2

ЭСТРЕЛЛА

– Фейри не умеют лгать, – прошептала я про себя, вспоминая легенды, которые читала в книгах во время нашего короткого пребывания в туннелях Сопротивления.

Я допускала, что большинство из них были высокопарными версиями правды: таково человеческое восприятие живых существ, которые всегда были больше, чем сама жизнь.

– Все истории, которые я рассказывал тебе о своей жизни, были правдой. Все, что ты узнала обо мне и моей жизни, было правдой. Я никогда не лгал тебе, – сказал он, стиснув зубы, тщательно обдумывая слова.

– Ты рассказал мне кучу полуправды о фейри, заменив ею реальность. То, что ты не лгал, еще не означает, что ты был честен.

Я провела языком по зубам, борясь с приступом тошноты, волной поднимавшейся у меня в животе. Он смотрел на меня, как будто ничего не изменилось, как будто он все еще был человеком, в которого я влюбилась, потеряв голову. Но… из-за него я потеряла не только голову – я потеряла все.

Он был виноват в том, что моя мать осталась одна в деревне, населенной жестокими людьми, которые больше в ней не нуждались. Он был виноват в том, что тело моего брата плавало где-то в море. Если бы Калдриса не существовало, я была бы уже… мертва, но, по крайней мере, с моей семьей ничего бы не случилось.

– Я просто никогда не говорил тебе, что я – фейри. В этом, если хочешь, можешь меня винить, но только тогда, когда точно ответишь на вопрос – зачем это было необходимо? – сказал он, склонив голову набок.

Он наблюдал за мной и видел, что в глазах у меня горит ненависть.

– Ты забрал у меня все, – ответила я.

Слова прозвучали с такой же хрупкостью, какую я чувствовала внутри. Возможно, он не был виноват в событиях, которые привели к моему падению, но все равно все они были так или иначе сопряжены с ним. С его существованием и с этой дурацкой связью, что нитью протянулась между нами, несмотря на мое желание разорвать ее в клочья, как будто она имела какое-то право владеть моей душой, несмотря на мои возражения.

Он поднял руку, чтобы коснуться моей шеи, и завитки его метки фейри ожили, извиваясь у него по коже. Черный круг на тыльной стороне его ладони стал казаться каким-то более глубоким, от него отходили затененные щупальца чистой тьмы, будто он не мог полностью сдерживать сочившуюся из него магию. Чернила его метки расползались все дальше и уже скользили по всем его пальцам.

– Все? Ты имеешь в виду свою невообразимо прекрасную жизнь? – спросил он хриплым от ярости голосом. – Домогательства и издевательства лорда вашей деревни. Ежедневный адский труд до кровавых ран и шрамов, чтобы накормить людей, которых ты не знаешь и, очевидно, никогда не узнаешь.

Он взял меня за руку, сжал ее и провел большим пальцем по бледным белым шрамам, оставленным шипами кустов с лиловыми ягодами. Круг, который когда-то казался тусклым по сравнению с остальной частью моей метки фейри, ожил под его прикосновением. Рука у меня загорелась, метка запульсировала, направив ударную волну обжигающего жара сквозь мои пальцы, чернила сплелись вокруг костяшек, чтобы совпасть с его кругом.

– Что ты сделал? – спросила я, чувствуя шок от боли, и попыталась оторвать свою руку от его.

Он держал меня крепко, отказываясь отпускать, пока моя кожа горела и шипела. Наконец жар метки начал угасать, а чернила осели на моей плоти.

– Когда Стража Тумана попыталась убить тебя, твой страх пробудил зимнюю часть твоего Виникулума. С того момента ты надеялась на него, верила, что он защитит тебя, и даже не пыталась получить доступ к другой части себя – той, что исходит из двора Теней. Да, в тебе существует еще одна часть, она ждет внутри, пока ты не решишь воспользоваться ею впервые. Ты можешь делать все то же, что и я, правда, немного в меньшем масштабе, детка, – сказал он, указывая на мертвых вокруг себя и на то, как они ждали его безмолвной команды. – Если я – бог Мертвых, то зеркало моей власти позволяет тебе воскрешать мертвых так же, как это делаю я.

Я сглотнула, глядя на новые чернильные завитки, вьющиеся у меня по руке, желая, чтобы они исчезли. Я не хотела иметь ничего общего с некромантией, которую он навязал мне, с коварной магией, о которой я не просила и в которой не нуждалась. Я не хотела, чтобы она пульсировала в моем теле. Но она упруго сжалась внутри меня – темная, тяжелая, угрожающая.

– Пришло время пробудить другую часть тебя, – сказал Калдрис, склонив голову набок, наблюдая, как я собираюсь воевать с тем, что сидит у меня внутри.

