Чистые души

Часть первая.

Сначала были поставлены стражи между миром живых, миром мертвых и миром не доступным ни живым, ни мертвым. И стали они хранителями баланса.

Затем хранителям был дан устав.

Глава 1 Новое дело.

Низину заполнял белесый туман. Сквозь застывшие клочья можно было разглядеть силуэты кустов с торчащими, голыми ветками. На холме, над низиной ревела трасса, свет проезжающих машин выхватывал из мрака далёкий лес.

Сквозь шум едва различимо звучали стоны и вой, полный животного ужаса. Захлебываясь слезами, человек что-то говорил, но мог лишь исторгать едва понятные звуки. Он стоял на коленях и его судорожные жесты выражали отчаяние. Тот, к кому он обращал свои мольбы, одетый в черное, стоял, никак не выражая своих чувств; его руки были засунуты в карманы, в лице и позе читались равнодушие и усталость.

– Умоляю, умоляю! – рыдал стоящий на коленях. – Умоляю! Я все отдам и…

Что было сказано дальше невозможно было разобрать.

Одетый в черное, отвечал устало, растягивая слова. Казалось, он повторяет давно заученный текст:

– Вы были предупреждены о последствиях. Вы были предупреждены, что шанс исправить ситуацию лишь один. Вы отвергли свой шанс и теперь ничего нельзя сделать…

В кармане затренькал телефон и пробормотав:

– Простите, – он поднес его к уху.

Рыдающий мужчина, весь дрожа, подполз к ногам одетого в черное, бросил взгляд через плечо, на клочья тумана, тоненько взвыл и схватился рукой за ботинок.

– Прошу вас, тише. Я же говорю по телефону, – с укоризной сказал черный, прикрыв рукой микрофон. Тот, что рыдал, закивал понимающе, вытер нос и буквально лицом припал к ноге черного.

В трубке тихий голос прошелестел:

– Ваш номер мне дали знакомые…

Голос был больной, хриплый.

– Говорите, я слушаю.

– Вы же Семён, верно? Мне нужно срочно увидеть вас. Срочно. Со мной происходит… ужасное. Кажется, я скоро умру.

– Я сейчас заканчиваю заказ и страшно устал, – произнес Семён, быстро глянув вниз – там рыдающий вовсю принялся лобызать его туфлю. – Мне нужна небольшая передышка. Обычно я беру перерыв в несколько дней…

– Я дам двойную цену! – пообещали в трубке.

– Дело, знаете ли, не в деньгах…

– Если вы не приедете сегодня – я умру. Не могу объяснить, но я на грани. Дальше только обрыв и тьма.

Семён приподнял бровь, вздохнул:

– Хорошо. Отправьте мне адрес. Я буду у вас… – он огляделся, – Через сорок минут.

Он положил трубку и посмотрел вниз. Там, захлебываясь слезами, второй мужчина всё ещё обнимал его ноги. Семён осторожно высвободился.

– Ну будет вам. Говорю же – уже ничего нельзя сделать.

– У… у… у-умоляю!

– Прощайте, – он перешагнул через рыдающего, полез верх на холм. Уже на половине подъёма Семён обернулся. То, что казалось голыми, осенними кустами, пришло в движение. Когда черный был около машины, внизу раздался жуткий вой, но почти тут же все стихло. Туман начал медленно таять, клочья расползались на глазах, обнажая голое, вспаханное поле лишенное не только кустов, но и травы.

Он подошел к машине, отряхнул брюки, с досадой разглядел пятна влаги на носке ботинок, похожие на следы губ. Протер след платком, выкинул его и огляделся. Извилистая лента шоссе, кое-где освещенная фонарями, шла через чернеющие поля. Вдалеке, будто ночное солнце, сияли огни города.

Щелкнул сигнал сообщения. Он сел в машину, забил присланный адрес в навигатор и набрал номер. Женский голос ответил тут же:

– Слушаю, господин. Можно поздравить вас с успешным завершением?

– Безусловно, Ра.

– Тогда с утра я извещу заказчика.

– Не звони слишком рано. У нас новое дело. Сейчас я отправлю тебе номер и адрес. Мне нужны сведения об этом человеке через… – он посмотрел на часы. – Ровно через тридцать минут.

– Но ведь уже поздно и я хотела!… – возмутилась она и запнулась. Семён слышал, она пожалела, едва слова вырвались наружу, но изменить уже ничего было нельзя.

– Я не то имела в виду! – осеклась она. – Умоляю, простите! Ведь обычно вы берете немного отдыха после заказа, и я подумала…

– Через тридцать минут, ровно, мне нужны сведения о возможном заказчике. Через два часа ты должна быть у меня. Все, что ты приготовила для того, чтоб отпраздновать сегодняшний вечер, ты сейчас же выкинешь. Надеюсь, ты помнишь, что лгать мне бесполезно, для твоей же пользы.

– Да господин, – пробормотала она, но он уже положил трубку.

Через двадцать минут машина Семёна остановилась возле высокого офисного здания в центре города. В окнах еще горел свет, обливая разноцветными бликами прилегающие улицы. Открыв дверцу, он поставил ноги на асфальт и заложил руки за голову, взглядом скользя по фасаду, будто искал что-то в сверкающих окнах.

Необходимо настроится. Это всегда требует усилий и концентрации.

Спустя несколько минут он признал – ничего. Окна все так же сияли огнями, холодными, молчащими. Раздвижные двери сходились и расходились, выпуская последние порции клерков. Они проходили мимо, к стоянке, некоторые посматривали в его сторону. От них пахло бумагой, кондиционированным воздухом.

Запищал телефон.

– Господин, ваш возможный клиент Роман Никольский, сорок четыре года, бизнесмен. Отец в девяностые занимался криминалом, отсюда был старт деятельности его сына. Роман…

– Ра, мы не используем имена. Называй нового заказчика Р.Н.

– Простите, господин! Р.Н. сохранил связи с криминалом и управленческими структурами, что позволило ему получать все возможные выгоды для своего положения. На сегодняшний день имеет большое состояние, предпочитает жить тихо, конфликты не любит, славится миролюбием и рассудительным нравом, перекрестных интересов с конкурентами не нашла, врагов тоже не вижу… – она сделала вздох и продолжила:

– Р.Н. разведен уже семь лет, с бывшей женой в нейтральных отношениях, имеет взрослого сына, периодически меняет любовниц. Это пока все.

– Хорошо, – сказал он и выбросил свое тело из машины.

В холле звякнул первый звоночек: светло-бежевая и белая ассистентка, встречала его прямо за дверями с профессиональной улыбкой на лице, но едва глянув, он увидел тревогу. Будто легкая тень, набежавшее облако, едва ли еще осознаваемая хозяйкой зрела внутри неё. В чем ее корни? Личные дела, или тут есть связь с заказчиком?

Он избавился от ассистентки возле президентского лифта, любезно вытолкав обратно в сияющий холл, когда двери уже закрывались.

Кабина медленно скользила вверх и закрыв глаза он пытался слушать. Ничего. Пусто. Не следовало так быстро брать новый заказ.

Свет мигнул и будто бы стал тускнеть. Семён поднял голову и вдруг заметил, как по стенам с потолка сочится тьма.

Легкие черные спирали скользили к полу и едва касаясь его, начинали обратное движение. Теперь они свивались в летучие кольца и пушистые черные облачка, постепенно наполняя кабину. Вот они добрались до колен, потом до пояса, потом до груди. Приготовившись, он ждал, и когда тьма поднялась выше, втянул ее носом и ртом.

На вкус она была как полынная горечь. В горле запершило, пробирая до слез. Он закашлялся, выдохнул, горечь осталась на языке, будто прилипла.

Звякнул лифт, двери разъехались и Семён вышел в просторный холл верхнего этажа. За стойкой было пусто – видимо секретарь ушел и винить за это трудно: колышущаяся тьма заполнила тут все. Клочья свисали со стен, сплетались в узоры в углах, колыхались на лёгком сквозняке. Это место было заражено, оно умирало. Он пошел туда, где тьма гуще всего. Только там может быть его заказчик.

Ра сказала, заказчику сорок четыре. На вид он казался гораздо старше – старик, усталый, измученный и больной. Семён вошёл в кабинет, не дожидаясь приглашения сел в кресло напротив, кивнул и принялся ждать, слушая пространство вокруг. Тьма лезла в уши, в глотку; так плотно, что он едва сдержался, чтобы не закашлять.

Р.Н. молчал. Смотрел из под бровей. Видимо это его фирменный прием на переговорах – подавлять собеседника, навалившись массой своего эго. Семён подумал про себя: даже в лучшее время ничего не вышло бы, тем более теперь. Что ж, пусть себе, раз хочет. Р,Н. видимо понял это, будто очнувшись, кивнул:

– Спасибо, что приехали. Хотите что-нибудь выпить? Кофе? Что-то покрепче?

Выпить хотелось до одури, чтобы сбить с языка привкус горечи, но алкоголь забьет остатки чувствительности. Семён мотнул головой:

– Спасибо, нет. Алкоголь мешает. Давайте о деле. Я вас слушаю.

Р.Н. вздохнул и усмехнулся:

– Знаете, я ведь не верю во всю эту мистику. Но сейчас у меня не осталось больше выхода

– Разумно. Я тоже не верю в мистику.

Вскинув голову Р.Н. поднял брови:

– Вот даже как? Не верите? А ваше занятие… впрочем, не важно. Ну хорошо.

На миг их взгляды встретились, на миг, не более, Семён никогда бы не позволил человеку смотреть ему в глаза дольше секунды. Р.Н. отпрянул, опустил взгляд, приложил руку к лицу, будто потирал ушибленное место. Семён кивнул, у клиента в глубине глаз, под слоем боли, всё ещё светится разум. Это хорошо. Какое-то время у него есть.

– Так что же? Расскажите свою историю?

Её звали Карина, красивая девушка двадцати двух лет. Они познакомились на каком-то приеме, где она подрабатывала официанткой. Сперва он думал, это будет очередной роман, сулящий приятное общение, не слишком обременительный. В последние годы он не любил ничего серьезного; и сперва все шло как обычно, а потом он понял, что мечтал о такой, именно о такой, еще в юности.

– Дело не в ее внешности, поймите. Она умела мечтать, с ней было легко, она… особенная, – убеждал Семёна Р.Н.

И всего лишь спустя три месяца он начал подумывать о колечке для неё. В конце-концов, что он терял? Юристы составят контракт. Впрочем, он больше думал, как устроит красивую свадьбу на травянистом, зеленом холме, или на берегу моря, это уж, как она сама захочет. Женщины любят всякие красивости и он собирался дать ей этого с горкой, пусть войдёт в новую жизнь счастливой и довольной. Они проживут вместе несколько приятных лет. Как реалист он не верил во «вместе навсегда», но если можно откусить счастья, ради чего отказываться?

А она вдруг его бросила.

– Она сказала, – надтреснутым голосом говорил Р.Н и Семён слышал, как тяжело ему дается каждое слово, – что все кончено. А когда я спросил причину… она сказала… ей пора двигаться дальше. Ммм… м-между нами пропасть – возраст, положение и… она мечтает добиться чего-то сама и…

– Почему?! – выкрикнул он вдруг и крик хлыстом разрезал воздух. Боль Р.Н. ударила Семёна прямо в грудь, он не успел прикрыться – слишком близко сидели, слишком много усталости. Волной боль прошла сквозь тело, отдаваясь в каждой клетке.

– Почему она так поступила?!

Слава свету, второй крик ударил не в лицо, его Р.Н. выдохнул себе же в ладони и тут же надсадно закашлялся, хрипло, страшно втягивая воздух, замолотил руками и слезы выступили у него на глазах.

– Ну все, довольно, – стряхивая с себя, будто липкую плёнку, остатки этой боли, Семён встал на ноги, нашел в глубине шкафа графины и налил немного коньяка в хрустальный стакан. Мельком оглянулся. Р.Н. все еще кашлял, ему было не до него. Тогда, вынув из-за пазухи пузырек, он вылил в стакан одну каплю тягучей жидкости. Едва коснувшись напитка, она вспыхнула, будто маленькое солнышко и тут же погасла.

– Выпейте.

Тот не стал спорить.

– А теперь – продолжайте. Пропустите момент с объяснением. Не важно, что она сказала. Что было потом.

Р.Н. удивленно взглянул на стакан, который опорожнил, понюхал и поставил на столик. Продолжил монотонно, глядя в угол:

– Сперва я разозлился и сказал: тебе же хуже, лишаешься шанса устроить жизнь, а у меня таких будет еще много. Стройных, молодых. Потом все стало плохо. Все время тосковал и думал о ней. Дела, алкоголь, другие женщины, ничего не помогало. Становилось только хуже. Я звонил ей, просил много раз, обещал все, что угодно, потом умолял, но…

– Пропустим это, – попросил Семён, видя, что лицо Р.Н. снова наливается краснотой. Странно, он ведь только что выпил с коньяком каплю «живого солнца». Этого должно было хватить надолго. Он попробовал заглянуть глубже, внутрь, в самую боль, но не смог – не было сил. Он так устал сегодня!

