Четыре сына. Рождение легенд

Глава 6

Решение

Паника и нахлынувший страх неизвестности за свое будущее душили Дамаска. Он бежал от бухты до самого Керибюса без остановки. На улицах города ему всё-таки пришлось замедлиться. Однако это не помешало Белому сбить с ног очень объемную старуху. От неожиданности новоиспеченный маг совершенно неосознанно пустил в нее огненные искры. Юбка старой женщины моментально вспыхнула, и она начала громко визжать, собрав вокруг толпу. Кучкующиеся люди почему-то не спешили ей помочь, наблюдая поднявшуюся суматоху десятками черных глаз. Некоторые охали, но большинство смеялись над орущей и крутящейся, словно взбесившаяся юла, старухой. Все они походили на стадо злых, глупых овец.

Дамаск же вместо того, чтобы с помощью магии потушить горящую пожилую женщину, стащил с головы шапку и начал ею прихлопывать огонь. Толку от этого не было вовсе. Помог прохожий мужчина с толстой, сросшейся бровью. Он растолкал праздно наблюдавших зевак и выплеснул на горящую бабулю ведро грязной воды.

К сожалению, это оказался не конец. Старуха быстро пришла в себя и, посмотрев на голубоглазого белобрысого мальчика, рассвирепела драконом. Она, словно пятнадцатилетняя девчонка, резво вскочила на ноги и, матерясь хуже матроса, начала самозабвенно лупить Белого. Он еле ноги унес от вошедшей в кураж старухи, которая еще какое-то время пыталась гнаться за убегающим мальчишкой, а когда поняла, что догнать его не удастся, стала бросать камни. Кое-кто из толпы поддержал старую мстительную даму и солидарно метал вдогонку Белому всё, что попадалось под руку.

Этот инцидент немного отвлек Дамаска от случившегося в бухте. В спину доносились оскорбительные крики, пока он бежал, не понимая, куда именно. Свернув в проулок на улице Пекарей, он прямо лбом в кого-то врезался, отлетев на выщербленную грязную брусчатку. Белый больно ударился затылком, так что искры из глаз посыпались. Даже зрение на несколько секунд померкло.

– Кардаш тебя за ногу! – раздался знакомый голос. – Белый, какого храга ты тут носишься?

Как только юный маг проморгался, он смог различить возвышающегося над ним Шаха (Дамаск до сих пор не понимал, откуда у него это титулованное прозвище) – предводителя Скорпусов. Это был высокий, худой, черноволосый, черноглазый, постоянно хмурившийся и вечно чем-то недовольный двенадцатилетний мальчишка. Он являлся обладателем скверного характера и крайне строптивого нрава. Парень ненавидел весь мир и относился к людям, будь то бродяга или султан, как к отбросам. Но Белый ему почему-то с самого начала знакомства пришелся по душе.

Сведя свои густые смоляные брови, Шах нагнулся и дернул Дамаска за руку, помогая подняться. Перед глазами сверкнули звезды от боли в затылке.

– Живой? – участливо поинтересовался Шах, хлопнув Белого по плечу, так что его аж в сторону отнесло.

– Живой, – проворчал Дамаск, потирая затылок, где уже набухала шишка размером с крупный орех. – Что ты здесь делаешь? Вас же Бурые должны гонять.

– Да пошли они, кардашевы выродки. Еще мне какие-то бараны будут указывать, что делать. Нам, может, и далеко до всяких этих тактических планов, но уж как проскочить мимо поганых магических ловушек, не поджарив задницу, нас учить не надо, сами кого хочешь…

– Ты Черного не видел? – перебил Дамаск предводителя Скорпусов.

Сурьмяные брови Шаха сначала оскорбленно встретились на переносице, а когда смысл вопроса дошел до парня, удивленно выгнулись. У него вообще была очень богатая мимика. В его лице артель мимов потерял талантливейшего актера.

– Как я могу видеть Черного днем? – риторически спросил Шах, раздув крылья гладкого горбатого носа, напоминавшего клюв гордого орла. – Атонах же его прячет от ардальских ищеек, чтоб его не увезли на Остров.

Дамаск был удивлен. Он, конечно, слышал, что представители ардальского посольства в Керибюсе время от времени прохаживаются по улицам города в поисках голубоглазых детишек, но ему было неизвестно, что Атонах их скрывает.

– Прячет? – переспросил Белый.

– Ну, да. А ты не знал?

– Нет. А почему меня не прячет?

– Ты же не чернокожий с голубыми глазами. Черный вообще, наверное, такой один на Эве (не считая фархаров, конечно), – довольно хохотнул Шах. – А ты шапку надел, и почти красавец. Уткнулся под ноги и, считай, простой смертный.

И тут Белый вспомнил, что Атонах действительно с самого раннего детства велел ему избегать взгляда с людьми в красно-золотом одеянии Ардала.

– А куда тебе Черный-то? – поинтересовался предводитель Скорпусов.

С момента как Белый научился разговаривать, у него имелась почти жизненная потребность отвечать на вопросы, когда его спрашивали, даже если он был занят или спешил. Вот и сейчас проигнорировать искреннее любопытство Шаха ему не удалось.

– Нам нужно забрать Ганса и бежать из Керибюса, – честно ответил Дамаск.

Какое-то мгновение Шах просто стоял и смотрел на мокрого с ног до головы паренька. Но всё же не выдержал и рассмеялся. Придя в себя, он снова спросил:

– Так зачем тебе Черный?

– Я говорю правду! Мы уходим.

Главарь Скорпусов замолк, озабоченно посмотрев на Дамаска.

– Нельзя уйти из Гильдии. Атонах жестоко карает тех, кто его предает. Вам-то, конечно, вряд ли будет что-то серьезное, но вы всё равно далеко не уйдете. Вороны найдут вас, где бы вы ни прятались. Да и на магии Черного вы далеко не уедете.

– Теперь не только Черный может колдовать! – с вызовом произнес маг.

– В тебе пробудилась магия? – повысив голос, удивленно спросил Шах.

Дождавшись утвердительного кивка Дамаска, он задорно хохотнул и по-дружески хлопнул его по плечу, так что мальчик повторно чуть не вписался в облупленную белую стену.

– Так это ж дико хорошее известие! Мне кто-то говорил, что ты раз в сто Черного сильней будешь. Теперь нам не надо будет так шухериться на вылазках!..

Однако радость Шаха быстро померкла. На лицо его набежала туча.

– Куда ты там, говоришь, собрался?

– Точно не знаю. Надо с Черным посоветоваться. Скорей всего, в Нуармутье. Сам понимаешь, Эссор, Ехаир, Фуа, Эсперант, да и что дальше них – не вариант. У Атонаха там есть свои связи, нас сразу поймают и отдадут Воронам, а если первыми доберутся карберы султанов, мы и вовсе пропадем. Уж они-то с нами нянчиться точно не станут, прямиком в пустыню Смертника и выкинут. Получается, что Нуармутье – единственный вариант.

Пока Дамаск говорил, Шах внимательно слушал, смотря на мага со смесью злости и изумления. Как только тот закончил, главарь Скорпусов дал выход праведному гневу:

– Белый, непуть ты бесполезная! Какое Нуармутье!? Вас карберы нуармутьевского шаха проткнут своими пиками, стоит вам только нос у их мраморных ворот показать! Если вы даже и доберетесь до черного города, хотя вряд ли вы это сделаете…

– Почему?

– Потому что вам надо будет добраться до Эссора, а от него, через пустыню, уже и до Нуармутье…

– Можно ведь и по океану.

– Дурень! Как только вы сбежите, первым делом Атонах пошлет Воронов ко всем выходам из города, в том числе и в порты. Все корабли будут проверяться…

– Значит, мы сядем в эссорском порту на корабль, – в который раз упрямо перебил Дамаск Шаха, чье загорелое до лакричного цвета лицо стало темно-бордовым от злости. – Там Атонах не имеет такой власти, как здесь.

– Зато он имеет связь с главой керибюсской стражи, а уж он наверняка может договориться с эссорскими карберами. Скорей всего, вы даже в город не попадете: вас на самом входе скрутят и к Атонаху притащат. Если же вам всё-таки удастся пройти через Эссор, то вряд ли кто-нибудь из капитанов захочет взять на свой корабль троих детей, от которых ни денег, ни пользы.

– Мы маги! От нас много пользы!

– Лет через десять! – всё громче звучал голос Шаха, так что прохожие, шедшие по улице Пекарей, стали оборачиваться и заглядывать в проулок, где спорили двое мальчишек. – В Нуармутье вас всё равно никто не пустит. В черный город невозможно попасть без пропуска от шаха или его визиря.

– Откуда ты знаешь?

Предводитель Скорпусов высокомерно расправил плечи, выпятив грудь колесом, и презрительно поджал губы.

