Четвёртый брак чёрной вдовы

1. Брак и скандал

Барабанная дробь отвлекла Катарину от раздумий, и шустрая служанка Агапита сразу же приподняла штору на каретном окне. Экипаж донны Катарины дель Астра как раз проезжал мимо центральной площади, которая сейчас была заполнена народом, словно плод инжира семечками.

- Что там за шум? – спросила Катарина безразлично.

Ее камеристка Лусия тоже выглянула в окно, но сразу же отвернулась, состроив брезгливую гримаску, зато Агапита смотрела с жадным любопытством.

- Кого-то казнят, донна, - сказала она, не в силах усидеть ровно на мягком каретном сиденье. – О! Его как раз ведут! Сейчас прочитаю, что написано на табличке… - она высунулась почти по пояс, чтобы разглядеть обвинение. – Он женоубийца!

- Веди себя прилично, - приказала ей Катарина, а Лусия дернула Агапиту за юбку, но тщетно.

- Его повесят! – почти визжала от возбуждения служанка, намертво вцепившись в раму окна. – Давайте задержимся, донья! Я еще никогда не видела висельников!

- Опусти штору и поехали, - Катарина начала сердится. – Не желаю видеть ничьих смертей!

Агапита присмирела, опустила штору и уселась напротив своей госпожи, стараясь скрыть разочарование, что лишена такого заманчивого зрелища.

Барабаны снова загрохотали, и перекрикивая их глашатай объявил:

- В седьмой день месяца августа прошлого года была умышленно убита донна Чечилия Мальчеде, дочь графа Мальчеде! По приказу короля, ее убийца – Хоэль Доминго, прозванный Драконом, будет повешен, а прежде…

Агапита и Лусия глазом не успели моргнуть, как благородная донна Катарина метнулась к окну и высунулась наружу, будто самая обыкновенная любопытная служанка.

- Останови! – крикнула она кучеру.

- Мы посмотрим на казнь? – обрадовалась Агапита, но хозяйка ее не слушала.

Распахнув двери, она выскочила из кареты, даже не дожидаясь, пока лошади остановятся.

Осужденного уже завели на деревянный помост, на котором была установлена виселица, и священник подошел, чтобы принять последнюю исповедь.

Катарина пробивалась к месту казни, расталкивая зевак локтями. Впрочем, горожане, собравшиеся посмотреть на казнь, сами расступались, едва видели молодую рыжеволосую женщину в черном траурном платье. Некоторые даже шарахались и осеняли себя священными знаками, начиная шептать молитву.

Добежав до помоста, Катарина остановилась. Ах, да она обезумела! Траур по третьему мужу продлился всего год и два месяца, а она выбежала на площадь, да еще и не закрыла лицо вуалью. Пытаясь отдышаться, Катарина приняла вид, приличествующий положению благородной вдовой донны, и опустила вуаль.

Но даже опущенная вуаль не помешала ей хорошо видеть мужчину, приговоренного к смерти. Дон Хоэль Доминго, прозванный Драконом. Самый храбрый из всех рыцарей короля, непобедимый, сияющий, как солнце – именно таким она сохранила его в памяти.

Тогда, десять лет назад, он был грозен, прекрасен, восседал на вороном коне, и его меч и посеребренные латы сверкали, озаряя всадника световым ореолом. Неистовый, смелый – безрассудно смелый!.. И враги бежали от него без оглядки!..

А теперь он стоял перед толпой, со связанными за спиной руками, и жители славного города Тьерги безбоязненно тыкали в его сторону пальцами, и обсуждали, не понижая голоса – задохнется висельник, когда палач выбьет лавку из-под ног, или сломает шейные позвонки.

На приговоренном была только набедренная повязка, он был грязен и худ, но мышцы под кожей бугрились и перекатывались, как стальные шары. Широкая грудь вздымалась сильно и мерно, ноги были мощными, как столбы. Он был похож на стреноженного быка, которого ведут на закланье.

Катарина заметила, что на правой ноге дона Хоэля виднелись застарелые и свежие ожоги, и преступник старался не слишком опираться на нее. Вдова похолодела, представив, что послужило причиной этих ран – испанский сапожок! Страшное изобретение добрых соседей. Этим, поистине, дьявольским изобретением не только ломают кости. Его еще нагревают в огне и тогда надевают на жертву.

Хоэль оглядел толпу и презрительно сплюнул прямо на помост. Сердце Катарины преисполнилось жалости - сколько же ему пришлось вытерпеть?!  Она решительно направилась к лестнице, потому что священник уже подошел, держа крест и книгу. Исповедоваться преступник отказался - по крайней мере, не произнес ни слова, пока читали разрешительную молитву.

Возле лестницы Катарину настигла Лусия и схватила за руку, пытаясь удержать:

- Что это ты делаешь, Кэт?! Опомнись!

