Честная игра

Глава 13

Когда Чарльз был мальчиком, каждую осень его дед вес свое племя на встречу с другими группами индейцев, в основном это были плоскоголовые, тунаха или другие группы салишей, но иногда с ними путешествовали несколько шошонов, с которыми они были дружны. Они отправлялись на своих лошадях на восток, чтобы поохотиться на бизонов и подготовиться к предстоящей зиме.

Он больше не был мальчиком, и путешествие на восток больше не приносило удовольствие, потому что это означало, что он и его пара вернулись в большой город, а не поселились в его доме в горах Монтаны. Прошло три месяца с тех пор, как он убил Бенедикта Хойтера, и они вернулись на грандиозный судебный процесс над его кузеном. Бостон был прекрасен в это время года — деревья щеголяли всеми осенними красками. Но в воздухе все еще пахло выхлопными газами автомобилей и слишком большим количеством людей.

Чарльз дал показания, Анна дала показания, агенты ФБР дали показания. Лиззи Боклер на костылях, с коленом в бандаже и шрамами, которые оставили ей Хойтеры, дала показания. Возможно, после достаточного количества операций она снова сможет ходить без костылей, но о танцах не могло быть и речи. Ее шрамы могут побледнеть, но всю оставшуюся жизнь она будет носить метки Хойтеров в качестве напоминания каждый раз, когда будет смотреться в зеркало.

Когда обвинение закончило излагать свои доводы, началась защита.

Они провели последнюю неделю, проводя присяжных через ад, которым было детство Леса Хойтера. Этого было почти достаточно, чтобы вызвать у Чарльза сочувствие. Почти.

Но Чарльз был там, видел расчет на лице Леса Хойтера, когда тот стрелял в своего дядю. Он планировал защиту, планировал обвинить в своих бедах мертвых. Его дядя ошибался, Лес Хойтер был умен.

Хойтер сидел перед присяжными, аккуратно одетый, в слаксах, рубашке и галстуке. Ничего слишком дорогого. Ничего слишком яркого. Он что-то сделал с волосами и одеждой, из-за чего выглядел моложе своих лет. Он рассказал присяжным репортерам и зрителям в зале суда, что когда ему было десять лет его заставили жить с сумасшедшим человеком, который хотел навести порядок в стране. По-видимому, так оправдывали Трэвиса Хойтера за пытки и изнасилования его жертв.

— Мой кузен Бенедикт был немного старше меня, — сказал Лес. — Он был хорошим парнем, старался не подпускать старика ко мне. Принял на себя несколько побоев из-за меня. — Он сморгнул слезы и, когда это не вызвало реакцию у окружающих, вытер глаза.

Возможно, слезы были искренними, но Чарльз подумал, что они были слишком идеальными, одинокая слеза сильного человека, которая должна вызвать сочувствие, а не слезы, которые можно было бы расценить как слабохарактерность. Лес Хойтер скрывал, кем он был более двух десятилетий, и он играл роль перед присяжными и это было не так уж сложно.

— Когда Бенедикту было одиннадцать, он сорвался. Около двух месяцев он был как сумасшедший. Пытался пырнуть ножом моего дядю, избил меня и… — Он опустил взгляд и слегка покраснел. — Это было похоже на то, как у оленя или лося начинается гон. Мой дядя пытался выбить это из него, пробовал наркотики, но ничего не помогало. Поэтому старик позвал знаменитую ведьму. Она показала нам, кем он был, что он скрывал. Он выглядел как обычный мальчик. Я думаю, фейри могут выглядеть как все остальные люди, но он был монстром. У него были рога, как у оленя, и раздвоенные копыта. И он был намного крупнее, чем должен быть любой мальчик его возраста, около шести футов роста.

Мою тетю изнасиловал незнакомец, когда ей было шестнадцать. Тогда мы впервые поняли, что ее изнасиловал монстр.

Его адвокат подождал пока шум в зале суда стихнет и задал вопрос:

— Что сделал ваш дядя?

— Он заплатил ведьме кучу денег, а она снабдила его средствами, позволяющими контролировать выходки Бенедикта. Она дала ему амулет и сказала, что если он вырежет эти символы на нескольких животных примерно за месяц до того, как у Бенедикта начнется гон, это остановит его. Она хотела, чтобы мы приносили в жертву животных, но, — он поморщился от отвращения. — Старик обнаружил, что жертвы людей работают лучше. Но ведьма знала о нас, и нам пришлось избавиться от нее. Мой дядя убил ее и оставил на лужайке перед домом одного из ее родственников.

