Черный тан

ГЛАВА 7

В течение многих лет Талискеру снилась Уна. В самые темные часы ночи он просыпался от этих снов, и осознание ее смерти в первые секунды пробуждения накрывало его темной волной отчаяния. Тем не менее, боль потери со временем стала глуше, и Дункан уже мог не целыми днями напролет думать о жене. Тогда появилось какое-то странное чувство вины, поскольку Талискер осознал, что практически позволил ей уйти. В мире без фотографов память или отсутствие памяти были молчаливыми убийцами скорби. Постепенно стирались из памяти лицо, голос, облегчая боль и заменяя ее сладко-горьким чувством потери, которая бывает только раз в жизни.

Иногда память восстает против такого. Талискер мог, например, гулять по лесу, и запах какой-нибудь травы, цветка или птичка, которая нравилась Уне, вдруг вызывали в памяти ее голос так ясно, будто он слышал его вчера. Талискеру оставалось делать вид, что он ничего не слышит, зажать свое сердце в кулак и идти дальше, отвлекая себя охотой или наблюдением за погодой. Это происходило не оттого, что Дункану хотелось забыть ушедшую любовь, а потому, что после смерти Уны он похоронил свою боль и посвятил себя воспитанию детей. Но сейчас, находясь в одиночестве, Дункан ничем не мог остановить печаль, переполнявшую душу, и она отделила его от остального мира неприступной стеной. В другом мире о Талискере могли сказать, что у него нервный срыв, а здесь, в Сутре, люди предположили бы, что он на время сошел с ума.

Но сейчас все было настолько реально, будто Уна живая стояла перед ним. Если бы здесь появился Мориас и сказал, что нашел способ вернуть ее к жизни, Талискер поверил бы ему. Он сидел на пороге маленькой хижины и смотрел в ночное небо. Прошлой ночью был метеоритный дождь, и Дункан надеялся на повторение. Наблюдение за звездами стало его страстью, и Талискер записывал подробности увиденного и изящным убористым почерком делал наброски в записной книжке, стараясь экономить бумагу.

Рядом сидела небольшая серая рысь. Не сид, а просто родное дитя лесов. Рысь часто приходила к Талискеру, чтобы провести с ним время, разделить еду, нередко добавляя кролика в общий котел, а потом опять уходила. Как и все кошки, она сама определяла их отношения, что очень устраивало Талискера. Ему нравилось ее молчаливое присутствие. Он называл рысь Принцессой, хотя и понимал, что это довольно глупо. Но то было больше ласковое обращение, чем кличка, и он никогда не надеялся, что рысь придет, как только он окликнет.

Нынешней ночью небо было чернильно-черным. Дункан внимательно смотрел на серебряное сверкание звезд, гадая, витает ли нетерпение, которое он испытывал, в воздухе, или что-то происходит в нем самом. Для небес не существует времени. Для них не существует понятия «прошлая ночь», да и просто «ночь», поэтому…

— Дункан.

Это была она, Уна! Она стояла около выступа скалы рядом с узкой тропинкой. Талискер не мог разглядеть черты ее лица в темноте, но точно знал, что это она, как и то, что одета его жена в зеленое платье, а на плечи накинут темно-зеленый фамильный плед, хотя все цвета в темноте выглядели оттенками серого.

— Уна? — Слово вырвалось из горла каким-то сдавленным звуком. Это произошло потому, что Талискеру не приходилось произносить ее имя вслух много лет. — Что…

Дункан стал приподниматься со своего места, чтобы броситься к ней, но Уна остановила его.

— Нет, не вставай. Ты не должен дотрагиваться до меня, моя любовь. Я просто тень, и у меня очень мало времени. Если попытаешься коснуться меня, колдовство может быть нарушено.

— Подойди хотя бы ближе, Уна, — взмолился он, — чтобы я мог тебя увидеть. Иди сюда, сядь на ступеньку. Я обещаю, что не дотронусь до тебя.

Она подошла и села, а Дункан наблюдал за каждым движением, упиваясь деталями, каждым немыслимым моментом, боясь, что они могут исчезнуть в бесконечности. Теперь, когда Уна сидела рядом, Талискер вдохнул знакомый аромат леса, и чувство глубокого покоя накрыло его, словно теплое одеяло. Она подняла глаза, и он увидел, что Уна плачет. Слезы оставляли мерцающие следы на бледной коже щек. Забыв про обещание, прежде чем осознал, что делает, Дункан потянулся к ней, и она отпрянула от него.

— Прости, — простонал он. — Уна, я готов продать душу дьяволу, чтобы только…

— Я знаю, Дункан. Но послушай меня, у нас очень мало времени. Наши дети в опасности. В очень большой опасности.

Талискер нахмурился. Он почти не вспоминал о Риган и Тристане последние несколько недель, рассчитывая на их полную безопасность в Сулис Море. Ведь они там правят вместе. В этот счастливый момент встречи почему они с Уной должны говорить о них?

Он покачал головой:

— С ними все в порядке, Уна. Как может быть иначе? Они занимают самый высокий в Сутре пост. Никто не смеет угрожать им, даже разговор об этом считается изменой.

