Четверо в каменном веке. Том 2

Глава 11 А теперь — Новый год?

— Вот эта ничо так.

Михаил ткнул обухом в ёлочку, стряхивая белый покров.

— А мне вон та нравится.

Ира махнула на полутораметровый сугроб неподалёку.

— Что ты могла под снегом увидеть? — Хмыкнула Ольга. — Ну, тогда я выбираю эту.

Женщина показала на ещё одну.

Они стояли на краю полянки. Только здесь оказались пушистые разлапистые ёлки, а не те хлысты, которые росли в гуще леса.

— Она же кривая, — удивилась Ира.

— И ничо не кривая. Снег упадёт — выпрямится.

— Надо бы без снега сравнить. — Ира повернулась к мужу. — Мишенька, ты не мог бы…

— Да понял уже, — перебил Мишенька и подхватил лопату для чистки снега.

Через полчаса он разогнулся и побрёл на другой край поляны, протаптывая тропу. Так как солнце не доставало под кронами деревьев, не подтапливало снег, то и наста здесь почти не было. Ему пришлось весь путь сюда работать трактором, разгребая снег высокими валенками. На лыжи Ольга запретила вставать, боясь чрезмерной нагрузки на пресс. Михаил сначала хотел поспорить, а потом вспомнил, как у него болел низ живота, когда он впервые встал на бегунки. Действительно, выносить вперёд утяжелённые лыжами ноги гораздо труднее, чем отталкиваться четырёхглавой и ягодичной мышцами. И икрами ещё. И спина в основном работала, когда тянули, наклоняясь вперёд. К тому же, морозить ноги в беговых ботинках совсем не дело для беременных. А шить ременные крепежи под обычную обувь — это долгое занятие. Короче, аргументы против сыпались от всех троих. Вот и получилось, что Михаил от самого дома шёл без лыж, но как бы на них, шагая лыжной походкой и откидывая снег на обочину тропинки. Благо, осадков после бурана так и наблюдалось. В небе снова ни облачка. Дождя ведь они за всё лето так и не увидели.

Мужчина прошёл полянку и развернулся. Девушки шагали сразу за ним и теперь разошлись в стороны, оборачиваясь к очищенной от снега деревцам. Щурясь от яркого солнца, все трое наклонили головы к левому плечу, потом к правому. Снова к левому. Собаки, увязавшиеся сегодня за людьми, повторили движения почти точь-в-точь. Усмехнувшись четырёхлапым повторюшкам, Михаил протоптал путь немного в сторону. Отсюда получалось рассмотреть лесных красавиц с другого ракурса. Снова повторилось качание головами.

Ирина развела руки, как бы извиняясь, и смущённо улыбнулась:

— Ну, вот. Я же говорила, что кривая.

Ольга насупилась. Потом вздохнула, признавая поражение.

— Ладно, твоя действительно красивее. Слышал, Сапегин? Берём эту.

— Слышал… Берём… Ну-ну. В магазине, что ли… — Проворчал Михаил.

Мужчина уже шагал к ёлке, вытаскивая из-за пояса топор. Пусть он выбрал деревце немного выше. Но внизу оказалось много сухих веток, а без этого участка его ёлка оказывалась явно мельче. И мохнатость у выбранной Ирой ёлки повышенная.

От первого удара кто-то захлопал крыльями в кронах деревьев, в кустах ломанулась белая тень. Со всех деревьев в округе посыпались сугробы. Михаил отряхнулся от снежной пыли и снова ударил. Двадцать минут, и он уже аккуратно укладывал красавицу на кованки[4], старательно выравнивая ветки. Пластиковая лопата тоже легла в сани, а топор отправился за пояс. Привязывать ёлку Михаил не стал. Если ехать медленно и спокойно, то не выпадет. А от верёвки могут маленькие веточки сломаться.

На обратном пути девушки шагали впереди саней, раз уж тропа имеется. Время от времени они оборачивались и, призывно качая бёдрами, посылали воздушные поцелуи. Пока шли вперёд, им приходилось плестись сзади, и они не могли использовать всё своё очарование. Оставалось только рассказывать анекдоты и смешные истории, но муж на них не реагировал, продолжая хмуриться. Зато теперь можно, и даже нужно, стараться.

