Чужая игра для сиротки. Книга2

Она снова выкрикивает резкие и громкие слова, и на какое-то время разговор сходит на нет.

Но потом химер нова спрашивает разрешения продолжить.

— Я полагаю, девочку можно подстегнуть… принять нужное решение.

— Не ты ли только что говорил оставить ее в покое?

— Мой способ не предполагает никакого насилия, госпожа.

Нехорошие елейные нотки в его голосе заставляют меня насторожиться еще больше.

— Хорошо, — слышу уже почти покойный голос Владычицы. — Пойдем, обсудим это в другом месте.

Только когда они уходят я позволяю себе выдохнуть и вдохнуть полной грудью.

Осматриваюсь, все еще надеясь, что увижу другой пейзаж или другую комнату, но передо мной все те же темные стены, испещренные кровостоками текущей лавы — в Бездне она почти не застывает.

С ужасом понимаю, что почти привыкла к этому месту и тому, насколько оно отличается от мира, где я выросла. Интересно, а если бы я с самого начала была здесь и приняла себя вместе с Тьмой — каким бы мне тогда показался верхний мир? Слишком сладким и приторным? Или я смотрела бы на него как кормушку?

Несколько неуклюжих попыток снова вырваться заканчиваются провалом — чем больше я пытаюсь выпутаться, тем сильнее лоза оплетает мои запястья и лодыжки, и тем яростнее впиваются в кожу шипы. Мне уже почти не больно, тем более в запястьях, потому что мои руки… они уже изменились. То, что раньше лишь изредка просачивалось наружу, теперь постоянно на мне — темная кожа, удлинившиеся пальцы с длинными крепкими когтями, словно выточенными из камня. Они еще не такие как у Владычицы, но уже совершенно точно не похожи на пальцы и руки смертной.

Я подавляю приступ паники, когда в голове снова появляется образ ужасного монстра, которым я могу стать, если Владычице удастся подавить мою человечность. Нельзя и дальше быть просто пленницей этого места. Я должна найти способ сбежать и добраться до Рэйвена.

Воспоминания о нем заставляют сердце болезненно сжаться и пропустить удар.

Только бы с ним все было в порядке.

Только бы он… был жив.

Запрещаю себе раскисать — сил от этого явно не прибавится. С моим сумасшедшим герцогом все в порядке — иначе и быть не может. Он сильный и крепкий, и не из таких передряг выбирался целый и невредимый. Но Рэйвену точно не помешает моя помощь, особенно после всего, что я теперь слышала и знаю. Осталось придумать план побега.

Что там Владычица говорила о связи? То, что знает один демон — знает и она? Все это место — один большой рой?

Может быть, мне попробовать… управлять им?

Для начала — вот хотя бы этими лозами.

Мысленно смеюсь над абсурдностью этой идеи — давно я с деревьями не разговаривала! Кажется, с тех самых пор, как перестала читать сказки и воображать, будто тоненькая осинка на холме у речки — мой прекрасный принц-спаситель.

Но раз другой идеи пока нет — почему бы не попробовать эту?

Понятия не имея, как это делается, мысленно прошу лозу распутать мои ноги.

И… ничего. Пробую еще раз, стараясь, чтобы даже в голове мой голос звучал достаточно уверенно, но результат тот же — я все еще вишу в «живой» паутине, которая беспощадно душит любые мои попытки вырваться или хотя бы ослабить хватку.

Так это, видимо, не работает. Но ведь должно как-то работать?

Пытаюсь произнести приказ вслух, но шепотом, на случай если за мной присматривают невидимые шпионы. И снова ничего.

Может быть, пока я не приму свою сущность, ничего не получится?

Я пытаюсь вспомнить тот сон, который видела множество раз — побег в лесу. Теперь я знаю, что это была не я, а моя мать — Л’лалиэль. Ей было так же страшно, как и мне. Она так же хотела вырваться из плена предателей, чтобы быть собой и сохранить свою жизнь.

Я вычеркиваю из этого на герцога.

Не сейчас. Я прошу его потом, если наше «потом» случится.

Л’лалиэль боялась смерти, но она боролась до конца. А во мне — ее кровь и ее дар.

Не знаю, как это происходит — возможно, я просто сама себя накручиваю — но в какой-то момент как будто слышу ее голос где-то внутри себя самой: «Ты сумеешь, моя малышка».

Я должна.

«Ты сможешь!»

Я смогу, иначе и быть не может.

— Я смогу, — повторяю сквозь слезы, потому что все мои попытки заканчиваются похожими один на другой провалами, и шипы уже полностью вошли в мою кожу. — Я — часть Бездны, и вы должны подчиняться мне! Я — ваша хозяйка!

Не успеваю понять, в какой из моментов меня вдруг окатывает непреодолимо прекрасное чувство свободы, короткое парение — и жесткое приземление на пол.

Несколько минут просто лежу на раскаленных камнях, пытаясь осознать произошедшее.

Потолок все так же где-то там — вверху, за тяжелыми облаками из пепла и пыли, но я больше не вишу в паутине. Я свободна. А шипастые отростки змеятся ко мне по полу и стенам, приподнимаются и раскачиваются рядом с моим лицом, словно разумные зленые змеи.

И я слышу их голос внутри себя: «Приказывай, госпожа…»

Если бы я еще знала, что приказывать и что делать дальше. Пока болталась в паутине, думала только о том, как бы освободиться, а сейчас самое время подумать, как распорядиться этой свободой.

Нужно удрать из этого места. И сделать это незаметно, до того, как Владычица и ее прихвостни меня хватятся.

«Покажите путь наружу», — мысленно приказываю змеистым зеленым отросткам, и они поворачивают «головы» в сторону узкой оплетенной арки. Она словно замурована живой изгородью, но когда подхожу ближе, прихрамывая на одну ногу, ветки быстро расплетаются, освобождая проход. За ним темно, и это словно шаг в пустоту, где может быть спасение, а может — неминуемая гибель.

Но я все равно осторожно пробираюсь вперед. Стебли, как послушная свита, ползут следом.

Из головы не выходят слова химера о том, что он придумал, как заставить меня стать покорной и послушной. Почему-то именно они пугают даже больше, чем мысли о том, что в конце коридора я неминуемо наткнусь на тупик или попаду в искусно расставленную ловушку. Может, не я управляю этими отростками, а Владычица? Может, это она приказала им привести меня в нужное место, чтобы самой не марать руки?

Опускаю взгляд на свои когти и с ужасом замечаю, что они стали длиннее и темнее, и шипы, выпирающие из-под моей кожи, заметно заострились. Пожалуй, теперь я легко могла бы использовать их как оружие.

Но что все-таки придумал химер? Если он провернул все это и обвел герцогиню вокруг пальца — нельзя недооценивать его хитрый ум.

Коридор внезапно заканчивается крутой лестницей. Я карабкаюсь вверх, туда, где над головой появляется и растет тусклое желтое пятно света. Зеленые «змеи» взбираются следом, и пару раз, когда от нехватки сил и усталости моя нога соскальзывает со ступени, рядом обязательно оказывается зеленая поддержка. Наверное, только благодаря этому, я не срываюсь вниз и доползаю до самого края.

Подтягиваюсь, заползаю в маленькую комнатушку странной многогранной формы, где каждая грань — это запертая дверь. Я осматриваюсь, пытаясь найти различия, но они похожи друг на друга, как близнецы. Зленые стебли ползают за мной, как верные собачонки, но вряд ли они могут помочь выбрать правильную.

Что за лабиринты?!

Я с досады топаю ногой и наугад выбираю первую попавшуюся дверь — заперто. И сколько бы я не пыталась ее толкать или тянуть на себя — не поддается.

Берусь за следующую, но и она заперта. Следующая, следующая, пока из двенадцати запертых дверей не поддается только одна, да и то приходится прикладывать все силы, чтобы хоть немного сдвинуть ее с места. На вид — обычная дверь, разве что из камня, но весит как целая гора. И все-таки, я освобождаю достаточный проход, чтобы кое-как, царапая ноги и бока, протиснуться на ту сторону.

Там снова темень — хоть глаз выколи.

Я осматриваюсь, потревоженная внезапным странным шумом, но через минуту, когда глаза привыкают к темноте, я замечаю рытвины в стенах, и торчащие оттуда змеистые тела моих «зеленых» спутников. Не думала, что скажу это, но мне как-то спокойнее, когда они рядом.

Мы идем дальше, и с каждым шагом коридор становится все шире. Теперь уже очевидно, что он вырыт где-то очень глубоко, потому что здесь стоит невыносимая жара, которая почему-то словно возвращает меня к жизни. С потолка свисают гроздья странных корней, то тут то там прямо в стенах сверкают тяжелые кроваво-красные кристаллы. Это Игнис, кажется? Но я никогда не видела их такими большими! После испытания с Аспектами я на всякий случай кое-что прочла в книгах, которые нашла в библиотеке, и почему-то хорошо запомнила, что большие кристаллы Игниса особенно опасны. Кажется, потому что они могут взрываться от любого неверного движения и наносят разрушения огромной силы.

На всякий случай держусь от них подальше.

Когда где-то впереди появляется странный низкий гул, я настораживаюсь. Это как будто… клокочет вулкан прежде чем извергнуться. Не знаю, откуда это в моей голове, потому что никогда в жизни не видела не то, что вулкан — даже просто высокие горы, но почему-то точно знаю, что он бы издавал именно такой звук. Лозы-змеи устремляются вперед, нетерпеливо подталкивая меня в спину, когда я то и дело опасливо замедляю шаг. Они как будто поторапливают не раздумывать.

Шаг за шагом — и вот уже гул превращается в низкий настороженный рык.

Я останавливаюсь и оглядываюсь назад. Если бы у меня был еще хотя бы один запасной вариант выхода — я бы не задумываясь дала деру из этой пещеры, но выхода у меня нет, а мои единственные поводыри, на который приходиться рассчитывать, настойчиво ведут меня сюда.

— Ладно, Тиль, — храбрюсь и рассматриваю свои потемневшие когтистые руки, — хуже уже все равно не будет.

С каждым следующим шагом воздух все больше накаляется, и коридор постепенно расширяется до размеров огромной пещеры, у дальней стены которой лежит что-то огромное и темное, покрытое ужасающими наростами. Это запросто можно было бы принять за земляную насыпь, если бы она не приподнималась вместе с сиплым вдохом, и не опускалась, издавая тот самый ужасный рык.

И только присмотревшись, замечаю длинный тяжелый хвост с тяжелой гирей на конце, и пару лап, накрепко сцепленных тяжелыми кандалами.

Это… дракон?

Не такой большой как тот, на котором летала Владычица и какой-то весь как будто изрезанный ударами плетки, но все же — настоящий.

И с крыльями.

Я неосторожно иду дальше и когда под ногой что-то хрустит, большая и тяжело дышащая туша замирает, и хвост, который до этого мирно лежал на земле, приподнимается, оглашая пещеру тяжелым лязгом цепей, которыми к нему прикован шар с шипами.

Замираю, испытывая странную смесь ужаса и нерешительности.

Ну дракон, ну и что?

Они, я теперь это точно знаю, существуют не только в сказках.

Я рискую сделать еще шаг, но на этот раз хвост поднимается еще выше и с глухим ударом опускается на землю. Гиря выбивает клочья земли и поднимает облако пыли.

Змеи-лианы прячутся мне за спину. Не знаю, есть ли у них разум, но если им страшно, то прятаться за спину тщедушной девчонки — не самая лучшая идея. Интересно, зачем они меня сюда привели? Может, чтобы скормить меня этому… летающему чудовищу?

Еще один шаг, который я делаю, на всякий случай выставляя вперед ладони. Меня это точно не защитит, но друг придаст более миролюбивый и менее аппетитный вид? Хотя, с такими когтями, я бы не назвала себя такой уж невинной лапочкой.

Шаг за шагом, я подбираюсь к все еще мирно лежащей на скованных лапах огромной рогатой голове, покрытой глубокими старыми шрамами. Лианы ползут за мной, но уже не рискуют высовываться вперед.

У меня странное чувство, что дракон как будто… странно мне знаком.

Плачущий, что за глупости? Откуда бы мне быть «знакомой» с чудовищем, о котором я раньше знала только из старых книг? Я поскорее избавляюсь от этих сказочных мыслей, и пытаюсь сосредоточиться на внутреннем спокойствии. Это дракон, у него есть крылья. А крылья — то, что нужно, чтобы сбежать из Бездны. По крайней мере, мне так кажется.

Наконец, я подхожу так близко, что уже могу различить на сплошном черном фоне выразительные ороговевшие души ноздрей, из которых вырываются тяжелые облачка пара. И выступающие из пасти потемневшие клыки, очень похожие на шипы на моих руках.

Может, он не сожрет меня хотя бы потому, что признает родственную душу? Ну или посчитает частью роя.

И как раз когда я думаю о том, как бы поосторожнее разбудить чудовище, прямо перед моим носом вздрагивает и медленно приподнимается тяжелое кожаное веко, из-за которого на меня смотрит алый взгляд с тонким, как у змеи, зрачком.

Я хочу попятится назад, но мои зеленые сообщники пихают в спину, перекрывая пути к отступлению.

А тем временем, открывается и второй глаз, и морда, отфыркиваясь, словно кошка, медленно поднимается над землей на длинной крепкой шее. Выше и выше, посыпая мою голову слоями пепла и щедро обдавая раскалённым паром. Перед моим носом появляется сначала вся закованная в кольчугу чешуи грудная клетка, а потом — такое же неприкосновенное брюхо, в котором как будто клокочет алое пламя.

Пожалуй, я поторопилась, решив, что дракон намного меньше того, на котором летала Владычица. Он определенно уступает в размерах, но не настолько, как мне сперва показалось. Скорее, все дело в его изученности и явном истощении — он грузно и, из-за цепей, немного неуклюже переставляет лапы, осматривая меня сверху скорее как любопытный и настороженный пес, чем как голодный хищник.

Я точно сошла с ума, но теперь еще больше уверена, что уже видела это чудище.

И даже летала на нем, без седла и стремян, где-то очень высоко, за серыми облаками пыли, которые здесь перекрывают все, и даже небо, каким бы оно ни было.