Это было мастерское актерское представление, и Хойтеру удалось сохранить образ жертвы при жестком перекрестном допросе, удалось полностью скрыть монстра, который почти два десятилетия помогал насиловать, пытать и убивать людей.

Его отец был почти таким же блестящим актером. Когда умерла его жена, он оставил сына на воспитание старшему брату, потому что был слишком занят на государственной службе, слишком поглощен горем. Он думал, что мальчику будет лучше в руках семьи, чем быть воспитанным какими-то незнакомыми няньками. Он сообщил присяжным, что решил уйти со своего поста в Сенате США.

— Этого слишком мало, слишком поздно, — сказал он им с раскаянием, которое было эффективным, потому что оно было явно искренним. — Но я не могу продолжать работу, которая так дорого обошлась моему сыну.

На протяжении всего выступления защиты ловкая команда юристов Хойтеров ненавязчиво напоминала присяжным и людям в зале суда, что они убивали фейри и оборотней. Лес Хойтер думал, что защищает людей.

Когда Хойтер рассказал, как его дядя говорил об оборотнях как ужасающих зверях, его адвокат представил фотографии педофила, убитого миннесотскими оборотнями. Он осторожно упомянул, что этот человек был педофилом и что власти Миннесоты были удовлетворены тем, что с ним поступили надлежащим образом, и очень осторожно сказал, что именно на таких примерах Трэвис Хойтер воспитывал своего племянника.

И Чарльз был уверен, что никто из присяжных не слышал ничего из того, что говорил адвокат защиты, они только смотрели фотографии. На них был изображен труп Бенедикта Хойтера. Само тело исчезло через несколько часов после того, как его доставили в морг, но фотографии остались. На фотографиях был изображен монстр, покрытый кровью, не было видно ни капли грации, которая была присуща фейри при жизни. На одной фотографии были видны раздробленные кости шеи Бенедикта Хойтера.

Хотя самый большой монстр в зале сидел в кресле обвиняемого, Чарльз был уверен, что единственными монстрами, которых видели присяжные, были Бенедикт Хойтер и оборотень, который его убил.

Они ждали вердикта в кабинете Боклера, Чарльз и Анна, Лиззи, Боклер, его бывшая жена и с мужем. Чарльз жалел, что они не могли принять предложение Айзека и пойти пообедать, но Боклер был настойчив и готов обнажить меч, чтобы добиться своего. Чарльз был почти уверен, что хотел он чтобы Анна была рядом с Лиззи, когда Хойтеру вынесут приговор.

Потому что адвокат наверняка знал, как и Чарльз, что приговор будет мягким. Адвокаты защиты хорошо отработали свое зарплату. Они не смогли уничтожить все тела, которые оставили после себя Хойтеры, но сделали все, что могли.

В кабинете Боклера было пусто. Книжные полки от стены до стены были чистыми и пустыми. Он уходил в отставку. Он был официально признанным фейри, и его фирма считала, что в их интересах и интересах клиентов прекратить его практику. Казалось, он не слишком расстроился по этому поводу.

Нос Чарльза подсказал, что остальные сотрудники фирмы в основном фейри, и в коридоре было много заклеенных коробок. Возможно, они планировали вообще закрыть фирму и идти дальше. Это был дар и проклятие долгой жизни. Чарльз сам не один раз «уходил в отставку» и начинал все заново.

Они играли в пинокль, немного иную версию, чем знали он или Анна, но она не так уж отличалась. Это отвлекало их, пока они ждали, и снижало напряжение.

Между родителями Лиззи не было любви, хотя они были пугающе вежливы друг с другом. Ее отчим превосходно игнорировал напряжение и, казалось, решил, что его работа — развлекать Лиззи.

Когда поступило сообщение о том, что присяжные вынесли вердикт всего после четырехчасового обсуждения, все вздохнули с облегчением.

Судьей была седовласая женщина с округлыми чертами лица и морщинами вокруг глаз, которые образовались скорее от улыбки, чем от хмурого взгляда. Во время суда она избегала смотреть на Чарльза, Анну или Айзека и незаметно выставила охрану между собой и свидетельским местом, когда допрашивали кого-либо из оборотней или фейри, включая Лиззи. Он говорила медленно и терпеливо, когда перечисляла имена, по которым Лесу Хойтеру были предъявлены обвинения в убийстве. Это заняло много времени. Закончив, она спросила:

— Каков вердикт по поводу обвиняемого?

Старший из присяжных немного нервно сглотнул, взглянул на Чарльза, откашлялся и сказал:

— Мы считаем подсудимого невиновным по всем пунктам обвинения.

