Чужая Вселенная

6. Пчелы

(локкаж)

Там, где Айпейя в Апейрон впадает, эйхимбурконы тьмы морозят мысль в колодцах.

Каков смысл Дельф? Вот в чем вопрос! Полеты внутри улитки — для любознательности низших жрецов, но высшим ничего не надо, им все заранее известно. Их улыбки двусмысленны. Или они только делают вид? Обман — это и есть правда, иногда и лучше, чем правда. Реальный обман правдивее любой истины, он есть, а истина только предполагается.

Я зашел в тупик и сразу понял: увеличение скорости мышления — не благо. Когда паук прядет быстро? Когда он умеет быстро прясть или когда у него есть из чего прясть? Мне прясть было не из чего.

Как-то подействовал на меня Иуда. Что-то сделал прозрачнее. Я давно присматривался к своим ангелам-хранителям, но безотчетно. Видел и забывал, что видел. Не забывал, но никогда не имел в виду. Что едят ангелы?

Слишком мудрый лист засыхает, а сильно помудревший летит вниз. Это картина. Очень яркая картина. Откуда она? Словно слышу чьи-то слова: "Помудревший лист летит вниз…"У листопадных деревьев не бывает слишком старых листьев. Это моя мысль или опять чьи-то слова? Не много ли чести перестановкам памяти, вкраплениям реальности сновидений?

Есть странности в мимике ангелов, в их реакциях, в их реакции на мои реакции… И к тому же все заняты деятельностью, которая никому не нужна… В таком случае, Дельфы — город-государство, населеннее подопытными кроликами, кроликами жующими и играющими на барабане из собственной кожи… Ангелы — наблюдатели! Кролики — наблюдатели! А все остальные — только травка для них… Путаница мыслей!

Но в Дельфах хотя бы молчат! В остальном мире довольны сказками: живое произошло от неживого, один вид — от другого, везде — прогресс, везде — эволюция. А вопрос "Зачем все это надо?" нелеп, поскольку-де всё — естественный процесс, всё-де происходит само по себе…

Ангелы — роботы? Животные-конденсаторы? Паразиты, которые пьют росу мыслей и чувств? Люди умирают. Приходят. Уходят. Вода в океане испаряется, приходит с реками и дождем. Волны остаются. Люди умирают, приходят. Уходят. Боль и радость остается. Не чувства — для существ, но существа — для чувств, живите существа — производители вам ненужных ощущений, вам ненужных иллюзий, плетите паутину, цветите. Где ваши лепестки? Тычинки и пестики? Где нектар и амброзия, пыльца, сок, свет и цвет, биение существования? Прилетят пчелы и заберут вашу кажимость… Распадется мир никого и ничего… Вам дают его обман, дабы снять с вас сливки отношений…

Куда летишь, пчелка медоносная? О ранней весне поразведать? Из какого-такого царства воскового тридесятого? О вертоград моей сестры, вертоград уединенный… кому нард, алой и киннамон? Вечер, взморье, вздохи ветра?

Радуйся — Сладим-река, Сладим-река течет, радуйся в Сладим-реке в Сладим-реке есть мед радуйся в Сладим-реке вещанье для души радуйся к Сладим-реке к Сладим-реке спеши из потока из волны из прибрежных вязких трав из мятущейся луны из осоки и купав вечерним вьюнком я в плен захвачен недвижно стою в забытьи я — возник я — гляжу я — возник… душа — Элизиум теней что общего меж жизнью и тобою? рухнул купол Содома я вернулся к себе как статуи чей голос чужим не слышен сан крапивы лепестки мальвы сад темно-зеленый невидимые точки звезд час тоски невыразимой о чем он этот гул непостижимый? дай вкусить уничтоженья сны и тени сновидения в сумрак трепетно манящие все ступени усыпления легким роем преходящие там близкое сердцу над оливами близ шумного каскада где роза южная гордится красотой ночные тени тени без конца к свету отдаленному станем мы прозрачными и покинем там у входа покрывала наши мрачные еще темнее мрак жизни всемирной как после ясной осенней зарницы снился сон что сплю я непробудно что умер и в грезы погружен вдруг колокол и все прояснено счастье в этих звуках вот оно на дальнее кладбище меня под них качая понесли на волне ликующего звука умчаться вдаль во мраке потонуть как волна обнажает утес странно видеть лицо людское я вижу взоры существ иных есть иные планеты где ветры певучие тише где небо бледнее травы тоньше и выше где прерывисто льются переменные светы но своей переменностью только ласкают смеются я — легкий призрак меж двух миров там мы были когда-то там мы будем потом… дрожали ступени и дрожали ступени под ногой у меня в золотистом тумане утонули во мгле близ озера Обер в зачарованной области Вир в аллее Титанов в эти дни трепетанья вулканов образом нетленной красоты нежней чем фея ласкает фею миг невозможного счастия миг от черно-белого мельканья клавиш какие радуги луна ты плавишь…

