Первый десяток весело подвывающих степняков уже почти доскакал до края холма или просто какой-то заметной возвышенности, ибо на настоящий холм это земляное образование все же никак не тянет.
Когда я выпустил сгусток на минималках, целясь в небольшой камень перед мордами лошадей.
Сам я стою среди деревьев, аркан на меня не накинешь, но и стрелять по мне пока не стреляют, хотят в плен взять для начала веселья. Возвышенность довольно пологая, на нее можно заехать на лошади с небольшим риском попасть копытом в какую-то нору или между корней, но горячая кровь гонит каждого воина степи первым добраться до наглого человечишки.
Добраться и треснуть его по башке саблей плашмя, потом спрыгнуть и начать вязать руки, чувствуя себя крутым героем. Да, все так, но не в этом бою точно.
Секунда полета, сгусток пропадает в камне и снова негромкий разлет осколков пока на минимальное расстояние.
Так, все лошади побиты и валятся ничком, показывая свои животы, располосованные пролетевшими каменными осколками. Степняки тоже уже не бойцы, но четверо еще дергаются по инерции в направлении меня, теряя последнюю кровь на зеленой траве.
Да, в Черноземье и зимой растет трава, очень медленно, но все же растет. Только дальше, уже перед самыми предгорьями она пропадает, не перенеся морозные ночи.
На стоянке и мы спали около поддерживаемого Охотниками грамотно устроенного костра, да еще хорошо закутавшись в теплые плащи. Хорошо спали — это мы с охранниками, которым я сказал про грядущую возможность переночевать в холоде, а Охотники просто привыкли к такой жизни и легко укрываются простым плащом в любую погоду, положив полено или кусок мха под голову.
Чего-то я отвлекся на лишние сейчас воспоминания о проведенной ночи, с первым десятком степняков уже в общем покончено, ковыляющие в мою сторону раненые воины понемногу теряют боевой задор и перестают лезть наверх. Им до меня еще метров сорок карабкаться, а сил на такой подвиг явно нет в наличии, они неотвратимо уходят вместе с кровью из пробитых тел.
Но ведь есть еще второй десяток воинов, пока спешившийся и собравшийся около своих помирающих дозорных. Очень внимательно рассматривающие их раны и не понимающие, от чего у тех смерть наступила, если не видно никаких торчащих стрел или болтов. Заодно ждут, когда притащат на аркане странного мужика, зачем-то так нагло катающегося по уже их землям.
И, может быть, что имеющего какое-то отношение к гибели товарищей из дозора.
Вот этот десяток тут же подорвался к лошадям, вскочил в седла и нахлестывает их в мою сторону.
Как я и думал, что-то понять и сопоставить в произошедшем здесь рядовые степняки совсем не в состоянии, тем более, что они ничего и не видели. Мне тоже теперь полегче находить камни после первого разлета аннигиляции.
Двадцатиметровое поражение в каждую сторону вокруг очистило склон от кустов и листьев, посрубало молодые деревца, теперь мне более-менее видно еще пару булыжников, пусть и не очень больших по размеру.
Приходится долго метиться в один из них и переставлять мощность фузеи на среднее значение, чтобы зацепить разом всех врагов. Ведь они как-то рассредоточились и уже прежней густой толпой не лезут на склон, заходят на меня по всему имеющемуся для атаки фронту. Поэтому после выстрела и примерного понимания, что сгусток не пройдет мимо, я быстро прыгаю назад и добираюсь до лошади, где смотрю, как осколки режут ветки над нашими головами и взрывают землю на том месте, где стоял до этого я сам.
Интересно, такая низкая скорость полета заряда специально предусмотрена для спасения стрелка из фузеи?
От меня метров сорок до присмотренного булыжника, и я хорошо понимаю, что не стоит смотреть, как он взорвется, широко улыбаясь во все свои зубы, слишком красивые для этого мира.
Повышибает вместе с защитным куполом эти зубы на раз-два даже такому могучему колдуну, как ваш покорный слуга.
После этого я возвращаюсь и выглядываю на место гибели нового десятка, однако вижу там пару выживших степняков, ошеломленно рассматривающих внезапно изменившуюся картину мира вокруг. Все братья вдруг завалились вместе с лошадьми и почти совсем не подают признаков жизни. Один вообще сильно отстал от своих, на свое степное счастье задержался около мертвого патруля, поэтому уцелел даже вместе со своей лошадью, а второй успел соскочить с падающей животины на ходу.
