Чужие паруса

Глава тринадцатая Последний парад

Второй такой бури «Серебряному удару» будет не пережить. Потому что нет на пути портов, где можно встать на ремонт, по своему выбору в «сухой» или «мокрый» док, и квалифицированный персонал подлатает тебе посудину. Латать приходилось на ходу, используя подручные средства.

Потрепало изрядно. Расшатало в креплениях и перекосило среднюю трубу, сорвало и уволокло в неизвестность один из разъездных катеров, снесло к чертовой бабушке главный прожектор, погнуло мачту, оборвало несколько канатов, кое-где развалило фальшборт.

Внутри корабля разрушений было не меньше, а их последствия, пожалуй, оказывались тяжелее. В машинном завалило один котел и паром обварило двух кочегаров. Причем котел не просто завалился, а врезался в резервную паровую машину и искорежил ее до полного невосстановления. Таким образом, у них осталось всего две машины, причем одна сейчас не работала – она остывала, чтобы можно было вернуть котел на прежнее место.

В трюм натекло средних размеров море воды, и вода все прибывала через щели в разошедшихся листах обшивки. С водой боролись все четыре помпы броненосца, щели спешно заделывали, накладывая «пластыри» из досок, листов железа и непромокаемой ткани. В авральную команду Сварог включил всю без исключения здоровую часть экипажа. Но шторм жестоко обошелся не только с «Серебряным ударом».

Помимо кочегаров погибло еще несколько человек. Одному размозжило голову сорвавшимся с петель люком, другого качка швырнула на погнутое и колом торчащее ограждение трапа, одна женщина ударилась виском об угол стола. Двое, женщина и ребенок, пропали без вести – скорее всего, смыло за борт. А еще – несколько сотрясений мозга, сломанная рука, сломанное ребро, выбитый глаз, распоротое бедро и острый приступ язвенной болезни. Сущей ерундой на этом фоне выглядели бесчисленные ушибы, ссадины, порезы, вывихи. И со всем этим тоже надо было что-то делать…

Однако кое-что радовало: из поганой зоны, заштрихованной на карте Ваграна синим цветом, они все-таки вырвались. Сварог даже потребовал от своих штурманов перепроверить расчеты, мало ли, может, проклятые места влияют и на показания приборов. Во второй, а затем и в третий раз показания сошлись с первоначальными… Да, из области, где законы зла сильнее законов моря, они вырвались. И более того – вышли на прежний, безопасный, ежели верить карте Ваграна, курс.

Впрочем, останавливаться поблизости от гиблых мест Сварог не хотел. Нет уж, отойдем подальше, там уж застопорим машины и будем зализывать раны.

Не получилось.

Когда в капитанскую каюту ввалился Пэвер, у Сварога сердце сжалось от дурного предчувствия: суб-генерал был всклокочен, глаза горели, да и вообще он производил впечатление человека, только что нос к носу столкнувшегося с привидением.

– Мастер Сварог, – начал он с порога, – вы должны это видеть. Без вас решили не открывать. Такое бывает раз в жизни, а то и реже… Вот повезло же мне! А говорили – сухопутная крыса, сухопутная крыса…

– Что там еще?

Выяснилось, что мастер старпом, десять минут назад с носа корабля плевавший в буруны и размышляющий о сущности всех человеческих устремлений и о том, что неплохо бы размочить грусть глотком доброго гидернийского, неожиданно заметил тусклый отблеск слева по борту. Посмотрел в подзорную трубу, с которой почти не расставался, и в немалом изумлении увидел качающуюся на волнах бутылку. Мысль о какой-нибудь очередной колдовской ловушке ему в голову даже не пришла. Пэвер мигом свистнул случившегося неподалеку матроса и приказал бутыль изловить. С помощью «такого сачка на длинной палке, Навака знает, как она называется», бутыль была благополучно вытащена (интересно, если б сразу не поймали, приказал бы он стопорить машины?) и отнесена в кают-компанию. К величайшему сожалению генерала, вина в посудине не оказалось ни капли, зато оказалась целая рукопись. По всему, с времен прошлого Цикла. Как она выдержала мотание по волнам пятьсот лет, почему бумага не истлела в пыль – сие никому неизвестно, но «вам, мастер Сварог, нужно обязательно посмотреть».

– Обязательно нужно? – хмуро спросил Сварог: читать найденные в бутылке рукописи ему не хотелось совершенно.

– А как же, сорок копий мне в глаз! Вы понимаете, это же оттуда, с Граматара, когда он еще не затонул! И потом, по преданию, найти такую бутылку – это очень добрый знак. Очень. А уж тому, кто ее нашел… – И генерал мечтательно закатил глаза.

– Ну пошли, что ли…

Сварог нехотя проследовал за Пэвером в кают-компанию, где его уже ждал весь бравый экипаж «Парящего рихара». В центре стола мрачно возвышалась мутная, грязная глиняная бутыль незнакомой формы, с высоким горлышком, вся в каких-то обрывках подсохших водорослей, открытая, а рядом лежали несколько свернутых в трубочку желтых листиков.

– Показывайте давайте, что там у вас…

Пэвер дрожащими пальцами развернул ломкие страницы…[18]

Дочитать до самого конца им не дали: в кают-компанию осторожно постучался мальчишка-вестовой с сообщением: слева по борту замечены паруса.

Судно было одиночным – по крайней мере, никаких следов нахождения в пределах видимости прочих плавсредств Сварог с мостика не обнаружил и вновь пристально вгляделся в очертания парусника. А очертания-то, что ни говори, до боли знакомые… Мама дорогая, так это же…

Он резко развернул подзорную трубу на сто восемьдесят градусов, подышал на линзу, протер рукавом, вновь поднес окуляр к глазу… И присвистнул от удивления. Ну так и есть – старые знакомые! Надо же, добрались досюда, и как только нас догнали, чудеса…

Параллельным потрепанному «Серебряному удару» курсом двигалась шхуна «Путь», которую Сварог освободил из гидернийского плена на угольной базе. Адвентистам, похоже, повезло – паруса все целы, идет ровно, весело, без крена, с такой же скоростью, благо ветер попутный… Ну, сектанты, ну Дети Зари…

– Они нас видят? – спросил он у вахтенного бакового наблюдающего.

– Должны, если оптика хорошая, – ответил пожилой клаустонец в мятой фуражке.

– А поднимите-ка на веревках вымпелы: «Привет». Есть такой?

Наблюдающий, не моргнув глазом, перегнулся через ограждение мостика и крикнул кому-то внизу:

– Приказ маскапа! Поднять на фалах сигнальные знаки «Приветствие»!

Сварог и бровью не повел. По тонкому канатику пополз вверх, к верхушке мачты, трепыхающийся на ветру флажок. Он вновь поднял подзорную трубу. Через несколько минут уже целая гирлянда флажков заполоскалась между мачт рассекающей океанские волны шхуны.

– Что пишут?

– «Рады… встретить вас… О благодарности помним… Ждите…»

Сварог нахмурился. Чего ждать-то, интересно?

– Спросите, не нуждаются ли они в помощи.

Шхуна ответила, что ни в чем не нуждается и вскоре продолжит путь, как только выполнит обещанное… Путь, вишь ты, жрецы хреновы. Ну, не хотят помощи, не надо.

Сварог спустился с мостика на палубу, повернул было к кают-компании – дочитать познавательную рукопись, но со стороны, на этот раз уже ютового наблюдающего, донесся крик:

– Вижу дымы на горизонте!

– Да что ж это такое, не океан, а проходной двор… – пробормотал он себе под нос и решительно двинулся к корме. В груди тихонько запиликало чувство опасности. Спасибо, давно не слышали… И тут же к нему присоединилась пинг-понговская пульсация над левым виском. В унисон они затарабанили в сердце Сварога, как молотками.

Сварог приостановился, закрыл глаза, оперся рукой о холодный металл надстройки. Черт, да что за ерунда с ним творится?!

– Что-нибудь случилось, граф?! – Клади с Рошалем вышли из кают-компании.

– У нас каждый день что-то случается, не заметила? – невесело усмехнулся Сварог и выпрямился. – Помнишь шхуну, которую мы встретили на угольной базе? Так вот она нас догнала.

– «Путь»? – сдвинул брови Рошаль. – Как они нас догнали? Как нашли в океане? Не нравится мне это, граф…

– Во-во, совершенно ценное замечание. И еще какие-то дымы на горизонте. Пойдем глянем.

…Рошаль был прав, такое никому не могло понравиться. Впрочем, это касалось отнюдь не шхуны, набитой сектантами.

– Догнали-таки, надо же… – с ноткой удивления в голосе пробормотал Сварог. Он стоял у кормового флагштока и в трубу рассматривал горизонт.

– Гидернийцы? – негромко спросил Рошаль.

– Так кто ж еще-то…

То, что это противник, сомневаться, увы, не приходилось. Два корабля были пока далеко, на самой границе видимости, и даже в трубу выглядели лишь несерьезными, едва различимыми точками на фоне серого неба. Но от них тянулись, стелились по линии горизонта размытые черные полоски. Дымы из труб. А поскольку корабли на паровом движителе имеет только гидернийский флот, то – делайте выводы, господа, делайте выводы…

– Может, еще не догонят, – неуверенно сказала Клади. Волосы, чтобы не трепал ветер, она собрала в «конский хвост» на затылке. – Может, их потрепало круче, чем нас. Да и Бумаги Ваграна у них не было…

– Много она нам помогла, эта бумажка… сами ведь справились.

– Надейся на лучшее и готовься к худшему, – сказал Рошаль.

– Эт-точно, – Сварог опустил подзорную трубу, глубоко вдохнул соленый воздух. – Ну что, орлы, поздравляю: все, что раньше было – это учебка. Начинаются боевые будни… И скажите спасибо, что их только два…

– Спасибо, – совершенно серьезно сказала Клади.

– А почему, собственно, только два? – с недовольством поинтересовался мастер Рошаль, всматриваясь в горизонт. – Где остальные? Где сам конвой?

Сварог пожал плечами.

– Может, эти просто сбились с курса. Может, конвой уничтожен, и это все, что осталось от флота Великой Гидернии. Может, их специально откомандировали на охоту за нами. Да кто их разберет… Меня другое сейчас интересует: на каком топливе, позвольте узнать, забрались так далеко? Была резервная база дозаправки, что ли?

– Скинулись… – буркнула Клади.

Сварог повернулся к ней:

– Не понял?

– Жертвуешь половиной броненосцев. Уголь на базе, предназначенный для них, переваливаешь в трюмы остальных. Остальные оказываются забиты топливом под завязку, а те, пустые, ты бросаешь… Или, вероятнее, затапливаешь.

– А что, – поразмыслив, кивнул Сварог, – вполне может быть. О таком варианте я как-то не подумал… Ну так ваши предложения, господа офицеры? Они ж не отстанут…

– Уходить на всех парах, какие остались, – не задумываясь, ответила Клади. – Если дичь убегает, значит, она трусливая, значит, слабее тебя…

– Да вы, баронетта, знаток военно-морских душ, – невесело усмехнулся бывший старший охранитель короны.

– Я, мастер охранитель, охотник… – в тон ему сказала баронетта, на Рошаля не глядя. – Они бросятся следом, войдут в раж… И мы либо уйдем, либо, если не получится, неожиданно стопорим машины и приветствуем дорогих гостей праздничным салютом в лоб…

– Извините, баронетта, но это бред, – фыркнул Рошаль. – Уж поверьте мне. Эти гонки могут затянуться до ночи, а в темноте нас расстреляют – даже пикнуть не успеем. Наши бойцы сколько стрелять обучались? А тамошние?.. Надо не так. Мы разворачиваемся, даем малый вперед этим утюгам навстречу. Поднимаем гидернийский флаг, кодовые сигналы на вымпелах. Мастер Сварог надевает личину этого, как его, Ксэнга. И встречает сограждан с недоумением: мол, в чем дело, ребята? Я выполняю особо секретное задание Адмиралтейства. Ах, вы не в курсе? Ну тогда прошу на борт ознакомиться с соответствующими документами. А сам я к вам не пойду, я боюсь: вдруг вы мятеж подняли и в пираты подались. Почему это вы одни, где, спрашивается, остальные корабли? Кто-то из них поднимается на борт, тут баронетта его обрабатывает своим манером, а потом мы…

– Нет, – отрезал Сварог. – Тоже плохо. Красиво, но плохо. Может не сработать. Там ведь тоже не дурни сидят. Если дозаправочная база оказалось затопленной, если «Адмирал Фраст» не догнал конвой, зато нарисовался именно здесь, то что получается? Получается, что «Адмирал» на базе забил полные трюмы угля, базу потопил и предпринял самостоятельный поход к континенту. Значит, это мы самые что ни на есть пираты. Они даже слушать не станут – подойдут на расстояние выстрела, разнесут нас к чертовой матери из всех орудий и спокойненько поплывут дальше.

Рошаль сдвинул брови к переносице.

– Ну а вы, граф, что предлагаете?

Сварог задумчиво посмотрел на шхуну «Путь», скользящую в двух кабелотах слева по борту. Ветер был попутный, паруса были подняты только на гроте шхуны, но и с ними шла она неплохо, узлов двадцать делала легко. Если на ней и заметили погоню, то пока никак об этом на «Серебряный удар» не докладывали. Полагались, черти, на судьбу…

– А что тут предлагать, коли ничего другого не остается, – решился наконец Сварог. – Принимаем бой.

Рошаль выдавил из себя смешок:

– Я почему-то так и думал, что вы это скажете… – И вдруг рявкнул: – Черт бы вас побрал, граф! Это же самоубийство! Есть храбрость, а есть безрассудство. И то, что вы предлагаете, – это не храбрость! Если вам до сих пор везло, это не значит, что будет везти и дальше. Один корабль, раздолбанный в пух и прах, против двух, против прекрасно обученных моряков!.. – Он запнулся и, прищурившись, посмотрел на корабли на горизонте. Сказал тихо, сам себе: – А, впрочем – почему бы и нет…

Клади, закусив губу, молча и очень спокойно смотрела на дымы на горизонте. Лишь побелели костяшки пальцев, которыми она сжимала поручень фальшборта. Сварог обнял ее за плечи и пробормотал:

– А интересно, кстати: как же они нас нашли? Явно ведь помог кто-то… – Потом встряхнулся и бодро заявил: – Вот именно, мастер грам-капитан: почему бы и нет. Не в первый раз в пекло лезем. Иного выхода у нас нет, если догонят – потопят, а если мы первыми начнем… Как сказал один император, главное – ввязаться в бой, а там посмотрим. Скажу вам по секрету: мне тоже страшно… Итак, господа самоубийцы, извольте свистать всех наверх. Высшим офицерам и всем вестовым – на капитанский мостик. Боевая тревога. Последний парад наступает. И командовать им, что самое любопытное, буду я.

– Боевая тревога!!!

Над палубой растеклась заливистая трель боцманской дудки. В ответ захлопали двери люков, дробно прогрохотал топот множества ног по трапам и коридорам, со скрежетом начали проворачиваться башни орудий.

Сварог стремительно вошел на мостик. Пэвер подхватился навстречу:

– Что?..

– Воюем, дружище, – только и ответил Сварог. – Воюем…

Посмотрел на лица замерших перед ним офицеров – и осмотром остался доволен. Никто не паникует, никто не трясется от страха. Даже вестовые гавроши испуганными не выглядят. Ну, те просто еще не знают, что такое настоящий артиллерийский бой. Их следовало бы отправить на «Путь», да что толку – во-первых, все равно не успеть, а во-вторых, если погибнет «Серебряный удар», паруснику так и так не уйти от гидернийской картечи… А вот у взрослых если и присутствует легкий мандраж, так это только от ожидания. Это ничего. Это даже полезно. У штурвала стоял Дикс, старый знакомый. Хороший знак?..

– Изготовить корабль к артиллерийскому бою, – отрывисто бросил Сварог. – Передать на шхуну, чтоб уходили на всех парусах – может, вырвутся… Играем по варианту семь, помните? Рулевому – разворот на сто восемьдесят, забыл, как называется… Машинам по окончании маневра малый вперед три минуты, потом стоп, ждать команды «полный вперед». Мастер Пэвер, вы команду подаете, ясно? – Для убедительности Сварог поднес кулак к носу суб-генерала. Тот не обиделся, отрывисто кивнул. Черты лица его хищно заострились. – Расчеты к орудиям. Подручные орудий в погреба. Стволы… стволы, скажем, на правый борт. Огонь зажигательными по команде. И чтоб на верхней палубе ни души. – Он помолчал секунду и добавил негромко: – Флаг поднять!

Ничего не забыл? Кажется, ничего. Все как на учебных тревогах. Ну-с, помолясь…

…Гидернийские броненосцы выросли уже до размера спичечных коробков, они шли почти борт к борту, один немного впереди другого, чтобы дым из труб не застилал обзор соседу. Дым стелился над водой плотным, непрозрачным шлейфом. Дальнейшее было ясным: на расстоянии выстрела они разойдутся и возьмут мятежный «Адмирал» под перекрестный огонь… Сварог стоял на баковом мостике, рядом с бравым наблюдающим из клаустонцев, ждал. Снизу доносились отрывистые выкрики офицеров, «Серебряный удар» уже завершил разворот на сто восемьдесят градусов и теперь малым ходом продвигался вперед, навстречу противнику. Откровенно говоря, он и сам до конца не знал, как поведет бой. На учебных тревогах он много раз проигрывал различные варианты, но, как известно, имитация сражения и сражение – это, милостивые государи, две большие разницы… Вариант семь, к примеру, подходил для сегодняшней расстановки сил наилучшим образом, ну а если дело пойдет как-то иначе, переигрывать придется на ходу…

Он мимолетно оглянулся – поднят ли флаг. Белый с пронзительно синим крестом андреевский флаг, в редкие минуты передышки вышитый клаустонками по эскизам модельера Сварога, поднят был, но Сварогу тут же стало не до него – потому что там, за кормой «Серебряного удара», он увидел такое, что заставило его вскинуть трубу к глазам и бессильно выматериться.