Мне было интересно, слышит ли он это. Дала ли ему наша связь доступ к моим внутренним мыслям – единственному, что, как мне казалось, было от него закрыто?

Единственная моя часть, которой он не мог коснуться.

– Я не хочу этого, – запротестовала я, качая головой и окидывая его взглядом.

– Это такая же часть тебя, как и я, – сказал Кэлум.

Мысленно я отругала себя за имя, которым больше не могла его называть. Бог Мертвых не был тем человеком, с которым я провела несколько недель. А имя Калдрис совсем не подходило мужчине, в которого я влюбилась по уши, несмотря на здравый смысл.

Я знала, что в конце концов он только разобьет мне сердце. Но такого я просто не ожидала.

Мое сердце сжалось еще сильнее после того, как он признался, что ищет дочь Маб. Значит, он здесь вообще не ради меня, а ради дочери королевы Воздуха и Тьмы.

– Как ты можешь быть частью меня, если я даже не знаю твоего настоящего имени? Почему Кэлум? – спросила я, не обращая внимания на холодный страх, пульсирующий у меня в венах из-за того, что мне может не понравиться ответ.

Станет мне еще больнее или полегчает, если окажется, что он просто назвал первое попавшееся имя? Если имя, которое я полюбила всеми фибрами своей души, тоже окажется ложью.

Но фейри не умеют лгать.

– Это имя мне дали при рождении. Так назвала меня моя мать, когда я родился, – до того, как Маб украла меня из колыбели и принесла во двор Теней, чтобы наказать ее, – признался Кэлум, отвечая на вопрос, почему он назвался вымышленным именем.

По всей вероятности, именно это имя и было настоящим, а не то, под которым его знал мир.

Имя Калдрис было ложью. Это имя ему навязала Маб, чтобы украсть его личность.

Его признание тронуло мне сердце. Мысль о ребенке, украденном из дома и доставленном в такое место, которым, по его утверждению, правит самая чудовищная из всех фейри, была чем-то совершенно невообразимым. Я даже подумать не могла о том, каково это – находиться рядом с королевой Воздуха и Тьмы, будучи маленьким мальчиком.

Дыхание у меня внезапно сбилось, когда до меня дошло. Она была его мачехой. Женой его отца. Женщиной, о которой он рассказывал и которая была с ним так жестока, что разрушила его отношения с отцом, была королева Маб.

Я потрясла головой, пытаясь избавиться и от этой мысли, и от жалости к такой жизни. Его трагическая предыстория никак не умаляла его вины за то, что он сделал со мной и что явно собирался делать дальше.

Я больше не буду узницей собственной жизни, даже если мне придется убить его, чтобы обрести свободу.

Он в ответ уставился на меня, пытаясь обнаружить реакцию, но этого я ему не позволила, хотя она и бурлила внутри, медленно пожирая меня. Я попросила его оставить меня в покое, глядя на него, чтобы взрастить в себе жестокость, а не сочувствие. Я не хотела ему сочувствовать.

Он медленно отстранился, смиренно вздохнул и задумчиво скривил губы. Коротко посмотрев вдаль, он снова обратил на меня свой пылающий взгляд.

– Я должен вызвать Дикую Охоту, – сказал он наконец, приподняв бровь, словно ожидая моего протеста.

Я промолчала, и он, развернувшись на каблуках, начал уходить. Вокруг меня стеной сомкнулись мертвые, заключая в круг их защиты в его отсутствие.

Я не смогла удержаться от вопроса, который сорвался у меня с губ, несмотря на мою решимость хранить молчание:

– Почему же они дрались с тобой? Наверняка они должны были знать, кто ты?

Он оглянулся на меня через плечо, и уголки его рта приподнялись в ухмылке.

– Думаешь, члены Дикой Охоты умеют видеть сквозь чары бога? – спросил он, снова отвернувшись, и продолжил свой путь.

А мне осталось лишь переваривать этот кусочек информации. Из-за высокомерия, звеневшего в его голосе, я почувствовала себя глупо, осознав, как мало я понимаю в различиях между Дикой Охотой, обычными фейри, которых в книгах называют сидхе, и собственно богами.

Основная предпосылка их иерархии была достаточно проста: Первородные были самыми могущественными существами из всех когда-либо живших, а боги – их детьми. Но сколько силы разделяло богов и сидхе?

Калдрис не спеша шагал среди развалин по городской улице, оставив людей с метками фейри и меня на свою верную армию мертвецов, которая охраняла нас. У меня были личные охранники, и я, стоя внутри их защитного круга, отвернулась, чтобы не видеть, как он уходит, попыталась отбросить в сторону воспоминания о том дне, когда наблюдала за его упругой задницей. Когда он прогуливался по горячему источнику. Когда я впервые увидела его голым.