— Нет. Ты имеешь представление о том, что сейчас происходит в Сулис Море?

Упрек Уны привел Дункана в замешательство.

— Если бы случилось что-то на самом деле серьезное, сиды знают, где я, и Сандро или Эйон послали бы мне весточку. Потом, ты же знаешь, что я не могу появиться в Сулис Море.

— Да, я могу понять твою боль и нежелание посещать это место, — печально согласилась Уна. — Но очень многое изменилось, Дункан. Тсанук, старейшина клана рысей, мертв, казнен по приказу Риган. Его сын Демуква увел свое племя на юг, чтобы спастись от преследования.

— Нет! — Талискер в ужасе уставился на призрак своей жены. — Это какой-то трюк, правда? Ты не можешь быть Уной. Кто послал тебя мучить меня?

Она резко встала, плед взметнулся, создав легкий ветерок, опять донесший до Дункана ее сладкий аромат. Лицо Уны вспыхнуло и стало сердитым.

— Неужели ты думаешь, что все это причиняет мне меньше боли, чем тебе? — воскликнула она. — Тебе, наверное, кажется, что моя душа отдыхает? Она наша с тобой кровь и плоть, дорогой мой муж, но эта кровь оказалась подпорченной. Риган находится под чьим-то влиянием. Этот человек уверяет, что любит ее, но он вредит ей. — Уна замолчала, пытаясь удержаться от слез. — Боюсь, она связалась с дьяволом.

По какой-то причине именно гнев и негодование Уны убедили Талискера, что это призрак именно его жены. При жизни она так же всегда спешила на помощь своим детям. Похоже, что и после смерти мало что изменилось.

— Кто этот человек? — нахмурился Талискер. — Очень не похоже на Ри не думать о том, что она делает.

— Его имя Джал. Он доверенное лицо Риган. Это все, что я знаю. Уна беспомощно пожала плечами, и у Талискера защемило сердце, настолько она показалась ему беззащитной.

— Ты совершенно права, Уна. И даже если мне придется… — Дункан замолчал, как будто на мгновение потеряв нить размышлений. Но жена смотрела на него пристально и понимала: Талискер думает о том, что для него до сих пор было немыслимым, ему необходимо вернуться в Сулис Мор. — Я должен что-то сделать, пока все не зашло слишком далеко, — пробормотал он тихо.

Талискер встал, взъерошив волосы рукой, словно пробудившись от глубокого сна. Его лицо казалось мертвенно-бледным в холодном свете луны, почти таким же призрачным, как и у его жены.

— Я бы сказала, что все уже зашло дальше некуда, — проговорила Уна. — Но у Тристана еще более серьезные проблемы. Я… я… — У нее сорвался голос, она пыталась совладать с собой и не разрыдаться. — Я боюсь, что он уже мертв, а кроме того, потерял свою душу…

— Потерял душу? Что это значит, Уна?

— Не знаю. Мне только известно, что я не могу увидеть его ни здесь, в Сутре, ни в царстве Кернунноса. Сначала я думала, что ошиблась, и подождала около прохода, надеясь застать момент, когда Тристан пересечет его, но он не пришел. Дункан, мне известно, что дети конфликтовали друг с другом перед тем, как мальчик покинул Сулис Мор. Я чувствовала, что у них крупные разногласия. Но у меня нет сомнений, что она не могла… убить его.

Лицо Талискера посуровело, потому что годы беспокойства о дочери вернули былые сомнения. Но все, что ему вспомнилось, это когда он в первый раз взял ее на руки. Он вздохнул.

— Не знаю, Уна. Я всегда… винил ее в твоей смерти.

— Не обвиняй ее, Дункан. Риган была просто девочкой и не может отвечать за мою смерть. Она держала мою руку столько, сколько могла.

Уна старалась не встречаться с ним взглядом.

— У нее была возможность сделать больше или нет? Ведь она могла помочь тебе еще как-то?

— Возможно… но она запаниковала.

— Господь с тобой, Уна, ты и сейчас ее защищаешь. Жена улыбнулась ему дрожащими губами.

— Она моя дочь.

— Как я могу позаботиться о Трисе? Если она действительно причинила ему вред…

— Я не могу ответить тебе, Дункан. Но ты должен помочь им обоим. Возможно, Риган знает, что случилось с братом, хотя у меня нет уверенности, что она раскроет тайну. Влияние Джала растет день ото дня. Мне хотелось бы помочь вам всем. Не сомневайся, я наблюдаю за вами… но мне надо уходить.

— Нет, пожалуйста, не уходи.

— Для меня быть здесь очень утомительно.

— Посиди еще немного… ты больше ничего не хочешь сказать? Пожалуйста, Уна.

Она тепло улыбнулась, и на глазах у нее опять появились слезы. Талискер почувствовал, что на этот раз слезы только из-за него, не из-за детей.

— Я люблю тебя, Уна. Мне невыносимы были эти годы без тебя. Я так скучаю, — хрипло проговорил он, чувствуя, как сжалось горло от нахлынувшего чувства, грозившего переполнить сердце.

