Черный дембель. Часть 1

Глава 4

Ещё по голосу я определил, что сегодня в гости к Варваре Сергеевне явился не Степан Кондратьевич. Подошёл к калитке — увидел на крыльце дома Павловых невысокого лысоватого мужчину в серых брюках с отутюженными стрелками на штанинах, в такого же цвета пиджаке… но без галстука. Мужик выглядел знакомо. Я порылся в памяти, но его имени оттуда не выудил — лишь вспомнил, что тот один из приятелей моего отца. В левой руке очередной Варин гость сжимал ветку кустовой розы (похожую на шиповник), украшенную распущенными цветами и закрытыми бутонами. А кулаком правой руки он нещадно колотил по двери веранды — та вздрагивала под его напором. Я ухмыльнулся и нарочно громко громыхнул калиткой.

Мужчина услышал за своей спиной звуки — обернулся (доски ступени под ним тоскливо застонали). Уставился на меня, поднял на уровень своего лица ветку с цветами. Испуганно выпучил глаза, словно школьник, пойманный рядом с дверью в женскую раздевалку. На секунду наши взгляды встретились. Я ухмыльнулся и сразу же прошел к деревянной колоде, что стояла рядом с сараем; установил на неё блюдо с тортом. Прижал крышку из газеты тем самым камешком, который использовал и в прошлый раз (как чувствовал тогда, что он мне снова пригодится — не выбросил его за забор). Неторопливо и будто нехотя засучил рукава тельняшки. Вразвалочку направился к будто бы онемевшему при моём появлении Вариному гостю.

— Ты что тут делаешь, мужик? — поинтересовался я.

Остановился в шаге от ступеней веранды. Взглянул на замершего около двери мужчину. Тот уставился на меня сверху вниз — это явно придало ему уверенности в собственных силах (или же он понадеялся на видимую разницу в нашем возрасте).

— А тебе тут чего надо, парень? — спросил мужчина.

Он опустил руку с цветком, горделиво распрямил спину. Надменно усмехнулся, будто почувствовал себя моим начальником. Спиртной душок, источаемый дыханием Вариного гостя, смешался в воздухе с букетом из запахов его пота и одеколона.

— Свататься пришёл, — заявил я. — К Варваре Сергеевне.

Выпятил челюсть, и громко сказал:

— А ты, мужик, гляжу, мой конкурент⁈

Я резко выкинул вперёд руки, вцепился в ворот пиджака. Без заметного труда за грудки сдёрнул мужика с верней ступени веранды. Поднёс его лицо к своему, заглянул Вариному гостю в глаза (почувствовал, как тот дёргал ногами: искал под собой опору).

— Ты зря сюда пришёл, конкурент!.. — сообщил я.

Увидел, как дернулась штора в окне веранды. Заметил выглянувшие из-за неё детские лица. Мальчишки смотрели на меня, запрокинув головы. Радостно улыбались, словно в моём лице к ним пришла армия-освободительница.

Я перевёл взгляд на гостя и заявил:

— Биться с тобой будем, конкурент! На кулаках! Вызываю тебя на поединок!

Я хищно оскалил зубы — мужчина впечатлился видом моей улыбки: его взгляд слегка затуманился, а туфли уже не тёрлись о мои штанины. Я встряхнул его, но на землю не поставил. Варин лысоватый гость клацнул зубами и сдавленно пискнул.

— Я… не могу, — проблеял он. — Я… не могу на кулаках! Я… не свататься пришёл! Я уже женат!

Он с мольбой во взгляде посмотрел мне в глаза. Я отметил: начальником мужчина себя уже не чувствовал, не ухмылялся. Он не шевелился и почти не дышал, словно надеялся: я поверю, что внутри неуместного в такую жару серого костюма никого нет.

— Женат? — переспросил я. — Так это меняет дело! Что ж ты сразу мне об этом не сказал⁈

Я разжал пальцы — Варин гость неуклюже приземлился на землю, покачнулся. Я придержал его за воротник, чтобы он не распластался у моих ног. Выждал, когда обладатель серого костюма твёрдо станет на ноги — расправил воротник его пиджака.

— Не будешь к Павловой свататься? — уточнил я. — Я тебя правильно понял? Говори!

— Нет!!

Мужчина помотал головой — его щёки и губы затряслись. В окне, за спиной мужчины, я увидел детские улыбки. А ещё разглядел лицо Варвары Сергеевны (Варя выглядела уставшей, не выспавшейся).

— Прекрасно, — заявил я. — Тогда зачем ты сюда пришёл? Говори!

Я смотрел на мужчину в упор, не улыбался. Во взгляде Вариного гостя вновь промелькнул испуг, будто гость вообразил: сейчас снова зависнет над землёй. Я положил руку ему на плечо — мужчина пошатнулся.

