Третий месяц весны 575 года эры Храмма̀ра
Зеленоватая трещина оконного стекла рассекала хвостатую фигуру надвое, искажая лицо и всё тело по самому центру и оставляя чётко видимыми только руки и сочно-фиолетовый хвост. Образ словно выплыл из сновидения в розовом облаке то ли тумана, то ли одежд, волочащихся по земле. Белобрысую голову увенчивало нечто красно-розовое и растерзанное, больше похожее на пятно, нанесённое на полотно несколькими небрежными шлепками кисти.
Смутная тревога перед искажённым ликом незнакомца заставила хранительницу отступить в сторону, чтобы рассмотреть гостя получше. Но вид справа закрывала широкая перекладина рамы, а слева – стена.
– Смотри, Дей. Вон тот мой дядя, а рядом с ним моя тётя.
Тонкий пальчик уткнулся в потрескавшееся стекло чуть ниже ветки сливы, пышно покрытой белыми цветами и мелкими, едва заметными зелёными листиками. В сезон дождей дерево почти полностью сбросило листву и месяц стояло голое, набираясь сил перед цветением. А сегодня, после сильного ночного урагана, расцвело, и теперь по коридорам дворца разливался дивный аромат. Собственно, трещина на стекле в виде молнии была памятью о ночной непогоде.
– Вон тот, с чёрным хвостом, – девичий голосок дрожал от волнения, – и вон та женщина с белыми волосами.
Наги прибыли едва ли не позже всех. Ходили слухи, что после сезона дождей, очень обильного в этом году, пограничная река княжества Шаашида̀ш, называющаяся в верхнем течении Маленькой Змейкой[1], а в нижнем – Большой Змейкой[2], вся превратилась в одну Широченную Змеищу. И добираться до Дарда̀на наагатѝнскому посольству пришлось вплавь. А кто-то даже утверждал, что наги сделали крюк через пустыню Ходячих Песков.
– Вон та? – охранница склонилась над плечом принцессы и воззрилась на фиолетовый хвост искажённого трещиной гостя.
– Нет-нет! Ты что? Тётя не нагиня. Вон та, которую дядя хвостом обвивает.
Охранница перевела взгляд на высокого чернохвостого змея, обнимающего прелестную беловолосую женщину, но через секунду вновь вернулась к разглядыванию фиолетового хвоста. Яркое розовое одеяние невольно притягивало взор.
– А это кто?
Принцесса пожала плечиками и заинтересованно прижалась личиком к стеклу.
– Её я не знаю, – и наивно предположила: – Может, их дочь? Это женщина вообще?
Фиолетовый хвост двинулся вперёд вслед за другими нагами, выползая из-за трещины, но в этот момент на ветку сел воробей и его округлое тельце закрыло голову гостя.
– Не вижу, – принцесса попрыгала, пытаясь высмотреть послов, и недовольно постучала пальчиком по стеклу. – Кыш!
Птаха невозмутимо взъерошила перья.
– Ну ты… – договорить Дерри не успела.
Раздался громогласный звериный рык, и перепуганный воробей улепетнул прочь. Ветка качнулась от толчка, хлестнула стекло, и оно с торжествующим «бзинь» осыпалось внутрь. Хранительница едва успела оттащить принцессу назад.
– Ого, – поражённо выдохнула Дерри, из-за плеча Дейны смотря через ощеренную осколками раму на огромную чёрную кошку.
К её мощному боку прижимался облачённый во всё розовое наг с ярким фиолетовым хвостом. Не успела Дейна как следует рассмотреть его, как сверху от рамы отвалился ещё один осколок, и в его блестящей поверхности мелькнула увенчанная красно-оранжевым венком белобрысая голова и кривоватая, но всё же радостная улыбка.
Нагам была оказана неслыханная честь: их вышел встречать сам император, его императорское величество Раашѝр Митрѐск. Впрочем, такая честь змеелюдам выпадала всегда, когда приезжал наагаса̀х[3] Шашеоло̀шу с супругой Лаодо̀нией, которую в бытность её давриданской принцессой называли Прекрасной. Она вышла замуж за сына наагатинского повелителя около двухсот пятидесяти лет назад, её брат, его величество Ашшида̀ш, уже давно почил на смертном одре, но все императоры после него продолжали звать наагасахѝа Лаодонию сестрой, а та отвечала им искренней сестринской привязанностью.
Гости уже ждали на широком дворе, обнесённом высокой каменной стеной. Два с половиной десятка крепких нагов на колесницах, большая часть с фиолетовыми хвостами (взглянув на них, император неприязненно поморщился), два паланкина и восемь троллей, которые их несли. И кошка. Большая, с лошадь размером, антрацитово-чёрная зверюга выскочила из паланкина с тёмно-зелёными гобеленовыми занавесями и с полузадушенным возмущённым мявом понеслась через двор в сторону парковых ворот, провожаемая недобрыми взглядами троллей.
– Прошу прощения, – извинился выползший из паланкина наг.
С тихим шипением размяв белоснежный хвост, мужчина с вежливой поспешностью пополз навстречу императору и склонил голову в поклоне.
– Рад видеть вас в этом посольстве, наагарѝш[4] Делилонѝс, – его величество проводил взглядом завывающего зверя и вновь с подозрением посмотрел на фиолетовые хвосты охраны. – Вашего зверя укачало?
Из парка донёсся негодующий рык уже невидимой кошки, и наагариш поморщился.
– Пришлось придержать её, пока мы ехали через город, – признался он. – Она не злая, людей не трогает. Но такая любопытная, что уж лучше бы злой была!
Советники, вышедшие вместе с императором, смотрели на наагариша с нескрываемой радостью. Единственный советник наагашѐйда[5] Дейширолѐша отличался рассудительностью и был готов всегда прийти на помощь и удержать своего вспыльчивого повелителя от скорых решений, чем и заслужил особую любовь давриданских придворных. Особенно мужчин, которые имели глупость засмотреться на повелительницу нагов.
Художник Ксения Никитина
К глубокому разочарованию Дерри «тётушка» так устала, что не захотела попробовать птичьи гнёздышки и попросила позволить ей отдохнуть. Любопытство снедало девушку, она о многом хотела расспросить бывшую давриданскую принцессу. Так интересно поговорить с женщиной, которая прожила, о боги, двести семьдесят пять лет! И прожила их в браке с хвостатым мужчиной. Ну, большую часть из них.
– Не очень понимаю, почему должна называть её тётей, но папа настаивает, чтобы я обращалась к ней только так, – Дерри болтала не останавливаясь, зная, что хранительница всегда за её спиной. – Госпожа Лаодония была сестрой императора Ашшидаша. Ну того, который незаконнорожденный… от нага-охранника. Его-то боги миловали, не унаследовал отцовской крови. А госпожа Лаодония родилась уже в законном браке от герцога Рица̀ка, но её всегда величали принцессой. Император очень любил её и не хотел отдавать за господина Шаша. Но он такой красивый! – девушка восхищённо закатила глаза и, не сбиваясь с шага, закружилась.
Хранительница замедлилась, бдительно следя, чтобы подопечная не споткнулась.
– Если бы не хвост… Да и с хвостом он такой… Дей, ну неужели он тебе не понравился? О, а если у него и сын такой же красивый? Я бы пошла за него замуж. Родство дальнее и…
Девушка осеклась, немного отпрянула назад, услышав торопливые шаги, и приняла чинный вид. Дверь на лестницу распахнулась, и перед принцессой явился пышный букет водяных лилий на длинных тонких ногах, облачённых в мокрые сапоги и штаны.
– Ваше высочество, – букет бухнулся на колени и немного опустился вниз, открывая вытянутое одухотворённое лицо, обрамлённое завитыми золотистыми локонами, – пожалуйста, примите эти цветы как дань моего восхищения.
Слова звучали тихо, но высокопарность заставила принцессу скривиться. А при виде цветов – и задохнуться от возмущения.
– Мои лилии! – горестно завопила Дерри, схватившись за голову. – Виконт, почему из-за вашего восхищения страдает мой же пруд? Они же только распустились…
Чуть не плача, девушка вырвала цветы. От длинных стеблей-пуповин по светлому платью тут же расползлись мокрые пятна.
– Моя госпожа… – восхищение слетело с лица обожателя, и виконт обескураженно посмотрел куда-то за спину принцессы. И глаза его разгневанно вспыхнули пониманием.
Дерри обернулась, но лицо хранительницы уже обрело прежнюю суровость.
– Простите, я виноват… – искренняя растерянность и откровенно жалкий вид – с мужчины уже натекла лужа воды – разжалобили её высочество, и она всё же смилостивилась и сдержала ругательства.
– Боги, виконт, если вы ещё раз захотите сделать мне приятно, то не рвите цветы! Особенно в императорском парке. Мой бедный прудик… – Дерри поцеловала нежные лепестки. – Какое варварство…
– Моя госпожа, накажите меня любым угодным способом, – мужчина вскинул на неё пламенеющий взор. – Всё что угодно, лишь бы вернуть улыбку на ваше лицо! Хотите, я покину дворец, чтобы не печалить вас?
Охранница за спиной принцессы согласно покачала головой, но у госпожи были свои планы на незадачливого ухажёра.
– Да-да-да, вы можете искупить вину, – обрадованно пропела Дерри и перевела сияющий взор на хранительницу. – Скоро бал, а я никак не могу найти…
Она ещё не договорила, как лицо виконта просияло немым обожанием.
– …партнёра для Дей.
Виконт отшатнулся и уставился на невозмутимую хранительницу.
– Нынешним мужчинам не достаёт смелости, чтобы встать рядом с такой сильной женщиной, как Дей, – принцесса скосила хитрые глазки на охранницу. – Не то что героям из легенд, которые в одиночку шли на драконов.
Судя по лицу виконта, он тоже был не против станцевать с драконом.
– Госпожа, вы разбиваете мне сердце… – попробовал было он, но принцесса сердито топнула ногой и отвернулась.
– Тёмные, какие все нежные! Ну вот и идите с глаз моих долой!
Виконт за её спиной сердито сверкнул глазами на хранительницу, но та лишь высокомерно приподняла левую бровь.
Хранительница принцессы, госпожа Дѐйна Аррекс, дочь графа Риа̀на Аррекса, была весьма и весьма хороша собой. Высокая, выше своей госпожи на целую голову, фигуристая, с решительно развёрнутыми плечами, точёной талией… М-м-м… От высокой крепкой груди решительно сложно было оторвать взгляд, а длинные ноги и упругие ягодицы потом долго являлись в неприличных снах. Роскошное чувственное тело… увенчанное холодной головой.
Лицом императорская хранительница тоже была очень привлекательна. Правильные черты, высокие скулы, широкий лоб, прямой точёный нос, крутые дуги бровей и бледно-розовые губы с капризно опущенными уголками… Такая женщина с лёгкостью представлялась в роскошном придворном платье, с высокомерием взирающая на докучливых поклонников. Но… Уже глаза вселяли в грудь холодок.
Волосы хранительница стригла коротко: пряди едва закрывали уши и чёрные кудри падали на лоб. Тёмные озёра глаз под их тенью казались припорошенными серой пылью. Холодные и бездонные колодцы. Женщина слегка склонила голову набок, солнечный луч осветил её лицо, и стало заметно, что глаза не чёрные или серые, а тёмно-синие со стальным оттенком.
– Я провожу вас, господин, – тяжело обронила женщина и шагнула к виконту.
– Поганец, – тихо-тихо ворчал Ссадаши, рыская из-под капюшона глазами.
– Прям песня, – довольно рокотал Вааш: в кои-то веки не Ссадаши насолил кому-то, а ему самому малость подсолили жизнь. Нет, всё же мудр повелитель… порой. – Дай мальчишке волю. Он и так нервный сюда ехал. Если ты ещё свету не дашь, так совсем по чешуйкам разлетится[1]. Будут потом его любить при дворе так же, как тебя.
– Как меня не получится, – хрипло рассмеялся Ссадаши, но выискивать Шаша и Лаодонию не прекратил.
Обманув охрану усталым видом и томными взглядами в сторону жены – ой, не спать ему хотелось! – наагасах Шашеолошу к вечеру сбежал из дворца вместе с Лаодонией. Прогуляться. Главе Затуманенных[2] не составило особого труда выйти незамеченным и вынести с собой драгоценную супругу. Об их исчезновении никто бы и не догадался, если бы заподозривший неладное Ссадаши – нюх у него на это – бесстыдно не вломился в покои наагасаха.
– И чего они здесь каждый раз смотреть ходят? – ворчал Ссадаши.
– Человеческие города быстро меняются, а Лаодония всё же здесь выросла. Соскучилась наверняка, – Вааш лучился благодушием.
Пару часов назад прилетел пернатый посланник и принёс ему письмо из дома, и подобревший наг смягчился и беспрестанно вытаскивал из кармана помятый лист бумаги, чтобы полюбоваться на рисунок дочери. На взгляд самого Вааша мама у девочки получилась очень узнаваемая, Ссадаши же видел в твари с треугольным лицом крылатую чудь с Вархава̀рских гор. Но обычно язвительный наагалей благоразумно молчал: он хотел найти Шаша, а не искупаться в городском рве.