– Я до семи лет там жил, пока не отправился с отцом в Аром через океан, – гордо выдал он. – Наш корабль попал в шторм и разбился о рифы вблизи Эссора. Там меня выловил местный рыбак. Его жена выходила меня. Я хотел найти отца, поэтому ушел от них. Но в кораблекрушении, кроме меня, никто не выжил. Вернуться в Нуармутье я даже не пытался, каждому родившемуся там ребенку известно, что «выйдя раз ты за врата, не вернешься никогда». Без пропуска родителей детям не войти в город. Без отца мне туда было не попасть. Чтобы как-то выжить, я начал воровать. Однажды меня поймали карберы (я пытался стащить деньги из очень богатой ювелирной лавки). Сначала мне хотели отрубить руки, но один из стражников посчитал, что проступок мой заслуживает более жестокого наказания, и предложил закопать меня по шею в пустыне, чтоб Илар поджарил до румяной корочки, а стервятники выклевали глаза. Они так и сделали. Но меня вовремя вытащили Вороны Атонаха. Им рассказали о том, что я позарился на лавку богатого ювелира, и это пришлось проклятым вербовщикам по душе. Они притащили меня в Керибюс, где я продолжил дело, начатое в Эссоре, но уже под присмотром Гильдии. Атонах разглядел во мне того, кем я являюсь, и через год поставил во главе Скорпусов.

В Керибюсе я вот уже как пять лет, и за эти пять лет узнал намного больше, чем за семь предыдущих. В Нуармутье жизнь проста и легка, но только если ты живешь в пределах черных мраморных стен, а не за ними. Так что, поверь на слово, вам туда не попасть ни живыми, ни мертвыми.

– Но нам нужно именно туда! Только там Атонах не сможет нас достать! – отчаянно воскликнул Дамаск после пламенной речи Шаха, который, видя растерянный вид мага, остался очень доволен собой.

– А чего это вдруг ты решил, что вам нужно удрать от него? Вы ж живете как у Оркуса в кармане. У вас есть всё, что только душа пожелает. Откуда такое желание стать нищебродами?

Перед глазами Дамаска тут же возник образ распластавшегося на песке Щербета с кровавым шипом в глазнице. Нет! Теперь в каждом слове человека, которого Белый считал отцом, будет слышаться лишь ложь. Когда Дамаск в первый раз спросил Атонаха, где его родители и откуда он взялся, главарь керибюсского дна сказал, что его отец и мать мертвы. Быть может, и это вранье?

От этой мысли горло больно засаднило, а в носу неприятно защипало. Всё, что Белый раньше считал нерушимой правдой, рухнуло, как карточный домик. Маленький маг крепко сжал кулаки и исподлобья посмотрел на черноволосого загорелого мальчишку перед собой.

– Неважно. Мы должны уйти. Тебе придется поклясться, что ты никому не скажешь, что видел меня и о чем мы с тобой говорили, Шах. Иначе я убью тебя, – жестко произнес Дамаск своим детским голоском, твердо намереваясь осуществить задуманное, чтобы спасти себя, Черного и Ганса.

Шах снисходительно расхохотался. Именно поэтому Белый ему нравился – он был смел, честен и чересчур наивен для жизни, в которой они находились. Но как только предводитель Скорпусов увидел два маленьких закручивающихся смерча, поднимающих пыль за спиной светловолосого мальчишки, смех его сию же секунду смолк. Голубые глаза юного мага, которые и раньше время от времени, казалось, начинали светиться, сейчас вспыхнули такой яркой синевой, что даже белки глаз начали отливать голубизной. Он понял, что Белый не шутит.

В любом случае Шах не собирался никому ничего говорить. Друзей у него не было, а к Атонаху он испытывал лишь презрение. Жизнь в Керибюсе ему не нравилась. Ему отвратительно было делать то, что его заставляли. Раздражали люди, которые окружали. Шах не мог дождаться дня, когда вырастет и станет настолько сильным, чтобы уйти из Гильдии. Когда он сможет отправиться в Креон или Волд, а может быть, даже вернуться в родное Нуармутье.

– Так ты серьезно? – нахмурившись, риторически спросил главарь Скорпусов, ничуть не испугавшись пылевых вихрей, растущих за спиной Белого и уже поднявшихся над ним на четыре фута.

Истинного колдовства Шах повидал не так уж и много в своей жизни. Лишь пару раз устрашающую волшбу ардальских ищеек, которая и рядом не стояла с примитивной магией Щербета, да заколдованные артефакты, разные по Силе и содержанию. Неважно, маг ты или простой человек, настоящее колдовство ощущается кожей. И то, что сейчас чувствовал Шах, не шло ни в какое сравнение с тем, что он встречал раньше. Магия Белого была иной. Она словно стягивала воздух вокруг, разливала Силу и одновременно отбирала ее у всего окружающего.

«Сколько лет ему? Десять? Когда он начал владеть своей магией? Сегодня? Если сейчас такие результаты, что же будет через пять лет?» – хороводом кружились мысли в голове Шаха, пока он смотрел на танцующие смерчи, возвышающиеся грозными стражами по бокам от взъерошенного маленького блондина. – «Может, не нужно ждать, когда я вырасту?».

– Я никому ничего не скажу, Белый. Даже больше. Я помогу вам сбежать. Помогу забрать Ганса. Но и вы должны помочь мне.

Откровенно враждебный вид Дамаска сменился растерянностью, так что даже утробно завывающие вихри начали стихать и уменьшаться в размерах.

– Чем?

– Возьмите меня с собой, – просто ответил предводитель Скорпусов.

Эта фраза настолько потрясла Белого, что вся его творимая волшба исчезла, оставив после себя лишь оседающую пыль. Пока он не начал ничего говорить, Шах поспешил привести аргументы, способные убедить мальчика.

– Я пригожусь вам, Белый. Я знаю не только керабский, геллийский, но и нуармутский языки. В Эссоре многие говорят на эссорском, его я тоже немного знаю. Ловкости мне не занимать. А если нужно применить силу, то и здесь на меня можно положиться. Я знаю, как без труда можно выбраться из Керибюса и добраться до Эссора. Я скажу своим ребятам, чтобы они запутали Воронов, и мы выиграем время. К тому же я могу читать и писать, это не так важно, но может пригодиться. Тем более ни тебе, ни Черному ведь неизвестно письмо. И еще у меня есть идея, где мы можем на некоторое время спрятаться в Эссоре.

Дамаск опешил. Лишь через минуту он смог выйти из ступора.

– Ты хочешь сбежать? Почему?

В его вопросе было столько искреннего непонимания, что Шах даже посмеялся.

– Поверь, Белый, причин, чтобы сбежать из Гильдии, у меня куда больше, чем у тебя. Так вы возьмете меня с собой?

Всё происходило очень быстро. Жизнь начала резко менять свой ход, и скороспелый маг не успевал следить за ее событиями. Казалось, что всё идет по какому-то определенно заданному маршруту, и от него совершенно ничего не зависит. Шах мог помочь им выбраться из Керибюса. И то, что он присоединится к их троице, было так логично, так правильно.

– Да. Возьмем.

Белый сидел в тени огромной круглой колонны на каменных светлых ступенях центрального собора святого Имара и невидящим взором смотрел в мелькающую по площади толпу богато разодетых горожан. В Верхнем Керибюсе всё выглядело иначе. Улицы чище, здания величественнее и живописнее, фонтаны с памятниками говорили о незаурядных талантах, живущих в этом восточном городе, омываемом океаном. Даже люди здесь казались красивей и здоровей. На бульварах, аллеях и площадях нередко можно было встретить стражников. Они рьяно оберегали покой своих достопочтенных граждан, владеющих тугими кошельками. Всех подозрительных оборванцев стража султана выкидывала взашей через арку Благочестия, являющуюся незримой чертой между миром богатых и бедных.

Сюда было сложно попасть кому-либо со Дна. Но так как именно отсюда шел основной доход для Гильдий, Атонах не скупился на приличную одежду для своих ушлых маленьких карманников. Сидя на паперти, Дамаск несколько раз уже натыкался взглядом на ребят из Шуш и Ангелов. В банду Ангелов входили самые прелестные дети, за невинными личиками которых прятались маленькие демоны, способные не только на воровство, но и на жестокие убийства. Ангелы являлись одной из самых опасных шаек Атонаха.

Глянув на белоснежный памятник святого Имара, расположенный прямо перед собором, названным в его честь, Дамаск заметил, как один из стражников выталкивает с площади Дена-бирмидена – старика лет ста, который под личиной страждущего больного с наклеенными гнойниками из воска на лице и руках просил милостыню. Это было очень доходное ремесло. В хорошие дни он выручал по несколько десятков серебряных чагалтов. Возле собора святого богачи охотней расставались со своими деньгами. И если бы не бдительное око стражников султана, наверняка Дену-бирмидену удавалось бы выпросить намного больше.

