— Беги!!! — Навен попытался расправить плащ подопечного, но Вэл легко вырвался.
Время для него опять растянулось. Движения людей стали медленными-медленными. Еле заметными.
Двое Темных, стоящих перед Вэлом, полетели в стороны от двух пинков — как кегли. Еще прыжок. Удар. Гвардеец, держащий Лэри, падает — медленно, словно в невесомости. Вэл разжимает его руки, выхватывает из них девушку. Ее — под мышку, и — в центр! Там враги уже смыкаются вокруг Навена и Овер. Некоторые из них двигаются более или менее быстро — и таких больше половины. «Какова честь — столько киборгов в группе захвата!»
Киборги-гвардейцы уже почти коснулись Навена. Два удара — кулаком и ногой. Толкнуть старика к Овер. Занять оборону около них. Край туники Лэри тлеет, лицо девушки красно от удара горячего воздуха — в таком темпе действовал Вэл. «Ничего, такая ситуация…»
Все события заняли меньше секунды — Навен, Овер и Лэри не успели ничего понять.
Сверкнули росчерки полмов. (Для таких боев аннигиляторы непригодны — уничтожишь и соратников, оказавшихся за спинами противников.) Пока враги включали оружие, Вэл успел сорвать с себя Н-плащ, махнуть им в воздухе, протолкнуть через него медленно падающую на пол Лэри. Девушка была куда-то выброшена. Плащ, не втянутый в нуль-пространство, стал опадать на пол. «Улучшить момент — и также отправить Овер, Навена!»
И тут началось. Киборги подоспели к месту действия. Вэлу приходилось отбиваться от полусотни противников. Жестко локализованные поля, похожие на лучи чистейшего белого света, скрещивались, блокируя, отрезая концы друг друга, снова мгновенно «отращивали» их…
Отсеченные концы-куски медленно гасли, рея в воздухе длинными, узкими снежинками-великанами. Они изъедали пол, стены. Надо увертываться не только от ударов Гвардейцев, но и отражать этот «снег», подставляя ему клинок полма под особым, точнейше выдержанным углом. Отбрасывать его к углам комнаты, подальше от себя и своих друзей
Смерть, везде смерть…
Навен не мог продуктивно следить за боем киборгов. Шепча нецензурные ругательства (позаимствованные из самых запакощенных языков Галактики, в том числе и русского), старик сдернул с себя плащ, швырнул на колени Овер:
— Хоть ты исчезни, а?
Овер механически мотала головой, ее рот был полуоткрыт:
— Моя Лэри здесь… и вы здесь…
Навен покраснел, потом позеленел:
— Заткнись! Нет ее здесь уже, видишь?! Без тебя нам легче будет, ты…
Овер вглядывалась в зал, скатившись с подушки на пол и стоя на коленях. Навен, совершенно независимо от Вэла, додумался до того же действия: взмахнул плащом и толкнул Овер внутрь него.
В помещении было уже полторы сотни Гвардейцев. Вэл теперь расшвыривал их вручную — те сейчас успевали только обороняться от «снега». И был безмерно счастлив, что его реакции намного лучше, чем у Гвардейцев, — мозг тех не был переписан на кристаллическую матрицу и (единственный белковый орган в их телах) ставил пределы быстроте действий.
Внезапно погас свет — какая-то «снежинка» «съела» скрытую панель бытавтоматики. Теперь стали невидимы и люди, и клинки полмов, и обманчиво медлительная «метель». Гвардейцы, поняв ситуацию, поспешили исчезнуть. Вэл продолжал защищаться от смутно видимых ему гаснущих полей. Навен ничком лежал на полу — догадался принять самое безопасное положение.
Стев медленно, парадным шагом ходил по огромной пультовой. Неудачливые подчиненные в любых, самых неуставных позах были «впаяны» в силовые поля — так плотно, что еле-еле могли дышать. У мнемопультов, чем-то похожих на дамские столики, выстроилась шеренга вытянувшихся офицеров — в том числе и высших. Эти люди стояли так же неподвижно, как и арестованные, — хотя в отличие от них замерли по «доброй» воле.
