Пять ночей у Фредди. Четвёртый шкаф

Глава первая

– Чарли! – проорал Джон, задыхаясь от поднявшейся пыли и продираясь через развалины к месту, где она была перед взрывом. Обломки поехали у него под ногами, он споткнулся о кусок бетона и едва удержался, судорожно хватаясь за острые края и до крови обдирая руки. Добравшись до нужного места, где чувствовалось ее присутствие внизу, он взялся за огромный бетонный блок и приподнял его, напрягая все силы. Выдвинутый из кучи, брусок наклонился, перевернулся и упал с оглушительным грохотом, сотрясая землю под ногами. Над головой заскрипела и опасно закачалась стальная балка.

– Чарли! – Джон снова прокричал ее имя, отодвигая еще один бетонный блок, – Чарли, я иду! Он хватал ртом воздух, на адреналине отталкивая обломки с отчаянной силой, только адреналин уже кончался. Джон стиснул зубы и напрягся. Он попытался поднять следующий блок, но ладони соскользнули, и, посмотрев на них, он понял, что руки оставляют следы крови на всем, к чему прикасаются. Все было как в тумане. Он вытер ладони о джинсы и попытался снова. На этот раз кусок бетона поддался, он удержал его на бедрах, оттащил на три шага и бросил в груду обломков. Он рухнул, расколов другие блоки и стекло, запустив цепную реакцию, а потом, откуда-то из-под обломков, он услышал ее шепот:

– …Джон…

– …Чарли… – с замершим сердцем прошептал он в ответ, и руины снова сдвинулись под ногами. На этот раз он упал и больно ударился спиной, из груди вышибло воздух. Он пытался вдохнуть, но легкие отказывались работать, а потом с трудом, но все же задышал. Он сел и словно в пелене увидел картину, которая открылась перед ним после обвала. Это была секретная комнатка в доме, где жила в детстве Чарли. Перед ним возникла пустая и гладкая металлическая стена. В центре виднелась дверь.

Это был только контур, без петель и ручки, но он догадался, что Чарли поняла это еще раньше – когда остановилась в разгар бегства и прижалась щекой к поверхности, позвав кого-то или что-то внутри.

– …Джон… – она снова прошептала его имя, и ее голос, казалось, звучал отовсюду, отражаясь от стен комнаты. Джон поднялся и прикоснулся ладонями к двери; на ощупь она была прохладной. Он прижался к ней щекой, прямо как Чарли, и поверхность стала еще холоднее, будто вытягивала из него тепло. Джон отпрянул и потер холодную щеку, глядя на дверь. Блестящий металл на глазах потускнел и побледнел, а потом сама дверь начала истончаться и терять плотность, пока не превратилась в подобие заиндевевшего стекла. Джон увидел за ним тень, фигуру человека. Она приближалась, а дверь стала настолько прозрачной, что сквозь нее было видно почти всё, что происходит на той стороне. Он подошел ближе, повторяя движения фигуры за стеклом. Ее лицо было гладким и блестящим, с глазами, вылепленными точно у статуи, но не видящими. Джон всматривался в стекло, от его теплого дыхания оно запотело, затуманив почти прозрачный барьер. Вдруг глаза открылись.

Фигура спокойно стояла перед ним, глядя в пустоту. Глаза были мутными и неподвижными. Мертвыми. Кто-то засмеялся, и дикий безрадостный звук заполнил маленькую изолированную комнату. Джон испуганно озирался по сторонам в поисках источника отвратительного хохота. Вопли звучали все пронзительнее, все громче и громче. Когда резкий звук стал совсем невыносимым, Джон закрыл уши ладонями и закричал:

– ЧАРЛИ!

Джон вздрогнул и проснулся. Сердце стучало, смех не прекращался, следуя за ним по пятам из сна. Сбитый с толку, он быстро оглядел комнату и включил телевизор. Экран заполнило разрисованное лицо клоуна, искаженное конвульсией смеха. Джон сел и потер щеку в месте, на котором отпечатались следы часов. Он посмотрел на циферблат и выдохнул с облегчением – как раз хватит времени доехать до работы. Откинулся назад, перевел дыхание. На экране телевизора ведущий местной телестанции направил микрофон на человека, одетого как цирковой клоун – с гримом на лице, красным носом и париком всех цветов радуги. Воротник на его шее напоминал о ренессансных портретах. На нем был клоунский костюм желтого цвета с красными помпонами вместо пуговиц.

