Цивилизаtion

Глава 31

«Зеленый свет» был получен, и теперь предстояло разработать план для интеллектуального рывка вперед.

Очевидно, что ставку следовало делать на молодое поколение, которое и должно было построить новый мир уже через пару десятилетий. Сравнивая здешних обитателей с современными людьми, я уже давно понял, что самостоятельно взрослый туземец доходит до уровня развития пятилетнего ребенка. Нет, физическое развитие было на высоте. Наблюдалось даже превосходство в реакции, выносливости и силе по сравнению с нынешним, ослабленным вредными привычками и диванным образом жизни населением. Но вот интеллектуальный рост был ограничен: как и пятилетние дети, туземцы умели считать до ста, обладали простыми эмоциями и скудным словарным запасом. При этом у меня была уверенность, что возьми я шефство над младенцем, через пять лет он начал бы считать не хуже Тыкто, а вдобавок выучил алфавит и русский язык без акцента.

Но обучение карапузов хоть и значилось в списке моих задач, сконцентрироваться я решил на подростках. Буквально через пару лет от них можно ожидать серьезного подспорья в быту и производстве. Юный Том был тому наглядным примером. Я решил повторить историю успеха и объявил интеллектуальную мобилизацию.

По всем трем племенам был брошен клич, что мальчики и девочки от десяти до пятнадцати лет должны прибыть на вступительный экзамен. Через три дня около моего лагеря толпилось примерно восемьдесят подростков, которых я расселил по специально построенным шалашам. Во избежание конфузов, были организованы женские и мужские кампусы.

Для начала мне нужно постараться отделить сливки. Подросток проходил десятиминутный тест, в котором я определял его потенциал. Система баллов была простая. Знаешь, сколько тебе лет, проходишь дальше. На глаз сравниваешь кучки из пяти и шести зерен, отвечая, какая из них больше — еще один балл. В куске глины я проделал отверстия, в которые требовалось вставить цилиндр, кубик, треугольник и еще пару форм. Справился за полминуты — отличные мозги. Не понял, что от тебя хотят — возвращайся в кампус.

Подобная методика давала примерно двадцатипроцентный фильтр. Имена тех, кто проходил тест, я записывал в свою глиняную табличку и затем переселял умников в другие шалаши. К концу второго дня я обработал почти всех абитуриентов и уже имел семнадцать или восемнадцать поступивших. Утомленный долгими упражнениями с весьма слабыми интеллектуальными визави, я устало попросил зайти следующего кандидата. Это была девушка. Лет тринадцати.

«Четырнадцать» — показала она на пальцах, когда я спросил ее о возрасте. Довольно легко были пройдены и остальные тесты, порой ставившие в полнейший тупик моих собеседников. Я заинтересовался этим подростком. Девушка из племени команчей была спортивного телосложения, как и большинство дикарей, проводящих время в поисках еды, но не худющая, как многие недоедающие подростки. Правильные черты лица я бы назвал даже симпатичными, особенно по контрасту с виденным здесь за последние пару лет.

Не желая отпускать ее, я предложил еще несколько тестов. Зерна были разложены на столе в определенном порядке, затем я убирал их, предлагая восстановить фигуру. Сначала зерен было три, затем четыре, пять, шесть… Похоже, что я имел дело с доисторическим вундеркиндом.

— Как тебя зовут? — спросил я, приготовившись вписать ее имя в свою таблицу.

— Лиа, — ответила она и подняла на меня глаза.

Луч заходящего солнца прошел через узкую щель моего окна и осветил ее лицо. По моему телу пробежали мурашки. На меня смотрел тот взгляд, который сложно перепутать. С этим ощущением иногда сталкиваешься, находясь за рубежом. Ты встречаешься глазами с человеком и понимаешь, что перед тобой именно русский. И, более того, ты точно знаешь, что про тебя думают точно так же, нисколько не сомневаясь в наличии краснокожей паспортины в твоем кармане. Не знаю, описал ли я этой аллегорией свои чувства в тот момент, но этот взгляд как будто заглянул в мое сознание.

«Я тебя понимаю, — говорили эти глаза, — и гораздо больше чем остальные».

— Лиа, — повторил я, — ты молодец. Тебя проводят в новый дом.

Следующие собеседования я провел как в тумане, не выпуская из головы эту встречу. В результате экзамена я отобрал двадцать человек, включая Тома, которым предстояло пройти обучение многим вещам — элементарным и не очень. Оставшуюся молодежь я определил в подмастерья к своим отцам, если таковые у меня где-то работали, или на те участки, где не помешала бы помощь. Вот так, походя, было изобретено ПТУ.

Новый подход к подросткам требовал новой дисциплины. Помимо основной работы мальчики каждую неделю проходили двухдневную практику, добывая пищу рыбалкой или охотой. Вечерние часы были посвящены спорту. Девочки же факультативно работали со шкурами (для этого пришлось убедить Ыкату разрешить подобную практику), делали веревки, посуду, готовили еду и плели корзины. А раз в месяц, по воскресеньям, все могли видеться со своими семьями на большой ярмарке.

Быт простых подростков стал более упорядочен, а двадцать самых смышленых получали вместо трудовой повинности дозу интеллектуальных инъекций. Я не стал мудрить и, по сути, скопировал начальную школу. Были обязательными русский язык с алфавитом, русский язык с изучением слов, письмо — пока через рисование палочек и кружочков. А также математика и что-то вроде труда с природоведением. Последний урок был подобием внеклассной прогулки с учителем. Мы ходили по различным производствам, где объяснялись основные истины — почему что-то делается именно так, а не иначе. Я объяснял принцип палки — металки, вращения водяного колеса, кипения воды от костра и множество других бытовых вещей. Дети с любопытством внимали.

Не буду скрывать, что я часто обращал внимание на Лиу. У меня появились к ней скорее отеческие чувства, ведь, по сути, я годился ей в папы, а она была еще ребенком. Но это были именно чувства, которые я не испытывал уже очень давно. Частое общение в течение нескольких месяцев, проведенных мной в качестве учителя начальных классов, невольно сблизило нас. И Лиа нередко оставалась после уроков.

Это был тот тип ученика, который всегда хотел знать больше других. Учащимися, как и через много тысяч лет, окончание урока воспринималось с радостью. Лиа же была жуткой «почемучкой». Она задавала вопросы, не желая ограничиваться стандартными объяснениями. Писала, читала, считала и говорила вдвое больше, чем остальные ученики. Пытаясь найти пределы ее логического мышления, я загадывал ей загадки, ребусы с палочками, вроде таких:

Переложить две спички, чтобы получилось четыре квадрата. Незаконченных квадратов и других фигур быть не должно.

И прочие головоломки и шарады.

В какой-то момент я научил Лиу играть в крестики-нолики и вызвал искреннее ликование, когда, поддавшись, позволил ей зачеркнуть три символа.

Так у меня появился соперник по примитивным играм. Начав с бирюлек, где из кучи палочек нужно доставать верхние, не тревожа остальные, я через некоторое время сделал из глины домино, а затем и нарды. Жизнь обогатилась игровым общением. Это было потрясающее чувство отрешения от доисторической реальности.

Впрочем, моя программа интеллектуального развития общества вовсе не ограничивалась Лией. Поняв, что игры вроде домино — это не шахматы, и даже элементарные навыки позволяют с интересом соревноваться, я ввел дополнительный игровой урок для всех студентов. Забавы с кубиками, в которых фишкой следовало дойти до финиша, позволяли быстро освоить счет в уме до двенадцати. Игры на реакцию, где нужно схватить деревяшку после выпадения определенной суммы на кубиках, тоже развивали скорость счета. Через полгода мои двадцать подростков уже были вполне интересны как общество. Я бы оценил их навыки на уровне современных семилетних детей, способных к логическим выводам и непрямолинейному мышлению. Проводя время с учениками, я то и дело ловил себя на мысли, что не чувствую гигантской временной пропасти. Конечно, были свои лидеры, вроде акселерата Валу, который в свои четырнадцать выглядел на все двадцать и при этом отличался довольно приличным интеллектом. Были и отстающие, которых я планировал оставлять на второй год. Но в целом я оставался доволен результатом.

Понимая, что с двадцатью даже самыми смышлеными помощниками продвинутое общество не построить, я обратил свои силы на массовое воспитание детей. Все, кто был еще мал для поступления в мой университет, разбивались на три группы. Двух — трехлетние дети, способные ходить и отлученные от материнского молока, сдавались в ясли, где основное обучение сводилось к игре в деревянные кубики, сортер, перебирание зерна, развивающее мелкую моторику, а также к демонстрациям табличек с гласными буквами. Подобные ясли были организованы в каждом племени. От двух до пяти женщин следили за детьми и кормили их.

По соседству находился детский сад для детей четырех — шести лет. Это уже были довольно активные ребята, у которых помимо игр в племени, состоящих из догонялок, пряток, возни со всякими предметами вроде детских тачек, посуды, игрушечных инструментов (я сразу приучал детей к взрослой жизни) проходили занятия с учителем, где требовалось зубрить все буквы и учиться считать до пяти. Также организовывались вылазки на практику, как и у более старших товарищей. Я ломал стереотип тотального мужского превосходства, устроив так, что девочки и мальчики учились вместе. Различия были только в трудовом воспитании, в остальном же программа особо не отличалась.

Дети от семи до десяти были уже практически полноценными членами общества, поэтому их учебная программа походила на ту, которую я преподавал в своем вузе, с одной лишь разницей, что учителя у них были мои же студенты. Обучая детей, я готовился к тому, что по достижении десяти лет ко мне в классы будут приходить уже умеющие читать и считать лицеисты, что должно сильно ускорить дальнейший учебный процесс.

Детей было много. Очень много. Так что пришлось создать целый архив с личными делами. Учет мне нужен был прежде всего для того, чтобы понять их склонности и потенциалы. Общество неизбежно ждало расслоение на ремесленников, управленцев, воинов и, увы, бездарей, и я не хотел тратить время на последних.

Мой новый лагерь все больше разрастался. За полгода с момента, как я понял, что необходимо обучать молодое поколение, в нем появились еще две большие каменные постройки. Сначала был выстроен учебный класс со светлыми окнами, небольшой керамической доской, на которой я писал углем, и лавками с партами. Следом была возведена кухня, на которой женщины занимались готовкой уже не под открытым небом, а на плитах, используя разделочные столы, доски, острые ножи и прочую кухонную утварь. Питание также происходило по распорядку, сидя за столами и с использованием приборов. Это был прогрессивный центр цивилизации. Я планомерно повышал культурную планку.

На кухню, как и в мой дом, была проведена вода — она постоянно требовалась для готовки и мытья посуды, а часто таскать ее неудобно. Чтобы не снижать давление на колесо, я подключил кухню к своему водопроводу, разделив потоки. Что-что, а с едой у меня был полный порядок. За два с половиной года готовка блюд стала комплексной, с фаршировкой и использованием трав. Методом проб и ошибок я, наконец, получил из молока кислые продукты, и теперь в арсенале поваров находились простокваша, кефир и даже сметана с маслом. Нагревая кислое козье молоко, я изобрел что-то вроде сыра, и моя кухня по праву могла считаться лучшим доисторическим общепитом. Не хватало, конечно, специй и пшеничного хлеба с макарошками, но в остальном рацион отличался завидным разнообразием.

Помимо студентов, в новом лагере жили около десяти женщин, обслуживающих кухню и смотрящих за скотом, больше пятнадцати работников, связанных со стройкой или стройматериалами. А также два человека для выплавки руды и четверо охотников, выполнявших роль ночных сторожей. В общем, более полусотни жителей. Все они строили свои шалаши неподалеку от моего дома, делая их из жердей и веток. В каждом из таких строений спали от двух до шести человек. Делать традиционные вигвамы было расточительно — шкуры использовались лишь как одеяла, чтобы не продрогнуть ночью.

Тыкто все чаще оставлял меня одного, следя за порядком в своем племени, но такое поведение вовсе не означало, что мы отдалились друг от друга. Он все равно оставался для меня самым близким человеком в этом мире, и я периодически делился с ним своими решениями и донимал просьбами. Каждый раз я настойчиво предлагал ему переехать наверх и построить отдельный дом, и каждый раз получал отказ. Тыкто ссылался на то, что в этой пещере жили все его предки, и покинуть ее означает проявить к ним неуважение.

— Мертвые могут отомстить, несмотря на гнет из камней, — объяснил он мне как-то раз свое решение. Против этого довода аргументов у меня не нашлось.

Я хотел как можно скорее придумать способ переманить Тыкто и всех его жителей к себе, но пока не понимал, как.

Глава 32

Шли месяцы, и я видел, как моя образовательная программа приносит плоды. Усердное обучение молодого поколения привело к тому, что даже те, кто не были напрямую связаны с уроками, получали свою толику знаний. Общество взрослело: дети определенно становились смышленее, сельское хозяйство постепенно вытесняло охоту, и на первое место выходило умение делать что-то полезное для использования в быту. В племени Чука благодаря трудовой практике часть подростков начала плести веревки. Качество было пока слабое, но кое-куда они все же годились. Чуть позже подобное произошло с лепкой из глины и плетением из прутьев. Продукты производства менялись внутри племени на еду. Появлялся класс ремесленников.

Несмотря на то, что терялась моя монополия на создание некоторых продуктов, мне не только не хотелось пресекать эти процессы, но я даже поощрял их. Например, предварительная сушка и обжиг керамики требовали точного соблюдения технологий и детального объяснения, которое я незамедлительно предоставил Чуку, узнав о высоком проценте брака в его продукции.

Племя команчей за год сильно прибавило в уровне жизни: продовольственной проблемы больше не существовало, началось производство различных товаров, а авторитет нового вождя был на высоте. С полными амбарами общество все больше внимания уделяло играм — как спортивным, которые традиционно проходили каждое второе воскресенье, так и настольным. Было очень смешно видеть, как четверо дикарей забивают вечером «козла», или, бросая кубик, ходят фишками по нарисованной карте с кружочками. Нередко дело доходило до драк, но, как правило, все заканчивалось полюбовно.

Мои ученики меж тем получали специализацию. Так как я готовил менеджеров высшего звена, управленцев, то они должны были уметь организовать процесс и следить за его выполнением, осуществляемым менее смышлеными руками. Ясно выделились аграрный, строительный и кулинарно — бытовой факультеты. Производство металла было по-прежнему засекреченным видом деятельности, и мастерам под страхом смерти запрещалось раскрывать технологию. Лишь после долгих просьб Тома, к двум кузнецам я добавил одного подмастерья.

А вот аграрная тематика с наступлением лета стала наиболее обсуждаемой. По росту всходов было уже понятно, какие составы удобрений наиболее целесообразно применять. На практике отрабатывались прополка сорняков, использование ирригации, создание и установка пугала и подготовка к сбору урожая. Примерно треть студентов была ориентирована на эту деятельность. Еще пятеро — само собой, мужчин, были сконцентрированы на строительстве. Использование извести, камня, постройка стен по отвесам и уровням, производство и укладка черепицы, расщепление досок из бревен и забивание гвоздей молотком — все это и много другое было специализацией будущих прорабов. Они учились набирать бригады, обучать их и контролировать процесс строительства от начала до конца.

Девушки осваивали все то, что они и так получали в племени в качестве наставлений от своих матерей. Только в нашем случае упор делался на новые технологии, оптимизацию процесса и качество продукции. Ну и, само собой, менялась широта охвата — каждая студентка обязана разбираться во всех женских ремеслах, а не только в одном.

Лиа не примкнула ни к одному факультету. Она, как и Валу, были моими особенными учениками. Обладая незаурядными способностями в устном счете, она готовилась к тому, чтобы сыграть ключевую роль, когда дело дойдет до создания экономики. Я не оставлял идеи когда-нибудь повсеместно ввести деньги. Валу хоть и не являлся гением, но все же был весьма способным, особенно когда дело касалось организации процессов. Развитая не по годам мускулатура и волевой взгляд позволяли ему поддерживать дисциплину среди подростков, всегда получая необходимый результат. Обладая харизмой и настойчивостью, он за месяц двигал младшие классы вперед так, как другим удавалось лишь за три.

Глава 33

Приближался август, который принес новую проблему. Погода стояла настолько сухая, что горная речка практически полностью пересохла. Через какое-то время вода перестала литься на колесо и поступать ко мне в дом. Единственным источником осталось небольшое водохранилище, образовавшееся за плотиной. Земля трескалась, колосья жухли, урожай оказался под угрозой гибели. Похоже, мы столкнулись с настоящей бедой.

Через несколько дней похудевший и мрачный Тыкто пришел просить помощи.

— Мои люди хотят пить, разреши взять несколько горшков воды.

Иссохший вид некогда грозного вождя дал мне ужасное представление о том, как обстоят дела у его племени. Нисколько не колеблясь, я наполнил все свободные емкости и попросил людей помочь отнести их в племя Тыкто. Вождь, жадно напившись, ушел, но через пару дней вернулся снова.

На этот раз я был готов использовать сложившуюся ситуацию в полной мере.

— Твои люди страдают от жажды. А у меня есть вода, потому что я построил плотину. Я хочу, чтобы ты со своим племенем пришел жить сюда. Мой хэв — это твой хэв. Ты здесь вождь.

Тыкто колебался. Было видно, что умом он понимает разумность переезда, но не может проститься с колыбелью предков. Я поспешил развеять эти страхи.

— Мы поставим охранника около пещеры. Никто не зайдет туда. Ты сможешь вернуться, когда захочешь.

Видя, что осталось добить совсем чуть-чуть, я продолжил:

— Духи твоих предков будут рады, если ты переедешь в новый хэв и сохранишь жизнь племени. Духи расстроятся, если вы все умрете без воды.

Тыкто сломался. Жажда была сильным аргументом.

Мы сделали большие шалаши, в которых расселили еще около пятидесяти человек. В течение дня на некотором удалении от моей фермы было построено еще несколько загонов для коз, свиней и зайцев. Я не хотел рисковать и селить всех зверей вместе. Будет обидно, если какая-то болезнь однажды выкосит все поголовье. На следующий день переезд завершился полностью.

Вода в озерце быстро испарялась. Я распорядился сделать максимальные запасы в горшках, закрыв их крышками, но подобных резервов хватило бы лишь на несколько дней. Если дождя не будет еще недели две-три, появится опасность просто умереть от жажды. Поэтому я решил подождать неделю и в случае продолжения засухи идти искать родники или думать, как выпаривать и конденсировать морскую воду.

Ночью к водохранилищу пришло небольшое стадо антилоп. Я не спал, размышляя, как можно добыть пресную воду, и заметил движение через окошко. При полной луне животных было отлично видно. Выйдя из дома, я увидел Тыкто, молча стоявшего и смотревшего на пьющих копытных.

— Неси лук, надо убить их, — негромко сказал я.

— Нет, — ответил Тыкто, не поворачиваясь ко мне и смотря на большого оленя, жадно всасывающего влагу, — его племя тоже умирает. Убивать, когда другому плохо — ханан.

Почему-то я почувствовал себя пристыженным. Наверное, Тыкто прав. Антилопы выпьют два-три ведра, а уже завтра злое солнце выпарит в разы больше. Можно позволить себе проявить благородство. Я постоял еще несколько секунд и молча ушел в свое жилище.

Племя перешло в режим выживания. Из еды ловили лишь рыбу, не тратя сил на охоту. Никакого производства не было, все сидели в тени и молча смотрели на желтеющие растения. Стихия в очередной раз показывала, насколько человек слаб и беспомощен. Интересно, что творится в других племенах?

Через несколько дней я впервые серьезно заболел. Нет, конечно, у меня случались и насморки и температура, но, как правило, все проходило меньше чем за неделю — промыл нос морской водой, попарил ноги — и бегай дальше. А тут я почувствовал себя совсем худо. Трясло нескончаемым ознобом, живот раздирали резкие боли, голова раскалывалась. Я бегал в близлежащий лесок раз по двадцать за день. Через два дня подобных мучений силы совсем оставили меня. Температура была, вероятно, за сорок. Я лежал в своем доме способный лишь дотянуться до чашки с водой.

Видеть больного Каву племени не следовало, поэтому еще в самом начале своего недомогания я заперся и сказал Тыкто, чтобы меня не беспокоили, так как я буду просить духов о дожде. Заодно я отправил его с несколькими людьми проведать Ыкату и Чука. Набрав с собой запасов воды, Тыкто удалился в сопровождении десятка воинов. Водохранилище уже совсем обмелело, вода у дна стояла мутноватая, поэтому я пил лишь из припасенных горшков. На пятый день болезни сознание оставило меня, и я отключился.

Не знаю, сколько я пролежал: несколько часов, а может, дней, но очнулся оттого, что по сухому горлу текла вода. Не в силах открыть глаза, я глотал живительную влагу, даже не пытаясь думать о том, кто пришел меня напоить, и как открылась запертая дверь. Через несколько секунд мои обсохшие губы почувствовали прикосновение других губ. Женских губ.

В полубреду я приоткрыл рот, и в него немедленно попала пережеванная горькая кашица. Я инстинктивно попытался выплюнуть ее, но сильные руки пресекли эту попытку, после чего мне дали запить зелье. Что я и сделал с невероятным трудом. После этого голова бессильно упала на кровать и вскоре заполнилась чудовищным бредовым сном.

Следующее пробуждение было точным повторением предыдущего. Вода, губы, передающие мне горькую субстанцию, и забытье, в котором я видел глупые, как у рыбы, сны. После третьего дня подобных процедур я почувствовал, что уже в силах открыть глаза. Но, сделав это, понял, что можно было и не стараться. В комнате стояла кромешная ночная тьма, и я не разглядел даже силуэта таинственного гостя.

Между тем мне явно становилось лучше. Я понял, что жутко хочу есть, и, словно угадав мои желания, на следующую ночь после порции мерзкой кашицы я получил еще одну. К счастью, вполне съедобную, напомнившую мне вкус корня рогоза. На этот раз мне удалось схватить незнакомку за запястье.

— Кто ты? — прошептал я, и это были мои первые слова за много дней.

Девушка легко вырвала руку и поспешно скрылась на улице, оставив дверь открытой настежь. Я лежал на кровати и смотрел в темноту. Тяжело вдыхая свой отвратительный запах вперемешку с доносившимся с улицы свежим воздухом, я стремительно поправлялся.

В этот день сон отступил, когда на улице было уже светло и я слышал, как рядом с моей лачугой ходят люди. Похоже, вернулся Тыкто, вроде бы даже говорили про меня, но в дом никто не заходил. Не желая пока привлекать внимания, я не без труда сел, жадно напился из горшка с водой и сбросил с кровати пропахшие грязные шкуры. Без них лежать было жестко, но психологически куда как комфортнее. Слушая раздававшиеся за стенами голоса, я незаметно для себя уснул.

Уличные крики снова разбудили меня. На дворе уже стояла глубокая ночь. Кричали несколько мужчин и женщина, причем совсем рядом с моей дверью. Я накинул небольшую повязку на бедра и, пошатываясь, вышел. Увидев меня на пороге, туземцы притихли. В пяти метрах от входа в дом стояли трое воинов с горящим факелом и Тыкто, который держал за волосы туземку, резко закинув ей голову назад. Женщина попыталась повернуть лицо в мою сторону, и я узнал ее. Это была Пхо, изгнанная из племени много месяцев назад за попытку убийства.

— Отпусти ее, — раздался мой хриплый голос.

Тыкто разжал руку, и дикарка почти упала на землю, после чего быстро вскочила и попыталась броситься прочь.

— Стой, Пхо! — как можно громче постарался крикнуть я, и уже тише добавил: — Подойди сюда.

