— Мы в пути уже часов восемь, — усталым голосом сказал Сережа. — Борис Валентинович, вы говорили, что знаете, где можно переночевать. Настя уже ног не чувствует.
Наставник остановился, осмотрелся по сторонам и с видом знающего человека уверенно ответил:
— Скоро будет железнодорожный переезд со шлагбаумом. Вот на нем и свернем.
Отряд прошел еще минут пятнадцать. Переезд действительно существовал. Проселочная дорога, отсыпанная слоем гравия, пересекала рельсы.
— Нам направо, — скомандовал наставник и зачем-то показал направление рукой, что вызвало ухмылку на лице Сережи. — Тут недалеко.
Друзья прошли ещё немного. С двух сторон дороги был хвойный лес. Борис вдруг остановился, дождался девушку и весело объявил:
— Добро пожаловать!
Мужчина раздвинул густые колючие ветви и пропустил спутников вперед.
— Это что, кладбище? — не верил собственным глазам молодой смотритель. — Темно-то как.
Верхушки елей почти полностью закрывали собой небо.
— Верно, это старое деревенское кладбище, — подтвердил Борис Валентинович. — В округе несколько деревень, так вот все похороненные там когда-то жили.
— Не учуют деревенские? — озадачился парень.
— Деревни находятся в паре километров, не должны по идее заметить, — Борис прошел чуть дальше и движением руки позвал товарищей. — Самое главное — никто из живых сюда точно не сунется. Покойники ассоциируются с зомби и вызывают страх. Но мы-то знаем, что эти мертвые не зараженные и уже десятки лет как дуба дали. Вы ведь не боитесь?
Сережа громко чихнул, а девушка отрицательно покачала головой.
Ржавые ограды могил с облезшей краской, железные памятники, сваренные из листов железа, наклоненные кресты. Атмосфера покоя и умиротворения.
Сережа походил по кладбищу в поисках местечка поудобней и, найдя такое, позвал товарищей.
— Здесь, — сказал парень. — Две лавки и стол. Есть место даже под небольшой костерок, и с дороги не видать будет огня.
Наставник подошел к памятнику, на чьей могиле они решили расположиться, и прочитал вслух:
— Суслов Тимофей Игнатьевич (1884–1974).
Вынул кусок тряпки из бокового кармана рюкзака и протер табличку без фотографии.
— В девятнадцатом веке еще родился дедуля, представляешь, — Борис вынул маленький котелок, ложку и нож. — Мы тут, Тимофей Игнатьевич, похозяйничаем у тебя, если не против.
— А чего ему быть против-то? — засмеялся Сережа. — Скучно, поди, лежать-то в тишине. Царя видел, революцию и коммунистов видел, Великую Отечественную войну пережил уже в почтенном возрасте. Пара-тройка бродяг, прячущихся от зомби, ему точно не помешают. Как только могила-то уцелела.
— Это внуки, наверное, железный памятник поставили и ограду со столом, в деревне принято следить за могилами предков, — разъяснил наставник. — Разжигайте лучше костер и ставьте воду греться, я в полторашке с собой взял.
***
В каморку зашла Ю, и Маша показала ей записку.
— Ничего не поняла, — прошептала Ю.
— Та женщина оборонила у рукомойника, — ответила Мария. — Иди-ка ты, подружка, за близнецами, что-то тут неладное.
В зале ожидания раздался треск раскаленного масла. Маша вышла и сняла с печи сковороду. Вымыла мясо в воде и порезала на кусочки. Затем снова поставила сковороду греться и выложила в нее свинину.
Мясо запахло странно, не так, как обычно. Сначала вроде как говядиной, потом будто курица. Девушка перевернула и обжарила с другой стороны, дабы запечатать все соки внутри кусков.
— А куда рыжая тетенька пошла? — спросил вдруг Макс.
— В туалет, а что?
Сердце Маши заколотилось быстрей, девушка нащупала через одежду пистолет, засунутый в джинсы между животом и ремнем, на всякий пожарный случай.
— А скоро она придет? — паренек встал и направился с ножом в сторону новоиспечённой смотрительницы.
Маша чувствовала, что Макс приближается сзади, его голос звучал ближе, но не решалась обернуться.
— Такие вопросы девушкам не задают, — ответила Мария. — Тем более малознакомым. Закончит и вернется.
— Вы что, нас совсем за дураков держите?