Увидев, что я вернулся на верхушку возвышенности, степняк на лошади что-то крикнул своему собрату, показывая на меня рукой, тот рванул к нему, а не ко мне, слава богу. Добежал, смешно переваливаясь короткими кривыми ногами по земле, ловко заскочил на круп лошади, упершись ногой в колено всадника, и они тут же поскакали подальше от меня.
— Ну вот и славненько! — я вытер воображаемый пот со лба, приподняв гвардейский головной убор-подшлемник. — А ловки они с конями.
Милое дело в нем ходить по лесу и спать ночью, немного похож на нашу буденовку, защищает одинаково хорошо от веток и холода, и голова в нем дышит.
Если бы эти черти побежали на меня, пришлось бы их тупо убить импульсами из фузеи. Но раз они приняли на себя тяжкий груз оповещения своего командования о неведомой, очень опасной и сильно непонятной проблеме, появившейся в тылу орды, то пусть удирают побыстрее.
Я не надеюсь, что сейчас оповещенный командир этой воинской единицы в две с половиной сотни степняков вдруг прозреет и прикажет своим нукерам подождать, чтобы он мог спокойно посовещаться с высоким ордынским начальством.
Что, наверно, уже стоит начать нормально общаться с Магом, убившим пару десятков его воинов.
Если это случится, я прямо очень буду рад, но сильно сомневаюсь, что такой жертвой удастся обойти. Пока минимум те же две с половиной сотни тут окончательно не представятся, никто в орде лишний раз и не почешется из-за какого-то непонятного мужчины в тылу.
И это еще очень хороший вариант, как бы не пришлось тысячами жизней жертвовать, чтобы добиться необходимой мне встречи, как равным по своей силе вождям.
Они, именно как вожди, ведущие тысячи опасных, мотивированных и хорошо вооруженных воинов.
Я же, как очень сильный Маг, могущий безжалостно убивать сотнями и тысячами этих серьезных воинов, просто как муравьев давить ногами в разоренном муравейнике.
Вообще неудачное сравнение, муравьишек обижать нельзя, а вот захватчиков своей новой родины — очень даже положено бить и гнобить по максимуму. Пока до их туповатых голов не дойдет, что сила — она не только в метком луке и неприхотливой лошадке.
Трогаю Палантир, потрачено пока совсем немного маны, три-четыре процента на те не самые мощные сгустки аннигиляции. Но перекладываю его во второй мешок, где уже лежат почти до максимума заряженные Источники, чтобы они начали подзаряжать собой верхний Палантир. Там тоже приготовлено отверстие для приклада фузеи, но нормально целиться становится совсем трудно и неудобно. Расчет только на то, что стрелять мне придется по очень большим мишеням и есть возможность пристреляться без проблем.
Чем больше я буду его расстреливать и опустошать, тем быстрее пойдет его подзарядка от двух других шаров.
После этого осматриваю сильно изменившийся вокруг ландшафт, начиная от сильно расчищенной растительности на сотню метров, задерживая свой взгляд на все еще обильно текущих кровью телах лошадей и на их фоне совсем незаметные трупы людей.
Не все они еще трупы, есть и шевеления, и стоны с той стороны, только я никакого внимания на них не обращаю. Это хорошо, что по сплошному слою уже неживой и еще живой плоти никто не сможет меня атаковать строем на лошадях, осталось только с боков устроить такой же завал. А когда еще меня вскоре окружат полностью со всех сторон, придется уже защищать свой тыл.
Там есть очень подходящий большой булыжник, но расстояние до него от моей позиции не очень большое, всего метров сорок, тут я могу спрятаться снова только за склоном, но лошадь тогда точно не сберегу.
Однако, выбирать не приходится, да и что такое жизнь одной лошади на весах судьбы всего Черноземья.
Вообще ничего!
Однако, подумав пару минут, и понимая, что еще какое-то время для маневров у меня имеется, я споро закидываю винтовку и фузею в приготовленную для их перевозки солидную кобуру из мягкой кожи и уезжаю с послужившей мне службу возвышенности.