Сейчас не время вспоминать об этом. Да и он оказался не тем мужчиной, которого стоило вожделеть. Он оказался даже не мужчиной.

Я увидела других меченых, которые стояли на коленях, загнанные в свой круг, из которого вырвалась я, когда сбежала. Мертвецы не выпускали их, но внутри они передвигались свободно. Выражение их лиц давило мне на душу, меня переполняла ненависть к себе – ведь это я привела их прямо в лапы к монстру.

– Мне жаль, что так вышло…

– Оставь при себе свою жалость, предательница. Подстилка фейри, – сказал один из них, сплюнув на землю, как будто я заслуживала чего-то худшего, чем то, что приготовила мне судьба.

Возможно, они были правы. Я перевела взгляд на землю у своих ног и закрыла глаза, стараясь справиться с дрожью в конечностях.

При первой же возможности я бы освободила их, но как я могла это сделать, если была не в состоянии помочь даже себе?

Что-то влажное и грязное ударило меня в лоб и потекло по лицу, затуманив зрение. Меченые засмеялись, когда я подняла руку, чтобы стереть грязь, сбрасывая ее на землю. В этот момент в меня швырнули еще раз.

Я отклонилась в сторону, чтобы избежать попадания в лицо, и вздрогнула, когда мокрое полузастывшее месиво ударило меня сбоку в шею. Грязь попала под тунику и, согреваясь, оттаивая, заскользила по коже. Я посмотрела на мужчину, который плюнул на землю, когда я попыталась извиниться. Он уставился на меня, и его рот скривился в рычании, которое и меня заставило опуститься до их уровня. Собрать в руки грязь и присоединиться к их жестокой игре.

С другой стороны их круга вылетел еще один комок грязи, попав мне в скулу. Я сдержала крик, который обжег мне горло, когда измельченные обломки разрушенных строений города впились мне в кожу. За ним последовал еще один, а затем еще один, и скоро я была уже полностью покрыта слоем грязи. Их удары были довольно меткими. Ведь им нужно было прицелиться и попасть в щели между окружавшими меня трупами.

Я повернулась к ним спиной, пытаясь понять, куда ушел Калдрис. Его нигде не было видно, и я подозревала, что он специально не обращал внимания на унижение и грубые выходки, которые другие меченые обрушили на меня.

Я бы не стала так поступать даже с фейри. Я бы не стала так унижать ни одно живое существо. Ни за что и ни над кем не стала бы так издеваться. Но они издевались надо мной, унижали меня – унижали себе подобного человека. Того, кто мог бы стать им другом при других обстоятельствах.

Плечо мне пронзила боль. Вспыхнула белым пламенем и поставила меня на колени. Я упала на камни, успев выставить перед собою руки, но правая рука рухнула под моим весом. Щекой я ударилась о камень, в голове затрещало, а перед глазами все поплыло, как в тумане.

Борясь с тошнотой, бурлившей в животе, я подняла левую руку над головой и потянулась ею за спину. К жару, прожигающему меня насквозь. Пальцы коснулись рукояти кинжала. Он торчал у меня из плеча, а рука безжизненно висела на боку.

Я никак не могла ухватиться пальцами за рукоять, не могла полностью обхватить ее, чтобы вытащить лезвие из плоти. Опустив левую руку на землю и приподнявшись на одной ладони и коленях, я изо всех сил попыталась встать на ноги, но поскользнулась в грязи и не смогла защититься даже от комьев, которые они продолжали швырять в меня. Мы все знали, что я это заслужила. Я попалась на его ложь, как рыба на крючок. И, может быть, если мне повезет, они найдут еще один метательный кинжал и убьют меня, прежде чем Калдрис сможет вернуть меня в Альвхейм. В голове все еще звенело обещание, которое я дала своему брату. Он говорил, что лучше мне умереть, прежде чем я когда-либо ступлю на землю фейри. И теперь эти его слова казались еще более важными. Я не могла позволить Калдрису победить. Не могла допустить, чтобы он заполучил меня. Счастливого конца у нашей истории быть никак не могло.

– Ты привела его сюда, – обвинила меня одна из меченых, и ее голос прозвучал в воздухе, словно хлыст, когда я наконец с трудом поднялась на ноги.

Я покачнулась, голова пульсировала от боли, рука бессильно висела на боку, но я медленно повернулась к ним лицом.

– Если бы не ты, мы до сих пор были бы свободны.

– Мы пришли сюда, чтобы спасти вас. Мы хотели доставить вас в безопасное место, где вас не смогли бы найти фейри, – говорила я, опустив голову и оглядываясь через плечо. – По крайней мере, я так думала. Я не знала, что он – фейри.

