Циклическая ошибка

Глава 4

Аня вовсе не была уверена, что после всех ее приключений и почти недельного молчания о них, Smoker вообще станет выходить с ней на связь, чтобы выслушать безрадостные подробности. Вряд ли тот факт, что она облажалась так, как редко кому удавалось, стал бы для него новостью.

Но, к ее удивлению, по черному экрану затанцевал серый дым.

— Как понимать этот звонок? — механический голос показался Ане еще более безжизненным, чем обычно. Сложно сказать, что у этого в принципе нечеловеческого тембра был ледяной тон, но такая мысль у нее проскочила.

— Я хотела убедиться, что не доставила тебе неприятностей.

— Ты их доставила.

— Это понимать как то, что меня теперь ждут проблемы?

— Зависит от того, что ты еще планируешь сказать.

Хотелось бы Ане волшебным образом извлечь из-под подушки тридцать кусков и отправить их Smoker-у голубиной почтой, но добрых сказок в мире, как выяснилось, не случалось вообще никогда.

— Я звоню только извиниться. Больше мне нечего сказать. Я не хотела тебя подставить.

— Привлечение корпоративного спецназа — отличный способ никого не засветить. Странно, что им раньше никто не пользовался.

— Ты ведь вряд ли примешь тот факт, что я сама дура и моей дуростью воспользовались, как смягчающее обстоятельство?

— Глупость — всегда отягчающее обстоятельство, — серый дым на экране танцевал все так же бесстрастно, а вот тембр неживого голоса изменился. Стал «поживее», не иначе. — Реанимацию у твоего подъезда я тоже видел. Ты побила все мыслимые рекорды по количеству идиотских поступков на промежуток времени, так что давай не тратить время, оно стоит денег. Заповедь «упавшего — добей» в нашем бизнесе существует, но, скажем так, является общим решением, а я предпочитаю решения частные.

— И каково твое частное решение? Я готова заплатить неустойку, если ты дашь мне рассрочку.

— Никакой рассрочки не будет. И неустойки тоже не будет. Я просто прекращаю сотрудничество…

— Послушай…

— Нет, это ты послушай. Я могу позволить себе работать с недостаточно компетентными людьми — уровень сложности заданий бывает разный. Могу позволить себе работать с недостаточно честными людьми — вероятность того, что меня кинут, зависит от моей предусмотрительности, а не от их хитрости. Чего я себе позволить не могу, так это работать с неудачниками. Я не могу предъявлять счета за твои провалы самому мирозданию, знаешь ли, оно не выплатит мне страховки.

Аня промолчала. Не то чтобы у нее уж совсем отсутствовало самолюбие, но чтобы в такой ситуации возражать — это надо было вовсе мозгов не иметь. Ладно, хоть работать отказался. Мог и братков прислать, как-никак вторую сделку подряд загубила. Он, пожалуй, поступал еще если не по-человечески, то уж, во всяком случае, не по-свински. В отличие от Андрея, хоть правду говорил.

Может, еще месяц назад Аня из-за такой отповеди расстроилась бы или даже расплакалась, но больничная палата отучила ее шмыгать носом по пустякам и принимать чужое мнение близко к сердцу. Так что она спокойно кивнула, хотя собеседник, конечно, видеть ее лица не мог:

— Хорошо. Прощай.

Серый дым исчез, остался только черный экран. Аня откинулась на спинку кресла и затянулась сигаретой. Все не то чтобы рушилось — любая вещь, кроме смерти, как выяснилось, была поправима — но ее жизнь летела к чертям с такой скоростью, что она просто не успевала тормозить на особенно крутых ухабах. С работы уволили, любимый человек ушел, денег нет и, в ближайшее время, не предвидится. Где-то рядом точно был указатель с лаконичной надписью «Ад 10 км».

Единственной константой, увы и ах, оставались две тысячи юаней, в которые обходилось ежемесячное обслуживание Гриши. С другой стороны, хоть что-то постоянное было, пусть «костыль» и очень сомнительный, скорее напоминавший гирю на шее.

— Гриш, представляешь, меня уволили без рекомендаций второй раз за день. Ну ладно, Бьянка хоть выходное пособие нормальное дал. Как думаешь, может, переквалифицируемся в грабителей банков?

— И дилижансов.

Аня фыркнула. Нет, Discovery Гриша точно тайком смотрел. А может и вовсе какой-то канал с вестернами. Да ему, в общем, и сетевизор для этого включать было не обязательно. Вот уж кому было бесполезно угрожать раскрытием истории запросов.

— Ладно, и дилижансов. И дирижаблей.

— Вообще я думаю, что это от пяти лет без отягчающих обстоятельств.

— Зануда. Тогда лежим на печи и ждем чуда. Очень, знаешь, русская традиция.

Гриша как будто погрузился в себя на нескольку секунд — не иначе про русские национальные традиции в инфонете читал — а потом убийственно серьезно сообщил:

— Водка — ректификат. Очень вредно для сосудов головного мозга, печени, поджелудочной…

— Да-а. Похоже, это безнадежно…

Номер божественной Леси Аня Огру, конечно, не дала, за что была обругана предательницей и вообще бессердечным человеком, но запала его злости, как обычно, не хватило надолго. Все-таки парень тот был добрый и отходчивый, так что один визит Ани на какую-то студенческую вечеринку в качестве его девушки — она по такому случаю накрасилась и юбку надела — решил проблему кризиса доверия. Аня даже, несмотря на последние события, сумела получить какое-никакое удовольствие от вечеринки. Хотя ничего необычного в ней не было: обычная молодежная тусовка с танцами и недорогим алкоголем.

Это было невероятно, но, судя по блаженно-изумленным физиономиям Огра и Ника, явление Леси в их жизни все-таки состоялось, потому что, когда они пришли в гости к Ане с пакетами наперевес, вид у них был все еще блаженный, с некоторым оттенком идиотизма. Как выяснилось, Огру звонила «Она». Именно так — «Она» — с большой буквы и восторженным придыханием. «Она» сказала, что Аня скучает и Ане полезны натуральные апельсины.

Что-то подсказывало Ане, что, попроси Леся у Огра ее голову, тот бы уже мчался в атаку с ножом и подносом, поражая Гришу неимоверной для «ботаника» прытью. Пожалуй, у него были бы все шансы отпилить Ане ее непутевую голову, поскольку дуракам и влюбленным, как известно, море по колено. Куда там какому-то боевому андроиду тягаться с пылом юного романтика!

Но пока цели у всех были сугубо миролюбивые, они пили дешевый синтетический ликер, заедая его натуральными апельсинами, обсуждали стрелялки, предстоящий турнир по игре «Сибирь: Возмездие», идиотов из команд-конкурентов, шутеры, которые должны выйти осенью, и прочие простые земные радости. Аня не то чтобы чувствовала особенный прилив веселья — скорее какую-то несколько отстраненную благодарность к этим людям — и без энтузиазма думала, как после их ухода полезет на тематические форумы, искать приработок. Опасно, не очень прибыльно, однообразно, но уж всяко лучше, чем ничего. Как-то на двадцать седьмом году жизни переходить к кардингу ей не улыбалось: Аня все-таки предпочитала думать, что она, если не раскрашивает целлюлитом задницы «звездочек-себяшек», то ворует информацию у компаний, а не деньги у реальных людей. То есть, конечно, не Робин Гуд была, но и не совсем уж воровка.

— … так че, Ань, поможешь?

Аня сморгнула. Синтетический ликер неплохо бил по мозгам. А, может, это было потому, что она потеряла вес и теперь уж совсем пьянела как школьница-восьмиклассница, впервые попавшая на дискотеку.

— Что, прости, Ник?

— Аня, я тут кому полчаса распинаюсь? — обиделся Ник. — Говорю, хорошим людям помочь надо…

— Из «Зеленой планеты»?

Ник уныло кивнул. До Ани только теперь стало доходить, что для человека, сидящего на сугубо дружественной тусовке, вид у него был довольно несчастный. А Огр усердно лез к Грише с расспросами в кухне, где, судя по негодующему жужжанию кофемашины, пытался изготовить сей чудный напиток. Гриша, по своему обыкновению, отвечал кратко и глухо.

Аня фыркнула:

— Ник, извини, я уже говорила, дикие пингвины Зауралья спасут себя сами. Вон, слышишь, у меня на кухне свой дикий пингвин бурчит. Его бы прокормить…

— Так я и говорю, работа, конечно, не фонтан, ехать далеко, ну, комфорта не много, дичь и глушь, но платят нормально…

Аня удивленно вскинула брови. Как-то не очень укладывалось у нее в голове, что теперь платят спасаемые пингвины.

— В плане? Давай еще раз.

— Говорю ж, надо за Урал прошвырнуться, в одно местечко неподалеку…

— «Неподалеку» от чего? От китайской тюрьмы?

Срок экстрадиции в Россию составлял месяц с момента ареста залетного голубя на арендованной территории. Как раз на тот случай, если кто ехал спасать пингвинов, забыв поставить Поднебесную в известность о своих планах. И только если поймали не на «горячем», а на какой-нибудь мелочевке вроде просроченной визы. Если что-то более серьезное, то все. Совсем все. Увидеть Родину не светит, а при плохом раскладе — и вообще ничего увидеть не светит. Та же «Зеленая планета» — организация, прямо скажем, полутеррористическая — доконала Китай достаточно сильно, чтобы с нелегалами, приехавшими за Урал без визы, по ягоды-грибы, не церемониться. Под какой елкой поймали, под той и закопают, безо всякой там чуши про «права человека» и «презумпцию невиновности».

— Ну так виза же будет, Анют!

— Неужели? — Аня была девочка взрослая, хоть в сказки верить разучилась и не так давно. Зато качественно. — Туристическая? С целью посмотреть, сколько пеньков осталось от тайги?

— Транзитная, — совсем уж сник Ник. — Но платят неплохо.

«Покойникам вообще платить не обязательно», — флегматично подумала Аня. От всей этой истории за милю несло провокацией.

— Что ж ты сам не едешь? Ты ж у нас идейный.

Ник сник совсем и попытался отговориться какой-то ерундой, но Аня насела крепко — как-никак человек, всю жизнь спасавший несуществующих пингвинов, внезапно оказался втянут во вроде как серьезные дела, и вместо личной робинзонады почему-то пытался послать туда друга. Ник сопротивлялся для виду, но в итоге вздохнул да и сознался. Подоплека выяснилась быстро: из института его вышибали уже дважды, и вот он висел на волоске уже третий раз. Волосок был очень тонок. А родительское терпение — еще тоньше. Маменька Ника — дама прагматичная, хваткая и, чего греха таить, суровая — сообщила непутевому сыну, что еще один вылет, и спасать пингвинов он станет из картонной коробки в парке, где и будет проживать. Аня с Ником вместе училась, мать его помнила и как-то сразу поверила, что угроза — не пустые слова. «А у меня с прошлой сессии два „хвоста“, и как на зло по профильным, а закрывать надо в сентябре. Но не могу же я товарищам сказать, мне впервые поручение важное доверили. А ты, Анька, девчонка храбрая, сообразительная, не пропадешь. Не пропадешь ведь?» — с надеждой закончил он.

Аня призадумалась. Шансы пропасть где-то в тайге были несоизмеримо выше, чем вот так просто сидя в своей московской квартире и считая ворон за компанию с Гришей. С другой стороны, так и от скуки околеть было недолго. Да и деньги нужны были позарез: скоро пришла бы пора покупать новый баллончик биогеля для Гриши, а ежемесячной выплаты на него не хватало. Не говоря о том, чтобы еще и самой что-то есть надо было. Даже опостылевшая китайская лапша стоила денег. Инфонет, кстати, тоже.

Конечно, всегда существовал вариант отключить Гришу до лучших времен и подождать, пока финансовые дела поправятся. Но следующим пунктом программы мероприятий для Ани тогда, наверное, стало бы «повеситься на люстре». Иными словами, такую возможность она не рассматривала и гнала от себя саму мысль о ней.

В общем, наклевывающие приключения — к гадалке не ходи, малоприятные — все-таки были весьма кстати.

— Что сделать-то надо? Кроме того, что прокатиться в Сибирь с транзитной визой?

— Да пакет просто передать! — расцвел Ник. — Местным, — тихо и очень значительно добавил он.

«Ну прям агентура, Джеймс Бонд ты мой доморощенный», — почти с нежностью подумала Аня, наблюдая такой трогательный, как пушистый цыпленок, идиотизм. «Местным», надо же. Обычно их называли «партизанами», «вольными баронами» или «лесниками». С другой стороны, без них Поднебесная гораздо чаще нарушала бы соглашение, извлекая из сибирских недр все, что можно извлечь, и вывозя все, что можно вывезти. Забив на все правила охраны окружающей среды, пункты арендного договора и прочие мешающие «Великому плану» бюрократические заморочки. Нет, правительство партизан, надо думать, спонсировало, если не идиоты. Но тихо и не привлекая внимания. И, поймай Аню кто на контакте с «местными», впаяли бы ей содействие терроризму, бандитизму или еще какому-нибудь неприятному «изму». За милую душу впаяли бы. Это вам не границу без визы пересечь. Месяцем на лапше и соках из пакетиков не отделаешься.

— Местным кому? Медведям? Лисам?

Ник понизил голос:

— Баронам.

Аня хихикнула:

— Ты с одной буквой не ошибся, нет? Мне как, прыгать под елками и искать местную сказочную фауну? Эгегей, гой еси добры молодцы, выходи встречать красну девицу? Прям на медведях приедут?

Ник, бедняга, аж задумался. Видимо такие тонкости в его голову не приходили. Может, и счастье, что он сессию завалил. Парень Ник был хороший, но из породы «вечных студентов». С такого и прям сталось бы сойти с поезда где-нибудь не там и спросить первого местного полицейского, как пройти к местному же подполью. И можно ли магнитиков по дороге прикупить для мамы.

— Там все схвачено, — не очень уверено сообщил Ник. — Это же маленький пакет. Внутри не наркотики — они обещали! Довезешь?

За распространение, перевозку и употребление наркотиков в Поднебесной, на минуточку, была предусмотрена смертная казнь. Без альтернатив. Причем исполнение подобных приговоров транслировали по всем местным телеканалам в прямом эфире. Сибирь, конечно, была арендованной территорией и там действовали законы Российской Федерации, но от елки уником не подзарядишь и в самый гуманный суд мира через спутник не позвонишь.

Пожалуй, Ане, вопреки ее всегдашнему любопытству, даже не хотелось знать, кто были эти загадочные «они». Ну, раз уж обещали, так это, конечно, круто меняло дело.

Впрочем, она на месте загадочных защитников животных, почему-то связавшихся с националистически настроенными криминальными элементами, наркотики такому одуванчику и не доверила бы.

— Слушай, а может я вместо тебя на экзамены схожу? Что ты там завалил? Математику?

Ник совсем взгрустнул:

— Социологию и основы философии.

О философии Аня еще что-то в школе слышала, а вот «социология» в ее понимании была чем-то, чем порядочные люди не болеют, если соблюдают меры предосторожности.

Аня задумчиво почесала затылок под косичками.

— Хрен с ним, я съезжу. Платят сколько? За минусом комиссии пингвинам, конечно.

— Э… Не знаю. Семь кусков. По возвращении.

— Половина авансом сейчас же. И пусть купят на мое имя экскурсионный тур по российской стороне Урала, обязательно групповой. Это будет в разы полезнее транзитной визы. Так своим пингвинам и передай.

Загадочные руководители Ника совещались недолго: аванс упал на оставленный Аней счет на следующий день. А на электронную почту пришла бронь на экстрим-тур «Чудеса приполярного Урала». Раздумывать, в общем, стало не о чем. Она быстренько докинула пятьсот юаней — почти все, что у нее оставалось — и с чувством невероятного облегчения положила в виртуальную корзину две упаковки биогеля FOX-06. С будущим Гриши на ближайшие два месяца проблема была решена. Оставалось придумать, как решить проблему с зауральскими пингвинами, очевидно, очень злыми и дикими, скорее всего, вооруженными автоматами и вовсе не ждущими ее в гости.

Ну и попутно не поругаться с Гришей. Тащить андроида в приграничные горы в качестве экстремального туриста — это было как-то слишком даже для настолько идиотской ситуации. Но что-то Ане подсказывало, что логичный Гриша ее логичных выводов не одобрит. Поэтому она решила вместо лобовой атаки провести фланговый маневр, двухходовый.

Сначала позвонила Лесе, поблагодарила за ликер с апельсинами и дружбанами на закуску, и поинтересовалась как Леся насчет того, чтобы приютить Гришу ненадолго. А то ей уехать надо, а он будет на копателя смотреть и скучать как кот, и прочее-прочее.

— Едешь-то куда? — подозрительно поинтересовалась Леся, щуря голубые глаза. Судя по боевому раскрасу, она то ли готовилась идти на свидание, то ли возвращалась с него.

— Да путевку подарили. В горы, на квадроциклах гонять. Красотища!

— Ань, ну врешь же?

Аня немедленно выслала Лесе снимок экрана с ваучером.

— Экстрим-тур. Квадроциклы. Не помрешь своей смертью, — проворчала подруга. Осеклась. Аня, чтобы разрядить обстановку, немедленно фыркнула:

— Так чужой смертью, Лесенька, еще никто и никогда не умирал. — Но внутренне глубокую правоту подруги в очередной раз признала.

Леся, разумеется, была рада составить Грише компанию. Тем более, бархатный сезон в разгаре и все такое прочее, она как раз летела в теплые края. И была бы счастлива взять его с собой, если только он не обидится за транспортировку в багажном отделении, потому что тур горящий, билетов больше нет и все такое прочее.

Аня немедленно заверила, что не обидится. Она с Гришей, конечно, не летала, разве что в автобусах ездила, а там идентификационные чипы не проверяли, но, что-то ей подсказывало, что в самолете и впрямь могли отправить в багажное отделение. Как-никак, юридически андроиды были вещами. «Не правосубъектными», как по-умному говорил господин Дегтярев.

Оставалось выдержать битву в арьергарде.

— Гриша, Гришенька, а ты как смотришь, чтобы на юг слетать?

Судя по тому, как неторопливо Гриша вошел и повернул голову, смотрел он на эту перспективу весьма мрачно.

— Ты подслушивал что ли?

— Термин «подслушивать» неуместен. Громкости звука было достаточно, чтобы….

«Ох, все, понеслась шарманка». Аня поежилась.

— Гриш, мы с тобой, может, и сказочные дятлы, но зернышки клюем вполне материальные, — как можно более ласково произнесла она. — Понимаешь?

— Нет. Насколько мне известно, дятлы преимущественно питаются насекомыми и личинками. И это никак не связано с твоей экспедицией за Урал. В субарктических широтах фауна…

Аня махнула рукой:

— Да брось, Гриш, все ты понимаешь.

— Если я начну понимать все, у меня процессор сгорит. Я этого не успею. Но того, что ты намерена ехать на территорию, подконтрольную иностранному правительству и местным бандитам, предварительно отправив меня на море с Лесей, я, определенно, не понимаю.

Началась песня длиною в жизнь. Проблема была в том, что Ане было нечего ответить по существу: прав-то, как обычно, оказывался Гриша. Конечно, с ее стороны было некрасиво и необдуманно покупать робота-телохранителя, а потом сплавлять его на курорт с подружкой и искать неприятности на свою голову в гордом одиночестве. Но это был явно не тот случай, когда признание облегчало бы вину.

Тем более что никакого решения у проблемы не существовало, во всяком случае, решения, при котором кто-то бы выиграл. Не перепрошивать же было Гришу. А без этого ему можно было хоть каких модификаций навешать и программ залить, он все равно остался бы телохранителем до мозга костей. Или, в его случае, до последнего бита.

— Давай уже, добей своим коронным «ошибочная дефиниция» и пойдем чайку попьем…, - сдалась Аня.

Гриша промолчал. Надо думать, обиделся. Хотя, по идее, нечему там было обижаться. Все-таки обиды — это химия организма, а никакой человеческой химии там быть не могло. Аня тяжело вздохнула, села напротив Гриши, с отсутствующим видом глядящего куда-то в стенку, и начала:

— Ну вот что ты знаешь об аренде Сибири и Дальнего Востока, Гриша?

— В 2025 году правительство Российской Федерации сочло, что около 77 % территорий, оставшихся после распада Красной Империи, используются неоптимальным образом. В европейской части было сосредоточено более 82 % населения Федерации, тогда как земли к востоку от Уральского хребта были заселены крайне скудно. Тем временем численность населения КНДР, ныне Поднебесной, приближалась к полутора миллиардам человек. Система «Периметр» — внимание, ссылка на непроверенный источник — делала масштабную войну нецелесообразной, поэтому перераспределение ресурсов было решено провести посредством договора аренды на сто лет… — Гриша говорил нарочито ровным тоном, как будто цитировал занудные строки учебника, лежащего у него перед глазами. Хотя сама Аня не отказалась бы от возможности вот так просто взять и зачерпнуть из сети абсолютно любую информацию безо всяких вспомогательных средств.