— Я… это… цветы принёс! — сообщил он. — Красивые! Вот!

Он показал мне розу — поднял её над головой, будто зонтик. Запах цветов я не почувствовал. Но от убийственной смеси пота, перегара и одеколона меня уже подташнивало.

— Цветы, — сказал я, — это хорошо. Дай их мне. Передам твой подарок Варваре Сергеевне.

Забрал из руки мужчины ветку — тот не сопротивлялся, лишь снова пошатнулся. Я хмыкнул. Показал ему зубы (опыт подсказал, что именно такая улыбка сейчас уместна) и покровительственно похлопал гостя по плечу.

— Не жадничай, мужик, — сказал я. — Ты уже женат. Забыл? Цветы тебе больше не понадобятся.

Мужчина печально вздохнул — согласился с моим доводом. Я взял Вариного гостя за плечи и развернул его лицом к забору, махнул у него перед глазами веткой розы. Легонько похлопал ладонью по его лысой макушке.

— Всё, мужик, ты свободен, — сообщил я. — Иди к жене. Увижу тебя здесь ещё раз — накажу. Ты меня понял?

Придержал гостя за воротник — мужчина кивнул.

Я сообщил ему, что он «молодчина». Подтолкнул мужчину кулаком в спину: к калитке.

Гость не обернулся, не взглянул на меня.

Я жмурил глаза от яркого солнечного света, помахивал розой (не чувствовал запах её цветов). Наблюдал за тем, как лысый обладатель серого костюма на прямых ногах пересёк двор, как он шагнул за забор. Я сунул два пальца в рот и свистнул — мужчина вздрогнул, замер. Я жестом велел, чтобы он прикрыл калитку.

Мужик выполнил мою просьбу. Он бросил прощальный взгляд на окна Павловых и неуклюже заковылял по дороге в направлении дома моих родителей. Лишь тогда я услышал, как загрохотали запоры на веранде и скрипнули дверные петли. Увидел на пороге дома закутанную в пёстрый халат Варю.

Я протянул ей розу, сказал:

— Варвара Сергеевна, это вам.

Отвесил Варе галантный поклон.

— Не надо, Серёжа, — сказала Павлова.

Она покачала головой, обняла себя руками.

— Надо, Варя, — заявил я. — Это трофей. Добытый в бою. Для прекрасной дамы. Возьми.

Варин старший сын толкнул маму в бок и прошептал:

— Бери, мама! Это трофей! Дядя Серёжа так сказал!

Варвара Сергеевна едва заметно улыбнулась и всё же взяла у меня ветку.

Я посмотрел на радостные лица мальчишек и сообщил:

— Для вас, пацаны, у меня тоже кое-что есть. Сегодня я вам принёс торт с шоколадом и с абрикосовым вареньем!

Домой я вернулся рано утром.

Застал там собиравшихся на работу родителей.

Мама встретила меня вопросом.

— Сергей, это правда, что ты сватаешься к Варьке Павловой⁈ — спросила она.

Я разглядел в её глазах тревогу.

— Ты с ума сошёл⁈ — сказал отец. — Павлова же с прицепом! Даже с двумя!

Он нахмурился.

Я улыбнулся; обнял правой рукой папу, а левой рукой прижал к себе маму.

— Спокойно, родители, — сказал я. — Без паники.

Сообщил:

— Не переживайте: на Варваре Сергеевне Павловой я не женюсь.

Мама выдохнула, спросила:

— Она тебе отказала?

— Это правда? — сказал отец. — Тебе⁈

Он грозно сощурил глаза.

— Отказала, — подтвердил я.

Добавил:

— К тому же, у меня есть на примете другая невеста…

Родители ринулись в стороны от меня, высвободились из моих объятий.

— Кто она⁈ — хором воскликнули они.

— Сколько ей лет? — поинтересовался отец.

— Мы её знаем? — спросила мама.

Я пожал плечами и пообещал:

— Узнаете. Когда-нибудь. Обязательно вас с ней познакомлю. Но случится это точно не сегодня. Так что спокойно топайте на работу. И будьте уверены, родители: вечером вы увидите меня по-прежнему холостым.

Родители набросились на меня с расспросами. Но я сбежал от них — в буквальном смысле: отправился на пробежку. В прошлой жизни я примерно до сорока лет бегом не увлекался. Со спортом завязал по возвращении из армии. И вернулся к нему только после своего сорокового дня рождения, когда почувствовал: превращаюсь в старую развалину.

