Часть 2. Страх и одиночество
«Мне кажется, я начал сходить с ума. Мой дневник, прошу тебя, перенеси все мои мысли на многие лета вперед, чтоб каждый мог догадаться о том, что ждет его, если он решиться открыть эту дверь. С того момента, как я вернулся с очередного «угла», прошло пару дней. И вот, я снова исчез. Исчез из мира и попал в ад. Я никогда не забуду того, что увидел. Мне больно теперь внутри, как никогда, я кричу и страдаю всегда, когда мне мерещиться ОНА. И нет, я говорю не о двери… нееет. Я бьюсь головой, крики пускаю куда-то туда, где еще миг назад я увидел силуэт. Я помню ее взгляд, я помню и голос. Мне противна вся ты, но муки опять ночные пришли…»
Герман начал вспоминать, что с ним произошло еще секунду назад, а может… кто вообще знает, когда это было? Неделя? Две? Или год? Сколько времени прошло – неизвестно. «Надо вставать. Если кто закричит, значит меня слишком долго не было. Тут не из-за чего переживать, наверное».
Герман Риц встал с пола, опираясь на одну руку, как вдруг послышались шаги. Маргерет уже поднималась к больным, чтобы дать им их лекарства. Но она увидела Германа, стоявшего почти без сил, и чуть не выронив поднос, заговорила.
– Что с вами стряслось?!
– Я не знаю. Я, наверное, упал и ударился головой. В прочем, это не важно. – Герман почесал затылок рукой. – И я не знаю, где Савелий Оснач. Скажите, он уже прибыл?
– Нет–нет–нет. Он еще не пришел. Его срочно вызвали на конференцию. Лучше скажите, нужна ли вам помощь? Могу ли я помочь?
– Маргерет, вы добры, но не стоит. Я в полном порядке. И, что еще лучше, мое дежурство подошло к концу. Сколько сейчас времени, какого дня?
– И шести нет. Какой день… День… А день тот, что идет за вчерашним.
На этом их разговор закончился, и, пытаясь не выдать своего тяжелого состояния, Герман вышел из больницы.
Его корыто, его автомобиль, ждало на привычном месте, предчувствуя поворота ключа и движения колес. Но Герман не стал садиться в машину, ему было не до этого. Совсем в тишине, молча и томно, он пошел домой.
Дом. Такое странное слово, вызывающее теплые чувства. В этот раз начинающему врачу не было комфортно в своей квартире. Что-то напоминало ему еще о вчерашней ночи. Может, это дух старой обстановки и мебели, вид камина или запах смолы? Неизвестно. Единственным желанием в тот момент было – поспать.
Герман лег бесконечно уставшим. Казалось, эта тяжесть и это состояние никогда его не покинут. Он закрыл глаза и просто уснул. Риц спал до тех пор, пока солнце снова не взошло высоко над городом. Прошли сутки. И он нашел в себе кроху сил, чтобы сесть за написание своего дневника. Дневник был исписан одной страницей за другой. Я думаю, их могло быть еще больше. А может, их и было больше. Многие страницы были вырваны или прожженны.
В этот день к нему пришло понимание, что комната заключает в себе четыре угла. А он тем временем пережил лишь один. И дни слились. Не ясно, сколько ночей уходит на один угол, который содержит в себе не одну жизнь и не одну историю.
Герман Риц понял, что впереди его ждет тяжелое испытание. И он решил не ждать. Не ждать своей смены, своего часа. Он просто пошел в больницу ночью. Один.
В ту ночь была не его очередь дежурить. Он не имел права появляться в психбольнице вне своего времени. Тем более без предупреждения администрации. Герман в ночной темноте проскочил на этаж, оставленный дежурным на какое-то время. Он встал перед стеной, что скрывала то проклятие, или то чудо, что его ждало. В целом, дверь. И знаете что? Пробила полночь, ворон за окном изливал душу. На миг показалось, что он заговорил. Было жутко. Немного страшно. Только самые смелые люди могли не испугаться бы в тот момент. И, кажется, старик, спокойно спящий и храпящий в углу своей комнатушки, был тем самым смельчаком. Еще недавно этот старичок показал путь к двери, дрожа днем и ступая смело ночью.
Прошел час, два. Дверь все не появлялась. Лишь глухая стена, покрытая слоем дешевой краски, что начинала отходить, стояла перед лицом. Риц понял, что «сегодня Она не откроется».
В три ночи, когда дежурный еще даже не вернулся на этаж, увлеченный общением милых дам, спускавшихся с лестницы, Герман вернулся домой. «Не уж то это все? Я ей больше не нужен» – Это были лишь надежды. Неоправданные и в скором времени, разбитые надежды.
Утро. Наступил день дежурство Германа Рица. Он не мог терпеть. Не мог усидеть на месте. Молодому врачу все казалось, что он может быть спасен.