– Попробуйте вовсе не говорить о ней, хорошо? Дело-то в вас и ваших чувствах.

– Мои чувства… да что чувства! Я умираю. Сперва думал, время поможет, но стало хуже. Теперь болит уже всё тело.

– Вы были у врача? Я уточняю на всякий случай.

– Да. У психотерапевта и у терапевта. Сдал анализы. Они в пределах нормы… врачи не видят. Всё это бесполезно. Знаете, что внутри меня теперь?! Я сижу на работе и ничего не вижу. Боль рвет на… части. Кашель… я задыхаюсь… чувствую, долго не протянуть, – он втянул воздух и закрыл лицо руками. С трудом отдышался и продолжил:

– Два дня назад я поехал к одной из ваших… к ведьме.

– Простите, что за ведьма?

– Вам имя нужно?

– Да, конечно. Можно еще адрес. Чтобы понять, о ком речь.

– А вы всех их знаете? – усмехнулся Р.Н.

– Да, ведь это моя работа.

– Ну хорошо. Зовут Ефросинья, потомственная ведьма, гадалка, что там еще она про себя сказала?… не помню. На Некрасова у нее частный дом.

– Ясно. О чем с ней говорили?

– Почти не о чем. Дала ваш номер и велела срочно звонить вам, если хочу жить.

– Интересно, – повторил Семён.

Ефросинья, потомственная ведьма, ха! В миру Синицкая Елена, и никакая она не ведьма, «слышащая», всего-то. Её дар позволяет копаться внутри человека, как в шкафу. Грубо говоря, она всего-то считывает информацию. Однако даже с этим талантом ей удается неплохо поживиться. Мало кто понимает, что чувствует на самом деле. Мало кто вообще понимает себя. Этим она и пользуется. Иногда, не слишком часто, ее заносит. К счастью для нее, она хорошо знает кто такой Семён и стоит ему появиться, идет на попятную, возвращая все назад, с извинениями. И хорошо зная суть его работы, она никогда не посылала к нему клиентов.

– Она сказала, меня прокляли. Что проклятье… ну как настоящее проклятье. На смерть. Что это сделали месяц назад. Когда мы расстались с…

– Я понял, не нужно имени, – кивнул Семён. – Что ж, мне всё ясно. Отправьте аванс и данные девушки. Попросите сделать это секретаршу, если вам самому трудно. Берегите себя. Меньше думайте обо всем этом. Я решу этот вопрос в ближайшие дни.

– Хорошо. И что будет? Что вы будете делать?

– Найду того, кто проклял вас и заставлю снять проклятье.

– Вы это можете?

– Это исполнимо, хотя процесс снятия проклятья не всегда приятен для заказчика. Но вы потерпите, потом всё забудете и начнете жить дальше. Ну, держитесь. До свидания.

– Как? И все? Вы уйдете? – Р.Н. поднял голову, с удивлением глядя, как собеседник встаёт. – Разве вы не будете проводить какие-то ритуалы?

– Ритуалы? – Семён фыркает. – Кто я по вашему? Шаман?

– А кто вы, действительно? Ефросинья ничего не сказала. Как называется это, ваше… вы?

– Если называть на человеческом языке, я зеркало, зеркало душ. Поэтому меня и зовут Семён. Семён, как speculum, зеркало на латыни.

– Не очень и похоже, – пробубнил Р.Н вслед.

Весь разговор занял не больше тридцати минут, однако выйдя на улицу, Семён едва добрался до своей машины, открыл дверцу и сел, закрыв глаза. Усталость накрывала его с головой. Да, не стоило ехать сразу после дела. Этот Р.Н. вполне бы дожил до завтра. Однако что сделано, то сделано.

Через несколько минут перед глазами прояснилось и Семен завел машину. К счастью ехать было недалеко. Эту квартиру в новом жилом комплексе в центре, нашла Ра. Последний этаж, панорамные окна, отсюда видно только крыши других домов, и окраину города, поля, нитку реки, лес и звезды.

В гостиной он включил свет, сбросил ботинки и сел на одном из диванов. Щёлкнул пультом. Авторозжиг тут же поджёг заранее сложенные дрова в камине. Другая кнопка запустила тихую музыку. Он еще пощелкал, устанавливая уровень света и пожалел, что нет кнопки, чтобы налить выпить.

На полке, отгораживающей гостиную от кухни, выстроились бутылки разного цвета и формы, на любой вкус, но добраться до них было совершенно невозможно. Он прикрыл глаза.

Замок щелкнул и тихонечко вошла Ра. Сбросила обувь, пальто. Глянула на него мельком. Охнув, налила спирта в бокал, поднесла и поставила на столик, а сама отскочила подальше.

– Подай в руки, – сказал он, приоткрыв глаза.

– Да, господин…

Несколько минут, пока он пил, длилось молчание. Ра стояла, боясь пошевелиться. Наконец он отставил бокал, окинул ее взглядом исподлобья.

– Почему ты одета?

– Господин?!

– Отойди к двери и сними с себя одежду.

Она торопливо отошла и сняла свитер, подумав, положила его на кушетку.

– Все остальное – тоже.

На пол полетела юбка, колготки, миг она металась на цыпочках в нижнем белье, потом сбросила трусики и лифчик, и застыла, глядя в пол.

– На колени.

Она бухнулась на пол и двинулась к нему.

Когда девушка была уже рядом, Семён медленно приподнял ремень. Взвизгнув, она закрыла глаза руками, но не сделала ни единой попытки сбежать, или отстраниться.

– Ты должна проявить больше энтузиазма. Не каждый раз я наказываю тебя таким способом.

Ра замерла, испуганно на него глядя. В глазах плескался ужас и – смирение. Он отложил ремень. Даже на это не было сил.

– Ты собиралась получить удовольствие от еды и напитков сегодня вечером. Ты собиралась праздновать, забыв что ты здесь не ради праздника. Теперь вместо этого пойдешь и вымоешь пол в квартире. Я запрещаю тебе вставать с колен до того, как вычистишь каждый уголок. Потом ляжешь спать у входной двери. И тебе запрещено есть и пить. Даже из мусорного ведра. Ясно?

– Да, господин. Благодарю вас за такое подробное объяснение!

Она уползла прочь, смешно виляя задом. Бедная девочка. Порой, когда усталость брала свое, он чувствовал к ней что-то вроде жалости.

– Ты помнишь ради чего ты решила быть тут?

Она испуганно повернулась, подняла бровки:

– Да, господин! Я всё помню и очень благодарна вам! Господин, простите меня за сегодняшнюю дерзость! Я виновата.

Когда она скрылась где-то в недрах квартиры, он встал, налил еще выпить и снова сел. Теперь так, чтоб видеть ночной город сквозь окно. Взял телефон. Глаза слипались, но дело есть дело.

Сообщение от секретарши Р.Н. с данными Карины пришло еще когда он был в пути. Семен открыл его, пробежал глазами данные. Ничего особенного, телефон, адрес, место учебы. Он набрал номер и откинулся на спинку.

К чему он был не готов, так это к тому, что её голос будет таким чистым, полным света. Будто свежий глоток воздуха.

– Слушаю вас, – сказала она.

– Карина?

– Да, а кто вы?

– Я не займу много времени. На самом деле у меня только один вопрос. Вы не хотите извиниться? Перед Романом Николаевичем?

Он замолчал, ожидая её реакции. Обычно все реагируют примерно одинаково. Но не в этот раз.

– Попросить у него прощения? А вы думаете, это чем-то поможет? А кто вы?

– Почему же не поможет? Искреннее раскаяние всегда помогает, – произнес он.

– Так кто вы?

– Я…

– А, я уже поняла. Вы, его брат, Миша. Да? Знаете, Миша, я ведь уже просила у него прощения и не раз. Прощения просила, объясняла. Он ничего не хочет слышать и от разговоров только хуже. Мне так жаль, что ему больно, но что же делать?

Семен, если б мог, ухом залез бы в трубку. Ее голос как мед с запахом летних трав. Как глоток воды в жару.

– Вам жаль? – переспросил он.

– Конечно жаль. Человек страдает! Вы вот нашли мой телефон и звоните потому, что переживаете за него. Думаете я хотела такого? Но что же делать? Я могу еще раз попросить прощения, но это ведь не помогает! Может быть вы сможете…

– Вы ненавидите его? – спросил Семен напрямую. Ее голос вводил в заблуждение, будто не она виновница беды.

– Господи, да за что?! Мы провели много времени вместе, он ничем меня не обидел…

– Тогда почему вы с ним расстались? Может быть всё-таки обидел и вы его возненавидели?

На том конце трубки она сказала:

– Нет, нет. Он ничем меня не обидел. Просто… весной я уеду. Хочу учиться в другом городе, хочу рисовать, хочу быть одна. И еще, – в её голосе треснула с хрустальным звоном нотка грустинки, – Я его просто не люблю.

Глава 2. Смерть.

Устав хранителей гласит:

Хранители должны поддерживать в неприкосновенности границы миров.

Хранители не могут вмешиваться в дела мира живых, либо как-то менять судьбу человека.

Наутро он встал еще затемно. Впрочем, в ноябре каждое утро до обеда бывает «затемно». Уже в прихожей, у вешалки, наткнулся на что-то мягкое. В первый момент решил, это Кусимир уснул в его ботинках, но тут раздался стон и он вспомнил: Ра. Он же велел ей спать тут. Ее тело, скорчившееся в клубочек, белело в темноте.

Сдернув с вешалки что-то, он накрыл ее. Она схватила его руку и поцеловала.

– Доброе утро, господин.

– Доброе утро, Ра. Одевайся. Можешь поесть и попить. Покорми Кусимира. Я отправил тебе данные бывшей девушки Р.Н, Карины. Узнай все, что сможешь о ней.

– Хорошо. Мы подозреваем её, господин?

– Мы подозреваем всех, Ра. Поработай хорошенько.

Дом на Некрасова темнел спящими окнами. Что-то Ефросиньюшка теперь поздно встает, обленилась. Прежде она вставала до зари, нарабатывала имя.

Теперь перед её домом целая очередь. Люди ждали – кто в машинах, кто в палатках. Особо нетерпеливые уже маячили у калитки, как тени.

Дорогу ему заступил мужчина. В темноте не видно лица, но Семен слышал, как веет от него наглой силой, уверенной, злой.

– Ты куда прешь, мужик? Тут очередь, ваще-то!

– Я без очереди, – бросил он. Обычно этого хватало, но мужчина был из шальных.

– А че, проблем у тебя мало, да?

– А у тебя? Проблемы? Зачем к гадалке пришел?

– Не твое собачье…

Худая женщина метнулась из темноты:

– Саша, Саш, не надо! Тут нельзя, она не пустит потом, если скандал! Сашенька, стой.

– А, ты тут из-за жены, – произнес Семен, окинув ее взглядом. – Кхм, ясно. Ну Саня, молодец!

– А чего?!

– На гадалку денег не пожалел? А на нормального врача?

Он потерял к нелепому Сане всякий интерес и повернулся к женщине. От нее исходил и страх, и усталость, и надежда.

– Вам нужен врач. На самом деле вы не больны, это только начало. Пойдите к женскому врачу, в платную клинику…

– Да была я! – с тоской воскликнула она.

– В платную, слышите? В бесплатной не делают анализы которые вам нужно. Закажите на все инфекции, на все. Вам дадут результаты и назначения. Пока еще все можно исправить, организм вам говорит, что беда только на пороге. Слышите? Лечитесь.

Она потрясенно отступила и отпустила руку мужа. Тот усмехнулся нагло, вызывающе:

– А ты колдун, что ль?

– Тебе зачем знать? Хочешь предсказания? Ну хорошо. Знаешь, почему ты тут всю ночь торчишь? Потому, что в глубине души знаешь – все из-за тебя. Тамара ее зовут, да? А ты зовешь Тамарка?

Худенькая охнула.

– Это от нее ты принес жене болезнь. Болезнь принес, а денег на хорошего врача не принес. Хочешь жить красиво, да не получается, потому, что тупень. Сколько тебе лет? Седина лезет, а все, как мальчишка, одни мечты и зависть? Молодость за хвост хватаешь? Перед собой рисуешься – я еще ничего? Ты мышь помойная, таким был, таким и помрешь. Иди-ка сюда…

Он сделал шаг, схватил мужчину за куртку, приподнял и заглянул ему в глаза всего на секунду. Мужчина закричал и бросился бежать по улице, воя и закрывая лицо руками. Далеко он не убежал, врезался в столб, упал и затих.

Семен обвел притихших людей взглядом:

– Кто-нибудь еще хочет предсказания? Может быть ты? – он повернулся к девушке лет двадцати, которая тут же метнулась в тень. – Я могу тебе сказать, что будет, если ты закажешь приворот на своего женатого любовника. Ну что? Не хочешь?

