— Надень, если не хочешь новых проблем.

В другое время Вэнь Кэсин с огромным интересом изучил бы такой необычный, мастерски изготовленный подарок. Однако сейчас он был не в силах отвести взгляд от Чжоу Цзышу и даже не посмотрел на маску.

— Ты сейчас пытаешься меня соблазнить? — серьёзно уточнил Вэнь Кэсин.

Всю жизнь Чжоу Цзышу ощущал себя мужчиной во всех смыслах, до мозга костей. И на его памяти никто раньше не смотрел на него так жадно и не флиртовал так настойчиво. Теперь Чжоу Цзышу окончательно укрепился во мнении, что, раз у Вэнь Кэсина не обнаружилось проблем со зрением, значит имелись проблемы с сердцем: либо оно открыто настежь, либо в нём не хватает пары отверстий.[269] Иначе почему он постоянно пристает к нему с непристойными шутками, когда в любом городе может отыскать более благодарных и симпатичных слушателей — хоть девушек, хоть юношей?

Проигнорировав дурацкий вопрос Вэнь Кэсина, Чжоу Цзышу вытащил очередную маску и, не сбавляя шага, приладил её к лицу. Так Вэнь Кэсин стал свидетелем превращения прекрасного мужчины в жуликоватого косоглазого хмыря. Столь радикальная смена облика произвела эффект сдвига земной и небесной осей. Вэнь Кэсин почувствовал, что его желудок совершил кульбит. Сразу отчаянно захотелось промыть глаза — настолько беспощадным было зрелище.

— Проклятье! У меня сейчас кровавые слёзы потекут! Поменяй на что-то другое! — не выдержав, Вэнь Кэсин протянул руку, чтобы сорвать с Чжоу Цзышу отвратительную маску и избавиться от кошмара.

Чжоу Цзышу воспринял этот порыв как очередной повод для приставаний и мотнул головой, не дав до себя дотронуться. Вэнь Кэсин проявил неожиданную настойчивость и перешёл в открытое нападение. Так двое мужчин, которые не более часа назад выступали плечом к плечу против общих врагов, в отсутствие внешних угроз возобновили противостояние и дошли до рукопашной.

В какой-то момент Чжоу Цзышу направил кулак в ключицу Вэнь Кэсина, но тот не уклонился и не блокировал это движение. Чжоу Цзышу не планировал всерьёз его калечить и сместил удар в район плеча. Вэнь Кэсин немедленно обернул ситуацию себе на пользу, перехватил руку Чжоу Цзышу и предложил, посмеиваясь:

— Эй, давай обсудим кое-что. Мы оба одиноки. Как насчёт того, чтобы быть вместе?

Широкая улыбка превратила его глаза в две нечитаемые изогнутые линии. Вэнь Кэсин нарочно не давал определить, говорил он искренне или подначивал. Чжоу Цзышу это рассердило:

— И зачем мне такое счастье?

Вэнь Кэсин приблизился вплотную, подтянул его кулак к своему лицу и легко провёл по сомкнутым пальцам кончиком подбородка. Чжоу Цзышу ощутил бег мурашек вдоль позвоночника и поспешил отдёрнуть руку. Использовав момент замешательства, Вэнь Кэсин сорвал с Чжоу Цзышу маску жулика, отбросил её в сторону и тихо предложил:

— Ты мне скажи.

Чжоу Цзышу сначала закатил глаза, а затем некоторое время бесстрастно смотрел на Вэнь Кэсина, прежде чем рассмеяться. Молчание, белоснежная бледность кожи и глубокие тени придавали его лицу выражение отстранённой холодности. Только от смеха он очаровательно преобразился: лоб разгладился, по уголкам рта появились морщинки, а бескровные губы порозовели. По примеру Вэнь Кэсина, этот восхитительный мужчина так же тихо, но с нажимом произнёс, делая паузы после каждого слова:

— Быть. Рядом. С тобой. Чтобы… съесть, когда наступит голод?

Лёгкая хрипотца его голоса отправила волну дрожи по телу Вэнь Кэсина. Но едва ли он успел насладиться ощущением: следом за проникновенным шёпотом прилетел удар. Сильный. Колени Вэнь Кэсина подогнулись, он еле удержался от падения ничком на землю.

А Чжоу Цзышу с самодовольным видом зашагал прочь, на ходу доставая и надевая новую маску — ещё уродливее предыдущей. Это уже было вовсе не человеческое лицо, а оскорбление небес.

- - - - -

Пока пара уважаемых мастеров беззаботно развлекалась, флиртуя друг с другом, одинокий Чжан Чэнлин всё сидел на ступеньках таверны, полностью погружённый в размышления о смысле жизни. Он не успел понять, что произошло, когда Гу Сян схватила его за шкирку и отшвырнула в сторону. Спустя секунду на мальчика брызнула тёплая кровь, а вокруг поднялся крик.

На красивом лице Гу Сян появилось убийственное выражение, с её кинжала стекали багряные капли, а у ног лежала отрубленная рука музыканта в чёрном… и две половинки маленькой пёстрой змейки.[270]

Мертвенно-бледный лютнист сбежал через окно. Понимая, что оставаться в таверне небезопасно, Гу Сян подняла на ноги Чжан Чэнлина и, задрав голову, крикнула Цао Вэйнину:

— Нужно уходить отсюда!

В тот же миг из ниоткуда появился десяток одетых в чёрное мужчин, вооружённых крюками — прибыл второй отряд скорпионов-смертников. Посетители таверны разбежались, не дожидаясь развития ситуации и не озаботившись оплатой счетов. Работники попрятались кто куда.

— Что происходит? Кто эти люди? Чего они хотят? — на одном дыхании выпалил Цао Вэйнин, подбежав к Гу Сян и Чжан Чэнлину.

Сжимая рукоять кинжала, Гу Сян медленно оглядела скорпионов. Чувствуя, что ладони стали влажными, она перехватила оружие поудобнее, внутренне негодуя. Попасть в западню именно сейчас — Гу Сян в очередной раз крупно повезло! Одна она могла легко пробиться и сбежать, но если с маленьким олухом что-то случится, господин живьём сдерёт с неё кожу. Такое наказание было бы вполне в его духе.

Скорпионы не спешили нападать, а медленно приближались, перекрывая пути к отступлению. Краем глаза Гу Сян отметила неуверенное лицо Цао Вэйнина и обречённое — Чжан Чэнлина, который явно чувствовал себя на волосок от смерти, и в полной мере прочувствовала горечь строк:

«Промозглый ветер воет,стужа сковала обе воды Ишуй.Отважный муж в дорогу уходитИ не вернётся назад».[271]

Это был самый неудачный момент в её жизни, потому ответ Цао Вэйнину прозвучал чересчур резко:

— Скорпионы охотятся на мелкого щенка, забыл?

— А! — Цао Вэйнин только теперь заметил, что нападавшие одеты и вооружены так же, как трупы наёмников в поместье Гао. Мгновенно подобравшись, он взял меч на изготовку и наказал Чжан Чэнлину:

— Держись рядом.

Гу Сян решила, что их может спасти только перехват инициативы. Поэтому, нахмурив изящные брови, она атаковала первой, бросив в скорпионов такую щедрую горсть метательных звёзд, будто оружие не стоило и медной монеты. Схватка началась…

Хотя Гу Сян (которую Чжоу Цзышу опознал как Пурпурного Призрака) и была молода, всё же она владела множеством боевых приёмов, становясь в драке непредсказуемой и бесстрашной.

Хотя Цао Вэйнин (который доводил людей до зубной боли своим пониманием поэзии) и был малость туповат, всё же он являлся лучшим мечником нынешнего поколения школы Цинфэн и не позволял ерунде вроде книг отвлекать его от тренировок.

Вместе они составляли грозный тандем. Даже в сражении с отрядом смертников их шансы на победу были велики.

Проблема заключалась в Чжан Чэнлине. Помочь в схватке неумелый мальчишка не мог, но мешал сильно. А главное, нужно было следить, чтобы этот «мёртвый груз» не погиб и не пострадал. Гу Сян никогда раньше не испытывала таких неудобств!

Занятый сдерживанием одного скорпиона, Цао Вэйнин пропустил другого, который пронёсся мимо него и набросился на мальчика. В отчаянии Цао Вэйнин схватил Чжан Чэнлина и перекинул его Гу Сян.

От прилетевшей в неё немаленькой ноши Гу Сян громко ойкнула. Ей пришлось сделать пару шагов, чтобы погасить инерцию, на ходу девушка успела заколоть кинжалом очередного скорпиона. Другой смертник почти схватил её за волосы, но пропустил укол в живот скрытым в сапоге лезвием. Последний враг оказался самым настойчивым и, раненый, продолжил атаковать. Вторым ударом Гу Сян отправила-таки его на встречу с богом смерти.

Лезвия сверкали в опасной близости от ушей Чжан Чэнлина, тени клинков пролетали над его головой. Цао Вэйнин и Гу Сян перекидывали мальчишку друг другу, как мешок с картошкой. От этих полётов у Чжан Чэнлина закружилась голова и перед глазами всё поплыло. Время от времени он мнительно ощупывал себя, проверяя, все ли части тела на месте.

Одежды Гу Сян пропитывались чужой кровью всё гуще, а ряды противников делались всё реже. Ближе к концу противостояния подуставшая девушка чуть не пропустила коварный удар изогнутого крюка в поясницу. К счастью, она успела увернуться и поразить нападавшего, иначе миниатюрная красавица превратилась бы в две половинки миниатюрной красавицы. С лица Гу Сян стремительно сбежали краски, Цао Вэйнин держался из последних сил и выглядел не лучше.

Наконец рядом с ними не осталось живых скорпионов, и Гу Сян приняла молниеносное решение:

— Уходим! Сейчас же!

Переглянувшись, Цао Вэйнин и Чжан Чэнлин ринулись за ней.

Уже на выходе до них донёсся стон. Обернувшись, Чжан Чэнлин заметил нищего, выползавшего из-под кучи трупов в углу. Старик обмочился от страха, его чаша для подаяний раскололась, и рассыпанные медяки плавали в луже густой липкой крови. Деда так трясло, что он не смог подняться на ноги и, стоя на коленях, в ужасе прохрипел:

— Уб-бийство!

Цао Вэйнин являлся адептом влиятельной благородной школы, где с детства обучали основным добродетелям.[272] Он помрачнел, осознав, что они невольно причинили вред невиновному пожилому человеку, и подошёл к нему:

— Цяньбэй,[273] вы ранены?

— А... — должно быть, от страха старик потерял дар речи.

Чжан Чэнлин приблизился вслед за Цао Вэйнином и постарался успокоить беднягу:

— Дедушка, скорее уходите отсюда, пока снова не нагрянули плохие люди.

Блуждающий взгляд нищего остановился на мальчике.

— Охх... Мертвецы, тут везде… — старик потянулся к Чжан Чэнлину, похоже, узнав щедрого парнишку, который недавно подал ему мелочь.

Гу Сян, наблюдавшая эту сцену со стороны, метнулась наперерез нищему, нацелившись кинжалом на его руки.

— Гу Сян, нет! — в ужасе закричал Цао Вэйнин.

Но было поздно: клинок настиг старика. Тот успел испуганно отшатнуться, но Гу Сян была неумолима. Резко изменив траекторию удара, она развернула кинжал и направила его лезвием вверх, перерезав нищему сонную артерию. Кровь ударила фонтаном высотой в два чи.[274]

Цао Вэйнин и Чжан Чэнлин ошарашенно уставились на залитую кровью девушку, которая выглядела воплощением яростного асура.[275] Безразлично выдернув кинжал из трупа, Гу Сян небрежно вытерла рукавом кровь с лица и обернулась.

— Что такое? — спросила она у остолбеневших спутников.

Цао Вэйнин указал на тело нищего:

— Он… Он был всего лишь… старым побирушкой. Ты… ты убила его…

Ох уж эти благородные господа! Взгляд Гу Сян заледенел. Не сказав ни слова, она убрала кинжал в ножны, взяла Чжан Чэнлина за руку и потащила за собой по направлению к выходу.

Цао Вэйнин последовал за ними. Спустя некоторое время он осторожно, хотя и сбивчиво, попытался объясниться:

— Я не это имел в виду… А-Сян, я не говорю, что ты неправильно поступила. Я не… Я также не думаю, что ты убила его просто так. Но что, если он был обычным нищим, что, если ты ошиблась, что, если… Я беспокоюсь, что ты будешь сильно переживать!

Гу Сян чуть не споткнулась и прошла ещё несколько шагов, прежде чем резко бросить в ответ:

— Чушь собачья! О чём тут переживать?

Цао Вэйнин коротко вздохнул:

— Такие вещи всегда расстраивают, просто ты этого не осознаешь… Ладно, нам стоит поспешить! Чжоу-сюн и Вэнь-сюн сейчас неизвестно где. Если ещё одна стая скорпионов, змей, да кого угодно явится по наши души, боюсь, придёт черед другим людям переживать за нас.

Гу Сян поджала губы. Она ничего не сказала, но подумала: «Этот Цао Вэйнин… может и простак, но не так уж и плох».


Примечание к части

∾ Цин гуань (清倌) — «чистый наём». Сотрудник публичного дома, куртизан, развлекающий посетителей артистическими представлениями, чьи сексуальные услуги не продаются. Или продаются, но по очень высокой цене.

∾ Тёмный, словно густая тушь (浓墨重彩) — досл. насыщенный цвет густых чернил, идиома.

∾ В китайской традиции вместилищем разума считается сердце. Открытое отверстие в сердце означает просветление, а отсутствие отверстий означает тупость человека. То есть Вэнь Кэсин или слишком туп, или слишком просветлён.

∾ Пёстрая змея, скорее всего, ленточный крайт. Смертельно ядовитая змея, но её ядовитые зубы короткие и даже плотная ткань защищает от укуса. Фото: https://bit.ly/3rPUwfS

∾ Строки, которые вспоминает Гу Сян, приписываются наемному убийце Цзин Кэ (III в. до н.э.) — прощаясь с единомышленниками, он пропел их перед уходом на заведомо самоубийственную миссию. В авторском тексте Гу Сян вспоминает только первые две строки и ошибается в названии реки, вместо «и» (易 — «легкий», омофон слова «один») используя «эр» (二, «два»).

∾ Человеколюбие (жэнь, 仁) — высшая из пяти добродетелей конфуцианства, которыми должен обладать благородный муж. Выражается в любви к ближнему, заботе о людях.

∾ Цяньбэй (前辈) — старейшина, старший. Вежливое обращение к старшему человеку, с которым нет родственных/ организационных связей.

∾ Асуры в буддизме — полубоги, населяющие один из шести миров. Асуры стремятся к власти, борьбе, их также называют «борющимися демонами».

Том 2. Глава 39. Рвать когти


Когда Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин вернулись в таверну, там уже не осталось следа от Гу Сян, Чжан Чэнлина и Цао Вэйнина. Имелась лишь гора трупов, с которыми разбирались люди из клана Гао в окружении толпы зевак.

Вэнь Кэсин не привык к ощущению второго лица. Сперва он боялся, что тонкая, словно крыло цикады, маска упадет в любой момент, но потом бросил взгляд на Чжоу Цзышу — тот в наглую расхаживал туда-сюда весь из себя важный и добропорядочный. Как будто не его буквально вчера с боем гнали из города.

Вэнь Кэсин впервые видел человека, который вел себя так уверенно и смело, при этом скрываясь. Кожа Чжоу Цзышу действительно стала толще после добавления свежего слоя. Вэнь Кэсин восторженно прищелкнул языком и стал вести себя точно так же.