Дракон медленно опускает шею, и на минуту мне кажется, что он раздумал и собирается проглотить возмутительницу его покоя, но он лишь почти вплотную прижимается ко мне ноздрями и с шумом втягивает воздух. Нюхает, как собака, долго и тщательно.

Я выставляю вперед ладони, жмурюсь, воображая, что откусить их такой громадине вообще ничего не стоит. Вместе с руками — до самых плеч. Но дракон продолжает тщательно «пробовать» мой запах. Не похоже, чтобы он собирался мной позавтракать.

Когда из огромной зубастой пасти появляется черный раздвоенный язык, весь перепачканный в вязкую маслянистую слюну, и облизывает мне ладонь, я почему-то совсем не чувствую отвращения. Это как будто какой-то ритуал, после которого раны на моих изуродованных руках начинают как будто меньше болеть. А рогатая башка дракона совсем уж по собачьему тычется мне в грудь, как будто выпрашивает ласку.

Я осторожно, стараясь не делать резких движений, поглаживаю его сначала по ноздрям, потом — выше, по поцарапанной морде до того места, что должно быть похоже на щеку, но больше напоминает рассеченную на прилавке тушу мясника-недоучки. Дракон рыкает, стоит мне случайно зацепить покрасневшую рану, с которой свисают ошметки кожи.

— Болит? — Сама не понимаю, как произношу это вслух. Совсем сбрендила — разговаривать с драконами, да еще и на человеческом языке.

Но, к моему изумлению, чудовище как будто согласно моргает, устало пряча змеиные глаза за сморщенными веками. Косолапо перебирает по полу, разворачиваясь ко мне боком, и я с трудом сдерживаю вздох, потому что одно его кожистое крыло беспощадно разорвано в клочья, и больше напоминает парус ветхого и разбитого о рифы парусника, который больше никогда не выйдет в море.

Бедного дракона как будто нещадно стегают каждый день, не давая ранам затягиваться.

Да что же это такое?!

Внутри меня что-то глухо трепещет и стонет, потому что пока я осторожно провожу ладонью по изуродованному телу, я словно собственной кожей ощущаю каждый удар.

Как будто это меня каждый день тыкают острыми палками и стегают железной плетью, морят голодом и измываются.

За то, что не уберег.

«Одно целое» — слышу в голове тот голос из снов.

Голос моей матери, вслед за которым перед моим взглядом проносятся образы ее прошлого — яркие и сочные, иногда даже счастливые и беззаботные, потому что она была свободна, летая на своем друге.

Он был ей другом — может, не самым большим из кладки, не умеющий толком дышать огнем и не самый быстрый, но он ее выбрал, а она выбрала его, даже не взглянув на более сильных самцов.

Но он не уберег ее.

Я чувствую, как под моей ладонью изодранный бок наполняется вздохом и рыком боли.

Каждый день все восемнадцать лет, его пытают и мучают.

Потому что не могут убить, пока в нем живет хотя бы маленькая, но частица души Л’лалиэль.

Та самая, которая я теперь чувствую и в себе тоже.

Как и ее смех, ее улыбку. Ее мечты о мире, в котором Тьма и Свет могли бы стать одним целым.

— Я больше никому не позволю причинять тебе боль. — Тянусь руками к толстой шее и обнимаю ее изо всех своих сил. — Ты не виноват. Никто не виноват. Только людская злоба и жажда власти.

Дракон фыркает и это звучит почти как согласие.

По крайней мере, во всем этом ужасе, я обрела кое-что настоящее — друга.

Глава шестидесятая: Герцог

Когда я был немного моложе и меня гораздо чаще тянуло на разные подвиги, я знал столицу вдоль и поперек. Каждый закоулок, каждый поворот. И, само собой, каждое пригодное для «скрытых» встреч место. А их, по счастью, еда ли наберется крепкий десяток. Это только кажется, что в городе, где почти на каждом шаг то таверна, то «наливайка» кишмя кишит местами, где двое заговорщиков могут встретится практически у всех на глаза, но никто даже не взглянет в их сторон, а на самом деле, почти в каждом таком месте всегда торчи парочка ничем неприметных типов, которые умело маскируются под пьянчуг и забулдыг. Это — мои Зрячие, и они всегда настороже: подслушивают, подсматривают, запоминают и приносят в мою паутину.

Но все это — ловля мелкой рыбы. Можно вскрыть шайку контрабандистов, можно накрыть бандитов-головорезов, можно даже предотвратить сговор неверной жены с убийцей, и спасти жизнь ее богатому и верному короне муженьку. А можно и не предотвращать, если корона от его «безвременной кончины» только выиграет. Все эти ежедневные грязные дела — как будничная стирка грязного белья. А вот настоящие заговоры зреют совсем в других местах — чистых от моих Зрячих, заманчиво пустых или, наоборот, удобно многолюдных. Именно в таком месте однажды и опался гнилой герцог.

Именно в таком месте, как оказалось, теперь собирается провернуть свое дельце его поганая дочка. А говорят только преступников тянет туда, где они уже однажды пустили кровь.

Если бы я только не был скорее мертвым, чем живым, я шел бы на эту встречу в куда более приподнятом настроении, но сейчас моя голова слишком забита тремя вещами: как сдержать голод, как вернуть Тиль и как, Хаос его подери, предотвратить войну, которую Артания неминуемо проиграет?

Есть еще одна вещь, от которой я намеренно шарахаюсь, как невинная девица от каждой тени в одиноких переулках, но она все равно настырно ввинчивается в виски.

Эвин собирался использовать Тиль.

Самым гнусным из возможных способов.

Он — мой лучший друг. Единственный, чего уж там — в Артании больше нет людей, которым бы я так или иначе не перешел дорогу. Об этом даже ходит парочка скабрезных поговорок. Но мы с Эвином всегда были не разлей вода, и я делал для него гораздо более гадкие вещи, чем та, за которую вдруг сам же его и осуждаю. Почему мне было не жаль всех тех людей, которых мы, не задумываясь, раньше просто смахивали с доски, как разменные пешки, чья единственная цель — выманить из укрытия более крупную фигуру? И почему я схожу с ума от злости, стоит лишь представить, то Эвин точно так же собирался использовать мою Тиль?

Может, потому что есть это проклятое «моя»?

Я сворачиваю в подворотню, шлепаю своими начищенными до блеска сапогами прямо по лужам вязкой грязи. Место, куда я собираюсь попасть, не любит чистюль.

Еще два квартала, потом — вниз, по крутой узкой улочке до самых доков. Здесь даже сквозняки пропитаны вонью несвежей рыбы и морской солью. Из доков — еще дальше, туда, где около кладбища разбитых кораблей ютится маленький кабачок под простой вывеской — «Старая треска». Тут всегда полно не просыхающих матросов и бабенок свободных манер, готовых за пару монет задрать юбки перед голодными до любой промежности мужиками, только что вернувшимися из долгого плаванья. Осматриваюсь, нахожу неподалеку шатающегося пьяного матроса и за пару монет забираю его замызганный грязью и соль плащ, и треуголку, которая выглядит так, словно ее вынули из задницы свиньи.

Я прихожу раньше, чтобы занять стол неподалеку от того, за который, я уверен, сядет герцогиня с ее приспешниками. Он как раз почти в самом дальнем углу, в тусклом пятне тени, куда не попадает, ни свет из окна, ни тусклое пятно света лампы под потолком.

Усаживаюсь и, чтобы слиться с местом, сутулюсь над стаканом вонючего пойла, которое приносит хозяин.

Проходит еще много времени, прежде чем дверь кабака открывается и, пригибаясь под низкой притолокой, внутрь заходит долговязая фигура, завернутая в черный плащ. Мне даже не нужно пытаться угадать, кто это может быть, потому что осанка Вдовы мне отлично знакома. Она слишком выдает себя, брезгливо шарахаясь от каждой отрыжки, и если бы только кому-то в этом богами забытом месте, взбрело в голову осмотреться, ее бы точно заприметили. Но всем посетителям «Трески» интересно только содержимое своих щербатых кружек, и чтобы в них как можно дольше не показывалось дно.

Когда спустя несколько минут к ее столу никто не идет, она начинает нервно озираться. Не привыкла, что в мире, куда ее хотят выкупить, всем плевать на привилегии и этикет. Здесь ей разве что с уважением и почтением вспорют брюхо, когда станет бесполезна. Так герцог поступал со своими сообщниками, так же — я теперь это точно знаю — герцогиня поступает и со своими.

Но стол Вдовы пустует еще недолго. Компания, которая вваливается в кабак следом за ней, выглядит помятой и «навеселе», но все это — показуха, причем не самого лучшего пошиба. «Пьяный» на самом деле крепко стоит на ногах, а туберкулезник кашляет низко, явно не из груди, а для вида.

Последний, самый мелкой в этом трио, выряжен под мальчишку, но женские округлости не в силах скрыть даже мешковатая одежда. Я знаю, что это Лу’На, и еще никогда в жизни мне не было так тяжело усидеть на месте, и не поддаться искушению свернуть кому-то шею прямо сейчас, еще до того, как это сделают мои руки. Она как бы невзначай вертит головой, осматривая зал. Я физически ощущаю ее взгляд на своем виске, но он не задерживается долго.

Самоуверенна, как и ее дохлый папаша. Хорошо, что некоторые глупости передаются по наследству вместе с кровью. Будь змея хоть немного поосмотрительнее — Эвин мог бы запросто потерять корону в этом противостоянии.

— Я не привыкла ждать! — слишком громко и слишком изысканно для этой конуры, возмущается Вдова. — Что это за игры, гер…

— Тише, — холодно осаждает ее пыл девчонка. — Вам надо быть тише, дорогая, если не хотите стать первым членом Тайного совета, которого вздернут.

Черная вдова отмачивается. С того места, где я сижу, тени почти полностью скрывает лица всех четверых, но я все же отмечаю обветренные багровые щеки тех двоих «пьянчуг», которые пришли с герцогиней. Воздушные лорды и, видимо, не самые мелкие чины, судя по тому, что плащ одного задрался и из-под него предательски выглядывает вышитая серебром перевязь и дорогая, хоть и потертая кобура ручного мушкета.

— И так, — как раз начинает он, — называй свою цену, да поживее.

Я слышу выразительное фырканье члена Тайного совета. Уж она-точно не привыкла к такой фамильярности.

Слышу скрипы ее табурета, когда пытается встать.

Шорох руки, которой герцогиня хватает ее за локоть, силой усаживая обратно за стол переговоров.

— Десять тысяч дукатов. — Лу’На без прелюдий называет свою цену. Это определенно громадные деньги. На мой памяти впервые кто-то так щедро платит за продажную душонку. — И вы сделаете так, чтобы в нужный момент все члены Тайного совета проголосовали против правления Эвина.

— И еще только же получите, когда они подпишут капитуляцию, — хрипло добавляет третий.

Я мысленно присвистываю. Двадцать тысяч золотом? Да в такой куче золота можно нырять и ловить мокрель!

Судя по тяжелому дыханию Вдовы, она с трудом представляет такое богатство, и не может толком представить, куда девать этакую кучу денжищь.

Переговоры начались минуту назад, но их исход уже очевиден.

Никто в здравом уме не откажется от такой кучи денег.

Я украдкой еще раз осматриваю зал. Ив донесла Эвину о месте и времени встречи, значит, где-то здесь должен быть его человек. Меня немного беспокоит, что в разношерстной толпе пьяных и вонючих матросов, я не могу угадать «фальшивого». И дело не в то, что главный Палач короны потеря нюх. Я без труда, по одному только рисунку соли на замызганных брючинах расскажу о каждом, кто сидит в зале с кружкой пойла, то он и откуда.

Дело в том, что никто из них не похож на шпиона Эвина.

А он бы не стал рисковать, посылая на такое важное дело только одного человека. Я бы первый покрутил пальцем у виска, если бы он выдал что-то подобное. Но Эвин всегда был прагматиком, и не в его правилах так глупо рисковать. По моим подсчетам, в кабаке должна торчать целая «замаскированная армия», но ее нет. Я же не сошел с ума, чтобы настолько ошибаться.

Значит…

— Вы не представляете, о чем просите, — прислушиваюсь к уже порядком присмиревшему голосу Вдовы. — Капитуляция? Никто из членов Тайного совета не пойдет на это!

Мысленно прищелкиваю языком. Ну зачем же так категорично, я вот точно знаю парочку, готовых продаться хоть завтра, и неоднократно говорил Эвину о том, что его доверенных лиц следует давним давно погонять плеткой, острастки ради.

Судя по выразительной усмешке герцогини — наши мысли сходятся.

— Никто не просит от вас невозможного, — голос Лу’На звучит слишком уверенно. Похоже, весь шпионский корпус Ивлин все-таки отвратно работает, и уже прозевал парочку подкупов. — У вас будут союзники. Но большинство все равно придется… уговорить.

Мне стоит больших усилий остаться не хлопнуть ладонью по столу. Исключительно от гордости, что снова оказался прав.

И все же — где люди Эвина?

— Хватит рассусоливать, — басит первый. Он из троицы самый плечистый и тучный, и его обвислые щеки такого выразительного багрового цвета, что ими можно затравливать диких быков. — Вольные люди Летающих островов платят золотом не за то, чтобы еще и указывать, как да что. Сама придумай, раз такая умная. Не зря же зад отсиживаешь в Тайном совете.

Вдова все равно колеблется — я хорошо слышу ее сопение в нос. Оно мне знакомо — имел «удовольствие» слышать его каждый раз, когда старой кошелке не удавалось пропихнуть свое решение или подсунуть Эвину угодный вельможам закон. Но сейчас дело куда серьезнее. Уж кто-кто, а Черная вдова точно знает, что у Эвина с предателями очень короткий разговор, хотя ради нее он, пожалуй, сделал бы исключение.

— Когда? — спрашивает она, продолжая избегать точного ответа, и воровато озирается. Снова скользит по мне взглядом и снова не замечает, хотя на этот раз я смотрю на нее почти в упор. — Я должна знать, за что подставляю свою голову.

— Кто много знает — тот у палача под клеймом громчее кукарекает. — Тощий издает саркастический смешок. — Решай, госпожа, наше время дорого. Или, может, мы слишком щедро платим? Так можно…

— Хорошо, — резко перебивает Вдова.

Очень предсказуемо. Она еще толком не представила всею эту кучу золота, но жадность уже подняла голову и крепко вцепилась когтями в каждый дублон.