О днях своей молодости я теперь помнил не так хорошо, как о буднях семидесятилетнего мужчины. Согласно оставшимся в моей голове воспоминаниям я бегал каждое утро на протяжении прошлых тридцати лет. Регулярно посещал я и тренажерный зал, где не только таскал тяжести, но и по тридцать минут в день колотил боксёрскую грушу.

Штангу и гантели я в новой жизни заменил спортплощадкой: облюбовал там турник и брусья. Посещал её рано утром, пока не так сильно жарило солнце, и рядом с турниками не бродили зеваки. Ну а боксёрскую грушу я заменил обычным деревом… только не грушей, а яблоней: дерева с более толстым стволом я в родительском саду не нашёл.

Около яблони меня сегодня и обнаружили Кирилл и Артур.

Напуганные моими действиями птицы ещё в начале тренировки сбежали из сада. Уже четверть часа тишину в саду нарушали только звуки ударом. Поэтому я услышал, как около забора хрустнула ветка — сместился в сторону, бросил взгляд в сторону замерших на почтенном расстоянии от меня и от яблони парней. Молотил древесный ствол, следил за дыханием, с упорством перфекциониста отсчитывал положенное для утренней тренировки количество ударов.

Парни молчали, почти не шевелились, наблюдали за избиением дерева. Прохоров, как обычно, сутулился.

Я крикнул брату, что скоро освобожусь.

Кир кивнул, с интересом посматривал на мелькание моих обёрнутых тканью кулаков.

Я видел, как парни сонно потирали глаза, зевали. Будто покинули кровати они не по своей воле. Я посматривал на них — решил, что проснулись Кирилл и Артур сегодня по сигналу будильника, а не потому что выспались. Бодрыми, как после утренней зарядки, Артур и Кир не выглядели. Поэтому я сделал вывод, что парни встали с утра пораньше именно для разговора со мной. Стук моих кулаков отпугивал птиц. Я монотонно подсчитывал удары по древесной коре.

Закончил упражнение — опустил руки, расслабил подуставшие мышцы.

И лишь теперь обменялся с парнями приветствиями. Снял с кулаков обмотки — парни уставились на мои покрасневшие костяшки.

— Не больно? — спросил Артур.

Я переспросил:

— Мне? Или дереву?

Прохоров хмыкнул, погладил пальцем свое жидкие чёрные усы.

— Серёга, тут такое дело… — сказал Кирилл. — В общем, мы спросить у тебя хотим. Насчёт тех девчонок, с которыми ты познакомил нас вчера.

Прохоров кашлянул.

— Ну, чтобы между тобой и нами не возникло недопонимание… — сказал Кир.

— Насчёт Лены Котовой и Наташи Тороповой, — уточнил Прохоров.

Мой брат кивнул.

— Ну, да, — сказал он. — Насчёт них. В общем, мы в кино их пригласили. На дневной сеанс. В «Красный Октябрь»…

— На «Ивана Васильевича», — пояснил Артур.

Кир прервался на полуслове, бросил недовольный взгляд на приятеля.

— Ясно, — сказал я. — Молодцы. Сильный поступок. Они согласились?

Прохоров ухмыльнулся.

— Конечно, согласились…

— Артурчик пообещал, что после кино мы все вместе посидим в стекляшке, поедим мороженое и попробуем молочные коктейли, — сообщил Кир.

Он толкнул своего приятеля в плечо.

— А от меня вы чего хотите? — спросил я. — Совета? Или благословления?

Кирилл пожал плечами.

— Спросить у тебя хотели, — сказал он. — Серёга, ты не обидишься, если девчонки с нами в кино пойдут? А то вчера…

— Мы не хотим с тобой ссориться, — пояснил Артур. — Вдруг ты… ну… на одну из них глаз положил.

Я вскинул руки, ответил:

— Всё нормально, парни. Ведите тех девчонок хоть в кино, хоть в ресторан или музей. Мне малолетки неинтересны.

Добавил:

— Предпочитаю женщин своего возраста. Можно даже немного постарше. Так что не вижу никаких проблем.

Кир и Артур улыбнулись.

— Значит, никаких обид? — уточнил мой брат.

Я покачал головой, повесил на ветку яблони протёртые до дыр тряпки, что заменяли мне боксёрские перчатки.

— Никаких обид, малой, — сказал я. — На руку и сердце ваших комсомолок не претендую. И прочие части их тел мне тоже не нужны.

Артур хмыкнул, взглянул на своего приятеля.

Но Кир не улыбнулся, а лишь кивнул головой и сказал:

— Сергей, мы тут… ещё хотели тебя кое о чём спросить.

Я кивнул, махнул рукой.

— Спрашивай.

Кирилл пристально посмотрел мне в лицо.