А веревку все грызет черная и белая мышь по-над пропастью по-над лесом темный лес утоком тканья закатных веретен лазурных сил горючие цветы… белый саван брошен над болотами мертвый месяц поднят над дубравами ты пойди заклятыми воротами ты приди ко мне с шальной пошавою тропа неизбежная на крутом берегу волшебница нежная в вечер грозовой вышла женщина с кошачьей головой улыбается сладкая во мгле полночных волхвований яд несбыточных желаний в темном мире неживого бытия из тонкого фиала мечты порочные бесстыжие пахучие цвели на мягких крыльях сон летал тревожен и пуглив… я — царевич с игрушкой в руках я — король зачарованных стран жизнь живая Солнце мира — только я печальный ропот темный шепот не надо жить спокойно маленькое озеро как чашка полная водой бамбук совсем похож на хижину деревья словно море крыш оранжево-красное небо порывистый ветер качает кровавую гроздь рябины… ты не сможешь двинуться и крикнуть блудница перекусит горло безмолвно поднимаясь в тишину неисчислимые тысячелетья…

Она быстро бегает, описывая круги, меняя направление. Окружающие вовлекаются в танец, семенят за ней. Это побуждает их к полету. На прямолинейном участке пробега танцовщица делает виляющее движение брюшком… что это так красен рот у жабы? не жевала ль эта жаба бетель? вырвет внутренности из брюха шестипалая человеческая — рука… а в полутемной детской тихо жутко из-за шкафа платяного медленно выходит злая крыса, смотрит есть ли девочка в кроватке девочка с огромными глазами? Виляющий танец говорит о направлении к источнику взятка… кричат где сломан вяз где листьями оделась сикимора на расстояние указывает темп танца и наши тени мчатся сзади поспеть за нами не умея… рогорогое тменье теней полнится мутями все бытие полнится жутями сердце мое мы с тобой над волной голубой над волной берегов перебой и червонное солнца кольцо… чем дальше источник взятка, тем больше энергии затрачено на полет к нему и тем медленнее темп танца… летучим фосфором валы нам освещают окна дома я вижу молнии из мглы я — морок мраморного грома и возникают беги дней существований перемены как брызги бешеных огней в водоворотах белой пены и знаю я во мгле лесов — ты злая лающая парка в лесу пугающая сов меня лобзающая жарко…угол между направлением пробега и вертикалью будет равен углу между направлением на солнце и на источник взятка… как отблеском порфирородной порфиропламенной зари плывет многобашенный город туманнодалекий где тусклые сумерки жутей прорезывали рогороги… нет ничего и ничего не будет и ты умрешь и рухнет мир и бог его забудет чего ж ты ждешь? боялся я что тайну вдруг открою за гранью бытия в струях Леты смытую в бледных Леты струях милая где ты милая? и вот в колодезь ужаса я глянул и утонул мрак оттуда прянул свечу задул протяжны рыданья в глухой пещере над сверкнувшим крестом дружный визг белогрудых счастливых касаток… ключ и капелла мадонны зеркало черное глухого агата мусикийский шорох лотос разросся вокруг всюду лотос на нашем пути мыслей без речи и чувств без названия нежно-тоскливые сны невидимый рой бледнокрылых безмолвных духов только отблеск только тени от незримого очами… черная вода пенноморозная меж льдяных берегов в сияющий Эдем отворенная дверь вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос.