Михаил, не слишком напрягаясь, толкал железную ручку саней и смотрел на вертящихся впереди жён. Они явно решили развеять тучи в его мыслях. По дороге вперёд мужчина был ещё слишком… Обижен? Нет, неправильное слово. Обиды не было. Ярости тоже. Трудно сформулировать. Может, сожаление об упущенных возможностях? Столько постился, а тут облом. Но прогулка на свежем морозном воздухе и умеренная физическая нагрузка развеяли хмарь в мыслях. Он всё чаще ухмылялся, глядя на потуги жён. Но старался спрятать улыбку — а вот нефиг! Девушки остановились. Пришлось и ему тормозить. Жёны пошептались и вдруг активно задвигали бёдрами, мурлыкая что-то под нос. Это что — стриптиз что ли? Ага. Вот Ольга прогнулась, как бы держась за невидимый шест. Ирина присела, оттопырила попку и закачала ею, держась за тот же шест, но немного ниже.

Вид неуклюже топчущихся девушек, в толстых куртках и штанах, меховых рукавицах, одна в дутышах, другая в унтах, с не очень заметными, но всё же выпирающими животиками, которые и не давали двигаться грациозно… Это было так мило и забавно… Михаил не выдержал — рассмеялся. Легко, от души, улыбаясь во все двадцать четыре выживших зуба. Сняв рукавицы, он бурно захлопал и засвистел.

— Эй! Красавыц, как завют, скажи, да! Гулять пашли! Вах!

— Ой, мы с незнакомыми мальчиками не гуляем.

Ира скромненько поковыряла ножкой снег, разглядывая что-то у себя в районе пупка.

— Да, нам мама не разрешает.

Ольга тоже смотрела исподлобья, прикусив губу, чтобы не заржать.

— Вах! Мама слющать нада, да! Я…

Михаил экстренно пытался вспомнить хоть какое-то кавказское имя, созвучное его собственному. Наконец, выдал:

— Малхаз завют, да.

— Оля.

— Ира.

И подали ручки, которые он расцеловал. Девушки пытались играть скромность, но не выдержали и фыркнули. После чего плотину прорвало — все трое засмеялись в голос, снова распугивая птиц и зайцев по округе. Собаки ошалело крутили головами от одного человека к другому, не понимая, почему шум. Мишка вопросительно гавкнул, но люди не обратили внимания. Тогда он с громким лаем заскакал вокруг них, подскакивая и припадая на передние лапы. Гек бегал рядышком. Лаять у него не получалось, выдавал только невнятное тявканье. Это ещё больше веселило людей и всё начиналось заново.

— Ладно… — Михаил вытер заслезившиеся глаза и надел рукавицы. — Давайте до хаты.

— Знаете, — произнёс Михаил, останавливаясь размять спину.

Всё-таки ручка кованок была ему низковата. Приходилось идти согнувшись.

— Знаете, мне это напомнило старый мультик. Там дети за ёлкой в лес ходили, а чудище лесное им не давало срубить.

— Что-то такое помню, но не очень. — Ира подняла глаза к небу, пытаясь вспомнить.

— Не чудище лесное, а Чудище-Снежище. — Поправила старшая.

— Да?

— Да. Мультик назывался «Новогодняя сказка».

— Нифига ты помнишь! А я вот с именами и названиями не очень.

Он хмыкнул и продолжил:

— Я ведь про что? Песенка там была. Как раз это Чудище-Снежище ёлку тащило, а девочка шла впереди и пела… Как же там…

Ольга немного задумалась и подхватила:

И вместе:

Остальные куплеты шли туго. Поэтому до самого дома крутили только первый и припев. Особенно старался Михаил, с энтузиазмом болтая головой и повторяя за лешим из мультика:

Дома Михаил за несколько минут отпилил криво срубленный комель и расклинил его в патроне подставки. Древняя, не известно из каких времён, кованая подставка под ёлку, казалось, всегда была в их доме. Пусть тяжесть витой железяки не вызывала сомнений, но мужчина прикрутил её к полу, чтобы дерево не опрокинулось. Как делал это уже многие годы, как до него это делал дед, а может, и кто-то ранее. Тем более, что подставка имела специальные петельки на каждой лапке. Привычно вбив щепки в старые раздолбанные дырки в полу и закрутив саморезы, Михаил разогнулся и с наслаждением вдохнул тягучий аромат разогревшейся хвои.