— Всегда восхищалась вашим благоразумием, герцогиня, — елейно нахваливает Лу’На. — Поэтому взяла на себя смелость приказать своим людям отправить сундуки с золотом в ваше загородное поместье. Когда будете там в следующий раз — загляните в подвал. Вас ждет большой сюрприз.

Хаос подери, если бы я только так ненавидел эту девку, я бы искренне ею восхитился. Настоящий злодейский расчетливый ум. Она все продумала.

— Но как… — Вдова едва дышит, захлебываясь от возмущения. — Кто… позволил?

— Ваш камергер такой милый, — как ни в чем не бывало, продолжает щебетать герцогиня. — У него четверо детей и трое внуков, вы же знаете? Трое маленьких невинных внуков, и пара очаровательных близнецов. Они как раз гостят у моих друзей.

Я замечаю ее как бы невзначай поднятый вверх палец.

Ее друзей там, в небе? Брать в заложники детей — очень в духе дохлого герцога. Дочка взяла папашины мерзости и щедро приправила их своими собственными.

Если бы что-то пошло не так и Черная вдова не согласилась бы на щедрый подкуп — люди Эвина быстро узнали бы о странных сундуках с золотом. Готов поспорит, что там есть пара монет с чеканным профилем дохлого герцога.

Выбор без выбора.

— Старый тупица, — сквозь зубы шипит Вдова, но ее гнев никому не интересен.

— Я рада, что мы договорились, — уже без интереса и кривляний, говорит Лу’На, вставая из-за стола. — Уже скоро. Будьте готовы, герцогиня.

Двое ее спутников поднимаются следом.

Никто в зале не обращает на них внимания.

Эвин не мог ничего напутать.

Если только Ивлин не назвала ему другое время встречи.

Если только она тоже не получила сундук с золотом.

За то, что отправила Эвина прямиком в ловушку.

Глава шестьдесят первая: Герцог

«Какой же ты тупица, герцог Нокс!» — мысленно поношу себя самыми последними словами, протискиваясь к двери, нарочно хромая то на одну, то на другую ногу.

«Всевидящий и всезнающий Инквизитор! Глава целого корпуса Зрячих! Человек, без чьего ведома даже птица не вспорхнет с ветки! Какой же ты… осел!»

Все это время я был так занят попытками разгадать одну загадку, что пропустил то, что творилось прямо у меня под носом. Пропустил настолько нелепо и наивно, что впору хватать все ордена, ленты и медали за заслуги перед короной, и спускать их в сортир!

Браво, герцогиня!

Трижды мое почтение и браво! Вашему отцу подобные лабиринты даже и не снились!

Я продолжаю ковылять к двери, стараясь не выделяться из массы таких же, как и я, пьянчуг. Мне на счастье, парочка тоже решает выйти освежиться, и наша «шумная компания» не может привлечь внимание даже самого искушенного наблюдателя.

Если Эвин пошел прямиком в расставленную герцогиней и моей… гммм… чтоб ее Бездна задрала, невестой, то почему я тогда здесь? Почему Ивлин назвала мне реальное место встречи, прекрасно зная, что я увижу и услышу?

Нутро щекочет от желания оглянуться на герцогиню и ее приспешников, убедиться, что никто из них уже не заносит кинжал мне в спину. Когда бредущие передо мной пьянчуги распахивают дверь, соленый морской бриз щекочет затылок холодом. Колючим противным холодом, очень похожим на лезвие востро наточенного стилета, которым убийцы режут глотки доверчивым овцам.

Может, я и потерял нюх — старость, мать ее за печенку! — но инстинкты все так же исправно мне служат. Они слишком глубоко в моем нутре, почти такая же часть меня самого, как руки и ноги.

Я успеваю отклонится всего на полвздоха, когда холодное черное лезвие вспарывает воздух около моей шеи.

Хаос бы их всех…!

Разворачиваюсь на пятках, на ходу хватаю кувшин со стола и бью наотмашь, снизу вверх.

Место, скорость и сила удара — этого достаточно, чтобы понимать, что бьет тот, который большой и крупный. Он на голову выше меня, а значит, нужно бить снизу, под челюсть, дном глиняной бутыли.

Хруст врезавшихся друг в друга зубов звучит как музыка.

Здоровяк запрокидывает голову, но руками все равно пытается поймать меня за грудки.

Я дико голоден, поэтому даже его вонючая кровь, фонтаном брызнувшая изо рта, для моих демонов пахнет слаще меда из первоцветов. Чтобы свалить его с ног, нужно лишь мгновение.

Прыжок, железная хватка обеими руками в глотку.

Надавливаю на кадык большими пальцами.

Кто-то пытается поймать меня за плечи. Тот мелкий, хриплый. Я ему не по зубам.

Особенно, когда под моими пальцами приятной сладостью звучит хруст лопнувшего хряща и здоровяк выпучивает моментально налившиеся кровью глаза.

Есть. Я голоден. Я зол.

И, Хаос и все его выродки, я безумен.

Во мне нет ни капли сострадания или отвращения, когда мои клыки впиваются ему в глотку, вместе и вырывают кусок плоти. Кровь хлещет в рот, заставляет глотать жадно и быстро. На вкус как помои из придорожной канавы, но бывало и хуже. Главное, что мое тело наполняется силой.

Я готов убивать без разбору, потому что Тьма окутывает мою душу стальными цепями, запрещает думать о благе и свете. А демоны сладко льют в уши обещания всевластья и вседозволенности. Здесь нет никого, кто смог бы остановить меня.

Во всей Артании…

Что-то тяжелое опускается мне на голову и на мгновение глушит сухим треском.

Взбрыкиваю, трясу башкой, как сонный мерин.

Это секундная задержка.

За шиворот подтягиваю тушу здоровяка, медленно вставая на ноги. Я пожираю его кровь, пока в нем еще бьется сердце. Дохлятину не станут есть даже голодная Тьма внутри меня.

Натыкаюсь на взгляд того, другого. Замечаю обломок доски в его руках. Приятною моей черной душе панику в глазах. Будь я простым смертным — он бы прошиб мне башку.

Лу’На пытается смешаться с толпой пьянчуг, чтобы незаметно, в общем хаосе, выскользнуть наружу. Усмехаюсь. Странное дело — минуту назад они были пьяны до поросячьего визга, а стоило замаячить опасности — крепко стоят на ногах и точно знают, куда бежать.

Сглатываю соленый, на вкус как железная стружка, сгусток.

Каждая мышца в теле вибрирует от слишком резкого прилива сил. В другое время я бы ни за что не позволил себе так увлечься, чтобы потерять контроль, но сейчас мне все равно.

Из-за своей самонадеянности, я подставил лучшего друга.

Из-за своей самонадеянности, я потерял… любимую женщину.

Стол рядом оказывается очень кстати, чтобы швырнуть его в стену около двери. Делаю это одной рукой, почти не чувствуя напряжения мышц. Обломки разлетаются в стороны жалящей острой шрапнелью, попадая в податливые мягкие тела.

Запах крови наполняет воздух дурманящим ароматом.

Я отшвыриваю уже бесполезное и начавшее коченеть тело толстяка, подхватываю валяющуюся рядом щепку и без сожаления втыкаю ее в шею удирающего коротышки. Удар такой сильный, что дерево проходит через основание шеи насквозь.

Беру тощего за шиворот, разворачиваю и поднимаю над землей. Жизнь вытекает из него и капает на пол по еще дергающимся в предсмертной агонии ногам.

— Подыхаешь ты не так эффектно, как покупаешь продажные души, — говорю ему в лицо, впитывая муки его последних мгновений.

Тьма во мне ликует.

Никогда в жизни я не позволял ей устраивать такую вакханалию, но сейчас уже все равно.

Впереди осталось самое вкусное.

Одна — Черная Вдова — пытается забиться в угол, скуля как побитая собака. Ей повезло не дать деру вместе со всеми, иначе валялась бы на полу, как мелкая дрянь, нашпигованная деревянными щепками, как праздничный гусь. На Вдове же ни царапины.

— Я не… не… не… — блеет продажная тварь.

Я прикладываю палец к губам, призывая ее заткнуться, и подбираюсь к ее убежищу на мягких лапах, как хищник. Герцогиню все время держу в поле зрения — она пытается ползти, но теперь я найду ее даже с завязанными глазами, по вонючему запаху крови.

— Это была просто игра! — верещит Вдова.

Я затыкаю ей рот всего одним движением.

Сворачиваю шею.

А когда безжизненное тело глухо падает на пол, чувствую себя глубоко удовлетворенным, потому что в глубине души мечтал сделать это на каждом заседании Тайного совета. Собаке — собачья смерть. Хотя собак я люблю — они, обычно, не кусают кормящую их руку.

Ну а теперь — сладкий десерт.

Мои ноздри втягивают воздух, густо приправленных запахом страха. Бояться здесь все, но громче всех, конечно, герцогиня. Это не может не радовать. Каждый нерв в моем теле замер в ожидании долгожданной мести. Тьма нашептывает тысячи способов, которыми я могу последние дни поганой твари очень долгими и мучительными. А другая моя часть толкает в спину, призывая поскорее раздавить гадину, потому что она уже почти бесполезна.

Нет. Успокойся, Нокс.

Прежде чем оторвать мухе крылья, нужно заставить ее пожужжать.

В кабаке уже на удивление пусто. Только из-за стойки выглядывает седая макушка кабатчика. Мой короткий рык с призывом убираться подальше, он понимает сразу, ползет и проваливается в подпол.

— Куда-то собралась, герцогиня? — говорю елейным голосом, вкрадчиво шагая по следу ее крови на грязном дощатом полу. Она почти доползла до двери, но я успеваю схватить ее за лодыжку и втаскиваю обратно, как тушу рыбы, которой не удалось сорваться с крючка. — Но-но, моя хорошая, разве прилично сбегать от расправы? Разве призрак твоего гниющего папаши не рассказывал тебе, как это бывает, а? Чем дальше ты пытается сбежать — тем приятнее палачу поджигать твои быстрые пятки.

— Нет! — в три глотки орет она, нелепо пытаясь сбить мою руку пяткой здоровой ноги. — Тебя не должно здесь быть!

— Сюрприз, моя хорошая! Все для тебя, как видишь!

Хохочу, потому что она, сама того не зная, только что сделала мое удовольствие от предстоящей пытки еще слаще. Теперь я точно знаю, что и великую интриганку обвели вокруг пальца. И кто, Хаос всемогущий! Моя бестолковая невеста!

Хотя, вынужден признать — не такая уж и бестолковая.

Глава шестьдесят вторая: Герцог

Я, как опытный паук, оттаскиваю свою жертву в дальний конец зала, к деревянному столбу, который подпирает покосившуюся крышу. Герцогиня истекает кровью и это хорошо видно по ее лицу — оно стремительно бледнеет, а с посиневших губ срывается все меньше громких стонов. Нет, она проживет еще достаточно, чтобы рассказать все, что я захочу знать, но живой она будет более полезна. Так что, подавляя отвращение и скрепя сердце, обрываю рукав своей сорочки и перевязываю ее продырявленную в нескольких местах ногу. Мерзавка пару раз пытается лягнуть меня пяткой, но в ответ я без сожаления пинаю ее носком сапога прямо в только что перевязанные раны. Она орет такой отборной руганью, что даже я чувствую себя удивленным.

Хотя, стоит ли? Дрянь водится с отбросами и людьми без чести. А у таких, как правило, грязны не только помыслы, но и речь. Тяжело говорить о гнусностях красивыми витиеватыми словами.

Осматриваюсь в поисках какой-то веревки, и задерживаю взгляд на тяжелой цепи, на которой болтается подвешенная под потолком «люстра» — старая закопченная и залитая свечным жиром доска с огарками.

Обрываю ее и когда свечи падают на одежду, стряхиваю их как старый пес.

Это уже не больно.

Ничего в этом мире уже не будет больнее чем мысль о том, что я все потерял. И что Тиль…

Я поглядываю в сторону герцогини. Сейчас она уже не кажется так уж похожей на мою маленькую монашенку. В первую очередь змеиным взглядом и презрительно сжавшимися губами. Тиль никогда не смотрела на меня так, словно я противнее трупных червей.

— Ты не имеешь права! — орет герцогиня, когда я рывком, как тряпичную куклу, придавливаю ее к столбу, и дважды перехватываю тяжелой цепью. — Ты мерзкий, противный…

Мы встречаемся взглядами, когда я закидываю край цепи ей на голову, делая петлю, и затягиваю один край достаточно сильно, чтобы толстые ржавы звенья лишили ее возможности дышать. Осматриваюсь, в поисках стула, нахожу поблизости табурет, и чтобы дотянуться до него, еще сильнее натягиваю цепь.

Герцогиня хрипит и судорожно дергается.

Усаживаюсь напротив, вытягиваю ноги, запрокидываю голову и даю себе короткую передышку. Нужно успокоится, взять Тьму под контроль, пока она окончательно не поглотила весь мой Свет. Его, увы, осталось не так уж много. Но, может, оно и к лучшему? Герцог Нокс, даже если живет дольше остальных и с дьявольским везением выбирается даже из самых поганых переделок, все равно слишком слабая фигура, чтобы в одиночку вытащить Эвина. А машина для убийства, нашпигованная одними лишь инстинктами и неутолимым голодом, вполне может расправиться с маленькой армией. Главное, чтобы нашелся смельчак воткнуть нож в затылок этой бешеной псине, пока она не обратила взор в сторону тех, кого только что спасла.

Я послабляю цепь, когда в хрипах герцогини появляются знакомые мне звуки предсмертной агонии. Не без удовольствия наблюдаю за тем, как она хватает воздух сухими губами и жадно слизывает с губ потеки слез.

Что-то все-таки неумолимо меняется в ее лице — теперь это невозможно не заметить. Другой овал, опущенные уголки глаз, перекошенный рот, тонкие. Покрытые каким-то белесым налетом брови.

Подаюсь вперед, разглядывая проступающие сквозь лицо «Тиль» метаморфозы.

— Наверное, мне следует еще раз с вами познакомиться, Матильда! — отвешиваю шутовской поклон и нарочно гремлю цепью, чтобы насладиться приступом ужаса на ее настоящем лице. — Герцогиня Лу’На, позвольте отвесить вам самый наичестнейший комплимент — вы поразительно безобразны!