Шхуна «Путь», должная, казалось бы, уже во все лопатки улепетывать прочь от сходящихся железных машин, стояла на месте. Дрейфовала, паскуда. Паруса убраны, над гротом тоже трепыхается какой-то флаг. Какой – не разглядеть, но явно не сигнал о капитуляции. Кретины, вас же в первую очередь размажут по волнам, как дерьмо по траве!.. Ну, тут же поправил он сам себя, положим, не в первую, «Путь» стоит кабелотах в семи от «Удара», но ведь уже не успеют оттуда убраться, никак не успеют…

– Сигналы на фалах, – неожиданно сообщил наблюдающий, глядя в трубу на гидернийские посудины.

Мигом забыв о распроклятой шхуне, Сварог развернулся и тоже посмотрел в трубу. Действительно, над впереди идущим вражеским броненосцем радостно заполоскались разноцветные вымпелочки.

– И что говорят? – спросил он сквозь зубы.

Наблюдающий принялся разбирать сообщение:

– «Приказываю… застопорить машины… спустить флаг… орудия отвернуть… высшим офицерам построиться… на баковом мостике… шлюпки… не спускать… Открываю огонь… через пять минут после… неисполнения…»

– Приказывает он мне, видите ли, – хищно оскалился Сварог. – Ну-ну…

Значит, пока расстреливать мятежников в упор гидернийцы не собирались. То ли снаряды берегли, то ли хотели захватить «Адмирал Фраст» целым и невредимым… На всякий случай, так, для успокоения совести, он включил «третий глаз». Что ж, гидернийцы действительно к помощи волшебства старались не прибегать: в магическом зрении, как и в реальности, приближающиеся громады оставались серыми и тусклыми.

– Ответим? – спросил наблюдающий.

– Обязательно, сокол ты мой, – задушевно сказал Сварог. – Обязательно ответим…

Плавающие крепости гидернийского флота, не сбавляя ход, начали грациозно расходиться, беря «Серебряный удар» в клещи – молодцы, все правильно делаете, все по науке, а вот мы поступим неправильно… Уже и без подзорной трубы можно было увидеть ощетинившиеся пушками корпуса броненосцев.

Сварог перегнулся через ограждение мостика, выцелил взглядом замершего возле черного провала дверного люка вестового. Крикнул:

– Машинам полный вперед! Огонь носовым главным по цели правого борта!

Вестовой мигом исчез в люке, и Сварог почти физически ощутил, как его приказ стремительно летит по коридорам и отсекам, от вестового к вестовому, и по голосоотводам, в сторону капитанской рубки и к носовой башне…

Он еще успел с мстительной радостью разглядеть в подзорную трубу, что океан не пощадил и вражеские корабли: броненосец справа шел с заметным креном на правый борт, часть надстроек отсутствовала напрочь, будто срезанная исполинским ножом, ствол носовой мортиры закручен штопором, из пяти труб броненосца справа дымит только одна, корпуса обоих кораблей покрыты вмятинами, будто по ним лупили исполинским молотом, а потом…

Потом палуба вдруг больно ударила по пяткам, воздух, спрессованный в гранитный монолит, обрушился на людей, на мгновение померк дневной свет. Ослепительно белая струя огня вырвалась из дула носовой мортиры «Серебряного удара», дымный след, стремительно удаляясь, прочертил в воздухе плавную завывающую дугу – и коснулся надстроек броненосца справа. Даже сквозь звон в ушах до Сварога донесся дружный вопль из глоток родимого экипажа.

Такого просто не могло быть. Чтобы первый же пристрелочный залп неопытного расчета дальнобойной мортиры накрыл движущуюся цель – это невероятно.

Но так было. Новичкам везет, не правда ли?..

Нос вражеского броненосца окутался черным копотным дымом: прямое попадание ядра разворотило основание носовой надстройки, и зажигательная смесь, моментально воспламенившись, хлынула по палубе, выискивая малейшие щели в стыках металла, чтобы хлынуть внутрь.

Еще один залп! Увы, второй раз чуда не произошло: выстрел мортиры дал недолет, и перед острым носом подраненной бронированной дуры противника вырос белесый столб, потом опал тысячами брызг, и вода вспыхнула – зажигательный состав горел даже на воде. Броненосец вошел в огненное озеро, подмял его под себя, и тут же на его борту расцвели пламенно-дымные цветы. Сварог невольно вжал голову в плечи – знал, что вражеские снаряды, спасибо магии ларов, ему нестрашны, но рефлексы оказались сильнее разума. С надсадным воем пикирующего самолета ядра противника одно за другим бултыхнулись в воду справа по борту – тоже недолет – и разорвались со стократно усиленным треском разрываемой бумаги. Не зацепили? Не зацепили. Водяной вал шумно обрушился на артиллерийскую палубу, отдельные капли долетели и до Сварога. «Серебряный удар» сильно качнуло, а следом донеслось и запоздалое «бух, бух, бух» гидернийской артиллерии.

Корабли сходились со скоростью курьерских поездов, уже и без трубы можно было разглядеть такелаж вражеских посудин, так и не спущенные флаги на фалах. Рулевой, как и было задумано, направлял «Удар» аккурат между ними. Дьявольски опасный маневр, тут и ежу понятно, ни в каких учебниках по тактике не описанный, но Сварог истово надеялся, что проскочит: не станут же гидернийцы лупить прямой наводкой, любой промах грозит прямым попаданием по своим же, по кораблю, находящемуся с другого борта от мятежного экс-«Адмирала»… Или станут? Зато мы стопроцентно можем шарахать с обоих бортов в лоб. Пока те сообразят, что мы не на таран прем, пока перенацелятся… Только бы рулевой не подкачал – не влепился в противника на полном ходу, и не притянуло бы бортами, тогда костей точно не соберем…

Как видно, стрелки левой вражеской крепости номер два, той, что пока от огня «Удара» не пострадала, были, не в пример коллегам, более меткими. Залп их носовой мортиры накрыл кормовую надстройку «Серебряного удара», фонтаном взметнулись в воздух осколки черного металла в облаке огня, тут же повалил дым, сносимый набегающим потоком куда-то за корму, броненосец качнуло вторично, сильнее, и Сварог уцепился за ограждение. Выругался шепотом: «Тут зигзагом надо идти, сбивая прицел, но зигзагом нельзя, щель между кораблями махонькая, не впишемся», – и гаркнул наблюдающему, когда грохот немного утих:

– Вниз, живо!!!

Наблюдающий обалдело тряс головой, смотрел на Сварога выпученными рыбьими глазами. Ага, пробрало, ну, с боевым крещением тебя, с-соколик… Не размахиваясь, Сварог залепил ему звонкую пощечину. Вышло чуть ли не громче, чем взрыв на корме.

– Вниз, я приказал! За броню!

И пихнул соколика к трапу. Наблюдающий скатился по ступеням и, трогательно прикрывая затылок руками, нырнул в люк. Без тебя обойдемся. Все равно толку никакого… Оставшись снаружи один-одинешенек, Сварог мельком оглянулся – оценить урон, но корма сплошь была затянута дымом, ни хрена не разобрать.

По большому счету, он и сам сейчас должен был находиться на своем боевом посту, сиречь в командирской рубке, но там и без него разберутся, если только не полные идиоты, и, понадобись принять срочное решение, – примут… А вот наше место пока здесь, у всех на виду. Во-первых, наверняка с вражеских кораблей видят беззащитную фигурку на мостике, наверняка руки чешутся шмальнуть по наглецу прицельно, ну так давайте шмаляйте, волки морские, незабываемое зрелище вас ждет, обещаю. А во-вторых…

А, бля!..

Ядро звонко бухнуло в покатый борт, совсем рядом, срикошетило, шипя, свечой ушло в небо – и взорвалось каймах в тридцати над головой. «Красиво было, черт подери, как на салюте: букет обалденно ярких раскаленных капель фыркнул в разные стороны и огненным, но уже неопасным дождем оросил палубы. Зонтик нам бы сейчас ох как не помешал… А вот, кстати, животрепещущий вопрос, судари мои разлюбезные: если рванет здесь, на мостике – сметет ли меня ударная волна? Или всего лишь разорвет барабанные перепонки? Или взять, к примеру, осколки палубного настила – не изрешетят ли они мое бренное тело, как сито? Ведь это не само оружие, на которое лару плевать, это, так сказать, последствия применения оружия… Будем надеяться, что обойдется: за всеми этими возможными неприятностями стоит не Природа, а всего лишь обыкновеннейшее желание человека укокошить себе подобного. Но за борт швырнуть, пожалуй, может, утопнуть-то не утопнем, но вымокнем изрядно…»

Откровенно признаться, страшно ему было до чертиков, поэтому Сварог и позволял резвиться сумбуру в голове. Канонада гремела уже не переставая. К бою носовой мортиры подключилась и средняя артиллерия «Серебряного удара», бойцы лепили с обоих бортов, ответные снаряды буквально свистели над головой, но цели, хвала Аллаху, достигли немногие. Полыхало на корме, полыхало справа, оба разъездных катера разметало в щепы, это ничего, аварийные партии уже должны тушить пожары, главное – корабль продолжал лететь вперед, машинное отделение, отгороженное от битвы не одним метром брони, не пострадало и работало как сердце спортсмена…

«Серебряный удар», сотрясаемый ударами ядер, вонзился в узкое пространство между вражьими исполинами, грохот оглушил, как от проносящегося мимо паровоза… Сварог, до рези напрягая глаза, разглядывал броненосец слева, как наиболее опасный, стараясь запомнить все до мелочей: вытянутый в длину, с близко посаженными и скошенными к корме трубами числом три, штопором закрученный ствол мортиры, облупившееся название на скуле – «Святой Артис», странная вмятина с зеленоватым отливом на борту – аккурат под казематами каронад, цепочка таких же вмятин поменьше правее, направленные, кажется, точно на Сварога пушки среднего калибра…

Ну, с Богом, что ли…

Он не собирался поднимать броненосец противника в воздух, он просто хотел облегчить вес одного его борта, который видел во всех деталях, просто немного толкнуть корабль. Почему бы и не попробовать?!

Сварог закрыл глаза. Отстранился от рева канонады. Сосредоточился… И вложил в заклинание всю свою усталость, всю злость и ненависть, все, без остатка, желание победить…

Открыл глаза. Да, корабль противника явственно качнулся на полном ходу, рыскнул в сторону, наверное, пара-тройка ядер ушла за молоком – но это была капля в море… Тьфу, дурацкий каламбур. Ч-черт… От прямых попаданий «Серебряный удар» трясся как мышь под током. Ядро, набитое картечью, разорвалось в нескольких шагах от Сварога. Полетели в разные стороны ошметки раскаленного металла, лицо обдало жаром и гарью, вокруг точно пули засвистели… только никакие это были не пули – картечь.

Пригибаясь, Сварог скатился вниз и под прикрытием брони рванулся к рубке. На полпути забега его едва не вышвырнуло за борт – особенно точное попадание в борт корабля задело что-то из жизненно важных элементов, воздух прорезал надсадный свист, корпус задрожал. Но они уже вырвались из клещей. Теперь – разворот и под прикрытием дымов из вражеских труб стрелять, стрелять, стрелять…

В рубке как будто разорвался снаряд. Штурманские столы перевернуты, осколки иллюминаторного стекла хрустят под ногами, в голосоотвод что-то надрывно орет Рошаль, даже дымом откуда-то тянет…

– Обстановка? – с порога спросил Сварог.

– Хреновая! – рапортовал Пэвер. – Точно бьют, собаки, одна машина вышла из строя, в трюмах течи, носовая надстройка…

– Потери?

– Еще не докладывали…

– Мастер капитан! – закричал рулевой Дикс, на секунду опередив доклад с мостика. – Они разворачиваются!..

Сварог метнулся к выбитому иллюминатору, со злым удовольствием отметил, что выстрелы «Удара» втуне не пропали – «Святой Артис», коптя как дымовая шашка, на глазах терял ход, второй корабль еще больше завалился на борт, даже отсюда видны черные дыры в броне… Однако противник умел быстро и слаженно перестраиваться. Вражеские броненосцы выполняли слаженный маневр, разворачивались, не давая «Удару» спрятаться в дыме, и одновременно друг с другом наводили кормовые мортиры. А прямой удар из двух мортир – это страшно, господа…

– Лево руля!!! – заорал Сварог. – С линии стрельбы уйти! Чтоб вас, уходим с лин…

Было поздно. Более опытные гидернийцы свое дело знали на отлично. Залпы слились в один, и «Серебряный удар» буквально выбросило из воды, едва не опрокинуло на борт. Сварог только чудом остался на ногах, остальные попадали друг на друга. Кто-то закричал, хватаясь за сломанную руку.

– Рули заклинило! – как горох из пустого мешка посыпались тревожные доклады. – Вторая машина встала!.. Пробоина ниже ватерлинии левого борта!.. Срочно авральную команду!.. Водяная тревога!.. Пожарная тревога!..

Еще залп! Броненосец подбросило вторично, он резко осел на левый борт, и Сварог печенкой почувствовал, что все. Вот теперь действительно конец. Их добьют, как раненую лошадь. Пощады не будет. И тут…

И тут пальба стихла. Несколько раз сгоряча гавкнули было бортовые орудия «Удара» – мимо – и тоже озадаченно замолчали. В наступившей тишине кто-то наступил на стекло, и звук получился оглушительным. Стало слышно, как стонет смертельно раненый корабль, как трещит пламя, как кто-то тоненько воет где-то на носу. «Серебряный удар» плавно качнулся на волне, на другой, на третьей, броненосец ощутимо стало разворачивать, будто кто-то тянет его за веревочку, послышался отдаленный гул…

– Что за херня… – ошарашенно прохрипел Пэвер.

В иллюминатор видно не было ни шиша, и Сварог выскочил на накренившуюся палубу, посмотрел за корму. Глазам не поверил и схватился за подзорную трубу.

Да, зрелище было величественным, даже в серых сумерках. Будто вытащили пробку в ванне, и грязная вода водоворотом устремилась в слив… Вот только пробка эта должна быть размером в полкабелота и находиться аккурат под кораблями противника.

Чудовищная, невероятных размеров воронка начинала стремительно раскручиваться под вражескими броненосцами, ширясь и вытягиваясь в глубь, в бездну. Корабли на ее фоне казались игрушечными, как щепки их болтало и крутило вокруг вертикальной оси… но они уже ничего не могли поделать, даже если бы врубили полный ход. Водоворот по гигантской спирали раскручивал их вдоль наклонных матовых стен, испещренных серыми полосами пены, и затягивал в себя, всасывал, увлекал вниз… Даже до палубы «Серебряного удара» доносился монотонный гул – какой же грохот царит там…

За спиной Сварога потрясенно выругался Пэвер. «Серебряный удар», влекомый движущейся водой, плавно начал скользить в сторону исполинской воронки… Все закончилось очень быстро, Сварог, наконец немного пришедший в себя, догадался включить «третий глаз» – и успел увидеть самый конец. Разумеется, это была магия. Он увидел, как бешено вращающийся столб неяркого розоватого света, раскрутив водоворот до нужной скорости, неторопливо вытягивается из воды, сморщивается, усыхает – и возвращается к хозяину, к шхуне «Путь», виднеющейся неподалеку и тоже окутанной розоватым светом… Кошмарный омут, всосав в себя гидернийские броненосцы, замедлил свой стремительный бег и исчез. Вместе с вражескими кораблями…

– Что это было? – шепотом спросил Олес, тоже выскочивший на палубу.

Сварог пожал плечами, не отрывая взгляда от того места в океане, где только что маневрировали броненосцы.

– Это меня поблагодарили за одну услугу, – ответил он. – Где наблюдающий? Наблюдающего на мостик, я хочу подать сигнал на шхуну. А потом буду принимать доклады по состоянию корабля. – Он оглядел свою банду и едва заметно улыбнулся: – Ну, чего встали, охламоны? По местам. Мы победили. Но еще не приехали.

Глава четырнадцатая Его прощальный поклон

– Мы здесь, – сказал Кулк. Его правый глаз заплывал багровым, багрянец окаймляла чернота. Тоурантец то и дело шумно всасывал кровь, набегающую из дупла выбитого зуба.

Прежде чем засесть за карты, юный штурман с лихим прошлым, расстегнув куртку, тщательно вытер руки об исподнюю рубаху. Перепачканное копотью лицо его не волновало, лицом бумаг не касаться.

– Мы здесь, – повторил Кулк и кончиком карандаша показал на ничем не отмеченную точку на пластиковом поле карты Ваграна.