Пока гуляли по лесу, большая закладка дров в печи прогорела, накаляя кирпичи. Дом основательно прогрелся и они с холода вернулись в ленивое тепло, когда можно расслабиться и уже не надо заморачиваться отоплением. Так как мороз пока не падал ниже двадцати, то одной растопки должно хватить до завтра. Пока… Пока не ударят настоящие морозы. Вот тогда потребуется топить дважды в сутки. А ещё лучше — снова ввести в эксплуатацию водяное отопление. Сегодня, вот, он пропустил и не добавил воды. Из питьевых запасов брать не стоит, но завтра обязательно нужно принести и наполнить трубы ещё немного.

Ольга расправила старую тряпку под установленной ёлкой.

— А это зачем? — Не поняла Ира.

Но сама же нашла ответ:

— От смолы, что ли?

— Да. Был у нас печальный опыт.

И сразу обратилась к мужу:

— Миш, ты чо — игрушки ещё не достал?

— Когда бы мне? Ладно, сейчас принесу.

Он вышел на мосты и достал с верхней полки несколько коробок.

— Ты чего, не мог пыль там вытереть? Пчхи! — Проворчала жена, когда он поставил их на стол.

Продолжая бурчать под нос, она сходила на кухню и принесла влажную тряпку.

Вскрывая коробки, Михаил подумал, что слишком много одноразовых вещей появилось в жизни. Всякие «зелёные» ратуют за безотходное производство, но от одноразовых вещей никто отказываться не хочет. Причём от пластиковых одноразовых вещей, которые разрушаются гораздо медленнее природных. Ещё в его молодости успешно пользовались бумажным шпагатом и бумажной же обёрткой. Верёвки тоже натуральные были. Всё это не выбрасывали, а хранили до следующего раза. А тут скотч, который нереально использовать дважды. Интересно, сколько километров его используют за год по всему миру? Тоже ведь полимер, который гниёт столетиями. Разрезав клейкую ленту, Михаил заглянул внутрь.

— Так, здесь электрика. Это не понадобится.

И переставил на подоконник.

— Чего это не понадобится? — Ольга порылась в отставленной коробке. — Звезду обязательно надо повесить. Смотри какая яркая.

Звезда из оргстекла рубинового цвета действительно не выцвела за несколько десятилетий. Мало того, грани с внутренней стороны отражали свет, как велосипедные катафоты. Если ещё вставить внутрь фольгу…

— Хорошо, со звездой согласен. А остальное без электричества не покатит.

— Ну, почему же? Вот эта гирлянда, например. Эти кристаллики будут прекрасно блестеть. Или вот эти колокольчики. Да, они блёклые, но пусть висят. А без электричества даже удобно. Не будем запинаться за удлинитель.

В итоге, вытащили почти всё. Михаил оставил только самую старую гирлянду, которая не имела никаких красивых колпачков, только разноцветные трёхвольтовые лампочки. Осталась также «светомузыка» — собранная ещё отцом коробка стартёров для ламп дневного света. Вот прямо в фабричной коробке и собрал. Соединяя то параллельно, то последовательно, он добился хаотичного мигания. Светомузыка имела четыре розетки-выхода, на которые цеплялись развешанные под потолком гирлянды. Удивительным образом их хаотичное мигание накладывалось на любую музыку. Разве что совсем экзотическая не подойдёт. В одну из четырёх схем они с отцом потом впаяли динамик от игрушки. Получилось ещё круче, когда мигание стало совпадать с самыми громкими звуками.

Жаль, но вешать эту схему бесполезно без электричества. А сами по себе гирлянды красотой не блистали — просто набор патронов с разноцветными шариками лампочек.

Сегодня развесили гирлянды со звездой и часть игрушек. Остальное решили оставить на завтра, как и дождик. Не в том дело, что сегодня не смогли. Просто работать при свечах желания не было. Да и жалко их тратить. Девушки накрыли то ли поздний обед — настоящий пропустили, то ли ранний ужин.