Клоп велиа курренс ориентируется всегда на юг, по солнцу. Он учитывает передвижение солнца и когда ориентируется по искусственному источнику света; угол между осью его тела и направлением стимула меняется в течение дня. Насекомое направляется влево от источника света утром, прямо на него в середине дня и вправо во второй половине дня. На вертикальной поверхности клоп ползет вверх и вправо утром, вверх и влево во второй половине дня.

Приди ко мне о ночь и мысли потуши парки дряхлые прядите я верю только в голубую недосягаемую твердь дальнего грома все ближе все ближе раскаты грех везде со мною как тихий ангел к востоку все к востоку летит моя душа к востоку все к востоку стремление земли… Рабочие пчелы перерабатывают в зобе цветочный нектар в мед, которым они наполняют ячейки. Пыльца пристает к волоскам. Затем пыльца собирается ножками с различных частей тела. Будто все напрасно что мы просим страстно что мелькая ясно манит нас во сне тщетно пышного рассвета сердце трепетное ждет пропадет денница эта это солнце не взойдет молюсь и каюсь я и плачу снова и отрекаюсь я от дела злого у поэта два царства одно из лучей а другое безмесячной ночи темней вечность бесстрастно играет минутными снами мы только атомы жизни случайные мира печального гости минутные на том берегу наше счастье взойдет устав по лазури чертить огневую дугу… со щеточки пыльца поступает при потирании ножек в корзиночку на голени задних лапок… мы саламандры блеск огня белая роза дышала на тонком стебле девушка вензель чертила на зимнем окне я не в силах восторга мечты превозмочь предчувствие разоблачает тайны едва откроется намек случайный объемлет вас непересказный трепет… волна на миг отбежала среди маленьких раковин розовеют лепестки опавшие хаги…

Стены дельфийского Храма вечности украшены изображением кривогранных многомерных пчелиных сот. Кто поверит, что эти изображения символизируют накопление знаний! Дельфам, как и Вечной цивилизации, знания не нужны…

Звезды закрыли ресницы ночь завернулась в туман тянутся чрез вереницы в сердце любовь и обман тени забытой упреки ласки недавней обман фиолетовые руки на эмалевой стене полусонно чертят звуки в звонко-звучной тишине в жемчугах дрожат березки черно-голые вечера эта область чьей-то грезы это призраки и сны гаснут розовые краски в бледном облике луны и на праздненствах все сказки ликом смерти смущены… в сердце надежды нездешние кто-то навстречу бегу сумерки сумерки вешние крики на том берегу… мне открылось что времени нет что недвижны узоры планет… я закрою голову белым закричу и брошусь в поток и всплывет качаясь над телом благовонный речной цветок… стала душа угнетенная тканью морозной зимы запевающий сон зацветающий цвет исчезающий день погасающий свет зарево белое желтое красное крики и стон вдалеке заревом ярким и поздними криками ты не нарушишь мечты смотрится призрак с очами великими из-за людской суеты… странных и новых ищу на страницах старых испытанных книг грежу о белых исчезнувших птицах чую оторванный миг над миром полыхает огнем закат алеют лотосы кренясь друг к другу как пьяные водою их качает… если б с ветром вспорхнуть на тысячи ли оторваться я мог от земли если б мог я срубить на луне гуйхуа с беззаботно звучащей листвой… вечереющий сумрак поверь мне напомнил неясный ответ жду внезапно отворится дверь набежит исчезающий свет заповеданных лилий прохожу я леса полны ангельских крылий надо мной небеса непостижного света задрожали струи… Из пыльцы образуется так называемая обножка. Прилетев в улей пчела снимает обножку при помощи особых шпор на второй паре ножек подошла и накрыла псалтырь на страницах осталась душа вот предчувствие белой зимы тишина колокольных высот и стало ясно кто молчит и на пустом седле смеется глухая ночь кругом тоскует непогода туман сгущается погасли фонари глухая ночь кругом глухая без исхода без яркой полосы спасительной зари.