Это место все же совсем не подходит для отражения атаки со всех сторон, если я дождусь здесь прибытия нескольких сотен степняков. Их атаку я отражу, но достаточно правильного пропагандистского эффекта не получу, да и лошадь потеряю.
На нее нагружено довольно много всякого нужного мне добра, поэтому таскать его самостоятельно — не вариант для меня, особенно в том случае, если придется позиционно отступать.
Мне все же нужен настоящий холм с обрывистыми краями, чтобы я сильно могуче и невероятно зловеще возвышался над грудами тел, а не скромно стоял где-то за ними, не особо различимый на этом кровавом фоне. Я здесь оказался просто потому, что случилась у меня внезапная встреча с разъездом степняков, а вот сейчас появились возможность и свободное время, чтобы перебраться на более подходящее для устройства настоящего шоу место.
Вдоль дороги я ничего такого подходящего не помню, уезжать глубоко в нагорья нет никакого смысла, там все заросло лесом и подготовленное зрелище точно никто не сможет правильно рассмотреть.
Мне нужно именно поставленное по моим правилам и всем хорошо видное зрелище уничтожения всех, кто подвернулся под могучую мою длань.
Поэтому я немного углубляюсь в лес и качусь на лошади вдоль дороги, больше не желая ни бегать, ни суетиться.
Путь мой лежит к тому самому крутому берегу реки, где когда-то самым трагическим образом оборвалась моя молодая тогда жизнь.
Хватит уже бегать и прятаться, все степняки должны лично ознакомиться с моей невероятной мощью и затрепетать всеми своими неразвитыми сознаниями! Страх и ужас — вот что они должны ощущать при виде меня!
Поэтому я проезжаю с пяток километров по лесу, замечая кое-какую суету в стане кочевников. Небольшие отряды носятся по дороге, все скачут в сторону случившейся схватки. Именно из-за меня началась вся эта движуха или нет — я не знаю.
Да и наплевать, мне предстоит проехать пару километров через порядки степняков и занять козырную позицию на каменистом холме, возвышающемся над водой на двадцать метров. Но это не в самом его высоком месте, вершина холма лежит метров на сорок выше подступов к нему, еще там вся земля хорошо каменистая, не придется обязательно искать каменные глыбы, чтобы устроить большие прорехи в плотных рядах степняков.
Миновав не видимые мне из-за леса останки трактира Сохатого и строения заброшенной Сторожки, я теперь нахожусь, примерно конечно, прямо напротив обрыва, поэтому поворачиваю и выезжаю на дорогу.
Успеваю свободно проехать не так уж и мало, почти с километр, пока первый небольшой отряд степняков находит меня на какой-то поляне, заросшей невысокими кустами.
Эти воины похоже еще не знают, что ко мне категорически нельзя приближаться, поэтому так же, как и их предшественники, крайне жизнерадостно несутся всей толпой навстречу.
Резкий грохот винтовки разрывает тишину утра, лошади валятся вместе с всадниками, стрелы бьют теперь по куполу, но их прилетает немного. Больше уже не подъезжаю поближе и из фузеи не добиваю импульсами выживших степняков.
Ну, вообще отстреливаю только активно бегущих ко мне, после чего объезжаю завал из тел и быстро скачу к реке, отчетливо понимая, что теперь точно все, кому нужно, меня уже услышали.
Через пять минут я оказываюсь около холма, но вот незадача, как я и подозревал, там по-хозяйски расположились степняки и один из их основных вождей. Это судя по очень высокому бунчуку, метрах в пяти от земли показывающему силу и мощь своего хозяина.
Понятно, что такое удобное для наблюдения место не останется без своего захватчика, вот теперь придется очистить весь этот высокий берег от непрошенных гостей. Ибо ничего лучше здесь нет на двадцать километров каждую сторону.
Мне навстречу со своей стоянки спускается солидная толпа конных и пеших, перекрывает путь наверх, но стрелять пока не стреляют. Ждут команды и просто не понимают опасности от одинокого всадника, хотя перебитый отряд скакал именно отсюда. И раз я его проехал, и все так же спокойно направляюсь к вершине холма, значит какие-то серьезные козыри у меня имеются в загашнике.
Поэтому придется именно мне начать побоище, чтобы чужими смертью и кровью пробиться на нужное место. А этому Бею со своими людьми полечь на склонах холма, чтобы все остальные вожди степняков серьезно задумались о грозящей им участи. Оросить и просто залить своей и лошадиной кровью всю землю, ибо оружие мое не щадит ни старых воинов, ни малых, и даже к животным абсолютно равнодушно.