– Скажите, – бодро спросил ведущий. – У вас уже был этот костюм или вы специально сшили его к церемонии открытия?

Джон выключил телевизор и пошел в душ.

Несмотря на то, что он работал в этом шуме весь день, легче не становилось: гул и лязг перемежался криками и грохотом отбойных молотков, от которых дрожала земля. Джон закрыл глаза, пытаясь отстраниться: вибрации резонировали в его груди, заполняя тело, и среди всего этого шума вдруг зазвенел отчаянный смех. Фигура из сна снова явилась ему, маяча немного за пределами поля зрения, и казалось, если повернуть голову в нужную сторону, он разглядит лицо за дверью…

– Джон!

Джон обернулся: Луис стоял в шаге от него и смотрел на него с недоумением.

– Я уже три раза тебя позвал, – сказал он.

Джон пожал плечами и обвел рукой беспорядок вокруг.

– Слушай, парни хотят пойти выпить после работы. Ты с нами? – спросил Луис.

Джон помялся.

– Соглашайся! Тебе на пользу пойдет – ты только работаешь и спишь.

Он добродушно хохотнул и хлопнул Джона по плечу.

– Ага, на пользу, – Джон улыбнулся, опустил голову, и улыбка сползла с его лица. – Просто у меня сейчас полный завал.

Он постарался, чтобы это прозвучало убедительно.

– Ну да, полный завал. Скажи, если передумаешь.

Луис снова хлопнул Джона по плечу и направился назад к погрузчику. Джон посмотрел ему вслед. Он отказывал коллегам уже не в первый раз, и даже не во второй и не в третий. Наверное, в конце концов они прекратят попытки – сдадутся рано или поздно. Может, это и к лучшему.

– Джон! – позвал другой голос.

Что еще?

Это был прораб, который окрикнул его из дверей конторы – трейлера, привезенного на время стройки и кое-как установленного на земляной насыпи.

Джон пробрался сквозь стройплощадку и нырнул за виниловую занавеску в дверь трейлера. Минутой позже он оказался перед складным столиком напротив прораба. Стены внутри трейлера были отделаны пластиковой обшивкой, имитирующей дерево, которая едва держалась.

– Ребята мне тут говорили, что ты какой-то рассеянный.

– Я сосредоточен на работе, вот и все, – сказал Джон, выдавливая улыбку и стараясь сдержать нарастающее раздражение.

Оливер неубедительно улыбнулся в ответ.

– Сосредоточен, – повторил Оливер.

От удивления Джон перестал улыбаться.

– Слушай, я дал тебе шанс, потому что твой кузен сказал, что ты трудолюбивый. Ты самовольно ушел с предыдущей работы и не вернулся. Я закрыл на это глаза. Ты понимаешь, что я рисковал из-за тебя?

Джон сглотнул.

– Да, сэр, я знаю.

– Прекрати называть меня «сэром». Лучше послушай меня.

– Но я делаю, что мне говорят. Не понимаю, в чем проблема.

– Ты медленно реагируешь и витаешь в облаках. Ты не работаешь в команде.

– Что?

– Это зона активного строительства. Если мечтать на ходу или не думать о безопасности других, кто-нибудь получит травму или погибнет. Я не говорю, что вы должны делиться секретами и проводить вместе выходные. Но надо работать в команде. Ребята должны знать, что в нужный момент ты не подведешь.

Джон понимающе кивнул.

– Это хорошая работа, Джон. И думаю, парни тут работают хорошие. Сейчас с рабочими местами не очень, и мне нужно, чтобы ты включил мозг. Если еще раз увижу, что ты где-то витаешь… в общем, не ставь меня в неловкое положение. Тебе ясно?

Джон стоял на вытертом коричневом ковре передвижного офиса, как нашаливший школьник в кабинете директора.

– Ладно. Иди.

Джон вышел. Головомойка пришлась на последние минуты рабочего дня. Он помог Сергею убрать кое-какое оборудование и направился к машине, небрежно попрощавшись.

– Эй! – окликнул Сергей. – Последний шанс!

– Я… – Джон прервался, краем глаза приметив начальника. – Может, в следующий раз.

Но Сергей продолжал настаивать:

– Ну давай же, мне нужна отговорка, чтобы не ходить в заведение к новому парню. Дочка всю неделю туда просится. Люси ее отведет, а мне от роботов не по себе.