— Я знаю, мой дорогой. Когда-нибудь мы опять будем вместе. А сейчас давай посидим и вместе понаблюдаем за звездами.

Они сидели в тишине. Опять начался метеоритный дождь. Пришла серебристая рысь и свернулась клубком на лестнице. Талискер сначала смотрел на Уну, а потом, проследив за взглядом жены, тоже обратил внимание на сверкающее звездами небо. Легкий ветерок дул ему в лицо и ласково ерошил волосы. Чувство глубокого умиротворения наполнило душу Талискера, как будто что-то в глубине сердца было разбито, а теперь исцелено, и он опять пребывал в мире с собой.

— Уна, я…

Но она ушла.

Падающие звезды отражались в серебряных следах от слез на его щеках, но Талискер улыбался.

Несколько дней спустя Талискер подошел к крепостной стене Сулис Мора, чтобы получить ответы на волнующие его вопросы. Стена мало изменилась за те годы, что он не был здесь. Черный камень выдержал все природные катаклизмы северного климата, и они не нанесли ему ни малейшего ущерба. Талискер помедлил немного перед тем, как подъехать к воротам, и заметил, что, если посмотреть повнимательнее, все еще видны повреждения, оставшиеся после битвы за город, выцветшие, кое-где не слишком искусно заделанные местными жителями. Великие настаивали на том, что никто не помнит, кто построил Сулис Мор, и действительно, готическая, почти сюрреалистическая архитектура города была не похожа ни на что, виденное Талискером в Сутре. Городская крепостная стена, расположенная между двумя горными хребтами, выглядела очень необычно, и Великие, населявшие Сулис Мор сначала под правлением Ибистер, а потом Тристана и Риган относились к своему городу с большим уважением и заботой.

У Талискера Сулис Мор вызывал только одно чувство — страх. Во время сражения почему-то очень усилилось помимо его желания чувство сопереживания. Он мог видеть души погибших воинов, все еще кричащих в агонии, хотя их трупы уже давно лежали на поле боя. После того как темнота Корвуса захватила Сутру в свои объятия, смерть перестала быть избавлением. Скопление замученных душ превращало адскую сцену битвы в нечто, чего разум Талискера старался избегать и никогда не вспоминать. С тех пор как дети поселились в городе, он никогда здесь не был.

В конце концов Дункан галопом поскакал по дну долины по направлению к огромным городским воротам. Его большой чалый жеребец никогда не использовался на небольших пространствах, он почувствовал волнение хозяина и, как только они приблизились к городу, стал трясти головой и фыркать, угрожая сбросить всадника. Сердце Талискера колотилось, все в душе восставало против этого визита и убеждало повернуть назад. Когда он пытался успокоить лошадь, его голос дрожал. Но Талискер остановился перед воротами и заставил себя заговорить со стражником.

— Сообщите Риган, что я хочу поговорить с ней, — приказал он. Его лошадь дернулась и сделала круг, но Дункан заставил ее остановиться и твердо посмотрел на стражника. Тот какое-то мгновение колебался, но потом исчез в сторожке. Когда он вернулся, вместе с ним пришел стражник постарше и по возрасту, и, судя по всему, по званию.

— Кто ты такой, чтобы требовать встречи с правительницей? — грубо спросил он.

Младший стражник, видимо, сообщил о том, что Талискер не выказал уважения.

— Дункан Талискер. Передайте ей, что приехал отец.

Риган заставила его ждать около часа. Талискер сидел в приемной, ожидая, когда его пригласят. Через десять минут он осознал, что ему ясно дают понять — ее он отец или нет, в Сулис Море к нему будут относиться с небольшим уважением, если не совсем без него. Мимо дверей маленькой приемной прошли несколько человек, и Талискеру показалось, что все они обратили внимание на то, как долго он ждет. В городе слухи распространяются быстро, и новость о том, с каким презрением Риган отнеслась к своему отцу, как лесной пожар достигла всех уголков Сулис Мора. После получасового ожидания Дункан пришел в ярость, когда же прошло еще полчаса, он решил, что с него достаточно. Талискер решительно встал и резко распахнул двойные двери, ведущие в покои дочери.

— Риган, что, черт возьми, происходит?

Его дочь сидела за большим столом, заваленным бумагами, поглощенная чтением. Несколько минут она полностью игнорировала внезапное появление отца, когда же подняла глаза, то повела себя так, словно они виделись только вчера. Это была та же самая Риган, то же прелестное бледное лицо, темные волосы и выразительный взгляд. Он ожидал увидеть явные перемены, но она выглядела совсем так же. Это была его Ри, его девочка. И только когда она заговорила, перемены в характере и манерах стали очевидными.

— Отец. Неожиданная встреча после стольких лет. — Она встала и указала ему на стул с противоположной стороны стола. — Ты, должно быть, устал от путешествия. Посиди, а я прикажу принести тебе теплого вина.

— Нет, я не хочу вина.

— А что же ты хочешь?

— Я хочу знать, что происходит, Ри, то есть Риган. До меня дошли слухи о твоем правлении, которые мне очень не понравились.

Риган приподняла брови, будто его обвинение было для нее полной неожиданностью.