Они отклонились от идеального маршрута кабелота на три и сейчас пребывали вне переплетений разноцветных линий, вне синих эллипсов и красных кружков, вне заштрихованных квадратов и прочих обозначений, нанесенных на карту. Они находились на свободной воде. И эту воду зачерпывали продырявленными бортами. По этой воде еле чапали на последней уцелевшей паровой машине, которая лишь усердием измотанных кочегаров держала предельное давление в котлах и хоть как-то толкала вперед броненосную махину. Но куда толкала, зачем? Надежда вдруг разглядеть на горизонте кромку спасительной земли или на худой конец флот какого-нибудь Шадтага и подсесть на его суда пассажирами в обмен на легендарную карту была хиловата. Хиловата – это если выражаться крайне сдержанно. Тем более хиловата, если двигаться наугад. Тем более на карте Ваграна ничего обнадеживающего поблизости не отмечено, например островка с намалеванной посередке пальмой. Чертова шхуна «Путь», сделав свое дело, растворилась на горизонте – даже не попрощались, сволочи… хотя и благородные, надо признать, сволочи, выполнили обещание… Пэйла, кажется, говорила, что они еще встретятся? Ну, если так, то Сварог выскажет ей в лицо много всего интересного. А сейчас не до того. Помогли – и спасибо.

– Какие будут мнения? – Сварог поинтересовался мнением у трех человек, не считая рулевого Дикса, хмуро обступивших столик с картами.

– У нас остались шлюпки, – готовое мнение сразу нашлось только у Кулка. – Весь экипаж на них не поместится, будем тянуть жребий. Однажды Однорукий Ло напоролся на шершавую банку, так называют отмели, на которые базальтовые скаты стаскивают рыбьи кости, крабьи и черепашьи панцири, человеческие скелеты и белые камни, принимаемые скатами за кости. Бригантина Однорукого Ло пропорола днище. Ло пересадил своих псов в шлюпки. Они болтались по волнам около недели, когда вдруг попали в течение, и оно вынесло их к Атару.

– Они влипли пусть и далеко от земли, но все же в досягаемости земли, – сказал дож Тольго, сжимая зубами потухшую трубку. – Здесь же на тысячи кабелотов вокруг одна вода. Если не считать островов, которые где-то блуждают. Но не гоняться же, в самом деле, за призраками. В равной степени тогда можно уповать на появление Пенной Мамы. – Дож-боцман упрятал трубку в карман. – Я пошел к своим парням. Чувствую, уже может расползаться отчаянье. Дескать, на кой нужно качать воду, расходуя последние силы, когда конец неотвратим. Пойду напоминать про честь семей, про мужское самолюбие и хваленую стойкость клаустонцев. Да и по паре тумаков там кто-то уже наверняка успел соскучиться.

Было видно, что тем самым Тольго намерен приободрить и сам себя.

– А если воспользоваться вашим умением, мастер Сварог, и поднять «Удар» в воздух? – предложил Рошаль, проводив взглядом уходящего Тольго.

Сварог покачал головой.

– Толку-то. Во-первых, сам себя я веса лишить не могу. Если останусь на борту… Достаточно любого веса, чтобы корабль никуда не смог подняться. Катеров у нас нет… Да если бы и были! Ну ладно, по старой памяти я бы перебрался на баркас, прицепил бы к ней «Удар», быстро растратил бы уголь и откуда бы добыл на катере новый? И сколько бы я вас таскал так? Месяц? Стоит приводнить вас хоть на секунду – и играй труба отходную, сразу бы и пошли топором на дно. Да и как бы вы жили в невесомости? А весельной лодкой воспаривший броненосец даже сдвинуть не удастся. Короче говоря, вариант хуже, чем пересаживание на шлюпки.

– Значит, кроме шлюпок, ничего не остается, – Рошаль никого не спрашивал, масграм подвел для себя жирную черную черту.

В рубке повисло молчание. Ветер стегал мелким дождем переднее стекло.

– На нижней палубе хранится десятка два пустых баллонов, между которыми натягивается ненамокаемая ткань, – оживился Кулк. – Еще вот… Из корабельного дерева, например из палубного настила, можно смастерить несколько плотов. Мы можем немало всего прихватить с собой, маскап.

– Да, – без воодушевления согласился с ним Сварог. Если развивать мысль в этом направлении, то можно учинить мозговой штурм и напридумывать хитростей, что облегчит жизнь шлюпочной флотилии. Да как-то не хотелось пока развивать. Сварог снова вгляделся в карту Ваграна. Черт тебя раздери, никакого проку нет от поделки проклятых рисовальщиков, а шороху-то вокруг этой бумажки стояло и стоит…

– Как думаете, что это за фигулины, – Сварог взял карандаш, отложенный юным штурманом, и тупым концом ткнул в коричневого цвета ромб, ненамного превосходящий диаметр карандаша. – Их всего… – он еще раз пробежал глазами по бумаге Ваграна, – четыре на всю карту.

Интересно, что у каждого ромба один угол был как бы недорисован.

– Да кто их поймет! – воскликнул Кулк. – Видите, возле одного накарябана закорюка.

Штурман щелкнул ногтем по иероглифу, одному из тех, что Сварог когда-то сравнивал с пауками.

– Если б кто по-ихнему читать был бы обучен, маскап, глядишь, и раскусили бы орех, а так…

Кулк обреченно взмахнул рукой.

Загрохотали ступени трапа, ведущего в рубку, дверь распахнул парнишка по имени Вайгал, сын предыдущего дожа, мокрый с ног до головы.

– Мастер Олес передает, что вода поднялась еще на два кайма.

Глазами мальчишка поедал капитана, и в глазах набухала мольба. Не надо быть мастером психологом, чтобы догадаться, чего сын предыдущего дожа Вайгал ждет от маскапа. А ждет он, что маскап… мудрый, всевидящий и умеющий найти выход из любого лабиринта маскап похлопает по плечу и скажет чуть усталым, но уверенным голосом: «Еще чуть-чуть продержитесь, сынки, и все закончится. Тогда сыграем большой отдых, наедимся, отоспимся, каждый получит по двойной порции мармеладного крема. Еще чуть-чуть, сынки».

Сварог не стал разочаровывать парня. Пусть воспрянет, рванет к своим и встряхнет, укрепит их. Черт, но трудно ж, однако, ободрять других, когда сам не веришь в то, что говоришь. Некоторым людям нелегко притворяться даже во имя благого дела. Но приходится…

Когда Сварог заканчивал свое напутствие молодежи, трап вновь ожил. По тяжелой поступи и неразборчивому ворчанию под нос в идущем легко угадывался Пэвер. Суб-генерал вошел, огляделся, задержал взгляд на карте Ваграна, тяжело опустился в кресло, но начал говорить не раньше, чем Вайгал с ожившими глазами и распрямившимися плечами выбежал из рубки.

– Пришлось взять грех на душу, – сказал Пэвер. – Длонго, боец из гарнизона базы, «вспыхнул белым порохом». Так это называли у нас в полку. Разорался, что мы нарочно их топим, и в таком духе. Схватил багор, разбил голову своему напарнику, к слову, земляку. Полез на остальных, уже окончательно освирепев. Я еле успел добежать. Вести душеспасительные беседы бесполезно и некогда. Пришлось пристрелить. И метиться в ногу или в руку, чтоб не убить, но успокоить, тоже не было времени. – Пэвер попробовал пригладить почерневший от копоти ежик, который упорно не хотел приглаживаться. – «Серебряный удар» тонет. Мы можем лишь оттянуть исход. Но ненадолго. И то, если ни одна из двух помп вдруг не накроется. Цепочки с ведрами ничего не дают.

– Вам ли не знать, мастер Пэвер, что дело не в реальной пользе цепочек с ведрами, а в том, что людям, приставленным к делу, не до паники, они не начнут один за другим, как говорили у вас в полку, «вспыхивать белым порохом». Вернемся к карте. Подключайтесь, мастер Пэвер, – закурив, Сварог прошелся по рубке. – Мы убедились, что скрывается под заштрихованными синим цветом эллипсами, под зеленым пунктиром и некоторыми другими обозначениями. Мы не знаем, что подразумевают под собой зеленые треугольники со стрелой внутри, желтое бесформенное пятно и некоторые другие значки. Но они далеко, «Удар» до них не доберется. А до ближайшего ромба с оторванным углом дотянуть в состоянии. Чем черт не шутит, вдруг остров, вдруг клочок земли. Хоть плавучий кусок плавучей земли. Вытягиваем пустышку, пересаживаемся на шлюпки.

– Если применить приемы дешифровки, – Рошаль взял в руки полный загадок пластик, – то можем предположить, что цвет сам по себе несет некую информацию. Как мы уже отмечали, цветовая символика не совпадает с принятой на Атаре. Но можно действовать по аналогии. Если синим обозначена область темной магии…

– То ромб не область темной магии, – подсказал Пэвер.

– Или область магии средней или слабой темности. – Чуть ли не впервые на памяти Сварога Рошаль пошутил и чуть ли не впервые улыбнулся. Точнее, обозначил улыбку.

– Итак, итожу, – прервал диспут маскап. – Все равно наши догадки, масграм, сможет подтвердить или опрокинуть только личное знакомство с ромбом без угла. Вы, мастер Рошаль, берете на себя подготовку к возможной высадке на шлюпки. Снимите с работ человек десять. Из самых надежных. Но действуйте так, чтобы все оставалось в тайне от других, а то бросят работы и черт-те что начнется. Кулк, немедленно займитесь курсом. Можете сказать сейчас хотя бы примерно, сколько времени займет переход при нынешней скорости?

– Примерно три часа, – сразу же ответил Кулк. – Если…

– С «если» понятно, – перебил Сварог. – Вам, мастер Пэвер, придется разрываться между помпами и паровой машиной. В течение трех часов мы не должны пойти на дно и обязаны не сбавлять хода. Делайте что хотите.

– Ха, вы как командир шестого гвардейского, – хлопнул себя по коленям суб-генерал, – можете хоть сами себя в катапульты заряжать, но чтоб крепость к обеду пала. Что ж, и не такое выполнял.

– Лады, братцы. Жмем до проклятого ромба, нет так нет, бросаем «Серебряный удар» и пересаживаемся на шлюпки. Ничего другого не остается…

…Сварог шел по кораблю. Понимая, что совершает прощальный обход «Серебряного удара».

Даже закрой глаза, почувствуешь, что корабль умирает. Сварог привык за минувшие дни к нормальному ходу броненосца и теперь каждым касанием ступни железных листов в крупных точках заклепок ощущал, что судно уже не идет по волнам, а ковыляет. Уши, привыкшие к ровному, слаженному гулу паровых движителей, сейчас вынуждены были прислушиваться к тихому и одновременно надсадному гудению единственной уцелевшей машины. Воздух – в кои веки приходится о том жалеть – сделался чище. Дым не валил, а вырывался худосочными клочьями.

Фальшборт – за который приходилось держаться, так как судно вздрагивало от каждой волны – зиял рваными пробоинами. Под ногами перекатывались обломки труб и обрывки тросов, гильзы от карабинов, осколки чугунных ядер. Стены палубных надстроек вмятинами напоминали лунный пейзаж. «Серебряный удар» хоть сейчас направляй на съемки фильма о легендарных крейсерах русско-японской войны. И лезла на ум дурацкая врачебная фраза: «Мы его теряем…»

Большая часть экипажа занималась на первый взгляд дурной работой: выстроившись цепочками от трюма, передавали друг другу наверх емкости с водой, чтобы вылить ее за борт. Мужская цепочка тягала полные ведра, женская – наполненные не до краев, а также чайники, котелки. И стояла даже детская цепочка, по которой шла совсем несерьезная посуда. Не только в том суть, что все при деле и нет времени трястись и паниковать, а праздно болтаться по палубам просто небезопасно – броненосец может накренить так, что немудрено и вылететь за борт. К тому же ведрами-чайниками вычерпанная вода, возможно, позволит сэкономить минуту на плаву, и кто знает, какая нужда будет в той минуте.

Теперь Сварогу удавалось подбадривать экипаж гораздо убедительнее, чем давеча Вайгала. Потому что не приходилось лицедействовать. Судовому авралу придана конкретная цель, люди выкладываются не ради отвлечения от черных мыслей, а ради цели. О том, что цель не менее иллюзорна, чем коммунизм, маскап, разумеется, никому не говорил. И сам предпочитал об этом не думать.

Сварог спустился к Олесу. Олес заправлял в машинном отделении. Полуголый и чумазый князь злющим чертом носился от топки к углю, от угля к манометрам, от манометров к кочегарам. С его губ слетал уже не крик, а громкий хрип. Пристойные слова наследник гаэдарского престола, казалось, напрочь забыл. В горячке досталось и Сварогу:

– Шли бы к русалочьей матери, маскап! Еще Рошаля бы прислали меня зыркалками буравить!

Эти – убедился капитан Гэйр – будут давать жар на всю катушку до заякорения на месте или пока котлы не взорвутся.

На пороге Сварог столкнулся с Пэвером и пятью матросами.

– Смена кочегаров, – доложил суб-генерал. Бросил за спину: – Чего стоим столбами! Давайте, парни, в темпе! Я, маскап, пошел менять парней на помпах.

Подмену брали из тех, кто «отдыхал» на ведрах.

– Вот что я думаю, маскап, – не сразу отправился на помпы генерал. – Пусть наткнемся там, у ромба, на заросли съедобного планктона или простую песчаную мель, оно и то неплохо будет. Не зря плыли. Мель даже предпочтительней.

– Черт возьми, еще не хватало, чтоб мастер Пэвер начал с судьбой торговаться! – Сварог хлопнул генерала по плечу. – Поди, на суше случались заварухи похлеще нынешней, так чего ж на море раскисать от ерунды. Прорвемся!

– Никто не спорит, еще не хватало, чтобы Пэвер раскисал! Уж много снега, но не из воды мудрено будет там найти. Значит, я не помру, остальные заодно тоже еще поживут. Все, некогда мне, маскап!

Клади он нашел на артиллерийской палубе. Баронетта утешала женщину, потерявшую в схватке с броненосцами мужа и дочь. Сварог помнил ее дочь. Белокурая девочка, которая бегала за Чуба-Ху и просила:

– Тетенька, покажи собачку, ну тетенька…

Сварог знаком показал Клади, что хочет с ней поговорить, и губами проартикулировал «кают-компания».

– Уговорила, – Сварог не успел докурить сигарету, когда в кают-компанию быстрым шагом вошла баронетта. – Не хотела жить. Хотела привязать к шее ядро и прыгнуть. Пришлось припугнуть гневом Пресветлого. – Клади прошла к дивану и присела на край, где уцелела обивка. – Подействовало, когда услышала от меня, что гнев Тароса может перейти на ее дочь. Чушь полная, но сработало. Погода еще тоже издевается, – внезапно переменила тему баронетта.

И трудно было с ней не согласиться, – да, погода именно что издевалась над «Серебряным ударом». То проклюнется солнце, то закапает «грибной» дождь, то хлестанет ливневыми струями, то вновь просвет в облаках и вновь броню нагревают теплые лучи.

Сварог поймал взгляд Клади, брошенный в тот угол, где стояло зеркало. Сейчас оно не стояло, а лежало осколками на полу. Губы баронетты сложились в мимолетную улыбку. Ту улыбку нетрудно было расшифровать: так бы не выдержала и посмотрелась, вот и хорошо, что соблазн разбит, собственное отражение уж никак бы не улучшило настроения, испортило бы вдрызг, это точно.

Да, все они выглядели сейчас не ах, неважнецки смотрелись. Утомление и угроза гибели не придают лицам здоровый цвет, копоть, пороховые дымы и ссадины краше человека отчего-то не делают…

Наверное, Сварог должен был ее по-мужски поддержать. Сказать что-то ободряющее, обнять. Наверное…

Вместо этого Сварог, встав напротив нее, сказал:

– Я понимаю, что ты не имела к военно-морскому ведомству никакого отношения. Но тем не менее… Знаешь, мне известен один указ определенного ведомства некоего королевства, подробно объясняющий, как выбираться из любой точки планеты. Вспомни, может быть, существовала похожая инструкция. На случай, если агента Отдела последнего рубежа безопасности Гидернии вдруг занесет в неподконтрольные дали. Нет ли экстренного способа связи, чтобы вызывать подмогу? Нет ли, ну скажем, в каждом квадрате сто на сто кабелотов, нет, не очередной угольной базы, а, например, оборудованного плавучего домика спасения. Вроде охотничьей заимки в дремучем лесу, где всегда отыщутся соль, крупа, спички…

Клади отрицательно помотала головой.

– Думаю, настолько гидернийская предусмотрительность не простиралась. А чтоб тут что-то оборудовать… – Усмехнувшись, баронетта добавила: – Гидернийский ресурс исчерпан.

Сварог истолковал ее последние слова как сожаление.