На брюшке у пчелы находятся воскоотделительные железы. Образуемые ими маленькие пластинки воска снимаются особыми щипчиками и используются для построения сотов… серая нудная мгла снова как прежде кругом снова как прежде вползла в старый заброшенный дом… снова как прежде рушится небо… венчанный божий серп властительный Атилла пою тебя всей страстью слабых уст… я не ведаю сна я не знаю утех… видит в бурю мой призрачный взгляд словно звон похорон мой протяжный призыв прозвучит над холмами зыбей и домчит к берегам равнодушный прилив только щепы изломанных рей куда иду я? о если знать бы я только путник лишенный сил в краю где ведьмы справляют свадьбы и бродят в поле среди могил когда спасенья нет лишь он не отступает лишь он целитель мук священный Алкоголь я мчался по волнам морским громады вставали кругом я видел скелеты людей и храмы умерших богов ты в зареве веков как сфинкс на черных плитах владыка гордых снов священный Алкоголь…

С наступлением тепла в улье начинается интенсивная деятельность пчел. Они строят ячейки сотов. Наполненные медом ячейки запечатываются воском… в юности я вожделел вина и женщин к зрелым годам не пьянит ни вино ни ласка в сон как в мечеть у порога оставив туфли каждую ночь забыв про себя вступаю в башне спящей в башне желтой громкий колокола звон последний луч на минарете крылом тяжелым стерла ночь; клубясь ползет червивый и дымный ворох туч мертво рудеют ивы в этот час люди ближе к смерти только странно живы цветы в это мертвое мгновенье эта пасмурная нота жутко будит в нас сомненье и предчувствие чего-то… Некоторые омматидии глаза пчелы могут отличать поляризованный свет от неполяризованного такой же яркости… кто к окну приникающий созерцанья нестрогого не выдерживал взглядом и смеялся навзрыд чей скелет сотрясается в башне мертвого озера и под замком запущенным кто прекрасный зарыт? Я властно маню в глубину где каждый воздушно удвоен где все причащаются сну где даже уродливый строен как по реченьке выходил крут берег как по бережку растет част ракитов куст как на кустике сидит млад ясен сокол во когтях-то он держит черна ворона… А чтобы она не запела о прежнем он белую птицу мою убил промолвил войдя на закате в светлицу черных ангелов крылья остры скоро будет последний суд и малиновые костры словно розы в снегу цветут.

Если ангелы — это пчелы-медоносы, то что они собирают? Ясно одно: контакт с подопечным для них то же, что и обеденный стол…

Я по первому снегу бреду в сердце ландыши вспыхнувших сил может вместо зимы на полях это лебеди сели на луг кто-то сгиб кто-то канул во тьму уж кому-то не петь на холму листья падают листья падают стонет ветер протяжен и глух здравствуй ты моя черная гибель я навстречу тебе выхожу песню отмщенья пропоют мне на том берегу когда ночью светит месяц когда светит черт знает как сердце остыло выцвели очи синее счастье лунные ночи и кого-нибудь зарежу под осенний свист облака лают ревет златозубая высь пою и взываю господи отелись! новый содом сжигает Егудиил новый из красных врат выходит Лот…

Наступает третий период — брачный полет, «проигра» молодой самки и трутней, в результате которого матка оплодотворяется. Себе кажусь владычицей Египта когда сжимаешь ты меня в объятьях Мое унес ты сердце в Гелиополь и я ушла к деревьям рощи Всевышнему Владыке посвященной в Мемфис хочу попасть и богу Пта взмолиться блистая красотой ликует золотая и на земле светло вдали Мемфис как чаша с померанцами поставлен рукою Бога…