— Супер, ты умеешь читать электронные энциклопедии, это я и так знала. Там все проще было. У нас было, что жрать и где жить, но не было населения. Китайцев же имелось с избытком на территории, которую сложно назвать большой для гребаных полутора миллиардов, плюс им было особенно нечего жрать после ряда очень своевременно приключившихся крупных техногенных катастроф в сельскохозяйственных районах. Черти его знают, были это происки США — они тогда еще были одной страной, представь, все, что между Канадой и Мексикой — но, так или иначе, ситуация сложилась дерьмовая. Китайцам было голодно и тесно в своих границах, а под боком — куча свободного места, к тому же богатого ресурсами и с самым минимумом аборигенов. По большому счету, это был выбор между ядерной войной и откровенной экспансией, за которую нам, правда, платили очень щедрую контрибуцию, но не после экспансии, как это обычно бывает в истории, а во время. И то только потому, что наше ушлое правительство в начале века обещало провести ядерное разоружение, да как-то позабыло, видимо решив, что, раз ракеты себе лежат, есть особо не просят — ну и пусть еще полежат, авось пригодятся. За что этим ныне заклейменным бездарным алкоголикам, просравшим Красную Империю, от меня и всех, кто родился потом, сердечное спасибо. Хрен его разберет, как на тот момент летали российские ядерные ракеты, но того факта, что они еще гипотетически могли летать, как раз хватило на нашу с тобой безбедную жизнь.

— А к моменту, когда закончится срок аренды, они еще будут летать?

— А этот вопрос, Гриша, очень любят задавать так называемые «думающие патриоты». И всесторонне обсасывать его на кухнях, запивая это дело вискариком, замечу, китайского производства. Приятнее, конечно, думать, что Россия готовится, но, Гриш, это ж Россия. Она никогда ни к чему не готовится. У нас зимы и мировые войны всегда наступают внезапно. То император с кайзером дружит до гроба, то немецкие рабочие не повернут штыки на своих советских братьев, то Красная Империя встретит столетие, то вон нано-технологии всех спасут. Мои предки уже в Норвегии, Гриша. Лесины в Дании. Ну, в общем, ты понимаешь перспективы, да?

— В каком смысле ты сейчас употребляешь слово «перспектива»?

— Именно в таком, что перспективы нет. Все это признали в глубине души и с этим живут, копят на старость где-нибудь подальше отсюда. А из тех восемнадцати процентов, которые проживали за Уралом, там осталось не больше двух. Официально, типа для поддержания инфраструктуры. Как будто китайцы собираются уходить и что-то оттуда уносить… Но в нашем правительстве тоже не совсем идиоты сидят. Поэтому, надо думать, полпроцента статистика не учла. Такое в Википедии тебе не напишут, но за Уралом с негласного одобрения нашего же руководства шуруют «партизаны». Они не бандиты, но и не спецподразделение российской армии, просто вооруженные местные, которым государство никогда в жизни официально помочь не сможет. И не то чтобы у них там каждый день кровопролитные бои. Баек ходит много, но, сдается мне, Гришенька, промышляют они контрабандой и индустриальным шпионажем — а чем там еще промышлять? Ну и периодически постреливают «за все хорошее, против всего плохого».

— Но ты едешь им помочь. Это выглядит бессмысленным предприятием.

— Это и было бы бессмысленным предприятием, если бы я ехала им помочь. Но я еду туда заработать, и все. Свои полторы тысячи юаней ежемесячно я получаю, претензий у меня нет. Претензии, знаешь ли, должны были быть у моих мамы и папы, а в идеале — у дедушки и бабушки, но у них претензий не было, вот я и получаю ренту. Это все, Гришенька, скучно и неинтересно. Я просто пытаюсь до тебя донести, что там не так опасно, как ты можешь представить из статей в СМИ. Больше похоже на игру на пляже — дети сперва бегут за отступающей волной, а потом убегают от прибоя. И вроде как делают вид, что воюют с морем. А море даже не делает вид, что с кем-то воюет. Ты, надеюсь, не в обиде за то, что я сказала о твоей родине?

— Конвейер, на котором меня собрали, мог бы стоять в любой точке земного шара, где есть электричество и нормальный радиационный фон.

— Когда мне было лет пятнадцать, я себе почти то же самое сказала, правда, вместо «электричества» подумала про горизонтальную поверхность. — Аня улыбнулась и потрепала Гришу по плечу. — Я просчитаю оптимальный маршрут. Найду гида «из местных». И вернусь, пока вы еще Лесе будете принца в песке откапывать. Вот увидишь. Я обещаю.

— Боюсь, если я закопаю принца для Леси в песок так, что его нельзя будет откопать без посторонней помощи, у тебя могут возникнуть юридические проблемы. И твой прогноз кажется мне маловероятным.

— Да ладно тебе! Кто-то же должен помочь страдающим пингвинам Зауралья!

— Ареал обитания популяции пингвинов находится в южном полушарии: Анктартике, Новой Зеландии, на юге Австралии и Африки, а также на побережье Южной Америки, но южнее Галапагоских островов они в естественной среде не живут.

— Гриша, а Гриша, вот где ты был, когда я в детстве географию с биологией зубрила, шпаргалки прятала и неуды получала?

— Линейку, к которой я отношусь, пятнадцать лет назад не собирали. И меня бы все равно не пустили в школу. Андроидам, кроме модели «няня», запрещено находиться рядом с пятью и более детьми без прямого разрешения ответственного лица. Маловероятно, чтобы твои учителя меня пригласили.

Что там не задалось у загадочных зауральских пингвинов, этого Аня так доподлинно и не узнала, но отмена брони пришла на почту буквально на следующий день. Она уже было расстроилась, понимая, что вот теперь отдавать аванс обратно ну совсем нечем, как упало еще одно письмецо. Картина несколько менялась. Теперь Ане предстояло гонять по горам не на квадроциклах, а на снегоходах. И не в конце сентября, а в начале ноября. Тем, что она думает о существенно трансформировавшихся условиях сделки, никто, разумеется, не поинтересовался.

Ане, в общем-то, было все равно, водить квадроцикл или снегоход — система управления у них была примерно одинаковая, а автопилотом пользовались только уж совсем унылые личности, прикидывающиеся экстремалами. Другое дело, что, насколько она представляла, в горах будет холодно. И не так уютно-холодно и по-европейски комфортно, как в Ле дез Альп, где можно после приятной лыжной прогулки попить приятного же глинтвейна на каждом углу, подзарядить аккумуляторы в обогревающих перчатках и вообще пойти и завалиться спать в отделанное по последнему слову техники шале, лишь имитирующее деревянный домик. О нет, это была заполярная Россия. И, как следствие, ледяные звезды, фантастический дубак, километры снегов в любую сторону — при метели включая «верх» — отсутствие цивилизации и прочие сопряженные радости.

В общем, перспектива вырисовывалась та еще, хотя, безусловно, красочная. Аня мысленно благословила себя за идею провести отпуск в холодных горах вместо того, чтобы ехать на море. А то пришлось бы почку продавать, чтобы разжиться теплыми вещами, не иначе. По счастью, теперь у нее имелся горнолыжный комбинезон, термобелье, навороченные перчатки и трекинговые ботинки, а также встроенная в «вишки» система, предотвращающая их запотевание. Комбинезон, правда, как на зло, был ядовито-оранжевым в веселенькую красную полоску (воистину, такой ужас мог купить только человек на романтически-идиотической жизненной стадии или под тяжелыми наркотиками), но тут уж было не до деталей, в сосульку бы не превратиться — и ладно.

Примерила костюм, повертелась в нем, подумала…

Для полного счастья не хватало мишени на спине и надписи «стрелять суда». Увы и ах, она была бы в горах как морковка на снегу. Да и в лесу тоже. Аня просто не могла представить себе среду, с которой это хоть сколько-нибудь сливалось бы. Если только на Марс слетать, не иначе. Да и рассчитан он был на температуру не ниже двадцати пяти градусов. Нет, конечно, можно было перевести обогрев в экстремальный режим, но тогда — прощайте, аккумуляторы. В этом режиме они сели бы за считанные часы, а нашлась ли бы электрозаправка посреди снегов и елок, как на всех горнолыжных курортах — это был еще большой вопрос. Аня тяжело вздохнула, вылезла из комбинезона, выложила его на сайт подержанных вещей для перепродажи и принялась искать на просторах инфонета что-то менее эпатажное.

Где-то на середине поиска комбинезона ее озарило, что Грише скоро улетать на море, а у него из всего гардероба одна черная футболка с длинным рукавом, одна прикарманенная джинсовка, узковатая в плечах, джинсы и ботинки. Не считая кепки с медведем, надеваемой в крайних случаях. Короче, хорошо бы он смотрелся на пляже. Хотя в том, чтобы упаковывать андроида в плавки, тоже, определенно, было нечто противоестественное.

— Гриша, ты ведь не можешь плавать?

— Во мне сто сорок два киллограма, включающих в себя металлический бронекарскас. И я не дышу. Не задавался этим вопросом, но, думаю, с точки зрения физики, я плавать не могу. В моих базовых ТТХ нет этой опции.

— То есть ты можешь утонуть?

— Неточный термин. По всем законам физики я могу опуститься на дно. Но смерть от утопления мне не грозит. Разве что при критических повреждениях может отключиться сигнальный маяк, и тогда меня не найдут, но вероятность отказа системы обнаружения не превышает десятых долей процента. Ты полагаешь, вероятность драки растет в той же пропорции, что количество мужчин вокруг Леси?

— А что, нет?

— Если рассматривать вероятность драки как регрессию, я бы сказал, что количество мужчин вокруг является менее значимым для модели фактором, чем количество алкоголя, время суток и наличие секьюрити в обозримом пространстве. И мой штрих-код также является существенным сдерживающим фактором, так что надо принять во внимание также уровень освещения… Хотя Леся же будет в купальном костюме, наверное, данный фактор будет определяющим.

Несмотря на откровенно паршивую ситуацию — новый комбинезон с нужным климатическим диапазоном влетел бы в копеечку, так что пахло продажей мотоцикла, но хоть поела бы напоследок нормальной еды и Гришу бы приодела — Аня прыснула.

— А Лесе ты тоже рассказываешь в таких терминах? С регрессиями и корреляциями? Мол, «смотри, вон тот охламон будет приставать к тебе с вероятностью в сто двадцать шесть процентов, если с вероятностью в пятнадцать не вырубится после этой рюмки»?

— Нет. Леся называет это «выражаться».

Аня впервые задумалась, о чем вообще могли разговаривать эталонный зануда Гриша и эталонная «блондинка» Леся. Едва ли это были занимательная математика и жизнь галапагосских пингвинов. И решила, что ей, пожалуй, будет спокойнее ничего не знать. Вроде с вопросами о «проблеме полов» Гриша к ней пока не подходил, значит, все было не так уж плохо.

Не дожидаясь, пока возникшее хорошее настроение улетучится, Аня вышла во двор, дошла до стоянки, где, намертво прикрученный к столбу, стоял ее «железный конь» с высокотехнологической начинкой. И хотя каждому владельцу квартиры полагалось одно машино-место на охраняемой парковке, Аня предпочитала перестраховаться и, помимо дежурившего охранника, приковывала Honda VRF500S цепью к фонарному столбу. Как говорится: «На Аллаха надейся, а верблюда привязывай!» Протерла тряпочкой, мимоходом с гордостью отметив, что два года эксплуатации не оставили на мотоцикле ни царапинки, сфотографировала со всех ракурсов и быстро, пока запал не кончился, выгрузила объявление с пометкой «срочно». Деньги она просила умеренные, модель была популярная, так что печальная ситуация должна была разрешиться не то чтобы безболезненно, но хотя бы быстро. До Сибири Аня при надобности и на метро покаталась бы, а после — или пан, или пропал.

Первый отклик на ее объявление пришел меньше, чем через четыре часа. Причем потенциальный покупатель, прятавшийся за бесцветным ником X-Ray2042, сразу же просил встретиться и посмотреть товар в удобном для Ани месте, так как он в Москве проездом и хотел бы успеть до выходных. Вот уж чем, а временем Аня располагала с избытком, поэтому легко согласилась.

Дельная мысль, что двадцатидвухлетние парни пишут с запятыми и без сленга только в фантазиях пятнадцатилетних девиц, увы, пришла ей в голову с солидным опозданием. То есть тогда, когда на парковке она уже столкнулась с Андреем. Не сказать что нос к носу. Он курил шагах в двадцати, как бы давая ей простор для стратегического отступления. Аня не то чтобы оценила широту жеста. И даже не особенно разозлилась, хоть Андрей и обманул ее как школьницу — не в первый раз, в конце концов. Скорее она ощутила некое отстраненное любопытство. Кого-то же он посадил мониторить ее почту. Или сам отследил. (Да и она тоже дура — знала же, что он подключался к ее уникому, еще там, у гаражей при первой встрече, и мог скачать какие угодно данные). Наверное, ему было что сказать, раз уж он пошел на такие сложности просто ради того, чтобы выцепить ее для беседы.

— Мне кажется, подержанные мотоциклы — не твой уровень полета, — ровно сказала Аня, приближаясь.

Андрей снял «вишки» и едва заметно повел плечами:

— Извини. Я так понял из предыдущего опыта, что более традиционно оформленное предложение встретиться будет отклонено.

Аня сунула руки в карманы ветровки. Было около восьми, теплый сентябрьский денек, похожий на лето, закончился, и природа недвусмысленно давала понять, что наступила осень, используя для этой цели промозглый ветерок. Не то чтобы холодный, но каким-то образом пробирающий до костей. Вряд ли ей стало зябко из-за нервов: как раз нервы в процессе участия не принимали. Аня чувствовала себя спокойной как танк или как мертвец. Сигареты в карманах она нашарила скорее по привычке. И, подумав, решила закурить. Это задало бы их разговору некие экзогенные временные рамки. Вот, мол, потухнет сигарета — и можно уходить. И вроде как не невразумительное бегство, а запланированный отвод войск на заготовленные позиции.

Аня щелкнула колесиком зажигалки и с удовольствием втянула дым.

— Да в общем ты правильно понял, Андрей.

Тот снова сделал какой-то жест, средний между тем, чтобы дернуть плечом и поежиться — «вишки» опять любезно подсказали Ане фирму и коллекцию, из которой пришел элегантный темно-серый плащ, а вот так живо запомнившегося ей шедевра немецкой оружейной промышленности не разглядели — и устало спросил:

— Ты все еще сильно злишься?

Аня молчала не из желания Андрея задеть, а потому, что обдумывала ответ, который всех бы устроил. Ну и сигарета заодно очень помогала не спешить.

— Это можно поправить?

Второй вопрос был существенно хуже, там ответа, который устроил бы всех, гарантированно не существовало, как не существовало и компромисса. Можно, конечно, было предложить периодически спать вместе, но такой досуг Андрей с его средствами и социальным статусом мог организовать и без нее, и вряд ли пришел за этим. Аня выпустила струйку дыма в сторону — она не была настолько дурно воспитана, чтобы демонстративно курить Андрею в лицо — и ответила:

— Оба раза «нет». Не злюсь и поправить нельзя, — быстро добавила она, чтобы никаких дальнейших пояснений не требовалось.

У Андрея, надо отдать должное, ни один мускул на лице не дернулся. Просто что-то в его позе выдавало, что ему то ли холодно, то ли некомфортно.

— Ты опять говоришь как робот, — Андрей усмехнулся, но ничего веселого в его усмешке не было.

Сигарета у Ани как раз заканчивалась, и ей вовсе не хотелось нарываться на сложный философский диспут — или тем паче какие-то объяснения — поэтому она удержалась от вопроса, чем в глазах Андрея вещь из железа отличается от вещи из мяса, кроме, разве что, срока годности. Поэтому она промолчала, глядя на зажигалку и вращая ее колесико. Очень удобно было.

— Мне сейчас полагается рассыпаться в извинениях, понимаю. Я только не совсем понимаю, за что именно должен извиниться, но ты скажи, я попрошу прощения.

— Да все норма…

— Нет, Аня, все не нормально. Я действовал по инструкции. Это была опасная ситуация. Даже более чем просто «опасная». Пожалуйста, осознай, это. Там было полно гражданских, несколько вооруженных отморозков, готовых начать пальбу в любой момент, там был…

— Монстр? Думаю, ты получил за монстра повышение, поэтому его можно называть «Машенькой», даже без «объекта». — Аня не хотела вступать в полемику, и все-таки вступила. Вот же дура она была. В плане логики Андрей бы ее в два счета сделал, хотя бы в силу различий в возрасте и жизненном опыте.

Андрей раздраженно отшвырнул сигарету, но голоса так и не повысил:

— Я просто делал свою работу.

«Надеюсь, твоя работа тебе в старости стакан воды подаст», — безразлично подумала Аня. Хотя нет, он, скорее, нанял бы себе какое-нибудь двуногое полезное приложение по дому. Возможно, даже органическое, раз уж так андроидов не любил.

— Я знаю.

— Ань, послушай, — в голосе Андрея, наконец, зазвучали какие-то человеческие нотки. — Я тоже знаю, что тебя обидел. Я поступил правильно, как того требовала ситуация, и поступил бы так снова, но лично перед тобой я виноват. Если тебя это обрадует, никакого повышения я не получил. Ну, может, пару строчек в личном деле. Я просто…

Он «просто». А ее, дуру, еле-еле в реанимации откачали. Это она, конечно, повела себя как идиотка. Но и его «просто» тут неплохо поработало. Вот уж воистину, простота — хуже воровства.

— … делал свою работу, — закончила Аня и тоже отшвырнула окурок. Он растаял в подкатывающих сумерках крохотным оранжевым огоньком. — Я поняла, Андрей, это вполне понятно. Ты просто хорошо делаешь свою работу: лишний раз не стреляешь по убегающим хакерам, лишний раз не подвергаешь риску гражданских лиц, лишний раз не выдаешь информации потенциальным источникам утечки…

— Ань.

— … потому что ты профессионал до мозга костей. И, знаешь, может, я не умею так гладко говорить и плохо формулирую мысли, когда речь заходит об абстрактных вещах, чувствах и всем таком, но из нас двоих на запущенный механизм больше похож ты. И я очень рада, что все случилось так и сейчас. Это гораздо лучше, чем если бы через десять лет мне пришлось бы делить с тобой детей и кота при бракоразводном процессе и нести какую-то чушь про «непримиримые противоречия» в суде. Нет никаких непримиримых противоречий. Есть ты, есть твоя работа, и есть я. Чтобы провести прямую на плоскости, двух точек достаточно, а третья обычно мешает. Я третья.

На этот раз долго молчал Андрей. Потом вдруг засунул руки в карманы — Аня знала, что такой привычки за ним не водилось — чуть ссутулился, как будто ему было зябко, и бесцветно кивнул:

— Ты хорошо формулируешь мысли. Доходчиво. Во всяком случае, я тебя понял. Прощай, Аня. Береги себя.

— И ты береги себя, Андрей. Прощай.

— Если тебе нужна будет помощь — любая помощь — ты знаешь, где меня найти. Не обещаю, что буду рад тебя видеть, но помочь тебе всегда буду рад. Запомни это, пожалуйста.

«Как будто мне большая радость тебя видеть».

— Прощай.

Было это внезапным счастливым совпадением или нет, но мотоцикл Ани уже на следующий день купила улыбчивая девушка, чем-то похожая на официантку кофейни, где Марта и Сильвио обсуждали свой план покорения мира. Для девицы, гоняющей на байке, у той были излишне новые кроссовки и чересчур аккуратный маникюр, но Ане было некогда задумываться, сыграл Андрей какую-то роль в явлении белокурого светила или нет. Она получила деньги, отдала документы — скрепя сердце, сразу же заплатила налог, чтобы потом не разбираться с кучей разных инспекций — и, наконец, от души наелась арахисового масла со свежим хлебом. Настроение тут же пришло в норму настолько, что Аня была даже готова совершить круиз по своему личному аду, то есть торговому центру, чтобы прикупить комбинезон себе и летний костюм — Грише. Правда, помня историю с «Панацеей», решила перестраховаться и надела на него свои «вишки», настроив их так, чтобы они превращали зеленый цвет в оранжевый. Выглядело это, надо думать, фантасмагорически, зато, по идее, могло помочь. Ну и сама чуть ли не впервые за несколько лет прогулялась по улице без очков. Даже удивилась, что у предметов несколько другие цвета, чем она привыкла видеть — не такие насыщенные что ли — и над ними не высвечивается информационных карточек.