Дамаск не особо привлекал внимания. Он был одет почти так же, как и эти богатые господа, серая шапка скрывала светлые волосы, а благородный цвет его голубых глаз, с которыми встречались стражники, заподозрившие мальчишку в богомерзких помыслах, мигом отметал предположение, что он принадлежит к касте воров или попрошаек.

Уже час с лишним Белый с нетерпением ждал возвращения Шаха. Он велел ему сидеть на этих выбеленных длинных ступенях, в то время как сам отправился к своей банде, чтобы дать им несколько распоряжений и забежать еще «в одно место». Дамаск уже порядком притомился и начал волноваться, не случилось ли что с главарем Скорпусов. Мысль, что он мог его предать, даже не возникала в голове мага. Единственным развлечением для него было разглядывание людей и маленькие шалости с помощью своей недавно обретенной магии. Дамаск легкими порывами ветра сдувал голубей и быстро бегающих маленьких серых пигалиц с черно-белыми полосками на загривке, которые разгневанно чирикали, когда их подбрасывало в воздух. Пару раз он задувал объемные юбки степенно вышагивающих дам с красиво «дырявыми» зонтиками в руках. Они громко визжали и, краснея спелыми яблоками, спешили убежать.

С площади уходила улица под странным названием – Послушница короля, где располагался огромный фонтан со стыдливо прикрывающейся обнаженной девой в центре. Он находился довольно далеко от собора. Однако Дамаск, желая испробовать свои способности, решил расплескать воду из-под ног «королевской послушницы». Он сосредоточенно моргнул, надеясь вновь увидеть разноцветные энергетические полотна, как тогда в заброшенной бухте и в переулке Пекарей. Сразу это у него не вышло. Белый уже начал злиться, когда наконец перешел на странное для него зрение. Над фонтаном эфемерно дрожало голубое прозрачное покрывало. Дамаск весь вспотел, пытаясь дотянуться до него своим сознанием. И вот, когда это у него получилось, он усилием воли встряхнул энергетическое полотно. Вода взлетела на добрых пять метров в небо, заливая всех и вся вокруг. Поднялся невообразимый визг мокрых с ног до головы людей. Стражники, патрулирующие на площади, рванули в сторону крика.

Дамаск довольно рассмеялся, наблюдая за воцарившимся бардаком. Воспользовавшись всеобщей суматохой, Ангелы бросились в толпу и начали нагло срезать кошельки с поясов добропорядочных граждан.

– Развлекаешься? – раздался за спиной насмешливый голос Шаха.

Белый обернулся, задрав голову кверху.

– Айда. Пора идти, – сказал главарь банды, хлопая Дамаска по плечу с такой силой, что он чуть кубарем не слетел со ступенек.

«Поговорить, что ли, с ним на эту тему», – недовольно пронеслось в голове бегом спускающегося Белого, бережно потиравшего лопатку.

– В общем, план такой, – нагнав хмурого мага, бодро заговорил Шах. – Скорпусам я сказал, что на все вопросы по поводу золотых деток и меня отвечать, будто они видели нас в разных концах города. Мол, кто-то видел в Верхнем Керибюсе, кто-то в Нижнем, кто-то в порту, а кто-то в заброшенных шахтах. На самом деле мы два дня будем у бабы Розы торчать…

– У тебя совсем крыша поехала!? – перебил Дамаск, остановившись посреди площади. – Какая баба Роза? Атонах к ней через день да каждый день ходит! Она же выдаст нас ему с потрохами!

Похоже, Шах останавливаться был не намерен. Он спокойно вернулся обратно к затормозившему магу и, схватив его за рубаху, потащил за собой, обходя встречающихся на пути расфуфыренно одетых мужчин и не менее напомаженных женщин.

– Не выдаст. Она на него в последнее время зуб точит. Видать, он с ней был не очень-то учтив. И теперь она называет его не иначе как похотливый козел. Как только я упомянул, что нужна помощь, чтобы укрыть золотых деток от Атонаха, она чуть в ладоши не захлопала.

Два быстро шагающих мальчика свернули на улицу «Сладких поцелуев». Им нужно было пройти ее до самого конца и выйти в переулок Банщиков, ведущего к арке Благочестия.

– Она дала мне Дурману и бармидос, – продолжал Шах вполголоса рассказывать свой план. – С Черным проблемы вряд ли возникнут, а вот с Гансом придется повозиться. Он ведь постоянно со своей нянькой. А на ней столько защитных заклинаний навешено, что и не подойдешь. Ей достаточно активировать их, от нас горстки праха не останется. Ганс постоянно при ней или при Атонахе, а это уже проблема.

Нужно убрать их обоих. Короче, суть в следующем. Я иду к няньке и отправляю ее в объятья сонных демонов с помощью Дурмана. Ты же идешь к Атонаху и проделываешь то же самое при помощи бармидоса. Если няньку нам нужно обезвредить на время, то Атонаха желательно надолго, чтобы тревогу подняли как можно позднее…

– Нет. Я иду к няньке. Ты – к Атонаху, – жестко произнес Дамаск, крепко стиснув кулаки.

Шах вопросительно посмотрел на Белого. Его предложение попахивало откровенной дуростью, а ведь главарь Скорпусов продумал всё до мелочей. Нельзя менять роли, иначе их будет ждать очень оглушительный провал. И если Золотым ничего не будет, то Шаха порвут на орифламму.

Заметив выражение лица координатора побега, Дамаск тяжело вздохнул.

– Атонах, как никто другой, умеет читать по лицам. А я плохо умею врать. Он будет задавать вопросы, на которые я не смогу соврать. Весь твой план полетит к Кардашу. Чернокнижники сотрут мне память, и я даже не вспомню, что хотел сбежать.

На лицо Шаха легла печать глубокой задумчивости. Какое-то время они шли молча, среди разносившегося людского гомона и очень настойчиво зазывающих криков торговцев.

– Это сложно. Атонах не принимает у себя такую мелочь, как я. Нужна очень веская причина, чтобы меня к нему пустили… Можно, конечно, сказать, что нам надо группу поменять. Мол, с Бурыми дела не клеятся. Но это как-то… Всё равно этого недостаточно для того, чтобы попасть к Атонаху. Такие вопросы Глаз решает…

– Или можно послать к нему не тебя, а Черного, – предложил Дамаск. – А мы с тобой разберемся с нянькой.

Шах облегченно выдохнул.

– Тоже вариант. Как только заберем Ганса, отправимся в Дикую Розу. Вы будете там сидеть два дня, а я буду в это время заниматься тем, чем обычно занимаюсь. Еще попробую узнать, какие корабли отходят из Керибюса в ближайшее время, куда они идут и есть ли у них пара свободных мест. Если здесь план провалится, придется уйти вглубь султаната и попробовать прибиться к какому-нибудь каравану.

Тяжелая черная дверь с коваными головами змей отворилась. Дамаск шагнул в сторону виллы.

– Эй! – послышался за спиной возмущенный вопль Шаха.

Белый обернулся и снизу вверх посмотрел на Дыру, толкнувшего разгневанного главаря Скорпусов в пыль.

– Он со мной, Дыра!

Мужчина перевел на Дамаска свои капельные злые глазки и отрицательно помотал головой.

– Что значит, нет!? Я говорю…

– Да ладно, Белый. Я здесь тебя подожду, – прервал колдуна Шах.

Дамаск посмотрел на главного Скорпуса, который с самой своей серьезной физиономией напутственно ему кивнул, призывая к разумным действиям. Белый уже направился по гравиевой дорожке, как вновь услышал голос Шаха.

– Ах, да! Постой-ка.

Юный маг непонимающе обернулся и еле успел поймать фиолетовый мешочек с золотой тесьмой.

– Передай это Черному. Он всё-таки выиграл спор, кардашев демон, – зло сплюнул на землю скорпус и незаметно подмигнул Дамаску.

Не намереваясь дольше держать ворота нараспашку, Дыра захлопнул железную дверь. Раздался металлический скрежет, и магический механизм запер замок. Белый забежал внутрь аляпистой виллы главы Гильдий. Прошерстив первый этаж и наткнувшись на дворецкого по имени Дьярмо – высокого сухопарого старика с двумя клочками седых волос на круглом загорелом черепе, Белый выяснил, что Черный находится в зале Волшебства. На самом деле, это было обычное помещение без окон, где доморощенным магам надлежало оттачивать свое мастерство.

Дамаск что есть духу забежал на третий этаж по винтовым кованым лестницам и, как только добрался до дубовой запертой двери, начал в нее барабанить. Послышались глухие шаркающие шаги. Через несколько секунд тяжелая дверь отворилась.

– Здравствуй, золотой. И ты пришел? – поинтересовался мягкий женский голос.

Дамаск с неудовольствием увидел в открывшемся проеме гладкое милое лицо няни Ганса, которая в свое время воспитывала его и Бирма. У нее были добрые чуть раскосые карие глаза и мягкие улыбчивые губы. Она всегда носила огромных размеров накрахмаленный чепец, делавший ее… уютной что ли.