Амнионы клопов являются сильными ядами, проникающими в ткани через хитиновые покровы и стенки трахей. Они вызывают паралич, а в больших дозах — смерть жертвы. Амнион клопа Скаптокорис дивергенс содержит пропаналь, бутаналь, метилфуран, хиноны. Твои губы влажны властитель силы несравненны дела твои многомощный раздави скорее осла который ревет нам на погибель… Пусть журавлиха завидев черную тучу расправляет ослепительно белые крылья — мира нет для сильного духом бхикшу, вокруг личинок собачей аскариды Токсокара канис, более приспособленных к тканевому паразитизму, также происходит воспаление, но образующиеся капсулы не отличаются от капсул вокруг инородных тел. И лишь во сне над этой жизнью рея себя тая цветка касалась бабочка-психея — душа моя хорошо на зеленой луне там душа моя бродит во сне осторожно по трещинам дна как слепая ступает она а за нею зубчатая тень со ступеньки скользит на ступень. От оторванного жала рабочей пчелы исходит запах бананового масла. Дней бык пег медленна лет арба наш бог — бег сердце — наш барабан людям страшно — у меня изо рта шевелит ногами непрожеванный крик на бабочку поэтиного сердца над лбом расцветивши крыло попугая. Когда медоносная пчела жалит врага, одновременно с ядом она выделяет торибон, запах которого вызывает ярость остальных пчел. О Боже Боже ты ль качаешь землю в снах созвездий светит пыль на наших волосах шумит небесный кедр через туман и ров где на тугих ветвях кусал их лунный рот. С наступлением тепла матка начинает класть по 1000 яиц в сутки. Свет от розовой иконы на златых моих ресницах пусть не я тот нежный отрок в голубином крыльев плеске сон мой радостен и кроток о нездешнем перелеске. Торибон образуется двумя группами одноклеточных желез, протоки которых открываются на наружной поверхности квадратных пластинок, представляющих собой видоизмененные боковые части девятого тергита брюшка. А для того, чтобы выделить эпагон самки американского таракана Перипланета американа, около 10 тыс. самок этого вида держали в течение 9 месяцев в специальном сосуде. Вы сюда к пещере критяне мчитесь к яблоневой роще к священным нимфам где над алтарями клубится облак смол благовонных! Там на луговине цветущей стадо веет ароматами трав весенних сладостным дыханьем аниса льется вздох медуницы.

Принять решение после появления необычных просветлений не удалось — появилась И-та с ее способностью читать мысли:

— (Ну и что, мол, такого.) Нет обмена между кастами жрецов, нет обмена знаниями между прошлым, будущим и настоящим. Преемственность случайна и формальна, а главное всегда стирается временем… Касты жрецов соответствуют разным временам, Вечная цивилизация — вневременности…

В стену что-то шлепнуло. Порыв ветра раскрыл все двери. Не новое ли нападение летающих моллюсков?

И-та безучастно продолжала:

— В беракотовых скважинах Магальской, Антильской и Александрийской библиотек — много доантичных рукописей, однако среди их авторов нет высочайших… Знаки — кабала… Они мертвы, мертвы не только знаки, но и мысли. (Не ангелица, диктофон, — подумал Озов.) Цель — не знание, а восприятие Алгоса. Знаки его не передают. Дельфы впитывают расчлененность Пороса-Алгоса, достигают нового единства.

— Юпитер, ты не сердит (невменяемость какая!), ты подозрительно серьезен… Дельфы — противовес всего Космоса!!?

И-та что-то прочувствовала, что-то домыслила, а мыслей не прочитала. Вот она надела другую маску: под глубокомыслием засветилось лукавство, глаза задвигались в стороны.

В этот момент появился Нестор. Хранитель! Спаситель!

— Так где находится Вечная цивилизация — над Дельфами или под? — спросил его Озов.

И-та как будто про себя замурлыко-промурлыкала, приятно поменяла настрой… С какого древа только снимают таких ангелов? И пусть читает мысли… Посмотрим, как проявит себя второй "учитель".

— Под? Над? Кто меня спрашивает! Непространственник?

— И эта цивилизация… вечна?