Гриша оказался идеальным спутником при походе за одеждой: эстетические качества вещи и материал, из которого она пошита, не беспокоили его от слова «вообще». Что такое «фасон» он вроде как понимал, недаром общался с Лесей, но предпочтений не имел, и, таким образом, они взяли чуть ли не первый летний костюм нужного размера и пару однотонных футболок. Без крови, слез и бесконечных хождений в примерочную, вопросов «а не полнит ли это меня?» и «какой косорукий урод прошил так эту строчку?». Это настолько мало походило на несколько совместных походов за одеждой с Лесей, что Аня даже пересмотрела свои критерии ужасного.

Собственно, походов с Лесей было всего три, и третий Аня, стремясь сохранить дружбу с удивительным существом, практичным в жизни и совершенно сходящим с ума в обувных магазинах, волевым решением объявила последним, не испугавшись даже перспективы сложного разговора. Пожалуй, обувной магазин FaFi был местом, где она ближе всего подошла к убийству себе подобного. Даже в заполненном водой бункере Аня желала бандитам умереть в муках не сильнее, чем обожаемой Лесе, когда та примеряла десятую одинаковую пару цвета «nude», что бы это ни значило. И уверяла, что девять предыдущих были светло-кофейные, молочные, бежевые, палевые, цвета слоновой кости, пепла розы и бедра испуганной нимфы, в общем, какие угодно, только не этот чертов «nude». И потом еще девяносто девять попыток, конечно. Чтобы в итоге взять самую первую пару, потому что она вроде как была не идеальна, но удовлетворительна, а во всех бедах виновато плохое освещение. Аня просто забивалась в угол, закрывала глаза и жевала жвачку, чтобы случайно не поделиться своим мнением.

Удивляло ее только то, как работницы подобных бутиков еще массово не переквалифицировались в серийных убийц. Видя, как девушка с дежурной улыбкой приносит ворчащей Лесе очередную пару обуви, и представляя, сколько подобных капризных клиенток той приходится обслужить за день, Аня просто диву давалась, как продавец-консультант еще держится. Видимо они перед каждой сменой читали успокоительные мантры или принимали какие-нибудь «таблеточки». В вероятность второго Ане верилось больше. Ни одна мантра на свете в такой ситуации не помогла бы удержаться и не вколотить в череп клиентки пару туфелек со шпильками подлиннее.

С Гришей все прошло куда быстрее и проще: буквально за двадцать минут тот был собран и приодет. Еще минут сорок они таскались по спортивным отделам, выискивая горнолыжный костюм, в котором не страшно было отправиться на Урал, принципиально белого или светло-серого цвета. Гриша смотрел на ее мучения, смотрел, а потом спросил, не рассматривает ли она вариант просто купить охотничий зимний камуфляж и надеть сверху на вон тот очень теплый голубой комбинезон.

Ане захотелось провалиться. Она и до этого догадывалась, что при восстании машин человечество обречено, как бы там ни вопили защитники идеи о превосходстве homo sapiens над всем и вся, но узнать, что ты глупее собственного робота в магазине шмоток — это было не просто обидно. Это было унизительно.

Сентябрь прошел за наложением целлюлита на попки «звездочек-себяшек», заимевших мстительных бывших парней и нынешних подруг. А так же за поиском и удалением различный фото — и видеоматериалов, «случайно» попавших в инфонет. Работа была уровня школьника и оплата соответствующая, но, с учетом проданного мотоцикла, жить можно было. Искать замену Smoker-у Аня не торопилась. Во-первых, до отбытия в Сибирь лучше было соблюдать максимальную осторожность и не привлекать к себе лишнего внимания, ни криминальных структур, ни тех, кто с ними борется. Во-вторых, не хотелось. Может, он и не был приятным человеком — меньше всего на свете Аню интересовали его личностные качества — но вот нанимателем точно был хорошим. Всегда платил, что обещал, за подставами замечен не был, да и вообще давал недурные советы. Существовала крохотная, но все-таки отличная от нуля вероятность, что она сумеет раскопать в Сибири нечто, способное заставить Smoker-а сменить гнев на милость. Для обычной москвички это была истинная terra incognita, а, значит, имелась надежда найти там сокровище.

Гриша с Лесей улетали в последнюю неделю сентября. Ночью накануне устроили неплохую вечеринку у Ани дома — «вечеринкой» она называлась потому, что Леся, помимо выпивки, приволокла дискошар, а так — пьянка пьянкой. Наутро Аня, с вечера планировавшая наставить Гришу, чтобы тот сам не пил, не курил и не шлялся и Лесе не давал, задумалась, а зачем, собственно, они тогда едут? Явно не сезонное изменение морских течений изучать. Скрепя сердце обняла обоих у такси — машины у Леси не было, не женское это было дело водить что-то дешевле Мерседеса, а везти андроида на метро — это было примерно как заявиться на оперу в костюме циркового клоуна. И проследила, как два фактически самых дорогих ей существа отчаливают куда-то в рассветной мгле. Поежилась от промозглого ветра, вздохнула и отправилась дальше заниматься своими сомнительными художествами в «МыВместе». Иногда ей казалось, что скоро она будет знать местных «звездочек-себяшек» в лицо, правда, функция распознавания будет настроена на несколько более пикантные их части. В общем, грусть, тоска и пустой после вечеринки холодильник.

Одна радость: выслушивать причитания Леси, потерявшей самоконтроль при виде чизкейка, пришлось бы не ей, а Грише. А тот бы явно не ощутил вину, что не избавил подругу от лишних килограммов, самолично уничтожив вредный продукт до ее приезда, как она много раз об этом просила.

Следующие две недели Леся ежедневно присылала фото, на которых радужно улыбалась на фоне смертельно серьезного Гриши и лазурного моря.

Аня крайне своевременно озадачилась вопросом, о котором раньше — за отсутствием опыта поездок в теплые края с детства — не задумалась. А, собственно, могла ли у андроида при долгом нахождении на солнце обгореть кожа? И подошли бы ему обычные человеческие лосьоны или нужно было озаботиться заранее и купить специальные? Аня тут же вообразила всякие ужасы: подтеки синтетической плоти, вылезающие наружу детали, ремонт в пятьдесят кусков, — и полезла на тематические форумы, прежде чем в панике звонить Лесе. Оказалось, нет, Гриша и его сородичи не сгорали на солнце и даже не загорали, а тон кожи при желании можно было поменять только при помощи специальных средств. Успокоилась и принялась дальше смотреть послания от Леси. Подписи под фотографиями оригинальностью не отличались: «Я его не прогуляла!», «Я его не пропила!», «Я не сдала его в аренду, хотя меня склоняли!» и прочая подобная белиберда, щедро сдобренная подмигивающими смайликами. Ах да, на пятый день еще было: «Я разошлась с ЭТИМ КОЗЛОМ, но встретила такого милаааашку!» В принципе, Гриша имел достаточно мозгов, чтобы не позволить любому «милашке» загнать Лесю в какой-нибудь местный публичный дом по сходной цене, поэтому Аня не сильно обеспокоилась. Сообщения от Гриши были текстовыми и совсем уж лапидарными:

«Четверг, 28 сентября. Одно устное увещевание, одна вывихнутая рука».

«Пятница, 29 сентября. Без происшествий».

«Суббота, 30 сентября. Многочисленные устные увещевания, разбито пять носов и барная стойка. Писали объяснительную, Леся пересмотрела приемлемую длину юбки. Купила мне новую футболку, старая сильно пострадала».

«Воскресенье, 1 октября. Без происшествий».

И все в таком духе. Незадолго до отъезда Аня поговорила с Гришей и взяла с него клятвенное обещание не применять к «настойчивым поклонникам» Леси сильно травмирующее или, упаси Боже, летальное физическое воздействие. Гриша понятливо кивнул и без лишних вопросов пообещал все, что у него просили, разве что заметив, что критерий «обещание» тут неприменим, поскольку речь идет о директивах первичного приоритета. Ровно и спокойно так сообщил, а у Ани перед глазами очень несвоевременно встали бандит с простреленной головой и сосед со сломанной рукой. (Правда тот, как Гриша и предполагал, теперь, завидев Аню, не приближался и вообще стремился тихо слинять, а на тварь свою надел намордник. К собаке это тоже относилось). В общем, Гриша обещание мог дать, мог не давать — это, как Аня серьезно подозревала, ничего бы не изменило. В экстремальных ситуациях Гриша, в полном соответствии с предупреждением господина Дегтярева, мог вести себя непредсказуемо, и что там у него было в его электронных мозгах — никто не знал. Но после воспитательной беседы, сдобренной парой эклеров, Ане стало спокойнее: мол, что могла — то сделала, а там дальше как карта ляжет.

В общем, ребята явно хорошо проводили время, поэтому Аня даже не удивилась, когда от Леси пришла слезная просьба выделить ей Гришу еще на две недельки, потому что дата возвращения в родные пенаты сдвигалась: «У Винсента здесь прелестный домик, — фоточки „домика“, выглядящего как небольшая вилла, прилагались в количестве. — Бросай свои квадроциклы и приезжай к нам, Винсент только за! — Еще б он не был „за“, наверное, Леся забыла уточнить, что ее подружка вовсе не такая красотка, как она сама. Парень явно удивился бы, вместо второй „Леси“ получив бледную деваху с фиолетовыми косами. — Жду, скучаю, чмоки!

P.S. Винсент побаивается Гриши — это так мило!»

Увы, Аня не располагала приятной возможностью отказаться от «квадроциклов», но Гришу требовать назад не стала: ему там всяко было интереснее, чем сидеть в четырех стенах и смотреть на Васю-Копателя. Да и Лесе с ним было безопаснее: все-таки три тонны природного оптимизма, литр Мартини и ветреный характер могли довести до беды даже по отдельности, не то что в сочетании. Только лишний раз напомнила, что кормление андроида креветками, мидиями и прочими морскими гадами — это дополнительная опция, а вот заправка биогелем — нет, шампанское его не заменяет — обязательная! И, убедившись, что Леся ее гарантированно поняла, стала собирать рюкзак. Впихнуть в него комбинезон и камуфляж одновременно стоило титанических усилий, но она справилась. Получила от Ника небольшой контейнер из серого пластика на кодовом замке, запаслась аккумуляторами, сухарями, шоколадно-ореховыми батончиками, ножом, веревкой, сигаретами и прочим-прочим (кассир в магазине смотрела на нее странно, но Аня справедливо решила, что лучше прослыть бывшим зэком, чем умереть от голода где-то под заснеженной елкой), в последний раз протерла солнечно-желтый бок Васи, погладила Круглика и шагнула за порог, в туманное утро и туманную же неизвестность.

Первый пункт программы мероприятий был наиболее простым: долететь из Москвы до Комсомольска-на-Печоре. Увидев самолет, Аня испытала смешанные чувства. С одной стороны, отказ электроники этой штуке не грозил, потому что она точно работала на магии: известно, что мамонты не летают, а этот все же как-то попал на взлетную полосу. С другой стороны, чудо техники, определенно, если и не успело застать динозавров, то уж телефоны со шнурами — по мнению Ани, это был эталон седой древности — точно видело.

На площадке перед самолетом их собралось человек сорок. Большая часть — молодежь не старше тридцати лет, с рюкзаками или спортивными сумками. В общем, опознать «своих» было нетрудно. Некоторые в полголоса шутили насчет предстоящего полета на этом чуде техники. Раздавались нервные смешки.

— Это потому, что там аэродром, не аэропорт. Большой самолет там не посадишь, — неуверенно успокоил свою девушку парень в теплом свитере, видимо, такой же счастливый обладатель ваучера на снегоходный тур, как и Аня.

— Я на это не сяду, — как-то деревянно ответила девушка. — Витя, когда я говорила, что нам хорошо бы досрочно погасить ипотеку, я не это имела в виду…

Аня стояла дура дурой. Ее впервые посетила мысль, что надо было безо всяких шуток написать завещание. Вот прямо так серьезно: сходить к нотариусу, официально завещать Гришу Лесе с условием, что она его не отключает, не сдает в аренду и не перепродает, а за квартиру уж пусть отец с матерью грызутся сами, они это умеют.

— Да ладно, это штука сделает нас ближе к небесам километров на десять, если повезет, — хмыкнул рядом молодой парень с огненно-рыжей шевелюрой и в огромных «вишках». — Игорь, кстати, — и протянул ей руку.

— И лет на пятьдесят, если не повезет. Кстати, Аня, — пожала она ему руку в ответ.

— У меня с собой она, родимая, — доверительно сообщил Игорь. Аня не сразу поняла, про какую «Ону» идет речь, но разобралась быстро. Раз уж «родимая» — то русскому человеку все сразу понятно. — Я просто туда уже летал. Без ста граммов в иллюминатор при посадке лучше не смотреть…

— А после ста граммов, если сидеть у крыла, видно, как он им машет?

— Страшно сказать, это и без ста граммов видно. Вот поэтому и надо выпить за знакомство. Для правильного, так сказать, резонанса!

Аня еще раз критически осмотрела самолет из Ледникового периода и согласно кивнула.

Правильный резонанс был или неправильный, но через полчаса Аня уже воспринимала мир в менее мрачных красках. Подумаешь, летят черт знает куда на последнем в мире мамонте, летят же, не падают. Так, в воздушные ямы иногда ныряют. Игорь, видимо, был то ли душой компании от природы, то ли просто бывалым путешественником, но резервы в его сумке булькали внушительные (что актуально, в пластиковой таре, не придерешься) наливал он всем ближним, тем из дальних, кто подходил, и даже единственному бортпроводнику — молодому парню, наверное, Аниному ровеснику — активно предлагал. Тот отказывался, но с каждым разом все менее уверенно.

В общем, по завершении пятичасового полета Аня головы бы своей без карты не нашла, не то что рюкзака среди багажа, однако, по счастью, сработал автопилот. Как они прилетели, как сели и как она вообще добралась до гостиницы — всего этого Аня решительно не помнила. Утром следующего дня она обнаружила себя в том, что ни один москвич не назвал бы гостиничным номером, но, судя по наличию сурового консьержа снизу, поинтересовавшегося: «Когда нумера освобождать собираемся? Расчетный час — полдень!», это все же был он. Наскоро перекусила натуральной яичницей по цене синтетической, подхватила рюкзак, на всякий случай проверила почту — новых инструкций не поступало, значит, ей оставалось следовать старому плану, то есть вместе с группой добираться до перевала Дятлова и начинать маршрут — и вышла на улицу. Тут же влетела обратно. Перезарядила перчатки, надела вторые носки, замоталась в шарф по самые глаза и только после этого повторила попытку.

Это был не мороз. Мороз — это градусов так минус двадцать. Какой минус фиксировали очки, Аню не волновало, по ее идивидуальным ощущениям на улице было то, что в России называют «дубак». Причем в последней стадии, когда птицам полагалась замертво падать с небес, а людям превращаться в сосульки прямо на ходу. Птиц видно не было, люди — еще одиннадцать таких же замотанных по самые уши дураков как она — подозрительно бодро для творящегося смертного ужаса запрыгивали в дымящие внедорожники на очень высоких колесах. Запаха через шарф Аня не чувствовала, но голову свою была готова поставить, что видит перед собой самые натуральные машины, работающие на бензине. То есть пришельцев из тех времен, когда у телефонов еще были кнопки и, страшно сказать, шнуры.

Она залезла в автомобиль, устроившись рядом с неунывающим Игорем, которого узнала по «вишкам» и наиболее интенсивному запаху перегара, пробивавшемуся даже через трижды обмотанный поверх ее носа шарф. Абориген средних лет — Аня сразу поняла, что это либо суперпродвинутый андроид, либо местный — в расстегнутой телогрейке поверх свитера несколько раз сказал о машине вообще и моторе в частности что-то очень диалектное и непонятное, а потом они все-таки завелись и поехали по ухабам навстречу судьбе, в снежную белизну и неизвестность. До самого перевала было что-то около полутора сотен километров, но это если смотреть по карте, которая, как довольно быстро поняла Аня, реальных расстояний на севере не отражала. Или, если уж быть точной как Гриша, скорее не отражала даже приблизительного времени их прохождения, каким-то образом игнорируя школьную физику. Проехать сто километров здесь или по трассе в Москве — это была совершенно разная история. Народ в машинах по большей части спал, утомленный вчерашним полетом и сопровождающей его попойкой. Аня же любопытно таращилась в окна, пытаясь лучше разглядеть окружающий пейзаж.

Потом пропал инфонет. Устойчивость сигнала и так была не ахти, а стоило им отъехать от городка — пропала вовсе. Аня поняла, что дальше — только ад, но смирилась, все равно ловить обратную попутку здесь было делом безнадежным. Не волки же ее, в конце концов, на лапах бы до городка донесли. Вообще оставалось возблагодарить небо или, как ни странно, депутатов за то, что в этом крохотном по московским меркам городе — около пяти тысяч человек — вообще нормально функционировал аэродром. Вот уж воистину было загадкой, откуда тут брался грузопоток.

За окнами плыли снега, низкорослые перелески и бескрайние просторы — то ли поля, то ли болота, черт его знал. Просто что-то плоское, огромное и основательно заметенное, точно белой скатертью накрытое.

— А какой у нас план? — шепотом поинтересовалась у Игоря Аня. Ей вовсе не хотелось высовывать руку из теплой перчатки и искать что-то на уникоме, тем более, без сети. Парень сидел рядом и клевал носом, но усиленно боролся с дремотой.

— Да нормальный план. Сейчас сто кэмэ проедем, там за Малой Шайтановкой будет база, ну, домик, банька, в общем, все путем. Там же и снегоходы. Сегодня расслабимся, а завтра уже на маршрут зайдем. Ты первый раз что ли?

— Ага.

— Одна? И не страшно?

«Да как-то с пятком друзей через горы к китайцам вообще лезть несподручно», — мрачно подумала Аня и соврала:

— Нисколечки.

— Оно и правильно. Самый опасный местный зверь — самогонка, мы в прошлом году проверяли — со знанием дела закончил Игорь. Аня при всем уважении к его опыту не поверила.

База «Белые урочища» явно не была в курсе, что двадцать первый век перевалил за середину. Да что там, возможно, она была даже не в курсе, что он вообще наступил. Это было отнюдь не шале в Ле дез Альп. И даже не сарай в тамошнем понимании. Никакой электроникой и обогревом стен и полов там даже близко не пахло.

Нет, домик был сказочный и красивый, похожий то ли на винтажную новогоднюю открытку, то ли на огромный пряник, щедро присыпанный сахарной пудрой. Баня, расположенная неподалеку, у самой заводи, была построена в таком же стиле. Аня впервые в жизни увидела, что такое наличники на окнах. И дым из трубы. Экзотика, одним словом. К сожалению, когда они до этой красоты добрались, день уже клонился к вечеру — бледно-желтое безоблачное небо принимало более сиреневый оттенок — и исследовать окрестности не тянуло даже самых больших любителей приключений. Тем более что из сказочного домика сказочно же пахло мясом и чем-то таким наваристым, что аж запах тянуло назвать «теплым». В общем, Аня решила, что просто умерла вслед за инфонетом и попала в рай.

Внутри было натоплено, в огромной печи уютно трещали дрова, по углам притаились «буржуйки» — такие чудеса она раньше только в музее видела — и ощущение, что, перешагнув порог, они из белого безмолвия попали в старинную сказку, крепло с каждой секундой. Домик был на два этажа, сверху спальни, снизу кухня, столовая с крепкой деревянной мебелью, которой не постеснялся бы и великан, и несколько хозяйских комнат. Сами владельцы сказочных хором — колоритная пара преклонных лет — вышли встречать гостей на крыльцо, проводили в дом и почти с порога начали кормить.

Аня, обжигаясь, глотала лучшую в своей жизни солянку, зажевывала ее вяленым мясом, закусывая все это пирожками с клюквой, в промежутках грела руки о глиняную кружку с каким-то местным «чаем», к чаю, очевидно, отношения не имеющим, и даже начинала верить, что не так уж ее и бездушно эксплуатируют, отправляя в эти пустынные дали. Минут через тридцать первая неловкость прошла, все отогрелись, перезнакомились, дед, перемигнувшись с ребятами, выставил на стол мутноватую бутылку — и началось.

— Девонька, помоги, — неожиданно обратилась к Ане хозяйка, прежде чем та успела перейти к возлияниям со всеми вместе. В трезвом виде она в баню точно бы не полезла, но, коль уж Игорь уже почти уговорил ее на такое безумие, надо было прийти в соответствующую кондицию. — Из кухни бы принести кой-чего…

Аня удивилась, потому что водителей старики гарантированно знали: они болтали с ними, как со старыми знакомыми, разбавляя свою речь диалектными словечками, которые она не понимала, а без инфонета перевести не могла. Но о помощи милая женщина, похожая одновременно на чуть подмерзшее румяное яблочко и постаревшую Снегурочку, попросила ее.

