Червь-6

Глава 12

Минуло двое суток, прежде чем мы увидели город из серого камня.

Моё пробуждение не было связано с жжением в глазах от палящих солнечных лучей, или жуткой зевоты моего гнойного друга. Еще, бывало, мы просыпались из-за Хейна, тучный монстр крутился во сне по кроваво-глянцевому настилу и, бывало, мог кого-нибудь под себя поджать. Ему снились сны. Я это чувствовал. В отличии от нас, вздувшийся гигант видел сны. Холодными ночами он покрывался потом и громко мычал, тело его не испытывало боли. А вот разум. Его разум страдал, не в силах справиться с осознанием реальности.

Сны были мукой для Хейна. Каждую ночь он насильно залезает в жуткую темницу и мучается там до утра. Но этим утром я проснулся не из-за его громких мычаний, или мычаний кого-то, кто угодил под его спину.

Утренний ветер принёс запах моря. Его ни с чем не перепутать. Свежий, с нотками пересоленный воды, скисшей под солнцем.

В детстве я жил рядом с морем. Пешком — сутки, на машине — час. И даже на такой отдалённости наш городок на время очищался от скверной вони трупных разложений, текущих и плывущих по воздуху сквозь улицы. Когда дул ветер с моря — мы могли дышать. Дышать полной грудью.

Я набрал полную грудь воздуха.

— Мы почти пришли, — сказал Зико.

Мужчина сидел на корточках возле меня. Ночью я облокотился о широкий ствол ели, и за всё это время не пошевелился. Лишь прикрыл глаза, а теперь открыл их.

— Инга, дальше ты и Осси идёте вдвоём. Мы останемся в лесу.

Зико выспался, но лицо по-прежнему выглядело уставшим и помятым. Щетина с каждым днём обретала форму бороды, морщины становились глубже, а голубые глаза словно выцветали, становясь тусклее. Он почесал затылок и бросил взгляд в сторону, на своих воинов. В его движениях таилось беспокойство.

— Тебя что-то беспокоит? — спросил я у Зико.

Голубые глаза уставились на меня с подозрением. Зико прищурился.

— Не забывай, Зико, ты топчешься в луже моей крови, я чувствую каждого из вас. Чувствую ваше настроение. И чувствую ваш страх.

— Мы не боимся! — сорвалось с его губ с каплей желчи. — Я за тебя переживаю, и это меня беспокоит!

— И что тебя беспокоит?

— Если что-то случится в Дарнольде.

— Что со мной может случиться?

— Ты недооцениваешь прокуратора Гнуса. Он умный и хитрый.

Две ночи в подряд Зико рассказывает мне про этого мужика, в деталях описывая его достоинства. В городе из камня он вроде как главный. Без чинов и звания. Без рода и без статусов. Он просто — прокуратор Гнус. Местный правитель, местный судья, местный надзиратель, местный праведник, местный обвинитель. Человек, но с нечеловеческими способностями. Зико не видел его, но наслышан. И сейчас, переживания Зико вызваны совсем не моим походом в город, и тем более не тем, что там может случиться что-то плохое со мной.

Зико переживает за своих людей, пойманных кровокожами.

— Их казнят! — трясясь от гнева, вопил Зико. — И мы ничего не можем поделать…

— Если в городе случится что-то плохое, я подам сигнал.

— Как?

— Хейн. Моя связь с ним неразрывна, пока он и я стоим хотя бы на тонкой струйке крови. Этот огромный уродец запляшет, а потом кинется спасать меня. Вы — следом. Договорились?

Зико кивнул, посматривая на своих людей. Воины в кожаных доспехах сидели возле деревьев и уже смазывали клинки слюной Бэтси. Сама Бэтси лежала на боку и мирно спала, поглядывая на нас приоткрытым глазом, когда другой так ни разу и не открылся.

Кровавый меч Осси и Длань праха мирно покоились на наших спинах, когда мы вышли из леса и ступили на пыльную дорогу. Все свои запасы крови пришлось оставить в лесу, поддерживая связь тонкими струйками. Мои ступни обрушивались на утоптанную дорогу людскими ногами и колёсами сотни повозок, а за нами с Осси протянулся хвост, похожий на разлитое по столу испорченное красное вино. Густое и пахучее.