Девушка медленно приблизилась ко мне, и в ночном воздухе я ощутил тот же запах, что был у моего исцелителя. Однажды сохранив ей жизнь, я получил бумерангом ответное спасение.

— Пхо больше не враг, — обратился я к Тыкто, — она вернется в племя.

В слабом свете горевшего полена я не увидел на его лице эмоций, говоривших о несогласии вождя. Не объясняя причин своего решения, я показал девушке на дверь, приглашая зайти внутрь. В ту же минуту над горами сверкнуло, и далеко-далеко белая молния разорвала небо пополам. Все повернули головы в сторону вспышки.

— Кава говорит: будет дождь, — спокойно произнес я.

Издалека донеслись глухие раскаты грома.

Глава 34

Долгожданный ливень принес спасительную прохладу, и с гор потекли грязные ручьи. Водохранилище наполнялось мутной, но после отстоя и кипячения вполне пригодной для питья водой. Жить захочешь — еще и не такое проглотишь. Племена наших соседей также смогли пережить этот катаклизм почти без последствий — Ыката знал, где находилось небольшое горное озерцо, и ходоки по ночам таскали оттуда горшки с водой. Команчи, живущие рядом с морем, использовали довольно любопытный способ добычи. Они копали ямки на берегу, метрах в пятидесяти от моря, и ждали, когда начнется появляться вода. Как только влага проступала, они пили первый слой, толщиной в два-три сантиметра, прекращая копать дальше. Питье на вкус было немного солоноватое, но все же не такое вредное как из моря. Вероятно, более тяжелая по плотности, соленая вода опускалась ниже в песчаные слои, выталкивая легкую дождевую воду на поверхность. Ее-то и собирали находчивые туземцы.

В целом, не считая наполовину сдохшего скота у команчей и чуть не сгинувшего от дизентерии меня, все благополучно пережили засуху. Часть зерновых практически полностью погибла, зато другая перенесла капризы погоды вполне стойко. После того, как прошли дожди, и колосья подсохли, я стал готовиться к сбору урожая.

Признаюсь, что обработать столько гектаров полей было не такой уж простой задачей. Пообещав Чуку десятую часть урожая, я призвал около пятидесяти женщин из его племени на полевые работы. Под тщательным присмотром и при активном вовлечении студентов моего аграрного факультета колосья срезали и относили к месту сбора. Серпов было мало, поэтому использовались они по максимуму и без простоев. Жали одни, носили другие, снопы вязали третьи. На большой вытоптанной площадке все собранное сушили, молотили, провеивали и складировали в большие глиняные горшки.

Несмотря на засуху, удобрения сделали свое дело, и урожай составил почти центнер с гектара, то есть около двух тонн. На простой земле уродилось бы в несколько раз меньше. Чук лично присутствовал на последних этапах сбора. Я настоятельно рекомендовал ему не съедать все зерна, а подождать поздней осени, чтобы посадить их и получить через год в десять раз больше. Благо трое студентов-агрономов были родом из его племени и должны были помочь сделать все правильно.

Чук не мог ослушаться, но по глазам я видел, как ему хотелось насладиться добычей. Понимая, что силы воли до сева может и не хватить, я предложил ему каждый раз приходя ко мне получать в качестве угощения лепешки и кашу, а этот урожай целиком сохранить для посева. На том и порешили.

Отложив примерно треть зерна под посадки (а я планировал засеять примерно сорок гектаров), племя принялось толочь муку. Наверное, можно было подумать о создании водяной мельницы, но пока не было ни воды на колесе, ни представления, как сделать два крутящихся камня-жернова и каким образом засыпать между ними зерно. Поэтому терли каменными, а затем и медными пестиками. Благо работа не шибко интеллектуальная.

С этого момента на столе появились хлеб и каша. У меня — каждый день, а у племени — по воскресеньям.

После моего чудесного исцеления Пхо стала жить рядом, в небольшом шалаше. Селить в своем доме женщину было, во-первых, чересчур вызывающе для племени, а, во-вторых, я не питал к ней никакого влечения. Но все равно это была единственная женщина, регулярно появляющаяся в моем жилище. Пхо готовила, мыла посуду, стирала шкуры и подметала полы веником. В какой-то момент я даже разрешил ей воспользоваться своей ванной. Показав на примере рук и предплечий, как пользоваться мылом и настояв, что нужно будет намылить себя целиком, я удалился. Не для избавления Пхо от стыда, а скорее, чтобы не смущаться самому.

Вымытая Пхо была куда как более похожа на человека, нежели на самку. Я даже подумал сделать ей какое-нибудь украшение или хотя бы медную заколку для волос, но вспомнил историю с медальонами и наотрез отказался от этой затеи. Тот факт, что она жила рядом с моим жилищем, уже превозносил ее среди остальных женщин племени. Мне даже показалось, что Лиа смотрит на нее с ревностью, и, признаться, я был рад этому. Не решаясь открыто ухаживать за лучшей ученицей, я получал определенное удовольствие в том, что она испытывает какие-то душевные терзания, не имея возможности реализовать свои чувства. Впрочем, были ли у нее чувства или девушка демонстрировала простой интерес ко мне как к человеку другого, высшего порядка, сказать трудно. Может быть, я лишь выдавал желаемое за действительное.

Тыкто явно привыкал к жизни на новом месте и уезжать, похоже, не собирался. Видя это, я предложил построить ему дом.

— У меня большое племя. Мы не поместимся в доме из камней, — решительно отверг эту идею Тыкто.

— Поместитесь. Мы построим большой дом, — заверил я его и приступил к выбору места для строительства.

Барак для пятидесяти человек выходил у меня размерами примерно двадцать на восемь метров. Посередине должны были стоять три колонны, подпиравшие крышу. Посоветовавшись с Тыкто, я спроектировал несколько комнат — большую для женщин, такую же для мужчин, среднюю — персонально для вождя и еще одну маленькую, на всякий случай. Тыкто не объяснил зачем, но все же попросил ее предусмотреть.

Воду и туалет я делать не планировал, так как добиться нормальной гигиены, имея в доме полсотни человек было бы невозможно. Пусть по старинке бегают в лесок к ручью, — решил я.

Для студентов-строителей начались жаркие дни. Помимо теоретических знаний, они не хуже своих подчиненных должны были освоить все тяжелые работы от вытесывания камней до обжига извести и обрубания суков на стволах деревьев.

Наблюдая, как через месяц после старта строительства от фундамента начали расти стены, я стал свидетелем очень странной картины. Громко выкрикивая ругательства, Тыкто бил Быка, стараясь попасть то по высоко расположенной голове, то по печени. Бык покорно принимал удары, обхватив голову двумя руками и не решаясь дать сдачи. Я поспешил к ним, пытаясь понять суть конфликта. Оттащив запыхавшегося вождя от Быка, я не заметил на последнем каких-либо серьезных повреждений. Разве что на лице виднелись небольшие размазанные следы крови. Впрочем, оказалось, что и это кровь с разбитых кулаков Тыкто. Воистину, этого громилу уложить мог только метеорит.

Тыкто, весь в поту, с оторванным ухом и бешеными глазами выглядел очень грозно. Вероятно, провинность была серьезной. Я подождал минуту, пока дыхание вождя не пришло в норму, и спросил, что произошло.

— Он, — Тыкто взмахнул рукой и ткнул пальцем в лицо провинившемуся, — не хочет жить в моем племени!

Бык виновато смотрел в пол.

— Говори ты, — обратился я ко второму участнику конфликта.

— Я хочу жить в шалаше с женой, — тихо, но очень красноречиво сказал великан, — рядом с домом Тыкто.

Кажется, я начинал понимать. Бык давно присмотрел себе женщину из числа плененных в ущелье и после ухода из пещеры решил больше не съезжаться со строптивым вождем, полагая, что может рассчитывать на отдельную жилплощадь. А Тыкто усмотрел в этом предательство по отношению к прайду. Мне стало жалко Быка. Я отвел Тыкто в сторону.

Увещевание дикаря заняло не менее получаса. Я использовал все возможные аргументы: и невероятную преданность Быка, и его полное отождествление с племенем, и то, что жизнь будет проходить вместе, разве что спать Бык будет отдельно. Ну и еще то, что право на свою женщину он закрепляет за собой. Поймав гневный взгляд Тыкто, я вдруг понял, что именно последний пункт волновал его больше всего. Причем явно не сама женщина — на нее вождь бы вряд ли позарился. Беспокоил прецедент, который мог развалить его большую семью на множество маленьких.

Напоровшись на это препятствие, я с досадой осознал, что ломать нужно племенной уклад, сложившийся тысячелетиями. Одним разговором тут не обойдешься. Пришлось снова идти на хитрость и лесть.

— Ты вождь, и тебе решать, кто может взять себе жену навсегда, а кто должен остаться в племени. Эта женщина не из твоего рода, и Бык может забрать ее, если ты разрешишь. Только в случае твоего согласия.

Похоже, это были верные струны, и я продолжал:

— Я прошу тебя разрешить ему взять эту жену. После этого Бык не сможет брать других жен, а эта жена не сможет принадлежать никому, кроме Быка. Ты так решишь, и они будут слушать тебя, потому что ты их вождь.

Тыкто, поразмыслив, поморщился, но все же одобрительно мотнул головой. Через несколько минут состоялось первое благословение и иже с ним венчание. Я объяснил Быку принципы уз брака, и они с невестой быстро и согласно закивали.

— Что ж, совет да любовь, — буркнул я, покидая поле недавнего конфликта. — Дело хорошее.

Глава 35

В сентябре я набрал новых студентов из числа лучших выпускников школы. Семеро одиннадцатилетних ребят погрузились в углубленное изучение ремесел. Ничто так не передает опыт, как постоянная практика с более умелыми работниками, поэтому на стройплощадке помимо студентов постоянно присутствовали и выполняли мелкие поручения дети. Но только те, которые, по словам воспитателей, проявляли склонность к созиданию. Играли в кубики, дощечки, что-то лепили из глины. Отчаянные сорванцы и задиры проходили иную школу, обучаясь в интернате Быка.

Несмотря на то, что все мужчины по умолчанию обязаны уметь охотиться, ловить рыбу и держать в руках оружие, именно ученики Быка должны были стать воинами, причем лучшими. На тренировках будущего спецназа особое внимание уделялось не только владению копьем, топором, камнеметалкой, луком и кинжалом, но и стратегии с тактикой. Кроме уже ставшего привычным для всех гандбола, где атака и защита проходили в несколько секунд, появилась игра по захвату флага.

Пятнадцать человек, находившиеся в подчинении у своих капитанов, должны были, охраняя свой тотем, выкрасть чужой. Причем не только выкрасть, но и суметь донести его обратно на свою базу. Для максимальной достоверности игры пришлось серьезно поработать с холостым оружием. Деревянные топоры, обернутые шкурой, тупые стрелы с намотанным мехом вместо наконечника, копья в виде обычных жердей. Кроме использования подобного реквизита, были установлены строжайшие правила: обозначать удары, а не бить. Ну и, конечно, следовало «умирать», если получил «смертельную» рану. Команды с азартом втянулись в новое состязание.

Мальчишки гурьбой наблюдали за этими играми со стороны. Им строжайше запрещалось издавать какие-либо звуки, обнаруживая тем самым маневры команды, в противном случае их ждала болезненная порка. Солдаты выполняли прорывы, засады, отвлекающие выпады, намеренную сдачу, а затем перехват украденного тотема и прочие уловки. Капитаны проводили успешные операции и увеличивали количество знаков отличия на своих бусах. А я с удовлетворением смотрел, как растет боеспособность моей армии почти в полтораста человек.

Однажды посетившая меня мысль, что духовное развитие общества не должно ограничиваться спортом, привела к размышлениям о музыкальном искусстве. Не будучи Шопеном, но в состоянии сыграть «Собачий вальс», я решил создать группу, а в дальнейшем, возможно, и хор. Идея была настолько задорная и так заняла меня, что следующую пару недель я провел в создании всевозможных предметов, издающих сколько-нибудь благозвучные трели.

Первое, что родилось в моей мастерской, — это, конечно, барабаны. Обтянутые кожей бочонки давали разнотонный звук, и мой двор наполнился дьявольскими ритмами. Вокруг забора то и дело останавливались туземцы, но заходить за плетень было запрещено, поэтому ничто не мешало мне создавать новые инструменты.

Используя стебли сухого камыша, я сделал что-то вроде свирели из нескольких трубочек. Если подуть в их торцы, получался гудящий звук. Мне удалось подобрать длины и диаметры так, чтобы настроить эту дудку на пять нот от «ре» до «ля». Проверив несколько раз, что настройка верная, я сыграл «Подмосковные вечера». Не знаю, откуда во мне вдруг появилось столько сентиментальности, но слезы застлали мои глаза. Я ушел играть к себе в дом, повторив там мелодию, наверное, раз пятьдесят.

Сидя вечером на крылечке и наигрывая трели, я заметил Валу, который смотрел на мои музицирования с необычайным любопытством. Жестом я пригласил его подойти. Он легко перепрыгнул через забор и приблизился ко мне, не отрывая взгляда от моих рук.

— Смотри, это музыка, — я сыграл ему «Подмосковные вечера», — несколько звуков складываются в мелодию, как буквы в слова.

Я провел губами от «ля» до «ре», получилось похоже на начало ламбады. Валу смотрел на меня как на волшебника.

— Держи, — я протянул ему инструмент, — учись.

Валу осторожно взял связанные тростинки и приложил их к губам. Вскоре у него получилось выдуть первую ноту.

— Иди тренируйся, Моцарт, — улыбнулся я.

Парень тотчас убежал в свой шалаш, а я пошел делать более сложный инструмент, с диапазоном в пару октав.

Работа спорилась. В планах было сделать металлофон, подвесив медные пластинки на веревочках, маракасы из дерева или глиняных горшочков, а если удастся выковать или вытянуть проволоку — то чем черт не шутит, — замахнуться на гусли, гитару или хотя бы балалайку. Так и до рок — концерта с дискотекой доберемся.

Проходя теплым осенним вечером по своей деревне, я услышал знакомые трели камышовой дудки. Двинув на звук, я вскоре увидел Валу, развалившегося на камне и водящего дуделкой по губам. Перед ним, обхватив колени руками, на земле сидела Лиа и вдохновленно смотрела на новоиспеченного музыканта, выдувавшего какофоничный бардак.

Я постоял несколько секунд, решая: показаться и разрушить эту идиллию или уйти прочь. А потом, поджав губы, выбрал второе. В таких делах эмоциональные решения — всегда не верные.

Я мерил комнату шагами, описывая овалы вокруг стола. Итак, у меня появился соперник. Молодой, по-своему красивый, сильный и гораздо более близкий Лие по социальной лестнице, чем я. С другой стороны, я был умнее и обладал властью, поэтому проигрыш одной битвы не означал поражения в войне.

— Она еще даже не началась, — сказал я вслух и стукнул кулаком по столу.

Пока Лиа была никому не нужна, я относился к ней с простой симпатией. Сейчас же я понял, что не потерплю других самцов на этой территории.

На уроках я стал замечать, что голубки и впрямь часто стали тайком посматривать друг на друга и улыбаться. Пришлось сделать замечание Валу, чтобы не отвлекался, и отсадить его подальше. На этом мои мелкие пакости в отношении конкурента не закончились. Пользуясь правом учителя, я задавал переростку задачки, на которые он не мог ответить.[6]

Валу, а тем более Лиа, вскоре почувствовали, что я сознательно заваливаю его, и отношение ко мне стало как будто холоднее. Если чувства моего оппонента меня не сильно беспокоили, то прохладность Лии была досадна. Похоже, я выбрал не ту тактику. Верно говорят: держи друзей близко, а врагов еще ближе. Надо было срочно мириться с Валу.

В тот день я попросил его остаться после уроков и предложил решить особо сложную задачу.[7]

Как и представлялось, Валу не знал, как подступиться к решению, и насупился, решив, что я снова его принижаю. Тогда шаг за шагом я показал решение и сказал, что завтра задам эту задачу в классе, и, если никто не сможет с ней справиться, то он выйдет и покажет что нужно делать. Валу пожал плечами, вроде соглашаясь с предложением.

Но на следующий день меня ждал сюрприз. К доске вышла Лиа, которая с помощью таблицы квадратов планомерно пришла к верному ответу. Я похвалил ее и спокойно попросил сесть на место, но внутри меня все клокотало и кипело. Учитывая, что до вечера мы все были в полях, наблюдая, как вносятся удобрения, а уроки начинались утром, Валу мог рассказать ей решение только ночью. Мужской и женский лагеря были разделены. Значит… Или она сама справилась с этим примером? Мог ли туземец, даже гениальный, дойти до ответа самостоятельно?

Я вдруг понял, что уже минуту стою перед учениками погруженный в свои мысли. Моральных сил вести урок не было, поэтому я предложил классу сложить все числа от одного до ста, после чего решивший мог считать урок оконченным. Дав задание, я вышел во двор.

Осень стремительно наступала. Был поздний октябрь третьего года, и ночи становились гораздо прохладнее. Я смотрел, как некоторые семьи обмазывали свои шалаши глиной, утепляя их, на копошащуюся стройку огромного дома Тыкто, на начавшее крутиться водяное колесо, и вдруг понял, что все эти достижения перестали меня радовать. На душе сидела большая холодная жаба с лицом Валу. И до тех пор, пока я не придумал, как аккуратно от нее избавиться, не навредив своим отношениям с Лией, весь этот прогресс был мне до лампочки.

Размышления прервали вышедшие из здания гении-отличники. Они молча показали мне таблички, на которых красовалось одно и то же число 5050 и, дождавшись моего кивка, пошли в сторону реки. Хоть они и не держались за руки, но смотреть на это становилось уже невыносимо.

В институте я много читал о решении подобных треугольников. Чего стоил один Стендаль или «Герой нашего времени». И сейчас, имея все карты на руках, я понимал, что нужно отбросить эмоции и составить четкий план. Я находился в положении жертвы, которая все сильнее заглатывала крючок. Лиа невольно вынуждала меня нервничать и усиливала мою к ней привязанность. Но без хладнокровия и расчета отношения будут неуправляемые. Или я заставлю ее страдать и полюбить себя, или буду страдать сам.

Вернувшись в класс, я застал всех остальных учеников кропотливо складывающими числа столбиком. Интересно, кто из этих двоих мозгляков дошел до метода маленького Гаусса?

Распустив студентов на практику, я побрел в сторону гор, размышляя о стратегии. Задач виделось несколько. Сначала нужно расстроить связь Валу и Лии, да так, чтобы в этом не было моей вины. Затем заставить Лиу захотеть отношений со мной, при этом не позволяя ей реализовывать их. Ну а когда душевные терзания достигнут высшей точки, пойти любви навстречу и узаконить этот союз с Кавой. Последнее было вовсе не элементарно, но всяко решаемо. Пройти бы первые пункты!..

Цели были обозначены, и я стал строить коварные планы. Валу следовало поставить в такие ситуации, когда его поведение было бы воспринято негативно. Он сам должен пожелать вести себя неподобающе. Снижение внимания, переключение на что-то другое? Может, другая женщина? Или пусть Лиа думает, что появилась другая женщина?

Идя вверх по реке, я все ближе подходил к горам. Несмотря на рой амурных мыслей, мозг невольно отвлекался на всякие технические штуки. Здесь, например, надо будет построить еще одну плотину, — отметил я про себя, проходя удобный изгиб реки. Получится большое озеро. Можно будет даже рыбу запустить. Впрочем, вернемся к нашим баранам.

Я зашагал назад.

Глава 36

Решив начать с сокращения времени досуга молодого ловеласа, я обратился к Быку:

— Тебе же нужны хорошие игроки?

Бык, обладая командой, способной иногда занимать третье место, разумеется, развернул уши.

— Я хочу дать тебе парня, который сможет быстро стать отличным нападающим. Только нужно его хорошо потренировать. Возьми его к себе. Прошу как лучшего учителя.

Человек-гора растекся от подобной лести и был преисполнен готовности тренировать хоть ленивца.

— Я приведу его завтра. Только полегче. Не убей пацана, — зная крутой нрав Быка, я решил перестраховаться. Мне вовсе не нужны лишние сцены жалости и заботы. Да и Валу должно понравиться играть.

Хлопнув громилу по мясистому плечу, я пошел в сторону стройки — искать будущую звезду гандбола.

Валу стоял на краю почти оконченной стены и руководил укладкой балок. Я окрикнул его, и он легко спрыгнул на землю с трехметровой высоты.

— Ты ведь знаешь Быка? — спросил я его.

— Конечно, это самый большой человек, которого я видел.

Выражение лица Валу ясно говорило: «Кто же не знает этого великана!»

— Так вот, он видел, как ты работаешь, и хочет, чтобы ты играл в его команде. Говорит, из тебя получится отличный нападающий.

— Бык хочет, чтобы я играл в его команде?!

— Да, вместе с остальными воинами. Завтра тренировка. Придешь?

Пятнадцатилетний парень во взрослой команде, играющий с матерыми мужиками, у которых тела в боевых шрамах и не смыты следы крови на оружии — стоит ли говорить, что ответ Валу был более чем предсказуем, поэтому я спрашивал просто для проформы.

— Утром ждем тебя на поле. Посмотрим, на что ты способен.

За прошедшие месяцы процесс тренировки сильно поменялся. Внемля моим советам, команда разминалась, бегала, толкала деревянные щиты друг на друга и отрабатывала длинные пасы. Благодаря тщательной репетиции отдельных элементов игры, прокачке нужных движений и приемов команда Быка, хоть и более слабая физически, не редко побеждала команчей и апачей. Бойцы Тыкто с таким же подходом к тренингу давно были вне конкуренции, лишь изредка занимая второе место.

Три утренних часа, отведенные каждую среду под тренировки команды Быка, показались Валу вечностью. Несмотря на мои просьбы, суровый наставник практически не делал новичку скидок и гонял его по-взрослому. Я всерьез боялся, что после подобных упражнений помятый и взмокший Валу откажется от предложения, но, похоже, это был упрямый боец.

После тренировки он подошел ко мне и со страхом спросил:

— Я плохо бросал мяч. Теперь Бык не возьмет меня в команду?

— Ты все делал хорошо, — успокоил я его, — будешь продолжать заниматься — через две недели сможешь участвовать в большой игре.

Глаза Валу светились от счастья. Похоже, я нашел, чем занять его голову и сердце.

Участие подростка во взрослой команде не осталось незамеченным для одноклассников. Я подлил масла в огонь и попросил Быка зайти на урок, чтобы похвалить Валу за хорошее начало. Появление сильнейшего воина племени вызвало необыкновенный ажиотаж в классе. После этого события все свободное время после занятий новоиспеченный гандболист провел с «корешами», рассказывая о впечатлениях. Лиа стояла в стороне и смотрела на счастливого спортсмена. Вид у нее был грустноватый.

Несмотря на увлечение спортом, Валу все равно продолжал общаться с Лией, хотя и уделял ей теперь гораздо меньше времени. Создавая вакуум, я одновременно создавал и дополнительное притяжение. Они стали скучать без общения друг с другом и все сильнее ждать вечерних встреч. Похоже, в их умах именно сами занятия спортом были тем искомым источником разлуки, а вовсе не страсть Валу к этому спорту. Мои успехи на любовном фронте были близки к нулю. Глядя издалека, как молодые голубки разговаривают, я услышал тихий голос у себя за спиной:

— Валу позвал ее сегодня ночью смотреть на новую луну.

Я обернулся. За мной стояла Пхо. Конечно, она не могла не заметить, что я начал неровно дышать к своей студентке.

