Цветы всегда молчат

Глава 4. Пухом ангельских крыл…

Лондон, Хэмпстед, 1878 год

Через полтора часа Джози Торндайк спустилась в холл. На ней было элегантное кремовое платье, оттененное нежно-розовым кружевом, изящная шляпка с розанами и перьями и светлые перчатки. В руках она сжимала изящный ридикюль, расшитый драгоценным бисером. Турнюр и шлейф делали ее похожей на паву, сложившую свой роскошный хвост. Она остановилась на нижних ступеньках лестницы, опираясь на перила и чуть изогнувшись в талии.

Ричард замер, в который уж раз завороженный утонченной красотой и грациозностью своей жены. Несколько секунд он любовался ею, затем подошел, обнял за талию и приник к ее губам. Как всегда, он целовал ее властно и дерзко, исследуя языком каждый уголок ее рта. Джози прикрыла глаза, и густые тени от длинных ресниц заплясали на ее щечках. Она положила ладошки на плечи Ричарду и переживала о том, чтобы в своем порыве он не измял платье и не испортил прическу.

Наконец он оторвался от сладостного плена ее губ, и Джози встретилась с его сияющим взглядом: сейчас, когда она стояла на ступеньках, их лица были на одном уровне. Очки в тонкой серебряной оправе придавали его взгляду невинность, а ресницы добавляли лучистости. И Джози, к своему удивлению, почувствовала легкое головокружение, утопая в невозможной синеве этих глаз. Она даже покачнулась, и ему пришлось подхватить ее.

– Однажды, – прошептал он ей на ушко, бережно, как фарфоровую статуэтку, опуская на пол, – я окончательно сойду с ума от вашей красоты… И что вы тогда будете делать со мной?

– Хм… – она демонстративно задумалась, приложив пальчик к губам, – скорее всего… тотчас же сдам в Бедлам. И попрошу, чтобы вас посадили на цепь как особо опасного.

Радость тут же сползла с его лица.

– Порой я нешуточно боюсь вас, любовь моя, – проговорил он, поспешно опуская глаза, чтобы она не уловила мелькнувшей в них муки.

Она фыркнула, как рассерженный котенок:

– Могли бы и похвалить меня! Ведь я ответила вам в вашей любимой манере, когда не поймешь – смеетесь вы или всерьез!

– Вот уж воистину убийственный сарказм! – с этими словами он взял ее за руку и повел к двери.

На улице люди оглядывались им вслед и перешептывались. Виданное ли дело – прилюдно держаться за руки! Джози злилась: вечно он позорит ее! Почему нельзя вести себя как все! Неужели он не понимает?! Сказано, не светский и не джентльмен!

Хорошо хоть, лавка, куда он ее вел, оказалась лишь в паре кварталов от их дома. Она располагалась в цокольном этаже одного из особняков Хэмпстеда и почти не бросалась в глаза из-за плюща, что живописно раскинулся по стене.

– Прошу вас, миледи, – Ричард открыл дверь и пропустил Джози вперед, слегка поклонившись.

После яркого света дня полумрак лавки заставил Джози потереть глаза. Оглушенная тишиной, она почувствовала, как муж аккуратно притворил за собой дверь, потом, подойдя сзади, обвил рукой ее тонкий стан.

К ним навстречу тотчас же выскочил владелец лавки, представившийся Гастоном Ленуа. Месье Ленуа был мал ростом и худ, как жердь, а оставшиеся волосы смешно топорщились вокруг яйцеподобной лысины.

– О, богиня удачи сегодня благоволит ко мне, раз в мою скромную обитель залетела столько редкая пташка, – проговорил он, расшаркиваясь. Джози протянула ему свою изящную ладошку, и француз, склонившись, дерзко поцеловал ее чуть выше линии перчатки. Джози вспыхнула, Ричард недобро прищурился. – Мадам, прошу простить меня, но ваша красота напрочь лишает мужчин здравого смысла, ваш супруг не даст соврать.

– Прекрати паясничать, Ленуа, – холодно произнес Торндайк, с явной неохотой отпуская жену. – Мы к тебе по делу.

– Ну так что же вы стоите в дверях! Проходите, я всегда рад таким гостям! – Ленуа поклонился, приглашая их внутрь.

Джози никогда не посещала подобные лавки, поэтому сейчас рассматривала предметы с детской восторженностью.