– Да ты не переживай, самое страшное, что здесь может случиться, – это ты, – Вааш хохотнул и похлопал друга по спине.
Тот зашипел и закашлял.
– Видел, как лица советников императора перекосились? Только этот… граф Ос… Осм…
– Мо̀сце.
– Ага, Мосце. Тока он лишь брови приподнял, мол, это опять вы, молодой господин.
– Он при дворе уже тридцать девять лет, – фыркнул Ссадаши, – и застал целых два моих визита.
– Пожил мужик! Зато как порадовались, что Шаш приехал…
И зря порадовались. Ссадаши желчно хмыкнул. Сочувствовать императорскому двору он не собирался.
В обычное время главы земель Давриданской империи собирались не больше, чем раз в пять лет. Нет, бывало и чаще, когда это требовалось. Пятьдесят лет назад собирались каждые два года из-за обострившихся отношений между туманниками и варлийскими оборотнями.
Исторически состав Давридании сложился очень разношёрстный по расам, нациям и религиям. Так-то народы уже привыкли уживаться рядом друг с другом, но между некоторыми расами продолжали существовать неразрешимые вопросы и претензии, чаще всего территориальные. Порой уже и никто не помнил, кому именно принадлежали те или иные земли, но вражда впитывалась с молоком. Варлийцы никак не могли поделить с туманниками болота, у песчаных волков и нагов из княжества Шаашида̀ш случались стычки на границе – иногда очень кровопролитные, – а на ушлых песча̀ников жаловались все соседи, кроме нагов. Очень уж вороватый и наглый народец! Несколько лет назад попытались стребовать с наагашейда выкуп за никому неизвестную ранее воровку, которую внук повелителя привёз с собой из пустыни Ходячих Песков. С Нарѝшем, правда, этот фокус не прошёл – он вёл дела с песчаниками давно и по наглости и ушлости им не уступал. Затребовал компенсацию за то, что девчонка пыталась обчистить его комнату, несмотря на обещанную защиту от хозяев. В итоге сошлись, что сама воровка и будет компенсацией и никто никому ничего не должен.
Удивительно даже, что при такой разношёрстности Давриданская империя продолжала существовать уже почти пять тысяч лет. Многочисленные территории решили когда-то объединиться под натиском сильных врагов. На востоке мелкие государства страдали от частных набегов кочевников, на западе набирали силу Харшнѐе, Зака̀рия и государство людей Норда̀с. На севере скалила клыки могучая Салѐя и беспокоили твари с Рирѐйских гор. На юге были те же кочевники и вампиры, в войнах с которыми страдали песчаные волки и лекарѐлы. Наги вошли в состав Давридании в числе последних, каких-то полторы тысячи лет назад. Новоявленная империя в первые годы так и норовила развалиться, и ей не хватало единого главы. Но никто из долгоживущих рас не хотел терпеть над собой представителя другой такой же долгоживущей расы. В конце концов тогдашний князь лекарелов предложил избрать в императоры человека. Предложение было воспринято как шутка, но тем не менее род Митреск избрали головой новоявленной империи.
Мало кто полагал, что затея увенчается успехом, но человеческий род неожиданно прижился на троне. Главам долгоживущих рас было проще терпеть над собой человека, которого они считали слабее себя, и, соответственно, он в их понимании главой был лишь условно. Они не считали его угрозой собственной власти. Кроме того, люди-императоры быстро сменяли друг друга и таить злобу на императора не получалось: старость убивала раньше, чем вызревал основательный план мести. Бывало, что какие-то расы пытались завладеть троном, но главы других территорий осаживали их.
Прошли тысячелетия, Давридания давно превратилась в могущественное и сильное государство, которого боялись соседи, а союз земель и человек-император стали чем-то привычным. Разные народы привыкли жить рядом друг с другом, и те же жуликоватые песчаники воспринимались неизбежным и даже забавным злом: выпивать с ними всё-таки весело.
Наагалей Ссадаши дрожал от ужаса и захлёбывался словами, в десятый раз пересказывая услышанное и увиденное. Император, слышавший последние три версии, обратил внимание, что рассказ значительно оброс деталями. И холодно прищурился.
Перепуганный растрёпанный наагалей в двуногом облике сидел посреди гостиной выделенных ему покоев и жалобно звенящим голоском вещал главе имперской стражи о своих злоключениях. Даже просить не пришлось: наг сам охотно всё рассказал, похныкал, рассказал ещё раз и перешёл на жалобы на городскую стражу.
– …я за помощью к ним, а они на меня копья!
Император вздрогнул, представив, что случилось бы, если бы с головы этого странного типа срезали хоть волос. При императорском дворе наагалей Ссадаши был больше известен как Уста наагашейдисы – ближайший слуга повелительницы нагов, понимающий её по одному движению ресниц. Никто толком не знал, какое на самом деле он занимал положение рядом с наагашейдисой, но поговаривали, что он не просто слуга. Он друг госпожи Тейсдарила̀сы. Наагашейд придёт в бешенство, если любимая жена расстроится из-за гибели развлекающегося поганца.
К счастью, прежде чем стража успела избавиться от «коварного Духа», явилась личная охрана наагалея, и его сопроводили к начальнику городской стражи, а тот уже проводил гостя во дворец, где наагалей и рассказал о своих злоключениях. Поведал, что случайно подслушал разговор каких-то подозрительных мужчин. Те обсуждали некую тайну императора и готовились то ли что-то украсть, то ли кого-то убить. Расстроенный наг путался в показаниях и то говорил, что всё напрочь забыл, то вспоминал неожиданные подробности.
Император явился лично, как только ему донесли о произошедшем, и теперь немного жалел о поспешности.
– Ваше величество, – Дехрѐн, начальник императорской стражи, кряжистый мужчина из людей, могучий и отменно бородатый, виновато склонил голову, – мы разберёмся. Не волнуйтесь, никакие тайны не покинут…
– Какие тайны, Дехрен? – раздосадовался император. – Во дворце найдётся не менее полусотни тех, кто уверен, что знает какие-то мои тайны помимо того, что я люблю мятное мыло! Ты представляешь, – он за рукав дёрнул подчинённого к себе и рассерженно зашипел ему на ухо, – что могло случиться, пострадай этот чудик? За один его палец наги разнесут столицу, ты понимаешь?
Побелевший Дехрен теперь понимал и с беспокойством косился на всхлипывающего нага. Всхлипывал тот, правда, без слёз.
– Заговорщикам достаточно прибить его, чтобы избавиться от всей императорской семьи, – продолжал стращать Раашир, хотя наагашейд вряд ли в открытую пошёл бы на конфликт с остальными народами Давридании. Исподтишка отомстил бы. – Сейчас важнее всего обеспечить гостям безопасность. Заговоры против меня строят по десятку на год! Но если в этот раз кто-то помешает встрече глав или выкинет что-то на балу… – император многозначительно умолк.
– Мы найдём и уничтожим заговорщиков! И проследим, чтобы никто из гостей не пострадал.
– Передай это дело виконту Мо̀ззи, – Дехрен поморщился от озноба. – Пусть разбирается, это его работа. А твоя – безопасность во дворце. Не забывай это! Почему он шлялся в городе без присмотра?
Дехрен не осмелился сказать, что распоряжения всюду следовать за гостями не поступало.
– Отряди ему охрану. Если он действительно столкнулся с заговорщиками, а не выдумал их, то они могут попытаться до него добраться.
– Есть! – бодро рявкнул Дехрен и тут же смутился. – Только, ваше величество, тут про него по дворцу слухи ходят… Уж не знаю, откуда пошли, но мои парни как-то… тревожно им. Они простые вояки, суеверия там всякие… Глупости, конечно…
Раашир стиснул зубы, и начальник охраны, уловив перемену, умолк.
– Забудь. Я сам найду человека, который за ним присмотрит.
За окном над пышными кронами парка уже всплыл волчий месяц, тонкий, неровный, словно неведомый зверь обглодал его. Император задумчиво смотрел на ломкую линию светила, в очертаниях которого ему чудился нахальный лик наагалея Ссадаши. Вряд ли ему удалось обмануть хитрого нага тем показательно тихим разговором с Дехреном и убедить, что никакие тайны его, Раашира, не волнуют. Если удалось заронить хотя бы сомнение, уже хорошо.
Император не обманывался странным поведением Уст наагашейдисы, его всхлипами и показательно глупыми высказываниями. В конце концов, идиот не смог бы двадцать два года назад спланировать и организовать такое представление. Тут нужен ум более изощрённый, и Раашир был убеждён, что под маской женственного наагалея скрывается опасный хитрец, который, пользуясь благосклонностью и защитой повелительницы нагов, мог развлекаться, ведя свою игру. Что он в принципе знал о наагалее Ссадаши?
После постыдного случая двадцать два года назад Раашир озаботился тем, чтобы собрать на Уста наагашейдисы всё, что можно. Увы, наги предпочитали молчать и отделываться общеизвестными сведениями, но при этом смотрели так предвкушающе, словно сами уже нарвались на неприятности в лице наагалея и теперь ждали, когда кто-то другой тоже сядет в лужу. Императорские стражники и советники, заставшие прошлый визит нага, вели себя так же и рассказывали своим собратьям по ремеслу только то, что те и сами могли увидеть. И со злорадным предвкушением ждали развлечения от страданий молодых.
Раашир даже порасспрашивал других глав, у которых наагашейд бывал с визитами и брал с собой это бедствие, но те мало что прибавили к известному. Кроме затейливых ругательств.
Солнце едва встало над горизонтом и высветлило небо, но птицы уже вовсю заливались щебетом и купались в покрытой росой листве. Дейна замерла посреди мощёной тропы и глубоко вдохнула свежий прохладный утренний воздух. В горле приятно защекотало, словно девушка сделала глоток воды, и она вздохнула ещё раз, глубоко и с большим наслаждением, впитывая в себя рассветное спокойствие. Жизнь вокруг уже не спала, но пока и не суетилась.
Влажная прохлада, пахнущая землёй и зеленью, взбодрила хранительницу. Поспать той не удалось, и женщина чувствовала себя отяжелевшей от ночного бдения. Увы, Дерри паршиво восприняла приказ императора, но заливаться слезами обиды, как поступили бы многие другие благовоспитанные девицы, не захотела. Вместо этого принцесса с яростными криками всю ночь разносила спальню и потрошила хорошенькие шёлковые подушки. Когда Дейна уходила, перья покрывали пол свежевыпавшим снегом.
Присев на корточки, женщина ладонями провела по сырой траве, смыкая их чашей, и, поднеся к лицу, с удовольствием слизнула холодненькие капли росы. Когда она была маленькой, дядя говорил, что роса – это эликсир, который пробуждает мир ото сна. И если выпить её, то сон отступит. Дейна уже давно выросла из сказок, но отяжелевшему телу вдруг стало легче, взор прояснился, и женщина, поднявшись, решительно продолжила путь.
У дворцовых стен Дейна свернула к казарме стражи и, не постучавшись, распахнула дверь. Полуголые мужчины, недавно сменившиеся и готовящиеся ко сну, повернулись к ней и тут же заулыбались.
– Дейна, ты к нам? – стащивший рубаху верзила с бритым черепом с явным расположением «подмигнул» хранительнице грудной мышцей.
– Нет, – спокойно отозвалась та, без смущения осматриваясь. – Дядька Ѝзен где?
– Он только что ушёл на Косую башню, – недовольно отозвался уже успевший завалиться спать молодчик. – Его смена.
Хранительница кивнула и уже хотела уходить, но бритоголовый окликнул её:
– Уходишь? А мож, по чарочке с нами? В кости перекинемся…
Товарищи посмотрели на него почти с ненавистью. После ночного дежурства хотелось отоспаться, а не слушать, как кто-то глушит дрянное пойло. Да и в кости вдвоём играть нет никакого интереса, значит, им отдохнуть точно не дадут. Тем более играть с Дейной! Можно сразу ей деньги всучить и пойти дрыхнуть. Везло девке так, словно она каждую ночь с Духами за лапы здоровалась!
– Тебя господин Горх ищет, – тяжело обронила Дейна и вышла.
Бритый застыл, а затем затейливо выругался.
– А чё ты к ней лез? – тут же отозвался один из товарищей тоном «сам виноват».
– Правда ищет или брешет? – повернулся к нему бритый.
– А мне почём знать? Она ж врёт и правду бает с одной рожей.
– Видать, прознала, что ты пред Горхом вину имеешь.
– Чё ржёшь?! – окрысился бритый, с досадой оглаживая голову.
Соврала, не соврала? Тёмные поймут эту бабу!
– Слышали, на днях спровадила одного из этих финтифлюшников обдирать цветы с любимого прудика принцессы? – припомнил лежащий страж.
– Да я сам видел и слышал, как она с такой же вот рожей заверяла его, что принцесса-де уснуть не может, если рядом лилии эти не стоят, – бритый досадливо сплюнул. – Не пойду к Горху! Как есть соврала!
