сниму очки. Но шли годы, а я оставалась одна. Я не была одинока, ведь в моем мире были звуки и запахи, я рисовала музыкой солнце и звезды, которые царили в моей душе.

Мои родители были обеспеченными людьми, но я предпочитала зарабатывать сама. Бог забрал мое зрение, но он дал мне взамен — голос, способность чувствовать музыку и играть на фортепиано.

Никогда не понимала людей, которые жалуются на свою жизнь или на судьбу, которая к ним не справедлива. Этим нытикам хотя бы один раз побывать на моих занятиях. О, у меня особые детишки — самые лучшие в мире. Так что выступив в консерватории, я вместе с Рокки бегу в старое здание музыкальной школы, которое требует ремонт, но у администрации как всегда нет денег на новую постройку. Ретривер в предвкушении, он знает каждого моего ученика. Вообще голден ретривер — удивительная порода собак. Они не только прекрасные поводыри, они работают с детьми с психическими отклонениями, помогают пожилым людям. Порой мне кажется, что многим людям можно научиться человечности у этих мудрых и добрых псов.

Дети — даже злые дети — пахнут мороженым. Саша — не видит, как и я, Дима — родился с патологией, Лене — поставили диагноз ДЦП… И каждый из этих удивительных и сильных детей безумно любит эту жизнь. Они никогда не опускают руки, даже, когда на уроках у них не все получается. Люба — не может говорить, но все-таки она приходит на мои занятия. И когда она играет, я украдкой утираю слезы.

Кто-то может подумать, что это я помогаю этим детям, но это было не так. Это они помогают мне оставаться сильной всегда. Ведь слезы — это не признак слабости — это способность сопереживать.

Рокки заигрывает с поводырем Саши — еще молодой овчаркой. Но урок заканчивается и мне приходиться разбить влюбленную парочку.

Мы с Валей просмотрели вместе тысячи фильмов, укрывшись пледом и поедая тонны попкорна. В кинотеатр мы ходим только на ночные сеансы, когда в зале никого кроме нас нет, и никому не мешают комментарии Вали, объясняющей мне фильм. Так вот, Валя утверждает, что незрячие в фильмах проводят ладонью по лицу человека, чтобы описать его внешность. Мы даже раз провели опыт на моих родителях, Денисе и братьях Вали. Удивительно, но, если бы не запахи, я бы никого не узнала. А вот у Дениса оказалась какая-та феноменальная способность, он угадал всех.

Я помню себя семилетней девочкой со светлыми русыми волосами, но я не знаю, как я выгляжу сейчас. Валя говорит, что по десятибалльной системе, мне можно дать твердую семерку. Мне остается ей только верить, как и доверять ей выбор моей стрижки, цвета волос и одежды.

— Нет, ну так дело не пойдет. Я тут расфуфырилась, перышки начистила, а ты оделась как будто собралась на деловой ужин, а не на попойку со своей лучшей подругой.

— Пить много не буду, — сразу предупреждаю я, — мне завтра на работу.

— Ладно, но тогда ты надеваешь платье, которое я принесла.

Уточню, я доверяю Вале выбирать цветовую гамму одежды, а не фасон: будь ее воля она нацепила бы на меня мини и туфли на шпильках.

— Э… — я пытаюсь выдумать отмазку.

Валя смеется.

— Поезд ушел, так что сбрасывай свою лягушачью шкурку и облачайся в наряд прекрасной царевны.

— На улице мороз минус десять.

— И что? На улице ты будешь в шубе, а в ресторане с их фантастическими ценами уверена не экономят на отоплении. И учти — еще одна подобная отмазка — заставлю много пить.

Рокки не любит оставаться один в квартире, но в ресторан вход с животными был запрещен. Да, что в ресторан, нас порой и в магазины не пускают. Так что мой мальчик привык коротать время без меня.

— Не скучай, я принесу тебе вкусность.

— И нас примут за плебеек, если ты завернешь еду в салфетку и запихнешь ее в сумочку.

— Краснеть придется тебе.

До машины мы бежим, Валя придерживает меня за плечи, чтобы я не упала, хотя на каблуках и зрячий по гололеду может навернуться.

— Ну, теперь рассказывай, как это было?

По салону разливается аромат умиротворения и тепла. Валя вновь переживала момент, когда Максим сделал ей предложение.

— Не думала, что он романтик.

Второй аромат у Максима был паприка, так что я не удивлена.

— Знаешь, мне так хорошо, что даже страшно, — признается Валя.

— Он твоя судьба.

— Откуда… спасибо, Аришь. Между прочим, платье подружки невесты выбираю я.

— Валек, мы же не в американском фильме.

— И что? Свадьба моя. Надо и жестянки зацепим за бампер машины.

— А теперь мне страшно.

— Ну, с жестянками, я наверное погорячилась, — рассмеялась Валя. — Максим боюсь передумает жениться, если я покушусь на его машину. А если серьезно, то свадьба через месяц, за пару недель до нового года.

— Ты шутишь? Так быстро?

— Ага, представляешь? Я думала он предложение через год только сделает и то поле моих более чем прозрачных намеков, потом думала в невестах годик походить, а Максим… ему предложили командировку в Китай на три месяца, так что — туда мы поедим уже семейной парой.

— Ты уезжаешь?

— Всего на три месяца, затем Максима ждет повышение.

— А твоя работа?

— Уже договорилась.

Мы с Валей созваниваемся каждый день, в гости ходим друг к другу несколько раз в неделю, вместе ездим отдыхать. Я чуточку сожалею, что это изменится навсегда. Но я не хочу омрачать этот день грустью.

В ресторане нас проводили к столику, на меня как всегда таращатся. Люди чувствуют, когда на них смотрят, незрячие тоже это понимают.

— Сами дураки, — бурчит под нос Валя.

Я улыбаюсь. Но вот что я бы без нее делала?

Официант представился Олегом. Я улыбаюсь шире, до меня доносится аромат имбиря. Я не люблю имбирь, но это запах открытости и доброжелательности.

Валя заказывает дорогущее шампанское, я не отказываюсь от бокала и прислушиваюсь к звукам и запахам. Людей в ресторане слишком много, но среди всех ароматов преобладает послевкусие желания и практически отсутствует запах старости.

Играет музыка, раздается стук каблуков, я практически вижу, как певица подходит к микрофону и начинает петь. Невольно морщусь. У меня идеальный слух, а незнакомка ужасно фальшивит, хотя голос у нее неплохой.

— Что-то не так? — видимо у меня слишком живая мимика, так как вопрос задает Олег.

— Фальшивит, — шепчу я в ответ.

— Наша певица приболела, а Вера замещает ее.

— Ариша, а может ты споешь? Ну серьезно, сделай мне подарок.

— А вы поете?

Один известный продюсер предлагал мне контакт — большая сцена, популярность, концерты. Но все это было не мое. Не люблю я выступать на публике. Но Вале я оказать не могу. Стихают последние ноты, и Олег вежливо предлагает подвести меня к микрофону: он уже договорился с музыкантами.

Но я не люблю петь, когда аккомпанирует кто-то чужой. Прошусь к фортепиано. Присаживаюсь на стул и знакомлюсь с инструментом, вдыхая его запах. Глажу красную глянцевую поверхность. Возможно она и не красная, но в моем мире я наделяю ее именно красным цветом.

Пальцы взлетают над поверхностью клавиш, и я начинаю петь — одну из любимых песен. Я ничего не вижу, но все равно закрываю глаза.

— Милорд, вы позволите мне завтра взять выходной?

Крис открыл глаза, непонимающе посмотрел на дворецкого — действительно старого демона, который служил ему уже много лет.

— Что-то случилось? — обеспокоенно спросил мужчина. — За все эти годы, ты впервые просишь выходной, — уточнил он.