— От кого? Кто тебе сообщил такое?

— Ну… — Талискер не знал, что ответить. — Не имеет значения, кто мне это сказал. Я беспокоюсь о тебе и Трисе.

При упоминании имени брата Риган смутилась и отвела взгляд.

— Ты знаешь, где Тристан? — спросил Талискер. Она покачала головой, лицо ее помрачнело.

— Он ушел. Однажды ночью просто ушел. Мы поспорили с ним.

— Из-за Джала?

Девушка уставилась на отца, изумленная его осведомленностью.

— Что тебе известно о Джале?

— Немного, — ответил он холодно. — Почему бы тебе не просветить меня?

— Мы просто друзья.

Она явно чувствовала себя очень неловко.

— Я не утверждаю обратного, — вздохнул Талискер. — Послушай, Риган, нужно ли мне напоминать тебе, почему ты оказалась здесь? Присматривать за Трисом. Мы оба знаем, что настоящий тан — Тристан. Нам казалось, мы делаем это для пользы дела, но…

— У нас такое утверждение может быть воспринято как измена, — раздался из дверей ровный голос.

Талискер сдержал первое побуждение и не оглянулся.

— Я разговариваю со своей дочерью, — ответил он, все еще глядя на Риган. — Ей известно, о чем я говорю. Поскольку правительница она, ей и решать, измена ли мои слова.

Талискер коснулся пальцами рукоятки своего кинжала. Что-то в собеседнике, несмотря на то, что он его не видел, заставило волосы на голове шевелиться. Дункан тут же понял, что это Джал, и когда тот появился в поле его зрения, по какой-то необъяснимой причине Талискеру показалось, что они встречались уже много раз.

По меркам Сутры он был высоким, около метра восьмидесяти ростом, и довольно худощавым. Кроме того, Джал обладал симпатичным лицом: матовая кожа, широкие брови и темные глаза. На одной из скул вытатуирована линия таинственных символов. Джал носил драгоценности, но не имел оружия, даже кинжала не было заметно. Талискер интуитивно почувствовал, что все слышанное им об этом человеке — правда. Но как могла Риган быть такой слепой? Он попытался найти ответ в лице дочери, ожидая увидеть страх или какие-то признаки того, что Джал принуждал ее, но не обнаружил ничего подобного. В ее взгляде было только доверие. Какими бы ни были их отношения, по-видимому, Джал оказался достаточно умен, чтобы правильно оценить Риган, он выжидал своего часа и завоевывал ее сердце самыми обычными методами, заставляя увлечься собой. Невозможно было отрицать его привлекательность, но и опасность тоже.

— Ты, конечно, абсолютно прав, Дункан. — Джал подошел к креслу Риган и с видом собственника положил руку на высокую спинку. — Но, как я понял, тебе понадобилось девять, вернее, почти десять лет, чтобы осознать свое беспокойство…

Талискер не стал ждать, пока он продолжит.

— Ты всегда врываешься и перебиваешь беседы правительницы? Я хочу поговорить со своей дочерью наедине.

Он выжидающе посмотрел на Риган, но как только Джал оказался рядом с ней, ее поведение молниеносно изменилось. Риган слегка наклонилась к нему, и на ее щеках вспыхнул слабый румянец. Девушка протянула руку и коснулась его плеча.

— Останься, Джал, — пробормотала она. — Отец, нам не о чем больше говорить. Я не знаю, где сейчас Тристан, но могу тебя уверить, что не причиняла ему никакого вреда. Что касается Сулис Мора, в его отсутствие я могу управлять так, как считаю нужным. Правительница здесь я.

Она бросила на Талискера холодный взгляд, но, как ни странно, это еще больше напомнило ему маленькую Риган, когда подростком та бывала раздражена и бросала вот такие взгляды исподтишка.

— Я ни на одну секунду не предполагал, что ты можешь причинить брату вред, Ри. — Талискер встал, очень опечаленный тем, что дочь так непочтительно выпроваживает его, так как втайне надеялся, что Риган попросит его остаться и провести с ней немного времени. — Если я тебе понадоблюсь, пошли сообщение с Сандро…

— Сандро? — Риган оглянулась на Джала. — Сандро долгое время не появлялся в Сулис Море. Никто не видел его, даже сиды.

Подоплека ее заявления была абсолютно ясна, если даже сиды не знают, где находится сеаннах, значит, вполне резонно предположить, что он мертв.

— В таком случае просто пошли известие с кем-нибудь… если я тебе понадоблюсь. — Он бросил сердитый взгляд на Джала. — А ты … Если ты посмеешь причинить вред моей дочери…

Джал прищурил глаза, но его тон остался достаточно спокойным.

— Уж не угрожаешь ли ты мне, Дункан? — насмешливо спросил он.

— Для тебя я Талискер. Да, Джал. Если что-нибудь случится с моей дочерью, я тебя убью.

Джал не двинулся с места и ничего не ответил, но на секунду с его лица спала маска заботливого внимания. Талискер увидел злобный взгляд, и в нем светился недюжинный ум. Потом Джал опять улыбнулся и коснулся губами лба Риган, не отводя от Талискера взгляда.