- Отпусти меня, - потребовала Катарина, глядя на помост.

 Палач уже проверил, легко ли скользит петля, и пошатал ногой лавку, на которую предстояло взобраться приговоренному, и теперь все ждали, пока священник закончит последние напутствия.

- Кэт! – продолжала взывать к благоразумию подруга, но Катарина вырвалась и принялась взбираться по ступеням на помост, стараясь не наступить на подол.

- Остановитесь! – крикнула она.

Священник замолчал и оглянулся, и брови у него полезли на лоб.

2. Нежданный гость

- Не верю, что ты сделала это, Катарина! – Лусия в ужасе схватилась за голову. – Боже! Теперь об этом будет болтать весь город! Ты еще и поцеловала его на виду у всех! Что скажет донья Флоренсия, когда узнает?!

Катарина слушала ее излияния, оставаясь внешне спокойной, но внутри так и кипела. Сегодня Лусия превзошла саму себя в бестолковой болтовне. Конечно, подруга была права, и донна даже думать не хотела, что скажет ее семья по возвращении из столицы, но выслушивать это сейчас было уже слишком, к тому же, совершенно бесполезно – Лусия все равно не могла ничем помочь.

А она совершенно измучилась за последние два часа борьбы с мужем, который послал вызванных лекарей пасти бычков и напрочь отказался принимать микстуры, которые должны были поддержать его силы.

- Вы за кого меня принимаете?! – бушевал он. – Я, по-вашему, баба, чтобы пить эти капельки? Дайте мне вина и мяса, и завтра я буду здоров!

Но лекарь строго-настрого запретил давать больному тяжелую пищу, а вино велел разбавлять родниковой водой на две трети, чтобы после тюремной еды не произошло раздражения желудка.

Призвав на помощь всю свою выдержку, Катарина попыталась объяснить это мужу, но он и слушать не пожелал.

- Донья, добрая донья! - перебил он ее, пытаясь подняться из пуховой постели, куда его положили, отмыв и побрив. – Не тратьте времени и сил, и денег тоже не тратьте, потому что все это лишнее. Я до сих пор понять не могу – что вы во мне нашли и зачем притащили сюда? А зачем того… это… поцеловали?

Катарина ушла, чтобы не видеть его ухмылки, и, выйдя из комнаты, спряталась за углом, возле чулана, кусая губы. Не узнал. Он ее не узнал. Нет, она и не надеялась, и даже не думала об этом, но… как же обидно. Именно здесь ее и нашла Лусия, увела в гостиную и начала вливать яд через уши, сотрясая воздух ненужными упреками, жалобами и советами.

- Мы с тобой подруги с детства, Кэт! – увещевала она, бросившись на колени перед креслом, в котором сидела Катарина, и схватив ее за руки. – Объясни же, что на тебя нашло? Этот жуткий человек… этот убийца в твоем доме…

Катарина вдруг вспомнила, что с самого утра ничего не ела, а теперь уже время далеко за полдень - и голова кружится, и такая усталость навалилась, что лучше бы вздремнуть часок в беседке или в кресле в саду.

- …ах, я даже не представляю, как рассердится донна Флоренсия! – Лусия вскочила и забегала по комнате, заламывая руки. – А дон Фабиан – тот будет в ярости! Ну как можно было быть такой безрассудной, Кэт?!

- Как можно быть такой болтливой, донья? – раздался вдруг низкий раскатистый голос, и женщины одновременно оглянулись на дверь.

На пороге стоял дон Хоэль, в одних подштанниках, и почесывал грудь тыльной стороной перевязанной ладони.

По приезду в Каса-Пелиродхо дона Хоэля отмыли, побрили и вычесали, и теперь он благоухал мятным мылом и выглядел даже по-человечески.

Впрочем, нет. Тут Катарина погрешила против истины. Дон Хоэль Доминго, прозванный Драконом, выглядел сейчас… невероятно. Даже в бинтах и полуголый (а, возможно, и именно потому, что полуголый), он походил на древнего бога Нуберу, который, если верить преданиям, являлся смертным женщинам в облике человека и соблазнял их.

Усталость словно сняло рукой, и Катарина почувствовала себя необыкновенно свежо, словно только что южный морской бриз дохнул в лицо. Неужели, это дон Дракон своим непристойным видом так ее оживил?.. Да, наверное, когда смотришь на сильного и красивого человека, то и сам приободряешься. А он был красив – дикарской, дерзкой красотой.

Но не только физическая красота и сила, еще и внутренняя сила исходили от этого человека. Лусия оставила нравоучения и уставилась на него, позабыв о приличии. Катарина прекрасно ее понимала – ее саму бросило в жар, и она поспешила принять самый холодный, самый безразличный вид, чтобы скрыть волнение.