И это действительно так.

Под маской моей милой малышки скрывается настоящий монстр с выпуклым, словно у прокаженных, лбом, широко посаженными рыбьими глазами и кривым носом. Я припоминаю дохлого герцога, и она поразительно на него похожа. Хотя, папаша выглядел получше даже когда начал покрываться зеленью трупных пятен.

— Я тебя все равно раздавлю, — все-так же сочится ядом мелкая тварь.

Приходится от души щелкнуть цепью, чтобы поумерить ее пыл, а заодно напомнить, что это она, а не я, привязан к столбу и не истекаю кровью только потому, что пока могу быть полезен.

— Где Эвин? — Это нужно узнать заранее, пока герцогиня не начала говорить остальное. Не уверен, что потом мне хватит выдержки оставить ее в живых.

— Ты этого никогда не узнаешь, — зло шипит она, сплевывая слюну.

— Боюсь, что узнаю. От твоей сообщницы. Она, кстати, отдала тебя прямо мне в лапы. Не знаешь, зачем бы ей было это нужно?

Лично я думаю, что Ив, как обычно, слишком быстро и неоправданно высоко взлетела, и решила, что может выиграть войну одним удачным маршем. Типичная ошибка всех амбициозных интриганов. Ну и еще глупых женщин.

— Она за это еще поплатится! — Лу’На пытается засмеяться, но я подтягиваю цепь и снова какое-то время держу ее на голодном «воздушном» пайке.

— Так где Эвин, моя хорошая? — Собственный голос становится вязким, наполняется приторно-сладкими нотками Тьмы. Да и Бездна с ними!

Послабляю цепь и жду, пока рыбина надышится.

— Надеюсь, ты не думала, что все эти годы, поле того, как отправил твоего папашу на тот свет, я никак не совершенствовал свои навыки пытки? Хотя! — Встаю, поднимаю руки, как бы извиняясь за голословное бахвальство. — Кому нужны пустые слова? Демонстрация — лучшее доказательство!

Поднимаю с пола кривой, весь в зазубринах нож, кое-где покрытый остатками сухой чешуи. К герцогине подхожу так, будто вовсе ее не вижу, потому что куда больше меня интересует вот этот кусок старого железа, совершенно не пригодный вообще ни для чего.

Как бы невзначай пару раз провожу им прямо у не перед носом.

Лу’На жмурится и не в силах сдержать крик.

Да уж. Она обошла папашу в искусстве плетения интриг, но даже жирный герцог не так быстро сдался. А его дочурка защебечет сразу, стоит только резануть по венам. Даже не глубоко.

— Знаешь, чем плохи тупые ножи? — Я как будто и не жду ответа, потому что мой собеседник находится только в моей голове. — Ими никогда не удается с первого раза вскрыть глотку. Вот так захочешь по-быстрому убить человека — и не сможешь. Придется потрудиться, чтобы отпилить его голову от шеи. В большинстве случаев, жертва остается жива как минимум пока не перерезаны позвонки.

Я, наконец, заглядываю в ее перекошенное паникой лицо.

— Что, разбалованная девица боится боли? А ведь ты любила смотреть, как палачи твоего отца кнутами сдирают кожу с еще живого человека. Никогда не думала, каково это — оказаться на его месте?

Она слишком бытро мотает головой.

— Очень зря, герцогиня. Потому что каждый палач хотя бы раз в жизни побывает под пытками.

— Эвина должны были доставить в Горностаевый приют! — выпаливает мерзавка. — Живого!

— Так, хорошо, продолжай щебетать.

— Я просто хотела…

— Правду! — рявкаю я, уже нюхом чувствую попытку приукрасить правду «вынужденной необходимостью». Если бы Эвин был нужен ей мертвым, она бы уже давно придумала, как подослать к нему наемных убийц. Но мертвый король без наследника — это прямая дорога в распри и затяжную войну за корону.

— Чтобы он взял меня в жены! — всхлипывает Лу’На.

И снова не новость. Я, кажется, уже перестаю ждать от нее удачных кульбитов, но все еще не могу не признать, что она была гениальна почти до последней минуты.

Наверное, будет быстрее, если я сам попытаюсь воссоздать всю цепочку событий. А дрянь пусть кивает, лучше молча, чтобы я не вырвал ей сердце голыми руками. Искушение сделать это слишком велико, в особенности теперь, когда под падающей личиной Тиль начинают проступать уродливые черты. Это словно насмешка над светлым образом, который я ногу в свое сердце, и который эта тварь до сих пор пытается запачкать своими интригами.

— С самого начала твой план был очень прост, да, герцогиня? — Я поворачиваюсь к ней лицом, выразительно приподнимаю бровь, давая понять, что разрешаю ей издать в ответ какой-то утвердительный звук.

Она медлит, но потом быстро и коротко кивает.

— Ты нашла сиротку из монастыря — достаточно смазливую, верующую в Плачущего, а значит, способную на сострадание. Наивную и беспомощную, лишенную всякой защиты. Случись что — никто не стал бы за нее вписываться и тем более мстить, если бы потом она просто исчезла. Возможно, ты каким-то образом нашла ее раньше той ярмарки, после которой ты устроила вашу «случайную встречу».

Сначала она удивленно выпячивает глаза.

Ждет, что я скажу, откуда мне это известно, а потом ее и без того безобразное лицо искажает гримаса оскала. Герцогини снова пытается плюнуть на пол, но на этот раз только пачкает рубашку на груди. Беспомощно стонет, зыркает на меня и ее внезапно прорывает. Глухо и зло, словно волка, который вдруг понял, что из этого капкана он выберется только если отгрызет себе лапу.

— Все в этом мире продается и покопается, — говорит она. — Особенно легко почему-то покупается лучшие друзья. Поэтому, Нокс, ни у тебя, ни у меня, нет близких — мы-то знаем, что враг не ударит в спину, потому что врага ты встречаешь лицом к лицу.

— В спину бьют те, кому мы доверяем, — охотно продолжаю я. Почему бы и нет, если это — чистая правда?

— Подружка твоей девчонки. Еще никогда я не покупала людей так задаром.

Я вспоминаю, что Тиль что-то говорила о какой-то своей подруге. Наверное, речь идет о ней? Вряд ли суровые монастырские наставницы поощряют шумные дружеские посиделки между послушницами.

— Она рассказала тебе про лейтенанта? — озвучиваю следующую часть ребуса.

— И рассказала, и показала. — Лу’На гадко хихикает. — А потом, когда твоя девчонка разнюхала правду, помогла держать ее в узде, прикинувшись моей несчастной пленницей.

Мне остро хочется отмыться от всей этой грязи. А ведь я не первый год добровольно ныряю в дерьмо человеческих душ, и думал, что привык. А был ли в этой истории хотя бы один человек, кто не продался и не искал личной выгоды?

Только моя малышка, которая и заплатила… за всех.

— Мальчишка правда поверил тебе? — Меня действительно интересует этот вопрос.

— Хочешь знать, не облапошил ли он тебя? — хихикает она. — Успокойся, Нокс, он правда почти не при чем. Еще один болван, которого даже неинтересно было дурачить. Он готов был заглядывать мне в рот и облизывать руки, лишь бы я помогла монашке сбежать. У тебя есть соперник, Нокс — хороший славный гвардеец Эвина. Как тебе такой поворот?

Я шарахаюсь назад, но только потому, что порыв вцепиться зубами ей в глотку становится слишком сильным. Контролировать его почти невозможно, а до конца истории еще слишком далеко.

— Ты наняла разбойников, подстроила свое якобы похищение, а в назначенный час мальчишка должен был провести девушку нужной улицей, чтобы они пошли за ней следом. Потом ты придумала историю с отбором, с влюбленностью в короля и с тем, что Тиль всего-то нужно побыть тобой какое-то очень короткое время, произвести впечатление на короля и… за все это она получила бы свободу и жизнь, о которой мечтала.

— Ты сегодня на удивление прозорлив, — язвит мелкая дрянь, но я пропускаю ее слова мимо ушей, потому что куда больше меня занимает распутывание клубка.

— И чтобы держать все под контролем, — продолжаю мысль, — ты решила примерить новое лицо. Кстати, герцогиня, почему графиня Ферфакс? И во сколько тебе обошлась эта продажная рогатая шкура?

— Ой, Нокс, не разочаровывай меня, — она закатывает глаза, изображая глубокое разочарование, и я поддаюсь желанию еще разок затянуть петлю цепи.

Мелкая тварь хрипит, роняет слюну и слезы. Вид ее искренних страданий снова тормошит мою Тьму, и я поскорее отворачиваюсь, чтобы не зайти слишком далеко.

— Я жду ответ, — тороплю ее. Плевать, что сейчас она способна лишь хрипеть.

— Графиня… просто заплатила за предательство своего отца. Как однажды уже заплатили ее мать и сестра. Они с отцом всегда вели затворнический образ жизни, и никто не распознал бы подмену.

— А Сайфер?

Она так долго молчит, что я, скрепя сердце, поворачиваюсь.

— Он сам пришел ко мне, Нокс, и задолго до того, как мы начали играть с тобой в кошки-мыши.

Она замолкает, но продолжение звучит в моей голове тяжелыми ударами колокола.

Теперь понятно, кто был архитектором всего этого плана.

Бездна, я должен был…!

Лу’На многому научилась у своего отца, она росла и впитывала все его хитрости и подлости. Но настоящая интрига, мастерская, ювелирная, настолько отточенная, что я не учуял ее даже когда она шастала у меня перед носом — она была слишком… прекрасна, чтобы созреть в голове смертного.

Такую адскую красоту мог придумать лишь Хаос.

— Он любил ее, — слышу собственный глухой от внезапной болезненной правды голос. — Любил Л’лалиэль.

Почему я не понял этого раньше? Это же… так очевидно.

Все порождения Хаоса тянутся друг к другу. Как тени погожий день, они жмутся друг к другу, чтобы выжить и выстоять, пока солнце не закончило их короткий век.

Ведь точно так же… и я почувствовал Тиль.

Задолго до того, как угадал в ней отпечаток Тьмы, когда увидел на той телеге, одетую в безобразное монашескую хламиду, я разглядел в ней нутро. Разглядел не глазами, но самой своей сущностью, потому что мы были двумя неприкаянными тенями.

Я снова заталкиваю подальше свои мысли.

Нужно заканчивать, тем более, что остальное уже видится мне достаточно четко.

Герцогиня под личиной бедной графини Ферфакс, решила подстраховаться и подтолкнуть Эвина «правильной» кандидатке. А где это сделать, как не на испытании по алхимии, тем более, что Лу’На, несмотря на свое изгнание, успела заслужить себе репутации довольно неплохого мастера аспектов. Ну а где она взяла проклятые «железные стружки» — и яд, который чуть позже начисто стер с лица земли следы ее преступления — теперь понятно.

Если бы не вмешалась Тиль, то по замыслу в тот день, из-за несчастного случая, разумеется, ушла с арены главная конкурентка на руку Эвина — графиня Вероника Мор. Ну, в конце концов, что только не случается, когда в руки не очень опытных девушек попадают опасные аспекты. Даже если среди набора не было ничего, что могло бы смешаться в настоящую бомбу.

В моей голове мелькают картинки того дня.

Снова «вижу» развороченную крышу, каменные завалы, под которыми Тиль только чудом осталась жива. Хруст каменной крошки под подошвами моих ботинок. Гвардейцев, расчищающих беспорядок. И, конечно, лейтенанта, который — теперь я отчетливо это вспоминаю — как-то неловко заводил ладонь за спину. Проклятый аспект, который герцогиня подмешала вместо Металума, при контакте с кожей осталял на ней характерные черные следы — так сказала леди Блор, главный королевский Алхимик.

Значит, мальчишка помог герцогине избавиться от доказательств.

Естественно, потому что верил — если их найдут, то пострадает именно Тиль.

Ну а потом, чтобы замести следы, Лу’На подбросила нам самоубийцу графиню. Кажется, спустя несколько дней по Черному саду ходили сплетни, что пропала одна из служанок — просто как в воду канула. Видимо дурочку опоили оборотным зельем, заставили выпить отраву и потом сбросили вниз.

И концы в воду.

Я поворачиваюсь на пятках, и с удивлением замечаю, что герцогиня теперь уже едва дышит. Повязка на ее ноге уже насквозь пропиталась кровью. Еще немного — и я потеряю ценного пленника, которого еще могу обменять на жизнь Эвина.

И хоть все мое нутро вопит о том, что я заслужил насладиться ее смертью глаза в глаза, приходится отказать себе и в этом удовольствии.

Я отрываю второй рукав от своей сороки, быстро меняю повязку, а той, что уже мокрая от крови, перевязываю ей запястья. Специальным узлом, из которого не выпутался бы даже опытный фокусник. Взваливаю ее на плечо.

Ну что ж, пора наведаться в Горностаевый приют.

А заодно надеяться, что ни меня, ни мою ношу, не разорвет силой Врат, потому что мы оба как раз на это нарываемся.

Глава шестьдесят третья: Сиротка

Никто не учил меня летать на драконе.

Тем более, когда на нем нет ни седла, ни стремян, ни вообще ничего, что хоть бы отдаленно было похоже на приспособление для верховой езды.

Ну или полета.

Я аккуратно делаю вокруг него пару кругов, но туша, хоть она и значительно больше меня, слишком тяжело дышит, чтобы выдержать полноценный полет. И еще разорванное крыло явно не очень в это поможет. Я ничего не смыслю в анатомии драконов и их летательных способностях, но внутри меня как будто уже есть вся эта информация.

Наверное, нужно сказать спасибо… матери.

Даже произнесенное мысленно, это слово как будто согревает меня изнутри.

Жаль только, что это все равно ничего не меняет.

И даже если я придумаю, как залечить раны дракона и как на нем летать без опаски свалиться вниз головой, мне никогда в жизни не хватит сил, чтобы снять с его хвоста тяжеленую гирю. Она выглядит неподъёмной скалой, уменьшенной до размера маленького поросенка.

Но ведь должно же быть хоть что-то? Мой побег не может закончится вот так, тупиком перед дверью с надписью «свобода».

— И что дальше? — с досады развожу руками и неосторожно царапаю плечо о колючую лозу, которая змеится у меня за спиной.

Порез не глубокий, но кровь почти сразу заливает всю руку до самого запястья.