Тем более, что тогда спина у меня будет прикрыта рекой и обрывом, откуда точно никто не подберется.
Первый сгусток уходит под ноги именно самым первым воинам и делает широкую просеку метров на сорок в обе стороны и в глубь строя на столько же. Множество тел просто молча укладывается на землю.
Сразу же опасность слишком конкретного и опасного сближения отодвигается на какое-то время, но оставшиеся на ногах степняки идут и скачут так же непоколебимо, поэтому приходится пустить еще три импульса, один по центру строя и два по его флангам.
Еще предварительно подняв уровень сгустка до среднего значения, теперь каменистая почта разлетается на весь строй, оставляя стоять на ногах только самых крайних воинов.
Ну, тянуть с завершением избиения нет никакого смысла и к ним тоже отправлено по сгустку, правда, с полутора сотен метров они попадают совсем не так, как я метился, но широкая площадь поражения все равно делает свое черное дело.
И вот из примерно пяти сотен лучших воинов этого Бея в живых осталось всего пара десятков его личной охраны, которые преграждают мне путь к его шатру. Сам Бей уже выскочил наружу со своими приближенными и с довольно потрясенным видом рассматривает побоище, как я могу рассмотреть в бинокль.
Плотный такой и широкий могучий мужик грозит мне кулаками и вообще сильно ругается.
Я пускаю лошадь в объезд поля смерти, раскинувшегося примерно сто на двести метров и скачу по склону вверх.
— Все-таки очень хорошо, что они так преданы своему Бею и очень смелые воины. С такими легко воевать, никаких трусливых маневров назад и заходов сбоку, только вперед и только вместе!
Тех степняков, которые преграждали мне путь к вершине, я почти всех перебил, судя по редким стрелам, падающим на мой купол, но с краев этого возвышения над остальным берегом я вижу еще по примерно такому же отряду с каждой стороны. Эта орда, подчиняющаяся своему Бею на вершине, составляет примерно полторы тысячи человек.
Может, скорее, немного меньше, но мстить за своих они станут до последнего воина.
Поэтому придется всех перебить, и самого Бея с ближними воинами тоже.
— Так надо для дела, — успокаиваю я себя. — Для Астора и всего Черноземья, ведь только я имею силу остановить разрушительную энергию орды и направить ее по правильному маршруту.
Тем более — пока это откровенные враги Астора и военные преступники, а никак не мои будущие сообщники.
Они пришли захватить все земли, поголовно и беспощадно ограбить крестьян, перенасиловать всех баб и девок в деревнях вокруг города. Это случится неизбежно, поэтому я полностью в своем праве убивать столько степняков, сколько получится. И на сколько у меня хватит фантазии с маной в Палантирах.
Подскакав на сотню метров к вершине холма, я поднял винтовку и добил оставшийся магазин, подстрелив и Бея, и пару его охранников. Бросил его в мешок и достал новый. Оставшиеся в живых воины, осознав смерть вождя, дружно кинулись на меня, я же поменял винтовку на фузею и минимальным по мощности разрядом взорвал землю у них под ногами в полусотне метров от меня.
— Все, вершина холма зачищена, пора начинать готовиться в обороне, — говорю я сам себе.
Осталось в живых еще несколько степняков, в основном легко раненые, но с ними я закончу из пистолета вблизи. У меня еще имеется четыре снаряженных магазина к винтовке, сто двадцать патронов, однако это оружие лучше использовать издалека и по делу. А вот Беретту немного расстрелять не помешает, раз теперь желательно Палантиры поберечь.
Да еще сколько времени мне придется таскать тяжелые боеприпасы в своем мешке? Пора их немного потратить.
У меня есть план-минимум, это отбиваться до вечера, потом спуститься с холма на берег и с помощью лошади переправиться на другую сторону. Куда степняки еще не плывут, а только готовятся к этому делу.
Это в том случае, если Палантиры останутся еще более-менее заряжены, если степняки что-то поймут и не станут так остервенело кидаться на верную смерть. Но и на переговоры все же не явятся. Тогда можно их пока такой встречей озадачить и уехать могучим образом, раздвигая собравшиеся толпы врагов своим куполом прямо до воды.