- Вы зачем встали? – спросила она строго. – Вам назначили лежать и только лежать. Как вы можете быть таким небрежным к собственному здоровью? И служанка… я ведь приставила к вам служанку, надо было попросить ее, а не вставать…

- Отхожее место мне ваша служанка не притащит, - ответил Хоэль грубо, проходя в комнату и с неодобрением оглядываясь. – Но я ошибся дверью, кажись.

Комната использовалась Катариной, как маленькая гостиная, где принимались только самые близкие и дорогие люди, поэтому и обставлена она была просто, без помпезности, столь излюбленной в Тьерге. Мебель светлого дерева, два круглых столика, клавесин, полка с альбомами и музыкальная шкатулка, которую привез еще первый муж Катарины, когда путешествовал далеко на север. Напольные вазы были полны свежих цветов, а пол застилал прекрасный мавританский ковер с изображением стилизованных верблюдов на фоне песчаных барханов.

В изысканной комнате дон Хоэль смотрелся, как этот самый верблюд с ковра, вздумай он вломиться сюда.

- Нужная вам дверь – в конце коридора, - заявила Лусия, обретая дар речи и указывая веером в том направлении, в каком дону Хоэлю полагалось убраться.

Он посмотрел на нее исподлобья, но с места не сдвинулся и обратился к Катарине:

3. Красные чулки и любовные мадригалы

Он ничего не помнит.

Когда дон Хоэль удалился, Катарина готова была расплакаться и даже не могла назвать причину своей грусти. Что ее больше опечалило? То, что герой грез ее юности оказался вовсе не благородным рыцарем, как она себе нафантазировала? Или то, что он и думать забыл о той, которую поцеловал во время боя?

Ах! Катарина досадливо всплеснула руками. Почему она решила, что этот мужчина отличается от остальных? Разве мужчины помнят случайные поцелуи? Тем более, в пылу битвы. Вот Анджело – ее третий муж, даже не мог запомнить дня ее рождения. Но сказать по правде, им удалось отпраздновать лишь одни ее именины…

Не помнит – ну и пусть. Катарина решительно поправила прическу, поглядевшись в настенное зеркало. Это к лучшему. Она заплатила долг памяти, и сняла груз с сердца. То есть ей хотелось бы верить, что сняла. Но так ли это?..

- Надо отвлечься и успокоиться, - сказала Катарина своему отражению.

Чтобы никто из служанок, а тем более – Лусия, не увязались за ней, она вышла через боковую дверь, перебравшись через подоконник – благо, что ее гостиная находилась на первом этаже. Таким образом благочестивая вдова уже не раз сбегала от назойливых слуг.

Теперь она шла по садовой тропинке, выложенной серым кирпичом, и старалась не думать о разговоре с мужем. Лусия, конечно, обидится. Ведь Катарина, фактически, выставила ее вон. Но каким блаженством было избавиться от вечного нытья! Угрызения совести не заставили себя ждать. «Конечно же, я люблю Лусию, - мысленно сказала Катарина себе в утешение. – Но иногда она бывает очень… очень… очень утомительной».

Путь благородной донны лежал в крохотный садовый домик – всего два этажа, четыре окна и даже печи не было в нем, только переносная жаровня. Ключи от домика Катарина всегда носила на поясе, и слугам строго-настрого было запрещено заходить туда без хозяйки. Даже уборка там производилась под бдительным присмотром Катарины. Официально в саовом домике находилась библиотека – шесть полок с книгами, которые члены семейства дель Астра собрали в течение нескольких веков, но не из-за книг Катарина так дорожила этим домом.

Отперев двери и тщательно заперев их за собой, она миновала книжные полки, даже не взглянув на фолианты, и поднялась по лестнице на второй этаж. Здесь находилось ее маленькое царство, куда никому больше не было ходу – письменный стол, крохотная кушетка, зеркало венецианской работы от потолка до пола, статуэтка богини любви Афродиты на круглом столике, и огромный шкаф из мореного дуба, тоже запиравшийся на ключ.

Опустив кружевные шторы, Катарина зажгла свечку из зеленого воска перед изображением богини, потом раскрыла шкаф и достала сверток из черной атласной ткани, перетянутый лентой. Это она купила только вчера, и еще не успела примерить. Оторвав бирку, на которой было выведено «Модная лавка госпожи Соль», она развернула сверток и достала пару алых чулок – самой тонкой работы, ажурных и легких, как паутинки. Они были ажурными от мыска до самого верха, а не как обычно – до середины икр (ибо какой благородной даме вздумается задирать юбку выше?!), и это было развратно, неприлично и… ужасно красиво!

К чулкам полагался низкий корсет, обтянутый алым атласом, начинавшийся под грудью, и подвязки, украшенные слезками красного граната и золотистыми полупрозрачными жемчужинками.