Джон остановился, мир вокруг замер.

– В какое еще заведение?

– Так ты идешь? – снова спросил Сергей.

Джон попятился, будто подошел слишком близко к краю пропасти.

– Может, в другой раз, – ответил он и решительно направился к машине.

Машина была старая, коричневато-красного цвета и сошла бы за крутую для старшеклассника. Теперь же она напоминала, что Джон остался подростком, который так и не повзрослел. Меньше чем за год она превратилась из статусной в повод для стыда. Он плюхнулся на сиденье, подняв клубы пыли. Руки дрожали.

– Соберись.

Он закрыл глаза и схватился за руль, стараясь унять дрожь.

– Теперь это твоя жизнь, и ты с ней справишься, – прошептал он, а потом закрыл глаза и вздохнул. – Звучит как занудство в духе моего отца.

Он завел машину.

Обычно путь до дома занимал десять минут, но он выбрал дорогу, которая займет целых полчаса, словно не желая ехать через город. Так не было риска встретить людей, с которыми не хотелось разговаривать. Работай в команде. Даже разозлиться на Оливера не получалось. Джон действительно больше не мог работать в команде. Почти полгода он шел из дома на работу и обратно, как поезд по расписанию. Иногда заходил за продуктами, и на этом все. Говорил только при необходимости, старался не смотреть в глаза. Вздрагивал, когда с ним заводили беседу и, если приветствовали коллеги, даже когда незнакомец спрашивал, который час. Он не уходил от разговора, но все лучше осваивал умение говорить, одновременно удаляясь от собеседника. Он был неизменно вежлив, но всегда четко показывал, что ему срочно нужно в другое место. При необходимости просто разворачивался в противоположном направлении. Иногда он чувствовал, что будто бы тает в воздухе, и когда его замечали, это досаждало и расстраивало.

Джон припарковался у многоквартирного дома – двухэтажного здания, по идее не рассчитанного на постоянных жильцов. В окне у администратора горел свет. Он месяц пытался вычислить часы ее работы, но в итоге пришел к выводу, что четкого графика нет.

Джон взял из бардачка конверт и направился к двери. Он постучал, но ему не ответили, хотя, судя по звукам, внутри кто-то был. Тогда он постучал снова, и на этот раз дверь приоткрылась. Пожилая женщина с кожей многолетней курильщицы уставилась на Джона.

– Привет, Делия, – он улыбнулся, но не удостоился ответной улыбки. – Плата за квартиру.

Джон протянул ей конверт.

– Знаю, что опоздал. Вчера заходил, но никого не было.

– В рабочее время?

Делия открыла конверт и стала внимательно разглядывать его содержимое, словно боялась подвоха.

– Свет не горел, так что…

– Значит, время было не рабочее.

Делия обнажила зубы, что мало походило на улыбку.

– Я смотрю, вы завели растение, – резко сказала она.

– О да, – Джон обернулся и бросил взгляд в сторону квартиры, как будто мог увидеть ее с места, где они стояли. – Приятно за чем-нибудь поухаживать, правда?

Джон снова попытался улыбнуться, но быстро осекся. Его словно засасывал вакуум неодобрения, не оставлявший шансов на непринужденность.

– Это же разрешается, правда? Заводить комнатные растения?

– Да, вы можете держать растения.

Делия сделала шаг назад, явно собираясь закрыть дверь.

– Но обычно люди здесь не задерживаются, вот что. Сначала заводят дом, потом жену, и потом уж растение.

– Ну да.

Джон посмотрел на свои ботинки.

– Просто год выдался… – начал он, но дверь с лязгом закрылась, – трудный.

Джон немного постоял, глядя на дверь, и направился в квартиру на первом этаже в передней части комплекса, где теперь мог жить еще месяц. Это была двухкомнатная квартира с полноценной ванной и кухонным уголком. Уходя, он оставлял жалюзи поднятыми, чтобы показать отсутствие ценных вещей: в районе часто бывали квартирные кражи, и стоило подчеркнуть, что красть у него нечего.

Оказавшись внутри, Джон закрыл за собой дверь и осторожно вернул цепочки на место. В квартире было прохладно, темно и тихо. Он вздохнул и потер виски; головная боль не отступала, но уже стала привычной.