– А… Чер… Бирм здесь? – стушевался Дамаск.

– Да, да. И Ганс здесь, – радостно защебетала няня, открывая дверь шире и впуская Белого внутрь.

В общем-то, зал Волшебства не очень напоминал зал. Это больше походило на комнату с белыми грунтовыми стенами, каменным серым полом, большим добротным камином и столом, сплошь уставленным разноцветными колбами, большим графином воды и горшками с разнообразными растениями. Помимо прочего, на нем сидел смеющейся Ганс, державший в руке изогнутую реторту, в которой бурлила жидкость кислотно-зеленого цвета. Перед ним крутил своим длинным черным пальцем Бирм, как заведенный. Именно благодаря ему жидкость бурлила.

Дамаск сначала растерялся, когда увидел няню и Ганса, но быстро понял, что всё складывается как нельзя лучше. Ничего неподозревающая женщина повернулась к только что вошедшему магу спиной и плавной походкой направилась к столу. Белый быстро вытащил из кармана мешочек Шаха, споро развязал золотые тесемки и вытащил две маленькие бутылочки. В одной из них плескалась фиолетовая жидкость, а во второй лежал желтый блестящий порошок. Подумав, что порошок – это и есть Дурман, Дамаск сунул бутылку с жидкостью обратно в мешок, откупорив оставшуюся.

Он быстро сократил расстояние между собой и няней и негромко воскликнул:

– Кайра!

Услышав свое имя, няня обернулась и, не успев ничего понять, вдохнула желтую пыль, которую Дамаск метнул ей в лицо из бутылочки, предварительно задержав дыхание. Женщина начала дико чихать. Ее сильно мотнуло, а веки вдруг упали на глаза. Она отчаянно пыталась устоять на ногах, шатаясь из стороны в сторону. Однако Дурман оказался сильнее ее, и милая добрая Кайра опрокинулась на твердый каменный пол. Какое-то время полное тело сотрясали конвульсии, после чего она затихла.

– Белый, ты чего!? – возопил Черный, первым придя в себя. – Ты ее убил!?

Ганс тут же захныкал. Дамаск и сам был в ужасе от увиденного. Но ведь Дурман не убивает! Перепуганный маг подскочил к няне и прижался ухом к ее груди, пытаясь выслушать стук сердца. Прошли томительные секунды, прежде чем раздались заветные глухие удары.

– Она жива! – вскакивая с пола, чуть громче, чем нужно, сообщил Дамаск.

Он подбежал к ревущему Гансу и, вырвав у малыша реторту, подхватил его на руки.

– Ты был прав. Нам нужно убегать отсюда. Атонах устроил мне ловушку. Щербет мертв. Сейчас ты пойдешь…

– Щербет мертв!? – выкатив глаза из темных орбит, громко переспросил Бирм.

– Ш-ш-ш-ш-ш!! – яростно зашипел на него Белый, обернувшись на дверь. – Да, мертв. Сейчас ты должен пойти к Атонаху и сделать так, чтобы он выпил вот эту жидкость…

Держа одной рукой взахлеб ревущего Ганса, второй Дамаск пытался вытащить из мешка бутылочку с бармидосом. Это у него плохо получалось, поэтому Черный вырвал у него мешок и сам достал снотворное. Казалось, он ничуть не удивился, а только повертел перед носом склянку с сиреневым содержимым, после чего недовольно спросил:

– И как ты это представляешь? Ганс, тихо! С няней все хорошо. Она спит.

Малыш тут же замолк.

– Я не знаю, – честно признался Дамаск.

– Ты не знаешь, и поэтому решил спихнуть это дело на меня?

Белый оскорбился. Всё, что он мог сделать сам, он никогда не перекладывал на других.

– Нет, просто я не смогу сдерживать себя в присутствии Атонаха. А ты сам знаешь, как его кабинет (да и он сам) нашпигован всякими артефактами. Мы никуда не убежим, если пойду я. Чернокнижники сотрут память и тебе, и мне, и мы снова будем жить в неведении.

– Ладно, ладно. Я всё понял. Только надо придумать, как заставить его выпить это зелье.

Повисло молчание. Прошло минут десять, прежде чем Бирм подал голос.

– А зачем нам усыплять Атонаха? Всё равно он хватится нас только к вечеру.

– Нас-то – может быть, а вот Ганса он проверяет куда чаще. К тому же, если он обнаружит пропажу раньше вечера, мы ничего не сможем сделать.

– Тогда надо заставить его как-то выпить эту дрянь…

– Может, подлить в его любимый кофе? – спустя пару минут предложил Бирм.

– Ну конечно! Зайди и скажи: «Отец, я тут решил за тобой поухаживать, вот кофе тебе сварил, которое умеют варить только тармийцы из ядовитых зерен, которые убьют тебя, если приготовить неправильно».

– Ну, предложи ты что-нибудь! – разозлился Черный, метнув на Белого яростный взгляд.

У Дамаска тоже идей не было. Но замысел с кофе зацепил его. Думая о способах влить в Атонаха бармидос, он почему-то снова и снова возвращался к этому горькому, неприятному напитку. Пока наконец его не озарило.

– Сейчас идешь на кухню, берешь чай, сок, неважно. Вливаешь туда снотворное. Направляешься с этим делом к Атонаху. Говоришь, что научился превращать один напиток в другой. Заставляешь его отпить чай, врешь, что сейчас превратишь его в лучший тармийский кофе, а пока ты врешь, он уже уснет!

Бирм широко улыбнулся, обнажив свои белоснежные, блестящие зубы.

– А что дальше?

– Мы с Гансом будем ждать тебя на улице.

– Это я понял. А дальше-то что мы будем делать? Куда направимся? – допытывался Бирм.

– На месте объясню. Время не ждет.

Черный согласился. Выбегая из зала Волшебства, Дамаск резко остановился и замер в проходе, смотря на спящую няню. Он подтянул сползающего с рук Ганса, который отчего-то становился всё тяжелей и тяжелей, и глянул на Бирма. По нервным движениям темнокожего парня стало понятно, что волнение его растет с каждой секундой.

– Что? – нетерпеливо спросил он молчащего Белого.

– Закрыть-то мы ее здесь закроем, но вот когда она очнется, то такой шум поднимет, что до самого Заршора будет слышно…

Бирм быстрым движением глянул за спину Белого, в зал Таинств.

– И что ты предлагаешь?

Мысли метались в голове, как рой взбешенных пчел. У Дамаска было ощущение, что он опаздывает. Что если сейчас он что-то не придумает, то разверзнутся небеса, и его поразит молния. Маленький Ганс, не издавая ни звука, крепко вцепился в жилетку старшего брата и испуганно смотрел на Бирма своими огромными зелеными глазами.

– Ты ведь маг! Поставь глушилку на дверь! – почти радостно воскликнул Дамаск, окрыленный этой идеей.

– Ты дурак, что ли? Какая глушилка? Я из тридцати четырех магических рун знаю только пятнадцать, а воспроизводить худо-бедно могу только три. Но даже с ними никакие заклинания у меня не получаются.

– И это я после этого дурак… – недовольно проворчал Белый, злобно зыркнув на Бирма из-под светлых бровей. – Ладно. Ты иди к Атонаху, а я что-нибудь придумаю.

Долго уговаривать Черного не пришлось. Ничего не говоря, он сунул Белому ключ от двери, после чего ринулся в сторону винтовой лестницы. Дамаск же, посадив Ганса около стены в коридоре, начал усиленно думать.

Он долго пялился на колбы и реторты, заполненные непонятными разноцветными жидкостями. Жутковатая идея возникла не сразу. Белый рассеянным взглядом безотрывно смотрел на колбу с зеленой вязкой жижей, потом медленно перевел взор на лежащую няню. Не спеша, он взял три реторты – с розовым содержимым, большую колбу с зеленым и поменьше с синей дрянью. Подойдя к женщине и поставив ношу на пол, Дамаск всё внимание сосредоточил на невидимом простым людям мире энергий. Но, как всегда, перейти в него оказалось делом не из легких. Он весь покраснел, пока пыжился увидеть разноцветные нити. Спустя несколько минут ему это удалось.

Следуя наитию, ведущему его за руку через все трудности, Дамаск переплетал обволакивающие колбы пестрые энергетические волокна, где-то затягивая, а где-то распуская их ход.

В итоге содержимое начало нехотя подниматься со своих насиженных стеклянных мест, синхронно выскальзывая из круглых горлышек. Сначала розовая, синяя и зеленая жижи были чересчур жидкими, поэтому Дамаск придал им консистенцию густых, липких соплей, собрав в большой шар. Он пытался растянуть его над Кайрой, но ничего не выходило. Чувствуя, что выдыхается, Белый непроизвольным движением развел руки в стороны и с удивлением увидел, как розово-зеленый «мяч» развернулся в большое резиновое полотно.