Катарина не отказала себе в удовольствии примерить эту красоту. С корсетом пришлось повозиться, но она уже привыкла справляться без служанок. Корсет сидел на ней, как влитой, делая тонкую талию еще более тонкой, а изгиб бедер – еще более соблазнительным. Надев чулки, она пристегнула подвязки и покрутилась перед зеркалом, любуясь игрой света на блестящих камешках. Очаровательное, изысканное белье! То, что она только что сняла, тоже было очень красивым – персикового цвета, с подвязками, украшенными янтарными бусинами, но не шло ни в какое сравнение с красным!

Катарина повернулась спиной к зеркалу и изогнулась, чтобы посмотреть на себя сзади. Полагавшиеся к корсету штанишки из алого шелка были такими крохотными, что оборки едва выглядывали из-под края корсета – игриво, соблазнительно, греховно! Катарина засмеялась, но сразу же погрустнела. Отчего-то сегодня даже эта забава не радовала. К чему все эти оборочки и стрелки, если увидеть подобную красоту может только она?

И дон Хоэль не вспомнил…

Подойдя к письменному столу, на котором были разбросаны листы бумаги, исписанные мелким бисерным почерком, ломаные и очиненные до нескольких дюймов перья, Катарина достала из шкатулки, где стояли пузатые баночки чернильниц, крохотную фигурку – серебряного дракона. Несмотря на то, что дракон бережно хранился уже много лет, серебро не потускнело – Катарина исправно чистила его мелом. Фигурка была выкована с отменным мастерством – можно было разглядеть каждую чешуйку на хвосте, каждый рубчик на перепончатых крыльях. Вместо драконьего глаза когда-то красовался маленький сапфир, но камень выпал, когда фигурка была сбита с доспеха чужим мечом.

Покрутив серебряного дракона в руках, Катарина посмотрела в окно, раздумывая – не лучше ли швырнуть фигурку в сад, но, поразмыслив, бросила ее в шкатулку.

- Твой хозяин оказался совсем не таким блестящим, как ты, - сказала она серебряному дракону и захлопнула крышку.

4. Уважаемый дом и неуважительный дон

Проснувшись утром следующего дня, Хоэль не сразу понял, где находится, увидев кисейные оборки над кроватью и потолок из досок светлого дерева. Совсем не похоже на городскую тюрьму. А, черт! Он же женился.

Дом был небольшой – всего-то три этажа. Два жилых, а третий – мансарда. Хоэля устроили в мансарде, притащив туда кровать и кое-что из мебели. Наверное, будь он настоящим доном – можно было и обидеться, но после тюремных застенков и мансарда казалась раем. Правда, спалось там не очень – то ли постель была слишком мягкая, то ли за последний год, пока велось дознание, Хоэль отвык спать по-человечески. Ночь он проворочался почти без сна, а под утро ему приснилась покойная жена – донельзя чопорная, с презрительно поджатыми губами, она говорила ему ужасно обидные слова – что-то про отсутствие манер, неблагородность… Он проснулся в холодном поту и даже думал помолиться, чтобы призраки не досаждали, но вспомнил про жену нынешнюю и молитвы забылись сами собой.

Катарина дель Астра. Герцогиня. И титул ее отца переходит на мужа. Значит, теперь он герцог? Хоэль хохотнул, хотя в комнате кроме него никого не было. Герцог Хоэль Доминго! Лошади на сиенде, где он чистил конюшни, оборжались бы, узнав об этом.

С проклятьями выбравшись из постели, в которой можно было утонуть, он попытался надеть штаны, но тут же бросил это занятие – со сломанными пальцами было попросту невозможно натянуть штаны на задницу, не то что застегнуть поясной ремень. Служанок поблизости видно не было, и Хоэль решил прогуляться до отхожего места. Что ж, вчера донью Кошечку ничуть не возмутили его подштанники, надо думать, и сегодня она ничего не скажет против.

Спустившись на второй этаж, Хоэль хотел уже нырнуть в нужную комнату, но тут его перехватила служанка, которую приставили к нему вчера. Он напрочь не помнил ее имени, и она это поняла, потому что поспешила представиться:

- Пекита, дон. Вы зря встали, я как раз несла вам ночную вазу, - она тут же продемонстрировала ему фарфоровый горшок внушительных размеров, больше похожий на супницу – с двумя изогнутыми ручками и нарисованными розовыми ангелочками, рассыпающими цветы.

- Да ты спятила! Убери, - сказал Хоэль, едва сдерживаясь, чтобы не выругаться. Ночная ваза! Осталось только попку подтереть и носик припудрить.

Но его грубость не обескуражила служанку – она лишь понимающе улыбнулась и предложила:

- Позвольте тогда помочь вам, - и она взглядом указала на место пониже живота.