Мебели было мало – квартира сдавалась в таком виде. Индивидуальности гостиной придавали только четыре картонные коробки с книгами, составленные у стены под окном. Джон разочарованно оглядел знакомую картину. Вернулся в спальню, сел на кровать. Заскрипели жесткие пружины. Он не потрудился включить лампу – через маленькое грязноватое окно над кроватью проникало достаточно света.

Джон посмотрел на комод и встретил знакомый взгляд. На него смотрела голова игрушечного кролика, чье тело навсегда потерялось.

– Что ты сегодня делал? – спросил Джон, глядя ему в глаза, будто он мог узнать его.

Но взгляд темных глаз Теодора был пустым и безжизненным.

– Выглядишь ужасно, хуже моего.

Джон встал и подошел к плюшевой голове. Запах нафталина и грязных тряпок нельзя было не почувствовать, и Джон перестал улыбаться. Он поднял голову за уши. «Пора тебя выбросить». Такой порыв возникал у него почти каждый день. Джон сжал зубы, осторожно положил кроличью голову на комод и отвернулся, чтобы больше ее не видеть.

Джон закрыл глаза, не ожидая погрузиться в сон, но надеясь на это. Ни прошлой, ни позапрошлой ночью выспаться не удалось. Он стал бояться ложиться спать – откладывал этот момент, сколько мог, до поздней ночи ходил по дороге, отмеряя километры, возвращался домой и пытался читать или просто пялился в стену. Знакомые ощущения будили острую досаду. Он схватил подушку и перешел в гостиную. Лег на диван, перекинув ноги через подлокотник, чтобы поместиться. Тишина в квартирке звенела у него в ушах. Он поднял с пола пульт и включил телевизор. Появилась черно-белая картинка. Из-за крайне плохого сигнала он едва мог различить лица, но голоса – вероятно, участников ток-шоу, – были бодрыми и жизнерадостными. Он сделал потише, снова устроился на диване, глядя в потолок и вполуха слушая телевизионные голоса, и стал постепенно погружаться в сон.

Он видел только ее руку, безжизненно свисавшую из покореженного металлического костюма. Кровь стекала по коже красными ручейками и собиралась в лужу на полу. Чарли была совсем одна. Прислушавшись, он мог снова уловить ее голос: «Не отпускай! Джон!» Она звала меня по имени. А потом эта штука… Он содрогнулся, снова услышав хруст и скрежет аниматронного костюма. Джон смотрел на повисшую руку Чарли, как будто мир вокруг исчез, и, пока шум эхом отдавался в голове, ум выдавал непрошеные мысли: это хруст ее костей. А это рвется все остальное.

Джон вздрогнул и открыл глаза. В паре метров смеялась аудитория в студии. Он посмотрел на экран. Помехи и болтовня вернули его в состояние бодрствования.

Он сел, покрутил затекшей шеей. Диван был слишком маленький, и спину скрючило. Голова болела, Джон чувствовал себя усталым, но возбужденным, потому что адреналин еще курсировал в крови. Он вышел из квартиры, с силой закрыл за собой дверь и вдохнул ночной воздух.

Он пошел по дороге, направляясь в городок, в любое заведение, которое еще могло быть открыто. Фонари стояли далеко друг от друга, и тротуара не было – только узкая грунтовая обочина. Мимо проехало несколько машин, появляясь из-за угла или взлетая на холм. Они слепили фарами и проносились мимо с такой скоростью, что казалось, собьют с ног. Джон заметил, что идет все ближе к дороге, как будто нехотя испытывая судьбу. Когда он заходил слишком далеко, то решительно возвращался на обочину, и это неизменно вызывало у него прилив тайного разочарования в себе.

Когда он добрел до города, чьи-то фары снова пронзили темноту, и он прикрыл глаза, отходя с дороги. На этот раз машина замедлилась и вдруг остановилась. Джон развернулся и сделал к ней несколько шагов, а водитель опустил стекло.

– Джон? – позвал его кто-то.

Машина сдала назад и небрежно припарковалась на обочине. Джон отпрянул с дороги. Из салона вышла женщина и быстро подошла к нему, будто желая обнять, но он стоял как парализованный, держа руки по швам, и она остановилась в паре метров от него.

– Джон, это я! – сказала Джессика с улыбкой, которая быстро померкла. – Что ты здесь делаешь? – спросила она.

