Чернее, чем тени. Ринордийский цикл. Книга 2

5.

В надвигавшейся темноте улицы выглядели совсем по-другому. Они теряли чёткость и направление, превращались в замысловатые загогулины и спирали.

Феликс, впрочем, шёл вполне уверенно – видимо, не раз проходил здесь и знал дорогу назубок, так что Лаванда следовала за ним чуть позади почти без опасений. Не останавливаясь, чтоб не отстать и не потеряться, она тем не менее крутила головой то направо, то налево. Всё ей казалось странным здесь, всё было внове.

Дома по краям улицы нависали громадинами – застывшие, безмолвные. Только их чёрные окна, казалось, равнодушно наблюдали за всеми, кто проходил мимо, следили, считывали.

– Кажется, как будто у домов есть глаза, – поделилась она представившимся ей вдруг так ярко, что можно было почти поверить.

– Мм?

– Нет… ничего.

Конечно, не стоило ему этого говорить: Феликс всё равно не увидел бы, это не подлежало сомнению. Люди вроде него всегда видят всё по сторонам, но никогда – в глубине.

И снова они шли в молчании. Лаванда гадала, действительно ли так и Феликс просто не замечает, или это ей чудится то, чего нет. Эти дома…

Они казались гораздо старше, чем им полагалось быть. Может быть, старше самого времени. Будто они стояли здесь вечно, глядя на проходивших, всё запоминая, храня всё бывшее на дне своих чёрных глаз и не вмешиваясь, никогда не вмешиваясь, только стоя неизменными гигантами.

Улица петляла между ними, как лабиринт. Возможно, сейчас, свернув в полутьме не туда, по ней можно случайно выйти в совсем другую эпоху, другие года… Хотя не всё ли равно в потёмках. Века, наслаивающиеся друг на друга, почти не отличаются один от другого, пятый от четвёртого, первый от последнего. У них на всех – одна дорога сквозь лабиринт.

Нет, Феликс просто не замечал – как обычный человек из плоти и крови, человек этого и только этого мира. Хотя вот шорохи – вполне здешние, всамделишные – наверняка должен был слышать. То тут, то там между домами проносилось движение: кто-то невидный перебегал, прятался, шуршал мусором и сухими листьями, что перезимовали под снегом.

– А кто это там? – снова спросила Лаванда.

– Где? – насторожился Феликс.

– Шуршат.

– А… Так крысы же.

– Крысы? – удивилась она. – Я не знала, что они бывают в больших городах.

– Как раз в больших городах больше всего крыс, – злобная усмешка чуть заметно скользнула по его губам. – Включая тех, что на самом верху.

Лаванда не поняла, о чём он, но что-то подсказало, что не стоит сейчас это уточнять.

Чем ближе к окраинам, тем более ветхими и заброшенными казались постройки. Стены их обветрились и торчали неуютно. Асфальт уже редко лежал ровно, а то дыбился горбом, то вдруг ухал из-под ног без предупреждения. Кусты и подстриженные деревца исчезли. Вместо красивых фонарей в небо вздымались столбы с лампами на вершинах. Половина из них не работала.

– Но в одиночку ты тут по ночам лучше не ходи, – предупредил Феликс.

– А с тобой можно?

– Со мной можно.

Лаванда сильно сомневалась в этом, но переубеждать его не стала.

Вдруг острое ощущение чьего-то присутствия, чьего-то невидимого взгляда остановило её. Она быстро огляделась. Нет, ничего особого не видно, могло и показаться… Но Лаванда готова была поклясться, что здесь, на улице, есть кто-то третий.

В поисках неведомого соглядатая она пристальнее осмотрелась по сторонам. Как будто никого… Хотя нет: вон там, сбоку от дороги, в воздухе повисла какая-то огромная тень.

Лаванда остановилась, вглядываясь в неё, пытаясь разобраться и понять.

– Эй, ты чего там? – подал голос Феликс. – Не отставай.

– Что это? – она не отрывала взгляда от тени.

Феликс вернулся назад к ней.

– Где, это? Это памятник, ничего особенного.

– Памятник? – удивилась Лаванда. – Кому?

– Этому… Ну, как его, – Феликс взмахнул рукой, словно это помогло бы ему вспомнить. – Который правил в «чёрное время»… Ну, ты меня поняла.

– А… – она кивнула. – Я думала, их все посносили.

– В основном снесли, конечно, – подтвердил Феликс. – Тем, кто помельче, вообще снесли полностью – Шмульнову, Миловицкому, Эрлину и прочим сволочам… А его памятников, наверно, было слишком много. Так что кое-где ещё остались, особенно на окраинах.

Феликс замолчал на момент, вгляделся в каменный силуэт. Затем негромко, но ядовито рассмеялся:

– Этот, наверно, оказался слишком большой. Всем влом с ним возиться. Пойдём? – он отвернулся и зашагал по дороге.

Лаванда ещё раз пристально всмотрелась в тень. Значит, всего лишь памятник…

Но нет, ей всё же не показалось. Она не знала, откуда ей известно, но была уверена. Оттуда, из тени, за ними наблюдали чьи-то глаза.

Лаванда медленно покачала головой:

– Там кто-то есть ещё. Кто-то кроме памятника.

– Это глюки. Пошли.

Наверху, укрывшись от случайного взгляда за огромной каменной ногой, стояла Софи Нонине.

Поплотнее запахнув плащ из крысиных шкурок, – на высоте холодно – с внимательной неприязнью всматривалась она в двух прохожих, что двигались внизу.

Парень – Феликс Шержве́дичев – был прояснён вдоль и поперёк и никакой актуальной угрозы не нёс, а кроме того, он, хоть и не догадывался об этом, был под полным контролем.

А вот девчонка…

Её Софи не знала, и это настораживало. Лет пятнадцати или шестнадцати, лицо неприятно детское, концы светлых волос нелепо болтаются чуть ниже ушей, синтепоновая куртейка, слишком лёгкая для погоды… Кто такая, откуда? Надо бы проверить архивы.

Да, надо бы, – кивнула она.

Что-то в незнакомке тревожило Софи.

Очень тревожило.