– На прошлой неделе ты говорил мне, что тебе привезли пишущую машинку. Ты еще хвалился, что это уникальный экземпляр, сделанный под заказ?

– Верно, дивная вещица. Настоящее произведение искусства, если таковым может быть механизм, – в Ленуа проснулся торговец. – Ты наконец-то решил обзавестись? А то писать монографии от руки не комильфо.

– Я покупаю машинку для миссис Торндайк, она хочет начать карьеру писательницы, – слегка перегибаясь через витрину, громким шепотом произнес Ричард.

Джози слушала его вполуха, поглощенная созерцанием всевозможных вещиц. Назначения некоторых из них она и представить себе не могла.

Любопытствовать приобретаемым предметом она не стала, полностью доверившись в этом плане Ричарду. К собственному изумлению, вниманием ее завладели стеллажи с книгами, занимавшие добрую часть лавки. Она обошла один из них и вытащила с полки книгу.

В это время дверной колокольчик известил о том, что явились новые покупатели. И тут Джози оценила выгоду своего положения: сквозь полки ей отлично был виден весь торговый зал, в то время как она, благодаря своей миниатюрности, оставалась совершенно невидимой.

Вошли две дамы. Судя по глухим темным платьям, унылым пучкам и постным физиономиям, они, определила Джози, принадлежали к презираемому ею разряду старых дев и наверняка зарабатывали себе на жизнь, вбивая грамоту в головы каких-нибудь богатеньких недорослей.

Джози быстро потеряла интерес к вошедшим, куда больше ее занимала книга, которую она держала в руках. Надпись на обложке была на каком-то неизвестном языке, зато, судя по боковому обрезу, в книге имелись картинки. Джози быстро открыла одну из них и густо залилась краской – иллюстрация поражала фривольностью: обнаженные женщина и мужчина сливались в любовном экстазе. Партнер схватил свою любовницу за локти и брал сзади. Женщина прогнулась в спине. Мужчина выставил одну ногу вперед, прижав бедро женщины, и наверняка погружался в нее до предела, судя по тому, что рот партнерши был раскрыт в безмолвном крике. У Джози перехватило дыхание, щеки ее запылали, а одежда вдруг стала тесной. Она прекрасно понимала, что благовоспитанная леди должна лишиться чувств при виде столь откровенной сцены. Следовало немедленно захлопнуть книгу и убрать ее подальше, но Джози не могла оторвать взгляда от этой картинки, страстно желая оказаться на месте женщины. Так же прогнуться и почувствовать глубоко внутри себя внушительный член мужа… Через просвет в полках она бросила взгляд на Ричарда. Он стоял, свободно опершись о выступ витрины, и о чем-то беседовал с Ленуа.

И тут только она услышала приглушенный разговор – беседовали те самые дамы, что давеча зашли в лавку…

– Фанни, душа моя, – говорила та, что постарше, той, что помоложе, хотя, на взгляд Джози, обе они были стары и невзрачны, – ты заметила, какой импозантный джентльмен общается с месье Ленуа?

– О да, – протянула Фанни, закатывая глаза и делаясь еще отвратительнее. – И рост! И стать! И даже очки!

– В нем есть некая скрытая сила…

– Да, и будоражащий призыв…

Джози в ярости с шумом захлопнула книгу, заставив дам вздрогнуть, поставила ее на место и, важно прошествовав через зал, взяла Ричарда под руку. Затем обернулась туда, где в изумлении застыли ее нечаянные соперницы, и победно улыбнулась.

– Что-то случилось, ангел мой? – поинтересовался немного обеспокоенный таким поведением жены Ричард.

– Я соскучилась, – тут же состроила недовольную рожицу Джози.

– Сейчас уже идем домой, – сказал он, расплачиваясь и подхватывая саквояж с пишущей машинкой.

Уже у порога он неожиданно остановился, заметив на одной из полок ворох старых атласов.

– Это продается? – полюбопытствовал он.

– Что ты! – замахал руками Ленуа. – Это старые пиратские карты. Я их давно купил у какого-то чудака за пенни. Сущая ветошь!

– Так я могу их забрать?

– Ну разумеется! – обрадовался торговец.

Ричард быстро пробежал взглядом по параллелям и меридианам. Чему-то улыбнулся. Свернул карты в тугой рулон и засунул за ремни саквояжа. И лишь после этого вежливо раскланялся, приподняв светлый цилиндр, и, взяв свое приобретение в одну руку, а другой сжав ладошку Джози, вышел с ней на улицу.