— Сама слышала утром, — добавила Пхо, отвечая на мой немой вопрос об источнике информации.

Что ж, попробуем перетянуть одеяло на себя, — решил я и быстрым шагом отправился к Быку.

Здоровяк сидел на камне и точил свой топорик, любуясь блеском его лезвия в лучах низкого осеннего солнца. Увидев меня, он отложил оружие и встал.

— Через неделю матч, нужно больше тренировок, — заявил я ему с ходу.

Бык молча стоял, не зная, что ответить.

— Поле сейчас свободное. Собирай команду и гоняй всех до темноты. Да так, чтобы сил ни у кого не осталось! Особенно обрати внимание на молодых. По-моему, они ленятся. Давай! Вы должны победить в этот раз!

Бык заткнул за пояс топорик и бросился собирать своих игроков, выдергивая их со стройки. Я тем временем пошел к дозорным со строгим наказом: ночью из мужского в женский лагерь никого не пускать. Потом, довольный своей изобретательностью, отправился в дом, где постарался посвятить себя разработке экономической концепции. Я собирался ввести деньги уже через несколько месяцев, и на этот раз бытовые и теоретические аспекты меня волновали гораздо больше, чем создание и чеканка монет.

Для начала мне нужно продумать, как организовать переходный период. Так как насытить экономику деньгами одномоментно было невозможно, начинать следовало с натурального обмена по безналичному расчету. Иными словами, каждая вещь должна стоить четко определенную величину и обмениваться соответственно. В части определения справедливых цен я не видел особых трудностей, поскольку уже проходил это упражнение. Важнее было продумать социальные страты. Для начала я выделил пять из них.

Высшая — это управление племенем и его казначей. Правитель есть государство в лице одного человека. Он владеет госпредприятиями, контролирует их работу и получает от них прибыль. Казначей же хранит кассу, осуществляет госзакупки, выдает зарплаты и собирает налоги. Вероятно, потребуется расширить бюрократический аппарат, особенно для огромного племени Чука, но для нашего вполне может хватить двоих. В этих ролях я видел Тыкто и Лиу. Мое же предназначение возвышалось над всеми. Я должен был определять экономическую политику и области, куда вкладывать деньги. От меня зависело ценообразование товаров, производимых на предприятиях, объемы эмиссии и уровень налогов.

Следующая каста — это управленцы. Они должны следить, чтобы работники делали работу хорошо и правильно и, конечно, платить им зарплату. Управленцы могли быть собственниками бизнеса или наемными боссами в госконторах. В моем университете я готовил именно таких людей.

За ними шли ремесленники и охотники. Семейный бизнес, где люди работают на себя. Большинство предприятий на первых порах будет именно таким. Это средний класс, наиболее крепкий, активный и умелый слой населения.

Четвертая страта — наемные работники. Они получают зарплату, выполняют оговоренные задачи, но о них должны заботиться работодатели. Эти люди могли бы стать ремесленниками, если бы у них хватило смекалки и капитала создать собственное дело. Ведь помимо производства нужно думать о сырье и сбыте, видеть задачу комплексно, уметь хорошо считать и не лениться. Кто-то на протяжении всей жизни не может выйти из этой категории людей.

Пятое, самое низшее сословие — это рабочие-поденщики. Разовые подработки и никакого стабильного заработка.

Определив социально-экономический состав населения, я начал формировать постулаты и правила.

Для начала мне нужны были налоги как инструмент пополнения бюджета и вывода денег из экономики. Ничего нового я изобретать не собирался и предположил подушную подать для всех людей старше пятнадцати лет. Ее размер — двухнедельный заработок, взимаемый четыре раза в год. Получалось даже меньше десятины.

Минимальная оплата труда должна быть такой, чтобы человек мог обеспечить себе двухразовое питание.

Налоги платятся в бюджет того племени, где человек родился. Так я планировал решить проблему перехода работников Чука в мой лагерь.

Изначально национализировались все средства производства товаров, будь то печь для обжига, загон для скота или поле с зерновыми. На них работали наемники за зарплату. Прибыль получало государство.

Я решил, что в переходный период все ремесленники и охотники будут отдавать вождю пятую часть своей продукции, а остальную — менять по своему усмотрению на другие товары. Вождь же использует этот фонд для того, чтобы оплачивать труд своих наемных рабочих на производствах, и для обмена между племенами. Дань размером в двадцать процентов будет выше, чем планируемый в дальнейшем налог, так что после введения денег, бремя упадет вдвое, и люди охотнее примут новые порядки.

Получалось вполне складно. Осталось теперь донести эту концепцию до Тыкто и Чука, а также до своих студентов. Племя Ыкаты я решил пока не трогать, зная его консерватизм. Пойдет дело — сами втянутся и подключатся.

За размышлениями я не заметил, как наступил поздний вечер. Племя улеглось спать, тишину нарушали лишь редкие скрипы сверчков.

Луна только начала появляться, поэтому ночь была довольно темной. Но даже при таком освещении я заметил силуэт Лии, крадущийся по направлению к плотине. Я тихо вышел на улицу и стал наблюдать. Лиа ждала у плотины около получаса, но никто не приходил. Когда девушка пошла обратно, я, стараясь выглядеть максимально естественно (хотя кто там разглядит в ночной тьме), пошел ей навстречу.

— Лиа? — полушепотом спросил я, когда расстояние сократилось метров до двадцати. — Тоже гуляешь ночью? — продолжил я, не дожидаясь ее ответа. Девушка не отвечала и явно была удивлена этой встрече.

Она подошла ко мне. Было холодно, и ее худые голые плечи покрылись гусиной кожей. Я снял свою куртку, оставшись в плотно облегающей заячьей жилетке, и набросил её на Лиу. Стараясь не дать ей опомниться, я не сбавлял напор.

— Прогуляемся. Мне будет приятно, если мы пройдемся вдвоем. Недолго.

Лиа молча развернулась, и мы пошли обратно к водоему. Бледные точки звезд с тонким серпом месяца еле заметно мерцали на поверхности воды.

— Знаешь, звезды — это не маленькие светлячки, — нарушил тишину я, — а огромные огненные шары, просто они находятся очень-очень далеко.

Лиа молча подняла на меня взгляд. Я остановился.

— Вокруг этих огромных шаров летают планеты, — я осекся, понимая, что объяснить, как земля может быть круглой — это не вопрос нескольких минут, и поправил себя, — то есть другие миры. Там тоже кто-то живет. Далеко-далеко.

Мы замолчали. Лиа долго вглядывалась в темное небо, полное золотой россыпи.

— Ты прилетел оттуда? — прозвучали первые слова, которые я услышал от нее с момента сегодняшней встречи.

Настало время задуматься мне.

— Я пришел из другого мира, — после некоторого размышления ответил я. — У нас тоже есть солнце и звезды, но все иначе.

Снова повисла тишина. Я уже собирался сказать что-то про наш мир, когда услышал новый вопрос.

— И женщины у вас тоже есть? — Лиа повернулась ко мне лицом, и я увидел блеск молодой луны в ее глазах.

— Есть.

— Какие они?

Интересно, что она ждет от меня в качестве ответа?

— Разные. Есть красивые, есть умные, есть сильные и слабые. Есть даже женщины-вожди.

— Вожди племени?! Они что, дерутся лучше мужчин?

— У нас не обязательно драться лучше. Можно быть умнее, хитрее, делать хорошие и добрые вещи, и племя выберет тебя вождем. Женщина — такой же человек, как и мужчина. У нас так.

Лиа обдумывала сказанное. А я, почувствовав, что могу посеять еще одно зернышко раздора, продолжил тему.

— Когда женщина живет с мужчиной, то он слушает ее, а она его. Если муж делает только то, что сам хочет и не слушает жену, тогда она может уйти к другому мужчине, который лучше ее понимает.

Лиа снова выразительно взглянула на меня и отвернулась.

Я стал подмерзать и решил, что на сегодня достаточно. Пусть у девушки будет ощущение, что она недополучила моего общества. Так она скорее захочет продолжения.

— Нужно идти спать, — сказал я, привставая с камня. Лиа покорно последовала за мной.

Дорога в лагерь снова прошла в тишине, и лишь у своего шалаша Лиа тихо сказала:

— У вас хороший мир, — и, немного помолчав, добавила: — у нас не такой.

Я открыл рот, чтобы сказать что-то вроде «я здесь, чтоб новый мир построить», но Лиа уже скользнула к шалашу и исчезла внутри. Я поднял голову и посмотрел на огромное звездное небо. Постояв так полминуты в размышлениях о ничтожности нашего существования во Вселенной, я махнул рукой и отправился спать.

Глава 37

Приближался большой матч, в котором Валу впервые должен был сыграть свою двадцатиминутку. Как обычно, на события такого рода должны были прийти почти все жители. Племя готовилось не только к игре, но и к ярмарке после нее. Я тоже сделал кое-какие приготовления.

Наступило долгожданное воскресенье. Я специально «посеял» команду Быка так, чтобы она встретилась в финале с бойцами Чука или Тыкто. Лишь бы не сломались по пути.

Сидя на своей трибуне, я искал глазами Лиу и вскоре увидел ее стоящей в третьем ряду в окружении хмурого воина, женщины средних лет и нескольких детей. Похоже, это были родители с братьями. Когда во второй бычьей пятерке вышел Валу, Лиа заметно оживилась. В процессе игры она страстно болела за него, и острые когти ревности скребли мою влюбленную душу.

Команда Быка настойчиво продиралась вперед, и, наконец, вырвалась в финал. Соперники определились в следующей игре. Ими стали команчи, в жесточайшей борьбе победившие Тыкто с перевесом в один мяч. Тем лучше, решил я, противник вымотан до предела. У нас появляется шанс.

Капитаны перегруппировали свои пятерки и после получасового отдыха бросились в бой. Изможденность команчей уравновешивалась более слабыми игроками Быка. Команды шли ноздря в ноздрю вплоть до третьего периода. Именно в нем Бык решил выставить Валу. Судя по водяным часам, оставалась максимум минута игры, а на табло все еще была ничья. Я подумывал о дополнительном времени, но тут команчи дали неточный пас, мяч перехватили наши, и нападающий пулей бросился к вражеским воротам. Неясно, откуда вдруг взялось столько прыти у выжатого как лимон игрока.

Команчи рванули назад в защиту и уже почти схватили бегуна, когда тот отдал мяч бросив его на другой фланг. Передачу принял Валу, продолжив яростную атаку. Не снижая скорости, он перепрыгнул бросившегося под ноги игрока, сделал обманный бросок в левый нижний угол и, обернувшись с мячом вокруг себя, выстрелил в верхний правый. Это был победный гол. Не успел мяч вернуться на поле, как я уже свистел, извещая о конце игры. Команда Быка впервые стала чемпионом, во многом благодаря Валу. Остальные игроки бросились на поле обнимать героя дня.

На церемонии награждения Бык исполнил такие объятия, что мне показалось — он выдавит меня, как тюбик с пастой. Несмотря на то, что Валу был из команчей и обыграл своих же односельчан, многие подходили к нему и искрене поздравляли. Выиграл он на самом деле спортивно и честно. Лиа с родителями стояла и смотрела на череду объятий, видимо ожидая, что Валу сам подойдет к ней после игры, но парня утащили за праздничный стол партнеры по команде. Посмотрев награждение, люди расходились, и трибуны быстро пустели.

Попросив Чука задержаться и уделить мне пару минут, я направился к Лие, держа в руках новый топор с красиво сделанной ручкой. Заметив, что мы приближаемся, она что-то сказала своим, и родители, повернувшись ко мне, сели на пятки, выражая почтение.

— Встаньте, — сказал я, подойдя ближе, — вы отец и мать Лии?

Мужчина утвердительно кивнул.

— Хочу сказать, что ваша дочь — лучший ученик в моей школе. Я благодарен, что вы родили ее и вырастили, поэтому прошу принять этот топор в знак моей признательности.

Я протянул подарок отцу, и тот бережно, словно младенца, взял оружие. Поглядывая то на меня, то на Чука, он пребывал в растерянности. Бронзовые топоры были только у дружины вождя, а отец Лии был простым охотником.

— Вашу дочь ждет большое будущее, она будет помогать нашим племенам. Вы по праву можете носить этот топор.

Последнюю фразу я сказал, глядя на Чука, чтобы у него не возникло и мысли об экспроприации.

— Лиа говорила — вы шьете? — обратился я к матери, до этого смотревшей в землю. — Это вам. Спасибо за дочь. Она будет хорошей женой.

Я передал матери бронзовое шило для работы со шкурами, которое та осторожно взяла двумя руками.

Последнюю фразу я задумал заранее, давая довольно прозрачный намек. Не уточняя, чьей именно женой она будет, я уже косвенно посватался, принеся дары. И если у Лии в семье отношения строятся на патриархате, мои шансы должны были взлететь до небес.

Не затягивая знакомство с родителями, я развернулся и ушел праздновать победу за стол Быка. Рядом с ним сидел Валу, к которому откровенно ластились две молодые туземки. Победитель получал все…

Аккуратно обернувшись, я удостоверился, что эта картина не ускользнула от внимания Лии.

Операция «чемпион» прошла успешно, хмыкнул я себе под нос. Посмотрим, что ты будешь делать дальше.

Глава 38

Приближался новый, четвертый год. В своих лекциях я все чаще стал делать акцент на торговые отношения. По моему плану, деньги должны быть введены примерно в апреле, а значит, у меня есть четыре месяца, чтобы пройти переходный период и обучить коммерции своих студентов. Объяснив, на какие группы будет делиться общество, я вывел класс на улицу. Мы долго ходили по племени и определяли принадлежность того или иного работника. Обсуждалось, кто может создать собственное дело, а кто так и останется сидеть на зарплате. Какие работники сезонные, а какие постоянные.

Сориентировавшись в малом предпринимательстве, моим студентам предстояло опробовать свои знания на практике. Нет ничего приятнее, чем учиться в игровой форме, и после пары дней размышления я принес в класс новую настольную забаву.

Называлась игра «Лавочник».

Играли трое или четверо гончаров, а также государство, коим являлся я сам. Гончарам раздавались монеты, которые использовались для старта своего дела — производства кувшинов. Государство же — скупало произведенную продукцию, представленную в виде глиняных жетончиков. Цены на сырье и спрос определялись кубиком, а вот что производить, в каком количестве и по какой цене продавать — решал сам игрок. Он же определял — нанять новых тружеников или проявить консерватизм, купить побольше глины в тот момент, когда она дешевая, или сберечь оборотный капитал. Простора для маневра хватало.

Пытаясь сыграть как можно больше сценариев, я экспериментировал с вводными, немного меняя правила игры. Например, спрос был растущий, и тогда к покупкам государства автоматом прибавлялось еще три единицы, или недостаточным, и тогда я покупал на две единицы меньше, чем выпало на кубике. В первом случае надо было искать наиболее эффективную стратегию роста, тогда как во втором — стараться удержаться на плаву, ведь спроса на всех явно не хватало.

Игроки постепенно выводили элементарные истины малого бизнеса, впитывая их через ежедневные победы и поражения. Я начал записывать эти простые правила углем на большой доске. Попытавшись в самом начале игры купить второго гончара и ускорить производство, многие заканчивали разорением, не найдя в трудные времена деньги на налоги или еду. Первое записанное правило гласило:

1. Начиная бизнес, имей достаточно капитала, чтобы пережить период становления.

Затем, для торопыжек я дописал:

2. Открывая дело, начни с малого и развивай направление, когда увидишь успех.

Следом за ним появилась заповедь, идентичная первой:

3. Всегда имей денежную «подушку» на случай тяжелых времен, когда нужно затянуть пояса.

Учились не только студенты, но и я. Очень интересный опыт был получен при ценообразовании. Опуская цену продукта слишком низко, ты забираешь контракты, но не получаешь прибыль. Казалось бы, стратегия проигрышная, но, в нужный момент применив ее, я забрал весь спрос на несколько ходов подряд, выбив двоих конкурентов с рынка. Так был открыт демпинг.

Наблюдая за остальными игроками, смышленый Цак в один из раундов, повысил цены на свои кувшины № 3 до десяти единиц за штуку. Максимального значения допустимого правилами. На кубике спроса выпало пять, и, забрав два кувшина у других игроков, заплатив по шесть монет, я перешел к Цаку, купив недостающие три единицы по десять.

Этот ход восхитил меня, и я попросил объяснить, почему он так сделал.

— Я вижу, что у других игроков кувшинов № 3 очень мало, а у меня их полно. Значит, можно ставить любую цену — ведь до моих все равно дойдет очередь, и их купят, — ответил вероятный предок одного из колен израилевых.

На доске возникло четвертое правило:

4. Всегда следи за своими конкурентами. Наблюдай, что они делают. Какие у них цены.

Через несколько дней Цак еще раз удивил меня, начав производить только кувшины № 3, в то время как Лиа делала только кувшины № 1. Еще один игрок занимался только кувшинами № 2. Четвертый все производил вразнобой, но его выпуска, конечно же, не хватало для удовлетворения потребностей государства. Приходилось покупать у картеля сговорившихся предпринимателей по цене десять монет.

После этого случая нового правила на доске не появилось, зато я сделал себе зарубку, что такими темпами придется создавать антимонопольную службу для предотвращения подобных сговоров. Или обеспечить присутствие на рынке множества производителей, которые нарастят мощности и понизят цену.

Проведя почти месяц за игрой в микроэкономику, мои студенты стали достаточно финансово образованны, чтобы не потерять начальный предпринимательский капитал. Оставляя студентов играть, я тем временем работал над новой симуляцией. Меня интересовала макроэкономика и ее глобальные процессы.

Глава 39

Дом Тыкто был, наконец, закончен, и у студентов появилось свободное время. Так как после феноменальной победы в игре отношения у Лии с Валу несколько охладились, я решил развить успех и отправил молодое дарование, а также еще четверых команчей в их родное племя. Парням предстояла большая работа по переписи населения и определению, кто чем занимается. Перед вводом денег я должен был представлять, с какой экономикой мне придется иметь дело и четко классифицировать ремесленников, охотников, тружеников государственных картелей и прочих рабочих.

Валу поначалу воспринял новость в штыки, но я, предвидя это, провел беседу с Быком. Он доходчиво разъяснил высылаемому всю ту высокую честь, которую Кава оказывает ему, отправляя к команчам в качестве своего экономического наместника. Авторитет Быка был высочайшим, поэтому Валу вернулся ко мне абсолютно в ином настроении, готовый выполнить все поручения.

Я объяснил, какие таблицы следует заполнить, выдал в качестве охраны двух бойцов из команды Быка и сказал возвращаться лишь когда работа будет полностью выполнена. Переписать несколько сотен человек, указывая их имя, примерный возраст и род занятий, — все это должно надолго занять командированных.

Перед отъездом Валу опять поцапался со своей возлюбленной. Как я понял из объяснений Пхо, которая по моей просьбе немного сдружилась с Лией, Валу настаивал, чтобы Лиа поехала с ним. Возражения переросли в скандал, который, к счастью, не закончился рукоприкладством. Взбешенный Валу быстро собрал рюкзак и отбыл прочь.

В тот же вечер я попросил Лиу зайти и помочь мне с макроэкономикой.

Мы сидели в деревянных креслах, обложенных шкурами. Огонь в печи давал слабый свет, и вся обстановка казалась очень уютной. Пхо заварила чай, который она готовила из каких-то корений, листьев и сушеных ягод. На обычный чай, конечно, этот отвар был непохож, но зимним вечером отлично согревал.

Я хотел понять, как должна функционировать элементарная экономика. Мне нужен был собеседник, задающий вопросы. Пусть простые и наивные, но они дадут возможность посмотреть на проблему с разных углов. Пригласив Лиу поговорить о делах, я дал себе зарок, что не буду предпринимать никаких агрессивных попыток по ее обольщению. С самого начала мне хотелось искренних отношений, без давления и принуждения. В противном случае я бы уже давно сослал Валу на рудники, а Лие приказал жить со мной. Правда, последние месяцы мое желание обладать ею превратилось в какую-то стратегическую игру, причем без видимых результатов. Лиа проявляла уважение, интерес, пиетет, но, похоже, не видела во мне мужчину, с которым можно создать семью. Решив положиться на пушкинское «чем меньше женщину мы любим», я вел себя корректно, вежливо и не навязчиво.

На столе были разложены монеты, жетоны и деревянные чурбачки, обозначавшие людей. Для начала наша экономика состояла всего из трех человек: охотник, плетельщик веревок и гончар. Охотник ежедневно добывал три единицы еды. Одну он съедал сам, вторую менял на веревку, а третью на керамическую посуду. Гончар и плетельщик изготавливали по одной единице товара, так как гончару веревка была не нужна. Плетельщику, напротив, нужна была посуда, но он не знал, что можно предложить за нее гончару. Описанная ситуация вполне соответствовала простому укладу, который мог веками существовать в равновесии.

Но тут в игру вступает государство. То есть я. На столе появился еще один чурбачок, символизирующая нового игрока.

— Мне, как и остальным, нужно что-то кушать, — объяснял я изменения в обществе, — охотник напрягается, ставит побольше силков и добывает четыре еды, причем за последнюю получает от меня монету.

Монета со звонким щелчком перекочевала на другой край стола.

— Ловец отдает эту монету за веревку, а плетельщик тут же возвращает ее обратно, покупая еду. В дальнейшем, охотник получает все больше и больше монет, но денег в системе так и не появляется. — Я задумался. — Как сделать, чтобы деньгами начали пользоваться все?

— А охотник может ловить еще больше зверей, если он по-прежнему покупает только одну веревку? — неожиданно прервала мои размышления Лиа.

— Умница! Ты права. Увеличение производства ведет к увеличению расходных материалов. — Я передвинул жетоны на столе. — То есть, добывая четыре еды вместо трех, охотник в среднем раз в три дня должен докупать еще одну веревку. А значит, у плетельщика остается лишняя монета.

Теперь мы имеем ситуацию, когда у плетельщика появляются монеты, хоть и не так быстро, как у охотника. Наш производитель веревок, наконец, может позволить купить себе керамику.

Я продолжал передвигать монеты между фигурками ремесленников. Гончар почти без труда сделает две кружки, просто раньше на вторую не было спроса. Теперь у него также начинает скапливаться капитал. Распределение денег в системе произошло.

— А зачем гончару и плетельщику много монет? — Лиа продолжала задавать простые, но точные вопросы.

— Ну, смотри: во-первых, деньги на руках ускоряют обмен. Если раньше плетельщик должен был обязательно сделать веревку, чтобы поменять ее на еду, то теперь он может совершить сначала одну операцию, а затем, попозже, другую. Во-вторых, наш плетельщик получил возможность купить кружку. Раньше этого сделать было нельзя, так как гончару не нужны веревки.

— Зачем им деньги — я поняла. Но зачем им много денег? Ведь охотник продолжает получать их все больше и больше?

— Да. Не только он, но и гончар, и плетельщик. А что произойдет, если, например, гончар решит начать есть в два раза больше?

— Думаю, что он придет к охотнику и попросит продать ему еще один кусок еды.

— Но охотник может ловить только четыре еды в день, и эту четвертую покупаю у него я за одну монету.

— Тогда он предложит две монеты, и охотник продаст ему, — заключила Лиа и откинулась в кресле.

— И я останусь без еды, — подытожил я.

— А ты покупай за три монеты. И будешь с едой.

— А вот это уже инфляция, — пробормотал я и задумался.