Почти вся аппаратура пультов была отключена. По стенам, полу, потолку струился жуткий, ослепляющий хаос — видимая часть барьера против любого прослушивания. «Счастье, что за пределами этой свистопляски не воспринимается хотя бы ее акустический компонент. Г-глаза режет!» — Стев, стараясь не замечать конвульсий освещенности, начал медленно, неохотно говорить:
— Тот типчик — робот новой категории. С вашей техникой с ним не справиться.
Облегчение не отразилось на позах арестантов и офицеров.
Майор хотел продолжить, но тут в его голове раздался условный щелчок: спецкомпьютер, установленный в этой пультовой, вышел на персональную мнемосвязь: «Ошибка. Объект не может быть роботом. В ходе анализа выяснено, что объект является киборгом неизвестной конструкции. По косвенным данным, мозг объекта заменен на неорганический».
Стев почувствовал легкую дурноту, рефлекторно коснулся шеи, то есть «мнемоошейника» на ней. Офицеры, инстинктом определив изменение обстановки, попытались вытянуться еще больше.
— Этих растяп — под трибунал. Женщин — найти. Упустите — под трибунал.
В пультовой, похожей на безвкусную, яркую дискотеку, эти слова звучали странно.
— Мне надо поговорить с генералом. Проведите меня в бункер связи. И отключите эти чертовы помехи!!! — Стев с бешенством пнул ближайший пульт и завертел головой, ища новые объекты для срывания злости.
Фонарь, встроенный в комплексный автомат-браслет Навена, освещал лишь участок зала. Свет был теплым, летним. Вэл сидел в этом луче на уцелевшей половине кресла-подушки. Рядом, предпочитая темноту и обычный пластиковый куб, сгорбился Навен. Вэл улыбался, покачивая ногой:
— Вы зря волнуетесь, женщины не должны попасть в Цитадель Закона. Не настолько уж сильны эти Темные! Вы только вспомните, учитель, как я их потрепал. Классно, а?
— Мне не нравится эта победа, мой мальчик. — Ученый сгорбился еще больше, положил подбородок на сплетенные пальцы. — Слишком хорошее начало всегда кончается очень плохо… Помни, что Империя будет бить по мозгу, по твоему мозгу, и легкий выигрыш может быть началом падения…
Вэл, поблескивая глазами, продолжал болтать:
— Все-таки здорово! Если б меня видела наша староста, она сцапала бы инфаркт. Во-первых, из-за драки, во-вторых, из-за моего благородного поведения. Я для нее всегда был очень неправедным элементом… — Он вскочил, не договорив. В дальнем углу искалеченного зала появился Гвардеец, швырнул на пол мнемокассету и поспешно исчез.
— Что?! — Старик тоже уже стоял на ногах.
— Враг принес послание и удрал. Он был вон там. — Вэл показал направление рукой, затянутой в черную перчатку. (Навен так и не смог уговорить своего воспитанника не ходить в них, а также в черных псевдокожаных куртке и брюках.)
Ученый попытался всмотреться в непроницаемую для него тьму. Вэл тряхнул головой:
— Пойдемте?
Стараясь на всякий случай не отпускать Навена от себя, Вэл прошел в угол, поднял тонкую пластинку-кассету, отыскал в стене нишу мнемотранслятора. Тот, как ни странно, был неповрежден: кассета прилипла к поверхности рецептора, в темноте засветилось зеленоватое дымное облачко. Из него выплыло двухметровое лицо Лэри. Ее кожа была синеватой, глянцевой. Навен захрипел, отшатнулся. Девушка закрыла глаза, заговорила скороговоркой. Голос был низким, грубым:
— Я прошу спасти нас. Гвардейцы арестовали меня и мою мать. Они обещали отпустить нас, если вы, молодой спутник Навена, придете в Цитадель. Знаю, что выгляжу в ваших глазах последней тварью… Они издеваются над моей матерью, я прошу за нее, не за себя… У нас в доме есть нуль-плащи, они лежат в…
— Ее пытали «клеевыми» полями! — Пальцы старика дрожали. — Такая кожа бывает только после того, как часть молекул в клетках слипнется между собой… И я, я виноват! — Он обхватил голову руками, опустился на пол. Вэл быстро наклонился, поднял Навена. Тот стоял шатаясь.