«Так значит, можно пользоваться не только головой», – пронеслась и забылась мысль.

Белый медленно опустил руки, а вслед им, прямиком на Кайру, легло и его творение. Оно полностью укрыло ее, съежившись по фигуре, вырисовывая даже черты лица. Дамаск уже собрался было идти, но увидел, как грудь няни начала судорожно дергаться. Через несколько мгновений она и вовсе начала биться в конвульсиях. До Белого дошло, что она задыхается.

В панике мальчик кинулся к ней. Он не придумал ничего более умного, чем ткнуть пальцами ей в ноздри. Зелено-розово-коричневая пленка не поддалась. Всё еще смотря на магический мир энергий, Дамаск перестроил плотность резинового полотна и точным ударом пробил две ровные дырки для ноздрей. Няня со свистом втянула воздух, после чего ее дыхание начало выравниваться.

Радости от содеянного Дамаск не испытывал, даже несмотря на то, что очень успешно использовал магию. Подгоняемый тревогой и страхом, он спешно выбежал из зала Волшебства, начав запирать дверь.

– Старая мышь! – звонко крикнул Ганс, так что Белый дернулся и больно ударил руку об косяк.

Он быстро обернулся, заметив поднимающегося по лестнице Дьярмо. Старой мышью его обычно звал Атонах. Ганс перенял эту привычку у него.

– Ты чего здесь-то? Черный внизу шастает. Как вы разминулись-то? А Кайра где? Хозяин точно пришибет эту бабу, – проскрипел старик, подслеповато щурясь с другого конца коридора.

От рождения совершенно не умея врать, Дамаск начал придумывать на ходу более или менее правдоподобную ложь, постоянно запинаясь и жутко краснея.

– Так виделись мы с Черным… Он это… С Гансом в зале сидел… Кайра-то, она того… ушла куда-то опять… А Черный он это… Придумал чего-то там со своей магией… Пошел Атонаху показывать… А меня с Гансом попросил посидеть… Вот. Так всё и есть.

– Няня там! – ткнув пальчиком на дверь, пропищал Ганс.

Перепугавшись, что всё сейчас раскроется, Дамаск резко подхватил мальчонку на руки и злобно шикнул ему: «молчи!».

– На улицу она ушла. Ганс попросил у нее пряничного коня. Вот она и ушла. Да ведь, Ганс? – очень уверенно произнес он, после чего поспешно прошипел ему на ухо: – Скажи «да».

– Да! – весело прозвенел мальчик, воспринимая всё как игру.

– Да мне-то какое дело… – проворчал Дьярмо, разворачиваясь в другую сторону и зашаркав прочь, в чердачную комнату, больше напоминавшую кладовую и являвшуюся опочивальней «Старой мыши».

У старика даже мысли не возникло, что Белый его обманывает. Как только дверь за Дьярмо захлопнулась, Дамаск что есть духу понесся к лестнице. В полукруглом пролете между вторым и первым этажом он наткнулся на поднимающегося Бирма.

– Получилось? – в один голос спросили мальчишки друг друга, вызвав громкий режущий смех Ганса.

– Тихо, Ганс! – шикнул на него Дамаск, после чего вновь озабоченно обратился к Черному: – Атонах выпил бармидос?

– Выпил. Как Кайра?

– Шуметь не будет.

Тиски страха немного ослабили свою хватку, и Дамаск ощутил облегчение на краткий миг. Но расслабляться было рано. Быстро спохватившись, он вновь бегом начал спускаться по лестнице, сопровождаемый топотом ног Бирма позади. Пробегая по залу первого этажа, Дамаск услышал, как хлопнула входная дверь. Используя набранный разбег, он одним резким движением проскользил по гладкому мраморному полу за толстую колонну, заранее зажимая рот Гансу, чтобы тот не рассмеялся. У Черного с реакцией было похуже. Он почти пробежал мимо, но Дамаск вовремя схватил его за рубаху и дернул на себя.

Бирм аккуратно выглянул из-за каменного рельефного столба и едва слышно прошептал:

– Это Ветер.

У Дамаска сразу же неприятно похолодело в животе. Из всех, кто мог сейчас пожаловать в дом, это было самое ужасное создание. Правая рука Атонаха, человек, который первым кинется на поиски золотых детей.

– Он к Атонаху идет, – в ужасе зашипел Бирм Белому, округлив свои и без того немаленькие голубые глаза.

В поле зрения Дамаска показался высокий, крепкий бородатый мужчина с широченной грудью, которая до писка натягивала расстегнутую на три пуговицы кроваво-красную рубашку, откуда клубилось облако черных волосатых дебрей.

– Ты не запер кабинет? – уже догадываясь об ответе, спросил Дамаск, чувствуя, как легкие сперло от страха.

– Откуда ж я знал, что Ветер припрется!

– Да кто угодно мог припереться! Давай, быстро атакуй его! – зашипел Дамаск, понимая, что пока он сам настроится на свое магическое зрение и сможет что-то сделать, этот Кардаш во плоти уже завалится в кабинет главаря Гильдий.

Шипение за колонной донеслось до Ветра. Мужчина обернулся. Перед ним предстала престранная картина. Возле колонны стоял худой чернокожий парень, поднявший руки кверху, будто держал на пальцах марионеток на ниточках, и с лицом, полным потуг пытался совершить какое-то, по всей видимости, крайне сложное действо. Несмотря на очевидную нелепость и комичность его позы, Ветер почувствовал неладное. Ему никогда не нравился ни этот Черный, ни второй этот голубоглазый блондин. Да и этот мелкий Ганс вызывал лишь раздражение и желание прихлопнуть крикливую букашку, что вечно носилась возле Атонаха.

– Слышь, ушлепок, я не посмотрю, что ты любимый питомец хозяина. Метнулся-ка отсюда быстро, а то растопырки-то повыдираю с корнями…

Дамаск как-то сразу ему поверил. Не зря же Ветер управлял гильдией наемных убийц. Туда просто так никого не брали. Человек, попавший именно в эту гильдию, обладал «особыми» личностными характеристиками, о которых даже на исповеди у отца святой Сакры стыдно говорить.

– Эй, обмудок, ты оглох? Не прекратишь кривляться, я из тебя весь дух вышибу! – нахмурив густые брови, гаркнул Ветер, сделав пару шагов в направлении Бирма.

Видимо, это подстегнуло парня, и, совершив дерганный пас своими худыми руками-плеточками, Ветра отшвырнуло в стену. Мужчина с железным грохотом рухнул на пол. Но, к ужасу мальчишек, сознание этот кабан не потерял, а лишь временно дезориентировался. Тряхнув головой, он красными бычьими глазами уставился на Бирма.

Ветер медленно начал подниматься на ноги.

– Сахтер. Валлер. Бростэр. Вугнах, – произнес он набор непонятных слов, вслед чему медальон на его шее с огромным рубином полыхнул алой вспышкой вместе с кольцом на загорелой руке.

Черный попятился назад. Недолго думая, Дамаск скользнул вперед, передал Ганса в руки перепуганному брату и страшным усилием воли за одну секунду перешел на магическое зрение. Ветер был заключен в скрывающий с ног до головы огромный гранатовый кокон. Но он казался Белому каким-то непрочным, дрожащим и неправильным.

– Все крысята в сборе, значит. Убивать мне вас запрещено, но влупить вам после ваших забав… даже хозяин меня не остановит…

Рассвирепевший мужчина уже шагнул навстречу к Дамаску как раз в тот момент, когда он рубанул по воздуху рукой и разбил защиту медальона. Ветер вскрикнул. Магический артефакт на его груди вспыхнул огнем и разломился пополам.

Ухватившись за серые нити, обильно плавающие повсюду, Дамаск одним движением их свернул и запустил в бородача. Главаря убийц так впечатало в стену, что даже что-то хрустнуло. Чтобы он еще раз не очнулся, Белый запустил повторную скрученную нить в голову Ветра, но слегка промахнулся и попал в ухо. Мужчина уже находился без сознания, так что не почувствовал, как ему его оторвало.

Вот теперь Дамаск перепугался не на шутку. Такого он точно не хотел. Подбежав к Ветру, Белый несколько секунд смотрел на хлещущую кровь, после чего, словно под гипнозом, проник разумом в саму кровь и, крутанув кистью руки, усилием воли запек ее в ране. Оглядев улитый кровавыми лужами пол, он выжег из красно-белого полотна крови алые нити, оставив только белые.

Ошарашенный всем увиденным Бирм, стоящий истуканом с Гансом на руках, наблюдал, как кровь на полу сначала вдруг обесцветилась, превратившись в воду, а после и вовсе исчезла! Белый водил руками над контуженным телом Ветра, и оно начало медленно исчезать. Стоило ему закончить, как со стороны музыкальной комнаты и со второго этажа послышался топот.