Хоэль невольно оглянулся – не слышит ли кто, и уточнил:

- Поможешь?

- Конечно, дон, - пропела она в ответ.

От подобной прямолинейности Хоэль даже смутился. Не то, что он возражал бы сейчас против женских активных действий, но устроить подобное со служанкой в доме женщины, которая спасла его… да еще и пожелала взять в мужья…

- Не волнуйтесь, - поняла служанка его смущение по-своему, - донна Катарина сама приказала, чтобы я помогала вам.

- Моя жена? – переспросил Хэль на всякий случай, разглядывая малышку Пекиту уже другими глазами. Миленькая, пухленькая, все при ней, да еще и сговорчивая притом…

- Ваша жена, - подтвердила служанка, жестом предлагая Хоэлю пройти в уборную.

- Чудненько, - пробормотал он. Ладно, хоть в этом донья герцогиня проявила понимание. Год без женщины – испытание не из хилых. – Тогда приступай, - приказал он, заходя внутрь уборной.

Впрочем, назвать эту комнату уборной было бы неправильно. Больше это походило на зал для приема гостей, если не считать ванны и королевского стульчика, сейчас аккуратно прикрытого крышкой. На окнах висели портьеры, затканные серебром, к которым были приколоты живые цветы, паркетный пол так и сверкал, у стены стоял диван с ворохом подушек, а над ним красовалась картина – гологрудая сирена наполовину приподнималась из воды, томно поглядывая на посетителей. По мнению Хоэля, это была самая подходящая комната, чтобы заняться извечной игрой между мужчиной и женщиной, и едва дверь закрылась, а Пекита потянула вязки на его поясе, он обнял ее за шею, целуя в румяную щеку, и потащил к дивану, чтобы устроиться с удобствами.

Служанка завизжала так, что уши заложило. Хоэль отшатнулся, пытаясь придержать сваливающиеся подштанники и понять, что произошло. Может, служанка увидела мышь?..

Выяснить это он не успел, потому что дверь уборной распахнулась и на пороге появилась Катарина – в темно-синем халате, с неприбранными еще волосами, а из-за ее спины выглядывала Лусия.

Только их не хватало! Хоэль безуспешно ловил подштанники, прижимая их ладонями, и отступил к дивану, скрывая оголившийся зад.

- Что случилось?! – крикнула Катарина, заметила его и… замолчала.

- Донна… донна… - бормотала Пекита. – Простите, я лучше пойду… - она прошмыгнула мимо хозяйки и исчезла в коридоре.

Катарина проводила ее взглядом, а потом посмотрела на мужа:

- Что вы тут делали, позвольте спросить?

- Ничего, - тут же ответил он.

- Но Пекита кричала, как будто вы ее резали, - не поверила она.

5. Соседи знают все

После стычки с женой, Хоэль находился в дурном настроении. В этом красивом доме он и так был лишним, а после слов Катарины почувствовал себя и вовсе пятой ногой у собаки. Совсем неумышленно нынешняя жена ударила его словами еще больнее жены покойной. Сравнения с животным из ее уст задели за живое, и Хоэль, сначала пристыженный, потом пожелал реванша, раздраженный и злой на себя, что не нашелся с ответом сразу.

После того, как ему принесли новую одежду и помогли принять «человеческий вид», обрядив в батистовую рубашку, камзол из тонкого сукна и модные узкие штаны, Хоэль прошелся по второму этажу, заглядывая в окна и надеясь заприметить где-нибудь рыжую гордячку, но Катарина как сквозь землю провалилась, а слуги пробегали мимо него, не смея поднять голову. Пару раз он поймал на себе взгляды молоденьких горничных – восторженно-испуганные взгляды. Но стоило ему посмотреть в ту сторону, как девицы убегали - только белоснежные чепцы трепетали оборками, как флаги на ветру.

Спустившись на первый этаж, Хоэль и здесь не нашел себе занятия, и, скучая, вышел в сад. Цветы на клумбах его не заинтересовали, и он оперся о забор, отделявший сад от улицы, посматривая на прохожих. Многие узнавали его и таращились, как на приведение, но никто не заговаривал. В конце концов, Хоэль уверился, что более скучного города на свете не существует и решил вернуться в дом, но тут из кустов жимолости вынырнула донна средних лет – полноватая, с круглым и хитрым лицом, в кружевной кокетливой наколке и яркой юбке с поперечными черными и желтыми полосами. Она удивительно походила на пчелу, которая решила сунуть хоботок туда, куда ее не просили. Сходство усиливалось еще и оттого, что донна подслеповато щурила глаза и вытягивала шею, словно пытаясь услышать то, что не полагалось слышать ее мясистым ушкам, мочки которых оттягивали тяжелые серьги в мавританском стиле, и сунуть нос-хоботок туда, куда не просили.