Если же их придется разрядить, то мой путь лежит снова в Храм, ведь на своей личной мане даже Мага седьмой ступени очень много я не навоюю. Могу перебить маной сотню или полсотни степняков и потом окажусь пустой, а патроны к оружию тоже быстро закончатся. Только, кроме патронов, мне еще нужно постоянно держать купол, без него меня мгновенно утыкают стрелами, как подушечку для иголок.
Расстреляв троих степняков, лезущих ко мне с оружием в руках, я спрыгнул с лошади и завел ее в высокую юрту или шатер.
Спрячу ее пока здесь от взглядов и стрел, заодно проверю, нет ли там каких спрятавшихся слуг или девок для местного Бея.
Две девки нашлись, сильно помятые, но вполне симпатичные, в просвечивающих их прелести степных нижних рубашках. Они попрятались по краям шатра и выжидательно смотрят на мое лицо, явно мужественно благородное и показывающее, что к степи я отношения не имею.
— Откуда сами? Из Астрии?
— Из нее, господин. А где хозяева? — мягкими голосами отвечают сразу обе.
— Хозяева? Эти уже на том свете. Но скоро новые приедут, так что без хозяев не останетесь. Вот вам моя лошадь, присмотрите за ней. Покормите и воды дайте, когда остынет. Умеете?
— Умеем. А вы куда, господин?
— Там еще верные воины вашего покойного хозяина остались. Пора уже им в гости прийти, чтобы со мной познакомиться! — с этими словами я выхожу на белый свет из полутемного шатра, взвалив на плечо мешок для оружия.
Нет, две густые толпы еще только начинают вытягиваться в мою сторону и слева, и справа, я пока изучаю их в бинокль, потом обхожу шатер и рассматриваю реку, где можно спуститься самому, а где и с лошадью получится это сделать.
Потом валю древко бунчука, достаю из мешка нательную рубаху и привязываю ее за рукава под значками, которые безжалостно сдираю с древка.
Она, конечно, не белоснежно-белая, скорее просто серая, однако подать знак о готовности Великого Убийцы воинов степи к переговорам будет совсем не лишним. Пусть про это побыстрее узнают другие Беи, порадовавшись про себя, что их стало на одного меньше.
Есть у них между собой конкуренция серьезная, никак этого не может не быть. Так что кто-то из них только обрадуется такому исходу.
Палантир подпитывается от собратьев, потрачено уже процентов шестнадцать-восемнадцать заряда, но он показывает шестьдесят процентов, уже подпитался за эти пару часов на несколько единиц за счет внутривидового каннибализма.
Я разглядываю в бинокль поднимающиеся с двух сторон колонны всадников и примечаю ориентиры, на которых смогу использовать сгустки на максималке. Специальным ремнем подтягиваю мешок с Палантирами себе под подбородок, чтобы хоть как-то более-менее нормально целиться.
Чувствую, как наложницы сзади меня выглядывают наружу, отодвинув дверь из плотного войлока, и слышу их голоса:
— Господин, а мы не можем убежать прямо сейчас?
— Можете, если умеете хорошо плавать. Лучше под водой.
— Как, господин? Под водой плавать нельзя, ведь потом не вынырнуть!
Вот ведь какие дурешки, прямо жалко их будет обратно степнякам отдавать. Впрочем, если переговоры пройдут удачно, оставлю их себе как заслуженный приз. Это как раз воины степи хорошо поймут, все же мои личные трофеи.
Я оборачиваюсь к ним, уже оделись полностью, прикрыли свои хорошие формы какими-то нарядными халатами и усердно думают о спасении из плена. И сексуального рабства.
— Нет, тогда вам не убежать никуда. С трех сторон степняки, с четвертой река, довольно широкая и глубокая.
— А если с вами пойдем, господин? Вы нас возьмете? Мы все умеем! — и мило так смущаются, понимая, что предлагают так откровенно.
— А я пока никуда не ухожу. У меня тут дела. Чтобы прийти сюда, мне пришлось перебить кучу воинов и еще вашего Бея прихлопнуть. Так что я не тороплюсь. А вы лучше прячьтесь в шатре, скоро сюда полетят стрелы.
Правая колонна степняков уже приблизилась к моей отметке, пора снова начинать стрелять и заниматься массовым геноцидом.