Люди отходили, прятались, шептались. Несколько машин завелись и начали разворачиваться. С крыльца, через палисадник к нему бежала Елена – Ефросинья, распахнула калитку, поклонилась в пол:

– Батюшка мой милый! Ты зайди, ты не гневайся! Будь гостем, господин мой драгоценный, только не губи!

– Садись, голубчик! Не гневися! Ох, грехи наши тяжкие!

– Лена, что с тобой? Ты ударилась в старославянство что ли?

– Ох, простите, господин, привычка. Я для атмосферы использую, людям нравится. Я ведь стала Ефросиньей!

Семен промолчал. Она мялась смущенно.

– Что с тобой, Лена?

– Я привыкла, что вижу вас только когда в чем-то виновата. И теперь мне очень странно с вами вот так разговаривать, когда ни в чем не виновата, – она усмехнулась тонко и прикрыла рот ладошкой.

– Веди себя хорошо и будет нечего бояться. Перейдем к делу. Итак, Роман. Твой клиент, которого ты отправила ко мне. Расскажи.

– Хорошо. А можно мне сесть?

Семен кивнул:

– Ты у себя дома и не в чем не виновата. Веди себя естественно.

– Спасибо, господин. Так вот. Клиент. Он пришел три дня назад. Молодой, но больной, очень больной. Я посмотрела, сперва подумала, какая-то человечья болезнь. Хотела, скажу вам честно, сперва его «помотать». Помотать, это у нас называется, когда мы заказчику не говорим всей правды, понемногу цедим, денежку вынимаем, побольше. Ну, вы знаете… не раз вы меня за такое… ладно, не о том. Я ведь на него как глянула – деньгами воняет! Ох ты божечки, аж в глазах темно от деньжищ стало! А мне так нужны деньги! Вот, посадила его, сделала вид, будто гадаю, да карты раскладываю. А сама думаю, как к нему подступиться, чтобы денег слупить, да и поглядываю, что там у него болит-то. И увидела! Ох, боже. Вы же видели, да? В груди?

Семен помотал головой:

– Я не смотрел.

– Ну как же?! Там у него алый шар размером с яблоко. Был, три дня назад. Я как увидела, поняла, помотать не выйдет. Он же не жилец уже. Ну, я для порядка спрашивала про врагов, говорила всякое, а сама на этот шар смотрю, не могу оторваться.

– Проклятье?

– Проклятье, да какое! Говорю же – алый шар с большое яблоко. По краям пульсирует, как сердце, бьется, истекает соком и сок этот всюду разносит, от него бедняга и горит. А когда шар разрастется, задавит во сне, или даже не во сне, это уж точно, – проговорила она поежившись.

– Кто у нас, поблизости, может наложить такое?

Она мотнула головой:

– В том-то и дело, господин, что некому. Я ведь потому его к вам и направила, что не понимаю кто. Все эти дни думала, гадала, ничего не пришло в голову. Кто вот? Светлана? Где ей! Инфарит? Григорий? Не смешите меня! Тоже не смог бы. В том-то и дело, что оно самое совершенное из всех проклятий, какое я видела. Налитое, ясное, багряное, как сердце звериное. Растет само по себе, питается силой жертвы, травит ядом. Ничто его не возьмет. Клянусь вам, я побоялась бы его коснуться. Нет, у нас такое сделать некому. Некому.

Семен встал:

– Ну, положим, ты можешь и преувеличивать.

– Только если капельку.

– Знаю я размер этой капельки.

Она потупила глаза:

– Простите, господин, я ведь привыкла с клиентами преувеличивать. Но тут, вы же видите, не много и добавила.

Когда он уже был у двери, Елена сказала:

– Ах, да! Вот еще что: как ему ни приходилось вспоминать об той девушке, на которую он думал, проклятье внутри прямо заходилось! Мне казалось, оно рвалось к его сердцу! Я ведь пожалела его, дала зелье живого солнца. За денежку правда…

– Что? – теперь Семен развернулся и уставился на нее. – Ты дала ему живого солнца? Когда?

– Разве ж его запретили? – она отпрянула в испуге.

– Когда ты дала ему солнце?

– Да вот, ровно три дня назад. А что?

Несколько мгновений он морщил лоб. Зелье живого солнца простое, но мощное средство. Это концентрированная энергия, сила, которая дает даже умирающему немного времени. Действует средство сразу и сохраняет свой эффект несколько дней. И если Елена давала Р.Н. живое солнце, он должен был быть в полном порядке вчера. На миг он вспомнил худое лицо и измученный взгляд. Если живое солнце дало ему так мало времени…

– Это может быть проклятие ревности?

Она кивнула:

– Похоже, но выполнено совершенно, просто совершенно. Потому похоже на все проклятья сразу. Мы ведь их по изъянам различаем, а в этом изъяна не было.

Покинув дом Ефросиньи, он глубоко вдохнул утренний воздух. Машины, припаркованные вдоль улицы, все так же стояли, но людей видно не было. Он знал где они – спрятались внутри, и пока он шел мимо, из-за окон, тонированных и обычных, они смотрели на него. Смотрели со страхом, сами не понимая, чего боятся.

Он сел за руль, достал телефон. Несколько мгновений рассматривал фото Карины, его скинула еще час назад Ра. Телефон зазвонил.

– Ра? Я тебя слушаю.

– Господин. Вы еще не знаете… сегодня ночью он умер. Р.Н. умер, я хотела сказать.

– Что? – на миг он застыл пораженный. – Этого быть не может.

– Перед рассветом наступила смерть. Он ночевал в офисе. Видимо ему стало плохо, он смог выйти в коридор и вызвать лифт. Охранник заметил, что лифт стоит наверху и не двигается, и поднялся. Р.Н был уже мертв к тому моменту. Его увезли в морг. Предварительно – инфаркт. Говорят, все признаки налицо.

– Я-асно....

Черт, если б вчера он не был так измучен! Он не сумел разглядеть не только само проклятье, но и насколько глубоко оно проникло. Ошибся, решил, что у парня есть еще время! Но ведь глаза… глаза были абсолютно живые!

– Господин?

– Мне нужны телефоны его сына, бывшей жены, брата, срочно!

– Уже скинула, господин.

Первым он набрал номер сына.

– Здравствуйте. Простите, что беспокою вас. Мне очень жаль вашего отца!

– Кто вы? Спасибо, я забыл сказать чертово спасибо! – в голосе звенят слезы и злость.

– Вчера вечером ваш отец нанял меня для одного дела. Я хотел бы обсудить с вами это. Скажите, когда вам удобно и…

– А, колдун Семен! Он говорил. Вы получили аванс. Провели ритуалы?

– Я не провожу ритуалов и…

– Впрочем, оставьте деньги себе. Уже все равно.

– Я хотел бы продолжить дело....

– Оставьте. Не смешите меня. Оставьте деньги себе и никогда больше сюда не звоните! Я вам ни копейки не дам!

Второй он набрал бывшую жену. Её голос холоден как лед. Он звенит и переливается чистым равнодушием. Ей все равно, ах, как же ей наплевать на то, что бывший муж умер! Выслушав, она говорит:

– Понятно. Мой бывший муж сошел с ума, я думаю. Перед смертью, видимо, нашло помутнение. Сын говорил о вас… не понимаю, чего вы хотите. Еще денег?

– Ваш муж вчера хорошо заплатил мне. А потом он сказал, что его хотят убить и вот, он мертв.

– Предположим. Что дальше?

– Он уже оплатил мои услуги и я начал работу. Просто позвольте мне закончить ее и все!

– Господи, какую работу?! Вы же колдун! Что вы хотите делать?! Танцевать ритуальные танцы на поминках?! Нет, нет, этого нам не надо.

Подумав миг, он решил соврать:

– На самом деле я веду расследования, прикрываясь мистикой. Мистический флер привлекает людей. Позвольте мне закончить расследование! Только и всего.

– Но что вы будете расследовать?! Он был один в здании и умер от инфаркта, под камерами! А вы будете ходить, расспрашивать! Беспокоить несчастных друзей и родню?!

– Нет! Ничего такого не будет! Послушайте, я закончу все за три дня. Никто из ваших друзей и родни меня даже не увидит! Я никого не потревожу! Всего лишь найду убийцу.

– Его убийца – инфаркт!

– А если нет? Дайте мне три дня, я никого не побеспокою, кроме вас никто не узнает ни о чем, я даю слово!

Несколько мгновений она молчит. Он чувствует, как в голове ее подпрыгивает сомнение, будто пляшет на кончике иглы. В какую сторону упадет?

– Знаете, я бывшая жена все-таки. Решать не мне. Вот, тут с вами его брат хочет поговорить.

Злой мужской голос рубит в трубку:

– Нет. Пусть расследует полиция. Нам не нужны никакие скандалы, ничего. Не звоните больше и оставьте нас в покое.

Вот и все. Он кладет трубку и ничего не видя смотрит в окно.

Ра перезвонила через пол часа:

– Господин? У нас есть новый заказчик?

– Они все отказались, – после долгой паузы ответил Семен.

– Мне очень жаль…

Пару мгновений она ждала его распоряжений, потом вздохнула:

– Я уничтожу сведения и файлы.

– Нет. Пока оставь их. Я хочу предпринять кое-что еще.

Даже через телефон он понял, что она застыла на месте.

– Но… господин… – ей очень страшно возражать ему. Она шепчет:

– Умоляю, господин! Не надо…

– Что ты сказала?!

– Пощадите! – она шепчет очень быстро:

– Пощадите нас обоих! Господин, вам нельзя работать без заказчика! Это нарушает устав! Умоляю вас, сжальтесь надо мной! Вы ведь знаете, кто придет за вами, стоит только нарушить…

– Он придет не за тобой, за мной.

– Но вы знаете, что станет со мной без… без вас! О, сжальтесь! Сжальтесь!

– Я не обещал тебе искупления. Лишь сказал – это возможно.

– Возможно – с вами. Без вас я пропала! Прошу вас!

– Еще слово и ты пожалеешь, Ра!

– Простите… простите, – рыдая, она положила трубку.

Он вовсе не был самоубийцей. Нет, конечно нет. Дразнить судьбу, нарушая устав, он никогда бы не стал. Слишком страшны последствия. Устав прост и понятен. Устав запрещает любое вмешательство в дела людей. Он имеет право вести дело, только если заказчик обращается сам и добровольно. Если заказчик умирает, он может предложить его семье продолжить дело. Но если они отказались, он должен уничтожить все и отступить. Нельзя искать нового заказчика, нельзя рассказывать другим людям, чтобы получить заказ уже от них. Но все же есть некий шанс. Лазейка в уставе. Очень маленькая лазейка и если повезет, может получиться… или нет. Он набрал номер, глянул на часы. Уже девять утра… что ж попробуем.

– Карина? Доброе утро. Я вчера вам звонил. Вы не могли бы встретиться со мной? Лучше прямо сейчас. Это очень важно. Прошу вас.

– Прямо очень пре-очень важно? – она усмехается.

– Да. Невероятно важно. Я приеду прямо сейчас куда скажете.

– Ну-у… – она тянет время, потом решается. – Ладно. Приезжайте в кафе «Гвоздика». На Минской, знаете?

Не хватило всего ничего. Может быть нескольких минут. Он понял это еще входя в двери. Жнец занял столик прямо в центре. За его спиной зал надвое разделяла арка. Три ступени за ней вели вверх и там, за дальним столиком, у окна сидела Карина. Обойти жнеца не получится. Карина не знает его лица. Все кончено. Он опустил руки и подошел к жнецу.

Люди обходили их кругом, занимая места как можно дальше. От жнеца исходила огромная сила, будто находишься рядом с трансформаторной будкой. Семену казалось, воздух вокруг трещал, но конечно же люди не слышали этого, хоть внутри и ощущали что-то вроде тревоги. Семен опустился на стул напротив. Жнец смотрел в крышку стола, руки сложены на краю.

– Здравствуй.

Семен в ответ только кивнул. Даже у него с непривычки сохнет во рту.

– Ты знаешь устав, Семен.

Он кивает опять, зачем-то.

– Ты нарушил устав, пригласив её.

Еще один кивок.

– Устав гласит ясно: только люди могут выступать заказчиками расследования и инициаторами расследования. Любая попытка склонить человеческое существо на расследование является нарушением устава.

– Я знаю. Мне жаль.

– Тебе следует встать и уйти.

– Я ухожу.

Спорить нет смысла. Семен встает. Карина за аркой, будто на другом конце света. Она смотрит в окно. Всему конец. И вдруг в каком-то дурном отчаянии, он с шумом роняет стул.

Стул железный, он катится по полу и ужасно гремит. На него смотрят все. Все кафе синхронно повернуло головы и Карина у окна привстала, чтобы разглядеть источник грохота. В этот момент он улыбается извиняясь, но смотрит только на неё. Она все понимает. Встает и через весь зал идет к ним.

– Михаил? Это вы? – она с любопытством смотрит на него, он чувствует её взгляд и поднимая стул улыбается:

– Да, я. А вы – Карина?

И тут она замечает жнеца.

– Здравствуйте.