– Я понимаю, ты думала, все пойдет не так. Круиз до Граматара со всеми удобствами. Места в каюте люкс, вечерние коктейли…

– Дурак вы, ваше сиятельство, право слово, – невесело улыбнулась Клади. – Что ж я, по-вашему, такая дурочка, не знала, на что иду… Но – вы правы, граф. Жалко, что все так кончается. Жалко…

Баронетта поднялась, подошла к разбитому зеркалу, наклонилась, подняла осколок покрупнее:

– Тарос великий, какая я страшная… – И неожиданно, без перехода, продолжая разглядывать себя в покрытое трещинами и сколами стекло, произнесла: – Хотя, ты знаешь, может быть, и хорошо все же, что конец именно таков. Я спокойно говорю тебе об этом, потому что знаю, что и ты меня не любишь. Как было написано в одном романе из библиотеки мэтра Ленара: «Судьба свела их, они понравились друг другу, им было вместе хорошо, но яркая звезда их любви так и не взошла». Между прочим, существует такое поверье: каждая новая любовь зажигает на небе новую звезду, а падающие звезды – это умирающая любовь. – Клади бросила осколок на пол, перешла к тумбе, на которой когда-то стоял безвкусный гипсовый бюстик какого-то гидернийского деятеля, принялась водить пальцем по деревянной панели, оставаясь к Сварогу спиной. – С тобой мне было замечательно. Наверное, ни с кем никогда не было так хорошо. Но та любовь, о которой складывают песни и пишут книги, ради которой человек готов… Это что-то другое…

Сварог молчал, несколько сбитый с толку. На лакированной поверхности дерева под пальцами Клади появилась матовая звезда, на глазах исчезающая. Внезапно баронетта повернулась к Сварогу, впилась в него взглядом и со странной улыбкой спросила:

– А кто такая Мара? Ты называл ее имя во сне. И не один раз называл…

Она снова отвернулась, к облегчению Сварога, и, к его облегчению, не стала настаивать на ответе, ушла от непростой темы:

– Женщины чувствуют, любят их или нет. Конечно, всегда приятно слышать, когда мужчина признается в любви, но и без этих признаний женщина знает, любима она или всего лишь нравится. Может быть, ты любишь эту свою Мару, может, твое сердце еще только ждет своей любви. Но твое сердце не занято мной.

Разговор застал Сварога врасплох, безоружным и неподготовленным. И он совершенно не представлял, что ему говорить в ответ. Лучше бы вовсе ничего не говорить. Потом, после…

– Ты знаешь, – баронетта, так и не поворачиваясь, подошла к картине, изображающей броненосец «Адмирал Фраст» на бурных волнах и прорезанной крест-накрест чьим-то ножом, бесспорно тоурантским, вроде бы как разглядывала сейчас это живописное полотно, – не страшно уходить, когда не приходится с кем-то навсегда расставаться, когда не держит тебя желанными кандалами привязанность к кому-то…

Почему она сейчас решила завести этот разговор, Сварог не понимал, хоть убейте. И что прикажете делать? Лепетать что-нибудь успокаивающее? Вроде того – «да, ты права». А она, наверное, права… Или… Или что? Кто бы посоветовал. Да, граф, это тебе не мечом махать… Сварог закурил новую сигарету. Назовите это трусостью, но ох как хотелось ему уйти сейчас от этого объяснения. Благо есть куда уходить капитану раненого корабля, пропасть дел и забот, его присутствие требуется на любом участке…

– Я благодарна судьбе, что однажды в лесу, неподалеку от замка, встретила загадочного и храброго графа, однако… Вот что я должна сказать тебе…

Фу-у! Как спасательный круг, распахнулась дверь и в адмиральский салон пулей влетел чумазый парнишка-вестовой:

– Мастер капитан, вас зовет мастер Пэвер! Одна из помп стала хуже качать, может остановиться!

«Вот и хорошо, – выдохнул про себя мастер капитан второго ранга. – Вот и хорошо. С помпой-то уж я как-нибудь управлюсь…»

На пороге он замешкался, посмотрел на Клади – она так и не обернулась.

Глава пятнадцатая В нашу гавань заходили корабли…

Они доплыли. Доползли, доколдыбали. Дотащились-таки, кренясь на левый борт, зачерпывая воду и не всю успевая выплевать помпами и ведрами, содрогаясь от каждого касания каждой волны. И вот она перед ними – точка, отмеченная на карте коричневым ромбом с недорисованным углом. Вряд ли кому-то в голову могло прийти, что они обнаружат здесь такое. Даже в самую больную голову не закралось бы…

Над водой каймов на пять возвышалась каменная стена, образующая квадрат со стороной, примерно равной ширине футбольного поля. В трех углах квадрата сохранились небольшие башенки, четвертая башенка и часть стены вместе с ней были разрушены. Стены обрамляли площадку, залитую водой. На глаз воды было по колено или чуть выше.

Прозрачные верхние слои воды позволяли видеть, что площадка, огражденная стеной – вершина пирамидального, из серого камня строения, ступенями уходящего вниз, в глубину, в темные, не достижимые для солнечных лучей слои. Первая ступень, идущая по периметру и начинающаяся сразу за каменной оградой, не превосходила по длине рядовую лестничную ступеньку, вторая – такая же, а вот третья уже протянулась до своего обрыва не меньше чем на сто каймов. И дальше – насколько проникал под воду взгляд – шли ступени исключительно исполинские, словно сработанные под подошвы Голиафа.

– Стоп машина! – скомандовал Сварог. Скомандовал с тем расчетом, чтобы судно, некоторое время назад понизившее ход до «самого малого», замерло аккурат над подводным чудом. И вдобавок Сварог вывел «Серебряный удар» на цель таким образом, чтобы корабль встал почти впритык к стене. Если броненосец затонет, то не уйдет под воду целиком, что уже полновесный, неоспоримый плюс.

– Мы и «Серебряный удар» сделали все, что могли, Тольго.

На ходовой рубке рядом с капитаном сейчас находился лишь дож-боцман. Кулк уже вовсю упаковывал карты, запихивал их в непромокаемые мешки, с корнем выдирал приборы из стоек.

– Не похоже на то, что глубины здесь невеликие. Скорее, наоборот. Кто ж ее тут… поставил, маскап?

– Еще хорошие вопросы – «для чего?» и «когда?».

– Может быть, туда есть вход, а, маскап?

– Я подозреваю, Тольго, у нас будет прорва времени, чтоб с этим разобраться. Так сказать, поработать шлиманами и прочими египтологами… Хотя штука смахивает, скорее, не на пирамиду, то есть на гробницу, а на что-то такое культовое, типа храма. Как-то они еще называются…

– Никогда не слыхал про этакие… образины. Рассказывали, конечно, про коралловое дерево, на котором живут морские птицы, дескать, до корней его недонырнуть, корней евонных не увидать даже в водоглядное стекло. Еще кто-то пел про гору Копинкан, которая стоит-де посередь океана и раз в семилетие плюется огнем. Но про рукотворную домину, выходящую из бездны и торчащую над океаном… впервые, впервые…

– Все, прибыли на конечную остановку, мастер боцман.

«Серебряный удар» замер, едва не проскрежетав килем по первой широкой ступени подводного сооружения. Между броней судна и каменной стеной зазор не превышал пяти каймов.

– Можно будет попробовать залатать нашу посудину, маскап. Еще, глядишь, и поплаваем на «Ударе»…

– Попробуем залатать. Потом. Сейчас выгрузка. Но среди экипажа незамедлительно начинай упорно и усердно пускать слухи, что мы здесь задержимся не дольше, чем займет ремонт «Удара». Про боевой дух забывать не стоит, а он зиждется на вере. Надо и Рошаля, нашего дорогого мастера пропаганды, подключить… Итак, команда простая: помпам продолжать работу, остальных на выгрузку. Валяй, масбоцман Тольго!

Всего имущества у капитана – шаур неразлучный, карта Ваграна, Зверев клык да рубин волшебный. И идти собирать его, в узелок завязывать – не нужно. Имущество, как и обычно, при капитане, в карманах и за поясом.

– Молодцы, орлы, герои, продержались, – Сварогу навстречу попалась чумазая рота кочегаров во главе с Олесом. – Остался последний бросок. Разгружаем и объявляем большой привал.

Олес – такими шахтеры вылезают из забоя – провел черной ладонью по черному лбу, утирая черный пот:

– Сначала вымоюсь, потом – любое остальное. Таким расхаживать уж сил никаких нету. Я ж князь, а не мусорщик, вы еще не забыли?

– Ну, помывку вы, пожалуй, заслужили, ваше сиятельство. Вон воды кругом – залейся.

Люди выбирались на палубы, уставшие, грязные, вымокшие, сумрачные. Смотрели вниз и видели площадку и сбегающие от нее в подводные глубины ступени. На чрезмерное изумление у них не осталось сил. Да и после всего того, на что они насмотрелись за время плавания, – разве уже что-то могло их чрезмерно поразить…

Доносились возгласы:

– А повыше оно не могло высунуться?..

– Отмучились…

– А это не маррог, часом?..

– Небось до первой Тьмы еще отгрохано…

– Надо завалить площадку всяким барахлом – ящиками, ядрами, дверями, углем, сверху накрыть досками и железными листами. Получится остров…

Дети, быстрее взрослых забывшие недавние потрясения и беды, радовались, что не придется больше молча, скучно передавать ведерки и слышать всякие «не ной, потерпи, будь взрослым»:

– А кто там живет, хорошие люди или плохие?

– Мама, можно мы там поныряем?

– Мы будем рыбу ловить?

Большинство тоурантцев и гидернийцев, скромно полагал Сварог, ничуть не сомневаются, что капитан целеустремленно вел их именно к этой балде. Уж маскап-то знает, что это такое перед нами из воды торчит и как с этим надлежит поступать… Из корабельных коридоров долетал охрипший голос Тольго, разъясняющего, что корабль долго на плаву не продержится, потонет, и куда его поведет – одному Таросу ведомо, потому надо сперва снять с корабля самое необходимое и водобоящееся: продукты, порох, карабины, белье, одежду…

– Брось статую, болван! – свирепо зарычал на кого-то дож. – Плевать, что это Тарос! Из-под воды его достанешь, разрешаю…

Несколько человек под командой Рошаля со второй палубы сбрасывали вниз сигарообразные баллоны, между которыми крепятся стяжки и натягивается ткань, немногим уступающая свойствами брезенту – получаются плоты. Сварог утянул масграма в сторонку и поставил задачу распространения правильных слухов, призванных укрепить веру и дух. Рошаль, слушая, кивал и думал о чем-то своем:

– Это-то дело знакомое… А вот вы, маскап… Спрошу вторично. Ваше умение поднимать предметы в воздух на этот раз нам не поможет? Если судно приподнять, откачать воду и заделать пробоины…

– Увы. Всю океанскую воду на воздух я поднять не в силах. А она не делится на отдельные мелкие составляющие. Вода в трюме не позволит кораблю взлететь. Понимаете?

– Не очень.

– Не важно. Главное, если «Удар» не удержится на ступенях, соскользнет и пойдет на дно, то я его остановить не смогу.

– Жаль.

– Еще бы. А вы, кстати… Ух ты, вспомнил вдруг, как называется подобное здание. Зиккурат. Не встречали такого слова? А упоминания о сооружениях, родственных нашему? – Сварог махнул рукой в сторону торчащей из воды площадки.

– Да сказал бы, уж наверное, – масграм Рошаль поморщился от недогадливости капитана.

Капитан свою догадливость отстаивать не стал.

– Жаль, что не встречали. Ну, вынужден вас оставить…

Палуба провалилась вниз, старший охранитель поскользнулся на луже и растянулся на железных листах.

– Тысяча дьяволов! – Сварог едва успел схватиться за фальшборт.

Корабль еще больше накренился. «Серебряный удар» был остановлен так, чтобы крен шел в сторону моря, а не в сторону стены с башенками. И разгрузка производилась, разумеется, с безопасной стороны, однако ничего веселого в таком крене нет, как ни крути.

На артиллерийской палубе Сварог наконец нашел, что искал. А искал он книпель – два ядра, соединенных цепью, призванных крушить такелаж вражеских кораблей, вещь в бою, по сути, неэффективную, но для задумки Сварога более чем годящуюся. Услышав знакомые голоса, заглянул в распахнутый люк. Возле выдранной прямым попаданием и последующими мотыляниями корабля бронзовой пушки он застал сразу троих: Пэвера, Клади и Чубу-Ху.

– Есть мысль перетащить их на другой борт, может, чуть выровняем судно, – Пэвер, как обычно в раздумьях, запустил пятерню в ежик на голове. – Ядра-то немудрено, а эти-то заразы приклепаны к полу… Как думаете, граф?

– Идей нет, – сознался Сварог, снимая с плеча и опуская на палубу чугунные ядра. – Вот хочу полазать по округе. Вдруг чего откопаю, глядишь, и ремонтом утруждаться не придется. – Сварог выудил из воздуха сигарету, прикурил. – Самое главное. Если вдруг… ну, скажем, к вечеру не вынырну, то по старшинству принимайте командование на себя, мастер суб-генерал.

Пэвер нахмурился, открыл было рот возразить, но не стал. Приосанился. Не впервой генералу заслушивать подобные приказы, а на войне как на войне, и не пристало глупые сантименты разводить.

– Слушаюсь, маскап, – крякнул, оттянул пальцами поясной ремень. – Мы тут с баронеттой обсудили, что не все так уж плохо, маскап! Опреснитель есть, еды завались. Море с едой под боком, наконец. Кого-то в башенках разместим, кого-то на плотах. Соорудим понтоны. Стены широкие. Хоть спи на стенах. Шириной в два полновесных генерала. Старый город помните? Как тогда на Атаре. Олеса пустить, может, на него чего-нибудь и сработает.

– Старый город другой, – сказала Чуба-Ху. – От Старого города исходит совсем не то, что от дома внизу.

– А что исходит от дома внизу? – прищурилась Клади.

Чуба-Ху пожала плечами.

– Очень… Очень непонятное. Не знаю. Никогда такого не чувствовала.

– Это зло?

– Не знаю. Но… не похоже.

– А что, мастер Пэвер, – Клади обернулась к суб-генералу, – неужели в ваших книгах про всякие чудеса не было ничего хоть чуть-чуть похожего на огромную океанскую башню под водой, хоть малюсенькой зацепки? Ну подумайте, вспомните!

– Да думал, вспоминал! Ничего, баронетта! Если не считать рассказа Голега Гри «Шестой палец», где герой находит в открытом море трубу, и труба та дымит.

– И что сделал герой?

– Дальше поплыл.

Сварог поднял книпель, забросил цепь на плечо.

– Прощаться не буду…

До стены Сварог добрался с одной из шлюпок, помог ее разгрузить. Вещи выкладывали на пористые, заросшие лишайником камни. Стены действительно были широченные – даже не в два, а в три полновесных генерала. Сложены из обтесанных серых камней: выщербленных, испачканных птичьим пометом, ближе к воде обжитых морской мелочью вроде рачков и ракушек, облепленных водорослями и зеленой слизью. В щелях каменной кладки нашли пристанище улитки размером с ноготь – визгливо пищащие, когда касаешься их домика.

Со шлюпкой Сварог на «Удар» не вернулся. По стене легко было как подниматься, так и спускаться – руки и ноги без труда находили упоры между камней и в выщерблинах. Сварог спрыгнул, добравшись с внешней стороны до воды. Океан ему приходился по пояс.

Он был на первой, короткой ступени. Раздеваться не стал. Сапоги потянут на дно – ну и пусть, еще и лучше.

Высоты ступени, по крайней мере первые две, были самой обыкновенной, под нормальный человеческий шаг. Сварог эти шаги делал. Третий шаг вывел его на длинную ступень, которой больше подходило наименование ярус. Воды стало по грудь. Сварог включил магическое зрение – ничего оно не дало, ни на воде ни под. Магией похвастать эти места не могли. Что, наверное, к лучшему…

Он шел, преодолевая сопротивление соленой толщи. Разгонял крабов, основавших тут коммуны. «Кстати, вот и пища – это я так, на всякий случай…» Некая странность бросилась в глаза: крабы, обычные и привычные крабы, носились какими-то несвойственными зигзагами, накручивая сложные петли, словно следуя одним им видимым дорожкам.

Яркий желтый блеск стегнул по глазам. Сварог нагнулся, протянул руку, разметал ладонью легкий, похожий на коричневый пух донный налет. Россыпь желтых кружков, каждый размером с бутылочную пробку. Сварог разогнулся, вытащив из воды один кружок. Монета, гляди-ка ж ты… Не потускневшая от времени и воды. На аверсе изображена закорюка – то ли цифра четыре, то ли девятка с незамкнутым колечком, то ли еще что непонятное, на реверсе – распластавший перепончатые крылья на фоне несимметричной звезды то ли дракон, то ли птеродактиль. И цепочка стершихся буковок по кругу…

Сварог пожал плечами и спрятал монету в карман. Сувенир.

Ступень, по которой передвигался к ее краю граф Гэйр, была сложена из каменных плит где-то так четыре на четыре кайма. Границы плит четко показывали высокие желтые водоросли, смахивающие на камыши, но более гибкие; каждый стебель, что интересно, венчала не коричневая головка соцветия, а воздушный пузырь. Эти водоросли не росли больше нигде, кроме как в зазорах – видимо, раствор, плиты скрепляющий, пришелся им по вкусу. Когда Сварог задевал водоросли ногой, пузырьки лопались и крохотными шариками взлетали к поверхности.

Сварог дошел до края ступени. Почему-то он думал, что высота между ярусами будет больше. Нет, ступень самой обычной, человеческой высоты, словно и предназначена для спуска людей. А почему, спрашивается, «словно»?

Четвертый шаг с зиккурата в бездну должен был погрузить Сварога в океан с головой. Тогда придет пора показать себя умению дышать под водой. Как это выглядит и происходит, граф Гэйр пока еще ведать не ведал. Испытать на деле как-то до сего дня не пришлось.

Прежде чем покинуть родную стихию, он оглянулся на «Серебряный удар». Даже отсюда было заметно, что броненосец еще больше осел и еще больше накренился. Впрочем, самое плохое, что может случиться – корабль сядет килем на такой вот ярус и завалится набок. К тому времени с него уже должны будут вывезти самое необходимое, люди должны будут уже перебраться на стены. А потом можно и под водой продолжать разгрузку и даже попробовать заделать пробоины – благо водолазные работы есть кому проводить… Стена закрывала от Сварога разгрузочные хлопоты, но хлопочут на полную катушку, в том нет сомнения, как и в другом – что в его участии необходимости нет. А вот подводную разведку, кроме него, провести действительно некому.