Среди людей, осматривавших трупы, оказался Мо Хуайкун из ордена Цинфэн Цзянь. Судя по озабоченному виду, он опознал технику Цао Вэйнина. Вэнь Кэсин смерил его изучающим взглядом и, подойдя к Чжоу Цзышу, прошептал тому на ухо:

— Посмотри на вытянутую физиономию старика Мо! Как думаешь, маленький остолоп Цао-сюн не мог сбежать с А-Сян, словно они пара любовников?

— У тебя чересчур грязные мысли, — Чжоу Цзышу хмуро разглядывал лежавшие там и сям тела. Его не отпускало дурное предчувствие.

Кем были эти люди? Ядовитыми скорпионами-смертниками?

Удалось ли двум не особенно надёжным бойцам уйти от погони, таская за собой неуклюжего сопляка? Живы ли они? И куда отправились?

Вэнь Кэсин задумался, а потом предположил:

— Я уверен, что после шумихи, поднятой из-за брони, и нападения скорпионов Гу Сян найдёт убежище в безлюдном месте.

Чжоу Цзышу быстро взглянул на него и начал выбираться из толпы, ответив на ходу:

— Тогда почему мы ещё здесь? Давай за ними!

Они исчезли так же быстро, как появились. Едва ли кто-то успел их заметить.

— Не волнуйся за Чжан Чэнлина, — успокаивал своего спутника Вэнь Кэсин. — Глупая девчонка А-Сян не так уж бесполезна. И Цао Вэйнин им поможет.

Чжоу Цзышу смерил его недоверчивым взглядом:

— А с чего вдруг разволновался Хозяин Долины призраков? Жив мальчишка или нет, тебе-то что?

Вэнь Кэсин улыбнулся, но едва уголки его губ приподнялись, маска на лице неприятно сморщилась, как будто собиралась отпасть. Вэнь Кэсин нелепо придержал её рукой и задал встречный вопрос:

— Если командир Чжоу беспокоится об этом проказнике, почему мне нельзя?

— Он мой ученик, кому же ещё беспокоиться? — не растерялся Чжоу Цзышу.

— Твой ученик — мой ученик, — не растерялся Вэнь Кэсин. — Ещё неизвестно, кто из нас с тобой старше по рангу!

— Ты следуешь за мной. Стало быть, я старше. Тут и думать нечего, — отрезал Чжоу Цзышу. — Не заговаривай мне зубы! Ты таскаешься за этим ребенком, чтобы что-то у него вызнать. Разве я не прав?

— Поцелуй меня, и я выдам все тайны.

Игриво взмахнув ресницами, Вэнь Кэсин совсем забыл про маску, которая шла ему, как корове седло. В итоге взгляд, которому полагалось быть томным и чарующим, получился похабным и жутковатым.

Чжоу Цзышу поспешно отвернулся, борясь с отвращением. Понимая, что сам навлёк на себя это ходячие бедствие, он спросил как можно ровнее:

— Не боишься покрыться язвами, если поцелую?

— Я готов прогнить до самых костей, моя радость, — бесстыдно заверил Вэнь Кэсин.

Чжоу Цзышу решил немного помолчать и найти другую тему для разговора.

— Если Жун Сюань скрывался в Долине призраков, возможно, пять великих кланов именно там заполучили Кристальную броню, — предположил он после паузы. — Сейчас, когда вести о броне просочились в цзянху, люди готовы грызться за неё насмерть… Но как эти вести просочились? Неужели какой-то призрак поддался мирским желаниям и самовольно покинул Долину? Неужели именно он связан с истреблением клана Чжанов? Неужели ты, как и Сунь Дин, подозреваешь, что Чжан Чэнлин видел этого отступника в ночь погрома?

Чжоу Цзышу пришлось набраться терпения, так как молниеносного ответа в этот раз не последовало.

— Если не видел Чжан Чэнлин, придётся искать другого свидетеля. Не подскажешь, где его раздобыть? — предложил из-за его спины Вэнь Кэсин.

— Не зная истинных ставок? — резко обернулся Чжоу Цзышу. — Должно быть что-то ещё, верно? Что-то настолько важное, что вызвало к жизни скрытного и нелюдимого владыку призраков.

Вэнь Кэсин с улыбкой показал пальцем на свои губы и выжидательно заглянул ему в глаза. Чжоу Цзышу притворился, что не понял намека.

— Как поступишь, когда найдёшь беглеца? — спросил он после недолгих размышлений.

— Сдеру с него кожу, вытяну сухожилия и порублю на мелкие кусочки, — Вэнь Кэсин закончил перечисление со спокойной полуулыбкой, но заметил противоречивое выражение на лице Чжоу Цзышу и сжалился:

— Я нарочно тебя пугаю! Страшно?

Этот человек обладал замечательной способностью ухмыляться так, что сразу хотелось дать ему в зубы. Чжоу Цзышу сухо усмехнулся в ответ:

— Ай-яй, я в ужасе!

«Хитрый лис», — подумал Вэнь Кэсин.

«Лицемерный ублюдок», — решил про себя Чжоу Цзышу.

Мысленно отдав друг другу должное, они обменялись колкими взглядами и кривыми усмешками, не раскрывая истинных чувств и мыслей. А потом продолжили путь, чтобы найти троих своих товарищей, пока те ещё были живы.

- - - - -

Гу Сян и её спутники не отправились в уединённое место, как надеялся Вэнь Кэсин. Предположив, что врагам проще убить их без свидетелей, трое беглецов наспех оттёрли кровь и поспешили в оживлённый центр города, где стали притягательной мишенью. Не прошло и получаса, как Гу Сян пожалела о решении остаться в Дунтине.

Сразу несколько человек преградили им путь. Впереди стояли Фэн Сяофэн и Гаошань-ну, а за ними — подозрительного вида старик и старуха. Старик держал посох в левой руке, старуха — в правой. Мужчина был облачён в одеяния нежно-зеленого цвета, а женщина — бледно-персикового. Старик с ног до головы был увешан драгоценностями; на нём сверкало не менее десяти цзиней золота.[276] Лицо старухи было так ярко нарумянено и напудрено, что походило на задницу бабуина.

У Цао Вэйнина взмокли ладони. Отделаться от этой пожилой пары было куда сложнее, чем от Духа Земли с Горой. Ивовый Дедушка и Персиковая Бабушка[277] были мошенниками с огромным жизненным опытом и арсеналом подлостей. Почтенный возраст супругов нисколько не мешал им всюду выискивать выгоду без оглядки на стыд и совесть.

Фэн Сяофэн взорвался пронзительным смехом:

— Чжан Чэнлин! Хочешь — не хочешь, а ты потомок благородного рода! Все герои Поднебесной собрались, чтобы отомстить за твой клан, а сам ты чем занят? Связался с парочкой проходимцев и пошёл по кривой дорожке? Хочешь взбесить своего покойного отца, чтобы он восстал из могилы злобным призраком?

Чжан Чэнлин мгновенно поник. Он никогда не был силен в спорах и красноречии, но запальчиво выкрикнул:

—Ты говоришь вздор! Мой шифу и старший Вэнь — хорошие люди!

Рана на талии, которой наградил Гу Сян один из скорпионов, продолжала кровоточить. Несмотря на принятое противоядие, девушка покрылась испариной от жгучей боли. Терпения ей это не прибавило.

— Долго вы намерены трепаться?! — гневно выплюнула Гу Сян. — Фэн Сяофэн, уступи дорогу госпоже или пеняй на себя! Ты, конечно, мелковат, но я уж как-нибудь не промажу. Укорочу тебя ещё вполовину!

— Откуда ты взялась, наглая соплячка?! — взвизгнул Фэн Сяофэн и, выхватив мачете, бросился на Гу Сян.

Цао Вэйнин обнажил меч и преградил путь Духу Земли, надеясь его урезонить:

— Старший Фэн! А-Сян ещё дитя. Если опустишься до её уровня, разве это не скажется на твоей репутации?

Фэн Сяофэн с самого начала был нацелен на Чжан Чэнлина и не обратил внимания на его сопровождающих. Поэтому он на мгновение опешил и удивленно спросил:

—Ты мальчишка из ордена Цинфэн Цзянь, так ведь? Как тебя угораздило связаться с этой вонючей шайкой?

Цао Вэйнин растянул губы в извиняющейся улыбке:

— Старший, должно быть, произошло досадное недоразумение…

Дух Горы понимающе хмыкнул и поднял мачете повыше, как вдруг Персиковая Бабушка позади него вмешалась в спор:

— Фэн Сяофэн! Тебе следует успокоиться и набраться терпения. Ученик ордена Цинфэн Цзянь! Ты молодец, что отыскал этого непослушного ребёнка Чжан Чэнлина. Поверь бабуле, тебя ждёт блестящее будущее.

Цао Вэйнину надо было вовремя уловить подвох и одновременно не позволить Гу Сян усугубить ситуацию. От внутреннего напряжения у него на лбу и висках выступили крупные бисерины пота.

— Так и есть. Премного благодарен старшей, — сдавленно пробормотал Цао Вэйнин.

Персиковая Бабушка фыркнула и пренебрежительно отмахнулась, после чего высокомерно бросила Чжан Чэнлину:

— Идём с нами.

Чжан Чэнлин настороженно уставился на сомнительную старуху и сделал два шага назад. Цао Вэйнин чуть сдвинулся в сторону, загородив собой мальчика, и попытался прощупать намерения пожилой пары.

— Будет лучше, если вы соблаговолите прояснить один вопрос, достопочтенные старшие: вы вышли на поиски Чжан Чэнлина от имени героя Чжао или героя Гао?

Персиковая Бабушка мрачно хмыкнула и бросила с неожиданной свирепостью:

— А у тебя, молокосос, есть право нас допрашивать?!

Цао Вэйнин отошёл к Чжан Чэнлину и натянуто объяснил:

—Прошу прощения, старшие. Но этот младший в ответе за наследника Чжанов и не смеет передать его посторонним. Если я буду вынужден это сделать, необходимо присутствие главы Чжао или главы Гао.

Ивовый Дедушка ударил посохом в землю и презрительно фыркнул:

—Ты возомнил себя героем, недоносок? Мы заберём мальчишку, и тебя не спросим!

Не успели эти слова стихнуть, как старик со старухой одновременно взмахнули посохами и ринулись в наступление, собираясь пробить Цао Вэйнину голову. Цао Вэйнин побоялся испытывать удачу. Отступая и парируя атаки, он крикнул Гу Сян:

— Забирай сяо Чжана и уходите! Сейчас же!

В голове Гу Сян бешено завертелись мысли: поскольку Цао Вэйнин — ученик ордена Цинфэн Цзянь, старые уроды не посмеют его убить — побоятся Мо Хуайкуна и Мо Хуайяна! Сообразив это, Гу Сян сразу перестала колебаться, крикнула Цао Вэйнину:

— Будь осторожен! — и во всю прыть рванула по боковой улице, прихватив с собой Чжан Чэнлина.

Однако Фэн Сяофэн не собирался отпускать их так легко. Взгляд Гу Сян остекленел. Она спрятала ладони в рукава и толкнула за себя Чжан Чэнлина, не дав Духу Земли дотянуться до мальчика. Невесомо взмыв в воздух, девушка устремилась к Гаошань-ну, ловко поднырнула под молот-метеор и швырнула в лицо гиганта горсть белого порошка. Не успев увернуться, Гаошань-ну истошно завыл. Его веки мгновенно покраснели и опухли, перестав открываться. Гора начал отчаянно тереть глаза кулачищами, но от этого яд проник ещё глубже, и из глазниц великана потекла кровь. Гу Сян не любила церемониться в бою и ослепила врага, не дрогнув.

Фэн Сяофэн в момент забыл про Чжан Чэнлина и в ужасе обернулся к своему другу:

— А-Шань, ты… Что с тобой? Всё в порядке?!

Гаошань-ну жалобно скулил, словно дикий зверь, и расцарапывал собственные глаза. Фэн Сяофэн подскочил к нему и крепко схватил за руки. Два человека сплелись в один комок, катаясь по земле. Только ценой невероятных усилий Фэн Сяофэн запечатал акупунктурные точки Гаошань-ну. Оценив глубину увечья, он ужаснулся и яростно взревел:

— Не вздумай сбежать, маленькая тварь!

Но Гу Сян и Чжан Чэнлина уже и в помине не было рядом.

Методом проб и ошибок Гу Сян установила, что людные места совершенно им не подходят, поэтому увела мальчика к пустынным окраинам. От беспокойства её сердце превратилось в огненный комок. Невозможно было предсказать поведение Вэнь Кэсина и Чжоу Сюя. Отправится ли хоть один из них искать её с Чжан Чэнлином? Гу Сян также переживала, не сорвет ли Фэн Сяофэн свой гнев на Цао Вэйнине? Не обрекла ли она дуралея из ордена Цинфэн Цзянь на верную смерть?

Но у Гу Сян не было времени как следует поволноваться. В лесу на выходе из Дунтина их караулил третий отряд скорпионов-смертников. Мысленно Гу Сян проклинала всё на свете. Она была ранена и не знала, сколько продержится, а ждать помощи было не от кого. Сунув Чжан Чэнлину кинжал, Гу Сян отпихнула его изо всей силы, крикнув:

— Беги! — а сама метнулась, словно порхающая ласточка, навстречу врагам.

Чжан Чэнлин понёсся через лес, от страха не разбирая дороги и плача навзрыд.

«Что же я такой беспомощный? Только и делаю что подвергаю других смертельной опасности! Сначала шифу, потом Цао-дагэ, теперь вот Гу Сян-цзецзе!»,[278] — горевал он на бегу.

Реальность не дала Чжан Чэнлину увязнуть в тоске по весне и осени.[279] Слёзы на его щеках высохли сами собой, когда до ушей мальчика донёсся короткий пересвист. Четверо людей в чёрном выскочили с разных сторон, отрезав ему пути к отступлению. Чжан Чэнлин замер посреди леса с кинжалом Гу Сян в руке. Он держал оружие неумело, как ребенок держит игрушку. Длинные крюки убийц сияли холодным синеватым блеском. При взгляде на них Чжан Чэнлина внезапно затопила ярость.

«Почему вы все хотите моей крови? — думал он, глядя на приближавшихся наёмников. — Что я такого сделал, что на меня весь мир ополчился?».

Один из убийц ринулся в наступление. Его крюк нацелился в грудь Чжан Чэнлина, как жало скорпиона. Неожиданно для себя Чжан Чэнлин выставил вперёд левую ногу, а в его памяти всплыли наставления Вэнь Кэсина: «Словно свирепый ястреб, ныряющий за зайцем, словно натянутый без сожалений лук, замри на пике, но вырвись вперед в атаке». Крутанувшись на месте, Чжан Чэнлин оттолкнулся от дерева, подпрыгнул повыше и всем телом бросился навстречу холодному блеску крюка. В его голове остались лишь два слова:

«Бейся насмерть».

Когда кинжал в руке Чжан Чэнлина столкнулся с крюком скорпиона, лязг стали о сталь резанул уши. Сквозь этот скрежет в голове Чжан Чэнлина снова всплыли объяснения Вэнь Кэсина: «В начале движения намерение меча изменчиво, как колебание цветка на воде. На излёте движения меч соединяет все возможные удары в один». Крюк соскользнул с лезвия кинжала, ободрав руку Чжан Чэнлина. Развернувшись, мальчик со всей силы вонзил клинок в грудь скорпиона. Наёмник испустил дух, не успев моргнуть.