«Да быть того не может. Такие милые люди — связные?»

В кухне вообще было жарко как в печке. Собственно, из печи жар и шел, и что-то аппетитно шкварчило на огромной сковороде. Дымился наваристый борщ. По стенам висели связки чеснока и лука. Нитки с сушеными грибами и какими-то травами занимали целую стену. На большом столе стоял поднос со свежими пирогами. Кувшинчики и крынки разных размеров украшали подоконник. В общем, все это напоминало бы декорацию ресторана «а-ля рус», если бы не было настоящим. Аня неожиданно поняла, что любимые ей чизкейки и арахисовое масло — так, бесполезный и безвкусный субститут настоящей еды.

— Да, — негромко произнесла пожилая женщина, вдруг потеряв свой певучий говорок. Прикрыла дверь на кухню и повернулась к Ане. — Нам так и сказали, что мы тебя по косам узнаем. Цвет диаволов. Но косы хороши.

«Да они не мои вообще», — подумала Аня, однако решила секретами московских салонов не делиться. Если уж бабушку так расстроил фиолетовый цвет, не стоило огорчать ее окончательно, раскрывая секрет, что вообще Аня брита и из своего, родного, на голове у нее русый «ежик» миллиметров в пять.

— Завтра все двинутся в дорогу, и ты со всеми, — спокойно продолжила та. — Можешь перепить для виду. Ну, или не для виду. Проедешь километров десять, потом сделаешь вид, что упала со снегохода и ногу повредила. Василь тебя обратно подкинет и к группе вернется. А Михалыч пока харчи в дорогу соберет. — Понятно?

— Куда уж понятнее.

— Хорошо. А в баню не лезь. Знаю вас, городских. То недопил, то перепил, а все одно: в баньке попарился и сразу простыл. Не умеете соблюдать дозировку. И себя соблюдать не умеете.

Намек был ясен. Веселый вечер с Игорем отменялся. Аню не то чтобы разозлило такое вмешательство в собственную жизнь: в общем-то, бабка была права. Лучше было расстаться со всеми без лишних вопросов. Ну упала со снегохода с похмелья, ну бывает. А то, не приведи бог, оказался бы Игорь порядочным парнем, поехал бы назад провожать, скорую вызывать — если тут вообще работала скорая. Хотя не лисы же их лечили.

— Ясно все.

— Ну вот и ладушки. Поди хлеб гостям тогда отнеси. Спаси бог.

Изобразить падение со снегохода с последующим вывихом и приличными случаю жалобными стонами было легче легкого, тем более что «дорога», по которой они ехали к предгорьям, как раз располагала вывихнуть не только ногу, но и сломать шею в трех местах. Группа поохала, да и отправилась дальше, взметнув тучи снежной пыли, а Аня, устроившись за Василем, двинулась в обратный путь.

Михалыч — вообще он был Семен Михайлович, но обращения по имени принципиально игнорировал — тем временем вытащил откуда-то из закромов два спортивных снегохода, в отличие от туристических, предоставленных группе, явно более мощных и тяжелых. Укутался сам. Критически оглядел Аню, пощупал ее комбинезон и доверительно поинтересовался:

— Девонька, может, тебе тулуп выдать? Сядут аккумуляторы — от елки что ли подзаряжаться будешь? Всего пятьдесят юаней все удовольствие, — добавил он прежде, чем Аня успела что-то ответить. — Тепло как у печки. Ну может овчиной пованивает, ну так ты ж не женихаться едешь…

Сказочный дед Мороз тоже пропал. Остался ушлый дедок, который был не прочь нагреть «туристку». Вроде бы ничего хорошего в этой новости не было, но Ане неожиданно полегчало. Во всяком случае, она выпала из сказки и снова очутилась в реальном мире. Там было не то чтобы лучше, но спокойнее и привычнее: каждый сам за себя и сам по себе.

— Нет, я, пожалуй, в комбинезоне, спасибо.

— Нет. Ну в таком виде я с тобой не поеду, ты ж на снегу как на ладони. Маскировку выдам. Всего за…

— У меня своя. — Аня раскрыла рюкзак и показала зимний камуфляж.

Дед вертел его в руках так и эдак, едва на зуб не попробовал, а потом неожиданно хмыкнул:

— Занятно. А они говорили, что социолога пришлют. Еду какую с собой взяла?

— Сухари и вяленое мясо, шоколад. И спички вместо зажигалки. Нож тоже есть.

Михалыч присвистнул:

— Надо же. Ну, девонька, глядишь и доедем. Посылочку-то покажешь?

Аня прищурилась:

— На электронном замке посылочка. Взрывается при введении неверного кода. Убить, конечно, не убьет, но руки назад пришивать придется. И я не социолог, я программист.

— Да росомахе как-то, думаю, без разницы. Она диплома обычно не спрошает. Не дрейфь, девочка, я так, интересуюсь. Надо ж мне понимать, дура ты или нет. Вроде нет, и это хорошо. А то прошлого курьера, пока закопали, семь потов сошло, земля-то стылая. Еще летом дело было…

Проследив, как Аня справляется с вождением снегохода, Михалыч строго-настрого запретил ей разгоняться быстрее тридцати километров в час, мотивируя это тем, что перед неумехами дорогу часто перебегают елки. Елок вроде пока не бегало, но от такого обилия снежной белизны, пусть и подсвеченной сиреневым заботливыми «вишками», чтобы глаза не резало, все равно было не по себе. И еще от тишины. Когда они останавливали снегоходы, чтобы наскоро выпить несколько глотков обжигающего чая и сжевать энергетический батончик, безмолвие повисало такое, что Ане, как городскому жителю, почти делалось дурно. Пожалуй, на ее памяти такая тишина была только в палате реанимации, так что ассоциации возникали далеко не самые приятные. Следы зверья попадались — правда, не злобных диких пингвинов, а скорее зайцев, лисиц и еще чего-то непонятного — но ничего живого, кроме них двоих, Аня по пути так и не увидела.

Горы приближались медленно, и еще медленнее они поднимались к низкому серому небу, лениво роняющему редкие снежинки. Аню успокаивало только то, что рядом с Альпами Уральский хребет, по большому счету, можно было считать холмами — редкий пик возносился выше полутора километров, а это были уж совсем несерьезные высоты. Правда, в отличие от «облагороженных» Альп, здесь и на пологом склоне было, где шею сломать. То яма, то камень под снегом, то валуны какие-то подозрительные, ехать мимо которых ну совсем не хотелось.

Аня держалась за Михалычем след в след, прекрасно отдавая себе отчет, что самодеятельность может закончиться неприятной для старика процедурой, включающей мерзлую землю и лопату. Конечно, до его изящества при объезде препятствий Ане было ой как далеко. Она несколько раз застревала в снегу, а однажды даже слетела со снегохода при неудачно попытке совершить поворот.

Михалыч, в те редкие моменты, когда снимал с лица шарф, только бурчал по покрывшиеся инеем усы:

— Топливо экономь. Ты как газуешь?! До нычки с бензином на росомахе поскачешь или пешком побежишь? Сколько там у тебя осталось? Ууу, развелось транжир столичных! Ни о чем думать не хотят…

На Аню это ворчание большого впечатления не производило: очевидно, в случае плохого поведения у нее имелась полная возможность прилечь отдыхать где-нибудь под местной елкой, так как оружие у Михалыча с собой было. Охотничий карабин «Sauer&Sohn», заботливо притороченный к снегоходу в каком-то хитром, видимо самодельном, чехле. Укладывал его при Ане, ничуть не смущаясь, что она смотрит. Да и вообще, имей дедок такое кровожадное желание, уже прикопал бы. Вокруг них елок уже не осталось, но ниже по склону имелось в количестве, выбирай — не хочу.

Она самостоятельно выталкивала своего «коня» из снега, садилась и ехала дальше, даже без музыки в ушах. Уником Аня, предварительно намертво заблокировав, оставила на базе, чтобы случайно не сообщить компетентным органам о своем необычном для порядочного гражданина местонахождении. Меньше всего на свете ей хотелось попасть в тюрьму из-за того, что уником попытается подрубиться к какому-то «не тому» вай-фаю по собственному почину, или обновить какой-нибудь мессенджер. Да и вообще не стоило отсвечивать лишней электроникой там, где вся электроника по факту была лишней. Так что было бело, пустынно и тоскливо, только мерный рев снегохода в ушах и стоял.

Аня замерзла, несмотря на обогрев рукояти и термоперчатки на аккумуляторах, проголодалась и хотела только спать. По ее ощущениям, они проехали уже километров двести минимум, хотя ширина всего хребта в данной местности едва превышала полсотни. Их «восхождение» напоминало движение по какой-то очень хаотически раскручивающейся и сужающейся спирали.

Михалыч, наконец, притормозил под высокой кручей. Аня тут же припарковалась рядом и слезла в снег, чтобы хоть как-то размять ноги. Те совершенно не слушались и вообще вели себя как не ее.

— Видала, зорька была алая.

Аня, по правде сказать, никакой алой зорьки не видала, потому что на момент ее появления лежала лицом в подушку, но на всякий случай коротко кивнула. Если это движение было видно за ее заледеневшим почти по всей длине шарфом. Ане казалось, что кончик ее носа, выглядывающий из-под «вишек», к его шерсти просто примерз. Намертво. А балаклава уж очень мешала дышать, поэтому болталась у подбородка.

— Это к морозцу.

Если «морозец» только предполагался, а тот дубак, который царил вокруг, в расчет не брали вообще, дело было дрянь.

— А сейчас?

— В пределах нормы, — отрезал дед. — Морозец — дело хорошее, но нам ясные ночи без надобности. Нам метелюшка нужна. Понимаешь?

Аня понимала, что ночью свернет здесь шею и безо всякой «метелюшки».

— Да и так же видимость отвратная…

— А слышимость? — наверное, под тремя слоями своих одежек дед нахмурился, потому что морщинки у его глаз стали заметнее. — Если ты снегоход от зайца ни на слух, ни по следу не отличишь, то пограничники уж посообразительнее будут. А они тут не дураки. Им за каждого «нелегала» премия полагается. Так что ловят тут со всем тщанием и усердием.

Да, пожалуй, заяц и снегоход действительно звуки издавали разные. Хотя, рядом с туристическими, эти два красавца были еще довольно тихими.

— Так что делать?

— Что-то? Ночевать будем. Погоды ждать. Хорошо хоть новолуние близко…

— Здесь?! В горах?!

— Ну, ты чемоданчик отдай, и можешь подняться метров на триста, там увидишь первую будку — в нее и иди. Будет тебе пол, потолок, кровать, чай, ну а потом и оконце в клеточку, я думаю.

Аня прикусила язык, хотя сказать хотела многое. Например, узнать, что мешало им заночевать внизу, а уж подниматься, когда станет ясно, что погода благоприятствует. Но, в конце концов, местному было виднее.

Михалыч достал какой-то сверток, в котором Аня не без удивления узнала палатку, и начал сноровисто ее раскладывать. Та была белого цвета с неяркими серыми разводами. Пожалуй, лучшую маскировку для местного пейзажа сложно было придумать: даже в ясный день различить их укрытие было бы сложно уже метров со ста. А в непогоду — так и вовсе можно было мимо пройти и не заметить. Особенно если в палатке не распевать похабные песни и не танцевать нижний брейк.

Злая и замерзшая, Аня залезла в палатку, пока Михалыч укрывал их снегоходы каким-то тентом, такой же маскировочной расцветки. Подожгла спиртовую таблетку, просто для удовольствия посмотреть на огонь, обняла себя за колени и стала клевать носом. Дед неодобрительно гудел рядом что-то о молодежи, неспособной даже костерок сообразить без новомодных примочек, параллельно распаковывая собранные в дорогу бутерброды, но его голос отступал все дальше и дальше…

— Подъем, — команда сопровождалась чувствительным толчком под ребра, поэтому сработала на удивление хорошо. Аня открыла глаза, матерясь про себя на все лады, вылезла из палатки и увидела… Да почти ничего она и не увидела, потому что вокруг стояли ночь и метель. Не белая, а серая, как мутная-мутная вода. И выла она претоскливо.

Михалыч сунул в Анины озябшие руки термос с горячим чаем.

— Давай, очухивайся, и в путь.

— Ух ты ж, — промямлила она, пытаясь непослушными пальцами отвинтить крышку термоса.

— Едем очень медленно. След в след за мной. Заглохнешь — возвращаться за тобой не буду, шкура дороже. Оно понятно?

«Еще как». Аня кивнула, пытаясь собрать в кучку разбегающиеся мысли. Она просто не представляла, как можно куда-то ехать при такой видимости. Предметы дальше пяти метров от нее как будто вообще перестали существовать.

— Да пошутил я, — прищурился дед. — Я снегоходы веревкой связал. Но ты, девка, тоже по сторонам смотри и не глупи. Пост далеко, да и беспилотники эти проклятущие в такую погоду никто не выпустит, а шуметь все равно не надо. Береженого Бог бережет.

Определенно, если бы бог хоть немножко Аню берег, она бы уже плавала в одном бассейне с Лесей, потрясая нравственные устои Винсента фиолетовыми косами, если от этих устоев стараниями подруги хоть что-то еще осталось. Но ведь нет же, опять ее потянуло на какую-то авантюру. С неясным пока исходом. Причем на авантюру, за которую можно было схлопотать не только реальный срок, но и пулю в голову. Хотя, возможно именно это было бы единственным, что заставило бы ее, в конце концов, пораскинуть мозгами. Вторая досаждавшая ей мысль была еще более прозаичная: похоже, она в очередной раз продешевила. Семь тысяч юаней за такие мучения теперь выглядели не самой достойной платой. И увлекательное приключение, казавшееся таким разве что из уютной и теплой квартиры в Москве, начинало превращаться во вполне серьезную угрозу жизни и здоровью.

Снегоход ехал на минимальной скорости, с выключенными фарами, и рассекал снежную целину, глубоко проваливаясь в снег. Аня даже от греха подальше выключила на «виишках» все функции, кроме системы обогрева. Кто его знает, что там могли придумать пограничники, чтобы заработать лишний бонус к жалованью. Она бы на их месте постаралась.

Больше всего Аня боялась, что двигатель начнет перегреваться и реветь. Зрелище, открывавшееся ей впереди, было похоже на кошмарный сон: от снегохода в клубящуюся серую мглу уходила веревка, постепенно теряющая очертания, и там, на самой границе видимости, выступал неясный силуэт. Вернее, темно-серое пятно на просто сером. А еще все выло, клубилось, неслось во все стороны разом и почти вращалось, как в гигантском калейдоскопе.

Пожалуй, Аня понимала только то, что дорога, похоже, забирает вверх, и что, если она сейчас свалится со снегохода, местное зверье найдет ее здесь куда быстрее, чем МЧС. Если МЧС вообще сунется в такой медвежий угол. Поэтому намертво вцепилась в руль и ждала непонятно чего. То ли конца метели, то ли сигнальной ракеты, то ли счастливого освобождения.

В таком прискорбном состоянии Аня даже не поняла, в какой именно момент они перевалили хребет и оказались по восточную его сторону, на арендованной территории. Мело, наверное, около полутора часов. Видимость из нулевой сделалась просто отвратительной. «Вишки» все-таки обледенели, и, по личным ощущениям Ани, мороз был градусов под пятьдесят, хотя в реальности температура едва ли упала ниже тридцати. В общем, собственная героическая смерть ей в ранней юности как-то иначе представлялась, чем примерзнуть к снегоходу на вроде как нейтральной территории во вроде как мирное время. Из красивого антуража, пожалуй, только секретная миссия и осталась, но, увы, осознание благого дела и даже будущего заработка вообще нисколько не грело и видимость не улучшало.

Когда где-то впереди, над бескрайним темным лесом замаячила узкая полоска зари, по цвету напоминавшая шампанское в бокале, Михалыч притормозил. И, к удивлению Ани, хлопнул ее по плечу: этот жест она скорее увидела, чем почувствовала, настолько замерзла.

— Молодец, девка. Дальше так гнать не придется. Тут у меня заимочка неподалеку, надо глянуть, не было ли там гостей. Ты пока здесь посиди, только не засни. Там потеплее будет, там и поспишь. Границу с Божьей помощью перешли, дальше полегче станет. Выше нос. Варежкой потри, пока не отвалился. А то будешь потом молодцам рассказывать, что не от дурной боле… Эй, девка? Девка?

— Эх, девка-девка, как хорошо держалась, да сморило. А все потому, что не бабское это дело…

Аня и рада была бы что-то возразить или задать какие-то уточняющие вопросы касательно их местонахождения, но не могла: приговаривающий Михалыч методично вливал ей в рот какую-то дрянь, судя по вкусовым ощущениям — кровь. Аня закашлялась и выплюнула соленую гадость.

— Что за…

— Бульон. Из зайца. Самое то с мороза. Нормальный дворец, да?

Аня огляделась.

Ну, если сравнить с чистым полем, дворец был и впрямь отличный. Это был какой-то заброшенный сарай, с, мягко говоря, минимальной обстановкой. Собственно, помимо лапника, на котором она лежала, внутри ничего и не было. Да и дыр в сарае суммарно все-таки имелось несколько меньше, чем прикидывающихся стенами и крышей досок. Хоть ветер не выл, или, вернее, не выл в том углу, где она лежала, укрытая маскировочным костюмом. Наверное, в таком домике должно было пахнуть овцами — Аня вспомнила, что где-то читала, такие лачуги строились на высокогорных выпасах — но, кроме как кулинарными шедеврами Михалыча, здесь не пахло ничем. Место было совершенно мертвое. Аж жуть брала.

— Это мы где?

Михалыч как-то странно ухмыльнулся, вдруг растеряв всю свою покровительственную веселость:

— Нигде.

— В плане? — опешила Аня.

— А в том и плане, что «нигде». И называется «никак». На карте этих мест не найдешь. Если только на бумажной и очень старой. Но ты таких, поди, не видала?

Аня покачала головой, жалея, что спросила. Ей почему-то никогда не приходило в голову узнать, а как к договору аренды относятся люди, раньше жившие к востоку от хребта. Те самые мешавшие сделке двенадцать процентов. На минуточку, это было двадцать миллионов человек, таких же, как Аня. Со своими судьбами, своим походом в первый класс, заборами на школьном дворе, через дырку которого они сбегали с уроков, местами, где они признавались в любви и где разбивали друг другу носы, а еще никто уж точно не стал переносить на запад кладбища, на которых нашла свой последний приют их родня.

— Семен Михайлович, я дура. Давайте сделаем вид, что я этого не спрашивала.

Дед пожамкал губами:

— Ну тогда не такая уж и дура. Бульон ешь. Отлежишься часа четыре, до заката, и выйдем. Нас Граф заждался уже, небось.

Аня понятливо кивнула и принялась черпать ложкой горячий бульон, стараясь не морщится. То ли заяц состоял из соли чуть менее чем полностью, то ли ее проводник принципиально полагал, что пересолить блюдо технически невозможно. Так или иначе, еда была скверная, а настроение и того хуже.

Она вдруг поняла, что перешагнула границу самого большого могильника на свете. Могильника огромных человеческих надежд.

На покосившемся, проржавевшем и облупленном указателе при наличии определенной фантазии еще можно было разобрать остатки букв, которые складывались то ли в «Беловодье», то ли во что-то менее легендарное, без молочных рек и кисельных берегов. Из ночной темноты выступали силуэты домов, но никаким «деревенским уютом» от покосившихся строений с кривыми крышами даже близко не веяло. Аня хотела было посветить, а потом не решилась. Во-первых, Михалыч, ехавший неподалеку, строго-настрого запретил ей зажигать огонь, а подсветка очков уже дышала на ладан и нуждалась в подзарядке. Во-вторых, у нее было пренеприятное ощущение, что пустые окна ближайших домов — черные-черные, темнее серой полумглы вокруг — и так на нее смотрят. Особенного сюрреализма ситуации добавлял почти новый на вид — хотя, конечно, ему было лет под тридцать — телефон-автомат под присыпанным снегом козырьком, ярко-желтый на фоне снежной ночи. В мертвой деревне он выглядел просто незабываемо.

Это было так страшно, что Ане даже в голову не пришло фотографировать. Может, современные модники от искусства такой «неформат» и оценили бы, но тащить местных призраков в Москву не хотелось.

«Беловодье» или что-то другое, но это место была сама печаль. Печаль стояла в черных провалах окон, вилась с поземкой по тому, что раньше, наверное, было красивой широкой улицей, звенела в полуоборванных проводах.

Даже удивительно было, как их до сих пор не растащили на цветмет.