— Не беспокойся, я присмотрю за Риган, — усмехнулся он.

— До свидания, Ри, — резко проговорил Талискер, повернулся и вышел, внутри него все сжималось от боли.

Все это время он думал о Риган и Трисе как о едином целом. Дункану никогда не приходило в голову, что их взросление будет значить, что он окончательно отдалится от своих детей. Талискеру хотелось плакать, но он не знал толком, из-за кого. Он стал спускаться по большой лестнице, когда опять услышал голос Риган.

— Отец!

Он сделал вид, что не слышит. Она права, им не о чем больше разговаривать.

— Отец. Подожди… подожди! Я приказываю тебе!

Ее голос стал ближе. Неужели она пытается догнать его? Талискер ускорил шаг.

— П-папа…

Он остановился.

Риган стояла на верхней ступеньке. Молодая красивая женщина в красном платье, воплощенное самообладание и независимость. Талискер почувствовал прилив гордости. Он знал, что дочь никогда не заключит его в объятия, иначе это была бы не Риган, но она хотела что-то сказать, не смогла отпустить его просто так. И даже за эти крохи он чувствовал огромную благодарность. Талискер не двинулся с места, просто ждал, когда девушка заговорит.

— С-спасибо, что приехал. Я знаю, чего тебе стоило опять оказаться в Сулис Море.

Он кивнул:

— Ри… Джал плохой человек. Ты должна избавиться от него. Она покачала головой, снова подтвердив свое упрямство.

— Ты не знаешь его, отец. Он… заботится обо мне, помогает. Ведь править одной… очень трудно.

— Но, Ри… — Талискер замолчал, зная по собственному опыту, что его слова бессмысленны. — Да нет, ничего…

— Ты собираешься искать Триса?

— Да.

Она кивнула с таким видом, как будто сейчас заплачет.

— Надеюсь, тебе удастся его найти. Привези его домой.

— Я так и сделаю. Только пообещай, что пошлешь мне весточку, если тебе понадобится помощь.

Она улыбнулась:

— У меня все в порядке, но, чтобы доставить тебе удовольствие, я обещаю.

— Тогда до свидания. Береги себя.

— До свидания.

Риган смотрела на него до тех пор, пока отец не скрылся за поворотом лестницы, но и потом с рассеянным видом продолжала стоять. Из покоев вышел Джал и стал очень близко за спиной девушки, но не дотрагиваясь до нее.

— Итак, это твой отец, — сказал он задумчиво. — Я слышал, он был героем.

— Да. А каким был твой отец, Джал?

— Не знаю. Моя мать не любит говорить об этом.

Эскариус чуял бурю. В образе волка Вермех мог бы закопаться в снег и переждать ее, но его попутчик был гораздо уязвимее. Великие всегда были слабы, полагаясь на низших животных. Взять, к примеру, крупный рогатый скот, лишенный даже возможности умереть с достоинством во время охоты, или глупых овец, позволяющих состригать свою шерсть и убивать потомство. Какое удовольствие Великие находят в своем существовании, было выше понимания Эскариуса. Имелось всего несколько человек, с которыми он чувствовал подобие родства и испытывал к ним уважение.

Сеаннах Алессандро Чаплин был одним из них. Эскариус оглянулся на Сандро, похожего на пожилого неуклюжего медведя, осторожно прокладывающего себе путь в занесенных снегом скалах. Эскариус знал, что ему довольно много лет, около шестидесяти. Достаточный возраст, чтобы считаться почтенным и сидеть в своем логове у огня. Длинные волосы Сандро отливали серебром, он носил короткую бородку, которая тоже была седой. Однако, разговаривая с сеаннахом и узнав его получше за последние несколько дней, Эскариус заметил живость его взгляда и спокойную уверенность в голосе. Кроме того, Мориас рассказал ему о незавидном положении Сандро, касающемся природы его чудесного выздоровления.

— Смотри за ним как следует, Эскариус. Боюсь, что с течением дней бремя судьбы может сокрушить Сандро, — предупредил старик.

Вермех понимал, что знание о своей смерти и о природе ее — очень тяжелый груз, вряд ли многие сиды смогли бы нести его. Их сказки о таких событиях никогда не имели счастливого конца. О смерти нельзя умалчивать или отрицать ее. Как сеаннах Сандро знал много таких не слишком приятных историй. Тем не менее Сандро не рассказывал об этом Эскариусу; хотя его настроение становилось все более и более мрачным по мере того, как погода ухудшалась, делая путешествие все труднее, он ни разу не упомянул о своей проблеме. Эскариусу это казалось тем более странным, что он нес камень со смертью Сандро в мешочке на шее. Мориас решил, что они должны забрать камень с собой на случай, если произойдет что-нибудь непредвиденное. Поэтому каждый раз, когда Сандро оглядывался, он видел свою смерть, уставившуюся на него сзади.

На четвертый день путешествия сеаннах был спокоен, но большую часть дня погружен в свои мысли. Когда остановились на ночь, Эскариус принял волчье обличье, чтобы легче было согреться. И вдруг Сандро начал спокойно говорить. Так спокойно, что Эскариус Вермех сначала подумал, что тот говорит сам с собой. Серо-коричневый волк, величиной по крайней мере с человека, смотрел на сеаннаха сквозь пламя серьезными, желтыми глазами.

