Конан двигался через зал серых статуй босиком, крадучись через пыльное убежище теней, как большой дикий кот. Тусклый свет скользил вдоль острого лезвия его палаша, который он сжимал в сокрушительно огромном кулаке. Он рыскал глазами из стороны в сторону, и грива у него на затылке поднималась дыбом. Это место смердело смертью. Тяжелый запах страха был настоян в затхлом воздухе.
Как он позволил старому Еношу заморочить себе голову настолько, чтобы ввязаться в эту дурацкую авантюру? Он не был ни спасителем, ни предназначенным роком освободителем, ни святым посланцем богов для избавления Ахлата от власти бессмертной демонессы. Единственной его целью была кровавая месть.
Но старый мудрый шейх говорил так много и складно, что своим красноречием убедил Конана взяться за выполнение этой рискованной миссии. Енош указал на два обстоятельства, которые убедили даже видавшего виды варвара. Первое заключалось в том, что, попав сюда, Конан уже был во власти черной магии и не смог бы покинуть этого места, пока богиня не была бы уничтожена. Второе относилось к предателю заморанцу, который был заточен в подземельях Черного Храма богини. Вскоре он должен был умереть, что, если не изменить хода событий, сулило им всем верную гибель.
Поэтому Конан пробрался сюда секретными подземными ходами, которые Енош указал ему. Он вовремя появился из скрытого прохода в стене этого огромного мрачного зала, так как Енош знал, когда Варданес должен был предстать перед богиней.
Как и заморанец, Конан отметил поразительный реализм серых статуй, но, в отличие от Варданеса, он знал ответ на эту загадку. Он старался не смотреть на ужасные выражения этих каменных лиц вокруг себя.
Он также слышал стоны, причитания и плач. Когда он продвинулся ближе к центру огромного зала, рыдающие голоса стали явственнее. Он увидел золотой трон и высохшее Нечто на нем и стал бесшумно подкрадываться к сверкающему креслу.
Пока он пробирался туда, одна из статуй вдруг заговорила с ним, он почти остолбенел от шока. Мурашки побежали по телу, и пот покатил градом со лба.
В этот момент он увидел источник криков, и его сердце замерло. Потому что все эти фигуры у трона не были еще мертвыми. Они окаменели до шеи, но головы еще жили. Полные страдания глаза двигались на искаженных гримасами отчаяния лицах, а сухие губы молили, чтобы он вонзил свой меч в их еще живой мозг и прекратил муку полусуществования.
Затем он внезапно услышал вопль и узнал хорошо знакомый голос Варданеса. Что если богиня убьет его врага до того, как он осуществит свою месть? Он рванулся вперед к трону.
Ужасное зрелище открылось его взгляду. Варданес стоял перед троном с выкатившимися глазами и конвульсивно дергающимися губами. Скрежещущий звук трения камня о камень достиг слуха Конана, он взглянул на ноги Варданеса. Там, где ступни заморанца касались пола, вверх от них медленно распространялась серая бледность. На глазах изумленного Конана теплая плоть выцветала. Серая волна достигла колен Варданеса. Пока Конан наблюдал это, уже и верхняя часть ног превратилась в пепельно-серый камень. Варданес пытался сделать шаг, но не мог. Его голос взвился до визга, когда его глаза уперлись в Конана с выражением беспредельного ужаса, как у животного, попавшего в западню.
То, что было на троне, стало издавать низкие каркающие звуки, все больше напоминающие резкий смех. Конан видел, как мертвая, усохшая плоть ее скелетообразных рук и морщинистая шея расправлялись и разглаживались. Бурая сухая кожа приобретала тона теплого живого тела. С каждым глотком живой энергии, которую кровожадная Горгона высасывала из тела Варданеса, ее собственное наполнялось жизнью.
— Кром и Митра! — выдохнул Конан.
Поглощенная каждым фибром своего существа полуокаменевшим заморанцем, Горгона не обращала внимания на Конана. Сейчас ее тело расправилось. Она расцвела, мягкие округлости боков и бедер разгладили саванообразное одеяние. Ее бюст наполнился, натянув тонкую ткань и придав ей черты женственности. Она вытянула упругие помолодевшие руки. Ее влажный алый рот открылся в новом взрыве смеха, но на этот раз это был музыкальный, чувственный смех привлекательной женщины.
Волна окаменения добралась до поясницы Варданеса. Конан не знал, сохранит ли она Варданеса на будущее полуживым подобно тем, кто стоял у трона, или выпьет до конца. Тот был молод и полон сил, его жизнь, должно быть, стала благотворным вливанием для восстановления богини-вампира.
Когда окаменение доползло до тяжело вздымающейся груди заморийца, он издал другой вопль — самый жуткий звук, срывавшийся с человеческих губ, когда-либо слышанный Конаном. Реакция Конана была инстинктивной. Как разъяренная пантера он выпрыгнул из своего укрытия за троном. Свет блеснул на лезвии его меча, когда он взмахнул им. Голова Варданеса свалилась с плеч и тяжело шлепнулась на мраморный пол. Содрогнувшееся от толчка тело опрокинулось. Оно ударилось о пол, и Конан увидел, как треснули и раскололись окаменевшие ноги. Осколки бывшей плоти рассыпались, но еще кровоточили.
Так умер Варданес-предатель. Даже Конан не мог бы сказать, нанес ли он удар из жажды мести или это был импульс милосердия, продиктованный желанием положить конец мучениям обреченной жертвы.
Конан повернулся к богине. Не осознавая последствий, инстинктивно он поднял глаза и встретил ее взгляд.