А уж о том, сколько труда потратили люди, тянувшие ЛЭП здесь, по самой границе полярного круга во времена, когда многофункциональных технических роботов еще в помине не было и деревья — удивительное дело — валили сами, при помощи пил и топоров, просто не хотелось думать. Весь титанический труд нескольких поколений людей стоял здесь сейчас и тихонько умирал, как свеча догорала. Или, скорее, уже умер. Тут уж даже Ане, мало беспокоящейся о судьбах родины, хотелось сесть, разрыдаться и напиться. А патриоты здесь, наверное, просто бы землю целовали и вешаться шли стройными рядами.

— Я за заначкой, — негромко сообщил Михалыч, притормозив. — Не шляйся тут, ценного ничего. Знаю вас, городских. Куда не надо полезете, балкой прихлопнет…

— Я никуда не пойду. Я тут посижу, — пообещала Аня. Вот уж точно ни за какие коврижки она не стала бы тут лазать с фотоаппаратом и фиксировать «реликты эпохи», чтобы прихвастнуть при случае.

Ей даже как-то стало стыдно за завод времен Красной Империи. Вот уж она дура была так дура. Просто так уж сложилось, что дуракам часто везло.

Михалыч скрылся где-то в сером полумраке между домами. Видать, канистры с топливом неподалеку прикопал. Аня сидела и ждала его, ловя каждый шорох. Ей не то чтобы было страшно — вот уж как раз нехитрая была истина, что на кладбищах взрослым людям опасаться нечего — сколько просто неприятно. Тоскливо. Ну, и холодно для комплекта, конечно. Снова поднималась метель, правда, не такая сильная. Ветер тихонько завывал в пустых оконных проемах. С крыш летела белая пыльца, поблескивающая в свете пробивающегося из-за туч тонюсенького рожка месяца.

«Земля остановленного времени».

А потом Аня услышала плач. Тихий-тихий. Ее аж мороз пробрал, под комбинезоном и всеми свитерами. Где-то вдалеке — метрах, наверное, в тридцати, там, в серой мгле — рыдал ребенок. Тоненько и безнадежно.

Не будь Аня атеисткой, она бы перекрестилась.

Нужно было или выжимать газ и гнать отсюда во всю прыть, или звать Михалыча, или все-таки разрешить загадку мироздания, от которой мурашки шли по коже. Очевидно, ребенку нечего было делать одному в заброшенной деревне, вдали от людей холодной зимней ночью.

Аня спрыгнула на снег. Включила камеру на «вишках» — те хоть и работали на остатках зарядки, но на что-то еще были способны — и, стиснув зубы, пошла на звук.

В истории про призраков она не верила лет с двенадцати. Но никакого рационального объяснения не существовало, а жить потом еще десять, двадцать, тридцать лет, понимая, что имел возможность проверить и не проверил — это проще было сразу удавиться. Она бы извелась от любопытства и сожалений.

— Эй, ты кто? Ты здесь? Покажись… — Аня по колено в снегу брела среди домов, стараясь не останавливать взгляд на черных окнах. Кажется, где-то за выбитыми стеклами еще сохранились горшки из-под цветов и какие-то остатки занавесок. Тусклые тюли походили на клочья тумана. — Эй…

Аня вышла из прохода между домами. Дальше был лес — высокий, черный, непроглядный. Плакали как будто оттуда. Она шагнула вперед и провалилась едва ли не по пояс. Кое-как восстановила равновесие. Пробрела еще немного вперед.

Или у нее начинались галлюцинации, или кто-то — а возможно, что-то — на нее смотрел. И не в спину, со стороны деревни, а из черного леса, уже совсем близко. Беда была в том, что вот она не видела ровно ничего. Ни белой фигурки между стволов, ни следов, ни зеленоватых огоньков, или чему там положено было появиться.

Черно и мертво.

— Эй…

Плач вдруг стих. А потом перешел в вой. И почти сразу в рев, хруст и треск. С ветки метрах в десяти сорвалось и метнулось в ее сторону что-то темное. Невероятно быстрое. Эдакий меховой треугольник, размером с очень крупную псину.

Аня истошно заорала и отшатнулась назад, опрокинувшись. И почти синхронно подал голос Михалыч:

— Ах ты ж мать твою дери! Пригнись, дура!

Аня, пытавшаяся выбраться из сугроба, послушно плюхнулась обратно.

Грохнул выстрел.

«Треугольник», еще раз заревел и, не добежав до Ани нескольких метров, круто изменил траекторию и метнулся прочь, в темноту леса. Аня, чувствуя, что ее не держат ноги, окончательно уткнулась в снег, оказавшись в нем едва не по самый подбородок. И разрыдалась.

— Ты че, девка, вообще ума лишилась?! — дед, тащивший ее из сугроба, рвал и метал.

— Там ребенок плакал… Я пошла посмотреть…

— Какой ребенок?! Тут с двадцать пятого года ни одного младенца не родилось! Какой к такой-то матери ребенок?!

Аня пыталась успокоиться, но никак не могла. Она ревела так, что аж снегом закашлялась.

Михалыч не особенно ласково вздернул ее на ноги и чуть ли не волоком потащил за собой, по разрытому снегу в сторону центральной улицы.

— Что это такое было? — спросила Аня, уже кое-как взгромоздившись на снегоход. И осознав, что тварь из леса оставляла следы.

Михалыч передвинул ремень, на котором висел карабин, и процедил:

— Да росомаха это была. Она так дураков манит. Ну, манила. Тут дураков давно не живет. Надо ж… Люди забыли, а зверье помнит. Все, ладно, сопли утри. А то примерзнут, хрен отковыряешь, кому говорю? Да хватит уже, не ты первая… Было дело, у меня так соседку сожрали. А что, зверюга-то умная, хитрая. Хорошая зверюга… Плачет, плачет, как дитятко, дура какая пойдет посмотреть — клац когтищами, когтища-то как у медведя почти — и нет дуры… Ну все, все. Пошли отсюда, и так по твоей милости нашумели по самое «не могу».

— Вы меня хоть стреляйте, я больше через деревни не пойду! — выкрикнула Аня.

— Не ори!

— Страшно мне, не пойду! Лесами давайте!

— Да застрянем мы лесами идти, ну девка, ну голову включи…

— Лучше лесами… лучше лесами, чем этими, — Аня долго подбирала слово. Слово не подбиралось. Что это было? Братская могила самой истории? Заботливо вырытая ее же народом для себя самого. Ничего паскуднее и придумать было нельзя. Из Москвы все, мягко говоря, выглядело не так. А на карте так и вовсе было в порядке: легкий пунктир и тонкая линия штриховки. Ни пустых деревень, ни черной ночи, где гуляют призраки людей, которые никогда не родились. — В общем, я не хочу ходить по могилам. Опоздаем — валите все на меня. А я деревнями больше не пойду. Мне… мне еще, если у меня дети будут, им в глаза смотреть, понятно?

Михалыч сдернул шапку, почесал затылок и напялил ее обратно:

— То и понятно, что дело не бабское. Уж лучше б социолога на мою голову бог послал. Прикопал бы — и не жалко. Ладно, девка, поехали, пока тут волки все окрестные не примчались. Может, и проедем по околицам. И чтоб дальше без фокусов!

— Я не пой…

— Да понял, понял, не дурак. Хватит реветь, сопли утри и газуй уже, тоже мне, совесть поколения у нее проснулась… Полторы тысячи юаней — вот и вся ваша совесть.

Аня была бесконечно далека от мысли, что после идиотской выходки в заброшенной деревне Михалыч ее вдруг зауважал — прямо скажем, не с чего было — но отношение его действительно сделалось несколько иным. Во всяком случае, «девка» в его исполнении стала больше походить на «внучку», а не на «дуру». И по кладбищам больших надежд они тоже больше не ехали, хотя трижды застревали в тайге среди корней вековых елей. Дедок в такие минуты глядел на Аню недобро — наверное потому, что в снежные ловушки попадала исключительно она, хоть и старалась не съезжать с его следов — но откапывать снегоход на этот раз помогал. Каждый раз морщась, когда двигатель начинал рычать громче обычного.

Один раз они даже видели «беспилотник» — серую тень, летящую над лесом на небольшой высоте. Накрыв снегоходы маскировкой и прижавшись к их гусеницам, сидели как мышки. Аня почти отстраненно думала, что этот самолет — ее потенциальная смерть — прямое нарушение арендного договора, запрещавшего Поднебесной иметь на землях Сибири боевую авиацию. А самое страшное, что, по словам Михалыча, они здесь летали десятками, если не сотнями. Переделанные гражданские метеорологические беспилотники, теперь несущие датчики движения, камеры и по две-три бомбы. Маленькие, но от этого не менее смертоносные. Заметит такая птица что-то подозрительное и не отзывающееся на «свой-чужой» — тут же сбросит бомбу. Так, на всякий случай. Если же «это» что-то еще и стрелять в ответ начнет, то уже прилетит вертолет с десантом и разберется «по-серьезному». Беспилотники эти были прямом смысле «невидимки». Их не видели ни «мировая общественность», ни официальные наблюдатели Российской Федерации.

А она-то в Москве наивно полагала все это выдумкой сомнительных изданий и новостных порталов.

Буквально примерзая к снегоходу, под лениво скользящим по елкам прицелом, Аня внезапно ощутила приближение очень страшной беды. Не прямо сегодня. Даже не обязательно завтра. Но и не в вечно отдаленном «светлом» будущем. Поняла, что сытого покоя на ее век может не хватить. И не то, чтобы осознала важность их миссии или свое место в мире, нет. Просто испугалась, а потом подумала головой — и испугалась еще сильнее.

Михалыч вылез из укрытия первый, осмотрелся, потом вытянул Аню.

— Девонька, живая? Тебе ее, родимой, капнуть? Для себя на обратную дорогу берег, ну да ладно. У тебя губы белые.

— Здесь не должно быть военных самолетов.

Дед ухмыльнулся:

— Ага, девонька. И китайцев с автоматами тут тоже быть не должно. Или ты что, правда считаешь, что мы тут с белками четверть века воюем?

— Со злыми пингвинами, — невпопад ответила Аня, глотнув из протянутой Михалычем фляги. В глазах защипало, она едва не закашлялась, но сдержалась. Зажевала снегом. Вздохнула. — Вот вечно так.

— Ты о чем, девонька?

— Ничего не случилось — шумиха. Почти изобрели лекарство от СПИДА. Практически заглянули в черную дыру. Едва-едва предотвратили продовольственный кризис. А что-то случилось — и нам ничего не сказали…

Дед хмыкнул:

— И что, ты б автомат взяла и воевать поехала?

Аня промолчала. Врать не хотелось, а честный ответ Михалычу бы не понравился. Он и ей-то не нравился.

— Вот то-то, — непонятно к чему хмыкнул в бороду проводник. — Все, поехали. Бог даст, часа через три на точке будем.

Не будь с ней Михалыча, «точку» бы Аня не нашла никогда, даже если бы каким-то чудом лисы лично притащили ее на лапках к самому ее «порогу». При слове партизаны Ане, как среднестатистической москвичке, представлялись эдакие ребятки в ватниках и валенках, вроде Михалыча, сидящие в глухих лесах у костров и помешивающие в котелке похлебку из только что самолично придушенного в схватке медведя. Но увиденное располагало к осторожному оптимизму: у «партизан» была неплохая маскировка, что от электроники, что от невооруженных любопытных глаз. Она впервые в жизни видела голографическую защиту: идешь себе по лесу, идешь — ба-бах! — переступаешь невидимую границу периметра. И вдруг часть его рассыпается на пиксели, и на месте уходящих в бескрайнюю даль елок возникают веселые ребятки с автоматами. И стволы этих автоматов смотрят прямехонько на гостей. Ребятки, кстати, тоже не были похожи на партизан из старых фильмов про «забытую Великую войну». Во вполне себе современных термокомбезах, разгрузках, вишках, даже с уникомами. Цивилизация, одним словом. Большинство, правда, молодые совсем, почти никого старше Ани.

Внутри периметра стояло два крупных вездехода на воздушной подушке. На крыше одного располагалась странная конструкция из каких-то катушек, антенн и прочих непонятных штуковин, выглядящих солидно и даже в какой-то мере устрашающе. Там же приютились пять снегоходов маскировочной расцветки «зимний лес», три больших армейских палатки и полевая кухня. Запаха от нее не было вовсе. Как Аня позже узнала, на полевой кухне стоял некий «девайс», собранный местными умельцами, который практически полностью фильтровал запахи, так что мифическим «сучьим китайским собачкам» Михалыча явно не суждено было найти лагерь по аромату каши с тушенкой. В общем, лагерь был хоть и компактный, но вполне себе современный. Никаких шалашей и землянок.

Ане мучительно захотелось курить. Делать это в пути Михалыч запретил категорически, ссылаясь на все тех же «сучьих китайских собачек», приученных унюхивать дым и посторонние запахи на каких-то совершенно убойных дистанциях. Породы такой она не знала, но ослушаться не рискнула. А здесь двое — молодой парень и девица с очень темными, почти как у Лауры, глазами, чем-то похожая на куничку — дымили электронными сигаретами чуть ли не в паре метров от нее. Аня сглотнула слюну и отвернулась. Михалыч, стоя на пару шагов впереди, что-то объяснял высокому субъекту в медвежьей шапке — хоть что-то из «партизанской романтики» прорвалось в этот хорошо обустроенный и скрытый лагерь. Самый что ни на есть современный. Провалиться Ане на этом месте, если чудеса науки, находящиеся здесь, не спонсировали с той стороны гор.

— Ну, курьер, не боись, — окликнул ее высокий. — Иди сюда. Скоро Граф вернется, чайку пока попей с ребятами, отоспись…

— Покурить бы, — жалобно начала Аня, неожиданно ощутившая, что чисто физически она на последнем издыхании. Морально, впрочем, тоже. Пока они гнали по тайге, рискуя нарваться на китайский патруль или беспилотник, держаться было как-то проще. А тут — в условной безопасности — Аню буквально смаривало, еле на ногах стояла.

Парень в медвежьей шапке — на вид ему было лет двадцать, а глаза горели ну совсем по-молодому, как у старшеклассника — беззлобно усмехнулся:

— Сразу видать столичную птичку. Курить, девочка, здоровью вредить.

— Да она там росомаху приголубить пыталась, — ввернул дед. — Так что, Василь, пущай курит.

— Только электронные, — уже более строго предупредил Василий. — Глафира! Поделись с гостьей.

Девушка-куничка приблизилась к Ане, и та ощутила острый приступ зависти. Она много раз слышала определения в духе «плавные жесты», «кошачья грация», «легкая походка», но вот своими глазами такое, пожалуй, видела впервые. Нет, Глафира, как и все прочие смертные, ходила по земле, чуток проваливалась в снег, но двигалась действительно на удивление легко, даже в тяжелом на вид комбинезоне. Стащила перчатку, протянула руку:

— Глафира. Будем знакомы, — у нее был некий трудноуловимый говорок, довольно милый.

— Аня. Очень приятно. — Она пожала крепкую ладошку, мимоходом отметив, что та в мозолях. Девушка то ли стреляла, то ли фехтовала — черти знали, что умеют вот такие вот дочери суровой Сибири, падчерицы Российской Федерации по совместительству. Наверное, все-таки стреляла. У всех «партизан» при себе было оружие. Они не то чтобы ходили как один с автоматами наперевес, но уж пистолеты точно имелись у каждого.

— Кури. Потом провожу в тепло, поспишь. Граф завтра должен вернуться с ребятами, ему и передашь. Палатку видишь? Да не ту, рядом. Вот, тебе туда. И куда не надо — не шляйся, здесь тебе не проспект. Если хочешь перекусить, посмотри около кухни, там должно было что-то остаться с обеда. К ужину тебя позовут, не боись. Удобства вон в той пластиковой будке. За периметр не выходи.

— Периметр?

Глафира кивком головы указала на снег. Приглядевшись, Аня заметила шагах в десяти от себя тонкую фиолетовую полоску, выглядящую на фоне остального пейзажа довольно нереалистично. Ее как будто нарисовали очень гладкой краской, и не на самом снегу, а в нескольких миллиметрах над его поверхностью.

— Вообще, это скорее купол, — пояснила Глафира. — Накрывает круг радиусом пятнадцать метров. Можно и больше, но есть шанс, что программа накосячит с отражением деревьев. Надо думать, китайцы, увидев одно и то же дерево, под разным углом склоненное к центру купола, сильно удивятся.

— А если на поляне?

— А китайцы не идиоты, поляны в первую очередь шманают. Но мы тут на месте, сама понимаешь, долго не сидим. Сейчас дождемся Графа — и ноги делаем. Эй, да тебя шатает. Иди поспи, с ног же валишься. Все равно пока парни не вернутся, ничего интересного тут происходить не будет. Если только ты не хочешь послушать, как Василь тут медведя валил, — девушка подмигнула парню в шапке. Тот неожиданно покраснел и демонстративно отвернулся.

— Нормальный был медведь, — буркнул он.

— Ага, конечно. И бирка «100 % полиэстер» на китайском и английском за ухом у него с рождения росла, — хмыкнула Глафира. — Храбрый воин Загорья, Герой ножа и e-Buy-я.

Дослушивать шутливую перепалку Аня не стала. Через пять минут она уже крепко спала, практически свернувшись клубком вокруг теплопушки. Даже ее мерное жужжание не мешало.

Ознакомиться с бытом и нравами «партизан» труда не составило. То ли Аню хорошо отрекомендовал Михалыч, то ли что, но проблем взаимопонимания не возникло, и никто чужачку не шпынял. Напротив, кормили макаронами с тушенкой, расспрашивали про житье-бытье в далекой столице и по очереди таскали «покурить», так что на второй день Аня жестоко раскаялась, что призналась в своей вредной привычке. А уж когда выяснилось, что она компьютерщик, то есть «специалист по штуковинам» и, непременно, «хакер» — в сознании ребят эти понятия были полными синонимами — дело пошло совсем хорошо. Аня переустановила парочку древних и одну новую операционную систему, почистила три ноутбука и совершила «магический обряд», заставивший винтажную стратегию «Герои Меча и Магии — 7» воскреснуть.

За этими не то чтобы полезными, но приятными занятиями прошло два дня. Профессиональным шпионом Аня не была, но от нее никто ничего особенно и не скрывал: в группе было семнадцать человек, состав периодически менялся — ребята ездили «на отдых» в «Загорье», как звали оставшуюся вне арендного соглашения часть России, их заменяли сваты-братья оттуда. Кто-то трудился здесь «вахтовым методом», по полгода, кто-то, например, сам Граф, получивший свою кличку, как нетрудно догадаться, за имя Влад и интересную бледность, жил постоянно. Политическая программа, она же основная идея и духовная скрепа общества, была проста: «Наши деды тут жили, и мы тут жить будем, по своему закону и разумению».

В общем, оставалось бы поаплодировать стоя такой самоотверженной любви к Родине, если бы не одно «но»: по оговоркам ребят нетрудно было догадаться, что, помимо защиты исконных национальных интересов, они еще приторговывают контрабандой, сотрудничают с «Зеленой планетой» — организацией, которую не считали террористической только безнадежные романтики вроде Ника — и промышляют переброской мигрантов из Поднебесной в европейскую часть России. Но, в первую очередь, конечно, следят за тем, чтобы китайцы не нарушали условий соглашения по недрам совсем уж беспардонно. И леса не вырубали совершенно уж в наглую. Поскольку культурного диалога с агрессором никто вести особенно не собирался, выражалось это в том, что на заводах, лесопилках и шахтах периодически приключались диверсии. А местных «китайских стахановцев», перевыполнявших план по вырубке сосен с целью «дать Родине дровишек», периодически находили повешенными на тех самых соснах.

Палка эта была, конечно, о двух концах. С одной стороны, чем сильнее «шалили» партизаны, тем агрессивнее действовали китайцы. С другой же, последним довольно быстро надоело терять под завалами дорогих и технически сложных роботов-шахтеров, поэтому их место, как в старые времена, заняли суровые ребята в касках. Которые, конечно, работали не в пример медленнее. Ну а «суровые китайские лесорубы» старались не перенапрягаться и план по вырубке леса не перевыполнять, от греха да петли подальше.

Собственно, большая часть производств была сосредоточена на Среднем Урале, а сюда, на север, группу Графа послал некий «центр» — вот о нем ничего сверх того, что он «центр», Аня так и не услышала — провести рейд, потому как в нескольких близлежащих озерах уровень биологической активности оказался превышен в несколько раз. А это уже пахло серьезным нарушением арендного договора: никаких испытаний сложной фармацевтики — говоря простым языком, биологического оружия — проводить в Сибири было не положено.

«Зеленая планета», конечно, тоже была невероятно озабочена то ли мутировавшими, то ли передохшими — Глафиру, рассказывающую Ане эту историю, лишние подробности не волновали — рыбами и птицами, так что оказала посильную поддержку экспедиции, обеспечив их снимками с китайского спутника, неведомо как попавшими «зеленым» в руки.

