Хейн нас предал.
И предательство его было слишком коварным. Он оказался тем самым добрым человеком, что распахнул окно для сотни мух в кухню, полную помоев. Только вот этих жалких мух ждала не райская жизнь. Их ждала ловушка в виде липкой ленты, на которой все насекомые благополучно и осели.
Насекомые…
Я кинулся к Осси. Меня ничто не сковывало, как и моего друга со своей армией гнойных воинов. Воительница не могла двинуть ногами, словно приросла к кровавому полотну. Рядом с нами уже кружила Кара. Волчица громко скулила и обнюхивала окружающий нас воздух, словно в нём повисла угроза, но именно то, что Кара ничего не могла учуять — и пугало её.
Ансгар и его солдаты так же стояли неподвижно, предпринимая попытки освободить ступни. Кто-то бил мечом по зеркальной поверхности, кто-то уже ослаблял шнуровку на своих ботинках.
Осси срочно нужно доставать! Дрюня схватил её за талию и попытался приподнять. Женщина взвыла, когда огромные ручища с силой обвились вокруг её живота. Дрюня еще напрягся. Ничего не получилось.
— Да не проблема, — сказал Дрюня, — вынимай ноги из ботинок, быстро!
— Ага! — выпалила Осси, — а в чём я дальше пойду⁈
Я опустил глаза на её ботинки, и внутри меня ёкнуло. Мыс и пятку быстро затянуло кровавой паутинкой мельчайших пульсирующих сосудов, причём разрастающихся очень стремительно. Я моргнул — вот уже паутинка подобралась к шнуровке на боку ботинка, чуть выше щиколотки.
— Что это? — раздалось из толпы мужское возмущение.
Ноги воинов медленно утопали в аналогичной паутине.
Что же происходит…
— Осси, — сказал я, — быстро скидывай ботинки.
— Но…
— Немедленно! — гаркнул я.
Она потянулась к шнуровке и замерла. Я опустил глаза, шнуровка уже давно скрылась. Осси попыталась вытянуть ступню из прикованного к кровавому полотну ботинку, но он туго сидел на её ноге. Намертво! Не раздумывая, я опустился на колено, вытянул палец, на кончике которого вырастил подобие тонкого лезвия, и рубанул по паутине. Ботинок ослабил хватку и Осси вытянула ногу. Дрюня придерживал девушку, пока я освобождал вторую ступню. Когда я закончил, мой друг выдернул Осси из ловушки и посадил к себе на плечи.
— Червяк, — сказал Дрюня. — Что происходит?
— Не знаю, но как видишь, на нас ловушка не распространяется. Только на людей.
— Это что ж, — усмехнулся Дрюня, осматривая прикованных воинов Ансгара, — теперь каждого придётся усадить на плечи. У меня столько солдат нет, чтобы всем хватило места.
Мы не о том переживали. Дрюниных солдат могло и вовсе не остаться. И никакой речи уже не шло о плечах, когда один из воинов Ансгара всадил свой меч в грудь гнойному войну, который лишь хотел ему помочь. Как странно… как он умудрился проткнуть клинком гнойных доспех?
— Ансгар! — взревел Дрюня и быстро направился к молодому правителю. — Прикажи своим людям сложить оружие! Мои воины лишь хотят им помочь!
— Я и не отдавал приказа о на падении! — гаркнул парень.
Ноги Ансгара уже были по колено в паутине, когда мы приблизились к нему. В отличие от остальных людей, парень мог управлять своим телом, хоть и с трудом. Его напряжённое лицо, вздувшиеся вены на шее и лбу говорил лишь об одном — он ведёт борьбу, внутреннюю, с кем-то нам неведомым.
— Что с тобой? — спросил я Ансгара, даже не зная, как ему помочь.
— Не знаю, — с трудом проговорил парень, шевеля только губами, — я словно отяжелел, меня тянет к земле, но я могу противиться.
— Андрей! — крикнул один из солдат Дрюни. — Что нам делать?
Гнойный воин пятился от человека, размахивающего мечом. Лицо мужчины выражало испуг и непонимание происходящего, он жмурился, крутил головой и что-то выкрикивал. Разобрать было сложно, пространство вокруг нас наполнилось суетой и криками растерянных людей. Но то, что сумел услышать я, меня не удивило. Человек кричал, что он не контролирует свои ноги и руки. «Труперс» без проблем увернулся от лезвия, которое, как я сумел разглядеть, заплыло кровью. Меч в руках простого вояки стал подобием моего. Таким же смертельным и опасным. Без труда пробивающим гнойною броню.
«Труперс» громок взвыл, так и не дождавшись приказа от своего военачальника. Пятясь, особо не оглядываясь за спину, он наткнулся на еще одного солдата, который без особых раздумий ударил его в спину.