Чжан Чэнлин не верил своим глазам. Радость, ужас, растерянность и сотня других чувств хлынули в его сердце. Но не успел мальчик опомниться, как перед ним возник новый противник. Чжан Чэнлин выставил ладонь, чтобы защититься и увидел, как от раны, оставленной крюком, по коже расползаются чёрные разводы. В тот же миг он почувствовал, как силы покидают тело, покачнулся и рухнул на колени.

«Неужели это конец?» — безнадежно подумал Чжан Чэнлин и зажмурился.

Но смертельный удар так и не обрушился на его голову. Чжан Чэнлин немного подождал и осторожно приоткрыл один глаз. Из груди нависшего над ним скорпиона торчал наконечник стрелы. Взгляд смертника изумлённо застыл, и он с гулким стуком упал на землю рядом с Чжан Чэнлином.

Из зарослей позади скорпиона донёсся мужской голос:

— Разбой и убийства средь бела дня! Давно ли в Дунтине так испортились нравы?


Примечание к части

∾ 10 цзиней — 市斤 (цзинь), 1 цзинь равен 500 г, итого 5 кг украшений.

∾ Ивовый Дедушка и Персиковая Бабушка — в оригинале: Люйлю-вэн (绿柳翁) и Таохун-по (桃红婆) — дедушка Зеленая Ива и бабушка Розовый Персик. Имена взяты из идиомы «Персиковые деревья зацвели, ивы зазеленели», описывающей весеннее буйство красок.

∾ Тоска по весне и осени — «伤春悲秋», идиома, лит. «грустить по весне, печалиться по осени».

Том 2. Глава 40. И снова Седьмой Лорд


Примечание к части

Друзья, главы будут выходить в прежнем порядке.

Наша команда желает вам весело и счастливо встретить Новый год! Пусть все ваши мечты обязательно исполнятся!


Чжан Чэнлин почувствовал головокружение — должно быть, начал действовать яд скорпионов. В ушах гремело, внешние звуки доносились гулко, будто сквозь толстый слой ваты. Мальчик посмотрел, откуда прилетела стрела, и разглядел двух мужчин.

Один из них держал небольшой арбалет. Этот человек носил тёмно-синие одежды с развевающимися рукавами, широкий ремень опоясывал его стройную талию, на боку виднелась флейта сяо из белого нефрита. Непохожий на воина или учёного, он скорее напоминал аристократа, купающегося в роскоши. Персиковые глаза незнакомца улыбались, но в его взгляде, направленном на последнего живого скорпиона, вспыхнули холодные искры. Сквозь пелену тумана в голове Чжан Чэнлина пробилась мысль, что этот мужчина… был самым красивым человеком, какого он когда-либо встречал.

Второй мужчина с ледяным лицом был с ног до головы облачён в чёрное, а на его плече примостился маленький хорёк. Оставшийся смертник на мгновение заколебался, но затем метнулся в сторону человека с арбалетом. Чжан Чэнлин успел лишь почувствовать возле уха резкий свистящий порыв ледяного ветра, прежде чем осознал, что живой скорпион стал мёртвым.

Мужчина с хорьком неожиданно оказался рядом, хотя ещё секунду назад находился в отдалении. Наклонившись, он осмотрел раненую руку Чжан Чэнлина, нажал несколько акупунктурных точек на теле мальчика и поднёс к его губам лекарственную пилюлю:

— Проглоти. Это противоядие.

Не заботясь ни о чём другом, Чжан Чэнлин изо всех сил попытался удержать незнакомца за одежду:

— Гу… Сян… цзе… Пожалуйста, спасите…

Он вложил в просьбу о помощи остатки сил, но всё равно слова превратились в неразборчивый набор звуков. Тем не менее человек в широкой чёрной мантии каким-то чудом уловил суть и мягко уточнил:

— Помочь кого-то спасти? Где эти люди?

Чжан Чэнлин слабо указал пальцем направление:

— Гу… цзецзе… спасите… её, пожалуйста… спасите…

Мужчина с хорьком поднял голову и посмотрел на человека с арбалетом.

— Почему ты медлишь? — спросил последний.

Незнакомец в чёрном передал зверька своему спутнику:

— Будь осторожен. Я ненадолго.

Его силуэт испарился в мгновение ока. Чжан Чэнлину осталось только беспомощно смотреть вслед исчезнувшему. Мужчина в синем помог мальчику сесть и посоветовал:

— Закрой глаза, сконцентрируйся и не позволяй воображению разыграться. Сохрани свою маленькую жизнь, после будешь беспокоиться о других вещах.

Чжан Чэнлин понимал, что тревога бесполезна, поэтому повиновался наставлениям обволакивающего голоса и закрыл глаза. Хорёк соскользнул с плеча хозяина на землю и принюхался. Смешение железного запаха крови, исходящего от мёртвых тел, и тонкого аромата благовоний, которым был окутан незнакомый мужчина, было последним, что почувствовал Чжан Чэнлин перед потерей сознания.

- - - - -

Когда он очнулся, небо совершенно потемнело. Онемение в теле от яда исчезло, и Чжан Чэнлин медленно поднялся с земли. Голова кружилась, мысли отказывались собираться в кучу, и мальчик тщетно пытался вспомнить, как оказался в подобном состоянии.

— Хах! Наконец-то проснулся! — раздался девичий голос.

Радость заполнила сердце Чжан Чэнлина. Он повернулся и увидел изрядно потрёпанную, но вполне живую Гу Сян. Её раны были аккуратно перевязаны, и в настоящее время девушка грелась у костра. Чьи-то мозолистые пальцы взяли запястье Чжан Чэнлина, чтобы проверить пульс.

— Яд рассеялся, — минуту спустя объявил человек в чёрном.

На пытливый взгляд Чжан Чэнлина он лишь коротко кивнул, а потом отошёл и сел под деревом с прямой, как кисть для каллиграфии, спиной. Сбоку его точёный профиль выглядел вырезанным из камня.

Чжан Чэнлин с удивлением отметил, что Гу Сян смотрит на этого человека с восторженным благоговением. Она изо всех сил сдерживала свою врождённую буйную и болтливую натуру.

— Благодарю… Большое спасибо двум храбрым господам за наше спасение, — нескладно пробормотал Чжан Чэнлин.

— Нет нужды, — человек в чёрном почти неуловимо кивнул и отвернулся.

Проследив за его взглядом, Чжан Чэнлин увидел мужчину в синих одеждах, который на этот раз держал в руках не арбалет, а охапку веток.

Человек в чёрном собрался встать, но Гу Сян подскочила первой и поспешно забрала хворост у его спутника.

— Седьмой Лорд, сядьте, пожалуйста! Садитесь, садитесь! Предоставьте это мне, почему вы решили взять заботу о дровах на себя? Как-никак, я, в первую очередь, служанка.

Прекрасные персиковые глаза «Седьмого Лорда» согласно прикрылись и красиво изогнулись от улыбки. Он позволил Гу Сян заняться растопкой и устроился рядом со своим спутником. Человек в чёрном неизвестно откуда достал небольшую изящную грелку для рук, вручил её Седьмому Лорду и ловко убрал с его рукавов прилипшие сухие листья.

Возможно, воображение Чжан Чэнлина слишком разыгралось, но ему почудилось, что в то мгновение мужчина в чёрном из бесчувственной каменной статуи превратился в человека из плоти и крови, а его взгляд потеплел. Даже молчаливое взаимодействие этой пары передавало ощущение чрезвычайной близости и понимания друг друга.

Седьмой Лорд обратился к мальчику:

— Тебе лучше?

Услышав негромкий, но чрезвычайно приятный слуху голос, Чжан Чэнлин неожиданно почувствовал, как кровь прилила к щекам. Он поспешно склонил голову в знак согласия, но украдкой взглянул из-под ресниц на Седьмого Лорда, желая рассмотреть его получше. Красота женщины, которая недавно подошла к ним в таверне, была совершенной. Но теперь Чжан Чэнлин подумал, что по сравнению с этим человеком лицо той красавицы выглядело нарисованной маской, банальной и искусственной.

— Как тебя зовут? — поинтересовался Седьмой Лорд. — Те люди…

Чжан Чэнлин не успел среагировать — Гу Сян, подкидывая дрова в костёр, начала тараторить:

— Он мой младший брат. Поэтому, естественно, его фамилия тоже Гу. Нас наняли для работы в имении, я прибирала комнаты, а он прислуживал господину. Но потом в дом нагрянула беда. Мы не знаем, зачем пришли те люди, но они намеревались убить всех, включая нас, простых слуг. Какие мерзавцы! Если у них когда-нибудь появятся потомки, уверена, их настигнет карма и все они родятся безголовыми уродами! Нам повезло, что вы двое…

Человек в чёрном поднял голову и пристально посмотрел на рассказчицу. От этого взгляда быстрая речь Гу Сян сбилась на полуслове, а её широко раскрытые глаза забегали по сторонам. Гу Сян несла несусветную чушь, но вместо возражений Седьмой Лорд предпочёл сменить тему разговора и дружелюбно заметил:

— Вы оба ранены. Было бы лучше отвести вас в город, но, по словам девушки, там вас поджидают сообщники убийц. Нам придётся заночевать в лесу и придумать наутро другой план. Скажите, вам есть, куда пойти?

Он говорил неторопливо и ласково — таким тоном успокаивают маленьких детей. Чжан Чэнлина снова захлестнула всепоглощающая жалость к себе. Было ли место, куда он мог пойти? Отец погиб, вся его семья была уничтожена. По достойным или недостойным причинам каждый встречный пытался его похитить. Чжан Чэнлин чувствовал себя загнанной птицей, в которую вонзилось бесчисленное количество стрел, а крылья вот-вот сломаются от усталости. Какой бы огромной ни была земля, на ней не осталось ни единого безопасного места, чтобы приземлиться и перевести дух. Глаза Чжан Чэнлина защипало от навернувшихся слёз, в итоге мальчик так ничего и не ответил. Вместо него снова заговорила Гу Сян:

— Перед тем, как попасть тут в западню, мы планировали встретиться с моим господином и шифу этого мальчишки, но не ожидали, что враги настигнут нас так скоро. Мы бежали от преследования, не разбирая дороги. Теперь неизвестно, удастся ли нам найти своих.

Вспомнив, как было дело, Чжан Чэнлин дополнил рассказ важной, по его мнению, информацией:

— И ещё Цао-дагэ! Его увели подозрительные люди.

Гу Сян остро зыркнула в сторону этого простака, безмолвно намекая, что кое-кому стоит придержать язык за зубами. Но Чжан Чэнлин был поглощён ощущением собственной брошенности и пропустил её безмолвное сообщение.

— Что за странные люди? — терпеливо продолжил расспрашивать Седьмой Лорд.

— Карлик и великан. А ещё старые бабушка и дедушка, одетые в яркие цвета, — бесхитростно ответил Чжан Чэнлин.

Гу Сян возвела глаза к звёздному небу, мечтая пристукнуть мелкого идиота, чтобы тот снова отключился.

— Кто бы это мог быть? — судя по всему, Седьмой Лорд не слышал о местных знаменитостях.

— Карлик и великан — это Фэн Сяофэн по прозвищу Дух Земли и его раб Гаошань-ну, — предположил его спутник в чёрном. — Люди в ярких одеждах… Вероятно, речь о Персиковой Бабушке и Ивовом Дедушке.

Неожиданно говоривший повернулся к Чжан Чэнлину и сурово спросил:

— Даже такие сомнительные личности дорожат остатками своей репутации и не стали бы действовать сообща с Ядовитыми скорпионами. По какой причине все они преследуют тебя?

В глубине глаз одетого в чёрное незнакомца сверкнули отдалённые молнии. От этого пронзительного взгляда грудь Чжан Чэнлина сдавил ледяной обруч, и ему резко перестало хватать воздуха. Седьмой Лорд рассмеялся:

— Маленькое ядовитое создание, не пугай ребёнка!

Человек в чёрном сразу опустил глаза и принял вид медитирующего монаха, которому ни до чего нет дела. Седьмой Лорд бросил взгляд на Гу Сян, которая с трудом сдерживала волнение, а затем снова обратился к Чжан Чэнлину:

— Малыш, позволь спросить, у твоего шифу фамилия Чжоу?

Испугавшись, что Чжан Чэнлин опять выложит всё как на духу, Гу Сян ответила за него:

— Нет, фамилия этого старого грязного извращенца не «Чжоу», а «Тан».[280]

Она оплошала, понадеявшись, что Чжан Чэнлин сохранил остатки здравого смысла. Но мальчик насупился и пришёл в праведное возмущение:

— Что за вздор ты несёшь! Мой шифу вовсе не старый, не грязный и не извращенец!

Руки Гу Сян задрожали от желания придушить этого тупицу.

Седьмой Лорд громко засмеялся, качая головой:

— Откуда взялась эта озорная и умная девчушка? Полно тебе выпутываться, мы ведь не враги вам! На самом деле, твой шифу — мой хороший старый друг.

Глаза Гу Сян забегали по сторонам, пока она раздумывала над ответом:

— Хорошо. Тогда вы наверняка можете описать его внешний вид и знаете его имя?

— Его фамилия Чжоу, а имя…

Седьмой Лорд прервался и в задумчивости прикрыл глаза: «Чжоу Цзышу, старый плут, предпочитает скрываться за полуправдой. Конечно, он не назвался бы настоящим именем, но какой псевдоним он взял?» Открыв глаза, Седьмой Лорд увидел, что Гу Сян уставилась на него в нетерпеливом ожидании. Хотя она выглядела забавной, Седьмой Лорд мысленно отметил, что вопрос этой маленькой плутовки в самом деле был с подвохом. Но уже через миг его озарило.

— Полное имя — Чжоу Сюй, не так ли? «Сюй», как в «ивовом пухе» из строки «Тело подобно плывущему облаку, сердце подобно ивовому пуху на ветру».[281] И у него есть брат по имени Чжоу Юнь.[282] Что касается того, как он выглядит… Ну, я не могу точно сказать из-за его пристрастия к маскировке. Хотя неважно, как часто он меняет лица, в конечном итоге всё заканчивается жалким обликом с нездоровым желтовато-зелёным оттенком кожи и непривлекательными чертами лица. Я прав?

Седьмой Лорд капельку схитрил, так как не мог быть уверен, какой псевдоним использовал Чжоу Цзышу: «Юнь» или «Сюй». Но, учитывая размах фантазии этого человека, его склонность к полуобману и приверженность привычкам, наиболее вероятными были эти два имени. Так и оказалось.

— Что? У Чжоу Сюя ещё и брат есть? — протянула Гу Сян то ли с удивлением, то ли с сомнением.

Чжоу Цзышу оставался для неё загадкой. Кроме слов Вэнь Кэсина о том, что этот бродяга мог в прошлом командовать Тяньчуаном, Гу Сян ничего не припомнила: откуда пришёл Чжоу Сюй, куда собирался, к какой школе или клану принадлежал. Уж тем более, она слыхом не слыхивала ни о каком брате.

Гу Сян решила, что пора изменить тактику. Двое людей, избавившие её и Чжан Чэнлина от Ядовитых скорпионов, были достаточно сильны. Девушка не была уверена насчёт Седьмого Лорда, но тот, что в чёрном, несомненно, являлся одним из самых могущественных людей, каких Гу Сян доводилось встречать. По меньшей мере, он был на одном уровне с её господином. Как ни крути, выходило, что Седьмой Лорд и его спутник могли раздавить её с Чжан Чэнлином, как двух жуков. А раз так, у Седьмого Лорда не было причин лгать. Поэтому Гу Сян ему поверила.