Был приятный сентябрьский день, светило солнце и дул свежий, но еще по-летнему теплый ветерок, но Джози поежилась. Все недавно увиденное и случившееся, заставило ее тело гореть. Близость мужа и этот невинный, но очень интимный жест, когда одна рука покоится в другой, несказанно волновали ее.

Они отошли от лавки Ленуа лишь на несколько ярдов, когда Ричард остановился и, поставив свои покупки наземь, наклонился к жене.

– Джози, вы сейчас так волнующе очаровательны и излучаете такую страсть, что у меня едва хватает самоконтроля, дабы не сотворить с вами нечто возмутительное прямо на улице… Так что же все-таки стряслось?

От его бархатного голоса по ее телу пробежала дрожь. Она чуть было не воскликнула: «О, мой господин! Возьмите меня! Делайте со мной все, что вы пожелаете!» – но ей удалось перевести дыхание и удержаться от падения в бездну.

Не поцеловать ее сейчас казалось ему преступлением. Кровь стучала в висках. Она хотела его, он видел это: откровенное желание стояло сейчас в ее глазах, губки соблазнительно приоткрылись. Ричарду пришлось сжать кулаки и стиснуть зубы, потому что от такой иронии судьбы хотелось выть. Как бы он был счастлив, случись это дома. Лишь мысль о том, что всякий неблаговидный, необдуманный поступок сейчас может рикошетом ударить по репутации любимой, отрезвила его.

– Джози, ангел мой, – сдавленно проговорил он, – идемте…

Она кивнула и сама взяла его за руку. Ричард нежно улыбнулся ей.

– Итак, – начал он игриво, – что же столь сильно распалило вас?

Она слегка надулась, злясь, что он стал свидетелем ее постыдной слабости. А он нагло, самодовольно ухмылялся, явно ликуя.

– Там, в лавке… две леди… Они пялились на вас… – выговорила наконец Джози.

Ричард улыбнулся еще шире. В синих глазах заплясали бесенята.

– Да вы ревнуете!

– Не дождетесь!

– Вот как? Но если леди интересуются мной, может, для меня еще не все потеряно?

– Фр-р… Вы по-прежнему остаетесь занудой, очкариком и заикой…

– Значит, без шансов?

– А вы надеялись?

– О, что вы! И думать не смел.

– Неужели вы правда не заметили тех леди? – Джози подняла личико, чтобы поймать его взгляд, который сиял и лучился преисполненный обожания.

– Джози, с того дня, как два года назад я увидел вас в кабинете вашего батюшки, все другие женщины для меня перестали существовать… – его голос слегка дрожал от переизбытка чувств.

Она хмыкнула:

– Вот уж не могла представить такую несерьезность в голове у такого книжного червя, как вы.

– И что же, по-вашему, должно быть у меня в голове?

Она выпалила тут же, должно быть, рисуя давно продуманную картину:

– Много-много крохотных Ричардов. Все заучки и в очках. Сидят там и читают, читают, читают…

– Ангел мой, – восторженно проговорил он, обнимая ее за талию и привлекая к себе, – это же новое слово в анатомии человека! Вас будут цитировать поколения!

Дальше они шли, обнявшись и совершенно игнорируя косые взгляды прохожих. Обоим было весело как никогда.

Дома их ожидал сюрприз в лице миссис Ребекки Крейн. Молодая женщина, давняя подруга Джози, была явно очень взволнована.

Раскланявшись с дамами, Ричард ушел в кабинет, а Джози увела Ребекку в малую гостиную, где обычно накрывали чай. Это была уютная комната, обитая голубым шелком с нежными розанами, обставленная легкой, светлого дерева мебелью. В нишах стояли цветы в белых с голубым вазах. А на окнах красовались бархатные гардины, отороченные золотой бахромой.

Здесь, сняв шляпку, стянув перчатки и отшвырнув их на этажерку, Джози принялась радостно расцеловывать подругу.

– Бекки, Бекки, как же я рада тебя видеть! Я здесь просто погибаю от тоски! Кто бы знал, что замужество такое скучное предприятие!