Дрюня молчал. Мы стояли и с ужасом наблюдали как одного из наших бедняг, одного из отряда «труперсов» добивали, ломая в щепки его гнойную броню как сухую древесную кору. Дрюня не мог принять верное решение. Нет, решение уже шевелилось на его устах, но произнести его он не решался.
Сотня солдат Ансгара направили свои мечи против отряда «труперсов». Предательство без предательства. При всём своём желании Ансгар никак не мог повлиять на ситуацию. Его громкие, разрывающие от ярости глотку команды гудели над нашими головами, но не более того. Народ его слышал, и тут же просил прощания за своё неповиновение.
— Прости, Ансгар, — выдавил Дрюня, — у меня нет иного выхода.
Юный правитель закрыл глаза. Его лицо подёргивалось от ненависти и боли, он никак не мог помочь своим людям.
— Не смей! — взревел я на Дрюню. — Нам надо уходить!
— Куда? — гаркнул Дрюня.
— В глубь леса! Оставим их здесь!
Дрюня засомневался. Он уже был готов отвести людей, как рядом с нами нарисовался один из солдат Ансгара. Дрюня вскинул секиру над головой, но не ударил. Меч солдата смотрел в багровую лужу, пока он медленно шагал в нашу сторону. Переплетённые пульсирующими сосудами до пояса, он поднимал ноги подобно марионетке и с трудом удерживал равновесие.
— Я не управляю собой! — истошно вопил он. — Я не чувствую тела!
Присмотревшись, я увидел его покрасневшие глаза. Тонкие струйки крови вытекали из ушей и носа. Что творилось внутри человеческого организма — загадка. Но признаки самого худшего были на лицо. Даже если мы сумеем избавить всех от пут, мало кто сумеет спастись. Они обречены. Сотня воинов обречены на мучительную смерть. Нам остаётся одно — проявить человечность.
Я направил лезвие на подходящего к нам солдата. Он всё также не утихал, вопя о своей беспомощности. Намерения будущего трупа были неизвестны даже ему лично, но я осмелился предположить, что его целью мог быть Дрюня, или на худой конец я.
Так сильно я еще никогда не ошибался.
Мы отпрянули назад с Дрюней, когда солдат сократил дистанцию, хватившей для удара мечом. Ни я, ни Дрюня не хотели брать на себя ответственность за убийство невинного человека, чьё тело попало в руки кукловода. Ситуация тупиковая, сложная, но внутри меня теплилась надежда, что вот-вот всё закончиться, сосуды ослабнут, высохнут и распадутся пеплом, как тогда, у ворот. Только в тот раз я чудом остался в живых. Цена за мир была высока. Боюсь, что и сегодня нам придётся заплатить высокую цену за мир.
Заливаемое лицо собственной кровью солдата искривилось от ужаса. Он смотрел на нас, умоляя его не трогать. Уродливая секира угрожающе застыла в руках Дрюни, в любой момент готовая обрушить всю свою мощь на его голову. Мой меч всегда был наготове, но такого поворота событий мы не ожидали.
Солдат вскинул меч и бросился на Ансгара. Молодой правитель стоял к нему спиной и не мог видеть, как лезвие меча, залитое кровью, полетело ему точно в голову. Парень не видел, но слышал закрывшийся в голос ужас нападавшего.
Раздался свист. Стрела пробила обе руки солдата и увела меч в сторону. Солдат взвыл еще громче, роняя меч на зеркальный пол из крови.
— Отличный выстрел, Осси! — заметил Дрюня.
Воительница обхватила огромную шею Дрюни обеими ногами, усаживаясь по удобнее на откровенно неудобных плечах. Новая стрела натянула тетиву, нацелившись острым кончиком точно в голову солдата.
— Надо вытащить Ансгара, — предложил Дрюня.
— Пошли!
— По легче! — закричала Осси, стоило Дрюне кинуться вперёд.
Пока мы пытались вытащить парня из ловушки, я заметил странную вещь. В отличие от остальных людей, паутина медленно отступала от его тела. Он мог шевелить руками, ногами, и даже головой. Да, с дополнительным усилием, но он мог. Он продолжал быть свободным. Непокорённым. Его глаза были ясны, кожа привычного нам цвета. Из ушей и носа не было никаких выделений.
— Мне не нужна ваша помощь! — паренёк скинул мою руку со своего плеча. — Я уже не маленький!
Но слабый и беспомощный! Засранец! Мы ему помогаем, а он нос воротит, бля!
Дрюня был возмущен наглостью молодого правителя не меньше моего, но еще мой друг возмутился от бегущих к нам на встречу десятков других воинов.
— Давай, Червяк! — вопил Дрюня, пытаясь вырвать парня из кровавой паутины. — Тяни!