В самом деле. Увеличение денежной массы приведет к тому, что некий субъект, скопив средств, захочет получать больше каких-то благ, и, не найдя требуемого избытка в наличии, начнет поднимать цены на существующие. Да и охотник через месяц будет иметь целую кучу монет, но покупать очень много веревок или кружек смысла нет. Значит, ему очень скоро надоест таскать мне еду за медные кружочки. Только если на них нельзя будет купить еще что-то полезное. Я взял табличку, подошел к огню и принялся писать мелким почерком постулаты будущей экономики.

1. Увеличение денежной массы происходит через госзакупки.

2. Первоначально именно обладатели госконтрактов начинают впрыскивать деньги в общество.

Но бесконтрольные госзакупки приведут к обесцениванию денег, а значит отсюда вытекает третье правило:

3. Государство должно изымать деньги из экономики, чтобы не допускать инфляции.

Я видел два способа изъятия денег. Первый, очевидно, налоги. Но этот способ наиболее ненавистный для общества, поэтому злоупотреблять им не следует. К тому же я не собирался менять придуманный ранее уровень дани. Второй способ — продажа государством товаров с прибылью. А для этого идеально подходит монополия.

Записав эти мысли, я обратился к Лие, по сути, проговаривая полученные выводы.

— Итак, что мы выяснили: для успешного функционирования экономики денег должно быть столько, чтобы процессы обмена не затягивались из-за того, что у кого-то еще нет монет. То есть идеальная ситуация, когда гончар имеет деньги для найма носильщика глины, месильщика, работника на мехах, и все это до того момента, пока готовая продукция не будет продана. Иными словами, денег в экономике должно быть как минимум столько, чтобы все производства имели достаточный оборотный капитал для бесперебойной работы, а люди — достаточный капитал для удовлетворения своих основных потребностей.

Лиа смотрела на меня глазами, напомнившими анекдот про «папа, ты с кем сейчас разговаривал».

— Потом поймешь, — махнул я рукой. Моя мысль рвалась вперед, и я не хотел прерываться на объяснения.

— Если экономику наполнили деньгами и закупки государства стали равными изъятию денег из экономики, то мы вроде бы достигли баланса. Так?

Лиа продолжала молчать. Я разговаривал сам с собой.

— Нет, не так. Кто-то будет богаче и начнет зарабатывать все больше денег. Если этому буржую захочется сберегать капитал, то, по сути, произойдет изъятие денежной массы из оборота, и экономика снова начнет пробуксовывать. Придется увеличивать эмиссию, наращивать госзакупки. А какие у нас будут госзакупки? Стройка. Или создание запасов чего-то не портящегося. Сделай еще чаю, Пхо! — крикнул я. От такого монолога во рту было сухо.

— Ты извини, если что-то не понятно, — я обратился к сидящей в полумраке Лие. — Но я, кажется, сейчас сообразил, как следует правильно управлять экономикой. Мне просто необходимо все это проговорить вслух.

Лиа пожала плечами.

— Пожалуйста.

— А что будет, если богатый буржуй захочет резко улучшить свой уровень жизни? Например, построить дом? А все рабочие уже на моей стройке заняты? Он ведь перекупит их, и опять начнется инфляция. Значит… значит, увеличение денежной массы не только приводит к росту потребления и росту экономики, но и делает этот процесс инфляционным. Но! Только при условии, если распределение денег неравномерно, и кто-то готов платить больше за те же товары при наличии дефицита. А если дефицита нет…

Я глотнул принесенный чай.

— Что ты туда положила? Вкус какой-то странный.

— Чтобы лучше спать. Уже поздно, — Пхо вышла из дома и скрылась в своей пристройке.

— Лиа! Если хочешь, иди. Уже и вправду поздновато. Но я должен довести эту мысль до конца, — я широко зевнул. После отвара Пхо еще сильнее захотелось спать.

— Если можно, я еще послушаю, — кротко попросила она.

— Хорошо. Сиди. Так на чем я остановился? Инфляция. Потому что в экономике дефицит. А что такое дефицит? Откуда он берется? — я задумался на несколько секунд. — Бинго! Чтобы не было инфляции, не должно быть роста денежной массы без соразмерного увеличения производственных мощностей! Нарастили производство, потом добавили немного денег, и снова к увеличению выпуска. Только постепенный рост!

Похоже, я готов к тому, чтобы построить идеальную экономику. При большой доли монополий, принадлежащих государству, я, казалось, мог контролировать все. И эмиссию, и скорость обращения платежных средств, и цены.

— Через три месяца будем вводить деньги! — заключил я и попытался встать. Веки налились свинцом. Чай Пхо, похоже, мог свалить слона.

— Я провожу тебя, — сказал я Лии, тяжело поднимаясь.

— Не надо, — она грациозной ланью выскочила из дома и скрылась в темноте.

Поленившись закрыть за ней дверь, я упал на кровать и уже в полете уснул.

Глава 40

Утром меня разбудил Тыкто, который с порога заявил, что переезжает обратно в пещеру.

— Но почему!?.. — недоумевал я. Ведь прошло всего четыре дня, как Тыкто и племя справили новоселье.

— Там пахнет, — коротко ответил вождь.

Я быстро умылся и отправился смотреть, что же не понравилось вздорному дикарю в новых хоромах. Прибыв на место, я был вынужден признать, что претензии обоснованны. В доме действительно стояло страшное зловоние.

— Почему вы не открываете окна? — изумился я, увидев, что все ставни крепко задраены.

— Я не могу охранять все входы ночью. Поэтому мы открываем только дверь, — развел руками Тыкто, удивляясь моей несообразительности.

Логично, что сорок человек, не использующих мыло, да еще с десяток грудных детей создавали в доме такое амбре, что проветрить его через одну лишь дверь было попросту невозможно. Нужен был сквозняк, который, бдительный Тыкто не хотел устраивать, не рискуя спать с несколькими неохраняемыми входами.

— Оставь жить в доме десять человек, остальные пусть идут обратно в шалаши. Я решу этот вопрос, — в приказном тоне сказал я, сразу же прикидывая, что металлические решетки на окнах будут стоить целого состояния.

Тыкто повиновался, выгоняя мужчин обратно в вигвамы. Все симпатичные, по его мнению, женщины должны были оставаться спать в здании под присмотром вождя.

Решив, что над проблемой вентиляции можно подумать позже, я побрел в кузницу. Нужно подготовить выпуск монет, учитывая знания и опыт, приобретенные за последний год. Меньший номинал должен позволять купить что-то самое простое, например, небольшую порцию еды, или какой-нибудь вареный корешок. Маленькие монетки необходимы для сбалансированной торговли, когда продается не оптовая партия, а один предмет. Поэтому в качестве базы я принял десять чатлов за минимальный дневной заработок взрослого.

Существующие медные чешуйки с циферкой «1» отлично подходили для разменной монеты. Делать их было легко, поэтому я поставил своим кузнецам задачу выдавливать по полсотни монет ежедневно. Монетку достоинством в десять чатлов я тоже сделал из меди, применив для производства штемпель. Рисунок на монете был нехитрый — выдавленная «10» на аверсе и выпуклая на реверсе. Через три дня было готово несколько штемпелей из самого прочного сплава, и кузнецы превратились в чеканщиков. Монеты с номиналами 50 и 100 были сделаны из довольно мягкого олова. Я понимал, что рельеф со временем начнет стираться, но меня это не сильно пугало. Один удар штемпелем — и монета опять как новая. Буду принимать и обменивать.

Производством крупных монет я занимался исключительно самостоятельно, чеканя по двадцать — тридцать штук за вечер. Вся эмиссия учитывалась в записях.

Наладив выпуск денег, я вернулся к пропахшему дому Тыкто. Решение его проблемы оказалось довольно комплексным, но благодаря нескольким техническим нововведениям и гигиеническим правилам мне удалось заселить всех обратно. Под потолком было проделано несколько вентиляционных окошек, вытягивающих воздух. Помимо ставней я сделал в створах двух окон большие и прочные деревянные решетки, которые пришлось основательно закрепить, так как Тыкто сразу попытался выломать их, проверяя на прочность. Не дожидаясь, пока на испытание придет Бык, я взял десятисантиметровый брус и три дня ковал бронзовые костыли для крепления его к стене. Помимо этого я наказал каждую неделю выстирывать все шкуры, а в доме проводить влажную уборку. Жители во второй и, надеюсь, последний раз переезжали из шалашей под крышу.

Через две с половиной недели после отбытия вернулся Валу с результатами переписи. Его каракули приходилось разбирать долгими часами, сидя вместе с ним за одним столом. Начав общаться более плотно, я все больше понимал, что парень он, в общем-то, неплохой. Но этот факт вовсе не подталкивал меня к благородным жестам. Я все равно видел в нем соперника, а он, замечая, что Лиа иногда заглядывает ко мне по вечерам, плохо скрывал растущую ревность. Впрочем, на деловые отношения этот треугольник пока не влиял.

Лиа же заняла выжидательную позицию, не оказывая видимых знаков внимания Валу, и в то же время порой как будто специально напрашивалась ко мне на встречу, да так, чтобы об этом слышал молодой кавалер. Что ж, хочешь поиграть в интриги, — я не против. Только потом пеняй на себя.

В течение недели у Пхо появилась блестящая заколка для волос, медальон на шее с изображением солнца и облегающая жилетка из заячьих шкурок, сшитая Ыкатовскими мастерами. Это преображение не прошло незамеченным. На Пхо стали обращать внимание не только завидующие дамы, но и мужчины.

Лиа не стала исключением и примкнула к рядам женщин, косо смотрящих на вымытую, причесанную и приодетую Пхо. Настало время для решающего хода в этой комбинации.

В один из визитов Лии я под каким-то пустяковым предлогом вышел, попросив ее подождать несколько минут. Пхо, пользуясь моим отсутствием, завела женский разговор, в который Лиа сначала неохотно, а потом все сильнее втягивалась. Разговор шел обо мне. Пхо жаловалась, что Кава хоть и оказывает ей знаки внимания в виде всех этих украшений, все же не хочет брать её в жены. А причина всему — именно Лиа. Ведь в мире, где живет Кава, нельзя дарить женщине подарки, если она любит другого. А Лиа, по всем признакам, любит Валу и станет его женой. Вот хозяин и расстраивается, а потому пытается выплеснуть горе на свою домработницу с помощью подарков.

Лиа слушала раскрыв рот. Не желая давать Пхо возможность наговорить сверх запланированного, я пошумел перед входом, зашел в дом и как ни в чем не бывало продолжил разговор на экономическую тему.

Похоже, снаряд попал в самое «яблочко». Мысли Лии явно были далеко, она отвечала невпопад, и я, оперативно свернув беседу, отправился в кузницу. Пхо пришлось прихватить с собой, исключив дальнейшие сплетни. Женская душа должна была повариться в собственном соку.

Внутри Лии явно произошли перемены. Удивительно, но, похоже, она не догадывалась о моих чувствах, и сейчас все представлялось для нее совсем в ином свете. Я же, напротив, не давал ни малейшего намека. И более того, выковал Пхо тонкий медный браслет.

В один из вечеров Лиа предложила пройтись, посмотреть на звезды. Я сослался на усталость и, сделав над собой огромное усилие, сухо отказал.

Глава 41

Приближался день, когда деньги должны были войти в обращение. Кузница рьяно работала, причем исключительно в качестве монетного двора. В сколоченном сундуке в подполе хранилась будущая казна государства. Я попросил Быка выдать мне двоих надежных парней, способных нести круглосуточную охрану моего жилища. И теперь возле порога постоянно толкался молодец в кожаных латах, вооруженный топориком.

Появление этих бравых ребят заставило меня задуматься еще об одной касте работников, которую я не учел в начале планирования. Это были бюджетники.

Помимо этих двоих, вынужденных проводить по двенадцать часов за разгадыванием сканвордов, на зарплате должны сидеть учителя, няньки в детском саду, сборщики податей, и это только те, что сразу пришли на ум. Ничего страшного, конечно, в этом не было, госаппарат предполагался совсем небольшой. Но при верстке бюджета надо будет принять этих людей во внимание.

Бумажной, точнее, глиняной волокиты, в последние дни была уйма. Рассчитывались ценники на все товары, публиковались рекомендуемые зарплаты рабочих для их нанимателей, устанавливались таксы для госучреждений. Целый день был посвящен разработке меню нашей столовой. Все эти подготовки приближали нас к тому моменту, когда еще раз можно было попробовать привить обществу отношения по формуле товар — деньги — товар.

Основным узким местом я видел кормежку, доселе проводившуюся централизованно и бесплатно. В первые дни после ввода денег кто-то может не успеть получить зарплату и не сумеет купить еду. Очередной раз протоптав пол в комнате и не найдя простого ответа, я принял решение три дня кормить всех бесплатно. Сначала ввод денег должен был произойти лишь в племени Тыкто. И только затем, используя опыт и набитые шишки, — у Чука.

Кассирши на кухне проводили со студентами многочисленные репетиции оплаты продуктов. Цак был посажен на склад, который поначалу должен был стать чем-то вроде «Ашана» для всех. Лиа бегала с таблицами, десятый раз перечитывая, кому и сколько должна выдавать зарплаты. Нервозность передавалась всем.

За одну ночь до введения денежных отношений к складу Цака потянулись производители. В ремесленники оформилось не так много народу — это были лишь плетельщицы веревок да корзин с ловушками и еще мастер по изготовлению луков и стрел. Гончары работали на государственном оборудовании, поэтому сидели на зарплате. Зато пришло много охотников, ловцов рыбы и собирателей всевозможных съедобных растений. Все, что они принесли, было закуплено по установленному прайсу и положено на хранение. В Цаке я был уверен, плохой товар ему не подсунуть.

На следующий день была торжественно объявлена стройка новой плотины. Все имеющиеся каменотесы приступили к постоянной работе, поденщики рыли обводной канал, дробили известь, пережигали ее и готовили раствор. По результатам дня все получили зарплату — работники — от прораба или начальника, начальники — от Лии, охотники и плетельщики — от Цака. Тыкто получил тридцать чатлов лично от меня. В конце концов, он, как гендиректор, должен отвечать за то, что никто не саботирует процесс.

Вечером я демонстративно купил первое блюдо в столовой. Куропатку, фаршированную грибами и травами, лепешку и горячий чай. За все отдал шесть чатлов, не съев, правда, и половины порции, настолько большой была приготовленная птица.

Кто-то, постояв в нерешительности, воспользовался примером и тоже купил блюда за деньги. Это несмотря на то, что стандартная еда в виде кореньев, рыбы и мясного бульона раздавалась в тот день даром. Покупка еды за медные кружочки была настолько простым и необычным действием, что все следующие дни многие ради любопытства спускали все заработанное на ресторанные блюда. Кухня не справлялась с таким объемом заказов. Логистики никакой, процессы не отработаны, считали медленно, поэтому быстро подавался только бульон за один чатл. Очередь была словно в московский «Макдональдс» в 1989-м году. Так и не получив блюда, люди шли к Цаку и приобретали там продукты, чтобы приготовить их самим. Цак продавал быстро, считая мелочь со скоростью нищего и сбрасывая с руки монеты, как игровой автомат.

Шестеренки рыночной экономики снова пришли в движение. На этот раз я уже не предполагал остановок. В ближайшую пару недель были налажены процессы по доставке еды за деньги на удаленные участки работы. Кухня научилась предугадывать спрос и готовить котлы с едой заранее. Зарплата стала еженедельной — в субботу вечером. А я с удовольствием смотрел, как постепенно казна перекочевывает из сундука в экономику.

Похоже, на этот раз опыт оказался успешным. Пора было внедрять его команчам.

Глава 42

На первой же воскресной ярмарке племя Чука увидело, как коммерция стремительно пронизывает нашу жизнь. Многие команчи толпились у навесов Цака, рассматривая предлагаемые товары и ценники под ними. Помимо основного оборота, который делался на еде, в нашем супермаркете были представлены веревки, корзины, ловушки для рыбы, горшки и посуда, иглы для шитья и основной магнит для мужчин — бронзовый топор, копье и лук со стрелами. Я объяснял: любой, кто заработал тысячу чатлов, мог приобрести грозное оружие. Для простых работников это означало год труда, но право обладания топором стояло выше времени.

Люди не расходились и смотрели, как у Цака приобретают то веревки для силков, то корзину с мясом для нашей столовой. Деньги переходили из кармана в карман, сопровождаемые медленным счетом вслух. Ахомит провел около лавочки целый день, не отвлекаясь даже на еду. Глаза его горели хищным огнем. Вот уж, правда, «лучше один раз увидеть».

В понедельник, оставив Лиу и Цака за главных казначеев и снабженцев, я отправился с пятью студентами к команчам. На тачке ехал сундук с казной, за которую теперь придется отвечать Валу. Именно он должен был стать главным финансистом и копировать опробованный экономический уклад, внедряя его в племя Чука.

Я в десятый раз проговаривал первые шаги, которые следовало предпринять. Организовать крытый склад и пункт питания. Провести закупку всех возможных товаров, особенно съестного. Первое, что должно быть построено, — это небольшой домик для Валу, в котором будет храниться казна. Ведь охранять ее в углу пещеры — не лучшая идея. Затем нужно будет строить столовую.

Студенты послушно кивали. Вроде бы ничего сложного, но на сердце было неспокойно.

Впрочем, время показало, что опасаться не стоило. С поддержкой Чука и усердной работой моих пятерых студентов уже через пару недель около трети всех обменов происходило с использованием монет. Проникновение денег здесь было значительно меньшим, так как команчи жили большими семьями, в которых самообеспечение сложилось испокон веков. Внутри одной семьи женщины готовили, шили, нянчили детей, мужчины охотились и мастерили себе оружие. Специализация должна была развиться со временем, когда передадутся на аутсорсинг отдельные элементы труда. Но и то, что получилось, меня вполне устраивало. Когда я возвращался, вместе со мной шел караван из двадцати человек, желающих продать Цаку снопы крапивы, соленую рыбу и пару десятков шкур. Местный магазин был почти заполнен, и я запретил Валу увеличивать запасы сверх определенной меры.

Поздно вечером ко мне в дверь постучали. Раз охранник допустил, значит кто-то из своих, мелькнуло в голове. Лиа?

На пороге стоял Цак.

— Ви извините, шо хожу к вам, когда темно, — произнес мрачный силуэт, — но я же не мог оставить лавку.

— Проходи, садись, — я жестом указал на стул. — Ты что-то хотел спросить?

— Да я имею задать вопрос. Если ви меня послушаете, то я хочу поговорить за магазин, — Цак смешно коверкал предлоги. — Я покупаю много еды за десять чатлов и продаю ее за десять чатлов.

— Да, ты работаешь перевалочным пунктом, — согласился я. — Что не так?

— Но каждый день я выбрасываю куски тухлого мяса или рыбы. Поэтому каждую субботу прошу у вас еще деньги.

— И что ты предлагаешь? — Я, кажется, понимал, куда он клонит.

— Давайте я буду покупать еду за девять, а продавать за одиннадцать? И горшки тоже. Их хорошо берут.

Предложение было более чем логично и действительно решало проблему потерь от списаний. Но не приведет ли это к нехорошим последствиям?

Я встал и зашагал по комнате. Сидя на месте, мне не думалось. Цак молча наблюдал за моими перемещениями, барабаня худыми, как у богомола, пальцами по острым коленям.

Конечно, будет кое-какое возмущение, что закупочные цены снизились, а продажные подросли. Но это подтолкнет людей к частной торговле. А это плюс. На заработанные деньги Цак сможет нанять помощника и охранника. А то бедный парень спит на своих товарах. Ну и потом всегда можно будет вернуть все назад. Отчего ж не попробовать?..

— Хорошо. — Сказал я ему после нескольких минут раздумий, и мне показалось, что глаза Цака сверкнули в полумраке комнаты. — Но правила такие. От закупки того, что стоит меньше двадцати чатлов — можешь отнимать одну монету и прибавлять одну к продажной цене. Если стоимость больше двадцати — то две монеты. И так далее.

Цак энергично кивал. Похоже, я выпустил джинна.

Через неделю из магазина мне принесли сто двадцать чатлов. Сумма была эквивалентна зарплате Цака, так что с учетом помощника и охранника он все равно находился в минусе. Но валовая прибыль все же появилась! Еще через неделю лавка вышла на самоокупаемость, заработав более двухсот монет, а спустя два дня Цак снова пришел ко мне в ночи.

— Я хочу спросить, могу я продавать другие товары?

— В смысле другие?

— Я знаю, что те, кто носит раствор на плотину, купили бы у меня тачку. Но тачку можно построить, только если ви скажете Тому сделать ось. Я договорился с плотником, он сколотит мне остальное за пятнадцать чатлов, но без оси — ничего не получится, — Цак картинно развел руки.

Вот это поворот! Я быстро прикинул, сколько может стоить ось и гвозди для тачки. Выходило не меньше тридцати чатлов. Цак объявленной цене явно не обрадовался и наморщил лоб.

— Ладно. Это все равно хорошо, — сказал, наконец, он, — я не буду продавать тачку, а отдам ее на время. За два чатла в день.

— Думаешь, они согласятся? — я усмехнулся сообразительности этого паренька. Далеко пойдет!

— С тачкой они будут бегать быстрее и заработают в два раза больше. Конечно, согласятся!

— Давай так, — я подошел ближе, чтобы ясно видеть его глаза. — Ты можешь торговать, чем угодно, и будешь иметь пятую часть от прибыли. Если тебе что-то нужно, чего мы сейчас не делаем, будь то большое блюдо, гвозди или кирка, не важно, оставляй просьбу на табличке около моего дома или заходи. Я посчитаю цену, и ты сможешь это купить.

Похоже, лучшего подарка Цаку я сделать не мог. В его лавке стали появляться самые разные вещи. Он торговал дровами и гвоздями, тачками и носилками. Всю торговлю оружием я тоже перевел на Цака. В итоге прибыль от лавки практически полностью закрывала мои текущие траты на госрасходы и социальные нужды. Экономика пришла в баланс.

Три недели назад Ахомит вместе с торговцами пришел от команчей и теперь подозрительно крутился около Цака, проводя в лавке почти весь день напролет. Было не совсем понятно, на что он живет, но я не лез. Главное, чтобы не воровал. Пусть учится.

Пробыв у нас еще четыре дня, Ахомит, наконец, убежал в сторону своего племени. Цак ходил довольный, словно начищенная монета. Похоже, эти коммерсанты что-то задумали. Не натворили бы дел.

Глава 43

Между тем плотина медленно, но верно поднималась над землей. Она должна была стать гигантским сооружением своего времени, в максимальной точке достигающим высоты пять метров. Из-за того, что огораживать пришлось расстояние около двухсот метров, в перспективе должно получиться полукилометровое озеро со средней глубиной примерно два — три метра. Такого объема воды с лихвой хватит и на полив, и на питье, какой бы сильной ни была засуха.

Но, несмотря на очевидный прогресс, темпы строительства меня абсолютно не устраивали. На дворе был май, и через два-три месяца, если лето не будет дождливым, поток воды сойдет на нет. Наполнять озеро будет нечем. Я отправил к Чуку гонца, который должен был известить о вакансиях каменотеса и носильщика стройматериалов. Еще двадцать — тридцать человек мне бы не помешали.

В очередное воскресенье к нам прибыл Ыката. У старика было совсем плохо с ногами. Он целыми днями парил их в горячей воде, но боль не отступала. Беднягу принесли сидящим на носилках. Новости о монетизации не могли не дойти до него, и любознательный вождь хотел все увидеть своими глазами. Он осмотрел столовую, лавку Цака, стройку плотины, задавал много вопросов, но ничего не комментировал, лишь чмокая губами.