Ну, пора. Значит, программа такая: спуститься поглубже, насколько позволит давление, и обойти по периметру. Для ознакомления будет достаточно.

Сварог расстегнул пояс, снял с плеча книпель, пропустил под ремнем цепь, застегнул пряжку. Подвесил, так сказать, ядра чугунным поясом и шагнул на четвертый ярус зиккурата. Перед глазами сомкнулся иной мир, размытый и зеленоватый.

Он держал в себе воздух до последнего. Привычка, знаете ли… Та же привычка гнала его наверх, к границе, за которой разливался солнечный свет, гнала вынырнуть и вздохнуть полной грудью, гнала дышать, пока не надышишься. Пересилив зов первичного инстинкта, Сварог заставил себя открыть рот и глотнуть «огурчика».

Ощущеньице вышло, прямо скажем, неслабым. Соленая вода хлынула в легкие, обожгла их, встала комом в горле, и Сварог рванулся вверх, забыв обо всех способностях ларов, рванулся отплевываться и дышать, дышать, дышать, когда почувствовал – а ведь уже дышит, черт возьми. Вмиг пришло спокойствие, граф Гэйр остановился и под весом чугунного груза начал медленно опускаться, пока не коснулся подошвами каменных плит. Как работал механизм извлечения кислорода из аш-два-о, понятным не стало, но факт, что работал: сердце стучало, кровь бежала по жилам, снабжая мозг, конечности шевелились, разве чуть больше приходилось трудиться легким, прогоняющим через себя не смесь газов, а жидкость.

Борьба первичных инстинктов с вложенными умениями закончилась победой последних, и Сварог смог переключиться с внутренних проблем на внешние. Он находился на четвертом сверху ярусе зиккурата, и сколько всего этих ярусов нагромоздили строители-гигантоманы, так просто не разберешь. Расширяясь от яруса к ярусу, здание терялось внизу, в сгущающихся до непроглядной синевы толщах… Непроглядной?!

Сварог врубил «кошачье зрение». Посветлело. Темно-синее сгущение нижних вод словно откатилось в глубь океана, откатилось на несколько кабелотов. Но до дна «кошачье зрение» не продралось, не хватило его на это, зато открылись все новые и новые ярусы зиккурата, и последние из них, как в облаках, терялись в синеве глубинных вод. Захватывало дух. Да какое ж оно тогда в основании? Если создателям фантасмагорического здания требовалось указать человеческой пылинке на ее ничтожество, то им это бесспорно удалось. Прямо ткнули носом в ничтожество…

Шершавой змеей вползал мистический страх – а есть ли вообще у здания основание, да и здание ли это? Хотя здравый смысл подсказывал, что не может не быть основания, что строение возведено из самого настоящего камня – можно потрогать. Но стоило обратить взгляд вниз, на ступени этого колосса, как голова кружилась, а здравый смысл опасно съезжал набок.

К Сварогу привязалась любопытная толстогубая рыбеха. Кружила, шевеля ажурными плавниками, тыкалась в ноги, кусала цепь книпеля, разик заехала хвостом по лицу. Ей новый обитатель морского царства был заметно интереснее каких-то там зиккуратов, уходящих к центру земли. Эка невидаль, дескать, каждый день мимо плаваем… После того как щеку задело шершавым боком, Сварог шлепком ладони прогнал назойливую рыбину. На случай встреч с более зубастыми и кровожадными детьми океана имелся шаур, идеальное оружие для боевого пловца – порох не намокнет, заряды не иссякнут.

Спасибо пучеглазой рыбехе – помогла унять мистический восторг перед доминой-зиккуратом. И в самом деле, пора бы уж вплотную перейти к разведке местности. Пройтись по местности со всей, так сказать, скрупулезностью.

На этом ярусе, чуть дальше от поверхности, крабов встречалось значительно меньше, зато значительно больше произрастало подводной травы. Водоросли на любой вкус, цвет и размер – месье Жак-Ив Кусто умом бы тронулся от радости.

Уже некоторое время Сварог продвигался целенаправленно – внимание привлек предмет, плохо сочетавшийся с океанской флорой и фауной. Что перед ним, он разобрал только тогда, когда оказался перед предметом, опустился возле него на колени, очистил от мелких, как крупа, ракушек и вырвал несколько пучков рыжеватых водорослей.

Кольцо. Из темного металла. Кайм в диаметре и толщиной в обхват ладони. Прикреплено к металлическому штырю, вбитому в камень. Для чего на белом свете существуют кольца? Что-то поднимать или что-то привязывать.

Сварог огляделся. Ничего похожего на люк. Под ним такая же каменная плита, тех же размеров, что и предыдущие, если судить по зазорам, в которых покачивались камыши с пузырями на кончиках стеблей. Или эту плиту можно откинуть? Ну ладно. Он ухватился за кольцо, потянул. Куда там! Если и люк, то на его подъем надо согнать сто тысяч китайцев, не меньше…

Пальцы почувствовали неровность, какие-то рубцы на металле. Сварог подтянул себя за колечко, приблизил лицо к изделию неведомых кузнецов. Действительно, очень похоже на рубцы одинаковой длины и ширины, образующие углы, крестики, перпендикуляры. Уж не клинопись ли? Где-то так она и выглядит. Кто б еще перевел…

Точно такое же кольцо он обнаружил в полусотне каймов от первого. И вот те на – это рассыпалось от первого же прикосновения, обратилось в облако оранжевой пыли. Проржавевшее насквозь, каким-то чудом удерживавшее форму, оно, выходит, только и дожидалось руки лорда Сварога. Но почему же оно устояло под колыханиями водной стихии, почему ни один краб не задел клешней, ни одна медуза не присела, ни одна рыба не тюкнулась? Да кто его знает, господа…

Перед Сварог встал выбор: или обойти по кругу этот ярус или перейти на следующий – посмотреть, что там. Он выбрал второе.

Казалось бы, всего-то очутился глубже на какой-то кайм, и уже заломило в висках, сдавило барабанные перепонки, заболели глаза. Не самое приятное в жизни ощущение, будто вот-вот хлынет кровь из носа и ушей. Но советских водолазов глубиной не испугаешь, пообвыкнемся, перекантуемся.

А у них тут, выходит, ярус на ярус не похож. Издали не усомнишься – ступень зиккурата сработана из того же серого камня. Но вблизи выяснилось, что из серого, да из другого: напоминающего мрамор, но мрамор, словно вымазанный сверху жиром и посыпанный красным перцем. Интересно, а…

Завизжала, завопила, воем завыла на все лады встроенная в графа Гэйра сигнализация на опасность. Сперва он погрешил на давление – дескать, чуткая и заботливая охранная система предупреждает о вреде нерукотворной глубины. Но тут же отмел это предположение. Врубилась бы раньше. В самом зиккурате происходит нечто, какое-то существо пробуждается, некий механизм включается? Или иной природы серый камень таит в себе опасность? Сварог зашарил вокруг «третьим глазом», но в магическом поле изменений не произошло.

Потом он уловил простым, обычным зрением движение наверху. Поднял голову… Батюшки святы! Со стороны, противоположной той, где находилось солнце, быстро наползала темная, но прореженная просветами полоса. Сначала Сварог понял, что движутся рыбы. Потом – что рыбы большие. А потом по силуэтам узнал. Акулы. Тьма, армия акул! Слаженно и плавно, как торпеды, они шли у самой поверхности, не кружили, не рыскали, а жадно стремились к цели.

Сварог сорвал пояс, отпуская ядра оседать на дно, где лежать им и лежать, толкнулся ногами и, вытянув руки, как поплавок рванул вверх. В голове стучала недовольная резкими перепадами давления кровь и кувалдами молотили… нет, не мысли, а заклинания: «хоть бы увидели раньше меня», «хоть бы успели заскочить на стены…».

Он вырвался на поверхность и тут же закричал. Вернее, подумал, что закричал. Крик не вышел – из горла хлынула вода, сопровождаемая судорогами кашля. Страшно хотелось выблевать эту соленую дрянь, но он сдержал позывы, лишь кашлял и отплевывался. А потом понял, что крик не нужен. По стенам бегали люди, махали руками. Оттуда доносило возгласы и можно было разобрать слово «акулы».

Сварога несколько отпустило. Значит, успеют приготовиться. Он оглянулся. Слаженный строй черных треугольных плавников резал воду в четверти кабелота от него. Бляха-муха!

И Сварог наддал. Он плыл, заставляя себя не сбиваться на частые, нервные, бестолковые, дерганые движения. Нет никакого проку чаще молотить руками по воде и сучить ногами. Только плавно, грамотно, по-умному – как учили. Сосредоточиться на технике. Не поднимать голову, это увеличивает сопротивление воды, держать голову в воде. Четыре гребка, поворот головы, вдох и растянутые на следующие четыре гребка короткие выдохи. Загребать резче, держать задницу на поверхности, работать ногами, а не тащить их за собой… Не оборачиваться. Поймешь и так, когда доплывешь. Не доплывешь – тем более поймешь и не оборачиваясь.

Вот сейчас бы сбросить сапоги и одежду, но – дольше будешь стягивать. Надо как-то так дотянуть…

Он плыл, еле удерживаясь от соблазна посмотреть назад. Всаживал руки в воду, перебирал ногами, снова всаживал, – пока сжатая горстью ладонь не ударила по камню.

Выскочил, махом преодолел две короткие ступени и забрался по стене. Вернее, взлетел по стене на ее вершину, не глядя отыскивая упоры для ног и зацепы для рук. И только тогда обернулся. Ближайшие акульи плавники и изгибающиеся силуэты под ними находились всего в десяти каймах от стены. Водяная смерть! Разок стоило притормозить – и сейчас рвали бы на лоскутья над второй ступенью зиккурата…

Потом Сварог поднял голову и посмотрел по сторонам…

Взяли свое нервы и злость. Кисть сама отыскала и сжала шаур. Пальцы сами вдавили курок. Он бежал по стене и разбрасывал вокруг зазубренные звезды. Понимая, что толку от этой стрельбы не может быть никакого.

Акульи плавники были повсюду, куда ни посмотри. Даже внутри бассейна, огороженного стенами. Акулы одна за другой проникали через разрушенную часть стены, и их черные силуэты скользили на фоне серых плит площадки, поросших зеленью водорослей. Столько акул просто не могло оказаться в одном месте. Казалось, все акулы океана бросились по чьему-то призыву на обещание кровавого пиршества. И они прибывали и прибывали…

Сварог несся по стене в направлении броненосца. Он увидел, как внутри площадки, повернувшись белым брюхом вверх, акула трясет из стороны в сторону человека, а воду вокруг замутняют красные выплески. Увидел, как другие рыбы набросились на удачливого сородича и рвут добычу из пасти.

– С дороги! – Сварог заставлял оборачиваться и сторониться.

Он увидел, как Чуба-Ху, обернувшись волком, мчится по краю стены, мощно отталкивается, вытягивается в полете и в полете же возвращает себе женский облик. Она обрушивается в воду внутри периметра. И только тогда Сварог замечает пацана лет шести, прижавшегося к стене, трясущегося – над водой торчит одна голова, даже издали видны огромные, распахнутые страхом глаза. Чуба-Ху выдергивает его за шкирку, забрасывает – какая силища в ее руках! – наверх, на стену. Но сама не успевает. Три акулы, две здоровенные и одна плюгавенькая, налетают с трех сторон. И их встречает не человек, а зверина – то ли волк, то ли собака. Став волком, Чуба оказалась под водой и под водой впилась клыками в акулий нос. Укушенная рыбина шарахнулась прочь – и вслед за нею, как от чумы, две остальные. Все три развернулись и попытались вернуться, когда Чуба вернула себе женское обличье, но женщина уже успела взобраться на каменное ограждение.

Сварог добежал до башни, имевшей овальные выходы на две стены. Океан вокруг вершины зиккурата чернел акульими спинами. Сварог увидел, как Олес со стены бросает канат, конец падает на шлюпку, где его ловит Тольго. В шлюпке еще пятеро, среди них Рошаль. Обломки весел, разгрызенных акульими зубами, плавают рядом. На помощь Олесу приходят двое матросов, они тянут за канат. Вроде бы до спасительной стены недалеко, но – в борта бьются акульи туши, раскачивают шлюпку, борта трещат.

Сварог присоединился к Олесу, встал за канат. И увидел, как Пэвер возле другой башни перезаряжает карабин, стреляет, перезаряжает и стреляет. Пули впиваются в копошение черных спин под треугольниками плавников. Но пули не в силах были отогнать акул от плота. Ткань, натянутая между баллонами, трещала под напором острых зубов. В воду сыпались ящики, узлы, мешки – их тут же раздирали голодные пасти. Один из двух людей на плоту – Сварог узнал рулевого Дикса – схватил тяжелый ящик, поднял над головой и метнул в высунувшуюся из воды акулью морду. Потом бросил бочонок. Ткань под Диксом разошлась, и он очутился в воде. Мелькнуло перекошенное криком лицо, его закрыл от Сварога треугольный плавник, и Дикс исчез. Второй человек на плоту лег на баллон, обхватил его руками, надеясь на последнее чудо. Но чуда не произошло – над баллоном нависла акулья голова, разомкнулась пасть, набитая треугольными зубами, и хищник за ногу стянул человека в океан.

С броненосца ударила пушка. Ядро взметнуло столб брызг вместе с рыбьими ошметками, но в бегство акулье полчище это не обратило. Да и что, скажите, отгонит эту адскую орду?!

Шлюпка стукнула о стену. Сварог протянул руку, выдернул из нее Рошаля. Олес вытаскивал с кормы лодки смертельно бледного Кулка.

И нигде Сварог не видел Клади. Может быть, она на дальней стене – там много людей и много женщин.

Еще один выстрел неизвестного артиллериста обрушил ядро на акульи туши. И кто знает, может быть, отчаянная маленькая война единственной пушки приведет к победе… Вдруг не мозгами, которых у них нет, а зачатками инстинкта самосохранения проклятые рыбы надумают убраться из-под обстрела восвояси. Черт возьми, и ведь, по сути дела, нечем помочь, разве что шауром. Но даже чтобы одну акулу до смерти нашпиговать серебром, потребуется час-другой. Эх, сейчас бы сюда запас глубинных бомб… А это как понимать?!

«Серебряный удар» явственно покачнулся. И… И словно бы приподнялся над водой. Сварог глазам своим не поверил. И только сейчас обратил внимание на то, что акул, от чьих туш море вблизи зиккурата прямо-таки шевелилось, около броненосца собралось заметно больше. Быть того не может…

А больше-то и некому. Некому было не просто приподнять броненосец, но и потащить вперед, в море, на глубину. Кроме них. Они, акулы, сбившись в огромную организованную стаю, силой своих огромных тел и движимые несомненно разумом, разве что не своим, а чьим-то, способным повелевать их хищными телами, толкали «Серебряный удар» прочь от зиккурата.

Пушка на борту корабля замолчала. Сварог же, понимая, что сейчас произойдет, судорожно искал выход. Он попробовал лишить броненосец веса. Ничего не вышло – как он и предполагал. Набравшаяся в трюм вода якорем держала корабль. Пес с ним, с самим броненосцем, надо вытаскивать оттуда людей. Сварог рванулся к шлюпке, когда его пригвоздил к камням крик Олеса:

– Там Клади!

Мир на мгновение замутился, будто Сварог вновь очутился под водой. Но только на мгновение. Спустя этот миг граф Гэйр уже шептал заклинание на лишение веса Клади. Конечно, надо видеть предмет, находиться вблизи предмета, но вдруг, вдруг будет достаточно представить себе человека так, будто человек стоит перед тобой… Тоже не получилось. С этой стороны заклинание не дало себя обойти.

И Сварог запрыгнул в шлюпку. Следом заскочил Олес. Оттолкнувшись от стены, Сварог вышиб ногой банку, которой придется грести, как веслом, когда…

Когда акулы стремительно ринулись прочь от «Серебряного удара». А корабль, сначала неуверенно, будто потерявший равновесие канатоходец, но в то же время величественно закачавшись, начал заваливаться набок. Медленно, потом быстрее, быстрее, неудержимо, неостановимо… Обитый броней борт содрогнул поверхность моря, и вокруг гибнущего «Удара» стеной встала вода. В белых кружевах брызг и в зеленых прозрачных водопадах их «Серебряный удар», их последний дом уходил в океан.

Грести, продираться сквозь акулье засилье уже не имело смысла. Сварог и не думал, что такие большие корабли тонут так быстро.

Когда борт броненосца, ставший теперь из правого верхним, сравнялся с поверхностью, корабль, уже находясь под водой, вдруг выровнялся, над океаном показалась черная труба и верхушка мачты. Верх трубы и верх мачты – вот над чем сомкнулись воды бескрайнего димерейского океана. И бездонного, это Сварог совсем недавно видел…

Волна их не догнала. Шлюпку, где сидели Сварог и Олес, быстро подтащили за канат люди на стене зиккурата – а там, где погиб «Серебряный удар», вспухали гигантские пузыри воздуха, качались на волнах какие-то ошметки.

Сварог еще не говорил себе, что Клади погибла. Может быть, Олес ошибся, и Клади сейчас, например, в одной из башенок зиккурата… да хоть пусть лежит без сознания, раненая лежит, лишь бы здесь, над водой…

– Она сказала, что ей нужно ненадолго задержаться, – донесся до Сварога ровный голос Рошаля. – Я позвал ее в шлюпку. Она сказала, что сядет в следующую.