– Ага, Ва̀шка тож так думал, и Горх его потом едва ли не с потрохами сожрал.
Бритый опять засомневался. Судьба Вашки не прельщала. Взбелённый Горх сослал незадачливого подчинённого в городские стражники. Лучше бы уж сожрал!
– Вот же пакостная баба! – он всё же начал одеваться.
– Ну а чего ты к ней полез? – повторил вопрос товарищ. – Сам знаешь какова! Она Хвѐшку два дня назад с третьего этажа швырнула. Но он-то оборотень, на все четыре лапы приземлился и потрусил дальше, а ты костей после не соберёшь.
Бритый только фыркнул и громыхнул дверью, выходя.
Косая башня – одна стена у неё была выше другой, из-за чего она действительно выглядела кривой – возвышалась над западной стеной. Самая тонкая из башен, она предназначалась не для караула, а для сигнального колокола. Наверху всегда кто-то дежурил и в случае опасности – ну, там, пожар во дворце – трезвонил.
На верхней площадке под остроконечной крышей, поддерживаемой четырьмя столбами, лежала каменная плита серого цвета. С одной стороны она была выше, чем с другой, и по линии её поверхности можно было горизонт выверять. Выше, в трёх локтях над плитой, висел громадный чугунный колокол, украшенный затейливой вязью. Несмотря на то, что гигант казался недвижимым, в сильный ветер он раскачивался как маятник и вместе с ним дрожала вся башня. Из-за этого его даже лишили «голоса», чтобы попусту не беспокоил звоном, и часовые обычно сами подвешивали чугунную болванку язычка на крюк, если всё же требовалось всполошить дворец.
На плите, свернув ноги кренделем, сидел сухощавый мужчина с длинными редкими белёсыми волосами, собранными в куколь на затылке. Длинноватое лицо с острым подбородком выглядело усталым, но всё же казалось, что мужчина не старше самой Дейны.
– Доброе утро, дядя Изен.
Мужчина не спешил открывать глаза, но Дейна была уверена, что он уже давно заметил её. Наконец он приподнял веки, и вокруг глаз тут же расползлись лучи морщинок, а уголки губ залегли в складках.
За завтраком Ссадаши умудрился опрокинуть на себя тарелку с кашей, травяной отвар и какое-то очень липкое пирожное сомнительно-коричневого цвета. Прекрасный нежно-зелёный шёлк был изгажен. Новая охранница хотела прийти ему на помощь, но Ссадаши вцепился в Шширара и заявил, что ему нужно переодеться. И потащил охранника в собственную спальню. Дейна, конечно же, попыталась пройти следом, пришлось разыграть скромность и вытурить её в гостиную.
– Кто это? – едва разжимая губы, прошипел Ссадаши, надвигаясь на Шширара. Отступать тому особо было некуда, несмотря на впечатляющие размеры спальни: большую её часть занимала гигантская перина, чтобы наг мог вольготно расположиться на ней вместе с хвостом, вытянув его хоть вдоль, хоть поперёк.
Шширар заведовал личной охраной наагалея и обычно, прибывая на новое место, выяснял всё, что мог, о его обитателях. Хранительница принцессы Дерры его заинтересовала, но не так сильно, чтобы в первый же день отряжать нагов рыть на неё сведения.
– Человек, – вполголоса отозвался Шширар, не опасаясь, что девушка их услышит. – Дочь графа Аррекса. Про неё много при дворе говорят, главным образом, из-за того, что она молодчиков из аристократии с лестницы спускает и в окна выпихивает.
– А Аррексы разве выбились в графы не из-за богатства? – Ссадаши сморщил нос. Давриданские аристократические рода он знал не очень хорошо. – Они ж скотоводы, а не воины.
Шширар пожал плечами.
– У неё мать рано скончалась, отец якобы не знал, что с детьми делать, и позволил брату жены забрать их на воспитание. Что за брат, я ещё не знаю.
Но теперь узнает.
Наагалей раздражённо взмахнул хвостом.
– Не понимаю я этих людей! Что значит, не знает, что с детьми делать? Даже наагашейд разобрался в первые две недели после рождения первенца. А как она при принцессе оказалась? Благородные девушки в телохранителях… Что-то новенькое для императорского двора.
– Придворные говорят, что у неё плохие отношения с отцом. Пару лет назад без позволения батюшки выскочила замуж за какого-то голодранца, а затем очень быстро овдовела. Кто-то уверен, что отец руку приложил. Скандал страшный… Вы и сами знаете людские обычаи. На семье Аррекс пятно позора, троюродная сестра едва смогла замуж выйти. И то потому, что жених её сильно любил и на выходки родни не посмотрел. Как госпожа Дейна завела знакомство с принцессой и у неё в услужении оказалась… – Шширар замялся. – Ну, я не выяснял.
– Так выясни, – с нажимом прошипел Ссадаши.
Видеть господина в таком взвинченном состоянии было слегка непривычно. Обычно все вокруг нервничают, а господин наслаждается суматохой.
Наагалей раздражённо похлопал хвостом по полу, косясь на запертую дверь. Подсобил император с подарочком. Надо отдать должное, впечатлил. Но не он первый додумывался подсунуть ему соглядатая, а Ссадаши мало смущали чужие глаза. Правду, женщину ему в охранницы ещё не отряжали. Только песчаники как-то сделали милость и подослали двух премилых дев, но не в охрану, не в охрану…
– Как-то она непонятно ведёт себя…
Ссадаши напрягало, что он не мог понять истинное отношение хранительницы к нему.
Он обладал потрясающим чутьём, почти даром, из-за которого его, кстати, и называли Устами наагашейдисы. Наагалей отличался потрясающим пониманием, порой его обвиняли в чтении мыслей. Сам Ссадаши затруднялся объяснить, как ему удаётся угадывать чужие помыслы и, если честно, старался не задумываться.
Но Дейну не получалось раскусить с ходу, и из-за этого наагалей ощущал лёгкую тревогу. Подобную же тревогу он чувствовал когда-то давно, когда общался с членами семьи: родителей и братьев ему тоже долгое время не удавалось понять.
– Тебе не показалось, что я ей не понравился? – поинтересовался Ссадаши у Шширара.
– Нет, – помедлив, отозвался тот.
– Ну, может, уловил презрение, снисхождение, чувство превосходства?
– М-м-м… жалость?
Ссадаши задумчиво завертел кончиком хвоста.
А чего его жалеть? Богатый, с положением и высочайшей защитой, свободный от предрассудков. Император чего наплёл?
– Господин, у вас всё хорошо? – раздалось из-за двери.
– Да, – жеманно отозвался Ссадаши. Войти в роль сразу не удалось, и голос слегка дрогнул.
Видимо, это и насторожило хранительницу.
– Я вхожу.
Наги уставились друг на друга круглыми глазами, и в следующий миг Шширар рванул на господине пояс и одним рывком содрал с него испачканную одежду. Ссадаши хвостом подцепил чистое одеяние, перебросил его охраннику и резко развернулся, отводя руки за спину. Шширар встряхнул пойманную одежду и ловким движением натянул её сперва на вытянутые руки, а потом и плечи господина.
Когда дверь отворилась, Шширар неторопливо разглаживал ткань на плечах господина, а грязное платье почти опало на перину и словно бы шуршало под порывами залетающего в окно ветра.
Дейна внимательно осмотрела синюю одежду, надетую наизнанку – цветочная вышивка и с оборотной стороны смотрелась изумительно, – и осторожно предложила:
– Помочь?
Шширар досадливо скривил губы и неуступчиво прошипел:
– А император-то злопамятен, – сходу заявил Ссадаши, заползая в гостиную покоев наагасаха и наагасахиа. – Два десятка лет прошло, для человека почти вечность, а он всё ещё таит обиду.
– Что произошло? – мгновенно насторожился Шашеолошу, прижимая к себе напрягшуюся жену. Та с подозрением и недоверием смотрела на ворот одеяния наагалея, будто ожидая, что сейчас оттуда выползет очередная змея.
Ссадаши сам невольно напрягся. Змея у него действительно была. Прихватил с собой, думая выпустить в парке, да забыл. Хранительница одним щелчком кнута всю память отшибла.
Плюхнувшись на подушки рядом с Делилонисом, который полулежал-полусидел, опираясь спиной на дремлющую кошку, Ссадаши взволнованно зашевелил хвостом. Вааш отвлёкся от очередного письма из дома и уставился на фиолетовый кончик, как кот на бумажный бантик.
– Он мне телохранителя подсунул! Вааш, ты им ещё не рассказал?
– Оставил это удовольствие тебе, – осклабился друг.
Шашеолошу и Делилонис только-только вернулись с первого из череды собраний глав, и последние новости ещё не успели их порадовать.
– И кого он подсунул? – заинтересовался Дел. – Смазливого мальчика под стать твоим шуточкам?
– Было бы неплохо… – немного мечтательно и неуважительно – всё же Ссадаши его ещё ползать учил – протянул наагасах.
– Бабу, – не смог смолчать Вааш.
– Что? – Дел озадаченно вскинул брови и перевёл взгляд на Ссадаши, а потом опять на Вааша.
– Бабу, – повторил Вааш. – Сочную, красивую! Рядом с такой на мужиков будет сложновато засматриваться, а, Ссадаши?
– Он серьёзно? – не верил Дел. – Император отрядил к тебе в охранники женщину? Но он же должен знать, что наги… – наагариш не договорил и досадливо поморщился.
Лаодония хихикнула.
Делилонис хотел сказать, что император должен помнить об инстинктах нагов. Ни один змеехвостый мужчина не бросит в беде женщину или ребёнка. Сама кровь потребует, чтобы он их защитил, и сведёт с ума, если он не справится. Ни один наг не возьмёт в телохранители женщину. Это же вечное беспокойство за её жизнь и безопасность. Дел хотел сказать всё это, но сообразил, что император именно этого и добивался.
– Не думал, что его величество так жесток, – ошеломлённо хмыкнул Шаш. – Даже отец не посмел так издеваться.
– Ну император же не наг, – резонно заметил Вааш. – На кой ему этому поганцу сочувствовать? – он кивнул на вальяжно развалившегося Ссадаши. – На него взглянешь и засомневаешься, есть ли у него вообще хоть какие-то инстинкты.
Ссадаши раздражённо цыкнул. Увы, инстинкты у него имелись.
Осознав всю глубину подлости императора, наагалей даже растерялся, что с ним не происходило уже очень и очень давно. Ему – Ядовитому, Бесплотному, Неуязвимому Призраку княжества Шаашида̀ш – поставили в хранительницы женщину! Человеческую женщину! Из язвительных баек, что гуляли почти по всем наагатинским княжествам – кроме Квараза, где он бывал редко, – следовало, что Уста наагашейдисы невозможно ранить, ибо он дух. Навредить наагалею рода Фасаш мог только один наг во всём мире – он сам! И спасти его от него самого не могли самые опытные телохранители семьи.
А тут человеческая девочка. Сколько ей там? Двадцать шесть? Двадцать восемь? Может, хотя бы тридцать есть?
Отказаться от дара «заботливого» императора… Ну он уже его как бы принял, нехорошо возвращать. В других обстоятельствах Ссадаши порадовался бы куда больше. Всё же такое знатное развлечение: расстроить планы императора и заставить разгневанную хранительницу сбежать. Но сейчас наагалей жаждал более опасных развлечений и хрупкая женщина рядом была не нужна.
– А мне Дерри про неё рассказывала, – Лаодония радостно завертелась на хвосте мужа.
– Ты мне не говорила, – удивился Шаш.
– Да когда бы я успела? Тем более Дерри говорила, что это «какой-то наг». Я не сообразила, что она про дядю. Про него обычно говорят так, что сразу понятно, что про него.
– Да, Ссадаши, бабу на твои обычные развлечения не потаскаешь, – фальшиво посочувствовал Вааш. – Никакой радости, так и придётся вокруг неё хвост вить. Император пошёл даже дальше рода Фасаш!
– Ты серьёзно думаешь, что она его остановит? – лениво удивился наивности друга Делилонис, отмахиваясь от кошачьего хвоста.
– Нет, – ничуть не расстроился Вааш, – но ты бы видел его морду, когда она его заботливо под локоток выводила в парк. Глазища как тарелки, а рот распахнут так, что хоть птицам гнёзда вей!
Ссадаши раздражённо запустил в него подушкой, но друг с лёгкостью отбил её хвостом, и шёлковый снаряд, злорадно встопорщив кисти, рванул в обратную сторону. Ссадаши едва успел уклониться.
– Бассадешыс! – рявкнул не столь расторопный Делилонис, и возмущённо рыкнувшая кошка едва не куснула Ссадаши за хвост. – Шириша! Лежать!
– Да, лежи, Шириша, – Ссадаши нагло поддразнил всклоченную и сонную кошку кончиком хвоста, – а то моя хранительница с тебя шкуру спустит.
– Ссадаши! – Дел рыкнул не хуже зверя. – Шириша, гулять!
Кошка неохотно поднялась, шагнула к окну и выскользнула наружу одним слитным движением. Где-то внизу только кусты хрупнули, а затем раздался душераздирающий женский крик. Пересевший на подушку Дел мгновенно подорвался и бросился к окну.