С утра Михаил постарался взять в руки свои похоть и вожделение. Не в том смысле, что занялся самоудовлетворением, а в том, что постарался выключить половое влечение в организме. На какое-то время это удалось. Он даже сам поверил в победу разума над материей. Но обронённая женой фраза, что «можно, если осторожно», осела где-то в подсознании и точила, точила, точила. Задавленное эго к вечеру начало прорываться таким бурным желанием, что мужчина испугался. Испугался навредить.

Вот и теперь он с тоской глядел на изнывающих от желания девушек. Они-то не заморачивались по поводу и без повода. А вот он реально испугался, что может навредить, и теперь не знал, как отпустить закрученные днём гайки.

А эти намекают. Да каво! Прямым текстом шпарят: возьми меня! Ночнушки красивые надели, шёлковые, приятные на ощупь. Типа, вечерние платья. Ира в чёрном, Ольга в бирюзовом.

Первой переглядываться и перемигиваться надоело старшей:

— Вот что, ребята. Хватит тянуть кота за подробности. Такая ситуация уже не первый раз. А потому: как будем решать очерёдность?

— В последний раз были кубики. Чем не метод?

— Кубики, значит кубики. Миша, принесёшь?

Михаил пожал плечами и ушёл в прируб, где теперь стоял сервант.

— Я не нашёл! — Донёсся его крик через пару минут.

— Да как так? В верхнем ящике были.

— Верхнем? В прошлый раз были в нижнем.

— Какая разница!

Михаил мог бы долго рассказывать, какая для него разница, но решил промолчать. Тем более, что кости он нашёл.

Разыграли быстро. Ире выпало 5 и 1, Ольге — 1 и 3. Послав воздушный поцелуй проигравшей, Ирина ушла на кухню. Шум посуды и плеск воды звучали недолго. Через пару минут смущённая девушка заглянула в комнату:

— Оленька, ты поможешь? Мне самой неудобно.

Ещё через пару минут подмываться отправили мужскую часть коллектива.

— Надеюсь, тебе-то помощь не нужна? — Хмыкнула Ольга.

— Не-не, я сам.

Если ещё недавно Михаил горел желанием так, что боялся навредить, то теперь испугался не справиться.

В итоге, после гигиенических процедур он заходил в спальню как хренов рефлексирующий девственник. Неожиданный мандраж охватил, мешая настроиться и поднять естество. Это он-то, взрослый мужик, уже двадцать лет как познавший женщину. И не одну. Теперь вот не одну. Да, он не ходок. Не для него это. Михаила вполне устраивала его единственная.

«Была единственная. А теперь вроде как двойственная? Двоичная? Двоякая? Двойная? Блин, что за чушь в голову лезет!» — Михаил помотал головой.

Ирина ждала его, укутавшись в одеяло по самое горло. Неровный отблеск свечи создавал непонятное выражение на её лице. Михаил залез под одеяло и прилёг рядышком.

— Давай сегодня медленно.

— Я тоже не хочу спешить, — улыбнулась она.

— Эй! Я всё слышу! — Донеслось из коридора. — Будете тормозить — сама потороплю.

Ира хихикнула.

— Ну, вот. Придётся торопиться. Тебе помочь?

— Пожалуй, попробую сам.

Он попросил повернуться на бок спиной к нему. Голова девушки удобно легла на его бицепс, а попка прижалась к промежности.

«В этом плане маленькие девушки такие удобные. Можно сказать — карманные». — Мелькнуло у него в голове.

Уютность позы сработала именно так, как он хотел. Перенапряжение в паху, не дававшее концу полноценно подняться, отпустило. Исчезла скованность, и Михаил скользнул в истекающую соками дырочку.

— Только грудь сильно не дави, — попросила Ира в перерывах между стонами.

— Болит?

Михаил переложил руку на бедро, продолжая двигаться всё также медленно и равномерно.

— Да… Перестраивается, наверно… И ты помнишь? Внутрь не кончать.

Это она вовремя сказала. Михаил почувствовал, что окончание близко.

— А куда?