На Джессике был топ с короткими рукавами, и она принялась потирать предплечья, ежась от прохлады ночного воздуха и глядя по сторонам на почти пустынную дорогу.

– То же самое можно спросить у тебя, – ответил он, как будто его в чем-то обвинили.

Джессика указала Джону за плечо.

– Заправиться поехала.

Она радостно улыбнулась, и он не смог не улыбнуться в ответ. Он уже почти забыл эту ее способность включать радостную доброжелательность, словно кран с водой, и разбрызгивать ее на окружающих.

– Как ты? – осторожно спросила она.

– Нормально. Работаю в основном, – он жестом показал на пыльную рабочую одежду, которую не потрудился сменить. – А у тебя что нового? – спросил он, вдруг осознавая абсурдность этого разговора на фоне проносящихся мимо машин. – Мне правда надо идти. Доброй ночи.

Он повернулся и зашагал по дороге, не давая ей шанса ответить.

– Мне тебя не хватает, – крикнула Джессика, – и ей тоже.

Джон остановился и ковырнул землю носком ботинка.

– Послушай, – Джессика быстро нагнала его, – Карлтон будет в городе пару недель, приедет на весенние каникулы. Мы устраиваем общий сбор.

Она подождала реакции, но Джон не ответил.

– Он жаждет продемонстрировать свой космополитичный образ, – весело сказала она. – На прошлой неделе мы говорили по телефону, и он изображал бруклинский акцент, чтобы проверить, замечу ли я.

Она выдавила смешок. Джон слабо улыбнулся.

– Кто еще будет? – спросил он, глядя ей прямо в глаза в первый раз с того момента, когда она вышла из машины. Джессика прищурилась.

– Джон, рано или поздно тебе придется с ней поговорить.

– Это почему еще? – грубо бросил он и снова зашагал по дороге.

– Джон, подожди!

Он услышал, как она побежала. Быстро поравнявшись с ним, она перешла на трусцу, подстроившись под его темп.

– Я так весь день могу, – предупредила она, но Джон не ответил. – Тебе надо поговорить с ней, – повторила Джессика.

Он выразительно посмотрел на нее.

– Чарли мертва, – сказал он резко.

Слова царапали горло. Он давно не произносил их вслух. Джессика остановилась как вкопанная, он продолжал идти.

– Джон, по крайней мере, поговори со мной.

Он не ответил.

– Ты делаешь ей больно, – добавила она.

Джон остановился.

– Ты не понимаешь, как это на нее действует? После всего пережитого? Это безумие, Джон. Не знаю, как та ночь отразилась на тебе, но знаю, как на ней. И поверь, больше всего она страдает от того, что ты с ней не разговариваешь. И называешь ее мертвой.

– Я видел, как она умерла.

Джон посмотрел вдаль на огни города.

– Нет, не видел, – сказала Джессика и помедлила. – Слушай, я за тебя переживаю.

– Я просто растерян, – Джон перевел на нее взгляд. – После всего, что случилось со мной… случилось с нами, это вполне нормальная реакция.

Он подождал, пока Джессика заговорит, и снова отвел глаза.

– Понимаю. Правда понимаю. Я тоже думала, что она умерла.

Джон хотел было ответить, но она с напором продолжила:

– Я думала, что она умерла, но потом она появилась живая.

Джессика потянула Джона за плечо, чтобы тот снова посмотрел ей в глаза.

– Я ее видела, – сказала она срывающимся голосом. – Я с ней говорила. Это правда она. А то, что произошло с тобой…

Она отпустила плечо и обвела его рукой, словно наводя заклинание.

– Вот что ее убивает. Твое поведение.

– Это не она, – прошептал Джон.

– Ладно, – взорвалась Джессика, повернулась к нему спиной и пошла к машине.

Через пару минут она выехала на дорогу и со скрипом развернулась на 180 градусов. Джон не двигался. Машина с ревом пронеслась мимо и резко остановилась, завизжали тормоза. Джессика сдала назад до места, где он стоял.

– Мы собираемся у Клэя дома в субботу, – устало сказала она. – Пожалуйста.

Она не плакала, но глаза влажно блестели, лицо покраснело. Он кивнул.

– Может быть.

– Уже неплохо. Увидимся там! – сказала Джессика напоследок и уехала, взорвав ревом двигателя ночную тишину.

– Я сказал – может быть, – пробормотал Джон в темноту.