— Сейчас пойду в Цитадель и освобожу их.
— Не смей! — Губы ученого окончательно поблекли.
— Они не справятся со мной. — Киборг пренебрежительно махнул рукой.
— Нет, нет…
Вэл, не слушая, поднял с пола свой нуль-плащ. Старик начал по-детски всхлипывать…
Нырок в черноту. Затем — грязно-коричневые, в кровавых разводах стены. Глянцево посверкивающая кожа двух синеватых, чуть отечных лиц. И сразу же боль, невыносимая, затопляющая сознание…
Стев, небрежно облокотившись о пульт, поправил прическу: «Ухмыльнуться бы, но показывать радость местным идиотам…»
«Идиоты» — полицейские офицеры — стояли рядом, не смея глянуть на экраны. Майор отдал селектору связи мысленную команду, сопроводив ее ненужным автоматике голосом:
— Операторскую.
Это было сказано буднично, небрежно. Не глядя на возникшее в воздухе лицо офицера-тюремщика, Стев тем же тоном бросил:
— Давай двигай манипуляторы. И не ослабляй поля, чтобы улов не очухался.
Стев специально не стал смотреть, как на экране растворяется дверь-поле и в камеру с полутрупами вползает примитивное, но нечувствительное к Н-полю устройство. Демонстративно зевнув, майор переключил связь на медотдел:
— Меды? Если эти две дамы не сдохли в поле, подлатайте их. Будем гуманными, а, ребята? На случай всякой необходимости… — Смешок, немедленно подхваченный по ту сторону экрана. — Значит, идете в спецкамеру. Можете даже поторопиться.
Аго, только что прибывшая спецрейсом, ворвалась в главную пультовую. Два миниатюрных робота-андроида держались по бокам генерала. Неосведомленный человек не мог и представить себе военные возможности этих обманчиво изящных, золотистых «статуэток» — автоматической охраны.
Начальник полиции, склонив голову, строевым шагом отошел в самый дальний угол, встал там по стойке «смирно». Последнее время здесь, в этой Цитадели Закона, хозяева стали чуть ли не невидимками — всем управляли их гости, Гвардейцы.
Аго не стала садиться, стоя выслушала доклад Стева, чуть-чуть потирая кончики белых, тонких пальцев. Улыбнулась — неожиданно по-доброму, по-простому:
— Замечательно, ох как замечательно, мальчики! — и почти протанцевала по спокойному зеркальному полу (помехи против прослушивания на этот раз не были включены). — И ты, Стев, гений. Ну что, сначала вывернем мозг этого Навена, а после займемся чудо-юношей? Этот вундеркинд хоть симпатичный, а? — Аго опять рассмеялась, опираясь о пульт.
Неподвижный Навен лежал на плавающей в воздухе платформе. Все вокруг бело-зеленоватое. Стерильность, мертвая тишина, нет даже запахов. Медленное вращение прозрачного, еле видимого куба, без опоры висящего над грудью старика.
Аго, как и все затянутая в тусклый экранирующий скафандр, гибко склонилась над арестованным:
— Старый… ладно, не будем разрушать его мозг. Вряд ли нужная информация хорошо заблокирована.
Мнемооператоры-полицейские бесшумно и точно вводили программы в допросные машины. Вокруг обритой головы Навена появился ядовито-желтый нимб. На полу, прямо под ногами Аго и Стева, засветился экран. Над ним не надо было наклоняться — достаточно смотреть вниз.
Нэк, еще молодой и загорелый, быстро ходил по пустой, светлой комнате — в те времена люди с маленьким достатком пользовались не мебелью, а полями. Прикоснись к кнопке — и над полом на нужной высоте появятся одна или две розово-прозрачные пластины, начинающиеся от стены… Нэк, размахивая руками, зло говорил:
— Да знаю все! Ни один искусственный мозг не желает порождать сознание, сознание не желает переписываться на него — отсюда и все проблемы. Но наши академические авторитеты — это клинические…
Операторы в отличие от машины догадались, что видят начальный, чисто разговорный эпизод. И сместили луч-вычитчик. По экрану пробежали пятна, а затем на нем осталась только белая пустота. Это компьютер, откорректировав отбор информации, задал максимальный темп извлечения воспоминаний, и их изображения проносились с такой скоростью, что в человеческих глазах слились даже цвета.