Один из «живых» отростков подталкивает меня вперед, к морде дракона, который внезапно приподнимает ее над землей и с шумом втягивает воздух, как будто чувствует особенный запах.

Хочется попятится, но отростки, словно предатели, продолжают тыкать меня в спину, буквально лишая возможности удрать со вех ног. Дракон тянет шею, и когда его ноздри с шумом схлопываются, втягивая воздух над моей раной, змееподобные зрачки его глаз расширяются и наполняются исками жизни.

— Я не съедобная, — на всякий случай проговариваю вслух, как будто зубастый монстр может меня понять. Я вроде и чувствую в нем что-то наше одно на двоих, но вдруг это не помешает ему мной закусить? — И не надо меня нюхать.

Огромная морда наклоняется еще ближе, и я с трудом сдерживаю крик, когда ороговелые ноздри царапают мою кожу. Но дальше — еще хуже, потому что пасть раскрывается и длинные, похожий на плеть раздвоенный язык медленно дотрагивается до пореза на плече.

Крепко зажмуриваюсь.

Хочется бежать, но опыт подсказывает, что, например, собаки не любят, когда добыча начинает дергаться. И если попытаться дать деру — может быть только хуже. А так, чем черт не шутит — вдруг, просто понюхает, поймет, что у меня кожа да кости, и снова свернется калачиком, смотреть сны про жирную баранью ногу.

Но мой новый «друг» лижет руку еще раз.

Как бы не сойти с ума, пока его слюна стекает до запястья и медленно капает вниз.

— Ну. Может уже хватит? — пытаюсь отодвинуться.

Зрачки ящера снова становятся узкими, и из его разувшейся грудной клетки разносится низкий рык. Звучит это как-то очень печально, если честно.

— Слушай, я бы с радостью помогла тебе, но не таким образом, — потираю затекшую руку.

И вдруг понимаю, что на месте раны больше ничего нет. То есть, там все еще полно вязкой тошнотной слюны, но вместо пореза — абсолютно целая кожа, и как будто даже со всеми моими веснушками.

Чтобы убедиться, что не брежу, провожу по только что зажившей ране пальцами.

Чудеса да и только — даже следа не осталось, ни намека на шрам, даже самый незаметный.

— Ты и исцелять умеешь? — спрашиваю зверюгу, но он смотрит на меня так, словно перед ним какое-то досадливое насекомое, в силу отсутствия ума вообще не способное понять, что и зачем происходит. — Слушай, я же тут… новенькая. Мог бы и помочь.

Пока я пытаюсь разговаривать с существом, которое, вероятно, вообще не способно меня понять, шыпастые зеленые отростки снова пихают меня в спину. Одна нахальная лиана обивается вокруг запястья и тянет руку прямо в морду дракону. Я хочу вырваться, но это вообще бесполезно. Остается только невразумительно мычать, когда зверь разевает пасть и его зубы, как два огромных жернова, запросто впиваются в мою плоть.

Я чувствую острую невыносимую боль, потому что клыки проходят насквозь, едва ли не до кости. Но почему-то она почти сразу проходит. Нет, у меня до сих пор ужасно болит рука, но какая-то часть меня знает, что так надо, и что когда все закончится, у меня точно не станет на одну конечность меньше. Нужно просто потерпеть.

Потому что что-то похожее со мной уже было.

Когда Нокс был при смерти — он тоже как будто «выпивал» меня, чтобы восстановить силы. Правда, после его «исцеления» я чувствовала себя как выжатый лимон, но, может, мой большой «маленький» дракон как-то меня полечит?

И как ответ на мои мысленные предположения, начинаю замечать метаморфозы, которые происходят с ним буквально у меня на глазах. Сначала затягиваются глубокие шрамы на его груди, потом исчезают порезы на морде. Я терплю боль из последних сил и из последних сил надеюсь, что когда он восстановится — мы сможем улететь отсюда.

Куда-то туда — вверх, который не видно за тяжелыми багровыми тучами пепла.

Дракон медленно размыкает челюсти, и я с радостным визгом одергиваю руку, которая — ура! — абсолютно точно до сих пор принадлежит мне и не собирается отваливаться. И даже не выглядит посиневшей, и нет на ней никаких следов. Хорошо бы, чтобы и шипастые наросты пропали вместе с когтями, но об этом я, пожалуй, подумаю потом.

Заметно окрепшая туша пятится назад. Сначала немного неуклюже, но, когда где-то вверху раздается оглушительный треск, дракон вздрагивает и неосторожно бьет хвостом по земле. Только теперь прикованная к нему гиря вовсе не кажется неподъемной. Наоборот — я с трудом сохраняю равновесие, когда от удара ею о пол, земля под моими ногами вздыбливается волнами.

Да что же это такое?! И сверху гремит, и снизу качает! Вдобавок откуда-то из-за туч пепла прямо мне на голову летит острый, как лезвие, обломок висячей скалы. Я замечаю его слишком поздно, скорее просто чувствую странное режущее чувство опасности, и инстинктивно вжимаю голову в плечи.

А потом, сквозь слепленные от страха веки «вижу» тень, которая простирается у меня над головой. Глухой удар, дрожь под ногами и осколки треснувшего камня, которые разлетаются в разные стороны, не задев и не ранив меня. Я потихоньку разлепляю сначала один, потом другой глаз и с удивлением вижу, что мой новый и порядком оживший друг, прикрыл меня крылом. Тем самым, которое раньше было безобразно разорванным, а теперь выглядит абсолютно целым и вполне крепким. По крайней мере, острые камни не оставили на нем даже мелкой царапины. Я на всякий случай все равно не свожу взгляда с дракона, пока пытаюсь разглядеть, что там за грохот, но он, как будто чувствует что-то — подталкивает меня мордой в бок, и подставляет второе крыло, по которому я вполне безопасно могу взобраться ему на спину.

Я до сих пор сомневаюсь, но новый противный треск и очередная порция камнепада заставляют принять решение. Единственно верное, потому что если мы не поторопимся — нас просто завалит здесь, словно мышей в западне!

Цепляясь за шипы на крыле, карабкаюсь вверх.

Это почти несложно, если бы только земля под ногами не тряслась так сильно, а камни не продолжали валиться нам на головы, как будто кто-то нарочно решил позабавиться над двумя беглецами.

Кое-как усаживаюсь «верхом», если так можно выразиться, потому что, чтобы сидеть на драконе, как на лошади, мне нужно и самой увеличиться в размерах во столько раз, сколько я вряд ли смогу сосчитать. Я разве что могу кое-как упереть пятки в выступающие ороговелые наросты у него на боках, и изо всех сил вцепиться руками в длинные хрящевидные отростки на шее моего «коня», очень отдалённо напоминающие гриву.

Ну и что дальше? Нужно понукать его, как лошадь?

Но я не успеваю решить эту проблему, потому что вместе с очередной порцией грохота, одна из пологих стен пещеры буквально трещит по швам. Длинная, похожая на молнию трещина, рассекает ее надвое до самого пола. Широкие заломы трещин стремительно разбегаются в стороны и то, что мгновение назад казалось нерушимым и вечным, буквально у меня на глазах разваливается на куски. Дракон подо мной низко рычит и прижимает голову к земле, разворачиваясь так, чтобы в случае чего — отбиваться гирей на хвосте. Может, она для этого и была нужна? Как оружие, а вовсе не как пыточное приспособление?

В облаке пыли рухнувшей стены, появляется грозный силуэт.

С рогами.

И много мелких точек за ее спиной.

Протяжный устрашающий рык дракона, на котором она сидит, заставляет мои поджилки натянуться сперва от страха, а потом от отчаяния. Да, конечно, мой новый «друг» после того, как подпитался моей Тьмой, выглядит бодрее и сильнее, но на фоне громадины, которая своей тушей буквально раскалывает остатки пещеры, он выглядит просто маленьким беспомощным зверьком. Даже если изо всех сил шипит и будет биться за меня до последнего.

— Непослушная девчонка, — ядовито шипит Владычица, и в глубине души я несказанно рада, что мне не хотелось и не придется называть ее «бабушкой». — Ты… очень не вовремя решила сбежать.

Как будто для того, чтобы вернуть себя свободу, может быть какое-то особенное уникальное время.

— Я ухожу, — отвечаю ей и пытаюсь одновременно дать мысленный приказ дракону взлетать. Ну а как еще мне с ним управляться? С зелеными змеями же получилось, а раз все здесь — часть роя, то и мой дракон должен «запускаться» примерно так же.

— Нет! — рявкает Владычица, и громадный ящер под ней делает резкий выпад вперед.

Огромные челюсти как будто вот-вот перекусят шею моего дракона, но он невероятно ловко уворачивается от внезапной атаки и даже успевает замахнуться хвостом, но удар гири не достигает цели. Вместо этого шипастый шар врезается в стену, выбивая оттуда щедрую порцию каменного крошева. Часть попадает и на Владычицу, хотя вряд ли хоть что один способен причинить вред каменной чешуе, покрывающей ее тело.

Владычица презрительно морщится и щелчком стряхивает с плеча невидимую песчинку.

Как будто собирается сказать очередную порцию гадостей в адрес моей непокорности, но гул сверху становится все громче и теперь нам пришлось бы кричать друг другу, чтобы расслышать в нем хотя бы обрывки слов.

Она запрокидывает голову, яростно скалится и я замечаю оттенки отчаяния в тех непонятных словах, которые она рычит туда, вверх.

Значит, все, что происходит — это не ее рук дело?

Как ответ на все мои вопросы, я только теперь замечаю, что остатки стен пещеры как будто начали жить своей жизнью и стремительно взбираются все выше и выше. Лишь присмотревшись соображаю, что это никакие не стены, а куча порождений Бездны, которые, карабкаясь друг по другу, стремятся туда, где что-то — или кто-то? — создает этот странный гул.

— Ты нужна мне прямо сейчас! — прерывает мои размышление Владычица, и снова направляет дракона на нас с Малышом.

Буду назвать его так.

Плачущий, я пару минут как вообще обзавелась ручным драконом, но уже придумала ему имя. Наверное, чтобы не так одиноко было погибать. В конце концов, компания Малыша куда приятнее компании безымянной ящерицы!

Но дракон под Владычицей как будто в ступоре.

Он странно, почти заторможено, перебирает лапами и топчется на месте. Она стегает его, с силой вонзает в бока пятки с заметными роговыми шпорами, но он все равно мотает головой и не подчиняется.

И я, вдруг, тоже чувствую… это.

Ощущение, как будто в этой рое появилась другая королева. И она призывает своих воинов прийти к ней туда, вверх.

В мир живых.

Я трясу головой и легкий морок, больше похожий на пелену тревожного сна, тут же рассеивается.

Владычица же как будто тоже поддается этому зову, заторможено, покачиваясь, идет вперед, но мимо меня, собираясь вслед за своими приспешниками тоже карабкаться вверх. Но химер появляется вовремя и буквально силой оттаскивает ее обратно.

— Нет, госпожа! Нет! Не поддавайся!

У него так много отчаяния в голосе, словно от этого зависит его собственная жизнь.

Плачущий, я должна сбежать от всего этого, пока еще окончательно не помешалась рассудком, и пока меня точно так же не окутал странный морок.

— Ты не имеешь права! — орет мне в спину химер, когда Малыш распахивает крылья и делает пару пробных взмахов. Каким-то образом мы с ним и химер не поддаемся влиянию морока. Возможно, потому что мы с Сайфером не совсем до конца создания Хаоса? А мой дракон — в некоторой степени теперь часть меня самой? — Ты должна исполнить то, ради чего тебя родили на свет!

Звучит так, словно я — создание без собственной воли и чувств, и мой удел — покорной овцой пойти на заклание.

Все мое нутро кричит об обратном.

И еще о том, что раз я появилась на свет вот такая, значит, так было угодно всем богам.

— Если ты вернешься к людям, Эвин исполнит задуманное! — не успокаивается химер. Он наверняка уже давно схватил бы меня или опутал очередными чарами лабиринта, но ему приходится тратить все силы, чтобы удерживать владычицу, которая становится все более одержимой желанием карабкаться вверх. — Там тебя ждет только смерть!

— Как и здесь, — бормочу себе под нос, вздрагивая от образа странного монстра, которым, слившись о мной, должна была стать Владычица.

— Тебе все равно не уйти от этого…!

Он кричит еще что-то, но Малыш легко отрывается от пола, и за считанные мгновения взлетает так высоко, что и химер, и его вырывающаяся «добыча» превращаются в две точки, которые окончательно исчезают из виду, стоит нам подняться за пепельные тучи.

И выше, туда, где в разломе земли виднеется желанный путь наружу, из Бездны обратно в мир живых.

Вот только чем ближе к выходу, тем ярче я чувствую сотни голосов где-то как будто внутри меня самой. Стоны, крики, плачь и вопли. На все голоса, ужасными завываниями. На языке Бездны, который я едва ли могу разобрать, но в этом нет необходимости, потому что я чувствую только одну эмоцию, сосредоточенную в каждом «голосе».

Это отчаяние.

Огромное, всепоглощающее отчаяние, от которого темнеет в глазах и болит в груди.

Но когда мы с драконом, наконец, вырываемся из разлома на свободу, на минуту я теряю способность дышать из-за творящегося вокруг ужаса.

С высоты, на которой мы парим, хорошо виден оттиск огромной рунического круга, который как будто держит в себе трещину — вход в Бездну. Я никогда не видела ни это место, ни навечно закрывшую его печать, но уверена, что это — она. То самое, что однажды создал далекий предок Эвина, чтобы навсегда запереть созданий Тьмы в их собственном мире.

Но теперь Печать разрушается прямо у меня на глазах.

И виной этому не землетрясения и не стихии, хотя вряд ли бы они могли хоть как-то нарушить древний могущественный ритуал.

Ее разламывают — почти буквально — огромные металлические конструкции.

Механиусы.

Те самые, которые были созданы по приказу Эвина и должны были служить лишь на благо защиты Артании.

Очень вряд ли, что Эвин сошел с ума и собственными руками решил похоронить покой своей страны, за который сам же чуть ли не ежедневно обнажает меч вместе с другими воинами в своей армии.

Значит… Эвина предали?