Он поднимает голову и скользит взглядом по ее руками и груди, в глаза не смотрит, конечно. Затем встает и говорит Семену:

– Устав должен быть соблюден. Мы не предупреждаем дважды. Ни ты, ни я.

И уходит.

Карина, озадаченно посмотрев ему вслед, спросила:

– Это ваш друг? Он военный?

Семен скупо улыбнулся:

– Военный? Да. Он военный. В некотором роде. Сядем сюда?

Глава 3. Бегство Прохора.

Каждый человек имеет право обратиться к хранителю, если другой человек воздействовал на его жизнь с помощью силы, сверх отмеренной каждому.

Хранитель должен отразить душу и определить ущерб, после чего восстановить баланс и равновесие, и воздать обидчику.

За окном широкая площадка, за ней ряды кустов и автобусная остановка. Дальше шумит проспект. Жнец ушел, в этот раз повезло, невероятно повезло. Несколько мгновений он чувствует, как в кафе гаснут отголоски присутствия столь мощной силы.

– Ну вот я и пришла, Миша. Я слушаю вас, – между тем говорит Карина и тут же возражает, морща лоб:

– Хотя знаете, что? Вы вовсе не Миша. Вы совсем не похожи на Рому. Вообще. И на мишино фото вы тоже не похожи.

– Я не Миша, это правда, – теперь нужно быть очень осторожным. Невероятно осторожным, чтобы не сказать лишнего. Жнец не станет предупреждать дважды, это правда. Важно не склонять ее, не намекать. Пусть просто завяжется дружба, ничего другого и не нужно для начала.

– Выходит, вы солгали. Кто вы? Чего хотите?

– Меня зовут Семен. Я работал на Романа Николаевича со вчерашнего дня. Я позвал вас, чтобы сказать, он умер.

Она побледнела:

– Умер? Что? Не может быть! Я бы знала!

– Это случилось несколько часов назад. Сегодня, на рассвете.

Она молчит, барабаня рукой по поверхности стола. Наконец, подняв голову, спрашивает:

– Убийцу поймали?

Семен приподнял брови:

– Почему вы решили, что он убит?

– Но… – теперь она удивлена. – Но что же еще могло случиться?

– Инфаркт.

Некоторое время она молчит и вдруг повторяет с явным облегчением:

– Инфаркт!

– Вас это обрадовало? Мне так показалось.

– Ну конечно! Знаете, насильственная смерть, это страшно, значит кто-то отнял жизнь, отнял его дни. А смерть от болезни… это как промысел высших сил, понимаете? Никто не знает, что и кому суждено. Понимаете?

– Карина… – он катает ее имя на языке. – Роман думал, что вы хотите его убить. Был уверен в этом.

Она ошеломленно на него смотрит:

– Что-о? Но почему?

– Не знаю. Это я и должен был выяснить.

– Теперь-то он умер от инфаркта и понятно, что ошибался насчет меня!

– Карина. Я могу попросить вас, взгляните на меня?

Он медленно поднимает голову, готовый отвести взгляд через секунду. Карина поднимает голову тоже. Миг, и она смотрит ему прямо в глаза. Она смотрит и вдруг улыбается. Её глаза не наполнились болью, в них не появилось ничего, кроме легкой грусти, сколько он не пытается проникнуть глубже. Она продолжает смотреть, не отводя взгляд, не вздрагивая, не отстраняясь, смотрит, будто бы это что-то совершенно обычное и нормальное. Она смотрит вопросительно, доверчиво. Ошеломленный, он решается на еще один вопрос. Не отводя взгляда спрашивает:

– Карина. Скажите, вы ненавидели его? Желали ему смерти?

Хрустальной чистоты слеза, исходя светом, стекает у нее по щеке. Как же долго, долго, долго, она смотрит ему в глаза!

– Нет. Я не хотела ему смерти. Я не ненавидела его.

– Почему вы его оставили? Почему ушли?

Пожав плечами, она ответила:

– Не было ни одной причины оставаться, я ведь говорила вам!

– Почему же? А деньги?

– У меня чуть больше фантазии.

– С деньгами любая фантазия становится реальностью.

– Далеко не любая.

– О чем же вы мечтаете?

– А вот это уже не ваше дело! Знаете, вы так смотрите, будто это я вчера ночью залезла ему в грудь и остановила сердце! Хватит. Надоело.

– Я не хотел вас обидеть. Можно мне еще поговорить с вами?

– Не сейчас. Я так злюсь! – только теперь она отводит взгляд. – Я позвоню вам сама. Позже. Может быть.

Она уходит, рассержено двигаясь к дверям. Семен смотрит ей вслед. Что-то похожее на смутное, непонятное желание вдруг толкается внутри него. Он знает это чувство. Прежде не раз ощущал его через других. Но вот теперь оно появляется внутри не как отражение чужих эмоций, а как собственное. И пропадает так же мгновенно. Он думает мгновение и понимает: вокруг него люди, сам не заметив, он кого-то отзеркалил.

Ра встречает его, будто он вернулся из могилы. Ее лицо снова залито слезами. Едва он входит, она падает в ноги, и рыдает, обхватив его колени.

– Довольно. Отпусти. Ты же видишь, меня не забрали.

– Господин! Простите, я так рада! Так рада!

– Хватит поливать меня слезами. Я не твой мертвый жених. Отпусти и принеси мне выпить. Я устал.

Ра убежала на кухню, всхлипывая на ходу. Зазвонил телефон. Не мобильный, домашний. В последнее время такое почти не случалось. Он взял трубку.

– Да?

– Старый приятель, как ты? Если я слышу твой голос, значит было только предупреждение?

– Удалось отделаться им. Здравствуй, Прохор.

– А что ты натворил?

– Как ты узнал?

– Не узнать было сложно. Я ведь страж, защитник границ и проникновение в мир слышу всегда. Тем более проникновение такого существа! Когда он шел, граница гнулась, будто дерево в бурю! Ну а узнать, что он пришел к тебе было и вовсе просто – жнец оставляет след не хуже реактивного самолета.

– А я думал, ты его спросил.

– Спросил жнеца? Ты все такое же дитя, как и сто лет назад, Семен. А-а, это шутка, я понял! Так по-человечески получилось! Так что ты сделал?

– Приходи, расскажу.

Прохор с интересом оглядывал квартиру. Обошел зал, кухню, бросил взгляд на Ра, сел на диван так, чтобы видеть окно. Кусимир тут же подбежал к нему и лег, подставив пузо.

– Предатель, – сказал Семен коту.

– Да, кошки любят нас, мы ведь берем на себя часть их работы – сторожим границы мира от злобных тварей, а кошки больше всего любят спать кверху пузом, да, Кусимир?

Кот довольно заурчал, изогнулся и кивнул.

– У тебя тут неплохо. Так много места! Есть окна. Как ты придумал переехать сюда? Я бы сам не догадался, как это здорово. Можно сидеть и смотреть на мир… потрясающе!

– Ра нашла этот дом. Ты ее видел в прихожей.

– Ра? Ра… а, ясно! Давно подобрал?

– Года три, как.

– Почему?

– Посмотри сам.

Семен крикнул:

– Ра! Принеси нам… что ты будешь, Прохор?

– Как всегда спирт. Эти тела вечно мерзнут. Но если нет, пойдет что угодно.

– Ра, принеси спирт.

Она явилась очень быстро, поставила поднос на столик, сложила ручки, сама невинность, пролепетала:

– Что-то еще господин?

– Да, кое-что еще, взгляни-ка мне в глаза, детка, – произнес Прохор.

Она посмотрела на Семена вопросительно, но тут же опустила взгляд.

– Ра, разве я не говорил тебе, что подвергать слова моих гостей сомнению не следует? Никто из них не сделает того, с чем я не соглашусь. Ты будешь наказана за дерзость.

– Простите…

Она поднимает голову и смотрит на Прохора. Миг, другой. Ее лоб покрывает испарина, она краснеет, слезы льются по щекам.

– А, вон что. Какая гадость… не понимаю. Зачем они творят это? Ведь последствия понятны и просты.

– Как раз нет. Они же думают, что Бога нет, загробной жизни нет и никто с них не спросит. Эта иллюзия позволяет им воплощать все самые жуткие мысли и вот, смотри, что они творят иногда, – говорит Семен.

Ра дрожит, но глаз отвести не смеет. Наконец ее тело начинает ритмично трястись, она падает на колени, хватаясь за горло. Только тогда Прохор отводит взгляд.

– Зачем ты ее подобрал?

– Ты же видел все.

– Все, кроме твоих мыслей. Ты взял заказ, нашел малолетних ублюдков…

– Все как обычно – предупредил, предложил раскаяться и искренне попросить прощения. На этом месте все начинают дерзить. Ну и они дерзили и даже угрожали. Тогда я совершил обычный ритуал отражения. Все как всегда. Но потом, в последний момент я заглянул в её душу. Ты видел, на дне?

– Она, бедняга, ее мучили в детстве, ну и что? Таких море и у каждого есть простой выбор – стать таким, же, как и те, кто его мучил, или нет. Она выбрала первое. Да, признаю, ей было сложно, но что это меняет? Баланс был нарушен, закон есть закон.

– Я о другом. Она искренне просила об искуплении. Просила, чтобы я помог ей раскаяться.

– Ах, вот что! – Прохор взял стакан спирта и опрокинул в рот. Причмокнул губами от удовольствия.

– Надеюсь, ты знаешь, чем это кончится, – со вздохом он поставил стакан на поднос. – Тут два варианта: ты либо выбьешь из нее все человеческое, либо ей начнет нравится то, что ты с ней делаешь. Кстати, ей уже начинает, ты не заметил еще? Но это не искупление! Искупление происходит если выбор сделан сознательно и свободно, только так! А у нее уже нет никакого выбора, она знает, что дурные дела наказуемы и сомнений у нее нет – ты показал ей. Она служит из страха, так, или иначе, она станет хорошей собакой, но человеком ей уже не стать.

Прохор перевел взгляд на девушку. Ра все еще стояла на коленях, держась рукой за столик. Пот высыхал на бледном лбу.

– Что ты сделала со своей жизнью, а? Зачем? Много счастья тебе принесло то деяние? Помнишь ту кровь и слезы? Они радовали тебя?

– Я…

– Молчи. Я все знаю. Ты просрала свою душу и ради чего? Пошла вон. Глупая девка.

Из черных туч за окном вдруг посыпались снежинки. С высоты, не видно было, как падая на землю они тают и смешиваются с грязью. Здесь, наверху, снежинки медленно кружась, танцевали первый танец этой зимы.

– Вот ради чего нужен верхний этаж. Решено. Куплю себе такую же квартиру! – воскликнул Прохор и посмотрел на Семена. – Итак, что произошло, почему к тебе приходил жнец?

– Либо у нас, либо поблизости появился сильный колдун. Специалист по проклятьям. Мой заказчик умер от его проклятья.

– Заказчик стал жертвой и ты не успел найти колдуна?

– Именно. Для людей эта смерть выглядит естественно. Конечно я пошел к его родне, но они отказались нанимать меня. Остается его бывшая девушка. Теоретически, она могла бы стать заказчицей, но по правилам устава я не могу рассказать ей ничего. Все же я решил связаться с ней и это почувствовал жнец.

Прохор приподнял брови:

– Послушай, зачем? Это их людская возня. Нам нельзя вмешиваться ни во что, пока они сами не попросят.

– Я знаю.

– Так зачем?

– Хотел увидеть эту девушку. Заказчик считал её виновной. Я хотел проверить так ли это.

– У меня кончились вопросы, а повторять один и тот же не хочу.

– Ладно. Помнишь, наше знакомство?

– В девятьсот третьем? Как сейчас помню, золотой был год! Съезд РСДАП, Сионийский собор, на юге бунт, тагильское крушение, женщинам разрешили ездить на втором этаже трамвая!

– На втором этаже конки.

– Ну да, конки. И ты такой юный приехал в Питер. Конечно я помню. А что?

– Помнишь, мы сидели с тобой в фойе Лиговского театра? Его только открыли тогда. Был ноябрь, как и теперь. Ты рассказывал мне, что вернулся из Сибири. И там…

– Я говорил об этом?! – теперь Прохор посмурнел лицом. – Что это ты взялся вспоминать?

– Ты мне говорил тогда, есть особые признаки чистой души.

– Зачем тебе это? – спросил Прохор довольно резко.

– Кажется, я встретил ее. Здесь. Сегодня.

– Ра! – крикнул Прохор. – Ра! Принеси еще спирт! Бутылку! Две! Неси!

– Каковы признаки? Помнишь, ты говорил, но я тогда не слушал.

– Признаки многочисленны. Но хватит и одного. Если это есть, другое и не нужно. Они могут смотреть нам в глаза.

– Сколько времени?

– Да хоть сколько! Хоть сколько!

Ра явилась с подносом и бутылками, поставила на столик. Семен отпустил ее движением руки. Подумав, сказал:

– Иди, погуляй. Сходи… на горку покататься. Или куда тебе хочется. Купи что-то вкусное. Платье купи. Да, что хочешь купи! Ты знаешь где деньги. Возьми сколько нужно.