— Лена Котова нам сказала, что в прошлую субботу ты её спас, — сообщил он. — Говорила, что ты схватил её на руки и вынес из дома за минуту до того, как в него врезался самолёт…

— Наташка думает: ты заранее знал, что тот мужик пойдёт на таран, — заявил Артур. — Она уговаривала Ленку рассказать о тебе милиции. Считает, что ты этот… как его… соучастник.

Я вздохнул.

— Парни, вы ведь взрослые люди, — сказал я. — И не какие-то там глупые девицы. Зачем вы повторяете глупости?

Покачал головой.

— Почему… глупости? — спросил Кир. — Мы с Артурчиком в прошлый вторник ездили к тому дому. И видели дырень, что осталась в стене после той аварии. Девчонки не соврали насчёт самолёта…

— Они вам не соврали об авиакатастрофе, — сказал я. — А в остальном… нафантазировали невесть что, и вешают вам лапшу на уши. Какие-то спасатели в форме ВДВ, что носят девиц на руках… Вам самим-то не смешно?

Артур улыбнулся.

Кирилл дёрнул плечом.

— Так это сделал не ты, Серёга? — спросил он.

Я развёл руками и ответил:

— Ну, пораскиньте же мозгами, парни. Ведь вы же взрослые умные люди. Мой поезд прибыл из Москвы на здешний вокзал в то самое утро. Теоретически, я приехал бы вовремя к тому дому на Лесной улице до авиакатастрофы. Мог и о запланированном таране дома узнать заранее, если бы тот лётчик сообщил мне о своих планах в письме или в открытке. Мог бы? Наверное, мог бы — теоретически.

Кивнул и усмехнулся.

— Но как бы я догадался о том, что Котова в тот день находилась дома? — спросил я. — И что её нужно спасать? Вы об этом подумали? Кто написал бы мне о таком в Москву или в военную часть? Разве только она сама. Другого варианта я не вижу. Но тогда выходит, что Котова сознательно дожидалась аварии? И ждала, что её от этой авиакатастрофы спасут? Вам самим-то такой поворот не кажется маразмом?

Прохоров и Кирилл переглянулись.

— Вот вы сами и ответили на этот вопрос, — сказал я.

Добавил:

— Послушайте мой совет, парни. На будущее. Не воспринимайте на веру всё, что говорят вам женщины. Иначе и оглянуться не успеете, как обзаведётесь комплексом вины и чувством собственной неполноценности. Поверьте, у комсомолок очень бурная фантазия. Иногда они и сами не понимают, что случилось в реальности, а что происходило лишь в их мечтах. А мечтать они любят.

До прихода родителей я просидел за учебниками — почти весь вторник посвятил изучению физики.

А в среду в мой двор снова вошла Лена Котова — на этот раз она явилась ко мне одна, без подруги.

Сегодня, четвёртого июля, я вспоминал закон Паскаля. Процесс воскрешения воспоминаний о некогда уже изученной теме давался мне нелегко. Организм сопротивлялся этому процессу, поскольку в своей работе я в прошлой жизни использовал иные законы. Мозг отчаянно возмущался, когда я совал в него бесполезную с его точки зрения информацию. Он не желал тратить энергию на вещи, никак не связанные с процессами самосохранения и размножения. Ведь я, в отличие от прочих наивных советских абитуриентов, не сомневался: девяносто процентов той информации, что получу в институте, мне в работе и в жизни никогда не пригодится. Поэтому я не обманывал себя «пользой» от получения тех или иных знаний. Но и не закрыл учебник.

Процесс усвоения знаний упростился, когда я убедил себя: зима всё же будет. Напомнил себе, что все эти законы и теоремы в итоге приведут меня в студенческое общежитие. Где девять месяцев в году есть горячее водоснабжение. Где холодная вода течёт из крана круглосуточно, а не только после того, как ты в вёдрах принесёшь её из уличной колонки и зальёшь в умывальник. И где зимой к туалету ходят по тёплому коридору, а не по тёмному заснеженному саду. Мысли о том, что «зима близко» превратили процесс изучения закона Паскаля в борьбу за выживание — сразу же ослабло сопротивление со стороны моего организма, не желавшего понапрасну тратить драгоценную энергию. Мозг теперь едва ли не с жадностью впитывал информацию.

Я перевернул очередную страницу учебника и услышал, как скрипнули ступени на крыльце, как томно застонали половицы в прихожей.

Шуршание книжных станиц заглушил женский голос:

— Сергей! Чернов! Ты в доме?

Я поднял голову, потёр глаза.

Пробормотал:

— Нет меня. Ушёл. И не вернусь.

Но моя рука уже отодвинула в сторону учебник физики, словно только и ждала повод проделать подобное действо.

— Проходи в дом! — крикнул я. — Обувь сними!