«Тогда, в кают-компании… она что, она прощалась со мной? Неужели она знала? – задавалась вопросами та часть сознания Сварога, которая поверила в смерть баронетты. – Все эти ее недомолвки, полунамеки… „Ты меня не любишь“, – словно обрывала ниточки, чтоб не было так больно… Почему она задержалась на корабле? Женщин переправляли в первую очередь…»

Сварог, ухватившись за протянутую руку, выбрался из шлюпки на стену. Последний осколок надежды уничтожил Олес:

– Клади всегда была упрямой девчонкой, – князь сел на стене лицом к океану, поджав ноги по-турецки. – Я наткнулся на нее возле трапа, она зачем-то спускалась вниз. Говорю – все, баронетта, помпы остановлены, может неслабо шмякнуть об камень. Ну кто ж тогда знал, что эти твари отволокут «Удар» в море… Пошли, говорю, баронетта. Знаете, что она мне ответила? Тебе, говорит, князь, как никому другому пошло на пользу наше странствие от Гаэдаро до сердца океана. Так и сказала – сердце океана… И побежала вниз. Да на ходу крикнула, мол, не забудь проверить свою родословную. Словно напутствовала… Она специально осталась, да? Она знала, чем кончится? Как это понимать, мастер Сварог?!

А мастер Сварог, промолчав в ответ, все-таки пошел искать баронетту в башенках зиккурата…

Глава шестнадцатая Чунга-Чанга, синий небосвод…

Тепла димерейская ночь. Но не тиха: ворочаются люди на стенах, слышны стоны, тихие разговоры и плач, сыто плещутся акулы в океане, плещутся в бассейне над площадкой, стукаются и трутся о стены, иногда поднимают какую-то возню, мощно лупя хвостами о поверхность, сшибаясь телами. В ровном бледном свечении, вновь показавшемся над очистившимся горизонтом, без труда можно разглядеть непрерывно перемещающиеся в океане треугольные плавники, мокро блестящие спины. С внешней стороны стены, выбрасывая тела на короткие ступени, хищные рыбы то и дело высовывают из воды свои морды и смотрят в загадочном ожидании своего акульего счастья – свежего мяса. Или они так гипнотизируют жертву…

Курить было уже невмоготу, уже тошнило от курева, во рту скопилась табачная пакость. Оставалось лишь лежать на спине и смотреть на звезды. Иной природы, но тоже пакость скопилась на душе. И вроде бы не в чем себя упрекнуть, вроде бы сделал все, что мог…

На двух башнях горели факелы, поднимая в ночь призывные огни. Где-то по водным тропам странствуют в поисках новой земли караваны судов: крепкие флоты Шадтага и Крона, парусники Фагора, перехитрившие всех и вышедшие в море раньше, чем броненосцы покинули военные базы Гидернии, плохо приспособленные к океану корабли Бадры, которая лежала на противоположной от Гидернии стороне Атара, и гидернийцам не так просто было надежно перекрыть Бадре все морские входы-выходы, наконец, какие-то плавсредства Нура, о чьих возможностях, количестве и прочих достоинствах Сварогу было вообще ничего не известно. Огонь в ночи виден издали. Впередсмотрящие могут его заметить, а заметив, обязательно доложат капитанам. Капитаны же… Капитаны будут принимать решение. Или какой-нибудь сектантский корабль, может быть все тот же «Путь», примчится палочкой-выручалочкой. Конечно, примчаться могут гидернийские военные корабли, но что беглецам с «Серебряного удара», затерявшимся среди океана, остается, кроме того что рисковать?..

Одна шлюпка – как раз та, с которой спасли Рошаля, – словно бы в насмешку, у них сохранилась. Весел, правда, нет, но нет и пробоин. Акулы, чуя, что лодка не скрывает от них живого, свежего мяса, иногда проверочно тычутся в борта носами, раскачивая их, и тут же отплывают: пусто.

Акулы, а до них люди-жабы и гидернийские броненосцы что-то очень уж легко обнаруживали «Серебряный удар» на бескрайних океанских просторах. Слишком легко, чтобы не предположить за кулисами чью-то точную наводку на цель. Чья это работа – дотошного Великого ли Мастера или деятелей масштабом помельче, – можно лишь гадать, да проку от того гадания никакого. Факт неоспорим: их загнали в угол. Конкретно и умело загнали, следует признать.

Вполне допустимо, что это Великий Мастер устроил демонстрацию своего всемогущества – устроил, чтобы заставить Сварога обратиться к нему за помощью. Потому что вроде бы больше не к кому, потому что одна душа – вполне подходящая цена для спасения жизней сорока двух выживших, среди которых половина женщины и дети. Потому что в минуты отчаяния человек готов позвать кого угодно. А наступления этих минут Он будет ждать, не извольте беспокоиться. И что стоит лишь мысленно призвать – незамедлительно явятся с готовым договором. Останется только поставить подпись, причем не обязательно кровью…

Сдаваться Сварог не собирался. Загнали в угол, говорите? Но мы уже выжили и будем выживать дальше. Что нужно для элементарного выживания? Еда, вода, какая-никакая крыша и надежда. Первые три составляющие в наличии, и надежду у нас легко не отнимешь. Не свернут суда на сигнальные огни? Вполне допустимо. Что ж, начнем с малого: можем разобрать одну башенку, потребуется, разберем также один-другой слой кладки стен, и из камней, из ящиков, что удалось перевезти с корабля, можно заделать разлом. Пара ведер найдется? Найдется. Тихой сапой вычерпаем воду с площадки. Акулы, набившиеся в бассейн, – не все акулы океана, их число ограничено, их реально истребить. Таким образом отвоюем у океана и хищных тварей вершину зиккурата. Уже победа, пусть и небольшая. А дальше? Дальше, например, можно отковырять плиты площадки. Почему бы внутри зиккурата не быть полостям, кто сказал, что он обязательно должен быть цельным? Одним строителям ведомо, что они, демоны, там замуровали. Черепа предков, древний город, аппарат перемещения по Тропе, склад полезных вещей, подводную лодку… Нет ничего невозможного. Надо будет – зароемся до дна океана. Мы еще повоюем…

Вот только Клади рядом не будет. Клади, Клади, хитрая охотница. Больно уж много странного вокруг твоей смерти… Ну что еще удумала, а? В какие игры опять впуталась на свою белокурую головку?..

Сварог проснулся – оказывается, он все-таки умудрился заснуть.

Разбудил его рассвет над океаном. Горизонт набухал коралловым рифом, рифом цвета крови, разведенной молоком.

Продрав глаза, Сварог почувствовал, что в окружающем что-то сдвинулось, произошло некое серьезное изменение – почувствовал раньше, чем увидел это изменение. И вправду существенное, ничего не скажешь. Акулы ушли.

Сварог встал на ноги. Провел взглядом по океану. Ни плавников над водой, ни силуэтов под водой. Как по команде нагрянули, как по команде ушли. Мирный рассвет над океаном; бляха-муха. Тишина, ветерок, слабое волнение на море, так и тянет купнуться…

– Вот я о том же. Травят, как волков на охоте. Напустили сперва одну свору, потом пустили другую, – раздался сзади голос Пэвера. Тоже проснулся. Или вовсе не спал. – Только зачем было отзывать последнюю свору? Она вполне справлялась…

Сварог оглянулся. Пэвер тоже стоял, тер щетинистый, неотмытый от копоти подбородок. Отставной суб-генерал выглядел сейчас постаревшим на десяток-другой лет. Не только из-за разом проступивших морщин, не только из-за ссутуленных плеч. В первую очередь Пэвер постарел взглядом.

– Если среди наших тоурантцев есть поклонники Кайката, – севшим голосом продолжал генерал, – и они его старательно ублажали всю сознательную жизнь, то самое время взывать к его милости. Он же вроде бы и предусмотрен как раз на такой, крайний случай. Бог последнего прошения. Когда еще просить Кайката, если не сейчас. Пора звать богов, мы всего лишь люди…

– Вы хотите, чтобы я поддержал ваше уныние, мастер Пэвер? Не спорю, вдвоем скулить веселее…

– Стар я каждый раз отряхиваться и как ни в чем не бывало скакать дальше. Тем более и скакать-то некуда. Тут только ободрять себя прекрасными сказками. Например, такой: вдруг Граматар не где-нибудь, а прямо под нами, и он ка-ак сейчас всплывет, а мы ка-ак всплывем вместе с ним и окажемся выше всех, удачливее всех, умнее всех…

Они замолчали, Пэвер замолчал обиженно, заметно было по сопению. «Как это ни цинично звучит, – подумал Сварог, – хорошо, что акулы неумеренны в своей прожорливости. Если бы по воде, особенно по воде бассейна, плавали останки людей, было бы гораздо хуже. Проснулись бы женщины, проснулись бы дети и…»

– А это что там такое, вы, часом, не знаете? – Сварог вытянул руку, показывая направление.

Пэвер вгляделся.

– Да, что-то там есть… На корабль не похоже.

– Согласен. Скорее, туча. Или скопление над водой неких существ. Интересно, на рассвете случаются миражи или миражам время не писано…

– Туча, говорите?.. Нет, движется по воде. Про существ даже думать не хочу. Мираж? То есть маррог? Тогда б почему ему не появиться прямо перед нами, зачем эти представления с надвижением издалека, – перебирая возможности, суб-генерал несколько расправил плечи. – Если это опять лягушки на дельфинах, я их голыми руками утоплю как котят, не посмотрю, что двоякодышащие. Сколько ж можно, а?! – Потом почесал затылок и неуверенно предположил: – А может, остров?

– Тот, который Блуждающий? – не отрывая взгляда от точки на рассветном горизонте, Сварог закурил первую сигарету в этот день. – А не слишком ли вовремя? В последний момент прибывает кавалерия и выручает из беды…

– Или добивает, – мрачно пошутил суб-генерал.

– Острова у вас, говорите, водятся исключительно блуждающие? – Сварог поднял руку козырьком. – А сдается мне, эта хреновина нисколько не блуждает – устремленно движется аккурат к нам. И со скоростью, какую трудно требовать от острова. Скорее уж от катера, и не парового, а дизельного. Что ж, подождем…

Ждать пришлось недолго. Недолго оно надвигалось этаким миражом, фантомом, маррогом, надвигалось бесшумно и таинственно, вырастая на алом заднике горизонта. Только что объект был точкой, вот уже примерно угадываются размеры, вот объект уже обрел вполне конкретные очертания, и уже отпадает всякий смысл гадать, что именно к ним принесло.

К тому моменту, когда объект застыл в полусотне каймов от стены зиккурата, весь уцелевший экипаж, все сорок два человека, были на ногах: проснувшиеся или, что вернее, не сомкнувшие глаз в эту ночь разбудили остальных. Никто не радовался, тем более никто не восторгался чудесами. Плавание «Серебряного удара» по океану отучило верить в счастливый исход любых встреч. Люди просто молча ждали, что произойдет дальше.

Да, это был остров. Блуждающий или сам по себе разъезжающий – на нем таблички не висело и в рупор никто не объявлял: «Слушайте, несчастные, кто к вам прибыл!» Размерами он не потрясал: по площади – где-то вполовину меньше «Серебряного удара», в высоту – каймов пятнадцать. Остров походил на проросшую плетеную корзину: одно лишь плотное хитросплетение тонких стволов, кое-где зеленеющее листвой, кое-где, правда, зеленеющее буйно. Песочного пляжа, присущего классическим островам, земли, скал, а также флагов, замковых башен, птиц, зверей, людей, каких-нибудь приспособлений, вроде пароходных колес или ракетных установок – в общем, ни черта не углядеть, одни прутья. Не остров, а корзина корзиной. Плавучее образование имело каплевидную форму, и вытянутая часть его была обращена к зиккурату. Вроде как нацелилось…

Сварог привычно проверил наличие шаура за поясом. А более и проверять нечего. Карабины нынче не более чем дубины – были патроны, да все ушли в акульи туши. Корабельных пушек с собой не прихватили. Холодное оружие, правда, запасено. Однако сомнительно, чтобы люди, перемещающиеся таким вызывающим манером, испугались бы ножей, мечей, штыков или даже сабельки, каковую Сварог приметил на боку у Олеса. Честно говоря, также нельзя поручиться, что островитяне тут же замертво падут от сокрушительных очередей из шаура.

– Изучают, – процедил сквозь зубы Пэвер.

Сварог прикинул: если с острова откроют огонь – командовать своим за стены.

– Повыставляете стволы, побегаете, покричите, короче – поотвлекаете внимание.

– Понятно.

Еще бы суб-генералу было непонятно. Им оставлена единственная тактика: акул нет, экипаж отвлекает островитян на себя, Сварог пойдет под водой, попытается взять внезапностью.

Сварог увидел, что по стенам к ним с Пэвером пробираются Рошаль и Олес. Тем временем период изучения на плетеном борту, видимо, завершился.

От острова отделились две лозы, побежали желтыми змеями по поверхности воды… Нет, они не просто тянулись, от них на глазах отрастали горизонтальные побеги, образуя поперечные перекладины, и вертикальные – перила. И когда чудо-побеги дотянулись до стены, вползли на стену, одолели всю ее ширину и, как крюками, зацепились за камни (а на это ушло всего лишь несколько минут), от острова до зиккурата выросли мостки.

– Чтоб меня изрубили на фарш! – прошептал Пэвер. – Опять колдовство поганое, ядро ему в мокрое ущелье!

На этом фокусы-покусы не закончились. Над началом мостков вверх поднялась дверца. И в проеме показался островитянин. В общем ничего особенного он собою не представлял: не гигант с одним глазом во лбу, не лилипут, не мерзкая помесь, вроде человека-осьминога. Зауряднейший человек среднего роста, смуглый, одетый в сиреневые брюки и рубаху, босой. Он прошел половину сооруженного, вернее, выращенного пути, остановился. И громко, а главное, значительно, как церемониймейстер объявляет имена и титулы гостей, прибывших во дворец с супругами и без супруг, островитянин возгласил:

– Кто из вас человек, который владеет магией?

– Вас, мастер Сварог… – подсказал подоспевший и запыхавшийся Рошаль.

– …к телефону, – закончил мастер Сварог. Потом обратился уже к островитянину: – А кто его спрашивает?

– Его просят в гости, – важно ответил слуга. Не возникало сомнений, что к ним выслали именно слугу – по горделивой надменности, по интонациям попугая.

– А зачем? – Сварог не бежал по мостику, захлебываясь от счастья, и тем явно озадачил сиреневого лакея.

– Ну… его просят, – наконец нашелся малый.

– А его друзья останутся здесь? – не унимался Сварог.

– Его просят в дом, – попкой продолдонил слуга. Он, конечно, не рассчитывал на отказ и оказался неподготовлен к неожиданному затору в таком простом вопросе, как приглашение в гости.

– Не пойдет, – помотал головой Сварог. – Я, значит, чаи буду распивать, а мои друзья, мокрые, голодные, уставшие, будут тут страдать на камнях…

Голодных и мокрых он запустил не для жалости. Нельзя исключать и такое развитие событий: приглашенный в гости получит вместо пирога из печи дубиной по башке, остров даст газу и унесет Сварога, как пишут в протоколах, в неизвестном направлении, а остальные останутся посреди океана. А потом – не хотелось как-то уподобляться пешке в темных играх островитян. А островитяне, однако, сволочи. Если спасаете попавших в беду, то делайте это, как принято на всех морях: без предварительных выяснений и без дешевого выпендрежа. Потому что сегодня ты меня спас – завтра я тебя спасу, и нет повода выеживаться. Потому что все под Богом ходим. А если цель островитян не спасение… то тем более они сволочи.

– Вас зовут, – лакей сделал последнюю, жалкую попытку уговорить. После чего замолчал, задумчиво уставившись в небо, зашевелил губами, будто повторяя чей-то мысленный приказ. И вновь открыл рот: – Ваши люди… в дом войти не могут… Но им, – он делал паузы, какие делают дипломаты для переводчиков, – предоставят место… для отдыха.

И вместе с последними словами опять началось прутья-шоу: по всему периметру острова в море хлынули побеги, похожие на виноградные лозы. Две минуты – и лозы сплелись в террасу, опоясавшую остров.

– Ну ладно, – тихо сказал Сварог. – Будем считать, что я согласен начать переговоры.

Прежде чем покинуть сцену, он дал последние указания:

– Не увлекайтесь там угощениями, орлы, потерпите…

Пока никто ничего не предлагал, но вдруг расщедрятся. Так вот не стоит пить да кушать в незнакомых местах – это еще опаснее, чем распивать водку из открытой бутылки с незнакомцами в чужом городе.

– Потерпим, – пообещал Рошаль.

– Если что, свистну. Редко я свищу, но громко…

– Вас услышат, – заверил Пэвер и подмигнул. Дескать, не извольте сомневаться, маскап, будем наготове, ворвемся по первому свисту и раскатаем этот остров, как тесто.

– Вот и отлично. Пошел знакомиться.

Мостки, на вид хлипкие, держали хорошо, лежали на поверхности, и небольшие волны, перекатывающиеся по океану, заливали их, омывая сапоги графа Гэйра. На пороге Сварог оглянулся. Вслед за ним, сторожко перебирая руками перила, от стены цепочкой двигался его экипаж.

– Прошу вас, – вежливо поторопил слуга, протягивая ладонь указательным знаком.