— Не обязательно вечны ее представители. Это музей всего, что давно не существует…

— Или не существовало вообще, — вставил Ар.

— Мир неполноценен, — чуть не перешел на фальшивый шепот Нестор, — напичкан цивилизациями-недоносками. Вечная цивилизация (то есть Противоцивилизация, или сокращенно "ПЦ") помогает остальным самоисчерпаться до конца — до исчезновения — и тем самым выявиться. Ждать следующих циклов — роскошь…

— (Чем-то Нестор похож на жука…) Если Дельфы — это рука Вечной цивилизации, то Орден неспящих — крыло?

— Есть не одна вечная, их много. Они почти не враждуют, у них разные цели. Настоящая вражда — между субвечными. Она идет непрерывно, обросла сказками и легендами. Субвечным удается перескочить только через 3–4 цикла или 7–8 перпендикулов…

А не привиделись ли эти ангелы? Почему у них вид, как у тающих статуй? И-та давно растворилась в воздухе. Утомил ее Нестор, да и меня. Где я раньше видел этого старика? Вместо того, чтобы спросить это расплывающееся желе, я начал зевать… Где сон-спаситель? Где туфли с загнутыми носами? А при чем эти подводные лодки? Что это? Где я?

…у некоторых пухоедов, тлей и вшей обособленные зачатки головных долей не образуются… потому они и есть Вечная цивилизация? Кто силен своим клеточным или химическим сознанием? Протоплазматическим? Вакуумным? В сериях распада уран-свинец и торий-свинец зело много стадий между материнскими и дочерними элементами… Старый гранит ворчал в своей подземной каморке! Эту мокрую дрянь, там наверху, я больше не стану терпеть…

Города Евфрата улицы Пальмиры леса колонн среди пустынь великих что стало с вами когда переступили вы положенные смертным рубежи? и чуждыми и мертвыми мне кажутся блаженные духи… в диких розах с желтыми грушами никнет земля в зеркале зыби о лебеди стройно и вы устав от лобзаний в священную трезвость вод клоните главы… тише источники скал и поросшая лесом вершина как взрыв гранаты твои щеки из-под фаты…подумай что и ты лишь горсть песка, что жизнь порывы волн мятежных смешает, как пески на отмелях прибрежных… как будто черный снег все падает в тиши там в долгих сумерках печально-неизменных…

…холодная черта зари — как память близкого недуга и верный знак что мы внутри неразмыкаемого круга… Мы всюду Мы нигде и зимний ветер нам навстречу… И часто кажется — вдали у темных стен у поворота где мы пропели и прошли еще поет и ходит кто-то я ношусь во мраке в ледяной пустыне… дальний свет угасший вспыхнувший мгновенно и опять во мраке в ледяной пустыне… словно ветер с горы на дубы налетающий Эрос души потряс нам необоримый змей… нарви для венка нежной рукой свежих укропа веток где много цветов тешится там сердце богов блаженных от тех же они кто без венка прочь отвращают взоры… Из душистых трав и цветов пахучих ожерелием окружите шею. И на грудь струей благовонной лейте сладкое мирро! Как из чудного царства воскового из душистой келейки медовой полетела по ранним цветочкам…

Дети солнечно-рыжего меда и коричнево-красной земли мы сквозь плоть в темноте проросли и огню наша сродни природа. В звездном улье века и века мы как пчелы у чресл Афродиты вьемся солнечной пылью повиты над огнем золотого цветка зазовь зазовь манности тайн зазовь… стань братом распускающихся роз и женихом стеснительной сирени душистый свет нежный как сад в цвету проникает в меня изморозь аромата я шагаю легко и быстро по светлым лепесткам величиною в округу душистый звонкий свет пронизывает меня я покоюсь в радужном роднике на мне распадается платье Нарцисса мое сердце парит над звездным лугом среди бесчисленных звезд откликается изморозь аромата плодоносит светом цветыоблака облакацветы отражаются звоны в безмерности. Я вестник без вести певец без песни несу ностальгию забыв по дороге о чем моя весть не знаю ни песни живу точно ветер я вестник без вести.