— Не будем пачкать постель… И лежим так хорошо. Неохота вертеться…

Девушка решилась:

— Давай в другую дырочку. Но только медленно, я почти не пробовала туда.

— Почти — это сколько раз?

— О таком девушку не спрашивают. — Но всё-таки призналась: — Один… И тот не получился.

— С такими разговорами я уже не выдерживаю, — предупредил Михаил.

— Ой! Уже?

Она вздохнула и подняла рукой верхнюю половинку попки:

— Давай!

Михаил остановился сразу, как почувствовал сопротивление.

— Можно немного глубже, — разрешила девушка и почти сразу остановила: — Хватит… Тебе самому-то хватит.

— Хватит! — Прохрипел Михаил, пытаясь двигаться в разрешённых пределах.

Он кое-как сдерживался, чтобы не войти под самый корень, как привык.

Ира же лежала тихонько, не двигаясь, привыкая к постороннему предмету в заднем проходе. Пока болезненных ощущений не наблюдалось. Но и вставили ей… Да почти и не вставили. Только она старалась не двигаться. Очень уж боялась, что при такой обильной смазке проскочит внутрь.

Девушка дотянулась до томящейся в одиночестве щелочки, потеребила… Почти сразу с её губ сорвался стон наслаждения — оказывается, до оргазма оставалось совсем чуть-чуть. Через пару мгновений она почувствовала, как мощная струя раздвигает сфинктер, как её наполняет семя. Ощущения всё ещё не перешли грань болезненности, и она решилась продолжить эксперимент. Лёгкое движение бёдрами, и смоченный её любовными соками стержень медленно скользит сквозь смазанный мужскими выделениями тоннель. Теперь болезненность появилась, но не сильнее, чем при запоре. Вот тогда было реально больно. Девушка активнее задвигала пальчиками, снова застонала, и снова, как бы вторя ей, запульсировал конец, брызгая ещё одну порцию внутрь неё.

Немного полежав, Михаил зашевелился, но Ира остановила его. Даже зажала попку, чтобы не убегал.

— Не вытаскивай…

— Хорошо.

Он принялся поглаживать её тело, даря ещё немного наслаждения, ленивого и томного. Ира не сдержалась и замурлыкала.

Через минуту напряжение всё-таки спало, и девушка разочарованно ощутила, что давший ей наслаждение конец выскальзывает.

— Вы там не стесняйтесь, — прошептала Ира полусонно. — Занимайтесь, а я полежу. Такая истома навалилась.

Поцеловав на прощание девушку в плечико и в попку, Михаил вышел на кухню.

— Вы чего там учудили? — Встретила его старшая жена. — Ты учти, я тебе в задницу не дам.

— Да я как бы и не настаивал.

Он пожал плечами и занялся гигиеной. Не отворачиваясь от раковины, спросил:

— Ты как? Спать ещё не хочешь?

— Уснёшь тут! Стонут и хрипят на два голоса. Почти кончила уже.

— Почти? Так может, тебе помочь? И с меня взятки гладки.

Жена возмущённо фыркнула:

— Ты вообще офигел? Давай, действуй в полном объёме.

— Тогда перерыв. Чайку попью и тогда продолжу.

Может, помог взвар, который подсунула жена. Как она сказала: «для мужской силы». Может, сработали крики экстаза, когда Михаил языком довёл Ольгу до предела. Уговорил таки. Ну, в смысле — предложил. Уговаривать не пришлось. Или же повлияло то, что нервное перенапряжение он уже сбросил с другой женой.

В общем, всё стояло. И основательно стояло, непокобелимо. Так что Ольга уснула со счастливой улыбкой. Ира, кстати, так и не проснулась, сколько бы они ни трясли диван. В очередной раз подмывшись и залив мыльной водой использованное вместо салфетки полотенце, трижды удовлетворённый муж плюхнулся в постель.

Проснулись только с рассветом, то есть довольно поздно — сказался плодотворно проведённый вчерашний день и особенно бурно проведённый вечер.

Дела по хозяйству пронеслись незаметно под весёлые новогодние напевы. Всё, что смогли вспомнить. Начиная с «Маленькой ёлочки» и заканчивая современными рэперами. Правда, последних знала только Ира. Вспомнили даже подзабытую «Дискотеку Аварию».