Седьмой Лорд увидел, что его блеф подействовал на двух маленьких беглецов, опустил взгляд на мерцающее пламя костра и улыбнулся.

Так и получилось, что наутро Гу Сян и Чжан Чэнлин ушли с новыми знакомыми. Осторожно, стараясь не привлекать внимания, Седьмой Лорд привёл их в меняльную лавку Пинъаня. Похожий на маньтоу владелец лавки и его приказчик встретили пришедших с большим почтением. Оба уважительно называли Седьмого Лорда «господином», а человека в чёрном — «Великим Шаманом». Как только гости разместились за столом в отдельной комнате, Седьмой Лорд распорядился подать чай и закуски, а после завтрака с энтузиазмом предложил Великому Шаману скоротать время за вэйци.

Солнце приближалось к зениту, когда в двери чуть ли не бегом влетел Пинъань:

— Господин Чжоу отыскался и уже здесь!

Седьмой Лорд отбросил партию, встал, убрал бледные руки в рукава и радостно улыбнулся:

— Встреча со старым другом вдали от дома — одно из четырёх величайших благословений жизни. Пинъань, поторопись и пригласи его!


Примечание к части

∾ «Чжоу» и «Тан» — каламбур: Гу Сян на самом деле говорит «каша» (粥), омофон «чжоу» и «суп» (汤), «тан».

∾ «Тело подобно плывущему облаку, сердце подобно ивовому пуху на ветру» — вольное изложение строки из стихотворения Сюй Цзайсы (XIII–XIV вв.) «Весенние чувства» (春情) о чувствах девушки после разлуки с любимым.

∾ Юнь (雲) — облако, туча.

Том 2. Глава 41. Отчаяние


Примечание к части

Всех с наступающим Рождеством!


Во время предыдущих визитов Чжоу Цзышу прямиком входил в меняльную лавку. Но сегодня приказчик пригласил их с Вэнь Кэсином сесть в зале ожидания и первым делом налил обоим чай. Пока Вэнь Кэсин глазел на окружающую обстановку, словно деревенщина, впервые оказавшийся в городе, приказчик вежливо отступил на шаг и произнёс с немного нервной улыбкой:

— Прошу, подождите немного, господин Чжоу. Седьмой Лорд уже здесь, господин Сун пошёл сообщить ему о вашем прибытии.

От приближения встречи со старым другом у Чжоу Цзышу кольнуло сердце, и его захлестнуло потоком смешанных чувств.

— Эй, разве нам не пообещали вернуть Гу Сян и Чжан Чэнлина? — беспардонно напомнил Вэнь Кэсин. — Почему нельзя просто привести этих глупых детей? К чему это «сообщить о нашем прибытии»? Мы словно в княжеский дом попали!

Чжоу Цзышу промолчал, но в очередной раз отметил чудесную способность Вэнь Кэсина угадывать истинное положение вещей.

Спустя время, проворно передвигая ногами, к ним вышел Пинъань.

— Глава Чжоу, мой господин и Великий Шаман ожидают вас.

Вэнь Кэсин встрепенулся от удивления и озадаченно подумал: «Неужели речь о невероятно таинственном Великом Шамане из Наньцзяна?». Мир боевых искусств Центральных равнин с каждым днём становился всё непредсказумее!

Не успев обдумать ситуацию, Вэнь Кэсин поспешил за Чжоу Цзышу во внутренний зал. За старой деревянной дверью их взору открылся дворик с рядами цветущего османтуса.[283] На ходу вдыхая нежный аромат, они прошли к дому.

Едва Пинъянь отодвинул дверную перегородку, изнутри хлынул поток тёплого воздуха. Вэнь Кэсин заглянул в комнату и обнаружил там, помимо Гу Сян и Чжан Чэнлина, двоих мужчин. Его взгляд невольно столкнулся со взглядом человека в чёрном. Через мгновение они просто кивнули друг другу и отвели глаза, как бы вежливо уступая.

Вэнь Кэсин сосредоточил внимание на втором незнакомце, предположив, что это и есть Седьмой Лорд, о котором говорил приказчик. В этот момент у Вэнь Кэсина вырвался восхищённый вздох. Он считал, что повидал немало красавцев, но ни один не сравнился бы с этим мужчиной. Взгляд Седьмого Лорда казался слегка легкомысленным, но благородный облик и поза уравновешивали это и подчёркивали его обаяние. Выражение «великолепный, точно орхидея и яшма»[284] было написано специально для этого человека, излучавшего беспечное спокойствие.

— Седьмой Лорд, Великий Шаман, — с лёгким поклоном произнёс Чжоу Цзышу.

Седьмой Лорд, сияя улыбкой, сделал ему знак выпрямиться и, заглянув в лицо, меланхолично заметил:

— После стольких лет разлуки, Цзышу, мне довольно увидеть, в каком виде ты являешься посторонним людям, чтобы отдать должное твоему вкусу — он стал ещё более… специфическим.

— Боюсь, только Цзюсяо хватало ума прятаться за ликом прекрасной девы![285] — рассмеялся Чжоу Цзышу, стягивая маску.

Гибель Лян Цзюсяо — его шиди, павшего в битве за столицу много лет назад, была болью всей жизни Чжоу Цзышу. Долгое время он не смел даже упоминать об этой потере — с тех пор столько воды утекло, что давняя явь почти превратилась в сон. Но встреча со старым другом словно вернула Чжоу Цзышу на берега реки Ванъюэ. События прошлого вмиг пронеслись перед его глазами, и имя Цзюсяо само сорвалось с языка. Не было ничего страшного в том, чтобы говорить о нём вслух. Просто Чжоу Цзышу не покидало ощущение, будто из его груди что-то вырвали, оставив зияющую дыру.

Улыбка застыла на лице Седьмого Лорда. Он вздохнул, ещё раз оглядел Чжоу Цзышу, и нахмурился:

— Отчего ты так исхудал?

Чжоу Цзышу опустил глаза с лёгкой усмешкой:

— Длинная история! Вероятно, дело в том, что я… старею.

Как ценитель мужской красоты, Вэнь Кэсин сначала восхищался бесподобным Седьмым Лордом, но теперь почувствовал раздражение. Чтобы уговорить Чжоу Цзышу ненадолго снять маску, Вэнь Кэсину пришлось очень долго и назойливо его упрашивать. Если бы не случайная стычка с Юй Цюфэном и его шавками, Чжоу Цзышу мог и дальше преспокойно скрывать лицо. Но вдруг ниоткуда появился человек, который мало что знал настоящее имя этого упрямца, так ещё и сумел парой незначащих фраз прервать бесконечный маскарад! Вэнь Кэсин чувствовал, как в нём закипает праведный гнев перед лицом несправедливости.

Тем временем Пинъань пригласил гостей к столу и подал чай.

— Всё ли спокойно в столице? — поинтересовался Седьмой Лорд.

Откинувшись на спинку стула, Чжоу Цзышу полностью расслабился и повёл негромкий рассказ:

— Одни покидают дворец, чтобы командовать войсками, другие возвращаются на высокие должности. Молодой хоу[286] Хэ Юньсин женился на принцессе Цзинаня. Они уехали далеко на северо-запад. Думаю, обосновались там окончательно. Император… тоже в добром здравии. В этом году небеса подарили ему сына, но мне пришлось уехать чуть раньше, и я не смог посетить празднование в честь первой луны Третьего принца...[287]

Разговор шёл неторопливо: один задавал вопросы, другой отвечал. Великий Шаман молча слушал в стороне и не вмешивался. Из курильницы тонкой ниткой поднимался мягкий дым благовоний. Время словно замедлило ход.

Вэнь Кэсин чувствовал, что вокруг двоих беседующих мужчин витает особая атмосфера. Ему ещё не доводилось видеть такого Чжоу Цзышу: спокойного, безмятежно попивающего чай и болтающего без умолку. Они с Седьмым Лордом вели себя как закадычные друзья, которые не виделись сотни лет. Ни тот, ни другой не выражал ликования от долгожданной встречи и говорили они о бессмысленных, пустых, как вода, предметах, но чувствовалось, что их сердца связаны взаимопониманием, превосходящим обмен словами.

Вэнь Кэсин уже находил Седьмого Лорда неприятным для глаз. В мыслях он недоумевал: «И откуда только взялся этот смазливый красавчик? Седьмой Лорд! И не представился как следует! Явно, он не может быть порядочным человеком». В конце концов переполненный негодованием Вэнь Кэсин сорвал с себя маску и поманил пальцем вытаращившихся на него Гу Сян и Чжан Чэнлина:

— Ну-ка, пойдите сюда, негодники.

Сразу же взгляды всех остальных обратились на него. Слабый след ностальгии ещё не развеялся с лица Седьмого Лорда, когда он спросил Чжоу Цзышу:

— А это?..

— Друг… из цзянху… — начал тот, чуть поколебавшись.

Не успел Чжоу Цзышу договорить, как Вэнь Кэсин схватил со стола его руку и прижал к своему сердцу:

Друг из цзянху? — проскулил он, моляще заглядывая в глаза Чжоу Цзышу. — Раньше ты говорил по-другому! А-Сюй, неужели, наигравшись вдоволь, ты намерен меня бросить?

Вне всякого сомнения, в этот раз выражение лица Седьмого Лорда было совершенно искренним и весьма изумлённым. Даже Великий Шаман, хранивший неизменную отстранённость, резко замер, а взгляд его матово-чёрных глаз заметался, пока не вспыхнул коротким блеском, остановившись на ладони Чжоу Цзышу, прижатой к груди его спутника.

Чжоу Цзышу невозмутимо протянул другую руку и щёлкнул по локтевому нерву Вэнь Кэсина, возвращая себе свободу движений. Затем, как всегда спокойный и собранный, Чжоу Цзышу снова взял свою чашку и закончил мысль:

— Его зовут Вэнь Кэсин. Сумасшедший идиот. Часто несёт вздор. Седьмой Лорд, прошу, не поймите неправильно.

Седьмой Лорд молчал, не отводя от них взгляда.

— Пинъань, для чего тебе глаза? — произнёс он медленно. — Не видишь, что чаша господина Чжоу пуста? Поторопись и наполни её!

Будто очнувшись ото сна, Чжоу Цзышу поставил пустую чашку на стол и бросил испепеляющий взгляд на Вэнь Кэсина. Последний стерпел этот выпад, приняв убийственное намерение как знак внимания, и даже выдал в ответ глупейшую, раздражающую до зубовного скрежета улыбку.

Продолжая мутить воду, Седьмой Лорд легонько вздохнул:

— Вспоминая богатство и цветение прежних лет, невольно замечаешь, что деревья и убранство могут не меняться веками. Но люди меняются стремительно.[288] Как-то преобразились воды реки Ванъюэ, отражавшие резные балконы цветочных домов, ступени которых были засыпаны самыми дорогими румянами?[289] В годину смуты, Цзышу, мы стояли на оборонительной башне и, глядя на столицу, поклялись друг другу: если доживём до мирных дней, то не отставим кубки, пока не захмелеем. Ожидание в Наньцзяне было столь долгим и утомительным, что вино остыло, а старый друг так и не соизволил навестить меня!

В этот миг озорной огонёк вспыхнул в персиковых глазах. Седьмой Лорд сменил тон и явно намеренно упомянул:

— Цзышу, ты не сдержал слово, но я-то своё держу! Я запомнил твою просьбу найти в Наньцзяне стройную красавицу с самой тонкой талией и даже присмотрел тебе нескольких невест на выбор, хотя теперь не уверен, что…

Великий Шаман мягко прокашлялся, и на его отчуждённом лице появился намёк на усмешку. Поняв, что больше не может здесь оставаться, Чжоу Цзышу быстро поднялся и сложил руки для прощания:

— Что же это мы! Седьмой Лорд только прибыл в Дунтин и, должно быть, устал после дальней дороги. Не смеем вас более тревожить…

— Да вовсе мы и не устали, — заверил Седьмой Лорд.

Одновременно с ним Вэнь Кэсин воскликнул:

—Что?! А-Сюй, ты действительно просил себе невесту?

В комнате воцарилась мёртвая тишина. Все присутствующие смотрели друг на друга и не могли произнести ни слова. Только совершенно незнакомая с чувством такта Гу Сян погладила Чжан Чэнлина по голове и пожаловалась:

— Вот что значит: «Тоскуя о ком-то ночь напролёт, я дрыхну весной, не заметив, что утро настало»![290] Малыш Чэнлин, боюсь, нам придётся спасать Цао-дагэ вдвоём. Эти люди слишком заняты ревностью друг к другу, нельзя на них рассчитывать.

— Юной деве не о чем беспокоиться, — улыбнулся Седьмой Лорд. — Если твой Цао-дагэ — ученик школы меча Цинфэн, похитители не рискнут обращаться с ним чересчур жестоко. Начав действовать без подготовки, вы только усугубите его положение… Цзышу, ты пробыл здесь так недолго, а уже спешишь откланяться! Посиди ещё немного. Достигнув мудрости, наши предки сокрушались о том, что им не с кем вспомнить золотые дни молодости, перебирая струны памяти на инкрустированной арфе.[291] Мы с тобой чудом свиделись и ещё не наполнили чаши вином в память о невозвратном прошлом. Почему ты так торопишься с уходом?

Вэнь Кэсин заметил, что этот любитель изъясняться высоким слогом перескакивает с темы на тему, связывая несвязуемое. Для себя он уже определил Седьмого Лорда как ненадёжного, неприятного глазу человека и был готов подписаться под словами:«красноречие ведёт к двуличию, достоинство — в простоте».[292] Каким бы красавцем ни был Седьмой Лорд, он городил столько чуши, что это становилось невыносимым. Утягивая за собой Чжоу Цзышу, Вэнь Кэсин поспешно подхватил:

— Верно-верно, не будем мешать вашему отдыху! У нас ещё остались кое-какие дела.

Но тут внезапно оживился Великий Шаман. Покачав головой, он отложил камень вэйци, который до этого крутил в пальцах, и поднялся с места:

— Глава Чжоу, ваше лицо кажется мне несколько бледным и осунувшимся. Могу я проверить ваш пульс?

Чжоу Цзышу замер, а Вэнь Кэсин сильнее стиснул его руку.

Игривое настроение Седьмого Лорда тут же развеялось, и он помрачнел:

— В чем дело, У Си?

— Я должен разобраться, чтобы сказать точно, — ответил Великий Шаман. — Простите мою прямоту, глава Чжоу, но вы похожи на человека на пороге смерти. Что именно с вами произошло?

При этих словах показное веселье Вэнь Кэсина вмиг исчезло. С серьёзным лицом он медленно отпустил Чжоу Цзышу.

— Неужели Хэлянь И отказался пощадить даже тебя? — поразился Седьмой Лорд.

Он произнёс настоящее имя императора[293] с удивительной беспечностью, но никто не обратил внимания на нарушение табу. Все, кто был и не был в курсе дела, воззрились на Чжоу Цзышу.

Чжоу Цзышу вложил своё запястье в ладонь Великого Шамана и слегка улыбнулся Седьмому Лорду:

— Вам ведь не хуже меня известно, что это за место и что он за человек?

Великий Шаман долго оценивал его пульс, постепенно мрачнея. Наконец он убрал свои чуткие пальцы с запястья Чжоу Цзышу и коротко вздохнул:

— Я слышал, что в Тяньчуане применяют наказание гвоздями под названием «Семь отверстий на три осени»…

— Верно, — кивнул Чжоу Цзышу.

— Вы вбивали гвозди по одному каждые три месяца, чтобы они понемногу врастали в плоть, — продолжил Великий Шаман. — Меридианы увядали постепенно, позволяя вашему телу приспособиться к угасанию. Всё ради того, чтобы не потерять разум и сохранить немного внутренних сил, не так ли?