Дорога огибала каменистые горы. Подножье поросло мхом и редкими деревьями, чьи зелёные листья были почти целиком загажены белым помётом чаек. Нам стоило чуть обогнуть гору, как перед нашими глазами зелёный горизонт вдруг заискрил ослепительными вспышками. Солнце стояло в зените, бросая на морскую гладь мириады лучей, способных вышедшего из мрака человека обратить в слепого крота.

Я прикрыл ладонью глаза и быстро насладился видом голубого моря. Возможно, перед нами раскинулся океан, соединяющий сотни материков. Как знать. Мне доставлял удовольствие тёплый ветер, ударивший в лицо и смахнувший дорожную пыль с доспеха.

— Это большая река? — спросила Осси, с удивлением рассматривая поблёскивающий горизонт.

— Да, — с улыбкой произнёс я. — Это большая река.

Мне безумно хотелось содрать со совей кожи всю застывшую кровь. Избавиться полностью от доспеха и кинуться босыми ногами по раскалённому песку к морю. Как в детстве. Пока в дом не пришла война. Надеюсь, здесь, в этом мире, я когда-нибудь смогу посмотреть на небо и слышать лишь противный крик чаек. Запах крови будет напоминать лёгкий порез. Мужской вой — работу в поле.

Мы с Осси шли по песчаной дороге в сторону мира.

Нам стоило пройти метров сто, как внизу из-за сколы появилась часть города. Огромная башня из серого камня венчалась смотровой, на которой я разглядел человеческий силуэт. Мы подошли ближе. Каменная башня пускала по земле высоченные каменные стены. Это была непреступная крепость в виде огромного прямоугольника, внутри которого располагались сотни каменных построек с деревянными пологими крышами. В центре располагалась самая высокая башня с кучей бойниц, тянущихся змейкой до самой крыши в виде наконечника копья. Торцевые неприступные стены уходили в море, словно разделяя песчаный пляж на два мира; внутри и снаружи. Главная стена, в которую уходила дорога, встречала нас огромными воротами из крепкого дерева и бдительным караулом.

По началу мне показалось, что город охраняют люди. Обычные, в доспехах, с мечами и копьями в руках. Но, подойдя ближе, и снова отгородив ладонью солнце от своих глаз, я разглядел кровокожих. Много. Воинов десять были только на воротах. Еще голов двадцать стояли на равном удалении друг от друга на стене, выглядывая из-за серого камня. Еще они стояли на всех угловых вышках, бродили вдоль стен на пляже, и можно было только догадываться, сколько их внутри города.

Стража ворот пряталась от солнца под тряпичным тентом, болтающемся на ветру словно парус. Когда мы приблизились на достаточное расстояние, чтобы нас можно было разглядеть, один из кровокожих вышел из тени. Его ладонь в кровавой перчи легла на рукоять меча, покоившегося в ножнах на бедре. Он лишь положил руку, и этот жест, скорее всего, был привычкой, а не мерой устрашения. Меч он не собирался обнажать, и мне пришлось громко и грубо прошептать Осси, чтобы и она держала свои руки вдоль тела.

Страж сделал несколько шагов и замер, подняв ботинками облако пыли. На лице, прячущемся за багровой маской из запёкшейся крови, я мог видеть кровавые глаза, но не более. Но и этого мне вполне хватило, чтобы заметить его удивление. Плащ. Он глядел на мой жуткий плащ из мужских лиц, развивающийся на ветру. Хоть что-то нежно ласкало эту кожу.

Мы с Осси замерли в нескольких шагах от стража. Необходимо действовать напористо и нагло, иначе нас могут спалить. Я уже хотел открыть рот и излить на кровокожа всё своё величие, но он меня опередил.

— Аида… — его басистый голос утопал в неуверенности и сомнениях. — Мы вас не ждали…

— Мне нужно срочно попасть в город.

Страж резко обернулся на огромные ворота и кому-то кивнул головой. В тени тента началась движуха. Кровокожи повскакивали, засуетились. Походу дела нас рассекретили… Правая рука сама потянулась к древку копья.

— Аида, как прикажете, — страж отошёл в сторону и протянул руку по направлению ворот. — Прокуратор Гнус сейчас на главной площади, но у меня для вас плохие вести.