Сварог вошел. Дверь за ним тут же опустилась… точнее, развернулась, словно соломенная вьетнамская штора на окнах. И зазоры между дверью и рамкой проема мгновенно стянули мелкие побеги, как нитями. Дверь срослась со стенами. Ничего не скажешь, повезло здешним обитателям – сэкономили на щеколдах и крючках… Сэкономили они и на ковровых дорожках – зеленый покров невысокой свежей травы приятно мягчил шаг.

Слуга шел первым. Прямоугольный в сечении коридор плавными изгибами вел к центру острова. Коридорный свод иногда уступал место просветам, своего рода окнам с видом на небо, сквозь которые внутрь вливался утренний свет. Вокруг безраздельно господствовал стиль «живая изгородь», еще его можно было поименовать «плетенкой». И стены, и свод, и пол – все скручено, сплетено из древесных стволов. Лишь одни стволы толще, другие тоньше. Лишь где-то желтеют, а то и коричневеют одни голые стволы, где-то стена курчавится декоративной листвой, где-то свисают плоды, среди которых попадаются и узнаваемые (вон лимон, мандарин, а это груша, разве что черного цвета и миниатюрного размера), где-то вместо плинтусов пущены цветы такой яркости и пестроты, что в глазах начинало рябить.

Они прошли мимо комнаты, в центре которой зияло круглое отверстие, а в нем голубела океанская вода. Вокруг бассейна переплелись гибкие лозы, приняв формы кресел, столиков, диванчиков. Помещение смахивало на комнату отдыха и одновременно на хранилище, потому что на полках, столиках, даже на полу хранилось множество предметов маловразумительного назначения. Взгляд ухватил свисающий с потолка на кашпо из тонких лоз снежный ком (или нечто на него похожее), из которого ежовыми иголками торчали какие-то палочки разной длины со светящимися кончиками. На одной из полок два диска, вроде бы эбонитовые, таинственным образом вращались над камнем яйцевидной формы и матовой белизны. Возле дверного проема стоял высокий сиреневый цилиндр. Стоило Сварогу бросить на него взгляд, и сиреневое нутро пронзили серебристые змейки всполохов… В комнате было еще на что посмотреть, но они уже прошли мимо. Уж не древние ли предметы тут расставлены, до которых люди с Блуждающих Островов, если верить легендам и преданиям, сами не свои?

По Блуждающему Острову его ведут или не по Блуждающему, а шаур-то за поясом. Беззаботные обитатели «корзины» не поинтересовались, есть ли у Сварога при себе оружие. Не озаботило их также наличие-отсутствие оружия у четырех десятков людей. А ведь доведись – озлобленные люди, которым теперь-то действительно совсем нечего терять, изрубят деревянные стенки в щепы. Даже голыми руками. Что это, беспечность или самоуверенность? Знак благорасположенности или островитяне ничего и никого не боятся? Или они наивные добряки, которые даже предположить не могут в людях черную неблагодарность и злобу? Что-то плохо верится…

Пришли. Сделалось ясным и без торжественного объявления слуги. Впрочем, слуга ни слова не произнес, пропустил Сварога и остался за дверью. В очередной раз раскрутилась штора, закрывая проем. Только на этот раз дверь с проемом не срасталась, просто повисла.

Довольно большой зал, в котором очутился Сварог, украшали витые колонны из толстых стволов, поднимающиеся от пола до потолка. По желобам, прикрепленным к стенам, бежала вода, стекала из желоба в желоб, из отверстий в желобах капала в чаши и прямо на пол. В нишах стояли фарфоровые и металлические вазы, увитые тонкими стеблями. А в одну из ниш был помещен прозрачный, похожий на рыбий, пузырь. Из трубчатого стебля, напоминающего бамбуковый, в него тонкой струей лилась янтарная жидкость, отвода вроде бы не имелось, однако жидкости в заполненном на треть пузыре не прибавлялось.

Проходя мимо желтого в черных и золотых прожилках конуса, стоявшего на невысокой и, разумеется, плетеной тумбе, Сварог ощутил тепло в нагрудном кармашке. Ага, вот и рубин ожил. Если гикорат нагревается (можно не сомневаться, и пульсирует багровым светом), значит, конус – не что иное, как древний предмет. «И что с того? – спросил Сварог сам себя. – Да пока что ничего, собственно говоря, разве что зарубка на будущее».

Полукруглый свод не смыкался над центром зала, оставляя широкую дорогу дневного света. Под открытым небом восседал в кресле еще один обитатель острова, и вот его-то уж никак нельзя было заподозрить в принадлежности к лакейскому племени. Одна расшитая золотом (узор состоял из птиц, стеблей и листьев), безукоризненной белизны туника чего стоила. А еще возьмите надменность взгляда, высокомерно вздернутый подбородок, сидит по-хозяйски развалясь, пальцы унизаны перстнями и кольцами, украшений нет только на мизинцах. Какой, к чертям, слуга…

Молодой, лет тридцати, высокий, худощавый, на белой коже лица будто тушью нарисованы тонкие бакенбарды, переходящие в такую же тонкую, едва намеченную «эспаньолку». Оторвать от плетеного кресла задницу хозяин не соизволил, видимо, считал гостя себе не ровней. Лишь приподнял руку; явно незнакомую с физическим трудом, шевельнул тонким пальчиком.

– Садитесь. – Палец указал на кресло напротив.

Сварог сел. Мы не гордые, зато ужасно хитрые. Для начала во всем разберемся, просечем, кто ты у нас такой, что из себя корчишь и по какому праву, разыграем тихого, а потом уже будем кипятиться в благородном гневе оскорбленного дворянина: «Да ты знаешь, кто перед тобой, щенок! Встать, когда разговариваешь с королем Хелльстада!» И так далее.

Сварог сел. Кресло оказалось неожиданно мягким, словно не из прутьев сплетено, а из поролона. Граф Гэйр положил руки на широкие подлокотники, выжидательно посмотрел на принимающую сторону. Островитянин в свою очередь, улыбаясь и наклонив голову, пристально рассматривал своего визави – так же он, очевидно, рассматривает и новые поступления в коллекции древних предметов…

– Необычный тип лица, – наконец заговорил хозяин-барин. – Необычна и защита вашей ауры. У людей подобного я не встречал. Даже те, кто называл себя колдунами, не могли сопротивляться посылам. Да, бесспорно сильная магия. Меня это убедило, что вы тот, кто нам нужен.

«Нам, – подумал Сварог, – значит, ты что-то вроде представителя. Хотя такой и о себе способен говорить во множественном числе». Также Сварог отметил, что кресло не низкое, в нем не утопаешь и потому из него легко при необходимости стартовать.

– Не пора ли вам, любезнейший, представиться, – напомнил Сварог. – Вы позвали меня в гости, я оказал вам честь.

– Признаться, задали вы нам задачку. Таких проблем не возникало со времен Перламутрового Танца. – Похоже, господин в расшитой золотом тунике даже не вслушивался в то, что говорил собеседник. – Да, да…

Он задумчиво наморщил лоб, крутя перстень на пальце.

– Ну ничего, теперь ваши способности обретут достойного ювелира и получат подходящую огранку.

Сварог и дернуться не успел. Слишком внезапно и молниеносно все произошло. Множество тонких и гибких прутьев вылетело одновременно и отовсюду. Они захлестнули руки, прочно примотав к подлокотникам, опутали ноги, ремнями сдавили грудь и живот. Чертовы побеги обвили и горло.

Островитянин рассмеялся.

– Вот видите, как все легко и просто. Ваша магия, то есть произнесение заклинаний и щелканье пальцами, помочь бессильна. Не находите, что на стенах ваши люди были бы в большей безопасности?

Сварог мог разве прохрипеть в ответ. Разумные сучки сдавили горло умело, прихватили ровно настолько, чтобы он не задохнулся и вместе с тем не мог говорить. Ч-черт, как же попался. Вот, значит, почему их не беспокоило оружие гостей. И ничего не поделаешь. Ничего?! Ну, это мы поглядим…

– Вам не хватает знаний. Вам всем не хватает знаний. – Островитянин поднялся, приведя в движение стебли и листья на белой тунике. Прошелся туда-сюда, скрипя сандалиями на деревянной подметке и заложив руки за спину.

Сварог одними глазами следил за его перемещениями.

– О чем свидетельствуют ваши подвиги? Способности при нехватке знаний и нежелание эти знания получать – это… как камень на птичьей лапе. – Видимо, ему понравилось найденное сравнение, и он повторил: – Да, как камень, привязанный к птичьей лапе и не дающий птице взлететь. Впрочем, и возможности получить знания у вас, прямо скажем, невелики…

Он скрылся за одной из колонн, вновь вернулся – уже с бокалом, на четверть наполненным бордовой жидкостью, – и вновь принялся расхаживать, прихлебывая напиток. И продолжил разглагольствовать нравоучительным тоном:

– Вас, конечно, никогда не беспокоило, что сплошь и рядом впустую пропадают выдающиеся способности. Природа щедра, она засевает своими семенами любую почву, не думая, пригодятся кому-либо всходы, или они пропадут, засохнув… Хм, а мне сегодня удаются образы. Видимо, оттого, что день начался весьма неплохо…

«А ведь в этом доме меня не принимают за пришельца из другого мира, – подумал Сварог, пока болтун в белом восхищался своей образной речью. – Держат за какого-то колдунишку. Что у него там по плану, после того как выговорится? Позвать своих сподвижников, наличие которых можно предположить по его фразе „нам нужен“? Или он уже мысленно позвал? Мол, приходите-прибегайте, я его поймал. Поймал, спору нет, однако пора и освобождаться…»

– Меня, в отличие от вас, всегда огорчало, как много полезного и красивого мы недополучаем. Мы просто не поднимаем с земли разбросанные алмазы. Какой-нибудь величайший ученый вынужден всю жизнь пахать землю, гениальный изобретатель вынужден ловить рыбу, а талантливый музыкант – ее жарить. Таким образом, мы не собираем весь урожай, который предлагает нам природа…

«Похоже, под „мы“ он подразумевает какой-то избранный круг. Ну да и черт с ним! Пора начинать представление». Когда-то в одной азиатской стране другого… совсем другого мира этот прием сработал, на него купились, а те люди были поискушенней в хитрости, коварстве и умении извлекать информацию, чем нынешний болтун. Те люди меньше верили в собственную неуязвимость и постоянно были настороже. И все-таки купились…

– Познание и совершенствование – вот основа, вот девиз разумных людей, – островитянин попивал и похаживал в свое удовольствие, явно он был не стеснен во времени. – Я всегда выступал за выявление и привлечение лучшего из всех человеческих сил. Уповая только на собственные силы и изучение древней мудрости, мы замедляем развитие. Мы лишаем себя возможности совершить скачок и вплотную подобраться к цели. Я рад, что наконец ко мне и моим единомышленникам прислушались. Тому свидетельство ваше появление здесь…

Любопытно, конечно, послушать лекцию дальше, вроде бы говорун перешел к интересной теме, но надоело, знаете ли, сидеть бабочкой в коконе. Да и дождаться дружков нашего гостеприимного хозяина вовсе не хочется. Однако к затронутым лектором вопросам мы обязательно вернемся…

Глава, с одной стороны, семнадцатая, а с другой – вроде как и первая…

Глаза пленника закатились, откинулась, насколько было возможно, голова, конвульсивно задергались руки и ноги. Изо рта поползла нить слюны.

– Эй, что с вами? – Островитянин, увлеченный собственным красноречием, не сразу, но обратил внимание на странное поведение пленного.

Ответом ему был хрип и усиление судорог.

А Сварог ему нужен был живой. И от горла незамедлительно отскочили стягивавшие его прутья. Однако приступ падучей не прекратился, наоборот – слюна изо рта бежала все сильней. Судороги скрутили бы тело в узел, но узы, спасибо им, не позволили.

Островитянин что-то прокричал, послышался топот ног. Чьи-то крепкие пальцы сдавили подбородок графа Гэйра, заходящегося в припадке.

– Мастер, его нужно развязать и положить, – услышал Сварок голос, принадлежавший босому слуге в сиреневых одеждах.

«Доктора из вас, голуби мои, хреновые. Распознать симуляцию не можете. Вот и те не смогли…»

Путы, повинуясь неслышной команде, враз ослабли. Сварога бережно подхватили под мышки, потянули из кресла. Что и требовалось доказать…

И Сварог сорвался в действие. Он даже пожалел, что противничков оказалось всего двое. Он не отказался бы еще от тройки-пятерки, чтобы выплеснуть всю злость – потому что в двух ударах выплеснуть не удалось. Хотя слуге досталось по полной, пусть он и меньше заслуживал расправы. Его беда – бесполезность как источника информации. Прямой в челюсть отправил лакея на незаслуженный отдых длиною от получаса и далее. Хозяину в тунике с золотыми птицами досталось двумя руками по ушам, что заставило его застонать и присесть, обхватив голову руками.

Сварог сграбастал его за белые одежды, вздернул на ноги и ткнул в подбородок выхваченным из-за пояса шауром.

– Только не надо звать на помощь ни людей, ни прутики. Вижу, незнакома тебе эта штука? Ну так познакомься.

Сварог наставил метатель звездочек на кресло и вдавил спуск. Зазубренные кругляши вонзились в плетение спинки.

Островитянин пронзительно вскрикнул:

– Не надо! Они живые!

– Живые, говоришь, – зло прошипел Сварог, придвигая его лицо вплотную к своему. – А чужих людей тебе, выходит, не жаль. Потому что без них ты обойдешься, а без сучков нет. Вы уничтожали нас? Вы натравили на нас ихтиандров и акул? Вы вывели на нас гидернийские корабли? Отвечать, падла!

Островитянин был жалок. Губы дрожали, глаза распирал испуг. Судя по всему, в такой ситуации ему оказываться не приходилось, он был до печенок, смертельно перепуган.

– Я был против, я же только что говорил… Они хотели уничтожить вас, а я настаивал, чтобы вас изучали и включили в работу.

– Ну, теперь ты, мразь, не находишь, что, останься мои люди на стенах, вы были бы в большей безопасности? Стоит мне свистнуть, как твою корзинку разнесут в пыль. А тебя я сам прикончу, никому не передоверю. Убивать буду медленно и больно. И никакой магии, заметь, – одна выучка старого солдата. Мой экипаж ты бы все равно бросил подыхать здесь, отцепив или потопив свою сволочную террасу, так? Отвечай, сука!

– Да, оставить здесь, – человек в белой тунике отвечал торопливо, словно боясь, что, задержись он со словами, и пальцы разозленного дикаря рефлекторно дернутся на курке. – Так решили. Они не нужны. Зачем они нужны, скажите?

– А я, выходит, нужен… – Сварог толкнул островитянина в кресло, которое до того занимал сам. – Дернешься, запустишь свои ползучие палки или соврешь – пристрелю не раздумывая, и так руки чешутся, спасу нет. Сколько человек на борту?

– Где?..

– На острове, мать твою!..

– Трое.

– Кто?

– Слуга, две женщины, ребенок.

– Чей ребенок?

– Как чей? Мой…

– Кто-нибудь сюда сейчас плывет?

Детектор лжи Сварог включил с начала разговора и до самого его конца выключать не намеревался.

– Нет. – Островитянин набрался храбрости и произнес: – Вас уничтожат. Если вы убьете меня, тогда вас точно уничтожат, уже ничто не спасет.

– А кто или что нас спасало до этого, кроме нас самих? Теперь нас невозможно запугать, тварь. Ничем не запугаешь – ни своими дружками, ни даже разумными сучками. Ну, вот теперь мы будем говорить. Излагай, что у тебя ко мне.

Островитянин был все еще бледен, все еще перепуган, но самообладание понемногу возвращалось.

– Моя смерть вам не поможет. – Он упрямо хотел донести до Сварога бессмысленность расправы над ним. – Вы погибнете. Вы не сможете управлять жилищем, вас настигнут другие. К тому же о моей гибели моментально узнают остальные, моментально.

Врет. Детектор показал, что на последней фразе он солгал. Что ж, если возвращается способность врать и подолгу говорить, значит, шок проходит.

– Значит, говоришь, я был вам нужен? – Сварог стоял напротив человека в тунике, поигрывая шауром, от которого островитянин не отводил взгляд.

– Самое смешное, я действительно настаивал на том, чтобы поговорить с вами. – Хозяин острова издал нервный смешок. – Спорил с теми, кто хотел вас уничтожить.

– Давай без соплей. Захватил ты меня; что дальше должен был делать?

– Доставить на… на Главный Остров, так это можно назвать.

– И что там?

– Там вы предстанете перед Советом. Совет вынесет решение. Мне всего лишь поручили доставить вас…

– Почему именно я?

– Вы сами поставили нас перед выбором, и выбор у нас был небольшой. Или уничтожить вас, или включить в работу. Я, еще раз подчеркиваю, с самого начала придерживался второй точки зрения. Но буквально до сегодняшней ночи большинство в Совете было за людьми, настаивавшими на вашем устранении. – Он выпрямился в кресле, даже разгладил на груди скомканную Сварогом тунику.

Шок прошел. Островитянин, конечно, уже вовсю прикидывал шансы сторон и приходил к выводу, что они, в общем-то, равны. К тому же на данный момент стороны равно заинтересованы друг в друге. Хотя в роли пленника и под прицелом находится сейчас хозяин, однако гостю нет резона его убивать, потому что гость управлять плавучей корзиной не сможет, рано или поздно его настигнут друзья-товарищи островитянина, пылающие жаждой мщения.