– Обделённый богами… – ядовито шипел Ссадаши, недовольно взирая на парк через окно крытой галереи.
Шипел, впрочем, достаточно тихо, чтобы стоящие на удалении Дейна и Шширар не слышали.
День уже близился к закату, Шаш вместе с Лаодонией и Делом отправились на ужин к императору. Вааш отмахнулся, что он «не того положения, чтобы с величествами трапезничать». Да и нужно же кому-то из взрослых за «дитятком» присмотреть. «Дитятко» раздражённо вертело хвостом, но виляния с каждой минутой становились всё более и более задумчивыми.
– Да уж кого боги точно не обделили, – Ваашу приходилось говорить одними губами: у него даже шёпот рокотал. – Они, похоже, когда тебя создавали, спохватились, что переборщили, да поздно. Худосочностью наградили, но тем только подгадили остальным смертным.
– Нет, я что действительно себя как ребёнок веду?
– Ну… Если подумать, что ты действительно мозгами обделён, то можно и так тебя оправдать, – Вааш глумливо хмыкнул. – Мы-то тебя как облупленного знаем, а она-то впервые видит. Если во дворце ничего не поменялось, то старожилы будут молчать, чтобы развлечься за счёт молодёжи.
Ссадаши малость повеселел и позволил себе ехидную улыбку. Впрочем, странное умозаключение хранительницы не отравило ему настроение. Оно его обескуражило, привело в недоумение и да, возмущение. Всё же наг рассчитывал на совершенно иную реакцию.
Но удивление проходило и сменялось азартом. Такого ещё не было! Нет, сами планы нарушались часто. А вот предсказывать реакцию окружающих на ту или иную выходку Ссадаши удавалось с потрясающей точностью. Наверное, Вааш прав и боги при рождении отсыпали ему кучу даров и попытались уравновесить свою щедрость болезненным внешним видом.
– Ох, местные будут обескуражены, что у меня нянечка появилась, – Ссадаши всё больше и больше приходил в благожелательное настроение и вертел хвостом уже не раздражённо, а игриво, представляя, как Дейна будет гонять от него всех жаждущих мести.
Нет-нет, всё сложилось очень неплохо. Не так, как он предполагал. Лучше!
Ссадаши предвкущающе облизнулся, представив лицо хранительницы, когда та узнает, как сильно ошиблась. О, это прекрасное суровое лицо побелеет от ярости или покраснеет?
– Уже задумал, как будешь над девочкой издеваться? – Вааш посмотрел на друга с укором.
– Ты плоско мыслишь, – фыркнул Ссадаши. – Я подарю ей незабываемые воспоминания. Человеческая жизнь так коротка. Разве плохо, что я пытаюсь расцветить её?
Вааш угрюмо посмотрел на него. Ссадаши обожал развлекаться за чужой счёт, и да, его развлечения оставляли неизгладимые воспоминания. Вроде и судьбы не ломал своими шутками, но людям в конце жизни точно будет что вспомнить, если им довелось повстречать этого бледного поганца. Добросердечный Вааш порой пытался предупредить незнакомцев о дурной привычке своего в общем-то неплохого друга, но почему-то к предостережениям мало кто прислушивался.
– Вот раскрою тебя, шкуру, чтоб девочка знала, каков ты… – вяло пригрозил Вааш, но Ссадаши только хмыкнул.
Что бы ни говорил Вааш, как бы ни ругался и ни размахивал кулаками, но он всегда принимал его, Ссадаши, сторону.
Привалившись к могучему боку друга, Уста наагашейдисы вытащил из-за пазухи смятый лист и тонко пропел:
– Вааш, смотри, что я нарисовал!
– Вот это морда, – оценил друг портрет Орясия Трупожора. – А, я же уже видел эту рисовашку…
– Эта морда руководила собранием со стороны вольных, – тоном ниже ответил Ссадаши. – Награду за поимку получить не хочешь?
– Я тебе в три раза больше заплачу, только чтобы ты в неприятности не ввязывался. Сам по себе неприятность, не ищи компанию из таких же проблем.
– Вааш, ну я же всё равно пойду на охоту… – вкрадчиво протянул Ссадаши. – Если бы не девочка, я бы к тебе и не обратился.
– А чем она тебе мешает? – Вааш с любопытством скосил на него жёлтый глаз.
– Выбраться в город нужно, а как же я без разрешения взрослых пойду? – хитро прищурился друг. – Я могу, конечно, показать характер и оставить эту сочную малышку связанной в своей спальне, но неужели ты её не пожалеешь? Первый день службы – и такое потрясение… Пусть хоть пообвыкнет.
– Понятно. И там, и здесь развлечься хочешь, – недовольно поморщился Вааш.
Ссадаши пакостно улыбнулся. Будет жаль раскрывать хранительнице глаза так рано.
– А чего ночью не пошёл? Только не затирай мне, что с дороги устал.
– Меня всю ночь какая-то мозоль допрашивала[1], – скривился красноглазый наагалей. – Раз семьдесят спросил одно и то же, описал меня до последней чешуйки… надо потом у него отчёт стащить, интересно, сколько насчитал. А когда узнал, что я был в двуногом облике, заставил обернуться и снял мерки с каждой части тела! Ну… почти с каждой. Право, хуже Роаша!
– Эт чтоб потом с тебя такой же вот портрет сваять, – Вааш кивнул на Трупожора. – Назовут Ссадаши… м-м-м… Мужежор!
– Фи, как неизящно, – кокетливо сморщил носик Ссадаши. – Обычно мне придумывают более благозвучные имена.
– Тролли тебя Вхыбом Сухмедячим[2] зовут, – глумливо припомнил друг.
Ладушки змеехвостого господина не прельстили. Скуксившись и поскучнев, он подался к Дейне и, бухнувшись рядом с креслом на пол, полез к ней на колени. Умостив на них локти и подбородок, Ссадаши с укором уставился на хранительницу.
– Мне скучно.
– Поужинаете? – Дейна с аппетитом вгрызлась в куриную ляжку, пытаясь собственным энтузиазмом раззадорить голод наагалея.
– Не хочу! – красноглазая немочь всем телом прижалась к её ногам, а фиолетовый хвост начал завораживающе неспешно оборачиваться вокруг кресла.
– Вернёмся во дворец? – с готовностью предложила хранительница.
– Нет, я хочу спать здесь, – наг закрыл глаза, а затем и вовсе уткнулся лицом в колени женщины.
А вот кончик хвоста за креслом раздражённо постукивал по полу.
Ссадаши немного злился на себя.
Обманулся.
Дейна оказалась не суровой, а невозмутимой. Сидит спокойно, ест и нянькается с глупым господином. Причём сидит в борделе, за стеной раздаются страстные охи и ахи, а на постели в соблазнительной позе лежит одна из наездниц Инан и томно смотрит на неё. Кстати, почему она так смотрит? Не так часто Ссадаши доводилось встречать среди женщин аристократических родов такую невозмутимость перед лицом откровенного неприличия.
Появилось нехорошее ощущение, что дар понимания сломался. Ссадаши порой позволял себе упиваться своей проницательностью, особенно если имел дело с неприятными или высокомерными личностями. О, как приятно было смотреть на их злость, непонимание и откровенное отчаяние, когда до них доходило, что от всепроникающего взора Уст наагашейдисы не скрыться. Ссадаши никогда и не таился, что наслаждается изысканной игрой на чужих нервах.
Но когда музыкальным инструментом становился он сам, это уже было не столь увлекательно и приятно. Безнаказанно – ну, почти безнаказанно – он позволял издеваться над собой только близким.
А тут над ним даже не издеваются.
Просто не принимают всерьёз. Точнее, серьёзно думают, что он совсем дурак.
Но злость снедала его совсем немного. Так, лёгкая досада зудела над ухом.
Сильнее же плескался внутри интерес и вкрадчивыми шелестящими волнами нашёптывал: а не притворяется ли эта женщина? Если притворяется, то Ссадаши нашёл достойного соперника и боевой задор требовал схватки.
Если же не притворяется… Хвост дёрнулся так сильно, что кресло дрогнуло.
Нет, его дар точно сломался. И из-за того, что Ссадаши не знал, как хранительница отреагирует на правду, ему ещё сильнее хотелось увидеть её лицо в момент озарения. Не сейчас, конечно. Когда правда открывается в самом начале, то обман вызывает лишь досаду. А вот когда тебе вдоволь накрутили уши, то… появляются более острые чувства.
Дейна скосила глаза в сторону окна и слегка напряглась. Только что ей почудилось, что там мелькнула какая-то тень. Может, припозднившаяся птица? Женщина отогнала эту мысль и старательно подогрела подозрительность.
– Господин Шширар, мне показалось, что там кто-то есть.
Наг, всё это время стоявший у двери с каменным лицом, с готовностью отозвался:
– Подглядывать кто-то вздумал, но змеиный хвост увидал и перепугался.
– О да, – с наглой улыбкой подтвердила наездница, – мошна тоща, а за бесплатно только посмотреть исподтишка можно. Но вам, госпожа…
Дейна бросила на неё упреждающе грозный взгляд. Девица тоскливо вздохнула.
Говорили, что эта кучерявая красотка с пыльным взглядом иногда оборачивается мужиком. Высоким, красивым, наглым и очень умелым. Жуть как хотелось посмотреть, правда ли.
Внизу кто-то разразился бранью, раздался хруст ломаемого дерева, звон разбиваемой посуды и гневные женские визги: наездницы здесь были не из пугливых. Что-то загрохотало, покатилось, стена дрогнула так, словно в неё тараном долбанули.
Шширар напрягся и перекинулся с Дейной взглядами.
– Господин, – подхватив задремавшего Ссадаши под мышки, хранительница попыталась поднять его, но охнула и удивлённо захлопала глазами: никак не ожидала, что эта немочь окажется такой тяжёлой.
– Наагалей, – рявкнул Шширар, – уходим!
Ссадаши испуганно ахнул, позволил вздёрнуть себя на хвост и толкнуть к двери. И, пользуясь тем, что Дейна за его спиной, хищно осмотрелся.
В борделе нарастали шум и паника, но, что примечательно, женщины не пугались, а возмущались.
– Госпожа Инан!!! Они ломают нашу лестницу!
– Госпожа!
– Вы, остолопы! Вас наняли, чтобы вы статуи изображали? – ругались на вышибал внизу.
– А ну вышвырнуть их!!! – от разъярённого рыка, казалось, весь дом подпрыгнул, и Дейна поспешила выступить вперёд, прикрывая наагалея.
Несравненная госпожа Инан выходила к гостям редко, и многие мечтали взглянуть на неё хоть глазком. Но со взбешённой главной наездницей лучше не встречаться.
С первого этажа донёсся смачный хруст.
– Госпожа! – в ужасе завопила какая-то из девиц. – Не трогайте стойку!
Дейна грудью снесла с крылечка покачивающегося мужичка.
– О боги… – посетитель радостно бухнулся ей под ноги и горестно застонал уже под хвостом Ссадаши.
– Туда, – коротко бросила осмотревшаяся хранительница и потянула господина в проулок.
– Вон он! – заорали за их спинами.
Дейна резко оглянулась, но Ссадаши успел подбить хвостом цветочный горшок у крылечка. Пышный куст с негодующим шелестом врезался в грудь вольного, и обернувшаяся женщина увидела только летящий горшок с розами и торчащие из-под него ноги.
Раздались тихий треск и шуршание, и перед беглецами прямо с крыши спрыгнул высокий костлявый парнишка с длинными патлами, торчащими из-под криво повязанного платка. Не успел Ссадаши заподозрить в нём оборотня, как хранительница пнула противника в колено. Тот ловко отскочил, затем пригнулся к земле и ринулся к женщине. Та была не столь быстра, да и за её спиной дрожал драгоценный господин, отойти Дейна смогла только на пару шагов в сторону. Когтистая рука успела сгрести её за грудки, но притянуть не смогла. Хранительница изо всех сил упёрлась пятками в мостовую, ткань куртки натужно затрещала, и вниз полетели пуговицы. Пнув вольного в голень, Дейна выхватила кинжал и полоснула по удерживающей её руке, но вольный успел убрать ногу и перехватить хранительницу за запястье.
Тихое шипение сорвалось с губ женщины, запястье заныло и налилось болью. Казалось, ещё чуть-чуть, и кость сломается. Пальцы словно бы невольно разжались, и кинжал выпал. Дейна тут же перехватила его свободной рукой и пырнула вольного в живот. Парень извернулся всем корпусом, уходя от удара, но её не отпустил. Наоборот, вцепился ещё сильнее, так что куртка всё же порвалась.
И из прорехи с негодующим шипением высунулось нечто длинное, чёрное и блестящее.
– А-а-а-а-а! – с диким криком отшатнулся вольный, отпуская Дейну, и та тут же воспользовалась шансом.
Подскочила ближе и со всего маху ударила противника коленом в пах. Крик оборвался глухим стоном, и парень скрючился. Дейна, предпочитающая делать всё основательно, схватила его за волосы, заставила разогнуться и добавила коленом в солнечное сплетение, заставив противника задохнуться.