Белый резко вскочил и, шатаясь, рванул к выходу. Пробегая мимо Черного, он бросил через плечо:

– Бегом, Черный, бегом!

Добежав до калитки, Дамаск, как помешанный, забарабанил железной ручкой. На такой яростный зов тут же отозвался Дыра, открыв дверь и наградив Белого уничтожающим взглядом.

– Эй, Дыра! Хозяин нам разрешил! – возопил Бирм.

Обернувшись, белобрысый маг увидел, как охранник объясняет жестами, что блондин идти может, а Черный и Ганс нет. Он уже закрывал перед мальчишками дверь, как вдруг неожиданно засипел и начал нелепо хвататься за затылок. Мгновение – и лопоухий мужик упал навзничь, забившись в страшном припадке, так что вокруг него поднялось огромное облако пыли.

Бирм, Дамаск и Ганс тупо на него смотрели, не понимая, что происходит. Мысль подбежать и помочь ни у одного из старших ребят не возникла. Когда Дыра затих, а пыль осела, Белый увидел, что из шеи мужчины торчит рукоятка ножа.

– Святые мартышки! – воскликнул изумленный Бирм, поняв, что Дыра мертв.

– Как в масло, – раздался довольный голос из-за спины Дамаска.

Ошарашенные мальчишки обернулись и увидели идущего с противоположной стороны улицы победоносно скалящегося Шаха.

– Ты… ты убил его!! – воскликнул Дамаск, наблюдая, как парень спокойно подходит к трупу и легким движением вытаскивает кинжал из плоти.

– Он же не выпускал Черного с мелким. Что еще оставалось делать?

– Так тут много вариантов можно придумать!

Продолжая самодовольно ухмыляться, Шах лениво вытирал лезвие ножа тряпкой сомнительной чистоты с подозрительными темно-коричневыми разводами.

– Да ты не бурли. Была у него в глотке одна дыра, стало две, – хохотнул скорпус. – Да и давненько мне уже хотелось ножом-то почесать эту паскуду. А тут такой удобный случай подвернулся.

Эти слова повергли Белого в шок. Стоявший позади Черный и вовсе как-то болезненно посерел.

– А если бы тебя увидел кто?

– Ты кого-то здесь видишь? То-то и оно. Люди обходят особняк Атонаха стороной, будто вся улица чумная.

– И что теперь делать с трупом?

– Оттащим…

– Сделай с ним то же самое, что и с Ветром, – подал голос пришедший в себя Бирм.

– Это не так-то просто, – проворчал себе под нос Дамаск, вспоминая слабость после всех тех процедур, устроенных в доме.

Не всё было так безоблачно при использовании магии. Она отнимала много сил. Однако Белый всё же подошел к Дыре и начал трудоемкую процедуру по изменению состава кожи мужчины.

Шах с интересом наблюдал, как охранник растворяется в воздухе, и с внутренним восторгом отмечал необычайную Силу Белого. Теперь собственный план побега не казался ему способом отчаянного самоубийства.

– Так вы Ветра порешили? – поинтересовался скорпус, когда Дыра и кровь на земле полностью исчезли, а Дамаск устало распрямился в полный рост, опасно качнувшись.

Вопрос Шаха быстро привел его в чувство, и он, насупив брови, вперился в него тяжелым взглядом.

– Никого мы не порешили. Вырубили его просто. Мы не убиваем людей.

– Это пока, – презрительно хмыкнул скорпус, затем, подкинув нож в воздух, ловко его поймал и засунул за ремень. – Ладно. Пора делать ноги. Баба Роза уже должна ждать нас у себя. Белый, было бы здорово, если б ты сделал себя, Черного и мелкого невидимыми.

Дамаск возмущенно засопел.

– Да вы вообще, что ли?! У меня только сегодня способности пробудились! Это тебе не ножами кидаться!

Шах равнодушно пожал плечами, направившись вдоль по улице, показывая направление.

– Ножами кидаться не так-то и просто… Ладно, придется идти окольными путями.

– Да уж… Слушай, а как у тебя магия работает? Я вот могу управлять только воздухом да огнем. Тяжело, правда, но могу. Я, когда пытаюсь что-то колдонуть, вижу над огнем такой мерцающий отблеск и с ним начинаю работать. С воздухом сложней, приходится долго сосредотачиваться, а когда это получается, он будто густеет (ну ты видел, когда жара и над дорогой такое дрожащее марево, вот так примерно мне видится), и я его могу толкать тогда. А у тебя как? Как ты вообще смог заставить исчезнуть кровь и Ветра с Дырой? Это ж в голове даже не укладывается!

Сидя на скрипучей деревянной кровати в небольшой трактирной комнате под самой крышей, в «Дикой Розе», Бирм никак не мог успокоиться после рассказа Дамаска о том, что произошло в заброшенной бухте. Белый в красках расписал и о коварном плане Щербета, и о его смерти, и о том, как именно он выбрался из ловушки, как встретил Шаха и почему решил взять его с собой.

Керибюс уже затопила ночь, погружая город под свои черные волны. Как только Шах привел их в «Дикую Розу», он тут же убежал, сказав, что вернется завтра вечером. Баба Роза – красивая рыжая женщина – была очень добра с мальчишками. Говорила мягко, ласково и постоянно шутила, показывая комнату, а затем кормя их горячим вкусным мясным рагу с хлебом и вишневым компотом. Насытившись, Ганс почти сразу уснул и теперь тихо сопел на одной из трех жестких кроватей, а Бирм и Дамаск полушепотом обсуждали всё произошедшее и дальнейшие планы.

Время перевалило за полночь, и, когда у них уже не ворочались языки от усталости, мальчишки решили, что пора спать. Дамаск проснулся от того, что кто-то неуверенно тряс его за плечо. Продрав глаза, он различил в ватной темноте маленькую фигурку, склонившуюся над его кроватью.

– Белый, Белый, Белый, – тихо шептал бесполый голосок.

– Что? Что? Что!? – раздраженно ответил Дамаск, привстав на локте.

После тяжелого дня и магии, выпившей из него львиную долю жизненных сил, юный маг чувствовал себя разбитым, усталым и несчастным. Всё болело, как после тяжелой работы на рудниках у каптов. Так что кроме чувства неприязни и злости, Дамаск к своему ночному гостю ничего не испытывал.

– Вам надо бежать, Белый! Атонах приказал перевернуть вверх дном весь Керибюс, и Верхний, и Нижний! Вороны прочесывают все кабаки, трактиры, публичные и заброшенные дома, каждый закуток! Скоро они придут сюда! Бегите, Белый!

Сон вышибло из Дамаска, а сердце забилось, как раненый воробей.

– Ты кто вообще?

– Это я! Шлепок!

Сначала Белый испугался, и испугался сильно. Но когда голова начала работать, он вспомнил, что ему говорил Шах. Главарь Скорпусов сразу предупредил о таком развитии событий. Главная их задача заключалась в тихом сидении в течение двух дней, даже если Вороны придут прямо в Розу.

– Всё нормально, Шлепок, – откидываясь на подушку, намного спокойнее произнес Дамаск. – Нас здесь никто не найдет, так и было задумано.

– Найдут, Белый! Ветер лично этим занимается. Они поймали Шаха…

Дамаска будто ледяной водой окатили. Он резко сел в кровати и уставился на темное пятно лица Шлепка.

– Как поймали?!

– Они и меня схватили, но Шах помог мне сбежать (за мной следили не так, как за ним), сказал, где вас найти, и что передать.

– А как они поняли, что Шах с нами заодно?

– Ветер видел его перед особняком, когда шел к Атонаху. Еще меня видел, когда я был в саду. Они точно не знают, в сговоре вы с Шахом или нет, но его задержали, и теперь его пытает Палач.

Пытает Палач? Это же первый садист после Щербета! Дамаск почувствовал, как на лбу выступили холодные капельки испарины.

– Белый, в чем дело? – раздался ворчливый голос Бирма с соседней кровати.

Он лежал лицом к стене и даже не повернулся, чтобы посмотреть, что происходит в комнате. Очевидно, прошедший день тоже не по-детски его вымотал.

– Вставай, Черный, – в полный голос сказал Дамаск, вскакивая с постели.

– Чего? – удивленно прохрипел тот спросонья, слегка обернувшись через плечо и глазами-щелками выглянув из-под одеяла.

– Реще, Черный!! Ветер скоро будет здесь!

Как Бирм с грохотом вываливается из кровати, Дамаск уже не видел, подбегая к Гансу и осторожно будя мальчика, чтобы не испугать. Малыш сонно позевывал, пока Белый натягивал на него маленькие синие шароварчики, с желтыми узорами по бокам. Он не капризничал и ничего не говорил, за что Дамаск в глубине души был ему очень признателен.

– Атонах узнал, что мы в «Дикой Розе»? – напяливая штаны, спросил Черный.