– Вы хоть понимаете, насколько вы лишний? Как вы мешаете? Сколько вы уже успели испортить?!

– Кому, интересно, я мешаю – вам?

– Нам.

– Вам – это кому? Кто же вы будете?

– Вы называете нас людьми с Блуждающих Островов.

– А как вас надо называть?

– Мы – Дамурги. Это означает – Строители, Конструкторы, Создатели… Творцы… Трудно перевести…

– Вот оно как… И чем же я мешаю?

– Чем может помешать дикарь, вдруг обретший силу бога? Он использует силу, как до того использовал обыкновенную дубину. Это образ, прошу не принимать за оскорбление. Но способности, не поставленные под контроль равного им разума, служат исключительно разрушению.

«Ишь, бляха, совсем очухался. Еще раз, что ли, врезать по ушам…» – но на настоящую злость у Сварога уже не осталось запала. Да и бессмысленно вразумлять человека, у которого с детства мозги набекрень, не перевоспитаешь.

– Имя у тебя есть, Дамург, твое собственное имя?

Он чему-то улыбнулся, не торопясь с ответом. Наконец сознался:

– Ксави… Мастер Ксави.

И почему-то соврал. Сварог не стал стыдить и не стал признаваться, что раскусил ложь. В конце концов, может быть, это их древний островной обычай – представляться незнакомцам под псевдонимами.

– А можно мне узнать ваше имя?

– Что ж вы обо мне знаете, если вам неизвестно имя? – Что-то не хотелось Сварогу называть свое имя всяким проходимцам.

– Что имя? Набор звуков. Важнее то, что вы совершали…

– Ну и что же? Не терпится узнать, что же такого я насовершал…

– Вы своими действиями вызывали потрясения. Если прибегать к образам, то чем больше камень, тем больше от него волны, тем дальше эти волны разбегаются. Ваши магические упражнения поднимали немыслимые, огромные, гибельные волны. А любые волны над океаном разносятся далеко. Хотя бы из-за одного того, что после каждого вашего колдовского экзерсиса процесс замедлялся, стоило вас остановить… или взять под контроль. Благодаря вашим экзерсисам погибло множество опытных экземпляров в нестойких средах. Можно использовать такой образ: одни ткут сложную и красивую ткань, и вот кто-то начинает, развлекаясь, бросать камни. Камни падают и рвут ткань – скажите, понравится это ткачам? Ткань – это наш океан, а бросатель камней – вы. Между прочим, несколько моих коллег в один голос утверждали, что у них отключался механизм восстановления и уменьшалось количество…

– Не может быть! Если б я знал, да разве б я посмел! – притворно покаянным восклицанием Сварог прервал нескончаемый поток собственных прегрешений. – Что я наделал!.. Ну, продолжай, продолжай. Ты что-то там говорил о включении в работу. И как бы вы убедили меня в необходимости работать на вас?

– Как и всех, – пожал плечами островитянин.

– Минутку. Кого это «всех»?

– Вы разве не слышали о тагортах?

– Слышали. Еще как слышали. Только думали, что это сказки. – Сварог не стал вдаваться в исторические подробности, как его самого не раз принимали за тагорта.

– Да помилуйте, какие же сказки! Нам же нужны люди для выполнения поручений на материках.

– И откуда вы брали новых тагортов?

– По океану странствует много людей не только во время Великой Регаты, – ограничился Ксави коротким ответом.

– Понятно, – сказал Сварог. – Сдается мне, их поставляли люди Соленого Клюва и прочие… ловцы человечины. Вообще, веселое место этот ваш океан, хочу сказать. Не соскучишься. И все же, как вы убеждали будущих тагортов работать на вас?

– Они соглашались с неизбежностью.

И замолчал. Не хотелось ему развивать тему. Но, как говорится, не хочешь – заставим.

– Подробнее. Разве не было тех, кто отказывался?

– Когда альтернатива смерть…

– Это мы понимаем, но что мешало дать согласие, а впоследствии, уже на материке, обмануть? Не случалось такого?

– Нет.

Не соврал. Но слезать с него Сварог не намеревался.

– Почему не случалось? Не верю, чтобы не оказалось ни одного человека, пожелавшего соскочить с вашей веревки.

– Наверное, нам повезло.

Лжет, подлец. С наглой ухмылкой лжет. Ну погоди, сученок…

– Повезло, говоришь, – недобро прищурился Сварог. – А я, представь, знаю, что такого не может быть. И ты мне сейчас честно и подробно расскажешь, как и чем вы вяжете людей, отчего они служат вам верой и правдой. И попробуй не ответь. Ты, наверное, забыл, как работает эта штука…

И Сварог напомнил забывчивому островитянину, как работает «эта штука». Блеснувший в воздухе серебряный кружок вонзился в колонну. Из-под металла, застрявшего в древесине, побежала струйка желтоватой смолы. Мука исказила лицо мастера Ксави. Любил он свои послушные растения…

– А следующий – в тебя.

И дабы островитянин, не дай Бог, не усомнился в серьезности угроз, Сварог выстрелил в него. Разумеется, аккуратненько так выстрелил, чтобы лишь оцарапать предплечье, чтобы пустить кровушку, но серьезно не поранить. Нечто подобное волне прокатилось по стенам, потолку, колоннам, креслу. «Ах вот оно как! Ты каким-то образом со всей этой флорой повязан, – отметил Сварог. – Оч-чень любопытно».

Вид собственной крови на утонченные натуры, к каковым, бесспорно, принадлежал мастер Ксави, действует угнетающе. Обычно у таких натур сразу слабеет воля к сопротивлению.

– Это самое-самое начало, – пообещал Сварог. – Сейчас получишь продолжение по всей программе. Или надумал сознаваться? Что-то я не слышу рассказа про то, как вы заставляете работать на вас людей. Или меня слух подводит?

– Я не имею права говорить, – взмолился островитянин, ерзая в кресле под дулом шаура.

Сварог достал из воздуха сигарету, прикурил от пальца, пустил дым в лицо допрашиваемому. И очень спокойно, чтобы спокойствие пробрало мастера Ксави до кишок, сказал:

– А мне плевать, имеешь или не имеешь. Мне надо, чтобы ты рассказал – и ты расскажешь. Или я отрежу тебе голову и буду допрашивать ее отдельно от тела. Не слыхал про такое? На такие фокусы мы, маги и волшебники, большие мастера, уж поверь…

Похоже, слыхал – ишь как побледнел. Мастер Ксави, может, и силен кое в чем, но отличать правду от лжи, как Сварогу, ему не дано. Схавал блеф за милую душу. «Жаль, – подумал Сварог, – что я лишь наблюдал когда-то за допросом отрезанной головы, а сам не освоил такое полезное умение. Пожалуй, иногда лучше иметь дело с частью, чем с целым».

Теперь – последний штрих, и можно не сомневаться, что пациент поплывет. Куда изнеженному аристократу, не умеющему терпеть боль и вообще не нюхавшему настоящей мужской борьбы, устоять перед профессиональной десантной обработкой…

Сварог всего лишь надавил пальцами. Есть такие точки на теле, потревожь которые – и вспыхивает боль, кажущаяся несколько мгновений вообще невыносимой, а после переходящая в долгое и малоприятное нытье. Что-то сродни нытью пульпитного зуба, только ноет не десна и корни, а, скажем, вся левая половина тела.

Мастер Ксави взвизгнул от боли, визг перешел в стон – но не в признания.

– Значит, не желаем сознаваться. Ну сам напросился. Покедова…

Сварог вдавил ствол шаура в грудь корчащегося от боли островитянина. Нажми спуск, и зубцы серебряной звездочки располовинят сердце.

И вот тут уж сознаваться пожелали:

– Мы брали у них кровь. – Мастер Ксави пытался отодвинуться от оружия, да вот беда: спинка кресла мешала. – Есть способ… Через кровь. Я не знаю, как объяснить. Вы не поймете…

Детектор вранья не показал.

– Значит, кровью вязали. – В общем, главное Сварог узнал. – Ладно, замнем пока. Поехали дальше. С каких именно пор я стал вам мешать?

– Когда вы все вышли в океан. Конечно, я понимаю, что вы давно используете ваши способности, но происходящее на суше мы не контролируем. Нет, не то что мы не можем… – островитянин испугался, что усомнятся в могуществе их расы, и торопливо пояснил: – …просто это потребовало бы слишком большого отвлечения ресурсов.

– Ну хорошо, допустим, вы, – Сварог хищно усмехнулся, – уговорили бы меня работать на вас. И что бы вы мне поручили?

– Должен был решить Совет.

«Врет, ой врет! Опять соскользнул на кривую дорожку лжи». Граф Гэйр потер висок дулом шаура.

– Я тут что-то начинаю про вас соображать, блуждающие вы мои. И хрена с два ваш Совет мудрейших передумал бы меня уничтожать, когда б не отыскалась этому веская причина. И ты мне ее назовешь, эту причину. Правильно я понимаю?

И еще разок, на этот раз в челюсть рукоятью метателя звездочек, чтобы смачно клацнули зубы, чтоб из прикушенной губы потекла юшка. А этот мастер Ксави еще и заплакал. Ну, не зарыдал, но глаза увлажнились. М-да, аристократишка поплыл еще быстрее, чем предполагал граф Гэйр.

И господин в белом заговорил. Да и чего там, спрашивается, уже запираться! Единожды отступив от запретов, уже нет большого смысла держать неприступную оборону, наказание все равно получишь то же самое. А чем дальше в лес, тем толще партизаны – чем больше говоришь, тем все легче даются новые слова, тем свободнее льется признание.

– Граматар всплыл. Граматар всплывает раз в тысячу лет, – островитянин говорил и слизывал с прокушенной губы кровь. – И только два месяца Граматар первозданен и открыт. Понимаете? Он поднимается со дна и поднимает вместе с собой дух океана, понимаете? Это еще не суша, но уже и не часть океанского дна. Подводная земля забыла, как быть сушей, понимаете? Забыла воздух, забыла человека. И пока она полностью не превратилось в сушу и не закрыла доступ к тайнам, можно… возможно то, что возможно всего лишь один раз в тысячу лет. Необычная композиция атмосферы Граматара сохраняется очень недолго. Отсчет начался, потому что материк уже всплыл. Уже поднимаются высаженные нами деревья. Уже начинают осваивать землю выпущенные нами звери. До поры до времени нет на новой земле людей с Атара…

«Вот оно что, ядрена муха! – подумал Сварог. – А я-то гадал, откуда берутся на всплывающих континентах звери, птицы и леса. Оказывается, граждане островитяне высаживают. Мичуринцы, так их в воду и под воду! Ну понятно, люди им нужны как материал для опытов, а также для пополнения штата наложниц и слуг. Поэтому кое в чем и помочь могут. Однако, думается, не только этим объясняется их забота о материковой жизни. Экспериментируют, вейсманисты-морганисты, опыты ставят, науку двигают. Да и всю планету они воспринимают не иначе, как полигон для экспериментов. Вероятно, высшая цель у них имеется, ради которой они и бьются. Типа нашего коммунизма…»

– Сейчас начался уникальный короткий период, к которому у нас… имеется свой, определенный интерес, – продолжал сознаваться мастер Ксави. – Я уже сказал, что наши поручения на материках выполняют тагорты. Нам нужен был тагорт на Период Нестабильности. Со способностями, превышающими обыкновенные человеческие. Мы пришли к выводу, что ваши способности позволят вам справиться…

Сварог не стал задавать глупый вопрос «чего ж сами в пекло не лезете?». Потому что дело вполне обычное и до одури знакомое: зачем лезть самим, когда можно послать другого. Сварог задал другой вопрос:

– Раз потребовался кто-то «со способностями превышающими», то прежние тагорты, выходит, не справлялись?

– Да, – подумав, с неохотой признал Ксави.

– Погибали?

– Нет… просто возвращались ни с чем.

Неправду сказал, дорогой товарищ. Скрыл, получается, печальную статистику… Наверное, понимание отразилось на лице Сварога, потому что Ксави заговорил быстро и сбивчиво:

– Я правду говорю: они в самом деле возвращались, не все, конечно, но возвращались. Ни с чем. Но… это были уже не люди. Я до конца всего не знаю, правда, это под большим секретом, но ходят разные слухи… Жуткие, невероятные. Там, на Граматаре, что-то есть, что-то такое… нечеловеческое… Ни колдуны, ни специально подготовленные бойцы не могли пробиться к… объекту, который мы ищем… Это… Это невероятно – никогда еще такого не случалось, чтобы мы не смогли… не сумели справиться и выполнить наш долг. Но там, там… я правда мало знаю.

Помолчали.

– И давно вы посылаете порученцев на всплывающие Граматары? – спросил Сварог.

– Лично мне известно, что на последние два всплытия посылали.

«Ого! Давненько они ведут островной образ жизни. И не надоело?»

– Ты вот еще о чем забыл поведать, – напомнил Сварог. – Допустим, тагорты успешно выполняют другие ваши поручения на материках. А взамен? Что получают тагорты взамен? В живых-то вы их оставляете?

– Да, оставляем.

Не солгал.

– И все?

– Взамен они получают жизнь на островах.

– Ага… Погоди, а это не тагорт ли?

Сварог показал на слугу, лежавшего на полу и все еще не очухавшегося.

Неожиданно опять проснулась пульсация над левым ухом, пинг-понговский мячик весело застучал по голове. Сварог поморщился.

– Нет, это слуга, – сказал островитянин, никаких перемен в ауре Сварога почему-то не замечая. – Слуга – это слуга, женщина – это женщина. А есть тагорты. Тагорты не прислуживают, они работают.

– А, ну ясно. Начинаю потихоньку разбираться в ваших сложностях. Хотя и плевать мне на них с высокой колокольни… Давай-ка, дружок, лучше взвесим сложившуюся ситуацию. Она, друг мой, неоднозначна.

Сварог отошел от островитянина, сел в бывшее кресло мастера Ксави. «Символично, не правда ли? Они не только поменялись ролями, но и сиденьями». Молчал, сосредоточенно куря в свод ветвей над головой, раздумывал. Потом негромко заговорил:

– Во-первых. Вы, Дамурги, виновны в смерти людей, которыми я командовал, за которых отвечал… – Хоть Сварог теперь и сидел, но выстрелить он успеет раньше, чем островитянин выкинет любой из доступных ему фортелей. – Во-вторых. Вы виновны в смерти женщины, которая… была мне близка. Этого я вам прощать не собираюсь. Также не собираюсь возвращаться на стены. Делать там нечего, здесь мне нравится больше. Разве что вернусь за вещичками. В-третьих. Я смогу тебя заставить, уж поверь мне, человек хороший, поработать таксистом, что в переводе означает – доставить нас по любому названному мной адресу. Но! Но… Но, пожалуй, есть поводы для переговоров. Да, признаюсь, мало радости посадить себе на хвост погоню в виде плетеных островов и потом бегать от полчищ разъяренных тагортов по Граматару. Но мне не привыкать. Все зависит от того, что вы мне сможете предложить. У вас есть свой определенный интерес к Периоду Нестабильности, у меня имеется свой интерес к тому же самому, плюс интерес кое к чему еще.

– Я не понимаю вас, – прошамкал мастер Ксави.

– Поймешь со временем. У вас имеется правитель на вашем Главном Острове или что-нибудь подобное?

– У нас есть… Ствол, где находится здание Купол Совета.

– Ствол? Это что, остров?

– Да. И вокруг всегда много Ветвей, Листьев, Корней, какие-то присоединяются к Стволу, какие-то, наоборот, уходят в океан. И что с того?

– Все решения принимаются Советом в тот самом здании на Стволе?

– Да. Но…

– Далеко отсюда до Ствола?

– По вашим представлениям о расстояниях – далеко, по нашим – нет.

– А до Граматара?

– Я могу повторить только что сказанное. По нашим представлениям – недалеко.

– Меня волнуют сейчас именно ваши представления. Вот мы и подошли к главному, мастер Ксави. За мной, – Сварог показал себе за спину, – сорок два человека, которые поверили мне. Поверили, что я доведу их до Граматара. Поверили, хотя я и не давал никаких обещаний. И они должны высадиться на новый материк, это даже не обсуждается. Поэтому сперва мы отправимся на твоем плавучем чуде к Граматару. Высадим мой экипаж. Это, напоминаю, не обсуждается. А вот дальше… Дальше я, так и быть, сплаваю с тобой на ваш Ствол. Вам же только я был нужен, не так ли?

– Да. Я хочу…

– Плевать на твои хотения, – прервал его Сварог. – Тебе поручили доставить только меня. Ты доставишь. И только меня. Ну разве с небольшой, но простительной задержкой. Там и поговорим с твоим Советом о наболевшем. Глядишь, и соглашусь взяться за ваше поручение. Без производства в тагорты, без вашего кровавого крючка. Как говорится, на иных основаниях, за иное вознаграждение. Но это как беседа на Совете сложится. Так я решил. Неужели возникли возражения?

Возражений не возникло.

– Вот и ладненько. Что ж, а теперь давай поговорим о задании. Выкладывай все, что знаешь. Должен же я перед твоим Советом предстать во всеоружии. Начинай. Я жду.

Седьмое чувство, опыт, интуиция – назовите как хотите, но все чувства в нем в один голос кричали, что все предыдущие его приключения на Димерее были лишь увертюрой к тому, что он сейчас услышит. Он закинул ногу за ногу и приготовился внимательно слушать. А непонятная и потому пугающая пульсация над левым виском не утихала.