Ребекка устроилась рядом с ней на диванчике, взяла давнюю приятельницу за руки и, закатив глаза, произнесла самым интригующим тоном, на который была способна:

– Тогда мне есть чем развеселить тебя! Ты помнишь Латою Грэнвилл?

Прелестное личико Джози исказило мстительное выражение.

– Еще бы! Она все время пыталась оспорить у меня титул первой красавицы, как такое можно забыть!

– Так вот, – Ребекка перешла на совсем уж шпионский шепот, – недавно она громко оскандалилась! Только представь: не будучи замужем, она провела ночь с мужчиной! И с кем! С самим Джоэлом Макалистером! Теперь ее и ее матушку не пустят ни в один приличный дом!

– О! – расстроенно протянула Джози. – Но почему, почему меня не было, когда герцогиня Норфолк захлопывала дверь перед ее блондинистым носом?! – на личике миссис Торндайк отразилась крайняя степень отчаяния.

– Неужто тебе ее совсем не жаль? – с притворной участливостью поинтересовалась Ребекка.

– Вот еще! – взвилась Джози. – Она как-то даже увела у меня одного из моих кавалеров. То ли виконта Денвери, то ли графа Драммонда, уже и не помню. Но зла на нее до сих пор!

– Сказать по-честному, так у нее никогда не было шансов против тебя, – елейным тоном заметила Ребекка, которая крайне гордилась тем, что дружна с особой, у прелестных ножек которой лежала половина лондонского света.

– Ах, ну конечно, где ей было тягаться со мной! – решительно произнесла та. – Не стану спорить, природа одарила ее несколько щедрее меня, – Джози покосилась на свою грудь, не большую и не маленькую, а ровно такую, чтобы она уютно помещалась в ладони Ричарда, – и да, она – блондинка. Но зато – а это мне известно от Клодин, а той – от самой горничной Грэнвиллов, а уж та точно врать не станет – волосы у нее – едва чуть ниже плеч, в то время как мои всегда ниспадали до бедер, а сейчас – и того длиннее! И еще – я всегда собирала сливки, а ей доставалась пахта!

В конце этой страстной тирады, когда Джози только набрала воздуху для дальнейших возмущений, вошел Ричард с чайным подносом в руках.

– Простите меня, прекрасные леди, что прерываю ваш столь бурный и весьма душеполезный разговор, – сплетни он не выносил органически, – но я осмелился взять на себя труд принести вам чаю.

И со сноровкой заправской горничной он начал сервировать стол. Джози такое поведение мужа нисколечко не удивило, а вот Ребекка была явно заинтригована, о чем и сказала прямо.

– Безусловно, – охотно согласился он, бросив чуть насмешливый взгляд на жену, – подавать чай – обязанность хозяйки, но, видите ли, дорогая миссис Крейн, Джози полагает, что чай уже изначально находится в чашке. Этакий концепт. И пока лучшие умы человечества бьются над разгадкой этого парадокса, чай в этом доме разливаю я.

Сказав это, он передал чашечку – один палец от края, три ложечки сахара и сливки – своей супруге, коснувшись при этом ее руки. Другую чашку поставил перед Ребеккой, раскланялся, поцеловал Джози в шейку, чуть более страстно, чем следовало в присутствии посторонней, и удалился.

Ребекка проморгалась.

– Что это сейчас было? И что он сейчас сказал?

– Ах, не спрашивай!

– Послушай, я все хотела узнать, как тебя угораздило выйти за него замуж? Его же не было в твоей свите?

– Да, получилось все так спонтанно и нелепо. Это случилось в твой последний сезон, ты как раз вышла замуж, поэтому немного выпала из событий… Так вот, тогда целых пятеро джентльменов добивались моей руки, и заметь – все аристократы! А я уже склонялась к тому, чтобы сбежать с Альбертом Эршо, как тут батюшка позвал меня и сказал, что у него серьезный разговор ко мне. Ты же знаешь, родители обожали меня – я ведь последняя и самая желанная дочь! Меня баловали, холили и лелеяли. Отец никогда не давил на меня, и тут вдруг – разговор! В кабинете! Я тогда очень испугалась, что открылся наш с Альбертом план, и готовилась, честно сказать, к отменной трепке. Но вместо этого отец расцеловал меня, сделал мне комплимент и сказал, что сегодня некий молодой человек просил моей руки. Я захлопала в ладоши и стала перечислять ухажеров, но батюшка все качал головой, еще больше раззадоривая меня. «Так кто же он?!» – вскричала я тогда, а отец мне сказал, что я вряд ли помню его, хотя он и приходил несколько раз в наш дом. Представь мое разочарование!