Приняв приглашение посетить мой дом, он с трудом слез с носилок, зашел и с помощью сына добрался до стола. Пхо мигом принесла ароматно дымящие кружки чая. Я пристально смотрел на Ыкату, ожидая, что первое слово произнесет гость.

— Моему племени не нужны деньги, — наконец вымолвил старик, словно отвечая на мой вопрос. Вот это проницательность! Я постарался не подать виду, что удивлен таким началом разговора.

— Тебе не понравилось, как мы живем?

— Живете вы хорошо, — Ыката обвел руками комнату и повторил: — Но моему племени не нужны деньги.

Воцарилось долгое молчание.

— Мы меняем руду на пищу, мы меняем одежду на инструменты, — вновь заговорил вождь, — мое племя сытое и одетое. Ты дал нам огонь и домашних животных, и я благодарен Каве за это. Деньги нам не нужны.

— Это твое решение, Ыката, — несколько разочаровано сказал я, — мы будем и дальше менять товары. Ты вождь своего племени, и я принимаю твое слово.

Ыката отбыл с щедрыми дарами. То, что он отказался от внедрения монет, было досадным, но не критичным. В конце концов, его племя — это лишь процентов пятнадцать от общего населения.

Тем временем к нам снова вернулся Ахомит. Вместе с ним было около десяти человек, притащивших на согнутых спинах по двадцать килограммов шкур каждый. Еще больше меня удивило, что на следующий день шкур в лавке уже не было. Я отправился за разъяснениями. В конце концов, предприятие государственное, и я должен знать, что за аферы они там устраивают.

Быстро подойдя и грубо попросив объяснить миграцию шкур, я напугал Цака. Он, путая слова, стал оправдываться, что ничего плохого они с Ахомитом не делают. Ахомит закупил товар у своего племени по хорошей цене. Эти шкуры утром уехали к Ыкате вместе с бронзовыми иглами, керамикой и несколькими горшками сыра. Через неделю шкуры должны вернуться в виде жилеток, как у Пхо, и курток, как у Кавы. Заказы на них были сделаны и наполовину предоплачены. С учетом всех затрат, прибыль получалась более чем стопроцентная. При этом соблюдалось желание Ыкаты не использовать в торговле деньги.

Слушая это, я не переставал поражаться скорости обучения этого молодого проныры. Ай да Цак. Еще и с Ахомитом так быстро спелся, а он был тот еще жук.

Строго попросив его рассказывать обо всех подобных сделках загодя, я, с трудом скрывая довольное выражение на лице, вышел из лавки.

Сотрудничество с Ыкатой в части пошива одежды стало полномасштабным. Несмотря на то, что наступило лето, и в меховых изделиях нужды не было, стадное чувство заставляло туземцев тратить заработанное на шмотки. Многие женщины, обливаясь потом, ходили в заячьих жилетках. Цак подсчитывал сверхприбыли и в какой-то момент даже дерзнул построить собственный дом.

Выбрав место рядом со своим складом, он нанял нескольких рабочих для раскопки ямы под фундамент, за что снова получил нагоняй, так как, не согласовав, начал инфраструктурный проект. Однако после взбучки Цак таки продолжил строительство. Я убедился, что зарплату он платит не больше, чем я на своей госстройке, а расположение домика вписывается в градостроительную концепцию, нарисованную на большой табличке. В общем, я акцептовал проект.

Цак вообще был олицетворением первобытной мечты. Он, словно пчела, носился по деревне, выясняя, что и кому нужно. С регулярностью фирменного поезда он прибывал в соседние племена, фиксируя спрос. Если спроса не было, Цак был готов его создать. Благо, повсеместное подражание и банальная зависть сразу выливались в очередь на что-то новое.

Но дом — это было серьезно. По моим прикидкам, небольшая хибарка, вполовину моей, должна стоить не менее десяти тысяч чатлов. То есть обычный рабочий должен был горбатиться без еды три года, чтобы переехать в каменную избу. Такой суммы у Цака, конечно, не было. Вся денежная масса пока не превышала тридцати тысяч чатлов. Но денежный поток ушлого лавочника вполне позволял финансировать стройку, на которой постоянно трудилось пятеро работников.

Ахомит с нескрываемой завистью смотрел на молодого олигарха. Позволить себе подобную роскошь он пока не мог, хотя и старался ни в чем не отставать. Партнер лавочника, судя по всему, участвовал в гешефтах на миноритарных правах. Глядя, как Цак ведет дела, я подумал, что хорошо, если после всех операций Ахомит еще не оставался должен.

У Валу все тоже двигалось в правильном направлении. Коммерция в племени команчей развивалась самостоятельно. Помимо государственного магазинчика, Ахомит создал свой, поменьше, в котором скупал нужные Цаку вещи, а также брал на реализацию товары других ремесленников. Команчи все чаще превращали свои большие семьи в мини-артели, занимаясь, кто веревками, кто рыбой, а кто — столярным делом. Выпускаемый товар был корявым и низкосортным, но зато более дешевым. Спрос на такую продукцию тоже существовал. К тому же качество изделий постепенно росло. Ахомит выбирал цукаты из этого производственного пирога, и лучшая часть товаров отправлялась в лавку Цака.

Глава 44

В теплый июньский вечер я сидел в кресле, напоминающем по форме шезлонг, и смотрел на краснеющее солнце. Приближалась пора собирать налоги, а значит, новые переписи, учет и организация процесса. Мне ужасно хотелось в отпуск. Постоянная беготня, обучение новых студентов, контроль строительства плотины и ежевечерний выпуск монет. Плюс практически ежедневное решение всяких спорных вопросов. Тяжело. Меня нужно клонировать. Или пристрелить.

Солнце уже засунуло половину диска за вершину горы.

Смотря на светило через узкие щелки полузакрытых глаз, я не сразу заметил стоящую около забора Лиу. Я приподнялся из полулежачего положения и махнул рукой, приглашая зайти.

— Ты хотела поговорить про налоги? — я увидел, что в руках девушка держала несколько тонких керамических страничек.

Лиа подошла и села передо мной на колени. Заходящее за ее спиной солнце красиво подсвечивало русые волосы. Почему она не может прийти не по делам, а просто так, поболтать?

— Я не буду женой Валу, — вдруг сказала она.

Инстинктивно подавшись вперед и растянувшись в улыбке, я слишком явно выдал свое отношение к этой новости. Впрочем, Лиа смотрела в землю и не заметила моей красноречивой мимики и заблестевших глаз. Я постарался взять себя в руки и принял максимально безмятежную позу.

— Это хорошо или плохо? — немного хриплым голосом спросил я.

— Он хочет, но я не хочу… Не могу… Не знаю…

Лиа быстро поднялась и, не взглянув на меня, пошла прочь.

— Подожди. Иди сюда, — я встал и сделал несколько шагов навстречу.

Она подошла совсем близко, по-прежнему не поднимая глаз. Я взял ее руку и накрыл своей ладонью.

— Ты мне нужна, — тихо сказал я, — очень.

Лиа молча сверлила взглядом район моего сердца.

— Помнишь, ты предлагала погулять под звездами? Приходи сегодня?

Она подняла глаза, блестевшие то ли от ветра, то ли от слез, и ее тонкие губы очаровательно улыбнулись. Я улыбнулся в ответ.

Словно нехотя Лиа освободила свою ладонь из моих рук и попятилась к забору, оставив лежать глиняные таблички под моими ногами. Около калитки она остановилась, еще раз выразительно посмотрела на меня и легко, словно перекати-поле, умчалась в сторону шалашей.

Я остался стоять с глупой улыбкой. Солнце совсем скрылось за горой, но на душе было светло и ярко, как днем. Все заботы теперь казались мелкими и неважными. Вот оно, счастье, думал я, вспоминая теплоту Лииной руки.

Позднее утро ознаменовалось криком, который вырвал меня из сладкого, после ночной прогулки, сна. Тыкто стоял около лавки Цака и кричал, что уже неделю ждет новые кожаные штаны-поножи, за которые было уплачено авансом. Будь на месте Цака кто-то другой, дело бы кончилось выбитым зубом. Но Цак был из племени команчей, общался напрямую со мной и к тому же, снабжая все племя, имел огромное скрытое влияние. Как ни хотелось Тыкто приложить этого хлюпика в скулу, желание первым получать лучший товар перевешивало. Цак тоже не был дураком и откладывал вещи для Кавы и вождя «как для себя», и сейчас очень старался не испортить отношения с VIP-клиентом.

Я отвлек Тыкто от борьбы за права потребителей и отвел в сторону. Улыбка не смогла убежать с моего лица, хотя я и не старался.

— Слушай, я хочу устроить свадьбу. Я хочу жену.

Тыкто, похоже, не разделял моего восторга.

— Зачем тебе свадьба? — изумился он, как будто раздосадованный, что его отвлекли от спора. — Ты можешь взять любую жену, какую захочешь.

— Я знаю. Но им так нужно, — я махнул рукой в сторону, где находилось племя команчей, — да и в моем мире так тоже принято.

— Ты хочешь взять жену из племени Сыхо? — Тыкто вдруг посерьезнел.

— Из племени Чука, — поправил я его. — Да, я хочу взять в жены Лиу.

Похоже, вождь если и предполагал, что Кава когда-нибудь обретет женщину, то свято надеялся, что она будет родом из его племени. Зная, как Тыкто умеет прятать эмоции, я понял, что вождь сильно обиделся.

— Послушай, мы же все братья. Какая разница, из какого племени будет моя жена? Мне она нравится. И, в конце концов, я так решил.

— Чего Гным хочет от Тыкто?

Вождь заговорил о себе в третьем лице, чем еще раз подтвердил мою догадку о горькой обиде. За эти годы я выучил все повадки туземцев, что не раз помогало мне принимать правильные решения во время бесед с ними. Но сейчас не нужно быть Фрейдом, чтобы прочитать написанное на лице дикаря.

— Я хочу твоей поддержки. Для меня это — событие, и без твоей помощи я не смогу устроить праздник.

— Гным всегда может рассчитывать на помощь Тыкто, — сухо сказал вождь и отвернулся, показывая, что разговор окончен.

— Когда отдашь мои штаны?!

Цак, думая, что к нему уже больше не вернутся, испуганно вздрогнул и выронил на прилавок керамический горшок, устроив черепичный звон. Тыкто снова погрузил молодого торговца в практическую конфликтологию.

Я пожал плечами и мечтательно растекся в улыбке. Ничего. Перебесится. Мой праздник он уж точно не испортит. После согласия Лии его теперь ничто не сможет испортить.

Свадьбу я назначил в день ярмарки — через две недели. Можно успеть подготовиться. Ну а пока хорошо бы навестить родителей невесты. Посвататься.

Все эти приготовления и обряды казались мне немного наигранными и оттого еще более забавными. Я ходил по лагерю с глупой улыбкой и собирал обоз подарков, через два дня планируя отправиться к команчам предлагать руку и сердце. Интересно, что я должен говорить? Все-таки Кава… чай, не простой жених.

Несмотря на брачную договоренность с Лией, она не переезжала ко мне. У нее тоже были свои заморочки и традиции, напрочь отсутствовавшие в племени Тыкто или Ыкаты. Но тем лучше. Традиционность дисциплинирует. Я не давил и не форсировал. В конце концов, ждал полтора года — подожду еще пару недель.

Через два дня праздничная процессия с тюками подарков, висевшими на спинах ослов, двинулась в сторону племени Чука. Где-то на середине пути я вдруг понял, что самым расстроенным в этой ситуации будет Валу, и пожалел, что не взял с собой Быка. Кто знает, что придет в голову этому вспыльчивому влюбленному. Мда. Не словить бы копье на волне аффекта. И бронежилет я свой не надел из-за жары. Дела…

Гонец убежал вперед, чтобы известить племя о приходе Кавы. Когда оставалось пройти всего километра три, навстречу нам уже бежали братья Лии. Но радости на лице мальчишек я почему-то не увидел. Они сразу бросились к сестре и что-то быстро залопотали, растирая по щекам слезы. По изменившемуся лицу моей будущей жены я понял: случилось что-то ужасное.

Отца Лии заломал медведь. Бывшие рядом охотники рассказывали, что после получения в подарок от Кавы медного топора, поведение храброго воина стало и вовсе безрассудным. Уже убив однажды этим топором медведя, он, похоже, решил, что оружие придает ему неуязвимость, и вчера поплатился за свою самоуверенность.

Лиа с матерью рыдали в углу пещеры, а я вновь поражался проискам судьбы. Топор был подарен мной и принес смерть обладателю за день до того, как я собирался просить руки его дочери. Конечно, оружие служит лишь одной цели — убивать. И взявший его в руки должен быть готов, что теперь смерть всегда будет с ним по соседству. Но почему именно он? И почему сейчас?

Мне принесли топор с пятнами крови на рукоятке. Толпа людей молча стояла и смотрела на меня, ожидая какого-то решения. Проглотив ком в горле, я обратился к восьмилетнему сыну погибшего:

— Твой отец был храбрый воин и убил много зверей. Этот топор сделал его сильнее, но он не сделал его непобедимым. Здесь следы крови твоего отца, а значит, его дух будет рядом.

Мальчик смотрел на меня ясными глазами, преисполненными доверия. Мне было стыдно, так как я понимал, что своей речью прежде всего пытаюсь выгородить себя, а вовсе не занимаюсь воспитанием пацана.

— Возьми этот топор и стань таким же сильным и храбрым охотником, но помни, что одной храбростью врага не победить.

Пора было заканчивать. Сейчас договорюсь до того, что погибший был глупым и самоуверенным. Торжественно передав оружие в руки ребенка, я поспешил ретироваться.

Оставив родственников хоронить главу семьи, я вновь брел по полю, причесывая руками траву. Уж больно много паршивого лиха связано у меня с команчами. Что ни год, то нервное потрясение. И надо же было случиться этому именно сейчас, когда я только обрел душевное спокойствие и, казалось, нашел свое простое доисторическое счастье.

— Ты издеваешься, да?! — прокричал я в небо, будто ожидая ответа. Облака кучками ваты безмятежно плыли над головой. Птица боролась со свежим летним ветерком. Ответа не было. Похоже, что все-таки издевался. Я вернулся в племя.

О свадьбе не могло быть и речи. Я считал, что месяца через два-три Лиа должна будет отойти от горя, и можно будет снова вернуться к этой теме. Но все оказалось гораздо хуже. По законам команчей девушка, потерявшая отца, должна целый год носить траур, который не допускал брачных отношений. Вот и посватались…

Слоняясь по стойбищу, я зашел в лавку Ахомита. Несмотря на то, что цены в ней устанавливались высокие, оборот явно был лучше, чем в государственном магазине, организованном однокашником Валу. После разговоров выяснилось, что Ахомит подходит к торговле более ответственно, выбирая самый хороший товар для закупки и отказываясь от плохого. Государственный же магазин работал по фиксированным ценам, покупая все подряд, и поэтому часто занимался списанием испорченных продуктов. Люди предпочитали покупать дороже, но качественнее, наполняя карман Ахомита. Придется отправлять неудачливого коммерсанта на стажировку к Цаку. Пусть делится опытом. Благо отсутствие продавца не сильно отразится на снабжении племени.

Когда я пришел к студенту рассказать о своем решении, то застал управляющего магазином сидящим в расстроенных чувствах около корзины с рыбой. Увидев меня, парень вскочил и тотчас же пожаловался, что ему тяжело работать.

— Принесли корзину рыбы, а хорошая — только сверху. Внизу все тухлое. Как я это продам?

Да, тебе бы поучиться на наших рынках, где подбрасывание тухлятины происходит в ту секунду, когда покупатель моргает.

— Ты знаешь того, кто продал рыбу?

— Конечно!

— Идем со мной.

Похоже, пришло время создавать прецедент.

Мы взяли Чука, двоих солдат и отправились на поиски поставщика морепродуктов. Через десять минут он уже был на главной площади, а я громко объявил собравшейся толпе суть провинности.

— Сколько стоила рыба? — спросил я торговца.

— Две руки и две ноги, — понуро ответил тот.

— Верни!

Двадцать чатлов перекочевали в карман хозяина магазина.

— За обман при торговле на двадцать монет — наказание двадцать ударов!

Я огляделся, чтобы понять, чем следует отходить преступные телеса. Плетей изобретено не было, розги тоже отсутствовали. Взгляд упал на посох одного из воинов, стоящего среди зевак.

Позаимствовав палку, я выдал ее Чуку с просьбой исполнить наказание посредством ударов по спине. Под крики осужденного я размышлял, что вместе с введением денег непременно должен появиться свод законов. Нарушивший правило должен знать, чем ему это грозит. Штраф, удары или даже смерть. Похоже, меня ждала творческая работка не на один день.

Глава 45

Чтобы отвлечь Лиу от тягостных мыслей, я попытался целиком погрузить ее в работу. Наступило время сбора налогов, и девушка старательно обходила дворы, записывая, кто сколько сдал или задолжал. В моем племени это было не так сложно, ведь число работников не превышало сотни. А вот Валу с ребятами я бы не позавидовал.

После оброка казна значительно пополнилась, а должники получили шанс отработать недоимки на полях — через две-три недели начинался сбор урожая.

Налоги нужно было обязательно потратить, вернув деньги обратно в экономику. Часть дани, собранной с людей Чука, была отправлена в его племя. Свой резко наполнившийся сундук я пустил на увеличение государственных запасов разных непортящихся вещей, вроде горшков, дров или веревок. К тому же снова наступала пора заготовок на зиму сушеных ягод, грибов и груш. Цак получил дополнительный оборотный капитал на закупку всего вышеперечисленного и принялся за работу.

Так как Лиа еще год не могла жить в моем доме, я решил построить для нее собственный. Все-таки негоже главному казначею, налоговому инспектору и невесте Кавы ютиться в шалаше. Началось спешное возведение еще одного каменного здания в нашем городе, которое расположилось к северу от моего забора. За основу была взята хибарка Цака. Строительство контролировал я лично, так что, несмотря на быстрый темп, получалось очень аккуратно.

Прошло примерно две недели, когда Цак пришел просить еще денег.

— Постой, ты же работаешь с прибылью. Это я должен у тебя забирать. Зачем нужны деньги?!

— Команчи приносят много крапивы для веревок. Я уже заполнил склад, а они все несут. И ягод с грушами уже некуда девать. Тоже от них привозят.

— Построй еще амбар. Если люди приносят хороший товар — надо скупать. Они же работали.

— Я построю. Мне деньги нужны, — снова повторил Цак.

Выдав ему тысячу чатлов, я вскоре забыл об этом разговоре. Большие запасы — залог стабильной экономики.

Наступил август, и я понял, что одним дополнительным амбаром обойтись не получится. В среднем мы снимали два с половиной центнера с гектара, и получалось, что должны собрать почти десять тонн зерна. Стройка плотины была остановлена, многие другие работы — тоже. Все племя, включая гастарбайтеров от Чука, работало на уборке урожая.

При нормальном потреблении зерна в полкилограмма на человека в день выходило, что за вычетом семенного фонда я мог обеспечить примерно сорок человек круглогодичным рационом из хлеба и каши. Конечно, мои жители были мясоедами, да и море давало много рыбы. Но все равно полей нужно иметь минимум в три раза больше.

Обильный урожай позволял выделить на семена не меньше трех тонн. Я твердо решил, что сельское хозяйство должно стать массовым занятием и был даже готов применить первые в истории агро-дотации. На очередной ярмарке, собрав активное население, я выступил с лекцией о преимуществе выращивания злаков. Студентов-агрономов было не так много, чтобы создать массовую популярность этого занятия, поэтому пришлось прибегнуть к небольшой пропаганде.

Растить зерно и правда получалось выгодно. Один гектар человек подготавливал к посеву примерно за десять-пятнадцать дней, в зависимости от почвы. Еще три дня на посев, пять дней в сезон на прополку сорняков, от семи до десяти дней на уборку и пять — на обмолот. Получалось около сорока дней, при этом хлеба с гектара выходило пара центнеров. То есть трудодень простого рабочего равнялся пяти килограммам зерна. Если учесть, что сейчас зерно стоило двадцать чатлов за килограмм, то заработок мог быть сумасшедший. Сто чатлов в день! Конечно, после массового производства цена на зерно упадет, но сейчас туземцам знать об этом было совсем не обязательно.

Популярно объяснив все преимущества жизни фермера, я немедленно предложил практическое решение. Рядом с моими полями будут нарезаны несколько участков, гектаров по пять каждый. Так, в случае засухи, можно будет провести ирригацию от арыков. Но, если фермер захочет, он может сделать поле и около своего жилища. Это было особенно важно команчам, пока не желающим переезжать в мой лагерь.

Тот, кто согласится обрабатывать поле, получает бесплатно двести килограммов зерна на семена. Правда, пятую часть урожая после уборки следовало вернуть. Такое количество выдаваемых семян на пять гектаров предполагало более плотный сев, чем тот, что я раньше использовал, но этот подход должен дать и более высокий выход зерна на единицу площади.

Разжевав бизнес-идею и предупредив о наказании за нецелевое использование субсидии, я указал на студента, ответственного за выдачу семенного фонда и выделение участков. Выразив надежду, что предпринимательская жилка пробудится у нынешних собирателей и охотников и мне удастся создать класс хлеборобов, я закончил лекцию и пошел по своим делам. После красноречивого выступления ко мне подбежал Ахомит.

— Я хочу получить зерно, — с комсомольской готовностью заявил он.

— Отлично. Подойди вон к тому парню. Он даст тебе участок, если, конечно, хочешь сеять здесь.

— Нет, я хочу сеять на своем поле. И мне нужно все твое зерно.

Я внимательно посмотрел на Ахомита: не шутит ли он. Но туземцам юмор вообще был не свойственен.

— Ты все не посеешь. Это гектаров на сто, — улыбнулся я. Похоже, дикарь ошибся в подсчетах. Ну, ничего, бывает.

— Посею, — услышал я в ответ.

— Не говори ерунды. Для ста гектар нужно минимум человек пятьдесят. Придется целый месяц выбирать камни, разравнивать и перепахивать такое поле. А потом еще следить за ним.

— Я смогу, — упрямо повторил Ахомит. — Дай зерно.

Его настойчивость начала меня раздражать.

— Давай так. Получишь двести килограммов, как все. Этого хватит гектаров на пять, может на десять, если сеять пореже. Покажешь готовое поле — получишь еще.

— Договорились, — Ахомит быстро распрощался и отбыл на запад.

— Чудак, — только и нашел я, что сказать ему вслед.

Через две недели он снова поймал меня и попросил сходить посмотреть на новое поле.

— Быстро ты! — удивился я. Видимо, подрядил пятерых работяг, проныра.

Взяв пару студентов-агрономов, чтобы на примере полей Ахомита показывать, чем отличается хорошо обработанный участок от сделанного дилетантом, мы двинулись по направлению к команчам. Через четыре часа ходьбы мы немного свернули в сторону гор, и вскоре я увидел огромное вспаханное поле. На первый взгляд его размер был гектаров пятьдесят, но затем, померив границы шагами, я понял — не меньше семидесяти. Несмотря на то, что перепахано было весьма посредственно, камней на участке не было. Работа была проделана колоссальная.

— Ты здесь целый год, что ли, готовился? И с кем?

Ахомит стоял и скромно улыбался.

— Дашь зерно?

Передо мной красноречиво лежали гектары свежевспаханной земли. Уговор Ахомит выполнил, но что-то здесь было не так.

— Дам. Половину, — коротко сказал я.

— Не хватит!

— Хватит. Сеять будешь редко. Я же не могу полагаться только на тебя. Надо раздать и другим. А на следующий год засеешь из урожая сколько хочешь.