Хоэль совсем некстати вспомнил, что у его жены серьги были крохотными и такими скромными, что больше пристали бы монашке, чем герцогине.

- Добрый день, добрый дон, - сказала «пчела». – А вы, похоже, новый муж донны Катарины?

- Похоже, - проворчал Хоэль. Ему, конечно, хотелось развлечений, но донья Пчела точно не могла развлечь. Могла лишь еще больше нагнать скуку.

Он хотел уйти, но донья Пчела цепко ухватила его за рукав:

- Я ваша соседка, - сказала она медоточиво, но глаза так и впились в Хоэля – рассматривая, оценивая, - донна Инес Лупитас-и-Фернандес, а вы – тот самый дон Дракон? Которого не смогла убить даже молния?

- Да, знатно меня тогда шарахнуло, - признался Хоэль без особого удовольствия – он не любил об этом вспоминать. – Удачного дня, донья, - сказал он, вырывая рукав из цепких пальцев «пчелы».

- Если молния не убила, то и донна Катарина с вами не справится, - сказала «пчела» хихикая, и Хоэль, уже сделавший несколько шагов в сторону дома, медленно оглянулся.

Донна Инес поняла, что ее слова достигли цели, и приняла необыкновенно таинственный и важный вид:

- Вы же знаете, что донна Катарина была замужем три раза…

- Да, уже доложили, - сказал Хоэль, но «пчела» не поняла его иронии.

- Это ужасно, на самом деле ужасно! – зажужжала она, опять прихватывая Хоэля за рукав камзола. – Представляете, дон Луис утонул!..

- Слышал, слышал… - заворчал Хоэль.

- …в собственной ванной! – закончила донна Инес с придыханием.

Хоэль насторожился. В собственной ванной? Пожалуй, достаточно необычно.

- Что вы говорите?! – произнес он с деланным изумлением, и этого оказалось достаточно.

Донна Инес извергла из своих уст нескончаемые потоки словословия, которые уже были вовсе не медоточивыми, а изрядно отдавали дерьмецом:

- Да! Утонул в собственной ванной! Немыслимо, верно? А дон Серхио сорвался с Великана Карла. Бедный! Он так любил пешие прогулки!

- Великан Карл? – спросил Хоэль.

- Ну что вы! – воскликнула донна Инес. – Дон Серхио, конечно же! Великан Карл – это скала, там очень живописно. Иногда маркиза Бомбьезе устраивает там пикники…

- И когда сорвался дон Серхио – тоже был пикник? – подкинул вопросик Хоэль.

- Нет, тогда он просто гулял… вместе с женой.

Хоэль бросил на «пчелу» быстрый взгляд, пытаясь угадать – нарочно она ужалила или без умысла.

- Разумеется, никому и в голову не пришло бы подозревать донну Катарину, - тут же пояснила она.

- Ну, это само собой, - поддакнул Хоэль.

- Ведь никто не подозревает ее в черной магии! Фу! Как можно даже подумать такое! - фыркнула она с возмущением. – Донна Катарина так набожна, в воскресенье всегда посещает мессу, а, как известно, черные колдуны не могут вынести мессы, - тут она понизила голос и добавила: - Наш лекарь, дон Рафало, сказал что это была обыкновенная холера…

- Из-за холеры дон Серхио бросился со скалы?

6. Утренняя трапеза и денежные издержки

Их и правда давно уже ждали. За накрытым круглым столиком сидела со скучающим видом Лусия и постукивала по столешнице кончиком крохотной серебряной ложечки. Едва Катарина вошла, Лусия тут же вскочила, набросившись на Хоэля, идущего следом, с упреками:

- Что вы себе позволяете? Почему донна должна искать вас по всему дому? Вчера вам было объявлено, что завтрак в этом доме подается в восемь!

- Что-то я подзабыл, - заявил Хоэль и спросил: - Куда мне сесть?

Судя по виду Лусии, ей очень хотелось ответить: «У порога», - но она промолчала, поджав губы.

- Садитесь рядом со мной, - спокойно сказала Катарина, которая уже пришла в себя после того, что ей пришлось выслушать и увидеть.

О том, что в Тьерге ходят грязные слухи на ее счет, она догадывалась, но никогда еще не была свидетельницей подобных пересудов. Услышать такое из уст соседа… об убийствах… об охоте за богатством - это было омерзительно, ужасно, и то, что Хоэль ударил дона Хименоса… Она не сдержалась и снова посмотрела на мужа искоса. Неужели, он защищал ее? А почему, собственно, она удивилась? Однажды он уже спас ее, защитил, хотя они встретились случайно, и рыцарь в блестящих латах не мог знать, что она – дочь коннетабля дель Астра. Тогда он бросил вызов врагам, не посмотрев на численное превосходство, а сегодня бросил вызов городским сплетникам, не подумав о приличиях. И он… не сказал ей, из-за чего ударил. Постеснялся повторять грязные домыслы? Или… испугался, поверив в них?