– Ну почему же?! Я бы на твоем месте радовалась: тайный поклонник настолько влюблен, что просит руки у отца, который души не чает в своем дитяти!

Ребекка отправила в рот несколько цукатов и запила чаем.

– Вот, я тоже потом так решила. Поэтому батюшка уговорил меня выслушать его и не отказывать сразу. И я согласилась. Меня снедало любопытство. Я немедленно написала Альберту, что разлюбила его и передумала с ним бежать, конечно, я разбила ему сердце, но в то время я была настолько заинтригована, что думать ни о чем не могла, кроме того претендента на мою руку. И вот день настал! Сколько я представляла это себе! Каким его рисовала! И тут… входит некто… настолько нелепый, что я даже не поняла сначала, кто он. Единственное, что я отметила, это незнакомец был довольно высокий, а ты же знаешь, у меня слабость к высоким. А в остальном это было что-то несуразное – очки, руки дрожат, заикается… Я не сразу разобрала, что он говорит, а когда все-таки вникла, чуть не заревела от досады. Должно быть, он заметил, что у меня в глазах блестят слезы, потому что упал на колени и стал умолять не прогонять его тотчас же и еще что-то, что я не разобрала из-за совсем уж ужасного заикания. В общем, он был настолько жалок, что я согласилась стать его невестой, только бы прекратить этот спектакль. Тогда он схватил мою руку – только вообрази себе такую дерзость! – и стал осыпать поцелуями, а потом и вовсе перевернул и начал целовать запястье. Меня просто ошеломила его бестактность, я отняла руку, сказала, что хотела бы кольцо с бриллиантом в качестве доказательства любви, и ушла поскорее, чтобы не видеть его… Проплакала всю ночь, а наутро стала наводить справки. И тут на меня свалилось новое открытие – оказывается, он сирота без роду-племени, которого из милости приютил некий влиятельный господин… За мной бегали маркизы и графы, а тут – никто!

– Я поражена! Как твой отец – лорд Эддингтон, состоящий в родстве с королевской семьей, – мог отдать тебя за безродного?! – глаза Ребекки стали совсем круглыми.

– Вот! Я тоже задала батюшке такой вопрос! Мезальянс! Я уже слышала, что обо мне говорят в обществе! Но батюшка сказал, что этот человек сумеет позаботиться обо мне, мол, сейчас он довольно обеспеченный, имеет особняк в Хэмпстеде, что он молодой ученый, подающий большие надежды! И, мол, я еще юна и не вижу своего счастья. А потом – он, этот жених, опозорил меня!

– О, какие ужасные вещи ты говоришь! – вскричала Ребекка, пододвигаясь ближе.

– Еще ужаснее было это пережить. Я была на пикнике и даже вовлечена во флирт, и тут заявляется он, прямо перед всеми становится на колени и протягивает мне коробочку с кольцом. Я даже потеряла дар речи от его бесцеремонности. Он надел мне на палец кольцо, снова поцеловал в запястье и, слава БОГУ, ушел. Правда, мне тоже пришлось позвать компаньонку, мисс Милд, и уехать, потому что все стали отодвигаться от меня и шушукаться. Ах, это было невыносимо. Зато даже не пришлось оглашать помолвку – она и без того огласилась, и весьма широко. Но судьба готовила мне еще более страшные испытания.

– О боже! – Ребекка порывисто сжала руку Джози.