Когда-то жили два друга, Арун и Даирмуд. Они были вовсе не похожи на друзей. Остальные члены клана считали, что у них совершенно нет ничего общего, но мальчики были друзьями. Они росли и превратились в высоких сильных парней, которыми восхищались женщины племени. Арун стал солдатом, а Даирмуд — охотником.

Но случилось так, что взросление друзей проходило в смутное время, и их дорожки разошлись. Прошли годы, и Арун стал лидером полка воинов, уважаемым законником. Однажды перед ним предстал узник, и Арун пришел в ужас, когда узнал в нем своего друга Даирмуда. Тот обвинялся в ужасном преступлении — убийстве. Ему сообщили, что он был захвачен демоном, который накинулся на человека и убил его, используя Даирмуда в качестве оболочки. Аруну казалось, что умом он понимает все факты, обвиняющие друга в совершении преступления. Все говорило об этом, но его сердце протестовало и не верило. Стоило ему посмотреть Даирмуду в глаза, и он это понял.

Но Арун не стал прислушиваться к голосу сердца, а внимал только голосу разума. Совершилась ужасная несправедливость, но Арун был так уверен в своей холодной логике, что не остановил ее. Даирмуда сослали на много лет работать в шахтах Ассиклы. Пролетели годы, Арун часто вспоминал своего друга, но не думал, что увидит его еще когда-нибудь.

Потом случаюсь маленькое чудо, Даирмуда отпустили из шахт, и он присоединился к полку Аруна. Они вместе отправились на войну и сражались бок о бок, но не могли преодолеть горечь, возникшую между ними много лет назад. Потом, однажды, какие-то обстоятельства все-таки заставили Аруна понять, что Даирмуда обвинили неправильно. Но в прощении происходят иногда странные вещи.

Даирмуд простил своего друга, потому что видел, как Арун пытался узнать правду, как он размышлял в своем желании добраться до истины.

Но сам Арун не смог простить себя. Никогда. Он не искал любви, потому что считал себя недостойным ее, и бродил по земле, как заблудившееся привидение, просто дожидаясь, как судьба распорядится им.

Вот и выходит, что прощение дается не только для того, чтобы исцелить сердце. Оно еще должно быть принято с радостью…

Последовало несколько минут тишины. Эскариус осмысливал услышанное и неотрывно смотрел Сандро в лицо, так как ему было интересно попытаться понять реакцию сеаннаха. Сид знал несколько сказок Великих, но эта совершенно отличалась от них по форме. Где здесь шла речь о славе и о магии? Приняв облик человека, Эскариус наклонился к огню и заговорил спокойно и откровенно.

— Но у твоей сказки нет конца, сеаннах. Что стало с Аруном? Сандро почему-то выглядел немного смущенным.

— Я согласен с тобой, сказка не закончена, — ответил он мягко. — Но я хотел бы, чтобы ты сам попытался ее закончить.

— Хм-м. Это нелегкая работа, — откровенно сказал сид.

Он немного подумал, склонив голову набок, почти так же, как когда слушал. Сандро поворошил угли, попытавшись продлить жизнь костра с помощью нескольких веток.

— Ты, конечно, понимаешь, что в твоей сказке есть слабое место, — сказал Эскариус наконец. — Прощение только тогда имеет силу, если человек или сид хочет, чтобы его простили. То есть для него это имеет значение.

Сандро уже собирался ответить, как сообразил, что Эскариус размышляет совсем о другом смысле сказки.

— Ты говоришь о клане сидов-волков?

— Возможно. Мы не нуждаемся в прощении, — пожал плечами Вермех. — Тем более это неплохо, так как нация сидов не собирается нас прощать. Волки живут сами по себе. Всегда.

Сандро кивнул в темноту.

— Тогда, наверное, для Аруна это и значит конец сказки. Может быть, идти по жизни в одиночестве, гордо и с достоинством, в конце концов, не так уж плохо.

Сейчас, во время ледяной бури, просто идти было уже само собой победой. Тропинка представляла собой очень скользкий подъем. Сандро уже трижды падал и теперь двигался гораздо более медленно, и Эскариус подозревал, что во время падения он повредил одну из недавно залеченных костей. Снег повалил еще гуще, видимость стала почти нулевой.

— Эскариус Вермех, — окликнул Сандро волка. — Нам необходимо где-нибудь остановиться. Дальше идти невозможно.

Волк был абсолютно с ним согласен, он оглянулся туда, где стоял Сандро, еле заметный в снежной пелене. В нескольких метрах впереди от тропинки Эскариус увидел кое-что. Маленький оазис покоя среди окружающего водоворота, где можно было если не согреться, то хотя бы сделать небольшую передышку в борьбе с морозом. Заметить это укрытие волку удалось только благодаря обостренным чувствам.

— Да. — Он повернулся к Сандро, чтобы рассказать о своей находке. Но вдруг с ужасом понял, что сеаннах без единого звука исчез. — Сандро?