В зале суда на долгое время воцарилась тишина.

Затем Алистер Боклер встал, по его лицу ничего нельзя было прочитать, но все чувствовали его ярость. Он посмотрел на присяжных, затем на судью. Не меняя выражения лица, он повернулся и гордо вышел из зала суда. Только когда он ушел, зал взорвался шумом.

Лес обменялся пылкими объятиями со своими адвокатами и отцом. Анна, стоявшая рядом с Чарльзом, тихо зарычала при виде этого зрелища.

— Нам нужно вывести Лиззи отсюда, — сказал Чарльз. — Это будет зоопарк.

С этими словами он встал и расчистил дорогу для дочери Боклера, ее матери и отчима, пока Анна прикрывала тыл. Несколько репортеров подошли и выкрикивали вопросы, но они отступили, когда Чарльз оскалил на них зубы. Или может было дело в его глазах, потому что он знал, что братец волк превратил их в золото.

— Я ожидала, что он легко отделается, — сказала мать Лиззи, ее зубы стучали, как будто на улице был мороз, а не осень. — Я думала, его осудят по менее тяжкому обвинению. Мне и в голову не ожидала, что его вообще отпустят.

Ее муж обнимал ошеломленную Лиззи.

— Он свободен, — сказала она сбитым с толку голосом. — Они знали. Они знали, что он сделал. Не только со мной, но и со всеми этими людьми… И просто отпустили его.

Чарльз посмотрел на Хойтера, который разговаривал с толпой репортеров на ступеньках здания суда, примерно в пятидесяти футах от него. Язык его тела и выражение лица выдавали человека, искренне раскаивающегося в поступках, которые заставил его совершить дядя. Братец волк зарычал. Отец Леса, сенатор от Техаса, стоял позади сына, положив руку ему на плечо. Если бы кто-нибудь из них видел лицо матери Лиззи, они бы наняли телохранителей. Если бы у нее в руке был пистолет, она бы им воспользовалась.

Чарльз понимал ее чувства.

— Они использовали особенности фейри и оборотней, чтобы напугать присяжных и добиться оправдания, — сказал отчим Лиззи, говоря таким же потрясенным тоном, как и сама Лиззи. Затем он посмотрел Чарльзу в глаза, хотя Боклер предупреждал его не делать этого. — Трэвис и Бенедикт больше никому не причинят вреда, и за Лесом будут следить, даже если мне придется нанять шпионов самому. Он допустит ошибку, и мы отправим его обратно в тюрьму.

— Вы могли бы подумать о расследовании и в отношении присяжных, — предложила Анна холодным голосом, который не скрывал ее ярости. — У хорошего сенатора достаточно денег, чтобы подкупить нескольких человек, если это необходимо.

Мужчина повернулся к Лиззи, и его голос смягчился.

— Давай отвезем тебя домой, милая. Вероятно, тебе придется дать интервью, чтобы избавиться от репортеров, но мой адвокат или твой отец могут это устроить.

— Алистера как всегда не будет здесь, когда он нам понадобится, — пробормотала мать Лиззи, но сказала это без злобы. — Я знаю, что это несправедливо. Но он знает, что с нами ты в безопасности, милая. И он, вероятно, беспокоился, что убьет Хойтера, если увидит, как тот разгуливает на свободе, как птица. И как бы мне ни хотелось, чтобы он это сделал, это создало бы только больше проблем. Он всегда скучал по тем дням, когда мог убить любого, кто ему мешал.

Анна положила руку на плечо Чарльза.

— Вы это слышите? — спросила она так настойчиво, что все повернулись к ней.

Чарльз ничего не слышал из-за толпы людей, гудящих машин и стука копыт лошадей.

Анна огляделась, привстав на цыпочки, чтобы видеть поверх голов людей. На ступеньках все еще была толпа репортеров, потому что серийный убийца и сын сенатора могли предоставить им большую историю. Чарльз тоже огляделся и сразу понял, что не видит никаких лошадей.

Он не понял когда они появились или откуда взялись, но внезапно они просто оказались там. Через несколько минут другие люди тоже увидели их и замолчали. Все движение остановилось. Лес Хойтер и репортер все еще были поглощены разговором, полным лжи, но сенатор Хойтер повернулся лицом к улице и положил руку на плечо сына.

Пятьдесят девять черных лошадей неподвижно стояли на проезжей части перед зданием суда. Они были высокими и стройными, как чистокровные скаковые лошади, за исключением того, что их гривы и хвосты были очень густыми. В их гривы были вплетены серебряные цепочки, а на цепочках висели серебряные колокольчики..