– Спасибо, господин. Через сколько мне вернуться?

– Вернись когда закончишь развлекаться, но не слишком быстро. Все, иди.

Она повернулась и убежала, схватив с полки его карточку. Прохор проводил ее тяжелым взглядом, сорвал пробку, раскрутил бутылку, и запрокинув голову, вылил себе в горло.

– Чистая душа, значит, – проговорил он, бросив пустую бутылку на ковер. – Ну, теперь можно и поговорить об этом. Давай, что ты хотел узнать?

– Ты ведь и тогда был пьян, да? Когда мы сидели в Лиговском театре?

– Еще как был! Трезвый я о них не говорю. Постой. Скажи мне, ты ей в глаза смотрел?

– Смотрел.

– Долго?

– Долго.

– Точно, чистая появилась… – он посмурнел еще больше, потом вскинул голову:

– И что? Тебе понравилось смотреть ей в глаза?!

– Это было странно. Она так и не отвела взгляд. Все смотрела, смотрела. Улыбаясь. Я никогда не смотрел в глаза человеку больше трех секунд. Странное ощущение, но… приятное.

Прохор усмехнулся одними губами.

– Приятное! Очень человеческое слово. Да уж!

– Я смотрел в её глаза дольше минуты.

– Чистая душа явилась. Что ж ей тут надо?! Ох, Семен, уеду я сегодня же отсюда. Переберусь куда подальше.

– Только расскажи сперва, что они такое? Чистые души?

– Что они такое, что такое… хмм… Чистые души – это комочки света, настоящей, создающей силы, божье творение в чистом виде. Начало жизни, надежда и любовь.

– Тогда что в них плохого?

– Плохого? – Прохор усмехнулся. Глаза светло-синего цвета, когда он выпивал, бледнели ещё сильнее и казалось, в белизне плавают только черные точки зрачков, что выглядело немного жутко, – Ничего в них нет плохого, просто им тут не место.

– Оглядись, – предложил он и встал, будто не в силах дальше сидеть. Сделал круг по комнате, остановился у окна, прижавшись к стеклу лбом:

– Ты смотрел на этот мир? Где мы находимся? Это место для совершенства? Нет, это место тяжелого обучения. Несовершенные души в бренных телах ищут свой путь через тернии страданий. На кой всё это комку чистого света?! Этот мир лишь стремиться стать им, но этот мир не знает истинного света, его суть – полумрак. Когда здесь появляется настоящий свет, люди сходят с ума.

– Как две тысячи лет назад?

– То был Сын Божий. Он знал кто он и зачем, а чистая душа это другое. Она не знает зачем явилась и скажу правду, никто не знает.

– Ты будто бы боишься их?

– Боюсь? Возможно. Они вносят хаос. Этот мир полон швали, вроде твоей Ра и других подонков, лишенных сил, выдерживать соблазны. Как чуть что, они кричат, требуют, не желают проявлять терпение. Едва только в их кровь впрыскивается доза гормонов, они, как обезумевшие идут на поводу у своих страстей! И вдруг среди них, в этой клоаке, появляется луч истинного света! Они не знают, как жить в свете, они боятся света, свет обнажает их сущность и в тоже время они вожделеют его! Это самый настоящий парадокс: тьма, стремящаяся к свету и боящаяся его больше всего в мире! И вот, разрываемые одновременно страхом и желанием, их души погружаются в хаос и вокруг тоже наступает хаос, все летит в тартар. Скажу тебе правду, если в мире возникнет сразу десяток чистых душ, миру придет конец. Его разорвет на части. Он не достаточно чист для света!

– Что случилось там, в Сибири? Там ведь была чистая душа. Ты говорил тогда, в Питере, – осторожно спросил Семен.

Прохор усмехнулся, грустно качая головой.

– Есть еще выпить,?

Семен провел рукой, указывая на полки:

– Выбирай.

Прохор оттолкнувшись от оконного стекла, запрокинул голову рассматривая стоящие бутылки:

– Сплошное человечье пойло, но вот это… ладно. Так ты хочешь знать, что было в Сибири? Там возникла чистая душа, вот что там случилось. Городок сгорел, исчез, он заброшен, там были убиты десятки, некоторые обезумели, другие бежали, кто-то остался и умер от тоски…

– Подожди, и это сделала чистая душа?

– Нет. Говорю же – они лишены зла. Чистая душа не делала ничего, только появилась. Все остальное сделали люди. Представь себе, если бриллиант с голову Кусимира поместить на площади. Бриллиант ничего не делал, всё сделали люди. Если тут и правда появилась чистая… всё, что было в Сибири повторится и очень скоро. Кто-то скоро умрет.

– Мой заказчик, про которого я говорил, уже стал жертвой. Идеальное проклятье. Две дозы живого солнца не удержали его.

– Заказчик был связан с чистой?

– Да. Они были вместе. Недолго.

– Ревностное проклятье? Кто-то другой желал чистой души, мечтал обладать светом и не вынес, что чистая принадлежит другому. Проклятье получилось таким идеальным, ведь колдун одержим дикой страстью и желанием. Может быть, он не имел прежде особой силы, но теперь его толкает невероятная похоть.

– Значит, колдун мужчина?

– Вовсе не обязательно. Эта похоть особого рода, не та, что испытывает мужчина к женщине. Эта страсть не физическая, чистой хотят обладать как вещью. Особо ценной, но вещью, её вожделеют не понимая ради чего.

Несколько мгновений они молчали, глядя, как за окном падает снег.

– Ты пытался что-то сделать там, в Сибири? – тихо спросил Семен. – Помочь? Или… исправить?

Прохор тяжело вздохнул:

– Что я мог? Только смотреть, как люди творят ужасные вещи в погоне за чистой душой. Устав не дает нам вмешиваться. Люди должны пройти своим путем, делая выбор каждый день. А мы можем лишь наблюдать… лишь наблюдать за тем, что они творят!

Горечь звенела в его голосе, Прохор опрокинул в себя еще немного алкоголя, отбросил очередную бутылку:

– А, черт! Всё, больше не спрашивай меня. Я уезжаю. Сейчас же. Когда всё кончится, найди меня, ладно? И вот еще что… отдай мне Кусимира? Ему со мной будет безопаснее.

Кусимир вспрыгнул на диван и мякнул.

– Спроси его сам, – махнул рукой Семен. – Кстати, почему меня не уговариваешь уехать?

– Что толку? – глаза у Прохора совсем побелели и черные зрачки плавали будто бы совсем хаотично. Семен вспомнил, как однажды они выпивали с какими-то девушками. Сперва девушки удивлялись, сколько Прохор может выпить, хотя львиную долю он выпил так, что б они не видели, а потом, когда глаза побелели, они увидели его плавающие зрачки. Визгу было море. Девушки готовы были выпрыгнуть в окно, когда Прохор посмотрел каждой в глаза. Семен был уверен, что теперь они сойдут с ума от ужаса, но девчонки неожиданно притихли.

Семен ждал, что они с криками убегут, но девушки остались. И вытворяли такое, что поутру сладко ныли чресла. Прохор потом сказал: многие люди мечтают хоть как-то разнообразить свою жизнь, многие люди мечтают о большем, чем могут сами увидеть. Нужно только знать как спросить.

– Я не зову потому, что ты уже посмотрел ей в глаза, – устало сказал Прохор. – Теперь ты не уедешь, хоть самым лучшим было бы сбежать. Но ты уже обречён… Постарайся… впрочем не важно. Больше ничего не спрашивай. Кусимир? Ты пойдешь со мной?

Кот мявкнул, соскочил с дивана, подбежал к ногам Прохора и потерся об них, а потом бросился назад, и карабкаясь по Семену, как по стволу дерева, залез к нему на плечи.

– Да ради света, кот, что ты делаешь рядом с жалким зеркалом?! Тебе нужен страж, протектор, настоящий Прохор, как я. Эх, зря остаешься!

Они простились в прихожей и Прохор ушел, нацепив на нос темные очки. С неба всё еще валил снег и брюхатые тучи висели низко. Семен представил, как друг будет выглядеть на улице в темных очках и усмехнулся.

Глава 4. Подменыш.

Хранителям запрещено самим искать заказчиков.

Машинально он поднял бутылку, оставленную Прохором, затем другую, выбросил в кухне в ведро. Прошелся вдоль окон, глядя на город, лежащий внизу. Темнело. Дальние углы комнат погружались во мрак. Он задал себе вопрос: мог бы он сейчас уехать и забыть об этой истории? И кивнул сам себе: мог бы и легко.

Прохор придумал мнимую опасность. Он думает, что Семена заденет разлука с девушкой? Да, ему хотелось ещё раз посмотреть ей в глаза, но это было не так уж и важно. Если девушка вдруг умрет, он примет это, мир устроен очень просто и люди смертны.

Семён лег и закинул руки за голову. Потом перевернулся так, чтобы видеть окно. Там, в домах напротив, загорался свет в окнах. Он не понимал, для чего люди каждый вечер зажигают свет. Может быть им страшно смотреть во тьму собственных душ? Иначе ради чего они придумали все эти фонарики, лампочки и гирлянды?

Ра явилась рано утром. Тихонько приоткрыла дверь, скользнула внутрь. Он слышал, как она на цыпочках подошла к входу в зал и крутит головой, как сова на ветке.

– Иди сюда.

– Да, господин.

– Принеси кожаный ремень.

Она развернулась и вскоре вернулась с ремнем. без указаний встала на колени:

– Вот он, господин. Вы накажете меня за вчерашнюю дерзость?

Он спустил ноги на пол и сел.

– Скажи мне, ты счастлива быть здесь? Счастлива получать кару из моих рук?

Она кивнула, зажмурив глаза. Дорожки слез потекли по щекам.

– Выходит, мне нужно выбить из тебя это счастье. Ты не должна получать его. Здесь, сейчас, этому не время.

Она всхлипнула:

– Так значит, вы прогоните меня?! Ведь что бы вы не делали, я все равно с вами счастлива!

– Нет другого выхода? Почему? Тебе нравится боль? Ты влюблена? – спросил он.

Ра помотала головой неопределенно:

– Вы мой господин, я поклоняюсь вам, как богу… но я не могу вас любить, это как любить само солнце. Но я счастлива потому, что рядом с вами не слышу их… тех, кто пришел тогда за мной. Дело в этом, господин. Когда вы рядом, они затихают.

Она поежилась, обхватив себя руками. Семен наклонился, поднял повыше ее подбородок. Она быстро опустила взгляд.

– Так значит, ты всё еще горишь и только рядом со мной они отступают. Вот в чем причина твоего счастья. Ты, пожалуй, позволишь бить себя палкой и будешь рада.

Она закивала.

– Как вы поступите, господин?! Прогоните меня?

– Мне нужно обдумать это, – он отпустил ее. – Но не сейчас. Иди, займись делом. Покорми кота.

Новый заказчик приехал к нему в обед, через два дня после того, как Карина обещала перезвонить, а Прохор сбежал из города.

Это был мужчина, лет под сорок. Глаза у него чистые, ясные. Он сел, распространяя запах свежих духов, чужой заботы и уверенности. Семен, даже не заглядывая ему в глаза мог сказать, что за ним нет крупных грехов, а если покопаться, может быть найдутся драки в молодости, или еще что-то мелкое. Наверняка мужчина женат и женат успешно, а так же состоялся в профессии. Он не Р,Н., не зарабатывает миллионы, не ездит в роскошной тачке, он из тех, про кого говорят «соль земли». Такие редко приходят из-за своих проступков, обычно они приходят из-за родственников, или друзей. И как всегда, он оказался прав.

О.С., новый заказчик, жил с женой и сыном в доме, построенном на участке покойной тещи. Жили они тихо, мирно, без громких скандалов и проблем много лет, до того дня, пока О.С не вышел вечером на участок, чтобы отнести кое-какие вещи в сарай.

По соседству от их участка был небольшой пустырь. Когда-то, давно, там стоял дом, да хозяйка состарилась и ее забрал к себе сын, дом обветшал, потом и вовсе сгорел, сад зарос травой, пустырь и пустырь, одним словом.

Вот с этого-то пустыря его и позвали на помощь. Голос был женский, или детский. Сперва О.С решил, кто-то из подростков залез в развалины, может быть ранен. Помниться, у соседей был погреб глубиной метра три.

Он перелез через забор и продираясь сквозь заросли, пошел к остаткам дома, когда кто-то там вдруг засмеялся. Смех был мелкий, злобный.

– Меня аж мороз продрал, когда я услышал. Тогда-то я развернулся и пошел назад, поскорее! Шел и оглядывался, но там никого не было. А когда вернулся к себе домой…

Оказалось, что участок не его – исчезла баня, беседка и даже дом. Вместо кирпичного коттеджа стояла старая тещина развалюха, которую он снес лет десять назад. Сперва он подумал что ошибся направлением. Потом, что сошел с ума. Жена, когда он вошел, встретила его испуганно, сын смотрел исподлобья.