Под песни продолжили украшать ёлку. Все они втроём: вся семья, весь род, всё племя, с детской непосредственностью окунулись в счастье подготовки к любимому празднику. Именно, что с детской. Никогда позже никто из них не смог бы вспомнить, каково это — оторваться от повседневности, от гнёта бытовых проблем. Сейчас же племя обеспечено жильём, едой и одеждой. Нет постоянно утомляющей, выматывающей нервы и силы работы.

Другой фактор — отсутствие массированной информационной атаки, к которой привыкает современный человек. Бедность на события — вот настоящий бич древнего общества, и его счастье. Все они привыкли получать каждый день тонны информации, пусть даже ненужной. Её отсутствие заставляло мозги искать новые впечатления и раздражители. Большой праздник стал именно таким раздражительным со знаком плюс. Как же они весело спорили о местоположении каждой игрушки, как пытались найти цветовой баланс в украшениях. Сколько нервов потратил Михаил, пытаясь под руководством женщин ровно повесить большие бумажные гирлянды. В итоге перевесил на свой взгляд, а потом все весело вспоминали кучу ругательств, когда он чуть не сорвался со стремянки.

— Жаль, что сфоткать нельзя.

Они стояли в дверном проёме, обозревая преобразившийся зал. По центру небольшая, но аккуратная и густая пихта, которую по привычке называли ёлкой. Под потолком от люстры по диагоналям комнаты натянуты старые красно-жёлтые бумажные гирлянды — белочки, бабочки, деды Морозы и Снегурочки. А перпендикулярно стенам — уже современные из фольгированной плёнки. Просто абстрактные красно-сине-зелёные фонарики. Именно их пришлось несколько раз перевешивать, чтобы получилось под прямым углом.

Вдоль стен волнами провисала пушистая ёлочная мишура, каждое крепление которой закрывалось полосками дождика. А здесь уже спорили о палитре, о том, где какой цвет должен висеть. Пришлось даже менять местами с мишурой на ёлке.

И конечно, в центре ярче всех блистала лесная красавица. Кроме стандартных шаров достали всё, что лежало в коробке. Ирина, никогда до этого не видевшая старых советских игрушек, влюбилась в них и даже составила целый сюжет из стеклянного фигурок: домика, лисички, зайца, петуха, белочки. На ветках снегом лежала пушистые гирлянды, а дождик аккуратно тянется по кончикам еловых (пихтовых) лап. Перепутанные ошмётки дождика и прочей мишуры прикрывали подставку. Эта блестящая куча оставалась от предыдущих праздников, увеличиваясь год от года. Всё венчала багровая пятиконечная звезда. Михаил подложил внутрь кусочки пищевой фольги, но всё равно получилось недостаточно ярко.

Ольга хмыкнула на фразу супруги:

— Сколько раз, Ирочка, ты успела это сказать с тех пор, как мы попали сюда?

Девушка только пожала плечиками.

— И ещё скажу не раз. Лучше скажите, кто-нибудь придумал, что делаем завтра?

Теперь пришла череда Михаила пожимать плечами. По части развлечений он всегда ограничивался чтением книг и просмотром сериалов. С сериалами сейчас туго, а книги все перечитаны.

— Как насчёт катаний с горки? — Предложила Оля.

— Да, ну-у-у… Здесь же нет нормальных склонов! — Выразила скепсис Ира.

На что старшая спокойно ответила:

— Нам слишком крутые и не нужны. Пригорка возле скалы хватит. Жаль только, что раньше не додумались. Сейчас пока зальём, пока дождёмся, чтобы заледенело… Новый год наступит.

— Значит, покатаемся в следующем году. — Решил глава семейства. — Мы, конечно, попробуем. Но если не получится, то не обессудьте.

— Может, сейчас вечером сходить и немного залить? — Скромно предложила Ира.

Михаил аж взвился от её слов:

— Ты что, с глузда рухнула? — Заругался он. — Тащиться на ночь гля…

И резко замолчал, замер с открытым ртом. Всё-таки беременность что-то сдвигает в женской психике. Вот только что девушка весело разговаривала и вдруг слёзы потекли в три ручья. Молча, без рёва она ткнулась в плечо подруге. Та приобняла её за плечи и успокаивающе погладила по голове.

