3

Дорога катилась навстречу белой лентой. Поначалу была лишь черная пустыня «доведенных» территорий, потом стали попадаться изуродованные обрубки, осколки прежнего живого буйства, жизнь чахлая, замученная, присыпанная пеплом. И наконец поодиночке, а вскоре и тесной толпой встали сильные стволы дарских деревьев. Зеленые ветви сплетались друг с другом в дружеском пожатии, и робкие ростки среди могучих стволов опирались на ветви великанов, как дети на руки взрослых. Солнце уже катилось к закату и, прыгая среди деревьев, улыбалось на прощанье. Казалось, в одночасье лес облетел, лишь внизу остался зеленый подшерсток – один из здешних обманов – листва больших деревьев повернулась к солнцу ребром, балуя теплом молодняк.

Валерг убрал защитные экраны и открыл прозрачный купол на носу фарпа. Тут же на губах появился сладковатый привкус – это легкий, тонкий, как пыль, пух сурты, налип на лицо. Солнце зашло внезапно, как провалилось, и все погасло вместе с ним, но белый камень дороги продолжал светиться. Компьютер зажег фары, но Валерг выключил их, и теперь фарп ехал в темноте. Лишь фиолетовые блики от электромагнитной подушки скользили по мелькающим стволам.

Как хорошо. Тихо. Покойно. Хочется лечь. Закрыть глаза. Ненужная мягкость и расслабленность появляются в теле. А разум? Какой разум мог появиться здесь, в этом мире, лишенном борьбы и крови? Столь же ленивый, вялый, медлительный? Абстрактный? Склонный к просчитыванию тысячи вариантов? Лишенный самовлюбленности? Не знающий сомнений? Не думающий о себе, но обнимающий всю планету разом? Единый?

Коллективистский разум… Валерг вяло улыбнулся. То, что на Земле непременно выражается в пародию. Занятно! Эволюция, где никто не убивал. Где погибал тот, кто не помогал никому. Эгоисты и эгоцентристы, индивидуалисты обречены. Может быть так? А почему бы и нет. Самоубийство вместо убийства. Валергу почему-то стало жалко эгоистов. Право же, во всем этом есть что-то по-иезуитски извращенное. Такой мир тоже жесток. Невыносимо жесток на своем пути. Быть может, не меньше, чем земной. А итог?

Итог-то должен быть один и тот же. Вот что смешно. Вот…

– Мы не опоздаем? – спросил Валерг, втягивая носом воздух. Ему показалось, что к запаху роста и цветения примешивается запах гари.

– Я сказал: завтра утром, – ответил Олгерд.

Он тоскливо зевнул и отвернулся. И зачем он согласился выехать на ночь глядя, отказался от вечеринки по случаю прилета и, как оглашенный, понесся в лес вместе с этим сумасшедшим техинспектором? Ну и что из того, что ликвидация завтра? Не последняя, еще успел бы насмотреться. Он вздохнул и запихал в рот новую таблетку малпеза.

– Что это? – спросил Валерг.

Фарп, следуя его желанию, остановился и Валерг высунулся наружу. Олгерд глянул через его плечо.

В темноте мягким золотистым светом светился дом – новенький, будто только выросший, дом дарвитов.

– Надо же, – пожал плечами лимгардист… – уцелел кто-то. – Я считал, что здесь все давно расчищено.

Они вылезли из фарпа и двинулись в заросли. Валерг дошел первым – более нетерпеливый и подвижный почти до нервозности. Дошел и замер… Эта стена дома, такая радостная, тронутая золотистым светом изнутри, была единственной уцелевшей. Все остальное лежало черными обломками, среди которых в двух или трех местах можно было угадать тела, сморщенные огнем до куколок насекомых…

Олгерд выругался и, стащив с головы шлем, почесал макушку.

– Ладно, – пошли обратно, – пробормотал он и, сочувственно тронув Валерга за рукав, спросил: – Никак тошнит? Ничего, я тоже блевал поначалу, но скоро это прошло…

Они вернулись к фарпу. Увиденное ничуть не поразило Олгерда, напротив, лишь пробудило в нем воспоминания.

– Сколько я отсидел на этом проклятом контрольнике, пока ставили силовую ловушку! Понимаешь, у них в лесу где-то есть центр, к которому вообще не подобраться, крутишься, ездишь вокруг – и никак… Черт знает что! Но как только стали мы убивать дарвитов – начали продвигаться внутрь… Особенно если разом, толпой… Отсюда и ликвидации…

– А ты никогда не думал оставить все это?.. – спросил Валерг наконец.

– Оставить?! А куда, скажи на милость, я денусь? В технари-отработчики?.. Так я технарем всю жизнь и прокукую… И никогда до Земли не доберусь… А так мне кое-что светит…

Валерг не ответил. Лицо его потемнело и сузилось, теперь он чем-то напоминал дарвита и Олгерду сделалось нехорошо и муторно на душе, когда взгляд темных выпуклых глаз остановился на нем прежде, чем скользнуть куда-то мимо, поверх всего…

Машина меж тем подъехала к границе резервации и остановилась. На панели замелькали красные и зеленые огоньки. Олгерд пригнулся, разглядывая то, что было перед ним: темный лес и выкрашенный светящейся краской домик. Домик был земной постройки с массивными энергоустановками силового поля по бокам.

– Знаешь, сколько мне здесь пришлось просидеть?! – вздохнул Олгерд. – По трое суток дежурство – с ума сойдешь… И вот опять. Правда, всего одна ночь, – он улыбнулся. – А там – конец…

– Конец – чего? – отозвался Валерг, как эхо.

– Резервации, конечно…

Валерг помолчал, по-прежнему глядя куда-то сквозь Олгерда.

– Я хочу посмотреть, что там внутри… – сказал он наконец. – Пока они там есть…

– Иди… – Олгерд пожал плечами и насупился.

– А ты?

– Я – нет… Уволь. Насмотрелся за три года, – и почти умоляюще добавил. – Вертайся быстрее… Мы же выпить хотели…

Было что-то кощунственное в той простоте, с которой Олгерд говорил о выпивке, но Олгерд все эти годы жил подле смерти и привык к ней, как привыкают к неприятным запахам, шуму, неудобной обуви. Это была его работа, грязная тошнотворная поденщина, за которую обещан ему, в конце концов, угол на старушке-Земле.

– Я скоро вернусь, – проговорил Валерг, опуская голову, будто внезапно чего-то застыдился.

Загрузка...