Лицо парня содрогалось от нескончаемых и мучительных попыток сопротивляться чужой воле, что пыталась окутать его разум. Он закатывал глаза, кашлял. На губах пенилась слюна. Пот заливал всё лицо. Со стороны он мог показаться больным. Отравленным смертельным ядом. От части, это так и было, яд стремительно растекался по сосудам, но паренёк оказался не простаком. Когда его гвардия полностью подчинилась чужой воле, Ансгар, стиснув зубы и выставив перед собой меч, смог сделать шаг вперёд. Сделать шаг вперёд против чужой воли.
Тяжёлый выбор пал на наши неокрепшие плечи. Ни каждый сможет решиться на такое, но и не каждый в этой борьбе сможет шагнуть против своей воли.
Ансгард, громко взревев, сумел сделать еще пару шагов на встречу приближающемуся к нему воину. Мы могли всё сами сделать, могли разрубить нападавшего пополам, вдоль позвоночника или снести голову к херам, но мы с Дрюней уже были по другую сторону борьбы, Ансгар должен был сам шагнуть через красную линию. За ленточкой мы все теряем свою человечность.
— ХЕЙН! — завопил отчаянным тоном Ансгар. — Ты ответишь за все погубленные души!
Руки и подбородок парня тряслись как на морозе. Я видел, как с его покрасневших глаз срывались слёзы. Стиснув зубы и громко зарычав, молодой правитель поднял меч и, шагнув вперёд, опустил лезвие на плечо бывшему сотоварищу. Кожаный доспех хрустнул вместе с костями. Мужчина издал короткий крик, после чего замертво рухнул на глянцевую гладь. Ни единой капли крови не вытекло из ужасной раны. Даже уже лежа, из трупа не вытекало ни единой струйки.
Ансгар продолжал вопить от гнева. Выпученные глаза уставились на труп с какой-то отречённостью и безнадёжностью. Я представлял, что у парня сейчас творилось в голове. Я прекрасно это представлял. Чувствовал, как взбесившаяся река безумия смывает твой привычный мир, оставляя после себя грязную, выжженную дотла землю, ломая дома, уничтожая семьи, смывая с твоей души всё то прекрасное, что пытался привить тебе современный мир.
Мы все когда-то столкнёмся с реальность. Или сдохнем.
Ансгар выбрал реальность. Иного пути нет.
Своими звериными глазами я увидел весь масштаб бедствия. И я не про бедного паренька, сжимающего свой меч. Своё душевное бедствие он обратит в волю и силу. А вот то, что нас окружили — это полный пиздец. Убежать не получиться, договориться — тем более.
Нас окружили, взяли в идеальное кольцо, словно пущенное от брошенного камня в воду. Воины двигались слаженно и чётко, явно управляемые единым разумом. А их глаза… Я ощутил невыносимую тяжесть, осознав, что некто через две сотни обречённых глаз взирает на нас и быть может, уже празднует победу.
Дрюнину армию вытеснили наружу, за оскаленное мечами кольцо, где там же развязалась битва. Воздух над нашими головами сгустился не только из-за палящего солнца; нескончаемые, вмиг обрывающиеся человеческие вопли и стоны звучали тяжелой музыкой, исполняемой каким-то больным вокалистом. Но то была битва. Сражение звучало как битва, когда возле нас развернулась настоящая бойня.
Резня.
Срезанные человеческие лица, ставшие часть огромной уродливой секиры, со свистом прорубили несколько голов, вырвав с корнем челюсти обречённых. Дрюня вошёл в кураж. Судя по всему, гнойному вояке нравилось рубить людей. Но быть может он просто защищается. Ну, такой вид защиты, когда ты одним взмахом вспарываешь несколько животов, а потом на безликом лице пытаешься изобразить улыбку. Дрюня рубил не стесняясь. С какой-то больной любовью, стараясь не сразу обрывать людские жизни.
Глаз медведя на моём наплечнике широко раскрылся, когда стальной меч сверкнул золотом рядом с моей спиной. Мои ноги сами увели меня с линии удара, после чего я развернулся и ударил. Длинное лезвие из людской крови стало неким продолжением моих рук. Лёгкое, как пёрышко и острое, как скальпель хирурга, оперирующего без анестезии в грязном подвале. Лицо нападавшего, в особенности его глаза выражали искреннее нежелание участвовать во всём этом бреде. Но перед тем, как умереть, он нашёл в себе силы сомкнуть веки и задрать голову. Его тонкие губы пытались шевелиться, возможно он хотел прочитать молитву, но голова с запертым ртом взмыла в воздух и рухнула у моих ног. Всё что я мог — подарить ему лёгкую смерть. Возможно, я и убил невинного, но моя совесть чиста, я убил, не причинив никаких мучений.
Каждый взмах уродливый секиры заканчивался криками и стонами, каждый удар моего меча — тишиной. Я напирал на толпу, вспарывая перед собой спёршийся от смерти воздух. Воины принимали свою участь, закрывая глаза. Они умирали в полном безмолвии, но та молитва, что воодушевляла наши сердца, звучала в моей голове.