Отшвырнув оборотня от себя, женщина быстро осмотрелась. Второй вольный лежал на мостовой уже не в обнимку с горшком, а немного в стороне, словно бы он всё же встал, чуточку прошёл и опять упокоился на холодных камнях. Перепуганный господин, целый и невредимый, обеспокоенно шевелил пальчиками в воздухе и, кажется, готовился заплакать.
– За мной! – Дейна решительно схватила наагалея за руку и потащила дальше.
Вскоре они уже были далеко от улицы развлечений, и яркий свет публичных домов и питейных заведений больше не разгонял тьму подворотен. На широкую улицу – уже спящие торговые ряды – они вышли только один раз. Дейна предпочитала полутёмные улочки, в которых очень хорошо ориентировалась.
Ссадаши Дардан знал неплохо, но и не так хорошо, и ему довольно быстро надоело ползать по нечистой мостовой.
А ещё ему не терпелось вернуться и узнать, кого его ребята успели повязать. Хотелось бы надеяться, что рыба достаточно крупна, чтобы заплатить за погром в борделе.
– Дейна, я устал, – наг капризно подёргал хранительницу за руку. – Я хочу во дворец.
– Ползти во дворец сейчас опасно, – не оборачиваясь отозвалась Дейна. – Нас могут поджидать на обратной дороге. Я не справлюсь с большим числом противников.
– Тогда почему император приставил ко мне тебя? – наагалей обиженно надул губки.
– Именно поэтому и приставил, – загадочно отозвалась хранительница.
Император не обрадовался, когда Дерри заявила, что сама нашла себе телохранителя. Дейна обладала определёнными боевыми навыками, но в схватке с теми же оборотнями уступала в силе, ловкости и быстроте. Но она прекрасно осознавала свои слабости, не позволяла себе или своей госпоже лезть на рожон и не вмешивалась в работу личной охраны принцессы. Её задача – вывести госпожу из опасного места и укрыть. При необходимости – вступить в бой. В случае неизбежности – отдать жизнь. И император оценил её рассудительность.
– Переночуем в городе, – решила Дейна. – Днём идти во дворец не так опасно.
– Но в трактирах клопы… – попытался слабо воспротивиться Ссадаши.
Он украдкой осмотрелся и подметил моментально сгладившуюся неровность края крыши. Дейна тоже подозрительно туда посмотрела. Ссадаши поспешил дёрнуть её за руку, а то отходит ещё кнутом его же охранника.
– Мы не будем спать в трактире. Идёмте.
В паутине переулков они плутали ещё с четверть часа, прежде чем выйти в какой-то застроенный низкими деревянными домами район.
– Портовые склады, – пояснила Дейна.
Ссадаши недовольно сморщил нос. Запах рыбы и речной воды стоял крепкий, чуткий слух улавливал отдалённые всплески волн.
Дейна остановилась около одного из складских сарайчиков, стоящего в окружении разлапистых деревьев. Порывшись в кустах, женщина с удивлением нащупала лестницу.
– А я думала, уже убрали…
Прислонила к стене и первая вскарабкалась по ступенькам вверх.
– Заберётесь? – спустившаяся женщина с сомнением посмотрела сперва на хвост господина, а потом на лестницу.
Не может быть… Нет! Ссадаши тряхнул головой и резко остановился. Глаза застила белая пелена. Пару секунд спустя, впрочем, до нага дошло, что это не пелена, а стена.
– Господин? – появившийся Шширар тоже сперва посмотрел на стену, а потом обеспокоенно уставился на наагалея.
Выглядел тот непривычно ошарашенным.
– Шширар, Дейна ведь женщина?
Охранника сбил с толку даже не вопрос – господин был горазд забавляться глупостями, – а прищуренный подозрительный взгляд, которым его наградили.
– Женщина, – осторожно ответил наг. – Но, говорят, рука тяжела, как у мужика.
Ноздри господина хищно раздулись, а хвост обеспокоенно метнулся из стороны в сторону. Шширар озадачился ещё больше.
– Я не мог ошибиться! – яростно прошипел Ссадаши.
Ну действительно, как он мог бы ошибиться? Дейна пахнет женщиной, Дейна выглядит как женщина, слышится как женщина и на ощупь она тоже женщина! Правда, разнообразных маскировочных зелий и артефактов сейчас великое множество… Нет, он не ошибся! Ссадаши крутнулся на месте. Дейна – женщина! Ему восемь веков, он за свою жизнь чего только не повидал. И сам не раз маскировался! Вспомнить хотя бы его прошлый приезд во дворец. Да тогда ему и зелий никаких не понадобилось! На одном притворстве выполз.
Ошеломление наконец отпустило Ссадаши, и в размышлениях появилась трезвость.
Он определённо видел перед собой мужчину. С глазами Дейны. Вот глаза у неё очень необычные, такие редко встретишь. Они-то и ввели его в заблуждение. Нет, это была не Дейна!
– Шширар, у Дейны есть братья?
– Есть, – осторожно отозвался наг. – Один родной и вроде бы пара троюродных.
– Где они?
– Мои дознаватели ещё не вернулись, – Шширар подавил желание поёжиться под суровым взглядом господина. – Но они не в Дардане. Родной должен быть на северо-востоке, на приграничной заставе. Служит там, с кочевниками воюет.
Застава на северо-востоке? Далековато… Вряд ли братец приехал. Может, троюродные? Для отца-человека вроде молод…
– В городе у неё никаких родственников нет?
Шширар не любил говорить, что он чего-то не знает, но и врать не мог.
– Про них при дворе ничего не рассказывают, только про Дейну. Нет, если бы в городе кто-то был, мы бы знали. Мы же искали всё что можно.
– Искали… – с издёвкой протянул Ссадаши, отворачиваясь.
И изумлённо вскинул брови, увидев уже знакомого виконта. Которого Дейна в карпах купала, то есть в пруду.
Виконт Ронт хотел незаметно и с достоинством скрыться, пока его никто не видит, но треклятый наг обернулся и уход превратился бы в бегство. Так низко пасть благородный муж себе позволить не мог. Поэтому горделиво вздёрнул нос, и торопливое семенение сменилось медлительным шествием, мол, мимо иду, будьте здравы господа.
– О, господин, – Ссадаши кокетливо переплёл пальчики, но вот улыбнулся очень хищно, да и хрипотцу в голосе маскировать сюсюканьем не стал.
Виконт вздрогнул.
– Чего тебе, обоеполое змейство? – неприязненно протянул парень.
Ссадаши изумлённо вскинул брови и посмотрел на повеселевшего Шширара.
– Он меня оскорбил. Опять!
И с азартом посмотрел на мужчину. Тот побелел и отступил подальше, а когда наг пополз к нему, плюнул на достоинство и бросился бежать.
– Куда же ты, милый? – пропел ему вслед Ссадаши.
Шширар только укоряюще покачал головой.
Увы, но сбежать Ронту не удалось. Белобрысый наг перехватил его за шиворот у самого выхода в парк и, мурлыча под нос что-то ласковое, потащил упирающегося мужчину дальше, к уже знакомому прудику.
– Водичка сегодня прелесть, – доверительно прошептал Ссадаши на ухо виконту перед тем, как швырнуть на берег и засунуть головой в воду.
Пока парень булькал водой, наагалей заботливо закатал собственный рукав, чтобы не замочить, полюбовался солнцем и бабочками. И уже когда виконт начал затихать, всё же позволил ему вынырнуть.
Ронт душераздирающе закашлялся и попытался отползти от нага подальше, но тот крепко держал его за шиворот и нежно улыбался.
– Расскажешь мне о Дейне?
Кашляющий и сморкающийся виконт на мгновение замер, а затем рассерженно зашипел:
– Я бы и так рассказал, зачем топить?!
– А топил я за другое, – ласково пропел Ссадаши. – Ты же обещал Дейне, что не будешь меня обижать.
– Так это ей… – неуверенно начал мужчина.
– Мне пожаловаться Дейне?
– Н-нет, – Ссадаши прямо услышал хруст ломаемой гордости.
– Вот и правильно, – похвалил виконта наагалей, – а то утопит же! А мне её потом выгораживай. Так расскажешь о Дейне?
Ронт утёр сопливый нос мокрым рукавом и опасливо уточнил:
– А что рассказать-то?
– Ну какого рода, звания, положения… Может, знакомства серьёзные имеет?
Очередное собрание глав прошло не совсем гладко, и даже по его завершению недовольный шум и гвалт никак не могли затихнуть. Причиной раздора в этот раз стала историческая вражда между нагами и песчаными волками.
– Мы никогда не пустим на свою территорию захватчиков, отнявших наши родные земли! – патетично, словно проповедь вещал, кричал паттер Ио̀ргон, глава песчаных волков.
Шаш смотрел на его высохшую костлявую фигуру с усталостью и терпением, остро сожалея, что песчаные волки так долго живут. Сколько он помнил, паттер Иоргон никогда не упускал случая обвинить нагов в захвате северной части пустыни Халла̀ва. У нагов, впрочем, на эту историю имелся свой взгляд, и уступать родные земли наглым блохастым соседям они не собирались.
– Хоть бы разными словами, что ли, речь составлял… – почти не разжимая губ, прошептал сидящий рядом Делилонис. – А то каждый год одно и то же. Я уже выучил.
– Ага, – тоскливо вздохнул наагасах и добавил: – Я заявляю, что любого нага…
– Я заявляю, что любого нага, – оправдал его ожидания паттер, – покусившегося на нашу территорию, ждёт ужасная смерть!
– В этот раз продержался достаточно долго, – заметил наагариш. – Обычно уже на первом заседании вскакивал.
– Повода не было.
А сегодня повод возник.
Змейка в этом году разлилась действительно очень сильно и стала коварной. Скрытые водой холмики превратились в мели, древесные кроны цеплялись за днища лодок, из-за множества препятствий речной поток порой завивался водоворотами… Одним словом, навигация очень сильно затруднилась. И если о пострадавшем населении княжество могло само позаботиться, то с иноземными купцами, чьи товары шли через Шаашидаш в остальные уголки Давридании, возникли проблемы. Не все хотели рисковать мошной, и империя теряла часть дохода от таможенных пошлин, а разбалованный народ – закарийские шелка и стекло. Лежащие южнее Харшнее и Зази направили караваны через территории песчаных волков, у этих религиозных стран с оборотнями и отношения были неплохие. А вот более «распутная», как выразился паттер Иоргон, Закария дел с ними иметь не хотела. И если купцы северной части страны могли спокойно обойти разлив через Шаашидаш и пустыню Ходячих песков – вороватые, но радушные песчаники ничего против не имели, – то для торговцев с юга путь уж слишком удлинялся.
И герцог Имѐрцк, молоденький управитель Дабенѝзского герцогства, предложил переправить закарийских купцов через земли песчаных волков. А если торговцы опасаются, то пусть их сопроводят наги. Нагам они же доверяют, раз через их земли спокойно ходят.
И началось…
– Ссадаши бы к ним заслать, – мстительно прошипел Дел. – Прям к самому святейшеству, во искушение.
– Эти распутники не только зарятся на наши земли, но и крадут наших женщин, принуждая их к браку! – продолжал обличать негодяев паттер.
Шашу на это даже ответить было нечего. Три месяца назад наагариш Раша̀д, глава одного из южных кланов нагов, необычайно жуткий даже по меркам соплеменников мужик, умудрился жениться. И, Тёмные его побери, не просто на какой-то оборотнице, а на племяннице самого паттера! Нет, наагасах радовался счастью славного и сурового наагариша, но подозревал, что тот жену себе всё же украл. Южные наги порой грешат этим. Внешность у них жуткая, характер чаще поганый, да ещё и слухи о них такие ходят, что их свои иногда опасаются. Среди южных самое высокое число неженатых мужчин, они проституткам за рождение детей платят и сами потом растят, как могут, без матерей.
– Да вашу застоявшуюся кровь давно пора разбавить, – гнусно хмыкнул князь варлийцев, его сиятельство Хенѐсий.
Варлийцы и песчаные волки исторически не враждовали, но, судя по взгляду паттера, он уже был готов нарисовать эту вражду в хрониках прошлых веков.
Широкоплечий, крепко сбитый князь Хенесий нагло посмотрел в ответ, топорща рыжую бороду в ухмылке. Сильный, пышущий здоровьем оборотень с густой гривой медных волос против тщедушного главного жреца, у которого борода словно бы и вовсе не росла, а редкую, уже седую шевелюру изрядно поела плешь, смотрелся куда представительнее. Вот уж у кого кровь точно не стоит!
– Мы ещё не забыли, какими нас создали благие боги, и не собираемся множить полукровок, которые не знают, какому творцу возносить благодарность за свою жизнь, – ядовито прошипел жрец.
– Думаю, на сегодня хватит, – прозвучал холодный голос императора, и открывший было рот князь недовольно скривился. – Продолжим завтра.
Главы, недовольно ворча, начали подниматься и покидать зал.