У Седьмого Лорда задёргался глаз. Тем не менее, Чжоу Цзышу продолжил улыбаться:

— Великий Шаман весьма проницателен.

Пропустив похвалу мимо ушей, Шаман начал медленно расхаживать по комнате, сцепив за спиной руки. Вэнь Кэсина охватила внезапная паника. Он открыл было рот, чтобы спросить о чём-то, но не смог издать ни звука.

На помощь пришёл Седьмой Лорд:

— У Си,[294] ты знаешь выход?

Великий Шаман надолго задумался, а потом медленно покачал головой:

— Глава Чжоу, при вбивании семи гвоздей одновременно ваш рассудок помутился бы. Но я смог бы извлечь гвозди, и полноценное лечение вернуло бы вас к жизни. Теперь же… Стоит удалить гвозди, и ваши иссохшие меридианы разрушатся, не выдержав прилива внутренней силы. Тогда вас не спасут даже небожители.

Е Байи сказал то же самое. Чжоу Цзышу махнул рукой, давая понять, что больше не намерен слушать про гвозди и меридианы. Он сам не знал, зачем подал запястье Великому Шаману. В тот момент, когда Шаман заинтересовался его пульсом, в душе Чжоу Цзышу вдруг вспыхнула тайная надежда. То ли из-за всех этих людей, не дающих ему покоя, то ли из-за череды неприятностей, с которыми Чжоу Цзышу столкнулся в цзянху, он вновь почувствовал вкус жизни. Теперь вердикт Великого Шамана наполнил его сердце такой гнетущей тоской, что Чжоу Цзышу с трудом выдавил улыбку:

— Вам стоило сказать мне раньше, что умеете извлекать гвозди! Я бы придумал более надёжный метод, чтобы ни одна рыба не ускользнула из сети Тяньчуана.

Чёрные глаза Великого Шамана смотрели на него не мигая. Глубоко погружённый в размышления о возможном решении, он ничего не ответил. Чжоу Цзышу кивнул Седьмому Лорду:

— Давайте прощаться. Мы навестим вас в другой день.

Он уже направился к двери, когда услышал голос Великого Шамана:

— Стойте! Если только…

Прежде чем Чжоу Цзышу успел среагировать, Вэнь Кэсин остановил его за руку, железной хваткой удержав на месте. Повернувшись, он на редкость почтительно спросил:

— О чём подумал Великий Шаман?

— Глава Чжоу, — немного поколебавшись, начал У Си, — я могу быть наполовину уверен, что спасу вас, если вы согласитесь пожертвовать боевыми способностями.

Как только Чжоу Цзышу услышал, чем придётся пожертвовать, на его бледном лице появилась странная улыбка, и он жестом остановил дальнейшее обсуждение.

— Отказавшись от кунг-фу, я… потеряю последнее. Буду ли я по-прежнему собой? Если нет, зачем продолжать жить?

Он вырвался из хватки Вэнь Кэсина, развернулся и ушёл.

Великий Шаман плотно сжал губы, так и не продолжив речь. В итоге его невысказанные слова растворились в еле заметном вздохе.


Примечание к части

∾ «Тоскуя о ком-то ночь напролёт…» — «Весною я сплю, не заметив, что утро настало, <...> Прошедшею ночью шумели ветер и ливень», строки из стиха Мэн Хаожаня (689-740) «Весеннее утро» (пер. В.М. Алексеева), Гу Сян добавила отсебятины.

∾ «Перебирая струны памяти…» — «锦瑟», стихотворение Ли Шаньинь ( 813–858 гг.) о ностальгии.

∾ Красноречие ведёт к двуличию, достоинство — в простоте — « 雅积大伪,俗积厚德», идиома переведена буквально.

∾ В древнем Китае запрещалось использовать иероглифы из имени императора и произносить его вслух.

∾ У Си — У (乌) — тёмный/ вороний; Си (溪) — ручей/ источник.

Том 2. Глава 42. Большой переполох


Чжан Чэнлин в задумчивости плёлся за двумя мужчинами, размышляя о том, что без маски шифу стал немного другим человеком. Гнетущая атмосфера действовала на всех, включая болтливую Гу Сян: она не издавала ни звука и старалась казаться незаметной.

Обычно Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин безостановочно подначивали друг друга, а при необходимости выпустить пар эти подначки перерастали в дружеские стычки. Сейчас же оба шли, молча уставившись под ноги, будто их не интересовало ничего, кроме дороги. В отличие от Вэнь Кэсина Чжоу Цзышу не стал снова надевать маску, так как его настоящее лицо никогда не мелькало в Дунтине.

Ощущение давящего камня за рёбрами мешало Чжоу Цзышу дышать полной грудью — Великий Шаман своими словами словно нанёс ему сокрушительный удар под дых. Потеря боевых способностей в обмен на половинчатый шанс… Легче оставить надежду на спасение и спокойно умереть, когда придёт срок!

В истории улиня бесчисленное множество людей погибло в борьбе за обладание секретными техниками боевых искусств. Чжоу Цзышу достиг успехов в кунг-фу иначе — через десятилетия напряженной практики в лютый зимний мороз и нестерпимое летнее пекло. Благодаря вдумчивым размышлениям и упорным тренировкам, он проложил собственный уникальный путь в боевых искусствах. Это были уже не просто способности или навыки, через кунг-фу проросла сама его суть, его душа. Для Чжоу Цзышу не было разницы — потерять боевые искусства или душу. Проще было покинуть Тяньчуан бесчувственным калекой — блаженное неведение проще вынести!

Естественно, Великий Шаман это понимал. Вот почему в конце концов он вздохнул и отказался от уговоров. Даже если не принимать в расчёт самолюбие, которое неминуемо пострадает от потери боевых способностей, жизнь с разбитой душой[295] превращалась в пустое существование, одолженное у смерти.[296] Чжоу Цзышу хотел жить. Но не в многолетней вялой агонии.

Не в силах удержаться, он запел во весь голос:

— «И я спешил, боясь, что не успею,Что мне отпущено немного лет.Магнолию срывал я на рассвете,Сбирал у вод по вечерам туман.Стремительно текут светила в небе,И осенью сменяется весна.Цветы, деревья, травы увядают,И дни красавца князя сочтены».[297]

Голос Чжоу Цзышу срывался на хрип, с каждым словом печаль и страх уступали место ярости и пылкой гордости. Долгое время он прятал эту врождённую гордость глубоко в сердце. Тысячи ли дорог, пройденных вдоль рек, озёр и населённых долин, она ворочалась в груди, а теперь, наконец, вырвалась из горла.

Мрачное тяжёлое небо давило. Насколько хватало глаз, в окаймлении мёртвых деревьев вилась поросшая сорной травой одинокая грунтовая тропа. Промозглый северо-западный ветер дул, не прекращая, шумя сухими ветками, завывая горным духом в камнях. Как будто тысячелетние скалы зло смеялись над мимолётностью человеческой жизни. Ветер раздувал одежды и широкие рукава Чжоу Цзышу словно паруса, подгоняя вперёд. Длинные пряди волос на его висках разлетелись и хлестали по щекам, как кнуты.

Вэнь Кэсин смотрел на легко различимые под тканью очертания худой до истощения фигуры. Исполненный тоски, он закрыл глаза и прогнал слишком чёткий образ, чтобы сконцентрироваться на жгучей боли в сердце. Порыв ледяного ветра ударил Чжоу Цзышу в горло, оборвав отчаянную песню. Он согнулся в удушающем приступе кашля, тонкая багровая линия прочертила по краю прозрачных губ жуткое подобие кроваво-красной улыбки.

Вэнь Кэсин снова открыл глаза и взглянул в пасмурное небо, которое грозило упасть им на головы. Холодная крупинка опустилась на щёку — в Дунтине пошёл первый снег.

Почему героям была уготована смерть? Почему красоте полагалось истаять?

Вэнь Кэсина пронзила вспышка невыразимого словами негодования не только на себя, но и на других. Его захлестнула сила сопротивления, способная разделить своей мощью три мира. Он до дрожи в пальцах жаждал призвать к ответу небеса…

Что такое естественный порядок вещей?[298] Почему человек обязан подчиняться его законам и страдать только потому, что живёт?

Гу Сян встрепенулась, внезапно почувствовав на себе взгляд Вэнь Кэсина.

— А-Сян, тебе нравится этот глупый мальчишка, Цао Вэйнин? — спросил он с улыбкой.

— Господин… — Гу Сян пришла в замешательство от неожиданного вопроса и не смогла подобрать слова.

— Ты считаешь его хорошим человеком?

Испытующий взгляд Вэнь Кэсина словно пытался проникнуть в душу. Задумавшись над ответом, Гу Сян ощутила прилив необычного волнения. Она вспомнила слова Цао Вэйнина: «Что, если ты ошиблась, что, если… Я беспокоюсь, что ты будешь сильно переживать…». Вспомнила, как он из последних сил обнажил меч, защищая её от двух ненормальных стариков, прикрывая путь к отступлению: «Забирай Чэнлина и уходи. Сейчас же!». Гу Сян осознала, что никто и никогда раньше в опасной ситуации не говорил ей спасаться первой. Не понимая, почему глаза защипало от навернувшихся слез, она потупилась и кивнула:

— Цао-дагэ очень хороший. Он знает, как разговаривать с людьми. И он образован…

Вэнь Кэсин беззвучно рассмеялся:

— Уверен, он единственный человек, который мог произнести что-то вроде «Я дрыхну весной, не заметив, что утро настало»!

Уловив сарказм, Гу Сян встала грудью на защиту поэзии:

— Ну и что же? Поговорка гласит: «Весна утомляет, лето навевает дремоту, осень изнуряет, зимняя спячка длится до весны».[299] Весной всех одолевает сонливость, так что нежелание рано просыпаться вполне нормально! На мой взгляд, Цао-дагэ попал в точку. Уж точно это звучит разумнее, чем фразочки книжных червей про «аромат хризантем в лютый мороз»!

Вэнь Кэсин посмотрел на её залитые румянцем щёки и неожиданно кивнул:

— Тогда всё в порядке. Пошли спасать Цао Вэйнина.

Предложение застигло Гу Сян врасплох:

— А? Разве Седьмой Лорд не объяснил, что без подготовки…

Вэнь Кэсин не дал ей договорить.

— Если я желаю кого-то спасти, то спасу. Если желаю убить, убью. Я намерен делать именно то, что желаю. Посмотрим, кто, чёрт возьми, осмелится встать у меня на пути! Этот жалкий смазливый болтун ничего не знает, так что хватит пустых разговоров… А-Сюй! Ты с нами?

— Я бы не посмел отказаться, — улыбнулся Чжоу Цзышу.

Уголки губ Вэнь Кэсина приподнялись, но брови остались нахмуренными. Это создавало убийственно мрачное впечатление.

— Хорошо, — решил он. — А-Сян, просто иди и спаси, кого хочешь. Разумеется, я с тобой. Устроим им большой переполох.

- - - - -

Цао Вэйнин выглядел весьма плачевно. Перепачканный грязью, словно илистый прыгун,[300] в одежде, превратившейся в рваные тряпки, и с подбитым заплывшим глазом. Оружие у него отобрали, руки связали за спиной. Цао Вэйнин постоянно спотыкался и падал из-за пинков и толчков. Фэн Сяофэн отпускал в его сторону не самые нежные ругательства, но, как ни странно, в душе молодой человек чувствовал умиротворение.

Доро́гой он размышлял над собственной очевидной бесполезностью. «Живи с мечом, умри с мечом, защищай справедливость и истребляй зло» — таков был девиз его школы. Теперь меч был сломан, а самого Цао Вэйнина приписали к сомнительной шайке. Но это его мало тревожило. Цао Вэйнин не рвался в великие герои — из тех, что вызывают всеобщее уважение и способны сотрясти улинь одним ударом ноги. Цао Вэйнин считал, что достаточно иметь чистую, свободную от сожалений совесть. Он собственными глазами видел, как Чжоу-сюн совершал добрые дела; видел маленькую хрупкую Гу Сян, готовую защитить Чжан Чэнлина ценой собственной жизни. А почтенные праведные герои цзянху, наоборот, довели их всех до горького отчаяния.

Что есть добро, а что зло? Способность сохранять непредвзятость суждений была величайшей силой Цао Вэйнина.

Школа меча Цинфэн научила его отличать праведность от порока, но не научила стремлению к славе и отстаиванию личных интересов. Что же было делать Цао Вэйнину, если ему говорили, что он свернул со светлого пути и пал, позорно поддавшись злу? Цао Вэйнина огорчало осуждение окружающих. Но как бы ему ни было грустно, он не находил ни единой ошибки в своих поступках. «Что ж, если люди меня не одобряют, я забуду об этом! — немного наивно говорил он себе. — У каждого свой путь, мы просто не должны мешать друг другу. Разве что… Полагаю, я подвёл шифу и шишу».

Должно быть, Ивовый Дедушка сломал ему ребро: при вдохе грудь Цао Вэйнина горела от боли, а голова кружилась от нехватки воздуха. Его привели в заброшенную хижину, но молодой человек даже не огляделся. Приняв позу для медитации, он сразу занялся восстановлением ци, поскольку перед побегом требовалось пополнить силы. Цао Вэйнин собирался улизнуть при первой возможности. Ведь Гу Сян осталась защищать Чжан Чэнлина в одиночку, и на них могли снова напасть Ядовитые скорпионы! Если это случится до того, как А-Сян отыщет Чжоу-сюна и Вэнь-сюна, кто ей поможет?

Цао Вэйнин не мог сказать, сколько прошло времени, прежде чем снаружи раздался шум и знакомый голос взревел:

— Чушь собачья! С каких пор школа меча Цинфэн воспитывает злодеев? Это вы, старые демоны, не выглядите порядочными людьми! Что Ивовый демон, что Персиковый — оба рёхнутые!

Цао Вэйнин оживился. Дверь в маленькую хижину распахнулась, впустив группу людей. Сощурившись от яркого света, ученик школы меча Цинфэн посмотрел на вошедших, и у него перехватило дыхание. Как он и опасался, бушевавшим человеком оказался его шишу, Мо Хуайкун. «О нет, шишу придёт в ярость!», — угадал Цао Вэйнин.

Мо Хуайкун в самом деле был разъярён, а увидев незавидное состояние Цао Вейнина, зарычал от бешенства. Без малейшего почтения к старику, хлёстким движением рукава он откинул Ивового Дедушку так, что тот с размаху приземлился на задницу. Персиковая Бабушка завопила:

— Мо Хуайкун, ты в своём уме?!

Мо Хуайкун не стал церемониться и рявкнул в ответ:

— Это мой шичжи![301] И судить его поступки будет мой шисюн, глава школы меча Цинфэн! Кем вы, старые пни, себя возомнили? Думаете, мы станем слушать ваш никчёмный лай о том, как следует поступать?

Цао Вэйнин мысленно одобрил эти слова и обрадовался, что, несмотря на ужасный характер, шишу принял его сторону. Однако следом Мо Хуайкун произнёс:

— Прежде чем бить собаку, узнай, кто её хозяин!

И сердце Цао Вэйнина вновь умылось слезами.

Неожиданно встрял Фэн Сяофэн. Дёрнув за руку Гаошань-ну, глаза которого были туго забинтованы, он указал на Мо Хуайкуна и завизжал:

— Какая замечательная школа меча Цинфэн! Почему бы вам не поинтересоваться, что за добрые дела творил ваш драгоценный шичжи? Маленькая ведьма, с которой он прохлаждался, ослепила А-Шаня ядом! Если её не приведут ко мне, клянусь, я вырву глаза мальчишке Цао!