– Будто бы я чудище какое-то… а потом, когда я спросил, где наш дом, они вовсе будто испугались и начали меня уговаривать, как больного. Жена успокаивала, уговаривала поспать. Принесла водку, какую-то дешевую, какой у нас в доме никогда не было, а сын выглядывал из-за угла, ну, чисто волчонок.

О. С от водки отказался, а поспать решил лечь. Чувство было, будто он в кошмаре и скоро проснется. Но утром кошмар не исчез.

Всю его жизнь будто покорежило. Люди вокруг были те же, но все остальное изменилось. Жена его почему-то боялась, как и сын, друзья не брали трубку. Исчезла машина, исчезло их маленькое дело, любовно выстроенное с нуля. Изменения коснулись всего, О.С. как-то разговорился с женой о ее детстве и о собаке, которая у нее была, но жена сказала, что у нее не было собаки, был кот. Вроде бы мелочь, но именно о ее собаке они заговорили когда-то давно на студенческой вечеринке и с той беседы все и началось. Забыть такое, или перепутать он не мог, а теперь чувствовал, будто некий великан выбивает из под ног опоры.

Три недели он бился в кошмаре, как муха о стекло. Сперва было невыносимо, потом понемногу начал заново выстраивать уже когда-то выстроенную жизнь, нашел работу. Жена и сын постепенно оттаяли, удивлялись сперва, он слышал, как они говорят между собой о том, что он больше не пьет по бутылке каждый вечер. Будто бы он пил когда-то!

Как-то, возвращаясь домой, он увидел на улице своего бывшего партнера с которым вместе строил свое дело. Андрей был первым, кому он позвонил, только вот Андрей бросил трубку. О.С. остановил свою семерку жигулей(да, да, пришлось купить для начала хоть это) и вышел. Бывший партнер рванул от него, как от прокаженного. О.С рассмеялся и тогда Андрей вздохнул и развернулся:

– Ну да, смешно. Только я устал от тебя, приятель. Денег все равно не дам, так что иди своей дорогой.

О.С. ответил, что денег ему не надо, слава богу, зарабатывает, не инвалид. Некоторое время они постояли глядя друг не друга. Сцена была довольно неловкая. Потом Андрей удивленно поднял брови и подошел. Разговор вышел очень странный. Впрочем, последние недели все были странными.

По словам Андрея, О.С. пил как не в себя еще с последних классов, особо не работал, в последнее время и вовсе озверел – поднимал руку на жену. В конце разговора друг сказал:

– Я тебя в последний раз около магазина видел, месяц назад. Ты просил у меня денег на водку. Я тебе не дал и ты орал матом и угрожал. Помнишь?

О.С. ничего такого не помнил. Он пожаловался:

– Моя жизнь будто кошмар какой-то. Сам посмотри, разве я алкаш? Посмотри на мое лицо хоть!

– И правда, – сказал Андрей. – Если б я тебя не знал, сказал бы, что ты в жизни не пил. На лице нет следов, а ведь месяц назад были! Будто ты не ты вовсе…

– И вы знаете, он мне дал ваш номер. Сказал, вы колдун. Я в такое не верю, но что мне еще делать?!

Семен поморщился. Слово «колдун» было настолько неточным, что вовсе не отражало его сути. Колдун это человек, во-первых! Называть его колдуном все же можно: теоретически он умеет изменять пространство и даже ходить сквозь него. Но все же, это как назвать волка кошкой. Вроде бы оба звери, но разница огромная! Он привычно пропустил это мимо ушей. Не объяснять же два часа разницу заказчику, ему это знание не нужно.

Когда О.С ушел, все еще хмурый, встревоженный, не верящий в разрешение своего дела, но с малой толикой надежды, Семен позвонил новому Прохору и произнес:

– У нас тут кажется нарушение границы. Проверим? Я скину адрес.

Новый Прохор приехал быстро, вышел из машины, протянул руку:

– Привет, рад знакомству. Я новый Прохор. Прибыл в город вчера, на замену Прохору.

– Я Семен. Очень рад встрече, Прохор. Я знал прежнего Прохора, мы с ним общались иногда.

– Ну, идем, посмотрим? Я не заметил никаких нарушений.

– Идем. Нарушения были месяц, или больше назад. Когда тут еще был старый Прохор. Я думаю, он тоже не заметил всплеска у границ, иначе я знал бы от него. Но он не говорил.

Дом О.С. застрял между огромных старых яблонь. Их ветки затеняли крышу, мох покрывал серый шифер. Участок, давно зарос, из под снега, тут и там, торчали серые стебли репьев. В дальнем углу стоял покосившейся дровяник. Однако дом нес следы недавних улучшений: крышу подлатали с одной стороны толем, поправили забор, у въезда дорожку засыпали гравием. Наверняка это О.С. постарался. Такие как он не могут не улучшать свою жизнь!

Прохор огляделся и задрав голову вверх, повел носом по-собачьи.

– Переход был не один месяц назад. И вряд ли остались явные следы, – сказал Семен. – Пойдем, покажу место. Я думаю, если границу перешли, то на соседнем участке.

Прохор кивнул и перешел в истинную сущность, превратившись для существующих в реальном мире в размытое пятно, похожее на летнее марево. Семен, оглядевшись, последовал его примеру и шагнул сквозь забор на участок. В межмирье твердые доски были лишь темными, длинными тенями, впрочем, как любая вещь, межмирье несло в себе лишь ее отражение.

Они прошли через заросли репьев, в межмирье – тени разного оттенка. В них вился тающий, розоватый след. Видимо совсем недавно тут была кошка. Миновав забор, отделяющий соседний участок, они оказались в зарослях на соседском пустыре. Тут серые стебли сухой травы и кусты торчали из снега частым лесом. Семен указал рукой вперед, на месте старого пепелища в небо поднималось буро-серые, алые и черные струи – следы давнишнего пожара все еще сохранились над остовом дома.

Кто-то зашипел и раздвигая тени к ним вышла, вся распушившаяся кошка. Увидела их и застыла, мигая желтыми глазами.

– Это же мы, стражница! – сказал Прохор и наклонился, протянув руку. Кошка, подумав, подошла, потерлась о протянутую руку и удалилась обратно.

– Чем не признак? – пробормотал Семен.

– Что?

– Я говорю: если тут была нарушена граница, много мелкой нечисти вывалилось с той стороны. Всегда же так – в прореху сыплется всякая гадость. Вот кошка и бродит, ищет их.

Прохор только кивнул в ответ и двинулся вперед.

Пустоты старого погреба темнели чернотой. Серыми тенями лежали над ними остатки лаг и досок. Алые всполохи и струи, что они видели издалека, исходили от них. Прохор, присел, заглянул вниз. Потом поднял голову и развел руками:

– Ничего. Чисто.

– Хорошо. Давай посмотрим вокруг. И в следах пожара. Вдруг ты заметишь что-то?

Страж встал и обошел остов дома, принюхиваясь к каждому уголку. Осмотрел тени со всех сторон. Семен бродил вокруг, старался не мешать.

– Тут… кажется, есть некий признак, что-то тут запуталось… – проговорил наконец Прохор. – Не пойму.

Он сделал еще круг, потом спрыгнул вниз, снова вылез и улыбнулся:

– Умельцы! Знаешь, не ткни ты меня прямо в эти развалины, я бы ни за что не учуял! И как догадались!

– Спрятать след перехода в следах пожара?

– Да, старый прием, однако применяется редко, слишком много сил и мастерства требуется. Вот, взгляни, – проговорил Прохор. – Видишь, к алому примешан багряный?

Семен остановился рядом:

– Да, вижу теперь. Сможешь потянуть след? Куда приведет?

– Уже потянул! – усмехнулся Прохор. – Идем, увидим.

Алый след перехода увел их дальше, за границу мира, пересек изнанку и через несколько секунд они оказались в точно таком же месте, где и были, на пепелище старого дома, только мир был иным.

Семен огляделся. За забором, где на их стороне располагался старый домишка, теперь поднималась красная черепичная крыша добротного дома, да и забор был из кирпича.

– Идем, – потянул он Прохора и оба направились туда.

На участке за кирпичным забором не торчали стебли травы, видимо под снегом был газон. Над бассейном плексигласовый теремок крыши, беседка с мангалом и баня. Аккуратно сложены дрова, круглые очертания клумб угадываются под снегом, сарай украшен резьбой.

Только вот фигурка гнома разбита, в плексигласовой крыше дыра и внутри, на пленке, закрывающий бассейн от мусора, валяется стул; кто-то справил нужду прямо на участке, да не один раз, а железный мангал перевернут. В окне женщина. Смотрит с тоской и под глазом у нее синяк. Мальчишка лет пятнадцати, совершенно потерянный, собирает под окном осколки. Руки у него дрожат, мальчик всхлипывает.

– М-да, – говорит Прохор.

– М-да, – отвечает Семен тем же тоном. – Останемся, поглядим.

Они ждут. Через некоторое время в доме что-то происходит, мальчик бросает свои дела, поднимает голову, сжимает кулаки. Сквозь незанавешенные окна Семен и Прохор видят как безобразит в доме О.С, вернее, его брат близнец, с пропитым лицом и злостью во взгляде. Похож, как две капли воды и не похож в тоже время.

– Что ж, все ясно. Пора назад, – говорит Прохор, когда копия О.С бросает в окно стул и стекло со звоном осыпается в снег. – Тут мы все видели.

Теперь им хорошо как слышно обрюзгший О.С. что-то кричит несчастной женщине, размахивая у нее перед носом кулаками.

– Да, – соглашается Семен. – Возвращаемся.

– Пойдем сразу? – говорит Прохор.

– Закончим дело.

День клонится к закату, солнце изнутри подсвечивает розовым низкие тучи. Забор между пустырем и участком О.С. отсутствует. Они переходят на участок и Семен осматривает старый домишко. В доме кто-то есть, в окнах горит свет. Они идут прямо к дому. Будто почуяв их, на одном из окон приподнимается занавеска и на них смотрит лицо точно такого же мальчика, что они уже видели только что.

Едва увидев их, мальчик бледнеет, занавеска падает и видно, как сквозь комнаты к двери метнулась тень. Щелкает замок, потом еще щеколда.

Семен качает головой. На миг они переходят в межмирье, преодолевают сизо-черные тени стен и возвращаются назад, оказавшись в доме. Мальчишка охает, увидев их.

– Я сейчас вызову полицию! Убирайтесь!

– Сядь, – Прохор толкает его в грудь и пролетев через всю комнату и кухню, мальчик мягко приземляется на диван. Прохор поворачивается к Семену:

– Я буду только слушать. Теперь начинается твое дело.

Семен подходит к дивану, подтягивает табурет и садиться так, чтобы быть напротив мальчика. Тот не смотрит в глаза, сердито пыхтит. Щеки покраснели, он еле дышит от страха и досады.

– Кто помогал тебе? Где ты его нашел?

– Не знаю, о чем вы!

– Знаешь.

– Не скажу!

– Твое право не говорить, но я все уже знаю. Ты заключил сделку с колдуном, – говорит Семен. – Колдун обещал, что твой отец изменится, так?

Мальчишка, не выдержав, сморит на него. Теперь в глазах закипают слезы.

– Он сказал: все будет хорошо, отец перестанет пить и бить маму, так? Не отвечай, я знаю, так и было. Теперь тебе нужно узнать вот что: твой отец не изменился.

Мальчишка смеется сквозь слезы:

– Ты врешь! Он изменился! Стал другим, нормальным!

– Тот, кто живет теперь с вами, не твой отец.

– Хотите сказать, он призрак какой-то?! Да и наплевать!

– Он не призрак, а подменыш. Колдун открыл границы между мирами, забрал из другого мира того, кто сейчас живет с вами, а твоего отца отправил туда.

– Да и плевать! Я же сказал!

– И теперь на той стороне такой же мальчик, как ты, плачет из-за него. Повторяю, твой отец не изменился.

На миг лицо мальчишки вытянулось. Сглотнув, он спрашивает:

– Не изменился…

– Там жила семья. Такая же, как твоя. Тот мужчина, который сейчас живет с вами, хороший человек, его жена, такая же, как твоя мама и сын – ты сам. Они жили своей хорошей жизнью, а потом колдун украл их мужа и отца, и подкинул им твоего папу. И они страдают.

Несколько секунд мальчик смотрит в пол. Вот, он шмыгает носом. Глухо переспрашивает:

– Тот мальчик, как я?

– Он и есть ты. Только он живет в ином мире.

– И у него теперь мой старый отец вместо того, кто теперь живет тут?

– Да.

– Меня Дима зовут…

– Здравствуй, Дима. Что ты думаешь об этом. Не жалеешь?

Несколько секунд пока длится молчание Семен может надеяться. Он знает, шансов почти нет, но надежда всегда…

– А почему ему достался нормальный отец, а мне – вон тот?!

… разбивается последней.

– Такова судьба. Вы не выбираете. Вы лишь…

– Вот не надо! Не надо мне этого! Я ничем не хуже того! Такого же! Я тоже имею право на хорошую жизнь!