У выхода Шашеолошу и Делилонис столкнулись с паттером Иоргоном и его молчаливым и безропотным сыном, пассом[1] Ида̀ном. Ссориться из-за того, кто первый порог переползёт, наагасах не хотел и остановился, милостиво уступая дорогу. Жрец со злобой зыркнул на вежливо улыбающихся нагов и заскрежетал зубами от ярости. В вере песчаных волков сочетание белого и чёрного имело особый священный смысл, и, глядя на черноволосого черноглазого наагасаха, одетого во всё чёрное, и его белохвостого светлоглазого советника, облачённого в белое, паттер невольно задумался: а не посылают ли боги ему какой-то знак?
Фу, кощунство какое! Жрец тряхнул головой и, вскинув подбородок, пошёл прочь. А вот его сын немного помедлил и неожиданно прямо и уверенно посмотрел на нагов ясными жёлтыми глазами. И вежливо качнул головой на прощание. Шаш тоже опустил подбородок.
– Чего тебе от меня нужно? – Вааш с тоской уставился на Ссадаши. – Ты же слышал: Шаш приказал тебе не помогать.
– Когда ты его слушал? – весело приподнял брови друг. – Да и молод ещё Шаш, чтобы тебе, своему деду, приказывать. Ну уважь!
Вааш с грустью – больше наигранной – и завистью – всамделишной – опять на него посмотрел. У могучего наагалея тоже хвост зудел влезть в какие-нибудь неприятности и знатно повеселиться, вспомнить былые года. Но приходилось помнить, что он отец почтенного семейства, поэтому и сметь не должен жизнью рисковать, и не менее почтенный директор единственной на все княжества школы нагинь – должность очень ответственная и пустых выходок не терпящая.
– Не уважу. Вон пусть твои черви девочку и отвлекают.
Ссадаши скривился и посмотрел в сторону. Туда, где стояла не очень довольная Дейна в окружении трёх нагов с фиолетовыми хвостами. По официальной версии охранники знакомились с напарницей. На самом деле – отвлекали по распоряжению господина. И отвлекали с большим энтузиазмом. Улыбались, взволнованно шевелили хвостами, играли мускулами и что-то низко, с хрипотцой рокотали. Красовались, павлины! Дейна же любоваться прущей во все стороны мужской красотой отказывалась, смотрела на нагов из-под кудрявого чуба тёмными глазами и поджимала губы. Но не гнала, терпела. Даже к Шширару молящий о помощи взгляд не обратила, хотя напарник обеспокоенно поглядывал на неё.
– Вааш, мне надо ночью отлучиться. Ну отвлеки, присмотри за ней. Мне мои парни самому будут нужны. Ну друг ты мне или нет? – Ссадаши льстиво залебезил.
– Не друг, – Вааш неуступчиво сложил руки на груди. – Я за тебя, дурная голова, перед Дарилаской ответ несу. Да и твоя семейка с меня живого не слезет, если их единственный продолжатель рода сгинет.
Недовольно зашипев, Ссадаши пригрозил хвостом Шширару, который одобрительно посмотрел на могучего наагалея.
– Поупрямятся, плешивые драконы, и из племянников возьмут!
С наследованием в семействе Фасаш дела обстояли сложные и запутанные. Путали их больше старые традиции, которые давно пора засунуть Тёмным богам в… Вернуть туда, откуда они пошли. Имеющий живых родителей, трёх братьев, сестру и кучу племянников, наагалей считался единственным продолжателем рода! Впрочем, эта несуразица была следствием скорее упрямства старейшин рода Фасаш и самого Ссадаши.
Началось с того, что более семисот лет назад Ссадаши победил своих братьев в битве за право наследовать место главы рода. Для всех его победа стала неожиданностью: третий сын-альбинос считался самым слабым из братьев, его даже бою не обучали из боязни нанести вред хрупкому здоровью. Бою Ссадаши всё же выучился, победил и стал наследником отца. А затем, сговорившись с теми же братьями, стал единственным продолжателем рода: они отказались от каких-либо прав на место главы и стали представителями младшей ветви. Сам же Ссадаши выставил старейшинам, которые смотрели за соблюдением традиций в семье и были её второй властью, ультиматум: либо те отменяют бои между братьями, которые нередко оканчивались смертями, либо наследника – маленького хвостатого нага – им не видать как шкуру со своей первой линьки.
Род Фасаш славился своими упрямцами.
Старейшины ни в какую не хотели уступать, надеясь, что отошедший от дел отец Ссадаши обеспечит семье ещё одного наследника, но у того родилась дочь. Ссадаши тоже не думал отступать и доводил старых ящеров своими выходками и мужеложескими повадками.
Триста лет назад старейшины сдались и традиция боёв между братьями за место главы рода была отменена.
Но вот их наагалей не спешил вступать в брак или хотя бы просто заводить ребёнка. Старые коршуны вились над ним злыми наседками, наотрез отказываясь выбирать наследника из племянников – их отцы сами отказались от прав на власть – и переживая, что с их единственным бледным продолжателем рода что-то случится. А с Ссадаши всегда что-то случалось! Вааш вздохнул почти с сочувствием. И как дедов до сих пор сердечная болезнь не свалила?
– Вааш, мне же придётся её связать и бросить в таком виде на целую ночь, – Ссадаши попытался разбудить в друге жалость.
Но тот не впечатлился. Прошлой ночью именно ему пришлось заплатить за разгром борделя, и теперь Вааш жаждал возмещения, хотя бы морального.
– Какая прелесть, – ласково пророкотал он. – Раскроешь глаза девочки на свою истинную натуру, лишишься развлечения.
Ссадаши скривился. Раскрываться так рано было неинтересно.
– Вааш, я исполню одно твоё желание, – пошёл на риск наагалей.
– Три.
– Одно!
– Три, – не уступал Вааш.
– Да чего тебе желать-то? – недовольно прошипел Ссадаши, прекрасно зная, что друг мог нажелать такого…
– Три желания или связывай девочку. Можешь её же кнутом связать. Я, так и быть, через полчасика приползу и освобожу её.
Это Ссадаши тоже не устраивало. Чуял, что охранница пойдёт на его поиски.
– Ладно, давай два, – пошёл он на уступки.
– Нет, три, – упрямиться умел не только бедовый альбинос.
– Отдавать тебе три желания – чистое самоубийство!
– Хорошо, – Вааш добродушно улыбнулся, – два с половиной.
Проснулась Дейна опять на груди господина, и в этот раз затекли обе ноги. Сонная женщина не стала торопиться скатываться – наагалей только душой ребёнок, телом он весьма крепок, не раздавится – и с закрытыми глазами прислушалась к весёлому птичьему щебету. Как обычно случалось после сильного дождя, всё живое радовалось и пело. Приподняв голову, женщина осмотрелась и с облегчением убедилась, что кошка уже ушла. Ночью это лошадоподобное создание пыталось навалиться на неё, и спросонок Дейна решила, что обвалился потолок.
Подёргав ноги, хранительница освободилась от хватки хвоста и всё же откатилась в сторону. По спине прошёл неприятный озноб, стоило ей посмотреть на непривычно взрослое и суровое лицо наагалея, и Дейна поспешила опустить взгляд ниже. Рубашка и юбка ниже пояса топорщились, и женщина было потянула руку, чтобы оправить их, но замерла, неожиданно сообразив, что там не ткань смялась. И смущённо закусила губу.
Да, господин ребёнок душой, но не телом. Малость сконфуженная своей оплошностью, женщина поспешила набросить на наагалея одеяло. Интересно, он понимает, что с ним по утрам происходит? Родители объясняли? У него есть родители?
Пробуждение пошло как положено, и в голове зароились десятки вопросов. Дейна прошлась по комнате, остановилась у стены, где Госпожа всю ночь сторожила мышь (и сдалась она ей? На один зуб и то не хватит!), и хлебнула водички из кувшина.
В этот момент дверь отворилась, и внутрь осторожно, словно бы в ожидании нападения, заглянул Шширар. При виде заспанной напарницы наг просветлел, но миг спустя смутился от одного взгляда на кувшин.
– Пить хочется?
– Ага, – женщина оттянула рубашку на груди и обмахнулась.
– Я сейчас свеженькую принесу. Давай сюда.
Шширар забрал сосуд из рук озадаченной женщины.
Господин завозился на постели, пошарил по своей груди рукой, потом по простыням и наконец открыл глаза и недовольно осмотрелся. Серьёзное, совершенно взрослое выражение лица исчезло, стоило ему увидеть Дейну.
– Дейна…
Не успел он договорить, как дверь вновь распахнулась, и внутрь заполз мрачный Шашеолошу. За его спиной нетерпеливо подпрыгивала Лаодония, и вид босой и расхристанной Дейны её сильно смутил.
– Дядя, – Шаш бросил взгляд на Дейну, и по его скулам заходили желваки, – где вы были эту ночь?
– Я? – удивился Ссадаши.
– Господин спал, – Дейна удивилась не меньше. Где ещё наагалей мог быть? – Ночью была гроза, – напомнила она. – Господин боится грозы, и я была всю ночь рядом с ним.
– Я не боюсь грозы, – заупрямился наагалей, а наагасах бросил на него осуждающий взгляд.
– Что-то случилось? – Дейна напряжённо замерла.
– Кто-то немного пошалил в парке, – неохотно выдавил Шаш.
– А при чём здесь господин? – женщина прищурилась и выступила вперёд, прикрывая собой Ссадаши. Словно бы показывая этим, что в обиду его не даст.
– А он любит шалить, – весело пискнула из-за плеча Шаша Лаодония.
– Господин, – кто-то окликнул наагасаха, – мы их нашли.
– Что? Кто это? – Шаш резко развернулся и выполз из комнаты.
Дверь закрылась, и ответ Ссадаши и Дейна уже не услышали.
Но не прошло и минуты, как в комнату ввалился взволнованный Шширар.
– Вы не поверите! Кто-то ночью прилепил к статуе императрицы Дама̀дрии змеиный хвост, – наг старательно сдерживал улыбку, но веселье всё равно прорывалось через скорбную маску, отчего казалось, что у мужчины нервный тик. – Выгребли землю с ближайших клумб и растянули хвостяру почти на три сажени. Ещё и паховые пластины бутылочным стеклом выложили!
Здесь охранник всё же не удержался и глухо заржал.
– И знаете, кто виновник? Вот не поверите!
Ссадаши почувствовал, что не только поверит. Он почувствовал, что уже знает ответ.
Шаш остановился на лестничной площадке, обозревая широкий и извилистый земляной след. За его спиной нарастало хихиканье Лаодонии. Наги, стоящие у стен, смиренно пялились в пол: так проще было скрывать веселье.
– Дедушка Вааш? – наагасах обратил взор на высокого серохвостого нага с коротким ёжиком серебристых волос.
– И он тоже, – Жа̀ший, наверное, был единственным, кто смог сохранить искреннюю серьёзность.
– И дедушка Дел, – Шаш не спрашивал.
Послы, Тёмные бы их побрали! Треть жизни прожили, а всё туда же. Вандалы!
– И он тоже.
Шаш удивлённо вскинул брови.
– А ещё кто? Дяди с ними не было.
– Княжич Лесавий.
Вот это уже интересно.
Шаш осторожно обогнул извилистый след, не желая пачкать хвост, и направился по земляной «тропе» в сторону покоев Делилониса. Стучаться не пришлось. Запор уже кто-то выломал – Шаш подозревал, что сам хозяин комнаты или его гости. Толкнув дверь, наагасах неторопливо заполз внутрь и глубоко вздохнул.
Картина открылась почти идеалистическая.
Пьяные оборотни после оборота в звериную ипостась обычно малость приходили в себя. Выпитое давало по мозгам зверя, но всё же не с такой силой, как по мозгам условно разумной двуногой ипостаси, которая и пила.
В случае же княжича Лесавия вина оказалась слишком много.
Одуревшее чудище скатилось по лестнице вниз, выбило окно и дальше вниз уже полетело. На сотканных из пара крыльях прямо на миленький фонтанчик в виде распустившейся розы. Фонтанчик хрустнул под массивной тушей и перестал быть миленьким. А уютный дворик теперь заливала вода, в воздух с шипением возносился пар, вокруг же обиженно ноющего зверя сновали раздражённые оборотни из варлийской делегации. Мокрый закопчённый князь Хенесий стоял немного в стороне и мрачно пялился на сына, который, видимо, хотел свить гнездо из каменных обломков и раскиселившейся в грязь земли.
Варлийских оборотней некоторые народы называли потомками древних драконов. Мол, раньше жили драконы-оборотни, могущественнейшая раса, но вот беда, вся полегла в эпоху Древних войн.
Никаких драконов-оборотней не существовало. По крайней мере ни одна летопись не сохранила упоминаний о них. Только досужие байки. Если уж существовала такая могучая раса, то не могла же она исчезнуть бесследно? Где опустевшие города, книги ушедшего в небытие народа? Даже после наагашѐхов остались свидетельства их существования, хотя обозлённые враги хотели стереть с лица земли всё, что упоминало бы о них. Да, в битвах участвовали огромные драконы, но не по своей воле и в качестве оружия. Разума у них было не больше, чем у других драконов.