Даже Осси была снисходительной. Каждая выпущенная стрела старалась разорвать позвоночник или хребет. Каждая стрела должны была быть последним свистом, который слышал обречённый. Но сидя на плечах огромного воина, размахивающего секирой, не каждый выстрел достигал своей цели. Человек, с пронзённой грудью продолжал идти вперёд. Испытывая боль, горечь в горле от подступившей крови и ужас неизбежности, чужая воля заставляя их идти на убой под свист секиры. Когда колчан Осси опустел, ей только и оставалось беспомощно взирать на зверские убийства, сидя в первом ряду. Даже Кара убивала быстро, перегрызая шеи.
Кольцо быстро худело. Уже через десяток голов, стоящих друг за другом в очереди за смертью, я увидал уродливые головы — Дрюнины воины. Они рубили людей беспощадно. Озлобленно, добивая стонущих и пыхтящих через ноздри своими ступнями из высохшего гноя. Давили им головы, ломали грудные клетки. Вонзали мечи в сердца, а затем проворачивали. Ансгар старался не обращать внимания на то всё безумие, что его окружило. Он, как и мы, убивал. Работал ради своего существования. Хочешь жить — умей вертеться. Так вот и пареньку приходилось вертеться как юле. Видя, как лезвие его меча отражала удары, я радовался. Не зря поделился своей кровью. Но видя, как уродливая секира, покрытая моей кровью, повергает нападавших в страшные муки, я чувствовал ответственность за каждую душу. Мне хочется верить, что Дрюня просто рубил воздух, без разбора, чисто ради своего спасения.
А потом я увидел Колега. Кожа на его лица вздулась от разбухших вен, красные глаза слезились в мольбе его не убивать. Он шагал уверенно, наставив острый кончик меча прямо Дрюне в грудь. С этим мужчиной нас мало связывало — тёплая ночь в его доме — но даже короткий отрезок времени способен внутри холодного сердца зажечь пламя. Моё пламя вспыхнуло с новой силой, и готово было опалить мою душу, когда я увидел, как Дрюнина секира нависла над его головой.
— Дрюня! — завопил я. — Нет! Не убивай его!
Меч Колега ударил в секиру, выставленную в защиту. Лезвие вошло в разинутую пасть содранного лица и застряло. Дрюня крутанул «Лицадёр», пытаясь выбить меч из рук мужчины, но ничего не вышло. Кровавая паутина приковала рукоять меча к кисти, словно посадило на клей момент. Пока я бежал к ним, секира сделала еще один оборот, сворачивая руку Колега. Раздался хруст костей. Подбежав к Дрюне, мне пришлось убить очередного воина, кинувшегося на нас. А затем я посмотрел на Колега. Заглянул ему в глаза, которые с животным страхом взирали на меня. В них застыла боль. Боль и разочарование. Он всё понимал. Он всё прекрасно понимал.
— Червяк, — гаркнул Дрюня. — Мы не можем себе позволить немые сцены и трогательные паузы!
Он выкрутил секиру и дёрнул на себя. Меч Колега высвободился. Переломанная рука не повисла канатом, как мы ожидали, она взмыла в воздух для удара.
Время пришло.
— Колег, — сказал я, когда Дрюнина секира взмыла в воздух для ответного удара. — У тебя будет мальчик.
На мгновенье глаза мужчины блеснули радостью, и мне даже показалось, что он смог выдавить на лице улыбку. Секундная радость помогла ему выразить свою эмоцию, полностью игнорируя чужую волю. Слеза. С уголков его глаз сорвались слёзы, а после, уродливая секира стёрла не только улыбку, но и всё лицо.
Его жена… их нерождённый ребёнок… Они больше никогда не встретиться. Я даже был ближе к его ребёнку, чем он сам. Я чувствовал дитя, чувствовал его сердцебиение. Чувствовал жар младенческой крови. Я лишь хочу надеться, что Колег в последние секунды жизни не чувствовал страха. Всего один удар.
Один удар ради наших жизней.
Дрюня потрошил людей и раскалывал черепа — всё, ради нашего спасения.
Сотня людей. Сотня воинов, отправившихся за лучшей жизнью для их семей. Их изрубленные тела лежали наваленными друг на друга мелкими кучками, рисуя на ровной глади кривое кольцо, в центре которого стояли мы: Ансгар, Дрюня с Осси на плечах, Кара и я.
Больше никого не осталось.
Мы были чисты, не единой капли крови не окропило наших доспехов. Но она и не осталась принадлежать изувеченным трупам. На наших глазах застывшие в страхе лица мужчин осунулись, а их тела сдулись, натянув мертвенно бледную кожу на кости. Их словно высосали. Всё, до последней капли.