– имеете право раскаяться, либо остаться при своем мнении, но я бы посоветовал раскаяться и…

– Да плевал я каяться! – мальчик вскакивает, вернее пытается, но тут же Семен возвращает его место. Мальчик говорит, сжимая кулаки:

– Ему все – а мне пьяницу?! Не буду я каяться! Я просто хотел нормально жить! Я имею право!

– отречься от обиды, зла и зависти. Ты желаешь отречься?

– Да плевал я! Сказал же! Почему ему все?!

Семен делает еще одну попытку:

– Разве тот мальчик выбирал вам судьбы? Он ни в чем не виноват.

– А я разве виноват?!

– Попробуй отомстить тому, кто виновен.

– И кто же это?!

– Тот, кто ткет полотно судьбы. Стань сильным, преодолей трудности, сохрани душу, вырасти над страхом, болью и обидой и…

– Не заговаривайте мне зубы! Я уже все получил! Ищите сами вашего ткача!

– Хорошо, – Семен прикрывает глаза на миг. До сих пор разочарование дается ему с трудом. – Ты не желаешь раскаиваться. Это твое право и я принимаю его.

– Вот именно! – парень кивает, вполне довольный собой.

– Я должен предупредить: шанс на раскаяние у тебя только один.

– Идите вон. Я сейчас вызову…

– Молчи и слушай, я должен объявить тебе о последствиях. Закон есть закон и сегодня же твой отец вернется назад, а тот, кого украли, будет возвращен. Страдания, понесенные им и его семьей лягут на твои плечи и плечи колдуна поровну…

– Нет! Я не позволю вам забрать его!

– Ты можешь…

– Я заплатил за это! Вы его не заберете!

– Ты можешь потребовать расплаты и расследования для колдуна ссылаясь на то, что не знал последствий.

– Нет! Мне это не надо! Просто уйдите! Я ведь заплатил!

– К сожалению то, что ты отдал колдуну в расплату, уже не вернется. Но за сделанное он заплатит сполна.

– А что он отдал колдуну, – бормочет Прохор. – Посмотри?

– Сейчас скажу, – мгновение Семен осматривает мальчика. Тяжело вздыхает:

– Он отдал половину сердца.

– Что?! – мальчишка прижав руки к груди, смотрит на него. – Нет! Мое сердце тут!

Семен с Прохором переглядываются и качают головами. Половина сердца – половина чувств.

– Ты можешь так же увидеть, какие последствия ждут тебя из-за того, что ты заключил сделку с колдуном, являющимся силой зла. Будешь смотреть? – со вздохом спрашивает Семен.

– Нет! Ничего я не буду смотреть! Уходите отсюда! Я пожалуюсь колдуну и он вас… сожжет!

– Мальчик напуган, – говорит Прохор.

– Да, я вижу. Ну что ж, идем. Мы сделали что могли.

– Вы не тронете моего папу! – мальчишка бросается на него, но прежде, чем он вскакивает с дивана, они уже переходят в межмирье.

Они видят, как парнишка мечется по кухне, с этой стороны им видно, как над головой у него бушует сине-бурые вихри.

– Парень искалечен, – говорит Прохор. – Кто знает, что он сотворит теперь, когда вернется прежний отец?

– Я сожалею, но мы не можем помочь, – Семен тяжело вздыхает.

– Сожалеешь? Это ведь эмоция, как у людей? – Прохор долго смотрит на него. Потом добавляет:

– Ты можешь еще раз вернуться и предупредить о последствиях. Это не противоречит уставу. Все же мальчик участник дела и с ним можно это обсудить.

– Наверное я вернусь. Когда он немного успокоится и подумает.

– Только помни, его жизнь – это его дело. Мы не имеем права и знания, что и когда можно менять у них.

– Твои заберут украденного? – на прощание спрашивает Семен и Прохор кивает:

– Вернут все назад. Сегодня же. Ты заходи как-нибудь, выпьем вместе. Расскажешь, кто тут хулиганит, откуда ждать бед? Я не знаю местных колдунов.

Семен, со вздохом, говорит:

– Вот об этом. Предупрежу сразу. Старый Прохор сбежал не просто так, а потому, что тут появилась чистая душа.

Он некоторое время ждет хоть какой-то реакции, но новый Прохор молчит.

– Около чистой вьется колдун. Он убил моего заказчика идеальным проклятьем. Думаю, это было ревностное проклятье, но точно не скажу. Старый Прохор ждал много бед. Он считает, они неизбежны после появления чистой.

– Что ж, спасибо, что сказал. Буду смотреть за границами в оба. Примешь мой совет?

– Конечно.

– Вижу, тебя очень увлекают люди. Такое случается с нами – их эмоции манят. Некоторые начинают считать, что тоже могут их испытывать. Важно помнить, это не так. Мы чувствуем только отражение их эмоций. Нам не стать людьми и лучше всего для нас – держаться в стороне и выполнять свой долг.

– Тебе кажется, я склонен к нарушению устава?

– Нет, но старый Прохор был осужден за такое нарушение. Он считался среди нас не надежным и его взгляды были очень специфичны. А вы много общались. Поэтому я решил сказать.

– Что он сделал, ты знаешь?

– Знаю. Худшее из преступлений для стража баланса. Он убил человека. Вмешался в судьбу. Триста лет он провел в уединении ледяных пещер. Но говорят, однажды совершив преступление против устава, почти невозможно вернуться назад.

Глава 5. Карина.

Хранителям запрещено вмешиваться в дела материального мира без обращения человека.

К дому мальчика Димы Семен вернулся через два дня. Кто его знает, сколько времени занимает у людей успокоение? Два дня это много, или мало? Иногда им хватает часа, а иногда они беснуются неделю. Причем каждый человек обязательно будет реагировать по-своему. Его всегда это сбивало с толку: невозможно предсказать, как они отреагируют на то, или иное событие.

Семен приехал на машине, оставил её в переулке и решил подойти пешком, немного осмотреться. Но едва он свернул на улицу, стало понятно – он опоздал. Три машины с мигалками застыли у въезда, рядом машина скорой. Носилки с накрытым телом несут четверо.

На миг ему захотелось развернуться и уйти. Тут уже ничего не изменить. Однако ноги сами собой понесли вперед. Легкий пас руками и полицейский у калитки кивнул ему, как старому знакомому.

Семен поднялся по ступеням. Несколько полицейских еще заканчивают осмотр, укладывают образцы в пакеты. Следователь что-то пишет в блокнот. Рядом, на диване, рыдает женщина. Дима сидит на стуле и смотрит в пространство. Над головой у него горит алое пламя гнева и такое же пламя в груди доедает остатки его сердца. Семену не надо приглядываться, чтобы увидеть это.

Он подходит к следователю и просит:

– Дайте нам поговорить с парнем.

Следователь смотрит так, будто только его заметил и вдруг улыбается:

– А, это ты! Да, говорите, конечно.

Семен садиться напротив парня.

– Здравствуй. Узнаешь меня?

Дима с трудом фокусирует свой взгляд. Потом все же на лице возникает понимание:

– А. Это ты украл моего папу.

– Я вернул твоего папу. Украл чужого папу ты. Вот и последствия.

– Что тебе стоило не заметить?! Мог попросить у меня хоть что угодно! Я отдал бы тебе хоть свою душу! Хоть что!

Семен тяжело вздыхает:

– Парень, послушай. Ты не понимаешь о чем говоришь. Твоя жизнь это не те годы, которые ты провел в этом доме. Ты больше этого дома и больше этого мира. Ты не закончишься тут, если сам себя не разрушишь! Твоя душа стоит гораздо больше, чем хороший отец, чем счастливая жизнь, чем половина всего мира. Ты проживаешь сейчас крошечный кусочек жизни и ни видишь целого. Ради себя будущего, очнись! Даже с порушенной душей и частью сердца ты еще можешь найти путь раскаяния и исцеления. Ты можешь…

Он тяжело вздыхает. Часть сердца мальчишки забрал колдун, другая сгорает от гнева, душа покрылась коркой обиды и боли, огрубела, не достучаться.

– Ты можешь попробовать.

Все это уже бесполезно! Семен встает.

– Прощай.

Когда он выходит из комнаты, его не видит никто, ни мать, ни следователь, ни другие.

– Попробуй раскаяться, – он усмехается сам себе под нос. – Каково это – раскаяться, когда кругом боль и нет ни капли надежды?! Не слишком ли много небеса хотят от людей, которые не могут видеть больше, чем свои короткие жизни?

Занятый своими мыслями он не заметил человека, который изо всех сил спешил к дому. Только когда они почти столкнулись, он сделал шаг в сторону и услышал:

– Простите, не заметила вас… ох, это вы?! – На него ошеломленно смотрит Карина. – Вы-то тут какими судьбами?!

– Здравствуй, Карина, я пришел по работе.

– Вы полицейский? Или из службы по опеке?

Он улыбается и смотрит ей в глаза:

– Нет.

– Да кто вы?!

Она смотрит на него и в тоже время поглядывает на крыльцо в тревоге и нетерпении.

– Там живут твои друзья, Карина?

– Родственники. И там случилась беда. Мне нужно идти.

– Так иди. Поспеши, мальчика скоро увезут.

– Пойду! Скажите, кто вы и что тут делаете?!

– Я ведь уже сказал: я был тут по работе.

– Ну хорошо. Я позвоню вам сегодня же! Или завтра!

Он кивает ей и уходит. Как она не спешит, он все же чувствует ее взгляд, когда выходит из калитки. Теперь она позвонит. Хорошо.

Карина и правда позвонила на другой день. Голос у нее печальный, Семен слышал в нем недавно пролитые слезы.

– Скажете вы мне, наконец, почему вы были у моего брата дома? Что там делали?!

– Может быть скажу.

Несколько мгновений она молчит и он молчит тоже.

– Боже! С вами невозможно разговаривать! Давайте встретимся!

– Давай.

– Завтра, в центре, около катка!

Она выбрала самое людное место и время, когда там будет больше всего народу: вечером придут гулять с детьми родители, народу будет – не протолкнуться. Она его боится? Кто знает.

Когда Семен подошел к площади, уже опускались сумерки. Вокруг катка и на столбах зажглись лампочки и гирлянды. Из динамиков звучала музыка, веселая, новогодняя. С неба падал снег, легкие, пушистые хлопья. Вокруг площади, в киосках, установленных ради праздника, вовсю шла торговля едой и горячим чаем.

Ближе к катку толпа становилась гуще, дети радостно сновали прямо под ногами, молодежь, подростки, взрослые, казалось тут собралось половина города. Он нашел Карину у самого катка. Она стояла у бортика, смотрела, как катаются люди. Семен подошел и встал рядом. Спросил, наклонив к ней голову:

– Кто твой брат, убитый, или его сын?

Она ошеломленно подняла голову:

– Убитый мой троюродный брат. Вы приходили к нему?

– Нет, не к нему.

– К его жене?

– К сыну.

– Но зачем?

– Я хотел поговорить с ним.

– Вы мне ничего не скажете, да?!

– Я предполагал, что он сделает что-то такое. Хотел отговорить.

Карина на глазах грустнеет:

– Да, тут, вы правы…

– Ты прав.

– Что? А, ну хорошо, давай на ты. Ты прав. Да, ты во всем прав, такое можно было ожидать. Только вот что было делать?! Мой брат был негодяем, каких поискать! Всю жизнь пил, вел себя как мерзавец, а под конец совсем слетел с катушек. Начал бить жену и даже собственного сына.

– То есть, он недавно начал поднимать на них руку?

– Думаю, да. Его жена мне рассказала об этом совсем недавно. Ну как недавно… я тогда начала встречаться с Романом. И даже просила Романа повлиять на него как-то. Но все бесполезно – брат будто озверел. Я просила его жену уйти от него, но куда ей было идти? Это ее дом, а брат не хотел уходить. А теперь что? Теперь Диму посадят.

Она с тоской смотрит как на льду катаются люди.

– Все уже сделано и ничего не исправить, Карина. Нет смысла горевать.

– Ты очень жесток, когда вот так вываливаешь эти факты…

– Факты не бывают жестокими. Это просто факты.

– Может быть, но откуда ты все же знаешь Диму? Я не понимаю…

– Недавно мы с другом застали его на улице за… скажем так, подготовкой к тому, что было сделано. Не проси деталей. Если тебя спросят и ты случайно проговоришься, ему предъявят умысел, а так обойдется аффектом. Он подросток, срок будет небольшим. Может быть он устроит свою жизнь.

Она повернула голову и несколько мгновений пристально на него смотрела. Ей хотелось продолжать расспросы, он чувствовал её любопытство, но все же она сдержалась и проговорила:

– Хорошо… а все-таки, чем ты занимаешься? Ты вроде детектива? Или работаешь с детьми? И для чего тебя нанимал Роман?

Он тяжело вздыхает.

– Это трудно объяснить. Давай, пройдемся? Я попробую придумать, как все это рассказать. Не торопи меня, ладно?

– Хорошо…

Карина занимает место рядом и они идут вперед. Сперва вдоль катка, потом по площади, к одной из улиц, ведущих вниз. Музыка становится тише, отдаляется, но вдоль проезжей части все так же тянется полоса лампочек, натянутая между столбами.