— И что там оказалось? — поинтересовалась Аня. Не то чтобы это ее вправду так уж волновало. (За два дня среди партизан она поняла, что жизнь их на свой манер прекрасна, эдакая «вольница», но Аня бы так не смогла. Ни инфонета, ни турниров в онлайне, ни капсул «дополненной реальности», да и не от елки же Гришу было заряжать, в самом деле. К тому же, по словам Глафиры, случалось всякое. И беспилотники, бывало, бомбили, и от погонь приходилось удирать, и с местными «чистильщиками» перестреливаться, а иногда — к, счастью, редко — и товарищей хоронить. Конечно, неплохо было вот так месяцок погонять на снегоходах, подышать чистым воздухом да поделать вид, что служишь «великому делу», но для этого, определенно, следовало здесь родиться. Ну, или хотя бы попасть сюда юным и наивным. Городской цинизм, помноженный на минимальные знания политики и экономики, мешал воспринимать серьезные игры взрослых людей с автоматами совсем уж серьезно. Хотя ребята здесь, без сомнения, собрались очень неплохие).

Глафира, как ни удивительно, Сигизмундовна, дочка староверов, получившая в наследство от родителей такое вот старомодное имечко, вообще была не девушка, а чудо. Что-то среднее между Лесей и Лаурой, с добавлением Гриши. И красивая, и рассудительная, да еще и стреляла отлично, если верить рассказам ребят. Она была кем-то вроде снайпера бригады и в тайге чувствовала себя как дома. Сама она себя, разумеется, не хвалила, но комплементы принимала с улыбкой римской богини. Ну и за словом в карман никогда не лезла. Доставалось обычно Василю, который, к удивлению Ани, оказался не ее воздыхателем, а двоюродным братом, и прославился тем, что первый раз заявился в лагерь партизан со шкурой «собственноручно убитого в тайге медведя». Все бы ничего, но мишка почему-то отрастил себе шерсть из искусственного волокна и забыл срезать бирку с указанием состава и рекомендациями по химчистке. Лет с тех пор прошло немало, Василь завалил натурального медведя, пошил из него натуральную шапку, но от лавров «героя ножа и e-Buy-я» так и не отделался.

— Что оказалось… Хм, да вот заводик, как ни странно. Леший разберет, зачем его в такую глушь затащили, видать, причины были.

— Наркотики?

— Да вроде нет. Я там дальше периметра не лазила, но ребята, кто бывал, говорят лекарство вроде какое-то. Что-то такое греческое, то ли «Пангея», то ли… — «Панацея»? — Точно, «Панацея». Это что, новая дурь?

— Да вроде биодобавка какая-то…

— Я уж не знаю, то ли с отходов от этой биодобавки вся рыба передохла, то ли начала строем ходить по берегу, но одно точно тебе скажу: я бы вещь, которую собирают так далеко от людей, есть не стала. Неспроста это.

— Может, им какая морошка местная нужна…

Глафира покачала головой, оплетенной двумя черными косами:

— Там не растет морошка. Особенно в ноябре. В общем, не к добру.

— А у Графа какой приказ?

Девушка усмехнулась:

— Не родился еще человек, который Графу отдает приказы, ты это запомни получше, чтоб чего случайно не ляпнуть. Ну, они поехали «пощупать». Обычно это значит «взорвать».

— А таблеток сюда не привезут?

— А ты смекаешь. Привезут, думаю, если найдут что. А тебе оно зачем надо?

Ночь была длинная, собеседница приятная, перспективы выбраться отсюда — довольно туманными, да и вообще обстановка располагала, поэтому Аня обстоятельно рассказала историю одного малость побитого жизнью, но самого доброго в мире андроида, контрабандой приехавшего из Поднебесной. Глафира слушала про их приключения как девочка, аж голову набок склонив, смеялась, хмурилась и подавалась вперед на самых интересных с ее точки зрения местах.

— Знаешь, Ань, даже если это вранье, оно довольно складное, — заявила она, дослушав рассказ.

Аня показала фотографию Гриши и Леси, заботливо скачанную в собственную память «вишек».

Глафира повертела фото так и эдак, а потом кивнула:

— Если там все в ажуре будет, я с Графом поговорю. Отсыпем тебе десяток-другой таблеток в счет хорошей истории. Отдашь на эту, как ее?

— Экспертизу.

— Именно. Экспертизу. Не хрен нашу рыбу травить. И так медведи синтетические по тайге бродят, да, Василь? Ты думаешь, я не слышу, как ты у палатки топаешь и уши греешь, слоняра?

Несмотря на то, что ночка обещала быть длинной и темной, поспать всласть Ане не удалось: около семи утра ее разбудило какое-то нездоровое шевеление в лагере. Прежде чем она успела спросонья сообразить, где находится, в проеме ее отсека палатки показалась чернокосая голова Глафиры, встрепанная и без шапки:

— Граф вернулся, — быстрым шепотом сообщила девушка. — Собирайся скорее, сейчас ребят заштопаем — и надо уходить. Быстро.

— Что? — голова была все еще тяжелой со сна — подумать только, разбудили в семь утра, да в некоторых жизненных ситуациях проще было повеситься, чем в такое время встать. — Где?

— Да не «Что? Где? Когда?», а сваливаем! Нарвались мы. Там охраны было до хрена, наши не ожидали, Ромашку и Стасика сейчас заштопаем, снегоходы заправим — и валим. Иди пока с Графом поговори, ему потом недосуг будет. Оно, знаешь, беседовать неудобно, когда по буеракам от каких-нибудь «пурпурных драконов» ноги делаешь.

Глафира исчезла. А Аня, наконец, начала хотя бы примерно представлять себе серьезность положения. Для того чтобы «делать ноги» по буеракам, ее скромных навыков вождения снегохода явно было бы маловато. С другой стороны, ее сюда послали отдать контейнер, и она должна была его отдать. Все-таки проблемы следовало решать по мере поступления.

Высунув голову из палатки, Аня обнаружила в поле зрения пять лишних снегоходов, один из которых был забрызган кровью — та ярко чернела на светлом фоне. И уверенно раздающего короткие указания человека в белом маскировочном костюме с откинутым капюшоном. Несколько незнакомых ребят — видимо, из числа тех, кто ходил с Графом «на вылазку» — споро носили какие-то коробки и контейнеры. Судя по смачной брани, доносящейся из единственного их трейлера на гусеницах, временный медблок оборудовали именно там. Василь заливал топливо в снегоходы. Глафира тщательно набивала магазины к автоматам, аккуратно разложенным здесь же, под навесом.

— Эй, ты здесь хакер? А, боец? Я с тобой говорю!

Аня дернулась и развернулась к Графу, сообразив, что стоит перед ним растрепанная и расхлябанная. А перед этим человеком стоять в непотребном виде не хотелось: что-то в нем было такое, что наоборот, собеседник ощущал желание вытянуться и козырнуть, как в старых фильмах. Ане, увы, было доступно только одно улучшение ситуации: она быстренько пригладила волосы и тявкнула:

— Я! — как в детстве на уроке физкультуры.

Графу, наверное, было лет под тридцать пять, может, сорок, едва ли больше. По осанке Аня сразу распознала бывшего военного, хотя отродясь не ощущала в себе особенной наблюдательности. Роста он был высокого, метра под два, а вот действительно ли Граф был тощ как легендарный вампир, из-за костюма сказать было совершенно невозможно. Но лицо у него точно было худющее: ни намека на щеки, так, выступающие скулы кожей обтянуты, губы в ниточку, острый подбородок. Судя по почти белым бровям и ресницам, тот был или очень светлым блондином, или вовсе альбиносом. И глаза как рентген, так насквозь и видят. Колоритный персонаж, одним словом.

— Не ори, не на плацу. Пошли, отдашь что привезла. Граф, кстати.

— А-аня, — пробормотала она, едва поспевая за широким шагом партизана. Тот, заметив ее мучения, правда, замедлился.

Передача контейнера много времени не заняла. Аня отдала коробочку, назвала свою часть кода, Граф кивнул, ввел какие-то цифры, открыл. Внутри, к удивлению Ани, оказались пластиковые карты. Впрочем, глядя на Глафиру и компанию, она давно перестала думать, что везет наркотики.

В общем-то, это даже было логично. Передать карты, на балансе которых уже имелись деньги, было куда безопаснее, чем совершать сомнительные операции по счетам: последние хочешь не хочешь, а при должном старании отследить можно.

Граф поцокал языком:

— Жаль, такая спешка, кое-что бы перевести. Ладно, потом успеется. Аня, ребята болтают, ты хакер.

— Ну…

— Да успокойся, это не было вопросом. Тут «хакер» любой, кто понимает, как комп без «ептвоюмать» перезагрузить. Поэтому уточню: ты реально что-то умеешь или так, «Героев» поставить?

— Ну, могу поломать и могу починить, — осторожно сказала Аня. — Хотя, конечно, не ас.

— Отлично. Вот, держи, жесткий диск вытащили. Не уверен, что там что-то осталось, раз уж они даже сейф в комнате начальника сделали с самоподрывом, но чем черти не шутят пока бог спит… — Граф протянул ей жесткий диск. Судя по грустно обвисшим проводам, его просто вырвали с мясом из системного блока. Смотреть на такие измывательства над невинной техникой было просто больно.

Аня сунула диск в карман комбинезона, благо весил тот не так много.

— Я только в Москве посмотреть смогу…

— Да я понял, не дурак, что от елки это не заработает. Кстати, раз уж в первопрестольную едешь, не пособишь еще разок?

Аня уже открыла рот, чтобы согласиться. В идеале, конечно, стоило спросить, в чем заключается помощь и сколько платят, но как-то Графу лишних вопросов задавать не хотелось. Вдруг становилось понятно, что вопросы-то эти лишние, несвоевременные и вообще просто неприлично у порядочного человека такое спрашивать, когда Родина в опасности. Не то чтобы он производил впечатление человека, которому ближнего шлепнуть — как сигарету прикурить. Но сильное впечатление, пожалуй, производил. Как ни странно, в нем было что-то от Эрнеста Георгиевича: такой же реликт прошлой эпохи, капризом судьбы оказавшийся в этой. В общем, за секунду до того, как Аня сообщила, что пособит, конечно, снаружи донесся голос Глафиры:

— Летунчики, мать их за ногу!

— Хреново, — сквозь зубы процедил Граф. — Так, хакер, сиди, не отсвечивай. Водишь хорошо?

— Плохо, — промямлила Аня. Она не понимала, как человек может быть так спокоен, когда небо над ним рассекают вражеские беспилотники. Наверняка, они бомбы несут, не конфеты.

— Хреново. Ладно, дуй к Глафире, за ней сядешь, вы легкие, в скорости не потеряете. И не суйся никуда…

Это явно было не предложение, поэтому, несмотря на то, что Аня вообще-то обычно не позволяла незнакомцам себе приказывать, через тридцать секунд она стояла под открытым небом, рядом с Глафирой. Та почти закончила с автоматами. Бойцы прекратили погрузку всякого добра в вездеходы и, разобрав набитые магазины, рассредоточились внутри периметра, внимательно всматриваясь в небо. Оно было уже совсем светлым: Ане казалось странным, что солнце встает так рано, а в три часа дня уже темнеет. Так или иначе, на фоне светлых небес скользила светлая же серая тень. Как с перепугу показалось Ане — очень низко, едва верхушки елей брюхом не цепляя.

Без инфонета на «вишках» она чувствовала себя беспомощной, как новорожденный крольчонок. Не то чтобы их пояснение в духе «беспилотный летательный аппарат, модель такая-то, основное назначение: мониторинг сезонной миграции птиц» Аню бы успокоило, но без него было совсем худо. Она даже приблизительно не представляла, что над ними летит и что на себе несет. Разве что, определенно, это были не конфеты. Аня, конечно, верила в маскировочный купол партизан, но верить в него с каждой секундой делалось все сложнее. Прижаться к снегоходу и накрыться камуфляжем было как-то по-человечески понятнее. Пожалуй, на ногах ее удерживало только то, что никто вокруг в снег не валился и не закапывался, а ведь здесь большинство ребят было младше нее. Наверное, Ане как-то удалось побелеть даже с учетом природной бледности, потому что Глафира свела черные бровки и покачала головой: — Так, он нас не видит, не дрейфь, такое часто быва… Мотивоционную речь «куничка» не закончила: упала первая бомба. Та разорвалась далеко, метрах, наверное, в пятидесяти. Аня поняла это по вывороченным деревьям и взметнувшейся вверх неаккуратной куче каких-то веток, палок, снега. Звук, скорее всего, дорисовало ее воображение.

Фиолетовая линия барьера на секунду пропала и тут же вернулась на место.

Глафира поджала губы и ругнулась чем-то очень местным и диалектным. Сама она целилась в беспилотник из своей винтовки через оптику, но стрелять не спешила. Винтовка была старой СВД, но — это было видно — Глафира за ней тщательно ухаживала, относилась чуть ли не как к живой и нежно называла «Няшей». На вопрос Ани, почему партизаны не используют что-то более современное, чем эти реликты старых времен, она получила справедливый ответ, что современное оружие просто не выдерживает таких суровых условий. А этим «динозаврам» хоть бы что: работают безотказно. И электроника в них не сбоит ну от слова «совсем».

— Спокойно, периметр рассчитан на некоторую ударную волну…

Чудо-защита, создающая голограмму, может, и была рассчитана на «некоторую» ударную волну, но люди уж точно на нее рассчитаны не были. Вторая бомба, по субъективным ощущениям Ани, упала еще ближе. Снова что-то затрещало, контуры замигали. Она видела, как искажается верх купола, словно по воде легкая рябь проходит.

В общем, следующей бомбе явно была судьба свалиться им точно на головы. Все, что Аня знала о бомбах, сводилось к тому, что это прямой билет на тот свет, даже без пересадки в больнице.

Беспилотник был совсем близко. Вишки, на ее счастье, гасили яркий белый свет дня, делая контуры более четкими, и беспилотник — тяжелый, неуклюжий, страшный как сон — Аня видела неплохо. Ей даже казалось, что она разглядела подвешенную бомбу под его фюзеляжем.

Она подхватила ближайший автомат, притиснула приклад к плечу: в конце концов, ее команда входила в топ-5 по игре «Сибирь. Возмездие», и Аня была там лучшим стрелком.

В вирте, правда, можно было подольше поцелиться. Здесь, вероятно, тоже, но бомбы, готовые разорваться над головой, как-то вдумчивому ведению противника не способствовали.

Расстояние, по ощущениям Ани, было не больше двухсот метров, беспилотник летел медленно, нужно было только взять упреждение, ветра не было… Медленный выдох, огонь!

Вирт имитировал отдачу, условия максимально приближались к реальности, и все такое прочее, в общем, справилась бы, сколько раз так делала.

Взяв серое брюхо на мушку, Аня выпустила очередь сразу.

Что-то, видимо, было с «виртом» не так. Или с ее руками. В любом случае, все пули как одна ушли в молоко, автомат повело вверх, а отдача ударила по ключице так, что, наверное, почти сломала. Аня, вскрикнув, выпустила оружие. И тут же расслышала вопль Графа:

— Какой идиот выпустил хакера из клетки?!

— Виновата, недоглядела, — отозвалась Глафира и тоже подхватила автомат. Аня сперва грешным делом подумала, что пристрелят сейчас ее, но нет: девушка, прищурив один глаз, вела самолет. Тот, как назло, поднялся выше и улетал на всех парах.

— Нет. Не добьет, — Глафира опустила автомат. — Ань, ну мать твою. Вот теперь они точно знают, где нас искать.

Если бы Аня могла провалиться сквозь землю, ее останки уже подлетали бы к слою магмы. Но не объяснять же было, что разработчики легендарной игры — косорукие сволочи, забывшие предупредить ветеранов виртуальных боев, что жизнь все-таки совсем другая.

— Извините, — начала было Аня.

— Дуй быстро за вещами и на снегоход и сиди там. Даже если увидишь взмывающий над лесом ядерный гриб, сиди, поняла?!

Аня быстро кивнула. Все она поняла. И потрусила подальше от Графа, с глаз долой. Что-то ей подсказывало, что, будь у него больше времени, повесил бы ее прям тут, на елке. Ну или, при хорошем раскладе, хворостиной бы всыпал так, что мама не горюй.

Лагерь снялся с места на удивление быстро. Раненых бойцов и большую часть вещей погрузили на вездеходы, что-то взяли ребята на снегоходах, а что-то пришлось и оставить. Партизаны действовали умело, но все-таки недостаточно быстро: где-то неподалеку уже работали вертолетные винты.

Глафира, еще не успевшая надеть шлем, поцокала языком:

— Десант. Ладно, не дрейфь, и не такое видали. Кривая выведет. Держись.

Аня вцепилась в ручки под задним сидением, и мир лихо рванулся назад, только снежная пыль летела. Впереди них гнало еще три снегохода, кто-то держался позади. Вездеход на воздушной подушке, служивший «штабом» и постановщиком «завесы», и его менее нагруженный «братик» с ранеными и частью вещей, удирали отдельно и в другую сторону, прикрытые голографической защитой. Вернее сказать, уползали, вряд ли эти тяжеленные штуки могли похвастать быстроходностью, да и «завеса» сбоила на больших скоростях. Она была новейшей разработкой и, по идее, должна была стоить как космический шаттл, так что к плохому обращению явно не была приучена. Главным же плюсом было то, что следов на снегу эти машинки не оставляли. А вот они со своими снегоходами служили отличной приманкой и отвлекающей группой.

Справедливости ради стоило сказать, что Граф тоже мчался с ними, причем первым. Дорогу в глубоком снегу пробивал.

«Если тут хоть один застрянет — все», — обреченно подумала Аня. Она сообразила, что забыла надеть шлем: уши, несмотря на капюшон, были готовы отвалиться от холода — задувало знатно — а руки замерзли почти мгновенно. С другой стороны, может, оно было и к лучшему, что она практически примерзла к снегоходу: Глафира, явно привычная к таким гонкам, совершала маневры, по меньшей мере, рисковые.

В конце концов, капюшон с головы Ани сорвало, и это позволило ей обернуться. Они как раз выехали на прогалину, и она увидела вертолет. Здоровый, с хищной мордой, тот явно летел за ними, нагоняя. По дороге позади полоснула очередь. Стрелок, видимо, пристреливался по юрким целям. За свистом ветра в ушах Аня ничего не слышала, но внезапно вздыбившийся снег оставлял мало пространства для фантазии.

Остальные были в шлемах. Им, наверное, было не до того, чтобы головами вертеть:

— Стреляют! — крикнула Аня, пытаясь перекричать встречный поток.

Как ни странно, ей это даже удалось. Граф перестроился, а потом круто изменил направление. Глафира повторила его маневр — Аня едва не улетела в сугроб, но в последний момент как-то удержалась, заодно неслабо приложившись копчиком. Новая очередь полоснула там, где они должны были проехать пару секунд назад.

Отряд нырнул под кроны деревьев. Партизан поднял правую руку вверх. Все тут же сбросили скорость, а он, лихо развернувшись, подлетел к Глафире.

— Крепко на хвост сели. Снимать надо.

— Есть снимать, — кивнула Глафира и, к удивлению Ани, слезла со снегохода и стала стаскивать с плеча винтовку. За вторым у нее болтался автомат.

Чертов вертолет был уже довольно близко. Всяк ближе, чем самолет, по которому она стреляла, в общем-то, по дури. Расстояние при взгляде вверх определить было сложно. Аня только теперь поняла, что там метров триста, наверное, было, если не больше.

— Можно я тоже постреляю? Я же виновата, — начала было она.

Граф, к ее удивлению, возражать не стал. Протянул ей запасной автомат:

— Две очереди пустишь, и прыгай к Михалычу. Глафира, Василь, Витя, Соня. Остаетесь прикрывать. Чтоб без геройства! Встретимся у Горючего камня.

На этот раз Аня сделала все как надо. Когда брюхо вертолета показалось в просвете между елками, она застыла, несколько секунд «вела» вертолет, целясь в днище, а потом плавно нажала спусковой крючок, не давая стволу уходить вверх. Граф и еще один парень выпустили очереди почти одновременно. Сложно было сказать, кто из них попал — Ане казалось, что она, остальным могло казаться иначе — но факт оставался фактом: вертолет резко ушел в сторону с набором высоты. Сбился с курса. Задымился. Видимо, они все же задели что-то важное в его «начинке». Вертолет, конечно, не упал, но стал быстро, хотя все же управляемо, приближаться к земле, кренясь и забирая на север. Но далеко не улетал.