Мо Хуайкун собирался что-то ответить, когда сбоку раздался ледяной голос:

— Юная девушка, которая использует такой жестокий трюк… Наверняка, она из призраков. Считаю, нам необходимо выяснить, каким образом молодой господин Цао оказался заодно с этой сомнительной личностью.

Мо Хуайкун проглотил слова, которые собирался произнести до того, как его перебили. Теперь он пожирал Цао Вэйнина злобным взглядом. Последний несколько раз собирался с духом, прежде чем жалобно взмолиться:

— Шишу!

— Не смей так ко мне обращаться, — отрезал Мо Хуайкун пугающе холодным тоном.

Он подошёл и сгрёб Цао Вэйнина за грудки:

— О ком они говорят? Отвечай!

— Это… А… А-Сян! Но А-Сян не из плохих людей, шишу! А-Сян, она… А-Сян...

Персиковая Бабушка осклабилась:

— Ха! А-Сян? Называешь её ласковым прозвищем, до чего мило!

Чтобы вернуть разговор в нужное ему русло, Юй Цюфэн, который так и стоял в углу комнаты, поспешил вмешаться:

— Понятно, молодой господин пал жертвой женских чар. Если школа меча Цинфэн готова искупить вину и начать наше общение с чистого листа, мы можем простить вас. Мы ведь не банда жалких ограниченных разб...

— Я хочу выдавить мелкой твари глаза! — заорал Фэн Сяофэн, прежде чем Юй Цюфэн успел закончить фразу.

Непонятно, намеренно или нет, Дух Земли в момент разрушил почву, которую великий мастер Хуашань старательно готовил. Заскрежетав зубами от разочарования, Юй Цюфэн испытал жгучее желание втоптать карлика в землю.

Гао Чун, Чжао Цзин и настоятель Ци Му были заняты организацией похорон Шэнь Шэня, так что никого из них не было поблизости. Без лидеров неуправляемая толпа героев и проходимцев, собравшаяся в Дунтине, напоминала свару диких собак, готовых перегрызть друг другу глотки.

От шумихи у Мо Хуайкуна задёргалась щека. Одним движением он поднял за шиворот Цао Вейнина и прорычал сквозь стиснутые зубы:

— Неблагодарный щенок, говори правду! Куда маленькая ведьма увела похищенного наследника семьи Чжанов?

— А-Сян не...

Цао Вэйнин снова попытался донести свою точку зрения, чем окончательно разозлил Мо Хуайкуна. Потеряв последнее терпение, тот ударил ученика по распухшей физиономии, на которую и так уже больно было смотреть.

В этот момент раздался чистый, звонкий голос:

— Маленькая ведьма здесь, наблюдает за кучкой бессовестных старикашек. Догони и поймай меня, если сможешь!

Цао Вэйнин не поверил своим ушам. А-Сян!


Примечание к части

∾ Даосская концепция души (三魂七魄) — три хунь (душа/ дух) и семь по (душа/ чувства). Душа/ сущность человека состоит из трёх хунь, или небесных/ духовных душ, которые покидают тело после смерти; и семи по, или земных душ/ чувств, которые умирают вместе с телом. Хунь имеют природу ян и существуют в сознании человека. По — инь по своей природе, они являются очагами страстей, которые обитают в плотской оболочке. Три хунь могут быть перечислены как «天魂, 地魂, 命魂» (хунь, связанный с небом, который после смерти отправляется на небо; хунь, связанный с землей, который после смерти остается на кладбищах; и хунь, который после смерти управляет своей судьбой и отправляется в преисподнюю). Семь по: радость, гнев, горе, страх, любовь, ненависть и желание.

∾ «И я спешил, боясь, что не успею…» — строки из «离骚» («Ли Сао» — «Скорбь»), авторства Цюй Юаня (ок. 340—278 до н. э.), пер. Анны Ахматовой.

∾ «Естественный порядок вещей» — 造化, понятие в работах Чжуанцзы. Сама природа, а также её создатель.

∾ «Весна утомляет…» — поговорка о сезонной сонливости: «春困秋乏夏打盹,睡不醒的冬三月».

∾ Шичжи (师侄) — племянник по школе, ученик одного из школьных братьев.

Том 2. Глава 43. Спасательная миссия


Гу Сян, уверенная в поддержке за спиной, вальяжно вошла в двери. От плачевного вида избитого Цао Вэйнина в девичьем сердце вспыхнуло пламя гнева, и она опасно усмехнулась:

— Я-то думала, вы, последователи славных праведных школ, набрасываетесь на человека всей оравой, только когда не можете одолеть его в одиночку! Ан нет, смотрю, это становится традицией! Чжан Чэнлин, поди-ка сюда и расскажи, куда именно я тебя похитила?

Только теперь толпа обратила внимание на подростка, который робко топтался позади вошедшей. Чжан Чэнлин был смущён перспективой говорить перед столькими людьми. Воспоминания о жестокости Фэн Сяофэна и прочих заставили мальчика съёжиться. Словно робкая невеста, Чжан Чэнлин мелко просеменил к Гу Сян и тихо промямлил:

— Гу-цзецзе не похищала меня. Я пошёл с ней по доброй воле.

— Не мели чепуху, малец! — гневно крикнул Ивовый Дедушка. — Неужто в столь юном возрасте ты оказался одурманен этой ведьмой?

Фэн Сяофэн побагровел до кончиков ушей, обнажил кинжал и понёсся на Гу Сян.

— Попрощайся с глазами, дрянная девка!

Гу Сян наклонилась вбок и отступила на три шага, уворачиваясь от непрерывно летящих в неё ударов. Ловко запрыгнув на балку крыши, девушка снисходительно заметила:

— Коротышка Фэн, считай, твоему громадному остолопу повезло! Служить тебе — уже проклятие, вот я его и пожалела! У этой доброй девицы и сердце мягкое, и рука милосердная. Она лишь ослепила твоего слугу, когда другой человек забрал бы его жалкую жизнь. Стоит ли упоминать, что пострадал он лишь из-за тебя, ведь ты сам нарывался на неприятности, а?

Её возглас растворился в воздухе, когда девушка встревоженным лебедем[302] быстро и стремительно перелетела с одной балки на другую. Исполненная тревоги о Цао Вэйнине, Гу Сян приближалась к юноше, ускользая от атак окружавших её людей.

Хуан Даожэнь ловко подпрыгнул к потолку и без предупреждения бросился наперерез Гу Сян. Чтобы не оказаться в невыгодном положении, Гу Сян присела в увороте и перескочила на следующую поперечину. Вытянув руки, она зацепилась за горизонтальный брус, красиво крутанулась в воздухе и резко махнула кистью в сторону Жёлтого Даоса:

— Лови!

Кто знал, какую коварную уловку могла применить эта демоница? Глава ордена Цаншань с негодующим возгласом отпрянул назад. Однако ничего не произошло: ни выстрела скрытым оружием, ни облака ядовитого порошка. Когда взгляд Хуан Даожэня снова обратился к Гу Сян, её уже не было на прежнем месте. Не оборачиваясь, девушка захихикала:

— Гадкий придурок! Смотри не помри со страху!

Мо Хуайкун давно отпустил Цао Вэйнина. Сердце парня заполошно колотилось от волнения, но шифу рядом с ним выглядел совершенно бесстрастным. Наблюдая за дракой, Мо Хуайкун размышлял над тем, что вчера строптивой и колкой девице удалось сбежать, однако чертовка вернулась ради спасения его бестолкового шичжи, что могло говорить о её порядочности и преданности. Мельком глянув на беспокойно переминавшегося Цао Вэйнина, Мо Хуайкун отметил его глупое выражение лица. Юноша смотрел на Гу Сян с таким восторгом, словно сгорал от желания привлечь её к себе. Поджав губы, Мо Хуайкун подумал, что с трудным характером девицы уже ничего не поделать. Но если кое-кто в будущем решит взять в жёны такую свирепую[303] пигалицу, то подпишется на свои страдания добровольно.

Именно в этот момент Персиковая Бабушка и Ивовый Дедушка набросились на Гу Сян, зажав её с двух сторон. Девушка не испугалась: маленькое лезвие выскочило из её сапожка, и Гу Сян взмахнула ногой, целясь в грудь Ивового Дедушки. Однако старик всё-таки был искусным мастером: вместо того, чтобы спрятаться или увернуться, он поднял посох, обрушив на Гу Сян мощный поток энергии. Сообразив, что Ивовый Дедушка ей не по зубам, Гу Сян отдёрнула ногу, но оказалась недостаточно проворна — кинжал на кончике её сапога разлетелся вдребезги. Гу Сян развернулась, собираясь повторить трюк с прыжком, но вовремя заметила подкравшуюся сзади Персиковую Бабушку. В панике девушка закричала:

— Чем вы заняты? Я вот-вот умру, а вы там наслаждаетесь зрелищем!

Послышался лёгкий смешок, и с мощным порывом ветра что-то ударило в спину Персиковой Бабушке. Уклоняться было поздно — боевая старушка успела лишь нырнуть вперёд и распластаться на балке гигантской ящерицей. Гу Сян улучила момент и спрыгнула вниз. Тем временем собравшиеся поняли, что Персиковую Бабушку напугало не смертоносное метательное оружие, а… скорлупа грецкого ореха. Точнее, половинка скорлупы.

От дверей донёсся треск новой скорлупки. Невзрачный мужчина одной рукой держал небольшой бумажный кулёк, а другой доставал оттуда орехи и, расколов их двумя пальцами, забрасывал сердцевину в рот. Жевал он с явным наслаждением. За этим действом наблюдал другой человек, ещё более жалкого вида. Поскольку у обоих был одинаково землистый цвет лица и опухшие глаза, они выглядели, как родные братья. Первый щедро предложил лакомство второму:

— Точно не попробуешь?

Его спутник отпрянул от угощения, как от ядовитой змеи, и брезгливо скривился:

— Убери это от меня подальше.

Первый рассмеялся:

— О, достопочтенный… боится есть орехи? Глупый, это же полезно! Орехи питают мозг. Ты что, не хочешь лучше соображать?

Его товарищ рывком подался вперёд, схватил Чжан Чэнлина за плечо и проворчал:

— Сколько ни питай мозг тупицы, он таким и останется!

— Вы кто такие? — злобно прошипел Юй Цюфэн.

Человек, который держал Чжан Чэнлина, похлопал мальчика по плечу и шепнул ему на ухо:

— Этот тип мне не нравится. Наподдай ему вместо меня.

Чжан Чэнлин уставился на него, разинув рот:

— Ши… Я… Я…

— Ну что «ты»? Они обижают твою сестрицу Гу, а ты хочешь отстояться в сторонке? Мужчина ты или кто?

Чжан Чэнлин медленно вытянул палец и растерянно указал на Юй Цюфэна, а потом на себя.

— Э-э… Того… Мне?

Странному мужчине пришлась не по нраву нерешительность Чжан Чэнлина, и он наподдал мальчишке пинка под зад. Чжан Чэнлин шатнулся вперёд, едва не упав в объятия Юй Цюфэна. Глава ордена Хуашань обрадованно смягчил голос и проворковал, словно девица:

— Дитя семьи Чжанов, ступай ко мне!

Чжан Чэнлин, как потерянный крольчонок, озирался по сторонам широко открытыми глазами. Мужчина с грецкими орехами усмехнулся, покосившись на своего спутника:

— Ты безжалостен.

Тот не смутился:

— Подросшего птенца орёл выгоняет из гнезда для его же блага.

«Орлёнок» Чжан Чэнлин робко отступил на шаг, словно Юй Цюфэн был старым извращенцем, охочим до детей.

Между тем Фэн Сяофэн не собирался проявлять мягкость. Он понял, что мальчишка Чжан заодно с противником и будет неплохо схватить поганца. Благодаря заложнику, их позиция сразу укрепится. Какая разница, что за люди притащились с Чжан Чэнлином? Главное, случайно не зашибить добычу при ловле. Фэн Сяофэн бросился вперёд, протянув руки к наследнику Чжанов. Мальчишка бестолково дёрнулся, развернулся и бросился наутёк, заголосив:

— Шифу! Он хочет меня поймать!

Мутный тип, жевавший орехи, со смехом ткнул товарища носком сапога:

— Смотри-ка! Орлёнок замахал крыльями.

— Безнадёжен, — огрызнулся его спутник и ударил по воздуху ладонью.

Чжан Чэнлин почувствовал, будто его толкнули в спину, и замер, не в силах контролировать внезапный прилив энергии. Рука мальчишки поднялась сама собой, готовясь встретить Фэн Сяофэна — выглядело это так, будто кто-то дёрнул марионетку за ниточку. Зажмурившись, Чжан Чэнлин инстинктивно сжал пальцы в кулак и заехал коротышке точно по переносице. Фэн Сяофэн так взвыл от боли, что земля содрогнулась. Чжан Чэнлин открыл глаза и ошеломлённо уставился на свои костяшки, не в силах поверить в произошедшее. В его ушах зазвенели упрёки шифу, который воспользовался техникой передачи звука:

— Чего ты ждёшь, олух? Бей в точку даньчжун![304]

Чжан Чэнлин повиновался на чистых рефлексах. Он чувствовал, что нахлынувший поток энергии не рассеялся, а растёкся по конечностям, поэтому размахнулся ногой и одним ударом отправил Фэн Сяофэна в полёт.

Это было уму непостижимо.

— Да кто вы такие? — снова выкрикнул Юй Цюфэн.

Вместо ответа незнакомец, боявшийся орехов, с хлопком выставил позади Чжан Чэнлина вторую ладонь. Мальчишка с истошным воплем полетел прямиком в Юй Цюфэна. Не сводя с него взгляда, глава Юй обнажил новенький меч — взамен того, что был расколот днём ранее. Казалось, ещё пара мгновений — и Чжан Чэнлин будет нанизан на клинок. Ноги против воли несли мальчишку вперёд, пока он перепугано верещал:

— Шифу, спаси-и-и!

Голос шифу снова отозвался прямо в ухе Чжан Чэнлина:

— Острие его меча подрагивает. Значит, он заготовил серию приёмов. Отступай шагом Девяти дворцов и убери его руку ударом сбоку в локоть.

Совет пришёлся кстати. Чжан Чэнлин машинально увильнул от меча по диагонали. Юй Цюфэн сразу изменил позицию и вновь нацелился на мальчика, неотступно следуя за ним. Не успев засомневаться, Чжан Чэнлин выполнил следующий шаг в связке. Движение выглядело чрезвычайно нелепым и неуклюжим, но мальчишка вновь сумел уклониться. Затем, почтительно следуя инструкциям шифу «убрать» помеху в виде чужой руки, он закрыл глаза, стиснул зубы и ринулся головой вперёд на свою цель.

Грецкие орехи щелкал не кто иной, как Вэнь Кэсин, и он был в полном восторге от зрелища. Оказалось, Чжоу Цзышу обучил Чжан Чэнлина уникальной технике цингуна «Облёт девяти дворцов»![305] Название техники подразумевало, что человек двигается плавно, подобно потоку плывущих облаков, и кружит, как ивовый пух на ветру. Хорошо владеющий техникой мастер в самом деле выглядел как эфемерный парящий бессмертный. Но Вэнь Кэсин впервые видел, как кто-то превратил грациозное скольжение облаков в пляску косолапого медведя.