Возвращаясь к себе в город, я не переставал думать, каким образом этому пройдохе удалось подготовить такое огромное поле. Надо будет понаблюдать за тем, как он будет сеять.

Глава 46

Цаку в очередной раз притащили скирду сушеной крапивы. Плетельщицы не справлялись, хоть и работали не покладая рук. Склад был забит не только стандартными веревками, но и канатами всевозможных толщин. Видя, что скоро мы по уши погрязнем в крапиве, я сказал Цаку, чтобы не отдавал поставщику деньги. Возник ожидаемый конфликт, в который пришлось вмешаться.

— Больше крапивы не нужно, — втолковывал я команчи. — Приносите грибы, дрова, орехи. Крапивы хватит! За эту заплатим, но потом, в следующий раз, когда принесете что-то другое.

— Заплати сейчас! Ахомит заругает, — взмолился предводитель носильщиков. Меня аж передернуло.

— Ахомит?! Так это он заваливает нам склады? Передай ему, пусть придет сам. Я лично хочу с ним поговорить.

Носильщики потоптались и ушли, а я ходил по лагерю недоумевающий и злой. Ну, надо же! Опять этот жучара. И даже Цак не знал. Ничего, придет — выведу его на чистую воду. Но Ахомит не пришел ни в тот день, ни на следующий, ни через один.

Я послал гонца к Чуку со срочной просьбой привести ко мне Ахомита. Прибежавший на следующий день скороход передал следующее:

«Ахомит и Зот ушли к вам с отрядами две недели и три дня назад».

Что за чертовщина! Два командира с отрядами по пятнадцать человек в каждом покинули племя, но до меня дошел только Ахомит. Причем он был без воинов, один, и примерно те же две недели назад ушел обратно на запад. Куда они могли деться? Выдвинулись собирать крапиву? Но это не мужское дело, да и не очень прибыльное. Еле на еду должно хватить. Две недели большой срок. Нужно было разбираться.

Попросив Тыкто собрать его отряд, мы в полном вооружении выступили на запад. С нами шли двое гонцов-подростков, готовых в любой момент бежать в лагерь за подмогой. Первое, что я хотел обследовать, — это поля, которые мне демонстрировали ранее. Подкравшись к ним, я надеялся увидеть хотя бы одного человека, чтобы выйти на след мутившего воду команчи. Но, увы, на полях были лишь птицы, клевавшие только что посеянное зерно. Я собирался идти дальше к Чуку, но глаз первобытного человека видел гораздо больше современного горожанина.

— Здесь было больше десяти рук мужчин. И столько же женщин, — сказал Тыкто, глядя на подсыхающую землю.

— Ого! Куда они пошли? К Чуку?

Тыкто молча двинулся по направлению к команчам, но, выйдя на основную тропу, остановился.

— Люди были здесь, но шли не к Сыхо, а вниз, к морю, — Тыкто упорно называл команчей именем убитого шамана.

Отряд двинулся в лес вслед за Тыкто. Лучники достали из колчанов стрелы, а солдаты вытащили из-за поясов топоры. Сердце тревожно забилось. Я уже стал забывать о войнах и стычках, а бойцам, похоже, было по душе вновь взяться за оружие. На некоторых лицах блуждали улыбки. Мне же было совсем не до веселья.

Следы лесной тропы замечал даже я. Ветки кое-где были сломаны, трава и листва примята. Чем дольше мы шли, тем сильнее и громче билось мое сердце. Рано или поздно преследование должно закончиться. Неожиданно Тыкто поднял руку, и все остановились.

— Люди близко, — сказал он шепотом.

Солдаты крепче взялись за оружие. Гонец приготовился рвануть в сторону лагеря. Тихо и осторожно наш отряд стал продвигаться вперед по тропе. Вскоре послышались голоса. Через щели в листве появились очертания лагеря. Горел небольшой костер, несколько женщин возились с детьми, мужчин не было. Хотя нет, один все же стоял на страже. Это был солдат из шайки Ахомита.

— Женщины не из племени Сыхо, — прошептал Тыкто.

Я уже и сам это понял. Сидевшие у огня люди были грязные и худые. Больше всего они напоминали мне тех пленников, что мы захватили во время «ослиной кампании». Но где же остальные бойцы? Где мужчины?

Ответ мы узнали примерно через полтора часа. К костру стали стекаться группы людей под конвоем солдат Зота и Ахомита. Мужчины тащили вязанки дров и тяжелые корзины. Женщины несли снопы крапивы и лукошки с ягодами. Все они были безоружны и худы, многие совершенно без одежды. Вскоре появился сам Ахомит с отрядом из десяти человек. Перед ним понуро шли около двадцати женщин с детьми и пятеро мужчин. Находившиеся в лагере воины радостно приветствовали вернувшегося командира. Всё говорило о том, что он вернулся с хорошей добычей.

Не желая больше продолжать наблюдения, Тыкто встал во весь рост и громко гаркнул:

— Ахомит!

Все резко обернулись в нашу сторону. Остальные воины последовали примеру вождя и поднялись из укрытия. Поняв, что больше отлеживаться смысла нет, и мое присутствие скорее поможет мирному разрешению ситуации, встал и я. Тыкто спокойно пошел в сторону удивленных нашим появлением команчей. Он заткнул топор за пояс, видимо, уверенный, что агрессия уже неуместна. Я едва поспевал за ним. Ахомит стоял растерянный, не понимая, почему мы здесь и что от него хотим.

— Откуда эти люди? — как можно строже спросил я, подойдя ближе. — Кто они?

— Я убил вождей, они мои, — ответил взявший себя в руки Ахомит.

Бросив вопросительный взгляд на Тыкто, я понял, что преступления, похоже, не было. Вождь расслабленно стоял и разглядывал находившихся вокруг людей. Картинка вырисовывалась довольно простая. Пользуясь превосходством в оружии, боевой подготовке и прочной защите, Ахомит вместе с двумя отрядами бойцов, легко захватывал мелкие окрестные племена, обращая их в своих рабов. Солдаты за военные вылазки получали заработок, превышающий их доход от охоты или ремесла, а воевать им явно нравилось больше, чем месить глину. Рабам приносили испорченную пищу, непригодную для продажи. Сто с лишним человек обеспечивали Ахомиту серьезный доход.

Воины Тыкто общались с коллегами, спрятав оружие. Пленные дикари испуганно жались друг к другу. Их словно не замечали.

— Приходи завтра ко мне, — сказал я Ахомиту, насупив брови, и жестом показал своим, что здесь больше делать нечего.

Глава 47

По пути назад я спросил Тыкто, что он думает обо всей этой истории.

— Они нашли их далеко. Там, где заходит солнце. Он убил вождей, и теперь эти люди стали его гоцэ.

— Гоцэ?

— Ахомит говорит, что им надо делать, или может их убить.

Объяснения Тыкто были настолько простые, словно он рассказывал, как сходил попить.

— То есть у Ахомита теперь свое племя?

— Это не племя. Это гоцэ. Он их вождь.

— Он их вождь, но это не его племя?

Тыкто посмотрел на меня настолько снисходительно, что мне захотелось оскорбиться.

— Ахомит в племени Чука. У него не может быть племени.

Я, в самом деле, не очень понимал все эти хитросплетения в субординации.

— Но ведь Чук сам убил Сыхо и стал вождем его племени!

— Чука послал на войну Ыката.

Если бы не несколько часов пути, я бы наверняка начал раздражаться. Сейчас же манера Тыкто выдавать информацию позволяла скоротать время.

— И что с того?

— Ыката был вождем Чука.

Спокойно, Гном, спокойно. Постепенно я разгадаю этот ребус.

— Ыката был вождем Чука, и у Чука теперь есть свое племя.

— Да.

— Почему?!

— Ыката послал его на войну с другим племенем, а сам остался. Значит, Чук может взять племя себе, если победит.

Кажется, я начинал понимать.

— То есть обычно на войну должен идти сам вождь?

— Да, — коротко ответил Тыкто.

— А если кто-то из племени решит самостоятельно сходить на войну и захватит пленного, то это будет лишь пленник?

— Гоцэ, — кивнул он.

— А если его пошлет вождь, то из захваченных пленников можно будет создать племя? — еще раз переспросил я.

— Да, — по-прежнему не меняя тона, подтвердил Тыкто.

О как! Теперь ясно. Судя по сообщению от Чука, гласившего, что Ахомит ушел к нам, о захватнической кампании он не знал. Значит, как минимум своего племени Ахомит в лесу создать не может.

— А Чук может сказать Ахомиту, что делать с этими людьми?

На этот раз Тыкто ненадолго задумался.

— Чук — вождь. Он — может, — наконец прозвучал ответ.

Ситуация прояснялась. В принципе, произошедшее было в рамках понятий того времени. Ахомит рисковал жизнью, проявил силу, подчинил себе рабов и выполняет теперь их руками задачи по снабжению. Все было правильно и в тоже время неправильно. Подобные рабовладельческие отношения шли вразрез с тем видом общества, которое я хотел построить. Оставшиеся два часа ходьбы я посвятил размышлениям, как сохранить отношения с Ахомитом, но в тоже время направить его действия в нужное мне русло.

Около полудня инициативный интервент все-таки пришел ко мне. Не собираясь снимать маску строгости, я начал допрашивать предприимчивого завоевателя.

— Сколько ты привел людей?

— Сто и еще сорок и шесть.

— С детьми?

— Да. Всего сто и сорок и шесть.

Солидно! Получается приличных размеров племя.

— Ты знаешь, что все люди из племени Тыкто и Чука должны платить налог?

— Да, — понуро ответил Ахомит. Похоже, именно этот момент беспокоил его больше всего.

— Я хочу, чтобы эти люди тоже могли получать деньги за работу и выплачивать дань.

— Но им не нужны деньги! Только еда!

— Тогда налог должен платить ты.

Ахомит еще больше помрачнел и задумался. Я не стал ждать его ответа и предложил решение, придуманное мною еще вчера.

— Послушай, что я скажу. Новые люди нужны в наших племенах. Это новые рабочие. Это хорошо. Я не хочу отбирать твоих гоцэ.

Ахомит сразу приободрился, видимо, вначале приготовившись к худшему.

— Люди делают работу и ожидают оплату за труд.

— Я даю им еду!

— Не перебивай. Ты даешь еду — это хорошо. Но они должны иметь возможность работать там, где им хочется.

— Ты хочешь забрать их к себе на стройку?

— Нет. Предложение такое. Ты переводишь людей ближе к моему лагерю. Они работают на тебя, ты их кормишь. И я буду проверять, что кормишь хорошо, не бьешь понапрасну.

Ахомит слушал. По его лицу было видно, что пока я не перегибаю.

— Их дети пойдут в детский сад и будут учиться. Подростки пойдут ко мне в школу. Взрослые станут помогать мне на стройке, и я буду платить за их работу.

Ахомит снова дернулся.

— Платить тебе. А не им. Но самое главное — я разрешаю не сдавать за них налоги. Но только один год.

Сделав паузу, я подождал, пока смысл этих слов дойдет до начинающего рабовладельца.

— Но ровно через год эти люди смогут выбирать, где им работать. Тогда они сами будут платить налоги и решать, трудиться дальше на тебя или уйти к другому.

Предложение особо не отличалось от того, что происходило сейчас, за исключением того, что через год Ахомит лишался дешевой рабочей силы. Зато теперь людей можно было открыто посылать на стройку, а не только на тайные сборы крапивы.

— Я скажу Чуку, чтобы он не брал с тебя налог за твоих гоцэ, и что ты делаешь хорошее дело для всех нас.

Похоже, упоминание имени вождя команчей подействовало. Ахомит боялся гнева Чука и опасался, что работники будут конфискованы. Но, поняв, что бизнес сейчас не пострадает, он даже решился на дерзкий вопрос.

— Я могу привести еще гоцэ?

Я обомлел от наглости, но потом задумался. Люди были нужны. Если кто-то будет отвечать за то, чтобы пленные вели себя адекватно и выполняли работу хорошо, то почему бы и нет.

— Приводи, — коротко ответил я, отметив про себя, что естественные потери при захвате других племен перестали меня сильно волновать. Пытаясь очеловечить дикарей, я сам невольно одичал.

Вскоре в полукилометре к западу от главной площади выросла Ахомитова слободка. Каждые пару месяцев она пополнялась небольшой группой новых полуголых работников.

Глава 48

С появлением туземцев из других племен жизнь общества как будто улучшилась. Уже никто из старожилов не месил глину и не носил каменные блоки. Вся простая и тяжелая работа делалась людьми Ахомита. Но была и оборотная сторона медали: Гоцэ постепенно осмелели и слонялись в свободное время по лагерю. Главная площадь вечером становилась весьма оживленной. Цак даже нанял еще одного смотрителя за товарами, поскольку участились случаи мелких краж съестного. Несмотря на две публичные порки, гастарбайтеры продолжали искать возможность стащить еду.

Не лучшая ситуация творилась и около столовой. Вечно голодные работяги рыскали в поисках объедков или оставленного без присмотра блюда. По сравнению с ними мои туземцы казались высококультурными людьми. Они нормально одевались, ели суп ложкой и пользовались тарелками. Я уже не говорю о том, что пришлые практически не понимали по-русски и часто объяснить им что-то можно было лишь через толмача или обычной грубой силой.

Но главное — это запах. Нет, безусловно, прежние работники тоже не благоухали, но теперь, казалось, весь город источал зловоние. Ахомит притащил отменный первобытный сброд, и мне приходилось с ним жить.

Перевоспитание — процесс естественный, но занимает время. Помыть же туземца можно незамедлительно. Следуя этой простой логике, около печей для обжига керамики был заложен фундамент для бани. Тут же, у речки, была выкопана купель. Пока работяги старательно выкладывали из камня стены будущего spa-комплекса, я работал над системой подачи воды. Пускать ее самотеком было уже нецелесообразно — постоянного напора речки попросту не хватит на снабжение кухни, моего дома и водяного колеса.

Пришлось делать чигирь — колесо с черпаками, которое будет перекачивать воду по мере надобности. Понимая, что в перспективе потребителей станет больше, рядом с новой плотиной я сделал что-то вроде небольшого бассейна из камней, в который колесом накачивалась вода. От этого бассейна шла первая водная трасса прямиком к будущей бане, но резервуар предусматривал подключение и других потребителей. Мини-акведуки могли вести в любое место в моем городе, к счастью, перепад высот это позволял. Решение это работало на перспективу, так как плотина все еще не была закончена. И это несмотря на то, что близился Новый год. Зато, когда водохранилище наполнится, можно будет снабжать водой весь поселок, а не бегать с горшками к озеру. Для чигиря как нельзя пригодятся ослы, до этого задействованные лишь на перетаскивании тюков. Двое животных должны будут уныло бродить по кругу, выдавая напор примерно литр в секунду.

Взяв стахановский темп, труженики закончили баню уже через месяц. После небольшого предбанника с высоким порогом, (чтобы не заходил холодный воздух), начиналась непосредственно парилка. В ней посередке стояла печь, в которой нагревались лежащие над огнем камни. Дым, однако, все равно просачивался, поэтому после растопки происходил выпуск первого пара. Вода выплескивалась на камни, и пар кратковременно расширял воздух в помещении, выгоняя накопившийся горький дымок. В бане царил чуланный сумрак. Для света предусмотрели лишь несколько небольших отверстий.

Как и следовало ожидать, добровольно в темную преисподнюю не пошел ни один из туземцев. Пришлось показывать личный пример. Взяв с собой Тома, которому не привыкать работать в жаре, уговорив Тыкто, Быка, а главное, Ахомита, мы в костюмах Адама проникли в парилку. Несмотря на то, что принцип действия был многократно объяснен, Ахомита, через мгновение после пуска пара, мы ловили уже в предбаннике. Первая помывка закончилась за пятнадцать минут. Облившись водой из приготовленных кувшинов, красные от пара дикари вышли на свет, доказав присутствующим, что мгновенная смерть им точно не грозит.

Вслед за нами баню посетило еще пара дюжин мужиков. Новый пар я им уже не пускал, чтобы окончательно не поломать психику. Люди просто посидели в жаре и окатили себя теплой водой.

Через неделю к гигиене более или менее привыкли, и помывка сделалась обязательной. Были определены мужские и женские дни. В промежутках между банными днями все рабочие были принуждены принимать вечерний душ, выливая на себя кувшин подогретой воды. Заставлять их залезать зимой в холодную горную реку у меня не поднялась рука. Город, наконец, перестал походить на сборище бомжей. По данным последней переписи, в нем постоянно проживали триста семьдесят человек, и больше половины из них были приведены Ахомитом. Еще около сорока пришли от команчей в поисках лучшей работы. Такими темпами мы должны стать крупнее племени Чука уже в ближайшее время.

Сами собой сформировались несколько классов, в том числе и своеобразная элита общества. В нее автоматически попали Тыкто, Бык и Ахомит — как командиры отрядов, Цак, как, наверное, самый известный человек в округе и повзрослевший Том, укрощающий металл. Особое положение занимала Лиа как сборщик налогов и моя будущая жена, но она была женщиной, хотя и уважаемой, что автоматически не позволяло ей забраться на вершину первобытной иерархии.

К элите подбирались мои выпускники, которые смогли организовать своих рабочих и теперь занимались больше руководством, чем физическим трудом. А также несколько команчей, сделавшие из своих больших семей успешные трудовые артели. Грубо говоря, сливками общества был тот, кто мог позволить себе строить собственный каменный дом, используя получаемые доходы. Таких, правда, было пока не больше десятка.

Если для большинства дикарей баня была скорее повинностью, то для нашего бомонда это стало приятной традицией. Воскресными вечерами парилка растапливалась специально для нас. Однажды я решил, что пришла пора подключить к процессу березовые веники, и парение пошло с невероятным весельем. Лежащий на скамье орал, а банщик истошно хохотал, захлестывая жертву порой до кровяных царапин. Быка парили вдвоем, ему же самому веник не давали из соображений безопасности. Меня разрешалось хлестать только Тыкто, который в четверть силы, но все равно едва не выбивал из меня душу. Само собой, после первой такой экзекуции я выскочил на улицу и с криком прыгнул в ледяную купель. Вода приятно остудила тело, и в парилку я вернулся как заново родившийся. Мои коллеги по пару смотрели на это представление с великим недоумением. Вода была абсолютно ледяная. Но Кава на то и Кава, чтобы быть не таким как все, решили они. Как я ни пытался доказать обратное, туземцы были глухи к воззваниям. Лишь после того, как я изрядно прожужжал мужчинам все уши о пользе закаливания, они, не сговариваясь, и исключительно для эксперимента, бросили в купель хорошо пропаренного Цака. Выскочив оттуда с проворством кота, взбешенный торговец таки подтвердил, что студеная вода после веников действительно имеет живительную силу.

Стоит ли говорить, что темными воскресными вечерами посмотреть на голых орущих мужиков, ныряющих в обжигающую холодом воду, собиралась вся деревня. Но нам, если честно, было наплевать. После парилки мы сидели в предбаннике, завернувшись в пледы из заячьих шкурок, и пили чай, сделанный Пхо. Туземцы выучили слово «кайф», которое осмысленно повторяли за мной, цедя ароматную жидкость. От Цака мы узнавали новости и сплетни, от Ахомита — истории про его походы. Тыкто обыкновенно молчал и пил, шумно прихлебывая.

Глава 49

В один из поздних вечеров я сладко заснул после очередной банной посиделки. Неожиданно мне приснился Седой, стоявший около моего компьютера и укоризненно смотревший на падающий график. За стеной истошно кричали трейдеры. Визжали женщины. В оперзале творился какой-то ад, но Седой не обращал на это никакого внимания. Дикий крик раздался совсем уже под дверью кабинета, и тут я проснулся. Через пару секунд, когда сознание вернулось, я с ужасом понял, что вопли раздаются с улицы.

Выглянув через узкое окошко, я увидел, что по лагерю бегают темные силуэты — кто-то с оружием, кто-то без. Разобрать во мраке было невозможно. Постепенно около костра на главной площади стали собираться наши воины и остальные жители. Скучковавшись по несколько человек, воины уходили в темноту в попытках поймать и убить таинственных нарушителей. Крики стали слышны все дальше, а затем и вовсе стихли. К костру подходило все больше людей. Вышел из укрытия и я. До утра никто не ложился, обращая копья и топоры в сторону густой темноты. Долгожданный рассвет позволил, наконец, оценить ущерб и немного разобраться в произошедшем.

Ночной кошмар вылился в шестнадцать убитых и около сорока раненых. В основном это были люди Ахомита и те, кто жил в шалашах. Ни одного тела нападавших найти не удалось. Следы уходили в сторону команчей и терялись в степи. Происшествие сильно деморализовало меня. Впервые после нападения Сыхо безопасность племени была поставлена под угрозу.

Я собрал у себя совет из присутствующих военачальников. Планируя обсудить, как мы будем защищаться от подобных интервенций, я неожиданно понял, что не могу поймать взгляд Ахомита.

— Ты знаешь, кто это был?! — закричал я на него, еще не веря своей догадке.

Угрюмое молчание лишь подтвердило мою правоту. Бык подошел к двери и перегородил собой выход.

— Говори, — чуть более спокойно добавил я.

Ахомит поднял серые глаза.

— Мы шли туда, где садится солнце. Четыре дня до сейчас. По следам нашли племя. Забрали три руки женщин и две руки мужчин.

Он замолчал, как будто вспоминая детали. А может, просто подбирал слова.

— Когда мы шли обратно, на нас напали. Пять или шесть рук. Мы убежали, но двое моих воинов не смогли.

— И ты молчал?! Мог ведь вчера в бане рассказать!

Увлечение Ахомита завоеваниями обернулось для нас людским потерями и наличием врага, который мог прийти в любую минуту.

— Ты сможешь показать, где их лагерь?

Виноватый владелец гоцэ покорно кивнул.

— Собирайте свои отряды. Мы идем к Чуку.

Я закончил встречу и пошел изучать детали ночного налета.

Варвары с короткими копьями пришли с запада, и первыми жертвами стали новые поселенцы. Ситуацию отягощало то, что около двадцати мужчин сбежали или ушли ночью вместе с нападавшими. Сами они это сделали или их увели насильно — непонятно. Лучше, конечно, второе. Ведь такое усиление врага было бы совсем некстати.

Перед тем как уйти в поход, следовало озаботиться обороной. В городе оставался Бык со своими воинами. Его хорошо вооруженные и упакованные в латы пятнадцать человек легко должны были отбить нападение тридцати-сорока дикарей. К тому же в городе находились гоцэ Ахомита, которым по понятным причинам оружие не выдавали, но хотелось надеяться, что в случае битвы они останутся на нашей стороне. Гастарбайтеров из команчей, уже давно доказавших свою лояльность, вооружили дубинами и кремневыми копьями.

Город перешел на полуосадное положение. Все мужчины должны были оставаться в лагере. На работу в близлежащие места отправлялись только женщины. По углам селения разложили четыре костра, у каждого из которых дежурили по двое часовых. Еще четверо должны были замаскировано лежать в разных точках, примерно в полукилометре от лагеря, чтобы условным криком предупредить о приближении опасности. Это был дальний кордон охраны. Оставив эти инструкции и гарнизон под руководством Быка, мы выдвинулись на запад.

Наш отряд состоял примерно из пятидесяти человек: люди Ахомита, его напарника Зота, Тыкто и нескольких подросших парней, уже умевших неплохо обращаться с оружием. Выйдя утром, мы были в лагере Чука еще до темноты.