И, похоже, не его одного, потому что всех демоны, которые выползают наружу, другие механикусы тут же загоняют в громадные кованные клетки, и как ужасные шипящие и воющие гроздья, цепляют к гондолам летающих кораблей, которые стройными рядами уносят куда-то свой страшный груз.

Кто-то предал Эвина, и заставил лучшую и самую сильную — непобедимую! — часть его армии, обернуться против него.

Кто-то разламывает Печать и заставляет мой народ идти на заманчивый зов, чтобы потом сажать в клетки и… что? Заставлять делать то, что прикажет этот «невидимка»?

Воздушные лорды? Иначе зачем бы рисковать своей единственной ценностью — своими кораблями?

Это все как-то связано с герцогиней.

А значит, я должна хотя бы попытаться достать ее первой.

Нужно лететь в Горностаевый приют, и молить Плачущего, чтобы по какой-то причине она была там.

Потому что все это очень похоже на спланированную и развязанную ее рукой войну.

Глава шестьдесят четвертая: Сиротка

Но добраться до Горностаевого приюта все равно оказывается не так просто.

Даже по воздуху.

Точнее — тем более по воздуху, потому что небо буквально заполонили летающие корабли. Некоторые таких огромные размеров, что в несколько раз превосходят дракона, на котором летала Владычица. Нам с Малышом приходится буквально взбираться за облака, чтобы теряться и путать следы в густых сизых тучах, из которых как будто вот-вот хлынет дождь. Только почему-то пахнут они не предвестником ливня, а предвестником бури, которой ничего не стоит выжечь целые города.

У меня самое неприятное предчувствие, какое только может быть.

И дело даже не в том, что мир как будто совсем переменился, и теперь не понятно, где Тьма, а где — Свет.

Дракон делает крутое пике, и я не падаю только потому, что с самого первого момента, как взобралась ему на спину, держусь в «гриву» из последних сил. Даже если ноги изредка теряют опору и предательски скользят по гладкое чешуе. Мы стремительно влетаем в густое темное облако, где едва вообще возможно дышать. Здесь противно воняет тяжелым газами, как будто кто-то сверху накачивает небо горючими смесями.

— Смерти моей хочешь? — шепчу скорее одними губами, и Малыш трясет головой, удерживаясь в воздухе в невесомом парении.

Он слегка косит в право, и я медленно поворачиваю голову, затылком чувствуя, что не увижу там ничего обнадеживающего.

В газовом облаке что-то есть.

Что-то настолько огромное, что в дырах рваных облаков мелькают лишь тяжелые черные пластины, покатые, словно ими обито брюхо древнего Левиафана, о котором я читала только в легендах о сотворении мира. Что бы там ни было — оно огромное, колоссальное.

Я даже не хочу представлять его размеры, но судьба решает за нас, потому что впереди появляется небольшой просвет и громадина вальяжно, как хозяин неба, вплывает туда всей своей «тушей», красуясь в лучах невыносимо красного закатного солнца.

Если это и летающий корабль, то он просто… ужасен.

Черный, с длинными колоннами дымящих труб, высокими черными парусами, часть которых покрыта красными витиеватыми крестами, пронзенными тремя мечами. Я уже видела такой. Кажется, в одной из Хроник, которые читала в монастыре, была гравюра о первом сражении с Вольными народами поднебесья. У одного, самого отчаянного капитана, был такой же крест на флаге, но с одним мечом. К концу битвы его флаг был весь в дырах, но храбрый капитан все равно не сдался и даже когда падал, направил свой корабль на арию Артании.

Кажется, в Хрониках было написано, что с тех пор этот герб стал символом непримиримой борьбы Свободных Лордов.

И если это так, то падение этого корабля, увешанного огромными шарами, способно запросто стереть с лица земли сразу всю столицу.

Дракон снова делает крен, на этот раз — в противоположную сторону, и я снова мысленно показываю ему место, куда нам нужно попасть. Никак иначе мне это не сделать, потому что те два раза, когда меня привозили и забрали из Горностаевого приюта, это было через Врата, и все, что я могу «показать» — пики роскошного замка, зеленые рощи и высокие снежные пики золотоносных гор.

Но, проходит совсем немного времени, и вереди я вижу именно этот пейзаж — и те же рощи, и те же горы. И золоченые пики замка, которые покрылись закатным багрянцем. Я приказываю дракону лететь ниже, и он послушно опускается на подходящую высоту.

Я даже толком не успеваю порадоваться, что хотя бы на этот раз все прошло без непонятных происшествий, потому что замечаю на дороге, ведущей к главным замковым воротам длинную процессию крепко вооруженных людей. Их не меньше пары сотен, но все они точно не из армии Эвина. Я вообще не вижу никаких знамен.

Мы с Малышком спускаемся еще ниже, и мой дракон послушно парит, чтобы не привлекать внимание шумными взмахами крыльев. Хотя, если кому-то придет в голову посмотреть вверх — нас сразу разоблачат.

Кажется, самое время узнать, может ли мой маленький боевой «конь» плеваться огнем. Ну или выкидывать какие-то другие кульбиты.

Впереди процессии, сразу за первой парой всадников, тяжеловозы тянут крепкую железную клетку, внутри которой точно кто-то есть — я хорошо вижу прикованные к решеткам и распятые в разные стороны руки.

Наверное, это очень важный пленник, раз его, даже скованного, везут под таким конвоем.

Плачущий помоги…

Я вспоминаю нашу с герцогиней «последнюю» встречу. Рэйвена, склоненного над ней. И клинок, который она вонзила в него недрогнувшей рукой.

Это он?! Мой непутевый герцог?!

Дракон пикирует вниз до того, как я успеваю отдать мысленный приказ.

Я держусь из последних сил, и даже почти не удивляюсь, когда почти на самом подлете к земле, из его пасти вырывается шар трескучего черного пламени. Мой Малыш совсем не так прост!

Тьма врезается в ровный строй, и расшвыривает людей в разные стороны, словно беспомощных жуков, заодно отрывая руки и ноги. Тем, которые были в самом центре, не повезло больше всего — они, как капли воды, просто мгновенно испаряются, даже не успев осознать боль, и оставляя после себя смазанные следы на земле.

Прежде чем приземлится, мой дракон ударом гири успевает смахнуть еще десяток солдат.

Неожиданность — наше главное преимущество. И аура страха, заставляющая воинов, побросав оружие, хвататься за головы и орать от ужаса.

Наверное, если бы во мне самой не было Тьмы, я бы тоже грохнулась в обморок, когда впервые собственными глазами увидела живых драконов.

Когда я спрыгиваю на землю и очертя голову несусь к клетке, мой большой «маленький» помощник успевает прикрыть меня крылом от парочки летящих мне в спину арбалетных болтов. И тут же изрыгает новое облако Тьмы, избавляясь от большей части оставшихся в живых воинов. Выжившие бросаются врассыпную, и я не могу не признать, что послевкусие их паники и ужаса приятно щекочет мою жажду крови.

Клетка уже совсем рядом.

Я едва не падаю, носком зацепившись за обугленный скелет, но как-то собираюсь и удерживаю равновесие.

Еще буквально пара шагов.

Плачущий, ни о чем тебя больше не прошу, но пусть он будет жив!

А за предательство и то, что он сделал… я лучше сама ему оторву голову!

Клетка валяется на полу, потому что лошади сорвались с оглобли и сбежали куда-то вслед за недобитками пока что безымянной армии.

Приходится встать на колени, чтобы перехватить тонкие изодранные пальцы, торчащие сквозь прутья решётки. Но…

— Это не Рэйвен, — рассеянно говорю себе под нос, потому что у моего несносного герцога крепче руки и суше пальцы.

И волосы иссиня-черные, а у пленника они, хоть и грязные, и всклокоченные, но белые, словно ранний зимний снег.

Он медленно, не издавая ни единого звука, поднимает голову. Обескровленные, разбитые губы искривляет почти рассеянная ухмылка.

— Ты была последним человеком, кого бы я заподозрил в своем спасении, — хрипло говорит Эвин Скай-Ринг, и снова обессиленно роняет голову, упираясь подбородком в грудь.

Я инстинктивно одергиваю руку, но он даже не пытается меня удержать. Его ладонь беспомощно болтается в кованном стальном наручнике.

Этот человек, если бы его план осуществился, собирался принести меня в жертву для исполнения своих замыслов. Я была нужна ему, чтобы повелевать Бездной, чтобы стать голосом улья и превратить мой народ в своих послушных марионеток.

Как теперь делают проклятые Воздушные Лорды, чтоб их тьма разорвала!

— Так сделай это, — уж не поднимая головы, хрипит Эвин.

Я что — снова думала вслух?

— На твоем месте, сиротка, — звучит как издевательство, — я бы так и сделал.

— Мне это прекрасно известно, Ваше Величество. — Как-то само получается, что его титул в моем «исполнении» звучит как отборное ругательство, и я мысленно прошу Плачущего заодно простить мне и это неуместное злорадство. — Но вы правы в одном, ваше Величество — я была бы последним человеком, кто в здравом рассудке решил бы протянуть вам руку помощи.

Мой дракон вертится рядом, и я приказываю ему сломать прутья.

Они очень толстые и крепкие, но одного удара лапы хватает, чтобы они разошлись в стороны, как дольки перезревшего апельсина. Цепь рвется как сухая травинка, и Эвин вываливается из клетки прямо мне на руки.

У него изодрано лицо, сломан нос, волосы на затылке сбились в колтуны засохшей крови. Он наверняка очень за дорого «продал» свою свободу. Но даже у королей-долгожителей силы всегда конечны, и у них всего лишь одна жизнь, как и у всех простых смертных.

— Но ты вытащила меня из клетки, — Эвин закашливается, — что странно.

— Ничего странного, Ваше Величество. — Верчу перед его носом своей изуродованной Тьмой рукой. — Просто я уже не_человек.

Он как будто только сейчас замечает и нечеловеческие когти, и шипы, которые растут у меня из-под кожи. Хотя, конечно, для него это не новость. Эвин не выглядит удивленным, он скорее недоумевает, что все это случилось до того, как он распорядился. Хотя бы за эту искренность его стоит уважать.

— Отлично выглядишь, — прокашлявшись кровавой слюной, говорит он, и даже пытается подмигнуть как заигрывающий юноша. — Кажешься воинственной.

— А чувствую себя скорее мертвой, чем живой.

— Говоришь словами моего верного палача, — ухмыляется Эвин.

— Рэйвен… — Я боюсь произнести это вслух, как будто у слов может быть какое-то коварное значение, и стоит их сказать — все мои страхи непременно тут же исполнятся. — Он…

— Бездна, да скажи уже.

Эвин пытается встать, но в таком состоянии он беспомощнее младенца, так что приходится переложить его на землю, чтобы осмотреть. Кажется, у него как минимум парочка крупных кровоточащих ран, и он жив только потому, что все Скай-Ринги — люди особенной крови и особенного крепкого здоровья. Будь на его месте простой смертный — Мертвый бог уже давно прибрал бы несчастного к рукам.

— Герцог Нокс — в порядке? — Ну вот, Тиль, ты это сказала, и ничего не случилось. Горы не пустились по ветру вслед за облаками, а твое сердце все еще бьется, хотя до ответа Эвина вряд ли это так уж важно. — Когда мы виделись в последний раз, он… был весьма озадачен одной… гмм…

Я так и не нахожу в себе сил закончить фразу.

Мы как будто все знаем друг о друге, но пока слова о предательстве не сказаны вслух, это как будто игра. Мало ли кем он меня считал, в самом деле. Да и я, кстати говоря, могу быть герцогиней, только какой-то другой, но очень похожей.

Эвин хочет ответить, но корчится от боли, когда задираю его сорочку, чтобы осмотреть рану, которая насквозь пропитала ткань кровью.

Плачущий, у него там просто огромная рваная дыра!

— Ты побледнела, — заплетающимся языком, бормочет Эвин, и его ресницы слабо дрожат, пока он пытается удержать глаза открытыми. — Значит, дело дрянь.

— Не для Скай-Ринга, — не теряюсь я, потому что наставница Тамзина учила никогда не отбирать надежду на жизнь даже у того, кто одной ногой уже стоит в могиле. На самом деле, мне приходилось видеть живыми тех, кто, казалось, уже не выкарабкается. Но Эвин жив действительно только благодаря чуду. — Вам очень повезло, что я здесь.

— Потому что ты быстренько сведёшь со мной счеты и не дашь умереть долгой мучительной смертью?

— Как для короля целой Артании, Ваше Величество, вам следовало бы поработать над чувством юмора.

Я осматриваюсь в поисках хотя бы чего-то, что могло бы пригодиться на бинты. Неподалеку валяется пустая и обугленная кираса, внутри которой осталась одежда. Не хочу думать, что ее хозяин в одну минуту превратился в горсть пепла. Кем бы ни были те воины, они схватили и пытали короля Артании, а значит, вряд ли заслуживали справедливого суда.

С горем пополам получается оборвать ткань на две полосы, и кое-как перевязать Эвина.

Он кусает губы в кровь, но стоически терпит, лишь раз скрипнув зубами так громко, что у меня глаз дергается.

— Вот, теперь вы проживете еще… ммм… какое-то время. — Я отряхиваю руки, стараясь напустить беззаботный вид, потому что Эвин так и не ответил на мой вопрос. Может, не хочет меня расстраивать? Но если так, то… ему известно, что Нокс был для меня…

— … особенным человеком, да да да, — ворчит Эвин, и на этот раз я все-таки стучу себя по голове. — Если вы планируете стать женой моего лучшего генерала, то мой вам совет — избавьтесь от привычки думать вслух. Иначе мне придется выгнать Рэйвена с заседаний Тайного совета, чтобы его жена случайно не разболтала своей кухарке все королевские интриги. А без иронии Нокса эти занудные разговоры состарят меня раньше времени.

Я так растеряна от его слов, что не знаю, что мне делать.

Радоваться, что мой несносный герцог все-таки жив?!

Делать вид, что я не понимаю, о каком замужестве между мной и Рэйвеном может идти речь?

— Я знаю Нокса всю свою жизнь, Матильда. Или…? — Он все-таки приподнимает бровь, как будто интересуете, стоит ли называть меня другим именем.

Молча киваю, и продолжаю осматривать остальные его раны. Как ни странно — они как будто сами немного затянулись. Но кто их этих Скай-Рингов знает, что еще за чудеса достались им вместе с кровью Первых и долгожительством?