Рука ее дрогнула, и сахар, который она добавляла в чашку с рисовой кашей, просыпался на скатерть.

- Вы бы не утруждали себя, донья, - сказал Хоэль.

- По-моему, кто-то обещал молчать, - напомнила Катарина и поднесла к нему ложечку, наполненную кашей.

Лусия вытаращила глаза и позабыла есть, наблюдая, как Катарина кормила мужа – медленно, ложку за ложкой, не выказывая ни брезгливости, ни раздражения. Когда чашка опустела наполовину, Хоэль мотнул головой, показывая, что достаточно.

Катарина отставила чашку и взяла салфетку, чтобы промокнуть ему губы. Он не понял и сначала дернулся в сторону, но потом позволил себя вытереть. Прикасаясь к его рту, Катарина даже через ткань ощутила твердость его губ. Будто выточены из камня, но такие нежные, когда… целуют. Зачем он поцеловал ее тогда? Все это время она думала, что тот поцелуй был судьбоносным, и что сердце блестящего генерала дрогнуло так же, как и ее сердце, но… Генерал не запомнил ее. Кто знает – может, он целует всех женщин, которых спасает.

Ей стало грустно от подобных мыслей. А ведь она клялась, что больше не станет растравлять душу из-за прошлого.

- Что вам угодно теперь? – спросила она как можно равнодушнее. – У нас рисовый пудинг и рисовые биточки…

- Дайте попробовать и того, и того, - проворчал он, отчего-то мрачнея.

И хотя Лусия метала гневные взгляды, Катарина положила на тарелку ломтик пудинга с вялеными абрикосами, и пару биточков с зеленым горошком и сливочным соусом.

Хоэль съел кусочек биточка и мотнул головой, отказываясь. Попробовал пудинг – та же история.

- Кофе? – предложила Катарина.

- Благодарю, с кофем справлюсь сам, - ответил он хмуро.

Она поставила перед ним фарфоровую чашечку, и с состраданием смотрела, как муж осторожно зажимает чашку в ладонях и наклоняется к самому столу, чтобы отхлебнуть напиток. Сколько времени пройдет, пока он поправится окончательно?

Сделав глоток, Хоэль замер на пару секунд, а потом выплюнул все обратно в чашку.

Девушки, прислуживающие за столом, едва не уронили подносы. Лусия протестующее вскрикнула, а Катарина только сжала салфетку, призывая себя к спокойствию. Всякий раз, когда она проявляла сентиментальную жалость по отношению к своему мужу, он сотворял что-нибудь гадкое. Намеренно хотел разозлить ее?

Но Хоэль, похоже, и сам понимал, что поступил неподобающе, и извинился:

- Прошу прощенья, доньи, но это пить невозможно. Это какая-то поросячья моча, а не кофе.

- Мне сейчас станет плохо, - еле выговорила Лусия и прижала салфетку ко рту, отворачиваясь.

- Нет, вы не подумайте, - заверил ее Хоэль, - я поросячью мочу не пил, но говорят, это самый мерзкий вкус, который можно вообразить. Вот это, - он посмотрел в чашку с кофе, - по вкусу – сущее оно. Я как попробовал, сразу подумал – ну точно по вкусу, как…

- Не надо повторять, – оборвала его Катарина.

- А, я и забыл, что я пенек, - спохватился Хоэль. – Простите, донья, но вашу кашу в трех видах я ел, чтобы вас не обижать, только хватит такого счастья. Дайте лучше простого хлеба. Его испортить труднее. Надеюсь, - он помолчал и буркнул: - Много я жрал того, о чем вам, доньи, и знать не надо, но вот эта стряпня – это издевательство какое-то. Я бы выгнал кухарку взашей.

Служанки отвернулись, скрывая улыбки, а Катарина готова была засунуть салфетку мужу в рот, чтобы замолчал, наконец, но сказать ничего не успела, потому что ее опередила Лусия:

- Кухарку, к вашему сведению, - произнесла она, чеканя каждое слово, - порекомендовала донна Флоренсия. И не надо оскорблять ее труд! Чем это вам не понравилась еда, позвольте спросить?!

7. Еще один гость

Около получаса Катарина просидела в беседке, прячась в полутьме и вдыхая аромат роз. Можно было скрыться в садовом домике, перемерять все новые чулки, попробовать написать что-нибудь, но не хотелось. Хотелось просто посидеть в тишине, ни о чем не думая. Но прятаться весь день напролет было невозможно, и Катарина в конце концов решилась покинуть свое убежище. Глаза привыкли к полумраку, и выходя из беседки, она прищурилась, защищаясь от яркого солнца, и не заметила, как на пороге возник Хоэль.