Старик неуверенно переметнулся с ноги на ногу.

— Моя внучка завтра приезжает в город, я обещал ее родителям помочь ей найти жилье и обустроиться.

— Внучка, — рассеянно пробормотал Крис, — о, я помню ее с этими тремя смешными косами.

— Да, милорд, один раз я приводил ее в поместье, вы позволили устроить ей экскурсию.

— Сейчас она, наверное, уже совсем взрослая. Чем она планирует заняться в столице?

— Э, милорд, она собирается стать моделью.

Крис усмехнулся и вновь прикрыл глаза.

— В дни моей юности девушки предпочитали найти богатого мужа или любовника.

— Феминизм, мой лорд, — согласно кивнул головой старый демон.

Мужчина в кресле улыбнулся, услышав слово из человеческого мира в устах верного слуги. Да, к чему катится Зазеркалье, подумал Крис, молодежь практически не отлипает от зеркал, по которым смотрят передачи и фильмы из мира людей.

Зеркала — они были тонкой гранью между разными мирами. Люди, лишенные магии, не умели открывать порталы, а жители Зазеркалья давно освоили эти проходы, что значительно экономило время. Да и в мире людей можно было развлечься.

Крис открыл глаза и посмотрел на пламя в камине. За одну свою ребяческую выходку в дни бурной молодости он вынужден был расплачиваться, практически став отшельником в своем поместье.

Крис в последние месяцы все время мерз, поэтому он приказал разжечь камины по всему поместью. Слуги переглядывались, но не осмеливались задавать вопросы.

— Можешь взять выходной, а твоя внучка пусть остановится в моем городском доме.

— Боюсь, милорд, это будет неудобно.

Ореховые глаза Криса потемнели.

— Мне решать, что удобно, а что нет. Пусть займет гостевые покои и может разболтать об этом всем своим новым подружкам. Мое имя защитит ее. На этом все, Трез, можешь идти.

Старик окинул внимательным взглядом сутулившуюся фигуру хозяина поместья. Его кожа была светлее нежели у темнокожих демонов, сказалось наследие матери суккубки, которая родив сына, с радостью передала его заботам бывшего любовника. Трез служил так давно своему хозяину, что знал, как тот не любил посещения матери, хотя ни разу не указал ей на порог и закрывал глаза на ее заигрывания с гостями и друзьями-одногодками.

— Может принести вам кофе, господин?

Мужчина не отвел взгляд от камина.

— Иди, Трез, сегодня ты мне уже не потребуешься.

— Да, милорд.

Старик ушел, а мужчина горько усмехнулся, он дожил до того, что слуги стали его жалеть. Взгляд Криса упал на послание, которое он скомкал в руках. Его мать предупреждала о своем визите. Она не просила разрешения погостить, а просто ставила перед фактом. А значит очередной кавалер бросил ее, что случалось раз в году. Ни один из любовников матери инкуба не выдержал дольше. Крис понимал, что сам позволил матери ее внезапные приезды, позволял ей распоряжаться в своем доме, порой оскорблять слуг, чтобы однажды она вновь бесследно исчезла на год-другой. Когда-то Крис оправдывал мать, веря, что гены диктуют ей ее поведение. Ведь она была суккубой — разновидностью демонов, которые питались сексуальной энергией, получая ее от партнера в момент близости. В кои веки людишки из мира, скрытого за зеркалами, были правы. Но не во всем. Суккубы и инкубы — не были порождением Сатаны, они не были детьми Лилит или природными духами и уж точно не вселялись в мертвяков. А также они не могли менять пол, Криса аж передернуло, когда он вспомнил, как один демонолог из мира людей особо красочно ему рассказывал, как инкубы могут обращаться в суккубок, чтобы спариваться с обычными мужчинами и красть у них семя. Крис и в страшном сне не мог представить себе этот процесс. Но он мог и впрямь менять внешность — вернее заставить партнершу увидеть желанного мужчину, эльфа, фейри, лепрекона или любую другую нечисть. Крис мог внедряться в сознания и сны своих женщин или напротив мог внушить им, что проведенная ночь была сном. Крис не любил эту свою половину, ведь отец воспитывал его по-другому. И в настоящем Редмунд был счастлив в браке с женщиной, которую не только вожделел, но и любил. А Крис боролся, как там люди говорят, усмехнулся инкуб, «боролся со своими внутренними демонами» и не всегда побеждал.