Вдруг вместо белизны возникло усталое, уже сероватое лицо Нэка. Оно было еще молодо.
— Навен, ты не должен рассказывать это. Никому! У меня есть идея, и я не отдам ее Империи. Человеческий зародыш нужно слить с «эмбрионом» из глюонных полей. Ребенок будет расти — а второй зародыш почти что спать, увеличивая только свои пространственные размеры. Это второе тело почти невозможно обнаружить… может быть, я говорю сбивчиво, без формул, но идея еще только возникает… Второй зародыш надо будет активировать — но не раньше, чем ребенок вырастет. Причины: мозг должен набрать некий критический объем информации, иначе он не сможет ее приобретать, став киборгом. В суть этого закона я не полезу, слишком долго объяснять, я сам тут все еле-еле понял… При активации поле-«зародыш» сильно меняет свои параметры… превращается в каркас, на который нарастают структуры нового организма… Когда тот готов, каркас поля как бы гаснет, растворяется… Да, первоначальное биологическое тело в ходе этого процесса разрушается… Одновременно с созданием нового организма создается новый мозг, на него переписывается старый… Все идет параллельно, параллельно… Думаю, что что-то подобное можно сделать и со взрослым человеком… Но я пока совершенно не представляю, как связать поле и уже сформированную органику…
По жесту Аго операторы пустили вычитывающую машину в режим полусвободного, ассоциативного поиска. На экран стали проецироваться отдельные образы: какое-то женское лицо, голубое небо, забавные низенькие дома… Наконец операторы дали поясняющую надпись: «Планета, на которой рос экспериментальный киборг, он же сын Нэка Ю. Координаты планеты…»
Аго повернулась к Стеву, пожалела, что не видит его глаз: изнутри скафандр абсолютно прозрачен, но снаружи он — однородное коричневое. Место, где должно быть лицо, не выделено даже оттенком.
— Ладно, нам пока не до этой Земли, Император с ней…
Стев иронически процитировал:
— «И отдал сына своего на воспитание к дикарям неиспорченным…» — Тут же озабоченно добавил: — Но, может быть, эта планета…
Аго нетерпеливо отмахнулась:
— Опять! До сверхсветовых скоростей им еще пара тысяч лет! Трать свою подозрительность на реальное, а то всю ее промотаешь в скачках за химерами.
Отвернувшись от Стева, она преувеличенно дружелюбно крикнула операторам:
— Молодцы! Теперь копайте мотивы Нэка!
Вэл очнулся рывком. Тотчас попытался вскочить — и не смог пошевелить даже пальцем. Он весь словно приклеился к неизвестной поверхности внизу.
Оставалось только проклинать себя и Темную Гвардию.
Вверху и по сторонам — белый, призрачный туман. В теле — память о боли. Вэл теперь знал, что она продолжалась все беспамятство, держала в нем, когда он пытался очнуться. Но сколько это все длилось? Рефлекс восприятия времени был полностью сбит.
Тишина. Свежесть. Легкий терпкий аромат. Надо лежать и ждать.
Он почувствовал, что в комнате кто-то появился — чуть-чуть дрогнул воздух. Возник новый, тоже слабый, немного дурманящий запах. Послышалось легкое дыхание. Над Вэлом склонилась девушка — или молодая женщина? Мягкое тонкое лицо, золотистые волосы, поблескивающая белоснежная диадема…
— Валентин, тебе не надоело лежать?
— Надоело.
— Секунду. — Мимолетная улыбка, искорки в темно-карих глазах. Девушка исчезла — видимо, отошла в сторону. И почти тотчас Вэл почувствовал, что может встать. Но, попытавшись спрыгнуть с края кровати (стола?), наткнулся на барьер силового поля.
Он сел, по-турецки скрестив ноги. Незнакомка стояла рядом — за невидимой стеной. Мягкая, тяжелая ткань одеяния подчеркивала ее великолепную, может, чуть излишне пышную фигуру.
Визитерша мягко, по-доброму улыбнулась:
— Не представляйся. Я знаю о тебе очень многое.