— Тише, тише…

И уже мужу, строго:

— Тебе не стыдно маленьких обижать?

— Да я как-то…

Сказать, что он был удивлён — это ничего не сказать.

— А кто девочку дурой обозвал? — Напирала Ольга на мужа.

От её слов Ира, до этого молчавшая, громко всхлипнула.

— Ну… Это как бы выражение такое. Ир… Ира… Прости, а?

Всё так же всхлипывая и пряча лицо, девушка скользнула в другую комнату. Только на пороге легонько кивнула.

— Ох, Сапегин!

— Ну, не умею я извиняться!

— Иди и извиняйся как умеешь.

— Ты про…?

— А про что ещё? Иди уже.

Он шагнул к дверям, но Ольга остановила:

— Сапегин.

— Что?

— Ты не слишком напирай… В общем, как получится. Я и сама не поняла, нужно это ей или не нужно. Может, достаточно просто обнять и приласкать. Приласкать, а не оттрахать! Ты понял, Сапегин?

— Да понял…

У него, собственно, и не было подобных мыслей. Как можно думать о сексе, если женщина плачет? Михаил не забоялся идти на волка только с кортиком и обломком копья, но он откровенно терялся, видя женские слёзы.

В этот раз он отомстил за ранние побудки. Редко, но Михаилу удавалось проснуться рано поутру. До восхода Солнца ещё далеко, а ему не спится. Может, влияет завораживающий свет Луны, заливший всю округу. Местность сквозь искажение измороси выглядела странно загадочно. Михаил растопил пальцем со стекла небольшой участок льда и выглянул во двор. Словно посмотрел через замочную скважину в другой мир. Странный мир серебристо-синих оттенков. Даже ели и сосны стали похожи на дальневосточных голубых собратьев, приняв тёмно-бирюзовый оттенок хвои. В безоблачном небе застыл круг луны. Завыли собаки, усиливая мистическую картину.

Сна нет. Значит, надо в отместку разбудить остальных. Спать они ложились вместе. Так какого чёрта? Вопрос в том, как будить. Поцелуи — это слишком обычно. И слишком приятно для будимых. Пощекотать? Да, пощекотать.

Ольгу подбросило в постели и резко выкинуло из сна. Так стремительно, что она долгие две минуты приходила в себя и не могла понять, где находится, продолжая видеть перед собой мираж замка. И только потом почувствовала боль в глазу. Подобного она никогда не испытывала. С чего бы ей вдруг могли поставить фингал? А это точно фингал, глаз-то отекает.

И тут Ольга услышала «упс». Быстрый поворот головы — к двери смущённо отползает муж. Но ведь не стал бы он бить в глаз? Не стал бы. Многое мог, но не бить женщину… Разве в тот раз. Так она сама тогда довела. Неожиданно захотелось встряхнуть кому-нибудь нервы. А встряхнули ей. И не только нервы — пятую точку. Но сейчас ничего такого не было. Чего тогда муж виноватится?

— А ну, стоять!

— Дык, я чо? Я ничо…

— Чо — ничо?

Она тяжело перевернулась на четвереньки и сползла с кровати. Пошла на мужа, разминая кулаки.

— Я тебя не трогал! — Заверещал зайцем муж.

Одним движением он прыгнул за порог и закрыл створки дверей. Ольга треснула по деревяшке, но не очень сильно — побоялась пораниться о фигурные выступы. Пнула по створке. Но этот, видать, основательно подпёр жопой и держит.

— Харэ там прятаться, я тебя не трону.

— Честно-пречестно? — Пропищал он Фунтиком.

— Честно-пречестно.

Запал, действительно, уже прошёл, так что Ольга не соврала.

— Ну, признавайся! — Наступала она на мужа, когда он всё-таки открыл двери.

Снова виновато вздохнув, Михаил прошёл в спальню. Размотал спрятанный в кулаке кусок дождика и осторожно опустил кончик на лицо Иры. Та отмахнулась во сне, но дождинка вернулась и снова защекотала нос и щёки девушки. Она отмахнулась сильнее. Михаил убрал мишуру.