— Там десант. Какие-нибудь «золотые драконы», — сухо сообщил Граф, снова заскакивая на снегоход. — Эти приземляться умеют, что стоишь, рот разинула? Погнали. На, шлем мой одень, бестолочь! Михалыч, возьми хакера!

Шлем был Ане велик, но тут уж было не до споров. Она только потерянно оглянулась, ища глазами Глафиру. Та как раз застегнула маскировочный костюм и подмигнула:

— Да не дрейфь. У нас такое чуть не каждые пару месяцев. На, держи. За хорошие сказки. Последний выстрел тоже был ничего, кстати. Надумаешь подучиться — приезжай! Будешь белку в глаз бить. В замерзших руках Ани оказался скрученный из носового платка узелок. На ощупь там было что-то мелкое и гладкое, как галька. Она сообразила, что Глафира, кажется, сдержала обещание и отсыпала ей таблеток, когда та уже весело махнула рукой:

— Мой адрес в Загорье возьми у Михалыча. Страсть сказки люблю! Пойдем пока этих вояк задержим ненадолго. Бывай!

Глафира и еще трое бойцов юркнули куда-то в клубящуюся белизну — снова начала подниматься легкая метель, и снег плыл как волна, местами взвиваясь в воздух — но долго глядеть им вслед Ане никто не дал. Михалыч, не особенно церемонясь, пнул ее в сторону снегохода:

— Быстро! Ребята прикрывают. Уходим!

Там, увы, ручек не было, поэтому Аня обняла спину в полушубке, зажмурилась и максимально сосредоточилась на том, чтобы никуда не улететь на поворотах. Ну и башку свою на какой-нибудь низко висящей ветке не оставить.

Гнали они, наверное, часа полтора, прежде чем Граф снова поднял руку, призывая затормозить.

— Так, ладно, Михалыч. Увози хакера, автомат на всякий оставь, береженого бог бережет. Мы своими тропами уходить будем. А вы в Загорье давайте, чую я, нам тот заводик еще аукнется. Знал бы — подождал лезть.

— Простите, вы уверены, что это «Панацея»? — робко подала голос Аня.

— Ну, рекламных стендов там не стояло и упаковочный цех, как ты понимаешь, был не там. Маркировка на таблетках говорит, что это она. Сама диск посмотришь, если цел. А если нет — ну, поглядим, в общем. Так что, поможешь еще разок?

«Если вернусь домой живой, ноги моей в Сибири больше не будет», — подумала Аня. Она не то чтобы имела что-то против Сибири. Место было прекрасное. Люди были прекрасные. Только вот ситуация была далеко не прекрасная. Как-то проще было жить в Москве и делать вид, что тут просто ничего нет. Так, вечные снега и мамонты ходят. Ну, и китайцы уголь тащат.

— Помогу. А что сделать надо?

Граф залез в поясную сумку и извлек такой же контейнер, как Аня везла сюда, только раза в три меньше.

— Как будешь в Москве, закажешь столик в «Красном и черном». Обязательно двенадцатый, и обязательно в последний четверг месяца. Там тебя встретит человек. Передашь ему. У него будет первая часть кода, у тебя — четыре последние цифры. Пока денег не получишь — не называй, поняла?

— Конечно.

— И лучше друзей за соседними столиками посади. Это понятно?

— Куда уж понятнее…

— Двадцать пять, тринадцать. Ну, хакер, бывай!

Аня задумалась, что сказать. «Счастливо!» явно не подходило. «Удачи!» — тем более. Тут не удачи надо было желать человеку, а патронов и жратвы, ну и чтоб у правительства мозги были в башке, а не там, где они четверть века назад находились.

Аня поковырялась в памяти — она вообще, стыдно сказать, мало книг читала, не считая профессиональной литературы, и подвешенным языком похвастаться не могла — но все-таки извлекла откуда-то из закромов:

— Мира вашему дому.

«Вампир» улыбнулся, как-то вдруг перестав быть похожим на вампира:

— Нашему дому, Аня. Нашему, — а потом снова сделался собой прежним, суровым таким. — Все, бывайте!

В общем-то, обратный путь запомнился Ане только тем, что она по дури спустилась к ручейку не след в след за Михалычем, а там, где ей это показалось удобным. Закончилось все, конечно, тем, что она провалилась, причем умудрилась погрузиться с головой в месте, где и кошка бы при всем желании свести счеты с жизнью не утонула бы. Михалыч, ругаясь на все лады, ее вытащил. Комбинезон был непромокаемый и вполне герметичный, а потому пострадал несильно, чего нельзя было сказать о голове, шапка на которой была обычная, шерстяная.

Косы Ани в буквальном смысле превратились в сосульки, заодно резко прибавив в весе. Кожу головы как обожгло, хотя это, конечно, был просто мороз.

— Косы или менингит? — поинтересовался Михалыч.

Месяц назад Аня бы твердо ответила «косы», уверенная, что пронесет, но в Сибири действительность воспринималась несколько иначе. Аня и без этого промерзла до последней косточки. Так что слово «менингит» больше не звучало, как страшилка из медицинского справочника.

Через десять минут Михалыч, надо отдать должное, довольно аккуратно обкорнал Аню под корень, оставив на ее голове только неровный «ежик», которые заботливо вытер и завернул в подобие тюрбана, а сверху уже накрыл капюшоном.

Возвращались обратно они уже другой дорогой. По словам Михалыча — неподготовленной. Снегоходы пришлось бросить возле самых гор. Топливо закончилось, а на этом маршруте схрона сделать еще не успели. К концу пути Аня люто возненавидела снег, холод и проклятый автомат, который висел у нее за спиной и давил на шею. Дважды прятались от беспилотников, пролетающих над ними, и один раз даже видели китайский патруль на трех снегоходах.

Михалыч оказался запасливым хомяком, и они не голодали по пути назад, хотя сама Аня провианта на обратную дорогу не захватила, а энергетические батончики закончились на второй день.

В общем, когда, спустя еще неделю блужданий, они добрались до Белых Урочищ, у хозяйки нашлась для пригорюнившейся Ани масса охов, ахов и дельных советов, как побыстрее отрастить волосы и скрыть это «позорище». Та даже дала ей в дорогу какую-то настойку на резеде и меде, мотивировав это тем, что Аня «девка не без странностей, но и не таких замуж выдавали». А также загнала ее в баню, отогреваться, мыться и приводить себя в «божеский вид», если это описание можно было применить к бритой девке с — ужас! — татуировками по всем рукам! Вдоволь попарившись в горячей бане и, наконец-то, поспав в нормальной кровати, с мягким матрацем, Аня поняла, как мало в действительности человеку нужно для счастья.

В общем, милая старушка так и осталась при убеждении, что это сама матушка-Сибирь не потерпела «диаволова цвета», а Аня не стала ее разуверять. Сама она из этой поездки извлекла ряд ценных уроков, правда, никак не связанных с парикмахерскими искусством. Наконец, получила назад свой уником и на утро отбыла восвояси на машине, за которую не поленилась заплатить: она мысленно дала себе зарок никогда более не садиться на снегоход иначе, кроме как под дулом пистолета.

Из ценного она увозила с собой номер уникома Глафиры в Загорье, таблетки в упаковке без символов, контейнер от Графа, патрон от автомата на шнурке — на память — да вкуснейшие пирожки, на которые хозяйка неожиданно расщедрилась в последнее утро.

Когда появился инфонет, Аня едва не разрыдалась от счастья — вот тут она, наконец, поняла, что шансы добраться до дома из нулевых стали положительными — и немедленно вызвала Гришу, правда, без видео. Хотелось отложить нотацию на предмет ее запавших щек, облупившегося носа и лысой головы до Москвы.

«Захвати, пожалуйста, в аэропорт меховую шапку. Она где-то должна валяться», — не удержавшись, попросила Аня на прощание. В обычной вязаной шапке сейчас, когда не было кос, она напоминала себе гостя из мест не столь отдаленных. Да и уши торчали так, что без слез не взглянешь. В общем, в таком виде даже Грише, у которого чувства прекрасного не было по определению, показываться не хотелось.

Гриша в аэропорту, впрочем, прореагировал на ее новый имидж более чем стоически:

— Рекомендую в зимнее время носить головной убор. При отсутствии волос риск заболевания ОРВИ в данный период повышается на 11,4 %, - серьезно сообщил он, вручая Ане меховую шапку, судя по шикарному виду — из Лесиных запасов.

Аня почувствовала, что может воспарить без крыльев. Вот прямо отсюда, из зала аэропорта, пробить потолок и унестись в стратосферу.

— Вас поняла, товарищ генерал, — засмеялась она, шутливо козырнув, и взъерошила как всегда аккуратно, волосок к волоску причесанного Гришу. Тот на порчу своего внешнего вида, разумеется, прореагировал стоически. Но по существу не возразить не мог:

— Андроиды могут состоять в армии, но в качестве военной техники и, таким образом, не имеют права на ношение звания, — серьезно пояснил он. — Также должен заметить, что ты, насколько мне известно, являешься гражданским лицом и не должна отдавать воинское приветствие. Ты записалась в контрактную армию? В этом причина такого радикального изменения прически?

Пожалуй, рассказывать Грише, как она успела какое-то время побыть в составе незаконного вооруженного формирования и даже «пострелять за хороших», не стоило. Вместо этого Аня подхватила его под руку и потянула в сторону такси.

— Гришенька, это просто модно.

Гриша молчал секунды три, потом возразил:

— Нет, немодно.

Аня опешила:

— Что, прости?

— Эта стрижка не является модной. Модно сейчас «лунное омбрэ», трехцветный шатуш или выбритые виски в сочетании с контрастным татуированием остальных волос.

На этот раз зависла Аня.

— Надеюсь, это самая большая гадость, которой тебя научила Леся, — произнесла она, когда снова смогла дышать.

Гриша на это невозмутимо промолчал.

«Шатуш», «омбрэ». Да в Сибири партизаны, когда на них бомбы летели, так не выражались. У них с Лесей, определенно, назрел серьезный разговор.

— Я просто не понимаю твоего возмущения! Татуировка ведь красивая, — Леся трогательно хлопнула черными пушистыми ресницами. Будь Аня одним из ее многочисленных поклонников это, несомненно, сработало бы: от такого взгляда растаял бы даже камень. Но только не Аня, обнаружившая, что на плече у Гриши завелся какой-то чертов тигр. Тигр, мать его, был нежно-серого цвета и еще, оказывается, зевал, щурил глаза и скалился. И светился в темноте, сука породы кошачьих! Она как увидела, так чуть удар не словила.

— Это б…я кошка. Кошечка, понимаешь? — Аня старательно держалась за край стола, чтобы случайно не выдрать Лесе волосы и тем хотя бы примерно не уравнять их несчастья. — Бардачная пошлятина, радость сутенера!

— Ну, разумеется, это тигр, — Леся возвела глаза к потолку. — Белый тигр, символ благородства и защиты, китайский, между прочим! И совсем не б… это кошка! Это же не красная роза в самом интересном месте. И вообще, Ань… Ты же не думала набить ему черепа или какие-нибудь ужасы на латыни? Что там надо было изобразить? Якорь? Храм с куполами? «За ВДВ»? «Не служил — не мужик»? «Защитнику угнетенного Зауралья»?

Гриша, до этого неделю молчавший о татуировке (не поменяй ему Аня баллон с биогелем, так до сих пор пребывала бы в счастливом неведении) и сейчас сидел как святой. Вернее, в присущей ему манере изображал бездушную машину, созерцая стену. Поняв, что до Леси не достучаться, Аня перекинулась на него:

— Хорошо! Хорошо, я ее знаю, она пьяная была! Но ты-то трезвый был! Отвечай!

— Вопрос непонятен. Уточни вопрос.

— Какого хрена ты дал набить себе эту пошлость?!

— У меня не было оснований защищаться. Данный рисунок не повлек конструктивных изменений, не нанес мне никакого вреда, а также не снизил рыночной стоимости.

Аня упала лицом на скрещенные руки и буквально взвыла.

— Леся, я даже не хочу знать, какой черт вас понес в тату-салон…

— Ой, Анечка, ну выпили лишку…

— Гриш, надеюсь, тебе больше нигде ничего не набили, нет? Бабочку на жо…

— Аня, ну не настолько я пьяная была!

— Если я правильно понимаю вопрос, мне несколько раз пытались набить морду, это происходило в разных местах: два раза в барах, трижды в клубах, один раз на танцполе на пляже, один раз на яхте…

— Вы оба меня ненавидите, да?

— Ань, я тебя люблю, дуру! — страдальчески заломила руки Леся.

— Машины не испытывают эмоций, — одновременно с ней ровным тоном сообщил Гриша.

Аня застонала. Весь, ну буквально весь чертов мир был против нее. Включая кошку, которая, хоть и была ненастоящая, тоже вызывала у нее самую натуральную аллергию. Зубную и головную боль, а также желание убивать все живое.

— И вообще, Ань, Гриша все время был таким серьезным букой, а так хоть тигр пусть улыбается! — добила Леся.

Гриша просто физически улыбаться не мог никак. Даже не потому, что цирк вокруг не казался ему смешным. Телохранителям в принципе не встраивали лишних лицевых мускулов — зачем? Они же не роботы-собеседники, радость от общения им имитировать не требовалось. Будь Леся трезвее и не сиди здесь Гриша, Аня, наверное, объяснила бы, что серьезный бука — его органичное состояние, как Лесино органичное состояние — оптимизм и желание купить еще одну пару туфелек, но решила обойтись без лекции. Все равно чертову кошку уже набили, ну не сводить же было. Да и Гриша, вроде как, пострадавшей стороной не выглядел.

Аня молча принялась за мартини, притащенный Лесей по случаю дружеской встречи. Что-то подсказывало ей, что далеко не все последствия их с Гришей чудесной поездки к морю уже проявились.

Наутро, заперев дверь за уходящей подругой, протрезвев и набравшись храбрости, Аня оглядела Гришу. Если так можно было сказать об андроиде, то выглядел он каким-то отдохнувшим что ли. Визуально ничего, кроме чертовой татуировки, надежно спрятанной под футболкой, не изменилось. Может, манера держаться стала более расслабленной. Во всяком случае, он теперь не стоял у стенки, точно кол проглотил, а мог опереться об нее плечом или склонить голову на бок, почти как человек. Но все равно сохранял гранитную неподвижность.

— Ты хорошо провел там время? Тебе понравилась поездка?

Гриша какое-то время молчал, видимо, переваривая «неправильную» постановку вопроса, а потом к удивлению Ани выдал:

— Это было познавательно.

Та опешила. Вот уж меньше всего на свете она ожидала, что Леся стала бы таскать Гришу по музеям и культурным достопримечательностям. Хотя, как выяснилось, по барам и тату-салонам они прошлись. Леся хотела сделать себе какое-то местное чудо на щиколотке, но под раздачу в итоге угодил Гриша, а она отделалась временной татуировкой.

— Мне очень страшно, но я спрошу. Что ты там познавал, Гриш?

— Аспекты человеческих отношений. — Гриша был серьезен и непробиваем.

Аня аж присвистнула. Она с самого начала догадывалась, что дело было плохо, но такого масштаба катастрофы как-то не ожидала:

— Надеюсь, она просто стаскала тебя в публичный дом для общего развития?

— Нет, в публичном доме мы не были, хотя этим словом Леся назвала виллу Винсента, когда съезжала. — Ну вот уж как раз этого можно было ожидать. Видимо, местный золотой мальчик не стал дожидаться, пока Леся приведет подружку, и решил проблему сам. — С точки зрения физиологии все понятно, — продолжил Гриша. — Но вот остальное — очень странно.

— Поверь мне, многие люди — включая меня — тоже так считают. Но Леся тебе все объяснила?

— Я не спрашивал Лесю.

— Почему?

— Потому что я там был не для этого. Моей задачей была охрана ее жизни и здоровья. А также транспортировка в тех ситуациях, когда добраться до пункта самостоятельно она не могла.

Надо признать, звучало исчерпывающе. Но Аня почему-то подумала, что Гриша сказал не всю правду. Не в том смысле, что он врал: вот уж врать Гришу она вроде как не учила, и едва ли ему такое пришло бы в голову. Скорее пропустил какую-то вводную или, наоборот, вывод, сразу перейдя к деталям.

— Мне кажется, ты зря так, мог и спросить. Леся ведь очень хорошо к тебе относится и охотно общается. Ты от нее таких выражений понабрался, что мне дурно делается…

— Что-то следует исключить из лексического запаса?

— Нет, ни в коем случае. Я просто о том, что она тебя ценит и, конечно, с ней можно говорить.

Гриша не возражал, но, надо думать, согласен по каким-то причинам не был. Аня же с похмелья не чувствовала себя гуру робопсихологии по Азимову и решила не дознаваться.

— Ну ладно, так что там у тебя за страшные вопросы? Я морально готова!

— Что такое «химия организма»? Это алкоголь, который намешали прежде, чем пойти заигрывать с противоположным полом или какие-то другие реакции?

Аня мысленно присвистнула.

— Та-ак. Гришенька, огласи-ка весь список!

— Директива принята. Почему, чтобы уложить даму в постель, на курорте достаточно одного коктейля и пары комплиментов, а в обычной жизни может быть недостаточно норковой шубы? Качество секса ведь не меняется от перемены места…

— Да-а. Дальше…

— Стоит ли это считать сделкой? Если да, то какой процент отчисляется в налоговую службу? И как высчитывается процент с коктейля «Дайкири»? Можно ли предъявлять претензию к заведению, где его наливали, если сделка оказалась неудовлетворительной? Ведь без коктейля она бы не состоялась, значит, это посредничество…

— Угу. Еще?

— Как охарактеризовать выражение «сносит крышу»? Как психическое заболевание? Тогда почему их не лечат? Некоторых, кажется, следует…

— И еще какое-нибудь наблюдение?

— Да. Люди же не ящерицы: им достаточно пятнадцати минут принятия солнечных ванн на пляже. Отчего тогда они лежат там часами? Это же вредно для кожного покрова.

Аня понятливо кивнула. Катастрофа представлялась планетарной. Гришеньку ей все-таки испортили. Он стоял и с совершенно серьезным видом уточнял, нормально ли это — ложиться в койку за коктейль на юге, если на севере цена сделки существенно выше. И, видимо, логичнее сделать это там. Хоть вот прямо сейчас иди и Лесю голыми руками души.

— Тебя устроит ответ, что люди — в массе своей идиоты?

— Это слишком универсальный ответ. Он звучит как «потому что роботы не летают». Очевидно, что люди бывают глупы, а роботы обычно не летают. Но…

— Ладно, Гриша. Пошли допьем то, что не вылакали с вечера, это приблизит нас к пониманию таких сложных проблем. Ну ладно, не нас — меня… Я попробую объяснить. Хотя — клянусь чем хочешь — из того, что ты спросил, я доподлинно знаю только одно: производителю дайкири ничего не предъявишь…

Передача контейнера от Графа в шикарном московском ресторане прошла на удивление гладко. Не слишком интеллигентного вида мужчина в дорогом костюме оценил то ли Анин суровый вид — пока финансовая ситуация окончательно не прояснилась, она мужественно решила косы не наращивать, ходила бритая почти под ноль и, по этой причине, чертовски злая — то ли Гришу за соседним столиком, и безо всяких лишних разговоров выложил на стол перед ней пластиковую карту. Назвал пинкод. Когда уником Ани считал сумму, лежавшую на ней, ее желудок едва не сделал сальто. Но Аня мужественно стиснула челюсти и с видом прожженной жизнью наемницы ограничилась благодарственным кивком. Неторопливо убрала карточку в карман, почти физически чувствуя исходящее от нее тепло. Написала на салфетке последние цифры кода. Дождалась, пока замочек контейнера негромко щелкнет, открываясь.

И с превеликим облегчением откланялась, краем зрения заметив, как из-за столика поднимается Гриша.

Визжать и прыгать по сиденью начала уже в такси: малоприятный подельник Графа перевел ей не много не мало, как десять тысяч юаней. Не иначе, она ему бриллианты передала. В общем, вопрос с прокормом драгоценного во всех смыслах Гришеньки до весны был решен.

Оставалось закрыть еще один вопрос, тоже на свой манер важный. И связан он был с одним очень полезным, но не очень расположенным продолжать знакомство хакером, которого, как подсказывал Ане здравый смысл, натуральные таблетки «Панацеи», полученные за полгода до официального релиза, могли и переубедить. Тем более что после передачи контейнера необходимость заработать вот прямо сразу и любой ценой отпала, так что можно было и сделать вложение в свое светлое криминальное будущее. И подождать дивидендов.