Белый замер. Затем повернул голову на Шлепка.

– Он знает, что мы в «Розе»?

– Нет…

– Твою ж мать, Шлепок! – в один голос возмущенно воскликнули Бирм и Дамаск.

Черный со стоном облегчения и негодования повалился обратно на свою постель, а Белый первый раз в жизни захотел врезать мелкому посыльному.

– Если Атонаху неизвестно, что мы здесь, то нам нужно просто тихо сидеть. Баба Роза всё сама сделает, когда придут его люди, – сквозь зубы терпеливо объяснил он мальчишке.

– Шах сказал, чтобы вы бежали! Атонах лично сюда заявится и прочешет все углы «Розы»!

Дамаск и Бирм переглянулись. Не произнося ни слова, старшие мальчишки встали и направились к двери. Белый молча передал крохотную ручку сонного Ганса Бирму и вышел следом за Шлепком. В коридоре гуляла пустота. Лишь трещащие магические фонари плохого качества нарушали царившую ночную тишину.

Спускаясь со второго этажа, мальчишки услышали горячий спор мужчины и женщины.

– Мне сегодня не до прелюдий. И плевать, что твои постояльцы – солидные люди. Если не дашь ключи, я все двери вышибать начну. Одну за одной, и на этот раз возмещать ущерб я не собираюсь!

Повышал тональности мужской голос. Дамаск с примерзшим к ребрам сердцем узнал Атонаха.

– Да тебе каждый день не до прелюдий, старый хрыч, не только сегодня. Ты совсем рехнулся? Как у меня могут быть твои дети? Чтобы я их у себя приняла, они должны были дать мне мешок золота или предложить более приятные развлечения. Но вряд ли у них есть хоть один жалкий диал. Так что первый вариант отпадает. А на счет второго… Они еще слишком малы…

Послышался звонкий шлепок и яростный крик Атонаха:

– Ах ты шлюха! Если узнаю, что ты спишь с кем-то, кроме меня, глотку перережу!

Роза заливисто рассмеялась.

– Я тебя умоляю. Ты совсем не предел моих грез.

– Да я вырву твой гнилой язык!..

Смех оборвался, и раздался уже серьезный голос женщины.

– Довольно, Атонах! Твоих золотых детей у меня нет. У нас далеко не всё гладко, но я не дура, чтобы в открытую идти против тебя. А теперь, будь так любезен, убирайся из моего заведения вместе со своими падальщиками.

Шлепок осторожно спустился на пару ступеней и нагнулся, осматривая обстановку внизу.

– С ним пять Воронов, – едва слышно прошептал он, показав пять растопыренных пальцев.

– Нет-нет, Роза, – лилейно протянул король Дна. – Я вложил в этих деток душу. Двое засранцев этого не оценили (но мы это исправим), а вот третий, Ганс…

– Папа! – радостно воскликнул Ганс за спиной Белого, услышав свое имя.

В ту же секунду одновременно произошло множество событий. Дамаск резко развернулся на Бирма, зажимавшего рот мальчонке. В огромных голубых глазах старшего брата плескались ужас и паника. Шлепок пуганным зайцем вскочил и бросился наверх, но его заметили. Вдобавок он запутался в своих ногах и рухнул на лестницу, приложившись лицом о деревянную ступеньку. Из его носа-пуговицы хлестанула кровь в два ручья.

– Они там! – задрожал оглушительный крик одного из Воронов.

Раздался топот в направлении лестницы. Адреналин пустил в кровь Дамаска стрелу мощи и силы. Слыша, как Бирм рванул вместе с Гансом обратно, он, вместо того чтобы последовать за своим братом, быстро спустился на пару ступеней, схватил Шлепка за шкирку и, толкнув его вперед себя, развернулся к показавшимся на лестнице Воронам.

Дамаск даже не пытался перейти на магическое зрение, оно возникло само собой. Собрав серые нити воздуха в плотный холст, он со всей силы швырнул его навстречу людям Атонаха. Словно черные кегли, они кубарем полетели вниз.

Дав себе фору, Дамаск побежал наверх, перепрыгивая через ступеньку.

– Идиоты! Активируйте медальоны!

Что делать дальше, Белый не представлял. Влетев в комнату, отведенную им бабой Розой, он увидел перепуганного до полусмерти Бирма, хнычущего Ганса и улитого кровью Шлепка, зажимавшего нос.

В голове Дамаска метались отрывистые мысли, словно сам Оркус закидывал их в разум мага.

«Задержать их!».

Белый метнулся к двери и резко задвинул щеколду, следом взявшись за ручку, начал плавить ее с помощью магии. Металл пополз вверх по косяку и намертво приклеил кусок дерева. Затем то же самое он проделал и с дверными петлями.

Теперь нужно срочно найти выход. Глаза наткнулись на маленькое грязное оконце. Недолго думая, Белый подбежал к нему и мощной струей воздуха выбил стекло и раму. Высунув голову в отверстие, он посмотрел вниз. Казалось, земля спускается к самому Кардашу в Бездну, настолько далека.

– Бирм, прыгай с Гансом! – уверенно скомандовал он, наверное, первый раз в жизни назвав старшего брата по имени.

– Третий этаж же!

– А магия тебе на что!?

– Ты же знаешь, что с воздухом у меня плохо!

– Черный! – взбесился Дамаск.

– А, Кардаш… Возьми хоть ты Ганса, а то, если у меня не получится, покалечу и его.

Со стороны коридора начали нещадно трясти запаянную дверь.

– Получится у тебя всё! Прыгай! Со мной Шлепок, он тяжелей!

Перекрестив сердце, Черный подхватил на руки Ганса и выскользнул в окно. Послышался радостный смех мелкого, по чему Дамаск понял, что приземлились они благополучно.

Вороны пытались выбить дверь. Из косяка ее не выставить, а вот непрочное дерево рано или поздно треснет. Белый подскочил к кровати, оторвал от простыни два небольших куска и засунул их в нос опасно белеющему Шлепку.

– Перелазь через окно и цепляйся за раму, – произнес Дамаск.

Окно было слишком маленьким, чтобы в него убрались оба мальчика. Как только Шлепок всё выполнил, Белый закинул ноги следом в квадратный проем.

– Белый, Вороны! – раздался нервный возглас Бирма внизу.

Испытывая не страх, а злость на тупую растерянность Черного, Дамаск поспешно свесился с карниза, обхватывая Шлепка за руку.

– Готов? – зачем-то спросил он.

Но вместо ответа услышал отчаянный крик Бирма:

– Белый!!

Глянув вниз, Дамаск увидел, что двух мальчишек пригвоздила к земле огромная искрящаяся серебром сеть. Ганс завыл как маленький зверек от дикого испуга. Трое незнакомых Воронов бежали к пойманным детям.

Помянув про себя всех демонов разом, Дамаск разжал руку и вместе со Шлепком полетел вниз. Он ловко скрутил воздух в мягкую подушку, и стоило им приземлиться, как Белый запустил этой самой «подушкой» в Воронов. Поток воздуха отшиб мужчин в устрашающих черных плащах на добрый десяток метров и впечатал в стены соседних домов, выбив из кого-то сознание, а из кого-то и дух.

Наверху треснула разламывающаяся дверь. Дамаск непроизвольно задрал голову, увидев, как в вывороченном им оконном проеме высунулись две небритые морды Воронов и сразу исчезли. В соседних окнах замерцали огоньки свечей, и через стекла теперь угадывались темные силуэты разбуженных постояльцев трактира.

– Белый! – снова позвал Бирм, перекрикивая верезг Ганса.

Дамаск тут же хлестнул по светящейся сетке мощным напором воздуха. Магические путы распались.

– Ганс, умолкни!! – гаркнул Дамаск, подхватывая братишку на руки.

Непривыкший к крику Белого мальчик сразу прекратил истерику, перейдя на тихое жалобное всхлипывание.

– Куча бездарей!! Ловите их!!

Голос Атонаха будто пнул ребят под зад. Высыпавшиеся из «Розы» пятеро Воронов увидели лишь ретиво бегущие в проулок маленькие фигурки и погнались за ними. Один из мужчин воспользовался браслетом на своей руке и пустил им вслед красный пульсар. Магический шар пролетел мимо, со страшным взрывом врезавшись в стену дома.

– Ублюдок тупорылый, они мне живыми нужны!! – вскричал Атонах.

Но Дамаск уже плохо слышал его голос. Петляя между переулками, не понимая, куда бежит, он пытался придумать, как оторваться. У этих Воронов уже активирована защита, и как ее пробить, Белый представления не имел. Легкие горели, а тяжесть Ганса налила мышцы свинцом, так что руки начало сводить. Рядом раздавалось свистящее дыхание Бирма. И только Шлепок, привыкший к постоянному бегу, чувствовал себя комфортно.