— Вот, как-то так…

— Ты дебил… — Выругалась Ольга. — И это не вопрос.

Потом вспомнила про фингал.

— Снега мне принеси. Чистого. И побольше. Быстро!

Чувствующий вину муж прыгнул в валенки, накинул телогрейку и выскочил с ведром.

— Детство у него в жопе заиграло, — ворчала женщина, хмуро наблюдая в зеркале у раковины, как наливаются красками веки у левого глаза.

Под правым тоже почему-то потемнело.

— Да где он там?

В этот момент как раз зашёл виновник переполоха. Ольга перехватила ведро и, скатав плотный снежок, приложила к повреждённому глазу. Вспомнила, что второй глаз тоже подозрительно потемнел. Как сумела, скомкала снежок одной рукой.

— Иди отсюда, чтоб глаза мои тебя не видели!

Приложив холод, откинулась на спинку стула. В ответ тишина, только прошелестели удаляющиеся шаги.

Михаил хмуро уселся на край постели. Это ж надо было так проколоться. Пошутить хотел. Таким макаром он ругал себя, пока его не отвлекло довольное мурчание. Только сейчас он понял, что машинально гладил раскидавшуюся во сне Иру по ноге и бедру. По попке, если честно. И по спине успел.

— Доброе утро, — хрипло со сна прошептала Ирина.

Счастливый голосок девушки резко контрастировал с мыслями мужчины.

— Не такое уж доброе. Извини…

— За что? — Не поняла девушка.

— Да так… Выйдешь на кухню — поймёшь.

И смылся. Посмотрел, как старшая супруга меняет снежные примочки, и засобирался.

— Я пойду, скотину покормлю.

— Понятно, сдристнул… — Хмыкнула Ольга вслед хлопнувшей двери.

Снова приложила снежки, но тут же убрала, когда услышала шаги.

— Чего это ты делаешь? — Через зевок спросила заспанная девушка. — Ого! Кто это тебя? Миша, что ли? Мда… Не ожидала.

Ольга подошла сзади к умывающейся подруге и посмотрела в зеркало. Опухлости удалось избежать. Но синяки остались, придавая лицу экстравагантность дамы из старого немого кино. В этот момент Ира закончила умываться. Разогнулась…

Икнув, она попыталась отскочить назад от привидения в зеркале. Рывок оказался достаточно силён, чтобы Ольга отлетела к печке и врезалась затылком в доску на углу.

— Твою на лево! Ты решила меня угробить?

— Да я же нечаянно! И всего-то один раз.

— За нечаянно бьют отчаянно. И это не первый раз за сегодня.

На такое заявление у Иры не нашлось слов. Девушка только стояла с отвисшей челюстью и хлопала глазами.

— В смы-ы-ысле? — Протянула она.

— В смысле — вот это.

Ольга ткнула пальцем себе в лицо, но не рассчитала и задела фингал.

— Это ты тоже нечаянно, — зашипев от боли, произнесла она.

Как бы Михаил ни старался отсрочить возвращение в дом, но работы не так уж много. Отгрести грязное сено с пола конюшни и кинуть в кучу на улице. Положить новое сено, часть потрусить на пол. Осталось принести воды. Про это он забыл, не взял. Придётся идти в избу. По дороге залез под крышу двора и снял пару рыбин, кинул собакам.

Когда подходил к дверям, услышал женский смех. Вот и хорошо, вот и здорово. Значит, настроение исправилось, можно заходить. Но смех смолк, как только он открыл дверь. На кухне за столом сидели не жёны — на него хмуро глядели разъярённые фурии.

Несколько раз пробежав глазами от одного личика к другому, он не нашёл другого выхода, как устроить комедию. Бухнувшись на колени, он пополз, ломая шапку.

— Не извольте гневаться, боярыни! — Заголосил он. — Ибо не ведал я, что творю. Истинно говорю, бес попутал!

И хлопнулся лбом в пол. В последний момент успел бросить шапку, но гул от удара всё равно получился знатный.

— Ой, не гневайтесь!

И снова: буммм!

Первой хихикнула Ира. Она всегда быстро отходила. И зла не умела держать.