Дейна осоловело хлопнула глазами, сообразив, что веки уже почти опустились, а размышления об истории начали плавно перетекать в красочное видение дракона-дома, на самом длинном гребне которого полоскался флаг. Гребень превратился в островерхую башню, и женщина усилием воли сосредоточилась на копошении внизу.
В сон тянуло с невероятной силой, и хранительница бы с большей охотой прогулялась, но господину хотелось досмотреть представление до конца. Поэтому Дейна стояла рядом с ним у разбитого окна и старательно думала, чтобы не заснуть. Позор какой! Телохранительница называется! И кого она убережёт?
Тряхнув головой, женщина сосредоточила взгляд на рыже-коричневом варлийце.
Варлийские оборотни драконами не были, несмотря на некоторое сходство. Их даже к демонам-зверям не относили, потому что подобного им зверя не существовало. Поговаривали, что облик их восходит к одному из тринадцати зверей мировых хранителей, но это совсем уж на байки походило. Скорее уж Иррѝхней, их бог-создатель, лепил себе народец по образу того, что на глаза попадалось. И очень уж он бестолково подошёл к творчеству. Не зря варлийских оборотней называли самыми могущественными и бесполезными волшебными существами мира!
Княжич раздражённо рыкнул и попытался хвостом отмахнуться от желающих помешать ему обзавестись гнездом. Варлийцы бросились врассыпную, а затем собрались в кучку, совещаться. Княжич же упоённо вытаптывал фонтан в мелкое крошево.
– Крупный какой, – уважительно протянул наагасах Шашеолошу.
– И красивый, – вторила ему жена.
Лесавий действительно где-то на половину сажени был длиннее среднего варлийца. От носа до кончика хвоста в нём было не меньше трёх саженей, причём хвост составлял чуть ли не половину всей длины. В высоту же он поднимался на полторы сажени и выглядел весьма упитанно. Больше всего варлиец формой тела напоминал гигантскую ящерицу, косолапо стоящую на четырёх перепончатых лапах, с остро-хищной драконьей мордой, покрытой треугольными пластинками чешуи. От глаз вверх и назад тянулись красные кожистые гребни, очень похожие на рваные уши. Шея не очень длинная, что делало варлийца ещё более похожим на ящерицу, туловище плотное, негибкое, отчего оборотень казался неповоротливым. А от макушки до кончика хвоста тянулся ветвистый гребень! На первый взгляд чудилось, что гребень состоит из множества беспорядочно натыканных треугольников. На самом деле он состоял из ветвистых отростков, больше похожих на необычайно разросшиеся рога. Но их веточки соединяли в треугольники пластины льда. Из-под гребня «рогов», как трава, росла ярко-красная густая шерсть. Впрочем, ярко-красной она была лишь на кончике хвоста, а так цвет скрадывал иней. Всё тело оборотня покрывала рыже-коричневая чешуя, очень похожая на глиняные черепки.
Но самыми главными и примечательными деталями внешнего облика варлийцев всё же были огонь и лёд. Огонь покрывал всю нижнюю часть тела, языки пламени травой охватывали лапы, на брюхе в трещинах между чешуйками лавово краснел жар, а кончик хвоста горел факелом. Верхняя же часть была под властью льда, от гребня шёл остро-тонкий звон. Но огонь и лёд не могли мирно уживаться друг с другом, поэтому варлийцев всегда окружали клубы пара.
Как тела варлийцев могли постоянно выделять огонь и лёд, достоверно объяснить ещё никому не удалось. Но все сходились во мнении, что оборотням подвластна огромная магическая сила, практически неисчерпаемая. Варлийцев можно было бы назвать источниками магии, если бы этой магией можно было воспользоваться. У варлийцев просто есть магия. Она просто есть, но сделать с ней ничего нельзя. Даже сами оборотни могли использовать её очень ограниченно, чаще всего, чтобы сформировать из пара крылья или что-то ещё, иногда – чтобы плюнуть ошеломляющей смесью огня и ледяной пыли.
Княжич наконец утоптал себе вполне уютное гнёздышко и плюхнулся в лужу. Пар стал ещё гуще, но вот вода из разломанного фонтана хлестать перестала. Видать, перекрыл кто-то. Князь Хенесий махнул рукой и велел отстать от сына.
Ссадаши лежал на солнечной полянке в объятиях чернокудрой девицы, когда ему вдруг стало холодно, мокро и не очень уютно. Красивое женское лицо подёрнулось рябью, поплыло, но наг отчаянно вцепился в соблазнительницу, не желая возвращаться в реальность. Увы, но реальность его спрашивать не стала. У женщины исчезла голова, и она резко потеряла свою привлекательность.
–…ну ты и навязал!
– Ну так чтоб наверняка, а то вырвется и ищи-свищи.
– Да ты на него глянь! Пальцы как лучины, сам худющий и явно болезный. Такой бы и с верёвки никуда не делся.
– Велено на цепь, значит, на цепь! А так, и право, как девка.
– А кто этих змеелюдов знает? Мож, девка и есть. Дуростью народной пользуется и мужиком притворяется.
– Так сисек нет.
– Так у змеехвостых баб их, может, и вовсе нет. Ты ихних баб видел? Вот! И я не видел.
Ссадаши с большим трудом приподнял веки и различил перед собой две низкорослые фигуры, одна сутулая и худющая с ведром в руках, вторая с широкими плечами и ногами-тумбами. Темноту едва разбавлял желтоватый свет масляной лампы, подвешенной к потолку, и то, что удавалось рассмотреть, явно указывало на хоромы подземные, сырые и холодные. Ссадаши холода не чуял, сырости тоже, но где-то в темноте капало, в воздухе витал запах плесени и мокрой земли.
– Смотри, глазюки открыл, – сутулый пихнул в бок широкоплечего.
Некоторое время мужики глубокомысленно молчали, потом широкоплечий всё же протянул:
– Не, не баба.
– Страховидло-то какое! И удосужились боги такие гляделки на морду дать, – поддержал его сутулый.
Прикрыв «гляделки», Ссадаши прислушался к внутренним ощущениям. Голову словно ватой набили, осязательные, обонятельные, слуховые и зрительные впечатления с большим трудом обдумывались и принимались. Со страшной силой хотелось спать и… в то же самое время совсем не хотелось. Тело распирало от энергии, кровь кипела и бурлила, всё сильнее и сильнее проявлялось желание что-нибудь сделать, сотворить что-нибудь эдакое… грандиозное.
Ссадаши зацепился за «грандиозное» и попытался оценить своё состояние, исходя от этого странного желания. Разум работал крайне неохотно, даже голова разболелась от усилий, но всё же одну логическую цепочку выдать смог. Спать ему хочется, оттого что снотворного хряпнул, а так сильно – наверняка что-то более крепкое подлили, чем раньше. Только вот что его так бодрит? Со снотворного кровь не кипит.
Загрохотала дверь.
– Пшли вон, – скомандовал кто-то, и до слуха донеслось торопливое шорканье.
Ссадаши вновь приподнял веки и уставился на уже знакомое бородатое лицо и лысый череп. Увы, спящая память работала туго и сходу сообразить, кто это, не удалось.
– Ну привет, красотуля, – бородатый осклабился, показывая крепкие квадратные зубы.
– А-а-а-а-а, – с пониманием протянул Ссадаши. – Трупожор! Едва вспомнил…
Судя по напрягшемуся лицу Рясия, ему что-то не понравилось.
– Можно просто Рясий. К чему нам формальности? – добродушно приподнял брови вольный. – Вот тебя как звать? Слышал, Ссадаши кличут.
– Цветочек меня зовут, – ухмыльнулся пленник. Ссадаши о своих прозвищах знал и их не стеснялся.
– Ну Цветочек так Цветочек, – Рясий улыбнулся и оседлал табурет. – Ты уж прости ребят, лепестки тебе помяли.
Ссадаши посмотрел вниз и обнаружил, что с него содрали дорогие шёлковые одежды, оставив ему только длинную нижнюю рубашку, сейчас мокрую. И юбку, с которой, судя по тому, как свободно было в поясе, стащили ремень с дорогой бляхой. Запоздало ощутив боль в плечах, наг задрал голову и уставился на собственные руки, за которые он был подвешен на цепях к потолку. А вот с хвостом его похитители явно не знали, как поступить. Специальных цепей для змеелюдов у них не было, практики по их связыванию – тоже. Цепи просто намотали на хвост, который завязали узлом. Наверное, чтобы оковы не соскользнули. Ссадаши пошевелил конечностью, и та тяжело и неохотно ворохнулась, загремев железом. Рясий опасливо посмотрел на неё.
– А чего меня сюда притащили? – вяло удивился Ссадаши.
– Да парой слов перекинуться надо, – отмахнулся Рясий, мол, не переживай, надолго не займу. – На днях ты случайно двери перепутал и не туда в гости наведался. Припоминаешь?
– Припоминаю, – не стал отнекиваться Ссадаши.
– А потом болтать вздумал о своей же оплошности.
– Люблю над собой посмеяться, – признал слабость наг.
– Так мне знать бы хотелось, чего наболтать успел? И кому? – Рясий подался вперёд, проникновенно смотря снизу вверх.
– Да всем, – легкомысленно отозвался Ссадаши. – Кто спрашивал, тем и сказал. А что, не надо было?
Вопрос прозвучал в очень уж издевательской манере, и натянутая любезность исчезла с лица Рясия.
– Что именно разболтал, Ромашка? Живее отвечай, – прорычал оборотень.
– Что вы хотите воспользоваться какой-то тайной императора, – Ссадаши не кочевряжился и покладисто отвечал. – А ещё описал всех присутствующих во всех подробностях.
– Убейте его! – до слуха Ссадаши откуда-то сверху донёсся грозный ор Рясия. – Он не должен уйти живым.
– О-йя-йя-я, – сокрушённо протянул наг, – и чего меня так не любят?
В коридоре, в который он попал из камеры, царила кромешная тьма, пересекаемая лишь трещинами света на потолке, меж половицами. Охраны у дверей не оказалось. Точнее, на полу лежали какие-то тела, но они не пошевелились, даже когда наг по ним прополз, и не бросились следом с воплями «А ну стой!»
Обычно Ссадаши в темноте видел довольно неплохо, но в этот раз ему чудилось, что он плывёт под толщей чёрной воды. Изредка мимо проплывало что-то похожее на рыб или водоросли, а светящиеся полосы вверху изгибались щупальцами.
Чьи-то пальцы клещами впились в локоть нага и потянули его назад. Ссадаши обернулся и мгновенно узнал Дейну. Не увидел, но почему-то понял, что это именно она.
– Ой, у тебя глаза светятся, – дурашливо пролепетал наг.
– Не светятся, – мрачно обрубила хранительница.
– А куда ты меня тянешь? – Ссадаши насторожился, уловив шуршание кожаного ремня, и живо представил кнут.
– Там опасно, нам нужно уходить.
– Ты хочешь меня наказать? – низким хриплым голосом вопросил наг и резко подался к женщине.
Отчего-то Дейна, почти невидимая в темноте, казалось невероятно притягательной, и Ссадаши пришёл в неописуемое возбуждение, представив, как разгневанная женщина пытается достать его кнутом. А он с ней играет, играет, а потом утягивает в кольца хвоста и…
Воплощать извращённые желания наагалея в реальность хранительница явно не намеревалась и молча потянула господина в сторону, противоположную той, в которую он полз.
– Ты злишься на меня за мою ложь? – коварно подначивал её Ссадаши. Бушевавшее в крови возбуждение жаждало выплеснуться, но выплеснуться пожаром, грохотом, фейерверком, съедающей изнутри страстью. А гнев – чувство очень страстное!
– Нет.
Холодный голос, впрочем, не остудил горячую кровь нага. Наоборот, ещё больше раздраконил. Качнувшись, Ссадаши навалился на Дейну, прижимая её к стене, и страстно прошептал:
– Ну разозлись на меня самую малость. Иначе зачем ты вытащила его?
Тонкий палец издевательски огладил руку хранительницы, в которой та стискивала кнутовище.
– Дейна, он извращенец, – пропел Шерр.
Он предпочитал стоять в проёме узилища и не соваться в темноту коридора, где ползал озабоченный и явно по голове ударенный наг.
– Я слышу твои мысли, – по-своему истолковал мужской голос Ссадаши. – Что за мужчина живёт внутри тебя? Почему ты позволяешь ему использовать своё тело?
– Нам нужно уходить, – всё тем же холодным голосом отозвалась Дейна. – Сюда сейчас явятся вольные.
– Вольные? – Ссадаши дёрнулся. – Они хотят захватить мир. Нам нужно уничтожить мир раньше них.
Повисла тишина.
– Похоже, он и в самом деле ненормальный, – наконец решил Шерр. – Просто до этого был мирный, а сейчас распсиховался. Может, он из этих… с двумя душами[1]?
Сестра молчала. И если брата её молчание напрягало, то Ссадаши, наоборот, возбуждался ещё сильнее.