Чарльз разбирался в лошадях. Пятьдесят девять лошадей ни за что не устояли бы на месте, не шевельнув ни ухом, ни хвостом.

Их седла были белыми — старомодные седла с высокими подлокотниками и луками, почти как западные седла без рога. Седельные попоны были серебряными. Ни у кого из них не было уздечек.

На каждой лошади был всадник, одетый в черное с серебряной нитью, и они были так же неподвижны как и их лошади. Их штаны были свободного покроя, сшитые из какой-то легкой ткани, туники были расшиты серебряной нитью, рисунок строчки у каждого наездника был свой. У одного были цветы, у другого звезды, у третьего листья плюща. Чарльз знал, что здесь действует магия, потому что он не мог разглядеть ни одного лица, хотя ни на одном из них не было маски.

Как раз тогда, когда все стали немного приходить от шока их прибытия, когда люди в толпе начали перешептываться, лошади разошлись в стороны. Они попятились и развернулись, образовав две шеренги лицом друг к другу, и по проходу медленно проехал белый конь. Как и на других лошадях, на нем не было уздечки, но на этой лошади также не было седла. Только черные цепочки, протянутые через его гриву и хвост, усыпанные серебряными колокольчиками, которые мягко позвякивали в такт размеренному движению лошади.

На коне был мужчина, одетый в серебряно-белое. В правой руке он держал серебряный короткий меч, в левой — веточку растения с сине-зелеными листьями и маленькими желтыми соцветиями. Рута.

Белая лошадь остановилась у подножия лестницы, и Чарльз заметил кое-что. Во-первых, у лошади были ярко-голубые глаза, которые поймали его взгляд и холодно изучили его, прежде чем лошадь посмотрела на Лиззи. Во-вторых, всадником лошади был отец Лиззи.

— Я сказал им, — произнес он ясным, звучным голосом, — что они не должны отдавать дочь такому старому и могущественному человеку, как я, для любви. Что это плохо кончится.

Его лошадь переступила с ноги на ногу, но не двигая с места ни на миллиметр.

— Теперь мы все будем жить с последствиями.

Белый конь встал на дыбы. Это была точная, медленная левада, сбалансированная и грациозная, как любое балетное движение.

— То, что было сделано сегодня, не было правосудием. Этот человек изнасиловал и пытал мою дочь. Он бы убил ее, после того как закончил свои злодеяния. Но вы все видите в нас монстров. Вы так боитесь того, что прячется в темноте, что не можете разглядеть монстров среди вас самих. Хорошо. Вы ясно дали понять, что мы и наши дети не являемся гражданами этой страны, что мы не такие, как вы. И что мы получим отдельное правосудие, которое имеет мало общего с прекрасной леди, которая держит чашу весов в равновесии, и полностью связано с вашим страхом. — Лошадь снова опустилась на все четыре ноги. — Вы сделали свой выбор. И мы все будем жить с последствиями. Большинство из нас. Большинство из нас будет жить с последствиями.

Белая лошадь снова двинулась вперед, вверх по цементной лестнице. Ее подкованные серебром копыта цокали при каждом шаге, а Алистер Боклер крошил руту в левой руке и разбрасывал ее по дороге, оставляя за собой след из листьев, но он был слишком густым для маленькой веточки, которую он держал в руке. Последняя крошка листка выпала у него из рук, когда лошадь остановилась перед Лесом Хойтером.

Чарльз попытался пошевелиться, но обнаружил, что может только дышать.

— Нехорошо, что нападавший на мою дочь должен остаться в живых, — сказал Боклер.

Он поднял меч и замахнулся, металл без сопротивления встретился с плотью и победил. Он обезглавил Леса Хойтера перед телекамерой, а затем заговорил в нее.

— Двести лет я был связан своей клятвой, что не буду использовать свои способности ни для личной выгоды, ни для выгоды моего народа. Взамен нам разрешили приехать сюда и жить в тихой гармонии в месте, не скованном железом.

Он не сказал, кому принес присягу, хотя Чарльз считал, что это не имеет значения. Для такого, как этот фейри, клятва, данная ребенку, была столь же ценна, как клятва, данная королю или папе римскому.

Направив свой окровавленный клинок в сторону распростертого на земле тела, Боклер тихо сказал:

— Время этой клятвы прошло. Она была нарушена этим человеком и теми, кто освободил его, не считаясь с правосудием. Я возвращаю свою магию себе и своему народу. Наш день начинается заново.

