ЧМОД 666

7. Доцент и Соловей

Книга учета прихода и ухода сотрудников казалась анахронизмом, пережитком советских времен. Но администрация неизменно требовала вести эту книгу, что давно уже раздражало заведующего кафедрой теории и истории управления Московского гуманитарно-исторического университета доцента Алексея Викторовича Лунькова. Причем книга учета только добавила малую толику к общей массе негатива, копившегося в его сознании. Мало того, что ходили упорные слухи о возможном слиянии его кафедры с кафедрой прикладной социологии, так еще и кадровая проблема доставляла массу хлопот. С одной стороны, старик Карпов с его непомерными амбициями и апломбом. С другой – Машка с ее упругим, гибким телом и требованиями должности старшего преподавателя. А с третьей – ректорат с планами по сокращению штата и (не дай бог!) объединению. Причем уволить Карпова не разрешал именно ректор, почему-то питавший излишне дружеские эмоции к этому вздорному старику. Почему? Он сегодня вон даже на свою лекцию не пришел. Заболел, что ли? Так мог бы и позвонить. А если проведут слияние, то ему, Алексею Лунькову, ничего не светит. Заведующим останется зав. социалкой, он там у них профессор, а Луньков – всего лишь доцент. Срочно нужно делать докторскую, но когда? Время, время… Купить? Это сейчас вполне реально, но жалко денег, да и опасно даже по нынешним временам. Кругом столько недоброжелателей, что, если возникнет хоть малейшее подозрение, что писал не сам, съедят с потрохами и не подавятся. А там и на ректора выйдут, дойдет до ВАКа…

Из беспокойных раздумий Алексея Викторовича вывел сигнал переговорного устройства.

– Алексей Викторович, это вас, по городскому, – сказал селектор голосом кафедральной секретарши. Вообще-то на кафедре держать секретаря не полагалось по штату, но Мариночку оформили на инженерную ставку.

– Кафедра, – привычным голосом ответил Луньков, приложив к правому уху прохладную телефонную трубку.

– С вами говорят из Управления внутренних дел Юго-Западного округа, – произнес официальный мужской голос. – Капитан Соловей Сергей Николаевич. С кем я разговариваю? Представьтесь, пожалуйста.

– Заведующий кафедрой теории и истории управления МосГИУ доцент Луньков Алексей Викторович, – послушно отрекомендовался он. Голос в телефоне действовал как некий дисциплинирующий фактор. – Что-то случилось?

– Карпов Антон Михайлович… у вас есть такой?

– Да, конечно, профессор Карпов.

– Он работает у вас? Вы его хорошо знаете?

– Разумеется, а что с ним? – снова вопросом ответил Алексей Викторович, стараясь говорить предупредительнее. Официальный тон на том конце провода настораживал.

– А где сейчас может быть Карпов? – не ответив, задал очередной вопрос капитан Соловей.

– Не знаю, у него по расписанию первая пара, но он не пришел. Вообще-то очень нехарактерно для него…

– Скажите, а кто-нибудь может сейчас подъехать по адресу, который я продиктую?

– Что-то произошло?

– Да. Вчера был найден труп с документами на имя Карпова Антона Михайловича в кармане. Кроме паспорта обнаружено удостоверение вашего университета.

– А как выглядит… тело?

– Пожилой человек, лет семидесяти, седой, волосы коротко подстрижены. Был одет в черное кашемировое пальто, черные брюки в тонкую белую полоску, черный пиджак. Носки…

– А нет ли у него на лице каких-нибудь особых…

– Особых примет? Есть. Над левой бровью старый вертикальный шрам около четырех сантиметров длиной и примерно полсантиметра шириной. Из-за шрама бровь выглядит…

– Это он. Это Антон Михайлович.

– Вы сообщите родственникам? У вас есть их телефоны? Нужно провести официальное опознание.

– По-моему, у него не было никаких родственников. Хотя нет, постойте, вроде бы есть сын, но он где-то за границей, что ли…

– А как с ним связаться?

– Я даже не знаю… но, вероятно, это можно будет выяснить, – сказал доцент, вспомнив про аспирантов Карпова. – Я спрошу у его учеников, если они доступны для общения. Но сейчас их нет на кафедре.

Из учеников Карпова реально доступными оказались только двое: Николай Латников и Вера Смирнова, причем последняя защитилась в прошлом году и сразу же перевелась к филологам. А у Латникова, если Лунькову не изменяла память, на эту весну была назначена предзащита. Все остальные – кто ушел в бизнес, кто уехал за рубеж, а кто удачно вышел замуж и банально сидел дома.

– Видите ли, опознание нужно провести сегодня, – настаивал Соловей. – Вы не смогли бы приехать лично? Ведь это ваш сотрудник и вы знали его хорошо.

«В крайнем случае, – подумал Луньков, – если там окажется Карпов, то я буду первым, кто сообщит новость в ректорат. А если так, то может сыграть на эффекте внезапности, и мне что-то удастся с этого получить. Например, Машку назначить старшим, а там, глядишь, и часы Карпова ей передадут. За это уж она мне потом отработает по полной программе!»

– Я приеду, – согласился Луньков, представив, как именно отработает свое назначение его бывшая аспирантка.

– Хорошо, Алексей Викторович. Запишите адрес. Записываете? Страстной бульвар, пятнадцать, строение шесть, патологоанатомическое отделение городской клинической больницы номер двадцать четыре. Запишите еще мой телефон… – Луньков записал. – Как только будете готовы, позвоните мне.