По традиции вперед убежал гонец, чтобы известить племя о причине визита толпы вооруженных людей. Когда через час мы подошли к лагерю, Чук уже собрал боевую дружину. Нисколько не колеблясь, он выделил тридцать самых лучших воинов для операции возмездия. Выходить решили до рассвета. По словам Ахомита, отсюда до того лагеря было часов восемь пути.

Я с трудом заставил себя уснуть. Завтра будет тяжелый день. Хорошо бы выспаться…

Глава 50

Вышли затемно. Первые три часа можно было не опасаться чужаков, да и места команчам знакомые. Дикий зверь на большую толпу не нападает, поэтому мы молча и довольно расслабленно брели по лесам на северо-запад. Во мраке ветки настойчиво, словно цыгане, хватали за одежду. Ночная птица передавала точку-тире-точку. Еще часок, и начнет светать. Тогда пойдем быстрее. Впереди бежали разведчики, сканируя территорию на несколько сотен метров. Ахомит периодически советовался со своими людьми и корректировал направление. Интересно, как он понимает куда идти, без компаса и карты?

Примерно через семь часов пути, когда мы прошли больше тридцати километров, колонна перешла на практически бесшумный режим. Тренированные ноги детей природы не наступали на ветки, не шебуршали листвой. Разговоры велись жестами. По провожатым было видно, что мы приближаемся. Уже пройдено то место, где нападавшие забрали назад пленников Ахомита, обратив захватчиков в бегство. Значит, лагерь неприятеля совсем близко. Адреналин снова стучал в ушах. Можно ли привыкнуть жить в постоянной войне? К не пропадающему ощущению, что из-за куста вылетит копье, и дальше все будет зависеть от реакции и подготовки твоих воинов? Я не мог…

Подкравшись к очередному рубежу, я был уверен, что лагерь уже здесь. Но жесты разведчиков казались какими-то противоречивыми. Осторожно пробираясь, мы вышли на широкую поляну, и сомнений не осталось: пришли. Земля вокруг была вытоптана, валялось множество костей животных, только вот обитателей лагеря на месте не оказалось.

— На охоте? — шепнул я Тыкто.

Тот отрицательно покачал головой. Несмотря на охоту на стоянке всегда остаются маленькие дети, охранники запасов и женщины. Племя ушло. Следопыты, словно заправские опера, принялись изучать окрестные деревья и кусты на предмет отломанных веток, следов, которые еще не припорошило листвой, и любых других свидетельств возможного направления движения. По всем признакам выходило, что племя ушло отсюда несколько дней назад, то есть сразу же после нападения. Враги обратно не возвращались.

— Идем назад! — скомандовал я. — Ахомит! Показывай кратчайший путь к нашему лагерю.

Спешным шагом мы двинулись к городу. Живо вспомнились ужасные картины, которые мы увидели у пещеры Тыкто после налета Сыхо. Только бы на этот раз обошлось!..

Несмотря на скорый шаг, к лагерю мы подошли лишь глубокой ночью. Свет от огня был виден уже издалека. Бык не жалел дров, и костры походили на протуберанцы. Казалось, будто город подожгли с четырех углов. Когда оставалось около километра, мы услышали условный крик, и далеко в темноте мелькнул силуэт, бросившийся в сторону лагеря. Через несколько секунд наш хэв пришел в движение — воины собирались отбивать налет. Не послав гонца наперед из-за опасения засады, мы выглядели теперь врагами, идущими из темноты.

Подойдя на расстояние выстрела из лука, Тыкто закричал, обозначая себя. Но гомон защитников не давал им расслышать голос вождя. Подождав немного, воины во главе с Быком крича бросились на нас, подняв топоры. Над головой просвистела стрела, затем еще одна. Кто-то вскрикнул, схватившись за руку. Я присел и спрятался за щитом. Не хватало только, чтобы подстрелили свои.

Благоразумие и справедливость все же взяли верх над случайностью и недопониманием. Несмотря на истошные крики с обеих сторон, нас узнали, и бойни не произошло. Вернувшись в лагерь, мы слушали ужасные новости о событиях прошлой ночи. Нападавшие, совершив первый налет, и не думали уходить далеко. Показавшись на западе в первых часах темноты и уведя за собой основную группу защитников, они ворвались в город с востока. Особенно шокировал тот факт, что нападали целенаправленно на мой дом, пытаясь выломать дверь и попасть внутрь. Обитая металлом, она выдержала натиск, хотя изрядно пострадала. Вскоре подошли наши воины и после короткой битвы прогнали бандитов, убив двоих из них.

— У нас есть потери?

— Только легкораненые, — ответил Бык и, помолчав, добавил: — Еще они забрали Пхо.

Меня словно оглушили обухом. Пхо для меня была как член семьи, одиним из самых близких людей, и факт ее похищения расстроил меня сильнее, чем если бы убили десяток наших воинов.

— А Лиа?

— Она закрылась в доме. С ней все в порядке.

Все замолчали.

— Куда они ушли? — тихо спросил я

— В лес. Туда, где море. Мы не знаем точно, — развел руками глава гарнизона.

— Еще есть что сказать? — несмотря на ужасные вести, я просто валился с ног после суток проведенных на ногах.

— Одного убитого мы узнали. Это гоцэ Ахомита, — Бык зло посмотрел на заварившего кашу туземца. Виноватый рабовладелец потупил глаза и молча уставился в землю.

Значит, все-таки их не похитили. Ушли сами. Плохо…

— Покажите!

Я проследовал к костру, около которого бросили тела убитых. Но не ахомитовский раб заинтересовал меня больше всего. Лежащий рядом с ним мужчина не был похож на тех дикарей, что мне доводилось видеть. Убитый был довольно крупный, с большой головой и мощными надбровными костями, словно горилла. Рыжеволосая голова сидела на короткой шее. В свете костра были отлично видны мощные желваки и крупная челюсть.

— Охэ, — прервал мои наблюдения Тыкто, — ты хотел привести охэ?!

Он смотрел на Ахомита с возмущенным недоумением, но тот, похоже, не понимал, в чем суть претензии.

— Много зим назад, когда я был молодой, мой вождь говорил, что есть такие люди, — Тыкто будто рассказывал это мне, но продолжал пристально смотреть на Ахомита, — это злой, плохой народ. Их нужно убивать всех, как только встретишь. Это охэ!

Тыкто со злостью пнул труп.

— Теперь они не уйдут, пока не убьют нас. Или мы не убьем их. Охэ никогда не будут гоцэ, — заключил он.

Я смотрел на эту помесь человека и обезьяны, на его короткие лапы и огромный нос. То, что они напали на мой дом, говорило лишь об одном: им нужен был Кава, о котором, очевидно, рассказали сбежавшие рабы. Холодок пробежал от самой шеи, через бока добравшись до пальцев ног. Я снова ощутил животный страх.

Сон сняло как рукой. Поставив на крыше своего дома четверых лучников, я провел ночь, вздрагивая от каждого шороха.

Утро я начал с того, что укрепил дверь: нашил дополнительные доски и сделал подпорки, упирающиеся в прибитые к полу башмаки. Выбить такую дверь было почти невозможно. К люку в подпол я приделал засов, чтобы запираться изнутри. Сверху на люк была прибита шкура оленя, закрывающая щели. Так, спрятавшись в подполе, я мог рассчитывать, что незнающий человек просто не догадается о потайном укрытии.

С этого момента воины разделились на две смены. Днем несколько мужчин таскали бревна из ближайшего леса. Ночью эта уйма дров благополучно сжигалась второй половиной гарнизона.

Через три дня ушедший чуть дальше в лес работник принес плохую весть. Расставленные силки кто-то проверил без нас. Судя по веревке, зверь не выскочил сам — дичь забрали. Значит, враги совсем близко. Ловушка стояла менее чем в двух километрах от лагеря. Я добавил еще два костра на границе деревни по направлению к темной чаще. Ночь снова прошла в чуткой паранойе. Люк постоянно стоял открытым, и я готов был нырнуть в подпол при первой опасности. Чертовы охэ! Чертов Ахомит!

Глава 51

Новый день ознаменовался еще одним неприятным сюрпризом. Из леса, чуть было не получив порцию наших стрел, вышли рыбаки. Я снова совсем забыл про группу людей, добывающих нам моллюсков и рыбу. Они как ни в чем не бывало пришли к Цаку с вопросом, почему уже третий день не возвращаются носильщики с пустыми корзинами и деньгами? Ужас состоял в том, что к нам с добычей никто не приходил…

С этого момента я объявил запрет на ловлю рыбы. В лес выходили только хорошо защищенные и вооруженные команды по пятнадцать-двадцать человек, которые ставили и проверяли силки. Но эффективность охоты была низкой. Зверь или не ловился, или нас опережали партизаны. Не желая подкармливать ворогов, я запретил охотиться. Племя перешло на зайчатину и козье молоко с зерновыми. К Чуку отправился хорошо охраняемый караван. Будучи в своеобразной осаде, нам пришлось импортировать дичь.

В размышлениях, как поймать ненавистных варваров и не оставить без защиты лагерь, я дошел до постройки городской стены. Простой расчет говорил, что прямоугольник сто на двести метров будут обносить стенами как минимум месяцев шесть, ведь материала потребуется не меньше чем на плотину, которую строят уже почти год. Но так как люди все равно сидели без дела, грех было не начать. По периметру наметили метровой глубины ров, необходимый под фундамент будущей стены, а по углам сделали заделы под башни. На пятиметровых вышках могла сидеть пара хороших лучников и снимать, словно снайперы, вражеских нападающих. В этих строениях не предполагалось внутренних лестниц или еще каких-то ухищрений. Лучники должны забираться на верхнюю площадку по веревке, втягивая ее затем за собой. Через полторы недели первая из четырех башен была готова.

Жить в постоянном ожидании нападения было решительно невыносимо. Я даже подумывал о том, чтобы начать прочесывать лес, разделив его на квадраты. Учитывая, что вероятное нахождение противника — это зона, ограниченная парой-тройкой часов ходу на восток, на запад или на юг, в сторону моря, получалось, что придется исследовать не менее двухсот квадратных километров. Имея в распоряжении месяц, задача, в принципе, выполнимая. При условии, конечно, что враг сидит на месте. Смущало еще и то, что для эффективного прочесывания идти нужно растянутой цепью, а такой порядок построения в бою однозначно приведет к лишним потерям.

Пошла третья неделя, как нас никто не беспокоил. Спорадические поскребывания лучников на крыше уже не будили меня по ночам, сон стал глубоким, а дыхание — ровным. Заперев, как обычно, дверь на два бревна-подпорки, я отправился спать с противным ощущением незавершенного дела. Ночью меня разбудили громкие удары в дверь. Повинуясь животному инстинкту, я, словно застуканный внезапным светом таракан, бросился в подпол и задраил за собой люк. Пульс сходу взял отметку в двести ударов, а глухие стуки по двери были неотличимы от оглушительных ударов собственного сердца.

Примерно через минуту адреналин пошел на спад, и я обрел способность соображать. В дверь явно колотили не враги. Меня звали по имени, одним из кричащих был Тыкто. Я вылез из убежища и отворил засов. Вождь выглядел очень взволнованно.

— Напали? — коротко спросил я

— Нет. Пхо вернулась, — он показал на лежащую недалеко от дома девушку. Одежды на ней не было, и даже в слабом свете костра видны огромные синяки и кровавые подтеки на теле.

— Принесите что-нибудь надеть, — крикнул я и бросился к ней.

Пхо лежала, свернувшись калачиком, и дрожала то ли от холода, то ли от нервного потрясения.

— Я убежала, — тихо сказала она, заметив меня, — я знаю, где они.

Принесли одеяло и накидку. На площадь стал стекаться народ, разбуженный шумом.

— Собирайте всех воинов, — скомандовал я Тыкто, Быку и подошедшему Ахомиту. — Мы идем сейчас.

Утром варвары поменяют стоянку, и у нас есть несколько часов, чтобы найти их. Этот шанс нельзя было упускать.

Через пять минут более шести десятков бойцов были облачены в кожаную броню и стояли при оружии. Я оставил лишь несколько лучников на крыше своего дома и на вышке. В лесу от них все равно мало толку, а город в случае чего они защитят. Пхо обвила руками шею одного из воинов, и он, неся ее на спине, повел отряд в темную чащу.

Примерно через два часа быстрого ходу на юго-восток Пхо предупредила, что враг уже близко. По ее словам, племя расположилось в небольшой пещере, метрах в пятистах от нас. Оставив по центру ударные силы Тыкто, усиленные данным нам в помощь отрядом из команчей, я отправил Быка и Ахомита окружать по бокам. В ночной неразберихе нападение с нескольких сторон должно создать дополнительный перевес. Подождав минуту, пока фланги скроются в темноте, мы решительно двинули вперед. Хоть я и не был воином, но сейчас держал в руках топорик и щит. При битве в темноте каждый сам за себя, и на защиту соплеменников рассчитывать особо не приходилось.

Нас заметили примерно за пятьдесят шагов, но все же нападение можно было считать внезапным. Спящие воины вскакивали и хватали короткие копья. Мой отряд с криком бросился в атаку. Одновременно издали боевой вопль солдаты Быка, зашедшие немного сзади и слева. Через несколько секунд к схватке присоединились ахомитовцы. Я стоял на удалении метрах в тридцати, и в почти полной темноте смотрел, как вооруженные силуэты убивают друг друга. Через несколько минут все было кончено. Воины добивали раненых и сдавшихся. Никаких пленных. «Охэ никогда не будут гоцэ», — крутилась в голове фраза, сказанная Тыкто. Наверное, он прав.

Дождавшись рассвета, мы увидели результаты ночного побоища. Благодаря защите и тому, что варвары били своими копьями в грудь, а не в голову, потери у наших заключались в одном убитом и десятке раненых. Врагов полегло больше сотни, включая примерно сорок человек воинов и почти двадцать сбежавших к ним предателей. Около пещеры мы нашли тело носильщика рыбы. Точнее, его часть. Дикари не гнушались употреблением в пищу своих противников.

Убедившись, что никто из врагов не выжил, мы ушли в лагерь, оставив диким зверям задачу по уборке территории.

Глава 52

Избавившись от варваров, мы, наконец, вернулись к нормальной жизни. Я убрал лучников со своей крыши и достроил еще одну башню, на которой всегда находился часовой.

Пхо несколько дней лежала пластом, и я всерьез опасался, что организм не справится. Но, видимо, не для того судьба спасала ее столько раз, чтобы Пхо умерла сейчас в своей кровати. Через неделю девушка быстро пошла на поправку.

Мирное время позволило сконцентрироваться на плотине — отставание по срокам уже не лезло ни в какие ворота. Глубокой осенью вал был закончен. Обводной канал перекрыли, и река начала создавать новое озеро. По задумке, после заполнения котлована вода должна литься по желобу, падая с пятиметровой высоты. В этом месте можно было поставить еще одно водяное колесо, мощности которого уже будет достаточно для устройства мельницы или другого механизма. Правда, нужды в нем пока не было.

После войны я все больше времени стал проводить с Лией. Срочных дел не появлялось, до налоговых сборов еще было целых полтора месяца, так что мы часто приходили на плотину и смотрели, как с каждым днем лужица увеличивается в размерах. Я рассказывал о своем мире, о больших городах, высоких домах и огромных пробках. Рассказывал о телевизоре и лампочке, о самолете и телефоне. Лиа удивлялась, смеялась и спорила, часто не понимая многие вещи. Наш уклад выглядел для первобытного человека слишком сложным. Обремененный массой условностей и сложившихся традиций, он создавал множество непонятных стереотипов. Но мне верилось, что очутись Лиа в современном мире, она бы быстро освоилась.

В один из хмурых зимних дней к нам пришел Гек, одетый в Ыкатину шубу и держа его топор. Я все понял без слов. Болезнь доконала мудрого старика, и мне было безумно жаль, что я не успел навестить его. Младший сын вождя возглавил племя, и теперь я с интересом ждал, о чем будет говорить новое правительство. Захотят ли они перейти на денежные отношения?

Гек, несмотря на молодость, не стал принимать импульсивных решений, свойственных его брату. Он заявил, что не хочет отменять сложившиеся порядки, и не будет продавать или покупать товары за деньги. Подтвердив, что все договоренности остаются в силе и обменные курсы на руду и шкуры сохраняются, делегация отбыла в сторону команчей, неся с собой грустную весть.

В момент рассказа об удивительных вещах, наполняющих наш мир, Лиа вдруг попросила:

— Сделай что-нибудь необычное. Чего у нас нет, а у вас есть.

Просьба заставила крепко задуматься. Используя доступные мне технологии, сделано как будто все что можно. Придумать необычную техническую поделку, да так, чтобы она понравилась Лие… В общем, я изобрел велосипед. Нет, конечно, не современный двухколесный агрегат — ни звездочка, ни цепь, ни многие другие детали с моим инструментарием мне были не по зубам. Но примитивную раму с двумя деревянными колесами изготовить оказалось вполне под силу.

Через несколько недель, намучившись со спицами и ободом, я выкатил первый агрегат на главную площадь. Велосипед приводился в движение толчками ног. Сиденье, обитое мягким мехом, должно было по возможности гасить вибрации от дороги. Гасить-то оно гасило, но трясло все равно нещадно. Так как руль отсутствовал, ехать получалось только по прямой и менять направление лишь остановившись и перенеся колесо на нужную траекторию. Но даже этот убогий «пепелац» вызывал море интереса у туземцев.

Через неделю, используя полученный опыт, я сделал второй экземпляр, и мы отправились с Лией на первую велосипедную прогулку. Романтики, конечно же, не было никакой. Рядом постоянно бежало с десяток детей. Зубы выбивали чечетку. Меня трясло как ударенного током эпилептика. Но Лие очень нравилось. В итоге, потирая отбитый зад, я отдал первый велосипед подросткам, наказав кататься по очереди. А сам принялся за изготовление версии 2.0 с использование рессор или иных способов амортизации.

Дети не выпускали двухколесного коня из рук до позднего вечера. Выйдя из своей мастерской, которая находилась около кузницы Тома, я увидел, как сорванцы гоняют с горки подле плотины. Уклона там вполне хватало, чтобы разогнаться до скорости бегущего человека. На все это безобразие с любопытством смотрел Цак. Заметив меня, он подошел.

— Ви меня не уговаривайте, я сам соглашусь, что хочу купить такую тачку, — сказал он, не отрывая взгляд от веселого катания.

— Зачем тебе?

— Я часто хожу к Геку. Договариваться. А если у меня будет тачка с двумя колесами, то я смогу ехать обратно с горки, как они, — Цак ткнул пальцем в смеющихся детей.

— Это называется велосипед, — ответил я и замолчал. Хитрый Цак был прав — большая часть дороги проходила под уклон, но поле было каменистое. Ехать на деревянных колесах по такой местности означало разбить велосипед или голову в первую же поездку.

— Не сейчас, — ответил я ему.

— Когда? — не отставал назойливый торговец.

— Не сейчас, — пробормотал я и зашагал к себе домой. У меня созрела идея на миллион.

Глава 53

Мой город постоянно увеличивался в размерах. Несмотря на произошедшие события, Ахомит продолжал тайком приводить гоцэ. Хотя вновь пришедшие и работали на его полях, что затрудняло подсчет подшефной популяции, но шило в мешке долго утаивать было нельзя. В один из банных вечеров пришлось серьезно поговорить и установить правила, по которым на каждые десять мужчин Ахомит обязан выделять надсмотрщика, отвечающего за поведение его группы. В случае, если гоцэ совершал какую-то провинность, десятник получал серьезное наказание палкой, а Ахомит — денежный штраф.

Нарастающая экономическая активность манила к нам жителей соседних племен. Если Гек выделял работников только по согласованию и на конкретные участки, то Чук отпускал людей довольно легко. Он получал налоги от всех своих жителей, и чем эффективнее работали команчи — тем больше был доход его казны. К нам перебирались лесорубы, кожевники и гончары. Последние создали целую артель под предводительством Зота. Скопировав гончарный круг и установив цены на изделия ниже, чем в моем магазине, Зот быстро пошел в гору. Я не стал препятствовать предпринимательству. Инициативный команчи выстроил свою лавочку, в которой можно было выбрать что-то из готового товара или оставить заказ на нужный предмет. Дети работников бесплатно помогали месить глину, носить дрова и работать на мехах. С таким подспорьем себестоимость была минимальная, и капитал Зота, судя по всему, стремительно увеличивался. Иначе трудно было объяснить, как он смог привлечь к себе с десяток рабочих и начать строить каменный дом раза в полтора больше, чем у Цака.

Гуляя вечером с Лией, я рассказывал ей про свою новую идею.

— Ты видишь: наш город растет. Люди много работают и покупают новые вещи. Горшки, одежду, инструменты, оружие.

Лиа пожала плечами. Кому, как не главному казначею, было не знать об ускорении экономики.

— Мы все больше торгуем с племенами Гека и Чука. Несколько людей бегают туда — сюда каждый день, а по воскресеньям так и вовсе приходит целая толпа.

Мы подошли к плотине. Озеро наполнилось, разлившись на многие десятки метров. Рабочие латали огрехи в невысоких боковых ограждениях, пресекая ручейки, появляющиеся в стороне от основной стены. Это было доисторическое чудо света. Настоящая «дамба Гувера», снова вспомнил я о компьютерной игре.

— Скоро плотину закончат, и у нас освободится много работников, — продолжал я свою мысль, — в общем, я хочу построить дорогу.

— Дорогу?

— Да, для начала к племени Гека. Она будет из камня, прямая и ровная. По такой дороге можно будет катать тачки с рудой или другим товаром и ездить на велосипеде. Представляешь, как просто станет торговать?

— То есть велосипед не будет трясти?

— Неа. Я уже придумал: приделаю на колеса ремни из шкур, сиденье повешу на толстую кожаную ленту. Руль приделаю — можно будет поворачивать. Но не это главное. По дороге и ходить станет гораздо легче, и гонцам бегать. А потом — и к твоему племени проведем. Что скажешь?

На удивление, Лиа не торопилась с ответом.

— Что тебя смущает? — я не выдержал молчания.

— Думаю, что дорога стоит много денег, а у нас сейчас в сундуке совсем чуть-чуть. Ты сделаешь еще монет?

— Нет. Новых делать пока не будем. Давай соберем налоги пораньше и начнем строить.

— Но ведь до налогов еще месяц?

— Да кто там считает-то! Объявим, что через неделю надо сдавать. А в следующий раз соберем попозже.

Лиа опять тянула с ответом.

— Не знаю. Будут ругаться.

— Не переживай. Как раз сделаешь эту работу, и сразу сыграем свадьбу. Глупо работать в медовый месяц.

Год траура незаметно подходил к концу. Сезоны прошли по кругу, природа обновилась и можно начинать новую жизнь. Чем ближе был август, тем сильнее я дрожал от нетерпения вступить в законные отношения с Лией. Правильно, пусть сделает все свои казначейские дела до свадьбы. После этого у нас будет, чем занять время.

— Хорошо, как скажешь, — согласилась Лиа.

— Тогда возьми двух солдат у Быка, чтобы торговцы не сильно ругались, и иди объявляй.

Я приступил к планированию дороги. Расстояние до апачей составляло километров двадцать. По моим очень грубым предположениям, мы могли бы делать километр дороги шириной в полтора метра примерно за месяц. Значит, за пару лет должны уложиться. А если Ахомит нагонит еще гоцэ — то и за год.

После разметки вешками прямых участков и поворотов рабочие принялись расчищать путь от камней и копать траншею глубиной около тридцати сантиметров. Первый слой я собирался заполнить дробленым известняком, на который укладывать каменные плиты. По уму сделать бы еще песчаную подложку, но таскать с моря песок — адский труд. Обойдусь одним щебнем.