Затем он поднял окровавленный меч к небу и резко объявил:

— Мы, фейри, объявляем себя свободными от законов Соединенных Штатов Америки. Мы их не признаем. У них нет власти над нами. С этого момента мы являемся нашей собственной суверенной нацией, заявляющей, что эти земли принадлежат нам. Мы будем обращаться с вами, как одна враждебная нация обращается с другой, до тех пор, пока м не решим поступить иначе. Я, Алистер Боклер, снова Гвин ап Луг, принц Серых Лордов, принимаю такое решение. Все подчинятся моим желаниям.

Белый конь поднялся на задние ноги и, развернувшись, помчался вниз по лестнице и обратно по тропинке, проложенной для него другими всадниками. Когда белый конь поскакал прочь, позади него поднялся белый туман, на мгновение окутавший их всех и забрав с собой всех фейри.

Сенатор Хойтер опустился на колени, чтобы оплакать своего сына.

Маррок проник в дом своего сына. Чарльз прилетел домой накануне вечером из Бостона. Он решил прекратить летать коммерческими рейсами, он больше не собирался смотреть как служба безопасности обыскивает его пару. Бран не мог спорить с его логикой, но они опоздали и сразу отправились домой. Бран хотел дать им выспаться, но ему нужно было убедиться, что они в безопасности, поэтому он отбросил вежливость.

Он бесшумно прошел по коридору в спальню.

Чарльз лежал на кровати, Анна безвольно растянулась на нем, ее волосы закрывали лицо. Бран улыбнулся, довольный тем, что его сын счастлив. Возможно что-то было не так, и он очень боялся, что очень скоро многое пойдет не так из-за неожиданного хода обычно осторожного фейри. Но знание того, что с Чарльзом все будет в порядке, приносило удовлетворение. В тот момент, наблюдая за спящим сыном, он полностью понял действия Боклера.

Чарльз распахнул ярко-золотые глаза.

— Поспи немного, братец волк, — очень тихо пробормотал Бран. — Я буду стоять на страже, пока ты не проснешься.

— Фейри вернулись в свои резервации, — сказал Бран, подавая Анне блинчики. Он любил печь блинчики на завтрак, но блинчики в форме оленя были в новинку. Чарльз старался не анализировать своего отца, когда мог этого избежать.

— А как же люди? — спросила Анна. — Бюрократия в резервации? — Казалось, ее не беспокоили блинчики.

Чарльз проснулся после перелета из Бостона в Монтану и обнаружил, что его отец готовит для них завтрак: сосиски и блинчики в форме оленей. И это были не просто олени, они были похожи на Бэмби из мультфильма Диснея. Чарльз не хотел знать, как его отцу это удалось.

Чарльз предпочитал, чтобы его оленина была на вкус как мясо, а блинчики — чтобы выглядели как блинчики. Братец волк считал его слишком разборчивым и вероятно, был прав.

— Людей изгнали, и ворота закрылись перед ними. Туда послали армейские вертолеты для наблюдения за районом, но похоже, они не могут найти резервации.

Чарльз фыркнул.

— Типичные штучки фейри.

— Они обратились ко мне, — сказал Бран.

Чарльз отложил вилку. Анна взяла лопаточку из рук тестя и заставила его сесть рядом с ними. Она ничего не сказала, просто выложила несколько блинчиков на тарелку, полила их кленовым сиропом и протянула его отцу.

— Что они сказали? — спросил Чарльз.

— Они извинились за то, что их действия повлияют на нашу способность влиться в человеческое общество. — Бран откусил кусочек блинчика и закрыл глаза. — И они поблагодарили меня за помощь моего сына в деле Леса Хойтера.

— Фейри поблагодарили тебя? — спросил Чарльз. Фейри никого не благодарили, да и неразумно было благодарить фейри, так вы отдавали себя им во власть.

Бран кивнул.

— Затем они попросили меня встретиться с ними, чтобы обсудить вопросы дипломатии.

— И что ты ответил?

Его отец коротко улыбнулся и откусил еще кусочек блинчика.

— Я сказал им, что подумаю над этим. Я не позволю им принуждать меня следовать их примеру.

Анна подняла свой стакан с апельсиновым соком в официальном тосте.

— За интересные времена, — сказала она.

Бран наклонился и поцеловал ее в лоб.

Чарльз улыбнулся и откусил блинчик в виде оленя. На вкус он был просто восхитителен.

Перевод: Ирина Иванова

Редактура: Nikolle

Русификация обложки: Hexany

Дизайн артов и коллажей: Hexany