– Зачем все это делают? Свет, шарики, музыка? – вдруг спрашивает он.

– Конечно для предвкушения, – усмехнулась она. – Предвкушение – самое лучшее в празднике!

– А для чего оно, предвкушение?

– А, так ты один из этих! Кто пишет с гордостью: я выкинул бабушкин хрустальный набор бокалов и фарфоровый сервиз, оставил только блюдце! Из него ест кошка, а я пользуюсь одноразовыми тарелками, яичницу жру со сковороды и ни о чем не жалею?

– Не понимаю тебя!

– Ты из тех, кто не любит праздники, короче говоря, так?

– Я их не понимаю. Зачем они? Почему нужно радоваться в положенный день? Кто вообще может решить, когда радоваться?

– Для того, чтобы радоваться в положенный день, нужно долго к этому готовиться. Мы украшаем пространство вокруг, чтобы знать – скоро праздник. Тогда внутри селится маленькое предвкушение, постепенно оно растет и к нужному моменту ты уже искришься от счастья. Так это и работает.

– А, то есть отнесись к себе, как к саду. Посади внутри чувство и вырасти его к нужному дню.

– Да… именно так. Только я никогда не думала такой вот мыслью.

Музыка стихла позади, они медленно бредут вдоль улицы. С шумом проезжает трамвай, внутри люди. Почему-то ему кажется, что все в трамвае едут с катка и всем очень весело. У Карины перчатки-митенки, без пальцев. Она украдкой дует на них и сует в карман. Семен останавливается у киоска.

– Латте? Капучино?

– Латте, – улыбается она.

Когда он подает кофе, ее улыбка становится еще шире, Карина обхватывает стаканчик обеими руками и смотрит так, будто бесконечно ему рада. Семен невольно улыбается тоже.

Они идут дальше и молчат, и ему хорошо от этого.

– А почему ты не купил и себе? – спохватывается она. На миг по ее лицу пробегает тень. Семену хочется смеяться – она подозревает, что у него нет денег. Он не читает ее мыслей, это запрещено, но они так явно отражаются на ее лице!

– Я не пью кофе.

– Чай?

– Нет.

– Газировка?

– Нет.

– Компот? Томатный сок? Минеральная вода? Коньяк?

– Я выбрал бы коньяк из этого списка.

Карина смеется и вдруг хватает его за руку:

– Стой здесь! Не двигайся!

Она скрывается в магазине и возвращается с бутылкой коньяка через пять минут. Протягивает ему и смеется.

– Как и просили – коньяк. Будешь пить?

– Спасибо!

Он сдирает пробку, раскручивает бутылку и выливает все в горло.

Лицо у нее меняется.

– Что ты сделал? Сядь, тебе же сейчас будет плохо!

Она роется в кармане, вытаскивает жвачку:

– Хоть этим закуси!

Он только улыбается и качает головой:

– Нет, спасибо.

Обходит Карину, замершую на месте и медленно идет вперед. Через несколько мгновений она догоняет его, но идет позади и считает вслух:

– Раз, два, три, четыре…

– Что ты считаешь?

– Мгновения. Ты должен упасть через пять минут, самое позднее.

– Я не упаду. Ни через пять минут, ни через десять.

Она догоняет и заглядывает в лицо. Некоторое время так и идет, потом выпрямляется:

– Невероятно! Ты даже пьяным не выглядишь!

– Я и не пьян.

– Кто ты такой? Ты потомственный алкоголик? – спрашивает она со слабой улыбкой.

Он пожимает плечами:

– Это трудно объяснить, Карина.

Пару мгновений она молчит, а потом объявляет немного обиженным тоном:

– Ну ладно. Пройдемся до конца улицы, вон до того поворота. Если захочешь, расскажешь мне что-то о себе. А если нет, то нет.

– Ты можешь спрашивать о чем угодно, – говорит он, но она цыкает с досадой и молчит.

– Знаешь, надо бы и тебе выпить немного коньяка. Он здорово согревает тело и расслабляет.

Она шагает вперед, будто бы сама по себе.

– Зайдем куда-нибудь, выпить? Карина?

Она поворачивается и по ее лицу и развороту плеч он видит, что она злиться, но в тот момент, когда гневные слова уже готовы сорваться с ее губ, она поскальзывается и падает, раскинув руки. Семен подхватывает ее у самой земли, мягко поднимает, ставит на ноги, но не отпускает, держит за талию. И она не отпускает рук, так и стоит, обхватив его плечи. Он тяжело вздыхает:

– Нет ничего лучше, чем когда ты смотришь мне в глаза. Это самое прекрасное, что со мной было, Карина!

Её губы совсем рядом и он знает, она не отстраниться, если он коснется их, но этого делать нельзя. Он лишь скользит в миллиметре от ее губ и со вздохом отпускает.

– Знаешь что? – выдыхает она. – Пойдем ко мне!

Он мотает головой:

– Мой дом ближе. К тому же я могу угостить тебя коньяком.

Семен протягивает ей руку и она крепко берет ее.

– Идем.

Теперь главное не пропустить момент, когда эмоции схлынут и она начнет думать. Ох уж эти люди! Их эмоции как цветы – такие же яркие и не постоянные! Он ведет ее за собой. Нужно сократить дорогу, на самом деле его дом в другом конце города.

Пока она так задумчива и смотрит больше на него, Семен уводит ее самый темный двор, в темень, и чуть раздвигая пространство, тащит дальше. Так, теперь еще вот в этот переулок, благословен будь тот, кто разбил тут все лампы!

Карина тихо шепчет:

– Знаешь, у меня странное чувство – будто я не в своем городе! Где мы?

Ох, детка, знала бы ты через какие щели я тебя протащил!

Наконец они выныривают перед его домом. Карина в удивлении оглядывается. Конечно, она знает эту высотку, весь город знает! И конечно, она знает, что каким-то образом за пять минут они миновали пол города. Она говорит:

– Как мы сюда попали?!

– Мы просто шли и пришли.

Он ведет ее в дом. Главное не останавливаться ни на миг. Впереди лифт. Там она сможет задуматься. Те эмоции, что родил в ней их почти поцелуй уже уступают место опасениям. Он заводит ее в лифт и движется на нее, пока она спиной не упирается в стену. Нажимает кнопку, наклоняется ближе и смотрит на ее губы.

Карина смотрит снизу вверх, она то порывается поцеловать его, то замирает. Это сладкая, тягучая игра греет не хуже спирта. Смотреть на её порывы так здорово. Он отступает за секунду до того, как мягко останавливается лифт. Карина не слышит, как пискнула кнопка, не слышит, что кабинка остановилась. Семен берет ее за руку и ведет за собой.

Они входят в квартиру. За минуту он включает камин, наливает вино, сам садится рядом. Она сидит, сжимая бокал двумя руками, едва понимая, как тут оказалась. Ведь не собиралась же, не собиралась! Оба молчат и он знает, что ей тяжело дается это молчание.

– Включить телевизор? Ты любишь смотреть фильмы?

Карина смотрит на него потрясенно:

– Ты хочешь смотреть фильм? Сейчас?!

– Отчего бы нет? Хочешь увидеть фильм?

– Ты для этого меня сюда привел?

– А ты для чего пришла?

– Я надеялась на разговор и… поцелуй.

– Поцелуй? То есть ты хочешь чтобы я целовал тебя? – он придвигается к ней ближе, но не касается губами. Она не выдерживает:

– В какие игры ты играешь?! – ставит бокал и сама касается его губами. Вот теперь он обнимает ее, сажает себе на колени, целует и гладит. Она вспыхивает в мгновение(топливо было уже готово), ее руки лезут ему под свитер. Он отстраняет их:

– Подожди.

– Да что такое?!

– Я не имею права идти дальше пока ты не предупреждена.

– Не предупреждена о чем?! Ты женат?! Болен СПИДом?!

– Нет, ничего такого.

– Тогда что?!

– Я не человек.

Она фыркает:

– Что за странная шутка?!

– Это не шутка.

– Ну хватит, это уже не смешно!

– Я и не смеюсь. Я не человек, Карина.

– А кто ты? Кот?

– Я сущность. Карина. Карина, послушай…

– Ох, хватит! Зачем ты привел меня сюда, если не хочешь… ты издеваешься надо мной!

– Карина! Скажи, чего по-твоему не может произойти прямо сейчас?

– О боже, откуда я знаю! О чем ты вообще говоришь?!

– Просто скажи, что-то, чего не может случиться сейчас!

– Ох, что за игры! Хорошо, здесь не зацветут розы! А теперь отпусти, я хочу уйти! С меня хватит всего и…

Она поворачивается и замирает: вся гостиная и прихожая, выглядят будто цветущий сад. Полки завивают цветущие плети роз.

– Что это? – шепчет она и трет глаза. – Этого не может быть! Я брежу, кажется.

Она опускает руку и срывает цветок. Держит его, удивленно разглядывая.

– Господи… он настоящий.

– Да.

– Но как?!

Она поднимает голову:

– Кто же ты?!

– Я все расскажу тебе позже. Обещаю! Сейчас ответь мне на один вопрос, теперь, когда ты знаешь обо мне, ты откажешься быть со мной? Не спеши, ты должна хорошо подумать.

Спрашивая, он лукавит. Его руки уже давно нащупали все ее чувствительные места и теперь он усиливает нажим, надвигаясь на нее. В ее глазах голод. Он наклоняется, подавляя и соблазняя одновременно. Ее дыхание сбилось. Она пытается отодвинуться, но позади ничего нет, кроме спинки дивана. Аромат цветов окружает их, дразня. Он щелкает пальцами, нежная музыка льется из колонок. Еще ближе на миллиметр. О, эта сладкая игра! Он шепчет:

– Скажи… скажи, ты хочешь быть со мной? Остаться тут, со мной, сейчас, быть моей? Карина…

У нее нет ни единого шанса. Её сердце колотиться в горле, он слышит! Кровь приливает к губам. Она сама тянется к нему, все её тело дрожит.

– Ты хочешь остаться со мной? Карина!

– Да… да, да!

Когда приходит Ра, за окном еще темнеет утро. Они спят на диване, два обнаженных, переплетенных тела. Камин тихо потрескивает в тишине.

Ра входит в зал, низко кланяется:

– Господин, вас ищет целительница Марфа. Она говорит, это очень срочно!

Карина просыпается и ошеломленно на нее смотрит. Семен тянет на неё плед и говорит спросонья, не подумав:

– Карина, это Ра. Ра, значит рабыня. Моя рабыня.

– Ага, – говорит Карина и встает. Пусть твоя рабыня отвернется. Я ухожу.

Тут до него доходит.

– Ты не верно все поняла…

– Знаешь, мне нужна передышка! – Карина оглядывает пол, всюду валяются засохшие розы. – Позвони мне позже.

Она одевается за несколько секунд и буквально бежит к двери. Он догоняет её уже в прихожей:

– Есть одно очень важное правило. Я не могу звонить тебе, как бы ни хотел увидеть, или поговорить!

– Почему?

– Потому, что я не человек и есть правила, говорю же! Если тебе захочется увидеть меня, то позвони сама. Или приезжай сама.

– А ты? Ты сам хочешь меня еще увидеть?

– Мне запрещено хотеть. Позвони!

Часть вторая

Глава 6. Марфа.

Хранителям запрещено искать самим заказчиков, либо как-то склонять к заказу людей.

Марфа ничего не объяснила.

– Она назвала адрес и всё, господин, – сказала Ра, когда за Кариной закрылась дверь и Семен спросил, что случилось. – Только добавила, чтоб вы приехали срочно. Она вас ждет.

– Насколько срочно? Она в опасности? Что произошло?

– Я не знаю, господин, – виновато пожала плечами Ра, подождала немного и ушла в кухню, потащила из шкафа пылесос, он слышал грохот трубок.

– Сперва накорми Кусимира, – сказал Семен уже у порога.

– Да, господин, я положила ему еды. А как Кусимир реагировал на вашу гостью?

А точно! Семен на секунду даже застывает. Как реагировал Кусимир? Он даже не показался вчера! Обычно шерстяной котяра является, стоит только новому человеку переступить порог. Кот бежит обнюхать нового гостя, а вчера даже не вышел. Что такое?

Семен, повернулся и вышел на кухню. Присел на корточки рядом с котом. Морда Кусимира скрыта в миске. Кот чавкает и трещит кормом.

– Кусимир! Ты вчера где был?

Кусимир делает вид, что человеческая речь для него недоступна. Его круглые, желтые глаза смотрят прямо в корм. Семен легко поверил бы все это представление, если б не знал точно, что кот все понимает!

– Кусимир! Отвечай, почему ты вчера не вышел?

Кот вытаскивает круглую голову из миски и уставившись на Семена издает возмущенный мяв. В нем сразу все: знаешь, хозяин, я вчера не вышел потому что не вышел! Потому что, тебе знать не обязательно! Может не хотел, может спал! А сейчас я ем и отойди от моей миски!