– Я не двоедушный, – Ссадаши поцеловал кудри женщины, – я многоликий. Дейна, почему ты молчишь? – хриплый шёпот разливался по коридору. – Мне рассказывали, что ты ненавидишь лжецов, выходишь из себя и превращаешься в злого духа. Где мой злой дух?
– Ты его не слушай, – Шерр за нага не переживал. Он просто понимал, что в битве «Змей против Дейны» победителем будет не сестра.
Ответом было пугающее молчание.
– Дейна, не слушай свой голос, – Ссадаши упорно считал, что слышит мысли хранительницы. – Ты ведь хочешь меня наказать?
– С чего мне вас наказывать? Я вас охраняю и вредить не могу, – наконец ответила женщина.
Ровный сухой голос возбуждённого змея не вдохновил и не порадовал. Он раздражённо хлестнул хвостом по стенам, посыпалась отсыревшая штукатурка.
– Я обманул тебя, воспользовался твоей доверчивостью, – уже раздражённо искушал Ссадаши.
– Моя наивность не ваша вина, – холод в голосе хранительницы ещё больше взбесил и без того неадекватного нага.
– Верно, ты сама виновата, что поверила, – ядовито прошипел Ссадаши. – Ты сама решила, что я какой-то там идиот. Я просто не стал тебя разубеждать.
– Ещё и почти теми же самыми словами, – презрительно скривившийся Шерр отлип от косяка и пошёл в темноту: руки чесались набить одну смазливую морду. Не стал разубеждать! Воспользовался чужой наивностью, повеселился за чужой счёт, хотя мог раскрыть глаза.
Шерру до белизны в глазах стало обидно за сестру. Зубы зачесались вцепиться в горло гадёнышу! Как обманываться по доброте душевной – а его сестрица была очень доброй малышкой, – так сама виновата. А как раскрыть глаза на заблуждение, так «я просто не стал разубеждать».
Просто насладился наивностью и продолжает издеваться! А Дейна к нему с такой добротой отнеслась…
– Не подходи, – голос сестры прозвучал так строго и холодно, что Шерр невольно замер. – Господин, не нужно думать о наказании. Я, – слова зазвучали медленно и тяжело, словно ворочающийся колодезный ворот, – должна вас хранить.
Во дворец наги возвращались очень тихо.
Не то чтобы они опасались, что об их поползновениях станет известно. О них уже было известно. Просто не хотели лишний раз мозолить глаза. Тем более виконт Моззи оказался рядом с главным управлением городской стражи раньше, чем Вааш соблаговолил поставить Дейну наземь. То ли рядом жил, то ли рядом гулял.
– Или вынюхивал, – мрачно предположил Дел.
Он подозревал, что ушлый виконт следил если не за Ссадаши, то хотя бы за ними.
Так что нагов ещё час мурыжили в управлении, где виконт со слов пострадавших – и это не Дейна с Ссадаши, а ночные прохожие – записывал произошедшее. До парочки «господин и хранительница» очередь дошла позже. И если Дейна описала произошедшее сухо и коротко («Пришла на дежурство, обнаружила пропажу наагалея, пошла искать»), то Ссадаши устроил сцену, требуя бабу, ну или хотя бы позволения перетащить на колени… на хвост хранительницу. В конце концов поведение наагалея смутило даже чёрствого виконта, и он внял мольбам Дела и вызвал лекаря.
Тот довольно быстро по слюне нага определил, что того опоили сильным снотворным зельем и элексиром мужественности.
– Занятная штучка, – тощий мужчина с островатой бородкой и залысиной на башке трескуче рассмеялся. – Выпивший её чувствует себя всемогущим. Его тянет на подвиги, энергия через край плещется, хочется сотворить что-то этакое, чтобы привлечь все женские взгляды. Ну ещё элексирчик делает так, чтобы и после, – лекарь многозначительно приподнял брови, – не сплоховать.
– В бордель его, что ли, оттащить? – задумчиво протянул Вааш.
– Какой ещё бордель? – нервно встрепенулся виконт Моззи, и Дел подозрительно прищурился. Может, господин следователь действительно был неподалёку и теперь опасается, что гости столицы узнают, где именно. А женщины – создания болтливые… – Чтобы он ещё что-то взорвал?
– Это была случайность, – холодно повторила Дейна. – Мы не знали, что в соседней комнате хранится взрывной порошок. И уж точно не предполагали, что хранится он недалеко от главного управления городской стражи.
Сказано было ровно и спокойно, вроде бы без намёка, но виконт яростно посмотрел на главу управления, высокого черноволосого мужчину. Выглядел тот всё ещё потрясённым. Такой позор! Гнездо вольных под самым носом! Перед нагами виконт не пожелал обсуждать эту ситуацию, но те сами услышали: стены в допросных были тонковаты, наверное, для того чтобы стоны и мольбы из пыточных располагали «гостей» к откровенности. Да и виконт шипел на очень высоких тонах, а глава управления от природы обладал гулким голосом.
Оказывается, ещё месяц назад дом рядом снял представитель гильдии скобяных дел мастеров для ежемесячных собраний и размещения служащих, ведающих делами гильдии, которая была одной из самых больших в Давридании. Стража несколько раз заходила к ним, но исключительно по-соседски. Даже пару раз с тамошними мужиками выпивать ходили. Ничего странного примечено не было, суета-маета, горы бумаг на столах, тьма образчиков товара в стеллажах и да, бочонки со всяким сырьём, коего в скобяном деле требовалось немеряно.
Виконт пришёл в такое негодование, что распорядился проверить все дома и заведения в округе, в том числе храм, что привело главу управления в ужас: местный настоятель кровь жрал не хуже вампира.
– И как долго действовать будет? – Дел уже с большим сочувствием посмотрел на пьяно лыбящегося Ссадаши.
– Ну ему на всю ночь хватит, – благодушно улыбнулся лекарь. – Всё ж не человек. Человеку бы от такой порции всё разумение снесло, а он что-то соображает.
– Похоже, вольным ещё повезло, – хохотнул Вааш.
– И кто его тогда опоил? – нахмурился Дел. – Не вольные же себе такой подарочек устроили.
– Дейна, ты же не будешь больше превращаться в мужчину? – развалившийся на стуле Ссадаши томно посмотрел на хранительницу.
Наги и виконт с удивлением взглянули на невозмутимую женщину.
– Бредит, – вынес вердикт лекарь. – Это от смешения зелий. Госпожа, а вы…
–…телохранитель, – не дослушала Дейна.
– А, м-м-м… Жаль. А… жена?
– Холост, – трагично выдохнул Вааш.
– Тогда…
– Нет! – отрезал виконт.
Лекарь с сочувствием посмотрел на змея.
Добиться от нага внятного рассказа не удалось. Дейна подробностей не выдала (и уж тем более не высказала подозрений, что наагалей специально влез в разбойное логово). Шширар притворился неосведомлённым хранителем господского тела. Вааш и Дел вообще были в ужасе от произошедшего (вроде в искреннем) и костерили вольных, которые украли их дорогого друга. Здесь виконт чуял фальшь, но так и не определился, где именно: в «украли» или «дорогого друга».
Пришлось отпустить важных гостей и пойти разгребать пепелище. Авось оно будет сговорчивее.
Ссадаши почтительно, занимая его разговорами о том о сём, вели Вааш и Дел. Охрана держалась чуть позади, ещё дальше шли стражники, которых отрядил в помощь гостям виконт. У ворот дворца последние отстали и скрылись.
– О, ушёл, – Делилонис удивлённо посмотрел на разломанный фонтанчик, в центре которого ещё до их ухода спал варлийский княжич.
По улицам, едва освещённым розоватым рассветом и залитым предутренним туманом, торопливо шёл закутанный в плащ человек. Немногочисленные прохожие сонно позёвывали и не обращали на него никакого внимания. Тут бы глаза на мощёной дороге свести и не вряхаться в столб, обмотанный маскирующими слоями тумана.
Один раз человек торопливо нырнул в проулок, едва заслышав стук копыт. Стуку копыт вторил скрип колёс, и вскоре в туманной завесе обрисовался силуэт тяжеловоза, везущего большую бочку с водой. Прячущийся мужчина досадливо сплюнул и уже хотел выйти из укрытия, но из тумана донеслось что-то похожее на бряцание металлических ножен. Ещё мгновение спустя молочная муть посерела и выпустила из своего нутра двух вразвалочку шагающих мужчин.
Человек в плаще подождал, пока стражники пройдут, и заспешил дальше.
В западной части города из-за близости к реке по утрам – да и по ночам – висел самый плотный туман, пахнущий тиной и рыбой. Поэтому здесь так любили прятаться вольные: туман скроет от глаз, а запах – от нюха. Уже из-за вольных тут и стражи было много, но местные жители одинаково боялись и разбойников, и защитников. Поди пойми, кто там в мути шагает! До смешного доходило! В прошлом месяце стражника и обокрали, а его товарища, бросившегося на помощь, задержал как вора другой патруль.
Добравшись до крепко сколоченной калитки, мужчина в плаще скользнул в маленький дворик и остановился перед небольшим, но аккуратным домиком, в котором полагалось бы жить небогатому, но приличному горожанину.
Дверь открыла бабулечка в цветастом платке. Ничего не спрашивая, старушка посторонилась, пропуская гостя, и так же молча зашаркала в сторону кухоньки. Гость же, перескакивая через ступеньки, поднялся на второй этаж и нетерпеливо, нервно постучал в чердачную дверь.
– Входи, – тяжело обронили изнутри.
Гость рывком распахнул дверь и замер на пороге, осматриваясь.
Чисто выметенный чердак уже заливала утренняя заря через окошко в крыше, но полумрак всё ещё клубился у стен и в углах. По центру комнаты стоял кособокий стол, рядом два колченогих табурета, а у дальней стены, почти под окошком, окованный железом сундук, на крышке которого высился глиняный горшок с высохшей палкой какого-то цветка.
Вот перед сундуком, задрав голову к окну и заложив руки за спину, и стоял Рясий.
Гость с грохотом захлопнул дверь и сделал два яростных шага вперёд. По крепко стиснутым кулакам было видно, что он просто в бешенстве, но даже злость не вынудила его подойти ближе.
– Ты рехнулся?!! – рявкнул он. – Соображаешь, что сотворил?! Взрыв в центре города, под самым носом у стражи! Да они теперь землю носом рыть будут, лишь бы отмыться от грязи, в которую их мордой ткнули! Совсем уговоров не чтишь? Я же велел: никакого шума!!!
– Заткнись, – низко, угрожающе, продолжая стоять спиной к гостю, протянул Рясий.
– Тёмные! – гость нервно отёр руками лицо под капюшоном. – Дворец качается от слухов, Моззи соглядатаев по всему городу разослал и на каждого таким пытливым взором смотрит! Он меня сегодня у ворот отловил и елейным тоном так поинтересовался, мол, куда собрались, уважаемый. А, к любовнице! Так к ней ночью надо, чего поутру шататься да сон портить. А вдруг эту ночь не с вами провела, чего расстраиваться… Еле отбрехался, что потому и бегу, чтобы паскуду на месте преступления застать!
Рясий не ответил, но под розоватым отсветом зари казалось, что его лысина наливается краской.
– Если до этого они едва шевелились, не зная точно, придумал наг эту историю или нет, то теперь взялись всерьёз, – продолжал распаляться гость. – Может, залечь? – начал он рассуждать вслух. – Отложить на годик или два…
– Закрой свою трусливую пасть! – рявкнул Рясий. – Ничего мы откладывать не будем! Я этого сухлядатая, – вольный с наслаждением выплюнул троллье ругательство, – хвостатого лично в последний путь провожу. На своём горбу натаскаю дровишек для погребального костра и спалю живого вместе с его бабой!
Вольный резко обернулся, и гость осёкся. По лицу Рясия наискось через правый глаз тянулась багровая полоса, словно его кнутом по роже перетянули. Полоса уродливо вспухла, а глаз вообще не открывался.
– Тьфу, – с презрением сплюнул гость, – с полусонным нагом и бабёнкой не справились! Как вы собираетесь дворец грабить? С такими-то силами.
Рясий тяжело задышал и шагнул вперёд, отбрасывая в сторону стол. Тот проехал на ножках, накренился, но устоял.
– Полусонный?! – заорал вольный. – Да его пёрло как после настойки «Психованного вояки»! Чего вы ему там налили? Решил нас подставить?
– Да я ему своими руками подлил сонное! Если ищешь виноватого, то ищи среди своих шавок! Главарь, мать твою… Твои же подельники и споили ему чего-то, пока ты не видел. Крыс-то давно травил?
Рясий так-то не ждал от своих подчинённых собачьей преданности, но обвинения, что он якобы не заметил предательства у себя под носом, взбесили его, и мужчина с утробным рыком бросился на гостя. Тот бежать не стал, слишком уж зол был, и мужчины, вцепившись в грудки друг друга, закружили по комнате, распинывая табуреты.
Схватиться за ножи не успели.
Скрипнула дверь, и на чердак с подносом зашла старуха. Тяжело дышащие сообщники замерли и уставились на неё. Гость поспешил подтянуть малость сползший капюшон.