— Какие? — гаркнул я, уверовав в своё величие и убрав руку от копья.

— Корабли отплыли еще пять ночей назад.

Я не стал награждать стража ответом и лишней болтовней. Новость я принял двояко. Она меня как огорчила, так и дала надежду, что у меня будет время подготовиться получше. К чем только? Время покажет.

Увидев сколько здесь обитает кровокожих, моё проникновение в Дарнольдс однозначно можно назвать самоубийством.

Страж проводил нас до огромных ворот из толстенной древесины. При виде нас, кровокожи вытянулась по струнке, опустив ладони на рукояти мечей. Я словно был местной императрицей, приехавшей в свои владения. В мою фантазию страж подлили еще пару литров бензина, лично открыв дверь в воротах со словами:

— Прошу.

Мы с Осси просто офигели!

Наши ноги ступили на дорогу из отшлифованного камня, а перед глазами нарисовались сотни домов из такого же серого камня, доведённого до тусклого блеска ветрами и дождями. Стоило чуть приподнять глаза, уставиться на горизонт, как мы увидели полоску морской воды, возвышающейся над прожжёнными под солнцем крыши домов, тянущихся вниз к побережью. Постройки были раскиданы хаотично, видимо местный архитектор не особо заморачивался с ровным расположением домов, хотя возможно это обусловлено сложным ландшафтом и расположение вблизи воды. Но как бы оно не было, город выглядел просто великолепно. Я просто смотрел на картинки из глянцевого журнала о путешествиях, валяющихся в сортирах торговых центров. Здесь не хватало только счастливых туристов в огромных шляпах и полупрозрачных платьях. В остальном — всё заебись. Антуражные постройки, диковинные деревья с красными листьями и набухшими плодами, утягивающие ветви до самого пола. Крики местных птиц и гул бесконечной людской суеты, повисшей в жарком воздухе незримой пеленой, медленно стекали вниз по улицам.

Извилистая дорога разбивалась на сотни тропинок уже у первой постройки — каменная башня с дежурящим у входа в неё кровокожам.

— Инга, куда пойдём? — спросила Осси, с подозрением взирая на всё вокруг. Девичье удивление невообразимого города быстро смылось с её лица, стоило ей увидеть людей в заношенных до дыр обносках.

— Идём искать центр. Нужно посмотреть, что это за зверь такой Прокуратор Гнус.

Разыскать центр города особого труда нам не стоило. Мы спускались по каменистой дороге между домов, постоянно поглядывая на море. Что меня удивляло, так это отношение местных людей к нашим персонам. Всем было абсолютно похуй на нас. Мы проходили мимо домов, а стоящие рядом люди даже голов не поднимали, продолжали заниматься обыденными делами. Мы были обычным явлением. Ни каких тебе округлённых глаз и вздохов. Никто даже не оборачивался, чтобы кинуть восторженный взор нам в спины. Скорее всего, нам накидали хуёв в спины, но никак не радостных аплодисментов. Местные нас боялись, это чувствовалось, но никто даже не выдавил из себя и капли уважения. Мы были что-то типа местных собак, которых было проще не трогать, хоть они и доставляли много неприятностей.

Пройдя несколько десятков домов, усилился ветер, принеся морской воздух, подпорченный запахом пота. Чем ближе к центру мы подходили, тем гуще становилась людская толпа. Нам уже приходилось прорываться сквозь плотные сборища. Приходилось расталкивать людей, перегородивших нам проход. И чем дальше мы углублялись в толпу, тем чаще в воздухе витало слово: казнь.

Казнить. Слово срывалось с губ местных жителей, и было окрашено одобрением и каким-то не людским восторгом. Здесь, слово «казнь», за которым следует убийство — не имело и капли порицания или сострадания.

Казнь. Страшное слово срывалось с людских губ подобно кирпичу с каменной стены под ударами пуль. Мы обогнули дом и вновь увидели полоску голубого моря. Прекрасный вид. Но такого я не видел ни в одном из журналов.

Прекрасная картинка, чья основная функция — нести спокойствие душе, была омрачена двумя огромными деревянными крестами. Пропихнувшись сквозь толпу поближе, вид крестов вызвал внутри меня совсем мрачные чувства.