Вэл, приняв самый светский тон, осведомился:
— Кто вы, о светлый ангел?
Она рассмеялась, отбросив волосы назад. Очень грациозный жест.
— Как вы галантны! Кто я — не важно. Мое имя — Аго, вот и все.
Вэл закрыл глаза. Он уже сожалел о своем шутливом тоне. Похоже, ситуация все-таки явно не для таких бесед…
— Не хочешь смотреть?
— Ты из Темной Гвардии.
Он услышал звенящий, тихий смех:
— Не все ли равно? Я пришла как друг. Не веришь? Зря, нам надо поговорить.
— Я ничего не скажу.
— И не надо. Мы все узнали от Навена.
Вэл еле-еле сдержался от рывка, но глаза не открыл. Тихий, мелодичный голос продолжал:
— Успокойся. Мы отпустили твоего наставника. Отпустим и тебя.
— Условия?
Она ответила на его пристальный взгляд, но в ее зрачках ничего не читалось. Это была единственная деталь, не сочетающаяся с образом милой девушки. Аго опять засмеялась, упала в тут же возникшее кресло. Чуть лукаво сощурясь, сказала, поглаживая изогнутые, словно фольговые подлокотники:
— Только не играй в продажного, Валентин! Хочешь обхитрить? Хвалю. Но я просто ничего не потребую взамен.
Вэл дернул плечом, скопировал прищур собеседницы:
— И чем же я заслужил такую милость?
— Тем, что ты мне нравишься.
Он предпочел не прореагировать. Хотя на Земле девушки считали, что у него «интересная внешность», но в таких обстоятельствах…
Аго продолжала:
— Ты хочешь убить Императора. И ты его убьешь.
— О-о-о, да ты государственная изменница!
Она совсем по-девчоночьи тряхнула головой:
— Конечно. Ты станешь Императором, а я — твоей подругой.
— Ну естественно! — Вэл улыбнулся, как кинозвезда, с натуральным восторгом развел руки в стороны.
— Артист, — засмеялась Аго. Ее глаза блеснули почти тепло. — Но ты в самом деле полюбишь меня. И сейчас.
— Я уже…
Маленькая рука поднялась вверх, и он решил, что надо покорно замолчать.
— Я вложу в тебя любовь. Поверь, это предрассудок, и искусственная ничем не хуже естественной.
— Что-о-о?! — Он подпрыгнул, ударился головой о поле, сел, собравшись в комок. — Только попробуй, ты!
Женщина приспустила ресницы, сделав вид, что не заметила перемены в собеседнике. Сняла с пояса маленькую перламутровую дощечку-пульт. Коснулась чего-то на ней.
Страшная сила пригнула Вэла к столу, прижала, приварила к гладкой, обманчиво скользкой поверхности. С потолка медленно опускался белый, туманный как и стены — хобот. Аго ворковала за пределами видимости:
— Ты очень красивый, сильный, смелый… Тебе нужна достойная подруга… Не бойся моей любви. Император…
В голову проник жар. В ней хозяйничали раскаленные щупальца. Что они перемещали? Может, даже псевдоклетки мозга?..
Генерал вышла, нахмурившись. Непривычно сухо кивнула Стеву, ожидавшему у входа в спецлабораторию:
— Мозг объекта оказался неустойчив. Он погиб, и я аннигилировала это тело.
Майор наклонил голову. Аго коснулась пальцами своего виска, продолжила тем же официальным тоном, до крайности не вяжущимся с ее видом:
— Благодарю за операцию. Тебе присвоено звание подполковника. — Она повернулась и быстро пошла по коридору.
Стев не стал глядеть ей вслед — его больше интересовало другое: почему генерал закрыла пустую лабораторию и унесла ключ-компьютер с собой? Новоиспеченный подполковник колебался: начать контригру, или ему опять только мерещится? И не ловушка ли это, не проверка ли? А если да, то какое поведение наиболее благоприятно?
Он очнулся, резко вскочил. Силовое поле исчезло. В ногах лежал нуль-плащ. Вэл торопливо схватил подарок и, даже не надевая, а просто крепко держа его в руках, шагнул на ту самую свалку — точные координаты других мест планеты ему известны не были (не считать же дом Лэри). Сел на блестящую, словно лакированную землю. Проанализировал себя.