Тем не менее, Чжоу Цзышу наконец перестал хмуриться. Хотя движения Чжан Чэнлина казались неуклюжими, он ни разу не ошибся в последовательности. Это доказывало серьёзное отношение мальчишки к занятиям. Должно быть, он зазубрил мнемонические рифмы и самостоятельно практиковал цингун бессчётное количество раз. Ведь, несмотря на панику, в опасной ситуации парнишка всё же не перепутал шаги.

Днём ранее Юй Цюфэн сильно пострадал в бою с Вэнь Кэсином и теперь был не в лучшей форме. Когда Чжан Чэнлин с разбега врезался в него головой, глава Юй выронил меч и яростно взревел:

— Не дайте им скрыться!

Чжан Чэнлина немедленно окружили жаждущие его поимки герои. При всём старании мальчик не одолел бы их самостоятельно, и Вэнь Кэсин со вздохом вручил Чжоу Цзышу полупустой пакетик с орехами:

— Посторожи-ка. Этот старший лично вразумит кучку идиотов!

С громким смехом он ринулся в атаку, а Чжоу Цзышу остался охранять лакомство, брезгливо зажав мешочек двумя пальцами и держа его в вытянутой руке. Он действительно находил грецкие орехи отталкивающими из-за отвратительного запаха и кошмарной формы, похожей на крошечный человеческий мозг. Кучку крошечных мозгов! Но даже в такой нелёгкой ситуации Чжоу Цзышу ни на миг не переставал руководить Чжан Чэнлином.

Вмешательство Вэнь Кэсина отвлекло всеобщее внимание, и Гу Сян воспользовалась шансом подобраться к Цао Вэйнину. Походя отправив в полёт какого-то парня, попытавшегося её остановить, Гу Сян грозно уставилась на Мо Хуайкуна.

«Кто бы ты ни был, — подумала девушка, — если посмеешь преградить мне путь, я тебя к праотцам отправлю!».

Но не успела она приблизиться, как Мо Хуайкун внезапно охнул и согнулся в три погибели. Со страдальческим лицом он указал пальцем на сбитую с толку Гу Сян и прохрипел:

— Эта… маленькая ведьма… слишком сильна. Я больше не могу ей противостоять! — после чего плюхнулся на землю, закрыл глаза и недвижимо замер.

Гу Сян и Цао Вэйнин изумлённо переглянулись, не понимая, как на это реагировать. Мо Хуайкун устал ждать, когда до них дойдёт, приоткрыл один глаз и выругался:

— Бегите, глупцы! Чего столбом встали?

Гу Сян парой движений кинжала перерезала верёвки, связывавшие Цао Вэйнина.

— Благодарю вас, шишу, — шепнул на прощание Цао Вейнин.

— Старший, мы до самой смерти не забудем твою милость, — последовала его примеру Гу Сян. — Вернувшись домой, я обязательно воздвигну мемориальную арку[306] в твою честь!

«Замолчи, мать твою! Тебе и всей твоей семье мемориальную арку уже наверняка воздвигли!», — выругался про себя притворявшийся бесчувственным Мо Хуайкун. Несмотря на приятную внешность девушки, её речи серьёзно били по нервам.

Как только Гу Сян с Цао Вэйнином благополучно улизнули, Чжоу Цзышу подскочил к Чжан Чэнлину, схватил его за загривок и размахнулся учеником, как огромной дубиной. Кружась в воздухе, Чжан Чэнлин ногами ударил в грудь Хуан Даоженя, отбросив того на десять шагов назад. Чжоу Цзышу с облегчением избавился от кулька с орехами, впихнув его мальчишке, и окликнул Вэнь Кэсина:

— Ты настолько увлёкся, что не желаешь уходить? Поторопись!

Вэнь Кэсин рассмеялся и отделился от толпы.

— Исполинами синими горы, изумрудными водами реки, будет день, ещё свидимся![307] Господа, вынуждены вас покинуть, — бросил он напоследок и полетел прочь плечом к плечу с Чжоу Цзышу, который придерживал Чжан Чэнлина.

Оба мужчины великолепно владели цингуном. Стоило им подняться в воздух — и любая погоня становилась бессмысленной. Почти сразу они оставили преследователей глотать пыль далеко позади, но приземлились, лишь оказавшись на значительном расстоянии от города.

Поставив Чжан Чэнлина на землю, Чжоу Цзышу снял маску и принялся поправлять одежду. Краем глаза он заметил, что мальчишка смотрит на него блестящим глазами, словно домашний питомец, ожидающий похвалы. Руки Чжоу Цзышу замерли. Его прошлые методы воспитания заключались в том, чтобы всегда наказывать шиди за промахи — иначе он не усвоит урок, и никогда не хвалить за успехи — иначе он возгордится. Но когда Чжоу Цзышу увидел наивное лицо Чжан Чэнлина, его сердце немного смягчилось. После минутного размышления шифу наконец-то придумал утешение:

— Твой цингун небезнадёжен.

Но как только Чжан Чэнлин просиял от радости, его учитель насупился и строго прикрикнул:

— Нечем тут кичиться! Тебе недостаёт мужества. Чуть что, сразу начинаешь плакать и вопить. Позор!

Не успев толком расцвести, Чжан Чэнлин мгновенно увял. Но тут тёплая рука легла ему на затылок, и Вэнь Кэсин ласково подсказал:

— Не слушай его! Дело в том, что настоящая кожа твоего шифу тоньше бумаги. Когда он снимает маску, становится жутко застенчивым, и…

Прежде чем Вэнь Кэсин успел договорить, Чжоу Цзышу обернулся и с притворной улыбкой вкрадчиво спросил:

— Лао Вэнь, ты что-то сказал?

Вэнь Кэсин отозвался абсолютно другим тоном:

— Я как раз объяснял, что перед лицом опасности ты спокоен и неколебим как скала. Вот уж кого не назовёшь тонкокожим! Да что там, твою шкуру и колом не пробить, ты решительно не ведаешь, что такое стыд. Хоть в глаза плюй!

Неожиданно Чжоу Цзышу протянул руку и прижал ладонь к щеке Вэнь Кэсина. Тот замер, как громом поражённый, а Чжоу Цзышу молча приблизился почти вплотную, устремив на него пристальный немигающий взгляд. Чжан Чэнлин обалдело уставился на них, силясь понять, чем вообще занимаются старшие?

Так они стояли довольно долго. Наконец Чжоу Цзышу едва заметно улыбнулся и отпустил Вэнь Кэсина, легонько щёлкнув его по мочке уха.

— Ну вот, наконец-то ты покраснел! — усмехнулся Чжоу Цзышу.

Вэнь Кэсин растерянно дёрнулся вперёд, двинув левой рукой и ногой одновременно. Чжоу Цзышу было расхохотался от души, как вдруг внезапно смолк. Вэнь Кэсин и Чжан Чэнлин проследили за его взглядом и увидели человека в белых одеждах, который стоял неподалёку, бесстрастно наблюдая за ними.


Примечание к части

∾ «Встревоженным лебедем» — «быстра и стремительна, словно встревоженный лебедь» — образное описание грации движений.

∾ «Если кое-кто решит взять в жёны…» — «河东狮», или «Львица с северного берега реки» — взято из анекдота о знаменитом учёном Су Дунпо.

∾ Точка Даньчжун — 膻中, акупунктурная точка посередине груди на уровне четвертого межреберья.

∾ «Облёт девяти дворцов» — реально существующая техника. Для тренировки в квадрат 3 на 3 втыкается 9 шестов, которые нужно непрерывно обходить в определенном порядке, при этом нанося удары по шестам.

∾ Мемориальная арка — Гу Сян говорит, что собирается воздвигнуть пайфанг (牌坊, или мемориальную арку) для Мо Хуайкуна. Это звучит одновременно и хвастливо, так как мемориальные арки - дорогое удовольствие, и нелепо, так как пайфанги обычно не возводят в честь кого-то.

∾ «Исполинами синими горы…» — «Исполинами синими горы, изумрудными водами реки» — строки из поэмы Бо Цзюйи (772—846) «Вечная печаль» (пер. команды younettranslate). В контексте поэмы она означает печаль от разлуки, но Вэнь Кэсин, конечно, издевается. В обиходе фраза используется при прощании и дополняется словами «ещё свидимся».

Том 2. Глава 44. Шучжун


Заметив Е Байи, Вэнь Кэсин помрачнел. А увидев, насколько внимательно тот всматривается в лицо Чжоу Цзышу, насупился ещё сильнее. Чжоу Цзышу лишь слегка удивился и сложил руки в малом поклоне:[308]

— Старший Е.

Е Байи разглядывал его ещё какое-то время, прежде чем заговорил:

— Ты ли это? Наконец-то выглядишь приличным человеком! Зачем цеплять на себя ужасные маски и одежды? Старая мудрость гласит: «Гордись своим именем и стой на своём».[309] Внешность даруется небесами и родителями. Тебе знакома фраза: «Будь честен, как яркий день»?[310]

Чжоу Цзышу поднял голову к лазурному куполу, превозмогая желание расплющить Е Байи в лепёшку. Спустя несколько размеренных вдохов Чжоу Цзышу опустил взгляд, скромно улыбнулся и произнёс обычно неприсущим ему смиренным тоном:

— Старший вправе упрекать меня.

Е Байи принял его ответ с кивком, как само собой разумеющееся, и повелел:

— Следуйте за мной.

Вэнь Кэсин уже убедился, что бескомпромиссность старого монстра не поддаётся логическому объяснению, и холодно хмыкнул:

— Я что-то упустил? Мы теперь заодно?

Апатичное лицо Е Байи не выразило ни единой эмоции. Ни досады, ни веселья.

— Разве ты не хочешь понять, что произошло тридцать лет назад? — спросил он, немного помолчав. — Тебе не нужна правда о Жун Сюане, его жене Юэ Фэн и Кристальной броне?

Вэнь Кэсин было развернулся, чтобы уйти, но резко остановился. Так как он опустил голову, выражение лица тяжело было различить. Молчание затянулось, все застыли на месте. Наконец, Вэнь Кэсин медленно повернулся и скептически уточнил:

— Зачем мне… хотеть понять, что случилось с Жун Сюанем и его женой?

Е Байи тяжело вздохнул:

— Когда достигнешь моего возраста, убедишься, что разгадывать желания людей не так уж сложно.

Поучающее наставление Е Байи с высоты прожитых лет ещё больше рассердило Вэнь Кэсина. Чжоу Цзышу понимающе переглянулся с ним и спросил:

— Достопочтенный старший, вы узнали что-то важное?

Губы Е Байи скривились, хотя по его жёсткому лицу невозможно было отличить искреннюю улыбку от лицемерной гримасы.

— Откуда мне знать что-нибудь важное? Я всего лишь старый дурак, многие годы проживший в уединении! Сидя на горе Чанмин, ответов не найдёшь, — он развернулся к ним спиной и пошёл вперёд, — но я нашёл человека, который может поделиться правдой о тех событиях.

— Не отставай! — велел ученику Чжоу Цзышу и без промедления направился за Е Байи.

Вэнь Кэсин тоже был заинтригован:

— Что же это за человек, скажите на милость?

Не соизволив оглянуться, Е Байи сжато бросил в ответ:

— Лун Цюэ, хозяин поместья Марионеток.

— По слухам, поместье находится в Шучжуне[311] и надёжно сокрыто среди глухих гор, — обеспокоенно предупредил Чжоу Цзышу. — Его хозяин, Лун Цюэ, — мастер ловушек, владеющий техникой Цимэнь Дунцзя и искусством «исчезающей двери». Не исключено, что поместье перемещается. Я неоднократно посылал людей на его поиски. Каждый новый картограф исправлял расположение поместья и клялся, что карта точна. Но, отправившись туда, мои разведчики обнаруживали лишь голые камни.

— Это потому что ты бездарен, — ответил Е Байи. — Как говорится, «собачья пасть не исторгнет слоновую кость».[312]

Чжоу Цзышу закрыл глаза, сделал глубокий вдох, разжал кулаки, снова сжал и, не говоря ни слова, стал прожигать взглядом затылок Е Байи. Чем дольше он смотрел, тем сильнее чувствовал, что форма черепа старого монстра идеально подходит для избиения. Чжан Чэнлин осторожно потянул шифу за накидку и пару раз открыл-закрыл рот, не решаясь подать голос. Чжоу Цзышу сердито посмотрел на него, выдернул край одежды из сжатых пальцев и раздражённо отругал мальчишку:

— Тебе не два года! Есть что сказать — говори. Не веди себя, как застенчивая фиалка![313]

— Ши… Шифу, мы пойдём пешком до самого Шучжуна?

Чжоу Цзышу приподнял бровь, осознавая все преимущества долгого пути.

Так Чжан Чэнлин единственным вопросом, который не следовало задавать, навлёк на свою голову тысячу бед и страданий. Всю дорогу злой шифу мучил его множеством способов: сначала велел практиковаться в обращении течения ци, потом заставлял идти на руках и, наконец, стал придерживать Чжан Чэнлина за плечо, чтобы юный ученик напрягал последние силы для продвижения вперёд. Это было хуже смерти — всё равно что тащить за собой гору!

Вэнь Кэсин, как правило, задумчиво шёл в стороне, не вмешиваясь в учебный процесс. Его пристрастие к грецким орехам вызывало у Чжоу Цзышу тошноту. Не в силах выносить звук раскалываемой скорлупы, он старался сосредоточиться на Чжан Чэнлине. Во время одного из уроков, когда учитель и ученик были всецело заняты друг другом, Вэнь Кэсин предпринял редкую попытку разговорить их четвёртого спутника.

— Кем тебе приходился… Жун Сюань? — спросил он старого монстра. — Зачем копаться в истории тридцатилетней давности?

Е Байи коротко глянул на Вэнь Кэсина и пробурчал что-то себе под нос. Вэнь Кэсин уже решил, что не дождётся внятного ответа, когда услышал:

— Всюду суёшь свой нос, как старая сплетница! Не твоё дело.

Вэнь Кэсин с такой силой сжал пальцы, что ореховая скорлупа громко треснула, а осколки от приложенной энергии далеко разлетелись в разные стороны. Чжан Чэнлин немедленно отошёл подальше, боясь попасть под горячую руку и стать жертвой скрытого оружия. Вэнь Кэсин намеревался ещё помотать нервы старшему и набрал в грудь побольше воздуха, чтобы остроумно возразить, но тут его внимание привлёк яркий блик. Присмотревшись, он обнаружил в длинных волосах Е Байи серебристую прядь.

— Хм? Е, ты седеешь! — не поверил своим глазам Вэнь Кэсин.

Вспышка в спокойных глазах Е Байи была такой мимолётной, что могла показаться игрой воображения. Он неосознанно поднял руку, чтобы коснуться своих волос, но остановил движение на полпути и равнодушно ответил:

— Никогда не видел седины? Невежественный человек всё неизвестное находит странным.

Вэнь Кэсин подумал: «В самом деле, странно… Этот древний монстр только выглядит молодо. За годы, что он прожил, обычный человек мог уже прахом обратиться, а этому хоть бы что! Но тогда, что за нелепая белая прядь?».

В обсуждении этой темы была поставлена жирная точка — Е Байи умел держать людей на расстоянии. Всю дорогу из Дунтина в Шучжун он напоминал ходячего каменного истукана и оживлялся только во время еды. Любую пищу Е Байи сметал с неудержимым напором стихийного бедствия, способного перевернуть тысячное войско, словно бамбуковую циновку.

Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин скучали до смерти. От нечего делать они без конца шумно препирались и подначивали друг друга. Сперва Е Байи оставался бесстрастным слушателем, но вскоре нелепость их обоюдных насмешек переполнила чашу его терпения:

— Вы двое, поищите себе комнату наконец! Докажете свою лихость в постели, почему бы и нет? Стрекочете, как сверчки… У вас не встаёт или вы пара девушек, переодетых парнями? Зачем делать вид, будто вас что-то сдерживает? Это самые неуклюжие взаимные заигрывания, которым я когда-либо был свидетелем, а вы находите их забавными. Заткнитесь уже!

Чжан Чэнлин шёл на руках рядом, одновременно обращая поток своей ци. Это упражнение было тяжёлым само по себе, а шифу дополнительно усложнил задачу, заставив ученика перенаправлять энергию одновременно с ходьбой вверх ногами. Услышав раздражённую отповедь Е Байи, подросток сначала замер, а затем в его сознании что-то щёлкнуло. Лицо Чжан Чэнлина приобрело пунцовый цвет, поток ци прервался, и мальчишка с громким ойканьем хлопнулся на землю.

Если бы Е Байи не пообещал найти поместье Марионеток, Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин объединились бы, чтобы хорошенько поколотить старого монстра. Они даже обменялись для этого многозначительными взглядами, но Вэнь Кэсин отвлёкся, засмотревшись на лицо Чжоу Цзышу, пока тот с трудом сдерживал гнев. Поневоле залюбовавшись, Вэнь Кэсин неосознанно скользнул взглядом ниже, изучая сквозь одежду фигуру Чжоу Цзышу и представляя его тело. От воображаемой картины у Вэнь Кэсина пересохло во рту: «Старый монстр снова угадал».

Так Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин лишились последнего источника развлечений. После этого им ничего не оставалось, кроме как спонтанно объединиться и переключить внимание на пытки Чжан Чэнлина. Чжоу Цзышу говорил: «Сконцентрируй ци, влей её в нижний даньтянь, омывай потоком энергии меридианы, разверни направление в области головы и позволь течению свободно циркулировать», а Вэнь Кэсин по секрету советовал: «Тебе пока не под силу концентрировать ци! Она быстро рассеивается, потому что нестабильна. Разреши событиям идти своим чередом! Вместо концентрации ци сосредоточься на ощущении потока. Постепенно, шаг за шагом ты будешь развивать своё кунг-фу».

Оба звучали разумно, и Чжан Чэнлин не понимал, чьим наставлениям следовать. Озадаченный, в одну минуту он концентрировал ци, а следом позволял ей рассеяться; сначала наблюдал за её течением в естественном направлении, а затем разворачивал циркуляцию вспять. Ко всему прочему, особый метод тренировок Чжоу Цзышу никто не отменял — рука учителя, весь день лежавшая на плече Чжан Чэнлина, давила тяжестью в пару даней.[314] Парнишка не на шутку волновался: «Если шифу будет всё время прижимать меня к земле с такой силой, вдруг это остановит мой рост?». Сознание услужливо подбрасывало Чжан Чэнлину образ оскаленного Фэн Сяофэна, вызывая у мальчика приступ дрожи.

Чжоу Цзышу не подозревал о переживаниях ученика. Он был озабочен тем, что Чжан Чэнлин, несмотря на прилежание, совершенно не улавливал суть учения. Когда-то Чжоу Цзышу ворчал на Лян Цзюсяо, называя его тупицей, и еле сдерживал раздражение при разъяснении непонятных шиди вопросов. Оглядываясь в прошлое, по сравнению с новым учеником, Лян Цзюсяо был безусловным гением!

Чжан Чэнлину повезло: годы, проведённые при императорском дворе, укрепили терпение и выдержку его шифу. Иначе последнему было бы трудно обуздать желание прихлопнуть юного балбеса одним ударом ладони, чтобы избавить себя от страданий.

По правде говоря, с Чжан Чэнлином поступали несправедливо. Во-первых, Вэнь Кэсин и Чжоу Цзышу изначально следовали различным подходам к кунг-фу. Возможно, мальчик добился бы некоторого прогресса, если бы его тренировал кто-то один. Во-вторых, никто из пары наставников не знал методики обучения и не заботился о том, понятны ли объяснения. Один что-то говорил, другой непременно добавлял замечания, они часто не соглашались друг с другом и начинали спорить. Дошло до того, что старшие удалились выяснять на практике, чей метод правильнее. В итоге оба вернулись с раскрасневшимися лицами, а Е Байи снизошёл до комментария в духе: «сравнение техник — лишь предлог, чтобы улизнуть и заняться непристойностями», оставив непонимающего и в равной степени смущённого Чжан Чэнлина наедине с воображением.

По мере приближения к Шучжуну мальчик чувствовал, что не только не прогрессирует в освоении кунг-фу, а скорее, наоборот. Рука шифу на его плече с каждым днём становилась тяжелее, не давая вдохнуть полной грудью. Вообще-то, изучать и практиковать кунг-фу, следуя противоречивым наставлениям, было чрезвычайно опасным занятием. Если бы Чжоу Цзышу тайно не помогал Чжан Чэнлину регулировать течение энергии, тот давно подвергся бы искажению ци.

Несмотря на пешее путешествие, они довольно скоро достигли Шучжуна. К этому моменту Чжан Чэнлин был совершенно измотан, и каждый шаг давался ему с огромным трудом. Последний десяток ли[315] мальчик брёл, стиснув зубы, ощущая грохот пульса в висках и трепыхание выскакивающего из груди сердца. Наконец, его силы исчерпались полностью, и Чжан Чэнлин остановился, хватая ртом воздух. Суровый голос Чжоу Цзышу эхом отозвался в его ушах:

— Так быстро сдался? Шевели ногами!

Вэнь Кэсин, услышав эти безжалостные слова, приподнял брови и обернулся к Чжоу Цзышу, чтобы вмешаться:

— Погоди-ка, А-Сюй…

— Ты замолчи, — на жёстком лице Чжоу Цзышу не появилось ни капли сострадания, — а ты, малец, продолжай идти дальше, как я велел.

У Чжан Чэнлина закружилась голова и резко потемнело в глазах. Мальчик хотел заговорить, но не решился: вдруг ци вытекла бы из тела через открытый рот? Тогда тонкая и только на вид хрупкая рука Чжоу Цзышу вогнала бы ученика в землю.

Вокруг безграничными волнами поднимались и опускались гряды гор Шучжуна. Гора за горой, гора за горой. Чжан Чэнлина охватило отчаяние. Казалось, этому путешествию не будет конца! Дрожь в ногах усилилась, мальчик с огромным трудом поднял голову и увидел красивый профиль каменной бесчувственной статуи — шифу даже не смотрел в его сторону, продолжая наставлять:

— Дыхание непрерывное и нескончаемое, ци течёт по меридианам подобно реке, впадающей в океан. Форма внутренней ци гибкая и подвижная, как водяная змея. Нескончаемый, непрерывный свободный поток…

В голове мальчика эти слова внезапно сложились с впечатлением от горных цепей, повергших его в отчаяние — и Чжан Чэнлина озарило: бесформенное, но единое. Цельное, безграничное, нескончаемое!

Неожиданно его грудь наполнилась энергией. Из-за затуманенного зрения Чжан Чэнлин острее чувствовал изменения: ци присутствовала во всём его теле, просто он до сих пор не умел собирать её и задействовать. Теперь, вместе с пониманием сути, внутри пробудился невероятно мощный поток. Исходящая волна ци откинула руку Чжоу Цзышу с его плеча.

Изумление на лице шифу — вот последнее, что разглядел Чжан Чэнлин, прежде чем перестал видеть и рухнул на землю.


Примечание к части

∾ Малый поклон: левая ладонь обхватывает правый кулак.

∾ Гордись своим именем и стой на своём — идиома в значении, близком к «Я есть, кто я есть» (и не стыжусь этого)/ «Мне нечего скрывать».

∾ Будь честен, как яркий день — идиома в значении «открытый и честный».

∾ Шучжун — отсылка к царству Шу (Шу Хань) — одно из трёх царств Эпохи Троецарствия Китая, существовавшее в 221—263 гг. Располагалось на современной территории провинции Сычуань.

∾ Собачья пасть не исторгнет слоновую кость — дословный перевод идиомы в значении «грязный рот не может выражаться достойно», т.е. от вульгарного или злого человека нельзя ожидать, что он будет говорить прилично.

∾ «Не веди себя, как застенчивая фиалка!» — метафора, относящаяся к молодой стеснительной девушке.

∾ Пара даней — 100 кг.

∾ Десяток ли — 5 км.

Том 2. Глава 45. Ожидание


Пока Чжоу Цзышу в неверии разглядывал свою руку, только что лежавшую на плече Чжан Чэнлина, Е Байи обернулся и равнодушно прокомментировал:

— Славно. Вот ты и довёл его до смерти. Теперь доволен?

Вэнь Кэсин казался единственным человеком, сохранившим хоть каплю совести. Наклонившись, он приподнял Чжан Чэнлина, поместил ладонь между лопаток мальчика и начал аккуратно вливать ци. Через пару мгновений Вэнь Кэсин удивлённо воскликнул:

— С ума сойти! У этого ребёнка меридианы намного шире положенного. Неужели он в самом деле исключительно одарён?

— Так и есть, — подтвердил Чжоу Цзышу. — Я обнаружил это, когда помогал ему стабилизировать течение ци после нападения Цинь Суна Зачаровывающего.

Когда он забрал бледного Чжан Чэнлина из рук Вэнь Кэсина, между бровей мальчика всё ещё была заметна глубокая складка. Штаны Чжан Чэнлина едва достигали щиколоток: за последние полмесяца он снова прибавил в росте. Единственный сын героя Чжана не должен был оставаться к своим годам такой никчёмной посредственностью!

Когда Чжоу Цзышу, расправившись с Цинь Суном, помогал Чжан Чэнлину залечить внутренние травмы, он обнаружил у парнишки прочный фундамент внутреннего потенциала. Вот только Чжан Чэнлину не хватало сил привести в движение столь мощный поток ци. Это было всё равно что вручить двуручный меч ребёнку, который и курицу не в силах связать.[316]

Любопытство Е Байи тоже разгорелось. Протянув руку, он ощупал мальчика с головы до пят и удивлённо отметил:

— Хм, невероятно, что такой человек может существовать: непроходимый болван, феноменально одарённый от природы! Ирония небес? Благословение или проклятие? — повернувшись к Чжоу Цзышу, он прибавил:

— Меридианы твоего ученика широкие и чистые. Есть, с чем работать, но в плане восприимчивости он дурак дураком. Этому мальчишке будет труднее найти свой путь, чем кому бы то ни было… И да, можешь продолжать своё мучительство. В ближайшем будущем это его не убьёт.

К счастью Чжан Чэнлина, он был без сознания и ничего не слышал. Чтобы дать ему прийти в себя, остальные решили заночевать на ближайшем постоялом дворе и отправиться в горы, когда мальчик восстановит силы.

Как обычно, Чжоу Цзышу проснулся посреди ночи из-за гвоздей. Он свернулся клубочком и прижал руки к груди, но не пытался подавить боль медитацией, а просто лежал, устремив немигающий взгляд на освещённое лунным сиянием окно. Сосредоточившись на своём состоянии, Чжоу Цзышу отметил, что действие гвоздей изменилось. Раньше во время приступов ему казалось, что плоть и меридианы пронзают маленькие ножи. Сейчас острые проявления стали менее болезненными или Чжоу Цзышу просто привык к ним. Но присоединилось новое чувство — будто что-то давило ему на грудь, прерывая поток дыхания. Подобные ощущения стали возникать вскоре после выхода из Дунтина и с каждой ночью беспокоили всё сильнее.

Чжоу Цзышу знал, что это своего рода предзнаменование: из отпущенных ему трёх лет прошла почти половина. Когда-то срок в три года казался подарком небес, но теперь превратился в изощрённую пытку. Чжоу Цзышу не пугала смерть сама по себе — ему потребовалось приложить немалые усилия, чтобы дотянуть до своих почти тридцати лет. Все методы обучения, которые он применял к Чжан Чэнлину, Чжоу Цзышу испытал на себе в более юном возрасте и в более суровых формах. Никакого исключительного дара у Чжоу Цзышу не было, но он благополучно перенёс эту тиранию. И вообще натерпелся достаточно, чтобы никого и ничего не бояться. Если уж жизнь не могла напугать Чжоу Цзышу, с какой стати ему было бояться смерти?

Однако, вести счёт отведённым дням оказалось мучительно тяжело. Пройдя через многие невзгоды, Чжоу Цзышу сохранил сильную волю и ни разу не захотел умереть. А теперь, в эти беззаботные дни, наполненные весельем и духом свободы, он ждал неминуемой гибели. Разве это не смахивало на насмешку судьбы? Чжоу Цзышу подумал, что снова совершил какую-то глупость.

В этот момент в его дверь легонько постучали. Чжоу Цзышу на мгновение опешил — беспардонным Вэнь Кэсину и Е Байи не требовалось приглашение, чтобы войти. Он попытался встать с кровати, но свалился обратно от приступа тупой боли в груди. Бессознательно сжав рукой простыню, Чжоу Цзышу с трудом направил ци на преодоление удушья, сделал два глубоких вдоха и только потом с мрачным видом потащился открывать дверь.

Снаружи нерешительно топтался Чжан Чэнлин, его рука застыла в намерении постучать снова. Заметив, что учитель бледен, как мертвец, и на редкость угрюм, мальчик виновато опустил голову, будто совершил непростительный грех, и тихо, как мышонок, пискнул себе под нос:

— Шифу…

— Что ты здесь делаешь? — недовольно осведомился Чжоу Цзышу.

Уголки губ Чжан Чэнлина опустились. Мальчишка выглядел так, будто вот-вот расплачется.

— Шифу... я только что очнулся и не могу снова заснуть.

Чжоу Цзышу скрестил руки на груди, прислонился к дверному косяку и недобро усмехнулся:

— По-твоему… я должен спеть тебе колыбельную и уложить в кроватку?

Чжан Чэнлин опустил голову ещё ниже. Так низко, что Чжоу Цзышу начал опасаться, не переломится ли у мальчишки шея. Зимними ночами даже в Шучжуне было студёно. Из-за разыгравшихся гвоздей Чжоу Цзышу стал чувствительным к холоду, и его знобило на сквозняке. Схватив флягу и сделав большой глоток вина, он раздражённо поглядел на мальчишку:

— Если есть что сказать, не томи.

— Шифу, я снова видел во сне отца и тех людей, — прошептал Чжан Чэнлин. — Это было так давно, почему я всё ещё не забыл? Я совсем ни на что не годен, да?

Чжоу Цзышу замер. Чжан Чэнлин решил, что учитель не намерен с ним больше возиться и украдкой поднял глаза. Мальчик сожалел, что вообще пришёл сюда, не подумав. Но Чжоу Цзышу отступил на шаг и слегка кивнул, приглашая его войти. Чувствуя себя прощённым за великий проступок, Чжан Чэнлин радостно поспешил внутрь.

Чжоу Цзышу зажёг лампу. Поскольку в комнате не было воды, он наполовину заполнил чашу вином и протянул её Чжан Чэнлину. Не сообразив, что напиток может быть крепким, мальчишка выпил всё залпом и ощутил, как от самого горла до желудка прокатился огонь. Чжан Чэнлин покраснел и задохнулся, не в силах вымолвить ни слова. От его глупого вида суровое лицо шифу дрогнуло. Не удержавшись, Чжоу Цзышу отвернулся, чтобы просмеяться. Чжан Чэнлин ещё ни разу не видел, чтобы «строгому учителю» было с ним весело. Теперь мальчик уставился на шифу с таким восторгом, что забыл выдохнуть.

Загрузка...