— Так вот, Матильда. — Он проваливает еще одну попытку встать, но принимает мою помощь, когда оттаскиваю его к перевернутой клетке и помогаю сесть, облокотившись на стальные прутья. — Я видел своего Нокса почти дохлым, почти озверевшим, почти унылым и безусловно пьяным до невозможности. Но ни разу за все эти годы я не видела его оболваненным любовью.

— Звучит как будто его срочно нужно спасать, — не могу удержаться от едкого словца.

— Ну, учитывая ваше происхождение, то я бы сказал, что словно «спасать» в этом случае — самое уместное.

— Прежде че продолжить, Ваше Величество, прошу зафиксировать в вашем обвинительном протоколе, что я трижды спасала жизнь вашему верному генералу! А сейчас, кстати говоря, вдобавок спасаю еще и вашу. С оглядкой на некоторые ваши планы на мою персону, смею предположить, что в протокол так же следует занести и мое великодушие, и ангельское терпение!

Эвин пытается сохранить серьезное лицо, но в конце концов смех берет над ним верх, и он хихикает как мальчишка, охая и постанывая, и придерживая рукой перевязанную дыру в боку.

— Право слово, Матильда, если бы вашу энергию зарядить в пушки моей армии — Артания стала бы непобедимой!

— Обращайтесь, Ваше Величество, готова верой и правдой послужить свой стране.

— Когда я видел Нокса в последний раз, он валялся в лазарете, весь забинтованный, как мумия, но вполне живой. И если только он не ослушался моего приказа и не отправился искать неприятности на свой неугомонный зад, то…

Эвина перебивает выразительней невидимый толчок, как будто кто-то щедро плеснул в нас обоих сквозняком. Я подаюсь вперед, прикрывая его собой, потому что даже у меня — здоровой — трещат кости и ноют поджилки, когда в паре метров за моей спиной открываются Врата. От силы вибрации сводит зубы, и от этих толков рану Эвина может просто вывернуть наружу! И никакая кровь первых ему не поможет!

Я из последних сил обхватываю его руками, почти не думая о том, что могу поранить своими шипами его и без того изодранную спину.

Несколько как будто бесконечных мгновений — и все стихает так же стремительно, как и началось. Мне нужна еще минута, чтобы осмотреть Эвина и убедиться, что он цел. А только потом до меня доходит, что в прохладной и какой-то слишком мертвой тишине настойчиво слышен низкий рык моего дракона.

И голос того, кто, очевидно, заставил моего верного маленького друга, встать на защиту моей спины.

— Какая идиллия, — узнаю знакомые нотки почти убийственно ядовитого сарказма. — Кажется, я появился как раз вовремя, чтобы напомнить счастливым влюбленным, что прежде чем обниматься и поливать друг друга розовыми слезами счастья, хорошо бы для начала разобраться с государственными делами первостепенной важности!

Мы с королем смотрим друг на друга и его губы шепчут:

— А вот и мой верный генерал. Злой как Бездна.

Злой?

Это кто еще тут злой!

Глава шестьдесят пятая: Сиротка

У Нокса есть одна поразительная способность, о которой я обязательно подумаю потом, если мы выберемся из всей этой передряги, придумаем, как остановить армию Воздушных Лордов и останемся живы в конце всего этого.

Называется эта способность очень длинно, почти хрестоматийно. Так и вижу этот заголовок в каком-нибудь толстом томе, ведущим жизнеописание всех его прадедов, дедов и потомков: «Как быть тем, кому желают смерти, когда он здоров, и как быть тем, кого вытаскивают с того света, когда он почти мертв?»

Минуты не прошло, как я чуть не рыдала от счастья, зная, что он все-таки жив и здоров, а теперь все мое нутро желает, чтобы несносный герцог провалился сквозь землю вместе со своими скабрезными шуточками!

Зол он, ишь!

Смотрите все — явился не за…

— Тиль, ненаглядная наша милосердная душа, может, прекратишь обнимать своего бесценного жениха и прикажешь своей псине перестать на меня шипеть?!

Ироничный голос Рэйвена буквально на глазах взращивающий мое желание врезать ему чем-нибудь тяжелым промеж глаз. Вот хоть бы тем ржавым замком, который валяется рядом с клеткой. Знатный синяк получится! Как говорила настоятельница в монастыре: «Прекрасного нездорового сине-зеленого цвета!

— Он в бешенстве, — продолжает рассуждать Эвин.

— Какая жалость, — шиплю себе под нос и, убедившись, что король не собирается отдать богам душу, отпускаю его, чтобы подняться на ноги и, наконец, взглянуть на Нокса.

Первое, на что я обращаю внимание — он очень бледный, но на щеках лежит нездоровый алый румянец, как будто у него тяжелая предсмертная лихорадка! И глаза вместо черных отблескивают алым. И еще чем-то бесцветным, но очень угрожающим.

И второе — это его ноша, переброшенная через плечо как тюк. Хотя судя по торчащим пяткам в грязных ботинках — это никакой не тюк, а человек. То есть — женщина, потому что ее длинные спутанные волосы болтаются за спиной Нокса, как грязная ветошь.

— Ваша невеста, Нокс? — не могу удержаться от едкого словца. — Хорошо смотритесь.

— Ели это та, о ком я думаю… — вклинивается Эвин, но герцог успевает ответить первым.

— Тиль, давайте-ка я вас познакомлю, пока вы, со свойственным вам обыкновением, не сделали очередную порцию бестолковых выводов обо мне и табунах женщин, которых я якобы наперегонки тащу под венец.

Он неласково сбрасывает свою ношу на землю, и когда она откидывает от лица руку, я непроизвольно морщусь, потому что эта женщина выглядит действительно безобразной. Хотя она определенно молода — моя ровесница. У нее искривленный нос, щербатые зубы, выпученные, горящие безумием глаза.

— У вас дурной вкус, Рэйвен, — говорю немного оторопело.

— Полагаете? — Он топорно корчит удивление, а потом снова зыркает на меня недобрым взглядом.

— Уверена, — закрепляю свое мнение, и почему-то чувствую скрытый во всем этом подвох. Кого еще Рэйвен мог притащить в Горностаевый приют, да еще и в таком безобразном состоянии? Он, конечно, та еще заноза в причинном месте, но никогда не замечала за ним настолько отвратительного отношения к женщинам. Значит, эта…

— Герцогиня Матильда Лу’На, — опережает меня Нокс. — Собственной персоной, без масок и маскарада.

Я невольно осеняю себя охранным знаком, и тут же резко завожу руки за спину, скрещивая свои изуродованные Тьмой пальцы. Наверное, лучше не гневить Плачущего, молясь ему вот в таком… гммм… виде.

— Хаос меня задери, — слышу выразительную ругань Его Величества. — Ну и зачем ты притащил сюда эту морь?

— Предполагалось, что ты попал в беду и я не придумал ничего лучше, кроме как найти то, что можно было бы обменять на твою недобитую задницу, — сарказмирует герцог.

Да о чем они вообще?

— Спасибо, Рэйв, — замечаю попытку Эвина отвесить шутовской поклон, но он все еще слишком слаб даже для таких реверансов, — но ты стареешь, мой друг. И уже в который раз приходишь с опозданием. Меня, как видишь, уже выручили.

Нокс, прищелкивая языком, осматривается, кивает каким-то своим мыслям, когда натыкается взглядом на остатки брони, выглядящей так, словно ее прибили кузнечным молотом. Потом снова смотрит на моего «друга». Кажется, он вот ни грамма не удивлен тем, что за время, пока мы не виделись, я успела обзавестись собственным драконом. Даже немного обидно, потому что, хоть у меня и не было времени как следует над этим подумать, где-то в моих девичьих мечтах он должен был как минимум восхититься тем, насколько сильной я могу быть. А не кривить рот в этих своих ухмылочках, словно я приволокла домой хромого щенка!

— Твоя невеста, Эвин, просто подарок судьбы, — наконец, изрекает Его Светлость, но останавливает взгляд на мне, особенно засматриваясь на руки, которые я отчаянно прячу за спиной. Не хочу, чтобы видел меня вот такой. Уже не человеком, но еще — хвала Плачущему — пока и не Тьмой.

— Его невеста валяется у вас в ногах, Нокс! — вздергиваю подбородок. — А я всего-навсегда сирота, которую один из вас собирался принести в жертву, а другой…

Я обрываю себя на полуслове и хмуро смотрю на Нокса.

— Если вдруг ты сейчас подумала скормить меня своему щенку, то вряд ли я дамся без боя, — говорит он.

— Это была бы слишком просто, — огрызаюсь я. — За все, что вы сделали, Нокс, я постараюсь придумать для вас самую изощренную пытку, какую только можно придумать!

Он вдруг делает резкий шаг ко мне, и грубо, как будто у него напрочь отсутствует страх, отпихивает морду дракона, который пытается встать на мою защиту. А когда Малыш рычит и угрожающе распахивает челюсти, я мысленно приказываю ему отступить.

— То есть, моя маленькая монашка, — Нокс нависает надо мной всей своей долговязой тушей, — вот это вот, — тычет пальцем сначала в Эвина, потом — в меня, — тоже была пытка? Чем же? Горючими слезами? Признаниями? А, может…

Я забываю, что стесняюсь своих когтистых лап.

Потому что все эти намеки… Они жалят так больно, что хотя бы часть этой боли я должна вернуть Ноксу, и чем скорее — тем лучше!

На этот раз он почему-то не перехватывает мою занесенную для пощечины ладонь, хотя наверняка угадывает ее. Возможно даже до того, как я сама понимаю, что собираюсь хорошенько отхлестать его по наглой роже! Раз уж он жив и, очевидно, достаточно бодр, раз успевает сочинять для меня все эти нелепицы, то парочка крепких «лещей» точно переживет.

От звона пощечины у меня закладывает уши, а у Нокса, чтоб ему пусто было, даже голова не дергается!

Он только немного водит челюстью, и потирает мигом покрасневшую кожу, вдобавок «украшенною» парочкой царапин от моих когтей.

— Это я заслужил, — говорит, подумав, но если во всем этом и есть хоть капля сожаления — она слишком хорошо замаскирована.

Я даю еще одну пощечину — по другой щеке.

И на этот раз подбородок герцога все-таки немного уходит в сторону.

— И это тоже, — скрипит зубами Нокс.

Эвин сзади давится то ли хрипом, то ли смехом.

— Кажется, ты первая женщина, которая дважды безнаказанно побила рожу моему генералу.

Глава шестьдесят шестая: Герцог

Мне нужны эти оплеухи — чего уж скрывать.

Нужно отметить — очень крепкие оплеухи, потому что, хоть и сделаны маленькой и тонкой рукой моей монашенки, на самом деле заодно сделаны и Тьмой. Которая, как я теперь вижу, окончательно себя проявила.

Меня это должно коробить до глубины моей испорченной души. Я же не абы кто, а целый главный Инквизитор Его Величества, цепной пес, который вынюхивает таких, как она, заковывает их в цепи, сам судит и сам казнит.

Но, как бы дико и порочено это не звучало, мне нравится моя новая Тиль. Этот ее боевой дух и желание непременно хотя бы что-то взять в свои когтистые руки, и желательно исправить. Не важно, что она вряд ли имеет хотя бы какое-то представление, как именно можно исправить творящуюся вокруг вакханалию — она просто не собирается сидеть на месте.

И даже привела для этого саблезубого монстра, который продолжает коситься на меня как на окорок.

Но ничего из этого не отменяет того факта, что я застаю ее обнимающей Эвина!

Обнимающей так, словно она готова грудью закрыть его от любой беды. Ну и заодно утешить умирающего Воина Света. Утешить так, как должна утешать невеста своего нареченного жениха!

Я не испепелил влюбленную парочку только потому, что был вымучен переходом через Врата и мои руки были заняты телом герцогини. Даже если бы дракон моей сердобольной монашки потом меня испепелил — это уже не имело бы никакого значения.

— А вот это уже лишнее, Тиль! — рявкаю я, успевая перехватить ее руку, когда она входит в раж и, очевидно, собирается и дальше безнаказанно хлестать меня по роже.

— Ты… мерзкий, гадкий… ты…! — Она бледнеет, и я отчетливо вижу, как вены под ее кожей наполняются чернеют, наполняясь Тьмой.

А потом она внезапно цепенеет. Просто останавливается, не пытаясь вырваться или лягнуть меня коленкой. Смотрит мне в глаза прямо и твердо, и как бы я не храбрился, мне от этого взгляда как-то совсем не по себе. От него противно щекочет где-то пониже спины, и хочется встряхнуть свою малышку, чтобы перестала изображать из себя мою собственную внезапно восставшую из могилы Совесть.

Не к добру этот взгляд.

Ей есть за что меня ненавидеть и за что посыпать мою голову отборными проклятиями, но не целый вот такой холодный взгляд в упор, я как будто…

— Ты убил ее, — произносит Тиль. Тихо, четко, без ненависти, но с такой болью, что мои пальцы на ее запястьях разжимаются сами собой. — Ты убил Л’лалиэль.

Если бы слова могли ранить, я был бы уже в решето и дохлый истекал кровью.

Прошлое, от которого я бегал столько лет, вот так внезапно застало меня врасплох, хоть я и знал, что рано или поздно придется заплатить по всем счетам. И у меня ни разу не было иллюзий на счет того, что плата будет самой высокой. Заслуженно высокой.

Я делаю шаг назад, наступаю на какую-то железную дрянь на земле, и она со скрипом гнется, на минуту превращаю тишину в пытку для ушей.

Но… скрип не стихает.

Я должен готовиться встречать еще одну порцию заслуженной ненависти, но ни черта не могу поделать со своими инстинктами, которые орут, что надо бы подумать о деле, а уже потом с гордой постной рожей идти на плаху ошибок прошлого.

— Это еще что такое? — слышу взволнованный голос Эвина, когда он, так же как и я, задирает голову вверх.

Там что-то есть, высоко за облаками, которые как будто нарочно нагнали со всей Артании.

Герцогиня на земле оживленно шевелится, если, конечно, так можно сказать о ее попытке освободить руки из веревки. Слабые и никчемные попытки, но дело не в них, а в том, что она тоже слышит этот скрип, и он, в отличие от нас с Эвином, заставляет ее воодушевиться.