Оставалось лишь схватиться за голову и ругаться самыми последними словами. Он поднялся, пошел, пошатываясь и натыкаясь на все подряд. Настала ночь, а он бродил, бродил… Взошли две серые, грязные луны. В их свете кристаллы казались гниющими. Откуда-то неслись хриплые, будто агонизирующие вопли.
А перед глазами было лицо Аго. И хотелось даже не коснуться его руками — а просто чтобы она шла рядом, чтобы можно было чувствовать ее присутствие, дыхание, взгляд… И Вэла совсем не волновало, кто такая Аго. Враг, друг — все едино, она была нужна ему, нужна…
Но…
Навен понимал, что это глупо, но все равно бежал из города. Под взятым напрокат флаером расстилалась грязная, монотонная простыня леса. «Куда угодно! В другую Галактику или еще куда там можно!!!»
— Вэ-эл!
Крик замер в мягкой обшивке кабины. Старик уронил голову на руки, задрожал. Но слез не было — только конвульсии.
Автомат, выполнив задание, посадил машину в нужном месте горного кряжа. Но человек не выходил наружу. Село солнце, дотлевал закат — огромный и неживой. Его холодная, блестящая корона стояла над дикими, промороженными вершинами, отражалась в темнеющих льдах. Холод усиливался.
Наконец Навен, пошатываясь, выбрался на присыпанные сухим снегом камни, поплелся по ним к ближайшему склону. «Карты не ошибаются, где-то здесь то, что мне надо, — глубокая-глубокая, никому не нужная пещера…»
Вход в нее нашелся очень быстро — хотя Навен искал кое-как, в полубессознательном состоянии. Старик протиснулся между исполинскими сосульками, в которых отражались первые звезды. На секунду прижался лбом к стене пещеры, потом медленно побрел в ее глубину.
К концу ночи снаружи началась вьюга. Навен не спал и не бодрствовал. Сжавшись в углу подземелья, которое оказалось не таким большим, как он хотел, старик вспоминал, галлюцинировал. Универсальный комбинезон защищал его от холода камня и воздуха. Еле-еле доносился свист ветра в сосульках у выхода.
«Вы не виноваты. Можете идти», — это сказал автомат. Ни один Гвардеец или полицейский после допроса так и не заглянул в камеру — страшную, все ее стены словно в подтеках крови… И торопливый, бессмысленный уход, когда Навен сам не знал, зачем бежит, хотел остаться, но… «Неужели в меня там, на том исследовании, заложили программу и я — робот?! Пусть, пусть, значит, Вэл жив, я им нужен как приманка… Или из меня просто выкачали информацию и отбросили зная, что жест красив для публики, безопасен для них?.. Чего же они нашли в моей памяти? Неужели действительно все?!» В это не верилось, приходили мысли о чудесах, способных изменить итог зондажа мозга…
— Учитель!
Навен медленно, толчками поднял голову. Рядом сидел Вэл. Он был прежним излишне аккуратным в одежде, неаккуратным в прическе. В лице тоже ничего не изменилось — привычное ироничное, слегка холодноватое выражение, отработанная маска для публики и вообще для всего света. И интонации нормальные:
— Что вы делаете здесь? Я еле-еле нашел вас!
— У меня прежнее биоизлучение, да? Но все равно, не приближайся ко мне…
Вэл осторожно полуобнял старика за плечи:
— Все в порядке.
— Отойди! — Он попытался вырваться. — Меня забирали Темные, отпустили совершенно немотивированно… Во мне наверняка есть программа-мина.
Вэл полуприкрыл глаза и слишком спокойно произнес:
— Вас отпустили потому, что я спутал работу компьютера Цитадели. И никто в вас ничего не закладывал.
— Правда? — Навен несмело, беспомощно улыбнулся. Выдержать его взгляд было очень трудно. Но раз другого выхода не существовало — все-таки возможно.
— Сейчас мы заберемся в мой флаер, и я накормлю вас.
Все в порядке, учитель.
Двое прошли среди стонущего от ветра льда и, защищая лица от плетей вьюги, пошли к флаеру.