Мать Крис увидел впервые в жизни, когда ему исполнилось пятнадцать лет, она пришла к Редмунду, чтобы попросить деньги взаймы, которые до сих пор не вернула. Крис был счастлив, ему хотелось понравиться матери. Но она едва обращала на него внимание, заявив, что в нем больше от обычного демона, а не инкуба. Вот тогда Крис пустился во все тяжкие, ему захотелось испытать свои силы. Женщины и так редко ему отказывали, но теперь Крис не брезговал использовать свои чары… мужчина рванул ворот рубашки, который душил его. Проклятия были сильны в мире Зазеркалья, но Крис не знал, что может получить его по другую сторону зеркала, от обычной человеческой ведьмы. А ведь не поверил, даже насмехался над старухой, а когда осознал и понял — стало поздно — ведьма умерла. Снять проклятие мертвой ведьмы — последнее ее заклятие — не могли и в этом мире.

Отец искал способы, а Крис опять обратился к своей крови. Он подумал, что, если проклятие отнимало годы его жизни, их можно было вернуть, забирая энергию у партнерш. Однажды Крис проснулся в каком-то подвале с несколькими девушками — младшей было только шестнадцать. И тогда Крис решил — хватит. Он оборвал связи со всеми старыми друзьями и приятелями. Крис не хотел умирать, он надеялся преодолеть или хотя бы отсрочить проклятие, но оно практически пустило корни во всем теле.

Инкуб больше десяти лет боролся, но в настоящем счет шел на недели. Проклятие черной паутиной оплетало его тело, черные нити подбирались к сердцу. Мужчина изменил свою жизнь, занялся благотворительностью, обращался даже к богам, но слова черной ведьмы, брошенные как наговор без обряда — были сильнее всей магии Зазеркалья.

Крис вздрогнул, услышав звуки мелодии. Демон непонимающе осмотрелся, в гостиной стоял рояль, но никто не осмелился бы играть на нем без разрешения хозяина.

Крис догадался что звук мелодии доносится из зеркала, мужчина поднял руку, чтобы избавиться от звука, но тут он услышал голос, и рука безвольно упала на подлокотник кресла.

Голос незнакомки обволакивал тело коконом, проникал сквозь поры кожи и рвался, как и проклятие к самому сердцу. Ее голос — то низкий, то более высокий, то с хрипотцой, то чистый, как звук хрустального бокала заставлял растворяться в словах и мелодии…

Последние звуки музыки стихли, но Крис не мог пошевелиться. Он все еще находился под лучами голоса. Демон умел соблазнять, обнажать все тайны и желания, заставлять вожделеть, но Крис не мог и представить, чтобы песня могла действовать как сильнейший афродизиак. Демон не видел лица незнакомки и ее тело. Была ли она красива или уродлива? Он просто знал, что никогда никого не желал, как владелицу этого голоса. Крис покачал головой, пытаясь избавиться от наваждения.

— Невозможно, я же полукровка.

Демоны могли почувствовать свою вторую половину, но Крис был уверен, что кровь матери лишила его и этого дара.

— Только не сейчас.

Крис резко встал, подошел к зеркалу, рванул рубашку, пуговицы осыпались на пол. Мужчина смотрел на черную паутину татуировкой уродующую кожу. Сколько, задал себе вопрос демон и устало опустил плечи. Крис подошел к камину, он не собирался искать девушку, ведь все что он мог дать ей — это только один месяц. Молодой Крис бы не сомневался, но мужчина научился думать не только о себе.