Каменотесы переориентировались на еще один вид продукта — плоские и широкие прямоугольники, которых нужно было сделать не меньше ста тысяч. За неделю удалось выложить первые пятьдесят метров будущей мостовой. Медленно. Но так всегда, когда начинаешь что-то новое.

Туземцы сновали по каменной тропинке, словно муравьи, радуясь новому изобретению. Не совсем понимая будущую пользу от этого строительства, им все равно доставляло странное удовольствие следовать по прочерченной дорожке, немного возвышающейся над землей.

На ближайшей ярмарке я объявил дату свадьбы: праздник через неделю. Приходить всем. Мандраж от предвкушения чего-то значительного не только не проходил, но и передавался Лие. В один из поздних вечеров мы, как и много дней назад, сидели на плотине и смотрели на отражающиеся в водной глади звезды. Одна из них сорвалась с неба, оставив тонкий яркий след.

— Если загадать желание, когда падает звезда, — оно обязательно сбудется, сказал я.

Лиа внимательно посмотрела на меня. Мы молча продолжали изучать теплое августовское небо. Через несколько минут белая стрела вновь прочертила свод до горизонта.

— Я хочу прожить с тобой все года, пока меня не отнесут спать в пещеру смерти, — сразу же сказала Лиа. — А ты что загадал?

Если скажешь — не сбудется, чуть не слетело у меня с языка. Но я промолчал и просто обнял Лиу, прижавшись к ее волосам. Больше всего я хотел лишь одного: очнуться около бара, потирая ушибленную голову. Но зачем ей об этом знать?

Через два дня в лагерь пришел Валу. Цак, собирающий сплетни, сообщил, что прибыл он якобы по делам, но люди поговаривают, что из-за новости о свадьбе. Вот еще не хватало, — подумал я. Приехал этот детина явно не поздравлять. Надо поговорить с Лией.

Я отправился искать невесту и тотчас столкнулся с взволнованным Томом.

— Я слышал, что утром Валу ругался с Лией, — торопливо лопотал кузнец, — он крикнул, если она станет твоей женой, — он ее убьет!

Это уже было через край. Увидев вдалеке Быка, я окликнул его и поманил рукой.

— Валу сказал, что убьет Лиу, если будет свадьба, — коротко объяснил я ситуацию, — надо найти его.

Бык насупил брови. Ни слова не говоря, мы двинулись к шалашам, где Лиа должна была собирать налоги, и, пройдя всего с десяток шагов, услышали страшный крик. Обернувшись, я с ужасом понял, что кричали из домика Лии. Охранник, стоявший рядом, встрепенулся и повернул голову к входу. Он не успел сделать и шага, как дверь распахнулась, и на пороге появился Валу. Лицо его было перекошено от бешенства, глаза выпучены. Но самое страшное — правая рука была по локоть в крови. Увидев меня, он издал тот же дикий крик, что и несколько секунд назад. За ним в полумраке комнаты на полу лежало тело.

Дальнейшее происходило словно в бреду. Валу вырывался из рук охранника и подоспевшего Быка, истошно крича. Я, не помня себя, вбежал в комнату и увидел Лиу, лежащую в огромной луже крови. Сердце сжалось, словно его сдавили прессом. Глаза отказывались верить. Колени подкосились, и я сел на пол. Во дворе продолжал бесноваться Валу.

Внезапно адреналин ударил в виски, и я зверем выскочил из дома.

— Убить его! — прорычал я, указывая на Валу, хотя смысла конкретизировать не было никакого. — Убить, убить, убить!

Бык без промедления выхватил топор.

Глава 54

Я сидел на полу рядом с Лией. Рыдания душили меня. Перед глазами проплывали воспоминания, как она первый раз пришла ко мне на экзамен, как отвечала на уроке, как смотрела на звезды. Поверить, что все это теперь останется лишь в моей памяти, было невозможно. Без сил я упал на нее, обняв остывающее тело.

Сознание вернулось от того, что кто-то тормошил меня за плечо. Подняв глаза, я увидел Тыкто.

— Вставай, Гным, — сказал он голосом, полным сочувствия, — вставай!

Я поднялся. На душе было пусто, как в космосе.

— Нужно построить пещеру, — глухим голосом сказал я, — хочу, чтобы Лиа спала в своей пещере.

Тыкто молча кивнул.

Место для гробницы я определил сам примерно в километре от лагеря. Для того, чтобы тело не разлагалось в жару, на время строительства пришлось положить его в соляной раствор. В боку, под сердцем, чернела смертельная рана.

— Где кинжал Валу? — спросил я у Быка, вернувшись с процедуры бальзамирования.

— Какой кинжал?

— Которым он убил Лиу.

Бык смотрел на меня с недоумением.

— У него не было кинжала. Мы отнесли его в пещеру в одной повязке.

Я смотрел на Быка, еще не осознавая до конца смысла этих слов. В доме у Лии стояла только кровать да стелаж. На нескольких квадратным метрах кинжал бы нашелся сразу, но его там не было, это точно. Куда же делось орудие убийства?

Осмотрев домик, я еще раз убедился, что никакого кинжала в нем нет. Валу выскочил без оружия. Это подтверждали все бывшие там свидетели. Охранник клялся, что кроме Валу в дом никто не заходил. А казначея команчей он, конечно же, беспрепятственно пропустил, что было дозволено инструкциями.

Я ничего не понимал. Мой взгляд упал на люк в полу, который подобно моему служил входом в подпол, где хранилась операционная касса. Ящичек с собранными налогами Лиа сдавала мне каждый вечер под отчет. Я распахнул люк и спрыгнул в прохладный полумрак. Ящик стоял тут.

И он был пуст.

Неужели не Валу? Меня прошиб холодный пот. Если предположить, что кто-то убил Лиу, затем, услышав голоса, спрятался в подполе, а ночью, когда охраны у дома уже не было, спокойно ушел? Тогда это объясняет, почему в ящике нет налогового сбора за день.

Я сидел на холодной земле сырого подвала и размышлял. Лиу убили сутки назад, и голова все еще была дурная. Мысли змеями сплетались в морские узлы, словно после глубокого похмелья.

Итак, если в горячке я приказал убить невиновного, — значит, убийца на свободе. И при деньгах. Кстати, сколько было в ящике?

Я выбрался в комнату и отыскал таблички, в которых Лиа отмечала результаты своей работы. Сверху лежала та, что должна была вечером оказаться у меня на столе. Все налоги, запланированные на этот день, собраны. И сумма довольно приличная — около пятнадцати тысяч. Годовой заработок двоих квалифицированных рабочих. Зная, сколько Лиа насобирала, позариться мог кто угодно. В городе сейчас несколько сотен человек.

Стоп!

Я стукнул себя по лбу. Кинжал! Рана однозначно была нанесена тонким металлическим предметом, а не кремневым ножом. Кинжалов мы с Томом сделали очень ограниченное количество. Их можно было пересчитать по пальцам, чем я тут же и занялся.

Самый первый — у Тыкто. Еще один подарен Ыкате, третий — у Гека. Получается у Гека сейчас оба. Четвертый был у Чука, пятый у Быка, одним награжден Ахомит, и последний, седьмой, был вручен Валу, чтобы не так обижался ссылке к команчам.

Если кинжалы Гека и Чука у меня подозрений не вызывали, то остальные нужно было проверить на наличие. Вдруг кто-то потерял. Больше всего смущало, что Валу оказался без кинжала. А ведь парень с ним обычно не расставался. Может, все-таки он?

Я еще раз обыскал все в доме, залез в каждую щель и облазил землю вокруг дома. Тщетно.

Опрос Тыкто и Быка показал, что кинжалы при них, и оружие за последние два дня никуда не пропадало. На всякий случай я попросил Цака, как раз шедшего к апачам, выяснить, оба ли ножа при Геке. А вот Ахомита нигде не было. Приказав найти его во что бы то ни стало, я отправился к Тому. Убедившись, что он не изготавливал ни одного ножа без моего ведома, я в тяжелых раздумьях отправился к месту будущего погребения. Рабочие начинали возводить склеп.

Идя по лесу, я все больше убеждался, что наиболее вероятным преступником являлся Ахомит. Он был крупным налогоплательщиком, его проекты требовали постоянных оборотных средств. У него есть кинжал. Но как он посмел? Ведь после всего, что произошло, Ахомит как никто должен понимать: наказание будет одно. Хотя… может, он и не планировал убивать? А Лиа пришла неожиданно, и решение замести следы возникло спонтанно? Надо найти его и «расколоть». Туземцы плохо умеют врать. Бедный Валу! И куда он дел свой кинжал?

Вернувшись обратно, я послал двоих гонцов в лагерь Чука. Они должны были найти друзей Валу, также отвечавших за сбор налогов, и узнать: почему казначей команчей был без наградного оружия. Может, это прольет какой-то свет на преступление.

Тем временем Ахомит не появлялся. Его работники готовились к сбору урожая, дом был достроен и заперт, но хозяина с десятком солдат нигде не было. По словам свидетелей, они спешно ушли на север вчера днем. Я как акула кружил вокруг хижины, ожидая главного подозреваемого, но за сутки он так и не пришел. Зато прибежал Цак, доверительно сообщив, что видел оба кинжала Гека у законного владельца. Теперь сомнений не оставалось. Нужно действовать.

— Ломайте дверь!

Через пару минут (вот, значит, как долго выдерживают натиск засовы и бронзовая обивка) нам предстало убранство берлоги Ахомита. Гора шкур в углу, грязные горшки на столе и сундук в роли сейфа, прибитый по моему совету к полу. Через несколько секунд топоры бойцов Быка раскрошили его в мелкую щепу. Я бросился пересчитывать монеты. Капитал Ахомита составлял примерно три тысячи чатлов. Обыскав дом и перетряхнув все, включая горшки с солониной, я понял, что больше денег здесь нет.

Я вышел на улицу, озадачено почесывая виски. Солнце красноватым апельсином катилось за горы, жара спадала. Вопросов в этой истории было пока намного больше, чем ответов.

Глава 55

Оставив охрану около лачуги Ахомита, я отправился к себе. Думать лучше, когда никто не беспокоит. Но дойти до дома мне не дали гонцы команчей. С трудом выговаривая слова, захлебываясь от одышки, они доложили, что Валу свой кинжал потерял несколько недель назад на охоте. Никому не говорил, боялся, что Кава прознает. Но теперь, когда Валу мертв, друзья выдали его тайну.

Похвалив исполнительных скороходов, я продолжил путь к дому. Ничего нового мне эта информация не дала, лишь подтвердив, что Валу умер напрасно, пострадав из-за моей импульсивности. Проходя мимо каморки Пхо, я позвал ее, желая заварить чаю. Никто не ответил. Заглянув внутрь, я убедился, что Пхо не было. Уже закрывая дверь, заметил выглядывающее из-под шкуры блестящее лезвие. Не веря своим глазам, я взял металлический предмет. Это оказалась острая пластина, сделанная для работников кухни. Но лезвие было так сильно сточено, что ширина металла не превышала трех сантиметров. Совпадало с раной на теле Лии.

Выйдя на свет, я внимательно рассмотрел пластинку и, к своему ужасу, обнаружил мелкие пятна запекшейся крови. Не может быть!..

Поборов в себе первый порыв броситься к Тыкто или Быку, я постарался успокоиться и не делать поспешных выводов. Да, мотив можно объяснить. Наверняка Пхо ревновала меня к Лие, и скорая свадьба могла подтолкнуть ее на этот шаг. А деньги решила просто взять и выбросить, чтобы отвести подозрения. Возможность тоже, пожалуй, была. Я, правда, никак не мог вспомнить, видел ли я Пхо тем вечером или нет. Оружие лежало у меня в руках. Не хватало только чистосердечного признания.

Вдали показалась Пхо, которая быстрым шагом шла в мою сторону. Я спрятал в карман нож и зашел к себе в дом. Посмотрим, как она будет себя вести. Попросив чаю, я запер дверь и поставил подпорку. Кто знает, что еще в голове у дурной бабы.

Как я ни старался, но мозг отказывался придумывать новые версии. Ахомит уже не казался преступником, ведь сомнительно, что туземец оставит часть украденного в сейфе, а остальное унесет с собой. Почему сразу все не взял? Или не оставил? Нет, точно не он… А Пхо? Почему не избавилась от ножа?

Прямо под дверью послышался вкрадчивый шорох. Как будто шаги. Сердце снова истерично забилось, грозясь выпрыгнуть из реберной клети. Я встал с кровати и на цыпочках подошел к двери. Тишина.

Простояв, словно покосившийся памятник, минут десять, я так же тихо вернулся в кровать. Звуки не повторялись, как я ни прислушивался. Нервы натянулись до предела. Разумеется, в ту ночь мне так и не удалось заглянуть в царство Морфея, поэтому, едва дождавшись рассвета, я решительно вышел на улицу.

Поселок просыпался. Доярки, зевая, заставляли коз делиться молоком, гончары разжигали печи, Цак снимал шкуры с прилавков, готовясь к торговле. Я направился к нему.

— Скажи: в тот день, когда убили Лиу, ты видел Пхо?

Цак вздрогнул, услышав за спиной мой голос. Немного подумав, он ответил:

— Да, видел. Вечером. Она принесла мне сто чатлов, которые я ей давал в долг.

— В долг? Ты?! Почему она не попросила у меня?

— Не знаю. Она попросила — я дал. Сказала, что вернет через несколько дней. Вот, вернула.

Мысли лихорадочно носились в моей голове, пытаясь сложиться в версии. Цак продолжал тараторить.

— Мне в тот день еще Лако, рыбак, долг вернул. А вчера утром — Зот, гончар, отдал много денег. А брат Зота долг не отдает уже две недели, хотя горшков продает много. Скоро Чуку жаловаться пойду. А…

— Поздно вечером отдала? Она какая была? Ничего необычного не заметил? — я прервал говорливого торговца. Нужно было собрать максимум информации.

— Какая? Как всегда, торопилась куда-то. Сунула одну монету и убежала. А что такое? Деньги пропали?

— Да нет, все в порядке. Ты следи, пожалуйста. Заметишь необычное — сразу ко мне.

Я пошел в сторону дома Ахомита. Все стало еще более непонятным. Зачем Пхо сто чатлов, если она может попросить у меня хоть тысячу, лишь бы была необходимость. Наточить нож? Бросить монеты и отвлечь охранника? Подкупить кого-нибудь? И главное вернула одной монетой. Здесь точно что-то нечисто.

Охранник у дома Ахомита не спал. Увидев меня, он отрапортовал, что ночью никто к дому не подходил и сам он внутрь не забирался. Я заглянул внутрь и, не увидев никаких изменений со вчерашнего дня, поблагодарил бойца за службу и отправился к Тыкто. Похоже, пришла пора «колоть» Пхо.

Вождь недавно продрал глаза и занимался ежедневным менеджментом своего племени, энергично распределяя людей на участки. Нужды в этом особо не было, так как занятия каждого давно определены, но Тыкто не мог не командовать. Иначе какой ты вождь?..

Увидев меня, он отвлекся от руководства, и племя спокойно разошлось по своим делам.

— Я хочу поговорить про Пхо, — начал я с места в карьер, — она брала деньги в долг у Цака. И я, кажется, понял, зачем.

Тыкто сразу погрустнел.

— То есть ты теперь знаешь?

Я не поверил своим ушам.

— Так ты тоже знал?!

Тыкто виновато опустил глаза.

— Да, это была моя идея.

Это было за гранью моего понимания. Не понимая, что делать, я просто стоял и смотрел на дикаря. Был бы пистолет — я бы немедленно застрелился. Но пистолета не было. Лишь кинжал, болтавшийся на поясе у Тыкто, беззаботно подмигивал солнечным зайчиком.

Глава 56

— Но сейчас уже неважно, — продолжил он и, немного помолчав, добавил: — Лии уже нет.

— Зачем? — только и смог выдавить я из себя. — Зачем?!

Тыкто пожал плечами.

— Мы хотели сделать подарок. Тебе и Лии. Одежду из шкуры козы. У Ыкаты жены хорошо сделают, но чатлов было мало. Пхо пошла просить Цака помочь.

Я слушал эти короткие, как еврейские телеграммы, объяснения. И осознание того, как сильно я мог ошибиться, медленно проникало в мой мозг.

— А когда налоги стали собирать — чатлы снова появились. Цаку отдали.

— Апачи же не берут деньги, — пробормотал я, все еще не веря в такое простое оправдание.

— Берут, только не говорят Геку. Потом на ярмарке тратят.

Со стороны моего дома к нам быстро приближалась Пхо.

— Мой нож пропал, — сказала она, — мясо резать нечем. Вчера спрятала в шкурах, сейчас там нет. Украли…

На глаза наворачивались слезы. Мне хотелось обнять всех и попросить прощения за черные мысли. Сдержался. Проглотив большой ком, я успокоил свою домработницу.

— Это я взял нож. Не переживай. Верну.

И уже по пути в дом, обернувшись, добавил:

— Спасибо.

Тыкто стоял рядом с Пхо, так и не поняв, за что их благодарят.

Субботним вечером вернулся Ахомит с отрядом. На плечах они тащили четырех ослиц. Взъерошенный и чумазый воин выглядел невероятно довольным.

— Смотри, какие гоцэ! — закричал он, увидев меня, и похлопал рукой по ослиной шее. Животное устало мотнуло головой.

Версия с Ахомитом рассыпалась на глазах. Задав несколько вопросов в присутствии Тыкто и Быка, я выяснил, что Ахомит даже не слышал о смерти Лии, уйдя из лагеря буквально за час до убийства. Трагедия его страшно расстроила: он хорошо знал ее семью и, несмотря на то, что был крупнейшим налогоплательщиком и отдавал Лие огромные суммы, радовался за девочку, лихо взбирающуюся по карьерной лестнице.

Объяснив, что украдено около пятнадцати тысяч чатлов, и в отсутствие Ахомита подозрение ожидаемо пало на него, я пообещал отремонтировать дверь. Туземец понимающе кивал. Дело серьезное.

Итак, за один день я растерял всех подозреваемых. С одной стороны, нужно было радоваться — близкие люди оказались чисты. С другой — убийца гулял на свободе и, наверное, жил в племени. Тотальный обыск? Только если преступник оказался полным идиотом и спрятал деньги в шалаше под шкурой. Нужно придумать что-то другое.

Время шло. Гробница была почти закончена, и на завтра, вместо ожидаемой свадьбы, я запланировал похороны. Прощание, на которое, возможно, придет убийца. Это раздирало меня изнутри. Нет ни подозреваемого, ни орудия убийства, ни каких-то зацепок.

Со свинцовой гирей на душе я заснул. Проснувшись, убедился, что гиря никуда не делась. День нужно просто прожить, завершив свои скорбные дела. К полудню на ярмарку стали собираться жители соседних племен. Надо отдать им должное — их лица несли на себе печаль, хотя смерть чужого человека, как правило, не трогала дикарей.

После обеда ко мне подошел Том. Извинившись, что отвлекает в этот печальный день, он спросил — сколько должен стоить кинжал, если изготовить новый?

— Зачем тебе? — отрешенно поинтересовался я.

— Чук хочет себе заказать.

— У него же есть один. Потерял?

— Не знаю, — ответил молодой кузнец, — пришел сейчас, спросил.

Мне было совсем не до вычислений, но Чук редко появлялся у нас, и просьбу нужно было уважить. Я решил сам с ним поговорить.

Найдя вождя команчей у кузницы, я поинтересовался, что случилось с тем кинжалом, что ему подарили.

— Потерял, — ответил он и отвел глаза в сторону.

Туземцы не умеют врать. Я в очередной раз поймал себя на этой мысли. В другой момент я бы не обратил на это внимание, но сейчас — судьба каждого кинжала имела значение.

— Говори правду, — сурово сказал я. С годами у меня выработались стальные ноты в голосе, которых так не хватало в московской жизни. — Говори!

— Я продал кинжал, — выдавил из себя Чук.

— Кому?! — я перешел на крик.

— Зоту. Он заплатил две тысячи. Большие деньги.

— Давно?!

— Ровно неделю назад…

Кровь ударила мне в голову. Проклятый Чук продал наградное оружие в надежде купить новый кинжал дешевле. Значит, появляется еще один подозреваемый.

— Иди за мной! — крикнул я Чуку и рванул к Тыкто.

Зот жил в западной стороне со своим отрядом, большой семьей и гончарами-работниками. Рядом с шалашами стоял наполовину построенный дом. Работники трудились над ним даже в выходной.

«Зот отдал мне много денег», — вдруг вспомнились мне слова Цака. По пути я заглянул к нему.

— Сколько вернул Зот?!

— Три тысячи, — нервно ответил Цак, тушуясь от внезапного набега толпы вооруженных людей.

— Быстро к нему! — скомандовал я, и мы рванули вперед.

Зот стоял около своего дома и следил за кладущими каменные блоки рабочими. Увидев быстро приближающуюся толпу, он бросился в сторону леса, что окончательно убедило меня в правильности догадки.

— Не убивать! Схватить живым! — успел крикнуть я, предупредив выстрел лучника.

Бойцы умчались вперед. Поспеть за ними я не мог, да и не было в том нужды. Меньше чем через пять минут слегка оглушенного Зота уже тащили обратно.

Гадливое лицо дикаря то морщилось от страха, то неожиданно взрывалось приступом ярости. И тогда Зот, трепыхаясь, как пойманная рыба, предпринимал новую отчаянную попытку вырваться. Один глаз начал заплывать, вероятно, от меткого удара преследователей. Его поставили передо мной на колени, держа за волосы и руки.

— Ты убил?

Зот посмотрел на меня здоровым глазом, и мне вдруг показалось, что сейчас в нем не было злобы, скорее чувство вины.

— Мне были нужны деньги, — сказал он сипло, — она забрала две тысячи налогов, хотя срок еще не пришел. Я не хотел ее убивать. Думал только заберу обратно налог. Но она пришла…

Он вдруг обмяк, повиснув на держащих его бойцах. Чистосердечный ответ Зота поразил меня в самое сердце. В мозгу мгновенно всплыли картины того дня, и ярость снова охватила меня.

— Узнайте, где деньги, и казните его на площади, — процедил я сквозь зубы. — Пусть все знают, что бывает с ворами и убийцами.

Я бежал по направлению к гробнице, не разбирая дороги. Ветки хлестали и царапали меня по лицу, но боли не было. Ничего не было. В голове крутилась только одна мысль: во всем виноваты деньги. Деньги! Все, что произошло, я старательно подготовил сам. Судьбе нужно было лишь поднести спичку.

Около могилы я перешел на шаг. В естественном углублении горы были сделаны толстые стены. Специально вытесанные огромные плиты служили низким потолком. Внутри стоял каменный гроб, в котором покоилась моя не состоявшаяся жена. Через узкий проход я пробрался внутрь и замер.

Глядя на мертвую Лиу, я вдруг понял сакральную истину, мое тело встрепенулось, с глаз сошла какая-то пелена. Не надо пышных похорон. Не надо массового прощания. Во мраке склепа я прошептал Лие последние слова. Затем, немного подумав, достал из кармана монеты. На камне у изголовья выложил в ряд пять металлических кружочков номиналом от одного до ста. В знак того, что явилось истиной причиной этой трагедии.

Простившись и приказав работникам замуровать и засыпать гробницу, я отправился в кузницу. Современное человечество насквозь пропитано алчным злом, так зачем же сеять его ростки на заре цивилизации? С остервенением берсеркера я разбил штемпели. Надеюсь, еще не поздно построить другой мир. Надеюсь…