– Да, после того случая он исчез. Потом я узнала, что он уехал в какую-то экспедицию. Он писал мне, конечно же, неприлично часто, но я была обижена и сжигала все его письма. Его не было долго, целый год, и постепенно все улеглось, я снова стала блистать в свете. Мне исполнилось девятнадцать, и я была на пике. Правда, все это было ненастоящее. Ведь все знали, что я помолвлена. Некоторые злопыхатели называли меня соломенной невестой. Представь, ни тебе ухаживаний со стороны жениха, ни нормального флирта! Вот тогда-то мои кавалеры и стали убегать к этой Грэнвилл! А потом он свалился мне на голову прямо во время бала по случаю дня рождения моей кузины Лойс. Ага, небритый, в пыли и каких-то жутких тряпках, с кучей непонятных и ненужных мне сувениров. Тогда я впервые расплакалась перед ним и сказала: «До каких пор вы будете меня унижать?» Он, кажется, даже не понял, о чем речь, хотя извинился, и с тех пор стал предупреждать о визитах и всегда выглядел безупречно. Он стал чаще бывать у нас. И родители, уж не знаю почему, были им очарованы. Мама даже называла меня счастливицей. Только вот я себя совсем не чувствовала счастливой. Когда нас оставляли наедине, чтобы мы познакомились поближе, я совсем терялась. Я не знала, о чем с ним говорить. Меня бесили его очки и то, что он заикается. Я все время вопрошала Бога: за что? Назначили день свадьбы, я так готовилась и ждала, ведь это был последний мой шанс показаться во всей красе…

– Ну разумеется, ведь это случается один раз в жизни! Свадьба – главное для девушки! – авторитетно заявила Ребекка.

– Вот именно! И он испортил мне его! Такой день!

– Не может быть!

– Уж поверь!

– Но разве твоя свадьба не была верхом роскоши и изящества? О, не скромничай! Я помню, как все говорили, что твое платье было самым красивым за последние пятьдесят лет, а ты походила на фею!

– Ах, Бекки, будь со мной рядом другой мужчина – может быть, я бы и не говорила так. Но случилось то, что случилось. Сразу, как только отец провел меня по проходу в церкви и вложил мою руку в его, Ричард переплел наши пальцы, и мы простояли так до конца церемонии. А потом, когда священник сказал, что можно поцеловать невесту, Ричард поднял мою вуаль и поцеловал меня, но вовсе не так, как следует целовать невесту. Он целовал меня, будто я уже взрослая женщина, а между тем это был мой первый в жизни поцелуй.

– Не может быть! Ты же была так популярна! С самого первого своего сезона! Неужели ты не целовалась ни с кем?

– Нет! Мне нравилось, чтобы мужчины ползали за мной, умоляли одарить взглядом. Максимум – разрешалось целовать ручку. Ну, или во время танца шептать мне на ушко глупости. Свой поцелуй я хотела отдать тому, кого полюблю всей душой. И тут его срывает почти незнакомец, неприятный мне, и делает это бесцеремонно и грубо. Я разрыдалась прямо там, так он подхватил меня на руки и пронес до самого экипажа. И мама с папой все это видели и почему-то ничего не сказали ему. В экипаже он пытался меня утешить, но я не хотела с ним говорить. О, я была так несчастна!

– Бедняжка! Мыслимо ли так страдать?

– Это только начало. Крепись, моя дорогая Ребекка, ибо нынче тебе предстоит узнать, как обманчив бывает фасад! – торжественно провозгласила Джози. – Я поведаю тебе, как умерла прекрасная Джозефин Эддингтон, королева трех лондонских сезонов!

– О господи! – Ребекка не на шутку испугалась слов подруги.

– Слушай! – лихорадочно блестя глазами, сказала Джози. – Когда начался прием, он немного притих, и я уже стала надеяться, что мои слезы подействовали на него. Но оказалось, все напрасно. Он мне прямо сказал, что я не должна танцевать ни с кем, кроме него. Я заявила: вот еще! А он сказал, что запрещает, потому что теперь я его жена. Правда, слабым утешением мне стало то, что сам он танцевал умопомрачительно. А главное, когда он меня обнимал, то в его объятии соединялись сила и нежность. Это было неподражаемо и страшно бесило. Но все вокруг поздравляли меня, говорили, как я хороша, и я утешилась. А потом матушка увела меня в пустую комнату и рассказала мне, что должно произойти со мной ночью. Она сказала мне тогда, что будет больно, но надо будет немного потерпеть, и потом будет хорошо. И что, мол, Ричард так любит меня и не допустит, чтобы я страдала! Потом она ушла, а за мной пришли служанки и проводили в комнату. Это оказалась спальня. Они хотели меня раздеть, но я накричала на них, и они ушли. Я плакала. Мне было страшно, я не хотела, чтобы он меня касался, а особенно так, как рассказывала мама. Но он пришел. У него снова дрожали руки и голос. Он хотел меня поцеловать, но я влепила ему пощечину и сорвалась. Уж тут-то я высказала ему все: как он мне противен, что я согласилась стать его женой из жалости, и прочее. Наверное, я говорила ужасные вещи, но тогда я думала лишь о том, как сделать ему побольнее. И уж не знаю, возможно, перешла какой-то предел, и тут… О, Бекки, мне до сих пор страшно об этом вспоминать. Он словно озверел. Разрезал мое драгоценное платье ножом для бумаги, что лежал на туалетном столике… Буквально содрал с меня остатки одежды… Оторвал шнурок от колокольчика для вызова слуг… и… – она задохнулась и закрыла лицо руками, ее трясло, но глаза оставались сухими, лишь болезненно поблескивали между тонкими пальцами.