В общем-то это была риторическая мысль, так как он знал, что Сандро не способен принимать мысленную речь сидов, и позвал его чисто инстинктивно. Волк направился назад по своим следам в поисках точки, где его отчетливый запах должен был смешаться с менее сильным запахом Сандро. Когда Эскариус достиг этого места, он остановился, нахмурившись. След на снегу говорил о том, что один из валунов превратился в смертоносные сани. Эскариус громко застонал, но в его горле, звук преобразовался в рычание. Зоркие глаза волка проследили направление следа вниз по склону до того места, где он заканчивался на краю обрыва. Похоже, сеаннах съехал вниз, навстречу своей смерти, но волк пошел посмотреть, осталась ли хоть небольшая надежда.

Он шел очень медленно, прокладывая путь через каменистую осыпь, стараясь, чтобы его не постигла судьба компаньона. Поэтому он делал скорее лисьи шаги, а не длинные волчьи прыжки. Край пропасти был почти неразличим на фоне блеклого неба. Эскариус осторожно приближался, ощупывая дорогу передними лапами. Достигнув края, он заглянул в пропасть, почувствовав, что голова слегка закружилась. Ничего невозможно было учуять, разве что тепло, исходившее от небольшого выступа на стене пропасти. Конечно, то могло быть гнездо сарыча или орла, в котором сидели птенцы, но волк позволил себе считать, что с таким же успехом это может быть и Сандро. Не задумываясь, зачем он это делает, Эскариус Вермех сел на край пропасти, покрытый снегом, закинул назад голову и завыл. Звук разнесся по всему пространству Голубых гор.

Зная, насколько велико расстояние от того места, где они находились, до ближайшего поселения, Эскариус очень бы удивился, узнай он, что кто-то может услышать его вой. Однако случилось так, что всего в миле от них Талискер пробирался домой после того, как ему не удалось получить вразумительных ответов в Сулис Море. Услышав вой, он остановился, догадавшись, что в беду попали какие-то путешественники. Оставалось надеяться, что ничего не помешает им остаться в живых в последующие десять минут. Хотя Талискер был здоров и хорошо приспособлен к жизни в горах, морозный воздух обжигал нос и горло, и создавалось впечатление, что лед и снег полностью забили его носоглотку. Взглянув на темнеющие небеса, он громко крикнул перед тем, как опять броситься бежать.

— Сеаннах, сеаннах! Ты где? Ты слышишь меня? — Эскариус принял образ сида и лежал на снегу, вглядываясь в пропасть. Теперь он был уверен, что эта неотчетливо видимая куча коричневого и серого цветов на выступе — не кто иной, как Сандро. Несколько минут назад он слышал стон.

— Не бойся, сеаннах! — крикнул Эскариус.

Он с отчаянием огляделся в надежде найти удобный спуск вниз, к Сандро, но сомнений быть не могло, такого пути не существовало. Помочь в такой ситуации мог только сид-орел, но вряд ли хоть один из них откликнется на призыв волка о помощи. Голос Эскариуса упал почти до шепота, ибо безнадежность ситуации стала очевидной.

— Если смерть придет к тебе сегодня, Алессандро Чаплин, я донесу твою сказку о прощении до Великих, как и обещал.

— Возможно, этого не понадобится, — раздался за его спиной голос.

Эскариус подскочил на месте и оглянулся. Там стоял высокий человек, опирающийся на палку. У него были длинные прямые волосы рыжего цвета, с седыми прядями. Худощавое лицо, не похожее ни на одно, которое он видел у Великих, и голубые глаза такого же насыщенного цвета, как и у самого Эскариуса. Незнакомец был в одежде, очень хорошо подходящей к жизни в горах, за спиной у него висел мешок.

— Дункан Талискер? — нахмурился Эскариус.

— Да, волк. Где он? — резко спросил он.

Эскариус кивнул в сторону края пропасти. Талискер двинулся вперед, встал на колени, как это только что проделывал Эскариус, и оперся на руки, чтобы посмотреть вниз. Потом, поднявшись на ноги, расчистил снег, обнажив черную скалу, открыл свой мешок и достал оттуда длинный моток веревки.

— Сандро! — крикнул он вниз. — Ты меня слышишь? Это я, Дункан. — Какое-то мгновение не было ответа, и Талискер прикрыл глаза рукой, чтобы скрыть от Эскариуса свои эмоции. — Отзовись, Сандро, — бормотал он. — Отзовись…

— Дункан? — раздался тихий, слабый голос Сандро. Чувствовалось, что сеаннах на грани потери сознания. Он издал какой-то звук, что-то между смехом и рыданием. — Из всех, кого джинн собрал в этом мире…

— Что он сказал? — спросил Эскариус.

Талискер почему-то улыбался. Не обращая на сида внимания, он опять склонился над пропастью.

— Да, Сандро… ты играл это для нее, теперь сыграй для меня…

Эскариус решил, что они оба сошли с ума. Или же это был какой-то странный ритуал Великих, о котором он ничего не знает.

— Сыграй это, — пришел слабый ответ из пропасти, за которым последовал тихий смех.