Когда полицейский капитан повесил трубку, доцент надавил на кнопку старомодного селектора.

– Мариночка, найдите мне, пожалуйста, Латникова. Попросите срочно приехать на кафедру и дождаться меня.

– Хорошо, Алексей Викторович. Это срочно?

– Очень. Похоже, Антон Михайлович умер…

– О господи! – вполне натурально притворилась секретарша. Она явно подслушивала разговор с полицейским.

– Да, беда. А сейчас мне придется ехать на опознание. И еще узнайте все, что сможете, о родственниках Карпова. Но это не так срочно. Все остальные дела сейчас отложите, подождут. И еще к вам просьба: ничего пока никому не говорите, есть вероятность, что это всего лишь ошибка. Я вам позвоню, когда ситуация более-менее прояснится.

– Хорошо, Алексей Викторович…

Словно сомнамбула доцент оделся, спустился вниз, подошел к своей машине и уже пискнул сигнализацией, как вдруг передумал. Он положил в карман ключи от своей машины, набрал и отправил короткое СМС-сообщение, после чего быстрым шагом направился к ближайшей станции метро.

Все-таки первая половина рабочего дня – не самое подходящее время, чтобы разъезжать по городу на своей машине. Пробки на дорогах Москвы стали в последнее время настоящим бедствием – транспортные заторы сделались едва ли не основной проблемой. А все многочисленные предложения, которые сегодня рассматриваются властями, ничего не дадут, так как давно устарели и нацелены на вчерашний день. Единственный путь – выселить из Москвы весь бизнес, перенести куда-нибудь в район нового бетонного кольца. Конечно, придется построить дополнительные офисы, банки, поселки и города… но это лучше, чем задыхаться в ловушке, в которую сейчас превратилась столица.

Столичное метро тоже не сильно радовало. Тут опять-таки случались пробки, но не транспортные, а людские. Не так давно из-за бурного наплыва пассажиров на станции «Парк культуры» закрыли несколько дверей на вход и остановили один из эскалаторов. Говорят, чтобы давки не возникло. Московский метрополитен давным-давно не справляется с потоком пассажиров. Под землей стало совсем тесно, и малейший технический сбой в работе метро, плановый ремонт или, не дай бог, какое-то происшествие приводят к пробкам. Конечно, дело не только в метрополитене, проблема гораздо шире – сам мегаполис давно уже превратился в гигантскую транспортную пробку.

Но если ничего форс-мажорного не случается, то пробок в обычном, автомобильном, понимании этого слова в метро все-таки нет: москвичи рассчитывают на него как на самое верное средство добраться из пункта «А» в пункт «Б». Здесь довезут всех и вовремя. Поэтому Луньков и предпочел своему автомобилю столичную подземку.

Подземка не подвела. Опознание прошло на удивление быстро и безболезненно. Конечно же, в морге лежало тело Антона Михайловича. Отправив Мариночке короткую эсэмэску: «Это Карпов», Алексей Викторович поехал назад, на кафедру.

Первое, что увидел Алексей Викторович, вернувшись в вестибюль основного университетского здания (кафедра располагалась в главном корпусе), был здоровенный некролог. Блок какого-то текста, портрет Карпова в черной рамке и четыре мелкие гвоздички на длинных худосочных ножках, безвольно стоявшие в стеклянной бутылочке из-под кетчупа.

«Успели уже, – недовольно подумал доцент. – Подсуетились! Уже и некролог умудрились состряпать! Я же просил повременить! Хоть бы вазочку приличную нашли, что ли, вместо этой банки…»

Только он хотел обрушить на голову Мариночки всю тяжесть своего начальственного гнева, как та не дала ему даже рта раскрыть:

– Алексей Викторович! – защебетала Мариночка. – Я знаю, что вы хотели пока подождать с официальными мероприятиями, но позвонил ректор и велел срочно… Там же и некролог написали… в ректорате. Еще декан вас разыскивает.

– Ладно, Мариночка, не переживайте так. Все нормально. Латникова удалось отыскать?

– Да, но он у себя дома, заболел, поэтому и отключил телефон. Он сам позвонил и сказал, что будет не раньше чем через неделю. Грипп. А еще звонил декан…

– Заболел? Как это не вовремя… А что декан?

– Просил вас срочно к нему зайти, как только вы появитесь, – тараторила Мариночка. – Я собиралась вас соединить, но Сергей Олегович сказал, что не надо, что как вы прибудете, то просто зайдете к нему.

– Хорошо, Мариночка, спасибо. У меня к вам просьба, – сказал Луньков, окидывая рассеянным взором притихших сотрудников кафедры, тех немногих, что сейчас сидели за своими столами. Только сейчас он подумал, что, вместо того чтобы окучивать Машку с ее спортивным телом, надо было в свое время всерьез заняться секретаршей. Мариночка Ухова считалась обстоятельной девушкой и позволяла себе юбочки только чуть выше колен. Алексей Викторович на секунду представил себе, как он ставит Мариночку раком, закидывает юбку ей на спину, сдвигает в сторону полоску трусиков… Но время упущено: сейчас ее регулярно трахал декан, поэтому Луньков очень жалел, что так и не поимел Мариночку. Официальное обращение на «вы» только подчеркивало дистанцию, которую приходилось соблюдать. Эх, что уж теперь…

– Да, Алексей Викторович?

– Возьмите у меня в кабинете вазу со шкафа, налейте воды и переставьте цветы из той бутылки, что у некролога внизу. А то неприлично даже, позорище одно.