– Удобная отговорка, – сказала она, наклонившись, чтобы собрать побольше грязи с того места, где когда-то был сад и обочина мощеной дороги.

Эти люди не знали меня. Они ничего не знали ни о Кэлуме, ни обо мне, ни о сложном пути, который мы прошли вместе. Но они были правы, когда говорили, что это я виновата в том, что он здесь появился, даже если и не понимали, насколько нежеланной была эта роль для меня.

Еще один комок грязи ударил меня в грудь, брызги попали на горло и подбородок.

– Прекратите, – сказал мертвенно-тихий голос.

Воздух вокруг замер и, казалось, застыл в унисон с его яростью, нахлынувшей на меня. Я по личному опыту знала, что бездонный холодный гнев, возникающий в тишине, гораздо опаснее поверхностной ярости человека, кричащего мне в лицо.

Холодная расчетливая ярость была куда страшнее.

Я повернулась в сторону голоса, чтобы посмотреть на Калдриса во всей его красе, пока он приближался ко мне. Мертвые расступились перед ним, молча пропуская его. Он поднял руки к моему лицу, обхватил ладонями мою голову и большими пальцами смахнул с кожи грязь. На щеке у меня алели царапины от щебня в комках грязи. Он внимательно осмотрел их, затем переместил взгляд на другую щеку, которая опухла от удара, когда я упала.

Он не прикоснулся к ножу у меня в плече, но я знала, что он должен был его видеть. Приблизившись, он должен был сразу заметить блестящую рукоять. Ноздри у него раздулись, когда он опускал мне на шею руку, которая вдруг зависла в воздухе, будто он не мог заставить себя прикоснуться ко мне. Когда он наконец взял меня за плечо, его пальцы коснулись кожи, жаром пульсирующей вокруг лезвия. Он отдернул руку, на мгновение уставившись на кровь на большом пальце. А потом положил его в рот и облизал.

– Кто? – спросил он, махнув головой в сторону группы меченых.

Я сглотнула, покачав головой, отказываясь отвечать на вопрос. Даже если бы я знала, кто из них метнул кинжал, я бы не смогла обречь их на неминуемое наказание. Я чувствовала, как ярость волнами изливается из Калдриса, и знала: что бы он ни сделал с людьми, которые, по его мнению, причинили мне боль, это будет ужасно.

– Ты собираешься убивать себе подобных? – спросила я, склонив голову набок.

У него из груди вырвалось рычание, и этот звук был совершенно нечеловеческим. Он окинул их взглядом черных глаз. На его лице отражалась борьба – неуверенность боролась против ярости – за господство. Но наконец он схватился за рукоять кинжала, торчащего из моего плеча.

Когда он выдернул его из моей плоти, я закричала от боли. Колени у меня подогнулись, и я бы упала, если бы он не поймал меня, крепко удерживая в руках. Затем он, используя тот же нож, провел лезвием по своему запястью.

В воздухе возник запах его крови, смешанной с моей, и у меня перехватило дыхание. На меня нахлынули нежелательные воспоминания, что все это уже было, когда он поднес кинжал к моему лицу. Из раны, которую он нанес себе, капала кровь, орошая землю у его ног.

Я сглотнула, прогоняя странное скручивание в животе. Во мне нарастало желание, которое я никак не могла понять. Это был не голод и не какое-то другое знакомое мне чувство. Это было ощущение, что нечто в его крови ждало признания – завершения.

– Лучше я буду чувствовать боль от тысячи клинков, чем знать, что какая-то часть тебя проникла внутрь меня.

Его голова склонилась набок, а кровь продолжала капать на землю.

– Напомнить тебе, что моя кровь уже есть внутри тебя? Что ты приняла в себя мой член? Что моя проклятая душа уже живет внутри тебя? – спросил он, не отводя от меня взгляда своих темных глаз.

Он провел большим пальцем по крови на запястье и прижал его к моим губам, так что желание открыться ему навстречу стало почти невыносимым. Надавив еще сильнее, он заставил мои губы разжаться и капнул своей кровью мне на язык. Ее вкус затопил меня, заставив душу плакать, когда он отстранился. Кожа на его запястье снова затянулась, и я все смотрела и смотрела на свежий шрам, чувствуя, как заживают мои собственные раны, и теплое покалывание, которое оставляет за собой ощущение стянутости.

– Я не позволю тебе страдать без нужды, звезда моя. Я – твоя плоть и кровь. Что бы ты ни делала, ты никогда не сможешь отделить меня от своих костей. Я – владыка твоей души. Все прочее не имеет значения.

Загрузка...