Талискер повернулся к Эскариусу и протянул ему один из концов веревки.

— Возьми это, волк. Обвяжи его вокруг того выступа, похожего на птицу.

Эскариус бросил на Талискера сердитый взгляд.

— Меня зовут Эскариус, — сказал он. Тот ничего не ответил, тогда он схватил веревку и отправился к скалам. — А что не так с этой скалой? — спросил он, подойдя к первому выступу.

— Верь мне, волк. Скала слишком мягкая, — отозвался Талискер.

Ругаясь про себя, Эскариус обвязал веревку, как ему было сказано.

— Сандро, я спускаю веревку вниз. Сможешь обвязать ее вокруг себя?

— Думаю, да.

Подъем доставил Сандро ужасную боль, но все-таки им удалось вытащить его. Только когда сеаннах уже лежал на снегу, Талискер отпустил веревку и, издав радостный вопль, подбежал к своему другу. Упав перед ним на колени, он заключил его в медвежьи объятия. С тех пор как Сандро уехал, чтобы сопровождать детей в Сулис Мор, прошло десять лет, за которые они ни разу не виделись, но их привязанность друг к другу за это время не стала меньше. После первых объятий они, слегка смущенные, все еще продолжая смеяться, наконец уселись рядом. Эскариус смотрел на двух мужчин, ему была известна та часть их истории, которая происходила в Сутре, как и каждому молодому воину среди Великих и многим сидам. И хотя их первое знакомство с Талискером было несколько натянутым, он счел для себя привилегией присутствовать при радостной встрече двух таких замечательных людей. Снегопад начал новое наступление на горы, и громкие голоса Талискера и Сандро глушил обильный снег, а ветер уносил их слова высоко вверх, к самым вершинам.

— … посмотри на себя. А борода у тебя!

— … как ты узнал?

— Мы искали тебя. Мориас…

— Господи! Он еще жив?

Эскариус вздохнул и прислонился к скале. Снегопад или нет, он понял, что ему придется ждать.

Они укрылись в небольшой пещере, расположенной в конце тропинки, куда их привел Талискер. Эскариус мало говорил, но помог сеаннаху идти вслед за Дунканом, который выбирал наиболее безопасный путь между скал. Пещера была немногим больше, чем просто выщербленная ниша в породе, но достаточно эффективно защищала от вьюги. Талискер вытащил из мешка свечи и щепки для растопки, и после легкого ужина, состоявшего из сушеного мяса кролика и травяного чая, путники стали устраиваться на ночь.

— Сеаннах, не похоже было, чтобы ты боялся, когда тебя вытаскивали из пропасти, — заметил Эскариус.

Было кое-что, о чем он думал не переставая с момента чудесного спасения Сандро. Оба мужчины ни разу в своих разговорах не коснулись этой темы, хотя знали, что если бы не появился Талискер… Сандро улыбался. Его лицо, освещенное слабым пламенем костра, выглядело усталым, но расслабленным. Он похлопал по своему горлу, отмечая то место, где Эскариус хранил в мешочке камень его смерти.

— Сегодня, Эскариус, я обнаружил, что, если знаешь точно, какая тебя ждет смерть, это имеет свои преимущества.

— О чем это вы?

Сандро коротко рассказал о не слишком удачной попытке Мориаса спасти его жизнь, тщательно подбирая слова, упомянув только имя Джала в связи с его недавними мучениями. Ему показалось несколько неуместным в этот момент сообщать Талискеру, что приказ подписала Риган. Талискер слушал и кивал, временами вставляя замечания вроде: «Господи, тебе пришлось пройти через ад, Сандро!» Когда тот закончил рассказывать о камне, Эскариус открыл свою сумочку и показал его Талискеру. Камешек в его ладони был теплым и все так же переливался мягким пурпурным цветом.

— Я думаю, тебе нужно его забрать, Дункан Талискер, — сказал он угрюмо.

— О нет! — Талискер вскинул руки к небу в жесте отказа. — Я не могу. Это такая большая ответственность.

— Но ты не понял. Я не могу держать его у себя. Он мне не принадлежит.

— Эскариус прав, Дункан. Он может носить на груди только вещи, священные для клана волков. Спасибо, что Вермех согласился нести его сюда. Короче говоря, для меня будет большой честью, если ты согласишься взять камень.

Талискер взял мешочек из рук Эскариуса и стал рассматривать.

— Даже когда у нас были далеко не безоблачные отношения, Сандро, я никогда бы тебе такого не пожелал, — сказал он спокойно.

— Я знаю.

— А теперь скажи мне, — вздохнул Талискер, заворачивая камень в салфетку и укладывая его в сумку на поясе, — с чего это Мориас решил опять спасти твою костлявую душу? Имеет это какое-то отношение к Тристану?

— Как ты узнал?

— Мне известно, что он пропал, — сказал Талискер. — А если быть точнее, исчезла его душа, если это имеет какой-то смысл. Его нет ни в этом мире… ни в загробном. — Он посмотрел на загадочные выражения лиц Эскариуса и Талискера. — Вы знаете, где он, не так ли?

Сандро кивнул:

— Да, мы знаем.