На полном ходу они завернули в очередной вонючий закуток, удаляющий их всё дальше от центра Керибюса. Дамаск для себя выяснил, что Черный в подобных ситуациях не помощник, поэтому бремя принятия решений сейчас лежало именно на нем.

– Бирм! – тяжело выдохнул Белый.

Продолжая бег, Черный каким-то чудесным образом понял, что от него требуется, и взял из рук брата Ганса. Перед тем как остановиться, Дамаск бросил ему вслед:

– К заброшенной бухте!

Он резко затормозил и развернулся лицом в сторону доносившегося топота взрослых мужчин. Жар испепелял Белого. От сумасшедшего спринта перед глазами плыло, во рту пересохло, а в висках будто усердно долбили молотами трудолюбивые капты. Дамаск почти ничего не видел, кроме разливающихся разноцветных энергий.

Выбежавших из-за угла Воронов он заметил сразу по ярким защитным коконам вокруг худых тел. Действуя на уровне инстинктов, Белый толкнул откуда-то изнутри себя клубок Силы. Обжигая кровь, она в одну секунду прилетела по артериям к рукам. Его кулаки облепили два твердых прозрачных кристалла, которые могли увидеть лишь маги, и он со всего размаху ударил ими по брусчатке.

Выщербленная дорога тут же ожила и волной оторвалась от земли. Вороны в ужасе затормозили. Но они ничего не успели сделать. Тяжелые камни накрыли их, разбивая не только защиту, но и хрупкие кости.

– Мокрый? Мокрый? Мокрый!?

Это был Атонах! Страх и чувство странной эйфории хлестали в крови Дамаска, и, услышав в наступившей полной тишине ненавистный голос, он завертелся по сторонам, готовый сейчас сразиться хоть с самим Кардашем. Однако никого, кроме него, в разрушенном переулке не было.

Белый прислушался.

– Мокрый, храг тебе в глотку! Отвечай!

Голос определенно исходил из-под завала. Чувствуя в себе невиданную силу, Дамаск легким движением руки поднял камни в воздух. Пока они благополучно левитировали, он подошел к одному из мужчин с развороченным в кашу лицом. На его шее мерцал редкими красными вспышками рифленый серебряный медальон. Сорвав побрякушку, Дамаск внимательно ее осмотрел.

– Мокрый!? – с очередной красной вспышкой раздался голос Атонаха из него.

Дамаск не смог промолчать:

– Нет, это не Мокрый. Мокрый мертв, как и остальные.

Повисла тишина. Маг даже подумал, что нужно какое-то слово, чтобы передать сообщение, но пришедший следом ответ разуверил его в этом.

– Белый?

– Дамаск.

– Дамаск, сынок! Что за шутки? Возвращаетесь с Гансом и Ч… Бирмом домой.

– Нет! Мы не вернемся. Ты обманывал нас! Ты позволил Щербету над нами издеваться! Ты не имеешь права после этого называть нас сыновьями!

– Дамаск, не глупи. Это всё для того, чтобы вы развивались, чтобы познавали себя. Я хочу для вас самого лучшего. Хочу, чтобы вы стали первоклассными магами. Чтобы даже ардальцы вас боялись. Вы мои наследники. Это был единственный раз, когда я просил помощи у Щербета (мне и самому была неприятна эта мысль, но для вашего блага я прибегнул к его услугам). Возвращаетесь домой, сынок. Вам ничего за всё, что вы натворили, не будет. Щербет больше к вам близко не подойдет, если вы захотите.

– Щербет мертв.

Медальон снова замолчал. Дамаск знал, что Атонах потрясен, но радости от этого мальчик не испытал.

– Что ж, – придя в себя, вновь заговорил главарь Гильдий. – Видя сегодня, на что ты способен, это неудивительно. Щербет заслужил смерть.

– Да это же ты велел ему это сделать! – вознегодовал Белый.

– Не пойми неправильно. Смерть Щербета удручает меня, но, если бы он не перестарался, ты бы не тронул его. Ведь так, сынок? – тут же ретировался Атонах.

Дамаска это только сильнее разозлило.

– Нет, не так! Щербет мертв не из-за меня, а из-за своей глупости! Он был мерзким человеком, и я бы сам рано или поздно сделал с ним что-нибудь. Мы не вернемся обратно. Ты нам не отец, Атонах. И никогда им не был. Если бы ты не натравил на нас Щербета, мы бы служили тебе. Но тебе захотелось быстрей завладеть нашей магией. Поэтому ты предал нас… Нам известно, что это ты убил наших родителей, чтобы забрать себе. А этому прощения нет!

Совсем недавно в мысли Дамаска закрались эти страшные предположения, и он решил проверить их.

– Кто рассказал тебе о родителях? – спустя несколько секунд спросил Атонах.

Белый не понял, то ли это отблеск от медальона, то ли у него глаза заволокло красной пеленой. Он начал часто-часто дышать, пытаясь успокоиться.

– Белый?

Когда Дамаск начал говорить, его голос был тих. Казалось, внутри него что-то сломалось.

– Ты ответишь за это, Атонах. Через десять, пятнадцать лет ты ответишь! Я заберу у тебя всё, что ты имеешь. Я принесу тебе столько горя, сколько ты не приносил всем своим жертвам вместе взятым. Ты пожалеешь, что убил моих родителей…

– Дамаск, сынок, они были больными, нищими…

– Я тебе не сын!! – крикнул Дамаск и со всей силы запустил переговорный медальон в соседний дом.

Он тяжело дышал, а в глазах стояли слезы. Только спустя минуту Белый вспомнил, что ему нужно бежать.

– Белый, ты как?

Не успел Дамаск выбежать из-за утеса скалы в заброшенную бухту, как его издалека окликнул не находящий себе места Бирм.

– Всё нормально, – приблизившись, мрачно ответил он, смотря на улитого кровью Шлепка, сидевшего на песке с несчастнейшим видом рядом с непривычно тихим Гансом.

– Что дальше? Как мы выберемся из Керибюса? – спросил Черный.

И тут Дамаска словно молния пронзила. Шах у Палача! Его из-за них повязали.

– Надо вытащить Шаха. Это он продумывал план побега. Он знает, что дальше делать.

Бирм онемел, а его темная кожа болезненно посерела.

– Белый, какого Шаха? Он несколько часов в распоряжении Палача находился. Там от Шаха ничего уже не осталось. Даже если он жив, вряд ли он теперь помнит, как его зовут и кто ты такой.

– Плевать. Он там из-за нас.

– Он там из-за себя! Мы его с собой не приглашали! Он сам навязался!

Бирм всегда переживал только за себя, Ганса и Дамаска. И обычно Белый ничего против этого не имел. Но сейчас начинал серьезно злиться.

– Мы без него ничего не сможем! – упорствовал Дамаск, зачем-то пытаясь переубедить Бирма, хотя сам для себя решил, что вытащит Шаха (он бы их не бросил, скорпус даже Шлепка освободил, чтобы тот смог предупредить).

– С твоей магией мы всё сможем! Мы сбежали прямо из-под носа Атонаха! Чего нам теперь-то бояться!?

– Это не обсуждается, Черный. Я пойду за Шахом. Если мы не будем держаться друг за друга, то чего мы вообще стоим?

– Белый, тебя поймают, и нам с Гансом придется вернуться.

– Ты сам говорил, что с моей магией мы сможем всё! Значит, у меня получится и Шаха вызволить.

Бирм видел, что Дамаск настроен решительно, и лихорадочно пытался придумать, как его можно остановить. Теперь сильней был он, и Черный уповал только на волшебную силу слов, а не магии.

– Слушай, Дамаск, я предупреждал тебя по поводу Атонаха, но ты меня не послушал. И к чему в итоге это привело?

– К обретению магии и выяснению правды. Бирм, я всё равно пойду к Палачу, что бы ты ни говорил. Но для начала мне нужно спрятать вас. Так что стой смирно, я попытаюсь сделать тебя невидимым.

Черный приводил еще доводы, но Дамаск бросил лишь короткое: «Заткнись», после чего попробовал поменять состав кожи парня, как Ветру и Дыре. Но тот заголосил, словно ненормальный, из чего Белый сделал вывод, что на людях в сознании такую процедуру лучше не проводить. Пришлось хорошенько подумать, как достичь эффекта невидимости, не причиняя боли. Только спустя минут двадцать Дамаск наконец догадался закристаллизовать синюю оболочку, которая постоянно мерцала вокруг Бирма (наверное, это было то, что называют аурой). Парень исчез, а Белый вдруг осознал, что этот способ тратит намного меньше Сил, чем пытаться сделать невидимой всю плоть.

То же самое он проделал с едва заметной зеленой оболочкой Шлепка и довольно яркой фиолетовой Ганса.

– Если через два часа я не вернусь… – начал было Дамаск, но его перебил приунывший Бирм.

– То мы всё равно будем ждать здесь.

– Ну да, – согласился Белый, затем развернулся и снова побежал в сторону Керибюса.