Значит, нам это, чем бы оно ни было, не сулит ничего хорошего.

— Рэйвен, послушай! — Тиль, забыв о том, что минуту назад собиралась предать меня всем мыслимым и немыслимым пыткам, сжимает пальцы у меня на локте. — Я видела кое-что! Это нужно остановить! Сейчас! Здесь! Потому что…

Она быстрой, но на удивление внятной скороговоркой рассказывает о сломанной Печати, о механикусах, которые хватают демонов и тащат их на корабли Воздушных Лордов. И в конце о какой-то громадине, которая летит в сторону столицы. Я задаю пару наводящих вопросов о том, как эта громадина выглядит, и девчонка быстро на них отвечает, правда, теперь нам приходится перейти на крик, потому что шум становится сильнее.

— Это Ярость, — мрачно озвучиваю свои подозрения. Возможно, не все детали из описания совпадают, но я видел эту штуку много лет назад, и тогда она была только в «зародыше» — один деревянный каркас и огромные, наполовину обвисшие паруса.

Тогда Эвин разделался с Воздушными Лордами, а заодно избавился от герцога, чье рощи были самым идеальным источником древесины, чтобы построить такую громадину. При ее габаритах, с учетом смертоносного груза, Ярость бы просто не взлетела, если бы ее сколотили из тех пород дерева, которые растут на Летающих островах.

Но, похоже, на этот раз все получилось.

— Проклятье, — шипит Эвин — еще один невольный слушатель рассказа Тиль. — Чтоб меня Бездна… гмм…

Он косится на монашку и придерживает ругательства при себе.

И все-таки, кое-как, цепляясь за прутья клетки, встает на ноги. Еще шатается, но держится вертикально, что уже неплохо. Тиль поворачивает голову, но я предотвращаю ее попытку сделать шаг, чтобы ему помочь.

— Не надо, — говорю скорее одними губами. — Не забывай, что он все еще — Его Величество Эвин Скай-Ринг, а не побитая собачонка, которой нужно перебинтовать лапу.

На самом деле, Эвин действительно выглядит отвратно, но я точно помню парочку случаев, когда даже мой неугомонный оптимизм пасовал, глядя на его раны и вывернутые наружу, простите боги, кишки. Сейчас точно не все так трагично.

Тиль с недоверием поглядывает сначала на меня, потом — на мои пальцы, обернутые вокруг ее запястья. Хмурится, но не пытается избавиться от моей хватки. Я нарочно «цепляю» ее взгляд и сжимаю запястье еще увереннее. Знаю, о чем она думает.

И хоть сейчас совсем не время и не место, и я наверняка буду выглядеть оболваненным идиотом, но — кто знает? — сколько времени нам отведено?

Я медленно поднимаю ее исковерканную Тьмой руку, скольжу ладонь вниз, чтобы переплести наши пальцы. Странно, но даже почерневшая, покрытая ужасными наростами и с длинными когтями, ее ладонь все равно кажется маленькой и слабой.

— Нокс, что вы… — Тиль удивленно распахивает глаза, когда я подношу ее ладонь к своим губам и мягко целую выпирающие, острые костяшки пальцев.

— Рэйвен, — поправляю ее.

В грохоте и скрипе наши голоса теряются напрочь, но мы все равно слышим друг друга.

Романтичная чушь, но она все-таки случилась в моей жизни.

Глава шестьдесят седьмая: Герцог

— Это плохая идея, — слышу недовольный шепот Эвина нам с Тиль в спину, когда мы собираемся взобраться на ее дракона. — Мне она не нравится, Нокс.

— Есть запасной вариант? — переспрашиваю, не поворачивая головы.

То, что идея паршивая, я понял сразу, когда Тиль в двух словах описала летающую смерть. Сразу было ясно, что ее придется остановить здесь и именно нам, потому что, какой бы сильно ни была армия Эвина, в ней не было летающих кораблей и битву в воздухе мы бы проиграли еще до того, как вступили в нее.

А у Тиль — целый ручной дракон.

Это в любом случае лучше, чем летающий корабль, который все равно не смог бы подлететь незамеченным достаточно близко.

Пока она взбирается ему на спину, я держусь подальше, чтобы не дразнить зверюгу своим запахом. Вряд ли моя м аленькая отважная монашка даст ему меня сожрать, но кто знает, сколько и каких частей тела он успеет мне откусить, прежде чем она меня отобьет?

Храбриться и валять дурака, как будто мне все равно — единственная броня, которая у меня осталась, и добровольно я с ней не расстанусь.

— Я приведу армию, — говорит Эвин, но я впервые слышу отсутствие решимости в его голосе.

— Хорошая идея, — соглашаюсь я. — Тебе как раз нужно разобраться с армией, которая двигает на столицу от разломанной Печати. А заодно навести порядок среди своих генералов.

Я успел вкратце рассказать ему о предателях в Тайном Совете и даже покаялся в том, как позволил Ив обвести меня вокруг пальца. Мы с Эвином сошлись на мысли, что ее нужно брать первой, и что именно она в курсе всех оставшихся подводных камней.

— Вам не остановить эту громадину, — еще тише, уже почти шепотом, говорит Эвин. — Если они собрали кристаллы Игниса…

— Они их собрали. — На этот счет у меня нет никаких сомнений. Иначе зачем рисковать быть раскрытыми и таскать громадный корабль так далеко?

В пустошах вокруг Печати полно Игниса — они растут прямо из земли, они выращены чистейшей энергией Хаоса, напитаны им до краев, и стоит этой энергии вспыхнуть — она разрушит все, что попадется на ее пути. Я видел, как крохотные кристаллы Игниса взрывали целые дома, запросто разносили в щепки тяжелые укрепленные стены. Одного большого кристалла хватит, чтобы погрузить в руины добрую часть столицы, а Ярость может нести гораздо больше этого смертельного груза.

Проблема только в том, что…

— Рэйвен? — Голос Тиль заставляет меня встрепенуться, поднять голову.

Она уже сидит верхом на своем летающем монстре и, решительно поджав губы, протягивает мне руку. Уверен, что летать на нем она явно не училась, но прям сейчас смотрится опытным всадником, которому ничего не стоит сделать крутое пике или камнем упасть вниз, чтобы взметнуться вверх уже почти у самой земли.

Я буду… черт, Бездна бы меня взяла, я бы много отдал, чтобы когда-нибудь увидеть, как она будет резвиться на этом чудовище высоко в облаках, и как будет возвращаться ко мне, пропахшая непролитым дождем и рассветным солнцем.

— Подстрахуй нас с земли, — бросаю через плечо Эвину, и кивком показываю на герцогиню, которую он как раз взваливает себе на плечо. — Зачем тебе это?

— Эта самозванка, ты хотел сказать? — Эвин подмигивает, и прихрамывая двигает в сторону Врат, которые я для него открыл. — Посажу в темницу, пусть посидит и подумает, как и при каких обстоятельствах пыталась выдать себя за герцогиню Лу’На.

Я знаю, что для Эвина это будет отличным выходом — не придется оправдываться, почему он, вместо того. Чтобы расправиться с дочерью предателя и защитить Артанию от еще одного переворота, разрешил ей вырасти и продолжить «дело» своего дохлого папаши. Все можно свернуть на самозванку, а Тиль займет место герцогини, и ни одна собака в королевстве не посмеет сказать, что она — вовсе не она.

— Позаботься о ней, — говорю ему на прощанье, а когда Тиль хмурится, потому что не слышит моих слов, ловко взбиваюсь на дракона прямо ей за спину.

— Снова какие-то секреты, герцог Нокс? — Ее ворчливость тут же улетучивается, когда обнимаю ее за талию, и притягиваю к себе так близко, что между нашими телами не остается свободного пространства. — Не припоминаю, чтобы давала разрешение протягивать к моей царской особе ваши неблагородные руки.

— Род Ноксов — один из самых древних в Артании, — подшучиваю, опуская руки чуть ниже ее живота. Совсем немного, но она выразительно и громко втягивает воздух через нос, а ее тело под моими ладонями дрожит, как натянутая струна.

Язык чешется пошутить, что предки Ноксов были бы крайне недовольным моим желанием продлить род с этой особой «королевской крови», но я вовремя прикусываю язык, потому что на самом деле могу представить ее заметно округлившейся от того, что носит под сердцем моего ребенка.

В горле ком размером со все сожаление мира, потому что… кто-то должен остановить Ярость, и этим кем-то буду я. Другим это просто н по силам.

— Если вы не прекратите ваши грязные поползновения, Ваша Светлость, мне придется попросить Малыша немного встряхнуться, — шипит Тиль, и я степенно отодвигаюсь назад. Тиль немного поворачивает голову, и я замечаю намек на разочарование в ее улыбке, хотя губы говорят совсем другое. — Отрадно видеть, Нокс, что в вас прорезалось благородство.

— Ну куда уж мне — и целое благородство на старости лет, — подтруниваю я. — Это просто благоразумие — не хотелось бы свалиться башкой вниз с такой высоты.

Дракон набирает высоты так быстро, что мне приходится задержать дыхание, когда зверюга прорывается через облака, как раскаленный нож через масло. Здесь ослепительно светит солнце, хотя там, внизу, из-за туч стояли почти сумерки.

— Впереди, — говорит Тиль, но я уже и так заметил массивно тело Ярости, обитое сталью и утыканное шипастыми пластинами.

— Хаос бы всех их побрал, — шиплю себе под нос, потому что эта громадина гораздо больше даже самых смелых моих ожиданий.

Здесь точно не десяток кристаллов Игниса.

Она несёт не меньше полусотни.

Значит, взрывом сотрет с лица земли не только столицу.

Всю Артанию и далеко за ее границами.

Проклятые Воздушные Лорды решили больше не рисковать и действовать наверняка, чтобы раз и навсегда избавиться от своих главных противников. И вряд ли об этих их планах знала даже герцогиня, ведь она собиралась стать королевой Артании, а не королевой Руин.

— Нужно подобраться ближе, Тиль.

— Собираетесь взять эту крепость штурмом? Нам вдвоем это по силам, полагаете?

Я полагаю, что для одного из нас это полет в одну сторону.

Но говорить об этом Тиль еще рано, иначе эта упрямица точно никуда не уйдет.

Маленькая рогатая зверюга упрямо трясет головой, когда Тиль пытается направить ее вперед, ближе, почти впритык к Ярости. Но моя маленькая упрямая монашка все равно заставляет его подняться на несколько метров, и мы практически зависаем под брюхом Ярости. Отсюда хорошо видны крепкие болты, которыми прикручены пластины листового железа. Если эту дрянь пытаться сбить с земли — это вряд ли принесет хоть какой-то результат. Да и нет в армии Эвина подходящих орудий, кроме пушек, которые все равно не обладают такой дальнобойностью.

Неудивительно, что Ярость «идет» одна, без сопровождения — на этой высоте и в такой броне, ей нечего бояться.

Хотя в подобных ситуациях я всегда подстраховывался, даже когда ситуация была совсем на моей стороне. Потому что у богов, вопреки воле людей, есть свои планы и резоны, и даже в самых проверенных местах иногда, но все же появлялись топи вместо накатанных дорог, или вырастали горы, вместо глубоких озер.

Вот как сейчас. Вряд ли Воздушные Лорды могли представить, что на их пути встанет не армия, а одна маленькая упрямая девчонка, верхом на собственном драконе.

Ну и старый, битый жизнью вояка с ней на пару.

Здесь воздух уже слишком тяжелый и холодный, чтобы разговаривать без напряжения, и я ограничиваюсь тем, что показываю Тиль на небольшую пластину около самого «хвоста» ярости. Это определенно не вход, но очень похоже на какое-то укрепление, сделанное как будто в последний момент. Это — мой шанс попасть внутрь. Само собой, тут нет ни ручки, ни гостеприимной вывески, но эту пластину, в отличие от других — слишком массивных и тяжелых — я могу попытаться «сдвинуть» с места.

Дракон на минуту зависает в свободном парении, и мы с Тиль в унисон немного пригибаем головы, пока Ярость вальяжно проплывает над нами.

— Придержи-ка его вот так, — говорю на ухо моей монашке.

Она испуганно округляет глаза, когда я, вспомнив лихую молодость, вытягиваю ноги и легко поднимаюсь в полный рост, раскинув руки для балансировки. Когда-то я запросто скакал стоя на спине лошади. И при этом умудрялся стрелять из арбалета (весьма прицельно!) или махать мечом. Но дракон — не вышколенный боевой конь, и ему явно не по душе, что по его спине топчется непонятная двуногая тварь. Так что приходится проявить чудеса сноровки, чтобы удержаться равновесие, когда он встряхивается, явно чтобы избавиться от неприятной ноши.

— Прости, — извиняется Тиль, пытаясь поймать мою ладонь. — Не надо, Рэйвен! Это опасно!

Я знаю, что опасно, но лучше проглочу собственный язык, чем дам ей усомниться в том, что мне это абсолютно по силам.

— Я туда и назад, Ваше Величество, — подмигиваю ей с высоты своего роста.

Она мгновение колеблется, а потом ее лицо расслабляется, и пальцы медленно освобождают мою руку. Бравада мне всегда удавалась исключительно хорошо.

Когда железная «заплатка», наконец, появляется в пределах моей досягаемости, я делаю глубокий вдох, прежде чем вытащить за шиворот всех своих демонов. Тьма стремительно наполняет меня, тянется вверх, потому что здесь ей есть чем поживиться — я чувствую покалывание в кончиках пальцев, потому что кристаллы Игниса прямо здесь, и их жар чувствуется даже сквозь толстую обшивку корабля.

Вытягиваю ладони, хватаю «заплатку» взглядом и с силой тяну на себя.

Сначала она совсем не поддается, как будто прикручена намертво, но я собираюсь с силами и пробую снова. Если бы я не был так голоден и все еще утыкан свежими ранами, я бы справился с ней с первого раза. А сейчас каждая нова попытка приносит порцию алых искр перед глазами и то, что я до сих пор не свалился башкой вниз, легко можно назвать чудом.

Но пластина, наконец, поддается. Сначала почти незаметно прогибается внутрь, потом вмятина становится похожей на удар кузнечным молотом, а потом края «заплатки» отстают от корпуса. Воздух со свистом втягивается внутрь, и я использую этот момент, чтобы «мысленным пинком» окончательно затолкать ее внутрь.