Они столкнулись, и Хоэль вынужден был схватить Катарину, чтобы не упала. Рука его легла на талию жены очень ловко, словно подобное происходило раз двадцать и пять из них – в сегодняшний день.

- Какая вы стремительная, донья Кошечка, - усмехнулся Хоэль, не отпуская Катарину, а прижимая к себе все сильнее.

Она уперлась ладонями ему в грудь. Но легче было сдвинуть с места скалу. Солнечный свет немного косо упал на мужское лицо, обозначив морщинки в углах глаз, а серые глаза стали прозрачными и холодными, словно осенние тучи. Катарина хотела сказать, чтобы муж немедленно отпустил ее – и не произнесла ни слова. Что в его глазах? Насмешка? Конечно, он смеется над ее неловкостью. Еще в его глазах злость – острая, как нож. Он зол на нее?.. Но еще глубже в этих глазах, там, куда солнце не смогло проникнуть, затаилась горечь. Горечь сожаления. О чем он сожалеет?..

Как странно, что Хоэль тоже молчал, и тоже смотрел ей в глаза. Что он увидел в ее глазах? Катарина была бы не прочь узнать об этом, и тут Хоэль перевел взгляд на ее губы.

Это было как удар, пронзивший от макушки до пяток, как молния, слетевшая с неба, хотя грозу ничего не предвещало.

Грудь сдавило, дыхание пресеклось, и Катарина поспешно отстранилась, но Хоэль сам отпустил ее.

- Это и есть дом печали? – спросил он, оглядывая беседку. – Что за дурацкое название?

Не сразу, после довольно долгих расспросов, Катарина поняла, что он говорит о садовом домике, где она прятала свои сокровища.

- Почему дом печали? – изумилась она. - Кто вам о нем сказал?

- Донья Пигалица.

- Лусия? О, она все перепутала. Этот дом – библиотека. И именно там я провожу самые приятные часы, а вовсе не печалюсь.

- Ну да, - кивнул Хоэль, - такая изящная донья должна любить книги. Но сейчас вы туда не побежали?

- Беседка тоже хороша, - ответила Катарина уклончиво. – Розы так славно пахнут.

Но ее муж был далек от разговоров о розах.

- Донья Пигалица накричала на меня за штраф, - сказал он, теребя гибкую ветку, которая оплела балюстраду. – У вас так плохо с деньгами?

- Не обращайте на Лусию внимания, - сказала Катарина, улыбаясь немного грустно. – Тут не в деньгах дело, дон, а Лусия просто очень переживает за меня.

- Мы договорились, что вы будете звать меня по имени, - напомнил он, на что Катарина промолчала.

Называть его по имени она ни в коем случае не собиралась.

- Я чего-то не разобрался, - заговорил он напрямик в своей излюбленной манере. – Как получается, что у герцогини кухарка отказывается варить кофе, а ром выдается только по большим праздникам? А как же… - он замолчал.

Катарина не удержалась от смеха, хотя смех ее прозвучал совсем не весело:

- А как же состояния трех моих мужей?

Он бросил на нее взгляд и сразу потупился:

- Вы слышали ведь, что молотил тот дурак.

- Да, слышала, - не стала изображать неведение Катарина. – И расценила ваше молчание, как попытку уберечь меня от слухов. Или вы испугались проклятья Чёрной вдовы? – она не могла не спросить этого, преподнеся мучивший ее вопрос в виде шутки.

Хоэль усмехнулся, покачав головой.

- Говорят, вас прозвали драконом, - продолжала Катарина, - потому что в сражениях вы проявили змеиную мудрость и почти драконью неуязвимость.

- Чего только не болтают, - ответил он быстро и, как ей показалось, с некоторым раздражением. – Но насчет проклятья, донья, можете не беспокоиться. Даже если оно существует – на меня не подействует…

- Я не сомневаюсь.

- И пока я здесь, не позволю всяким дуракам трепать ваше имя…

- Очень вам за это благодарна, - не сдержала сарказма Катарина, но поймала себя на мысли, что его речь простолюдина уже не так задевает. Возможно, это она опустилась до его простонародного уровня, а возможно дело было в том, что он и правда поддал этому противному дону Хименесу за длинный язык. Конечно, устраивать драку на улице – это не выход, но… Катарина не могла представить, чтобы кто-то из ее покойных мужей вот так ответил на оскорбление. Тем более – на оскорбление жены. Все ее мужья были благородными, достойными и не стали бы драться, а подали бы жалобу судебному капитану… Подали жалобу! Она снова не удержалась от смеха, осознав, как это нелепо – когда мужчина подает жалобу.

Обрадованный ее смехом, Хоэль тут же спросил: