Чужие игры

Часть 1 ТАНЦУЮТ ВСЕ

Вот как-то удалось мне в жизни совместить две, казалось бы, несовместимые вещи. В частности, любовь и столь же яростную ненависть к дорогам. С одной стороны, есть, определенно есть что-то душещипательное в веренице пройденных километров и в чехарде уплывающих куда-то за спину деревьев. Что-то такое зыбко невесомое, что наводит на томительные думы и вроде как убаюкивающе раскрепощает тебя, заставляя успокоиться и смотреть трезво в будущее. Но как всегда в путешествиях, как это уже бывало, и не раз, в прошлом, все это возвышенное настроение разбивалось хрустальными осколками о суровую действительность банального комфорта.

— Ну что вы там, барон? Живы ли вы, мой юный друг? — Граф Десмос постучал своей тросточкой по разлапистой ели, под которой я в задумчивости и в тягостных трудах пытался справить утренний туалет.

— Япона мать! Граф! — От его стука по стволу дерева миллиард капелек от ночного дождя, обильно засевших на ветвях, сорвались вниз леденящим душем на мое полуобнаженное, юное и еще не совсем оправившееся (от болезней) тело, заставляя подскочить на месте выше своего роста и пребольно коснуться темечком одной из ветвей. — … вас… в… и!..

— Барон! Я вас умоляю, где ваши манеры? — Расплывшись в улыбке и вскинув бровь, остановил мои словоизлияния глава вампирского гнезда. — Сдержанней надо быть, сдержанней!

— Да идите вы знаете куда, граф? — Меня аж дрожь пробила, когда остатки капелек, упавших за шиворот, завершили свой путь по моему позвоночнику вниз.

— Куда, барон? — Паршивец даже не думал убрать свою мерзкую улыбочку.

— За сухой бумагой! — буркнул я, вновь присаживаясь под елочку. — Эту вы, сударь, привели в полную негодность, промочив окончательно!

Две с половиной недели… две с половиной недели мы шли, караваном растянувшись по дорогам, полям, лесам и весям Финора. И если первое время нам везло с солнечными деньками и ласковым солнышком, то вот уже четвертый день кряду осень заявляет свои права, укрывая все непроглядной марью тумана, мелкой взвесью всепроникающего моросящего дождя и тяжестью полновесных капель, барабанящих по настилам повозок с наступлением темноты.

Нет, не успели добраться до столицы до дождей. Поплыли дороги, разверзлись хляби небесные, и грязища непролазная набросилась на нас, налипая не то что на колесный ход наших повозок, но даже лошадей заставляла с трудом выдергивать свои копыта из размякшей земли.

Теперь плетемся, не едем. Местами плывем, будем надеяться, что ползти на брюхе не придется.

По возвращению в лагерь я тут же плюхаюсь в инвалидное кресло, позволяя слугам укутать меня с головы до ног в теплые одеяла и подкатить к костру, где уже в спешном порядке накрывали утренний стол для завтрака моей персоны.

— Это ты там так орал? — вопросом встретила меня бабушка Априя, под хохот присоединившегося к нашему столу Десмоса. — Ты теперь каждое утро будешь оповещать лагерь о своем пробуждении и свершении естественных надобностей?

Что поделать, если мне все эти дождливые дни кто-то то и дело устраивал самое натуральное «западло» по утрам. Вспомнив вчерашний кошмар, я даже сейчас с ужасом ощущаю, как мое сердцебиение подскакивает до немыслимых высот. Вы только представьте себе мое состояние, когда я вчера встал чуть свет и с горем пополам забрался в кустики, радостно так присел и только собрался расслабиться, как ощутил чье-то прикосновение к самому сокровенному, оттуда, снизу! Да-да! Только глаза ото сна продрал, стянул портки, присел, а тебя кто-то потрогал за… В общем, я своими криками разбудил всех, даже тех, кто еще спал на стоянке, лишь уже выскочив из «куширей» и набрав дополнительную порцию воздуха для крика, обнаружил своего обидчика.

Интеллигентнейшей души зверь, а именно один из лесных братьев на моем попечении. Енот Профессор изволили этим утром прогуливаться по лагерю, а, завидев мое странное поведение и непонятные «орешки», кои я до этого старательно скрывал от него, решил проверить ряд научных гипотез, зародившихся в его мозгу, путем банального тыканья лапкой в оные «орешки». Чем чуть не вызвал у меня инфаркт в мои неполные двенадцать лет.

Подонок.

Так ведь и заикой можно стать.

Придерживаясь старинной мудрости, что утро добрым не бывает, не стал отвечать на подковырки и смешки Априи Хенгельман и Десмоса, а полностью погрузился в нирвану обжорства, подчищая все съестное со стола, что выставили для меня в походной скромности мои слуги. И если графа не очень прельщала еда простых смертных, то Хенгельман была вынуждена в скором времени попридержать язык, чтобы успеть с утра выхватить хоть что-то съестное из моих загребущих рук.

И снова дорога, снова ухабы и кочки, вновь серой стеной влажная пелена непрекращающегося мелкого дождя. Одно хорошо, это воздух осенью, в это время он особенный, уже холодненький и оттого еще более вкусный на мокрой земле и пряном аромате опадающей листвы.

Ходил я еще с трудом, верхом держаться в седле вообще бы не рискнул, так что в моем распоряжении на протяжении всего пути были тетрадки и записи, а также пусть пока частичное, но возвращение моих магических способностей вкупе с приобретенным опытом черной магии.

Творим?

Творим!

Помните, как там у Александра Сергеевича, у господина нашего Пушкина было?

Опыт, да, именно с опытом я стал видеть то, через что, казалось бы, еще вчера продирался, набивая шишки. В такие моменты, часто с грустью вспоминая сэра Дако, вот кого мне стоило бы в свое время внимательней слушать, а не тупо рассчитывать на вычислительные возможности моего Мака. Хотя чего уж там, Мака нужно возвращать, это незаменимый помощник, без которого я теперь словно без рук, без ног, а также лишен зрения и слуха. Свободного времени завались, так что извлекаю свои старинные записи с выкладками и начинаю вновь составлять узоры и плести узлы силовых основ для будущих заклинаний своего магического амулета — компьютера.

Сколько же я тогда допустил ошибок! Это невероятно, но теперь, когда я понимал, пусть и поверхностно, основы магии дьесальфов, я реально видел путь по минимизации и упрощению всей конструкции плюс силовой части. Ну и, как следствие общения с некромантами, имел ряд бредовых идей по обходному пути амулетных накопителей взамен сгоревших браслетов подвески.

Что там с некромантами? Кости. Да, я вот, ковыряясь как-то под вечер пером для письма в ухе, сообразил, что некроманты-то используют, даже не зачастую, а как правило, для создания амулетных структур и своих звезд призывов человеческое тело, элементную подноготную организма, беря за основы все эти унции невидимых материалов, в сумме дающих наше бренное естество.

Конечно, мощность расчетная будет не та что раньше, но ведь есть возможность подключения силовых накопителей, коих я в избытке уже насмотрелся, что в звездах, кои чертила Мила Хенгельман, что в основе магического искусства, которое мне в свое время преподавал Дако. Мне ведь что от Мака нужно? Чтобы он щиты и заклинания, как прежде, сыпал за меня, лодыря? Нет. Мне нужны его мозги, его вычислительные способности! Ну а уже как бонус позже восстановлю и остальное, на что пока моего энергетического потенциала из-за случившегося отката и полученных травм еще явно маловато.

Тут ведь сами понимаете, риск в разы возрастает. Нет, ну в самом деле, не подумали же вы, что я собрался обвешать себя костями и черепушками, зачаровав все это барахло, и словно какой-то папуас-людоед галопировать в будущем по улицам во всей своей красе? Нет, все гораздо проще, сложней ну и, как водится у меня, опасней. Я собирался оплетать вязью магических контуров свой личный запас потрохов и косточек, что по идее в энном количестве уже наличествовало в моем организме. Гениально, правда? Ага, в случае чего я не только откат заработаю, у меня еще скелет от перегрева рассыплется, изжарив меня изнутри. Это же оно, родимое, сопротивление материалов, у всего есть свой предел и пропускная способность. В том числе и у моего скелета. Вот только какая?

— Ульрих, скажи честно, ты зачем бабушку пытаешь и расспрашиваешь о том, чего тебе знать не следует?

Пользуясь случаем, я всячески расспрашивал Априю Хенгельман, пытаясь вызнать от нее те или иные вопросы ее искусства, понимая, что по приезде в столицу с Милой Хенгельман такого диалога не получится. Та быстро раскусит меня, послав ко всем чертям мои эксперименты, чем, несомненно, застопорит научный прогресс и общее благо мировой цивилизации.

— Мила говорила, что у тебя иногда бывают нездоровые мысли в плане того, куда приложить свой дар мага, это, надеюсь, не тот случай?

— Я вас умоляю! — Жаль, в свете последних событий мне не рекомендовалось мило улыбаться, из-за выбитых передних зубов это выглядело скорей пугающе, чем обезоруживающе. — Интереса ради исключительно!

Врал и врал, что называется, безбожно, пытаясь выудить крупицы недостающей информации. Расту, действительно расту как маг, мне впервые стала понятна по-настоящему ущербность людей, которые пользуются стандартами, и оттого дико хотелось сделать нечто свое, нечто уникальное, присущее только мне на стыке тьмы и света, гремучий коктейль из нельзя и можно.

Это стало моей идеей фикс, слияние двух школ, где, что ни говори, классика льесальфов является наиболее энергетически продуктивной основой, ну а уж рациональности и бережливости, а также ювелирной тонкости искусства дьесальфов просто позавидовать можно. Ну, сами посудите, так навскидку для создания предыдущего амулета на узел-конденсатор у меня ушло приблизительно восемь граммов золота, в то время как в звезде некроманта для этого использовался грамм металла. Да, есть разница в самой энергии, используемой при проходе. Своего рода напряжение, но нельзя ли оптимизировать и подобрать величину, так чтобы и нашим, и вашим?

В общем, царапал монетки, снимая стружку, и опытным путем сжигал рабочий материал, подбирая для каждого свои величины, все больше и больше убеждаясь, что, по сути, энергия фактор неизменный, меняется лишь степень насыщения. Причем стало для меня открытием, что благодаря классике магического искусства можно было так же в свою очередь оптимизировать некоторые процессы в искусстве темных эльфов. Но металлы металлами, а меня все же интересовала пропускная способность и пригодность для закрепления плетений на моем организме, здесь уже расчетные величины приходилось подбирать не то что осторожно, а просто с уходом в минус, дабы не сжечь себя любимого. Ибо аки феникс из пепла мне уже не восстать.

— Ба, а подскажи…

— Ба, а вот если так, что будет?

— Ба, а ба… — грузил я старушку, зачастую доводя ту до белого каления.

— Да отцепись же ты! — Она даже ногой топнула. — Поступишь в академию, там и ковыряй мозги преподавателям!

Короче, как бы мне ни хотелось выудить из бабули все ее знания, недвусмысленно показанный кулак Априи на вторую неделю пути дал мне понять, что надо немного сбавить обороты. К тому же у меня ведь еще есть жертва, а именно «улыбака» граф, чья улыбка в мгновение ока погасла при осознании, что старушка самоустранилась от образования любопытного ребенка. Таланты вампира я нисколько не умалял, так как доподлинно знал, что в нем пусть и в ходе физических мутаций скрываются обширные навыки мага-менталиста, а также неплохой багаж плетений. Его в свое время даже Дако уважительно охарактеризовал как мастера иллюзий.

— Умоляю. — Тут же картинно заломил он руки в тот момент, как я отвернулся от смеющейся Априи. — Лучше еще раз отрежь мне руки-ноги, чем вот так будешь издеваться над моим мозгом!

Пришлось надавить авторитетом, в конце концов, он все же мой подчиненный. Пусть и на добровольных началах. Так с горем пополам я стал постигать азы этих школ, по сути оказавшихся единым целым, так как господин Десмос не строил оптических иллюзий на основе преломления света. Наш папенька кровососущего общества занимался обманом. Вампир заставлял вас вашими глазами видеть то, чего нет, причем даже на своем уровне, не особо заботясь о картинке. Нужен страх? Пожалуйста, легкий прокол в сознание, пара плетений — и у человека активируется область мозга, ответственная за все его переживания, рисуя перед глазами все те сакраментальные ужасы, что мы таим в себе. Боишься пауков? Так вот же они родимые ползают по тебе! Боишься клоунов? Не приведи господь!

Все находится у нас в голове. Страх, любовь, ненависть, радость — именно там и именно оттуда поступают образы видений с посылов Десмоса.

— Вон, смотри. — Он взмахнул отобранной у меня тросточкой. — Впереди сидит возница, давай пробуй, как я показывал, входить в астрал. Молодец.

Ну, это у меня и вправду получалось на ура, благодаря практике с Милой Хенгельман и ее урокам врачевания.

— Теперь смотри на голову. — Он пощелкал пальцами. — Да не на мою, на возницу смотри! Что видишь?

— Шулюм какой-то, из мешанины цветов, — подал я голос.

— Замечательно, — продолжил он свой урок. — Обрати внимание на лоб и затылочную часть, видишь два участка светло-желтых тонов?

— Вижу. — Я с интересом разглядывал объект с условным названием «чья-то голова».

— Это области, ответственные за наш, вернее ваш, эмоциональный фон, — продолжил граф рассказ. — А теперь обрати внимание на нити-проводники, что бегут по всему телу, мерцая звездной крошкой. Знаешь, что это такое?

Нервные окончания, что же еще? Каналы, которые говорят нам, что это холодное, а это горячее, это шершавое, а это гладкое. Они же, эти ниточки, передают по всему нашему телу такую заразу, как любовь и прочий сумбур эмоций.

— Теперь прошу, будь внимателен и никакого нахрапа, юноша, — вернул меня из размышлений граф. — Делай слияние, контакт по принципу мягкого прикосновения, иначе человек может умом тронуться либо испытать сильнейший всплеск совершенно непредсказуемых эмоций.

Ну, тут меня учить не надо, благодаря эльфийскому плетению, я уже не раз практиковал контакт с чужим разумом, даже с двумя одновременно. Правда, это были еноты. Не люди. Но очень умные еноты. Почти как люди, только еноты.

«Медленно, Ульрих, — Десмос делал слияние вместе со мной, давая наставления. — Не спеши, будь мягче, вот так, чтобы он даже не почувствовал тебя».

Темнота и яркая вязь энергетических нитей резким контрастом сменились, после того как я скользнул в сознание мужичка, что правил нашу телегу. Я вижу мир его глазами! Я вижу мир чужими глазами!

«Тише, успокойся! — стал увещевать меня граф. — Теперь расширяй зону обхвата, соединяйся на нити-проводники, только будь внимателен! Все по заученным точкам! Иначе сломаешь человека или же сам полудурком вернешься в себя».

Нет, не подумайте, на самом деле мы не сильно-то и рисковали здоровьем нашего извозчика, это просто граф нагонял на меня страху, чтобы я чего лишнего руками, как говорится, не трогал. В этом деле он мастер и потому всегда страхует мои опыты. Я работал под его контролем, работал мягко и без глупостей, шаг за шагом вникая в азы ментальной магии.

Ну, тут, наверно, стоит немного сделать акцент на этом искусстве, так сказать, для общего кругозора. На данный момент я уже мог соединяться мыслесвязью с любым разумным существом на расстоянии примерно до десяти метров, не используя для общения свой речевой аппарат. Мог взглянуть на мир глазами любого человека, находящегося примерно в том же радиусе моего захвата, ну а самое пока главное и неоценимое это то, что я стал улавливать и вполне легко идентифицировать для себя эмоции окружающих. Эмпатия в действии, мини-детектор лжи, мне теперь нельзя было улыбаться, скрывая в своей душе злобу. Я теперь знаю, кто и как к кому относится по-настоящему! Ну, по крайней мере простых смертных я читал как открытую книгу, чего, увы, не мог сделать с магом, так как что для меня, что для Десмоса злополучный стандарт магической защиты леди Десты был непреодолимым барьером. Кстати, и слава богу, что у вампира в свое время не хватило знаний и умений сломать меня.

— Граф, а управлять человеком можно подобным образом? — Мы по-прежнему совместно тряслись на одной телеге по ухабам раскисшей дороги.

— Можно, барон. — Он вытянул ноги, прикрыв веки. Хоть солнышко и скрыто осенними тучками, но легкий дискомфорт он все же, похоже, испытывал, прогуливаясь среди дня. — Это поистине обширная область магического искусства, барон. Без наигранности хочу вам выразить свое почтение, вы перехватили от меня за какие-то дни такой объем знаний, который я смог постичь за долгие годы своей жизни.

— Не прибедняйтесь. — Махнул я на него рукой. — Во-первых, азы у меня были, и как вы, наверно, уже поняли, слияние я проводил и раньше.

— Заметно, — улыбнулся он.

— А во-вторых, вы постигли все это самостоятельно, в то время как у меня были вы, прекрасный и, главное, грамотный наставник. — Никогда не забывайте подмазаться, даже если этого вроде бы и не требуют обстоятельства.

— Ладно. — Он подобрался, вглядываясь куда-то вперед. — Давай продолжим занятие, твой радиус обхвата еще невелик, посему я тебе подскажу — приготовься. За той рощей я чувствую скопление людей, давай пробуй читать и переводить их желания и эмоции.

Впереди нас шли пять телег, так что наша очередь свернуть за поворот подошла с задержкой. В этом месте дорога изгибалась, уходя под наклоном вправо, огибая небольшую череду покатых холмов. Ряд деревьев еще скрывал от меня спуск, когда я стал на излете своих способностей выхватывать обрывки чужих чувств.

«Страх».

«Страх».

«Страх».

От удивления я покачнулся, выпадая из медитативного транса. Людей, похоже, было больше трех десятков, причем половина из них была по-настоящему охвачена чуть ли не паническим чувством страха.

— Барон! — Десмос спохватился, подскакивая на своем месте, видя мою реакцию.

— Граф! — Я похлопал по плечу сидящего на козлах мужичка, приказывая остановиться.

— Не нужно туда лезть, барон! — Он поджал губы. — Едем стороной, не нашего ума это дело!

— Почему встали? — тут же всполошилась Априя с едущей за нами телеги.

— Да вот опять, похоже, наш Ульрих себе историю нашел. — Печально покачал головой вампир.

Вампиры по команде соскочили с телег, растворяясь стремительными серыми тенями в густом придорожном подлеске, это будет наша негласная поддержка. Я и Десмос, который бережно придерживал меня за руку, неспешным ходом двинулись к повороту дороги, откуда я все четче и четче ощущал нарастающую волну человеческого страха.

Мы увидели их немного в стороне: чуть больше двух десятков крестьян с двумя телегами, запряженными пегими невзрачными лошадками. Здесь стояли, испуганно глядя на наше приближение, похоже, несколько семей, так как присутствовали дети и женщины.

— Дня вам доброго, люд честной! — Махнул я им тросточкой, все так же ковыляя в их импровизированный лагерь. — Кто такие, откуда и куда путь свой держите?

Люди явно боялись, но не нас с графом, при виде нас их сердца, наоборот, ритмичней стали выдавать дробь, в какой-то странной надежде.

— Из Пастро мы, господа. — Вперед навстречу вышел бородатый сухонький мужичок, отвешивая поклон в пояс. — На ярмарку в Туг едем, вот в пути встали, лошадки уморились.

Лошадки, говоришь? При поддержке графа я наконец «дошкандыбал» до их возов, внимательно всматриваясь в простые и перепуганные лица, пытаясь определить источник их негативных эмоций. Похоже, ситуация патовая, вроде бы и в ноги хотят бухнуться, прося о помощи, и в то же время рты не могут раскрыть. Впрочем, пожалуй, не буду пытать их пустыми расспросами. Взглянув на детей, что не способны пока еще юлить и лгать, я и так все понял без слов. Там, за телегами у обреза полянки и густого, еще не облетевшего листвой кустарника, кто-то прятался, кто-то, кто и стал причиной их зашкаливающего эмоционального фона. Мужики старательно отводили взгляд, женщины жали к груди детишек, ну а те старательно пялились в кусты, не в состоянии бороться со своим любопытством.

— Может, не будем, барон? — Десмос по моим глазам отследил путь моей мысли.

— Я вас умоляю, граф, вы же чувствуете не хуже меня!

Крестьяне, внимательно вслушивавшиеся в наш диалог, дружной толпой склонились в поклонах, заслышав наши титулы.

— Я бы все же рекомендовал вам воздержаться от очередных авантюр, сударь.

Ай да Десмос, ай да… короче, почти Пушкин. Пока мы с ним устраивали дискуссию на тему «надо не надо», он уже связался со своими, передавая им местоположение предполагаемого противника.

— Так, народ! — Я окинул взглядом перепуганных крестьян. — Быстро слезайте со своих телег и дружненько, без суеты ко мне за спину!

Разбойники? Разбойники! Пока народец жеманно и стороной обходил меня, оные злыдни и супостаты не стали ждать продолжения разговора, а в каком-то молчаливом неистовстве, ломая кустарник, выпрыгивали к телегам, тут же бросаясь вслед резво припустившим крестьянам.

«Адель!» — Без тени смущения спустил я на атакующих призрака.

Первые двое из самых резвых, тут же осунувшись, рухнули на землю, серая тень за гранью жизни невидимой смертью тут же набросилась на следующую жертву, просто пронзая собой навылет замершего в ужасе человека.

Быстрая и неуловимая, видимая лишь моему взору, она пугала своей беспощадностью и неотвратимостью смертельного исхода. На их счастье, дальнейшего присутствия Адель более не требовалось, на эту притаившуюся ватагу уже вышли вампиры, своей силой и быстротой раскидывая их ряды по сторонам.

Ну, да и нам пришлось поучаствовать в процессе, вернее графу. Два дюжих мужика слаженно вышли напрямик к нам, поводя из стороны в сторону короткими, но широкими лезвиями тесаков, чем-то отдаленно напоминающих мачете. Я еще не успел активировать плетение, как граф единым росчерком вырванного из трости лезвия прочертил алую черту на горле ближнего разбойника, останавливая бег своего жала в глазнице второго. Жуть. Одним движением, считай, управился, на выпаде делая взмах, окончившийся смертельным уколом. А наш граф, оказывается, и еще кое в чем мастер!

— Граф! — Я вернул лезвие назад в трость, вновь опираясь на нее. — Примите мое восхищение очередной гранью вашего мастерства!

— Пустое, — улыбнулся он. — Так, остатки былого величия, когда я был еще юн и мог полноправно причислять себя к роду человеческому, а не банально, как сейчас, перегрызал горло оппонентам своими зубами.

— Всем бы вашу выдержку, — произнес я, содрогаясь от наблюдаемой картины, как один, видимо, из молодых вампиров в полной трансформации рвал уже бездыханное тело разбойника окровавленной пастью.

— Молодежь. — Хмыкнул он. — Им еще учиться и учиться!

Да уж, мы, в качестве спасителей, вызывали ужас у спасенных куда больший, чем давешние господа разбойники. Дети в крик, бабы в обморок, мужики стоят белые словно снег, коленки трясутся. От дикой смеси эмоций, что буквально захлестывала тонкие структуры, пришлось даже заблокироваться, дабы самому не поддаться этой истерии.

— Из этих живые кто остался? — Я потыкал палочкой в одно из ближних тел рецидивистов.

— Более чем, барон! — Напряженный голос Десмоса заставил меня обернуться к позабытым кустам, в которых до этого скрывались преступники, чтобы с удивлением увидеть все еще не затухающий бой между группой моих трансморфов и пятью дюжими мужчинами, что с упрямством и завидным мастерством по-прежнему слаженно сдерживали яростные атаки вампиров. Высокие, все словно на подбор, они рубились спина к спине, раз за разом отбрасывая своими прямыми мечами наскоки шипящих, словно рассерженные змеи, вампиров.

— Имперские рейнджеры! — воскликнул граф, обращая мое внимание на одинаковую форму этих бойцов-профессионалов, к этому времени успевших уложить наземь с тяжелейшими ранами порядка пяти моих кровососов!

Да уж, эти парни знали, за какой конец правильно держать меч! Я о подобном раньше даже не слышал. Трансморф априори сильней человека, да не просто сильней, он быстр и практически неуязвим для оружия, но здесь же получалось все наоборот! Будь у меня гнездо поменьше, я бы уже оказался нос к носу с этими вояками.

«Отошли!» — дал я мыслесвязью команду скалящимся вампирам.

Незачем гробить впустую своих подчиненных. Хоть и видно, что солдаты устали и местами даже вполне серьезно ранены, но, боюсь, они так мне половину всех вампиров перекалечат.

— Сложить оружие. — Вновь под ручку с графом я тихим шагом стал приближаться к тяжело дышащим бойцам.

— А то что? — усмехнулся один из них, зло сплюнув мне под ноги. — Твоей погани не одолеть нас, мальчишка.

— Нет, вы слышите, граф? — Я театрально заломил бровь, обращаясь к Десмосу. — Он сказал погани?

— О, не обращайте внимания, барон, — улыбнулся тот. — Это же имперцы, варвары. Дикие люди, понимаете ли.

— А ты подойди поближе, хмырь, — подал голос все тот же говорливый солдат. — Я тебе покажу, кто из нас дикий.

Похоже, миром конфликт не решить. Я банально не находил решения. Из уроков с госпожой Шель я знал, что империя находится с противоположного края от моих земель за лесным массивом севера, где обитали свободолюбивые пикты, и проходит границей аккуратно по восточной части на юг, практически полностью соседствуя с Финором. Добрососедскими отношения между двумя государствами вряд ли назовешь, но и последний военный конфликт, если мне не изменяет память, был уже более шестидесяти лет назад. Именно в нем, насколько я помню, погиб муж де Кервье, чем открыл той дорогу в королевы. Что этим рубакам здесь нужно? Почему вместе с толпой разбойников нападают на крестьян? Сместив взгляд за спины рейнджеров, я разглядел их вещмешки, какую-то нехитрую амуницию и… небольшого роста девчушку, огромными зелеными глазами глядящую, казалось, словно прямо мне в сердце!

Совсем еще юная, примерно ровесница моего нынешнего тела, с миловидным личиком в форме сердечка и черной тугой косой через плечо, она сидела на земле, взирая на все творящееся вокруг не столько с испугом, сколько с каким-то интересом. Надо же, какое милое создание! Кто она для них? Это ее телохранители? Похоже, они из-за нее встали каменной стеной.

— Господа. — Я примирительно поднял руку. — Давайте прекратим склоку и поговорим спокойно.

— Да пошел ты! — Тут же прилетело мне обратно пожелание счастливого пути.

Ну да на диалог я далее с ними более не желал идти. Девчушка поймала мой взгляд и бочком повернулась, демонстрируя связанные за спиной руки, кивком указав на вояк, мол, их это злодеяния.

«Адель! — позвал я призрака, наблюдая, как одна из слабых теней откликается движением на мой зов. — Они твои, девочку не тронь».

— Сильно, — спокойно произнес Десмос, наблюдая за рухнувшими как подкошенные телами пятерых вояк. Придерживаемый рукой вампира, я засеменил в направлении пленительных изумрудных глаз и встречавшей меня лучезарной улыбке.

— Вы что тут уже без меня натворили? — Из наконец подъехавшего из-за поворота обоза к нам подошла Априя. — Боги, помилуйте! Это же надо же, сколько рабочего материала!

Ну, это бабушка шутить изволила, разглядывая покойников и раненых. Лишь уже на подходе к нам она немного оживилась, умудрившись ткнуть в бок и меня и графа одновременно.

— Ну и чего вы тут уставились? — Она взмахнула руками. — Бедная девочка сидит, помощи ждет, а они вылупились на пару, хоть бы один догадался помочь!

К нашему стыду, мы и вправду стояли перед пленницей, с задумчиво возвышенным видом разглядывая это создание. Ну да, теперь она в надежных когтистых и любящих лапках некроманта. Бабулька подхватила хрупкую пленницу на руки, распихивая всякого, кто осмелился подойти к ней с помощью, чтобы спрятаться в своей крытой телеге и оттуда злобно наворчать на «глупых мужланов», у которых ничего в голове нет, кроме как «своими железяками размахивать» из стороны в сторону. Были, конечно, и другие эпитеты по поводу того, чем мы, мужики, еще можем размахивать, но их, пожалуй, стоит опустить.

— Что скажете, граф? — Мы с ним не рискнули преследовать Хенгельман до ее логова.

— Странно все это, барон. — В отличие от меня, Десмос развил бурную деятельность по потрошению вещей погибших солдат, кропотливо и досконально изучая всевозможные мелочи. — Имперцы, без сомнения, форма и амуниция рейнджеров, но вот уровень подготовки этих ребят просто феноменален!

— Что это значит? — Я с интересом следил за его действиями.

— Да вы, мой юный друг, по сторонам оглянитесь. — Он кивнул в сторону своих подопечных, имеющих довольно жалкий вид и серьезнейшие ранения. — Выучка не хуже, чем у ордена бестиаров! Такому не за год и не за два учат, это нужно с рождения из ребенка солдата делать!

— Надо же. — Я и вправду был удивлен. — Что же они и вправду здесь забыли? Если я правильно понимаю, до границы с империей отсюда не ближний путь. Ну и если допустить, что это разведчики, то я даже не представляю, что можно на нашем севере узнавать, за какой елкой тут можно шпионить? Насколько мне известно, чуть дальше и выше, на том распутье у реки, что мы проехали пару дней назад, дислоцируется королевский пограничный пехотный полк. Думаете, их задачей была слежка за ним?

— Нет. — Он поднялся, отряхивая руки. — Было бы глупо привлекать подобных специалистов для выяснения информации, которую каждый ходящий по этим дорогам купец за медный грош поведает любому желающему. Здесь, боюсь, нечто иное, возможно, девочка сможет чуть позже пролить свет на эту ситуацию.

«Чуть позже» у нас затянулось до самой ночной стоянки. Априя ни в какую не желала отпускать свою подопечную. Мы в скором времени покинули обоз крестьян и место побоища, уже без происшествий продолжая свой неспешный путь. Меняя метры и километры дорог на усталость и скрип колес. Одно радовало — дождь прекратился. Как говорится, мелочь, а приятно. К нашему барскому костру в затухающих красках заката присоединилась старая сова Хенгельман, устало протягивая свои руки к мерцающему пламени нашего очага.

— Ну что?!

Выпалили мы с графом на пару одновременно, чем тут же вызвали улыбку на устах старушки.

Хенгельман еще немного помучила нас своим кряхтеньем и попытками вроде как устроиться поудобней.

— Звать ее Ромада бат Номмед, — начала она рассказ.

— Значит, тоже из империи, — кивнул своим мыслям вампир.

Девочка была из богатой семьи торговцев, ее приставка «бат» была свидетельством хоть и не верхних слоев, но аристократии. Нечто вроде «лер» в нашем королевстве, за исключением того, что ее папенька был баснословно богат. Немного-немало, а некий Унем бат Номмед являлся личным поставщиком продуктов к имперскому двору. Правда, в прошлом. На данный момент их род был, так сказать, в опале, то ли персики были слишком мягкими, то ли рябчики слишком костлявыми, но вот уже как пять лет Номмед ведет свой бизнес в стороне от двора, продолжая торговое дело, с небольшим отличием от остальных своих братьев по ремеслу. И отличие это было в тех годах службы, за которые он успел собрать хорошие деньги, чем, естественно, заработал целое море доброжелателей, бедных родственничков, а также друзей, коих и врагам не пожелаешь, от своего цеха, что нас не касается, а интерес вызывает другое. У господина Унема было три ребенка, первый — красивый, второй — умный, ну а третий — дочь. Именно дочка сочетала, на взгляд отца, все качества, присущие ее братьям, и именно на ее будущее папенька решил выделить хорошую сумму из своих закромов. Не знаю уж по какой причине, но Унем оплатил одному из лучших магов империи, кои, надо сказать, считались на порядок выше прошедших обучение в каком-нибудь из королевств, инициализацию и посвящение в маги для своей малышки, которые она легко перенесла и даже впоследствии смогла обучиться некоторым вещам еще до наступления того возраста, когда бы уже стоило задуматься о магической академии.

Они и задумались. Крепко задумались, ведь в империи за обучение необходимо было платить, ну а наша королевская школа, по престижу лишь немного уступающая имперской, брала за обучение трудом на благо короны будущих магов. Как по мне, так лучше бы деньгами отдали, но это лишь мое мнение. У богатых свои причуды, к тому же в столице Финора у Номмеда проживал его брат и доверенный торговый партнер, на чью шею и было решено посадить маленькую Ромаду.

Долго ли коротко, но, как и я, за год до приема в академию Ромада в окружении нанятых телохранителей отправляется к нам в гости. И все бы ничего, но господа телохранители при всем своем, казалось бы, профессионализме оказались самыми что ни на есть разбойниками. Примерно месяц назад девочку связали по рукам и ногам, а дядюшке в столице Финора было отправлено письмецо, в котором весьма недвусмысленно излагалась просьба собрать на выкуп своей племяшки энную сумму энишек.

— Надо же, как весело, — произнес Десмос, чем вызвал видимое неудовольствие бабушки, не склонной в данной ситуации к юмору. — Я только не пойму, почему бойцы подобного класса стали размениваться на такую мелочевку.

— Согласен с графом, — покивал я. — В конце концов, сколько бы они получили за эту девчонку? Не похоже, что это их уровень.

— Пять тысяч золотом, — поставила жирную точку в наших сомнениях Хенгельман. — Эта малышка стоит пять тысяч золотых.

— Боги, помилуйте! — Десмос удивленно вскинул брови. — Не хочу показаться хамом, но, барон, даже вы дешевка по сравнению с этой малявкой.

— Надо полагать. — Я тоже удивленно качал головой. — Это же пять моих годовых бюджетов со всего Рингмара!

— Вот вам, господа счетоводы, и уровень! — наставительно с улыбкой произнесла Априя. — Да тут не то что наемники, смотрю, и графья с баронами не прочь руки погреть!

Мы на пару с графом фыркнули, всячески демонстрируя, что подобные грязные инсинуации нас, белую кость, не касаются… Но блин, пять кусков! Это же огромные деньжищи!

— Так! — Бабулька сердито хлопнула в ладошки. — А ну-ка слюнки подобрали, и чтобы даже думать не могли всякие гадости!

— А мы что? — Все так же с улыбочкой пожал плечами вампир. — Мы же ни-ни, так ведь, господин барон?

— В этом мире те, у кого есть власть, верят только деньгам и оружию. Нам же, идущим путём меча, это сражение не выиграть. — Я отвесил поклон графу.

— Вот-вот! — Десмос откровенно потешался. — Нам, рыцарям без упрека, претят грязные домыслы некроманта!

— В общем, я вас, голубчики, предупредила. — Бабушка смерила нас тяжелым взглядом.

Утро следующего дня мы встретили с графом в медитативной тренировке, помогающей раскрывать горизонты ментальной магии. Хороший учитель, мягкий, учтивый, не без иронии и юмора, он вел меня извилистой тропой этой грани магического искусства, пусть и не отвечая зачастую на вопрос, почему действует именно так, но вкладывая в меня не столько теоретические познания, сколько практическую основу.

— Граф. — Я блуждал в потоке еще не явных эмоциональных линий дремлющего лагеря.

— Барон? — Незримой тенью он шел за моим взором, старательно придерживая в сложных местах, то и дело давая наставления.

— Позвольте полюбопытствовать об основах вашего фехтовального искусства. — Мы на пару пытались отделять муть снов от реальной картинки, уже получаемой мозгом проснувшихся людей. — Пусть я не нахватал знаний за те пару лет обучения, что у меня были в этой области, но не могу не восхититься вашим талантом.

— Да, мой юный друг. — Ему явно нравилось будоражить свое далекое прошлое. — В свое время моему отцу эти уроки обошлись в половину той девочки, что сейчас золотым цыпленком прячется под крылышком черной гусыни Хенгельман.

Тысяча чертей, он и в самом деле граф! Правда, никакой не Десмос. Звали этого «улыбаку» Жак Перье Франциск Батерфлер.

— Стоп. — Я от удивления выскочил в реальность, широко раскрыв глаза и рот. — Вот это вы сейчас дали мне пищу для размышлений!

— Да, мой юный друг! — Он повел из стороны в сторону ручкой, склоняясь в поклоне. — Я иностранец, мое графство расположено в Лейсмарском королевстве. Ну а Десмос — это уже псевдоним, уж я-то думал, госпожа Шель подтянула вас немного в научной терминологии.

— И что же оно значит? — Я жестом пригласил его проследовать к столу, где нам уже наверняка приготовили завтрак.

— В наших краях мышь летучая. — Пожал он плечами. — Природный вампир, видимо, прототип или основоположник той идеи, которую в моем лице воспроизвели дьесальфы в своем темном искусстве.

Он не уточнял, как давно это было, а я не спрашивал, с любопытством впитывая информацию, поступающую от него.

Жак Перье Франциск Батерфлер был старшим сыном и соответственно прямым наследником рода, что не могло не сказаться на поведении красивого и, чего уж греха таить, популярного среди дамского общества юного графа. Тонкий, стройный, улыбчивый юноша к моменту своего совершеннолетия был избалован, заносчив, с апломбом оттопыривал мизинчик и, по мнению его батюшки, уже практически был покойником, из-за нежелания понимать, что замужние женщины чреваты и весьма своими рогоносцами. На счастье, если это, конечно, можно назвать счастьем, три дуэли молодой граф провел с минимальными для себя потерями, лишь на четвертом вызове получив, что называется, по полной. Как это обычно и бывает, самый опасный был самым безобидным. Мелкий купчишка, державший кожевенную лавку и не имевший за собой даже приставки «лер», формально он даже не имел права вызвать благородного на дуэль. Впрочем, лично он и не вызывал, для таких вещей существует служба экстренной помощи, звонишь 911, и к вам в город приезжает добрый доктор бретер, за энную сумму энюшек устраняющий проблему. Вообще нужно сказать, что бретер как явление в королевстве дело было нечастое. Заказной дуэлянт это все-таки сумма, но, увы, как вы сами знаете, когда затронуты дела сердечные, за ценой не стоят. Вот и купец не поскупился.

— Ну не убил же, — вклинился я в рассказ графа.

— Не убил. — Десмос замолчал, явно с трудом вновь переживая дела минувших дней. — Спасибо маман, издыхающего, исполосованного с ног до головы, она спрятала меня.

— Спрятала? — удивился я. — Зачем?

— Чтобы не добили. — На его лицо вновь вернулась улыбка. — Все считали меня покойником, от таких ран потом не встают.

Пока лечился, пока выясняли суть да дело, пока папенька граф разобрался с обидчиком, юный Батерфлер, как и свойственно молодости, вынес из этой истории урок — не работать впредь головой, а научиться на достойном уровне махать клинком. Ну, в самом деле, это же проще, чем потом как дурак до конца жизни не лазить к чужим женам под одеяло.

Мастера звали Сунг Юминь. Бывший чиновник из далекой горной империи Мао. Его нанял отец, за баснословные деньги, перевезя через три границы вместе с его семьей. Это может показаться смешным, но Сунг Юминь был счетоводом, так сказать, клерком среднего звена у себя на родине, с единственным, но значимым плюсом: один из предков Юминя был основоположником школы быстрого меча баодзеши. Искусства молниеносного удара, когда в одном движении заложен весь бой. Схематично, педантично и до безобразия грамотно просчитанное действие: буквально вынул клинок, убил и обратно в ножны. Никаких лишних движений, никаких стоек, перебежек, перекатов, холод математического расчета, свирепство физики и рациональности ума. Никто не бьется грудь на грудь, часами вздымая меч в натруженных руках, мастер баодзеши убивает сразу либо же умирает сам в тот же миг.

— Сильно, — уважительно произнес я, вспоминая, как граф одним ударом уложил недавно двоих.

— Потому и запретили, — рассмеялся граф. — На родине мастера баодзеши под запретом, их искусство настолько смертельно и неотвратимо, что император Мао особым указом всех определил как убийц немощных, своей подлостью и внезапностью повергающих воинов мерзкими и невидимыми ударами.

— Тяжелое учение? — сочувственно спросил я, представляя нагрузки, которые пришлось перенести обучаемому.

— Да не то слово! — Граф в полный голос хохотал. — Ты не представляешь, этот Юминь издевался надо мной, заставляя бочками пить с ним чай!

— Чай? — Я тоже улыбнулся, заражаясь настроением вампира.

— Искусство запретное, а передавать его потомкам как-то нужно, — продолжил он. — Вот они и трансформировали базовые движения, постановку корпуса, наклон головы для обзора и некоторые элементы движения в проклятую чайную церемонию! Мне днями приходилось сидеть с пиалой, переставлять чайники и заварники на столе, правильно держать спину, верно и грамотно складывать руки и двигать черпачками и ложечками.

— Какой ужас! — посочувствовал я ему. — Разве же так можно издеваться над людьми?! Как ты выдержал?

— Честно говоря, хреново, — подвел он итог. — Кое-что почерпнул, схватил вершки и пару базовых приемов, но дальше второго сенькао не пошел, это, по словам мастера, ступени обучения. Всего их, насколько я понял, двенадцать. Ну да в те времена и с малыми знаниями я казался себе непобедимым, за что и поплатился. Не поверишь, но я обжегся дважды под одной и той же юбкой! И главное, бабенка-то и не сказать бы, что что-то там особенное, мышка такая серая, правда любила…

— Давай пропустим, — улыбнулся я. — Мне еще рано об этом.

— Думаешь? — Подмигнул он. — Смотри, чтобы не поздно было! Ну да демоны с ней, муженек опять того самого бретера выписал! А я, дурак, поначалу, как узнал весть, даже обрадовался…

— Что действительно силен был? — История и вправду вызывала интерес.

— М-да уж. — Он покачал головой.

Его опять покалечили, и на этот раз маман уже была бессильна, лекари констатировали обширное внутреннее кровотечение, и жить ее малышу Жако оставалось считанные часы. Я уже стал догадываться о последующем развитии событий и дальнейших долгих годах жизни графа. Мама была не промах, и если кто-то подумал, что все делалось из любви к сыну, то это ошибка. Госпожа Леманьер Немье ван Деспье была расчетливой, властолюбивой и весьма амбициозной барышней из обедневшего, хоть и когда-то давно знатного рода. Сын для нее был возможностью хоть как-то выходить в свет, пусть и не в полном объеме, но компенсировать ряд крупных долгов семьи за счет мужа. А по всему получалось, что с потерей первенца она, уже не молодая и не способная к зачатию, автоматически лишалась всего, так как у графа следующий на очереди сын был не от нее, и тут уже ничего не поделаешь. В гневе она металась над умирающим сыном, расшвыривая попадающиеся под руки предметы.

Женщиной она была непростой, с раннего детства ей пришлось пережить крутое пике в обратной прогрессии, то есть из князи в грязи. Подобное не могло не сказаться на человеке, когда радужный мир осыпается осколками к твоим ногам, она стала опасным хищником, привыкшим побеждать любой ценой. И даже сейчас, в такую минуту она не хотела сдаваться, пойдя на немыслимое кощунство и преступая все видимые и невидимые законы.

Кем был его инициатор, граф так и не узнал, как и полную мотивацию своей матери, как бы он и ни пытался впоследствии. Ван Деспье ошиблась, и эта ошибка стоила ей жизни. Молодой вампир, претерпевающий первые ступени трансформации и модификации своего тела, совершенно неуправляем и не в состоянии контролировать хотя бы несколько свой голод. Десмос разорвал ее на куски в один из вечеров. Да, он собственноручно убил ее, даже не понимая в полной мере, что происходит, движимый лишь одним инстинктом насыщения.

Мы замолчали, он больше не рассказывал, а я не мог и, наверно, не имел права спрашивать о его чувствах. По крайней мере не сегодня, может быть, когда-нибудь потом, но явно не сейчас.

Наш утренний тренинг закончился, граф, погруженный в свои мысли, покинул меня, оставляя один на один со своими мыслями и остывающим завтраком.

— Доброе утро, господин барон. — Легкий мелодичный голосок юной незнакомки поприветствовал меня в тот момент, когда я играл кашей, размазывая ее по краям тарелки. — Вы позволите бедной девушке присоединиться к вам и выразить свою благодарность за свое спасение?

— Благодарность принимаю. — Я молодцевато вскинул бровь и расправил плечи. — Присаживайтесь, не стесняйтесь, ну а по поводу вашей бедности, пожалуй, даже говорить не стоит.

Выше. Определенно в этом мире что-то не так с женским полом. Они почему-то все выше меня ростом! Чем их тут кормят, интересно узнать? Девушка, хоть и погодка со мной по рождению, была на полголовы выше, тонка и угловата еще подростковой фигурой, хотя, судя по неким перекатам под одеждой, в скором времени будет способна будоражить воображение мужчин. Правда, по моему мнению, таким ни к чему излишняя телесность. Это когда мордашка не ахти и ума чуть больше, чем у курицы, то да, привлекай натурой, ну а если есть что в голове и в сердце, думаю, и без того притянешь к себе свою половинку.

— Изволите компенсацию за свой труд? — А прищур у нее ого-го, хорошая такая смесь из ехидны с королевской коброй.

Она присела за стол, принимая от слуг подаваемый завтрак и внимательно следя за мной и моими словами.

— А как же! — Я даже губами «пр-рр-р» сделал от широты воспитания и полноты чувств. — В наше время барышень благородным рыцарям все сложней и сложней становится спасать! Не то что в стародавние времена, если верить легендам.

— Да вы что? — Театрально вскинула бровь она, принимая мою игру.

— Да-да! Определенно легче! — Я праведно воздел ложку в небеса, с которой тут же пара капель упали мне на манжет куртки. — Вот раньше что надо было? Ну там дракона убить или злого колдуна какого одолеть, а теперь что?

— Что же теперь? — Она с аппетитом, но не забывая о приличиях, приступила к трапезе.

— А теперь и демоны не разберут, куда наших барышень судьба закидывает! — Я вернул ложку в ножны из тарелки и каши. — Какие-то жулики, разбойники, грязные вымогательства, темные истории и баснословные деньги, кои, как известно, во сто крат опасней любого дракона.

— М-да уж. — Она покачала головой. — Стоит только посочувствовать нашим рыцарям, ох уж эти барышни! Ну никакой совести!

— Вот и я о том же. — Я расплылся в улыбке, которой позавидовал бы любой уважающий себя «чешир». — Так что извольте компенсировать трудозатраты.

— Позвольте узнать сумму, сударь. — Она вновь стала холодна и в какой-то мере, видимо, готова обидеться.

— Три поцелуя. — Как водится, совершенно по-идиотски и необдуманно ляпнул я, тут же мысленно отвешивая себе подзатыльник за свой длинный язык. Нет, ну правда, хотя бы пару медных монет попросил или милостиво широким жестом отпустил грехи всем, нет, мне надо было паясничать!

— Дорого берете, барон! — Она рассмеялась в полный голос, наполняя воздух звонкой мелодией своего нежного голоска. — Молю вас, сжальтесь, у меня столько нет при себе!

— Ничего, я подожду. — Я милостиво помахал ручкой. — Правда, должен вас предупредить, процент по отсрочке — поцелуй за каждый пройденный год!

— Ого! — Она продолжала улыбаться. — С вами опасно иметь дело, барон! Впрочем, чего уж там, вы и вправду влезли в темное дело, так что плату вольны назначать по своему усмотрению.

Остаток завтрака у нас прошел в таком же шутливом ключе и в ненавязчивом знакомстве. Ромка, как я стал на свой манер называть девочку, сбежала из лап Априи, устраиваясь рядышком в моей телеге. Ромка (ну неудобны мне к произношению некоторые здешние имена!) девчонкой была хоть куда. Любопытная, непоседливая, ну и, как водится среди барышень, с такой кучей вопросов и пожеланий на языке, что я уже через полчаса стал с мольбой во взгляде оглядываться на хитро ухмыляющуюся Хенгельман, с Десмосом едущую на своей телеге за мной следом. Ну да и фиг с ними, с Ромашкой по крайней мере было не скучно, а временами даже поучительно, в отличие от меня, она нисколько не скрывала полученных знаний, щедро делясь со мной почерпнутыми, пусть и местами поверхностно, магическими знаниями. Романчик учила целительство, правда, в отличие от уроков Милы, она не касалась глубоких материй астрала, полностью идя по нелегкому пути врачевания простого человеческого мяса.

— Вот смотри! — При разговоре она помогала себе жестикуляцией. — Вот взять, к примеру, твои зубы.

— Там уже почти нечего брать. — Скуксился я.

— Вот именно! — Она хлопнула меня по плечу. — А меж тем это проще простого! Тебе же известен первый контур, затворяющий кровь от пореза мастера Лурье?

— Ну, допустим. — Я примерно понимал, о чем она говорит, подобные малые заклинания мне еще на первых уроках пытался преподать Дако.

— Замечательно! — обрадовалась она. — Тогда ты должен знать, что при активации подобное заклинание вызывает естественную сворачиваемость крови за счет убыстрения ее реакции, а теперь смотри сюда!

Она медленно развернула передо мной довольно искусные, хоть и бесхитростные, узоры плетений без энергетической загрузки.

— Вот это Лурье. — Она ткнула пальчиком. — А вот это плетение моего учителя мастера Моунгира. Если ты обратишь внимание, и тут и тут взяты идентичные основы, призванные задействовать естественный процесс восстановления организма.

Я надолго завис, благодарный девушке за ее терпение и то, что она не беспокоила меня в то время, пока я осмысливал ряд и цепочки построения, а также пытался проанализировать на своем опыте и хоть каких-то знаниях, что же передо мной предстало.

А предстал передо мной ни много ни мало имунномодулятор, и черт бы меня побрал, самый что ни на есть настоящий «хвост ящерицы»! Регенерация живых тканей! Плетение активировало иммунитет, даже не берусь предсказать, как сильно, так как контур управления был кольцевым, что значит, пока ты даешь энергию, иммунитет активно брыкается копытами, задействуя все резервы тела, но, и как я уже говорил, выдавая регенерацию. Вообще штука непонятная даже современной медицине, так как основы по материалу в этом вопросе мало. У одних даже ногти не отрастают обгрызенные, а есть люди, способные себе кончики пальцев отрастить. Здесь же, под магическим воздействием и с хорошей энергетической основой, даже представить себе трудно всю масштабность картины.

— И это твой учитель придумал? — Взъерошив волосы, я стал черкать основы плетения в тетрадку, от усердия даже высунув кончик языка. Плетение, казалось бы, при простейшей четырехкомпонентной основе получалось филигранным и сложным в модулировании структур и управляющего узла. — Твой учитель гений, Ромашка!

— Я знаю, — улыбнулась она. — Он лучший из ныне живущих лекарей во всех королевствах!

Вообще скажу, не кривя сердцем, она мне нравилась. Действительно милый и умный человечек, а главное — чуть ли не единственный, кто понимает и принимает мой своеобразный юмор и не самый приятный характер. Редко когда мне удается с кем-то разговаривать, не сдерживая себя, или же слушать, не улыбаясь внатяг. Что уж говорить, тяжелый я человек, нелюдимый, со мной не каждый найдет общий язык.

А Ромчик — душка. Нашла. Спокойно и без насилия принимая от меня взамен истории из моей жизни. Ну или что-то в этом роде, душу я, конечно, не изливал перед этим ребенком, но по крайней мере не держался настороженно и делился своими думками, коими, как известно, кто-то богатеет, а кто-то счастливо избегает сей непосильный труд.

— Скажи, Улич, — как-то под вечер уже в лагере затеяла она разговор. — А ты как к имперцам относишься? Как вообще у вас в королевстве к имперцам относятся? Не стану ли я изгоем в столице?

— Понятия не имею. — Я пожал плечами и вручил ей в руки кружку чая. — Никак к ним не отношусь, люди и люди, такие же, как и везде.

— Просто в империи финорцев не жалуют. — Она аккуратно пригубила горячий напиток. — У нас считается, что ваш правитель вероломный захватчик и что долг каждого жителя страны встать плечом к плечу, как один, на защиту угнетенных земель, бывших нашей территорией.

— Это про Северный Грот, что ли? — Я улыбнулся, припоминая уроки географии от красавицы графини.

Тут и вправду получалось смешно. Изначально, в черт его знает какие времена, человечество было под единым правителем одного государства впоследствии, с увеличением территорий и ростом населения, банально распавшегося на лоскуты королевств. Этакая беда Рима и его провинций. И вот империя совершенно голословно, в лице своего правителя, провозгласила себя столицей того самого первоначального государства, а всех остальных стала именовать не иначе как предатели, узурпаторы и вообще всячески делать вид, что вас тут не стояло, тем самым неимоверно нервируя чуть ли не добрую дюжину всевозможных королевских особ. На самом деле это неправда, эльфы-долгожители четко показали пальцем на руины древнего города где-то в халифатах, который и был столицей старинной державы, но, как вы понимаете, империя сделала вид, что не расслышала, о чем там говорили представители первой расы этого мира. Потому как некогда императору слушать все подряд, у него забот выше крыши, ему еще надо спасать королевство за королевством, огнем и мечом освобождая угнетенных жителей и подминая их земли под свою правящую десницу.

Ну а теперь про Северный Грот, как именовался кусок дикой земли на старинных картах и на картах империи. Это знаете что? Правильно, голозадые пикты с их лесами-камнями и, что самое ценное, выходом пусть и не к самому приятному из существующих морей, но к морю, а как мы уже знаем, именно этого для счастья и не хватает товарищу нашему господину императору.

Не спит он ночами. Ворочается. Думы думает. Как так получилось, что такой лакомый кусочек, такой сладкий «кусманище» для торговли валяется у ног соседа, а не лежит на его тарелочке. И именно что валяется, так как формально король Финора хоть и является еще и королем пиктов, сами пикты об этом ни сном ни духом, что называется. Живут себе да время от времени глаза выпучивают при виде того, как у них под окном два правителя время от времени сшибаются лбами, деля их имущество между собой.

Вот такая вот «загогулина». Тем нужно это, а эти и взять бы хотели, да не потянут, в то время как третьи вообще не при делах и не поймут, из-за чего собственно весь сыр-бор. Прямо как в Америке было, когда французы воевали с англичанами, а вокруг бегали индейцы и кричали: «Караул, убивают».

— Северный Грот необходим империи. — Она задумчиво смотрела на меня, крутя в своих пальчиках массивный, тяжелый серебряный перстень, подарок ее отца. — Из-за него уже была не одна война между нами, и скорей всего еще будет, и не одна.

— Это было давно. — Я покачал головой. — Уже практически никого и в живых не осталось среди тех, кто участвовал в последнем конфликте, что с нашей стороны, что с вашей. Не думаю, что какая-то злоба будет среди людей ходить у нас.

— То есть ваш король и ваш народ никак не реагируют на постоянные пограничные стычки? — Она удивленно вскинула брови. — У нас вестовые на площадях периодически оглашают сводку с границы.

Я сочувственно посмотрел на нее. Да уж, понять ее для меня, носителя двух культур, двух разных государств, СССР и современной России, было нетрудно. Я застал агитпропаганду «совка» и, что говорить, хлебнул вседозволенности современности. Не буду бить пяткой в грудь, говоря, что именно это хорошо, а это плохо, не силен я в полемике, да и что там, что там, мягко говоря, не чувствовал себя в своей тарелке. Да, статус «предполагаемый противник» сейчас звучит глупо, но и отрицать экспансию оного злыдня, его проникновение на «нашу» территорию бессмысленно. Не могу я, не кривя душой, крикнуть: «Все люди — братья». Но и показать на кого-то пальцем, утверждая, что ты враг, тоже не по мне. Считаю это высокими материями большой политики, которая по большому счету простых смертных не касается, ну или если касается, то сами виноваты. Как говорится, каждый народ имеет то правительство, которое впоследствии имеет его.

— Ну, честно говоря, насколько я понял, вы, имперцы, для нас немного придурочные соседи, не более, на данный момент, — бодро поддержал я ее.

— Это почему придурочные? — Лицо у нее оскорбленно вытянулось.

— Нет, ну сама посуди, вы все там от рассвета и до заката только и делаете, что батрачите на свою армию, которая при любом раскладе вам совершенно не нужна. — Я поднялся и долил ей еще чая. — Да еще этот ваш император, как его там? Долгий?

— Вечный! — Свела она вместе сердито брови.

— Во-во, Вечный. — О ней было приятно заботиться, потому я, не смущаясь, подошел и набросил на ее плечи свой плащ, так как к ночи начинало заметно холодать. — Мало того что объявил себя повелителем мира, так еще эти ваши ритуалы при инициализации преемника, мол, с короной от одного наследника другому передается душа предыдущего, и потому ваш император живет вечно.

— Но это же правда! — Сверкнула она глазами.

— Ну да, ну да. — В моей прежней стране тоже был когда-то Вечный. Город в его честь назвали — Лёнинград, мавзолей у него свой был, на нем так прямо и написали Лёнин, чтобы, значит, не занимали. Хотели как-то еще одного вождя присоседить, да что-то они там за жилплощадь поругались, пришлось второму съезжать, ну и как следствие — развенчивать его культ личности.

Ромашка напоминала мне простоту моей юности, когда девочки носили бантики и всем повязывали красный галстук. Комсомолка, спортсменка и просто красавица. Умная девочка, не лишенная идей и веры в светлое будущее, такие обычно не то что котят на улице жалеют, такие даже людей бездомных замечают. Дикие. Таких, наверно, уже единицы по свету бродят. Хорошо с ней рядом, приятно говорить, приятно молчать. Нет, есть, конечно, и свои тараканы в голове, такие, знаете, мадагаскарские, шипящие, те, что табуретки по дому пинками разбрасывают, ну да куда же без них? Когда хочешь облагодетельствовать всех в свою пользу, надо же сначала всю пользу у врагов забрать, чтобы потом все поровну поделить, а враги же, они подлые. Мелочный народец, своих детей кормят, а про голодных в Африке кто думать должен? Вот то-то же…

Ну да то высокие материи, коих я за свой век повидал предостаточно, посему выработал стойкий иммунитет, придерживаясь золотого правила, что не по делам каждому, а исключительно по уму. Есть ум, будет и остальное, ну а если руки золотые, а на плечах котелок чугунный звенит пустотой, то кто же тебе виноват? Мама с папой? Школа или улица? А точно! Тебя же сглазили, совсем забыл…

Колеса, дороги, поля, деревеньки с их нехитрым бытом. Время неспешным ходом, марь сырой, но цветасто-огненной осени. Хорошо. По-особенному хорошо. Признаюсь честно, не хотелось даже прекращать этот неспешный бег. Так все было в мелочах, в чем-то неуловимом, в каком-то зыбком чувстве покоя и внутреннем счастье, что мне не хотелось прекращать этот путь. Мне это нужно было. Для себя. Для души, чтобы собраться с мыслями, чтобы оттаять душой. Слишком нелегко мне пришлось в последнее время, я много потерял, и не скажу, что это были потери, от которых бы мне легко можно было отмахнуться.

Но, увы и ах, у каждого начала свой конец, будь то дорога, жизнь или палка колбасы, все со временем подойдет к логическому завершению, так и мой путь был завершен.

— Красиво? — Со мной на пригорке стоял Десмос, придерживая меня за руку.

— Впечатляет, — смог вытолкнуть я из себя.

Вот она точка, пупок, самое сердце, столица по имени целого королевства, город без начала и без конца. По крайней мере, так казалось. Подобного масштаба мне еще не приходилось видеть. От горизонта и до горизонта тянулись остроконечные крыши домов, шпили каких-то замков и дворцов. Город был огромен. Это пугало и впечатляло. Мы остановились на вершине пологого склона, террасой уходящего вправо, на обочине извилистой дороги, уходящей вниз в каменный муравейник этого гиганта, триумфа человеческой стайности.

Я пытался в воображении представить картину, сводя информацию о столице из уроков графини. Меня нелегко было поразить, так как я видел в своем мире не одну столицу, но это… это поражало.

Из истории я знал, что этот монстр, по сути, не один город, этот гигант строился концентрическими кругами, разрастаясь из века в век. Да именно так, если верить историкам этого мира, городу свыше трех тысяч лет. Его первые камни закладывали основатели человеческой цивилизации. Некогда северная столица единого государства, а ныне сам основоположник целой страны, гигант жил и дышал своей отдельной жизнью, он хранил поступь миллиардов тех, кого уже нет, и знает в лицо всех, кто ныне топчет камни его мостовой. Я не видел краев его стен, я не видел логического завершения и в ширину, мне казалось, что здесь мир заканчивается, дальше больше нет ничего, только город, уходящий в бесконечность.

На данный момент Финор представлял собой десять кругов. От центра к окраине город разрастался, заключая себя в каменный панцирь стен. Первый круг был дворцовым, то есть от и до представлял собой целую вереницу зданий, парков и даже пары озер, принадлежавших по праву правящей династии, где вместе с королевской семьей в кругу стен обитала личная гвардия, вереница слуг, чьей родословной могли бы позавидовать некоторые аристократы.

Второй круг, или город, был белой костью, там располагались герцоги и наиболее богатые графы, ну и плюс министерства с их полчищем вроде как необязывающих, но меж тем весомых титулов, вроде всяких маркизов и прочих карабасов. Третий круг был уже про нас, баронов, ну и рыцарских семей, мы вроде как последние, кто допускался к его величеству, за нами свободный доступ к королю уже закрыт, здесь уже дозволялось жить богатым сквайрам, так сказать, крупным земельщикам под нашей властью. В четвертом круге обитали леры, так сказать дальняя родня аристократии, вроде как и наши, а меж тем те еще проходимцы и попрошайки, в их круг допускались уже главы гильдий и прочие толстосумы, так сказать для насыщения и уменьшения числа бедных родственников. Пятый круг для состоятельных военных чинов, там же богатые ремесленники и прочий народец, имеющий монету в кармане, но не имеющий титула. В общем, так по статусу все постепенно скатывается к последнему кругу, в котором до сих пор можно было встретить народ, проживающий в землянках. Проклятые голодранцы, но меж тем, как ни крути, верноподданные граждане короны, к тому же через пару сотен лет, возможно, возведут еще один круг, и они окажутся на ступень выше остальных в своем социальном статусе. Чем не мотивация?

В тот день мы не вошли в Финор. И для того был целый ряд причин, главной из которых являлось гнездо вампиров, а также четыре телеги, в которых под густым пологом я тащил праведно нажитое добро в лице двух Гончих Смерти, а также кракена Хомки и его собутыльника, вернее сокувшинника, доставшегося мне в наследство от Жеткича, злого и вертлявого спрута, о чьем имени, думаю, в будущем позаботится Пестик-Ви, обожавшая эту ихтиофауну.

Я банально не смог бы въехать в город со своим паноптикумом из запрещенных форм жизни. Столица охранялась, причем не только городской стражей, производящей досмотр на въездных воротах, но и в магическом плане сканировалась на предмет опасных магических проявлений. Это не мои захолустные земли, где мага можно днем с огнем не найти, это город, в котором была магическая академия, город, на страже которого стояла гильдия магов. Тут чуть ли не каждый метр стены был пронизан нитями заклинаний с целой гирляндой всевозможных амулетов.

Но решение было, и не одно. Во-первых, это банальнейший подкуп, со слов графа, не раз открывавший им проход в столицу под протекцией герцога де Тида, его бывшего работодателя. Во-вторых, можно было все той же магией денег открыть ворота контрабандистов, целого преступного синдиката, знающего свои пути доставки за каменный забор, ну и в-третьих, можно было просто не входить. Да-да, тупо не лезть на рожон, а купить себе старинное полузаброшенное поместье, принадлежавшее одному из некогда славных, а ныне находящихся в упадке родов столичной аристократии, в обилии в свое время настроивших усадьб и больших домов, так сказать, на лоне природы за чертой города.

Домов было множество, на любой вкус, за небольшой зоной отчуждения перед непосредственно городской стеной начинался своеобразный пригород из частного сектора, поделенный на участки исключительно из расчета величины денежного мешка будущего хозяина. Мы же пока оставались в дикарях, расположившись лагерем, на телегах, дело выбора дома было серьезным капиталовложением, отчего торопиться не хотелось. Мои слуги на сутки скрылись в городе, вызнавая полную процедуру купли-продажи имущества, выискивая нужных чиновников на нужных местах. Наше благо, что существовала королевская административная земляная контора, где воедино соединялась в одних руках общая картина продаваемого и проданного, а также просто находящегося в городской казне надела. За одно только это стоило местным властям пожать руку, не придется стучаться в каждые ворота с вопросом: «Извините, дом не продаете?»

На вторые сутки в наш лагерь прибыл младший управляющий земельной конторы лер Свиртки. Совершенно несобранный юноша под двадцать лет, с всклокоченной гривой кудрявых волос на голове и болезненной худобой тела. Этот Свиртки оказался «швитким» парнем, с живым и хорошо подвешенным языком. Без запинки обильно жестикулируя, он принялся рекламировать свой товар, мертвым грузом проходящий по гроссбухам его конторы.

— Вот посмотрите, какой прекрасный образец архитектуры короля Фердиса Второго! — Мы уже полдня кружили по этому дачному поселку, переходя от участка к участку и рассматривая очередной «прекрасный образчик» архитектуры того или иного столетия. — Некогда дом принадлежал семье купцов Пострамонте, известной в свое время, ну а ныне разорившейся.

День впустую, второй. Мы с графом наматывали круги, выслушивая словоохотливого земельщика, но так и не находя приличного дома. А что поделаешь, если все, что непотребно, все, что по тем или иным причинам не поддерживается семьей и соответственно вливанием пусть и минимальных денежек, уже за пару лет неотапливаемой зимы склоняется набок, продувается разбитыми окнами и зияет в небо здоровенными дырами в кровле.

— Свиртки. — Признаться, я вымотался и уже даже не помышлял о дешевом варианте, склоняясь к тому, чтобы купить дом у живых и здравствующих хозяев, а не выгадывать барыши, влезая в аферу с этими полуразвалинами. — Мы так можем кружить вечность, давайте мы с графом будем показывать вам пальцем на ту или иную усадьбу, а уж вы нам будете говорить, есть ли возможность ее выкупа и кому она принадлежит.

Граф с благодарностью мне отвесил поклон, так как, похоже, ему тоже до чертиков надоели эти экскурсы в прошлое и брожения по местам археологических раскопок, а не приличных строений.

— Как вам будет угодно, господин барон! — По лукавому взгляду я невольно, но предположил, что, похоже, именно этого и добивался этот торгаш, специально водя нас по самым худшим местам, чтобы потом погреть руки на нашем отчаянье. Ну да, на том, похоже, и живет засранец, это его хлеб, масло и что они там себе любят намазывать поверх всего этого хозяйства?

Не мудрствуя лукаво тут же решил проверить гипотезу, ткнув пальцем в довольно солидный земельный участок с высоким каменным домом, своими арочками и миниатюрными башенками повторявший изысканный замок. Он мне уже давно глаз мозолил, все это время мы старательно обходили его стороной, хотя я совершенно четко видел, что дом явно пустует, причем не один год.

— О нет, ваше благородие! — Свиртки выронил папку с грамотами, что прижимал до этого с любовью к своей груди. — Что угодно, господин барон, только не дом старого Фельма!

— Это почему же? — Я промок под вновь начавшимся дождем, проголодался и изрядно устал, чтобы плестись куда-то сегодня еще.

— Как, вы разве не знаете? — Он захлопал глазами. — Арк Фельм, бывший торговый магнат, некогда личный поставщик оружия для королевской гвардии, баснословно богатый человек, правда, без титула, пользовался личной протекцией короля…

— И?.. — не совсем учтиво перебил я поток его словоизлияний.

В общем и целом занятная личность оказалась, о которой что при жизни, что после смерти ходило множество слухов.

— Стоп, стоп! — Десмос замахал руками на Свиртки. — Дом с привидениями?

— Ага. — Потупил взгляд паренек.

— Демоны преисподней! — Граф расхохотался. — Барон, я почему-то другого от вас и не ожидал! Давай, Свиртки, беги в контору, мы берем!

Уже к вечеру наш обоз въехал во двор усадьбы, с трудом распахнув створки заржавевших кованых ворот, в три слоя обмотанных толстой цепью с большим амбарным замком. Красиво. Здесь когда-то было наверняка очень красиво, но сейчас все побила ржавчина, а полы и стены покрыл многолетний ковер из пыли и серого запустения.

Своя конюшня, кузня, разбитая ныне мародерами оранжерея, где вместо стекла были искусно подобраны слюдяные пластины. Огромный зал, искусно украшенный камин, множество комнат, чего тут только не было. Это и вправду был миниатюрный замок, в который в свое время вкладывалось много сил и финансов, благодаря чему, даже по прошествии стольких лет, дом по-прежнему был основательным и крепким.

— Какой странный пол, — озвучила общую мысль Ромашка, когда мы наконец более или менее раскидали вещи по комнатам и собрались с Априей и графом в общем зале, где нам накрыли ужин. — Никогда раньше подобного не встречала.

Здесь так не строили. Черная и белая плитка большого формата повсеместно устилала особняк от конюшни и кухни до самого чердака, в четком геометрическом порядке. Даже дорожки для прогулки по саду были исполнены в этом стиле.

— Мне не нравится его расползающаяся улыбка! — Бабуля обвинительно кивнула на графа, присутствовавшего при разговоре со Свиртки, когда он поведал нам историю этого места. Граф просто лучился улыбкой до ушей, видимо, в предвкушении того момента, когда я буду вынужден поведать жильцам историю этого дома. Ну а я что? Чем не момент? Под вытягивающиеся лица бабули и Ромашки я стал рассказывать то, что узнал об этом месте и его жильцах.

Ну а начать, наверно, все же стоит с первого хозяина, господина товарища Арка Фельма, некогда более ста лет назад воздвигшего этот дом на свои кровные. Да-да, денежки у него были, что называется, трудовые. Родился Арк в столичных трущобах первого кольца, самая что ни на есть грязь города, и прогрызать ему свой путь наверх пришлось через гранит. Сначала попрошайничал, потом воровал, потом торговал и опять воровал, этот амбициозный мальчик рос вместе со своим капиталом, набирая в весе, набирая во власти, а также год от года множа свою страсть и свою жажду. Он был одержим деньгами. Не знаю, правильно ли вы понимаете одержимость, но этот человек не признавал более ничего в своей жизни, кроме счастья лицезреть тусклый блеск монет в своих руках. Это было все, что ему нужно от жизни. Не было и не стало у него в жизни друзей, не было и не появилось в его жизни любви, он так и умер, не оставив потомства. Страшно умер, надо сказать. Не своей смертью. Жизнь он прожил долгую, еще при жизни о нем ходили легенды, мол, в загородном доме есть потайная комната, до потолка забитая золотыми монетами, на которых спит старый скряга, трясущийся над каждым медным грошиком. Эдакий Скрудж, или, если угодно, Кощей наш батюшка, Бессмертный, что над златом чах. Сразу просится на язык: чапля чахла, чапля сохла, чапля сдохла… Ну или как-то так.

Наш же герой не стал бы таковым, если бы к своему безумию не прибавил пары унций мозгов. Он бы вообще никем и никак не стал без наличия оных. Надо, пожалуй, ему отдать должное, он был финансовым гением с железной хваткой. С его прошлым и его послужным списком обычно там где-то и остаются в городской канаве, а этот не то что поднялся, он с сильными мира сего ручкался и был у них на хорошем счету. Только вот с возрастом господина Фельма все больше и больше поглощала его страсть, а меж тем костлявая уже на пороге. Из легенды получалось, что отошел он в мир иной уже годков в семьдесят, может, чуть больше.

С этого момента и начинается мистика. Говорят, перед смертью старик связался с дьесальфами, а еще говорят, что неспроста он это сделал. Страсть требовала от него даже в посмертии находиться рядом со своими сокровищами. Правда это или нет, нам наверняка уже не узнать, но вот что является фактом, так это странная и загадочная смерть Арка. Его нашли растерзанным в таинственной многолучевой звезде некроманта. Его практически растянули и разложили в этом рисунке по сухожилиям и мышцам, даже лицевых тканей на практически голом черепе не осталось. Ну и как вы уже поняли, случилось это здесь, в этом доме в верхних комнатах, прямо в кабинете старика.

Ох и свистопляска началась вокруг его имущества. Деловые партнеры сцепились не на жизнь, а на смерть, его дома и прочее имущество тысячу раз переходили из рук в руки, ну а в народе по-прежнему ходила легенда о потайной комнате, которую регулярно брались отыскать сорвиголовы и мародеры разного толка, только, как вы понимаете, безуспешно. Хотя как безуспешно, по разным слухам, от трех до пяти таких бандформирований пропали бесследно, пробравшись в дом старика ночью, а утром так и не объявившись. Мало ли, может, и нашли чего интересного? Ну да это присказка, сказка будет впереди.

Лет через десять-пятнадцать, после того как вся эта суматоха улеглась, та самая королевская административная земляная контора выставила дом на торг, в который, надо сказать, лихо вступил ряд влиятельных семей. Что ни говори, а дом большой, с хорошим участком земли, все это обошлось семье герцогов Капельмар в кругленькую сумму, но, увы, семья даже представить себе не могла, чем им еще придется заплатить впоследствии.

Младшая дочка Капельмара, двенадцатилетняя Нельма, однажды ночью, поднимаясь к себе под ручку со своей служанкой, услышала в дальнем темном коридоре чьи-то едва уловимые шаркающие шаги. Нельма со служанкой, сгорая от любопытства, стали выискивать источник шума, краем взгляда уловив образ какого-то старика, бредшего по их дому. Нужно ли говорить, что девушки сразу смекнули, чья полупрозрачная фигура посреди ночи идет коридорами дома? Им бы бежать без оглядки, да только слишком красочными были образы золотых монет, что по легендам скрываются где-то в тайнике прямо у них под носом. Слишком. Девочки не то что не убежали, они проследили за призраком, который, в конце концов, вывел их в какую-то из комнат, где — вы не поверите! — одна из плиток на полу была вскинута вверх, а внизу, куда они заглянули, переливалось целое море из золотого великолепия чеканных монет.

— Дура, беги! — прервал мой рассказ неистовый крик Ромчика.

От неожиданности и столь бесцеремонно прерванной интриги бабуля выронила кружку с чаем на пол, я, качавшийся на стуле, чуть не растянулся на полу, а невозмутимый улыбака-вампир вздрогнул как от пощечины.

— Ты чего это, Ромашка? — Я оторопело смотрел на взволнованную девочку.

— Пусть, пусть она убежит, Улич! — Она взволнованно стала заламывать руки.

— Не, ну я не против, только это же не выдумка. — Я промочил горло глотком чая. — Увы, это реальность, и девочка никуда не убежала… Нельма не только не убежала, но и при свете лишь одной свечи решила тут же спуститься вниз, туда, куда ее манил блеск презренного металла.

— Беги в зал! — сказала юная герцогиня своей служанке. — Возьми уголек, чтобы пометить эту плитку, мы закроем ее и никому не скажем, где хранится сокровище! Их тут тысячи, никто и никогда не узнает, где тайник! Мы теперь станем самыми богатыми людьми на всем белом свете!

Служанка побежала, лишь на миг обернувшись, чтобы увидеть, как юная герцогиня спускается вниз и как внезапно гаснет свеча, погружая все вокруг в кромешную тьму, в которой с тихим, но леденящим кровь звуком напольная плитка становится на свое место. Это было страшно. Служанка в панике металась по комнате, пытаясь отыскать нужную плитку и помочь своей госпоже, но куда там, лаза и след простыл, плитки лежали плотно, и их невозможно было отличить одну от другой. Ну и на мой взгляд, ничего удивительного не было, в том, что эта служанка испугалась и не стала наутро ничего говорить своим хозяевам.

Что тут началось! Семья герцога не находила себе места, еще бы — пропала их дочка. Личная охрана, городская гвардия, под сотню всевозможных рыцарей и прочих проходимцев ринулись на поиски, переворачивая всю округу и город вверх дном. Только, увы, впустую. Ответ пришел с наступлением темноты. То из-за одной стены, то из-за другой, то прямо из-под ног, а то словно с потолка неслись жалобные стоны и крики герцогской дочки о помощи. Люди в шоке метались по дому, пытаясь помочь и отыскать девчонку, но куда там! Каждый раз крик доносился из разного места, и так продолжалось целых пять ночей, сводя с ума убитых горем родителей, а также давя грузом ответственности на совесть служанки, которая впоследствии все же рассказала, как оно было на самом деле.

— Это она! — Вскочила Ромка, не сдерживая слез от истории, слишком близко принятой к сердцу. — Это все служанка виновата! Если бы она рассказала все сразу, то герцогиню еще можно было бы спасти!

— Ну да, ну да. — Я подлил себе кипятка, сграбастав пару ватрушек. — Именно так и решил герцог, изрубив ее на куски прямо на глазах у всех. Только вот кто виноват в такой же истории, что произошла чуть позже у семьи де Капа, когда пропал их сын? Или кто виноват в потере жены купца Небрао? Знаешь, по статистике земляной конторы, восемь семей имели радость отыскать тайник господина Фельма, восемь человек пропали за все это время, что стоит этот дом. Как думаешь, кто в их случаях был виноват?

— Но как же так? — Ромашка растерянно озиралась по сторонам, ища поддержки. — Это проклятый старик их всех украл!

— Это не проклятый старик. — Я печально улыбнулся своим мыслям, жестом предлагая девочке сесть на место. — Это, увы, проклятая жадность человеческая. Можно тысячу служанок обвинить и порубить их всех на куски, скормив остатки собакам, можно миллион стариков обвинить в скупердяйстве, избивая их ногами и забирая нажитое имущество. Но вот чего у нас не получается, так это в душу свою поганенькую заглянуть, чтобы увидеть в ней червоточинки наших низменных поступков и страстей.

— Да зачем они ему нужны?! — Ромашка даже кулачком стукнула по краешку стола. — Зачем мертвому старику все эти сокровища? Что он их есть там будет на том свете?

— Нужны или не нужны, это другой вопрос. — Я почувствовал себя «старпером», нравоучительно поднимая пальчик. — Перво-наперво во главе стоять должен постулат: «Не твое — не бери»! Пусть ты хоть тысячу раз с благими намерениями подойдешь, но должно быть понимание, что это не твое, это не мое, это ЕГО. Понимаешь?

— Нет! — Девочка замотала головой. — Так не должно быть, есть вещи куда важней личных амбиций!

Не знаю. Есть такая поговорка — «как у дурака фантиков». Вот взять, к примеру, меня за дурака, благо мне не привыкать. Всю свою жизнь, допустим, я только и делал, что коллекционировал фантики от конфет. День за днем, год за годом, десятилетие за десятилетием, я собирал их, хранил их, пыль с них сдувал, подшивал, нумеровал, гонялся за редкими, выменивал или выкупал эксклюзивные. Представили? А теперь представьте, что возле моего дома сломался автобус с группой детей. Мелкие такие сопливцы большеглазые, милые до поросячьего визга, и захотелось им водички попить. Естественно, вся толпа заходит к тебе в дом на поклон и… фантики. Красивые, цветастые, разные — и все в твоем доме, и все так манят и сверкают, да еще и запах стоит карамельно-шоколадный. Что будет? Ну, кто скажет, что произойдет? Правильно, все это можно заключить в одну, но емкую фразу: «Дядя, подари!»

Вы представляете? Дядя, подари! Это же глупые бумажки, разве они стоят хотя бы одной детской слезинки? Что же ты за сволочь-то такая бессердечная, что можешь довести этих маленьких ангелочков до истерики? Тебе что жалко, что ли?

Не знаю, зацепили ли вы мою мысль, но хочу повториться, не твое — не бери, пусть ты хоть на сто миллионов верных шансов будешь уверен в своей правоте. Не бери. Это не твое. Это не про твои шансы, это возможно смысл, надежда и самое сокровенное, что было в душе у того дурака. И пусть это будут не фантики, пусть это будут деньги или, черт его знает, что еще, но не бери, я ведь не такой, как ты, я это не для вас хранил, берег и множил.

В тот вечер у нас диалога больше не получилось. Ромка, насупившись, ушла с Хенгельман в общую комнату, так как одна спать боялась, ну а Десмос и сотоварищи рыскали в ночи, так сказать, проводя рекогносцировку на местности, оставляя меня в одиночестве у большого затухающего камина в неверной пляске теней от бликов рыжего пламени с прогорклостью сырой древесины.

«Адель», — позвал я одну из вертких полупрозрачных теней, замысловато исполняющих свой завораживающий танец.

«Да, Ульрих», — голос тени веселым колокольчиком прозвучал в моей голове.

«Хозяин дома все еще здесь?» — Игра света и тени убаюкивала.

«Да, этот вредный старикашка все еще здесь. — Легкий контур девушки промелькнул над моей головой, едва-едва всколыхнув локоны непокорных волос. — Он злится, Ульрих».

«Ничего, это ничего. — Я сладко зевнул. — Может быть, еще договоримся».

В город я попал через неделю. Немного затянули дела. Благо с бумажной волокитой не пришлось долго возиться, земельная контора чуть не с песнями и плясками вручила мне владетельную грамоту на собственность старого Арка Фельма, что называется, вздохнув с облегчением, так как с такой дурной славой этот дом был никому даже даром не нужен. Ну да даром он мне не обошелся. Увы. Содрали хоть и не большие, но весьма ощутимые денежки, плюс пришлось в срочном порядке нанимать артель строителей, дабы подлатать крышу, да и вообще привести запустелый дом в божеский вид. Работы тут для них будет в избытке, а время к зиме поджимает, да и дожди час от часу сильней. Кто же меня обвинит в моем желании обустроиться с комфортом? Увы, это не Лисий, но уже дом. Нет, не так. Это теперь мой дом, и здесь должен быть теплый туалет, горячая ванна и хорошее добротное кресло, куда можно скрыться от всех жизненных перипетий, для трудоемкого, но приятного процесса мыслеброжения, о великом и главном, как это водится у меня.

Город мне не понравился. Ну не знаю, не мое это, не люблю камень и многолюдную толчею. По крайней мере, такую сумбурную и тесную. Много, очень много людей в городе. Много, очень много каменных домов и мощеных рек улочек. Все родное, суета, гомон жизни, но… отвык я, что ли, от всего этого?

Пожалуй, что и так. Отвык я за эту пару лет от такой насыщенной жизни, берущей вас в тесные тиски и перемалывающей в жерновах серого быта. Очень похоже на мою прошлую жизнь. Когда-то я так же бежал куда-то, зачем-то, почему-то. Так же думал о работе, о квартплате и прохудившихся ботинках. Обсуждал своих коллег, думал, куда поехать в отпуск, и люто ненавидел пробки на дорогах. Я как только окунулся в городской быт, у меня аж в душе защемило, сердце так часто и болезненно забухало. Соскучилось, что ли, проклятое?

Мой возок покрутился по улочкам, миновал четыре социально каменные стены, а в пятом круге тормознул возле небольшого трехэтажного домика, где меня ждала любовь, обнимашки и все самое дорогое в моей жизни. Дом Милы Хенгельман — приют моих домочадцев, родные и такие милые лица.

— Он где? Он там? Он тут? Ты с ним? — Маленькая Пестик-Ви запрыгнула ко мне на руки, заключая в объятья и требуя ответа.

— Да привез, привез я твоего Хомку! — Я потискал вертлявую девчонку. — Да не одного, он теперь с другом.

— Ой! — Она соскочила с рук, носясь по комнате. — Баба Мила! Баба Мила! А можно я к Хомочке в гости? Ну можно, можно ведь, правда?

Сели за стол разговоры разговаривать, обед откушивать, чай попивать, да вот еще с Ромочкой знакомиться. Мила и Деметра даже фыркнули в унисон, мол, другого они и не ожидали от меня, старого прожженного спасителя угнетенных, услышав историю нашего знакомства. Но вот когда Априя сдала меня с моим новым домом сестричке, тут уж все дружно покрутили пальчиком у виска, обвинительно накидываясь на меня в духе: «Нет, ну ты опять за свое?»

В общем, семейная идиллия, и пока младший семейный состав занимался знакомством и общими разговорами, старушки тихонечко уволокли меня в уголок, где мы и проводили вечер за беседой.

— Ульрих, я даже спрашивать не хочу, зачем тебе дом Фельма. — Милана Хенгельман подняла руку. — Я уже поняла, что с тобой все равно спорить бесполезно. Лишь предупрежу, что с его хозяином не одно десятилетие билась магическая академия, и даже я привлекалась не раз, но, как ты понимаешь, безрезультатно. Что бы там доподлинно ни случилось, но над Фельмом поработал настоящий мастер своего дела. Это, конечно, не природный выброс некротики, а вполне заданная величина силы, но меж тем размах там неслабый, хочу тебе сказать.

— Понимаю. — Кивнул я ей.

— Но опустим дела твои болезные и даже то гадство, что ты устроил напоследок в своем баронстве. — Милана Хенгельман покачала головой. — Последствия своих дел ты еще по полной вкусишь со временем, меня, уж прости, интересует куда более близкий моему сердцу вопрос, а именно — дальнейшая судьба сестры.

— Понимаю. — Внутри меня что-то сжалось, в предчувствии, нет, даже в понимании дальнейших слов и действий бабушки.

— Пусть это прозвучит жестоко. — Она тяжело вздохнула. — Но я попрошу тебя больше не приходить ко мне в дом. Не подумай чего, за детьми я присмотрю, они ни в чем не будут нуждаться. Но сейчас мне придется задействовать все свои связи, мне нужно будет вернуть, не знаю пока как, к жизни без преследования и наказания свою сестру, а ты, в свете последних событий, из-за своей репутации клятвопреступника не та личность, которая должна быть рядом в такой момент.

— Понимаю. — Внешне я оставался спокоен.

— Ты прости, Ульрих. — Милана опустила голову. — Я не могу тебе сказать, что понимаю то, что ты сделал с Жеткичем, но меж тем я благодарна тебе за то уважение и память, которое ты проявил по отношению к Валентину. Я говорю тебе спасибо и говорю тебе: прости. Это тяжело, мой мальчик, для меня, но пока лучше для всех, если ты уйдешь в сторону. Сам пойми, Герман в скором времени войдет в права владетельного графа, ему нужны будут хорошие связи и помощь влиятельных людей, ему не нужно, чтобы пусть и за спиной, но ему показывали пальцем на тебя. Та же Деметра, пусть и бесприданница, но девушка с хорошим воспитанием, ей не сегодня-завтра о замужестве нужно думать. Ну а Пестик…

Мы перевели взгляд на маленькую бесовку, хороводившую среди старших и задающую общий тон веселья в компании детей.

— Она чистая душа и боготворит тебя, но сейчас ты должен будешь отойти в сторону, — продолжила Мила. — Не знаю когда, но готовься — вся это свора придворной аристократии скоро начнет тыкать в тебя пальцем и всячески задирать. Дуэли, сплетни, закрытые двери в лучшие дома королевства, тебе придется нелегко.

Сказать еще раз — понимаю?

Нет.

Посидим так. Молча. Напоследок. На дорожку. Слов больше не нужно, больше ничего не нужно, и так сказано более чем достаточно. На душе горько и смешно, горько оттого, что права в пророчестве расставания и своей правде старушка, и смешно от глупости сложившейся ситуации.

Я клятвопреступник.

Меня осуждает общество, темные махровые дикари, они осуждают меня. Они такие же мстительные, их руки также по локоть в крови, и лишь одна грань между нами. Я публично нарушил свою клятву, а не как здесь принято держать слово на людях и строить интриги за спиной. Моя вина, я другой и винить в случившемся некого, кроме себя любимого. Только вот… Поверни время вспять, сделал бы я по-другому?

Перед глазами встали лица словно живых Дако и Тины, кулаки сжались, а сердце затопила волна обиды и злости. Нет, нет, ребята, и еще раз нет, не простил тогда и не прощу сейчас, не собираюсь я метать бисер перед свиньями, пытаясь сохранить хорошую мину при плохой игре. Не имеют права на честь бездумные убийцы и… не имеют теперь права на счастье клятвопреступники.

Один бог только знает, каких усилий мне в тот день стоило продолжать улыбаться детям, только небо может знать, как тяжело мне было обнимать напоследок маленькую Ви, вдыхая аромат ее волос, принимать теплоту ее нежных объятий и сыпать целым ворохом несбыточных обещаний, что я скоро их вновь навещу. Как же тяжело! Это словами не передать, и не дай вам бог, когда-нибудь ощутить на своей шкуре.

Свет за окнами померк, в доме зажгли свечи, в камине весело плясали языки огня, дети пошли провожать меня до двери, старушки Хенгельман не поднимали голов, чтобы не встречаться со мной взглядом. Я накинул плащ, еще раз всех крепко обнял и, не оглядываясь, вышел в ночь, встречаемый холодными ударами дождевых капель.

— Подожди. — Следом за мной, накинув глубокий капюшон, шла Ромашка. — Остановись, Ульрих.

— Ты что-то хотела? — Я не повернулся, чтобы она не видела мое лицо.

— Я не знаю, что произошло, но тебе лучше не спешить. — Она подошла почти вплотную ко мне сзади, кладя свои руки на плечи. — Тебе не нужно что-то объяснять мне, но и домой в таком виде ехать нельзя.

— Со мной все в порядке. — Я тяжело вздохнул, пытаясь привести себя в чувство.

— С нами всегда все в порядке. — Невесело усмехнулась она. — Просто иногда немножко хуже, чем обычно.

— Да, наверно. — Я сделал шаг в сторону, предлагая ей свою руку. — У тебя есть предложение, как это дело поправить?

— Знаешь, это, конечно, не красит молодую леди, но у меня есть старинное сердечное лекарство от душевных ран и тяжелых сомнений. — Она подмигнула, подхватывая меня под руку и тесно прижимаясь к плечу. — Так делать леди не пристало, но когда мне тяжело или муторно на душе, я люблю гулять в одиночестве по городским улицам, и знаешь что?

— Что? — Невольно улыбнулся я ее задору.

— Лучшим моим другом обычно в таких прогулках всегда был дождь.

Я отослал слугу на повозке к воротам городского кольца, а сам неспешно, совершенно бездумно и без слов стал прогуливаться по пустым и мокрым улочкам этого города-великана, ощущая рядом тепло девичьего тела и смиряя душевную боль неспешным монотонным шагом и щемящей пустотой в сердце и голове.

Пожалуй, так и вправду немного легче. Самую малость, но легче стало отгораживаться от потерь и одиночества, что нескончаемой чередой преследуют меня по пятам. Шаг, другой, третий. Гулко бухают камни мощеной мостовой, в сыром мареве из дождя отражаясь затухающим эхом в темных подворотнях. Надо же, как все просто. Раньше мне никогда не приходилось использовать подобные приемчики психотерапии из арсенала юных и мечтательных барышень. Обычно замечаешь подобных девчушек мимоходом, одиноких таких мокрых птичек, они либо бесцельно бродят по улочкам, либо сидят с книжками на остановках или в сквериках, отгораживаются от мирской суеты. Помню даже, когда-то давно одна такая юная прелестница бесила меня по ночам, доводя до зубовного скрежета. Так уж вышло, что тогда у меня квартира была на первом этаже и выходила на детскую площадку, на которую и повадилась по ночам ходить совсем еще молоденькая девица кататься на качелях посреди ночи. Оно бы, конечно, все ничего, катается да катается себе, грезя и мечтая о своем девичьем, да вот петли, блин, на качелях никто не смазал! А это, я вам скажу, похуже даже, чем когда с кондиционера соседа с верхнего этажа по твоему подоконнику всю ночь капли падают.

Промокли, продрогли, от чего только ближе и теснее стали прижиматься друг к дружке. Хорошая девочка Ромка. Прямо молодец, ухватила истину, не ведая сути и причин, разглядела, почувствовала своим сердечком мою боль. Подхватила меня под руку, выветривая из души налет черной гнетущей безысходности.

Эх, так бы и бродил с ней до рассвета, да вот жаль эту юную мечтаку, еще заболеет, надо бы и домой уже потихоньку направляться. Еще немного поплутав по переулкам, вышел на проспект, откуда уже через полчасика неспешного шага подошли к воротам пятого кольца, где нас ждал слуга с возком. Лошадки неспешно тронулись в путь, мы с Ромашкой, обнявшись, чтобы не замерзнуть, сидели, кутая друг дружку в плащи, пока я не заметил, что девочка стала засыпать, явно умотавшись за день. Ее милая головка лежала у меня на коленях, я стянул с себя плащ, накрывая ей плечи и оберегая сладкий и наверняка приятный сон этого лекаря моей души.

Дорога до усадьбы Фельма неблизкая, я успел о многом поразмышлять, удалось мне даже пару раз разозлиться на весь мир и успокоиться, постепенно смиряясь с неизбежным и принимая новые правила жизненной игры. Пусть так, пусть будет, так как должно и верно для тех, кто мне дорог, даже если мне от того лишь будет во сто крат больней. Пусть будет. Ведь без меня им станет лучше?

По приезде не стал героически рвать пупок и ронять спящую красавицу, так сказать, головой о брусчатку. Не поднять мне пока барышню на руки, позвал слугу, что как пушинку взял Ромку, чтобы отнести в ее комнату.

— Ульрих, только не уходи! — Она всполошилась со сна, выискивая меня мутным взглядом. — Тут у тебя призраки по дому вредных старичков бродят! Пожалуйста, побудь со мной, мне страшно!

Вот тебе на-ка, выкуси. Я оторопело помотал головой. Мне теперь еще и спать с ней? Кх-м. Нет, ну-у… Ну да ладно. Дав пару указаний слуге, что отнес Ромашку наверх, в спальню, аккуратненько присел на краешек кровати, где, широко раскинув руки, лежала сладко посапывающая принцесска, спасенная не так давно мною, его сиятельством лынцарем о педальном коне моего инвалидного кресла, в которое я еще иногда, вымотавшись, забирался передохнуть.

И что дальше?

Почесав нос, решил раздеть ее, ну промокла же, нельзя в сырых вещах спать, точно простудится. Описав пару кругов вокруг постели, и так и этак примеряясь к спящей, был вынужден расписаться в своем полном бессилии. Нет, я, конечно, когда-то в стародавние времена был знатным раздевателем женских тел и даже мог лифчик в полной темноте одной рукой расстегнуть, но это в связи с тем, что в моем мире на женщинах было в разы меньше одежды. По здравому размышлению понял, что не знаю, за какие шнурки и рюшечки тянуть платье и прочую атрибутику, напяленную в данный момент на Ромку. Это катастрофа, а не платье, в конце концов был вынужден признать я. Неудивительно, что тут так много говорят о целомудрии, тут женщины вообще могут помереть девственными из-за того, что кавалеры так и не добьются доступа к телу, ибо эти доспехи, пожалуй, можно только мечом срубать слой за слоем со своей возлюбленной.

Ну да где наша не пропадала? Сделав упор ногами в кровать, я руками ухватился за сапог девочки, медленно, но верно с превеликим трудом стягивая его с ноги.

Ты-дыщь!

Сапожок неожиданно резво в конце слетел с ноги, из-за чего я чуть ли не фляк назад через спину совершил, припечатавшись затылком об пол, да так, что аж зеленые круги перед глазами поплыли. Ох, но это еще полбеды! По инерции, взмахнув руками, я запулил со скоростью света сапог через себя, чисто рефлекторно, совершенно без умысла, вдребезги разнеся маленькое слюдяное окошко комнаты.

Вот это номер. Оглушенный, я вскочил с пола, пошатываясь и пытаясь на ходу придумать какую-то благовидную «отмазку» своим распутным и разудалым действиям. Мол, не извольте беспокоиться, сударыня, барон шутить изволит! И так, знаете, ус молодцевато еще подкрутить с подмигиванием.

Но на мою удачу Ромашка продолжала мирно посапывать в одном сапожке, нисколько не смутившись моей домашней импровизации. Фу-у-ух. Я аж выдохнул с облегчением, понимая, что выглядел бы наиглупейшим образом в ее глазах. Метнувшись быстрой ланью к разбитому окну, высунул голову на улицу, выискивая виновника моего ночного кошмара. Обнаружил супостата, самым наглым образом повисшим прямо голенищем, за верхнюю пику въездных кованых ворот. Этакое новое знамя моей вотчины, эдакий недвусмысленный намек, мол, не ходите, девки, по лесу гулять…

Старательно скрывая волнение и дрожь в руках, тихо выскользнул из комнаты, перепрыгивая ступеньки через одну, слетая в общий зал к входной двери, где на меня с удивлением взирал давешний слуга парой минут ранее доставивший спящую красавицу и меня в наши апартаменты.

— Чего изволите, ваше благородие? — Он растерянно взирал на меня.

— Эм-м-м. — Я так и эдак прикинул свои шансы на очередной полет кверху тормашками с высоты. — Милейший, а скажи-ка мне… Ты хорошо лазаешь по заборам?

— По заборам? — Его лицо удивленно вытянулось.

— Пойдем. — Я взял его под локоток, выводя на улицу во двор, где мы уже оба молча замерли перед кованой решеткой ворот. — Вон.

Я ткнул пальцем в женский сапожок, чуть ли не ментально понимая всю картину, промелькнувшую в мозгу слуги. Он даже недвусмысленно проследил взглядом полет сапога из окна спальни, где нас оставил, потом задумчиво сделал умозаключения, складывая два плюс два и приходя, видимо, в конечном результате к совершенно неверным выводам. Просто в корне неверным заключениям.

— Господин резвится с дамой изволят! — брякнул он, расплываясь в улыбке. — Ну, ясно! Дело-то молодое, никогда не знаешь, куда портки летят с платьем!

— Ты это… — Я от его выводов невольно залился краской. — Придержи язык. Вон сапог лучше сними!

Нет, ну в самом деле не оправдываться же мне перед ним, рисуя ту фигню, что на самом-то деле произошла!

С каменной мордой лица я ожидал, пока мне вернут сапог, после чего, четко печатая шаг и держа прямую спину, гордо и невозмутимо стал подниматься к себе под лукавым взглядом этого мужичка.

Ну и дела! Скрывшись из вида слуги, я с облегчением выдохнул, невольно улыбаясь всей нелепости сложившейся ситуации. Ведь что самое-то обидное: кому расскажи, ведь никто не поверит!

Продолжая глупо улыбаться, краем взгляда заметил чье-то резкое движение в темноте, вздрагивая от осознания, что нахожусь здесь не один. Замерев и прислушавшись, различил еле уловимые чьи-то шаги, явно удаляющиеся от меня. Кому это, интересно, еще не спится этой ночью? Тихо прокравшись к повороту коридора, осторожно выглянул за угол, осматривая ряд закрытых дверей и следующий проход, уходящий в правое крыло верхних комнат. По спине побежали мурашки, в коридоре было совершенно пусто, лишь посредине стояла в глиняном подсвечнике свеча да зияла открытым зевом в полу ниша. Это была поднята одна из шахматных плиток. Стало действительно жутко, я словно завороженный на негнущихся ногах подошел к краю, вглядываясь в глубину открывшегося подвала, откуда радужной желтизной на меня сияло целое море маленьких чешуек идеальной чистоты золотых монет!

Ого! Это и вправду потрясало воображение! Здесь даже не миллионы и не миллиарды, тут словно все золото мира лежало под полами дома! Зрелище пугало и манило своей какой-то дикой красотой, все это великолепие словно звало тебя к себе, предлагая упасть в эту сверкающую гладь, маня окунуться с головой в распутное могущество и власть, стать единственным и полноправным хозяином этих несметных сокровищ…

— М-да. — Я еще раз оглядел коридор, так и не находя взглядом хозяина этого великолепия. — Ну что ж… И я рад с вами познакомиться, господин Фельм.

Поковырявшись одной рукой по карманам, так как в другой по-прежнему сжимал сапог, я извлек на свет свою золотую монетку с выщербленным ножом краем, откуда я в пути брал стружку и пробу для своих экспериментов.

— Это вам за беспокойство.

Монетка, крутнувшись в воздухе от щелчка моих пальцев, золотой рыбкой юркнула в открывшийся лаз, неразличимой каплей сливаясь с этим великолепием моря, где бы ее ни за что и никогда не отыскали даже тысячи человек, будь у них такая цель. — И еще раз рад познакомиться!

Более не задерживаясь по пути, я вернулся в спальню Ромки, где с горем пополам кое-как скрутился калачиком в кресле, подложив под голову тот самый злополучный сапожок, так и не найдя ему другого применения. Не надевать же его обратно? Да и второй я теперь ни за какие коврижки на свете снимать не стану. Что-то опасно в этом мире принцам с хрустальными туфельками по миру скакать.

Вот за что отдельно от всех остальных времен года люблю осень, так это за внезапность бабьего лета. Сумбур солнечного безумства, коротенькое и уже совершенно нежданное счастье, словно осколок зеркала сверкнул среди охапки опавшей разноцветной листвы, на миг радостью озарив всех вокруг.

Дом Фельма оброс строительными лесами, внутренний двор очистили и даже успели восстановить оранжерею, зимний крытый сад, только вот уже на перекрытие пошла не слюда, а хорошее толстое стекло с моих мануфактур. Обживаться стал капитально, с расстановкой и надолго, обустраивая все с комфортом, к которому привык в Лисьем. Благо практика у меня хорошая, да и доступ к современным материалам был. У меня в столице работали три моих бизнес-партнера, первый — это перекуп, возивший стекло и зеркала на продажу сюда, а второй — уже мой человек, распространявший заразу гигиены в массы, а именно купец, продававший мыло, зубной порошок и кое-что из лекарств. Ну а третий уже работал по металлу, который благодаря клану гномов шел с моих земель куда качественнее других представителей, дополняя все это керамикой, мебелью и другой мелочевкой.

В их бизнес не лез, народ был ушлым, крутился по полной, копеечку мне в карман клал исправно, посему смысла в контроле над ними не было. Ну да и бездельно сидеть не в моих правилах было. Деньги должны делать деньги, иначе весь капитал в конечном счете сведен будет к нулю. Блуждая по усадьбе и трогая языком набухшие десны, через которые стали проклевываться новые зубы взамен ушедших на покой, я все больше и больше склонялся к мысли открыть свою клинику и вновь практиковать врачевание, так и эдак прикидывая возможные схемы окупаемости этого проекта.

Ну а что? Опыт есть, и немалый, за плечами, ряд препаратов шел с моих лабораторий в Рингмаре, кое-что могу организовать на месте. К тому же есть неслабая база магического аспекта, полученного в ходе обучения у Милы Хенгельман, да и регенеративный контур мастера Моунгира, что мне преподнесла в подарок Ромашка, открывал передо мной поистине неисчерпаемые перспективы, открывая возможности, да и просто бередил во мне дух ученого.

Опять же чем мне еще заниматься? Не с ума же сходить от безделья? Вон даже Ромка и та переехала к своему дядюшке, дом которого мы наконец отыскали. Правда совсем меня она не забросила. Ей, как и мне, до поступления еще год оставался, мы решили совместно подавать документы на следующую осень. А посему скучать ей предстояло не один месяц, знакомых завести еще не успела, ну а я был не самой плохой компанией на свете. По крайней мере я смею на это надеяться.

В город же я старался без особой нужды не соваться. Это было печально, но моя слава наконец-то меня догнала. Меня стали задирать, сознательно провоцируя на дуэли, причем, насколько я понял, для некоторых особо ретивых я стал чем-то вроде мишени. На меня стали охотиться. Мелкие дворянчики, безземельщики и прочая голытьба решили пропиариться за мой счет, либо же просто покрасоваться перед дамами, хвастаясь победой над клятвопреступником, да еще и бароном. Глупая, но меж тем весьма неприятная и опасная ситуация. Поводя плечом, я бы, наверно, их с сотню одной левой отправил на тот свет, только вот магическим способом, а не мечом, как тут это принято. Мечом я хоть и обучен владеть, но вот любви к нему не испытываю, да и признаюсь честно, есть внутренний страх тягаться в этом искусстве с людьми, для которых эта дисциплина преподавалась с молоком матери.

Приходилось пока стискивать зубы и делать вид, что не расслышал или не заметил хамства в свою сторону, либо же натягивать капюшон плаща и скрывать свое лицо в людных местах.

— Барон. — Граф Десмос исполнял пока при мне роль начальника моей стражи со своими подопечными, так как Семьдесят Третьего я сознательно оставил в Рингмаре, чтобы он подтянул там мою гвардию после ухода Гарича, да и за легионом не забывал присматривать. — Вам не удастся все время избегать конфликта, как бы вы ни старались.

Дело в том, что один из соседей, лер Кериган, заносчивый мужчина около тридцати лет, всячески демонстрировал при встрече мне свое «фи», ну а видя мой полный игнор, приказал своим слугам высыпать мусор прямо к моим воротам.

— Давайте я хотя бы распугаю всю округу своими ребятами? — Граф брезгливо потыкал сапогом кучу отходов. — Хоть здесь за городом вас трогать не станут.

— Нельзя. — Я печально покачал головой. — Вызовут магов и вас всех раскатают, а меня за решетку в казематы запрут до конца жизни.

— Но что-то же делать нужно? — Он печально вздохнул.

Нужно? Нужно. Еще как нужно, ведь на излете зимы, а именно в первый день весны, мне еще предстоит предстать перед королевской четой на балу, что проводится для аристократии каждые три года. Де Кервье недвусмысленно мне дала понять, чтобы я даже не смел манкировать этот званый раут. М-да уж, будет жутко, если к тому времени при моем появлении на публике вся эта сволота начнет чуть ли не плеваться в мою сторону. Если собственно на мнение знати мне было по большому счету плевать с высокой колокольни, то на мнение короля я уже не мог положить весь груз Донбасса, как говорят в народе. Это чревато, и весьма толстыми обстоятельствами, в дальнейшем моем житие-бытие.

— Что же делать? — Я смотрел на графа, не находя ответа.

Вот он тоже в свое время на этих дуэлях знатно погорел. Стоп! Мысль яркой молнией в ночи пронеслась в моей голове. А ведь вот он наглядный пример! Вот он, такой же заносчивый, кичливый и на всех плюющий аристократ, прекрасный образец для подражания прочим! И ведь проучили же в свое время! Ох, как проучили!

— Есть мысль? — Граф расплылся в улыбке, видя бурю эмоций, отразившихся на моем лице.

— А то! — Я сорвался с места в карьер, проносясь во двор и поднимая на уши своих слуг. — В город, давайте в город, сегодня же мне нужны лучшие бойцы и мечники из всех школ Финора, которых только можно купить за деньги!

Ну да в тот день никого не было. Лишь под утро неспешно в мою усадьбу стал съезжаться немногочисленный народ, прельщенный монетой и умеющий держаться за рукоять меча. Правда, не обошлось без казусов. Я же не объяснил слугам конкретику, посему приходилось извиняться перед некоторыми пожилыми учителями, мне нужен был бретер, а не наставник, человек за меня и от моего имени способный накостылять всем этим полчищам знатных засранцев, с их бесконечными придирками и скривленными презрительно носами.

Тут, собственно, откололась еще целая партия посетителей, узнав, чем им предстоит заниматься. Работенка та еще, тут ведь как у сапера, можно было весьма жестоко ошибиться, ну и как следствие всего один раз, так как жизнь у нас одна. Толпа желающих прямо на глазах редела, пока и без того жиденький поток желающих совсем не прекратился, оставляя меня с носом.

— Хорошая попытка. — Расплылся в улыбке граф. — И главное — мысль-то дельная была.

Двор был уже к обеду пуст, и больше желающих не предвиделось. То есть совершенно. Как мне стали докладывать слуги, слух уже пущен, бойцы предупреждены, и даже те, что есть профессиональные бретеры, шли в отказ, заслышав, на кого им предстоит работать. А причина была банальна. Бретер подряжается на одну дуэль, максимум на две, но никак ни один на один выходить против целой армии натренированных с детства аристократов. Я словно получил черную метку, меня словно прокляли, и никто не хотел иметь со мной дела. Впрочем, понять их можно, только вот как мне быть в этой ситуации?

— Барон. — Голос графа, выводящий меня из задумчивости, стал серьезен и напряжен. — Делай что хочешь, в ноги ему кланяйся, да хоть в зад целуй, но не смей потерять такой подарок судьбы!

Я поднял взгляд, рассматривая маленького человечка, мнущегося за решеткой ворот моего дома. Он неуверенно смотрел по сторонам, явно не решаясь войти, видимо собираясь с мыслями или же решаясь на что-то.

Был он маленького роста, брит наголо, в одежде преобладали желто-оранжевые цвета, вид он производил человека, прошедшего не один километр дорог, но что конкретно привлекло мое внимание, так это явно выраженный типаж азиата и шесть точек по три в ряд на его бритом черепе.

— Покажи предплечья. — Мы с графом подошли к нему, а я не мог поверить в то, что вижу.

Маленький азиат сбросил с плеча свой увесистый рюкзак, демонстрируя мне свои руки на тыльной стороне предплечья, где я с неимоверным удивлением разглядывал два ожога. Первый, на левой руке, был в виде тигра, а второй, на правой, в виде дракона.

— Мастер. — Я вместе с графом склонился в поклоне, так и застыв не разгибаясь.

Это было потрясающе! Такого родства миров я не ожидал, хотя явно угадывалось, что когда-то в стародавние времена была тесная связь с моей матушкой Землей.

— Моя прийти на слух. — Азиат, нисколько не смущаясь, разглядывал наши склоненные в поклоне спины. — Все говорить, ты, мальчик, будешь умирать от тысячи мечей. Все говорить, ты не хочешь умирать от тысячи мечей и ищешь воина.

— Для меня будет честью, если ты станешь моей защитой, мастер. — Разгибаться я пока не стал, ничего, от меня не убудет.

— Моя не станет твой защита. — Он шлепнул ладошкой меня по спине, предлагая разогнуться. — Моя сильно-сильно занятый и не хочет спасать тебя и днем и ночью. Для этого есть стража и твоя охрана. Моя нужно забрать твои тысячи мечей.

Он замолчал, задумчиво подняв взгляд в серое осеннее небо. Из-за чего мы с графом также устремили взгляд туда, то и дело переглядываясь в ожидании его дальнейших слов.

— Звезд нет, — произнес он, ткнув пальцем вверх. — Ночью есть, а днем нет.

— Не могу не согласиться, — растерянно выдал я.

— Мой учитель Минь Дао сказал, что я не могу считаться великим, пока не сражу столько противников, сколько звезд на небе. — Он подхватил с земли свой рюкзак. — Твоя может оказать моя услугу и отдать своих врагов? Говорят, их тысячи, это было бы хорошо, сразить столько противников, не сходя с места. Моя немножко может заплатить тебе за каждый меч, направленный в тебя, который заберу.

Что? Он что, торгуется со мной, пытаясь купить у меня каждого дуэлянта, что посмеет бросить вызов?

— Но у моя мало денег. — Он печально вздохнул. — Боюсь, всех не купить.

Бедняжка, это же надо так расстроиться! Да не переживай, я тебе их всех в кредит оформлю! Да что там, бесплатно отдам! Боже! Спасибо тебе за таких людей!

Мы с графом, пардоньте, кланялись, как китайские болванчики, всячески обхаживая маленького азиата и приглашая его в дом, а тот стеснялся и все спрашивал, не обиделся ли я на его предложение и может ли он рассчитывать хотя бы на парочку боев?

Ну и обрадовались мы с Десмосом, он-то тоже в свое время общался пусть и не с таким мастером боевых искусств, но из той же, насколько я понял, далекой империи Мао. Да уж, нашей радости не было предела. Этого мастера боевых искусств звали Сеньгоу До, и был он, как вы уже поняли, молодым и еще не оперившимся выпускником одного из закрытых горных монастырей, где готовят к жизни с малых лет вот таких скромных и лысых парней.

Сеньгоу, или Сенька, как я любовно стал его именовать (ну реально не могу некоторые здешние имена произносить!), радовался как ребенок, когда я предложил совершенно безвозмездно отдать ему всех врагов, да еще и приплатить за них. Он даже засмущался от моей щедрости и пытался отказаться, чем чуть не довел меня до инфаркта и седых волос в мои не полные двенадцать лет.

— Моя не понимать твоей щедрости, Ули Ри. — Это он так сократил на свой лад Ульриха Рингмарского. — Моя же не может совсем ничего тебе дать за твою доброту!

«Проси, чтобы учил! Проси, чтобы учил! — мысленно орал мне в черепушку Десмос. — Таких мастеров на всем белом свете за все свое золото и последние снятые штаны с себя не купить!»

Ну, с одной стороны, вампир был прав. В принципе, он со всех сторон был прав. Только вот я что-то засмущался. Просто это с другими учителями я мог бы прийти, не прийти на занятия, сказать, что сегодня не могу тренироваться, у меня дела, а с этим, насколько я помнил из истории, шутки плохи. Если этот парень возьмется учить, он же научит или убьет, у них третьего не дано. А оно мне надо? Я же в конце концов маг, врач, у меня же руки как у пианиста, мне их в тепле держать нужно, а не молотить кирпичи и доски ими.

— Уважаемый Сенька Ло. — Я отвесил поклон мастеру под испепеляющим взглядом графа и под его крики в мыслеречи. — Для меня честь уже находиться рядом с таким мастером, как вы. Но я бы был вам благодарен, если бы вы взамен взялись обучить меня… в искусстве правильного дыхания!

«Трус! — Тут же фыркнул гневно вампир. — Так и знал, что будешь лениться!»

— О-о-о! — протянул монах. — Моя понимать!

Он подошел и положил мне руку на затылок, закрыв глаза и замерев так на какое-то время.

— Твоя выбрать путь монах ли-дао-дзи. — Он открыл глаза, покачав бритой головой. — Сложный и достойный путь с тысячей вопросов, достойный истинного мужа. Это путь сложных тренировок и телесной боли.

— Нет! — испуганно закачал я головой.

— Да! — радостно закивал мне азиат, потирая руки.

«Ха-ха-ха!» — Корчился мысленно от смеха вампир.

— Я обучу тебя трем ступеням ли-дао-дзи. — Он гордо распрямил грудь. — Тебе не будет стыдно показаться в горах Жень-Ми, когда ты предстанешь перед глазами монахов, чтобы продолжить свой путь.

Да, пля, сейчас прямо все брошу и побегу! От злости на самого себя и этого китайца, а также на кровососущего французика я аж кулаки сжал добела. Но, похоже, деваться мне было некуда, я зависел всецело от этого малыша, он все, что у меня есть, он единственный, кто и вправду может встать между мной и полчищем всех этих заносчивых идиотов.

Сенька был доволен, Десмос лыбился, как всегда, ну а я вынужден был в очередной раз смириться с судьбой. Увы, но другого выхода, похоже, нет.

Первые испытания моей системы защиты под кодовым названием Сенька Ло я назначил через три дня, так как только за это время я смог произвести моего китайца в безземельного лера, ибо простолюдины и прочие иностранные звания не подходили. С благородным должен был биться благородный, на дуэль мог рассчитывать только равный по происхождению, простолюдина можно было рубить, колоть и всячески истязать вообще без всяких формальностей и предупреждений. Как барон, я мог присвоить подобный титул, и даже с правом последующей передачи господином Ло его своим детям. Ну да господину Ло на это было наплевать, он рвался в бой. Правда, с ним пришлось эти дни возиться, вдалбливая в его бритую голову, как ему предстояло действовать, ведь при всем этом мракобесии средних веков, у всей этой дикости были свои законы и правила.

Схему мы отрабатывали в следующем ключе. Я, весь такой важный, выхожу на прогулку, широко расправив плечи, а следом за мной следует граф, которому зима дарит возможность бегать безнаказанно при свете дня, и господин Ло.

К нам подходит какой-нибудь важный господин и начинает всячески надо мной глумиться, а в это время из-за моей могучей спины выступает Ло и бросает вызов грубияну, мол, вы, сударь, оскорбили честь моего сюзерена. Причем грубияна требовалось как-то задеть прилюдно, чтобы он переключил внимание с меня на Ло, а для этого моему маленькому мастеру боевых искусств требовалось хорошенечко оскорбить смутьяна, раззадорить его. Ну не знаю как, допустим, перчатку в лицо бросить или большим дождевым червяком того обозвать, что стало проблемой. Ло совершенно не понимал, для чего нужно ругаться перед боем, по его мнению, вы либо деретесь, либо нет, словами пикироваться этот малыш совершенно не умел и, главное, не понимал, для чего это нужно. В конечном итоге пришлось лгать моему мастеру единоборств.

— Господин Ло, поймите, у нас в стране это традиция, — уговаривал я его. — Бойцы должны перед боем друг дружке сказать что-то обидное, так положено. Это словно проверка вашего умения не только в совершенстве владеть оружием, но и остроты вашего языка, вашего ума. Если вы не оскорбите бойца, он может подумать, что вы его не уважаете!

— Не может быть! — Китаец сокрушенно покачал головой. — Так нельзя! Я должен уважать противника! Я не могу оскорбить воина!

— Вот-вот! — опять я подливал масла в огонь. — Вы же не хотите показаться неучтивым?

— Нет-нет, — тут же заверил меня мастер.

— Поэтому вы должны оскорбить его, причем, чем искусней вы это сделаете, тем большим почтением к вашему уму проникнется противник! — Врать, так уже по полной, решил я.

— Хорошо! — закивал тот. — Моя понимай! Мы сначала сражаться языками, потом сражаться оружием!

Ну, ясно, значит, ясно. Погрузившись в наш маленький возок, мы втроем выехали в сторону городских ворот, чтобы добраться до третьего кольца, где располагалась королевская земляная контора. Мне необходимо было туда попасть, чтобы произвести сделку по закупке двух соседних, прилегающих к дому Фельма участков с полуобвалившимися домами, в которых я собирался открыть в будущем свою платную клинику.

Удача была на нашей стороне, еще на подъезде к городу нам наперерез выскочил возок лера Керигана, того самого гада, что приказал сваливать мусор у нас у ворот. Тучный мужчина с мясистым носом, он высунулся из окошка, показывая мне кулак.

— А ну пошли вон, вы что, не видите, благородный едет, а не всякая шваль с окраин! — Голос его был под стать комплекции — басовитый и раскатистый.

Я тут же подал знак Ло, чтобы он вступал в словесную перепалку.

— Твоя, кошкин жоп, недостойный счастья гадить тапок, мой сунь-ми-дао господин! — Со всей полнотой чувств и серьезностью во взоре приступил Ло, поглядывая на меня, мол, ну как, я справляюсь?

Справился он знатно, два возка остановились рядышком, все, начиная с извозчиков и слуг и заканчивая мной, графом и лером Кериганом, с отпавшими челюстями застыли в неимоверной потуге осмыслить сие безобразие, исторгаемое нашим желтокожим другом.

— О, недостойнейший из ляо-хе, мошонка бога Пинтуаня! — Ло лучился от того, что явно достиг успеха в этом пока неизвестном для него искусстве поражения врагов. — Как смеешь ты, лю-пань, взирать без трепета на моего сунь-ми-дао, да поразят твои чресла кровососущие блохи пинь-лю-мао!

— Чо? — На лице Керигана явно читался непосильный труд осмысления всей картины.

— Он говорит: ты — чмо пердячее и вызывает тебя на дуэль! — пришел нам на помощь сползший от смеха под сиденье вампир.

— А-а-а! — с облегчением протянул лер, избавляясь от бремени мыслительного процесса. — А то я уже было невесть что подумал… Завтра на дуэльной площадке перед воротами буду ждать, оружие у каждого свое!

Он помахал с улыбкой нам рукой, давая наказ слуге трогаться в дальнейший путь.

— Спасибо! — Вслед ему крикнул с благодарностью Ло, благо тот его уже не слышал. — Какой милый человек, правда?

Я не нашелся что ответить, ну а граф уже пребывал в конвульсиях от сложившего его пополам смеха. Это было что-то с чем-то… Наш маленький буддист отжигал по полной, а уже через час нам с графом стало не до шуток.

— Восемь! — Я шипел яростно в ухо графу, при этом не забывая лучезарно улыбаться Ло. — Граф, он за какой-то час уже вызвал на дуэль восьмерых, и всех на завтра на утро!

— А я что могу сделать? — Граф тоже явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Нам надо остановить как-то этого желтокожего демона, пока он весь город на дуэль не вызвал! — Я нервно вцепился в рукав Десмоса.

— Линь-пао, да разразятся небеса над тобой, тигр, пожирающий кал! — все не унимался Ло, выдавая что-то новенькое каждому встречному господину, посмевшему косо посмотреть в мою сторону. — Ну что твоя смотрит? Ты уподобился собаке хунь-ба-ло, вылизывающей себе под хвостом! Давай твоя моя сражаться скорей, быстро-быстро приходи завтра к воротам! Спасибо! Люфань-мидао, это что борода у тебя, уважаемый, или ты не успел скушать свою лапшу утром? Кушай, пожалуйста, быстрей, спасибо, буду ждать с нетерпением!

В земляную контору мы чуть ли не на руках внесли улыбающегося монаха, где усадили его в кресло, строго-настрого на сегодня велев прекратить заманивать бойцов на битву, так как, по нашему мнению, Ло не должен себя так вести, он должен быть скромней, ведь скромность — благодетель для достойного мужа, надо же и на другие дни кого-то оставить.

— Да. — Сокрушенно качал головой смущенный мастер боевых искусств. — Нельзя сразу все кушать, иначе не почувствуешь всю остроту и красоту пищи!

Ло — звезда. Нет, не так, Ло — суперзвезда! За то время, пока мы решали вопросы с выкупом земли и подписывали документы, перед конторой собралась огромная толпа зевак, прохожих и всех прочих жителей города, кому посчастливилось наблюдать и слышать монаха, бранящего из моей повозки всех и каждого, кого успевал заметить. Это было поразительно, такого раньше не бывало, чтобы какой-то заморыш худосочный так поносил прилюдно знатных господ, повелителей этого мира. Даже не знаю, кого они сейчас видели в Ло, то ли Ленина с его наездами на буржуазию, то ли самого доблестного Че Гевару.

Когда мы вышли из здания, нам рукоплескали простые жители города, аплодировали маленькому смущенному монаху, который как заведенный пытался отвесить всем и каждому поклон.

— Приходите, пожалуйста. — Отвешивал он поклоны, улыбаясь. — Спасибо, моя хотеть драться! Моя воин, моя уметь языком! Бао-де! Спасибо!

Как мы добрались до дома, я уже не помнил, я то краснел, то белел, меня била дрожь, и я пребывал в полной прострации, а мое сердце сжалось от страха. Четырнадцать, их уже было четырнадцать, это было непостижимо, это был крах всего. Каким бы ты ни был мега-супербойцом, но не столько же и все в один день на утро! Это конец, малыша просто раскатают по земле, а я буду опозорен. Я буду опущен вообще ниже плинтуса, мое и без того шаткое положение в обществе рухнет окончательно, наверняка я стану посмешищем для всех!

— Может, назад, в Рингмар рванем, пока не поздно? — Граф явно поддался панике, тоже имея вытянутое, озабоченное тяжкими думами лицо.

— Не поможет. — Я покачал печально головой. — Я вот думаю, может, быстренько за ночь объехать хотя бы половину из тех, кого он вызвал, предложим им откуп, я не поскуплюсь на золото?

— Не поможет. — Уже граф выдал мою фразу. — Ты же слышал, как он их обзывал, такого позора еще не знала земля Финорская.

— М-да, — протянул я. — Дела-а.

Но надо иметь мужество. Надо. В ту ночь я практически не сомкнул глаз, к утру чуть ли не доведя себя до истерики. Это же надо было так опростоволоситься с этим монахом?! Ну кто?.. Кто мог предвидеть подобную прыть от этого малыша? Если я еще мог надеяться на выигранные одиночные схватки, то теперь я просто пал духом, опустив руки. Уже через какие-то пару часов к месту побоища приедут здоровенные, злющие мужики, закованные в железо от пяток до головы, со смертельно, острозаточенными орудиями убийства. О, чего там только не будет! Помимо мечей наверняка будут секиры, палицы и прочие прелести для усечения и расплющивания глупых и болтливых голов без меры самонадеянных оппонентов.

Что же делать? Не знаю. Надеяться, что хотя бы один-два поединка этот раскосый малый отбегает против этих здоровяков. Ну а потом, когда эта свора повернется ко мне… Не знаю, убить… точно не убьют, я маг, но вот как же быть с репутацией, которой у меня и так кот наплакал? Бежать к бабушке Кервье на поклон, мол, огради глупого от бесчинства? Молить ее? А что делать, придется…

В полной тишине, сохраняя молчание, мы погрузились в повозку, трогаясь в путь. Молчал граф, потерявший свою улыбку, молчал и я, понимая, что потерял свое лицо. Лишь Ло сидел в повозке, скрестив ноги и что-то бубня вроде буддистской мантры себе под нос, явно счастливый и преисполненный надежд на светлое и безоблачное будущее.

Утро было шикарное. Красиво расступились тяжелые, налитые влагой тучи, освобождая чистую синеву небес. Воздух был тих и безмятежен, словно застывшая вода, а остатки не спавшей травы посеребрил первый предвестник скорой зимы, седой и кристально-белый иней. Хотелось дышать, хотелось кричать: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Не нужно нам сегодняшнего избиения монахов, ни к чему этот сжимающий стальной рукой позор…

Еще раз, качнув на ухабе воз, слуга остановил лошадку, тем самым намекая, что путь окончен. Пора. Нас уже ждут, и как назло все приперлись в одно время, никто не опоздал, все четырнадцать знатных господ в доспехах со своими родовыми гербами, все при оружии, все со своими свидетелями, но даже не это пугало больше всего. Пугала гомонящая толпа горожан, вразнобой обступившая ровный круг из песка, отсыпанный специально для господских потех.

Много, реально много собралось народу. За сотню, и они все подходили и подходили, еще бы, такая потеха! Да уж, насмешил вчера их этот невозмутимый малыш. Такого цирка тут еще не видели.

— Ха! — Хлопнул в ладоши здоровенный лер Кериган, задрав забрало своего глухого шлема, чтобы посмотреть на нас. — А мы тут, право слово, уже биться об заклад стали, приедете или нет! Ну что ж, смотрю, что глупости, что смелости вам не занимать, и поскольку я первый, прошу не задерживать меня разговорами, я приглашен сегодня на завтрак к баронессе фон Шед, она ждет меня, чтобы услышать из моих уст о моей победе!

— Нам оставь немножко! Не зря же мы перлись сюда в такую рань! — послышались голоса хохочущих дуэлянтов.

— Пренепременно, господа, пренепременно! — расхохотался лер, извлекая из своей повозки огроменный двуручный топор. — Все, что разбрызгаю, все ваше, господа!

Ответом ему был дружный хохот и мой холодный пот, стекавший по побелевшему в одночасье лицу.

— Спокойно. — Граф придержал меня за руку, так как я покачнулся на подгибающихся ногах. — Стой здесь, я сам буду выходить.

Он, как представитель нашей стороны, вышел и представил лера Ло, который с невозмутимым видом ковырялся в своем рюкзачке, разматывая тряпки со своего оружия, и пока представитель Керигана представлялся, успел извлечь на свет две толстые палки, обвитые медными кольцами, на концах утяжеленные шарами черного железа. Шест. Боевой шест монахов, он скрутил эти палки посередине, получив длинный — на две головы выше его самого — шест. Никакого смертоубийства заточенной стали. А жаль, даже тут нас подвел наш желтокожий друг.

— Бой до тех пор, пока один из дуэлянтов не будет в состоянии встать с земли! — Услышал я краем уха декламацию представителей бойцов, которые для публики обрисовывали общие правила предстоящего сражения.

— Только и смог, что сговориться не до смерти, — печально произнес Десмос, возвращаясь ко мне.

Наш Ло, мужественный и отважный малыш, вышел на середину круга, таща за собой свой дрын, против здоровяка Керигана, закованного в полубронь, с глухим шлемом и здоровенным двуручным топором на плече.

— Начали! — огласил округу ведущий состязания, назначенный главным, смотрящим от обеих сторон.

— Хе! — Тут же с оттягом рубанул воздух впустую Кериган с плеча, в мгновение ока посылая в полет свой ручной расчленитель человеческих тел. От страха я даже зажмурился! Но страшная участь не постигла малыша, тот всего одним шагом отошел в сторону, пропуская мимо себя эту стальную дур-машину, набирающую обороты, словно пропеллер у вертолета.

Кериган был силен, и, при всей своей грузности, вызывал уважение быстротой реакции и каким-то неимоверным остервенением и безудержно диким напором. Он вращал свой тяжеленный топор в руках с грацией бабочки, что непринужденно порхает от цветка к цветку, едва-едва утруждая себя легким росчерком невесомых крылышек. Ну а наш малыш словно в нерешительности мялся на одном месте, делая шаг влево, шаг вправо, оглядываясь по сторонам, но при этом, что самое поразительное, по-прежнему оставаясь в добром здравии и при всех своих частях тела!

— Почему он не бьет? — Я с замиранием сердца смотрел на неуязвимого монаха.

— Без понятия. — Граф удивленно развел руками. — Может, он команды от нас ждет?

— Команды? — Я часто-часто заморгал.

— Похоже. — Граф не по фэн-шую ткнул пальцем в верткого азиата. — Не зря же он на тебя все время смотрит.

— Ло! — заорал я во всю мощь своих легких. — Херачь его!

— Кераси-ё? — Удивленно заморгал тот глазами. — Моя понимать! Кераси-ё! Бык упирается в могучий дуб!

Счастливый китаец внезапно сорвался с места, часто-часто перебирая своими ножками и переходя на бег!

— Стой, мерзавец! — взревел Кериган, устремляясь следом. — Все равно не уйдешь, трус!

Это была картина под названием «Охота паровоза на зайца», другого просто не приходило в голову, описав круг, по отсыпанному песку, набрав приличную скорость, оба бойца внезапно замерли словно вкопанные.

Наш Ло стоял с пустыми руками, а лер Кериган с громогласным «Кхе-е-е!» влетел своей могучей грудью в торчавший из земли шест монаха.

— Кераси-ё! — Китаец лучезарно улыбался, показывая окружающим на повисшего на шесте здоровяка, хрипящего и словно рыба на берегу хватающего ртом воздух. — Бык глупый, бык не смотрит, куда идет! Слишком верит в себя! Отдай.

Последнее это он уже Керигану, забирая из рук лера свой шест, от чего тот, лишенный столь внезапно обнаруженной опоры, завалился на бок, продолжая оглашать окрестности жутким хрипом.

Представители стороны лера при помощи слуг за руки и за ноги потащили своего бойца, так и не поднявшегося с земли, к своему возку, подспудно стягивая с того вогнутый на груди доспех и поливая Керигана водичкой.

— Победителем объявляется лер Ло! — крикнул смотрящий за боями, вскинув флажок моих цветов под жидкие аплодисменты публики, с удивлением на лицах следящей за развернувшейся их взору картиной. — На арену приглашается сэр Джохан Роуд, дабы в честном бою решить вопрос чести!

Пока я держался то за сердце, то за графа, приходя в чувство, на песок неспешно вышел долговязый парень лет двадцати пяти, вооруженный прямым обоюдоострым мечом под одну руку и широким прямоугольным щитом в половину его могучего роста.

— Начали! — тут же дал отмашку смотрящий.

— Как, уже? — Я опять стиснул рукав куртки Десмоса.

— Ты подожди помирать. — Граф взволнованно обхватил меня. — Тебе еще командовать этой желтолицей бестией! Я не знаю всех этих названий для его приемов!

А я знаю?! Демоны преисподней! Монах, как назло, вновь стал уклоняться от боя, уворачиваясь от первых пробных выпадов сэра Роуда. Господин рыцарь явно осторожничал, так как Ло совершенно практически не двигался, лишь немного поворачивая корпус своего тела.

— Ну, давай, знаток. — Десмос повернул меня лицом к азиату. — Командуй, уже все смотрят на тебя, каким способом ты прикажешь завалить противника.

Я бледнел, краснел и трясся, как осиновый лист, сотни пар глаз были обращены в мою сторону, а проклятый монах счастливо улыбался мне, даже умудрившись приветливо помахать рукой!

— Да… же ты ему! — сорвавшимся на фальцет голосом пискнул от волнения я.

— О-о-о! — Округлил глаза Ло. — Вьён-бар-би! Кто прячется за каменной стеной, от нее же и погибнет! Ули Ри жесток!

Ули Ри меж тем был не жесток, он был почти при смерти. Маленький монах неожиданно мощно и резко стал раскручивать в своих вертких ручках свое окованное полено, от чего воздух вокруг него загудел рассерженным ульем. Страшные взмахи мерных восьмерок, а также стальные шары на концах его оружия внушали уважение и трепет. Джохан Роуд не стал испытывать судьбу, тут же отведя меч за спину и прикрыв тело щитом. Глухо и надежно отгородился он от маленького Ло, лишь сверху щита высунув голову и наблюдая за своим непредсказуемым противником.

Напрасно. Напрасно он это сделал, шест монаха метнулся вперед и вниз мощью набранных оборотов, ударяя по нижнему краю окованного железной полосой щита, от чего тот метнулся вверх, а сэр рыцарь чуть ли не до половины заглотил его, распрощавшись в тот же миг больше чем с половиной своих зубов!

Щит, видимо, был невкусный, так как сэр Роуд тут же выплюнул его обратно чуть ли не с целым литром своей темной и дышащей жаром в утренней прохладе кровью! Он запрокинулся на спину, закрыв лицо руками, глухо подвывая изуродованным ртом.

Победа! Вторая и безоговорочная! Я не мог в это поверить, еще какие-то мгновения назад я думал, что все пропало, но теперь, теперь я понял, что и вправду этот малыш мое спасение и мой шанс отгородиться от всей этой громыхающей железом братии! Я не мог поверить своим глазам, я не мог поверить своей удаче.

— Ульрих, родненький. — Граф вновь вернул свою фирменную улыбку на лицо. — Мне кажется, или мы начинаем побеждать?

— Демоны преисподней! — Я рассматривал испуганные лица оставшихся двенадцати противников. — Как я хочу в это верить!

— Ты только… это… — Граф мотнул головой в сторону кланявшегося толпе монаха. — Ругайся, и ругайся так, как никогда раньше в жизни, чтобы тебе даже сапожники с моряками позавидовали.

— Я? — С дрожью в голосе я повернулся к арене, разглядывая следующего претендента на сатисфакцию.

— У тебя хорошо получается. — Он кивнул в сторону оттащенных с арены тел поверженных до этого бойцов. — Управлять этой желтой машиной смерти.

— Дай-по-жо! Танцующий мул.

— Бай-в-бум-бень! Следи за ветками в густом лесу.

— Нам-пинь-дзяо! Даже тигр убирает свои когти в ножны.

— Влум-пинь-в-дынь! Прекрасная дева склонилась над колодцем.

— Яцао-рви! Поющий соловей в стальных ладонях.

Последнего мне было даже жалко. Ну чисто по-человечески. Мы победили. Вернее, этот малыш. Он делал с этими здоровенными мужиками такие вещи, что я даже поклялся себе, что, что бы ни случилось в моей жизни, никогда и ни под каким предлогом не посещать империю Мао. Страшные люди там живут.

Под восторженные крики горожан, пришедших посмотреть сегодняшние бои, под стоны искалеченных горе-воителей мы погрузили с графом смущенного и всем улыбающегося малыша в наш воз.

— Моя рад! — Кланялся мне Ло. — Хорошо бились, великий учитель Минь Дао улыбается, глядя на своего ученика! Звезд все меньше, а могущество Ло растет с каждым днем!

Мы тряслись в повозке, каждый улыбаясь своим мыслям и неспешным ходом возвращаясь домой. Один из вопросов моего нового становления в этом городе, пусть и не полностью, но решен. Нет, я, конечно, не прекращу руками Ло все слухи за моей спиной, но по крайней мере теперь каждый тысячу раз подумает, прежде чем задирать меня и вываливать свой мусор у моих дверей. Как там было? Яцао-рви? Вот-вот, теперь пусть прикрывают одной ладошкой свои злые языки, ну а второй оберегают покой своих яцао. Я не стремлюсь влиться в их общество, мне не нужны такие друзья, главное, чтобы меня не трогали, хватит мне и так до конца моих дней косых взглядов в спину.

Дни потянулись серой монотонной лентой проливных дождей и все усиливающимися морозами по ночам. Вот такой вот юг. Да, в моем Рингмаре, наверно, уже шапки снеговые в метр на крышах домов лежат, но, по моему мнению, уж лучше снег, чем эта грязь и дождь стеной и напролет днями.

Это зима. Вот такая невзрачная и унылая она в этих краях. Жизнь словно замедлила обороты, приобретая размеренность и неспешный ход похожих, друг на друга дней.

Настроение было, как в той поговорке, дико хотелось то ли холодца с хреном, то ли революции. Но о революции я мог лишь мечтать, старательно пряча в себе это крамольное чувство, ибо за меня наконец-то взялся мой новый сенсей, улыбчивый, но от этого не менее жестокий, маленький и лысый, как шар для боулинга, лер Сенька До.

Программа была насыщенной. Каждый божий день мы должны были просыпаться ни свет ни заря, чтобы встретить великое солнце в его начале небесного пути, омыть тело небесными слезами (сраный дождь) и исполнить восемь танцев Поу-линь-кама, великого мудреца прошлого, своей мерностью и движением напоминающих чем-то тай-чи, что приобрело популярность одно время в моем мире.

В принципе эта часть была даже приятна, неприятны были следующие за этим физические упражнения и просто Охренеть какая болезненная растяжка всех моих жил и суставов. Ло ломал мое бедное тело, он выворачивал мне руки, выгибал ноги, он даже пару раз выбивал мне своими злыми кулаками плечевые суставы, от чего я ревел, как девчонка, не в силах сдержать себя. Это было больно, это маленькое чудовище уродовало меня, согласно своему какому-то внутреннему плану, совершенно не обращая внимания на мои слезы, сопли и мольбы о жалости. Правда, он ломал — он же потом и лечил. Однажды я во время его лечения попросил принести зеркало и чуть не помер от разрыва сердца. У меня только в правом ухе, по моим прикидкам, торчало около десятка длинных тонких игл, к кончикам которых были привязаны маленькие пучки скатанных и тлеющих от огня различных трав.

Я — дикобраз. Я — человек-ёж. Я сам на себя в такие моменты без жалости не мог смотреть. Но кто бы что ни говорил, это помогало и работало. Погружаясь в астрал и наблюдая за энергетическими потоками, я каждый раз испытывал шок от того результата, который вызывал в моем теле этот маленький человечек.

Все во мне приобретало скорость молнии! Я сжигал любую заразу, я регенерировал ткани, как тысяча ящериц свои хвосты, я мог, казалось, в такие минуты так быстро-быстро бежать по земле, что мои ноги оторвутся от земной тверди, и я, словно реактивный самолет, оставляя за собой шлейф, понесусь по небу, красиво так на закат, и режиссер этого абсурда пустит титры под печальную музыку.

Но смеяться можно сколько угодно, а за месяц с копеечкой мой желтый живодер смог усадить меня на оба шпагата, поставить меня на мостик и, подгоняя прутиком, заставить пробежаться в таком непотребстве вокруг дома. Мое тело приобретало грацию какого-то гада ползучего, я уподоблялся в гибкости змеиному сообществу, выгибаясь под невообразимыми углами и подолгу замирая в этих позах, словно кобра в стойке. Это удивляло меня самого, я даже и половины не представлял из того, на что было способно человеческое тело.

— Учитель Ло. — Я сгорал от нетерпения. — Когда же ты будешь учить меня драться?

Я как мальчишка задирал ноги перед зеркалом, пытаясь изобразить аиста, хотя, конечно, больше склоняясь к стилю пьяного осла.

— Путь монаха ли-дао-дзи не в битве. — Ло сидел на полу, медитируя и скрестив под собой ноги. — Путь истины и просветление разума — вот дорога, предначертанная тебе небесами. Минь Дао, великий учитель, и тот не смог продвинуться по этому пути дальше четвертой ступени. А пока недостойный его ученик стоит лишь на третьей. В высоких горах Жень-Ми, на крутых откосах каменных великанов, прямо на их плечах, на пороге поднебесной, стоят эти мудрецы, внимая голосу мира и постигая основы языка, на котором с ними говорит Творец.

— Что? — Я прекратил паясничать, усаживаясь рядом с ним.

— Ли — это небо. — Он открыл глаза, ловя мой взгляд в тиски своих темных глаз. — Дао — это энергия души, дзи — земная твердь, основа для всех ног ныне живущих.

— А драться когда? — Мне бы больше конкретики, а уж всякой ерунды я и сам могу кому хочешь на уши навалить.

— Вставай, Ули Ри. — Он вскинул бровь.

Я резко подскочил на ноги, исполняя его волю лишь для того, чтобы тут же растянуться на полу от мастерски исполненной подсечки рукой моего учителя.

— Вставай, Ули Ри. — Ни один мускул не дрогнул на его лице.

Скрипнув зубами, я тут же подскочил, попытавшись отскочить от этого юмориста, но куда там, стальная ладонь изловила в воздухе мою щиколотку, заворачивая ее под болезненным углом и вновь укладывая меня на пол.

— Вставай, Ули Ри. — Желтокожий удав гипнотизировал меня, словно кролика, требуя невыполнимого.

Вставай, Ули Ри.

Вставай, Ули Ри.

Вставай, Ули Ри.

Как же я его ненавижу! Меня просто разрывает и трясет от одного только воспоминания о нем! Это мелкое чудовище доводит меня до истерики! Я боюсь в своем доме даже в туалет сходить, потому что в любой момент земля может выскользнуть из-под ног, а надо мной совершенно невозмутимо прозвучит сакраментальное: «Вставай, Ули Ри».

Сенька Ло устроил настоящую охоту на меня. У меня уже через две недели начал нервно дергаться глаз и трястись руки. После утренних занятий он вроде как отпускал меня до вечерних упражнений в очередных гимнастических танцах, при всем при этом периодически выскакивая из ниоткуда и упирая меня головой в пол. Вот ну совершенно без предупреждений и каких-либо намеков. Эта ниндзя втыкала меня башкой в кафель ванной комнаты, в навоз конюшни, дважды за это время я чуть не сгорел в камине нашего зала, чудом успев растопырить в полете руки! А уж сколько раз я своей спиной и задницей пересчитал ступеньки всех трех лестниц в усадьбе, я даже не берусь сосчитать. Но самое поганое, я не мог его послать. Просто не мог! Он нужен был мне! По прошествии времени с той первой глобальной дуэли Сенька Ло записал на свой счет еще пять десятков боев! М-да уж, палка о двух концах. Если еще первые дуэли были в защиту моей чести, то теперь к нам подходили исключительно из желания скрестить оружие со столь выдающимся бойцом. Маститые и самые известные школы мечников и других помахателей смертельным железом стали отряжать к нам гонцов в лице своих лучших учеников и воинов, которые делали что? Правильно, приходили и крутили свои толстые дули мне под нос, чтобы им бросил вызов мой непревзойденный мастер боевых искусств. Это стальные нервы надо иметь, чтобы вынести все это безобразие.

Ох и тяжело мне пришлось.

Одна радость, меня не забывала проведывать в моей истерии Ромашка.

— Ульрих, ты почему лежишь посреди зала на полу? — В один из дней она застала меня за писаниной моих работ по Маку, которые я теперь исполнял исключительно в лежачем положении, дабы не впечататься головой в стол.

— Господина Ло не видела по пути случайно? — Я затравленно огляделся по сторонам.

— Да, он во дворе беседовал с графом. — Она с интересом просматривала мои блок-схемы будущего амулета. — А что?

— Да так, ничего. — Я с удовольствием позволил себе встать на свои ноги, так соскучившиеся по ходьбе. — Как ваши дела, юная леди? Чем коротаете время в эти мрачные серые дни?

Она жила у дядюшки, особых каких-то обязанностей на нее не навешивали, посему девушка по большей части либо освежала в памяти уроки магии, либо же банально скучала, провожая взглядом капельки дождя, бегущие по окну ее комнаты. Мы все чаще и чаще встречались, в основном она приезжала ко мне, либо же мы выбирали для наших рандеву какой-либо из городских ресторанчиков. Я ей казался милым и забавным. Мне она казалась родной и теплой.

Не буду лукавить, мне не хватает такого общения. Милого, спокойного, без того чтобы меня втыкали в пол. Без делового налета и какой-то выгоды, мне до жути было просто по-человечески приятно видеть улыбку этой милой прелестницы, не ждущей от меня ничего, не смотрящей мне в рот, не оглядывающейся на мое прошлое, хоть она и знала, что произошло и что именно заставило меня покинуть мои земли.

Я рассказывал ей об этом, не ища в ней понимания или же осуждения, мне просто, как бы это глупо ни звучало, нужно было хоть с кем-то поделиться своими мыслями и той остаточной болью, что все еще налетом сажи покрывала мою душу.

Ромка молодец, доподлинно не скажу, что именно всколыхнуло в ее душе мое прошлое, так как она промолчала. И спасибо ей за это. Все умудрились что-то сказать, как-то повести себя по отношению ко мне, и лишь она промолчала, не берясь судить, а оставляя мне мое и принимая меня со всеми моими тараканами. Это дорогого стоит, поверьте.

Милые прогулки под дождем, теплая рука в моей ладони, мягкая и такая обезоруживающая улыбка, это все, что мне нужно было от нее, и это все я получал с лихвой от нее и совсем даром.

— Ой, Ульрих, что-то совсем я засиделась дома! — Она сверкнула в мою сторону изумрудами своих глаз. — Не изволите ли, барон, прогулять юную леди по городу?

— Отчего же? — Я улыбнулся. — Изволю! Еще как изволю!

Время примерно пара часов до полудня, господин Ло закончил утреннюю экзекуцию, и до вечера я был свободен, так что, почему бы и не прогуляться с милой барышней, пусть и не в самую прекрасную погоду, не по самому прекрасному городу, виденному мной когда-либо?

Со сборами не затягивал, лишь на смену прихватил с собой пару плащей, если те, что на нас, вымокнут до нитки. Правда, пока ждали слугу, выводящего возок для нас да запрягающего лошадку, я успел растянуться под испуганным взглядом Ромки на спине, высоко задрав ноги над головой.

— Вставай, Ули Ри, — совершенно буднично произнес лысый злыдень, тут же скрываясь от нас где-то в доме.

— Это что было? — Девочка, широко раскрыв глаза, смотрела то на меня, валявшегося на спине, то на скрывшегося из вида монаха.

— Да так… — Я поморщился, потирая ушибленный бок. — Не обращай внимания, это некоторые аспекты обучения имперцев Мао. Ты… это… Глянь, ушел этот яйцеголовый?

— Э-м-м… — Она огляделась. — Вроде да.

— Ты хорошо посмотри! — У меня задергался глаз. — Он хитрый, может притаиться за углом!

Девушка, офигевая тихо от подобных речей, не поленилась заглянуть за угол, подавая мне знак, что все в порядке, никого нет, лишь после этого я, как подстреленный заяц, позволил себе взметнуться с земли и на всех парах влететь внутрь нашего возка.

— Давай быстрей забирайся внутрь, пока он не вернулся! — Я дико махал рукой, зовя ее, и шипел громким шепотом. — Быстрей-быстрей! Еще не хватало, чтобы он за нами увязался и подобные номера прилюдно стал исполнять!

Она заскочила внутрь, и слуга шлепнул лошадок мокрыми вожжами по спине, правя малым ходом наш лимузин прочь от усадьбы. Уже немного отъехав, я высунул голову из-под полога, оглядываясь и с непередаваемой радостью в сердце наблюдая за маленькой фигуркой монаха, стоящего под дождем и явно не успевающего нас догнать. Захотелось показать ему кукиш, но сдержался, негоже скатываться мне до таких ребячеств, лучше уж в следующий раз я ему средний палец выставлю или сразу голый зад из амбразуры своей повозки.

Выехав из загородного поселка, мы резво проделали остаток пути до ворот, где довольно быстро миновали очередь из желающих попасть в город. Нам как аристократам было положено без очереди.

Первые три кольца мы даже не выглядывали из-за полога, чтобы не цеплять взглядом то убожество, в котором тут прозябали люди. Это было печально, но я не борец за всеобщее благосостояние человечества, мне бы свое место не потерять под солнцем, а уж потом о других можно побеспокоиться.

— Ульрих, скажи, тебе как барону позволяется бывать в первом кольце? — как-то смущенно спросила она.

— Ну да. — Я посмотрел на нее. — А что?

— Мы с тобой уже практически весь город обошли. — Она отвела взгляд. — Почти везде побывали и лишь центра столицы так и не увидели. Меня как иностранку, пусть и с титулом, дальше пятого круга не пускают, не мог бы ты оказать мне любезность и проводить к дворцу, хотя бы одним глазком взглянуть на него?

Я задумался, в принципе ничего невыполнимого она не просила, но я не любил появляться в тех краях, просто переполненных чванливой знатью. Пусть даже сейчас истерия с моей персоной немного спала, притупившись об зубодробительную мотивацию посоха монаха, однако найдутся, наверняка еще найдутся господа, желающие отведать баронской крови. М-да, как назло я еще и сбежал от Ло, моего маленького, но незаменимого помощника в решении этих щекотливых вопросов.

Она сидела, нервно закусив губу и теребя на пальчике массивный, явно с мужской руки, перстень. Подарок отца, как сказала она.

— Ладно, не переживай. — Я махнул рукой. — Будет тебе дворец.

— Спасибо. — Она положила свою маленькую ручку поверх моей ладони, от чего у меня в душе расцвели цветы и гомонящим хором разразились пением скворцы.

Эта часть города и вправду была словно другой мир. Он был идеален, чист, опрятен и радовал глаз и сердце. Сразу, естественно, нас в дворцовый город первого кольца не пустили, гвардейцы короля выдали нам с десяток бланков для заполнения, которые были необязательным пропуском, а лишь перечнем уточняющих вопросов для соискателей, при рассмотрении которых да по прошествии энного количества времени нам бы дали ответ, имеем ли мы право войти внутрь.

— Неплохо берегут покой короля, — хмыкнула Ромашка, вчитываясь в бумаги. — Даже с баронской протекцией внутрь попасть не так просто.

Она не выглядела расстроенной, а я так и подавно. Триста лет он мне не снился этот король с его дворцом, успею еще насмотреться. К тому же нам и второго кольца должно было хватить с избытком для удовлетворения внутреннего любопытства.

О, здесь было на что посмотреть! Держась за руки, мы неспешным шагом шли по широким проспектам, даже не думая смотреть под ноги, такого даже на Земле не было, ну а здесь не было ни одной лужи! Идеальная геометрия дорог, восхитительная выдержка прямых линий, помпезность и дутость вычурных и филигранно исполненных фасадов больших и не стесненных рамками зданий. Во всем каменном мешке Финора днем с огнем было не сыскать деревца, в то время как тут были разбиты целые парки и аллеи, да еще и ажурные кованые поручни дополняли красоту мостов, перекинутых через десяток искусственных речушек и каналов, с четко обрисованным контуром закованных в камень берегов.

Можно было подумать, гуляя под дождем, что это дворцовая смесь нашего Питера, но отсутствие всяких пьяных музыкантов, поэтов, писателей, художников и прочих лодырей от культуры, а также скинхедов и болельщиков «Зенита», все же давало понять, что это не так.

Здесь была своя самобытность, свой стиль и грация. В архитектуре, в каких-то мелочах, в размеренности и степенности встречаемых граждан и даже в том, как мы раскланивались с прохожими, вежливо улыбаясь друг дружке.

— Это здание казначейства? — Мы бродили, выискивая то или иное диво этой закрытой территории.

— Простите, а это генеральный штаб армии?

— Управление городской стражи?

— Ромашка, ну и здания ты выискиваешь! — Признаться, я не ожидал от нее подобной прыти, девушка носилась по улицам, таская меня следом за руку. — Ты еще попроси показать дорогу в городскую тюрьму!

— Прости. — Она несколько разочарованно сверкнула в мою сторону взглядом. — Ты прав, мы вымокли и устали, давай зайдем куда-нибудь, перекусим?

Нечто вроде таверны с уютным интерьером отыскалось буквально за пару минут. Нисколько не смущаясь юной леди, тут же заказал себе здоровенный кусок мяса с кружкой пива, Ромка же ограничилась куском какого-то пирога. На мое счастье, заказ был выполнен с завидной быстротой, от чего я, мило мурлыкая и разбрызгивая сок от поджарки, счастливо рвал зубами богатую свиную вырезку, ощущая, как вместе с голодом уходит холод из костей, а также гудящее напряжение натруженных ног. Тут даже пиво пришлось, что называется, в тему, хоть я и не большой любитель этого напитка. Темное, с горчинкой, не слишком крепкое, с хорошим «мясяо» самое то, хотя не отказался бы и от пятидесяти капель чего помощней, ну так, чисто символически, в нос закапать, чтобы простуду сбить.

— Красиво здесь.

Ромчик вилочкой издевалась над своим пирогом, не столько вкушая его, сколько препарируя основу его составных частей.

— В нашей столице тоже, конечно, ничего, но у вас как-то все по-другому. Это ужасает и в то же время завораживает, у вас так остры грани между богатством и нищетой. Что ты опять нос морщишь?

Она всегда бесится, когда я игнорирую ее попытки поговорить о всеобщем равенстве, любви и взаимопонимании. Ну что поделать, если я такой? Я аполитичен, я циничен, люблю себя и свою маму, ну а остальных… Остальные, я считаю, должны сами себя удовлетворять в своих позывах страсти, минимизируя братские объятья, в которые попадают зачастую совершенно не причастные к этому священнодействию люди.

Она села на своего любимого конька-горбунка, вещая мне о том, как же счастливо живут люди у них в империи, она довольно подробно и профессионально загибала пальцы, проводя линию между политическими строями двух стран, говорила, говорила и говорила…

Но кто бы ее слушал? Точно не я, у меня в животе полкило отменной свинины, в руках кружка пива, а душа и воображение рисуют в уголке этой таверны старика Брубека, и рука сама тянется дать ему пять.

Не хочу я. Просто не хочу. А она хочет и скорей всего делает. Я не вчера родился, я вдруг четко и ясно уловил как жирную точку сегодняшнего дня всю картину. Моя Ромашка — шпион. Не знаю, здесь, в столице она этих вшей нахваталась или изначально была заряжена как Штирлиц, но стало даже немного обидно. Самую малость, правда, не за державу. За себя, потому что она использует меня, пусть и пока как билет, как ширму для своих прогулок, но не опускает рук, чтобы в будущем втянуть в какую-нибудь авантюру. Не зря же разговоры разговаривает. Послушать? Не-е-е… Уж лучше пальчиками дробь по столу выбивать.

— Боги, Ульрих! — Она отбросила вилочку. — Ты невыносим!

— Перестань дуться. — Я накрыл ее руку своей. — Просто то, о чем ты говоришь, не мое, не нужно меня насиловать своими мыслями.

— Тебя попробуй изнасиловать… — Улыбка вновь вернулась на ее лицо. — Ладно, господин барон, раз тебе это неинтересно, давай предлагай сам дальнейший маршрут нашей прогулки.

Признаться, как по мне, так я бы с места не сошел, но раз барышня просит, нужно что-то измыслить, что смогло бы ее развлечь, а главное — отвлечь от этих ее опасных прогулок. Чем у нас обычно девушки отвлекаются и отрешаются от мирских забот? Ох! Сунув руку к поясу, ощупал свой кошелек, про себя прощаясь с его содержимым, впрочем, без особых душевных мук.

— Видел я тут неподалеку одно прелюбопытное местечко!

Расплатившись и надев на себя немного подсохшие у камина плащи, вновь вынырнули под невзрачное серое дождливое небо, отмеряя неспешным шагом ряд кварталов в обратном направлении, где вскоре нашему взгляду предстал довольно больших размеров магазин. Вернее, как здесь принято говорить, лавка. Лавка портного и костюмера, с большой по местным меркам достопримечательностью, а именно прозрачной витриной, на которую я сразу обратил внимание, так как она была из цельного и большого листового стекла. Моего стекла, стекла, изготовленного в Рингмаре. Еще при первом марш-броске с Ромкой я обратил на него свое внимание, хозяин лавки явно незаурядная личность, раз смог сам дойти умом до подобной экспозиции, еще не имевшей в этом мире популярности.

— Ой! — совершенно по-женски и просто по-человечески воскликнула она, завидев лавку. — Мы туда?

— Угу. — Я галантно распахнул перед ней дверь. — Прошу!

— Я не могу, Ульрих. — Она потупила свой взор, опустив глаза. — Мне не так много денег выделяет дядя, чтобы ходить в такие дорогие лавки.

— Брось. — Я махнул рукой. — Это подарок.

— Так нельзя, Ульрих. — Она нахмурила брови. — Люди могут подумать, что я твоя любовница и содержанка!

— Во-первых, плевать мне на то, что подумают люди. — Я взял ее под локоток. — А во-вторых, будут спрашивать, говори всем, что мы с тобой помолвлены нашими родителями.

— Что?! — У нее отпала челюсть от моего напора, из-за чего она забыла оказать мне сопротивление, покорно входя в этот вертеп разврата из бантиков, рюшечек, ленточек и прочих тряпочек. — Ты что такое несешь? Ты, между прочим, вообще женат!

— И что теперь? — Я махнул на нее рукой. — Почему все женщины считают, что раз женат, значит, что-то вроде как умер? Нисколечки, я еще поживее некоторых буду.

— Но как же так? — Чувствовалось, что спорит уже больше автоматически, так как руки ее уже трогали какие-то занавески в форме человеческого тела, ну или как подобное макраме может называться?

— Очень просто. — Я легонечко подтолкнул ее в общий зал, где, знал доподлинно, ни одно даже самое черствое сердце самой последней стервы на всем белом свете не сможет не растаять от обилия всего этого великолепия нарядов, не говоря уже о милой юной леди.

Лавка даже меня поразила своим простором и обилием товара, а также оказалась довольно людным местом, куда сбегались модницы, похоже, со всего второго кольца, даже невзирая на столь унылую и безрадостную погоду.

— Чем могу быть полезен, молодой господин? — Ко мне шаркающей походкой, подслеповато щурясь, подошел невысокого росточка с большими залысинами дедок, вежливо одаривая улыбкой и оценивающим взглядом. — Желаете что-то конкретное? Может быть, изволите снять мерки на эксклюзивный заказ?

— Вообще-то я сопровождаю даму… — Я показал взглядом на Ромашку, словно завороженная блуждающую меж рядов с готовыми нарядами. — Но, пожалуй, и вправду стоит заказать у вас что-нибудь к своему гардеробу, вижу, у вас работают отменные мастера.

— Ваши слова бальзам для моего старого сердца. — Он учтиво поклонился. — Позвольте представиться, мастер-портной лер Шолмер.

— Барон Ульрих фон Рингмар-Когдейр, — представился я, также вежливо отпуская поклон старику.

— Хм. — Старик задумчиво и встревоженно свел свои седые брови, нахмурившись. — Простите старика за любопытство, но не тот ли вы барон Ульрих, о чьей оказии в последнее время столько слухов по столице?

— Увы и ах мне. — Я напрягся, ведь было бы крайне неприятно, если бы меня сейчас попросили покинуть это заведение.

— О, юноша, не стоит беспокоиться, — произнес он, примирительно поднимая руки. — Старому Шолмеру нет дела до высоких материй и чьих-то затронутых моральных чувств. У меня к вам исключительно деловой разговор, уж уважьте старого, не откажите в любезности выпить со мной по кружечке чая.

— С превеликим удовольствием, лишь предупрежу юную леди. — Но, похоже, юная леди даже не услышала меня, лишь пару раз кивнула, мол, давай-давай, иди и не путайся под ногами.

Как и положено старому «хитровану», лер Шолмер дал мне под пустую болтовню выпить первую кружечку заварных и пряных травок, прежде чем перешел наконец-то к делу. Старик был человеком ушлым и с понятием в голове, всегда держал руку на пульсе новых веяний моды, а также был не лишен коммерческой жилки, благодаря чему в свое время и получил приставку лер, а также смог взобраться на Олимп к небожителям, запуская свои цепкие ручки в их тугие кошельки.

Что ему было нужно от меня? Мыло, выжимки и экстракты, которые я в малых дозах, но все же как побочный продукт выпускал на рынок, зубной порошок, а также все, чем бы я смог его заинтересовать. Все это он перепродавал, закупаясь у моих торговых партнеров в городе, но как он справедливо опасался, недолго скорей всего продлится его бизнес, в связи с тем, что мои купцы постепенно расширяют свои лавки, переходя от городского кольца к кольцу. Пока он на коне, пока он эксклюзивный поставщик товара среди знати, но, в конце концов, скоро люди узнают, где можно будет купить и в разы дешевле без его наценки.

— И вы хотели бы официально стать моим партнером в деле продаж? — Я, немного освоившись и вникнув в суть дела, подлил ему в опустевшую чашку кипятка. — Весьма дальновидно, но, увы, скорей всего невыполнимо.

— Вы думаете? — Он с прищуром изучал меня. — Имея связи, я могу и замедлить темп ваших продаж.

— Не сможете. — Я улыбнулся его угрозе. — Это уже как лавина, даже если моих купцов вышвырнуть вон из города, народ сам за ними поедет.

— Печально. — Он покачал головой. — Печально, но, похоже, вы правы, жаль, я не смог в свое время познакомиться с вами.

— Не стоит расстраиваться. — Я откинулся в кресле, с удовольствием потягивая горячий напиток. — Время не догнать, но вот момент ухватить можно.

— У вас есть что предложить? — Он уловил суть моей улыбки с ходу, подобравшись в неком азарте и предвкушении. — О, не томите, юноша, в моем возрасте вредно волноваться!

Афера, чистой воды афера, ну да как иначе? Да и не потянуть мне без должных связей, а также знаний подобное. Ведь по сути, что собой представляет мой жиденький парфюм? Сейчас скажу, упадете, это здоровенные деревянные бочки или глиняные кувшины. А в чем цена подобного продукта? Правильно, в «мурмулях», наворотах и эпической наклейке с красивым флакончиком. Сам продукт — помазался и забыл, копеечное производство, а вот оформи его да еще обзови эксклюзивом, сколько будет стоить? Баснословные деньги, именно это я и предлагал старику, именно он сможет выполнить этот финт ушами. Почему? Потому что он в этом мире задает моду, он говорит денежным мешкам, какие отвороты нужно делать на их нарядах и какие пуговицы и в какой последовательности пришивать. Психология людских страстей, библия продажных торгашей, ну и пожалуй, если вдуматься, мошенничество чистой воды. У меня есть товар, а у старика имя, связи и доступ ко всем фуфыркам расфуфыренным этого королевства.

Я размещаю заказ на своих мануфактурах, где мне будут отливать затейливые стеклянные пузырьки цветного стекла, я размещаю заказ на производство ароматических масел, мыла и экстрактов, все это соединяю и, увы, прикрепляю этикетку не со своим именем, так как имя будет старика. Именно он из-под полы сначала, по большому «блату», шепотом и только самым-самым вроде как будет реализовывать все это хозяйство, постепенно вводя свои марки, свои названия, а также заоблачные суммы на этот, без сомнения, дорогой товар, стоивший мне копейки, а на деле приносящий колоссальный доход.

Старик слушал не перебивая, ну а я видел, что попал в точку, похоже, именно этим пройдоха, правда пока в маленьких масштабах, и занимался.

— Сколько получу я и сколько будешь требовать ты? — Он перешел на деловой сухой тон. — И сколько понадобится вложить на первоначальной стадии?

— С вас нисколько, — произнес я, наблюдая, как вытягивается его лицо, да уж, так у них дела не принято вести. — Вы выбираете место под торговую лавку, я покупаю его и ставлю вывеску на нем, к примеру «Шолмер и сыновья». Далее завожу вам туда товар, а вы продаете, продаете, продаете…

— Стоп! — Он аж подпрыгнул в своем кресле. — Где моя прибыль?! Я что, по-вашему, похож на базарного торговца, который будет сидеть целый день за прилавком?

— Продавцов найму я. — Было даже как-то боязно наблюдать за растерянным, с бегающим взглядом стариком, пытавшимся уловить суть. — Вы следите за стилем, показываете мне, что конкретно и в каком количестве привозить. Что востребовано, а что нет, возможно, что-то придется делать индивидуально, на вас будут все салоны, все сплетницы и модницы города, вы будете вертеться как белка в колесе, ну и как следствие — я предложу вам, скажем, десять процентов выручки со всего проданного товара.

— Юноша, вы бессердечны! — Он раскинул руки. — Разве можно так наживаться на людях?! Требую минимум половину, мое имя дорого стоит!

Но как лер Шолмер ни бился, а моя оборона, в лице внутренней жабы, позволила оторвать от сердца лишь пятнадцать процентов общего дохода. Верткий старичок, да продлятся его годы бесконечно, приятно иметь дело с деловыми людьми, способными улавливать главное, не путаясь в мелочах.

Долго ли коротко, но в конце концов не осталось даже мелочей для обсуждения и спора. Мы ударили по рукам, каждый, похоже, оставаясь довольным друг другом и одержанной победой. Спустившись в зал, я с трудом отыскал Ромашку, застывшую среди вороха различных тряпочек, возле ширмы примерочной, отгораживающей часть зала от посторонних глаз.

— Ульрих! Ну наконец-то, где ты пропадаешь? — Она подхватила меня под ручку, тыкая пальчиком в наряды. — Ну, какое платье? Какое, молю, скажи, мне взять?!

— А ты уже примеряла их? — По мне так, если честно, что то, что это — комбинезон водолаза, ни тебе декольте, ни тебе открытых плечиков, подобные костюмы химической защиты были не в моем вкусе. Если спросите сугубо мое мнение, Всевышний не для того создавал прекрасную половину человечества, чтобы мы потом прятали их красоту под всякими хламидами, одежда — звучит грубо, на женщинах должен быть наряд, женщина должна быть нарядной, вещи должны подчеркивать их природную грацию и стать. Женщина должна привлекать взгляд, словно магнит, женщина достойна того, чтобы на нее смотрели, а не так, мазнули туда-сюда рассеянно гляделками.

Но со своими разнузданными нравами решил не приставать к Ромашке, просто отправив ее за ширму с наказом облачиться в каждое и предстать передо мной во всей красе для более детального анализа. Ну и просто посмотреть на взгляд девушки, ибо только он может подсказать знающему мужчине, что это именно то платье, которое ты обязан немедленно расхвалить, а также сиюминутно начать уговаривать купить, так как сама она ни в чем не признается даже под пытками.

Все еще пребывая в добром настроении, а также в предвкушении обзора девичьей красоты, блуждающим взглядом наткнулся на стеклянную витрину, где под косым проливным дождем выхватил приближающуюся сухую фигурку маленького лысого человечка.

— Ох ё! — Тело сработало на автомате, я рухнул на пол, закатываясь под один из манекенов, где с замиранием сердца стал шептать как заклинание: «Лишь бы не заметил, лишь бы не заметил».

Сенька Ло собственной персоной бродил по улице, явно выискивая своего нерадивого ученика, для проведения с ним бог знает каких экзекуций! Как он сюда пробрался, проклятый ниндзя? И как он, наверно, зол сейчас на меня, сбежавшего от него!

Сделав упор на четыре кости, под прикрытием подолов женских юбок, принял единственно верное на тот момент решение, а именно — все так же на карачках проник в святая святых — примерочную.

— А-а-а! — Ромашка в кружевных панталонах и фиг знает еще в каком непотребстве огласила зал криком, завидев меня.

— Цыц! — В мгновение ока я подскочил от пола, зажимая ей рот рукой. — Родненькая, прошу, не кричи! Иначе я покойник! Там Сенька Ло, он ищет меня, и, поверь, ничего хорошего не произойдет, если этот лысый малыш обнаружит меня.

— Ты с ума сошел! — Мы тесно прижимались друг к другу, она то краснела, то бледнела, не забывая при всем при этом поправлять на себе весь свой набор тряпочек. — Что о нас люди подумают?!

Я одним глазом выглянул из-за занавески, тут же заприметив минимум трех солидных матрон в сопровождении более юных леди, с интересом пялившихся на нашу ширму. Вот дела! И вправду неудобно будет, еще разнесут своими злыми языками, какое непотребство видели, по городу, в дополнение к моей славе девочку застыдят. К тому же, как назло, Ло остановился возле стеклянной витрины, задумчиво так изучая это диво. Вот что такое не везет и как с этим бороться? Ромка испуганно жалась в углу, при этом создавая впечатление не столько жертвы, сколько человека, вопрошающего: «Ну а дальше-то что будет?».

— Керенского знаешь? — Я с остервенением стал стягивать с себя свой плащ и камзол.

— Не-а. — Девушка попыталась вжаться в стенку при виде моего поспешного и нелицеприятного стриптиза.

— Историю надо знать! — Скинув громоздкую верхнюю одежду, я подхватил с пола одно из выбранных ею платьев. — Ромашка, солнышко, молю, помоги!

— Да что ты удумал?! — У нее на нервах сорвался голос.

— Платье на меня надень! — Я вновь выглянул в щелку меж занавесок, все так же наблюдая у витрины маленького азиата. — Сам я эту лабуду не в жизнь не смогу на себя правильно напялить!

— Безумец! — Она покачала головой, но все же дрожащими руками стала помогать мне, натягивать через голову целый ворох воздушных и кружевных юбок. — Ты хоть представляешь, что будет, если тебя узнают?

— О-о-о! — прогудел я из глубин женских доспехов. — Еще как представляю, что тут устроит этот нинзюк, если меня обнаружит!

— Кто? — Она зашла мне за спину, стягивая какие-то шнурочки на корсете.

— Не важно. Ай! — Я подпрыгнул на месте. — Ты чего там колешься?

— Не вертись! — Она сопела за спиной, скручивая все это хозяйство намертво различными финтифлюшками. — Тут просто нужно булавочкой заколоть, иначе все разойдется.

— Да твоя булавочка меня чуть ли не насквозь проткнула!

— Говорю, не вертись!

— Ромка, где твои руки?!

— Терпи, а то юбки непотребно широко будут при ходьбе распадаться!

— Даже не думай и там мне что-нибудь булавочкой заколоть!

— Ой, да подумаешь, больно надо!

— Еще как будет больно! И мне это ой как надо!

— Девушка, у вас все в порядке? — Нашу ширму обступили взволнованные посетительницы, с неподдельным интересом вытягивающие шеи, чтобы разглядеть, что же у нас внутри происходит.

— Да!

— Да!

Тут же на пару выпалили мы с Ромашкой, испуганно зажимая друг дружке рты.

— Я говорю! — зашипела она мне на ухо.

— Нет, давай я буду говорить! — Меня стала бить легкая дрожь. — Выйдем порознь, я первый!

— Ой, а вы там не одна? — хмыкнула одна из молодых особ, покрываясь румянцем.

— Я с подружкой! — пискнул я фальцетом. — Эти проклятые булавочки, ну никак с ними не совладать в одиночку!

Понятно! Женская толпа закивала, гомоня, да уж кому, как не им, знать всю подноготную этих скафандров, именуемых в этом мире по ошибке платьями. А меж тем Ромку было уже не остановить, ее ручки порхали, как бабочки, слой за слоем обматывая меня различными прибамбасами.

— Ой, ты такая красивая у меня! — Она умилилась своему труду, хлопая ресничками. — Прямо куколка!

— Сам дурак! — К нервной дрожи у меня добавился нервный тик от ее слов. — Никогда, слышишь? Никогда и никому не рассказывай о том, что тут произошло!

— Да ладно тебе! — Она потрепала меня за щечку. — Настоящая красотка получилась.

— Тьфу. — Я отвернулся, пока она натягивала свое обмундирование. — Надо подобрать мне какой-то головной убор, чтобы хоть немного скрывал лицо.

— Так тебе никогда жениха не сыскать! — Тут же рассмеялась она. — Ладно, не скрипи там зубами, сейчас найду даме шляпку.

Выскочив на минутку в зал, она тут же заскочила назад, неся в руках форменное безобразие кремового цвета, все изукрашенное цветочками и с забралом в форме воздушной вуальки.

Ох и перепуган же я был, словами не передать! На негнущихся ногах, под ручку, мы быстро трясущимися руками расплатились за покупку и, накинув плащи, осторожненько, но не теряя скорости, выскочили на улицу, низко опустив головы, когда проходили мимо все еще пребывающего в задумчивости монаха.

— Стоит?

— Стоит!

— Не смотрит на нас?

— Да не смотрит, не трясись ты так!

Не разбирая дороги, мы, свернув за угол одного из домов, весело хохоча, побежали со всех ног, держась за руки. Ну и денек! От смеха у меня даже бок заболел, прохожие смотрели с недоумением на двух хохочущих девиц, явно не разделяя в этот ненастный день нашего веселья, на что, впрочем, нам было глубоко наплевать. Мандраж спал, уступая место куражу и бесшабашности, особенно добавляли смеху важные молодые люди, весело подмигивающие двум девчонкам и пытающиеся отпускать комплименты. Так и подмывало выдать пролетевшее через года бессмертное от господина Калягина: «Я тебя поцелую… потом… если захочешь…»

— Ульрих, смотри! — Мы застыли перед огромными, ажурной ковки решетчатыми воротами, входом на первое кольцо, сквозь которые хорошо просматривалась часть внутреннего двора королевского мини-города. — Красиво, правда?

Правда. Даже вылизанность улочек второго кольца не могла сравниться с ювелирной отделкой того кусочка мира, что предстал нам сквозь решетку. Там, похоже, даже траву подстригали маникюрными ножничками, правда портило картину чрезмерное обилие застывших истуканами гвардейцев, не знаю, всегда ли тут так, но по меньшей мере под сотню только мы цепляли краешком взгляда.

— Ух ты! — Ромашка захлопала в ладошки. — Смотри-смотри, там розы! Ой, какие они миленькие!

Нам и вправду открылось чудо из чудес. В этом продрогшем каменном мешке, на подступах унылой зимы, прямо в центре этого серого и невзрачного этюда из тоски и пустоты, за каменным забором и высокими решетками просматривалась целая аллея из янтарных капелек бутонов, этих душистых красавиц, ощетинившихся против всего мира шипами, вставшими на защиту своей красоты.

Пошло. Всю жизнь не понимал людей, говоривших, что розы это пошло. Сами вы пошло, а розы — это королевы среди цветов, розы это классика, это совершенство, к которому стоит стремиться! Ну а конкретно эти так вообще. Такой нежно-мягкий цвет, нечто из смеси молока и меда или янтаря на снегу, они просто завораживали своим видом, неся в душу каждого зеваки частичку природной красоты, этого живого и такого ласкающего взгляд совершенства.

— Вот бы хоть одну мне… — Ромашка погрустнела. Да уж, невыполнимая в наших условиях задача, хотя…

Знаете, у нас, мужчин, есть это где-то внутри на генном уровне. Вот у меня был ярчайший случай в детстве, я тогда только-только освоил чудо из чудес под названием велосипед. Ну как освоил, так, просто перестал падать каждые пять минут, ну и выучил, где у моего коня педали. Мне бы, конечно, не лихачить, да вот помню тот день до сих пор. Я на своем «Аисте», монстре зеленого цвета, несся по улочкам города, ощущая, как ветер треплет мне волосы на голове, а мальчишки-пешеходы захлебываются слюнями от зависти ко мне, счастливому обладателю этого железного произведения искусства. О, как я раздувался от гордости и своего величия! Ну и что, спросите вы? Ну и то! Прямо перед моим подъездом сидела стая девчонок, и была там такая одна девочка… что, собственно, не суть важно. Я раз объехал вокруг дома, гордо выпятив грудь, два проехал, три, четыре, а на пятый решил я показать этим фифам, как настоящие, брутальные мачо без рук на «вендрике» могут фигачить…

Я потом себе не раз в жизни говорил: не надо. Вот не надо так перед барышнями делать. Да что там не раз, даже не два и не десять, и даже не сто миллионов раз я зарекался распускать хвост перед дамами. Но, видимо, есть в нас, в мужчинах, что-то, где-то глубоко на генном уровне…

— Одну? — Я обнял ее за плечи. — Скромница ты моя! Я тебе их сейчас целую кучу нарву!

— Ульрих, не дури! — Она испуганно отпрянула от меня. — Тебя арестуют! Даже думать не смей!

— Спокойствие! — Я расплылся в улыбке. — Сохраняем спокойствие!

Память — это, конечно, не услужливый мой ныне покойный «Мак», но кое-что я и без него стою! Мы прошлись еще немного в сторону, скрываясь из виду этой массовки из гвардейцев, подходя как можно ближе к стене из гладкого камня, отгораживающей дворцовые просторы от остального мира.

— Ульрих, прошу, не нужно! — Она испуганно смотрела на меня. — Не нужны мне никакие цветы!

— Да ладно, не бойся. — Я погладил ее по щеке. — Никто не узнает, я быстро, комариком!

— Что ты комариком? — Скептически склонила набок она головку.

Объяснять я не стал, а принялся за тяжкий труд сплетения тугой вязи из всех резервов своего магического потенциала. Крупицу за крупицей я выжимал себя, свивая запутанный и так до конца мною не понятый узор плетения Герхарда Доу. Давно уже заученный мною, правда до этого ни разу еще не испытанный на практике прыжок был подсмотрен у мага-наемника еще при заварушке в Когдейре, но, к сожалению, из-за недостаточности времени, да еще и с потерей «Мака», так и не разложенного по уму на составляющие. Серьезный узор, серьезные мощности, кропотливый труд, Ромашка застыла открыв рот, с каким-то благоговением следя за моей работой. Да уж, хоть она и проходила основы магии у современного светила империи, но подобного уровня скорей всего ей еще не доводилось видеть. Что греха таить, я сам не понимал и половины из того, что сейчас делаю, тупо копируя чужой труд, с глупой мыслью и бравадой, что все получится. М-да уж, девочка отступила от меня, а я внезапно понял, что где-то и глубоко, как говорят в народе, «накосячил». Мое монстроподобное плетение чуть ли не в физическом плане вибрировало, наливаясь неожиданно резво совершенно неконтролируемой и непонятной энергией, я судорожно хватался за концы заклинания, пытаясь хоть как-то обуздать то, во что вложился чуть ли не досуха…

— Хитрый Ули Ри! — раздался за моей спиной голос Ло. — Тебе немножко удалось обмануть учитель!

Земля ушла из-под ног, я взметнул в воздух веер из юбок, бухаясь неблаговидно на спину.

— Вставай, Ули Ри!

Но я не встал, плетение взорвалось снопом искрящихся лент, могучими жгутами мощи обхватывая мое тело, что словно пушинка оторвалось от земли, с неудержимой скоростью кометы отправляясь прямо в пучину серых облаков, обалдело глядящих на творящееся непотребство.

Это был словно знак свыше, сердце де Кервье сжалось от страха при виде прекрасной и пышущей жаром цвета аллеи роз. Словно в другой жизни, словно даже и не с ней, давным-давно она сидела в этом же зале для совещаний, с трепетом взирая на своего мужа, такого уверенного, могучего не только статью, но и нравом человека, непобедимого короля, за чьей спиной, ей тогда казалось, можно пережить любые невзгоды.

Как и тогда давным-давно речь шла об империи, на носу была война, это понимали все. Все, кроме нее. О, как же она была молода, как юна и невинна, не замаранная еще политикой и жестокими играми, интригами с ног до головы. Все казалось таким далеким, все казалось пустяковым… Розы, да тогда так же под серым небом распустились розы, дурманя своим сладким ароматом через приоткрытое окно.

А Митсвел очень похож на отца. Широкая кость, мощные кисти, с легкостью превращающиеся в пудовые кулаки, вспыхивает легко, но меж тем нельзя отказать ему в проницательности и твердости характера.

При взгляде на своего сына сердце сжалось в тревоге. Как быстро растут дети, еще совсем недавно он игрался деревянными солдатиками у ног матери по вечерам, пока она решала судьбы королевства, а уже за малый миг все поменялось наоборот. Теперь она сидит в сторонке, тихонечко постукивая спицами, а этот мужчина решает дальнейшую судьбу тысяч подчиненных, впрочем, по-прежнему играясь в солдатики, правда уже не в деревянные…

Что-то неспокойно на душе было у старой королевы. Что-то грызло ее изнутри, не давая расслабиться и всецело остаться в стороне, оставив сына в покое, предоставив ему законное право решать свою судьбу.

Она перевела взгляд на Ганса Гербельта, тучного чернобородого мужчину, что расплылся по правую руку от сына в большом кресле, пребывая в молчании, но меж тем показывая взглядом, что внимательно слушает окружающих. Министр тайной полиции и разведки, главный шпион королевства был обязан ей тем, что в свое время именно она приблизила его к короне за выдающийся ум и проницательность, кои она смогла рассмотреть тогда в щуплом теле безусого юноши. М-да уж, время не стоит на месте, время никого не щадит, забирая от каждого по крупице.

Ганс в приватной беседе дал ей информацию, что император где-то здесь. Вечный, легендарный враг Финора вновь направил свой взор в их сторону, и лишь некоторые из министров все еще сомневались в том, что скоро грянет война. Все как когда-то. Тот же кабинет, те же практически речи, такой же смелый и решительный мужчина во главе стола, и она, с трепетом взирающая на янтарно-желтую аллею и пропускающая мимо ушей весь этот деловой треп.

Сэр Фенгель Вард, сухой и высокий седоволосый мужчина, чье лицо вдоль и поперек было исполосовано шрамами, немного фривольно вещал присутствующим о состоянии дел вверенной его управлению армии. В принципе неплохой полководец, но только в принципе. Тех, кто когда-то вел полномасштабные боевые действия, уже нет в живых, ну а Вард… он немного самонадеян. Нет, нельзя сказать, что он не знает, что такое кровь и звон стали, этот человек не раз своей отвагой и делом доказал королю, что не зря возглавляет всю мощь железного кулака короны, но это не тот объем. Финор уже очень много лет не приводил в движение всю свою мощь, все, что перепало на долю военных за эти годы, это пять небольших пограничных конфликтов, и лишь она, бывшая королева, еще помнит, как страшно дрожит земля под поступью тысяч и тысяч ног солдат, идущих на войну.

Неужели все повторится снова?

Она отложила свои спицы на колени, устало растерев ладонями лицо. Неужели опять империя заберет у нее самое дорогое ее сердцу, вновь обрекая на невыносимую боль в груди, что лишь слегка притупляется с годами, но никуда не уходит.

Взять и приказать вырубить к демонам эту проклятую аллею? Она невольно улыбнулась своим мыслям. Да, определенно нужно было что-то менять в отношении грядущего конфликта. Все словно по накатанной колее шло, как и раньше, повторяя то, что было когда-то, вновь и вновь. Те же разговоры, те же слова, люди, не зная прошлого, повторяют одно и то же, но она-то уже это проходила, она уже отплакала свое бессонными ночами, хватит, решительно и однозначно нужно что-то менять во всем этом.

Вечный Император не зря так назывался, он давно под этим небом живет. Де Кервье невольно вздрогнула. Да, было от чего, при годах ее правления, до нее, а также теперь, скорей всего и после, этот уже не человек, а некое существо вновь и вновь бросается с каким-то остервенением на нее и дом ее предков, а также тех, кто будет после нее.

Как он вообще в силах жить столько лет? Нет, она, конечно, знала, впрочем, как и многие другие, секрет этого существа, но вот как? Как найти в себе силы после стольких лет снова вставать и вставать, ввязываясь в бесконечную вражду, просто бездумно швыряясь жизнями сотен тысяч как своих, так и других подчиненных?

Все как всегда, это знает она и это знает это бессмертное чудовище, что вновь грозит войной, он опять распрямляет плечи после долгих лет перемирия. Но кто может поручиться, что вновь подлость и предательство не дадут пресечь бесконечную череду войн? Хитер, ой хитер старый змей и враг короны, а также опасен своей неуловимостью, своей непредсказуемостью. Не раз битый, он с каждым разом все изощренней и изощренней становится в своем вероломстве, и лишь мы, коснолобые, не в силах менять правила игры, отвечая ему его же монетой. А надо, де Кервье всем сердцем чувствовала, что необходимо было играть по-другому, просто катастрофически нужна была какая-то мелочь, какая-то деталь, выходящая за рамки обычного восприятия, за которую она бы смогла уцепиться, в корне меняя всю расстановку сил на карте… Хоть что-то… Боги, дайте мне хоть что-то! Дайте мне хоть какой-то самый маленький знак, что в этот раз все будет по-другому!

И пришло знамение.

Огромное витражное окно, выходящее на аллею роз, внезапно разлетелось миллиардом сияющих осколков слюдяного льда! Мощно, резко, с грохотом и феерией дикого страха в сердце окно разлетелось по залу совещаний на крохотные частички, впуская внутрь прохладу приближающейся зимы, влагу проливного дождя и орущую не своим голосом фигурку какой-то девчушки, словно ядро из катапульты влетевшую в комнату!

Здоровые седоволосые мужики хватались кто за сердце, кто за оружие, а кто и за штаны, и лишь маленькая старушка в углу комнаты с улыбкой на лице приняла достойно всю эту фантасмагорию и ор десяток перепуганных глоток.

— Твою же мать! — взревел король, опрокидывая свое изукрашенное регалиями кресло.

— Демоны преисподней! — Сполз под стол тучный Гербельт.

— Что за хрень?! — орал Фенгель Вард, вскакивая на стол и обнажая свой меч. — Стража, все ко мне!

— Ой, простите, тысяча извинений! — залепетала испуганно девушка, очумело пошатываясь и поднимаясь с пола. — Я, кажется, немножко ошибся адресом? Это Ленина, пятьдесят три? Нет? Еще раз извините!

Дверь зала слетела с петель. Сверкая сталью и остротой клинков, комнату стала наполнять гвардия, спешным порядком прикрывая собой всю верхушку власти Финорского королевства. Гомон, крики, какая-то суетливая паника, под сотню острейших пик ощетинилось жалами в сторону едва стоящей на ногах девочки.

— Ну-ка успокоились все! — Сухой властный голос престарелой экс-королевы погрузил зал в ватную и напряженную тишину. — А ну разошлись! Дайте мне посмотреть на смутьянку!

Дополнений к словам не потребовалось, слово де Кервье — это считай то же самое, что и слово короля, лишь с небольшой разницей, что король может и забыть, за что ругался накануне, а вот старушка не забудет никогда.

Плечистые солдаты, спешно расталкивая друг друга, освободили проход щупленькой старушке, а весь кабинет министров не посмел и слова молвить вопреки.

— Так-так! — Де Кервье подошла почти вплотную к непонятно откуда взявшемуся существу, беря этот ворох из юбок и кружев за подбородок и внимательно вглядываясь в миловидные детские черты лица. — Кто это у нас? А-а-а-а! Барон Ульрих фон Рингмар-Когдейр собственной персоной!

— Здравствуйте, бабушка Кервье. — Чудо, покачнувшись в очередной раз, ухватилось за руку королевы. — Я тут мимоходом пробегал, дай, думаю, проведаю вас. Как вы вообще тут поживаете?

— Ульрих, кх-м… — Де Кервье удивленно оглядывала незнакомку. — А что на тебе надето? Это что, платье и… не могу понять, шляпка, что ли?

— Да, шляпку жалко. — Существо ощупало свою голову. — Она так шла к цвету моих глаз…

Еще раз покачнувшись, неведомое нечто мешком осело на землю, видимо теряя сознание.

Кап-кап.

Темно.

Холодно.

Лежу на каменном полу.

М-да. Дела. Нет, ну все понятно, я арестован и где-то в подземельях дворцовой тюрьмы. Голова раскалывается, ноги-руки затекли, а мысли испуганно жались где-то по углам черепной коробочки, все кроме одной. «ДОИГРАЛСЯ!»

Все теперь, похоже, моя песенка спета, я перешел все грани дозволенного, это была, похоже, последняя ошибка в моей жизни.

Смутно, словно во сне, я припомнил, как заклинание, так и не доведенное должным образом до своего логического завершения, обхватило меня, с дикой силой отрывая от земли и выбивая слезу, понесло прочь и ввысь в серые дождливые небеса. Я даже пытался что-то еще поправить, но, увы, страшный удар — мое счастье, что хоть не об стену, а в окно, — выбил из меня дух. Помнится, вроде бы еще что-то лепетал, с ужасом осознавая, что вляпался по самое не могу. Помню де Кервье, заботливо придерживающую меня за руку. Потом пустота, похоже, я потерял сознание.

Господи, как там бедная Ромашка? Даже не представляю, какой ужас охватил бедную девочку, одну, посреди города. Ну и дурак же я! Лишь бы Ло не бросил ее одну. Тоже еще хрен его принес на мою голову! Может, если бы не его подсечка, я бы и совладал с плетением! Ну да винить в своей глупости других не стоит, что ни говори, а случившееся целиком и полностью моя вина.

Кап-кап, где-то в дальнем углу монотонно падала на пол вода. Прижавшись лбом к холодному камню, какое-то время просто лежал, пытаясь успокоиться и немного собраться с мыслями. Но сколько не лежи, а легче не становилось, благо помогла практика врачевания Хенгельман. Боль постепенно ушла, забирая с собой слабость и головокружение, смертельно хотелось есть и катастрофически не хватало света. Ну да с последним худо-бедно стал справляться, используя астрал как энергетическую проекцию окружающего мира. Немножко непривычно, но со временем освоился, побродил по каменному каземату, постучал пяткой в закрытую дверь… расправил и пригладил платье.

Да, с этим прямо беда была, первый позыв снять дамский наряд отбросил за несостоятельностью, в камере было весьма прохладно, и оставаться в одной тоненькой рубашечке и штанах совершенно не улыбалось.

Время потянулось монотонной бесконечной лентой, я пытал себя упреками и мрачными мыслями, то так то эдак прикидывая дальнейший поворот событий, но так и не пришел к однозначному выводу. Слишком мало информации и слишком дурацкая ситуация, все, что мне оставалось, это тупо и покорно ждать решения людей, от которых теперь зависит не только моя репутация, но и, похоже, моя жизнь.

— Мама, я не понимаю, зачем мы здесь! — Меня вырвали из задумчивости размытые голоса из-за двери.

Бу-бу-бу.

— Ну ма!

— Госпожа Кервье! — Чей-то сухой старческий голос.

Бу-бу-бу.

— Хорошо, мама.

Отчетливо щелкнул замок, отпираемый ключом, скрипнули петли, отворяя дверь, и яркий свет от дымных чадящих смолью факелов на миг ослепил меня, невольно заставляя прикрыть глаза рукой.

— Ульрих, малыш, ты очнулся? — Первой в камеру, опережая стражу, вошла щупленькая, но меж тем с гордой осанкой де Кервье. — Ну, ты и наделал шуму при своем появлении!

— Доброе утро, день или вечер, не знаю, что у вас там сейчас. — Сохраняя правила приличия, я поднялся с пола и поклонился бывшей королеве.

— День, родненький, день. — Она помахала рукой своим сопровождающим, приглашая их войти внутрь.

К своему внутреннему ужасу, я сразу же узнал вошедшего следом за бабулей здоровяка, чей профиль не раз уже мелькал передо мной на чеканных золотых монетах королевства, другого мнения быть не могло — его величество король Финора Митсвел Первый, собственной персоной, наморщив нос, протиснулся в явно тесноватую для него дверку. Недолго думая, тут же опустился перед ним на одно колено, низко опустив голову, чего требовал от меня этикет и положение двора, а вот третьего посетителя я не знал. Хотя о его ремесле спорить не стоит, явно маг, темно-красная мантия с замысловатой вязью узоров прекрасно сидела на высокой и крепкой фигуре седоволосого мужчины с гладко выбритым подбородком и живым умным взглядом на остром хищном лице.

— Так-с, — произнес маг, с прищуром осматривая меня. — Значит, ЭТО будущий студент моей академии, вы хотите сказать?

Ком подкатил к горлу, это что же получается? Передо мной стоят король и верховный маг короны, по совместительству глава академии магов Финора?

— Так, не стращайте мне мальчика! — Топнула ногой бабуля. — Ганс, старый лис, а ты где запропастился?

В комнату бочком из-за весьма раздувшейся фигуры вошел четвертый посетитель, сердито топорща кустистую черную бороду, и что самое характерное, именно его я боялся даже больше первых двух из-за слухов, ходивших по городу о главе тайной полиции короля. Вот и все, я, кажется, собрал вместе на одном пятачке всю мощь королевства, умудрившись своей выходкой вогнать себя по самое не могу в наиглубейшую задницу своей печальной судьбы.

Низко опустив голову, все же приметил появление слуг, внесших в мои апартаменты небольшой столик и ряд мягких кресел. Ну а что? Такие важные господа должны обустраиваться с комфортом. Слуги меж тем приступили к сервировке стола, выставляя легкую закуску и пару графинов, видимо с вином.

— Рассаживаемся, господа, рассаживаемся, нечего в гляделки играть и каменные лица мне тут корчить! — Бабуля хлопнула в ладоши, вновь беря контроль в свои руки над этими растерянными мужчинами. — А ты, Ульрих, кончай там шею гнуть, чай, не гусь какой, давай присаживайся рядышком и рассказывай бабушке, что это ты отчебучил в очередной раз.

Ну-у… Отчебучил так отчебучил, скрывать не стал, описывая в красках события минувшего дня, немного краснея, повествуя о прогулке по городу с милой барышней, о своих нелегких отношениях со своим учителем боевых искусств, о розах…

— Вы уж простите, я бы всего парочку сорвал и сразу же назад! — Пришлось ломать комедию, хлопая ресничками и прижимая к груди руки.

— Ха-ха-ха! — заливался смехом, держась за бок, Митсвел Первый.

— Кхм-хи-ха! — пытался сдержаться верховный маг.

— Твою же мать! Ты хоть представляешь, как перепугал всех вокруг, мальчишка?! — Чернобородый Гербельт вытирал слезы от смеха. — Ой, не могу!

— М-да уж! — Первым взял себя в руки маг. — Ну-ка покажи мне, что ты применил, мальчик.

Я пожал плечами, тут же начав плести повторно узор, правда полностью купируя энергоканал, во-первых, потому что мой внутренний резерв был сух, как пустыня Каракумы, ну а во-вторых, мало ли что…

— Стой! — Маг, до этого с интересом наблюдавший за моими действиями, суматошно замахал руками. — Немедленно прекрати, иначе сейчас расплющишь себя об потолок!

Я испуганно ухватился за заклинание, развеивая его контур, подобного развития событий мне совершенно не хотелось!

— Ты где вообще подобное подхватил? — Маг нахмурил брови. — Кто твой наставник?

Пришлось вновь рассказывать про свои приключения и про Герхарда Доу, у которого я экспроприировал этот магический контур, погружаясь в прошлое и с болью в сердце рассказывая этим людям про сэра Дако и его последние дни жизни. Нет, в моем рассказе Тина не была вампиром и не было у меня в помощниках сестриц Хенгельман, но от этого суть дела не менялась. Я совершенно спокойно и даже с каким-то внутренним вызовом поведал им о своем поступке, о своем бесчестье и том грузе, что добровольно взвалил на свои плечи.

— Но как так? — Король недоуменно смотрел на своих сопровождающих. — Я думал, что это легенда: про мага и русалку! Почему никто не занялся расследованием гибели защитника?!

— Признаться честно, мы тоже посчитали это выдумкой и простым несчастным случаем. — Ганс Гербельт покачал головой. — Никто тогда не поверил в слухи, шедшие с северной окраины, да и как было в подобное поверить, чтобы русалка могла одолеть мага?

— Жеткич… — Маг как-то печально покачал головой. — Не думал, что когда-нибудь вновь услышу его имя, увы, это не легенда, и упрек мне, что я выпустил его из виду. Мы учились вместе с ним, он уже тогда был словно не от мира сего, но талантлив был, этого у него не отнять…

— Господин Нильс Ваггет! — Король нахмурился, обращаясь к магу. — Требую от вас всесторонне изучить эту историю и разобраться с защитниками, что проворонили на своих землях подобное бесчинство!

— Да, мой король. — Маг изобразил поклон. — Это пощечина для всей нашей гильдии и целиком наша вина. А вам, юноша…

Его тяжелый взгляд уперся в меня, прожигая словно насквозь.

— Стоит впредь избегать столь опрометчивых поступков! — Он нахмурил брови. — Как вы вообще додумались использовать то, о чем даже не имеете ни малейшего представления!

— Да уж… хе-хе… — вновь улыбнулся король. — Знатная смена у вас подрастает, господин Ваггет!

— Будем надеяться, — улыбнулся маг. — А то с такой прытью, боюсь, он и до поступления у нас не доживет.

— Ладно. — Король поднялся, хлопнув себя по коленям и обращаясь к слугам: — Юношу отпустить, а его даме сердца, из-за которой он перепугал тут весь дворец, лично от меня послать сотню тех самых злополучных роз!

— От меня прибавьте еще сотню! — рассмеялся Нильс Ваггет, также поднимаясь со своего места. — Такой романтик и столь глупая выходка требуют поощрения, причем не только ремнем по заднице!

Оба, продолжая смеяться, вышли из камеры, оставляя меня один на один с бабулей и черной бородой главного шпиона королевства. Ну хоть так! Главное уже достигнуто, сегодня меня, похоже, не повесят.

— Ну а у меня к вам, молодой человек, есть еще парочка вопросов. — Ганс подался вперед, нависая надо мной всей своей громадой тучного тела. — Имеете ли вы какое-то отношение к империи?

— Да нет вроде. — Я вжал голову в плечи.

— А если подумать? — Он склонил голову набок.

— Эм-м… — Мне стало немного неловко. — Никогда там ранее не был, правда…

— Что? — Взгляд у него стал колючим-колючим.

— Ромашка. — Я сглотнул. — Она имперка, приехала в столицу, чтобы учиться в нашей магической академии.

Хочешь соврать — говори правду, но не всю, это я уже давно понял в своей жизни. Рано или поздно этот факт мог всплыть самостоятельно, а так вроде бы я сам пошел на сотрудничество.

— Что-нибудь еще? — Он вновь откинулся на спинку кресла.

— Да нет вроде бы. — Я растерянно посмотрел на бабулю. — Больше имперцев я не знаю.

— Ладно, Ганс, — подала голос бабуля. — Хватит, думаю, на сегодня мучить мальчика расспросами. Собирайся, Ульрих, снаружи тебя ждет карета, она отвезет тебя домой. Отдохни немного, приведи себя в порядок, соберись с мыслями…

— От меня что-то потребуется? — Я тоже поднялся со своего места, последовав примеру де Кервье и господина Гербельта.

— Да. — Она кивнула не столько мне, сколько своим мыслям. — Я хочу, чтобы ты к следующей неделе подготовил мне доклад по империи.

— Доклад? — Я удивленно заморгал глазами. — Империи?

— Именно, — подал голос из бороды Ганс. — Госпожа Кервье весьма лестно отзывалась о твоих умственных способностях…

Он невольно рассмеялся, пряча улыбку в кулак, но вскоре собрался и продолжил:

— И я хочу послушать твои мысли и все, что сможешь собрать об этом государстве. — Он пропустил вперед бабулю, шествующую впереди нас извилистыми коридорами прочь из темницы. — Не слишком мало времени я тебе даю?

— Неделя… — прошептал я себе под нос. — Нет, пожалуй, вполне хватит.

— Вот и отлично. — Он похлопал меня по плечу. — Ровно по прошествии этого времени я пришлю за тобой карету, надеюсь, тебе удастся, парень, удивить меня еще больше, будем считать эту работу твоей платой за мой внезапный испуг. И еще…

Мы немного отстали, благодаря его тяжелой руке на моем плече, как я понял, он специально придержал меня, чтобы Кервье не услышала наш диалог.

— Не подведи госпожу Кервье. — Он уперся в меня взглядом. — Не знаю, что творится в ее голове и сердце, но именно ей ты должен быть благодарен за то, что еще жив. Надеюсь, ты меня правильно понимаешь?

Я кивнул, влетая в открытую дверь кареты, куда он меня чуть ли не закинул.

— Давай, любезный! — крикнул толстяк извозчику, покатившему меня прочь из города.

— Ну что, припугнул? — Сухонькая старушка стояла рядом с чернобородым толстяком, провожая взглядом уносящийся прочь экипаж.

— А как же. — Расплылся тот в улыбке. — Так сказать, дополнительно мотивировал мальчишку, чтобы не вздумал филонить.

— Понятно, — кивнула она.

— Правда, я так и не понял, моя королева, для чего он нам? — Толстяк пожал плечами.

— Привезешь его с его докладом аккурат на второе совещание короля. — Она улыбнулась. — Я привыкла верить знамениям, Ганс. Когда-то давно мне боги указали на тебя, и я еще ни разу не пожалела о принятом решении.

Толстяк поклонился старушке.

— Думаю, ему будет что сказать и чем удивить сомневающихся…

Первый день я тупо отсыпался, приказав сжечь в камине изодранное платье. Ну а уже на второй выхаживал по кабинету, закинув руки за спину в тягостных размышлениях по поводу и без. Что это за странная просьба? И чем мне аукнется ее выполнение либо же, наоборот, невыполнение? На меня повесили должок, это понятно, но вот где тут подвох? Что-то мне подсказывало, что не все так просто и гладко в этой просьбе… Что-то мне подсказывало, что, похоже, у меня все словно в той поговорке, когда из огня да в полымя.

Но время бежит, а меж тем нужно что-то делать.

Узнав от слуг, что с перепуганной Ромашкой все в порядке, жива-здорова и вся с ног до головы усыпана лепестками роз, я активизировал всех своих слуг, рассылая их на опрос всех ханаек, базаров, таверн, а также для того, чтобы меня записали на прием и личную встречу как минимум к парочке десятков местных купцов. Ну что тут скажешь? Только торговцы хоть как-то могли прояснить ситуацию, а также пополнить мои знания свежими сплетнями из заморских краев.

Правда и плюсик был, мне удалось немного сдержать господина Ло в его страстных позывах преподать мне очередной урок, сославшись на то, что ныне состою на службе у государя, выполняя его личную просьбу, что, конечно, в определенной степени можно было расценивать как полуправду.

Наступило время суеты различных деловых визитов и бесконечных разговоров, которые я записывал на бумагу, чтобы привести чуть позже все это дело в порядок и систематизировать. С одной стороны, это даже интересно было, а с другой — немного волнительно, похоже, я немного погорячился, согласившись лишь на неделю за свой титанический труд. Тут, правда, было благом мое положение в обществе, купцы охотно шли на диалог, так как были людьми не аристократического сословия и смотрели не столько на мою репутацию, сколько на деловые качества, и придерживались мнения тех людей, с кем я ранее вел свой бизнес. Что тут скажешь, кое-что из этих встреч пошло мне в плюсик, новыми договорами и сделками. Ушлый народец выкупал у меня кое-какой товар для последующей перепродажи, что иной раз было и не очень прибыльно, но с расчетом на хорошую рекламу в других странах, и соответственно расширение рынка сбыта для моих мануфактур. Но все потом, сейчас меня больше занимала охота другого толка, даже по предварительным встречам, по самым малым крупицам информации с первых встреч, стала вырисовываться прелюбопытнейшая картина маслом, от цветовой гаммы которой брала легкая дрожь и оторопь. Пусть я в деле аналитики полный профан и даже сотой долей не владею той методикой, что наработана в моем мире по систематизации данных, но даже этого вполне хватило, чтобы понять подоплеку того задания, что дала мне бабушка Кервье.

Грандиозно, масштабно, поэтапно и с расстановкой постепенно на моих бумагах стала вырисовываться картина жизни целого государства. Его явная и местами не каждому заметная суета, его мысли и желания, а также весьма печальные новости для Финора.

Весьма.

Печальные.

— Что это, Ульрих? — Ромашка посетила меня в один из вечеров, заглядывая через плечо в мои записи. — Ты занимаешься бизнесом? Странно, у нас принято в благородных семьях держать специально для этого поверенных людей, управляющих.

— Здесь делают так же. — Не отрываясь от цифр, под прямую планочку вырисовывал кривую графика поставок и наращивание денежных вбросов империи за последний год.

— Стоп! — Она как-то нервно дернулась. — Хельмиш и Ампатека, это же имперские гильдиевые купцы.

— Да, — кивнул я, похлопав рукой по толстой пачке исписанных листов. — Тут практически все купцы империи.

— Ты имеешь с ними дела? — Взгляд был серьезен и обращен не на меня, а на ряд документов, открыто лежащих на моем столе, по бегающему глазному яблоку понял — спешно читает, пытаясь запомнить как можно больше из того, что увидит.

Стало неловко. Мне из-за какой-то внутренней смуты и нежелания ее расстраивать, а ей, похоже, оттого, что я поймал ее за заглядыванием через плечо и чтением чужих писем.

— Ты шпионишь за империей. — Ни один мускул не дрогнул на ее лице.

— А ты шпионишь на империю, — совершенно спокойно подвел я черту.

— Это во дворце тебя надоумили? — Она уже совершенно бесцеремонно стала брать в руки мои бумаги, бегло их просматривая.

— В нем, родимом. — Я закинул руки за голову, наблюдая за ее активностью с каким-то ленивым пренебрежением. — Так сказать, плата за небольшую глупую выходку ценою в мою жизнь.

— Кто? — Она отбросила листки, присаживаясь в кресло напротив меня. — Ганс?

— Не думаю. — Я покачал головой. — Для него я никто и звать меня никак, по крайней мере пока я не предоставлю отчет.

— И не король, это точно. — По лицу девушки пробежала какая-то презрительная улыбка. — Значит, старушка все еще при власти?

Разительно, очень разительно изменился в мгновение ока человек на моих глазах. Куда ушла мягкость и невинность? Так и подмывало спросить: «Кто ты?», но не было смысла. Зачем? Кого обманывать? Да не сразу, но я уже достаточно давно понял, что за юным созданием стоят грязные игры, и она не так проста, как хочет казаться, правда была надежда, что не все наигранно, и есть в ней какая-то толика чувств, помимо всего этого налета невинности.

— Что ты узнал и понял? — Она извлекла из глубин платья свое странное колечко, нервно теребя его в руках.

— Не стоит. — Я не знал смысла ее действия, но понял, что колечко непростое. Хитрая вещица, квинтэссенция магии, компактный и мощный амулет, скрытый множеством слоев замысловатой паутины заклинаний.

— Думаешь? — Она с вызовом подняла бровь.

— Думаю. — Улыбнулся я, доподлинно зная, что в данный момент за моей спиной в беспорядочном хаосе движений, темнея на глазах и наливаясь чернотой, вырастала полупрозрачная тень по образу человека, завораживающе мерцая и наполняя комнату могильным холодом, из-за которого наше дыхание стало вырываться маленькими облачками пара.

Улыбка в мгновение ока слетела с ее лица, наполняя взгляд страхом и тревогой.

— Достаточно. — Она нервно и поспешно стала прятать свой перстень обратно, убирая его с моих глаз. — Вполне доходчиво.

Адель, пренебрежительно фыркнув, развеяла свой темный образ, вновь переходя в фазу ожидания. Моя умершая подружка, впрочем, по-прежнему оставалась рядом на своем боевом посту.

— Послушай, Ульрих. — Ромка разгладила складки платья на коленях, собираясь с мыслями. — Ты очень занятный и далеко не глупый парень. Мы могли бы договориться, я знаю твою нелюбовь к политике, также знаю, что ты весьма скептически настроен ко всем королевским династиям известной оконечности мира, но меж тем ты человек деловой, а значит, ценишь свое время, а также звон монет.

Купить пробуем? От банальности ситуации я даже улыбнулся.

— Ты не подумай. — Она вскинула примирительно руки. — Задание есть задание, и ты его выполнишь, просто, скажем… не на следующей неделе.

Ого! Я чуть от удивления рот не раскрыл, это же откуда она знает про поставленный мне срок? Очередная разыгранная комедия или оговорка по Фрейду? Ляпнула, что думала, даже не заметив, что говорит лишнее.

— Скажем, ты обратишься к Гербельту и попросишь его продлить срок хотя бы до весны. — Она попыталась улыбнуться, вызвав тем самым во мне доверие. — В конце концов, ведь никто не воспринимает тебя всерьез, и не думаю, что и вправду к тебе применят какие-то карающие санкции.

— Не применят, — кивнул я. — И даже думаю, что разрешат перенести срок.

— О, я очень рада, что ты с пониманием относишься. — Просияла она. — Назови сумму.

— Еще три поцелуя, моя прекрасноглазая, — рассмеялся я, поднимаясь и распахивая дверь своего кабинета. — Жаль, Ромка, что мы с тобой оказались по разную сторону баррикад, действительно жаль, мне были приятны наши пустые беседы и милые прогулки, но сейчас тебе лучше уйти.

Ее ладошки сжались в кулачки, а на скулах заиграли желваки, девушка встала, порываясь что-то сказать, но сдержалась, застыв в дверях и как-то тоскливо окидывая меня взглядом.

— Понимаю, — за нее сказал я. — Теперь мне стоит чаще оглядываться за спину, что же тут поделать? Таковы правила игры в этой жизни.

— Знаешь… — Она провела ладошкой по моей щеке. — Я постараюсь все же вернуть тебе свой должок.

— Буду надеяться. — Печально улыбнулся я, припоминая про первые три обещанных поцелуя. — И еще…

— Что? — Она смотрела мне в глаза.

— У тебя примерно три дня до того, как тебя начнут разыскивать. — Больше мне говорить не хотелось, я развернулся, возвращаясь к своим бумагам.

Да, вот так. Вот так закончились наши отношения, не успев как следует начаться. Хотя… Тоскливо на душе, мне будет очень не хватать ее внимания, ее слов и теплых рук. Что ни говори, а эта девочка умела улыбаться. Так немногие могут.

Как и прежде, от мирской боли и потери ушел в работу, всецело погружаясь в мир холодных чисел и статистики, с любовью к этим пустым закорючкам погружаясь в процесс монотонной писанины и подведения итогов. День, ночь, день, ночь. Спал урывками, ел тут же в кабинете, но к назначенному сроку был готов как никогда, ощущая себя холодной машиной без эмоций и чувств, лишь с какой-то степенью гордости за выполненную работу.

Холодная вода с плавающими в ней кусочками прозрачного льда вернула усталому лицу свежесть. Новый наряд, начищенные до блеска слугами сапоги.

— Карета прибыла, мой господин, — оповестил меня слуга.

— Грузите бумаги, — велел я, набрасывая на плечи плащ и выходя во двор под дождь.

Со мной встал рядом Ло, маленький монах будет сопровождать меня в городе, для подстраховки от нежелательных встреч. Вскоре мы уже тряслись по раскисшей дороге, ведя свой путь в сторону городских ворот. Немного-немало, а нам в сопровождение выделили аж два десятка гвардейцев, выглядели мы при подобном эскорте весьма солидно, а что самое главное — не встречали препятствий на улицах и воротах как въезда, так и при переходах меж внутренних колец.

Да уж, видимо, как карету, так и солдат, городская стража знала хорошо. Нам был везде зеленый свет, для полноты картины лишь мигалки не хватало на крыше кареты. Настроение было умиротворенно паскудным, в голове роились мысли о маленькой зеленоглазой девочке и грязных играх, и черт бы с этими играми, если бы в них принимали участие плетки, ажурное черное белье и шарик в рот. Те игры, в которых завязла моя девочка, были куда хуже, ниже и опасней во сто крат. Политика куда хуже и куда как опасней может быть, а главное беспощадней к маленьким людям. Ко всем людям. Политика может свободно оперировать принципом меньшего зла, разменивая тысячи во благо миллионов. В политике прячется бог всех страстей и пороков — деньги. Большие деньги, большой капитал. Это сейчас современность меняет принципы добра, а когда-то давно в нас, молодых, голозадых патриотов, смогли вбить пару научных тезисов, и главное, что я запомнил, так это то, что капитал боится отсутствия прибыли или слишком маленькой прибыли, как природа боится пустоты. Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым. Обеспечьте десять процентов, и капитал согласен на всякое применение, при двадцати процентах он становится оживлённым, при пятидесяти процентах положительно готов сломать себе и окружающим голову, тогда как при ста процентах он попирает все человеческие законы. И уже когда сумма уходит за триста процентов, нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, даже под страхом виселицы. Если шум и брань приносят прибыль, капитал станет способствовать тому и другому. Доказательство: контрабанда и торговля рабами.

Это не мои слова, не мои мысли и им уже более ста лет, но как же верно все расставлено по полочкам. Плохо, как ни крути, плохо, когда что-то эфемерное, выдуманное нами же, управляет и решает за нас, и куда хуже, что именно молодость без оглядки верит политикам и тем, кто громче всех зовет на баррикады.

Не знаю, может так статься, что я и не прав, не вижу смысла в желании облагодетельствовать всех и сразу лопатой по спине, чтобы, так сказать, осаночку выровнять и задать нужный вектор движению, но… к черту… если уж сильно хочется, пусть воюют старики, а молодость должна Make Love, Not War ибо нех.

Дуц!

С глухим треском деревянной обшивки внутрь кареты проклюнулся стальной наконечник арбалетной стрелы.

— Как хорошо, однако, с тобой. — Улыбнулся Ло, трогая пальчиком острое жало. — Много врагов, много битв.

Еще с десяток арбалетных болтов засели в обшивке кареты, а также в истошно ржущих раненых лошадях и валящихся безвольно наземь гвардейцах. Похоже, извозчик тоже не жилец, одна из лошадок упала наземь, мертвым грузом стопоря бьющуюся в упряжи вторую израненную, не давая ей понестись прочь.

— Всем в укрытие! — орал кто-то из старших у гвардейцев, спешно прячущихся под карнизами крыш ближайших домов.

— Моя думает, надо выйти, поприветствовать подлый враг, — подал мысль мне Ло. — А то он обидится и уйдет.

У меня была несколько другая мысль, когда я покидал карету, отдавая приказ Адель выпить души этих поганцев, засевших где-то наверху домов этой узкой улочки.

— О! — Сенька Ло пару раз ладонями отбил стрелы, показывая мне на приближающихся к нам группой людей. — Хорошо двигаются, хорошие бойцы! Моя радуется!

А моя… тьфу ты! То есть я был совсем не рад, так как из-под плащей проглядывали на людях знакомые костюмы и кожаные разгрузки-ремни, уже виденные мной на имперских рейнджерах. Серьезные ребята, как бы моему малышу не улыбнулась большая удача в виде хорошего такого пинка в зад. Впрочем, за него и рейнджеров я не переживал, куда большее опасение у меня вызвала одинокая фигура худощавого мужчины, выходящего откуда-то из-за спины, так как именно над ним я тут же четко увидел скручиваемые спирали магических конструкций незнакомых мне заклинаний.

Маг.

Мужчина, без полемики и широких жестов, в мгновение ока разметал в щепу наш экипаж мощным ударом воздушного кулака, построенного, видимо, по принципу мастера Эббуза. Четко, выверенно и буквально за доли секунд. Он внушал уважение, в то время как я вызывал жалость со своим отощавшим энергетическим резервом, вылитым и еще не восстановившимся после моего дурацкого залета во дворец. Я еще и до половины не восстановился после потери Мака и полученных травм, что в сумме должно больше походить на избиение беззащитного младенца. Впрочем, есть еще Адель и мое колечко, что, надеюсь, немало.

Ах да. Я еще бегаю неплохо.

Минуя раскланивающегося азиата с обнажающими мечи рейнджерами, я, недолго думая, припустил под звук падающих с крыш тел лучников по улице, петляя из стороны в сторону зайцем. Адель — умничка, уже с пяток безжизненных трупов, выпитых до дна, скинула на мостовую улицы, тем самым прекращая шквальный огонь из арбалетов по оставшимся в живых.

Гвардейцы сопровождения, видя подобное дело, тоже скооперировались, прикрывая собой мой отход. Зря. Маг совершенно был лишен гуманизма и человеколюбия, рассекая их тела в кровавые ошметки очередным заклинанием из воздушной школы. Впрочем, мне тоже было не до переживаний и душевных мук по безвинно погибшим, в первом же переулке я свернул, уходя с прямой улицы, и, как показала практика, вовремя, поскольку часть стены за моей спиной обрушилась под мощным ударом очередного магического контура.

Для мыслей времени не было, я несся по узкому переулку, и на мое благо буквально в паре метров был следующий поворот, правда, в обратную сторону, что в принципе меня как зайца вполне устраивало. В давно минувшие дни меня как-то дед мой по осени соблазнил охотой на этого ушастого сорванца. Дело нехитрое, идешь по пахоте полей, меряя ногами километры, да знай не зевай, как поднимется в бег серый разбойник. Сами понимаете, не всегда удавалось влет брать красавца из-за молниеносного рывка этой зверушки и впечатляющей скорости. Я тогда, помнится, все порывался следом бежать, каждый раз останавливаемый дедом. «Не беги, не догонишь, — говорил он мне. — Да еще и запутает бес мохнатый». Это только новички могут за серым следом пойти, опытные знают, что заяц бежит кругами, путая вас, народ часто уходит вперед, якобы в верную сторону, а потом с глупым видом пожимает плечами, в то время как зверек давно вернулся на свою исходную позицию и сидит, посмеивается над недалекими охотниками.

«Я здесь», — пришел ко мне тихий голос призрака.

Отлично. Резко затормозив, кувырком, не жалея новой одежды, прямо через лужу закатился в груду каких-то корзин, сваленных на углу одного из домов, закрывая рот руками, чтобы мое бешеное дыхание не выдало с ходу мое местоположение своим громким хрипом.

Тук-тук, бешено колотилось сердце, я несколько нервозно стал стягивать некротику кольца, готовя заранее плетения некромантов. За неимением лучшего на моей родине принято отрывать штакетник от забора и уже им валить вражин налево и направо, сейчас мне явно было не до политесов и мыслей, а что же скажут маги города, когда прочитают линейку запретной магии, тут или пан или пропал. О последствиях придется думать после.

Маг вышел неспешно, с прищуром осматривая все закоулки и карманы узеньких улочек.

— Что же вы, барон, словно крыса в помойку зарылись? — Голос его был гаденько веселым, м-да уж, надежды на то, что пройдет мимо, разлетелись вмиг, встретив суровую реальность.

— Ульрих, выходи без глупостей, ты нужен нам живым! — Такой милый и родной голос резанул мой слух, пройдясь словно ножом по сердцу. Ромка, Ромочка, Ромашка, как же ты могла?

Они стояли рядышком, наблюдая, как я извлекаю себя из груды корзин, стряхивая налипшую грязь и какой-то мусор с одежды.

— Прошу, не дури, тебе не справиться с мастером Гауссом, сейчас подъедет экипаж и ты отправишься с нами, поверь, тебе ничего не угрожает, сдавайся. — А голос сух, хоть и не лишен какой-то внутренней печали, видать, девочка не совсем еще очерствела со своими играми в шпионов.

Копье Смерти Аль'Фарамута источающей тьму змеей сформировалось в моих руках, окрашивая мерными всполохами тусклого и холодного света серый камень домов.

— Какого демона, Ульрих! — Ромашка отскочила за спину магу, который с нескрываемым изумлением сделал пару шагов назад.

— Ах ты ж тварь! — злобно выплюнул маг. — Поганый некромант…

Договоришь потом, дядечка, копье черной смертью ударило в его щит как-то по касательной, отбитое куда-то вправо, где тут же часть камня прахом осыпалась серой дымкой на мостовую. Щит хорош, хоть и угадывался контур леди Десты, но значительно был модифицирован дополнительными плетениями, о предназначении которых я мог только догадываться. Следующее копье также было отклонено, давая магу время, чтобы сплести уже свой ответ для меня. Благо своим забегом я выиграл те крупицы времени, за которые с горем пополам смог хоть как-то задействовать щит, показанный мне как-то Хенгельман.

Плащ Теней Аркан Дагора черным крылом ворона либо же адским сгустком пламени тьмы, развеваясь на незримом ветру, окутал мои плечи, принимая без особого труда сразу пару мощных вбросов имперца воздушной школы магии, за что, естественно, еще дважды был бит Копьем Смерти, также ушедшим в молоко.

Серьезный противник, грубым накатом подобного не пронять, это уж скорей мое кольцо оскудеет, опустошив под ноль резервуар с некротикой. Ситуация требовала неординарных действий, и если классика энергетических заклинаний льесальфов мне была недоступна, то в моем резерве еще оставались уроки с графом по оперированию ментальными структурами. Правда, толку от них? Вот сейчас и посмотрим, оставив бесполезный обстрел и растрату темной энергии. Полностью доверившись защите Дагора, сосредоточился на медитативном уходе в астрал, щупом заданного вектора выискивая искрящуюся фигуру мага. Есть! Я скользнул сознанием по мыльному пузырю его защиты, упираясь в непроходимый барьер его щита.

«Адель! Твой выход, девочка!»

Не знаю, чем уж она его там пугала, какие из своих жутких образов стала претворять в жизнь, но маг среагировал четко, меняя не пускающий меня контур на другой стандарт со своими дополнениями. Сработал паршивец по классике, купируя в этот раз физику, видать, тертый мужик, где-то и когда-то умудрился погонять призраков, раз с ходу определился с угрозой. Впрочем, слишком рано списывая меня со счетов.

Не разбирая пути, отбрасывая правила, вдалбливаемые в меня графом, по путям, должным предохранить оппонента от гибели и лишения разума, я с хорошим энергетическим потенциалом вмазал по его внутреннему я, кроша словно слон в посудной лавке сложную цветовую гамму его разума и разрывая нити информационных потоков.

— Что происходит? — Ромашка дергала за рукав мага, в беззвучном крике раскрывшего рот и обхватившего голову руками.

— Оставь его. — Я вышел из астрала, чувствуя сильную слабость в ногах, из-за которой был вынужден опереться о ближайшую стену дома, чтобы не рухнуть наземь. — Его больше нет.

Вот засранка! Пользуясь моментом, девушка бросилась прочь от меня, с ходу переходя на бег, лихо подхватив подолы своих юбок. Но мой подвиг ей повторить не удалось. Гулко бухая по каменной мостовой, улицу стали заполнять солдаты городской стражи, причем блокируя сразу все проходы этой каменной ловушки.

Вот и подкрепление подошло, печально подумал я, вновь встречаясь взглядом с замершей меж двух огней Ромашкой. Все, допрыгалась дуреха, теперь уже ей ничего не поможет и не спасет, а я ведь предупреждал, я тебе, родная, дал три дня, чтобы ты смогла спокойно покинуть город, растворясь без следа! И на что ты их потратила?

Боже, как погано, просто мерзко стало в одночасье на душе, даже не думал, что опять судьба мне выпишет горьких пилюль из мерзости потерь, расставаний и такого гадостного чувства, что тебя предали те, в кого ты верил…

— Это еще не конец, Ульрих! — Она улыбнулась. — Помни, за мной должок!

Она рванула на груди цепочку со своим таинственным перстнем, сжимая его в своей маленькой и такой нежной ладошке.

— Мы еще обязательно встретимся! — Она рассмеялась, подмигнув мне.

Первая группа солдат схватила Ромашку, заламывая ей руки за спину, правда, с каким-то непонятным действием. Крайний здоровяк гвардеец внезапно пошатнулся как от пощечины, в тот же миг срываясь на бег, к группе подходящих следом, что-то сжимая в своей огромной руке. Это было словно эстафета, первый подбежал ко второму, что-то перекладывая ему в руку, и второй тут же пускался прочь бегом до следующего гвардейца, также передавая нечто по этапу, пока последний не скрылся в толпе наступающих солдат.

— Вы что тут устроили, вашу мать! — Один из отцов-командиров, так же как и я, с недоумением провожал взглядом бегающих, а потом с глупыми мордами лица замирающих на месте солдат. — Немедленно в строй! Оцепляем квартал, чтобы ни одна падла не проскользнула мимо, вяжите всех, пусть потом в казематах разбираются, кто тут прав, а кто виноват!

— Господин фон Рингмар? — Ко мне с поклоном подскочил один из офицеров.

— Все, что от него осталось. — Мне все еще было немного дурно, а к общему фону еще и дрожь в руках добавилась.

— Прошу извинить меня, ваше благородие, но вас ожидает господин Гербельт, я так понимаю, у вас назначено. — Он склонил учтиво голову.

— Подгоняйте экипаж. — Я вытер со лба холодный пот. — В предыдущей карете, где-то в ее обломках остались мои бумаги, прикажи солдатам собрать их.

— Будет исполнено. — Он молодцевато развернулся, уносясь выполнять распоряжение, а я по-прежнему стоял, не в силах отлепиться от стены и отвести свой взгляд от уводимой и связанной по рукам и ногам девушки, по чьему лицу текли вполне натуральные полосы-дорожки горьких слез.

Как-то жалко и мерзко слышались ее крики, мол, что за произвол, я не я, это какая-то ошибка, что здесь вообще происходит? Она пыталась разыграть комедию в стиле: «Я вообще не понимаю, как здесь оказалась».

«Мертвец ушел», — тихим перезвоном и игрой полупрозрачных теней пронеслась Адель в моей голове.

— Что? — переспросил я вслух, изначально даже не поняв, кто со мной говорит.

«Жди, он обещал тебе вернуться», — произнесла тень, растворяясь в сером мареве дождливого дня.

— Я все же настаиваю на том, что мы излишне нагнетаем обстановку. — Фенгель Вард, командующий корпусом армии короны, вещал перед королевским собранием министров и самых влиятельных герцогов Финора, под предводительством Митсвела Первого. — Моя разведка не раз и не два, я хочу это подчеркнуть, проникала на территорию предполагаемого противника, по-прежнему фиксируя местоположение всех корпусов и дивизионов империи на своих местах, согласно мирному договору!

— А я настаиваю, что имперцы готовятся к войне, и для этого у меня есть веские основания! — Не слишком любезно прерывал его своими выкриками Ганс Гербельт.

— Где они, ваши основания? — взвинчивал себя Вард. — Сбор слухов с городских улиц? — Смешно, сударь! Мои люди день и ночь контролируют армию!

Совещание шло уже битый час с попеременным успехом. Собрание раскололось на две части, одна из которых с настороженностью воспринимала весть о готовящемся вторжении имперцев, вторая же всячески пыталась наплевать на это, мотивируя тем, что миру уже под сотню лет и воевать невыгодно как Финору, так и злополучной империи.

Де Кервье начинала нервничать, от чего петли на ее рукоделии ложились кривовато, и уже во второй раз приходилось распускать две последние дорожки шарфа. Что за проклятие? Где же мальчишка, что могло его задержать? Она гневно фыркнула очередной тираде одного из выступающих и слишком горластых мужиков. Ну, в самом деле, как дети! При ее правлении подобных выкриков не допускалось, а уж о том, чтобы заявиться к королевской особе с трехдневной щетиной вообще никто и помыслить не мечтал. Распустил их сынок, распустил. Старушка печально покачала головой.

— Где ты запропастился и почему перемазан с ног до головы? — Не поднимая взгляда от своих трудов, произнесла старушка, когда слуги посадили рядом с ней усталого и грязного мальчика с несколькими толстыми папками для бумаг и двумя большими тубусами, видимо для рисунков.

— На меня напали. — Он порылся в карманах, извлекая кружевной платок и вытирая им лицо. — Имперцы.

— Ты плохо выглядишь. — Она смерила его тяжелым взглядом. — Вижу, устал, сможешь выступить?

— Смогу. — Мальчик кивнул, поправляя свои бумаги. — Правда, нужно будет закрыть рты всем желающим покричать, чисто по-человечески, нет сил перекрикивать это собрание.

— Не подведи. — Бабушка, тяжело вздохнув, поднялась со своего места, бочком обходя ряд министров и высокопоставленных вельмож, так как, увы, теперь ее место было далеко от трона.

Было ли сомнение в ее сердце? Было, и даже больше: сердце сжимал страх и собственная беспомощность перед грядущим. Она не была уверена в Ульрихе, она не была уверена в верности своего решения, а также она не была уверена в своем сыне и завтрашнем дне. Все было слишком зыбким и ненадежным, ей даже казалось, что сама земля раскачивается под ее ногами.

— Сынок, — произнесла она, заходя за спину короля, низко склоняясь и шепча ему на ухо.

— Мам, перестань! — сквозь сжатые зубы прошептал он. — Это, в конце концов, смешно и нелепо давать слово какому-то худородному барону, когда здесь весь свет короны и весь сбор министров!

— Сынок, поверь мне, он знамение. — Де Кервье было не по себе.

— Мама, прошу тебя, одумайся. — Король милостиво кивнул очередному оратору, как бы показывая, что продолжает его слушать. — Что скажут люди?

— Сынок, прошу об одолжении. — Она сжала за спиной свои сухие кулачки. — Обещаю, я отстану от тебя и более не буду приставать с просьбами, если его слова станут пустым и никчемным трепом.

— Проклятье, мама! — Митсвел Первый тяжело вздохнул. — Я сделаю это, но клянусь, в последний раз я потакаю твоим протеже!

Кервье покачнулась, отходя от трона, слишком много нервов и переживаний, слишком много лет тяжким бременем на плечах. Устала, она очень устала жить в последние годы, лишь из тупого упрямства заставляя себя вставать каждый день с постели.

— Господа! — Король хлопнул в ладоши, тем самым беря паузу среди ораторов. — Прошу всех отнестись с пониманием и снисхождением, но, по личной просьбе и протекту госпожи Кервье, вызываю в центр зала барона Ульриха фон Рингмар-Когдейра, дабы предоставить сему юноше слово, а вам немного отдохнуть и, возможно, почерпнуть из его доклада что-либо полезное для всех нас, ибо воистину говорят — устами младенца глаголет истина.

В зале раздались вялые смешки, и по рядам пошел легкий ропот, в последнее время все воспринимали подобные выходки королевы с явным неодобрением, при этом стараясь не слишком громко показывать свое «фи» из-за сами знаете чего.

— День вам добрый, господа. — Я поднялся со своего места, передавая расторопному слуге свои бумаги и показывая жестом, чтобы он внес приготовленную подставку для моих рисунков. — Заранее прошу у вас прощения за свой вид, но это, увы, издержки нашей с вами сегодняшней темы разговора.

Протолкнувшись через пару рядов, я неспешно выступил в центр зала под неодобрительный ропот и косые взгляды.

— Что за издержки? — Король с гримасой недовольства оглядел меня, перемазанного грязью подворотни.

— О-о. — Я улыбнулся. — Думаю, уже через пару часов вы все здесь присутствующие будете с жаром обсуждать случившееся, пока лишь скажу вам, что по пути на сегодняшнее совещание на меня было совершено вероломное нападение имперской подпольной группы, дабы я не смог в срок донести до вас печальную весть.

Зал словно накрыли огромным пуховым одеялом, люди недоуменно переглядывались, словно вопрошая: ты тоже это слышал? Не показалось ли мне?

— Да-да, господа! — Я медленно повернулся и так, и эдак, демонстрируя свой плачевный вид. — Пока корона в сомнении пытает себя правдивостью слухов, враг уже в столице и спокойно творит бесчинства, позволяя себе безнаказанно совершать подобные кровавые разборки у нас под носом!

— Юноша. — Король, играя желваками, подался на троне. — Вы отдаете себе отчет в том, где вы находитесь и что говорите?

— Вполне. — Я тут же отвесил поклон королю.

— Ганс! — Король врезал кулаком по подлокотнику трона. — Какого демона! О чем этот мальчишка нам тут рассказывает?!

— Прошу меня простить. — Гербельт низко поклонился, также протискиваясь ко мне в центр зала. — Увы, но это правда, мне только что доложили, что на экипаж и сопровождение барона было совершено подготовленное нападение, среди нападавших мы уже идентифицировали полтора десятка человек, все они имперцы.

Зал взорвался дружным гомоном, все и сразу принялись что-то говорить и обсуждать между собой. Общий градус накала страстей среди самых влиятельных фамилий этой страны явно зашкаливал.

— Молчать! — взревел разъяренным медведем Митсвел Первый, подскакивая со своего места.

Народ дружно заскрипел своими стульями и лавками, поспешно отрывая мозолистые задницы, ибо этикет четко запрещал сидеть, когда его величество изволит стоять.

— Немедленно туда! — взревел король, запуская в грузного главу тайной стражи изукрашенным кубком с недопитым вином. — Лично! Слышишь?! Лично через полчаса ко мне с отчетом, Ганс! Как ты вообще мог подобное допустить?

Король все еще ярился под тихие шепотки собравшихся, не находя себе места, а за Гербельтом уже закрылась дверь. Что же тут сказать? Такова одна из граней монархии, я, как и все, старался не поднимать головы, пережидая фонтан брани и нелицеприятных реплик со стороны Митсвела.

Минут десять еще волнами расходились пересуды и волны разговоров, кто-то, явно играя на публику и выслуживаясь перед королем, строил из себя невесть что, кто-то тупо чего-то недопонимал, и лишь маленькая старушка сидела в уголке зала, улыбаясь своим мыслям.

— Прошу меня извинить. — Холодным и раскатистым баритоном прервал эту вакханалию высокий беловолосый мужчина с холодным ледяным взглядом пронзительных голубых глаз и резким хищным профилем. — Но может быть, мы все-таки соизволим выслушать доклад молодого человека? Мне просто дико интересно, что же такого может нам сказать этот мальчик, из-за чего стоило так рисковать отношениями между двумя государствами.

— Тишина! — Король вернулся на трон, хлопнув в ладоши и тем самым вновь погружая зал в блаженную немоту. — Господин Удо Вилькс как всегда прав и точен в своих словах до последней монетки.

Реплика короля вызвала смешки в зале, а я, порывшись в памяти и сплетнях, определил Вилькса как королевского казначея. По слухам, человеком он был неимоверно скрупулезным и педантичным, из-за чего многие его считали жадным, хотя в уме не отказывали, считая его человеком достойным.

— Итак, молодой человек, извольте продолжить и поведать нам о причинах, что, похоже, стали мотивом сего постыдного и печального поступка наших соседей. — Король милостиво махнул мне рукой, дабы я после поклона мог продолжить свой рассказ.

Слуги возились с подставками, я разбирал свои записки, приводя их в порядок, а заодно собирался с мыслями, пытаясь подавить легкий мандраж, который списал на последствия нападения.

— Молодой человек, вы еще долго? — Король ерзал на своем троне, явно все еще пребывая во взволнованном и гневном настроении.

— Начинаю, ваше величество. — Я еще раз отвесил поклон, уже более громким голосом начиная декламацию своей речи.

— Господа! — Я оглядел зал, дожидаясь хоть минимального внимания. — Все вы люди занятые, и я постараюсь не слишком надолго вас задержать. Всем нам понятно, ибо здесь нет никого, кто бы не содержал в своем ведении целую прорву слуг и личную гвардию, что война это прежде всего огромный денежный поток.

— Война дело благородное, и деньги тут ни при чем! — Тут же подскочил Фенгель Вард со своего места, раздувая грудь колесом.

— Именно поэтому, видимо, корона тратит порядка двух миллионов золотых на содержание вашего благородства? — Тут же немного сдул я этого напыщенного вояку. — Нет, не было и не будет под этим небом такой армии, которая способна голышом и лишь одними своими зубами брать в осады города и замки, устрашая только одним своим голым задом полчища врагов.

Зал взорвался дружным смехом, заглушая ворчания Варда, а местами даже награждая меня, считаю, заслуженными аплодисментами.

— Я провел небольшой анализ и для наглядности своих слов хотел бы с вашего дозволения пригласить в центр уважаемого господина Удо Вилькса для того, чтобы он был моим негласным судьей. — Это было удачно, что главный казначей вступил изначально сам в полемику, так что не использовать его и его репутацию в этих высоких кругах было бы непростительной глупостью.

— Итак, господин Удо. — Я отвесил поклон подходящему министру всей финансовой машины королевства. — Я произнес сумму — два миллиона золотых в год, а теперь собираюсь в общих чертах обрисовать, откуда она взялась, а вас как человека сведущего попрошу меня поправить, если я невольно и в каком-то месте совершу ошибку, вы не против?

— Давай, Удо, подсчитай медяки! — раздались больше для хохмы выкрики из зала. — Раскатай мальчишку!

— Итак, начнем непосредственно с головы, а именно со столичного гарнизона. Все мы видим гвардию короля, но никто не знает точно ее число, из тех, кто здесь присутствует, правильно?

Так вот, я знаю. Я знаю, что в пошивной мастерской дома Анкельмана гвардия размещает ежегодно одна тысяча пятьдесят два заказа на комплект обмундирования общей ценой двадцать одна серебряная монета за комплект. Вот вам, господин Удо, свидетельство о закупке домом соответствующих материалов на пошив, кстати, заметьте, они на вас наваривают практически сорок процентов чистой прибыли.

— Вот сволочи! — рассмеялся казначей, а вместе с ним все присутствующие.

— А вот расписка одному из заемщиков на начало года в кузни мастера Перскви, на закупку металла, который пойдет на изготовление подков для королевской гвардии. Здесь вы, господин Удо, если посмотрите ниже, увидите и сам заказ на изготовление двух тысяч подков, это если разделить на четыре стандартных ноги у коня, получается в наличии у гвардейцев пять сотен тех самых стандартных коней.

Зал молчал. Хороший знак, значит, народ не беспросветно туп, глуп и непроходим, а также вполне понимает и улавливает суть вещей.

— Теперь же я извлекаю договор на подряд из оружейной мастерской господина Кроу, где мы совершенно ясно видим, что гвардия нуждается в изготовлении двух тысяч арбалетных болтов, сдает на ремонт сто и двадцать пять мечей средней руки, располагает заказ на дополнительную сотню новых для арсенала, а что самое интересное, в этом году покупает стандартные наградные поясные ножи с инкрустацией. Так сказать, награда, в количестве сто пятьдесят две штуки.

— Занятно. — Удо с прищуром рассматривал бумаги. — И что это должно значить, молодой человек?

— А то, что, — продолжил я, — во дворце располагается гвардейский полк общим числом одна тысяча пятьдесят и два человека. Из которых пять сотен конников, и если разделить стандартный набедренный колчан из двадцати болтов на человека, мы получим сотню арбалетчиков, а если исходить из мысли, что наградные ножи могли получить лишь офицеры, мы с вами поймем, что в полку в том или ином чине находятся сто пятьдесят два офицера.

Зал молчал, народ переваривал информацию, а жирной точкой моей правоты стали слова короля.

— Вообще-то, юноша, за шпионаж у нас принято голову отрубать! — Для весомости он стукнул кулаком по подлокотнику.

— Прошу меня извинить, ваше величество, но какой же это шпионаж? — Я низко склонился перед королем. — Все, что я сделал, это попил чай с купцами и внимательно выслушал их тягостные заботы по поводу того, как нынче стало тяжело медные гроши за шиворот прятать.

Зал взорвался смехом.

— А я ведь вам еще не рассказал, что узнали мои слуги по поводу ежемесячной выплаты жалованья гвардейцам.

— И что же можно сказать по этому вопросу? — под смешки поинтересовался Удо.

— А то, что излюбленным местом гвардейцев является трактир «Серебряная поножь», где за кружку пива хозяин просит пять медяков. — Я расплылся в улыбке. — Все тот же хозяин любезно сообщил, как часто заходят солдаты. Что обычно заказывают офицеры, все это, сами понимаете, в цифрах, которые я любезно подбил на этом листочке, получив в сумме на рядового бойца тридцать две серебряные монеты, на младший офицерский состав по тридцать пять, ну а старшины аж по сорок серебра.

— Немыслимо! — Казначей развел руками, признавая мою правоту. — Это поразительно, юноша, но вы с небольшой разницей примерно в десять человек практически попали в цель!

— Вы какого хрена всем табуном «жлекаете» свое пиво в одном и том же месте?! — заорал король на стоящих в охранении рядом с ним гвардейцев. — Ни одна сволочь теперь до конца года у меня из дворца в увольнение не выйдет!

— Не стоит их ругать, ваше величество! — вступился за солдат я. — Просто ниже пятого кольца гвардии вашего величества зазорно ходить, а ближайшие трактиры «Колос Анны» и «Гордость Пита» уж очень сильно разбавляют пиво водой!

Ха-ха-ха! Зал взорвался хохотом, отчего даже король немного оттаял сердцем, позволяя себе улыбку.

Следующий час я под пристальным вниманием толпы обрисовал все до единого полки королевства от севера на юг, а потом с востока на запад, везде выставляя грамоты, расписки, договоры, купчие и продажные векселя, иногда разбавляя строгую бухгалтерию информацией из трактиров и кабаков, пару раз не постеснявшись обнародовать слухи, полученные от бродячих артистов-циркачей, в чьем ведомстве, как правило, были так любимые простыми солдатами дамы, не отягощенные багажом из вереницы «нельзя».

Пехотинцы, кавалерия, внутренние войска, пограничные гарнизоны и разъезды, я говорил и говорил, показывая все в цифрах, в зарплате людей, в том, сколько ест лошадь, сколько пропивает офицер, сколько стоит сбруя, сколько стоптали сапог и потеряли стрел при учении. Я назвал поименно всех генералов, часть из которых, кстати, тут присутствовали, подтверждая мои слова, наконец замолкая и давая залу передышку, чтобы всласть пошептаться, так как некоторым я, похоже, открыл глаза на многие непонятные до этого вещи.

— Потрясающе! — Господин Удо уже сидел на стульчике за маленьким столиком, заботливо внесенным слугами, и изучал бумажку за бумажкой, что все это время я давал ему. — Тут все! Да тут даже больше того, что есть у меня!

— Молодец, мальчик. — В небольшом перерыве ко мне подошла де Кервье, заботливо протягивая кружечку с уже остывшим чаем. — Правда, надеюсь, мы все же дождемся от тебя существенного?

— А как же. — Кивнул я, благодарно возвращая опустевшую кружечку. — Теперь самое интересное пойдет.

— Господа! — Я вновь вышел в центр, привлекая внимание. — Так сказать, в первой части моей речи мы с вами с подтверждением тех или иных фактов узнали общее состояние нашей доблестной армии. Но теперь же я хотел бы с вами поговорить о состоянии дел в армии всех нас так в последнее время волнующей империи. Обратите внимание на цифру, выведенную итогом на левой доске, это, как вы теперь знаете, общая численность доступной воинской силы без учета созыва личных резервов благородного сословия.

Теперь же, господа, обратим внимание на доску в центре, это мирный договор между нами и империей, в котором вверху оговорена сумма нашего воинского контингента, а внизу цифра, это имперская армия. Как вы видите, со стороны Финора не то что нарушения нет, мы даже пусть и немного, но не добираем.

Первый имперский пехотный полк, обмундирование, вооружение, купили, заказали. Я вновь стал сыпать своими собранными бумагами, показывая подрядчиков, работающих на императора и обслуживающих его армию. Первый шаг, второй шаг, я не спешил, не перескакивал, а заострял внимание на каждой мелочи, а местами даже самым недалеким тыкал пальцем в нужную строчку. Второй полк, особые части, крепостные гарнизоны и охранные разъезды.

— Это все несущественно! — где-то через полчаса подал голос Фенгель Вард. — В конце концов, это даже смешно, ну там, на пару человек больше, здесь парочка лишних, для полка или крыла это смешные цифры!

— Замечательно! — Я даже хлопнул в ладоши от такого посыла со стороны министра. — Замечательно, что все мы так считаем, пусть и ошибочно.

— Что значит ошибочно? — Король скривился как от лимона, видимо, мысленно он был солидарен с Бардом.

— А то и значит. — Я подошел к доске, беря мел. — Три десятка лишних в первом, пять десятков во втором, вот тут сотня, вот в этом еще семьдесят, а вот здесь мы видим еще десяточка…

Мел черкал по доске, у народа вытягивались лица…

— Демоны преисподней! — Король поднялся с трона, чем заставил всех повскакивать со своих мест, и подошел к моей доске. — Это… это…

— Восемь тысяч и сорок два человека, — пришел я ему на помощь, быстренько подводя итог, дабы не заставлять и далее морщить лоб их королевское высочество. — Вот так, ваше величество, за без малого три года возросла армия императора в мелочах незаметных и смешных для полка, а в сумме раздувающих армию, в полтора раза большую, чем предписывает мирный договор.

— Вероломство!

— Неслыханно!

— Это нарушение!

— Это вызов!

Зал разразился криками, сквозь который самым громким был крик короля.

— А вы куда смотрите? — Он махал своим здоровенным кулаком перед носом министра армии. — Где этот Гербельт?! Все лодыри и тунеядцы! Дармоеды, не видящие дальше своего носа!

— Господа! — Мне пришлось подпрыгивать и махать руками, чтобы привлечь внимание к своей персоне. — Господа, послушайте!

— Молчать! — неожиданно холодно и властно погрузила зал в тишину старая королева, поднявшись со своего скромного места в уголке. — А ну-ка сели и послушали, что дальше хочет сказать барон!

Народ, в том числе и немного скуксившийся король, разошлись по своим местам, все еще гневно раздувая ноздри.

— К сожалению, господа, это не все… — Я вытер пот со лба, наконец-то добираясь до своих сокровенных записей. — Здесь лежат листы на торговые дома Хельмиш и Ампатека, как вы, наверно, знаете, это самые видные и богатые купцы имперской гильдии торговцев, их караваны постоянно пересекают нашу границу, а также ведут дела не с одной влиятельной семьей Финора.

— Не томи! — Король еле сдержался, чтобы вновь не сорваться со своего трона.

— Вот заказ на обмундирование. — Я извлек первый лист, кладя на стол, а за ним еще целую вереницу остальных. — Вот заказ фуражистам на продовольствие, вот закупка транспортных телег, это они покупают лошадей, а вот это договоры с кузнями на оружие… Вижу, вы все устали, а потому скажу коротко, где-то на севере империи формируется отдельный рейнджерский полк общим числом под три тысячи человек, а уже к весне этого года к ним пойдут обозы с оружием из расчета примерно под десять тысяч солдат.

Тишина, недоумение, а также ужас сковали всех присутствующих после моих слов в зале.

— Я не знаю, где конкретно место сбора и есть ли уже в том месте весь этот воинский контингент, но, господа, удар будет. Удар будет мощным с северной границы, ну а потом… Потом двинутся остальные войска, и как вы уже сами видите, самую малость раздутые аж на восемь тысяч человек, что, по моему мнению, к весне еще прирастет.

— Но как же так… — Фенгель Вард больше не выглядел напыщенно, скорее даже наоборот, он где-то подрастерял свой гонор.

— Вот так. — Я развел руки, пожимая плечами. — Формально, как вы и говорили, любой из послов империи скажет, что это случайные ошибки и недочеты, которые они постараются тут же устранить, в то время как на практике это не что иное, как прикрытое наращивание боевой мощи и подготовка к крупномасштабной и продолжительной войне. Я не полководец и стратег, я всего лишь умею считать цифры, и, увы, господа, цифры не на нашей стороне. Как минимум мы проигрываем имперцам в два года подготовительных работ, с учетом, что прямо сейчас бросимся наращивать свои кулаки, а не будем впустую продолжать споры и думать, что все, возможно, обойдется.

— У тебя все, мой мальчик? — Ко мне подошла де Кервье, беря под ручку. — Ну что ж, тогда давай прощаться с собранием. Думаю, господам теперь есть что и без нас обсудить, бумажки свои оставь, мало ли, может, кому понадобятся.

Она бросила взгляд на наконец-то появившегося Гербельта, так что я понял, кому они все лягут на стол. Впрочем, пусть. Это уже не мои заботы, не моя головная боль и не мои бессонные но, чи. Я сделал то, о чем меня просили, сделал это добросовестно, от чего моей совести стало как-то тесно в груди. Я потерял друга, хотя кто его знает, а был ли друг? Не знаю, был, не был, как-то больно не верить во все те дни, что мы были рядом с Ромашкой, неприятно думать, что я был для нее лишь прикрытием… Неприятно… Но надо думать…

Снег все-таки пошел. Сначала робкий, долетая до земли, тут же превращался в воду, а чуть позже более настырный, но от этого куда как неприятный. Мокрый, серый. Знаете, по такому идешь, а под ним хлюпает неприятная водяная прослойка, из-за которой ноги через полчаса становятся мокрыми и начинают мерзнуть.

Ну да не мне жаловаться, я на улицу уже скоро месяц как не выходил, довольствуясь лишь небольшими утренними пробежками вокруг усадьбы и то лишь из-под палки моего маленького сенсея.

Ло был счастлив, в битве с десятком рейнджеров империи он получил ряд хоть и не существенных, но неприятных ранений, что, по его мнению, лишь добавляло ему авторитета и значимости. Ну а как по мне, так в гробу я видел все эти политические марьяжи, всех врагов, друзей и иже с ними. Не желаю никого и ничего видеть, все, что мне сейчас нужно, это тишина, покой и мои научные изыскания.

В эти зимние унылые дни я всецело отдался магии, вновь погружаясь в формулы, перелопачивая тонны своих записей, а также вновь просматривая труды по принципам построения, что я захватил с собой из библиотеки Дако, разбавив их новыми книгами, доселе не охваченными мной, из уже собранного и доставшегося мне как трофей собрания покойного Жеткича.

Труд, труд, день и ночь все, чем я занимался, это корпел над новой версией своего Мака, правда уже, как и планировал ранее, на основе темных построений, почерпнутых мной у некромантов. Получалось, пусть и с трудом, со скрипом, местами доводя чуть ли не до слез из-за тупиковых участков и непонимания, а верней нехватки знаний, но получалось. Не выспавшийся, дерганый из-за грязных домогательств мастера единоборств, я все же, перевалив за середину зимы, смог подготовиться, а главное — просчитать и запустить в действие своего помощника и теперь неотделимого защитника, свой вычислительный центр — Мак версии два ноль.

Ох, какое это было блаженство накачивать свои безразмерные резервуары магического компьютера так не хватавшей мне информацией! Книги! Книги! Как же много в них, а главное всегда под рукой! Все мои тетрадочки, все мои листики, записочки, схемы, чертежи, наброски, да даже тупо деловая переписка с Ноной, отчеты Энтеми, приход-расход, все это теперь не обременяло тонной бумажных листков. Все это не нужно теперь где-то хранить и бояться потерять. Все мое теперь со мной, а также больше и дальше и глубже.

Общественных библиотек в этом мире еще не изобрели, а вот кое-какие коллекционеры были, как и лавки, торгующие этим штучным товаром. Мне-то даже тратиться на все не нужно, достаточно прийти и попросить посмотреть на книгу, чтобы ее скан тут же лег архивом в моей голове для последующего уже неспешного и внимательного изучения.

Ах, как же хорошо было валяться на кушетке, пить чай, кутаться в теплый плед и доподлинно точно знать, где прячется Ло. Хотя надо отдать должное паршивцу, для своих ниндзя-выходок он стал применять все более и более изощренную тактику, которую эхолокатор Мака отлавливал с успехом, предупреждая меня заранее о притаившейся засаде.

— Молодец, Ули Ри. — Маленький монах как-то недоверчиво смотрел на меня, в очередной раз убежавшего от его западни. — Вижу, ты быстро учишься.

А мне что? Учусь, куда деваться? Монах, убедившись в моей осторожности и внимательности, наконец-то стал преподавать ряд программ и движений мудрецов с гор Жень-Ми, дабы я наконец приобщился к технике ли-дао-дзи.

Занятная вещь оказалась. Причем весьма, эти самые ли-дао оказались местным аналогом магов! Целый орден этих ребят постигал в своей форме магическое искусство, несколько непривычно и как-то, на мой взгляд, извращенно достигая обходным путем концентрации тела, вызывая в организме, рядом не очень приятных экзекуций, трансформацию того самого узла, обладателем которого я стал благодаря старику Дако в свое время.

Сложно, все гораздо сложней было у этой школы магии, но при всем при этом давало потрясающую пищу для размышлений.

Основа учения, — это единство гармонии тела и духа, когда движением руки ты задействуешь силы разума, сдвигая взмахом брови каменные глыбы. Но есть в этой зубодробительной практике и свои плюсы. Какие? Не поняли еще? Тело, дух, маленькие буддисты соединили то, над чем я уже столько времени ломал голову, они взяли основу человеческого тела как ретранслятор, то бишь принцип некромантии использования человеческого ресурса как амулет построения своих плетений, при этом оперируя общей энергией, а не применяя такую разрушительную для всего живого некротику, энергию распада.

Танец не танец, движение не движение, в каждом угле и твоем наклоне был заложен принцип для построения того или иного заклинания. Это сложно, действительно сложно запомнить все векторы и позы, которые ты должен исполнить, дабы претворить в жизнь нужное тебе заклинание, плюс самоконтроль, ну и наверно не стоит забывать, что это все же по своей сути боевое искусство. Ли-дао-дзи были боевыми магами, разрушительная мощь их кулаков была сопоставима с мощью танка, артиллерии, а также бог знает какого еще смертельного оружия.

Но мне нравилось, не берусь утверждать, что это и вправду лучший из вариантов развития для мага, но по крайней мере пользы было куда как больше, чем от унылого угасания над очередным талмудом или крючкотворства над расчетами, не говоря уже о практике ковыряния руками в безобразиях какого-нибудь покойника.

Я прыгал, скакал, махал руками и ногами и при этом выстраивал длинную цепочку наблюдений, опытов, да и просто статистического анализа из своих ощущений, складывая оптимальные действия, приемлемые из всего этого для себя любимого.

Приятное время, занятия с Ло, занятия с графом по ментальной магии, свои собственные изыскания — все это отвлекало от ненужных мыслей и самокопания в глубинах души. Опять же началась работа. Худо-бедно были приведены в порядок два соседних участка, где я наконец-то за эти годы моего пребывания в этом мире впервые по-настоящему взялся за врачебную практику, совмещая опыт матушки Земли с приобретенными способностями этого мира.

Опять же денежки, пусть и небольшие, но все с возрастающим потоком. Лечить-то мне приходилось простых смертных, для дворян я как был клятвопреступником, так им и остался, в этом плане ничего не изменилось, знать меня никто не желал, звать к себе и подавно, что, впрочем, меня устраивало.

Народец приходил чумазый, забитый, дикий, но от этого их боль, сами понимаете, не становится меньше боли, которую испытывают белые воротнички. Правда в связи с патологической пустотой в карманах, лечить приходили мелочевку, что, впрочем, меня устраивало и в то же время раздражало одновременно. Из терапевта я превратился в стоматолога и дерматолога. Да! Мои зубы! У меня проклюнулись наконец-то зубы, новенькие, пока еще не в полном объеме, но меж тем это впечатляло.

Ну да сейчас не обо мне. В основной массе, как уже говорилось, приходили «зашептывать» зубную боль и выводить «чири» на всяких неприятных местах, платя по медному грошику за свою беду. Пару пациентов приходили с переломами, два раза приводили детей с температурой, ну а кульминацией моей практики стал человек с топором между лопаток.

Да, доселе подобных болезней мне еще не доводилось видеть.

Прямо диагноз налицо, то есть в спине.

Что-то спина разболелась.

Ба! Да у вас же топор, сударь.

С рассветом, на излете ночи целая ватага косматых мужиков в рванье притащили ко мне под двери приемной своего товарища, уже практически не жильца с мертвенно-белым лицом из-за потери крови. Что делать? Лечить, куда же деваться, в конце концов, труп всегда успею закопать на заднем дворе. Шутка.

Промывал рану, сшивал, сидел почти шесть часов в астрале, связывая разрушенные ткани и восстанавливая энергетическую основу, в общем лишь чудом смог вытащить с того света, хоть и не до конца. Нет, смерть ему уже не грозила, а вот истощение было существенным. По уму бы сделать переливание крови, да вот незадача — как мне узнать его группу?

— Граф! — Я ворвался в подвал, приспособленный под апартаменты его гнезда. — Вставай, поганое умертвив, тебя ждут великие подвиги на благо отечества!

Поганые умертвия сначала немного смущались, но в конечном итоге в поликлинике, под моим чутким руководством появились пять миловидных медсестричек, которым руку и прочее в рот не клади, и два санитара леса. Пардон, опять шутить изволю.

Брал в состав медицинского персонала самых проверенных кадров из гнезда, молодняк не допускался, так как их жажда могла выйти из-под контроля, а вот эти, самые матерые, стали поистине неоценимым инструментом в моей практике. Ладно они кровушку человеческую безошибочно определяли, так они же еще лекари душевные, обладали зачатками менталистов, вводя людей в сон, могли купировать боль при операциях, следить с помощью чуткого обоняния за изменением физпроцессов в организме, предупреждать на ранней стадии заражение.

Ну и как бонус — это неожиданно проснувшееся в них желание быть вновь частью общества. Да, это стало сюрпризом, хотя, пораскинув мозгами, вполне можно было бы спрогнозировать. Один бог знает, сколько лет кряду эти уже не-люди телесно, но все еще «человеки» внутри, подвергались гонениям, избивались и преследовались на всем протяжении своей второй жизни, не находя пристанища нигде подолгу. Что можно было чувствовать, находясь за бортом жизни? Даже представить не могу. Мне даже как-то пришлось выскочить за дверь, делая вид, что ничего не видел, когда один из монстров во плоти сидел и рыдал навзрыд, после того как одна из мамаш поблагодарила его за излечение ее ребенка от недуга, а оный юный соплезвон даже умудрился «чмокнуть» в щечку страх, летящий на крыльях ночи. И если вампиры мужской принадлежности гордо удалялись в подземелья, предаваясь там в гордом одиночестве душевным терзаниям, то прожженные убийцы женского пола, казалось, вообще не уходили сутками из больницы. Я даже стал опасаться, как бы они не стали у некоторых нерадивых мамаш детей отбирать, дабы их потом «засюсюкивать» до смерти.

Так, собственно, мне и удалось сделать переливание тому мужчине с презентом в спине, негодник уже через полторы недели смог самостоятельно принимать пищу и даже мелкими шажочками, чтобы не разошлись швы, шастать по больнице, везде суя свой любопытный нос. Я даже стал подозревать, за что именно его удостоили подарка, ну да то не мое дело, в скором времени его утащила обратно от меня его банда оборванцев, вполне добросовестно и не поскупившись, на свой манер расплатившись со мной.

А потом эта ватага принесла еще одного собрата, а потом еще и еще…

— Барон, вы, надеюсь, понимаете, в круг чьего внимания вы удостоились попасть? — Десмос, как исполняющий временно роль моей охраны, решил поднять эту тему.

Естественно, я понимал, ибо пусть и не сам, а через круг своих знакомых, но был весьма просвещен о самой большой статье доходов всех дежурных травмпунктов. А куда деваться? Профессия у них такая, у бандитов, уголовников и воров. Некуда им больше податься, а травмы, как правило, настолько существенны, что речь порой идет о минутах. Как-то в один из периодов становления нашей новой родины, с увеличением потребности страны во всякого рода рэкетирах, наш медицинский брат неплохо поднялся, по ночам извлекая пули и прочую бижутерию из их организмов, естественно, за хорошую денежку и с соблюдением конфиденциальности.

— Тут ведь как бы неприятностей с подобным контингентом не огрести, — дополнил свою мысль граф. — Вдруг противоборствующая шайка решит нам отомстить? Оно нам надо?

Однозначно нет. Посему мои слуги в городе в первых кругах сознательно постарались разнести слух, что принимаются все без исключения подонки города, а не исключительно первые принесшие убиенного. Тут собственно и пришлись к месту два земельных участка, один для порядочных людей, все еще робко пробующих меня как специалиста, и второй закуток, где под конвоем из гнезда располагался мутный контингент. Ну а что делать? Вспоминаем крылатую фразу римского императора Веспасиана: Aes non olet, что в переводе, стало быть: «Деньги не пахнут». Он в свое время собирал налог с дерьма, ну а мое дерьмо чем хуже?

В общем и целом, жизнь проживал радостно и с удовольствием, благо после натаскивания и обучения ряду основ, а также небольшому ликбезу по настоям и травам, мои вампирчики отсекали от меня мелочевку, что в очередной раз давало время для реализации моих различных «думок» и проектов.

Ну что тут сказать? Естественно, начал с простого — и изобрел велосипед, правда, в связи с погодными условиями, а также деревянными колесами, забросил его в дальний угол кладовки. Потом решил, раз для колес нет резины, стоит взяться за рельсы и соответственно паровоз. Но сказать взяться было легче всего, тогда как на практике у меня наличествовал лишь паровой котел с эльфийской руной, в то время как колесную базу, а также сам механизм передачи энергии на вращение оных колес я, хоть убей, не понимал. Ну не мое это, что тут скажешь, не моя стезя и не моя практика, хотя упрямства мне не занимать.

— Граунд Бахмергельстер, как я рад вас встречать в своем доме! — Да, я решил идти другим путем, от чего по проторенной дорожке тут же вышел на кланового старшину гномов, тут же не поскупившись на денежку и выписав у них в свое пользование лучшего инженера.

— Бахушка, родненький, вот сюда посмотри! — Уже через пару дней мы с маленьким, но резвым косматым бородачом были на короткой ноге. — Надо экономить металл!

— В задницу твою экономию, Улич! — Как и все обделенные ростом люди, гном страдал монументализмом, везде и всюду навязывая принцип: чем больше, тем лучше. — Мы установим сюда еще одну колесную пару, и даже не моги мне нервы делать!

Что ни говори, а Граунд Бах-что-то-там-еще был гением. Косматый мужичок через ругань и мои сбивчивые объяснения на пальцах и дулях смог уловить суть, а также вывести меня из тупика по целому ряду вопросов, начиная все с того же паровоза и рельсов. Ведь как оказалось, этот народец уже много лет использовал вагонетки для вывоза рудных пород и камня, целый конвейер на ленточной цепи, приводимой в движение механизмом взводимых противовесов. Привод, да, привод это целиком и полностью заслуга этого инженера, по сути, целиком и полностью спроектировавшего паровую машину с первого до последнего винтика. Для него это стало настоящим откровением, прорывом всей его жизни и смыслом всех смыслов. Он чувствовал, что творил нечто, что способно перевернуть мир, ну а я считал деньги, что у меня получалось лучше всего. И да, хрен ему, а не еще одну колесную пару!

Нет, я не жадный, просто у меня физически столько нет, чтобы претворить весь этот проект в жизнь, как бы я ни пыжился и ни хотел бы этого. Во-первых, хрен с ним с самим локомотивом, эту железяку, а также гирлянду из вагончиков сделать хоть и накладно, но можно, проблема в рельсах. Их тут тупо как бы нет. Следовательно, наступает, во-вторых, а на хрена мне паровоз в сарае, если он никуда не ездит?

Нет, идея, согласитесь, на миллион, столько на первый взгляд открывается перспектив и возможностей, в то же время предоставляя как дополнение целую плеяду идущих бесконечной чередой друг за другом головных болей. Изначально стал прикидывать маршрут прокладки путей до своего Рингмара, но вынужден был тут же все прекратить из-за банальной мысли, а есть ли у меня столько на продажу, чтобы все это паровозом возить? С одной стороны, у меня и с горючим проблем не будет, а с другой — на моих землях хоть и богато мануфактур и предприятий, не говоря уже о лесе и не самом поганом железе благодаря гномам, но не получится ли так, что я из-за этой быстрой транспортабельности выкачаю ресурс своих земель подчистую, скажем, пусть лет за двадцать — тридцать? Тут нужен другой подход, банально доить корову, пока она не сдохнет, можно, но вот другую мне потом не купить. И что тогда? Тогда необходимо как-то получать барыши с транспортировки чужих товаров, а что для этого нужно? Правильно, прокладывать путь не как попало напрямки, а провести диагностику у соседей, где и чем они живут, кто из них с хлеба на воду перебивается, а кто не против сэкономить время на своих продажах и способен расширять рынок сбыта, а не сидеть на попе ровненько да ковырять пальцем в носу.

Так что Бахушка пока самостоятельно доводил на чертежах и миниатюрных макетах агрегат до ума, в то время как я стал подбивать поступающую информацию с первых банков к середине зимы, пусть и с запозданием, но открывшихся в Рингмаре.

Негусто, прямо скажу, негусто, за первые месяцы работы моими услугами воспользовались мои же партнеры с баронства, причем больше половины не столько из какой-то надобности, а так, для галочки, мол, смотри, барон, мы — хорошие парни, ты нас не ругай. Ну да я и не ожидал, что это дело стрельнет в одночасье, порадовало другое, в банк пришли молодые мастеровые из кирпичного завода. Простые смертные, они взяли у меня кредит под свои зарплаты со смехотворным процентом, на покупку земельных участков и постройку домов для своих семей. В принципе мелочь, но как говорится, в этих мелочах кроется дьявол. Сегодня попросили два человека по две копейки на нос, чтобы принести мне потом четыре копейки в выгоду, ну а завтра уже шесть человек попросят шесть копеек, чтобы принести мне по итогу двенадцать копеек в карман! Улавливаете? Это как в старинном анекдоте про Раскольникова, мол, спрашивают его, за что бабушку уконтропупил? А он, так застенчиво пожимая плечами: Ну, как зачем? Одна бабушка, один рублик, а десять бабушек, вы уж извините, червончик!

Ну да смех смехом, а дело это нужно было не упускать из виду, а в частности, расширять и множить ловчую сеть своей финансовой паутины, для чего в пятом кольце столицы я уже выкупил в свое право небольшое, но крепкое здание с обширными подвальными помещениями, так сказать под закрома родины. Так как «наружку» зимой делать было не с руки, строители принялись за внутреннюю реконструкцию, в частности, обшивали стены металлом под сейф, выставляли конторки и обустраивали личные кабинеты для особо важных приемов. Опять же необходимо было время для подборки служащих, да и пусть и минимальному, но обучению моего штата будущих банковских клерков.

Хорошее время, время в заботах и трудах, время душевного покоя. Впрочем, был и другой момент для душевных терзаний, а именно я взвешивал все «за» и «против» в пользу создания какого-то из известных мне вооружений.

С одной стороны, вроде бы, как ни крути, а придет время — сами додумаются, в конце концов, если мне не изменяет память, век арбалетов был как раз толчком к совершенствованию стрелкового вооружения, а с другой стороны, как-то не хотелось привносить в этот мир подобные подарки судьбы. Как-то не лежала у меня к этому душа, хотя стоит сказать, что в свете всей этой возни с побрякивающей железом империей совсем уж упускать из виду данный аспект не стоило. Особенно в свете открывшихся непонятных телодвижений имперцев на севере, что меня крайне нервировало и не устраивало из-за того, что там теперь и Когдейр и Рингмар принадлежат мне.

Кстати, с Ноной я по этому поводу списывался неоднократно, даже не требуя, а умоляя ее задействовать свои связи среди кланов пиктов, чтобы те со своей стороны проследили за этими забияками. Пусть мы не встанем стеной все как один против многотысячной армии, но, по крайней мере, успеем вывезти людей, материалы, в общем, постараемся минимизировать свои потери, ежели оная заварушка все же случится у нас под носом.

Так что в таких тяжких думах я все же решился припрятать про запас свой туз в рукаве, дабы меньше ворочаться по ночам в тягостных раздумьях.

Порох? Нет, по крайней мере, не сейчас. Порох пока подождет, у меня и без него теперь есть чем кидать, кромсать и подбрасывать в воздух. Что же тогда? Да все тот же паровой котел, не понимаете? Элементарно, закрытый сосуд с возрастающим внутренним давлением, вода кипит, пару выхода нет, что произойдет? Правильно, все это хозяйство разлетится на чертову кучу осколочков, чем не бомба? Тут ведь даже банально на пальцах можно рассчитать объем воды в сосуде, за какое время она нагреется и наберет нужные для взрыва минуты времени. Останется только заключить котел в осколочную рубашку и вот вам мина массового поражения, жуткая жуть, активирующаяся простой руной с воздушной линзой Эббуза.

Заказ кузнецу на ряд запаянных котлов и стальные рубашки к ним выполнили буквально за неделю, а уж полевую работу с подобными хлоп-машинами решил проводить лично, ибо душа требовала праздника, душа требовала деструктивных начал и феерии непотребства под осыпающиеся с неба комья земли.

Ба-бах!

— Минута на три кувшина. — Делаем запись.

Ба-бах!

— Пять минут на три ведра. — Делаем запись.

Удалившись на пару километров от поселка и города, для испытаний выбрал непролазный овражек, до безобразия поросший перевитым кустарником. Здесь внизу мне слуги разбили палаточный городок, в небольшом отдалении закапывая мои паровые бомбы, дабы я мог с наслаждением наблюдать за сим прекрасным зрелищем вздыбливаемых земляных масс. Что тут скажешь? Лепота! Это почти как в детстве строительные патроны в костер кидать, только еще лучше и громче.

— Экий вы затейник, господин барон. — Граф Десмос сопровождал меня в лагере, скрашивая тяжкий труд экспериментатора непринужденной беседой. — Вы бы, мой дорогой, лучше задумались уже о зимнем бале у его величества, считанные дни остались до приема, а у вас ни наряда соответствующего, ни дамы сопровождения.

— Да я так проскочу. — Мы сидели за походным раскладным столиком, переставляя фигурки на шахматной доске и разогревая кровь терпким разнотравьем чая. — Быстренько войду, поклон туда, поклон сюда и, сказавшись захворавшим, бочком-бочком и к выходу.

— Эн нет, ваше благородие. — Граф задумался, идя в размен ладьи с конем. — Не выйдет, ибо дама нужна для обязательного танца, открывающего бал, после чего вы обязаны будете выслушать приветственную речь его величества, потом закуски, потом танцевать будет король. Все соответственно обязаны лицезреть и восхищаться, после чего нужно будет энное время ходить-бродить от стола до туалета, чтобы дождаться, когда герцогов и некоторых графов допустят с хвалебными речами и презентами к его величеству, сами понимаете, аплодировать вам по статусу придется всем и каждому, а это ведь только первый день.

— Занятная программка. — Я поджал губы от недовольства, причем не только из-за увеселительной программы, но и из-за ушлости вампира, который без малого за полгода навострился играть в шахматы так, что доставлял кучу неприятностей на игровой доске. — Что с дамой посоветуете?

— Брать живьем. — Тут же оскалился он в своей фирменной улыбке. — Предлагаю ночью стукнуть более или менее приличную особу аккуратненько мешочком с песком по тыковке, опосля засунуть в мешок и не выпускать оттуда до самого окончания бала, ибо добровольно ни одна девушка из приличной семьи не захочет порочить свое имя, появляясь перед таким количеством знати рядом с вами.

— Сыпьте песок, готовьте мешок. — Тут же махнул я на него рукой, нисколько не смущаясь его «подколкам». — М-да уж… Что, и вправду никак без дам?

— А когда без них хоть что-либо можно было провернуть под этим небом? — Философски пожал он плечами. — Увы и ах вам, сударь, и да, вам мат.

Пока я корячился, убегая королем по доске от его слона, он с непринужденным видом следил за слугами, что возились с очередной партией закапываемых в землю бомб.

— Кстати, барон. — Он насторожился, втягивая носом, словно гончая, воздух и становясь серьезным. — Как ваш глава охраны хочу вам доложить, что вы под плотным колпаком сразу нескольких пока не до конца понятных мне группировок.

— Шпики Ганса? — Я взял с подноса одну из «печенек», макая ее в кувшинчик с медом.

— Не они одни. — Десмос внимательно посмотрел на меня. — Этих я сразу раскусил, в дополнение к ним сразу же выхватил слежку имперских агентов, но есть еще другие.

— Надо же. — Я удивленно вскинул бровь. — Кому я еще так интересен?

— Подозреваю, но, к сожалению, точно не скажу, что это кто-то из больших людей преступного мира города. — Он тяжело вздохнул. — Причем не из одного-единственного клана, что, впрочем, тоже не очень досаждает.

— Тогда скажите мне скорей, мой друг, что же конкретно досаждает? — Я приложился к кружке с чаем. — А то чует мое сердце, моих недоброжелателей вы можете до рассвета мне перечислять.

— Тварь какая-то — Граф словно сплюнул это слово. — Иначе и сказать не могу, совершенно неуловима, невидима, не оставляет следов и даже определиться с угрозой невозможно. Кто оно? Что оно? Не берусь гадать, ибо о таком ранее не слышал даже.

— Это еще что за новости? — Я с удивлением откинулся на спинку стула.

— Да вот. — Он поморщился. — Сначала сам не верил, но среди слуг пошли разговоры о какой-то болезни, мол, человек словно засыпает, на какое-то время выпадая из реальности, а потом оказывается в совершенно неожиданном для себя месте и не помнит, как тут оказался.

— Что за бред? — Я с сомнением посмотрел на него.

— Вот и я так подумал. — Он опустил взгляд. — Пока это не случилось с моими ребятами.

— Кто-то похищает вампиров и моих слуг? — От удивления я даже выронил печеньку. — Но на кой хрен, миль пардон, сударь?

— Увы, не могу знать. — Он не смотрел мне больше в глаза. — Никто не помнит, что с ним было, в том числе и я…

— Вы?! — Я даже подскочил на своем стуле. — Вас тоже похитили? Моего начальника стражи? Как такое возможно?

— Не знаю, барон. — Он еще раз печально вздохнул. — Даже не пытайте, ничего не могу вспомнить, шел спокойно к себе по коридору, мимо слуга какой-то проходил, слегка коснулся меня… а потом я очнулся спустя пару часов посреди поля перед городскими воротами.

— Как такое возможно? — Мне стало немного не по себе от таких новостей. — Что опросы? Есть что-то общее? Много вообще вас таких похищенных?

— Уже с десяток. — Граф покачал головой. — Сначала думали, мало ли, может, недуг какой, но когда подобное произошло с моими, стало ясно, что не болезнь, кто-то, как я думаю, с феноменальными способностями менталиста, допрашивает ваших людей на предмет обстановки в доме, но скажу сразу… Это лишь гипотеза, на самом деле даже представить страшно мощь подобного мага, если он смог переломить мою ментальную практику в одну секунду, в какой-то краткий миг.

— Постойте, граф, а когда вас похитили? — Я с сомнением посмотрел на него.

— Вчера. — Он пожал плечами. — Мы сыграли с вами партию, распрощались, и пока я шел к себе…

— Вы вернулись! — Я опрокинул кружку, поднимаясь со своего места. — Вы вернулись, и мы еще два часа играли с вами! Мы разговаривали с вами!

— Но как так? — Он смотрел, удивленно раскрыв глаза. — Я же не помню, и потом, что сам к воротам города и пошел?

— А кто тебя знает, куда ты ходишь по ночам. — Я вновь уселся на стул. — Ты вернулся, предложил еще сыграть, мы сидели, общались… вот!

— Что вот? — Он заинтересованно подался вперед.

— Ты не шутил! — Я хлопнул себя по лбу. — Точно! Ни одной шуточки, ни одной улыбочки, я все сидел, гадал, что же тебя гложет и о чем ты так задумался. Ты сам на себя не походил…

— Не может быть. — Он отмахнулся рукой. — Захват контроля над телом не может произойти со мной! Это… это просто немыслимо, ты сам знаешь, как это тяжело, а у меня, между прочим, блоки стоят. В конце концов, мой разум в значительной степени отличается от простых людей, подобной практики по захвату сознания вампира просто нет.

— Организуй всех, о ком знаешь. — Я нервно протарабанил пальцами по столику. — Заходи в их разум и читай, где они были и что делали, опрашивай остальных, где и когда они наблюдали тех, кто выпадал и не помнит несколько часов из своей жизни.

— Думаете, поможет прояснить картину? — Граф с сомнением посмотрел на меня. — Со мной явно этот номер не пройдет, я реально ничего не помню.

— Я и так знаю, что вы делали в тот вечер… — Теперь моя была очередь тяжело вздыхать. — Вы попросили у меня бомбу, а также попросили запустить ее по времени, так как сами вы этого сделать не можете.

— Хвала богам, что вы отказали мне! — Он театрально поднял глаза к небу.

— Вы плохо меня знаете, граф… — Я же к небу глаза не поднимал, низко опустив их к земле.

Что? Где? Когда? Знаете такую игру? Вот именно этим я последнее время занимаюсь день и ночь, ставя на уши всю свою усадьбу и всех своих людей. Нечто мистическое, нечто, что выходило за рамки даже этого мира, незримой темной тенью нависло надо мной и потешалось над моими позывами докопаться до правды.

Ни бестиары книги, ни консультации у магов, ни тем более мои собственные расследования не давали результата. «Нечто» по-прежнему не покидало мой дом, бродя в чужих телах, слушая наши разговоры и оставаясь неуловимым маревом, чем-то таинственным и непостижимым.

Это пугало, это не могло не пугать и настораживать, ведь я даже в малой степени не догадывался о мотивах и целях существа, так легко выманившего прямо из моих рук серьезный и смертельный подарок, с которым я столь фривольно позволил себе обращаться.

— Сегодня ночью еще один. — Граф покачал головой. — Мы никак не сможем отловить эту тварь, барон. Боюсь, это не нашего уровня игрок. Слишком умен, от силы часа четыре находится в теле, потом переходит в другого, и так по кругу.

— Значит, боится. — Я сидел за столом, просматривая документацию и подспудно накручивая Мака на скан тела Десмоса.

— Думаете? — Граф улыбнулся.

— А как иначе? — Я вернул улыбку. — Вопрос выживания, иначе бы и не стоило так часто менять носителя.

— Догадался? — Существо, сидящее в теле графа, улыбнулось. — Просветишь — как?

— Старинная уловка. — Я закинул руки за голову. — Сказал графу неделю не заходить ко мне в кабинет, все деловые встречи мы проводим внизу у камина.

— Вот оно что! — «Нечто» поднялось со своего места, улыбаясь. — Что же, похвально! Обычно, когда люди сталкиваются со мной, то зовут на помощь целую кучу магов, а вы сами, получается, решили со мной потягаться?

— Ну, насчет потягаться это мы еще посмотрим. — Я жестом предложил оппоненту вновь сесть на свое место. — Пока меня больше интересуют ваши мотивы и конкретно — что же вами двигает.

— За бомбу переживаешь? — Существо не село, а переместилось ближе к выходу. — Не переживай, она послужит по назначению. Знаешь, такого подарка я от судьбы никак не ожидал, наверное, мне стоит тебя как-то отблагодарить, ты практически свел к минимуму риск моего разоблачения и вознес до небес шансы на успех моей миссии.

Мы замолчали. Он-оно, видимо, по причине ожидания от меня эмоций и каких-то слов, я же по причине компоновки информационного пазла из обрывков его слов и действий, так как мне до умопомрачения нужна была информация, дабы просчитать мотивацию существа.

— Вижу, мысли так и скачут в твоей голове. — Существо выглянуло за дверь, проверяя, видимо, не бегут ли по лестнице охранники. — Но боюсь, тебе пока еще рано знать всю правду. Видишь ли, ты невольно уже однажды перебежал мне дорогу, спутав мои планы, так что я немного подстрахуюсь, оставив тебя в неведении относительно развития дальнейших событий.

— Значит, мы ранее встречались? — Защелки мозаики клацали, составляя из кусочков общую картину. — Неоднократно и, видимо, не при самых благоприятных обстоятельствах.

— Я бы даже сказал — трагических обстоятельствах. — Существо отошло от двери, пройдя вперед ко мне. — Наверно, ломаешь голову, не находя ответа?

— Ну кое-что действительно остается загадкой, хотя… — Я задумчиво смерил его взглядом. — Кое-что ты сейчас прояснил для меня.

— Интересно послушать. — Тело графа с сидящей в нем тварью подвинулось еще на пару шагов ко мне.

— Ну, начнем непосредственно с бомбы. — Я поднял палец. — Ты попросил выставить время срабатывания на месяц вперед, что меня удивило, но на что я по глупости согласился.

— Ну почему по глупости? — Вновь улыбка. — Приписывай это к своей доброте.

— Теперь я четко вижу, что, увы и ах мне, ты чудо современности, не что иное, как банальный шпион империи. — Я устало вздохнул. — Ибо, из последних ущемленных мною и по-прежнему пребывающих в добром здравии, только они могли затаить на меня обиду. Что скажешь?

— Продолжай, это даже интересно. — Улыбка сползла с лица моего посетителя.

— Ну, в самом деле, кому еще под силу нанять подобного уровня специалиста, если не целому государству? Причем не Финорскому, так как эти бы вполне официально проехались по мне вдоль и поперек. А у вас, имперцев, на меня есть зубок в связи с бледным и очень нервным видом вашего посла, что сейчас напропалую отбрехивается за всю империю целиком и сразу.

— Да, нелегко ему горемычному! — Существо расхохоталось. — Ульрих, что ни говори, а местами у тебя голова соображает, что надо. Жалко, что лишь местами.

— Жаль посла. — Я прервал смех существа. — Я, наверно, не сильно ошибусь, если предположу, что империи нужен будет повод для войны и уже через неделю посол встретится с той самой бомбой?

Вновь наступила тишина, хотя в этот раз куда более напряженная, существо как-то подобралось, оно, видимо, прикидывало шансы броситься на меня.

— Не стоит. — Я покачал головой. — Не поможет.

— Наверное, да. — Граф кивнул. — Что ж, давай прощаться.

— Ты думаешь, я спокойно отпущу тебя? — Я повел плечами.

— Конечно, если не хочешь потерять навсегда графа, я ведь не просто так меняю каждые четыре часа носителя, иначе бы за мной следом шла целая вереница покойников. — Он развел руками. — Увы, у моей способности есть свои минусы, не могу подолгу задерживаться в гостях, чревато.

— Занятно. — Увы, мне приходилось верить ему на слово, ибо что же это такое и как с этим бороться — я совершенно не представлял. — Кто же ты? Я прямо сгораю от любопытства.

— Сгораю… — прошептало существо. — Сгораю, сгораю, знаешь, барон, у меня для тебя подарок.

Граф немного повернулся боком, что-то извлекая из своих карманов.

— Лови!

А я поймал.

Дурак.

Попался как ребенок, сняв щиты и ухватив брошенный существом подарок, в последнюю секунду, перед тем как померкло сознание, рассмотрев в своей ладони массивный серебряный перстень…

Что-то ворочало какие-то железки, неприятно громыхая, было жарко, а также до жути затекли руки и ноги. Хотелось пить и безбожно материться, меня мутило, сознание плыло и до жути раскалывалась голова.

Похитили?

Наверняка, причем я сам вышел из своего дома, оставив охрану, и своими же ножками привел себя в лапы имперцев. Накатила злость, немного приводя разум в порядок, заставляя сердечко интенсивней стучать в груди.

— Как настроение, барон? — Чей-то каркающий голос заставил меня вздрогнуть и открыть глаза. — Располагайтесь поудобней, ваше благородие!

По всей видимости, мы находились где-то в подвальных помещениях, так как окна в каменном мешке, где я очнулся, совершенно отсутствовали, отчего тьма камеры лишь подчеркивалась слабым бликом парочки свечей и пунцово-красным светом, исходящим от трехногой жаровни, набитой углями.

Ну что же, теперь понятно, кто громыхал железом. Прямо напротив меня стоял здоровенный жирный мужик с оголенным торсом, косматой грудью и мерзкой, лоснящейся от пота мясистой рожей, что сейчас улыбалась мне гнилыми пожелтевшими зубами. Это он раскладывал на углях всевозможные иглы, спицы, крючки и прочую бижутерию, видимо так необходимую при игре в «вопрос-ответ» на новый лад.

— Рад, что ты быстро приходишь в себя, а то мы у тебя в кабинете, считаю, не все вопросы смогли прояснить в должной мере, — пробурчал здоровяк, чем поставил меня в известность, что загадочное существо, похитившее меня, на данный момент находится в этом теле. — Кстати, предупреждая твои потуги к магии, скажу сразу, чтобы ты не схлопотал смертельный откат. Твой внутренний магический резерв я сбросил досуха, пока вел тебя к себе в гости.

— Весьма предусмотрительно. — Я был прикован к потолку за руки цепями, причем ноги, видимо, притянули к полу, чтобы не брыкался. — Надеюсь, мы не далеко ушли? Хотелось бы успеть домой к ужину.

— Смело. — Покивал моим словам здоровяк, раскладывая уже на небольшом столике всякие мерзопакостные зажимы, щипцы и ряд зазубренных ножей. — Хорошо когда человек храбрится, а не обсыкается сразу же при виде моей комнаты для допросов.

— Сами мебель выбирали? — Я кивнул в сторону еще двоих здоровенных мужиков, стоящих у двери и сложивших руки на груди. — Вполне вписываются в интерьер.

— Благодарю. — Громада из жира, пота и волос на груди нависла надо мной целой горой мяса. — Вы очень любезны, молодой человек, но, увы, время поджимает, а мне нужны ответы. С чего предпочитаете начать, пальцы рук или ног?

— Эх, Ромашка. — Я покачал головой. — А ведь как красиво начиналась наша история!

— И здесь догадался? — Здоровяк расплылся в улыбке. — Надо было тебе переходить на мою сторону, нет, правда, тебе бы цены не было. Голова у тебя работает хорошо, жаль, что уже скорей всего не долго.

— А могу я узнать подробности, прежде чем мы продолжим? — Я немного позвенел цепями, пытаясь обвиснуть поудобней. — Просто до жути интересно, где же мое детище ждет своего часа? Где у него назначено рандеву с господином послом империи?

— Разве это теперь важно? — Мужик отошел к дверям, показывая своим помощникам на приготовленный инструмент. — Гомши, ты работаешь с ногами. Питер, придерживай коленки.

— Просто, так сказать, напоследок. — Я лучезарно улыбнулся. — Банальное любопытство, чем же вся эта история окончится.

— Чем? — Главный рассмеялся. — А ты не понял? Естественно, все будет красиво, как в сказке, дамы в нарядных платьях, кавалеры учтивы и внимательны, играет оркестр…

— Бал? — Я непроизвольно дернулся, когда один из помощников обхватил мои ноги, крепко фиксируя их в своих руках.

— А то! — Толстяк воздел свой палец вверх. — Танцуют все, барон!

— Так-так. — Я активировал резерв свернутого Мака, выводя защиту и готовя ряд боевых плетений. — А где же именно, если не секрет?

— Засранец. — Здоровяк открыл дверь, выскакивая в коридор. — И откуда только силы берешь?

Не медля более, я тут же выпустил в его сторону огненный шар Прая, разрубая помощников, брошенных им, в мелкое кровавое крошево воздушными лезвиями Эббуза. Вот же дрянь! Увидела активировавшиеся нити заклинаний и успела сбежать за дверь. Хитрая тварюшка, и от того еще более опасная.

Цепи слетели быстро, правда ослабевшие ноги подвели, и я упал на пол прямо в лужу крови, растекшуюся от убитых мною помощников. Мерзко, грязно, но зевать некогда — в комнату повалили вооруженные до зубов рейнджеры, тут же вбитые мною в стену воздушным кулаком. Придерживаясь руками за стены, стал подниматься наверх, по пути изничтожив еще с пяток самых резвых, а может, самых глупых вояк, что не пустились наутек вместе со своим предводителем. Нет, не жалел, никого не жалел и даже не думал бить вполсилы. Не тот случай и не мой вариант, уж если так судить, то я бы не вышел отсюда живым в любом случае. Ну а мораль… мораль я уже порядочно подрастерял за время моего пребывания в этом мире. Да уж, не самое нужное качество здесь.

Закончив зачистку нижнего этажа, устало вывалился на какую-то грязную, но меж тем оживленную улочку, засыпанную серым мокрым снегом. Чумазый народец свидетельствовал о первых уровнях города, люди здесь явно не страдали от переизбытка денег в карманах, так как большинство куталось в тряпье не первой свежести.

— Как дела, Ульрих? — Ко мне подбежал ребенок, показывая язык, после чего что-то передал идущему мимо пожилому мужчине, и уже тот в свою очередь ехидно поинтересовался: — Смотрю, живее всех живых?

— Ах ты ж сучара! — Я скрипнул зубами, поганое нечто кружило вокруг меня в толпе людей, подтрунивая на разные голоса и тут же переходя в другое тело.

— Ай да Ульрих! — прошамкала беззубым ртом какая-то бабка.

— Смотри-ка, и в этот раз сбежал! — произнес, ухмыляясь мне в лицо, какой-то мужик.

— И куда же ты теперь пойдешь, барон? — Мило подмигнула мне какая-то девчушка лет семнадцати.

— Кому и что ты теперь расскажешь, мой хороший? — Послала воздушный поцелуй еще одна грязная красотка из толпы людей.

Вот же гадость-то какая! Я не мог прицельно ударить, я вообще не мог уловить столь стремительную смену тел. Проклятое нечто откровенно издевалось надо мной, прекрасно зная, что я не могу позволить себе валить всех пачками налево и направо, не разбираясь, кто тут прав, а кто виноват. Нет, схему я примерно видел и понимал, что все завязано на прикосновении перстня к человеческому телу, но как отловить этот перстень, если существо ни на миг не останавливается, используя в своих целях любого, до кого могла дотянуться его рука?

— Ты как-то бледно выглядишь, Улич, — рассмеялся какой-то дед.

— Иди-ка ты домой, — выкрикнул чумазый бородач.

— Не вздумай и в этот раз навредить мне, мальчик! — лихо крикнул, сопроводив свои слова свистом, один из проезжающих на телеге извозчиков.

— Так и быть, я отстану от тебя. — Облизнула губки какая-то пышечка.

— Только не вздумай лезть не в свое дело, — произнес тихо высокий статный мужчина, скрываясь за углом дома.

Вновь накатила дурнота, я махнул одному из извозчиков, чтобы он остановился.

— Не вздумай мне помешать, барон! — Прилетело мне в спину.

— Давай из города, родной. — Я извлек из глубин изорванной одежды две серебряные монеты, кидая извозчику. — Дом Фельма знаешь? Давай туда.

— Эт где сейчас народец лечат? — переспросил моложавый дедок, сидящий впереди.

— Да, туда. — Кивнул я.

— И помни, Ульрих, я рядом! — крикнул мне с мостовой какой-то попрошайка.

Дома банально отмахнулся от всех рукой, не отвечая на расспросы и взволнованные взгляды. Тварь, побывав в моей шкуре, похоже, и вправду изрядно этим нагадила моему организму, так как следы недомогания волнами дурноты и мути накатывали вновь и вновь. Подперев свой кабинет табуретом, во избежание проникновения нежелательных элементов, даже не смог доползти до кресла, падая на пол и проваливаясь в тяжелый сон практически до самого вечера. Это немного, но сняло физическую измотанность, плюс я уже более детально смог в астрале поправить потоки, выводя организм на рабочий уровень. Да уж, ситуация хоть плачь, паранойя зашкаливала. Мне мерещился враг в каждом, кто был в моем окружении, я боялся банально выйти из комнаты, боялся, что меня отравят, боялся каждой тени, и лишь злость на эту моральную немощь помогала хоть как-то трезво мыслить, распутывая клубок событий, выстраивая оптимальную для себя линию поведения.

Ну что тут можно было сделать? Первый и самый простой вариант — так и сидеть взаперти, не высовывая носа, в надежде, что когда прогремит взрыв, проклятое «нечто» удовлетворится последствиями своей деятельности, удаляясь восвояси. Ну правда, мне какое дело до всех этих больших игр в войнушки? Что можно спрогнозировать? Завоевание Финора? Ну это вряд ли, слишком жирный кусок, от которого не то что пузо раздует, жопу потом разорвет, слишком большие территории, слишком много людей, все это, даже завоевав, потом не удержать, ибо на подъем потребуется неимоверная прорва денег. Что тогда? А остается земля пиктов и выход к морю, по моему мнению, именно из-за морского пути все и затевается. Империя раздута товаром, империя раздута людьми, технологиями, но она, увы, территориально зажата таким образом, что кроме парочки речных артерий там больше ничего и нет. Следовательно, война будет на севере и лишь по касательной может коснуться даже не столько меня, сколько Нону и ее Когдейр. Причем, скорей всего, это будет не арена для битв, а перевалочный пункт для армии Финора. А это не хорошо и не плохо, так как я смогу нажиться на доставке продовольствия короне, но и могу нажить неприятностей из-за неимоверной тучи солдат, о чьем поведении во время военных действий даже догадываться не приходится. Хорошо если по старинке: «Бабка, яйко, млеко, шнеля-шнеля», но на этом же не закончится, наверняка начнут портить девичье достоинство по деревням и весям, возможно мародерство по домам, да и тупо банальный разбой. И это, заметьте, только прогноз погоды на армию Финора, а если доблестные гусары из-за кордона прискачут?

Что же тогда? Бежать к Гербельту и де Кервье? Что тогда будет? Посла спасут, а надолго ли? Хотя — стоп. Как там у Горького, «а был ли мальчик?». Кто сказал, что на балу должен погибнуть именно посол? От этой мысли меня пробило в пот, там ведь если рванет, погибнут десятки людей, и даже хрен с теми держимордами, что вьются у кормушки, тут ведь как бы замах не на саму кормушку был. Нет, я понимаю, где я и где король, но смута в стране это похуже, чем война, и куда как в разы. С точки зрения империи, это вообще сказка, пока в королевстве нет главного, пока смута и грызня у престола — вообще скорей всего можно минимальной кровью будет оттяпать северный кусочек. А в итоге что? Много ли надо, чтобы сложить два плюс два и найти изготовителя бомбы, ввиду того что испытание своих машин я особо даже не пытался скрывать, не говоря уже о длинных языках слуг. От осознания глубины и полноты того места, куда я несусь с каждой секундой все быстрее и быстрее, мне вновь стало дурно. Это же надо так, своими собственными руками себе могилу вырыть. Даже с половиной прогнозов, что я сейчас предположил, мне головной боли хватит до конца моих дней, не говоря уже о том, что произойдет, если все гипотезы оправдаются.

И что же делать? А делать нечего, нужно руки в ноги и прямиком к Гансу, да искать эту треклятую бомбу, которой уже осталось по подсчетам примерно четыре дня. В общем, через не могу и через страх я должен выползти из своей раковины, что, возможно, станет мне еще боком в будущем с такими плечистыми игроками мировой арены.

Моя карета была собрана тут же и окружена двумя десятками бойцов из моих гвардейцев, очень жаль, что вампиров нельзя было провести в город, ох, чует мое сердце, не лишними они окажутся в дороге.

Активировав Мака на полную катушку, трясся по городским улочкам, ожидая подвоха от всех и каждого, даже от своих телохранителей, но то ли у этого «нечто» рейнджеры закончились, то ли ему было тупо не до меня, к первому кольцу я подъехал без приключений. Тут же ринувшись в будку на заполнение документов, прося об аудиенции Ганса Гербельта и просто посылая вестового, чтобы предупредил де Кервье о моем визите во дворец.

Ожидал я приема по моим меркам целую вечность, причем сразу было видно, что дворец стоит на ушах от усиления охраны, и чуть ли не у каждого солдата стоит по магу. Это был звоночек, о котором следовало задуматься. Похоже, господа разведчики со стороны Финора ждут какого-то особенного гостя, а следовательно, владеют информацией о столь странном шпионе, работающем на империю. Не один я, видимо, был знаком с этой незримой тварью, скачущей по людям, словно блоха от собаки к собаке.

— Барон Ульрих? — Ко мне вышел сразу десяток здоровенных ребят-гвардейцев в сопровождении аж двух магов. — Прошу вас подойти к этому амулету на предмет сверки вашей личности.

У меня екнуло сердце. Что за амулет? Что он покажет? А вдруг он «запикает» с криком «держи вора, это не его тело»? Впрочем, бежать уже смысла нет, под пристальным взглядом этих секьюрити. Тяжело вздохнув, с волнением и ожидая ежеминутно неприятностей, прошел процедуру какого-то простенького сканирования, на всякий случай, записав его на Мака, мало ли, может, и вправду поможет при бодании с этой тварью?

Но уже через пару минут я, выдохнув, все же был впущен внутрь, где меня поджидал небольшой возок, тут же покативший по опрятным и ухоженным улочкам этого скрытого эдема.

— Мой мальчик, что стряслось, на тебе лица нет?! — В просторном кабинете с дутыми, обшитыми кожей креслами, где за большим темным столом восседал Ганс Гербельт, буравя мен пристальным взглядом, уже находилась де Кервье, бросившаяся ко мне с расспросами.

— Что это за тварь и как с ней бороться?! — тут же выпалил я первое, что накипело на душе. — Что бы я ни делал, я не могу ее поймать, засечь и как-то обуздать, набив хорошенько в профилактических целях жопу, в то время как она постоянно водит меня за нос!

— О чем ты, Ульрих? — Бабуля схватилась за сердце, а Гербельт нервно взбрыкнул ногами под столом.

— Прекратите, я же вижу, дворец словно на осадном положении, тут солдат в три раза больше обычного, не говоря уже о нескольких сотнях магов! — Я, не дожидаясь приглашения, прямо из кувшина стал пить подостывший чай, видимо, давно они тут сидят. — Эта тварь кружит по моему дому день и ночь, она даже в меня забиралась!

Отставив кувшин в сторону, устало «плюхнулся» в кресло, вытягивая ноги.

— Вы даже не представляете, как она меня замордовала. — Я поджал губы. — И да, у меня для вас весьма плохие новости.

— Конкретней. — Ганс грузно поднялся, закидывая кисти за спину и в задумчивости подходя к окну.

— Что ж. — Я проводил его взглядом. — Начну с самого начала.

Говорил я долго, спасибо, что не перебивали, говорил все, начиная со встречи с юной Ромашкой на обочине дороги и заканчивая своим похищением, а также теми выводами, что волей-неволей посетили мою голову.

— На мой взгляд, все же, как бы это ни прискорбно звучало, целью станет король, ибо на их месте поступил бы именно так, — подвел итог я своей речи. — Бомба уже во дворце, сомнений нет, тут даже другого не дано, так как в связи с готовящимся балом, ежедневно, могу побиться об заклад, во дворец въезжают и выезжают распорядители по подготовке мероприятия, а вместе с ними сотни слуг, извозчиков, поваров и боги знают кого еще. А у меня к вам по-прежнему всего один вопрос, что это за тварь и с чем ее едят? Как вы до сих пор спасались от нее и что в связи со всеми этими событиями мне делать?

Наступила тишина. Тяжелая, гнетущая, без наигранности и фальши, люди принимали решение, и эти решения были тяжелы и нелегки.

— Ганс, — нарушила эту гнетущую тишину де Кервье. — Иди. Тебе нужно срочно организовывать людей в бальном зале. Проверь там все и всех, загляни в каждый закуток и угол.

Мужчина лишь кивнул в молчании, покидая свой кабинет, в котором мы с бабушкой Кервье мерили друг друга взглядами.

— Знаешь, Ульрих, — наконец произнесла она. — Вся моя жизнь делится на два этапа. Первый — это до встречи с тем, о чем ты спрашиваешь, и второй — после. В первой половине своей жизни я была молодой и наивной девочкой, чье сердце наполнялось любовью, мысли витали в облаках, и мне казалось, что весь мир соткан из радуги и золотых нитей. Тот, кто скажет, что так жить нельзя, получит от меня по самое не балуйся, потому что именно так и должны жить все нормальные люди во всем мире. Видишь ли, даже по истечении лет, по прошествии сотни тысяч не самых чистых решений для души человека, я по-прежнему верю в добро.

— Это похвально, — вставил я свои пять копеек.

— Впрочем, ты такой же, — вернула она мне любезность. — Пачкаясь в крови и нечистотах зла, ты по-прежнему видишь мир в розовых тонах, потому что хочешь верить в добро. Ну да, наверно, сейчас будем вести разговор не о тебе.

Она устало поднялась со своего места и позвонила в колокольчик, вызывая слугу, чтобы он принес нам свежий чай.

Случилось это в те самые злополучные дни первой войны с империей. Вальери была совсем еще юна, ей тогда было примерно без малого двадцать лет, впрочем, статус жены и королевы при своем муже она уже имела. Правда, статус хоть и немаловажен, куда как больше в то время ее заботило простое женское счастье, а именно любить и быть любимой.

Да, эта железная леди тоже была когда-то девочкой, чье сердце замирало в нежных чувствах, когда ее тонкий стан обхватывали сильные и большие руки любимого ею мужчины, отрывая ее от земли, словно пушинку, и так сладко и страстно прижимая к могучей и такой сильной груди.

Вообще, насколько я могу судить из опыта жизни, подобная искренность чувств единична и должна расцениваться людьми как подарок свыше, ибо по большой сути все мы в той или иной мере подвержены низменному эгоизму с переплетением других страстей, не делающих наш род людской идеалом доброты.

Ей повезло, при всей заданности траектории движения среди браков по расчету, принятых в среде аристократии, девочка пылала чувствами и, главное, получала в ответ взаимность. Но вот незадача, злобный неприятель отрывал от нее ее мужа, который обязан был, как подобает настоящему рыцарю на белом коне, ринуться на защиту своего дома, дабы в мужественной и отчаянной схватке сокрушить поганого супостата, чтобы, купаясь в лучах славы, возвернуться назад, а именно в объятья любящей жены.

Не знаю всех нюансов, но война растянулась немного-немало, а на двенадцать лет. Да, двенадцать долгих, кровавых и опустошительных лет сплошной и бессмысленной мясорубки, в которой, увы и ах, не было места любви, зато всегда находилось время для продолжительных походов, бессонных ночей, выплаканных слез, переживаний, ранений и пустых холодных ночей, когда она одна сама с собой засыпала, крепко обхватив ЕГО подушку руками.

Что тут скажешь? Да нечего тут говорить, тут только можно руками разводить по сторонам и глупо пожимать плечами. Слова здесь будут впустую. Только вот беда не приходит одна, не суждено ей было вновь ощутить то, что было когда-то, нет. Не суждено.

Война на исходе, войска усталые и изможденные, как и две страны, погрязшие во всей этой кровавой распре, отошли к своим границам, подсчитывая потери и зализывая раны. Казалось бы, все, замолчало железо, напившись вдоволь крови, закричали на все голоса дипломаты, сшибаясь в другой, уже бумажной войне, дабы окончательно закрепить сей зыбкий мир. Это были радость и восторг, но наверно, никто так сильно не радовался в те дни, как юная Вальери, ибо она ехала к мужу, летела, не жалея ни себя, ни коней, к границе, где проходили переговоры, дабы упасть в те объятия, которых она была лишена все эти годы.

Руки дрожали, старушка пыталась совладать с нахлынувшими эмоциями, не в силах даже справиться с внесенным чаем и простыми кружками.

— Прошу, присаживайтесь. — Я под локоть отвел ее в кресло сам, отворачиваясь к чайному столику и делая вид, что целиком поглощен разлитием чая, давая ей время, чтобы справиться с бегущими по сухим щекам слезами. Ох и неспокойно мне было на душе, что-то сердце подсказывало, зря я здесь и сейчас нахожусь, развесив уши и слушая эту вроде бы безобидную старушку.

— Он бил меня, он смеялся надо мной… — Я даже спиной ощутил неимоверный порыв боли, что исторгла из себя Кервье.

— Не надо. — Я сел прямо на пол у ее ног, беря за дрожащие руки. — Не надо подробностей, я понял, это был не он, это была та тварь в его теле. Это был не он.

Я не смотрел ей в глаза, у меня не было мужества совершить эту малость, я лишь шептал и гладил ее руки, пытаясь хоть как-то успокоить.

— Это был не он, ты не могла знать… — Не знаю, почему, но я опустил ей голову на колени, ощущая, как ее рука нежно гладит меня по голове.

— Я размозжила ему голову подсвечником. — Вот так просто и буднично развенчала миф о геройской гибели своего мужа старая и уставшая королева. Тихо и спокойно она вновь проглотила слезы, топя в себе вереницу черных и жутких событий. Ее рука продолжала гладить мою голову, голос дрожал, но был сух и уверен, как у человека, верящего в свою правоту. — Голая, избитая, я лежала до рассвета под холодным телом своего мужа, не в силах более пошевелиться.

Я поцеловал ее сухие руки, вновь поднимаясь и на ватных ногах доползая до столика, где уже мне с трудом удалось нацедить в кружку горячего отвара, чтобы предложить ей, все еще вздрагивающей от спазмов накатывающих рыданий. Мыслей в голове не было, я, словно не я действовал, вручил ей кружку и вновь опустился перед ней на колени.

— Как ты уже понял, ни Финору, ни Империи больше не нужна была война. — Звякнуло блюдце, когда она вернула мне опустевшую кружку. — Все утрясли геройской гибелью, две стороны создали красивую легенду о доблестной и последней битве короля, что своим мужеством и отвагой смог показать тысячам пример благородства, а также прекратить эту бессмысленную мясорубку человеческих тел и душ.

Да, вот так закончилась та история. Мирно, тихо и спокойно страны разошлись по углам, каждая на свой лад рассказывая красивую и поучительную сказку, оставляя один на один юную повелительницу Финора со своей болью и своими никому не известными терзаниями души. Как и что ей пришлось пережить, я не скажу, и наверно, никто и никогда даже в малой степени своих прогнозов не сможет приблизиться к половине тех чувств, что скрывала в своем сердце королева.

— Я забеременела. — Ее рука прошлась по моей щеке. — Мальчик мой, я родила сына от своего мужа, будучи под властью своего врага.

— Но… — Я недоуменно посмотрел на нее. — Это не просто тварь на службе императора?

— Ты еще не понял? — Она печально улыбнулась. — Это и есть он, это и есть тот самый Вечный, это его сила, его страх, его проклятие и его благословение, император не человек, а та мерзкая тварь, что словно паразит, пиявка присасывается к чужому телу, от чего лишь становится сильней и удовлетворяет свои низменные потребности.

— Император? — Я недоуменно смотрел на нее.

— Не жди ответов. — Она достала платок, вытирая слезы. — За все эти годы мне не удалось выяснить всю подноготную этого проклятия. Знаю лишь одно, это подарок некромантов темного Дьеса, одной из благородных семей империи, что в незапамятные времена оказали какую-то услугу эльфам.

— Это же сколько лет назад было? — Я попытался разворошить горы исторических событий, о которых мне было известно.

— Неизвестно. — Она покачала головой. — Возможно, это было даже раньше становления империи как государства, а уходит корнями в те времена, когда человечество было еще единым государством. Кто теперь скажет? И по большому счету — кому это теперь нужно? Факт остается фактом, пусть и негласным, но известным среди верхов ближайших государств этой оконечности мира. Мы ничего не можем с ним сделать, что ни говори, а это достойный противник, а потому вынуждены лишь огрызаться и время от времени отбиваться от его кровавых планов по захвату власти на всем Альверсте.

— Были прецеденты? — Признаться, истории я не слишком сильно уделял внимание. — Я думал, империя только с Финором бодается.

— Не только. — Она невесело улыбнулась. — Поганец за всю эту прорву лет успел напасть на каждого соседа, правда везде получил достойный отпор, и если его соседи с той стороны находятся в негласном альянсе, поддерживая друг друга в войне, то с этой стороны, увы, мы одни, и нам поддержки ждать не приходится. Тут даже, наоборот, с юга у нас большая головная боль в виде начинающихся халифатов, в которых королей, визирей и прочих местечковых повелителей миллионы, и каждый с апломбом, каждый мнит себя пупом мира.

— И как же вы все эти годы останавливали его? — Ко мне вновь вернулся страх от осознания полноты картины.

— Как? — Она растрепала волосы у меня на голове. — Ты думаешь, Хенгельман просто так помиловали? Не одна она была в Финоре, кто практиковал некромантию, и не она одна получила работу в королевстве, а также второй шанс начать жизнь сначала. Я сразу поняла, что здесь обычными способами не справиться, а значит, нужно искать помощи. По крайней мере, то, что породило эту тварь на свет, должно было ее и убить. Негласно мне пришлось собрать у себя под боком целую службу из специалистов запретного искусства, начиная от шаманов орочьего племени и заканчивая все теми же некромантами и темными магами.

— Помогло? — Я попробовал представить себе масштабность этой картины.

— Не сразу. — Она кивнула. — Но мы научились находить его в чужих телах, мы смогли перекрыть этой твари вход во дворец, были даже моменты, когда мы были близки к поимке, но нет, слишком он осторожен, уже без малого больше пятидесяти лет не было вестей о его выходе за пределы границ империи… Но, как ты видишь, он опять здесь.

Минутная пауза помогла ей немного прийти в себя.

— Весь вопрос в амулете-кольце, Ульрих. — Де Кервье поднялась со своего места, подходя к окну. — Но здесь и сейчас мне вновь предстоит забыть свои чувства и мысли. Потому что король не знает истинной истории своего появления на свет, и нам вновь грозит война. Долгая-долгая война, потому что, увы, нам пока не под силу загнать в бездну ту тварь, что опять пытается развязать кровопролитие.

Четыре дня до бала прошли как один миг, так и не дав результата. Четыре дня коту под хвост. Как там было? И вся королевская конница, и вся королевская рать не могут… не могут. Впрочем, я тоже не смог. Мы с людьми Ганса облазили чуть ли не весь дворец, перевернули с ног на голову бальный зал, но так и не смогли найти бомбу.

Я стоял перед зеркалом, у себя дома оправляя черный камзол, украшенный вязью из золотой нити, словно галстук, примеряя воздушный отрез ткани платка, не зная, то ли повязать белый, то ли пойти во двор и сразу накинуть петлю на шею.

Провал, мой, охраны, разведки, в конце концов, всего Финора. Мы знали, что это произойдет сегодня, мы знали где, но совершенно ничего не могли с этим поделать. Митсвел Первый уперся словно баран рогом, не желая слушать доводы Гербельта и матери, слишком это, по его мнению, ущемляло его репутацию, а посему бал состоится, и эта кульминация безалаберности и глупости случится не далее как через пару часов.

«Ульрих. — Мрак по углам комнаты колыхнулся в легком волнении, донося до меня тихий голос Адель. — Хозяин дома просит сказать тебе, что он поможет».

«В чем?» — Я оторопел от подобной подачи со стороны загробного мира.

«Не знаю. — Тень растворилась, даря на прощание: — Он наконец-то нашел, а потому он вернет долг, золото, он сказал: иди за золотом».

Тяжело вздохнув, я накинул плащ, взял перчатки и спустился во двор, где меня уже поджидал запряженный возок. Пора. Пора на бал, пора лицом к лицу встретить то кровавое безумие, что вот-вот должно было разразиться, стерев меня и жалкие остатки моей репутации на этом свете. Да, именно так я расценивал грядущее неизбежное, ибо сомнений и других толкований трагедии не будет. Это сейчас Гербельт лишь с прищуром смотрит в мою сторону, а де Кервье простирает длань защиты надо мной, но что будет дальше, если король умрет от моей смертельной забавы, даже представлять не стоит. Не стоит гадать и строить прогнозы, с вероятностью сто из ста я лишусь свободы и по прошествии энного времени жизни, так как большая игра и большая политика требуют при любом из раскладов назначить виновных, наградить непричастных, а каждому по заслугам выдать слона, если ты, конечно, не верблюд.

Бабушке нужен будет козел отпущения, и я не питал иллюзий о ее мыслях, о кандидате. Ибо сударыня без толики сомнений развалила напополам череп любимого мужа, так что козел, сегодня вырядившись в лучший свой наряд, трясется по улицам города, изредка поглядывая в окошко на серый зимний город из холодного камня и тысячи безразличных лиц и судеб. Безразличных к какому-то мальчишке, что сейчас едет на свой первый и, похоже, последний в жизни бал, дабы засвидетельствовать публично свою глупость и бессилие перед судьбой, расписавшись в книге учета для неудачников.

Думаете, можно было бежать? Наверно, можно, даже не так — нужно. Но не хочу. Тупо, банально не хочу, потому что тогда я убегу от всего, чего уже достиг, от всего, во что вкладывал свое время и душу, предам память тех, кого уже нет, а также тех, кто мне дорог, но кого я скорей всего уже никогда не увижу. От мыслей становилось черно на душе и тоскливо на сердце, город бурлил, дворец сиял огнями, собирая в своих стенах сияющую нарядами, драгоценностями и улыбками знать и высший свет короны.

Красиво, черт возьми, красиво… Статно, чинно, не спеша и с расстановкой, согласно иерархии, мы, прибывающие к бальному залу, выстраивались в переливающуюся богатством колонну, ступая по ковровой дорожке. Нас поправляли вышколенные лакеи согласно очередности и статуса, дабы особо рьяные графы не посмели проскочить вперед герцогов, а бароны стали стеной от именитых, но, как правило, голозадых рыцарей. Сами понимаете, удел рыцарей — поле брани, их капитал — это честь, доблесть и отвага, так что ничего удивительного в том нет, что их поставили замыкать шествие. Так сказать, прикрывать тылы от возможного нападения, весьма глупого и мифического, как девственница в притоне противника.

— Ваше приглашение. — Низко поклонился мне лакей, беря из моих рук пропуск на бал и передавая его глашатому, что уже во всю мощь своей глотки оповестил тех, кто был внутри: — Барон Ульрих фон Рингмар-Когдейр… в сопровождении господина лера Сеньгоу Ло!

Он немного запнулся, так как обычно в сопровождении должна присутствовать дама. Скинув свой плащ слугам, прошел я в глубь богато убранного отдельного дворцового корпуса, специально построенного под званые балы короны. Впечатляет, тут явно не скупились на убранство палат, мрамор и золото, хрусталь, сотни вельмож. Наверно, такой бал не так уж и плох, здесь вполне можно найти деловых партнеров, ну и еще кое-что…

— Ты все же пришел. — У меня щелкнула отпавшая от удивления челюсть, ко мне подошла высокая статная женщина с холодными, но завораживающими своей чистотой голубыми глазами. — И не вздумай орать.

Император в теле этой снежной королевы подхватил меня под локоток, увлекая к столам с закуской.

— Прекрати брыкаться и не вздумай активировать узор защиты. — Девушка мило улыбалась окружающим. — Обещаю не вселяться в тебя, а будешь разводить панику, убью герцогиню.

— Какую? — сморозил я тут же глупость.

— Эту. — Император кокетливо наклонился, давая мне возможность заглянуть в прекрасный вырез платья. — И еще целую кучу, если понадобится, так что прошу без лишних телодвижений.

Амулет, выделенный мне де Кервье, остался в карете, так как я не думал о исходе подобных событий, а зная прыть этой твари по перемещению в толпе, я даже бы и пытаться не стал кидаться по сторонам магическими узорами, да и не позволили бы мне. Чуть впереди я увидел долговязую фигуру Нильса Ваггета, главного мага короны, да и не думаю, что среди слуг не скрываются безопасники-маги, призванные следить за порядком.

— Как ты пробрался? — Я подошел к столу, задумчиво рассматривая закуски. — Все как-то уже привыкли думать, что тебе сюда вход закрыт.

— Пусть так и думают. — Холодный блеск ее льдинок глаз наполнился весельем. — Вижу, ты уже успел пообщаться со своей подружкой Вальери. Как она, кстати, давно ее не видел?

— Прекрасно, бабуля пышет радостью и готовит новый подсвечник для скорой встречи с тобой. — Я выбрал рулетики с красной рыбкой и нежным сливочным кремом.

— Бабуля… — Он-она тяжело вздохнул. — Как время быстро летит, еще вчера от нее взгляд невозможно было отвести, а уже через миг какой-то соблезвон называет ее бабулей. Кстати, смотрю, она пошла с тобой на редкие откровения, как думаешь, почему?

— Думаю, потому, что благодаря твоей сегодняшней выходке я уже не жилец, — набив рот, глухо буркнул я. — Вот… решил, так сказать, напоследок гульнуть с размахом.

— Ничего с тобой не будет. — Красотка томно вздохнула, погладив меня по щеке. — Это я тебе гарантирую, а также то, что король останется жив. Просто не ты, не де Кервье многого не понимаете.

— Например, того, кто же конкретно впустил тебя. — Я встретился с ней взглядом. — Мы думали, все уже здесь, а на деле все только будет, так как кто-то из больших людей имеет вторые интересы.

— Попридержи-ка, юноша, язычок. — Он-она изобразила несколько наигранный смешок для подошедшей к нам группе людей. — Ваше любопытство до добра не доведет.

Я пожал плечами, разглядывая народ в зале.

— Ладно, Улич, пойду костюм сменю, а ты не вздумай мне тут под ногами путаться. — Веер в руках красавицы шлепнул игриво меня по плечу. — Скоро вернусь, и не дай боги тебе испортить даме настроение.

— Давай-давай. — Я проследил за исчезающим в толпе императором. — Тоже мне дама пик.

— Ло требует битвы. — Маленький воитель вынырнул у меня из-за спины. — Где воины, Ули Ри? Ты обещал битву!

— Воины? — Я усмехнулся, разглядев в зале одну небезызвестную мне особу. — Вон смотри, видишь красоту в ее первозданном виде?

— Женщина, воин? — Ло с сомнением смотрел на плывущую в окружении целого сонма воздыхателей в нашу сторону южную звездочку Лессу фон Каус. — Где она прячет оружие?

Маленький азиат с сомнением склонил набок голову.

— Она сама оружие! — Улыбнулся я ему и уже подходящей прелестнице. — Вы восхитительны, баронесса!

— Ну что мой, мальчик? — Она улыбнулась. — Надеюсь, мне уже в скором времени не придется краснеть за своего ученика?

Краснеть? Ах да, по программе уже вот-вот должны объявить танец, открывающий бал, я оглянулся, отмечая, что поток прибывающих почти иссяк. Признаться, я рассчитывал на то, что мне не придется корячиться, выписывая кренделя и дрыгая замысловато ножками, из-за отсутствия пары, о чем я решил не говорить баронессе во избежание срочного поиска ею мне спутницы.

— Нет, что вы! — Я учтиво отвесил поклон. — Я не разочарую вас.

— Поменьше самодовольства, Ульрих. — Она погрозила мне сложенным веером. — Именно оно выдает тебя с головой и намекает на то, что вы что-то придумали, дабы расстроить меня. Ну да ладно, пока оставлю вас, барон, пойду, найду графиню Красе, обрадую, что вы сегодня с нами.

С «вкусняшками» в одной руке, с легеньким пуншем в другой, я в сопровождении Ло бродил по залу, вежливо раскланиваясь со встречными-поперечными, ни в малейшей степени даже не представляя, кому я улыбаюсь и отвешиваю поклоны, но сами понимаете, этикет превыше всего.

— Генмар Ван Шегуэр, представительный посол Империи при дворе короля Финора! — объявили прибытие на входе слуги, так сказать, ключевую фигуру сегодняшней вечеринки. — С супругой Генриеттой Ван Шегуэр и дочерью Ровали Ван Шегуэр.

Я замер посередине зала, впиваясь глазами в супружескую пару, с улыбкой на лице входящую в зал. Обычные люди. Не высокие, не низкие, не худые, не толстые, люди как люди, две руки, две ноги и посередине умница дочка, этакий большой бантик на ножках с пальчиком во рту и непослушными локонами, выбивающимися из общей картины.

Мужчина примерно слегка за тридцать, прямой, немного дерганый, черный волос, волевой подбородок с «жопкой», как говорят в народе, про ямочку на подбородке. Жена под стать ему ростом, явно тихая и не импульсивная женщина, о чем свидетельствовал мягкий тон наряда и минимум побрякушек с погремушками на шее и руках, ну и совсем еще юное создание, может трех-четырех лет, с любопытством взирающее по сторонам и не отпускающее руку матери.

Млять.

По-другому не скажешь. Мне аж дурно стало от мысли, что уже скоро эту пару вместе с умничкой дочкой разорвет на куски, изломав и вывернув их тела в стороны, моя чудо-бомба. Ладно, еще самого посла убило бы, в конце концов, ему в коей-то мере должность позволяет подобные шалости, но зачем он семью сюда припер? Хотя ответ очевиден, центр столицы, под крылом короля, тысячи гвардейцев, столько же шпионов, магов, вельмож… Кто вообще может знать о том, что случится?

Кто-то знает.

А еще противней оттого, что знаю я.

— Не смотри туда. — Рука Ло развернула меня от вошедших, поворачивая к себе. — Такими взглядами не стоит кидаться, юноша.

— Да пошел ты, — процедил я императору, на этот раз искусно влезшему в тело моего телохранителя.

— Не надо грубить. — Резкий удар мне в солнечное сплетение заставил покачнуться и навалиться на маленького азиата. — Тише, мальчик, тише. Помни, начнешь плести магические узоры, погибнет еще больше, сохраняй спокойствие и даже думать не смей встать у меня на пути. Потому что, дорогой мой, у тебя в этом зале, если ты еще не в курсе, находятся Герман де Мирт, некая госпожа Деметра, а также прелестное и воздушное создание, такая милая и невинная леди Пестре.

Пестик? Ви тоже здесь? Я с трудом приводил дыхание в норму, собирая разбросанные мысли в кулак. Похоже, они под титулом Германа, как-никак, а граф, всей толпой заявились на бал, чего, впрочем, стоило ожидать, так как кто другой, но не девочки пропустили бы подобное мероприятие.

— Моя не понимать, ты зачем, Ули Ри, меня обнимать? — Ло оторопело моргал глазами, приходя в себя, видимо император уже покинул сию обитель.

— Господин барон. — Ко мне подскочил с поклоном слуга, разносивший на подносе вино. — Надеюсь, вам все понятно, повторять не нужно?

Взгляд хитрый, можно даже сказать, по-злому усмехающийся. Быстро, ох быстро тварь наловчилась уходить, мелькая, словно злой дух, мимолетной тенью в Зазеркалье. Неуловим, безжалостен, беспринципен, а главное — умен, от чего лишь во сто крат опасней. Император кружил вокруг меня, связывая по рукам и ногам, не давая даже банально двинуться в сторону охраны. Знает о моих близких и, что гораздо хуже, при любом раскладе может навредить.

Что же делать? И надо ли? Определенно надо, так как меня просто разрывало от ярости и злобы к этому эфемерному существу, с такой легкостью играющему с моей жизнью, моими близкими и просто с чьей-то судьбой.

— Внимание, внимание! — Мажордом вечера, в изукрашенной ливрее и с золоченым посохом, которым он трижды стукнул о мрамор пола, громко огласил своим криком бальный зал. — Прошу освободить центр, его величество Митсвел Первый с супругой королевой Леоной, а также принцем Паскалем и принцессой Катрин!

Супружеская чета чинно, словно ледокол, прошла по залу, разрезая толпу знати, сгибающуюся в поклонах и в согнутом положении пятившуюся с пути первых лиц. Ну да и мне пришлось спину нагибать, чтобы не выделяться среди общей массы.

— Такие дела, брат Ульрих. — Подмигнула мне стоящая рядом миниатюрная бабулька в совершенно несуразной шапке парика. — Смотри-смотри, нечасто этот мир видит кланяющегося императора.

— Рад приветствовать вас, дамы и господа, на восьмом зимнем балу при моем дворе! — вещал Митсвел, чья массивная фигура с постамента, на котором возвышался трон, выглядела внушительно. — Бал объявляю открытым! Прошу пары разойтись по местам!

— Ну что, Улич. — Рассмеялась бабулька, продемонстрировав мне свой впалый беззубый рот. — Уж не откажи красотке в самой малости, так сказать, напоследок!

— Других вариантов не было? — Хмыкнул я, принимая императора под ручку и вставая в общую шеренгу для танца. — Вот будет номер, если ты прямо посреди зала помрешь.

— Хех. — Усмехнулся он-она. — Смотри, как бы бабушка тебя не перетанцевала, говорят, в былые годы графиня де Капо с десяток таких, как ты, жеребцов, за ночь в мыло могла заездить!

— Это было давно и неправда, — вернул я любезность.

Скрытый за ширмой из цветного шелка оркестр медленно и плавно наполнил зал мягкой музыкой, а колонны, разбитые по принципу Мэ и Жо, стали сближаться, словно на параде тяня ножки и замысловато изгибая ручки.

Тьфу. Мракобесие. Сколько себя помню, всю жизнь не понимал и не любил это распутство, все эти танцы, а при виде «Лебединого озера», что раньше любили транслировать день и ночь по телевизору во времена моей юности, меня вообще могло стошнить. Ибо мужики в колготках, на сцене… Причем такие, знаете, в колготках-то видно, что прям хорошие мужики такие, а они, блин, вместо того чтобы на завод идти, по сцене скачут.

— Ладно, Ульрих. — Мы сблизились с а-ля императором в побитом молью парике. — Сделай лицо поприятней, ты прямо как на поминках. Отнесись ко всему происходящему немного проще, в конце концов, люди постоянно умирают, это жизнь, тут нет правых и виноватых, а к тому же, как ты уже не раз мне демонстрировал, от политики ты далек, и посему не суди строго старого интригана.

— Расслабься и получай удовольствие? — Невесело улыбнулся я.

— А почему бы и нет? — Надо отдать должное бабуле, филонить она и не думала, выдавая в строгой последовательности всю программу положенных телодвижений.

Мы вновь разошлись, а я наступил какому-то тучному господину на ногу, из-за целой вереницы таблиц, графиков и цифр, что Мак вывел, визуализируя перед моим взглядом, словно на мониторе. Это был мой шанс, пока император был в теле старой распутницы, я сканировал его со всех сторон, причем не забыл подспудно запустить компьютер на разбор схемы амулета сканера, что я скопировал при посещении дворца. Не знаю, даст ли это какой-то действенный результат, но уж точно пригодится в будущем, дабы пообломать рога особо крупному скоту. Не знаю, как оно там сложится все к концу вечера, но тебя, паршивец, я теперь так просто не оставлю, я узнаю, как тебя, гадость такую, изловить, даже если на это уйдет вся моя жизнь.

— Ну сам посуди. — Бабуля вновь добралась до моих объятий. — Ты ведь разумный юноша, даже если не умрет посол, все равно умрет кто-то другой, а этот господин Шегуэр, между прочим, далеко не святой человек.

— Редиска? — Я подхватил за талию хрупкий, практически уже мумифицированный стан своей леди.

— Что? — Император нахмурился.

— Ну, я про то, что плохой он. — Я с удовольствием расплылся в улыбке, демонстрируя миру свои новые белые зубки. — Что он там делал в Империи? Жене изменял, пил, курил, отца императора большим дождевым червяком называл?

— Шутить изволим? — Он-она вскинул бровь и поджал губы. — Похвально в твоей ситуации. Но думаю, не совсем к месту. Ты многого не знаешь и не владеешь сутью вопроса, все гораздо глубже, даже того, что ты уже знаешь. Думаешь, это мне война нужна? Старая бабулька приласкала тебя и рассказала, какое чудовище этот богомерзкий император, забыв упомянуть пару нюансов о том, кто меня в тот вечер позвал к себе, а также о той игре, что ведется вокруг Северного Грота…

— Прекрати. — Я сморщился, как от горькой пилюли, к тому же опять покачнулся из-за таблиц Мака, который радостным «зумом» в моей голове оповестил о выполненной задаче. — Мне наплевать на тебя и твою империю, мне абсолютно наплевать на Кервье и Финор, что ты, что она — вы стоите друг друга и совершенно не видите главного.

— И что же, по-твоему, главное, мальчик? — Тон сквозил презрением и разочарованием. — Правда? Честь, которой у тебя нет? Чем ты, сопляк, лучше нас?

— Смотри. — Я, элегантно припав на колено, дал своей бойкой мумии обойти меня полукругом, после чего остановился, беря ее под руку и делая положенные мерные шаги. — Смотри, Вечный, смотри и знай, что только это может считаться главным, а вся ваша возня лишь прах и тлен!

Мы шли к одному из столиков у стены, где заботливая мама, стоя на коленях, вытирала перемазанное пирожным маленькое создание в бантиках. Госпожа Ван Шегуэр стояла на коленях, совершенно не обращая внимания на приличия и прочую белиберду, чуть ли не как кошка, вылизывая с ног до головы своего пушистого котенка. И это не иллюзорно, это не наносное, за этим не стоят деньги, это не украсть, и этого не обменяешь на все сокровища мира.

— И что? — Император остановился. — Хочешь сказать, что миллионы золотых потоков, тысячи солдат, законы, правила, весь наш порядок… Да ты дурак, что ли? Есть высшее благо, когда для счастья тысяч требуется принести в жертву единицы.

— Вот себя, млять, и приносите в жертву, уроды!

Я не знаю, как так получилось, но мое «млять» и «уроды» совпало с окончанием музыки. Ну, а то, что я под взглядом тысячи удивленных глаз еще и вмазал под зад ногой старой бабушке, от чего с нее слетел парик и она совершила кувырок вперед через голову, вообще погрузило весь бальный зал в гробовую тишину, нарушаемую лишь мерно щелкающими отпадающими до земли челюстями господ, что лицезрели мое беспутство.

Хорошо получилось, что греха таить, злости во мне нагнал этот гад будь здоров. Мак переключил меня на астральную проекцию, выводя в расплывчатые тени, наполненные яркими всполохами силовых линий, а также фигурными цветными контурами человеческих тел.

«Ну что? Потанцуем еще?» — послал я мыслеречью слова маркированному компьютером образу, сливающемуся с яркой энергетикой живых тел, темно-фиолетовой сущности императора, которую я теперь благодаря скану мог отслеживать.

«Догоняй» — пришел мне ответ-усмешка.

Зал взорвался криками, от чего я вздрогнул и замешкался, давая твари сделать первый переход. Впрочем, не далеко, видимо привыкнув быть выше всех на голову, он решил полюбоваться моей ошибкой, чего я, естественно, делать не собирался, проецируя новое для себя заклинание магов-монахов с далекой империи, а именно Трепет Поднебесного Огня, удар, по сути являющийся электрошоком. Ну, тут расчет прост, я не убийца, хотя, видит бог, иной раз ой как хочется и убивать тело-носитель, смысла и оправданий нет. Мысль была оглушить, парализовать, не давая сведенным судорогой мышцам откинуть от тела проклятое кольцо, чтобы оно не смогло коснуться следующего носителя. Но увы, мне не дали сделать и шагу, нет, не толпа, удивленная бесчинством юного нахала, надругавшегося над бедной бабушкой, сработали профессионалы, причем двое из пяти среагировавших на угрозу, плотно связали меня магической сетью своих контуров заклинаний.

«Ну что, мальчик, не вышло?» — пришел ко мне гадливый смешок наблюдавшего за всем этим императора.

Мне даже Ло не смог помочь, его банально вырубили в первые же секунды, а меня уткнули мордой лица в пол, заламывая руки и заставляя рычать в бессильной ярости.

— Какого демона, Ульрих?! — услышал я знакомый голос подошедшего Гербельта.

— Это он! — прошипел я сквозь боль. — Это император, он здесь, в зале!

— Отпустите мальчика! — Это уже взволнованно произнесла де Кервье, явно спешившая в нашу сторону, было слышно ее прерывистое дыхание. — Ульрих, ты уверен?

— Да, демоны побери! — Меня довольно бесцеремонно вздернули за шиворот, ставя вновь на ноги. — Я могу показать его!

— Работаем! — Ганс хлопнул державших меня парней по рукам, как бы показывая им следовать за мной. — Веди, малыш!

Но легко сказать, куда как сложнее сделать! Этот эфемерный паразит, похоже, прекрасно расслышал наш разговор, от чего пошел по телам со скоростью приличного бегуна-спринтера, ну да зевать нам было некогда, повинуясь моим «Туда», «Левее» и «Правее», здоровяки из службы Гербельта рассекали толпу, устремляясь следом за темным, видимым лишь мной образом призрачной фигуры.

Но видимость минутного успеха не показатель выигранной битвы. Похоже, бал был испорчен бесповоротно и окончательно, нам наперерез вышла группа таких же боевиков, только уже играющих на стороне противника. К нам, естественно, подошла подмога, но, увы, и у императора это был не последний козырь в рукаве. Общая свалка с вереницей сверкающей кутерьмы, скрытой до поры до времени стали и не менее красочной ударной силы магического арсенала повергла зал в пучину хаоса. Это было неожиданно, масштаб заговора я даже в общих чертах боялся представить, на стороне имперцев сражалось порядка десятка магов и не менее трех десятков профессиональных бойцов.

В разные стороны полетели ошметки изысканных столов, драгоценных фресок и всего убранства, подпадающего под разрушительную мощь разгоревшейся битвы. Тут даже мне досталось, благо Мак блокировал по касательной два смертельных огненных заклинания.

«Не успел! Ты не успел, бомба набирает силу!» — пришла злорадная весточка мне от скрывающегося в коридорах зала императора.

Одно из заклинаний воздушной школы опрокинуло меня на пол, крутанув вокруг свой оси, от чего я упал на колени, что, собственно, сберегло мне еще толику энергетического запаса, так как над головой тут же пролетел, гудя раскаленным воздухом, огненный шар. Вокруг носились в панике люди, народ орал на все голоса, в нескольких местах уже вовсю полыхал пожар, переходя по бархату занавесов к балкам потолка, прогорклый дым выбивал слезу и наждачкой продирал горло.

Да уж, местный бомонд надолго должен запомнить этот праздник. Мысли перескакивали с одной на другую, тело вопило о своем желании немедленно покинуть эту вакханалию, но я прекрасно видел, что в проходе началась настоящая давка. Люди, обезумев, бежали по головам, не разбирая дороги, а моему взгляду предстала картина: леди Ван Шегуэр, лежащая, похоже, без сознания, и ее маленькая дочка, захлебывающаяся слезами и держащая безвольную руку матери.

— За мной! — Схватил я одного из пробегавших мимо разодетых мужиков за руку, заорав ему в лицо.

Благо внезапный помощник был не на грани паники и еще сохранял какие-то зачатки то ли разума, то ли совести. Без лишних объяснений он подхватил Шегуэр на руки, а я в свою очередь — разрывающуюся диким криком малышку. Играться в конспирацию не было ни сил ни желания, Копье Аль'Фарамута осыпало прахом приличный участок стены, через который мы и вырвались или, скорей, выпали наружу, вдыхая свежий воздух, где, пробежав какое-то расстояние, я был вынужден оставить спасенных со своим помощником, дабы вернуться назад.

Да, я побежал назад в уже пылающее здание, вопреки здравому смыслу и чувству самосохранения, потому что там еще оставались люди, там еще оставалась целая прорва людей и бомба. Моя бомба, которая может взорваться в любой миг, унося жизни сотни ни в чем не повинных людей.

«Слушай хозяина дома». — Сквозь сполохи языков огня и клубов дыма промелькнула зловещая тень призрака девушки, от чего я вздрогнул, замирая на месте. Сердце бешено застучало, и я ощутил сгущающийся вокруг меня могильный холод, прямо в языках пламени стояла полупрозрачная фигура сгорбленного старика с язвительно-насмешливым выражением лица. Старик покачал головой, поднимая руку, в которой блеснула монетка, вновь улыбка, фигура призрака изобразила щелчок пальцев, от чего золотистая чешуйка взмыла в воздух, заскользив на ребре по мраморной глади напольных плит.

«Иди за золотом, — сухо пролетел в моей голове голос старой вороны. — Я нашел. Мне чужого не надо».

Что и как, об этом думать было некогда, вломившись вновь в зал сквозь клубы густого дыма, я побежал за резво бегущей по полу прочь от меня монеткой, словно по волшебству перепрыгивающей на своем пути различный мусор и препятствия. Бой стих, внутри меня ждали лишь крики раненых и перепуганных людей, а также все более и более яростное пламя, уже местами пожирающее крышу здания. По пути я просто расстреливал стены зала, по-прежнему формируя из запасов некротики темную материю копий смерти, чем изрядно подпортил местные достопримечательности, но открыл выход на улицу блуждающим все еще в дыму и задыхающимся в угаре людям.

Дзынь!

Монетка звякнула, врезавшись в одну из центральных колонн, подпирающих свод зала. Демоны преисподней, если бомба у нее, то взрыв обрушит добрую половину всей кровли на головы людям! Упав на колени, я стал руками отбрасывать какой-то мусор по сторонам, разгребая основание и прощупывая каждый миллиметр пальцами. Что-то зацепило меня на стыке напольных плит, слишком неаккуратный для дворца зазор, местами не видно стягивающего раствора.

Используя ножку от разбитого в щепы стула, я рычагом поддел край, сдвигая в сторону аккуратный квадрат напольной плитки, с замиранием в сердце понимая, что нашел, нашел и практически уже не успеваю, так как стальной корпус уже подрагивал, и бомба обдавала все жаром раскаляющейся внутри нее воды, превращающейся в пар.

Контур руны разлетелся мгновенно, а вот остаточное тепло и продолжающийся процесс, похоже, было не остановить! По инерции температура должна еще некоторое время расти, а это время, возможно, уже и есть критический порог массы, за которой последует взрыв. Взрыв, который перечеркнет жизни десятков людей, все еще на разные голоса кричащих в зале.

Что же делать? Черт его знает. В голове был сплошной сумбур, благо опыт подсказал старинную и, наверно, уже забытую многими забаву не электрических, а нагревательных чайников. Кто помнит эту забаву под названием: «Тварь опять выплюнула свисток»? Так всегда бывает, когда ставишь чайник на плиту, ждать и караулить его долго, потому идешь к телевизору, ну а потом, когда раздается свист закипающего чайника, с сакраментальным «Ох, ё!» бежишь к нему, но никогда не успеваешь, ибо гаденыш, расплескивая кипяток, сплевывает с носика свистульку, заливая в придачу половину плиты.

Нужен прокол в теле бомбы, чтобы стравить избыточное давление, и нужен идиот, который бы на это согласился, обварившись с ног до головы кипятком. Собственно, и то и то вполне под силу одному человеку. Активировав защиту Мака и вкачав в нее все, что оставалось во мне, я встал на колени, извлекая из ножен короткий клинок, исполняющий при мне не столько роль оружия, сколько роль украшения знатного господина. Острое жало упер в оттиск стальной рубашки, зажмурившись, всем телом надавливая и просто в конце ложась на свое орудие труда. Ну а далее меня просто отшвырнуло в сторону, а к дыму и пламени добавилось еще и облако густого пара. Нож прошел хоть и с трудом, но уже начавший деформироваться металл корпуса выпустил наружу рассерженную стихию, с легким шелестом вылетающую наружу.

— Ну вот зачем ты так? — Чей-то голос стер с меня улыбку победителя. — Вот ну зачем тебе нужно было влезть в чужое дело?

Надо мной возвышался Нильс Ваггет, верховный маг королевства, кривя губы в какой-то гримасе отвращения и презрения, а Мак тут же услужливо подсказал, что тело мага уже не принадлежит ему. На крупицах энергии, уже беря взаймы у ресурсов слабого тела, я выставил классику защиты леди Десты.

— Ты, наверно, не в курсе. — Он покачал головой. — Но когда император берет женщину, он — женщина. Когда император берет воина, он — воин, а когда император берет мага…

Мой щит разлетелся под молниеносным и диким ударом, отправляя меня вновь на пол, с которого я так до конца и не успел подняться.

— Он маг!

Нога Ваггета наступила мне на грудь, плотно прижимая к мраморным плитам и не давая вдохнуть так нужный мне кислород.

— Глупый мальчишка, сколько, ты думал, я буду играться с тобой, терпя твои жалкие потуги потягаться со мной на равных?!

Император был зол, император был очень зол, он сместил ступню с груди на шею с наслаждением наблюдая, как под ЕГО ногой хрипит, задыхаясь при смерти, этот наглый и пронырливый сопляк.

Глаза мальчика закатились, показывая белки глаз, он больше не бился, пытаясь скинуть ногу с шеи, руки безвольно обмякли, спадая на пол, еще чуть-чуть, еще малость — и душа этого засранца улетит к небесам или в преисподнюю…

— Твою же мать, Ульрих! — Мужчина убрал ногу, пошатнувшись и сделав шаг назад. — Везучий же ты, сукин сын! Не допустите боги, еще раз сойтись нам на одном пути, второй раз уже не прощу…

Коляску инвалидную надо будет по весне сжечь. Осточертела она мне уже до коликов. Опять я вынужден крутить колесики, дабы перемещаться по дому, так как опять меня немножко уронили, погнули и местами даже обожгли. Не помню, кто и как меня вытаскивал из дворца, но очнулся я уже дома в заботливых руках Ло, что выхаживал меня вторую неделю, практически вновь поднимая на ноги.

Эх, мне бы покой и тишину, но, видимо, не суждено, так как практически все время меня допрашивала служба разведки, а также спецы Гербельта, хотя спасибо, что хоть к себе в застенки не возили, все культурно, под запись и неоднократно. Была и де Кервье, приехавшая как-то навестить меня и посидеть недолго у постели. Старушка все качала головой и пыталась выведать, поведал ли мне что-нибудь император из ее прошлого или нет.

Нет. Не поведал, да мне, собственно, это было и ни к чему. К политике я себе дал зарок строго-настрого не приближаться ближе чем на сто метров, спасибо, хватило и этой истории с головой. Да, посла, кстати, убили, его нашли в зале с разбитой головой, но его жене и дочке опасность не грозила, так как их под свое покровительство взял не кто иной, как сам принц Паскаль. Это было удивительно, но охрана умудрилась потерять в общей суматохе и боевых действиях целого принца, благо в этот момент я его отловил и заставил себе помогать спасать бессознательную женщину с ребенком. Принц принцем, а меж тем ничто человеческое ему было не чуждо, он не бросил тех, кого я с ним оставил, и даже после того как улеглась вся эта кутерьма, продолжал находиться рядом с этой осиротевшей семьей Ван Шегуэр.

Но все это было далеко и не близко сердцу, главное — это руки любимых мною людей. Моя маленькая Ви с утра и до ночи носилась у меня по дому, совершенно игнорируя двух старушек, бегающих за ней следом и следящих за тем, чтобы дитятко не свалилось при кормежке кракенов к ним в резервуар. Герман чуть себе лоб не расшиб, кланяясь мастеру Ло, когда тот согласился взять его к себе в ученики, а тихоня Деметра часами просиживала у моей постели, меняя компрессы и подавая питье, заодно помогая разбираться с делами и учась у меня управлению бизнесом, так как директором партнерской группы компаний с именем «Шолмер», фактически полностью принадлежащей мне, будет в будущем она. А что? Титул ей выбил Герман, так что она теперь вновь барышня из высшего общества, ну а приданое уже будет подарком от меня. Девочка расцветала на глазах, еще годик-два и придется мне с ружьем в кустах сидеть на ее свиданиях. Хех, ну или самому приглашать, так как мой организм тоже уже не тот, что прежде.

Рад, я был рад, что эта маленькая семья опять со мной рядом. Я даже не сердился на старых сестричек, это я, а не Мила, смог выбить помилование за давностью лет Априи, причем подмахнула грамотку де Кервье, тут же, между прочим, определив вторую сестричку в свою тайную темную гвардию.

— Значит, вот оно откуда ноги растут. — Ко мне в гости заглянул не кто иной, как сам Нильс Ваггет, верховный маг королевства, слава богу, в этот раз без императора! — А я готовился к долгим и пространным разговорам с этим молодым человеком, дабы всеми правдами и неправдами вытянуть из него, где же он блох нахватался!

Две старушки стояли, низко опустив головы и не поднимая взгляда, а я задумчиво тер переносицу.

— Ну, малец! — Он подмигнул мне. — Мои следователи еще при нападении на тебя рейнджеров засекли остаточный фон некротики, ну а уж то, как ты искрошил стены в бальном зале, вообще номер! Ну-ка сознавайтесь, старые ведьмы, вы учили?

— Он сам, честное слово, мы его и так и эдак отговаривали, а он лезет, везде нос сует! — тут же сдала меня Мила Хенгельман.

— Ладно. — Маг махнул рукой. — Парень молодец, в его годы достигнуть таких успехов не каждому дано, мне даже будет интересно лично взять протекцию над ним по весне, когда он войдет в стены моей академии. Хотя с вами, бесовками старыми, мы еще поговорим…

Да, скоро, уже скоро я с блаженством уйду прочь из грешного мира, закрывшись в храме наук и знаний, дабы ближайшие десять лет ни одна сволочь не могла ко мне приставать и отвлекать по мелочам, типа спаси мир, верни с того света и прочие детские шалости. Как же мне все надоело, я уже просто с вожделением жду, когда начнется моя студенческая, тихая, мирная и непыльная жизнь, без всего этого «попадалова», без всех этих приключений на мою и без того весьма уже побитую жизнью пятую точку.