На огромных деревянных крестах висели обнажённые люди. Двое мужчина обливались кровавым потом под жаром обеденного солнца, не щадящим их прибитые гвоздями ладони. Их ступни жадно цеплялись за узенький выступ, сделанный не ради облегчения мук, а скорее наоборот; нога мужчины соскользнула, обрушив весь вес человека на его прибитые к кресту руки. Воздух над нашими головами взорвался смехом толпы. У мужчины на кресте не было сил даже поднять голову, не говоря уже о попытках замычать, или взвыть на весь город.

Толпа еще долго смеялась и улюлюкала, пока ей не дали команду заткнуться. Огромное людское кольцо, окружившее каменный подиум с двумя крестами, в буквальном смысле разомкнулось. Люди бросились в рассыпную, пропуская вперёд загадочного человека. Фигура в серой рясе священника с накинутым на голову капюшоном медленно подползала к распятьям. Он ступал босыми ногами на камень, длинные рукава покрывали руки до кистей. В его поступи и движениях было что-то странное, неестественное и пугающее, как будто тело сопротивлялось чужой воле. И этой воли боялись, как огня. Люди так и не сомкнули кольцо за человеком, боясь наступать на его след.

Толпа медленно затихала. В какой-то момент шум моря справлялся с потухающими разговорами, а потом и он сам сник, под жутким гулом нарастающего жужжания насекомых. Мужчина в рясе остановился напротив пьедестала с двумя распятиями и обернулся к толпе. Лица его я не увидел, капюшон бросал непроглядную тень до самого подбородка. Но приглядевшись, я сумел понять, что чёрное пятно на его лице — далеко не тень. Под капюшоном кружило и жужжало густое облако мух. Маслянистые крошечные тела поблёскивали в лучах солнца, усаживались на рясу, ползали по испачканной какими-то тлетворными пятнами ткани, а затем вновь взмывали в воздух и возвращались человеку под капюшон.

Когда толпа окончательно смолкла, человек в рясе воздел руки к небесам, обнажив почерневшие ладони, словно кожа была давно подвержена гниению. Но я даже не успел вздохнуть, как его ладони заблестели от маслянистой влаги и вмиг покрылись плотным ковром из жужжащих мух.

Жужжание наполняло город. Это было жутко и необъяснимо. Казалось, что стоящие позади нас люди тоже зажужжали, шевеля губами. Но мне казалось. Город из камня прекрасно отражал не только звуки моря и гвалт толпы.

Жужжание достигло своего пика. Казалось, что мухи проникли в мозг, заползают в уши, в нос, залезают под веки и ползут прямо в череп. Собираются там большими стайками и жужжат, непрерывно ползая по узким извилинам моего мозга. Можно было сойти с ума. Хотелось заорать, громко. Завопить. Взреветь так громко, чтобы не слышать ёбаного жужжания… Но я вдруг замер. Волна холода пробежала по коже под кровавым доспехом. Каким бы невыносимым не было жужжание, но он вынудило меня прислушаться.

И я услышал.

Да-да… я услышал речь. Вернее, как жужжание превращается в слова. Человек в грязной рясе обращался к толпе при помощи жуткого жужжания насекомых.

— Добрые люди Дарнольда, — жужжало в голове, — сегодня мы выгоним из нашего славного города зло. Мы избавимся от неверующих, чьи мысли были осквернены злом. Их умысел, — правая рука фигуры в рясе медленно опустилась и уставилась на кресты, — грозит нашей жизни нестабильностью. Невежды и глупцы. Их учитель — зло. Их мысли отравлены ядом. Их цели — наша катастрофа.

— Инга, — я с трудом различил в жужжании голос Осси, — эти люди на крестах… может это те, о ком говорил Зико?

— Даже если это и так, мы уже ничего не сможем сделать.

— Почему? Мы не станем их спасать?

— Осси, ты перегрелась на солнце? Или ты возомнила себя непобедимой и бессмертной? Оглянись, здесь сотня кровокожих. А толпа? Здесь никому нельзя доверять, толпа бросится на нас и разорвёт. Мы убьём многих, но итог один — мы станем пылью или новым песком для этого прекрасного побережья.