Голос Макса был уже совсем рядом. Девушка выхватила заранее снятый с предохранителя пистолет и резко развернулась, направив оружие на юношу.
— Полегче, красавица, — поднял руки перед собой Макс. — Давай без глупостей, иначе...
Парнишка сделал шаг в сторону, и хозяйка станции увидела, как остальные дети окружили глухую женщину и приставили к ее горлу нож, старые ножницы, ржавый гвоздь и какую-то заточенную железяку.
— Опусти ствол и положи его на пол, — лицо Макса выражало некое удовольствие от происходящего.
Маша села на корточки, положила оружие на бетон и толкнула к парню.
— Теперь запри дверь, мы остаемся ночевать, — продолжил Макс, поднимая ствол.
— Не могу, ключ забрала Ю.
Мысли крутились в голове смотрительницы, из множества вариантов развития событий Маша пыталась выбрать один.
— Сейчас придет, у нее живот болит с утра, вот и бегает без конца.
Парнишка отошел к столу и приставил ствол к голове глухой женщины. Детки вернулись на свои места и с любопытством смотрели на Марию.
— Мясо подгорит, — Маша развернулась и сняла сковороду с печи.
Девушка стояла и думала:
— «А что, собственно, происходит? Зачем я отдала пистолет и почему мне не наплевать на незнакомую женщину? Надо было выгнать их взашей. Выстрелить в потолок, напугать или просто сбежать. Может, сбежать сейчас? Дверь открыта... А там братья и Ю. Что-нибудь придумаем, сообразим. Нет. Я смотритель... Не швейцар в отеле, чья обязанность открывать и закрывать дверь, а смотритель убежища. Люди, все эти бродяги пришли сюда, чтобы чувствовать себя в безопасности. Я должна остаться и защитить их. А что, собственно, происходит?» — Маша вернулась к тому же вопросу, с которого начала. — «Что не так с детьми? От чего глухая женщина просила ее защитить? Непонятно...»
Мысли хозяйки станции прервал громкий шлепок. Макс упал на пол без сознания, на голове юноши прямо на глазах появилась большая шишка, почти с кулак.
Над ним стоял большой и толстый бродяга с черными взъерошенными волосами, двухнедельной щетиной и, как ни странно, большими и голубыми глазами. Пузо его вываливалось из-под прожженной старой майки.
— Будешь знать, как безобразничать, — проговорил здоровяк. — А ну, кого еще воспитать? — мужик попытался сделать страшную рожу, чтобы напугать, но добрые, преданные, как у собаки, глаза выдавали его.
Дети спрыгнули с лавок и попрятались под столом. Маша, опомнившись, подскочила и подняла выроненный ПМ.
Дверь открылась, и в зал ожидания вбежали с автоматами в руках Сашка и Пашка.
***
Вечер того же дня.
Во главе стола сидел Василий и с большим аппетитом трескал тушенку прямо из банки. Так звали нашего героя.
— Вася, может, чайку горячего? — спросила Мария.
— Можно, а лучше что-нибудь покрепче, — улыбнулся здоровяк.
— Думаю, я смогу что-то придумать, — призадумалась Маша, вспомнив, что в рюкзаке покойного Федора была бутылочка спирта. — Для хорошего человека ничего не жалко.
В углу зала на полу сидел пришедший в себя Макс. Ребята связали ему руки куском тряпки для надежности. Остальных детей отвели в маленькую комнату, бывшую кассу, и подперли дверь шваброй.
— Ни на какой ферме они не работали, — проговорила вдруг глухая женщина, оказавшаяся вовсе не глухой. — Убивали одиноких, уставших путников и ели их мясо.
— Что? — у Маши закружилась голова от таких новостей. — Я что, жарила человечину?
Ю, услышав эти слова, вскочила и, не успев открыть замок входной двери, вывалила содержимое своего желудка у порога.
— Да, — продолжила женщина. — Они и зомбятину пробовали, пытались и мне скормить.
— Постой, — перебила Маша. — А ты-то им зачем нужна?
— А вы разве еще не поняли? — печально произнесла женщина. — Я их еда, на будущее, а чтобы мясо не портилось, они меня не убивали. Это тот, самый взрослый, придумал. Сказал, вместо холодильника берем с собой.
— Что, мля... Тут происходит? — выругался Сашка под впечатлением от услышанного.
В углу раздался скрежет зубов, хрип и противное рычание. Макс, обратившись в зомби, перегрыз прелую ткань и, скаля зубы, побежал в сторону стола.