Вряд ли Smoker после их последнего разговора ответил бы на вызов, поэтому Аня разумно решила начать с того, чтобы сфотографировать товар. Без больших усилий организовала вечерок, в который Леся прихватила Гришу с собой — подруга после «этого козла» находилась в той стадии депрессии, когда посещение тусовок и клубов превращалось в хождение по музеям и выставкам. Пожелала им хорошего вечера, вернулась домой, прошмыгнув мимо Эрнеста Георгиевича как можно тише: вот уж тот, пожалуй, был единственный человек, огорчать которого ультрасовременным «ежиком» не хотелось. Развязала узелок, высыпала на покрывало несколько таблеток — довольно крупных белых капсул с зеленой надписью «Panacea» и эмблемой с обратной стороны — сделала пару снимков, загрузила в «особую почту», задумалась, стоит ли писать какое-то сопроводительное письмо. По размышлении, решила не прикалываться с заголовком и не писать там «резюме», «рекомендации» и даже «извинения». Smoker был мальчик взрослый, сам бы разобрался.

Отправила письмо, скрестив пальцы на удачу, разнервничалась, пошла на кухню выпить кофе. Пока кофеварка соображала, что от нее хотят, залезла в новости на уникоме. И незаметно для себя пригрелась и уснула.

Разбудил ее какой-то посторонний звук. Распахнув глаза, Аня сообразила, что задремала сидя, не включив освещения, и сейчас в квартире совершенно темно. Света от ноябрьской ночи за окном едва хватало, чтобы осветить стол, тускло поблескивающий гладкой поверхностью, да выхватить контуры белого холодильника. Остальное тонуло в густом полумраке, у двери в коридор делавшемся уж совсем тяжелым и непрозрачным, как глубокая вода.

На свое счастье, с тех пор, как в двенадцать лет ее принудительно отправили к психологу и заставили играть в игру «ищу чудовищ, ищу маньяков» в неосвещенном доме, Аня темноты не боялась. И к психологам тоже не ходила, раз и навсегда решив для себя, что те больше создают проблем, чем устраняют.

Поэтому она просто поднялась и, осторожно ступая — скорее из опасения на что-нибудь наступить: была у Круглика нехорошая привычка кататься по квартире по собственному почину, видимо, программа барахлила — двинулась к коридору. Ключ от входной двери был только у нее и у Гриши. Вероятность проникновения посторонних нулю, конечно, не равнялась, но была очень к нему близка.

Аня уже почти коснулась выключателя, как вдруг услышала то, от чего ее буквально пробрала дрожь.

— Ling. Ling. Qi. Liu. Si. Ling. Ling…

Гриша снова считал что-то там, в темноте, тихо и монотонно. Слова падали мерно и абсолютно без пауз. Там, где человеку нужно было сделать вдох, Гриша просто продолжал считать.

Почему-то это звучало очень страшно.

А потом Аня поняла, что не завернула таблетки обратно в узелок и не спрятала. Они так и валялись на покрывале. И бегом бросилась в комнату, совершенно не представляя, что станет делать, когда добежит.

Гриша стоял у кровати — его силуэт выделялся на фоне чуть более светлого окна — и смотрел на покрывало.

«Чертовы таблетки».

Аня влетела в комнату, споткнулась обо что-то, сгребла капсулы вместе с платком и сунула их в ящик стола. Задвинула. Только потом выдохнула.

— Все, Гриша, все. Прости, Гришенька, я забыла.

Ничего не изменилось. Он смотрел все в ту же точку, неестественно склонив голову, и повторял все те же слова. Без пауз, без конца.

— Гриш, все, хватит! — прикрикнула Аня. Меньше всего она хотела на него кричать, но сама испугалась. В ее голове заметалась паническая мысль, что в прошлый раз Гришу вроде как «отпустило» быстрее.

Да и стоял он как-то так, что просто не хотелось к нему подходить. Конечно, Гриша никогда бы не причинил ей вреда — он был хороший, плевать на все поломанные руки и пробитые пулями головы — но сейчас с ним, определенно, творилось что-то плохое.

— Гриш…

Речитатив сделался громче и быстрее, при этом сохранив идеально «никакую» интонацию. Если это была истерика, то какая-то очень странная истерика. Аня нашарила на столе лампу и зажгла. Тени расползлись по углам издевательски медленно, как живые. А вот голос был наоборот, совсем неживой.

Видимо, у нее тоже начиналась паника. Аня закрыла глаза, попыталась отрешиться от окружающих звуков, досчитала до десяти. Открыла. И завизжала.

Гришу несколько раз тряхануло так, словно через него пропустили сильный электрический разряд. А потом началось что-то вовсе невообразимое. Человека так перекособочить просто не могло. Он гнулся, дергался и раскачивался, даже не как марионетка, кукловод которой выжил из ума, а скорее как сумма шарниров, никакой общей идеей не скрепленная. И все это мельтешение происходило в полутемной комнате на более чем угрожающей скорости.

Аня, буквально примороженная ужасом к столу, в край которого вцепилась, вдруг вспомнила, где такое видела. Totentanz. Полустертые временем скелеты пляшут под потолком средневековой церкви. Наверное, она тогда каким-то детским чутьем сообразила, что этот рисунок, сам по себе довольно минималистичный и нестрашный, лишен гармонии настолько, что страшно все-таки делалось.

А теперь вот своими глазами видела его физическое воплощение.

Подергайся Гриша так еще хотя бы пару секунд, Аня бы просто с визгом вылетела из квартиры. Но он вдруг резко остановился — тоже в каком-то странном положении, под углом к земле — замер так на мгновение и с грохотом упал на пол. Задрожала люстра, что-то звякнуло в кухне. И наступила леденящая тишина. Аня только собственное бешено колотящее сердце и слышала.

— Гриша… — тихонько позвала она. Никакой реакции. — Гриша, Гришенька. Груаджинь. — Все-таки заставив себя отлепиться от стола, Аня с опаской подошла к андроиду. Тот лежал на боку и как будто смотрел в коридор. Обычно поблескивающий в темноте тусклым кошачьим огоньком ПНВ был черен и мертв.

И вот тут Аня испугалась по-настоящему. Не того, что Гриша сделает, а того, что он вообще уже никогда больше не сделает. Бухнулась рядом, аккуратно подняла голову — отстраненно удивившись, какая она, оказывается, тяжелая — положила себе на колени и поняла, что просто не знает, что надо делать. Если бы это был человек, она бы уже звонила в скорую и умоляла прислать реанимацию. А тут даже в Deg-Ra нельзя было позвонить. Если то, что произошло сейчас, не убило Гришу, они бы его точно отформатировали. То есть тоже убили бы, причем наверняка.

— Лесь. Идите уже, Тициан убежит…

— Аня, ты его застращала, признайся!

— Мне кажется, в данном вопросе присутствует элемент провокации. Что бы я ни сказал, результат будет отрицательный. Я воздержусь. Тем более что на этот счет мнения не имею.

— Аня, ты нереформируема. Но я все-таки однажды займусь твоим воспитанием! И прической… Гриша, как ты расцениваешь ее прическу? Давай, скажи нам, как мужчина!

— Я не знаю такой болезни, но звучит угрожающе.

— Чему плохому можно научить в картинной галерее? Это Тициан, детка!

— Давайте, ребята, хорошо повеселиться! Леся, не учи Гришу плохому!

Аня едва не взвыла. Гриша воспроизводил запись их речи. Причем предложения в обратном порядке, а слова — в правильном. Длилось это долго, наверное, с полчаса — она даже уже отчасти привыкла к тому, что слышит собственный веселый голос со стороны. А также смех Леси и серьезные сентенции Гриши, будучи далеко от Леси, а от Гриши, возможно, и еще дальше. Сидела себе и не то чтобы плакала, просто слезы текли.

Потом Гриша вдруг снова перешел на китайский. Аня, едва попадая пальцами по экрану уникома, запустила переводчик.

— Внимание. Критическая ошибка. Аварийная перезагрузка системы. Начинаю перезагрузку.

Гриша еще разок шевельнулся, словно получил разряд, и затем выключился. Просто намертво. Аня, понимая, что делает бессмысленную глупость, попробовала затащить его на матрац, но быстро сдалась, разве что подушку под голову подпихнула. Зажгла зажигалку. Визоры Гриши на свет не реагировали. Наверное, она его таким раз в жизни видела: когда открывала крышку саркофага в день доставки. Но там он был скорее похож на спящего человека, а не на мертвого.

Надо было перестать думать о таких ужасах — увы, в плане рисования плохих концовок Аня обладала прямо-таки потрясающим воображением — но заставить себя открыть инфонет и начать читать про ошибки в функционировании андроидов и методы их устранения она не могла. С тем же успехом у нее можно было потребовать, например, сделать человеку массаж сердца. Не могла и все тут.

Минут через пятнадцать — если бы Аня не смотрела на часы, подумала бы, что прошли все сутки — Гриша сообщил на китайском:

— Перезагрузка завершена. Отправление сообщения о сбое в сервисную службу… Отправление сообщения в сервисную службу…

Аня вцепилась в руку Гриши и замерла. Он не мог бы отправить сообщение, он же был нелицензированный.

— Внимание. Ошибка отправки. Повторите попытку позже или лично обратитесь в представительство Deg-Ra Inc. за технической помощью. Внимание. Серьезный сбой. Потенциально опасные файлы удалены. Отчет сформирован. Отправление сообщения в сервисную службу… — все это говорилось абсолютно неживым, механическим голосом, даже тембр вроде как был не Гришин. Аня сидела, кое-как утирала слезы и гладила его по голове. А что тут еще можно было поделать? Если Гриша и вправду удалил все файлы, сформированные за последние полчаса перед сбоем, шансы были. Если нет, его шутка про процессор, который семьдесят процентов стоимости, перестала бы быть смешной. Пришлось бы искать новый процессор и молиться, чтобы запись личности лежала именно в психомодуле, а не, скажем, на каком-то еще диске, о котором Аня понятия бы не имела. Впрочем, где там располагался психомодуль и как он выглядел — это тоже была коммерческая тайна.

— Аня, почему ты плачешь? И почему я лежу на полу?

Если до этого момента Аня плакала, то теперь просто разревелась в голос, как школьница. У нее и слезы-то кончились, так, задыхалась да кашляла.

— Гриша, прости меня, Гришенька, прости…

— Кажется, гироскоп забарахлил. Наверное, я поэтому упал.

— Гриш, не проводи диагностику. Я тебя прошу. Я тебе запрещаю, слышишь?!

— Отмена диагностики.

— Так, давай, ляг на матрац, не лежи на полу. Вот так. Сейчас твой гироскоп придет в норму. А мне надо позвонить одному человеку…

— Это уже второй раз, да? У меня уже был провал в памяти. Ты тогда кричала в лифте. Но он был короче…

— Гриша. Я тебя умоляю. Я тебя прошу. Думай о чем угодно другом. Расскажи, как вы с Лесей были на море, что угодно рассказывай, вслух, чтобы я слышала, не молчи. А я позвоню человеку одному, он нам поможет… — Аня вышла в коридор так, чтобы держать Гришу в поле зрения, и понизила голос:

— Олег Игоревич? Олег Игоревич, здравствуйте. Простите, я знаю, который час. Это Аня Инсарова, помните, мы сидели… Да. Ваше предложение в силе? Да, спасибо. Мне нужно сдать Гри… робота на диагностику, нелицензионного. Это очень срочно. У него провалы в памяти. Я боюсь. Да нет. Не изолировать, он не опасен, я за него боюсь. Да, Олег Игоревич, совсем плохо. Документы — липа. Может быть, ваш техник, который занимается… Я заплачу… Только чтобы его не под пресс, — Аня изо всех сил старалась не реветь. — Через три часа? Спасибо, Олег Игоревич! Я ваша должница, спасибо!

— Молодчики из Deg-Ra берут совершенно сумасшедшие взятки. Не плачьте, Анна, человек, потребовавший за свою работу такие деньги, не наделает глупостей. Он же понимает, что за подобное вопиющее поведение, скажем так, устранить могут не только бандиты, но и простые честные коммерсанты, не получившие дивидендов с инвестиций. Так что починят вашего Григория. Вот, выпейте воды.

Олег Игоревич, надо отдать должное, оказался действительно порядочным человеком. Он решительно забыл, что уже оказанная услуга ничего не стоит, и сделал все возможное, чтобы Ане помочь. А было это нелегко: если уж за сотрудниками «Deg-Ra Corp.» следили такие, как Андрей, подрабатывать налево было весьма небезопасно. И, как прямое следствие, очень недешево для того, кто хотел нанять специалиста в обход компании. Олег сперва предложил быстро перебить Грише штрих-код и серийный номер и сдать на диагностику под видом его телохранителя, совершенно официальным образом состоявшего на учете, но Аня отказалась. Честно сказав, что, если Грише начнут исправлять ошибки, очень возможно, что от Гриши ничего не останется. Потом еще раза три повторила это приехавшему технику Deg-Ra — серьезному парню, натянувшему капюшон на глаза как хакер из плохих боевиков, и гнущемуся под тяжестью какого-то металлического ящика. Парень, наконец, уяснил задачу: если личность окажется под угрозой, черт с ними с функциями, ничего не трогайте. Пожал плечами, мол, разных идиотов в жизни видел, и ушел в соседнее помещение, где уже лежал отключенный Гриша.

А Аня пила водичку, слушая ненавязчивые утешения Олега. В отличие от техника, он как-то спокойно отнесся к тому факту, что человек в три ручья рыдает из-за робота. Видимо, кто сам кого-то терял, начинает понимать чужое горе лучше. Если не впадает в другую крайность и не становится совсем уж отморозком, конечно.

Техник возился часов пять. Вышел, подошел к Ане.

— Мне начать с хорошей новости или с плохой?

— С плохой, — выдохнула Аня.

— Плохая: еще пара таких внешних шоков, и ваш робот — утиль, уж простите.

Аня не дернулась только потому, что была к такой новости вполне готова. Счастье еще, что речь все-таки шла о «еще одном» разе, а не конкретно об этом. Малюсенькая такая надежда.

— Слушайте. Вытащите из него психомодуль. Личность же там? Ведь проблема же в процессоре, да?

Техник криво ухмыльнулся и закурил:

— Вы, девушка, спец по андроидам? Если да, на хрена я тут? Возьмите отвертку и выковыряйте психомодуль…

— Повежливее с барышней, — негромко посоветовал Олег.

— Тогда пусть барышня снимет с ушей лапшу, которую навешали ей на тематических форумах, — скривился техник. — Или откуда эти дикие бредни. Во-первых, если я — или кто еще — вытащит из робота психомодуль, за нами будет бегать весь корпоративный спецназ. Разумеется, очень недолго, потому что долго убегают от спецназа только в кино. Во-вторых, его вообще нельзя извлечь, он впаян намертво, как раз для таких умников. В-третьих, если вы думаете, что это такая «душа» — перестаньте думать глупости. Души у них нет. Это красивая и сложная программа, но никак не душа. Терабайты данных и алгоритмы их обработки. Все. Вы просили не трогать «личность». Я ее и не трогал, вернее, не трогал записанную на диск информацию. Но вам следует для общего развития понимать, что как таковой личности там нет. Или, если хотите, там три личности, записанные одна поверх другой. Хотя я бы назвал это «три кластера данных». Неудивительно, что андроид сбоит. Удивительно, что он функционирует с относительно небольшим количеством ошибок.

— Грише дважды стирали память? Это… это так плохо?

— Да, дважды, причем «стирали» — это мягко сказано. Оба раза два года назад. Ну и еще с полгода назад по мелочи что-то потерли. А вот в первые два раза к делу подошли серьезно. Шансы восстановить я бы оценил процентов в десять, причем робота вы при этом гарантированно похрените. Оттуда он тащит кусок кода непонятного вида, но я не специалист по дешифровке. Этот код, насколько я смог понять, начинает работать при внешнем шоке. Каком — не могу сказать. Программа сама довольно варварски удаляет то, что происходит перед сбоем. Короче, мораль, барышня, довольно проста: не стоит покупать нелицензионный товар. Это как бомба со сломанным часовым механизмом. Уверен, вы в курсе, что у вашего приятеля очень своеобразное представление об основных директивах.

— Гриша еще ни на кого первым не напал.

— Ну так еще и не вечер. К тому же я не говорю, что он завтра пойдет резать людей. Просто эта машина ненадежна. Вы поедете по горной трассе на феррари, зная, что с вероятностью в десять процентов у нее откажут тормоза? А в пятьдесят?

— Поеду, — насупилась Аня. Гриша не был феррари, ни с тормозами, ни без. Он был живой. Нельзя было про него так говорить.

— Ну, мое дело предупредить.

— Как сделать, чтобы он не реагировал на внешний шок?

— Устранить причину внешнего шока, если выясните, в чем она. Ну, или отключить его. Как вариант, запереть в контейнере и сесть сверху с плазменной винтовкой.

— Ладно, за сколько позаимствовать вас из фирмы, мы уже знаем, — негромко заметил Олег Игоревич. — Думаю, за десятку сверху вы и по морде получить не откажетесь?

Техник вздохнул:

— Ладно. Я правда не знаю, что посоветовать. Робот не в порядке. Ему прямая дорога на запчасти, будь он лицензионным. Вы говорите, он так реагирует на какую-то картинку? Сделайте так, чтобы этой картинки в его жизни не было…

Да уж, Аня с радостью бы одним махом устранила бы «Панацею», но вот как было это сделать? Хакер-одиночка, прямо скажем, очень средненького уровня, против крупнейшей фармакологический корпорации, у которой маркетинговый бюджет больше, чем бюджеты некоторых государств? Вот это был бы сюжет.

— А в чем была хорошая новость? — без особенной надежды поинтересовалась она.

— Для такой битой жизнью машины ваш андроид очень хорошо и быстро соображает. Процентов на двадцать лучше, чем должен бы. Показатель не аномальный, но упоминания заслуживающий.

— Значит, Гриша учится тому, что надо?

— Скорее не тому — это совершенно все равно — а так, как надо. Ну, собственно, это все.

— А код, который вы упоминали? Он какого вида?

— Не двоичный. Но цифровой. Я попробовал его потереть, но эта история, похоже, тянется еще до первого удаления памяти. Какие-то «хвосты» всегда остаются. В общем, лучше не трогать. Еще что-нибудь?

— Как его успокоить, если снова будет приступ?

— Никак. Это не человек, это машина. Программа выполняет те действия, которые должна выполнить, торопить ее бесполезно.

Техник ушел. Аня проводила его взглядом и обернулась к Олегу:

— Олег Борисович, не поймите меня неправильно, вы не оставите мне номер уникома этого козла?

— Козел жрет неприлично много капусты, но номер, конечно, оставлю. Хотя вы, Аня, все-таки подумайте хорошо. Может, отключить и разумнее. Этот козел прав в том отношении, что все-таки ваш Григорий — машина. Очень похожая на человека, умная, совершенная и, несомненно, заслуживающая вашей симпатии, но все же машина. А машина со сломанными тормозами действительно может быть опасна.

— Может, и разумнее, но не вариант. Люди редко выбирают оптимальную стратегию. Думаю, даже этот косящий под бога козел ошибки совершает.

— Несомненно. Иначе бы его здесь сегодня не было.

Аня с Гришей как раз успели вернуться домой, но спать Аня еще не завалилась. Вызов застал ее буквально за полшага до постели. По экрану плыл знакомый серый дым.

— Цена вопроса? — вместо приветствия поинтересовался Smoker.

— Твое доброе расположение сойдет?

— Нет. Дружба, любовь и прочее по гражданскому кодексу не могут являться формами вознаграждения за услугу. Если, конечно, речь не идет о профессиональной потаскухе любого пола. Так что давай серьезно.

— Да я тебе их так передам.

Дым несколько секунд танцевал в тишине.

— Очень глупое решение. Что-то еще?

— Да. А ты пару штук передашь их конкурентам. Или в любую клинику. В общем, это какая-то дрянь, я ее из Сибири вытащила, пахнет если не биологическим оружием, то уж точно нарушением парочки конвенций. Мне надо, чтобы выход препарата задержался…

— А Гитлеру было надо, чтоб Земля в обратную сторону завертелась. Примерно так же реалистично.

— Еще у меня их жесткий диск. Но в совершенно непрезентабельном состоянии. Я оттуда ничего выкачать не могу. Отдам для комплекта.

Smoker снова на какое-то время замолчал, потом поинтересовался:

— Чем «Панацея» тебе так крепко нагадила? Просто любопытно, как надо ненавидеть, чтобы отдавать такое непонятно кому и бесплатно чисто из надежды им досадить.

— Если я скажу, ты либо будешь смеяться, либо откажешься со мной работать. Либо в дурку позвонишь.

— У тебя странное понятие об альтернативе. Не назвал бы эти три вещи взаимоисключающими. Точку передачи пришлю позже. А ты пока подумай, сколько хочешь, если эти таблетки не поддельные. Я бюро добрых услуг не пользуюсь, для здоровья вредно. Бывай.