Ребекка замерла, потрясенная услышанным.

Джози вздохнула, собралась с силами и продолжила:

– Он привязал меня к кровати и… вытворял со мной такие вещи, от одного знания которых приличная леди должна сгореть со стыда. Ни мои крики, ни мои слезы на него не действовали… Более того, распаляли еще больше… Но самое ужасное не это! В какой-то момент мне начало доставлять удовольствие то, что он делает со мной. Это было очень яркое, какое-то извращенное удовольствие, но мне хотелось, чтобы оно не кончалось… Это было гадко, отвратительно и невыносимо сладко. Словно он сломал что-то во мне, и проснулось другое – нехорошее, стыдное…

Джози замолчала, переводя дыхание. Ребекка не знала, что ей делать: то ли обнять подругу, то ли расплакаться. Все, что она могла, лишь сжимать ее тоненькие пальчики.

– Прости, что рассказываю тебе это. Я так долго носила все в себе. Целых полгода! Я не могла рассказать никому – ни матери, ни сестрам, ни тем более любимому отцу! Они все уважают Ричарда! Да что там, они даже порой завидуют мне – мол, он с тебя пылинки сдувает! Но они просто не знают, какой он плохой! Какой темный! – она снова остановилась, замолчала, потом, сжав руку подруги, закончила: – Я проснулась утром, только шевельнулась, а на меня как полетят лепестки роз. И падают, и падают… Белые, красные, розовые… А я села, обхватила колени и плачу, потому что чувствую себя – уж извини за грубость! – последней шлюхой… И знаешь, с тех пор я не могу по-другому, я хочу этой боли! И чтобы меня связывали! И я сама провоцирую его на то, чтобы он был груб со мной! Ночами мне нравится быть продажной девкой, с которой можно творить все, что угодно. Я ненавижу себя за это, но еще сильнее я ненавижу его, что он сделал меня такой!

Часы в большой гостиной пробили десять, и Джози вздрогнула, словно очнувшись от кошмарного сна. Женщины поняли, что пора прощаться. Джози проводила подругу до двери и там порывисто обняла:

– Спасибо, что выслушала.

– Не за что!

Джози не жалела: она знала Ребекку с детства и до сих пор дорогая и старшая подруга ни разу не выдала ни одной ее тайны.

Распрощавшись с миссис Крейн, Джози поднялась в спальню: она у них с Ричардом была общая, а не у каждого своя, как полагалось. Там она позвонила в колокольчик и вызвала горничную, та помогла госпоже раздеться, и Джози с наслаждением погрузилась в теплую, пахнущую розами и лавандой воду. Она откинулась и прикрыла глаза. Руки заскользили по телу, касаясь сокровенных уголков. Вскоре она почувствовала другие касания – нежные и чувственные. Она повернулась, обняла Ричарда и стала страстно целовать его. Ее руки постепенно скользнули вниз по его груди и начали развязывать пояс его халата. Он ласково поймал ее ладони и отстранил. Выловил ее из воды, шепча что-то про прекрасную русалку, завернул в пушистое полотенце и понес на кровать. Бережно, словно хрустальную, опустил на шелк простыней и стал покрывать ее тело нежными, словно порхание мотылька, поцелуями.

Джози опомнилась не сразу, разнеженная утонченными ласками. Но потом остановила его. И глядя снизу в глаза, выражения которых ей было не прочесть из-за свечных бликов на его очках, сказала:

– Ричард, что вы делаете?

– Вообще-то я планирую заняться с вами любовью.

– И вы не станете меня привязывать? Не будете делать мне больно?

– Нет, сегодня – только нежность.

– Ах, Ричард, так нельзя. Вы – реальность, не смейте становиться мечтой.

Он отстранился, сел и горестно рассмеялся…